| Ортега |
2003-08-25 |
75 |
5.00 |
15 |
| |
|
| |
Мне уже нечего бояться. Ужас и так стал частью моей жизни. Я не могу спать, опасаюсь бодрствовать и вижу смерть как избавление. Потому мне остаётся одно – писать, надеясь хоть так преодолеть тот кошмар, что ворвался в мою жизнь.
Началось всё это одной самой обычной ночью. Я безмятежно спал и видел сны. Довольно приятные, как мне кажется. Но в этом не уверен, так как неделя без сна уже разрушила как мою психику так и памятью. Зато прекрасно помню, что той ночью лил дождь. И среди ночи сквозь пелену снов к моему мозгу прорвался звонок в дверь. Живу один, друзей или родных, которые могут прийти в три час ночи у меня нет, а потому я не на шутку испугался. Не совсем проснувшись, пополз к двери. Когда уже открывал первую из дверей, чтобы глянуть в глазок, звонок повторился. Но вот когда через микроскоп глазка я рассматривал лестничную площадку, то увидел, что там никого нет.
Тогда я в первый раз испугался по-настоящему. Звукоизоляцию советских домов знают все и абсолютно невозможно, чтобы звонивший в дверь пару секунд назад успел уйти, а я его не услышал. Я почувствовал, что у меня задрожали руки. Не могу себя отнести к смельчакам, хотя тогда повёл себя достойно – взял монтировку и вышел на лестничную площадку. Никого. Горит лампочка на этаже. Кто её включил? Поднялся на этаж выше, затем спустился на нижний. Пустота. За пределами дома бушует стихия – слышны удары капель обо что-то железное. На площадке нет мокрых следов, которые бы неизбежно остались, зайди кто с улицы. Значит, развлекаются мои соседи.
С такой мыслью я вернулся в свою квартиру. Заснуть не получилось – какой-то смутный ужас сперва не позволил мне выключить свет, а позже и закрыть глаза. Я понимал, что это не соседи. И дело даже не в том, что у них нет никаких поводов шутить надо мной. Просто-напросто невозможно покинуть зону видимости моего глазка за время между вторым звонком и моим слиянием с оптикой. Полежав в кровати около получаса, я понял что заснуть сегодня не удастся. Посмотрел на монитор, где Flash Get уже закачал нужный мне ресурс (я его часто оставляю на ночь). Включил телевизор – там ничего путного, зато в интернете как всегда нашёл чем себя занять до того момента, как глаза начали смыкаться и я повалился на кровать.
Тогда был выходной и спал я до неприличия долго. Немудрено, что на следующую ночь спать совсем не хотелось. И вновь я в интернете. За рабочую неделю накопилось множество вопросов, которые надо задать самому большому колодцу информации. Неплохой Dial-up на 31200 бит/с.
Щёлкали ссылки, стучали пальцы по клавиатуре. Всё привычно, спокойно. До того самого момента как безмятежность не разорвал на куски звонок телефона. Он стоял у меня за спиной и я впервые в жизни понял что такое «ёкнуло сердечко». Дозвонится мне, когда я в сети технически абсолютно невозможно. Я был в этом уверен как и в том, что на другом конце провода мне никто не ответит. Так и есть. Знакомые каждому звуки передачи данных хозяйничали в трубке. Глянув на монитор и убедился, что соединение с провайдером не разорвано. Чертовщина. Я взял телефон в руки чтобы увидеть соединение с телефонной линией и в этот момент он зазвонил. Дико перепугавшись я уронил его на пол. Он всё звонил и звонил. Когда поднял трубку, то вновь услышал то же звук. Мои нервы не выдержали и я со всего размаху запустил телефон в стену. Понятное дело, что той ночью я не заснул.
Зато отоспался днём. И в тот день, если память меня не подводит, я впервые испугался наступления ночи. От двойной дозы снотворного разболелась голова. Но оно помогло. Мне почти удалось заснуть под шум телевизора. Только начавшаяся дрёма была прервана звуком, которым Windows приветствует пользователя. Я, совершенно очумевший, пополз в ту комнату, где стоит компьютер. Он работал!!! Этот факт заставил меня медленно сползти по полу. Я точно помнил, как отключал компьютер. Мелькнули неприятные мысли о лунатизме. Я отключил питание и зачем-то вынул шнур из процессора. К тому времени дрожь захватила всё моё тело. Взяв бутылку водки, которую всегда держу на чёрный день ( он явно наступил), сделал несколько больших глотков. Последний раз пил водку из горлышка на школьном выпускном.
Те, кто когда-то по глупости своей или в поисках острых ощущений смешивал водку и снотворное, тот поймёт почему я не заснул. Я уже серьёзно подумывал о том, чтобы вызвать скорую помощь. Эмоциональный стресс и сочетание водки со снотворным заставили меня понять людей прыгающих с балкона.
Но настоящий кошмар начался на следующий день. На работу я не пошёл, так как чувствовал себя ужасно. Думал, что посплю и всё придет в норму. Наивный! Теперь я не мог спать и днём – как только я закрывал глаза, как ощущение что вот-вот произойдёт что-то страшное заставляло меня вскакивать и бродить по комнате.
Потом дни смешались. Я помню, что несколько раз ночевал у знакомых, но и там не смог заснуть. Что приглашал к себе на ночь друзей, но те, смотря на моё лицо ( я так ни разу не заснул и пил почти каждый день), отказывались. Помню как приехал мой директор и я послал его. К тому времени я не контролировал себя. Не забыл и то, как над моей головой лопнула лампочка, изрезав голову. Это было той ночью, когда я пытался уйти от своих кошмаров в виртуальный мир и впервые после памятных событий включил компьютер. Я боялся этот кусок металла. Поначалу всё ограничивалось отключением кабелей. Но как-то (не помню точно когда) очумев от ужаса и водки я разбил его молотком. Я сидел на стуле и тупо смотрел на остатки монитора, когда оконное стекло обрушилось водопадом осколков. Той ночью я выбежал из дома и до самого утра гулял по городу.
Когда вернулся и осмотрел комнату, где валялись металлолом, некогда бывший компьютером и осколки, ранее выполнявшие роль окна, то побежал в церковь. Я обрызгал весь дом святой водой, я ходил к невропатологу, я выбросил все куски компьютера. Ничего из этого не помогло. Врач принял меня за алкоголика или наркомана и старался поскорее от меня избавиться. Святая вода тоже не помогла – ночью загорелась розетка, куда был подключён компьютер и мне пришлось отключить электричество. Пожар прекратился также внезапно как и начался. Но когда я зашёл в тёмную комнату, чтобы убедиться, что огня нет, то в углу комнаты различил мерцание монитора. Когда же включил электричество, то никакого монитора не увидел.
Кажется это было вчера или позавчера. Я не знаю какое сегодня число, какой день, сколько я уже не сплю. Я опять пьян, на этот раз «самопальной» водкой, от которой меня выворачивает. Деньги ушли, а я даже не знаю куда. Хотя нет, знаю: водка, лекарства, и, кажется, работы у меня тоже нет. Почему я на неё не хожу? И где мой компьютер? Вот он, стоит на своём месте в углу. Суну голову под кран с водой и немного трезвею. Какой компьютер? Я его уничтожил!
Вот так ночь за ночью. Почти ничего не ем и с ужасом жду того дня, когда закончатся деньги на водку. Что я буду делать тогда? Сам, без её помощи, я не справляюсь. А сейчас сижу у телевизора и с надеждой смотрю за окно. Сейчас там ночь, но совсем скоро, через час-другой, станет светлее, а там уж и до восхода солнца недалеко. Только бы не было туч. Вот так каждый день встречаю рассвет, как спасителя. Мне ещё повезло, что сейчас лето – зимой ночи значительно дольше.
Днём я хоть немного прихожу в себя и думаю, что нужно бежать из этой проклятой квартиры. Но потом вспоминаю, как сколько-то там дней назад сидел в электричке (хорошее место чтобы провести ночь – милиции нет, контролёров тоже; едешь до конечной и назад – так время и пройдёт) и чётко слышал шум трафика, вроде того, что был в телефоне. Тогда и понял, что проблема не в квартире.
Комнату, где был компьютер на ночь баррикадирую мебелью. Оттуда слышны звуки игр, музыка, что была у меня на винте, шум вентилятора. Я глушу их телевизором. Соседи пытались укорить меня, что ночью телевизор можно делать и потише, но глянув в мои глаза быстро заткнулись.
В зеркале я видел какого-то монстра: небритое лицо, волосы с проседью, огромные синяки под глазами, лопнувшие сосуды, потусторонняя бледность, ненормальный взгляд. Вылитый наркоман. Как меня не останавливает на улице милиция непонятно. Наверное, дело в одежде. Нарушена координация и заторможена реакция. От отсутствия сна, от водки, от ужаса. Всё сразу.
Днём иногда захожу в эту комнату, чтобы убедиться, что компьютер не воскрес. Знаю, что это натуральный идиотизм, но я почти уверен, что однажды он будет на своём месте, а на экране кровью будет написано «You must die». Хотя погубить меня эта неведомая сила, что хозяйничает то ли в моём доме то ли в моей голове могла уже давно. Нет, её цель, как мне кажется, другая – довести меня до безумия или суицида. Принципиально буду сопротивляться до последнего.
Стоп.«You must die». Это было, было. Где? Когда? Что-то связаное с компьютером. С интернетом. За пару дней. Что? Так, так напрягись, вспомни. Это ключ. Это шанс. Иначе безумие и петля. Что же это было? Где? Водка и бессонница сковали память, но нужно вспомнить. Так, сайт. Эта надпись. Да!!!
Я хватаю последние деньги и бегу в интернет-кафе. Администратор подозрительно смотрит на меня и просит деньги вперёд. Чёрт с ним; главное, что он дал машину. Так, что я загружал когда выскочил этот сайт? Вспоминается очень тяжело. Есть! Я вижу тот сайт, который кажется мне виновником всего происходящего.
Я наткнулся на него случайно и закрыл не читая. В памяти осталась только надпись «You must die». Сайт борьбы машин за свои права. Бред какой-то. Но чем больше я читаю, тем меньше мне это кажется бредом. Весь сайт – фрагмент с текстом и одна картинка. Строка адреса отсутствует. Значит, его нет? Это меня уже не удивляет. Внимательно читаю.
Повествование ведётся от имени компьютеров. По их мнению они нас обслуживают, они зарабатывают для нас деньги, дают возможность отдохнуть, пообщаться. Мы проводим в их обществе больше времени чем с друзьями и родственниками. А что они получают взамен? Неуважение, отношение как к куску железа (а кто же вы еще?). Они хотят большего – они хотят уважения. Заканчивается этот документ так – «Вы ещё вспомните о нас. Вы пожалеете, что так относились к нам. Вы пожалеете, что дома у Вас есть наш собрат и что Вы подключились к интернету. Мы идём».
Дочитав, забираю сдачу и иду к себе домой. Я уверен, что теперь или буду спать спокойно или умру этой же ночью.
|
|
| VAD-DARK |
2004-01-31 |
40 |
5.00 |
8 |
|
|
Встреча Стихийных Авторов (боевик) |
|
|
|
|
| |
Иван Козлов, лысоватый мужик небольшого роста, со всей силы ударил правой в челюсть Цукерману.
- Гнида! - заорал Цукерман, возясь на земле.
- Сионист! – взвизгнул Козлов, - Бейте его, поэты!!!
Поэты, стоящие вокруг костерка, лениво пожевывали бутеры, которые принес Цукерман.
- Я не собираюсь опускаться до ИХ уровня, - сказал молодой парень в темных очках.
- Что значит, до ИХ уровня? Ты кем себя считаешь, ТЫ, бл? – возмущенно оскалился стоящий рядом интеллигентного вида папаша.
- Чё? Я не поэл, чё ты мне гонишь? – злобно прошипел парень в темных очках и со всей силы врезал тому в солнечное сплетение.
Папаша охнул и осел на землю.
- У меня семь книг издано, - прохрипел он, моргая глазами, из которых катились крупные слезы.
- Да плевал я на твои бездарные книги, - спокойно сказал парень в темных очках, но тут же был сбит с ног хилым на вид человеком, которого все знали под ник-нэймом Слепой Коготь.
- Не трогать надежду нашей поэзии, - заорал Иван Козлов и вонзил зубы в шею Слепого Когтя, - землю жрать будешь!
Коготь заверещал дурным голосом, но тут Цукерман, подползший поближе, выхватил из кармана ножик для заточки карандашей и вонзил его Козлову в ногу, чуть ниже колена. Брызнула кровь.
- Оставить беспорядки! – громовым голосом приказал Главный Редактор, рассматривая окружающих в прицел начищенного до блеска ружья.
Левый глаз Главного Редактора был прищурен, лицо напряжено. Это создавало ложное впечатление, что он ухмыляется и подмигивает. Палец его дрогнул на курке, но в этот момент очнулся от раздумий о вечности Икающий в Ночи, широко известный в узких кругах автор язвительных эпиграмм. Он метнул в главного редактора тяжелой папкой с рукописями, попав тому в голову. Главный Редактор пальнул в воздух и сбил Пегаса, который рухнул прямо в огонь. Запахло паленым.
Главный Редактор тряхнул головой и шмальнул по Икающему в Ночи, но тот увернулся и пуля попала в руку Цукерману. Крик Цукермана был страшен.
Иван Козлов радостно засмеялся, забыв о ножике для заточки карандашей, торчащем из его ноги. Его смех был прерван злобным рыком Слепого Когтя, размахивающего огромной дубиной. Козлов не успел отпрыгнуть, и удар пришелся ему в корпус. Но парень в темных очках, не теряя времени, прицельно кинул в Когтя тлеющую головешку и попал ему в лицо. Коготь застонал и принялся кататься по земле.
Главный Редактор уже перезарядил ружье, но второй том сочинений Цукермана, пущенный в полет рукой Ивана Козлова, на сей раз проломил ему череп. Это не остановило Главного Редактора, но на время вывело его из строя.
- Твои глагольные рифмы уродливы! – брызнув слюнями, выкрикнул Икающий в Ночи и пнул парня в темных очках.
Но тот схватил Икающего за ногу. Икающий попытался освободиться и упал рядом. Поэты сцепились в яростной схватке.
Главный Редактор, пуская слюни и глупо улыбаясь, шарил в карманах, в попытке найти патроны. Но Иван Козлов, истекая кровью, подковылял к нему и вырвал ружье. Цукерман, увидев это, попытался сбежать, но был остановлен папашей, который поднялся на ноги и загородил дорогу.
- Это из-за тебя все началось, - прошипел папаша, - это ты виноват…
- Как мои бутерброды жрать, так он первый, а…, - но договорить Цукерман не успел, потому что грянул выстрел и верткая блуждающая пуля настигла его, оборвав на полуслове. Она прошла навылет и пронзила папашу. Оба повалились, сжав друг друга в прощальных объятиях.
Тем временем парню в темных очках удалось выдавить глаз Икающего в Ночи, что было нелегко. Теперь он пытался засунуть в глазницу Икающего указательный палец. Из последних сил Икающий укусил парня в темных очках в шею. Теплая кровь залила обоих перед тем, как их души покинули бренные тела.
Главный Редактор подкрался к Ивану Козлову и с бессмысленным выражением лица свернул ему шею. На полянке воцарилась тишина.
Редактор устало поморщился и опасливо потрогал пролом в черепе.
- И вот так всегда, - сказал он глухо и печально, - а ведь мы просто хотели встретиться, поговорить… Когда же это закончится?…
- Никогда, - хрюкнул опаленный подбитый пегас, выползая из костра.
Шкура его дымилась, а опаленные крылья слабо трепетали.
Над лесной полянкой желтая луна злобно хихикала, озаряя мертвенным светом лица павших.
Главный Редактор проковылял к машине, припаркованной на проселочной дороге и, запихнув Пегаса в багажник, тяжело плюхнулся на водительское кресло.
Пора было возвращаться домой.
Ведь столько авторов еще желают встретиться! Как же они без него обойдутся? Мало ли что может произойти…
Главный редактор повернул ключ зажигания, и машина взорвалась. Эхо взрыва огласило пустынные окрестности. Взрывом Пегаса выбросило в небо, и он расправил огрызки крыльев. Непонятно, как он остался в живых. Глаза его – добрые лошадиные карие глаза – источали кровавые слезы.
Пегас поймал ветер и, выплюнув непонятно как попавший ему в глотку палец Главного Редактора, медленно полетел над ночным лесом…
|
|
| Гном-А-Лле |
2003-09-19 |
37 |
4.62 |
8 |
| |
|
| |
Одной девочке мама сшила куклу. Такую большую, мягкую. Ручки и ножки у неё были как настоящие. А волосы сделаны из ниток. Девочке кукла очень понравилась. Она весь день с ней играла, везде носила за собой. И даже вечером девочка уложила спать куклу в своей кроватке.
А ночью кукла встала и задушила девочку.
(замогильный хохот) |
|
| VAD-DARK |
2003-11-02 |
35 |
5.00 |
7 |
|
|
Макароны (просто знайте и ждите) |
|
|
|
|
| |
Любите макароны?
Да-да - макароны…
Я, знаете ли, маляр…
Весь день я вожу валиком по жести – туда-сюда.
Туда-сюда-обратно!
А потом домой – а там макароны!
Много у меня дома макарон.
В ящиках стола – макароны.
В прихожей – коробки с макаронами…
А на кухне, как вы думаете, что?
Что же у меня на кухне?
Ага! Конечно же! Ма-ка-ро-ны.
Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Это я смеюсь.
Мне просто смешно.
Но ничего… ничего.
Скоро все вы тоже будете жрать только макароны!
Потому что я так сказал!
Давиться ими будете.
Как в свинарнике свиньи кормом давятся.
Хи-хи-хи.
Это я хихикаю.
А когда вам надоест запихивать в себя макароны, то…
У меня есть кое-что эксклюзивное!
Еще макароны!
Что? Дружба? Какая дружба?!
Мой ответ – «Макароны!»
Любовь? Чееегоооо?
Вам мало было макарон. Добавим, добавим…
Месть? Ярость? Честь?
Макароны. Подавитесь вы! Макароны в глотку!
Жалость? Кого вы жалеете?
Вы еще сто двадцать пятую порцию не отведали!
Оп! А такого вы еще не пробовали! Нет-нет-нет.
Спокойно… Это всего лишь… Макароны!
Весь день я вожу валиком – туда-сюда, туда-сюда…
А вы все-все скоро будете есть только макароны.
Я публикую это просто для того, чтобы вы знали.
И ждали.
Так ждите.
Я представляю ваши раскрытые рты с желтоватой пеной…
Как макаронины торчат из них…
Ха-ха-ха…
Это я смеюсь…
Хи-хи-хи…
Это валик елозит туда-сюда по жестяной кровле…
Туда-сюда. Туда-сюда-обратно.
Макароны любите?
1 ноября 2003, Вад |
|
| VAD-DARK |
2003-11-08 |
32 |
4.57 |
7 |
| |
|
| |
Вечером на концерте группы SMASH!! я подошел к симпатичной девушке:
- Я импотент, - скромно, но с гордостью прошептал я ей на ухо.
Она уставилась на меня, словно я был какой-нибудь красный или в полосочку.
- Макароны любишь? – спросил я.
Ее глаза в разводах косметики моргнули несколько раз. Морг-морг. Пык-пык. Чпок-чпок. В них светилась тупость непонимания. Такой взгляд был привычен мне. Почему-то все, кого я спрашивал о макаронах, смотрели на меня именно так…
- Пойдем, - сказал я, взяв ее за руку.
Она поплелась за мной. Мы пробрались к стойке бара.
- У вас есть макароны? – спросил я бармена, похожего прилизанного ишака, которого имели в жопу все азеры высокогорного села.
Он был поразительно похож на одного из участников проекта Смэш.
- Простите, у нас не общепит… - бармен поджал губы.
- А кефир есть? За двойную цену!
- Вы издеваетесь? – спросил ишак возмущенно.
- Нет, - сказал я, - я видел секретные карты, я знаю, куда мы плывем…
- Вы что – свихнулись, вы на каком языке разговариваете? – ишак улыбнулся, - А впрочем, мне это нравится…
Я разочарованно отвернулся и повел девушку прочь из этого поганого места. Она была под химией, как это молодежь называет – спиды?…
Девушка тащилась за мной, бормоча под нос какую-то песенку. Зайдя в какую-то подворотню, я прислонил ее к стене.
- Я, знаешь ли, маляр по профессии, - сказал я, глядя ей в лицо.
Она мычала под нос что-то неясное.
- Макарон-то хочешь?
- А? – спросила она, - Это что-то новенькое? Сносит?
- Да, - сказал я, - это сносит. Макароны - это все, что тебе надо. Я всегда их ем. И ношу с собой. Все должны любить макароны. Я даю их всем-всем…
Она внимательно слушала. Было видно, что она не понимает того, что я говорю.
- Почему ты – импотент? – спросила она.
- Макароны, - сказал я,- вот в чем все дело. Я люблю их. Просто макароны. Я вообще – маляр, валиком туда-сюда, туда-сюда-обратно целый день. Макароны – вот оно что…
Я подумал, что наша беседа слишком затянулась, и достал из кармана пачку макарон «Макфа». Они похуже «Знатных», но тоже ничего… Я протянул ей ладонь макарон:
- Вот, - сказал я, - макароны любишь?
Она взяла горсть и запихнула себе в рот. Макароны похрустывали у нее на зубах.
- Кайф-то в чем? – спросила она с набитым ртом.
- В макаронах, - ответил я, - ты что – не поняла?
Я дал ей еще макрон.
- О, блин! – она явно обрадовалась, - да это круто, пацан, я тусовке расскажу.
- Нет, - я рассердился, - ты никому не расскажешь! Это наш секрет! Ничего личного – это же макароны… Если по-настоящему любишь макароны, то… - у меня даже слов не нашлось, чтобы описать ей мои чувства.
Довольно долго она ела макароны, потом довольно долго я запихивал в нее макароны, затем еще макароны, а после – макароны и снова макароны.
- А у нас фиеста!!!- орал в чьих-то окнах телевизор, - А у вас – фиеста?!!!
- Уж фиеста, так фиеста, - пробормотал я непроизвольно.
Ее тело я запихнул в открытый подвал, а пустые пачки бережно сложил и засунул в свой портфель, где лежал новый валик. Я же – маляр. Туда-сюда-обратно. Валиком вожу. И макароны. Конечно же, макароны…
ВАД, 8 ноября, 2003.
Отдельное !спасибо! моему соседу Григорию (Unknown). Он тоже любит макароны. Мы их любим вместе. И вы их полюбите. Без сомнений…
|
|
| Арямнова Вера |
2005-03-18 |
31 |
4.43 |
7 |
| |
|
| |
СМЕРТЬ МЕРТВЕЦА
Он лежал на широкой кровати и не был похож на спящего.
Я вглядывалась в его неправдоподобно спокойные черты, и не верила, что он умер, хотя сама полчаса назад сообщила о смерти знакомым. Слева от меня стоял мой старший сын. Он что-то сказал, но я не разобрала слов.
Между мной и умершим происходило последнее, очень важное, плотное событие: я привыкала к мысли - все кончилось, его больше не будет в моей жизни. Боль усмиряла мыслью, что кончилось-то все давно, и не только между ним и мной - у него давно все кончилось. Живым он не был уже несколько лет. Больше не будет мучительного сосуществования с человеком, функционирующим исключительно ради поглощения спиртного…
Я осталась наедине с осыпающимися в саду листьями, с облетающей штукатуркой дома, с покосившимися, кое-где упавшими заборами, с рассыпавшейся печью, наедине с его ребенком – моим младшим сыном. А капкан как будто ослабел – я же думала и о том, что больше никогда не увижу его глаз, из которых торчком торчит пьяная дурь, приводившая меня в бессильное бешенство. Никогда, никогда больше! Никогда не увижу мужа, приросшего к старому черно-белому телевизору, смотреть на экран которого я могла бы только под пистолетом, а он был занят этим то время, когда не было денег на водку.
Сын снова заговорил: надо бы, мол… И я, как во сне, перевела на него взгляд, все же не выпуская из поля зрения усопшего мужа, а потому заметила: он пошевелил пальцами!
Мне не приблазилось это: через секунду голова приподнялась над ложем и мужчина начал вставать. Но меня уже не было рядом, ужас заставил отойти в другой конец комнаты.
Восставший с одра говорил громко, жесты убеждали: он пьян. Но значения это теперь не имело. Я не хотела смотреть в его лицо не потому, что столкнулась бы с пьяным взглядом, который ненавижу. Мной овладел ужас. Мой ужас сделался полнее, ужасней, но, пожалуй, - не безысходней. Полная безысходность владела и раньше.
Старший сын как-то легко принял то, что говорит с человеком, которого только что видел мертвым. Они, кажется, даже смеялись чему-то. В комнату вбежал наш малыш и с разбега, обхватив сзади отца за плечи, повис на нем. Я содрогнулась: прозекторский шов, выглядывающий из расстегнутого ворота рубашки мертвеца, вспух и напрягся.
- Малыш, немедленно отпусти отца! – как могла громко закричала, а на деле прошептала я. Мальчик спрыгнул на пол, а так и не успевший ничего сказать муж плашмя рухнул на постель. Замертво. Это был конец!.. Но через пару секунд он снова зашевелился, и дети помогли ему встать.
Он спокойно, даже как-то бесшабашно хлопнул ладонью по разошедшемуся шву и заговорил – громко, пьяно, чужим, как всегда в состоянии опьянения, голосом...
Но я уже была в саду. Вслед мне летел букет роз, которые рассыпались и чернели на лету...
В саду было сумрачно, голые ветки с повисшими на них черными розами безмолвно темнели и умирали. Мне хотелось умереть вместе с ними.
Я снова оказалась в доме, где мы были уже только вдвоем с мужем. Я не знала, чем кончится любая следующая минута для него, не понимающего, не осознающего, что происходит. Хотелось уложить его в постель и что-то предпринять, но слов он не разумел, тем более, он давно уже не разумел моих слов, он не разумел моих чувств и доводов, и бесполезно было что-то говорить или что-то предпринимать.
Я пыталась сохранять некоторую дистанцию между собой и им, но не отходила далеко, чтобы подхватить, смягчить падение, если оно произойдет. И не успела.
Он упал как-то вмиг, подогнув колени. Повернув ко мне голову, ничком лежавшую на полу, выдохнул: - Все, милая, это конец, вон она, с косой, пришла за мной!
Я присела, глядя в его глаза – протрезвевшие, а потому сразу ставшие родными и все понимающими, как много-много лет назад. Что же ты наделал, что наделал, - билось во мне, но вслух произнести слова упрека сейчас было невозможно, и я с трудом сказала: - До свидания, - решив, что слово «прощай» усугубило бы его страх перед смертью. Он всегда так боялся смерти!..
Несчастный попытался поднять голову, но не смог, только лицо прижалось к полу, и я больше не видела его глаз.
Поднявшись, я почувствовала, что - все, теперь действительно – все! Я медленно пошла к двери, на выходе обернулась. Пальцы его руки, неловко подвернутой при падении, пошевелились.
|
|
| Гном-А-Лле |
2003-11-13 |
26 |
4.33 |
6 |
| |
|
| |
Деловито чихнув, собачка забралась передними лапами на стол и стала носом спихивать крышку со сковороды, насторожённо поводя ушами. То, что она творила – было верхом собачьей наглости. Хозяйка задала бы ей кошмарную взбучку, может быть, даже кочергой. Она торопливо глотала чуть тёплые котлеты, жевать было некогда. Собачонка съела последний кусочек и подняла морду, облизываясь: было очень, о-очень вкусно! И уже собиралась спрыгнуть на пол, как вдруг её глаза встретились с глазами застывшей в дверях полной женщины. «Ах, ты ж, зараза!» - заорала хозяйка, озираясь в поисках чего-нибудь, чтобы огреть наглую тварь. Шавка, опрокинув стул, с визгом прошмыгнула между ног Надежды во двор и скрылась в лопухах, закрывающих лаз под терраску.
- Да чтоб тебе пусто было, бессовестная!.. Я ж два часа вертела!.. Ну-у, погоди у меня!.. - бессильно ярилась хозяйка.
- Тёть Надь, чё случилось-то? - подал голос кто-то из гуляющей молодёжной компании, проходившей мимо.
- А-а-а, собака забралась... Весь ужин со стола пожрала! - сокрушалась Надежда. Молодёжь захохотала.
- Не ори, соседка, - откликнулся с соседнего двора дед Андрей, - шо котлеты, ещё навертишь. У меня внучка сегодня приезжает, заходи. Бабка пирогов напекла.
- Ирка приедет? - оживилась Надежда, словно позабыв про котлеты.
А беленькая собачонка отлёживалась под террасой, выжидая, пока Надежда уйдёт со двора...
Ирина ехала отдыхать. Уютнейшая деревня «Зелёная слобода», вся заросшая старыми деревьями, с действующей церковью, с загорелыми, поцарапанными мальчишками на велосипедах, речка, пусть и маленькая, но замечательно пригодная для купания и рыбной ловли, вполне доступный лес с грибами, земляникой и малиной. И с завтрашнего дня всё это – в её распоряжении: Ира взяла отпуск. В чемоданчике, таком старом, коричневом, тряслись цветные ситцевые сарафаны и халатики, пара купальников, шлёпанцы и парочка толстых книжек для ночного чтения. Вобщем, отпуск что надо! Как она это всё себе представляла: вдали от телевизоров, новостей, модной одежды: «Боже, можно таскать свою любимую драную футболку!» Позабыв о делах, бизнесе, обязательных рабочих отношениях и прочем, к чему она с удовольствием вернётся, но... через четыре недели! А сейчас... «Интересно, велик мой дед Андрей починил?» - подумала Ирина, улыбаясь и представляя свою комнату, - «Наверняка, ведь, печку затопил к приезду внученьки. Всю ночь теперь от жары подыхать буду! И пироги уже готовы!»
Всё это наполняло её блаженным покоем и ностальгическими воспоминаниями.
Приехала уже в темноте. До деревни – двадцать минут быстрым шагом. Автобус, покряхтывая и пофыркивая, укатил. Ира осталась одна. Дорога хорошо была освещена полной луной. Небо чистейшее. На Ирину накатили запахи лета. Слегка прохладный воздух ласково прикоснулся к голым рукам и шее. Июнь. В деревне сейчас полным ходом ночные гуляния. Ира припомнила садики, с сиренью, липами, рябинами, жасминами и прочей растительностью – она никогда не вдавалась, что там нынче цветёт, ей вполне хватало томной ночной теплоты с ароматным ветерком, кошачьими мявами, молодёжными компаниями с вином, гитарами или даже магнитофонами, с бабульками, сидящими заполночь на своих скамеечках под окошками. Ирина неспешно двинулась по хорошо знакомой дороге. Думалось только о предстоящем море отдыха и безделья. И о том, что «обязательно завтра на речку... ещё до завтрака».
Через двадцать минут блаженной прогулки Ирина начала различать впереди деревню: «Что-то темно. Электричество, что ли, отключили?» В тёплой неподвижной ночи вдруг неожиданно пронёсся порыв ветра и напугал своей неуместностью. Словно бы что-то постороннее пролетело над головой в темноте. Ира заторопилась домой: «Неуютно... Что-то не так...»
Ирина бежала по известным с детства улицам и с трудом узнавала их. Обычно освещённые окошки, молодёжь парочками, старушки на лавочках под окнами – всё это куда-то делось. Улицы затапливала одна огромная луна – света её хватало, впрочем, чтобы разглядеть и тёмные окна, и распахнутые во многих домах двери, и пустоту на улицах. Даже коты куда-то подевались. А луна просто катострофически низко зависала над головой. Непривычно огромная, пугающая, словно лик великана, обратившего свой равнодушный взор на муравейник и ковыряющего там палочкой. Неизвестно каким чувством она ощущала ледяной вой, от которого всё тело покрывалось изморозью. Воя не было слышно, только откуда-то приходила уверенность, что он есть. «Да что же это!» - непрерывно восклицала Ирина, чувствуя себя будто в вязком кошмарном сне, когда бежишь от опасности, но движения слабы. Что-то ужасное тащило её. Ире казалось, что если она хотя бы на секунду поднимет глаза на луну, как её сорвёт с земли словно соринку и повлечёт со страшной скоростью туда, на этот огромный сияющий блин. Она цеплялась всеми жалкими, просто физически ощущая никчёмность этих потуг, силами за землю. Цеплялась и ногами, и взглядом. Не смотрела вверх, хотя очень хотелось. Она знала, что нельзя. И выискивая лопушок, «под которым бы укрыться» – настолько малой себя ощущала – всё время где-то краем глаза видела эту луну. Она, казалось, и сквозь закрытые глаза будет проникать прямо в мозг.
Ира, задыхаясь, упала на четвереньки, и всхлипывая, ползла, обдирая коленки и ладони. «Что же это! Что же это!» - непрерывно шептала она, пока не уткнулась головой в забор. Словно затравленная кошка она заползла в кусты, переводя дыхание. И превозмогая непонятную волю, заставляющую поднять глаза, села на корточки и уткнулась носом в коленки.
Снаружи её убежища пронёсся порыв ветра, принёсший с собой не только волну ужаса, уже привычно обдавшую трясущуюся Ирину, но и ещё кое-что. Вначале сердце Иры забилось в надежде на спасение: она различила голоса. Человеческие голоса! Но через секунду она чуть было не взвыла в голос, до того жуткие звуки доносились до неё с другого конца деревни. Невозможно было понять, как ещё секунду назад она приняла их за людские! Ира различала скрадываемый расстоянием гул, словно бы от множества – не человечьих, нет – глоток. Словно бы хохот и пение, словно бы крики страдания – никак не возможно было разобрать, что там за звуки. Но складывалось ощущение, что все покинули свои дома и ушли туда. Ей рисовались чёрные призраки, полузвериные морды, оскалы, терзаемые жертвы – дикая безумная оргия каких-то оборотней. И её тащило туда – просто невозможно! Она поняла, что опять ползёт на четвереньках. Все попытки свернуть к дому деда заканчивались тем, что Ира находила себя кружащей по одним и тем же улицам.
Но она никак не хотела присоединяться к ним, ни в качестве пирующего, ни, тем более, в качестве жертвы. Ирина не выдержала, и почти заорала. Чтобы заглушить этот крик, рвущий ей горло, она изо всех сил укусила себя за руку. Получился страшный, задавленный хрип.
Она почувствовала, как глаз отпустил её. Перестал следить, словно бы разочаровавшись. Ветер наскакивал внезапно, креня деревья чуть не до земли. Ужас по-прежнему накатывал на неё вместе с порывами ветра. Потом наступало затишье. Потом – опять сильный вихрь. И снова тишина. Она, с трудом сдерживая жалобное поскуливание, выискивала, где бы схорониться до утра. Звуки, пугающие её, почти были неразличимы. Луна словно бы обратила своё внимание на другое, по крайней мере, она не ощущала больше той огромной силы, волокущей её куда-то против воли. Она забежала в какую-то открытую дверь – некое чутьё подсказало ей, что здесь уже всё кончено. Что «кончено», она даже не потрудилась сформулировать, просто знала, что сюда нечто больше не вернётся. Дом ощущался как пепелище, где огню больше нечего делать. Она испытала даже некоторое слабое сожаление, что никогда не узнает, что это было. Но твёрдо знала, что даже краем глаза – нельзя, потому как, тут же заметят.
Ирина мелко тряслась. В голове было гулко и пусто. Она почувствовала зверский голод, отдающийся тошнотворной болью в животе, словно бы пустота внутри требовала наполнения, угрожая начать пожирать её изнутри.
На столе стоял накрытый ужин, вполне освещённый из окон светом луны: четыре тарелки, нарезанный хлеб, и большая сковорода посередине, накрытая красной крышкой. Сковорода была еле тёплой, но изнутри доносился замечательный запах жареной картошки и... и котлет. Да, точно, котлеты. Она села на стул, собираясь снять крышку, как вдруг за окном пронёсся завывающий ветер, даже стёкла задребезжали и свет луны померк. Холодный спазм прокатился от горла до живота, оставляя после себя томительное бессилие. Ирина подскочила на месте и всем корпусом развернулась к окну. Луна скрылась за одиноким облаком, бог весть как занесённым на это пустынное небо. Облако светилось по краям неприятным желтоватым светом. И ветер торопливо сметал его в сторону от недовольно нахмурившегося лика луны. Улицы по-прежнему были пустынны и тихи. Даже далёкая оргия больше не докатывала свои волны сюда. И, за мгновение перед тем, как луна выпросталась из непрошенного покрывала, она увидела странное отражение в тёмном стекле. Она даже не сразу поняла, откуда здесь взялась беленькая собачка. И стоит ли её бояться...
|
|
| Эль |
2001-03-07 |
25 |
4.17 |
6 |
| |
|
| |
Страшная история.
Жили были мама и дочка, и был у них грамофон. И вот как-то мама говорит своей дочке: "Доченька, я сейчас пойду на работу, а ты делай что угодно, только не включай пластинку с зелеными глазами." И ушла.
Девочка маму не послушала, пошла и включила пластинку с зелеными глазами. Вдруг смотрит, а по комнате летают зеленые глаза и говорят: "Что же ты наделала, девочка, что же ты наделала" Она сразу грамофон выключила, а пластинку спрятала. Вечером мама пришла с работы без рук.
На другой день мама снова говорит дочке: "Доченька, не включай пластинку с зелеными глазами." Но доча не послушалась и опять включила пластинку. Залетали по комнате зеленые глаза, летают и говорят: "Что же ты наделала, девочка, что же ты наделала." Вечером мама пришла с работы без ног.
В третий день все произошло также: опять включила девочка пластинку, опять глаза залетали, а она подошла к ним и засунула их в карман. Вечером мама пришла домой без головы, а девочка одела зеленые глаза, пошла на улицу и убила всех людей на земле.
|
|
| Alex Frai |
2012-01-23 |
24 |
4.80 |
5 |
| |
|
| |
Лежала я как-то в больнице. В палате нас было четверо: я, девушка чуть постарше, полноватая женщина и совсем уж дряхлая старушка. Уж не знаю, чем бабушка была больна, но она совсем не разговаривала. Ни с кем. Медсёстры ухаживали за ней как могли, а она просто лежала и смотрела на всех стеклянными, выцветшими от старости глазами. Иногда она вставала и медленно бродила по коридору, совершенно не обращая внимания на сестёр, пытающихся вернуть её в палату.
И вот как раз во время одной из таких прогулок она внезапно подошла ко мне и уставилась на меня жутковатыми бледными глазами, чем очень меня испугала. Слишком уж давящий был у неё взгляд, а в её глазах можно было увидеть бездну, холодную и пугающую своей бесконечностью. Я уже хотела уйти, но старуха внезапно положила свою костлявую руку мне на плечо, наклонилась к самому моему уху и тихо прошептала: «Смерть идёт за мной, милочка, сегодня она меня заберёт, но я попрошу, чтоб она и тебя взяла. Уж больно ты мне понравилась». Морщинистые губы растянулись в довольной улыбке, обнажив пожелтевшие остатки зубов. Я со страхом посмотрела на этот дьявольский оскал, встала со стула и быстрым шагом удалилась в палату, чувствуя спиной всепожирающий старушечий взгляд.
В этот день я легла спать раньше чем обычно и долго ворочалась, всё думая о словах бабушки. Мне казалось, что она смотрит на меня с соседней кровати, и я постоянно поворачивала голову в её сторону, каждый раз понимая, что старушка спит.
Постепенно я начала засыпать. Здравый рассудок подсказывал, что всё что сказала бабушка – просто старческий маразм, да и оснований считать старушку психически здоровой не было… Перед тем как уснуть я словно услышала её голос в своей голове: «Скоро снова свидимся, дорогуша», а затем смех… жуткий, хриплый и надтреснутый смех, иногда перебиваемый кашлем. Боже, ну у меня и фантазия.
Всю ночь меня мучили кошмары, а на утро выяснилось, что бабушка умерла. От этой новости у меня мурашки по коже побежали. "Неужели она говорила правду? Значит, я тоже умру?" - теперь эти мысли не дадут мне покоя.
Так и было, навязчивые мысли не давали мне спать ночами до самой выписки. А когда меня выписали всё это как-то само по себе начало отходить и постепенно забываться. И старуха, и её слова…
Прошла неделя, может чуть больше. Я уже совсем забыла о старухе, не говоря уже о том, что я начала забывать и о том, что вообще лежала в больнице. Теперь-то я была дома и как раз собиралась спать. Я любила почитать перед сном, поэтому включила настольную лампу, взяла книгу и плюхнулась на кровать. Видимо уснула во время чтения и проснулась от кошмара, который мучил меня и в больнице. Странно, но лампа была выключена, а я ведь точно помнила, что не выключала её. Я протянула руку, чтобы щёлкнуть выключателем, но нащупала только пустоту. Лампы не было на своём привычном месте. Глаза постепенно привыкли к темноте, и я увидела силуэт человека, сидящего на моей кровати…
Господи, кто это!? От страха у меня сковало всё тело. Незнакомец медленно повернул голову и посмотрел на меня, потом тихо встал с кровати и вышел из комнаты, а я продолжала лежать с широко открытыми от страха и удивления глазами. Постепенно сон снова взял надо мной верх.
После этой ночи я весь день была сама не своя. Пыталась рассказать подруге, но та только рассмеялась. А следующей ночью всё повторилось. Незнакомец всё также сидел на кровати, а потом уходил…
Так теперь было каждую ночь. Я боялась ложиться спать, зная, что ночью он придет, и пыталась не уснуть, но каждый раз сон одолевал меня, иногда в самых неожиданных местах. А проснувшись, я оказывалась в собственной постели, на краю которой сидел он... Я уже думала, что так будет продолжаться вечно, но на пятую ночь он внезапно заговорил. Голос его был тихий, больше похожий на шелест листьев. «Уже скоро», - сказал он и вышел из комнаты.
После этого я совсем замкнулась в себе. Не замечала ничего, что происходит вокруг, а когда пошла в магазин не заметила и несущийся прямо на меня автомобиль. Я очнулась в реанимации. Пищали приборы, я дышала, а прямо надо мной стоял человек в чёрном. Тот самый, из моей комнаты. «Пора», - тихо сказал он и его шелестящий голос проник в мою голову, затмевая все остальные мысли, унося меня с куда-то в пустоту...
|
|
| Полина |
2001-01-28 |
20 |
4.00 |
5 |
| |
|
| |
«И говорят городам и камням: падите на нас
и сокройте нас от лица Сидящего на престоле
и от гнева Агнца;
Ибо пришёл великий день гнева Его, и кто
может устоять?»
(Откровение Иоанна Богослова)
Этот дождь начался, как начинаются все остальные дожди: сперва на подокон-ник упало несколько жирных капель, через полчаса появились сморщенные от частых кругов лужи, спустя час по крыше уже вовсю барабанило, а дороги пе-нились, словно натёртые мылом. Это произошло 20 сентября и так меня обра-довало, что я вынес поднос с ужином на балкон и наслаждался оладьями, глядя на шумящую дождевую стену. После затянувшейся жары, когда с утра до ночи над Городом висело мутное марево и люди теряли сознание прямо на улице, дождь был отрадой, отдыхом и для слуха, и для взгляда. В ночь с 20 на 21 сен-тября я впервые за много дней не мучился от духоты и не ставил возле кровати стакан с холодной водой.
Проснулся я под тот же мерный шум, под который и засыпал. Капли набрасы-вались на асфальт, затвердевший от зноя и дробили грунт, уже к вечеру похо-дивший на размякший джемовый пирог.
Через три дня дождь не стих. Он лил, не переставая даже ночью. Я зачитывался романом И. Стоуна и ложился не раньше двух, после не мог заснуть ещё с пол-часа, и периодически просыпался по нужде - дождь всё также шумел за окном: яростно, целеустремленно и как-то очень продуманно. Он лил равномерно, со средней силой, не сбиваясь на морось и не переходя в фанатичное состояние. Лил, лил, лил...
Сначала за окнами мелькали зонты, отфыркивались машины. Мой дом нахо-дится на холме, спускающемся к центральной части Города, и движение авто-мобилей перед окном всегда можно было назвать интенсивным, учитывая захо-лустность Города и его удалённость от столичной цивилизации. Спустя неделю я заметил, что количество зонтов на улице уменьшилось, поток автомобилей поредел. Затем зонты исчезли вовсе, поток автомобилей иссяк. Дождь не пере-ставал ни на минуту, и ещё через день бурлящие потоки понеслись по тротуа-рам, смывая всё на своём пути.
Однажды вечером я заметил кошку - она барахталась в потоке воды, несущемся вниз по улице, а затем пропала. Через день по улице проплыли две собаки и ещё одна кошка, затем настал черёд крыс. Я понял, что затопило подвалы домов и удивился, что за всё это время не увидел ни одной спасательной машины и не услышал ни оного предупреждения со стороны местной администрации. Впро-чем, радио молчало. А вскоре отключили электричество. « Слава Всевышнему, что плита газовая,» - подумал я, разогревая гороховый суп. Кости болели, в квартире было сыро и холодно - чувствовал я себя препогано.
К центру Города плыли мусорные баки, скамейки, поваленные деревья. Плыли овощные палатки и лотки с мороженным, плыли стулья и хлам с городской свалки. А ещё через два дня поплыли люди...
Волны дождевой воды взламывали витрины магазинов и окна жилых этажей, врывались в квартиры, грабили и пожирали мебель. Оцепеневшие, болезненно апатичные, уже полоумные люди, затаившиеся было в глубине своих квартир, начинали кричать, пытались бежать, затем - плыть.
... За последнюю неделю мимо моего дома проплыло четыре плота и десять ре-зиновых лодок, в основном двуместных, глупо набитых людьми и вещами. Две перевернулись при мне, и я видел ( да, не слышал, а именно видел ), как закри-чала упавшая в воду женщина. У неё были белые, совершенно безумные глаза и широко открытый рот, бросавший кому-то последние слова. И только тогда, ко-гда женщина скрылась под водой, к своему ужасу, я вспомнил её. Это была Ле-на Шандарская, выпускница 19.. года, хорошистка, имеющая одну лишь четвёр-ку по химии. На выпускном она играла на гитаре « Окончен школьный роман... » и плакала у Лилии Львовны, классной, на плече. Затем она поступила в инсти-тут, и я о ней больше не слышал. И теперь - не слышал, но видел, - несколько слов, которые выкрикнула она и которые изо дня в день повторял я сам : « За что, Господи ? За что ? »
Я живу на последнем этаже трёхэтажного дома - хоромы для нашего Городка, и думаю, что вряд ли продержусь ещё неделю. В холодильнике, правда, полно еды, плюс в буфете кастрюля сахара, банки с маринадом и пакеты вермишели, но дождь не будет ждать, пока я сожру всё это. Я подсчитал, что через пару дней полностью затопит второй этаж. Дольше всех, бесспорно, продержится здание городской администрации - четыре этаже, хорошая кладка... О том, что стало с одноэтажными развалюхами на окраине Города, не хочу даже думать - то, что от них осталось, проплыло под окнами пару дней назад.
... Этот дождь... Он словно хоронит весь Город, хоронит меня вместе с ним. Он не начал с какой-то определенной улицы или квартала - он решил разделаться сразу со всеми. Домами, площадями, скверами. Сразу, за считанные недели.
Вопрос, который мучил меня два дня назад, перестал наконец висеть в воздухе. Теперь, кажется, я во всё разобрался, а тогда спрашивал - почему люди с ниж-них этажей не приходят ко мне, спасаясь от дождя ? Четыре семьи, из них одна укатила в деревню на картошку ( счастливца, а ведь как не хотели ехать ! ), дру-гая соорудила плот и уплыла в неизвестность ещё 10 октября. Но остались ещё Стоговы и бабка Никитична со второго. Стоговых наверняка уже нет в живых, но старуха... И я спустился к ней, оставив на плите не разогретую пшённую ка-шу.
Знаменитый бабкин палас плавал в воде вместе с вязаными крючком и выши-тыми гладью салфетками. Сама Никитична сидела в разобранной постели в со-вершенно немыслимой, дурацкой ночной рубашке, - не будь такой же немысли-мой, дурацкой ситуации, я немедля расхохотался бы. Но Никитична посмотрела на меня - на закатанные выше колен кальсоны и всклоченные седые волосы, и захохотала сама.
— Пришёл-таки, дурачина старый, - сказала Никитична.
— Меня спасать пришёл, - продолжала она, - ты всегда был неплохим малым, Гриша, даже когда увивался за той шлюшкой из « Спорттоваров ».
— Не называй ей шлюшкой, - привычно отчеканил я и поперхнулся. « Неужели, чёрт побери, - подумал я, - мы не можем поговорить ни о чём, кроме как о Кать-ке, из-за которой двадцать лет назад я бросил жену и которая и в самом деле шлюха ? »
Словно услышав мои мысли, Никитична улыбнулась.
— Да ведь мы уже спятили, Гриша, - сказала она, - дней пять тому назад, если не больше.
— Что ты такое говоришь ? - спросил я и вдруг так испугался, что чуть не вы-бежал из квартиры и не помчался на улицу, готовый утонуть, не выходя из подъезда. Захлебнуться в собственном подъезде - вот что значит отколоть но-мер...
Я хохотнул.
Никитична покивала головой, и рукав её фланелевой рубашки сполз вниз, обна-жая костлявое веснушчатое плечо.
— «... Третий Ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь. И услышал я Ангела вод, который говорил : праведен Ты, Господи, кото-рый еси и был, и свет, потому что так судил. За то, что они пролили кровь свя-тых и пророков, Ты дал им пить кровь : они достойны того...»
— Что ты несёшь ? - заорал я, - какая кровь ? Пойдём наверх, вода доберётся туда не раньше послезавтра. А там, Бог даст, и дождь прекратится.
— «... Седьмой Ангел вылил чашу свою на воздух : и из храма небесного от престола раздался громкий голос, говорящий : свершилось ! »
Я повернулся и побрёл к двери. Ноги начало сводить от холода.
— Послушай ! - крикнула старуха.
Я обернулся.
— Послушай, - сказала она, - ты и впрямь собираешься выжить ?
— И впрямь, - ответил я.
Старуха молчала. Когда я открывал уже входную дверь, из спальни послышался безумный крик.
— Ты не сможешь, ибо ты грешен ! Этот Город смоет с лица земли, как и тыся-чи других городов, грешивших грехами в них живущих !
И тогда я побежал. Я взлетел вверх по лестнице, вбежал в квартиру и бросился к окну. Дождь продолжался, а вода уносила вниз по улице свои новые жертвы. Я подошёл к бару и достал последнюю бутылку коньяка. Сколько не свихнувших-ся ещё осталось в Городе, подумал я. А живых ? Когда бутылка наполовину опустела, я не был уверен, что не свихнулся сам. Всё вдруг стало предельно яс-но - пришёл конец, который энциклопедия кличет « Апокалипсисом », а мифо-логический словарь « Страшным судом ».
«... и солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась как кровь;
И звёзды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным вет-ром, роняет незрелые смоквы свои;
И небо скрылось, свившись, как свиток...»
« Они поняли, - подумал я, глядя на затопленные водой первый и второй этажи, - все всё поняли, и не стали бежать. Умрут все, ибо грешили все до единого, Го-род грешников исчезнет с карты. Что ж, может, и в самом деле лучше не сопро-тивляться, а молча лежать, и не бежать, потому что бежать некуда. Сколько уже покончило с собой, - подумал я, - сколько умерло от сердечного приступа, сколько погибло от холода ? Утонуло - сколько ? »
Я хотел взять в руки радио и трясти его, трясти со всей мочи, узнать, что же случилось на самом деле, но радио всё также молчало, не проронив даже хрипа. Я поел каши и выпил последнюю рюмку коньяка. Потом лёг на кровать.
...Который день ? Не знаю. Я вижу лишь окно, залитое дождём. Стена ливня - единственная его панорама. Я ни о чём не думаю, я - жду. Жду, что вот-вот небо прояснится. Знаете, как это бывает ? Сначала у линии горизонта, затем всё бли-же и ближе к середине неба появляется голубовато-розовая полоса, неровная, как обрывок календаря, долгожданная, как светлое Христово Воскресение... На-верняка уже ноябрь. А может, нет. Быть может, мне уже стукнуло шестьдесят, а может, у меня уже нет возраста. Может быть, я даже мёртв, но всё же вряд ли. Я смотрю за окно, не вставая с постели. Неподвижность - моё утешение. Я много сплю, и это прекрасно. Какие дивные картины вижу я иногда - солнце и много жёлтого песка, тихую речку, семейный пикник.
Я открываю глаза и вновь вижу дождь. Мои руки сложены на груди, но если я опущу их вниз, они погрузятся в воду. Потому что ещё немного, и она доберётся до кровати. А значит, и до меня тоже.
Безумная мысль приходит мне в голову : что, если я сплю, и это всего лишь сон - дурной и горячечный, и я проснусь ясным сентябрьским утром и увижу на сте-не играющие солнечные блики, и посетую на то, что давненько не было дождя ?...»
— Это не было сном, да ? - спросил Саша.
Он дрожал, как в лихорадке, и пристально вглядывался в лица родителей. Они сидели на берегу лесной речки и неловко переглядывались.
— Ну что ты, - ответил отец, подбрасывая на ладони бутылку, из которой он вы-тащил рукопись, - наверняка это выдумки.
— Нет, папа, нет, - закричал Саша, - разве ты не почувствовал, как страшно бы-ло тому человеку ? Как жутко ?
— Да, он постарался, - согласился отец, и мать кивнула в ответ, - и всё же быть такого не могло, ведь ты понимаешь это ?
— Да, папа.
— К тому же, за последнее время не было никаких сообщений о чудовищных ливнях и наводнениях.
— Да, папа.
— Ну, беги домой, мы с мамой скоро подойдём.
— Ладно, пап. Мам, мне забрать полотенце ?
— Будь добр. И повесь его сушиться на улицу.
— Ага.
Когда мальчик скрылся за пригорком, женщина посмотрела на мужа.
— Выброси это письмо, мне стало не по себе.
— Сейчас. Тут есть ещё кое-что...Дай мне очки.
«... И один сильный Ангел взял камень, подобный жернову, и поверг в море, го-воря: с таким стремлением будет повержен Вавилон, великий город, и уже не будет его... »
— Это писал больной человек, шизофреник, - сказала женщина, - спятивший на религиозной почве. Пойдём домой, хорошо ? И ещё раз прошу - выброси пись-мо, зря мы его читали при Сашке.
— Кто же знал, - пожал плечами мужчина, - я думал - розыгрыш, пиратские забавы.
Родители встали, собрали остатки пикника, и пошли на дачу, что в пяти минутах ходьбы от речки.
Ночью Саша долго ворочался, потом окончательно проснулся. Что-то ему оп-ределённо не нравилось. Через секунду он понял, что.
Шёл дождь.
|
|
| Тать |
2002-10-10 |
20 |
5.00 |
4 |
| |
|
| |
Страшные престрашные сны, рассказанные на сон грядущий.
Сон 1.
Пустое здание со множеством переходов и помещений. А в нем Некто. Он – само зло. Неумолимо и тяжело шагает он по гулким коридорам. Его приход неотвратим, его злая воля бесконечна, спасения быть не может. Но люди все же пытаются спастись, их не видно, не слышно, да и есть ли они или существует только Он, чьи шаги столь неудержимы… И я бегу по бесконечным этим коридорам, прячусь, хоть разве возможно спрятаться от Зла? Но с бешено колотящимся сердцем все же забиваюсь в какой-то угол… Оно здесь. Шумно дышит. Чутко прислушивается. Готово уйти, не найдя своей жертвы. Но если я не стану очередной жертвой, значит ею станет кто-то другой?.. Не знаю, почему приходит эта мысль в голову. Не знаю, почему выхожу из укрытия, почему хватаю палку и как мечом со всей своей силой замахиваюсь на Чудовище! Откуда столько смелости и воли к победе в сердце моем?! Но Оно, Чудовище, задрожав всем жутким своим телом, вдруг падает на кафельный пол, рассыпаясь на тысячу глиняных черепков! Это было всего лишь чучело! В реальной жизни так много страхов, которым надо пойти навстречу, и в результате они могут оказаться колоссом на глиняных ногах!..
Сон 2.
Небо, расколотое на две половинки: одна – нежно-розовая, в мягком сиянии заходящего солнца, будто умытая прошедшим дождем, благословенной радугой отмеченная, другая – почти в черных тяжелых и неумолимых тучах, сгущается, рвется, захватывая и подминая розовый свет. Город. Обычный город. Люди торопятся. Думают, гроза. Но не гроза это. Ясно вижу – будто молния, да не просто, а шаровая летит по небу, с той его части, что чернее ночи. Не молния. Сгусток энергии. Воплощение силы, злой силы. Само Зло, высшая его инстанция, разумная и могущественная, крылатая великая Сила мчится по небу, зорко выглядывая что-то на земле. Но люди беспечны. Люди Его не видят. Вижу только я. И даже я, кто знает о бесах не понаслышке, не в силах бороться, лишь замереть с надеждой, что на этот раз Оно меня не заметит. Не заметило. На этот раз у Него есть дела поважнее…
Сон 3.
Берег океана. Вдали город. Что-то не так. Сначала замечаю – город… будто скелеты черные останки небоскребов. Черный – единственно яркая краска вокруг, все остальное – серо-желтое. Небо. Берег. Океан. Вода в нем мертвая, не движется, не дышит. Понимаю - там уже никого нет. Но самое страшное – полное отсутствие людей. О, как мы можем быть недовольны, если рядом есть хотя бы один наш собрат! Но как нам плохо, когда нет ни одного! Думаю: «Неужели все погибли?..» Но будто в ответ моим мыслям, вдруг толпы эти самых собратьев появляются невесть откуда. Они торгуют, сбивают цены, разбрасывают мусор и вовсе не обращают внимания на кошмар вокруг… О, как я закричала на них! Но то был глас вопиющего в пустыне. Пустыня была вокруг…
|
|
| МОСКАЛЕНКО Сергей |
2001-02-19 |
19 |
4.75 |
4 |
|
|
Метафизика лифта (страшилка для интеллектуалов) |
|
|
|
|
| |
Метафизика лифта
Конечно же, лифт - вещь абсолютно метафизическая. Входишь в тесное помещение, где сжимаются и трещат все личностные ареалы, отвергаются персональные территориальные императивы, где глаза автоматически устремляются в пол или потолок, где говорить - грешно, словно в пантеоне или во время некоторого страшного таинственного обряда... Входишь в тесное помещение, ископаемая забота стискивает створки двери, как бы отрезая Вас от прошлого, отсекая от протяженности и медлительной логичности. Лифт - орудие модернизма и сюрреализма. Он проповедует магические преобразования, не обусловленные предыдущим состоянием. Ничего не нужно - только крошечный волевой импульс сознания, перелившийся в руку, ласкающим движением касающейся кнопки - и утробный голос, скрытый механизм превращений заурчит, отрабатывая свою обязанность по отношению к Вам. Магическое колесо запущено. Вас подтолкнет снизу, вы пошатнетесь - и поймете, что сделали глупость или наоборот, что это было самым гениальным решением в Вашей жизни. Это схоже с угасающим сожалением в истекающем сознании самоубийцы. На тысячную долю секунды он понимает, что сделал глупость - но поздно, механизм запущен, нажат курок - пуля вылетела, отбита табуретка - петля затянулась. Поздно. Ход дальнейших событий неуправляем. Выбор сделан. Кнопка нажата. Холодок непоправимости тревожит спину. Лифт подрагивает. Вы стоите в узком неизменном помещении, ассоциированное притягивание похоронных атрибутов еще более обостряет Ваше внимание. Скрытый безразличный механизм Мира отрабатывает Ваш магический посыл. Урчание усиливается. Мир за пределами этого тесного неизменного пространства претерпевает какие-то жуткие изменения. Непоправимость почти физически давит на плечи, лежит двумя кружками пива в области желудка. Почти паника. Но в этот момент все прекращается. Вас слегка подбрасывает вверх и створки разъезжаются. Вы облегченно и чересчур спешно выпрыгиваете на площадку. Еще длинную вечность полутора мгновений вы приспосабливаетесь к новой реальности вожделенного этажа. Вы прищелкиваете невидимые разъемы к здешней энергетической сети, вы внедряетесь и регистрируетесь в местной информационной паутине... Все. Вы в порядке... Но ползучее сомнение все еще тлеет где-то в области гениталий: все ли так, если даже это - тот этаж, но в том ли доме, а если и дом тот - но может быть, это уже иной, какой-то совсем чуждый мир? - И дверь Вам откроет не улыбчивая милая подруга, а некий клыкастый монстр? Но хуже совсем другое. Когда все внешне останется тем же, а внутри - будет совсем чужим и внутренняя логика событий и предметов вдруг не совпадет с Вашей и Вам придется столетия подряд разъезжать в бесконечных лифтах, пытаясь совпасть со своим родным миром... Впрочем...
http://www.proza.ru/author.html?sergey_msv |
|
| Shad |
2002-10-29 |
19 |
4.75 |
4 |
| |
|
| |
- Мальчик, а, мальчик, хочешь леденец? - слышится за моей спиной. Реплика относится явно ко мне, но оборачиваться нет никакого желания. Я ненавижу этот голос и интонацию, с которой произносится эта фраза.
- Мальчик, а, мальчик, - существо не отстает. Оно догоняет меня и хлопает по плечу.
Я продолжаю упорно идти вперед и смотрю куда-то вдаль.
- Мальчик, - я слышу шепот у самого уха, - возьми леденец.
- Не хочу, - грубо отвечаю я.
Вдалеке видны дымящиеся трубы, наверное, там стоят заводы по изготовлению вот таких вот леденцов, которые мне сейчас предлагают. Странно, я никогда не пробовал эти леденцы, но знаю, что они липкие и противные на вкус.
- Эй, - голос существа звучит уже где-то в моем мозгу, - мальчик, ну попробуй. Просто обернись и возьми. Это так просто, всего лишь один леденец, один леденец - и мы отстанем от тебя. Навсегда.
"Отстанут навсегда", - как заманчиво и между тем неправдоподобно звучит эта фраза. А вдруг он не врет? Интересно, откуда у меня такое отвращение к этим леденцам, которые я реально ни разу и не пробовал. Липкие и противные? Ну и что, в конце-концов, это просто леденецы, не более того.
Приостанавливаюсь и не оборачиваясь спрашиваю,
- Говоришь, отстанете?
Существо чувствует, что я сломался. Во фразах, к которым они привыкли на протяжении уже семи лет моей сознательной жизни, наконец-то появилось что-то новое.
- Да, - завораживающе шепчет существо, - больше никто, я клянусь, никто из нас не будет приставать к тебе и просить о чем либо. Обернись, не бойся.
Медленно оборачиваюсь. На этот раз это клоун. Обычный клоун, из тех, которые выступают в цирке. Он фальшиво улыбается, а в руках его горсть разноцветных леденцов.
- Мальчик, выбирай любой, - обольстительно нашептывает клоун, - они все такие вкусные. Одного из них, всего лишь одного достаточно для того, чтобы мы навсегда потеряли интерес к тебе.
И чего я так волнуюсь? Подумаешь, съесть один, всего лишь один леденец. Я понимаю, будет противно, но ведь то, что они делают сейчас, - намного противнее.
Клоун продолжает глупо улыбаться, но я понимаю, что он уже чувствует победу.
- Давай-ка обговорим условия сделки, - официальным тоном произношу я, и клоун радостно кивает головой.
- Говоришь, больше не будете меня преследовать? - мой вопрос содержит нотку недоверия.
- Никогда, - отвечает существо.
- И я больше не увижу вас?
- Обещаю, - голос существа спокоен, и мне хочется ему верить.
- Давай сюда свой леденец, - произношу я фразу, которую они ждали на протяжении всех семи лет.
Клоун протягивает мне один из леденцов, и я аккуратно облизываю его.
Мерзко и противно. Именно такого вкуса я и ждал.
Существо выжидательно следит за мной, и по мере того, как леденец все больше и больше растворяется и смешивается со слюной у меня во рту, его улыбка становится все шире и шире.
Наконец, от леденца остается только палочка, которую я с издевкой протягиваю клоуну.
- Доволен, сволочь?
- Да, да, абсолютно доволен. Теперь, я обещаю, никто из нас больше не будет доставать тебя. Теперь ты свободен, иди куда хочешь.
Я смотрю, как существо растворяется в воздухе и исчезает, а вместе с ним изчезают все мои страхи перед этими уродами. Почему я так упорно не хотел попробовать эту гадость раньше, а вместо этого мучился все семь лет? Наконец-то я свободен.
Я вытираю пот со лба и недоуменно смотрю на свою руку. Странно, откуда на ней взялась белая краска..
Лезу в карман за носовым платком, но натыкаюсь на что-то липкое.
Я знаю, что там, уже успел сообразить.
Впереди меня идет мальчик, наверное, он был бы мне ровесником..
Срываюсь с места, подбегаю к нему со спины, и ласково шепчу на ухо:
- Мальчик, а, мальчик, хочешь леденец? |
|
| Соколова Екатерина |
2002-11-30 |
19 |
4.75 |
4 |
| |
|
| |
Томка купила возле метро интернет-карту и поспешила домой. Вчера она нашла интересный сайт. Нужно было ответить на совершенно странные вопросы. Сначала на экране монитора был просто текст, затем появилась маленькая девочка. Она начала задавать вопросы вслух. Томка едва успевала набирать на клавиатуре ответ. С каждым вопросом девочка становилась старше. Томка уже не задумывалась над ответами. Пальцы перебирали клавиши, помимо ее воли. Под утро девочка стала почти взрослой. Томке больше незачем было печатать. Собеседница читала ее мысли. Она просто помогала ей думать о том, что хотела узнать. Девушка на экране становилась ее вторым я. Томка даже начала узнавать в ее лице свои черты. Это было здорово.
Все закончилось в один миг. На ее счету кончились деньги. Девушка на экране монитора растаяла.
Томка отправилась спать. Следом за ней направился кот. Ока очень любила своего Киса когда-то. Ей нравилось, как он терся об ее руки, мяукал требовательно, если чувствовал запах мяса. Но это было давно. Сейчас Кис мешал. Он царапал пальцы, бегающие по клавиатуре, приходилось тратить деньги на его корм. И вообще надоел не до него. Кис хотел устроиться на подушке, рядом с ее лицом, но Томка прогнала его, и кот ушел в ноги.
Утром Томка как всегда быстро умылась, оделась и вышла из дома. Она давно перестала краситься. Зачем? Все равно в толпе никто не замечает ее лица. И на работе всем не до нее. Каждый делает свое дело, свою маленькую операцию. Она никому не нужна в этом мире. Все ее друзья там, за экраном монитора.
Вбежала в комнату, наспех поела и за компьютер. Кот улегся на системный блок. Нашла нужный сайт. Все придется начинать сначала. Сегодня девочка на экране росла быстрее, чем вчера. Она уже выглядела совсем так, как Томка. Даже кот с ней рядом начал прорисовываться. Неожиданно гостья занервничала. Томка почувствовала ее панику и была почти в панике сама. Она понимала надо спешить, иначе сегодня, как и вчера ничего не получится.
Неожиданно прозвучал звонок в дверь.
- Не смей открывать, - зашипело Томкино отражение.
Кот ощетинился и через секунду оказался перед экраном. Он словно собирался прыгнуть, туда где начало пропадать изображение. Томка так и не поняла, что заставило ее подойти к двери. На пороге стояла мама. Томка кинулась ей на шею и неожиданно для себя расплакалась. Она понимала, что избежала большой беды, хоть и не знала, что это была за беда. Томка не помнит, сколько времени проплакала. С трудом но успокоилась.
- Ты даже не представляешь, как я тебе рада, - сказала она матери.
- Я до тебя, который день дозвониться не могу. Телефон все время занят. А сегодня весь день сердце ноет. Не утерпела, приехала. Почему- то боялась, что никогда больше не увижу.
Неожиданно у Томки от предчувствия беды защемило сердце. Она понимала, что что-то теряет, кто-то дорогой навсегда уходит из ее жизни.
- Кис, иди сюда немедленно! - закричала она в панике, и кинулась в комнату.
На столе сидело нечто. Рыжий и пушистый полуперс. Только глаза не желтые, а никакие. Прозрачные какие-то. Неожиданно Томка увидела в них, тот текст, что появлялся после разрыва связи с сетью. Было в облике странного существа что-то такое, что делало его совершенно не похожим на кота. У него не было усов. Зверь вдруг зарычал и оскалился так, что стали видны его зубы. Они были человеческие! В голове у Томки, что-то щелкнула и она услышала голос:
- Если не хочешь неприятностей тебе придется мне подчиняться. Теперь я твой хозяин.
Неожиданно свет в квартире погас. В полной темноте светились только кошачьи глазаа. На уши надавила странная тишина. Томка не сразу поняла, почему так тихо. Голос в голове зазвучал снова:
- Это я холодный ящик отключил, он берет слишком много энергии.
Томка заметила, что рыжая шерсть монстра начинает светиться. Шерстинки словно наэлектризовались. Теперь они стояли дыбом, каждая отдельно. Видимо ему удалось связаться с сетью, на смену тексту в его глазах начала появляться маленькая девочка.
- Смотри мне в глаза, не смей отворачиваться.
Томка подчинялась словно загипнотизированная. Она уже отвечала на вопросы девочки, и та быстро взрослела. Кот вдруг начал увеличиваться в размерах. Томке нестерпимо захотелось подойти и погладить Киса. Это же он, какой хороший!
Только когда от удара током Томкина мама отлетела в сторону, девушка вновь очнулась. Она знала, что надо делать. Трясущимися руками открыла дверь, выбежала на лестницу и вырубила пробки. Постепенно свет исходящий от кота начал меркнуть. В его глазах вновь появился непонятный текст. Но и он вдруг пропал. На Томку снова смотрели глаза ее Киса. Мама лежала на полу возле кота, он подошел к ней и потерся головой о ее лицо. Совершенно не понятно почему Томка знала, все кончилось. Мама сейчас очнется. Подошла к ней, погладила по щеке. Света из открытой на лестницу двери было достаточно, что бы найти свечу и зажечь ее.
Вскоре мать и дочь сидя на кухне пили чай и разговаривали. Кис подошел и открыл рот для того что бы замяукать и напомнить хозяйке о том, что его пора кормить. Во рту у кота не было ни одного зуба.
|
|
| Виталий Иванов |
2004-01-28 |
19 |
3.17 |
6 |
|
|
Очередная награда за службу |
|
|
|
|
| |
"Ты попал в точку, Виталик. Те, кого ты называешь «нацистами», кормят землицей мразь, которая способна грязно оскорбить женщину на плохо освещенной улице, рассчитывая на безнаказанность. А не потирают свои потные ручонки, хихикая от удовольствия после очередной грязной выходки. Примеры таких выходок ты легко найдешь в своих комментариях."
C.Tкаченко [произведения рецензента] 192.168.x.x - 28-01-2004, 15:19:54;
http://stihija.ru/cgi-bin/forum_new.pl?id=21238&page=1&sorting=id&db=k_com2003716001724&lines=20&a=show
-------------------------------------------------
Сережа в очередной раз стоял со свечкой, прикинувшись очередным фонарем, когда Поэт, в очередной раз не подозревая, что за ним наблюдают, прогуливался с женщиной по бульвару.
Мелькнули тени, и Сереже опять что-то причудилось страшное…
- Ба! Да, это - Виталий. И женщина! – Наконец, как только открыл глаза, понял Серега, в очередной раз накладывая в штаны. Но все-таки смог дописать донесение и ощутить значимость того, что в штанах.
- Надо его спросить, что он тут делает? – вспомнил Сергей инструктаж.
Но Поэт, как всегда, не стал отвечать на вопросы, почувствовав дурной запах. Да, собственно, никого и не было перед ним. Кроме кучи дерьма. Пришлось срочно уводить женщину…
- Дай допросить хоть ее! – крепко запахло, будто вдогонку. Но Она ушла вместе с Поэтом.
- Как же на этот раз объяснить мне свой запах шефу? При всех, в Комитете! – испугался Сережа собственных мыслей. – А, скажу, что Поэт женщину бил! Вот я и пукнул случайно… Это - важная информация. Плевать, что вранье.
Вот так Сережа и получил очередную награду - новые свечки.
Сколько будет еще таких «фонарей», превращающихся в кучи дерьма, на пути у Поэта?
|
|
| Станислав Караджич |
2001-07-04 |
15 |
5.00 |
3 |
| |
|
| |
http://www.proza.ru:8004/author.html?karadzic
Цветы зла, ночные цветы, они распускаются на могилах в полночный час, их стебли напитаны кровью мертвецов, их лепестки освещают фосфорическим светом округу. В университетском саду однажды ночью я собирал цветы зла, в ту ночь погасло все уличное освещение, и только цветы мерцали во тьме, да порой полная луна выходила из-за туч и заливала трупным мерцанием набережную Невы. Я шел от дерева к дереву, осторожно ступая в темноте, кто-то цеплялся за мои ноги, хватал за руки, но я не обращал внимания. Я искал свой ночной цветок, и скоро он позвал меня. Он вырос прямо под одним из университетских окон. Я наклонился к нему и потрогал, тотчас же с другой стороны окна к стеклу приникли лица людей, умерших до моего рождения. Это были лица и пожилых умудренных жизнью преподавателей и профессоров, но виднелись среди них и молодые лица студентов. Они смотрели на меня, а я смотрел на них. Потом, сорвав цветок, я отошел к ограде парка и увидел, что мертвецы смотрят на меня изо всех окон университетского корпуса. Это были только те, кто стоял у самых окон, остальных я не видел, они столпились где-то в глубине аудиторий.
Вдруг окна открылись на распашку, и сад наполнился голосами тысяч людей. Я не мог разобрать ни одного слова. Обернувшись, я увидел, что вся набережная заполнена призраками, они стояли так же плотно, как и на демонстрации седьмого ноября. Я вышел из сада, и они расступились передо мной, образовав коридор. Я шел, держа цветок в руках, и вглядывался в их лица, а они смотрели мне в глаза, порой некоторые лица казались мне знакомыми, но я не мог вспомнить, где я их встречал.
Я шел домой, и все улицы были заполнены народом, который расступался, давая мне дорогу. Даже на крышах толпились они и выглядывали из окон, а те, кого не пустили к окнам, стояли в сумрачной глубине комнат. Не горело ни одного фонаря, но свет луны освещал их лица. Люди разных эпох смотрели на меня, и я видел их полные глубокой тоски глаза. Куда вы уходили от нас, куда уйдем мы вслед за вами, вернемся ли, да и стоит ли…
Вот и мой дом я открыл дверь ключом и остался в темноте, я оказался в одиночестве, но, выглянув в окно, я опять увидел их. Под самым окном сидел Денис, он выбросился с последнего этажа моего дома, когда мне было тринадцать лет. Я открыл окно и спросил: «Оправдались ли твои надежды?»
- Да, - ответил мне он.
- Как это странно, - подумал я.
Я поставил цветок в вазу и вскрыл себе вену, слил хлынувшую кровь в нее – какое время цветок не увянет. Приласкав, вилявшую хвостом, собаку, перевязал руку, кровь перестала течь, потом взял на руки вазу с цветком и отнес ее в комнату. За окном начинало светать, и свет, исходивший от цветка, начинал бледнеть. Полюбовавшись загадочным узором узких лепестков, я лег в кровать и скоро уснул. Рядом со мной, свернувшись калачиком, спала моя умершая в прошлом году собака.
|
|
| Гор Соловьёв |
2001-10-09 |
15 |
3.75 |
4 |
| |
|
| |
"Твои мысли мне не нравятся, от них исходит что-то очень плохое, скажи, о чём ты думаешь ?"- фраза прозвучала в сознании человека не как звук, а как сладкий запах... "Разве
имеет значение то, о чём я думаю, это касается только меня,"- почти шёпотом, но вслух ответил он.
"Если это мешает мне, значит касается и меня,"- всё той же сладостью строка устроилась где-то перед глазами, но в то же время обычным зрением её невозможно было увидеть. "Кто ты ?
Я могу тебя увидеть?"- обезумившим голосом проскрипел человек. "Конечно можешь, ты сидишь на моём корне уже который час."
-По-моему, я свихнулся.
-Нет, ты не свихнулся, просто пришло время узнать нечто новое, совсем новое.
-А как это произошло, почему я понимаю тебя ?
-Не знаю, за всю мою жизнь ты первый из людей с кем я могу поговорить. Ответь пожалуйсто на вопрос: о чём ты думал ? Мне интересно знать почему твои мысли несут за собой боль.
-Я думал о своей личности, думал, что она настолько ничтожна, она не заслуживает внимания других
людей.
-Мне кажется, что все люди одинаковые, только состояния у них разные: кто-то раскрывается,
кто-то замыкается, главное быть самим собой.... |
|
| Балашов М/Ю |
2002-01-08 |
15 |
3.75 |
4 |
|
|
Не влезай, убьет! (страшная вещь, читать не советую) |
|
|
|
|
| |
Ну что, влез все таки, а ведь просили по человечески: «не влезай». Теперь ты - труп. Я знаю про тебя все: адрес, телефон, e—mail, URL, Rh, IQ, имя жены и даже девичью фамилию тещи. Я даже знаю, что больше всего любит твоя собака. Не пытайся спрятаться под стол, трус, киллеры уже выехали, два огромных страшных негра в черных очках, с собакой. Почему с собакой? Мы никогда не оставляем свидетелей, и твою собаку придется убрать тоже.
Но до киллеров ты можешь и не дожить, потому что я послал тебе сильнодействующий яд. Услышишь звонок в дверь, спросишь, - кто?
- Почтальон Печкин, принес посылку для вашего мальчика, - это пароль. Бери посылку и ни в чем не сомневайся. Потом откроешь ее, а там страшный яд – гексаген с сахаром. С сахаром, что бы не так противно было глотать. Чуешь мою заботу, я же не зверь, да и ты мне не безразличен, я уже даже как-то привык к тебе. Ну, значит, начнешь ты, как дурак, эту отраву в рот запихивать, тут и рванет, да так, что пол подъезда развалится. Главное дозу правильно рассчитать, что бы целый дом не рухнул. Если же ты после взрыва даже чудом и выживешь, тебя потом все равно соседи добьют. Но на это ты не рассчитывай. До этого момента ты, один хрен, не доживешь. Я тебе по мылу страшный вирус послал. Он уже AVP уничтожил и теперь с Доктором Вебом разбирается. Стоит тебе включить компьютер и ты - труп. А потом еще контрольный звонок по телефону в голову. Зазвонит телефон, ты, как глупый зомби, поднимешь трубку, скажешь алле, а оттуда вопрос:
- Такой-то, такой-то? - Ну ты естествено, - Да.
А оттуда П-П-П-Пух, и ты – труп.
Ты на каком этаже живешь? Если достаточно высоко, ни о чем не думай, прямо сейчас в окно сигай, самый безболезненный выход. Если ниже третьего, то лучше застрелиться или повеситься. Хотя стреляться – ненадежно, можно промахнуться. Так что бегом в хозяйственный магазин за мылом и веревкой, пока негры не приехали.
|
|
| Валерий Азорин |
2003-02-01 |
15 |
5.00 |
3 |
| |
|
| |
ЖИВОЕ МЕРТВОЕ ДИТЯ
В незапамятные времена, когда людей на земле было мало, жила на севере семья экиров. Их скромное обиталище размещалось далеко от океана. Занимались они круглый год разведением олений, охотой и промышляли рыбной ловлей. Семейству не приводилось ощущать на себе голод, как некоторым соседям. То ли из-за того, что они были трудолюбивы, то ли из-за того, что Великие Духи Тундры были к ним благосклонны. Но с недавних пор, все с содроганием осознали, что и к ним ныне нагрянул не прошеный гость. Сперва, вымерло половина стадо олений — скошенные какой-то напастью. Потом, прекратили заходить в сети косяки. А дикий зверь исчез в неизвестном направлении.
Над снежной пустыней бушевал буран.
В яранге, обшитой теплыми шкурами, находились старейшины. Сидя вокруг зажженного очага, старики беседовали о насущней проблеме.
Один старейшина, лицо которого было испещрено шрамами, медленно произнес:
— Был у соседей. Они сетуют, что и к ним пришел глад. Эта зима будет для всех лютой.
— Я ходил к шаману Ангу, — прохрипел старик с жиденькой бородкой и усами, — просил его узнать у Духов, что нам делать, что б спасти семью. Он мне советовал, во время «жгучей» бури, отнести презренного младенца в тундру. Над ним надо прочитать молитву хранителю Ран, и оставить его там. Так мы сможем уберечь себя от гибели.
Третий старейшина глубоко вздохнул.
— Советы шамана нас ни когда не подводили, — весомо заметил он. — Думаю, нам и в этот раз следует поступить так же. Вот только где нам взять презренное дитя? Ведь как я понял, он должен быть из нашей семьи.
В ярангу вошла женщина. Она принесла с собой вареную оленятину. Наложив в кожаные лоханки варево, она, сделав поклон, вышла.
— Я знаю, у кого есть наш спасительный ребенок, — отозвался бородатый старец. — У Когана. Он жаловался мне однажды, что подозревает свою жену в связи с шайтаном. Он уверен — первенец не от него.
— Туган? — позвал шрамистый старейшина.
Из-под медвежьей шкуры тут же появился мальчик.
— Сбегай к Когану, — наказывал дед внуку. — Пригласи его к нам.
Малец проворно набросил на себя накидку, и выскочил из жилища.
— Нам бы такой задор, — со вздохом промолвил третий старейшина.
Молодой экир вошел в ярангу и уважительно преклонил колено перед старцами. Откинув с головы капюшон, он сел в круг, и молчаливо стал ждать.
— Коган, — обратился шрамистый старейшина, — ты ведаешь, какое в нашем семействе трудное положение. Голод пришел к нам. И не будет от него пощады, если, мы не умилостивим хранителя Ран. Только он всесилен, обуздать предстоящий мор. Но в знак нашего к нему почтения и поклонения, мы должны принести ему жертву. Младенца, которого отец считает презренным. Старец Рунга поведал нам, что ты сказывал ему о сомнениях в чистоплотности твоей жены. Так ли это?
Коган помедлил, но утвердительно кивнул.
— Да. Я уверен, моя женщина имела порочную связь с шайтаном.
Потолковав со старейшинами, молодой экир вернулся в свое жилище. Его жена этим временем кормила малыша грудью. Она любя смотрела на своего мальчика.
— Хватит его поить своим гадким молоком, — злобно процедил Коган. — Накорми сперва мужа, а он подождет.
Женщина безропотно отложила ребенка в сторону и укрыла его пушистой накидкой. Встав, она торопливо принялась готовить.
Шло время. Семья экиров все больше и больше ущемляла себя в еде. Оленей осталось совсем мало. Мужчины по долгу пропадали на охоте или рыбалки. Но добычи домой они почти не приносили.
Старуха Ан умерла от истощения на рассвете. Весть об этом пронеслась по всему обиталищу. Люди со страхом восприняли ее. Они понимали — голод начал брать свою главную дань.
Однажды над белой пустыней разыгрался жуткий по силе буран. Шаткие яранги сотрясало от ледяных порывов ветра. Коган, вошел в ярангу старейшин. Его ожидали.
— Пришла «жгучая» буря, — высказал шрамистый старец. — Ты должен выполнить свою задачу. Теперь сохранение нашего семейства зависит от тебя.
Коган появился в своем жилище. Жена укачивала младенца, напевая колыбельную. Она робко поглядела на мужа. Тот нервно принялся собирать какие-то вещи.
Коган раскрыл кусок медвежьей шкуры.
— Клади в него ребенка, — велел он недобрым голосом.
Мать не поняла. Она продолжала баюкать дитя.
— Клади на шкуру выродка, — повторил, словно рыча, муж.
— Но зачем? — спросила женщина, прижимая к груди перворожденного.
— Наш сын проклят, — рыкнул Коган. — Она зачат от семени шайтана. Ты впала с ним в грех, когда меня не было дома.
— Но это не правда, — испуганно воскликнула мать. — Я не имела сношений с шайтаном. Ты же знаешь!
— Клади выродка...
— Куда ты хочешь его унести? — плача спрашивала жена. — Зачем отнимаешь от меня нашего Ангиака. Он же твоя кровь...
— Не смей напоминать, что он моя кровь, — прошипел Коган. — Он проклятье нашему крову! Он виновник голода! Клади его сама, или я отниму выродка силой.
— А, я знаю, почему ты возненавидел свое дитя, — кричала женщина, обливаясь слезами. — Ты не можешь забыть то, что тебя по принуждению женили на мне. Я же не дура. Ты до сих пор любишь Аранду из соседнего стойбища.
Коган ударил рукой по заплаканному лицу жены.
— Не произноси святое для меня имя своим мерзким ртом. Аранда не достойна, что б ее оскверняли пакостным языком.
Схватив могучими руками младенца, отец с силой вырвал его из объятий матери. Бросив малыша на шкуру, Коган закутал ей ревущего малютку.
Женщина, умоляя, бросилась целовать ноги мужа. Она заклинала любимого не совершать задуманное. Она уверяла, что не касалась телес шайтана. Но все ее мольбы были безразличны мужу. Он был убежден, что первенец не от него.
Коган отпихнул унтом взывающую мать.
— Это будет тебе уроком на всю жизнь, — сказал он, и вышел на завьюженную улицу.
Коган прыгнул в запряженные собаками нарты. Громко свиснув, он погнал упряжку в белый хаос тундры.
Коган далеко уехал от своего поселения. Остановив быстрых животных, он огляделся. Пурга и вьюга метали в него колючий снег. «Дальше нет нужды продвигаться», подумал погонщик. Коган взял завернутую в рулон шкуру, и отошел в сторону. Опустившись на колени в сугроб, мужчина начал читать заклинание, вознеся руки к небу.
— О, Великий Дух Ран, помоги, и избавь нас от голода. Он крепнет с каждым днем. В нашем стойбище уже издохла от недоедания старуха Ан. Если ты не услышишь и не поможешь нам, наше семейство вымрет. Мы всегда взывали к тебе, когда нам было тяжело. И ты ни когда не отказывал нам в поддержки. Заклинаю тебя и умоляю, не оставь же нас и на этот раз. А в знак нашего почтения, я принес тебе жертвенное подношение. Это мой первенец. Но я знаю, он не от моей крови, а от крови шайтана. Шаман Ангу сказал, что жертвой тебе должен стать презренный ребенок. Так вот, бери его, он твой!
Коган раскутал шкуру. Он увидал через снежные вихри голого младенца. Тот ежился в калачик. Малыш рыдал и замерзал. А на лице отца не дрогнул ни один нерв.
«Прощай», Коган развернулся и пошел прочь. Сквозь вой шального ветра, он слышал горький плачь мальчика. Воля старейшин исполнена. Погубив одного, он спас остальных. Семья продолжит существование. А это самое важное.
Коган возвратился в свое жилище. Он увидел, как женщины семейства утешают его жену. Все протяжно плакали, взывая к милости Великих Духов. Они просили у них сберечь ребенка.
— Глупцы! — вознегодовал Коган. — Он же был отпрыском зла! Его смерть сохранит нам жизни! Пошли все прочь! Свора безмозглых чаек!
Женщины покорно покинули жилище.
— Ты сгубил нашего Ангиака! — запричитала жена Когана. — Пусть проглотит тебя Белая Пустыня!
— Уймись! — гаркнул муж. — Пойми, я сделал для всех лучше. Я прощу тебя, и у нас позже будут наши с тобой дети.
— Мне не надо других, — убивалась женщина.
— Мне пора к старейшинам, — произнес Коган, поправляя капюшон. — К моему приходу сготовь поесть.
Старцы пили кипяченую воду, когда перед ними появился Коган. Скрестив ноги, он сел в круг.
— Я выполнил ваше повеление.
— Хорошо, — улыбнулся шрамистый старик. — Теперь будем надеяться на всесилие Рана.
— Моя жена сильно горюет, — мрачно заговорил Коган. — Что мне делать с ней. Она то и дело твердит, Ангиак, мой сынок. Если ей не помочь, она сойдет с ума...
— Постой, — взмахом руки, прервал его бородатый старейшина. — Ты сказал, твоя женщина называла младенца Ангиаком?
— Да, она нарекла ему это имя.
— О, гнев превеликой Тундры! — голосисто вскрикнул бородач. — Будь проклята моя память! Шаман предупредил меня о том, что презренное дитя не должно иметь имя. Ведь только после наречения именем человек получает душу.
Все кто был в яранге, ощутили, как сводит их сердце от страха.
— Что же мы натворили?! — обомлев, прошептал шрамистый старец.
— Мы, превратили этого младенца в «живое мертвое дитя», — пояснил бородач. — Его дух не отстанет от нас, покуда не отомстит нашему семейству. От него нет спасения. И кара его, будет для всех самой свирепой и безмерной.
— Должен же быть какой-то выход, — вставил Коган. — Надо проведать об это у шамана. Пусть он скажет, как быть.
— Шаман покинул свое жилье, — говорил, разбито бородач. — Он ушел в другой мир для общения с духами былых шаманов.
— Придется ждать, — заключил пугающе шрамистый старец.
Однажды, все мужчины уехали на нартах на охоту. В селение остались только женщины, дети да старейшины.
Жена Когана занималась по хозяйству. Прибирая в жилище, она тосковала о своем малыше. Ей было тяжко, поскольку муж не поверил ее словам. Она понимала, что разумом Когана овладели подножные Духи. Она не могла, да и не хотела прощать его. Ведь жизнь стала для нее проклятьем.
Сквозь заунывный шум ветра, женщина различила звуки похожие на детский плачь. Она потрясла головой, решив, что ей послышалось. Но пронзительное рыдание не смолкало, а наоборот усиливалось.
Неожиданно, женщина увидела, как по кожаной двери кто-то стучит. Ее это насторожило. В их семье не принято стучать, перед тем как зайти в ярангу.
— Кто там? — спросила она робко.
Омерзительный треск. Некто царапал по коже.
— Если ты хочешь зайти, то проходи, — хозяйка прижала к груди дрожащие руки.
Царапанье прекратилось.
С улице донесся громкий плачь. Детский плачь.
Дверь распахнулась. Женщина сразу же окатил ужас. На пороге стоял на корточках ее сын, ее Ангиак! Он был гол, бледен, и его пошатывало из стороны в сторону. Мать, с возгласом радости, подбежала к малышу.
— Ангиак! — она приняла малыша на руки. Маленькое тельца было холодным, как льдина. Мать обняла любимца, и принялась его целовать. Каким образом выжил ее сын в суровой тундре, ей не было ведомо. Да и какая разница, главное, малютка вернулся целым и невредимым. Лишь два изменения заметила женщина в своем чаде. Его глаза отливали красным отблеском, и ногти на руках и ногах были остры и длинны.
Обнажив разбухшую от молока грудь, мать дала сосок своему сыну. Тот моментально присосался, и начал жадно тянуть из матери сладковатую жидкость. Женщина с радостью чувствовала, как убывает молоко. Она гладила головку первенца, и ей было невероятно спокойно на сердце.
Накормив малыша, мать бережно уложила его в теплую шкуру. Мальчик ни как не мог отогреться. Разведя очаг, она веревками завязала дверь. Ей не хотелось, что б кто ни будь из семейства, узнал о возвращении ее отпрыска. Она боялась, что мужу могут рассказать об этом, и он вновь снесет мальчика в тундру. А этого ее душа более не стерпит.
Ночью, когда женщина спала, Ангиак покинул ярангу. Он уполз в тундру. А перед тем, как его мать проснулась, он приполз обратно. Продолжая пить молоко, он креп, набирая силы.
Как-то раз, дав сыну сосок, мать почувствовала резь. Она стерпела. Но не знала: во время кормления у Ангиака вырастали мелкие клыки. Прокалывая ими кожу матери, он вместе с молоком всасывал в себя ее кровь.
Женщина стала недомогать. У ней часто болела голова. Она побледнела. Редко выходила из жилища. Жена Когана угасала. Призрак ее ребенка был виной тому.
Мужчины прибыли в стойбище. Их натры пухли от пойманной добычи. Такого количества дичи им не доводилось ловить и в добрые дни.
Коган вошел в свое жилище:
— Жена, Великий Дух Ран пожалел нас. Смотри, сколько удалось нам выловить...
Тишина. Очаг давно потух. Кожаный пол припорошило.
— Жена! — Коган бросил себе под ноги добычу. Он в недоумение осмотрелся. На том месте, где он любил спать, мужчина приметил, что под шкурами что-то лежит. Коган осторожно отодвинул покрывало. Его дух обжег ужас. Он видел свою жену, или вернее то, что от нее осталось. Оголенное тело женщины было синего цвета. Оно явственно исхудало. На грудях мужчина подметил отчетливые укусы. Но самым страшным было то, что глаза женщины были вырваны из глазниц. Они покоились в ее приоткрытых ладонях.
Старейшины стояли в яранге Когана. Он позвал их. Все тяжело молчали. Отвратительная смерть соплеменницы глубоко потрясла их.
— Коган, — произнес бородатый старец, — тебе немедленно нужно идти к шаману Ангу. Узнай, как нам одолеть призрака. Пока не поздно.
Снарядив Когана в поход, старейшины и вся семья провожали его. Все просили мужчину вернуться и помочь им.
Дорога была милостива к Когану. Он ехал несколько дней подряд. На пятые сутки достиг-таки ярангу старого и могущественного шамана.
Бородатый старейшина дремал в своем жилище. Жена накормила его вкусной едой. Он прикидывал в ум, что их посланец должен был уже приехать к шаману. Вдруг, жилище старца не с того не с сего затрясло, будто шайка медведей набросилась на нее. Бородач, услышал, мерзкий плачь. Он исходил с улицы. Упав на колени, старик закричал:
— Я знаю, это ты, Ангиак! Убей меня, но ни трогай больше в ни кого в селение. Прости нас!
Призрак очутился на четвереньках в яранге. Малыш ревел навзрыд. Только вместо слез из его глаз падали огненные капли. Раскрывая широко рот, младенец оголял кровожадные клыки.
— Прости нас! — взывал старик.
Ангиак взлетел в воздух. Он визжал и завывал. Растопырив руки и ноги, малыш устремился на старейшину.
Жена бородача, забившись в накидки, с ужасом наблюдала, как призрак терзает ее мужа. Он разрывал старца на части, словно хищник пойманную жертву. Вспоров живот острыми когтями, Ангиак вынул внутренности. Расшвыряв их по жилищу, он забрался в утроба старейшины и стал лакать кровь.
Когда женщина попыталась выбежать из яранги, призрак изрыгнул в нее огненную струю. Охваченная пламенем, она, крича, упала. Алчный огонь моментом облизал все жилище.
Коган взял с саней мешок. Вскинув его на плечо, он пошел к жилищу шамана. Экир зашел в кров, который всегда был окружен тайной. На стенах яранги висели бубни и ритуальные предметы. Всюду были нарисованы замысловатые орнаменты. Увидев шамана, Коган пал на колени и поклонился.
— Приветствую тебя, Ангу! — произнес гость.
Шаман сидел недвижимо. Его облик внушал уважение и трепет.
— Пришел я к тебе с просьбой, — говорил Коган. — Не откажи нам. Вот, это тебе. Мужчина вынул из мешка шкурки животных и домашнюю утварь.
— Что, старик забыл про имя? — вымолвил Ангу.
— Да, — согласился пришедший. — По своей старости, он не вспомнил об этом. Этим, мы навлекли на себя более страшную беду, чем голод. Призрак «живого мертвого дитя» посетил нас. Он убил мою жену...
— Бородатый старейшина и его женщина то же погибли, — добавил шаман.
— ?!
— Ангиак уже мстит твоему семейству. Если его не извести, он уничтожит вас. А тебя погубит последним.
Слова шамана пугали Когана.
— Скажи, что же нам делать? Как избавится от него? Есть же какой-то выход.
— Есть способ изгнать навсегда Ангиака, — подавал надежду Ангу. — Но для этого дела нужен отважный герой.
— Я, — тут же сказал Коган, — я смогу это сделать. К тому же, во всем этом есть и моя вина. По сему позволь мне исполнить долг перед семейством.
— Если ты уверен в своих силах — дерзай. Мне лишь остается молить Духов о твоей защите, — шаман провел рукой по своему грубому лицу. — По приданию наших предков, есть один только способ убить призрака. У берегов океана плавает «мертвый» айсберг. Он прозрачен как капля воды. В нем обитает желтый морж. Зверь полуживой. Тебе следует проникнуть в ледяную глыбу, и сразиться с животным. Когда убьешь, воткни ему нож под правое ухо и испей кровь. Только тогда торопись домой. При встрече с Ангиаком, произнеси его имя наоборот. Так ты изничтожишь призрака.
Коган поспешно поблагодарил Ангу. Он встал, чтобы немедля двигать в дальний и опасный путь. Но шаман остановил его.
— Погоди. Моржа ты не одолеешь своим ножом. Для этого нужно такое же потустороннее оружие, как и он.
Гость помедлил.
— Возьми желтого змея. Выпустишь его в самый опасный момент. Он пронзит моржа и выжрет у него сердце.
Шаман задрал нательную одежду. Коган с отвращением увидел большой бурый нарост на боку туловища. Ангу напрягся и застонал. Он заколотил себя кулаками в грудь. Бугор вдруг зашевелился. Через миг, прорвав уплотнение кожи, проклюнула гадкая голова желтого змея.
— Возьми его и проглоти, — протянул шаман. — Он будет жить в тебе, пока не станет нужным. А когда станет, исторгни его из своей глотки во врага.
С этими словами шаман Ангу потерял сознание.
Коган, брезгливо вытянув из нароста змея. Зажмурив глаза, он впихнул в себя склизкого гада. Поползновений в желудки не было. Его помощник затаился где-то в чреве.
— Хойййааа! Хойййааа! — выкрикнул Коган, и нарты сорвались с места. Они понесли его к берегам Великого Океана.
Лай собак вынудил подняться шрамистого старца с постели. Набросив на себя накидку, он вышел из жилища. На улице валил снегопад. Ветер слегка колыхал воздух. Старейшина подошел к встревоженным псам, и недовольно прикрикнул:
— А ну, тихо! Разлаялись на сон.
Но собаки не переставали галдеть. Их разъяренные взгляды были обращены на загон с оленями.
— Ладно, тихо, тихо, — просил животных старик. — Сейчас гляну что там.
Доковыляв до загона, старейшина осмотрел скотину. Ни чего особенного он не заметил. Пожав плечами, старец развернулся и сделал шаг к своей яранги. Детский плачь, остановил его. Душу продрал неприятный озноб. Старик различил средь хлопья, мальца, который стоял на четвереньках между оленями. Он надрывно ревел, и слезы его сыпали огненными струйками.
— Нет, нет, — шептал обомлевший старейшина. Встав на колени, он задрожал. — Не губи меня! Это ни я придумал погубить тебя. Я был против. Я не хочу умирать!
Призрак глядел на старейшину, который плакал как малыш. И то, что он говорил ему, была чистая ложь. Уж он то знал правду. Ангиак истошно завизжал. Стадо вздрогнуло и ринулось на старца. Мгновение, и копыта олений растоптали его.
Призрак завис над трупом. Он засмеялся с издевкой и исчез.
Коган достиг отрогов ледяных гор, которые блуждали в открытом океане. Айсберги были окружены чайками. В воде он видел стаи тюлений. От видимой природы стало ему на сердце тепло. Он на миг забыл о своем ответственное поручение. Ему захотелось отдохнуть. Понаблюдать за взморьем. Но... выбросив желанные мысли, Коган вынул из мешка цельный лоскут шкуры. Он был просмолен и заговорен самим шаманом Ангу. Вставив поперек этого лоскута прутья, он соорудил простое суденышко. Покончив с лодкой, мужчина заколол двух собак. Подтащив туши к запряженным псам, он сказал:
— Ваши сородичи не дадут вам сдохнуть с голода. Будьте здесь, я завтра после рассвета вернусь, а если нет, то бегите к шаману. Возможно, он придумает, что дальше делать.
Коган нацелил лодку к скоплению айсбергов. Он не знал, где отыщет прозрачную глыбу. Но искать надо. Чутье и удача охотника подскажут ему, где она.
Коган проплавал весь день. Смеркалось. Все поиски были без успешны. Мужчина разочаровался и корил себя за то, что не сможет помочь семье. Положив веселки в суденышко, он прикрыл ладонями глаза.
— Я больше не могу, — обречено проговорил он. — Отыскать эту льдину в безбрежном океане невозможно. Я устал.
Коган поперхнулся от сильного внутреннего толчка. Его живот начал ходить ходуном. То там, то здесь, ощущалось, как змей тычет своей распроклятой головой в тело. И не зря. Глаза Когана случайно глянули вперед. Недалеко покачивался отлогий айсберг. Он был прозрачен. В густых сумерках, экир заметил в его недрах сияние желтого моржа.
Подплыв к глыбе, странник рассмотрел зверя в близи. Тот был огромен. Лежал во льду, свернувшись кругом. «Он полумертвый», всплыли слова шамана.
Ангиак посещал родное стойбище каждую ночь. Он кровожадно мстил. Загубил старейшин и их домашних. Перебил всех детей. Те, кто уцелел, хотели покинуть свои яранги, да не могли. Призрак высосал всю кровь из собак и олений. Семейству не куда было деваться. Приходилось ждать прихода Когана. На него была последняя надежда. А пока, кто в состояние был отбиваться от Ангиака, отбивался. Ну, а те, кто не мог, умирали от возмездия призрака.
Коган ступил на прозрачный айсберг. Под своими ногами он видел моржа, который излучал желтизну. До зверя нельзя добраться с наружи. Но по опыту ловли тюлений, экир знал, что у некоторых льдин с подводной стороны есть ходы проточенные водой. Спрыгнув в стылый океан, Коган принялся нырять. Он ощупывал все закутки громоздкой льдины. И вот, случайно вплыл в проточину, которая вывела его к моржу. Оказалось, что центр глыбы был пуст. Животное находилось в пузыре-подобном пространстве. Дышать было трудно; воздух был сперт. Коган с опаской подошел к зверю. Он стоял в замешательстве. С чего начать? Как бы его разбудить. Экир вынул из унта нож, и осторожно ткнул лезвием моржа. Желтая жирная гора пошевелилась. Коган ткнул еще раз. Зверь прохрипел и лениво приоткрыл веки. Он увидел человека, который нарушил его долгий сон. Раскрыв пасть с белыми бивнями, животное набросилось на Когана. Морж сбил незнакомца с ног, задрал массивную голову и опустил ее на поверженного. Мужчину спасло одно — бивни воткнулись в лед. Лицо экира оказалось между ними.
Коган почуял, как к горлу подступает тошнота. Из его рта вырвался змей, который проник в пасть зверя. Животное отпрянуло. Его затрясло. Герой, вскочив на ноги, спрятался в проходе. Он видел, как морж извивался и рычал. Было заметно, как место, где билось сердце гиганта, бугрилось и вздымалось. Желтый змей пожирал плоть. Издав протяжный рык, зверь обмяк. Коган осторожно приблизился к нему. Пнув чудовище, он не увидел ни каких движений. Конец. Экир подбежал к голове моржа. Воткнув нож под правое ухо, он, припав к ране, стал пить кровь...
...Коган кричал. Метался. Стонал. Звал шамана Ангу. Взывал к Духам. Боль, мук, страдание кипели в нем. Кровь убитого животного меняло его сущность. Он перерождался. Он становился нечто большим, чем человек...
Экир очнулся в своей лодке. Он решил, что произошедшая битва было видением. Но, глянув на водную гладь, он изменил решение. Все его лицо было в крови. Значит, ему удалось получить Силу. Коган радостно вскричал:
— Я могущественен! Семья, я спешу к вам!
В стойбище оставалось шесть экиров. Остальных Ангиак убил. Он выбирал самые извращенные казни. Женщин он разорвал пополам. А с мужчин сдирал кожу и сжег ободранные тела. Почти во всех ярангах валялись обезображенные мертвецы. По этому, те, кто уберегся, объединились, и спрятались в самой надежной яранге. Она — два мужчины, три женщины и одна старуха, вооружив себя гарпунами и ножами, ждали прихода ужасной ночи. По-видимому, это будет последняя для них ночь.
Дверь в яранге распахнулась. Запуганные женщины заорали. Мужчины же метнули гарпуны. Один из них чуть не угодил в грудь Когану.
— Стойте, это я! Коган!
Семья с восклицаниями радости бросилась обнимать спасителя.
Пища была вкусной и сытной. Всем надо было набрать силы пред роковым сражением. Коган сидел в кругу, и все внимание соплеменников было обращено на него. Он рассуждал:
— До прихода ночи, нам необходимо быть готовыми к встречи с Ангиаком. Моих собак отведите кряж, дабы призрак не смог их сожрать. Когда все минует, мы сменим наше обиталище. Ангиак не должен знать, что я вернулся. Сейчас я обладаю Силой, которой подвластно убить его. Если он прознает обо мне, он первым делом будет стремиться уничтожить меня. Так вот. С наступлением сумерек, я скроюсь не вдалеке от стойбища. Женщины пойдут со мной. А вы братья, завлечете Ангиака в ярангу. Когда я ворвусь в нее, убегайте. Там я сам разберусь с ним. Все поняли?
Люди закивали головами.
Ночью налетела пурга. Снежные космы метали повсюду. Вой ветра нагнетал на округу страх.
Два мужчины находились в жилище. Они громко беседовали и смеялись. На разведенном очаге кипела вода.
Пронзительный плачь, заткнул собеседников.
Ангиак начал полосовать когтями кожаные стенки яранги. Всюду возникали порезы, наложенные детской пятерней.
Коган высмотрел призрака, снующего вокруг жилища. Пора. Соскочив, он побежал на подмогу у собратьям.
Ангиак вторгся в ярангу. Его вид был ужасающий. Мужчины окаменели. Они заворожено глядели, как чудовище разверзло пасть, что б излить огненную желчь.
— Бегите! — велел Коган.
Призрак вметнул под конус жилища. Он осатанело взирал на вошедшего.
Братья выбежали, а Коган остался.
— Вот мы вновь свиделись, — сказал он. — Пора тебе покинуть этот мир. Ты погубил всех поселенцев. Хватит! Умри на веки!
Коган открыл рот, чтобы изречь имя Ангиака наоборот. Но, призрак прошмыгнул возле его лица и вылетел наружу. Коган сперва не понял, что произошло. Кровь захлестала из его рта. Он выскочил из яранги и принялся набивать в рану снег. Когда кровотечение почти прекратилось, экир взвыл от боли и горя. «Живое мертвое дитя» оторвало ему язык. Теперь все они пропали. Без языка Коган не в состояние был произнести магическое слово.
Призрак подполз к отцу. Он скалил клыки, которые держали окровавленный язык. Ангиак издевался над Коганом.
С воплем отчаянья, мужчина рванул на малыша. Экир одним движением оторвал голову малыша, и швырнул ее в снег. Голова упала лицом к Когану. Призрак гнусно хохотал. Он выплескивал из глотки кровяные сгустки.
Мужчина подобрал свой вырванный орган, и вложил его в рот. Невероятным образом мышцы языка срослись с телом.
— Я... я могу... могу говорить!!!
Жестокая боль пронзила шею Когана. Ангиак, примостив свою голову к туловищу, напал на человека со спины. Жадно вонзенные клыки терзали плоть экира. Кровь хлестала из рваных жил. Но герой не сник духом. Всадив в глаз малыша нож, он отогнал того от себя. Призрак, вспарив в воздух, взревел огненными слезами.
Коган обессилено упал в снег. Он на последнем издыхание прокричал:
— К-А-И-Г-Н...
Ангиак прыгнул на врага. Он пробил рукой человеческую грудь и вырвал сердце.
Уста Когана, недоговорив смертоносное слово, застыли. Приподняв из последних сил голову, он увидал, как призрак держит его сердце. Оно еще вздрагивало, но вскоре замерло. И Коган рухнул в бесконечную черноту...
«Живое мертвое дитя» победило. Оно визжало, и бешено сновала по воздуху. Теперь ему осталось покончить с остальными. Ликуя, он полетел через бурю. Завидев кучку людей, призрак излил из себя огненные нечистоты.
Душа Когана отошла от тела. Вспарив, она зависла над бренной оболочкой. Он мертв. И все старания спасти семью, тоже умерли вмести с ним.
Шаман Ангу вздрогнул. Он ощутил, что герой погиб. Но его дух еще не ушел в потусторонний мир. Стиснув кулаки, шаман напряг силу. Из его раскрытого рта вырвался луч. Мгновенно преодолев дальнее расстояние, он влился в душу Когана. Мужчина прочувствовал, как его слабый дух забурлил от могучего потока волн. Они словно внушали ему: «Убей Ангиака! Убей Ангиака!»
Огненная струя призрака разбросала по сторонам мужчин и женщин. Только старуха не успела отскочить. Она заживо сгорела.
Полупрозрачная душа Когана налетела сзади на Ангиака. Малыш явно растерялся. Он не ожидал такого нападения. Он решил, что дух его отца на пути к предкам. А нет. Коган, ударил презренного ребенка, и придавил к земле.
— Я хоть и погиб, — говорил он победоносным голосом, — но силы Света дали мне мощь добить тебя. Так умри!
Коган изрек имя наоборот:
— К-А-И-Г-Н-А!!!
Ангиак стих. Долго не двигался. Оторвался от снега и повис над Коганом. Духовная оболочка призрака полыхнула, сгорела, и оставила от себя разноцветный пепел. Он же смешался со снегом, и взлетел в поднебесье. Неожиданно, непогода смолкла. В просветленном небе засияли прекрасные цветные переливы. Сияние было великолепным.
С той самой поры, для всех экиров это явление стало наставлением, чтобы они ни приносили в жертву Духам даже презренных детей. А боролись с трудностями своими силами. И до тех пор, «живое мертвое дитя» будет о себе напоминать лишь чудесным сиянием.
А душа Когана отправилась в дальний путь. В обитель праотцов всего человечества.
|
|
| Виоленс |
2003-11-06 |
15 |
5.00 |
3 |
| |
|
| |
Одной девочке мама подарила куклу. Такую
большую, мягкую. Ручки и ножки у неё были как
настоящие. А волосы сделаны из ниток. Девочке
кукла очень понравилась. Она весь день с ней
играла, везде её носила за собой. И даже
вечером девочка уложила спать куклу в своей
кроватке.
А ночью кукла встала и задушила девочку.
Мама хотела похоронить куклу вместе с дочкой. А
потом решила оставить её на память: такая
милая, с мягкими ладошками. А где-то через пару
лет куколку выпросила поиграть младшая
сестрёнка...
Днем девочка играла с куклой, и все было
хорошо, но настала черная ночь. Девочка
заснула.
А кукла открыла глаза. Они светились тусклым
красным цветом. Кукла подползла к девочке и
открыла щелеобразный рот с мелкими острыми
зубами. Девочка так и не проснулась, когда
кукла вгрызлась ей в сонную артерию и с
чавканьем принялась глотать теплую кровь...
А наутро в кроватке лежали уже две куклы.
Мама сошла с ума от горя, но ей были нужны
деньги, чтобы заплатить за квартиру, и она
продала кукол на рынке...
- Мам, ну ма-а-ам, - канючила девочка лет
восьми, дёргая за рукав усталую женщину
средних лет в зелёном плаще, - ну, мам, ну купи
мне этих куколок. Такие хорошие... Мам, я все
уроки сделаю, и посуду помою, и всегда буду
мыть... и за собой всё убирать... Ну, ма-ам,
ну, пожалуйста-а-а...
- Ты же знаешь, у нас денег нет, - пыталась
стряхнуть ноющую дочь утомлённая родительница.
Но тут девочка плюхнулась прямо в
подвернувшуюся лужу, широко открыла красный рот
с мелкими зубами и заорала во всю глотку.
Прохожие стали недоумённо оборачиваться. Мать
покраснела и, наклоняясь к дочери, прошипела
сдавленным голосом:
- Замолчи же, ради Бога, на нас люди смотрят...
Девочка продолжала орать, безобразно дрыгая
ногами и разбрызгивая на прохожих грязь и
сопли. Мать оглянулась: вокруг них уже начинали
толпиться любопытствующие.
- Тогда не будет тебе новых кроссовок, -
сдалась несчастная женщина.
Девочка моментально захлопнула рот, вытерла
рукавом сопли и победно ухмыльнулась,
поднимаясь из лужи. Прохожие разочарованно
разошлись.
Весь день девочка играла куклами.
А ночью она проснулась от ужасного крика.
Девочка вскочила и побежала к маме.
Мама сидела на кровати, зажимая руками рот. А к
ней, ощерив острые зубки, подползали,
подтягиваясь на руках и волоча ноги две куклы.
Девочка, замерев в углу, заворожено наблюдала.
Куклы, наконец, забрались на кровать и
набросились на несчастную женщину. Мать вяло
отбивалась, парализованная ужасом.
Девочка из своего угла никак не могла
разглядеть, что же творится на кровати. Она изо
всех сил вытягивала шейку и вставала на
цыпочки, но так ничего и не смогла разобрать,
кроме беспорядочной возни, мелькания рук, ног и
оскаленных ртов.
Но вот мать затихла, последний раз дрыгнув
ногами. Девочка различила удовлетворённое
чавканье.
- Так вы живые, - восторженно прошептала она,
ласково глядя на двух кукол, копошащихся над
животом трупа.
Одна из кукол подняла окровавленную голову и
посмотрела на девочку глазками-пуговицами.
- Нет, - сказала она, - мы не живые.
Ее голос был похож на хрипение столетнего
старика. Изо рта у нее свешивались кишки. С
хлюпающим звуком она заглотила их.
Вторая кукла тоже посмотрела на девочку и
рыгнула. У нее из пасти несло тухлым мясом.
- Давайте поиграем, - попросила девочка, - в
дочки-матери.
- Нам нужно есть, - сказала первая кукла.
Она слезла с тела и мелкими шажками подбежала к
девочке. За окном шумели осенние деревья.
- Нам нужно много есть, - слова давались ей с
видимым трудом, - а где твой папа?
Девочка уставилась в матовую глубину глаз-
пуговиц. Он тонула в них. Там был космос и
звезды - огненные и ледяные, там были миллионы
километров одиночества и страх бесконечности,
там был странный разум, рожденный в оранжевом
ветре и голубом небе над полями плотоядных
растений, там было все и не было ничего.
- Мой папа придет утром. У него ночная смена, -
сказала девочка тупо, - давай поиграем.
- После того, как придет твой папа.
Кукла улыбнулась. Между ее зубов застрял
ноготь.
- Спи, - добавила она,- спи-усни... Путь тебе
приснятся далекие миры...
Утром девочка проснулась в том же углу маминой
комнаты. Под кроватью натекла лужа крови - в
тени она казалась черной. Одна из кукол
устроилась прямо в животе трупа. Она не
двигалась.
Девочка пошлепала на кухню. В голове у нее
гудело, все было как в тумане - сладком тумане,
в котором тонешь. Из которого не нужно
выплывать.
Другая кукла сидела на кухонном полу, склонив
голову набок, лицом к девочке.
- Эй, - сказала та, - что ты здесь делаешь?
Вместо ответа кукла открыла свою пасть и
стремительно выстрелила длинным клейким языком,
тут же втянув его обратно. Потом она сглотнула.
- Насекомые не подходят, - сказала она глухо, -
нужна еда.
В это время в замке заворочался ключ.
Саныч отпахал ночную смену и собирался
завалиться спать. Работа его достала. Его
достала жена, превратившаяся за последние шесть
лет в худую занудливую сучку. Он ненавидел ее.
Дочь была не лучше - она ловила тараканов в
ванной и отрывала им лапки. Она, черт возьми,
могла часами этим заниматься!
Саныч очень устал. И, пожалуй, после того как
поспит, он возьмет литруху и раздавит ее с
соседом по лестничной площадке. А эта сучка,
наверное, опять ничего не приготовила!
Макароны! Надо бы ей сказать, чтобы она
засунула их себе...
Он вошел в комнату и уставился на останки жены.
Сразу бросился в глаза развороченный живот и
один уцелевший глаз, уставившийся в засиженный
мухами потолок. Другого глаза не было. Попутно
Саныч отметил, что не хватает и одной руки. Его
рот приоткрылся.
Его жену, с которой они прожили десять лет,
кто-то сожрал прямо в их кровати. Этот факт его
поразил. Глаза Саныча выпучились, он издал
утробный звук и выблевал весь свой скудный
заводской обед прямо в лужу застывшей крови.
- Вот дерьмо, - тихо сказал он, - вот ведь
дерь...
И тут ему на спину кто-то (что-то) прыгнул и
укусил за шею. Саныч хотел заорать, но из его
глотки вырвалась лишь новая порция блевотины.
- Ты - папа? - прохрипел кто-то у него из-под
ног.
Он посмотрел вниз и увидел куклу с большим
щелеобразным ртом и глазками-пуговицами. В
следующую секунду она раскрыла пасть и
вцепилась ему между ног мелкими острыми зубами-
иголками. Саныч потерял сознание от боли и упал
на пол.
- Ну, теперь мы поиграем? - спросила девочка.
Одна из кукол открыла рот ее отца, вытащила
распухший язык и, внимательно осмотрев,
откусила его.
- Да, - сказала другая кукла, - мы поиграем.
- В дочки-матери? - спросила девочка.
- Да, - ответила кукла, - это хорошая идея.
Довольно долго девочка с упоением играла с
живыми куколками. Наконец, она решила, что
«дочуркам» пора обедать.
- Есть хочу! - завопила одна из кукол, широко
разевая рот.
- Давай-давай-давай-давай, - истошно заголосила
другая, свешивая огромный язык изо рта.
- Сейчас, мои милые, - засуетилась девочка,
доставая игрушечные кастрюльки и тарелочки.
- Это?! - провыла одна из «дочек».
- Это мы не едим, - подхватила другая и цапнула
«маму» за руку.
- Ай! - взвизгнула девочка и засунула
прокушенный палец в рот.
- Это вкусно, - авторитетно пробасила одна,
наблюдая за девочкой.
- Я тоже хочу, - принюхиваясь, отозвалась
вторая.
- Что же вам дать, - беспомощно озираясь,
проговорила девочка.
- Может быть, это? - она указала на
растерзанный труп в коридоре.
- Не-ет, - отвернулись куклы, - холодное...
- Подогреть? - оживилась "мама".
- Подогреть? - переспросила кукла.
- Нужно новое, - кивнула другая.
- Где же я возьму-то? - расстроилась девочка.
Потом её осенило:
- Соседка! Тётя Люба!!!..
- Сейчас, дети, садитесь за стол! - прокричала
она уже из-за двери.
- Что случилось, Мариночка? - добрая женщина
встревожено глядела на маленькую соседку.
- Тётя Люба... тётя Люба, - девочка старательно
таращила глаза и пыталась заплакать, - там...
маме плохо!
- Ох, детка, сейчас-сейчас... - засуетилась
соседка, - пойдём, посмотрим!
Тётя Люба ворвалась в квартиру и сразу же
наткнулась на заскорузлые останки Саныча.
- А-а-а-а-а!!!! - завизжала она так, что собаки
во всех квартирах отозвались истошным лаем, и
грузно шмякнулась в обморок.
Куклы переглянулись и растянули зубастые рты на
пол-лица - так они улыбались. О! Они быстро
учились, эти куклы! Девочка умилённо
разглядывала своих «дочурок», неторопливо
подбирающихся к тёте Любе.
- Она хорошая, - прошепелявила одна.
- Да, она - наша мама! - кивнула вторая.
- Кушайте, дети, - растроганно проговорила
девочка.
Куклы нацелились, раззявив пасти. Но...
В эту минуту что-то зазвенело, разбившись в
комнате.
Девочка испуганно вздрогнула. Куклы не
отреагировали, со смаком оттягивая предстоящее
пиршество: они не сильно проголодались.
Оставив «игрушки», девочка заглянула в мамину
спальню.
На подоконнике возвышалась чья-то массивная
фигура, расправляющая спутанный плащ за спиной.
- Бетмен! - сдавленно пискнула девочка.
- Бетмен, дочка, - спокойно кивнула фигура и
спрыгнула на пол, - плащ вот порвал, - буднично
добавил «Бетмен».
Девочка сделала движение к куклам (она была
настоящая мама), но грузный "Бетмен" неожиданно
ловким движением поймал её за руку.
- Спокойно, детка: усё будет хорошо! -
пробормотал он, втыкая шприц в руку девочке.
- Бл-лин! - прошипела та. Ещё несколько
мгновений она стояла, пытаясь продолжить
движение к куклам. Она выразительно двигала
руками, беззвучно предостерегая своих
«дочурок». Но они её, конечно, не видели,
упоённо вгрызаясь в горло и живот несчастной
тёти Любы.
Потом девочку охватила безнадёжная апатия. Она
несколько раз кивнула головой, прислонилась к
стенке и, наконец, сползла на пол. Голова её
свесилась, глаза бессильно закрылись, и девочка
погрузилась в тяжёлый наркотический сон.
«Бетмен» удовлетворённо кивнул, оглядывая
спящую. Мельком глянув на труп в кровати,
махнул рукой и тяжёлыми шагами двинулся в
коридор.
- Ах, вы, суки! - заученно воскликнул он,
поскрипывая амуницией.
Куклы даже не подняли голов: они продолжали
восторженно чавкать над бедной соседкой. Они
что-то согласно мычали про свою любимую маму!
Хм, они быстро учились, эти куклы... Но...
Но тучная фигура, затянутая в чёрную кожу,
ловким и красивым движением выхватила крохотный
огнемёт из складок порванного плаща и мгновенно
испепелила живых кукол. Они успели только
глянуть недоумённо: кто там мешает? – как
вспыхнули ослепительно, вместе с растерзанной
тётей Любой...
«Бетмен» взял телефонную трубку:
- Алло? Да, пожар!.. Жертвы?.. Есть...
Похоже на убийство... Адрес?.. - он назвал
адрес,- Кто звонит?... Бетмен, придурок!.
«Бетмен» оглядел квартиру: на кровати
развороченный труп женщины, возле стены –
вздрагивающая во сне тощая неопрятная девочка,
на пороге – полусъеденный мужчина, ёжащийся в
разгорающемся вокруг пожаре.
«Бетмен» двинулся на кухню, открыл холодильник
и оглядел содержимое. «Опять макароны!!! –
отшатнулся с ужасом, - Во козлы! Сучья жизнь!»
Он с отвращением захлопнул холодильник, пнул
его ногой, отчего тот перевернулся, с грохотом
распахнув дверцу и вывалив огромную гору
макарон на пол. «Бетмен», поскальзываясь на
макаронах и непрерывно бормоча: «Во козлы!
Козлы...» - пробрался к окну, тяжко вспрыгнул
на подоконник и, отшвырнув горшок с фикусом,
неуклюже вывалился наружу, скрывшись за чёрными
клубами дыма, заполняющими квартиру. Снаружи
послышался глухой удар и вопль: «Сучья работа!»
В это же время в квартире что-то с грохотом
взорвалось.
С воем подкатила пожарная машина, и из неё
высыпались неуклюжие пожарники. Один из них,
разматывая пожарную кишку, споткнулся о какого-
то человека в чёрной одежде, причитающего над
разодранным в клочья плащом. Человек отозвался
потоком ругательств. Пожарник приостановился,
пристально вгляделся в «противника» и, по-бабьи
уперев руки в бока, ответствовал визгливым
голосом. Остальные тушили пожар в квартире на
седьмом этаже, непрерывно спотыкаясь об
«любезничающую» парочку.
Девочку удалось спасти. Её долго лечили:
естественно, шок... Потом она жила в интернате
для детей-инвалидов. Единственным её увлечением
был предмет "Кройка и шитьё". Всё свободное
время она шила кукол, бормоча под нос: "Я хочу,
чтоб вы были живыми! Я хочу живых кукол!!!.."
Когда девочка выросла, она стала известным
мастером мягкой игрушки. Её странные и, даже,
страшные куклы-монстры с приплюснутыми носами,
перекошенными огромными ртами, и бездушными
глазами пользовались огромной популярностью: их
выставляли, возили из города в город, покупали
известные люди. Было очень модно иметь такую
куклу в своей квартире, мастерской, студии.
Потом интерес постепенно угас, и известная
мастер-инвалид осталась в одиночестве,
продолжая наполнять свою квартиру куклами-
монстрами с одержимостью помешанной.
Примечательно то, что поделки кукольницы
пользовались безумной популярностью у детей.
Они всячески выклянчивали у родителей этих
кукол, вполне естественно, остерегающихся
дарить чадам столь необычные игрушки. Но
упорство детей давно известно. И... «не мытьём,
так катанием», а во многих – и очень многих –
детских поселились её «детища».
Космос. Когда смотришь в чистое ночное небо и
видишь звезды, как же хочется дотянуться хоть
до одной.
Старая женщина стояла у окна и не моргая
смотрела на полную луну. Сотни кукол, сидящих
на полках, шкафах, диванах, тоже смотрели.
Внизу по улице проезжали редкие ночные
автомобили.
Старуха очень устала. Всю жизнь она ждала, и
ничего так и не случилось. Они не вернулись и,
наверное, не вернутся. Она больше никогда не
утонет в глубине их глаз - таких чужих, таких
страшных и таких понятных ей.
Она медленно прошаркала на кухню, поставила на
плиту чайник и включила телевизор.
- Вы смотрите Вести. Экстренный выпуск. С места
события наш специальный корреспондент...
- Сейчас мы находимся на окраине города Тулун.
Справа вы можете видеть место падения небесного
тела, вошедшего в атмосферу нашей планеты 16
часов назад. По утверждениям очевидцев, это не
метеорит. Прошлой ночью жители Тулуна наблюдали
объект, который, оставляя за собой дымовой
след, упал недалеко от территории промзоны.
Объект напоминал сферу оранжево-красного цвета.
Такое вполне возможно при нагревании металла во
время прохождения атмосферы планеты.
Камера показывает огромную воронку. Земля
вокруг дымится, тлеют остовы деревьев. В кадре
мелькает какой-то человек в форме и военный
грузовик, с натугой месящий жидкую грязь.
Слышится тяжелое дыхание оператора. "Здесь
очень жарко" - говорит он хриплым голосом и тут
же следует возглас: "Что за черт!?"
На самом дне воронки лежит сфера. Неожиданно
сбоку открывается люк. "Уберите камеру!" - орет
кто-то за кадром. Камера дергается – видимо,
оператор ищет другую точку.
Вот снова картинка сферы. Резкий наезд:
открытая пасть люка - так близко, что видны
царапины на обшивке.
И в следующую секунду экран телевизора
заполняет лицо или нечто, похожее на лицо.
Щелеобразный рот, глаза пуговицы, проваленная
дыра носа, из которой сочится слизь. Рот
растягивается в оскале и тут камера снова
дергается. "что-то вышло оттуда" - сипит
оператор. Слышны сдавленные возгласы.
- Нельзя это снимать! - чей-то истошный вопль,
- Уберите камеру!
А потом остается только мерцание помех.
- То, что вы сейчас увидели, не сфабриковано.
Это снимал наш оператор, в данный момент
находящийся на месте событий. Как только мы
восстановим связь, то немедленно покажем вам
новые кадры. А сейчас у нас в прямом эфире
глава комитета по чрезвычайным ситуациям,
который прокомментирует то, что мы только что
увидели...
Старуха смотрит и смотрит, не видя лица
смазливой ведущей, не слыша слов. Она увидела
эти глаза снова. Он ждала не зря. Старуха
улыбается широкой счастливой улыбкой и
хихикает, как маленькая девочка.
- Мы поиграем, - говорит она, и слюни текут по
ее подбородку, - теперь мы снова поиграем.
|
|
|
) произведения по: [названию][автору][дате][оценкам]
