Мирра Лукенглас |
2004-09-09 |
350 |
5.00 |
70 |
|
|
|
Я ищу совершенную тему для новых стихов
В городских переулках, булыжных, кривых, забулдыжных.
По асфальту скольжу, как ничем не смущаемый лыжник -
Ни отсутствием снега, ни смехом каких-то лохов.
Над моей головой шелестит золотая фольга,
Кувыркается день белым турманом в солнечных бликах.
Так упрямо цепляется стеблем за столб повилика,
Что не верится даже в морозы, метели, снега…
Воробьиный джем-сейшен в еще непроглядных кустах,
И цветёт чистотел, полон едким оранжевым соком.
Всполошились грачи - в небе коршун парит одиноко.
Он грачам не судьба, но как хищник внушает им страх…
Бестолковятся дети у ржавых изогнутых труб,
Кот орёт на балконе, оторван от внешнего мира,
Где-то жарят картошку, из «ауди» стонет Земфира,
И пузатый щенок треплет крысы подержанный труп.
Красотища, короче… Но день удивительно свеж,
Терпкий запах листвы, догорающей в мусорной куче,
Слаще крепких сигар и парфюма арабского круче,
Да и воздух осенний сгущённый хоть ложкою ешь!
А вода под мостом мне покажется жидким стеклом.
Замедляется жизнь, чтобы выжить в подлёдной эпохе.
Серый голубь, взлетая, листву разметает крылом,
И почти совершенная тема приходит на вдохе.
|
|
Dymasty |
2001-02-02 |
236 |
4.54 |
52 |
|
|
|
Март перечеркнутый серым и синим -
воображенье безумного Босха.
Морось и солнце. Шизофрения
на тоненьких лапках крадется по мозгу.
Бах и Вивальди - два демона звука
выжали душу в аккордной купели.
Смех и печаль. И не слышится стука
в открытые двери... в закрытые двери.
Время безвременья мартовским зайцем
лихо отплясывает тарантеллу.
Ветер с Залива. И скрюченным пальцем
бьется прибой об гранитную стену.
Смерть и бессмертье. Восторг и унынье.
В воздухе призрачно пахнет весною.
Март на исходе. И шизофрения
на тоненьких лапках крадется за мною. |
|
Мирра Лукенглас |
2004-03-18 |
229 |
4.98 |
46 |
|
[MAT] И тем из нас, кто слышал этот зов |
|
|
|
|
|
И тем из нас, кто слышал этот зов, не знать покоя и не помнить снов, не верить в предначертанность судьбы, не разбивать в земных поклонах лбы. Нам не искать и находить не нам, про все на свете знать, что где-то там, вне наших глаз, вне наших снов и лет, еще он существует, этот свет... И каждый день хотя бы два часа молчать и слышать чьи-то голоса, и повторять беззвучные слова, не веря в то, что до сих пор жива
значений их святая простота, и дай мне Бог не осквернить листа услышанным за этот краткий срок, вернее, тем, что я понять не смог, ведь мысли изреченной суждено стать ложью и отправиться на дно рассудка, и однажды в странном сне вернуться вновь бессмыслицей ко мне. Бессмыслицей, которой нет важней, ведь главное, как раз, таится в ней: крик бабочки и смерти тихий зов, и это смысл тех самых двух часов, заполненных молчаньем до краев, но в нем, как водопада грозный рев, звучит тот голос, что, услышав раз, не сможет позабыть никто из нас. И если я проснусь когда-нибудь, и если я сумею повернуть cудьбы своей упрямой колесо, пусть сон уйдет водой в сухой песок, туманом растечется по траве, и растворится дымом в синеве.
...На черных крыльях бабочки ночной рисунок, нарисованный не мной. Но в безупречных линиях его я вижу смерти злое естество. Я слышу голос из забытых снов: огонь, иди со мной. И я готов скользить по тонким линиям судьбы, держась за нити черной ворожбы. Стальной струной под пальцами ветров звучит рассудку неподвластный зов. И я огонь, я свет и серебро, я вижу ночь, я ставлю на ребро вопросы, но не стану их решать. Решит их тот, кто не дает мне спать. Кто открывает по ночам окно, кто ждет меня, когда вокруг темно. И бабочку, как телеграмму, шлет... С каких цветов ты начала полет? Их лепестки из темного огня: на крыльях копоть, ну, коснись меня! Я не свеча, а просто яркий свет,
и, может быть, меня и вовсе нет. Я сам себе приснился в эту ночь, я сам себя гоню из ночи прочь. Не лезь в мой сон, я сам его творю, я все слова как надо говорю. И голос, что пришел издалека, придуман мной, и вот моя рука… Я пальцы разжимаю, не боясь увидеть незнакомых линий вязь. Как лотос, распускается ладонь. Она чиста... Огонь. Опять огонь... Эй, ветер, хлопья пепла подхвати. И два крыла. О, бабочка, прости...
Письмо сгорело, как мне дать ответ? Нет адреса и почтальона нет... А я огонь, я серебро и свет, я знаю, что меня на свете нет.
...И тем из вас, кто слышал этот зов, не знать покоя и не помнить снов.
Но сны чужие помнят обо мне, и я живу на темной стороне, за амальгамой всех чужих зеркал, но я напрасно здесь себя искал. Меж отражений тени нет моей, и отраженья нет среди теней. Я только сон, прошедший стороной, и по следам огонь идет за мной. Но лишь во сне я говорю с людьми... Я голос ночи: FIRE WALK WITH ME
|
|
Мирра Лукенглас |
2004-04-13 |
225 |
5.00 |
45 |
|
|
|
Пара воронов в небе танцует любовные танцы,
Одуряюще пахнет сырым прошлогодним листом.
Гаснет в соснах закат, товарняк приближается к станции,
Собирает коров невменяемый дядя с кнутом.
Мы сидим, привалившись бессильно к корявой осине,
Уморились смеяться, но смех нам пока ещё друг…
Фантастический лес - и зеленый, и красный, и синий
Нас запутал, заплёл, заманил в свой разомкнутый круг.
Где-то есть тот разрыв – и возможность обратно вернуться,
Вялой мухой забиться в сетях повседневных забот…
Наши нити скрутило в канат - до небес дотянуться
И закинуть там якорь трезубый, авось повезёт!
Нам досталась нелёгкая участь – быть центром циклона,
Наблюдать, затаившись, как круто колбасит весь мир…
Быть басовой струной, обертоном Атонова тона,
Ветром, крышу срывающим тиру пристрелянных лир.
Нам досталось всё то, что себе мы придумали сами.
Мы достали весь мир – и теперь он от нас не уйдёт.
Нам завещано небо со всеми его чудесами –
Нам обещан разбег и почти невозможный полёт.
Замыкай этот круг, чтоб его не закрыли снаружи.
Оставайся со мной - обещаю, что будет смешно.
Пара воронов в небе над нами приветливо кружит.
Небо – шире себя и границ до конца лишено. |
|
Мирра Лукенглас |
2004-03-16 |
219 |
4.98 |
44 |
|
Делирические психотворения |
|
|
|
|
|
памяти моей любви, ушедшей, но не исчезнувшей
«Пока жива, с тобой я буду —
Душа и кровь нераздвоимы —
Пока жива, с тобой я буду —
Любовь и смерть всегда вдвоём»
© Александр Кочетков, «Баллада о прокуренном вагоне»
1.
Срам засею планом прущим,
Храм построю на крови
Десять тысяч лет живущим
В ожидании любви.
2.
Каждый день, от тебя возвращаясь, я вижу луну,
И она всё полней, и звезда в чистом небе над ней
Говорит мне о том, что сегодня я вряд ли усну
До последних огней.
И когда отработают время любви фонари
И уснут даже те, кому завтра не надо вставать,
Я вернусь в твои сны, обязательно — лишь позови.
А с рассветом уйду, чтобы днём возвратиться опять.
3.
Мигает жёлтый огонёк ночного светофора.
Разгадан вдоль и поперёк кроссворд ночного спора.
И каждый знак, что в свой квадрат был вписан этой ночью
Читай вперёд, читай назад — приводит к многоточью.
Горизонталь и вертикаль, падения и взлёты,
Январь-апрель, апрель-февраль — итог ночной работы.
И так легко с ума сойти в тревоге светофорной —
Перекликаются пути в дыре ли, в клетке чёрной.
И никакой надежды нет, что будет с чем сверять ответ.
4.
Однажды, милый, ты меня отправил на костёр…
А ведь тебя любила я, как миллион сестёр...
И колдовала, как могла, раз ты меня просил.
Такой уж дурочкой была… Но мне хватало сил.
Пусть не несла меня метла в Вальпургиеву ночь,
Но нечисть разную гнала она из дома прочь.
Все заклинания мои, все тайные слова
Лишь о любви, твоей любви, что теплилась едва...
Я слишком поздно поняла, что мне не превозмочь
Заклятий тех, что на тебя накладывала ночь.
Она ревнива и сильна, ты весь в её руках.
Она допьет тебя до дна, а мне оставит страх.
И с ним сижу я в темноте, и с ним шепчу слова,
Но заклинания не те — ни капли волшебства.
Любовь страшнее ворожбы, но страх — любви сильней,
И мне не скрыться от судьбы в кругу семи огней...
Мне остаётся только ждать ночного стука в дверь.
Ни улететь, ни убежать, ни уползти теперь.
Себя прочнейшей из сетей опутала сама.
Сумей сойти со всех путей и не сойти с ума...
И дверь открылась в час ночной, и враг стоял в дверях,
Я знала, что пришли за мной, но где вчерашний страх?
И я могла бы стать совой и выскользнуть в окно,
Но ветер палою листвой шуршит уже давно,
А осень шепчет мне о том, что весел путь огня,
И пепелищем станет дом, в котором нет меня,
Золой развеяна любовь над бездною потерь
И в венах выпарилась кровь... Куда же мне теперь?
Я лёгким дымом обниму ночную тишину…
Ты не расскажешь никому, как я в огне тону,
Как я захлёстываюсь сном и ветром в стёкла бьюсь,
И о тебе, тебе одном и плачу, и смеюсь.
Огня боишься, как меня, и, сидя в темноте,
Уже не видишь света дня, уже не помнишь тень,
Темным-темным твои глаза, темна твоя вода,
Моя живая бирюза исчезла навсегда...
Закрой окно хоть сотней штор, забей его доской,
Тебя найдёт мой светлый взор, нарушив твой покой.
Белы от выгоревших слёз, обуглены зрачки...
Ну что ты воешь, словно пёс, хлебнув моей тоски?
Не бойся, я тебе не враг, и мне не привыкать
Струною быть в твоих руках, в твоём костре сгорать.
И как любить и умирать десятки тысяч лет,
Проста задача, если знать заранее ответ.
А мне уже известен он. Когда наступит срок,
Я разбужу твой давний сон кнутом из этих строк,
Сплетённым мной из языков безумного огня,
Из искр и пепла всех костров, сжигающих меня.
Чтоб ночь пылающая плеть на части рассекла,
Невероятных трещин сеть покрыла гладь стекла,
Чтоб светом вспыхнул потолок, и пол пророс травой,
Чтоб Запад встретил свой Восток, а я была живой...
Зелёной плеткой по глазам хлестнёт тебя мой взгляд,
Но ты поймёшь, наверно, сам, что нет пути назад.
Когда уходишь налегке, не оставляй следы:
Твой сон остался на песке у стынущей воды.
И как дорога ни кружи, ко мне ведёт она,
Ведь нам с тобой отныне жить в плену другого сна.
Он сам пришёл, возьми его в ночной тревожный час.
Мы в нём вдвоём, и ничего на свете нет без нас...
Волшебный лес, неяркий свет, и нежность, и печаль...
И ничего иного нет, и ничего не жаль.
В моей руке твоя рука, твоя тоска во мне,
И так отчаянно легка прогулка по луне.
А утром — тихая река, туман и тишина.
И так отчаянно легка любовь на грани сна...
5.
Я ветром врываюсь в твой мёртвый сезон,
Дождём проливаюсь в засушенный сон,
Ищи не меня среди птиц и людей,
Я вместе с тобой, это значит — нигде.
Ты ветер арканом поймал на лету,
Напился дождя — привкус крови во рту.
И птица кружит с перебитым крылом,
И лица чужих за накрытым столом.
Но здесь меня нет. И не будет уже.
Спроси у бурьяна на спорной меже,
У диких гусей, у трухлявого пня —
Они потеряли из виду меня.
Я спящей царевной лежать не могла
В хрустальном гробу, где вокруг зеркала,
Мой друг и жених, ты бродил среди них,
Ища отражение губ неживых.
Не смей целовать зазеркальную плоть!
Прозрачную суть не сумев расколоть,
Ты бьешь зеркала, только в них меня нет —
В хрустальном гробу скалит зубы скелет.
А семь мертвецов, охранявших меня
От первого сна до последнего дня,
Оставив мечи и доспехи в углу,
Волками влились в предрассветную мглу.
Тебе бы за ними, но ты не из них,
Мой ласковый друг, мой неловкий жених,
Ты ищешь меня, но твой путь не во тьму,
А к свету — ты всё ещё служишь ему...
Моя же дорога в ночи пролегла,
Здесь света не надо, не нужно тепла,
Да ты и не мог мне их дать никогда,
Ты свет и огонь — я из мрака и льда.
Когда ты сильнее, то плавится лёд
И паром уходит в ночной небосвод.
Бывает порой и такая беда —
Твой слабый огонь заливает вода.
Но нам всё равно друг без друга никак —
Я к свету тянусь, ты стремишься во мрак.
И там, на границе, из льда и огня
Мы выплавим мир для тебя и меня.
6.
Говорила тебе:
Не играйся с огнём,
Против ветра не ссы,
И не лезь, где убьёт.
Если смотришь во тьму,
Не смотри туда днём,
Засосёт.
Но напрасны слова —
Ты устроил пожар,
Электричеством сам
Бил себя, как бичом.
Против ветра поссав,
В темноту убежал...
Я причём?
А любовь мне твоя
Тяжелее свинца,
Холодна, словно лёд,
Да колюча, как ёж.
Если вместе с тобою
Идти до конца,
То дойдёшь...
Я водой разольюсь
И огонь погашу,
Оборву провода,
Чтобы кончился ток.
Дуть лишь в спину всегда.
Ветер я попрошу…
Будет толк?
Ты глядишь в пустоту —
Я стою за спиной.
И кричу, и зову
Из вчерашнего дня.
Но меня придавило
Упавшей стеной
Вот хуйня!
Ты не видишь — я бьюсь,
Словно рыба в говне,
За тобой не скольжу,
Серой кошкой во тьму.
Ничего не скажу
В неразбуженном сне
Никому.
7.
Лишь слова остаются на память
От того, что горело и жгло.
Отпылало веселое пламя,
В небо копотью с дымом ушло.
Отвратительным запахом гари
Пропитался накопленный хлам.
А слова, эти скользкие твари,
Расползлись по укромным углам.
То шипят, то рычат, угрожая —
Мне язык их почти незнаком.
Да и я в этом доме чужая,
Да и дом этот больше не дом...
Здесь безумие празднует скуку,
Страх танцует на наших плечах,
Дни нелепы, и сны только в руку —
О таких же нелепых ночах...
Не земля и не солнце, но всё же
Тень луны между нами легла.
Чьи-то чёрные жуткие рожи
Отражают опять зеркала.
Это мы, меж зимою и летом,
Оглушённые криком своим,
Перед самым последним ответом,
Ожидая вопроса, стоим.
И вопрос не замедлил явиться
Над плеснувшей в тумане рекой —
Достоевский, собака, глумится:
«Как дошли вы до жизни такой?»
8.
Что ж, довериться этим рукам?
Если стоит вообще — доверяться...
Пусть небрежные пальцы их снятся
Отлучённым от ласки щекам.
В уголке еще спящего рта
Отзвук пульса иного услышать
И почувствовать кожей, как дышит
У плеча моего пустота...
Сны не сны, и мечты и не мечты,
Снам не стоит сбываться, поверьте,
У последней желанной черты
В ненадёжном предчувствии смерти.
9.
Мы с тобой горький мёд и цунами,
Мы с тобой перламутр и пырей,
Мы с тобой чёрно-белое знамя
Буканьеров Карибских морей.
Мы с тобой, точно ртуть и алоэ,
Мы с тобой, словно мумий и тролль,
Мы нежнее, чем Дафнис и Хлоя,
И грубее, чем шут и король.
Мы с тобой шестигранник и призма,
Две морские звезды на песке,
Два весёлых живых организма
У безжалостной смерти в руке.
Мы всему и конец и начало,
Ж и М, инь и ян, свет и тьма,
Чей-то сон, не нашедший причала,
Явь, сошедшая с нами с ума.
Белой сажи и чёрного мела
Кисло-сладкий настой на крови,
Два навечно обнявшихся тела,
Две тоски по бессмертной любви.
|
|
Мирра Лукенглас |
2004-11-25 |
205 |
5.00 |
41 |
|
[MAT] БУКЕТ НЕПРАВИЛЬНЫХ СОНЕТОВ |
|
|
|
|
|
типа икебана-гербарий, собранная в декабре 1991 года по прихоти или неразумению автора из самых разнообразных образов и слов в психбольнице - от тогдашней как бы несчастной любви, от нечего делать и под массированным воздействием различных психотропных препаратов. Посвящалось одному человекоглюку, но как потом частично выяснилось, некоторая доля стихов, тогда показавшихся невнятными и безотносительными, неожиданно и реалистично отразила несколько позже встретившегося на жизненном пути автора другого человекоглюка, который так, между прочим, и существует в этих двух составляющих как бы единое целое состояниях слитно или раздельно, единовременно и попеременно, а то и так и этак… А я кто рядом с ним и для него – теперь уже не знаю, да это и неважно. Глюки тоже вполне жизнеспособны. Один даже прославился как композитор…
1.
Бессоницей продавленный висок -
Дверь в глубину, где нет ни дна, ни стока,
Где часто боль внезапная жестока
И ей доступен собственный порог.
И, как отличник – завтрашний урок,
Как мусульманин – заповедь пророка,
Я помню боль, но только мало прока
В том знании, когда приходит срок.
Так молча через узкие бойницы
Из осаждённой крепости глядят,
Так я смотрю… И сердцу трудно биться.
В крови какой-то выдохшийся яд…
И ничего увидеть не хотят
Тоской опустошённые глазницы.
2.
Тоской опустошённые глазницы
У дома, обречённого на снос.
От неуместно запоздалых слез
И занавески слиплись, и ресницы.
Предчувствием карающей десницы
Наполнен двор, и даже старый пес,
Который столько стрессов перенёс,
Что хватит на четыре психбольницы.
Да что я? Люд шумит и суетится,
Готовясь к переезду в новый дом
- Как будто из провинции в столицу!
Но, впрочем, я не думаю о том
На лавочке с собакой и котом.
…Я пить хочу, но не хочу напиться.
3.
Я пить хочу, но не хочу напиться…
Есть кайф, не пожелаешь и врагу -
Ты рядом спишь, я сон твой стерегу,
Сижу-молчу нахохлившейся птицей.
Сижу-молчу, боясь пошевелиться…
А знаешь, я, наверное, смогу
Не задыхаться, словно на бегу,
И трубке телефонной не молиться.
Самой бы мне вздремнуть хотя б часок…
- Алмаз, не отличаемый от страза,
Серебряные ложки и чеснок…
О чём ты спишь? Взглянуть хоть краем глаза
И обмереть от жути и экстаза,
В себя стекая, как вода в песок…
4.
В себя стекая, как вода в песок,
Иду ко дну и мучаюсь от жажды.
Надежды утолить её однажды
Ты дать мне, к сожалению, не мог.
А мне и нужен был один глоток –
Из рук твоих нельзя напиться дважды.
И мёд, и горький перец в капле каждой -
Всему начало и всему итог.
К стеклу прилип осиновый листок –
Причина не вина, но знаешь, всё же
Ты так же милосерден, как жесток…
И вновь покой, ненужный мне, тревожит
Твой резкий взгляд, отточенный до дрожи –
И лезвие ножа, и кровосток.
5.
И лезвие ножа, и кровосток
От клюквенного сока оттираю.
Я слишком уж бездарно умираю,
Чтоб вызывать у публики восторг.
На сцене смерть прекрасна – видит Бог!
Эффектно и легко - ходить по краю.
Я в эти игры больше не играю,
Но все солёней и темнее сок…
И занавес спадает багряницей,
И взглядами растащен на клочки..
Спешите сценой казни вдохновиться!
Спектакль окончен - редкие хлопки,
Гвоздь из распухшей вытащен руки…
…И кровь – солоноватая водица.
6.
И кровь – солоноватая водица -
Одним путём течёт из года в год,
То стынет, то огнём под кожей жжёт,
Причудам сердца потакать стремится.
До выбора журавль или синица,
Скорей всего, и дело не дойдёт –
Свободный путь, стремительный полёт
Мне иногда уже не просто снится…
И, может быть, пора угомониться,
И лучше не смотреть поверх голов…
Я не пьяна, но всё во мне двоится.
Действительность уходит в сферу снов…
Сама себе – журавль и птицелов,
Сама себе – читатель и страница.
7.
Сама себе читатель и страница,
Написанная собственной рукой –
Всё наизусть. Но что там за строкой
Мерещится, топорщится, таится?
Меж мной и зазеркальем нет границы,
И где-то меж любовью и тоской
Зрачок змеи приносит тот покой,
В котором мне, как мумии, храниться…
Но вспыхнет светом белый потолок
В том совершенно чокнутом июле,
Где через каждый день пропущен ток.
Я им поражена. Не потому ли
Твои глаза змеиные блеснули
В той книге, что читаю между строк.
8.
В той книге, что читаю между строк,
Я жизнь твою однажды пролистала.
В ней, так сказать, хорошего немало –
Пожалуй, ты к себе излишне строг.
Сломав заборы, выстроил острог.
В нём есть работа, ложка, одеяло.
Желаешь ты достигнуть идеала -
Скорей достигнет запада восток…
Возможно, будет время убедиться,
Что зря ты так суров с самим собой.
Я не сужу – попробуй не сердиться…
Уж лучше прочный быт, чем вечный бой…
Не мне судить – живут своей судьбой
Во мне чужие голоса и лица.
9.
Во мне чужие голоса и лица –
Я чьей-то вечной памятью жива.
«Шизофрения, мать…» – твои слова?
И я с тобой готова согласиться.
В рассветный час, когда уже не спится,
Но голова ещё не голова
И явь и сон разделены едва,
Я помню всё – тот миг мгновенье длится.
Но тяжкий груз трофеев и знамён
Становится увесистее втрое.
Мой бедный мозг не так уж и силён
Чтоб помнить всё - от Ельцина до Трои.
Хотела бы узнать я, кто устроил
Во мне сумбур неведомых времён!
10.
Во мне сумбур неведомых времён…
Как объяснить, что я бывала всюду?
И что, к примеру, поцелуй Иуды
В моём мозгу навек запечатлён?
На тех, кто сединою убелён,
С почтением взирать, конечно, буду.
Я младше их – на сто одну простуду,
Я старше их - на тысячу имён.
Со временем ли я сумела слиться
Иль стала перекрёстком снов и дней,
А, может, сочиняю небылицы?
Но память есть. И что мне делать с ней?
Ведь этот груз тащить мне всё трудней –
Хочу забыть. Но не хочу забыться.
11.
Хочу забыть, но не хочу забыться
И жизнь себе не стану облегчать.
Я научусь смиряться и молчать.
Эх, только научиться бы учиться!
Я стану твёрдой, как стальная спица,
И правильной, хоть ставь на мне печать.
На грубость буду лаской отвечать
И постараюсь, в общем-то, не спиться…
Я, кажется, взяла неверный тон…
А разве есть он – верный путь к забвенью?
И если честно, мне не нужен он.
Я мысль о нём гоню с вечерней тенью.
Ночь, как удар клинком, - одно мгновенье,
Рассвет протяжен - как предсмертный стон.
12.
Рассвет протяжен, как предсмертный стон.
Но день не заколачивает крышку.
Похоже, я вчера хватила лишку
И организм разбит и угнетён.
В костях хрустит и в голове трезвон,
И для спасенья нужно хоть полтишку…
Идти туда, где пьют, ругая Мишку,
За тот указ, что умным не резон.
Какая чушь! Прилечь бы на газон
И обрубиться. Пусть смеётся полис.
Но снег идёт, валяться не сезон…
И этот шум! Поганый мегаполис!
Тащась домой, пока не напоролись,
Я о тебе придумываю сон.
13.
Я о тебе придумываю сон,
В котором ты – не более чем тема,
В стихах не сказ и в прозе не поэма,
Не круассан в груди, но корасон.
Пассат нас утомил, взбодрит муссон,
И пена льнёт к рукам жирнее крема,
А я - нежнее целого гарема -
Спою тебе хоть Хоя, хоть шансон!
Всегда к нулю стремится единица -
Ты спи себе и приходи ко мне.
С астральным телом проще подружиться…
Сидим, болтаем, будто бы во сне.
Но я-то знаю, - мы в том самом дне,
Где нам с тобой не суждено проститься
14.
Где нам с тобой не суждено проститься,
Цветёт и дышит летом сонный луг,
Жужжит пчела, летит тяжелый жук
И жадностью не пахнет чечевица.
Там облаков закатных вереница
На горизонте замыкает круг.
И ветер с юга вновь спешит на юг,
И так легко рукам соединиться.
Я чувствую, что слишком слог высок…
Но это мир, в котором всё возможно –
И ангельский быть должен голосок…
А, может, ложно то, что непреложно?
И то не сон проник в неосторожно
Бессонницей продавленный висок?
****замок-ключ****
Бессоницей продавленный висок,
Тоской опустошённые глазницы…
Я пить хочу, но не хочу напиться,
В себя стекая, как вода в песок.
И лезвие ножа, и кровосток,
И кровь – солоноватая водица.
Сама себе – читатель и страница,
В той книге, что читаю между строк.
Во мне чужие голоса и лица,
Во мне сумбур неведомых времён.
Хочу забыть. Но не хочу забыться.
Рассвет протяжен - как предсмертный стон…
Я о тебе придумываю сон,
Где нам с тобой не суждено проститься.
*********************
ЗЫ: Когда настоящее бьёт под дых, нужно найти в себе силы посмотреть в прошлое, чтобы вспомнить – бывало и похуже… |
|
Koree Key |
2004-10-16 |
189 |
4.85 |
39 |
|
[Project MAT] утройные малосмысли |
|
|
|
|
|
Я иду по ковру,
Ты идёшь пока врёшь…
по асфальту вашей веры
едут лыжи нашей лжи
не пизди мне про примеры,
а возьми да покажи,
кто нуждается в совете,
пусть попросит докторов,
мы живём на крайнем свете,
перекрёстке всех миров,
мы скользим по краю бездны,
как по млечному ковру,
тут советы бесполезны,
я иду пока я вру
|
|
Мирра Лукенглас |
2004-03-19 |
190 |
5.00 |
38 |
|
[MAT] Расплетая злые нити |
|
|
|
|
|
Расплетая злые нити, перекручивая ветки,
Разбавляя чистой пеной воду чистую в бокале,
Вы на зеркало взгляните сквозь ресниц густые сетки,
Вы пространство покорите взмахом шелковой вуали.
Подержите в пальцах время - эти круглые песчинки
слишком быстро утекают из беспомощных ладоней.
Кто-то ногу сунул в стремя, как на детской той картинке,
Где герои убегают от безжалостной погони.
А погоня ближе, ближе, а ладони ниже, ниже, а песок струится быстро, а из леса слышен выстрел… Кто-то падает с коня, не осталось мне ни дня... Час песчинками истек, ты с коня упал в песок...
Что-то лес сегодня темен, всюду слышен скрип зловещий,
Наклонившиеся ветки шепчут на ухо заклятье.
А в пустом вчерашнем доме истлевают сны и вещи,
И белеет смутно саван... или свадебное платье?
Ты бежала по дороге, в кровь и грязь истерла ноги, слезы южный ветер сушит, милый голос тише, глуше... А песок под солнцем зла раскалился добела. И всему здесь вышел срок, ты и мертвый - одинок.
...Кто позвал меня - не помню, кто нашел меня -- не знаю,
Синий вечер лился в губы родниковою водицей.
Надо мной стояли люди, на лугу паслись их кони,
И коней их было больше, чем людей -- на одного...
У костра ночного в поле мне всю правду рассказали,
Обещали, что покажут, где они тебя зарыли.
Только мне не надо видеть, где с коня упал мой милый,
Мне довольно знать, что в небе в этот миг сияло солнце...
Я вернусь в свой темный дом, где не жить с тобой вдвоем, печку мелом побелю, белу скатерть постелю, яства выставлю на стол, чтобы ты ко мне пришел. Боль всю ночь сверлит висок, на зубах хрустит песок...
За болотами гнилыми, где зелеными огнями
Манят странника ночного души сгубленных любимых,
Где от их протяжных жалоб он с ума к рассвету сходит,
Там живет одна старуха, много лет, а может вечно.
Ты пойдешь к ней лишь стемнеет, по болоту, громко воя, чтоб не слышать этих тварей, чтоб не плакать вместе с ними. И они тебя оставят, и огни свои погасят: "Не сердись на нас, сестрица, нам обидно и тоскливо".
И войдешь ты, чуть живая, в теплый мрак хибарки тесной,
И старуха рассмеется, как подвыпившая ведьма:
"Раз пришла, садись, сестрица. Мы ведь сестры по несчастью?
Милый мой давно уж сгинул, как и твой - в бою неравном.
На, возьми вот этой травки, покури ей в полнолунье,
И тогда он будет ночью раз в три дня тебе являться.
Если любишь, согласишься, я - так сразу согласилась,
И сто лет уже без года он приходит раз в три ночи...
Я старуха -- он безусый, вместе нам, сестрица, сла-а-адко!"
И бежать тебе оттуда, без оглядки, до рассвета, и упасть в песок холодный, не согретый ранним солнцем. И лежать на нем, покуда ветер холмик не насыплет над твоим усталым телом, только холмик из песка...
...Вы, бокал роняя на пол, и отламывая ветку, глядя в зеркало, как в небо, вдруг решившее сгореть, злые нити разорвете, дверь в кладовку отопрете, чтоб на детскую картинку отстраненно посмотреть...
|
|
Мирра Лукенглас |
2004-07-05 |
175 |
5.00 |
35 |
|
|
|
Дону Воронежу и Марлону Брандо (по факту) посвящается
Город оранжевых лун-фонарей,
Тёплых дождей чернозёмного лета,
Длинных аллей пирамид-тополей,
Ласковых сумерек, злого рассвета.
Борется ветер с теченьем реки,
Ласточки шустро ныряют в суглинок,
Тащится в гору упаренный инок,
Белые камни, ковыль и сверчки...
То ли холмы разучились молчать -
Слышу их шёпот, но что за наречье?
В этом древнейшем степном междуречье
Слишком уж много могло их звучать...
Скифский язык и хазарский базар,
Выкрики половцев, визг печенегов,
Говор сарматов и вопли татар -
Диких участников диких набегов.
Этим холмам довелось повидать:
Анты, аланы, авары и готы
Бились, как черти, за эти широты,
Чуя всей дикостью здесь благодать.
Видишь, копытами вытоптан бой?
Свист этих стрел - в серпокрылом полёте
Лёгких стрижей в поднебесной охоте -
Встреча судьбы со своей несудьбой.
Мирных славян охранял ото всех
Воин хазарский - «секьюрити» Дона,
В том Святослав не увидел резона
И каганат расколол, как орех.
Только куда же хазарам бежать
С тихого Дона, с Воронежа-речки?
Девкам славянским надели колечки
И пацанов наказали рожать...
Трудно страну из уделов собрать:
Княжьи разборки - обычное дело,
Местные парни сражались умело,
И по контракту ходили на рать.
Вместе с рязанцами выжгли Москву,
Вместе с татарами бились на Калке,
Бродники - так называли братву
С саблями старой хазарской закалки.
В мелких раздорах ослабли князья,
Биться с лавиной дружинами глупо!
А без дружины и вовсе нельзя.
Опыт пришёл - по обугленным трупам.
Орды катились по нашей земле,
Жгли города и посевы топтали.
Но на крови и остывшей золе
Вновь города и хлеба вырастали.
Крепость Онуза (по тюркски - река)
Не обрекалась мечам и пожарам,
Здесь становились на отдых войска
И на пароме катались - не даром.
Был и Батый здесь - спешил на Рязань,
Наши болота засеял аиром.
С местными дело закончилось миром:
«Кровью» живой взял Батый свою дань.
Русскоязычные дети хазар
(доля десятая хановой дани)
Службу несли, как и предки, в охране
И с переправы имели навар.
Русь между тем становилась Святой,
Била кочевников, раны лечила,
Драться готовясь с Ордой Золотой,
Делала стрелы и сабли точила.
Но на Дону и под властью Орды
Жили, как прежде, паромом и рыбой,
Сеяли жито, растили сады
И говорили по-русски спасибо!
Царством Небесным татар завлекли
Странные пастыри Слова Христова,
Верой чужой неизвестной земли
В Бога и Сына и Духа Святого.
За пацанов из Орды Золотой
Бога попы на молебнах просили.
Церкви за этот «грешок» не грозили
Пошлины, дань и татарский постой...
Сыну Бату по сараю их рай,
Но не чинил он препятствий обрядам,
И христианством охваченный край
Жил - не тужил с разной нехристью рядом.
Выгоду видя в военном быту,
Дикое поле росло своей волей,
Русь обижало, кидало Бату
И не гнушалось разбойничьей долей.
Вольные реки Воронеж и Дон
Беглых рабов за своих принимали.
Всем оторваться казаки давали -
Не разбирая имён и племён...
Жалился Грозному кади Юсуп:
Грабят торговцев воронежцы-воры,
Как мне с тобою вести разговоры,
Если отняли последний тулуп!
Дипломатично откликнулся Царь:
Ты приезжай, обеспечим защиту.
Этим ребятам не я Государь...
Дай Бог тулупу быть новому сшиту!
Гнали Кучума казаки в Сибирь,
Турок щипали, послов всевозможных.
В общем, вели себя неосторожно,
Им, что слепцам, нужен был поводырь.
Грозный братву подписал на Казань.
Взяли - и Дон навсегда получили.
Лучше уж служба, чем нехристям дань,
А воевать нас с рожденья учили...
Вольная воля под силу легла,
Сила дала и работу и пашню.
Вставили в пасть жеребцу удила,
Дюже он дикий и больно бесстрашный!
****
После того, как крымский хан Давлет-Гирей в апреле 1571 года сжег дотла Москву, а сбежавшего Грозного похвалялся поймать и привести на аркане в Бахчисарай, царь задумался о реорганизации пограничной службы, представленной до того малочисленными дозорными отрядами, сформированными из вручивших свою судьбу в руки государства донских казаков. На Дону и Воронеже были устроены сторожи и организована система дозорной службы. Уже после смерти Грозного, в 1585 году царем Федором Иоанновичем воеводе Сабурову был дан приказ строить на Воронеже крепость – столицу донского казачества, так как свободолюбивыми и безбашенными потомками неразумных хазар, темных татар, упёртых вятичей, черниговских хитрых хохлов и ещё чёрт его знает кого было трудно управлять из Москвы. На бывшее «Казарское городище» на покрытых лесом берегах реки Воронеж пришли выселенцы из Данкова, Венева, Ряжска, Рязани, мастеровые люди из Шацка, Тулы, Михайлова – стрельцы, пушкари, плотники и их семьи. Быстро и весело, несмотря на возможность сокрушительного татарского налёта, строили они мой город. Далеко не в первый раз… И не в последний…
Но, как говорили гораздо позже донские казаки об особенностях жизни в этих местах, - «Пускай пламя набегов сожжет городки наши; через неделю заплетём новые плетни, набьем их землёй, покроем избы и городок готов; скорее враг устанет сжигать наши жилища, нежели мы возобновлять их». И, как грозят в наших украиндийских деревнях индейскому колорадскому жуку, сажая всё больше индейской картошки: хай вин подавыться! ;)))
Спасибо Алику Мамедовичу Аббасову за интересную и познавательную книгу «Воронеж исторический» (Центрально-Черноземное книжное издательство, 2003 г.) |
|
Мирра Лукенглас |
2004-09-09 |
164 |
4.97 |
33 |
|
|
|
«Я стою на мосту – денег нет,
Горек запах чужих сигарет.
Над землей, как обычно, луна,
На земле, как обычно, война.
И не ясно вообще ни хрена –
На хрена и луна, и война?»
Ольга Бах, 1992 г.
«Ай-люли, тирлим-бом-бом.
Изнутри кусает гном!»
НОМ «Жир» 1997 г.
Уж небо осенью дышало мне в затылок…
Оса вытаскивает жало, пчёлам – хуже.
На крое звёздном позабыл портной обмылок
И с ним вселился в душу мира лунный ужас.
Маньячка-прачка мылит верные верёвки,
Стирает в пыль людские жалкие пелёнки,
Колышет воду в человечьей упаковке
И светлой памяти засвечивает пленки…
Неплоский диск блестит в руках гипнотизёра -
Бредёт лунатик по карнизу век за веком
Над мерзким месивом войны, борьбы, террора
И видит сны, как был когда-то человеком.
И от тоски, ему оставшейся в наследство
От миллиардов умерщвлённых осознаний,
Он воет псом цепным и впасть мечтает в детство -
В нём раствориться, словно речка в океане…
Цепь не порвётся, и не вырваться из плена -
Волной прилива он заброшен в центрифугу.
Безумной скоростью раздавлено колено,
И мукой смолотый в муку, он мчит по кругу…
Но вот отлив – и на песке рыбёшкой бьётся
Мешок из кожи – мясо, кровь, дерьмо и сопли…
А где душа? Она молчит на дне колодца
И слышит звёзды так, как их не видел Допплер…
Но точных слов об этом чуде нет в природе –
А те, что есть, – уже давно чужими стали…
И вместо музыки – лишь вопли о свободе,
Лишь шорох денежных бумаг и грохот стали…
Мы жизнью общей все повязаны до гроба –
И воду пьём одну, и хлеб один едим мы…
И так стандартны зависть, ненависть и злоба.
И тела боль, и страх души – для всех едины.
Что заставляет мир кипеть кровавой пеной?
Бессмертных нет – но ужас смерти хуже смерти…
Монстр-неорганик из глубин чужой вселенной
Весь мир людей, как куру-гриль, надел на вертел…
Жир наших душ – ему вкуснейшая пожива,
Его смакует он сквозь трубочку рассудка –
На ужин ужас, и всё больше льётся жира
В бездонный мрак непобедимого желудка…
Порой колодец, камень, ножницы, бумага
Мне смертью кажутся и кровь колотит в уши,
И жертвы жертв, все заключенные Землага
Кричат, безмолвные, – спасите наши души!!!
Кто защитит людей от лунного насоса?
К себе домой ушли все боги, землю бросив…
Горит весь мир, в руке дымится папироса
И небом преданным в лицо мне дышит осень…
1997-2004 |
|
Мирра Лукенглас |
2005-03-03 |
159 |
4.97 |
32 |
|
|
|
всем стихийным поэтам в шутку и всерьёз
в юго-восточных пределах
северо-западный ветер
пишет серебряным мелом
сказки о солнечных детях
мозг отпустив на поруки
руки и ноги попутав
ловят великие глюки
толстых больших лилипутов
камень толкает сизифа
вниз по наклонной катиться
феминизация мифа
маски сменила на лица.
сердца и жопы гибриды
в почве по самые уши
мирно хранят геспериды
у оконечности суши
яблокикиморы-сёстры
цвета испуганной нимфы
всем пастухам коза-ностры
выдадут свежие рифмы
яблок насыплют в котомки
пепин-шафрана с ранетом
пусть после них хоть потомки
не пожалеют об этом
вмиг окружная дорога
взлётно-посадочной станет
встретив пустынного бога
спляшешь таинственный танец
в пьяном угаре сансары
дымный оазис нирваны
девочек зря эмиссары
водят в пустые стаканы
грянули польку ситары
вышел к беременным гуру
следом за ним санитары
тащат в корыте микстуру
лунная зыбка качнётся
выпадет сонный ребёнок
с медным лицом инородца
в чистом батисте пелёнок
примет его брахмапутра
в околоплодные воды
выплеснет на берег утром
в мир всевозможной свободы
фокусы местных факиров
фикусы религиоза
майна и вира эфира
жизни ли тайная доза
рябью подернулась дымка
зеркало сна искривилось
шапка моя невидимка
как наказанье за милость
бред затянувшихся башен
рвёт опустевшие крыши
тот, кто не дышит, не страшен,
страшен не тот, кто не пишет.
|
|
Gabby |
2005-08-16 |
151 |
4.87 |
31 |
|
|
|
Куда-то в район заграницы,
туда, где сбываются сны,
летят перелетные птицы,
хоть ползать они рождены.
Хоть крылья у них - атавизмы
(точней, рудименты), они
вдали от любимой отчизны
свои скоротали бы дни.
Летят к харрикейнам, к сирокко;
На клювах - симптомы цинги.
Они не хотят, по Хичкоку,
выклевывать людям мозги.
Они, блин, не мелкие сошки;
они - в небесах корабли!
И стыдно им хлебные крошки
таскать с обнаженной земли.
Довольствуясь, в принципе, малым,
вдыхая Отечества дым,
обрыдло им щелкать хлебалом,
усталым хлебалом своим.
Теперь - не замочат в сортире,
не вынут из тушки перо...
В загадочном птичьем ОВИРе
они получили "Добро".
И, глупо надежды питая
на небо, на корм, на насест,
летит птеродактилей стая
над хмурою станцией Брест.
|
|
Мирра Лукенглас |
2007-12-14 |
155 |
5.00 |
31 |
|
|
|
текстовый файл создавая по мере движения
снизу наверх к абсолютно высоким материям
я возрождаюсь из пепла на поле сражения
кровью растений теку по отросшим артериям
крепче держи меня джа в семипалых руках
не отпускай мою душу надолго на волю
воля моя поклоняться зелёному полю
доля моя чисто поле в шишкатых вершках
корни с мицелием в поле сплетаются буквами
в явные строчки неясного предназначения
зря что ли зреет болото зернистыми клюквами
камни на дне упираются против течения
чьи-то стихи мне нашёптаны телом твоим
жарко горящим в железном дырявом гондоне
если слова как и всё обращаются в дым
то что сгорело уже нипочём не утонет
знать невозможно но верю я в силу неверия
в то что случайности с нами случайно случаются
если кино начинает последняя серия
значит стихи никогда ни на чём не кончаются |
|
Koree Key |
2004-11-17 |
146 |
4.87 |
30 |
|
[Project MAT] рассыпаю мелкий жемчуг |
|
|
|
|
|
любви полынной горек вкус, кто – absent, с кем – абсент,
а чей-то связывают быт обрывки кинолент,
кому показан бетаин, кому – каннабиоз,
а мир делили все один – на много-много доз
за кем-то – ангелы с небес, за кем-то – НЛО,
и кто-то наживал добро, а кто-то – рушил зло,
и вновь искали у менял кусты бесшипных роз,
и каждый снова сочинял Заглавнейший Вопрос,
и наглядевшись из окна, как строят мир умы,
я шла дорогой в темноту – наверное, из тьмы
* * *
кого погубит серебро, кого – метальдегид,
а я по жизни никому, нигде, ни в чём не гид,
иду одна, но всё равно - порой делили мы
мою дорогу в темноту - наверное, из тьмы…
(Примечание. По-ханьски «любовь» и «полынь» обозначаются одним иероглифом)
|
|
Мирра Лукенглас |
2004-03-17 |
145 |
5.00 |
29 |
|
[MAT] Хорошо, когда есть дом... |
|
|
|
|
|
Хорошо, когда есть дом
У тебя и у меня.
Мы сидим с тобой вдвоем –
Греем ноги у огня.
Мы замерзли под дождем –
Нервной дрожи не унять.
Но у нас есть дом, и в нем
Стол накрытый и кровать…
Два бокала на столе –
Хорошо, когда есть дом!
Отогревшимся в тепле
Нужно что-нибудь со льдом….
Тлеют угли, вечер тих,
Боль внезапная острей.
Обрели бокалы вмиг
Прочность мыльных пузырей.
Осторожно со стеклом!
Меж осколков тает лед.
Знаешь, есть на свете дом,
Где меня никто не ждет.
Утро, вечер за окном –
Мне на это наплевать…
У меня есть дом, и в нем
Стол неубранный, кровать,
Где лежу я вниз лицом,
Где ни вечера, ни дня…
Знаешь, есть на свете дом.
Нет тебя. И нет меня.
|
|
Мирра Лукенглас |
2004-04-27 |
144 |
4.97 |
29 |
|
|
|
"сна весна и сон весны
навевают сонным сны
сны на вес на вкус на цвет
трое сбоку ваших нет"
вместо эпиграфа
********
Мутный сон мне сегодня приснится -
Подоконник, окно, коридор...
Чьи-то добрые белые лица
И взволнованно-вежливый спор
Обо мне. Я в дырявом халате.
Я зеваю и пялюсь в окно.
Мне бы только дойти до кровати -
Все равно мне уже, все давно...
Только шёпот, и шорох, и топот...
За решеткой заснеженный день.
Я из кубиков собранный робот.
Распадаться на кубики лень.
Чьи-то добрые белые руки
Избавляют от белых оков...
В потолке открываются люки,
Чтобы выпустить стадо клопов.
Ты придешь - мандарины, колбаска...
Втихомолку покуришь. Жую.
Как вслепую, случайная ласка -
Не почувствую руку твою.
Я жую. Ты молчишь виновато -
Друг на друга смотреть ни к чему.
Всё. Сестра, коридор и палата.
И в свою персональную тьму.
...Из которой проснуться так просто...
********
А на самом деле было так
Я никого не жду. В двенадцатой палате -
Пристанище моей затраханной души -
Валяюсь целый день в халате на кровати
И безразлична так, что хоть бычки туши.
Остекленевший взгляд, все многоцветье мира
Сводящий к белизне квадрата потолка,
Воспринимает путь от койки до сортира,
Деталей не держа в глухой дыре зрачка.
Прилип больничный штамп ко мне, а не к халату.
Казенно-белый снег пространство дня крадет.
И разговор идет - бессмысленный, сквозь вату.
Я никого не жду. Никто и не придёт.
|
|
Gabby |
2005-09-22 |
132 |
4.71 |
28 |
|
|
|
I.
Кончается завод у старой-старой куклы.
Все прелести её не выпуклы, а впуклы.
Тусклей копна волос, улыбка и парча.
Кончается завод. Кончается. Конча...
В последнем полусне спрессованы эпохи.
Осталось 5 минут на выдохи и вдохи.
В кромешной тишине оплавилась свеча...
Кончается завод. Кончается. Конча...
И снова, как всегда, бесстрастен неба купол.
И в старый магазин завозят новых кукол.
А впрочем, что с того умолкнувшей душе?! -
Окончился завод.
Окончился
уже.
II.
Так и живешь. Часы на стенке - мебель.
И каждый новый день - самоповтор.
Всё на земле и тридевятом небе
статично, как отроги лунных гор.
Так и живёшь, - не имбецил, не наци -
наполнив сонный разум поутру
предчувствием иных реинкарнаций
в обличьи флокса или кенгуру.
И сделав дом подобьем полной чаши,
вступивший в возраст благостных седин,
так и живёшь, бредя по-черепашьи
по резвой трассе "Формулы-1".
Так и живёшь. Сквозь радости и кризы,
взлетая ввысь и падая в пике,
покуда не пришел гонец из пизы
с косой свежезаточенной в руке.
|
|
Мирра Лукенглас |
2004-03-21 |
135 |
5.00 |
27 |
|
[MAT] Но почему огонь не ждет... |
|
|
|
|
|
Но почему огонь не ждёт, когда ему подбросят веток?
Лишь рыжих искр прощальный взлёт сожжёт надежду напоследок. Я так просила потерпеть, я хворост в чаще собирала, Все руки в кровь ободрала, но не успела... опоздала... А ночь настигла на пути, и ни согреться, ни укрыться. Темно и некуда идти. А, может, это только снится? Я помню день. Ещё вчера. Уже сегодня? Время, где ты? И ночь одна - черным-черна, и я одна - вне дня и света. Я меж деревьев - это лес? - брожу опять, но нет дороги. И птицы сыплются с небес, и змеи нежно лижут ноги. Клубком свернулась на плече лиса, мурлыкая игриво. И конь к реке бежит ничей, седой потряхивая гривой. Но я не вижу в темноте, мне недоступна роскошь эта. В моём лесу цвета не те... Ах, если б хоть немного света! Стекает кровь в мои следы, горит ободранная кожа. И нет огня, и нет воды, и всё вокруг на сон похоже. Но слишком больно... Я иду. Осталось времени так мало... И то, что я сейчас найду, не будет тем, что я искала. Деревья прячутся в траве, светлеет небо под ногами. И кто-то в мёртвой голове последний бой ведёт с врагами. Жалеть не буду тех, кто жив. Они - пока, а я - навечно. На грустный свист плакучих ив я отзываюсь так беспечно! Они зовут меня к реке, они торопятся и плачут. Их ветки тают вдалеке, и это, верно, что-то значит. А я не плачу, я плачу за всё, случившееся где-то. И ждать недолго палачу. Совсем немного - до рассвета. У ночи мёртвые глаза. Но слабо вздрогнули ресницы, и неживая бирюза живой водой спешит пролиться. Вода. Я рядом. Я пришла. И лодку жду, а за спиною рассвет меняет зеркала, и сон прощается со мною.
Последней птицей на восток, усталой тенью в сумрак леса, огнём в траву, водой в песок... Но я смотрю без интереса, Как будто это не со мной, как будто сон чужой случайно на берег вынесло волной. Мне ни к чему чужая тайна. И лодки нет, и на песке гниёт отравленная рыба. И смерть висит на волоске.
Ну что же, и на том спасибо. |
|
Мирра Лукенглас |
2004-04-29 |
135 |
5.00 |
27 |
|
[MAT] Каменный Гвоздь, или Шаги Команданте |
|
|
|
|
|
Каменный Гвоздь, или Шаги Команданте
Контрацикл
«Сейте разумное, доброе, вечное!» - Некрасов – поэт-разночинец
«…Это коноплю, что ли?» - «Анекдоты, шутки, тосты», Центрально-Черноземное книжное издательство
1.
Ну чё, Гевара?
Явление с повинной
Dedicated by Джа Растафарай to Пеле Вин и Омон Ра.
Ja:
Мы все – дрова в одной печи,
Не гнить – гореть. Не пытка - милость.
…А я анализом мочи
Пред государством провинилась.
Она содержит ТэГэКа,
Моя преступная урина…
Её вина невелика…
Пока ментовская рука
Не подложила героина.
Тогда попробуй, докажи,
Что ты над пропастью – во лжи…
Что ты не тот и не другой…
Про Джа скажи, про Кайю спой…
С таким довеском-то к моче…
Ты чё молчишь, Гевара Че?
Che:
Молчу-торчу… Сдаю мочу…
;) ;) ;) ;) ;) ;) ;) ;)
…Но представляю их оскал,
Когда исследуют мой кал…
Гора Шумеру, вечность, лето
2.
ТАЙНА
НАШЕЙ
СИЛЫ
«No, no future» - Сид Вишез
«Ноу, ноу, фьюче!» - Shnur
«У нас есть два пути – Джа Растафара или война» - Борис Борисович Гребенщиков, ум, честь и совесть русского андеграунда, прорастающего в небо № 999
«Они ныряют над могилами. С одной - цветы, с другой – жених…
И Леонид под Фермопилами, наверно, умер и за них» - Георгий Иванов, поэт Распада Атома
***
Они сотрут с лица земли
Последний кустик конопли
С лицом сотрут, с тобой, с собой…
И… проиграют этот бой.
Земля укроет все следы,
Мир возродится из воды…
И незнакомый звездолёт
Семян знакомых привезёт.
Пилот засеет огород,
Построит дом, наладит флот
И будет плавать по волнам…
Парам-пам-пам… по нам, по нам…
Париж, Москва и Амстердам.
Парам-пам-пам, парам-пам-пам…
3.
РОМАН БЕЗ ГЕРОИНА
«Свет даешь ты во тьме,
Без тебя я, как в тюрьме.
Ты мне нужна, как Божий дар.
Любим мы, но в сто раз
Посильней любовь у нас,
Когда в башке такой кумар…
Юрий Хой – песня о первой, потерянной любви…
«…Я конопляный дух люблю!
Я сам ведь сеял коноплю.
Она мне, видите ль, сродни…
А вы безродный? Вам – напротив?»
Антон Пришелец - «Вечер в Рыбаках», День поэзии 1964 г.
«И ни в чем не повинен: ни в этом,
Ни в другом и ни в третьем…
Поэтам
Вообще не пристали грехи»
Анна Ахматова «Поэма без героя», там же
«В этом, светлая душа, нам поможет анаша»
Александр Иванович Введенский 13. «Святой и его подчинённые»
*****
Ну, что трава-подружка, давай, поговорим.
Под головой подушка, а в голове Гольфстрим.
Мурлычет кот подмышкой, апрелем полон свет,
В лесу грибы и шишки, а смерти нет как нет.
О, Кайя, дай мне кайфа! Дай жизни, Джа! Ловлю!
За мощь земного драйва я Мать Богов люблю…
В её огне сгорают и карма, и тюрьма.
К Потерянному Раю она ведет - с Ума.
…Мой милый дышит в шею – горячий и живой,
Я жить легко умею с подружкою-травой.
____________________________________
____________________________________
Накося, выкуси!
На косяк, выторчи!
…А Каменный Гвоздь – это не Гость, а только Отзвук Дождя…
«…Красная шапочка, по дороге идя…
Сказки кончились. Я растерялся над бездной,
Над потоком любви… Муть какая-то в звездах.
Неужели, Господь, мои муки исчезнут,
Как сейчас исчезает хрупкий лиственный отзвук?
Снова льет. Ветер призраки гонит вперед.»
Федерико Гарсиа Лорка
…Ну, вяжите мне руки, суки, ешьте мою кровь, пейте мое мясо, лейте мои яйца, бейте мое молоко…
я никогда никого ни к чему не призываю и ни от чего не отговариваю.
Пиздец
|
|
Мирра Лукенглас |
2005-04-29 |
128 |
4.74 |
27 |
|
|
|
седьмым пришёл уйдет восьмым
седым и шёлковым как дым
а мы сидим и мёд едим
и плавим лёд и мир един
без сна мой дон
на дне мой сон
безумье дня
не дли меня
сумевшим знать
решившим мочь
лишь шанс дает
лихая ночь
глухая тварь
из тех времён
где червь есть царь
а жизнь есть стон
луна луна
цвета меняй
храни меня
от дня огня
от ветра вбок
от слов и строк
забывших суть
ведущих в муть
в которой
сложно утонуть
а плыть нельзя
бредя по дну
выть на луну
ее одну
виня не в том
что жизнь есть лом
а в том что
есть один приём
но он укрыт
за далью лет
и отражая солнца свет
сей спутник умножает тьму
но почему
да потому
что так положено ему
ищи тюрьму в своем дому
тащи в дыму свою суму
по миру сердцу и уму
под звуки му.....
|
|
|