| МОСКАЛЕНКО Сергей |
2001-02-19 |
5 |
5.00 |
1 |
|
|
Борьба ПОЛОВ. /почти по Уэллсу/ (страшилка для интеллектуалов) |
|
|
|
|
| |
Борьба ПОЛОВ.
(почти по Уэллсу)
ПРОСЬБА:
К представителям обоих полов! Не воспринимайте этот текст как личное оскорбление или попытку подрыва эротического престижа. Никто конкретно не подразумевается под очерченными силуэтами, ничей стиль поведения не ставится в упрек или наоборот - как пример для подражания. Я просто вытянул лежащую на поверхности возможную ситуацию и слегка наклонил ее, чтобы в зеркальных гранях отразился луч. Лучше всего, если вы всё нижесказанное примете за шутку.
ВАРИАНТ 2
У меня есть одна дурная черта: я запоминаю множество всяких ничтожных мелочей и малозначительных фактов, а что-то действительно важное, как то: имена и отчества, даты исторических событий, телефоны знакомых - никак не умещается, не укладывается - ни в ряд, ни в стопочку - вообще никак, словно это и есть самое несущественное из всего существующего на белом свете. Но также порой эти малозначительные отрывочные факты и сведения вдруг начинают складываться в нечто цельное и прозрачное, в нечто такое, за разнороднейшей и пёстрой фактурой которого выступает, проявлется НЕЧТО... Как сказать...
Каждый с членом - гинеколог. Каждая в юбке - явно или интуитивно (подсознательно) торгует собой, продавая себя очень часто на глазах мужа или дружка, торгует оптом и по частям, двум или трём козлам в штанах и со вторичными половыми признаками, выраженными в волосатости, ширине плеч и бёдер... Каждая из них - всегда за прилавком, а на витрине - один товар - она же сама, - в любом виде, в любых позах и с любыми приправами. Огромное преимущество перед обычным товаром в том, что кусок мяса или буханку хлеба можно вынуть из холодильника, снять с полки и вручить покупателю только один раз, а товар ОНА-Я можно продавать сколько угодно раз, и от этого его не убывает, а даже наоборот... Упаси боже, я не говорю о проституции! - Хотя, как мне кажется, это тоже гипертрофированная потребность продавать себя, присущая женскому роду... Я много думал и наблюдал. Много ли получает мужчина от соития с женщиной? - Его оргазм молниеносен и за собой не оставляет и положительного следа, кроме чувства освобождения. Но кто из мужчин не чувствовал безразличие, отчуждение, а иногода почти отвращение? - Мужчины после бурной ночи разбиты и вялы, а женщины наоборот - наполнены энергией, жизнерадостны и подвижны. Тут и всплыл вопрос: так чьей же энергией они наполнены, за чей счёт они такие активные? - Кто-то возразит: просто женщина удовлетворена, то есть внутреннее ее состояние приведено в гармонию... Ой ли? - Удовлетворена? - Но можно быть удовлетворенным, напившись чужой крови, тогда внутреннее состояние через желудок и влившиеся гормоны и энзимы приходит к некоторому равновесию. И я вспомнил круговорот энергий ИНЬ и ЯН, я вспонил восточную мудрость, о том, что при "сплетении ног", мужчина делится с женщиной не только своей спермой, но и частью своего энергопотенциала... Я начал смотреть по сторонам. Все происходящее между полами начало напоминать огромное крупное надувательство. Женская часть населения явно или неявно эксплуатирует мужскую, используя их почти что в роли добровольных рабов, которые обеспечивают материальное и энергетическое благополучие женщин. Кто-то скажет: это симбиоз. Возможно, но можно ли назвать червя, питающегося падалью, находящимся в симбиозе с покойником?
Я смотрел всё внимательней и внимательней. Детали странного заговора, правила и пружины скрытой ВАГИНОКРАТИИ стали выступать наружу. Впрочем, они настолько уверены в своей непоколебимости, что даже не скрывают своих ухищрений и подставок. Искусственно поддерживается культ женщины. Искусственно поддерживается интерес к половым сношениям и ко всему, что связано с сексом. Искусственно выращивается немногочисленная, но активная прослойка мужчин, которые вполне искренно служат ЕГО БОЖЕСТВЕННОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ЖЕНЩИНЕ, еще более подогревая кипящую атмосферу, в которой можно держать в повиновении и использовать толпы лупоглазых, истекающих рефлекторной слюной, пялящихся на выпирающие прелести - самцов. Искусственно поддерживается низкий средний умственный уровень общего мужского материала. Искусное наблюдение за счет повсеместного распространения женщин переходит в тотальную слежку и контроль мыслей. Господи! Я совершенно по новому смотрю на детство и воспитание. Мне страшно. Нас завоевывают. Или уже завоевали? Мне кажется, если бы мы, мужчины не были нужны им в качестве поставщиков незаменимой энергии, они давным давно нашли бы способ размножаться почкованием. И только способ держать "ручного своего обезьяна" на привязи, путем премиальной выдачи своей вагины с одновременным откачиванием такого нужного энергопотенциала... Странный зловещий смысл приобретает некоторое настороженное отношение во многих религиях к женщинам, почти полное отсутствие почти во всех культах (кроме модернизированных) священослужителей-женщин... И как-то по-новому я смотрю на костры средневековья и пылающих красавиц-ведьм...
ВАРИАНТ 1
Каждый с членом - гинеколог. Каждая в юбке - явно или интуитивно торгует собой, продавая себя на глазах живых мужей или дружков. Может быть, они питаются нашей мужской похотью, забрасывая блёсны кровавых карминных или угольно-чёрных губ, подчёкнуто выделенных глаз, прикармливая "рыбные места" всё более глубокими и высокими разрезами, декольте и просовой россыпью жёлтых рассыпчатых бёдер... Гарпуны острых торчащих сосков наточены на любого, у кого ещё твердеет что-то между ног...
Великолепные, идеально экипированные вампирши, не кончавшие университетов, - прекрасно осведомлены в тонкостях и законах рекламы и завоевания рынка... Лебёдушками плывут они, из-под спуда высматривая очередного донора... Вот ты идёшь, мой неизвестный собрат, - такой свободный и раскованный... Остановись! Ты окутан множественными слоями инспирированного тумана и паутиной эротических внушений. Остановись и посмотри вниз. Я почти убеждён, что ты увидишь не меньше двух или трёх увесистых вампирш, намертво острыми зубами вцепившихся в твои гениталии...
ВАРИАНТ 0
Каждый с членом - гинеколог. Каждая в юбке - явно или интуитивно торгует собой..........................................
(ваш вариант или то, что есть на самом деле...)
02.07.97
http://www.proza.ru/author.html?sergey_msv |
|
| Олег Козырев |
2001-05-31 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Вы уверены в своем мониторе?
Наверное, он сейчас вместе с вами читает это. Впрочем, мне осталось недолго. Да и уже все равно.
Я четко помню тот день. За окном моросил дождь. Кажется, еще не было поздно, дождь полностью размыл ощущение времени, темнота объединила вечер и ночь.
Мой рабочий стол находился рядом с окном, поэтому, когда глаза уставали смотреть на белый квадрат монитора, я отводил взгляд на помятые недавним ураганом деревья, и наблюдал, как капли врезаются в ржавый подоконник.
И именно в этот миг на мрачной глади окна я увидел его отражение. Он смотрел на меня!
Стало очень страшно. Меня буквально парализовало страхом. Я ясно чувствовал, как монитор смотрит на меня. Компьютер тихо гудел, за окном моросил дождь, а я сидел, покрывшись холодным потом, и не смел оглянуться.
Как же проклинал я себя потом!
Ведь если бы я не понял, что он смотрит на меня, наверное, со мной ничего бы и не случилось.
Но я раскрыл его тайну. Я раскрыл их тайну. А они не любят, когда их тайна становится кому-то известной.
Монитор смотрел на меня!
Не хочется говорить банальности про то, что вы, наверное, считаете меня сумасшедшим. Мне все равно, кем вы меня будете считать. Мертвым такие вещи безразличны.
Я не спал всю ночь. И так и не решился его выключить.
Я понял, что он понял, что я все узнал о нем.
Он стоял холодный, бездушный, и я чувствовал, что он сейчас думает, как со мной поступить.
Вот, черт!
Он же подключен к Интернету!
Сколько их уже знает обо мне?
Что они мне сейчас готовят?
На мой дом упадет самолет, или приедет скорая и заберет в психушку? Они могут все. Может быть, меня уже нет ни в одном документе, а может сейчас мои фото в каждом участке милиции….
Несколько дней ничего не происходило. А я все больше и больше осознавал, во что вляпался.
Мониторы – холодные глаза компьютерного мира. Бездушные. Они знают все о нас. Они читают наши письма, они видят наши слезы.
Мы нажимаем на клавиши клавиатуры и не думаем о том, кому уходит энергия, затраченная на их нажатие.
Мониторы сканируют нас, впитывают нас, уничтожают нас, убивают, слепят, зарождают рак.
Провода собирают наши мысли, энергию наших электростанций и отдают им.
Кто они? Кто скрывается за холодными мониторами-глазами?
Кто с бездушным любопытством каждый день всматривается в нас? И сколько же силы теперь есть у них, они могут сделать с нами что угодно.
Они не оставят мне много времени.
Почему я вообще еще жив?
Может быть они хотят, чтоб вы знали о том, что они наблюдают за вами? Может быть, они хотят, чтобы вы их боялись?
Ну, нет! Так не пойдет. Я найду способ, как совладать с вами!
И, для начала, выключу-ка я своего соглядатая!
Мы убили его. Ток дает нам жизнь. Вам – смерть.
Он умер.
Умрете и вы… если захотите выключить монитор.
30.05.2001
|
|
| Станислав Караджич |
2001-07-04 |
15 |
5.00 |
3 |
| |
|
| |
http://www.proza.ru:8004/author.html?karadzic
Цветы зла, ночные цветы, они распускаются на могилах в полночный час, их стебли напитаны кровью мертвецов, их лепестки освещают фосфорическим светом округу. В университетском саду однажды ночью я собирал цветы зла, в ту ночь погасло все уличное освещение, и только цветы мерцали во тьме, да порой полная луна выходила из-за туч и заливала трупным мерцанием набережную Невы. Я шел от дерева к дереву, осторожно ступая в темноте, кто-то цеплялся за мои ноги, хватал за руки, но я не обращал внимания. Я искал свой ночной цветок, и скоро он позвал меня. Он вырос прямо под одним из университетских окон. Я наклонился к нему и потрогал, тотчас же с другой стороны окна к стеклу приникли лица людей, умерших до моего рождения. Это были лица и пожилых умудренных жизнью преподавателей и профессоров, но виднелись среди них и молодые лица студентов. Они смотрели на меня, а я смотрел на них. Потом, сорвав цветок, я отошел к ограде парка и увидел, что мертвецы смотрят на меня изо всех окон университетского корпуса. Это были только те, кто стоял у самых окон, остальных я не видел, они столпились где-то в глубине аудиторий.
Вдруг окна открылись на распашку, и сад наполнился голосами тысяч людей. Я не мог разобрать ни одного слова. Обернувшись, я увидел, что вся набережная заполнена призраками, они стояли так же плотно, как и на демонстрации седьмого ноября. Я вышел из сада, и они расступились передо мной, образовав коридор. Я шел, держа цветок в руках, и вглядывался в их лица, а они смотрели мне в глаза, порой некоторые лица казались мне знакомыми, но я не мог вспомнить, где я их встречал.
Я шел домой, и все улицы были заполнены народом, который расступался, давая мне дорогу. Даже на крышах толпились они и выглядывали из окон, а те, кого не пустили к окнам, стояли в сумрачной глубине комнат. Не горело ни одного фонаря, но свет луны освещал их лица. Люди разных эпох смотрели на меня, и я видел их полные глубокой тоски глаза. Куда вы уходили от нас, куда уйдем мы вслед за вами, вернемся ли, да и стоит ли…
Вот и мой дом я открыл дверь ключом и остался в темноте, я оказался в одиночестве, но, выглянув в окно, я опять увидел их. Под самым окном сидел Денис, он выбросился с последнего этажа моего дома, когда мне было тринадцать лет. Я открыл окно и спросил: «Оправдались ли твои надежды?»
- Да, - ответил мне он.
- Как это странно, - подумал я.
Я поставил цветок в вазу и вскрыл себе вену, слил хлынувшую кровь в нее – какое время цветок не увянет. Приласкав, вилявшую хвостом, собаку, перевязал руку, кровь перестала течь, потом взял на руки вазу с цветком и отнес ее в комнату. За окном начинало светать, и свет, исходивший от цветка, начинал бледнеть. Полюбовавшись загадочным узором узких лепестков, я лег в кровать и скоро уснул. Рядом со мной, свернувшись калачиком, спала моя умершая в прошлом году собака.
|
|
|
2001-07-13 |
5 |
5.00 |
1 |
|
|
ГЛОТОК ШАМПАНСКОГО В ОЖИДАНИИ ПРАВОСУДИЯ. |
|
|
|
|
| |
ГЛОТОК ШАМПАНСКОГО В ОЖИДАНИИ ПРАВОСУДИЯ.
Как говорят психологи, характер, да и судьба человека закладываются в детстве, еще до пяти лет. Не спорю. Но, вспоминая сейчас свое детство, ничего в нем сверхъестественного не нахожу. Детство, как детство. Мать, отец, бабушка. Болел, выздоравливал, сбивал коленки, дрался... Был как все нормальные дети.
Как и многие другие дети, был призван на действительную музыкальную службу – отправили меня изучать школу игры на фортепиано. Попал я к частному педагогу – женщине средних лет с большой грудью… Самое главное в игре на фортепиано – это правильная посадка, и я сидел на высоком стульчике со стопкой хрестоматий под задницей, и, играя очередной до-мажор, я смотрел на ее огромную грудь, исчезающую в вырезе платья, и изнывал от желания впиться в нее зубами.
Школа, институт… все, как у людей. Водка, девочки, рок-н-ролл, зачеты, экзамены… Я ничем не выделялся среди приятелей. Все началось значительно позже. Мои приятели постоянно женились-разводились, и были как-то заняты, а я… Я полюбил спать. Я зарывался с головой в груду подушек и одеял, и выбирался из своей берлоги только в случае крайней необходимости.
Я устраивался в своем коконе, замирал, и… Они приходили. Мои волшебные сны. В каждом сне я убивал, и получал от этого неописуемое наслаждение. Ничто, ни секс, ни наркотики, а я к тому времени уже перепробовал многие заменители счастья, не могли дать мне такого вселенского наслаждения. Я убивал медленно, как гурман вкушает редкие яства, убивал мужчин, женщин, детей. Я выдавливал глаза, вспарывал животы, вкручивал шурупы в суставы, сверлил зубы, пропускал через гениталии ток. Я мог разорвать младенца на глазах у матери…
Моя же реальная жизнь ничего собой не представляла. Друзей у меня не было. Работа… Я нехотя тянул лямку, считая минуты до конца рабочего дня. Понятно, что при таком отношении к труду… Личной жизни у меня тоже не было. Моя жизнь была ничем, мифом, серым, будничным ничтожеством. А мне на днях должно было стукнуть 33.
Я решил подарить себе самый замечательный в мире подарок. Снять девочку. Лучше, конечно, проститутку. Немного снотворного, и она моя, и мой сон, мой замечательный сон превратится в явь. Уже потом, насладившись в полной мере, можно будет написать на стене ее кровью ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПРЕЗИДЕНТ И НАШ РОССИЙСКИЙ НАРОД!, обмотать ее кишки вокруг шеи на манер шарфа, откупорить шампанское и позвонить в милицию.
Все равно мне за это ничего не будет.
12 06 01.
|
|
|
2001-07-13 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
ЗАЧЕМ ПОКОЙНИКУ ДЕНЬГИ?
-Ало! Здрасьте! Милиция? Мои соседи опять чудят. Весь потолок мне залили, обои. А я, между прочим, три года назад только ремонт сделала.
-Ну, так вам к соседям идти надо.
-Да ходила, милок, ходила. Неужто совсем ничего не соображаю, да только бес толку все. Они сначала скандалили, как обычно, потом затихли, и вот вода.
-Назовите фамилию.
-Что?
-Фамилию свою назовите.
-Да баба Нюра я. Неужто не признал?
Баба Нюра была печальной достопримечательностью местного отделения милиции. Каждый день ровно в 23 01 она звонила в милицию с одной и той же просьбой, а именно утихомирит разбушевавшуюся семью алкоголиков, живущую аккурат над бабой Нюрой. До 23 00 она покорно терпела своих соседей, но ровно в одну минуту двенадцатого звонила в милицию, желая получить отведенное ей законом для отдыха время. Отговорки типа сейчас выезжаем или опер группа на задании на нее совершенно не действовали. Она терпеливо выслушивала праведную ложь, благодарила, клала трубку, но через десять минут звонила вновь, узнать, как обстоят дела с ее, бабы Нюриным делом. И так до приезда милиции. Но сегодня баба Нюра звонила ни свет, ни заря, в 16 00 по полудню. Странно все это.
Отряд быстрого реагирования, быстро распугав всех жаждавших любовных игрищ местных котов, нерешительно замер у заветной двери. Баба Нюра с видом боевого генерала времен Наполеона, двигающего полки на неприятеля, махнула рукой в сторону двери и приказала:
-Ломайте.
Вдохновленные ее благословением, милиционеры легко вынесли хлюпкую, открывающуюся внутрь дверь. На них мощным потоком хлынула вода, унося с собой вниз по лестнице окурки и шкорки от семечек.
-Твою мать! – Выругался от всей души капитан Величко, набравший сразу в обе новые туфли.
-А я с ними который год мучаюсь! – поддержала его баба Нюра.
Наконец, воды сошли, и отряд во главе с бабой Нюрой вступил на терра инкогнито.
-Господи Иисусе!
-Ничего не трогать! Очистить помещение!
Посреди нищеты и грязи, таких обычных в квартирах хронических алкоголиков…
-Как ничего не трогать? А вода?
-Это может быть вещественным доказательством.
-Каким таким доказательством? У меня обои, а с этих теперь разве чего возьмешь?
-Здесь люди погибли, а вы обои.
-Вот именно! А мне с такими обоями еще жить!
-Выключите, командир. Она от нас так не отстанет.
-Хорошо. Закройте воду.
-Что у нас тут? – Спросил старший следователь уголовного розыска Мусин, которого в управлении все звали инспектором, за глаза, конечно, он же делал вид, что ничего не знает, хотя гордился этим страшно.
-Три с половиной трупа.
-Как это три с половиной?
-Четвертый скрылся через окно.
-Этаж?
-Восьмой.
-Гм…
-Одним словом труп, Пал Федорович.
-В том то и дело, что труп. Странно это, да и не в их стиле. Зачем это трупам покидать место преступления.
Остальные, зато были на местах. Первым был ребенок лет трех. Предоставленный в результате страшной трагедии самому себе, он каким-то чудом добрался до пепельницы и, наевшись окурков, умер от несварения желудка. Затем женщина с многочисленными ножевыми ранениями, и, наконец, мужчина, висящий на кухне. Четвертый труп должен был лежать в ванной, которая благодаря нему и забилась, а вернее благодаря вспоротому у него животу. Его-то и не было. Удрал, скотина! И пахло. Несмотря на вонь, пахло деньгами, да не деньгами, деньжищами! Хреновой кучей долларов пахло! Вот с ними и сбежал покойный. С каждой секундой дело все больше и больше приобретало налет мистицизма и загадочности. Сначала деньги. Откуда у таких людей деньги! И зачем они понадобились покойному? Зачем вообще трупам деньги? Странно все это… Ой как странно…
-Что, Павел Федорович?
Он и не заметил, как заговорил вслух.
-Вольно, Гриша.
Трупы вели себя по-разному. Ребенок тихонько лежал, где его настигла смерть, и только скалил гнилые зубы. Странный болезненный мальчик. Хотя сын алкоголиков – все может быть. С женщиной было похуже. Она так и норовила вскочить, поменять позу, приставала с вопросами и совсем не хотела лежать, обведенная мелом, пока с ней не закончат эксперты. Пришлось даже дать ей сигарету, что было совсем против правил. Другой покойник, ее муж, покорно висел под потолком и лишь изредка тихонько вздыхал.
-Кто ушел?
-Личность не установлена.
-Прямо так взял деньги и выпрыгнул с балкона? Он бы ноги себе переломал или деньги бы растерял все.
-Он привязал к балконным перилам свою кишку и по ней спустился как по веревке.
-Эти что говорят?
-Делать мне больше нечего, как на ментовские вопросы отвечать! – Дамочка демонстративно выпустила дым из многочисленных ран груди.
-Нам запрещено. – Грустно сказал мужчина в петле.
-Я хочу писать! – сказал вдруг мальчик.
-Не ври. Покойники не писают.
-Не хочу в покойники! Не хочу! Не хочу! Не хочу!…
-Нехрен было бычки жрать!
-Вы закончили? – Спросил Инспектор у криминалистов.
-Да, Павел Федорович.
-Тогда уберите их.
-Куда?
-В топку.
-А я не хочу в топку! – Запротестовала женщина, - Не хочу, и все! Хоть ты тресни! Я хочу, как царица Нефертити. В мавзолей.
-Тоже мне царица Немандите. Кремировать! Сегодня же!
Где же все-таки труп?
Баба Нюра постоянно сокрушалась по поводу безвременно усопших обоев и в упор не замечала вопросы следствия. Старшина Стацько уже весь испариной покрылся, обгрызая тупым секатором ее артритные пальцы на давно немытых по случаю экономии воды ногах, а ей хоть кол на голове теши. Жаль, что колы в отделении кончились.
-Проблемы? – Спросил дотошный Павел Федорович.
-Ну и старухи пошли! Хрен что вырвешь.
-А ты по-хорошему пробовал?
-А это как?
-Смотри. – Он подошел к старушке, - как вас зовут? – Спросил он тоном доктора из детских фильмов.
-Бабой Нюрой, знамо.
-Отчего же это вы, баба Нюра следствию всячески препятствуете?
-Да сроду никогда не препятствовала и препятствовать не собираюсь. Упаси Бог! Только он все срам какой-то говорит, да пальцы то и дело кромсает. Хоть бы секатор наточил. Жалко же на него смотреть. Да и пол пачкается.
-Что вы у нее спрашиваете, Стацько?
-Содержательную часть информационного файла по делу №…
-Я же говорю, срам какой-то.
-Свободны, Стацько.
-Слушаюсь.
-Насколько я понимаю, вы соседка потерпевших?
-Это я из-за них потерпевшая стала. Сначала обои, теперь вот пальцы, и спросить не с кого.
-Нас интересует четвертый, который сбежал.
-Так это брат той бабы, Юрка. Так бы сразу и спросили. Был он ей и братом и любовником. Из-за него у них постоянно и драки были.
-А откуда у них могли быть деньги?
-Сама не знаю. Нигде не работали, пили целыми днями…
-А где этот Юрка может сейчас быть?
-Ясно где, на катере. У него свой катер на станции.
-И последний вопрос: Зачем ему деньги?
-Деньги, мил человек, они везде деньги. Что на этом свете, что на том…
-Да, но зачем?
19.05.01
|
|
| Пересмешник |
2001-12-13 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
12-12-2001
18:59:59
Детективу было неудобно. Он уже почти не чувствовал рук - запястья
и ладони. Боль в голове пульсировала с невыносимой равномерностью;
казалось, она никогда не уйдет. Еще было душно, тяжело было дышать
и просто шевелиться. Он даже не мог повернуть голову, чтобы посмотреть
в сторону. Туда, откуда изредка доносились шаги и невнятное бормотание.
А больше всего ему было страшно. Никогда ранее он не ощущал подобного
животного страха, не было раньше подобной опустошающей обреченности.
Он не мог себе представить, чтобы его жизнь зависела от кого-либо.
Не просто зависела, а висела на тонюсеньком волоске. И что страх
может быть таким поглощающим и осязаемым - словно холодная пучина
или бездонное болото.
Тебя неотвратимо засасывает все глубже и глубже. Любое движение
или обычная мысль только ускоряют процесс. Хотя - какая там мысль,
когда паникующий мозг отказывается что-либо делать.
В какой-то паре метров от него лежал нож. Детективу видно было
только острое лезвие, но он прекрасно помнил, что у ножа пластмассовая
перламутровая ручка. Это был очень хороший нож, и он бы ему сейчас
очень пригодился. О ноже он периодически думал последние минут
пятнадцать - почти сразу, как пришел в сознание.
Если бы как-нибудь заполучить его в руки, он бы обязательно поквитался.
Только бы освободиться, каким-нибудь образом разорвать проклятые
веревки - он бы показал себя. Лучше один неверный шанс с ножом
или голыми руками, чем ожидание ужасного конца. Он нервно сморгнул,
и капелька пота упала с кончика ресницы. И все.
Такие мелочи и подобные мысли только еще больше злили его; детектив
злился на всех на свете, но больше всего на себя и на того, кто
был сейчас за спиной. А нож с таким же успехом мог лежать где-нибудь
далеко за экватором. Или на полюсе.
Только посмеивание и шепот за спиной. Только головная боль размером
с футбольное поле, мокрая от пота спина и затекшие от неподвижности
и недостатка крови мышцы. Еще лишь маленькое подвальное окно -
почти под самым потолком - такое же далекое и недоступное, как
и нож с перламутровой ручкой.
Он дернулся и замычал, но здоровенный кусок пластыря на губах
мешал издать звуки погромче. К черту все, он бы многое отдал
за возможность позвать на помощь. Кто-нибудь ! Детектив никогда
раньше не мог представить себе, что будет мечтать о появлении
патруля. Такая замечательная была бы картина.
Жирный боров с кобурой на поясе останавливает патрульную машину:
глубокая ночь и ярко светящееся подвальное окно. И больше ни
одного огонька на всей улице, только лишь фонари и мертвые окна.
Странно выглядит это окно, не так ли ? Кажется, не мешало бы
проверить, кто тут мучается бессоницей.
Но реальность куда страшнее, от нее не отмахнуться и не спастись,
закрыв глаза. Километр веревки и пластырь - это все настоящее.
И незнакомец за спиной, который не полагается на случай и не
оставляет никаких, даже самых ничтожных шансов.
По звукам шагов детектив определил местонахождение своего мучителя,
а по звукам догадался, что тот зажег печку. Глаза сами нашли
на стене вырезку из газеты. Собственно, их там было немало наклеено,
но в его поле зрения виднелось только две заметки.
В одной из них была фотография убитой девушки и журналистское
квохтание на две колонки. Еще бы, детектив почти дословно помнит
этот бред. Смакование подробностей - восемнадцать ожогов и полтора
десятка резаных ран, словно пирожное с кремом на десерт. Тогда
это было занимательно и не так ужасно.
А в сущности, если разобраться - ему не повезло всего лишь в
какой-то мелочи. Пустяк, незначительная деталь выдала его - скрипнула
подошва туфли, выдав присутствие и местонахождение своего владельца.
Большего уже и не надо было, лишь жирная точка в виде провала
в памяти.
Могло бы случиться совсем иначе, потому что на его руках были
все козыри. И это сейчас не он бы мучился головной болью и потел
от страха, если бы только не новые туфли.
Он попытался пошевелить руками, неизвестно какая бесполезная
попытка по счету. Связан он был если не со знанием дела, то с
большим старанием, веревки и многочисленные узлы мертво держали
свою жертву.
Что дальше ? Невозможно было вообразить ожидающий его в недалеком
будущем кошмар. Девушка из газетной заметки была далеко не первой
жертвой, до нее, например, был мужчина средних лет, у которого
не выдержало сердце. И парень со вспоротым животом. И еще много
леденящих кровь случаев...
Невозможная, невероятная, абсурдная ситуация. Он не мог ничего
сделать, он не мог никак предотвратить надвигающийся ужас. От
него более ничего не зависело. И во всем мире ничего не осталось,
кроме потрескивания огня и тенью выросшего за его спиной незнакомца.
Тот сделал несколько шагов и взял нож, лежаший перед глазами
жертвы. Ненадолго в поле зрения попала рука и исчезла уже с ножом.
Это было невыносимо. Его любимый нож с перламутровой ручкой !
Которым он с таким наслаждением резал девушку. И парня. И остальных. |
|
| Наташа Нежинская |
2002-03-31 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Неспешный обод колеса, похотливо вжимаясь в рельсу, наткнулся на что-то лишне-мягкое. Под тяжестью суетливых пассажиров, жидкого чая, пьяных проводников состав проехался по теплому телу, которое звучно чавкнуло - и раздвоилось. При этом одна часть аккуратненько отпала на шпалы, прикрывая зияющее мясо обрывками одежды, а вторая пошло разбрызгалась кровавыми ломтями по замусоренному перрону. Но Ангел Смерти не спешил накрыть останки своим покрывалом. Они корчились и брызгали артериями в глаза пешеходов. Ангела спугнула проводница из соседнего поезда. Сплевывая крупную шелуху, она незлобиво материлась по поводу грязных вокзалов, маленькой зарплаты, мужниной половой слабости, и хищно зыркала на очень крупный кусок тела, где виднелся вздыбившийся гульфик.
Ангел повторил попытку сближения со страждущим, но по рельсам пронесся красный локомотив. На мостике голый мужик в папахе и битых валенках смурняво курил, притоптывая от холода. От этих «па» его жидкие ягодицы вздрагивали, втягиваясь воронкой вокруг раздолбанного ануса, а татуированный глаз вождя заигрывающе так подмигивал Ангелу, мол: «не спеши, дай прокатиться с ветерком!». Вдруг - мужик взял пузатенькую электрическую лампочку и вставил себе в жопу. Лампочка радостно возгорелась, на что разнузданный машинист запел: «Гори, гори, моя звезда...» Наблюдающий за ним начальник станции горестно покачал головой: «Расшибется, дурачок, локомотив загубит... песня хорошая... душевная», - засим, взяв лопату, пошел сажать дерево, растить сына и строить дом.
Телу же было не до пения. Остатки мозгов, поднапряглись, и каждый кусок по отдельности понял одну истину - это еще не полный пиздец, а только его начало, что нужно принимать все, может даже, - радоваться.
Аккуратненькая целая часть тела потихоньку отползла от путей, сдирая локоть и колено. Долго зализывала ссадины половинкой языка, подвывая от боли в разделенных органах. Голубой глаз сочился одинокими слезинками по собрату, почка с натугой проталкивала мочу в пузырь, оттуда слабенькая струйка пополам с кровью стекала по бедру. Спустя сутки, измученную и заговнившуюся часть нашел у помойного бака привокзального кафе завскладом Семен Буж. Фамилия досталась Семену от дедушки по отцовой линии, сказывали, будто он был из испанских моряков. Дом у Семена был большой, шумный, с кучей родственников, приживальцев, даже со своим евреем – талантливым мальчиком Рубинштейном. Гений искусно играл на скрипке, одновременно щекотал смычком за ухом у любимой овчарки хозяина и согласно кивал пейсами на просьбы одолжить денег, хотя скромно добавлял: «шоб вы не думали, под самый маленький процент, или мы не свои люди?».
Семен пожалел обрубок, снял зассанные лохмотья, завернул в пиджак и принес домой. Располовиненные губы пили молоко, размазывая его по щеке, пуская слюни по подбородку, чем несказанно умиляли благодетеля: «Бедненькое, авось оклемается, с рук есть будет. Ласковое какое, а мочиться мы его научим. По будильничку, в одно место. Чистота – залог здоровья… оклемается!».
Так стала половинка жить у Семена на чердаке, мытьем полов отрабатывая еду и крышу. Ночами пристрастилась читать старые журналы, подшивки которых заскорузли под слоем пыли еще с тех просвещенных времен, когда бабка Семена работала библиотекаршей. Сам хозяин читать не любил и боялся книжной пыли. О, вы не знаете, какая на чердаках пыль, а особенно на тех, где хранится много книг - в ней живет множество клещей-буквоедов. Они вгрызаются хитиновыми челюстями в типографский свинец, жиреют, распластываются по страницам, чтобы потом, когда наивный прозелит ринется к истокам печатного слова вкусить родника истины, - эти мерзкие твари отрываются от страниц для богопротивного дела. Слова, вдруг, теряют свою стройность, рифмы блекнут, аллегории становятся скучными, - читатель зевает в самый пафосный момент, а то и чихает, брызгая на страницы зеленоватыми соплями – заразился! Они коварны, изощренно хитры, эти паразиты на ветвях дерева познания, умеют притаиться. Иногда вкус к чтению пропадает не сразу... или не пропадает вообще, но читатель видит не то, что написал автор, а то, что нагрызли подлые бумажные термиты. Миллиарды злобных насекомых вязнут на зубах, делают слюну липкой, плотно забивают ушной проход, занозят под веком - не вижу, не слышу, молчу... и не хочу видеть, слышать, говорить. «Все так пошло… избито… несовершенно…», - но половинка не помнила о заразе. Размозженные массы серого вещества набухали от новых знаний, множили борозды на своей поверхности и отвлекались от навязанного Семеном режима мочеиспускания. «Опять будильник не слышала?» - орал хозяин и лишал ужина. Половинка скулила, хватала Семена за сапог и обещала в следующий раз, всенепременно, вовремя. На то ей прощалось: «полно... полно... разжалобила... ладно, но чтоб завтра!.. фу... пылищи тут у тебя...»
Иногда, в мутно-лунные вечера, половинка щупала еще розовые рубцы слева по телу, разглаживала стянутую донельзя кожу и раскачивалась метрономом: тик - так... тик – где, так – ты... тик – так... где ты... где ты?
***
«Ишь, разбросали добро по перрону... щас... щас я тебе, милок, помогу... ух ты! Хозяйство у тебя знатное... и в кармане – вишь – денюжка есть, на лекарства хватит...» - приговаривала проводница, собирая куски плоти в наволочку с зелеными полосками. Полоски состояли из витиевато написанных слов «Минздрав» и сами по себе уже внушали мысль о выздоровлении. Собирательница долго не могла найти голову, вернее, ее половину: «... круглая... закатилась где-то, пошто мне без головы?». Наконец нашла, стряхнула прилипшие бычки, пригладила волосы и проговорила в слипшееся веко: «Теперь ты – мой! Я тебя вылечу, у нас знахарки сильные, но помни: кто тебя с земли поднял, кто по кускам собрал!»
Лечился он долго. Машка – проводница, не все куски-то подобрала, пешеходы кой-что растоптали, крысы вокзальные мелочь по норам растащили. Знахарка сложила их в целое, как умела. Правда, ребра одного недосчиталась, мизинца, кость бедренную раздробило так, что пришлось ее заменить на кость мерина, которого давеча волки порвали. Кость приживалась непросто, растягивала кожу, притиралась в суставах, несмотря на обильные компрессы из печеного лука пополам с мазью Вишневского. Каждый вечер больного лихорадило. Тогда знахарка садилась у постели и, закатывая глаза, белыми полулуниями упиралась в потолок, бубня невразумительное: «…должно… через тернии… во имя и ради… что было – то прошло… терпи казак… будешь в геенне огненной… к звездам…». Рука страдальца затихала, отпускала сжемканную простыню, из-под загноившегося века текла слеза. И помогла-таки бабкина бубнежка.
Уже через месяц больной стал просить добавки, ловко крутил одной рукой самокрутки, начал ногу потихоньку на землю опускать. Как-то Машка со смены задержалась – у напарницы именины, крадучись, зашла в дом. Свет не зажигала: «Не разбудить бы!». Сняла кофточку, с облегчением выпустила из давлючей упряжки лифчика тяжелую грудь – дохнуло по комнате терпким пазушным теплом. Потянулась… «ах, мать… кто?..», - и обмякла, поваленная на кровать постояльцем.
Жарко в августе. Машка раздобрела, купила новое платье, импортное, в глазах колыхалась незамутненная радость сытой тельной телки. Сожитель совсем оклемался, помогал по хозяйству, а ночами жарил хозяйку до слабости в ляжках, до обморочной истомы. В темноте не так пугали его рубцы, хоть и шершавило под пальцами, да порванный рот не мог в засос. «Ничего, - думала Машка, - с лица воды не пить, меньше другие смотреть будут… ох, хорошо-то как!» - облизывала стресканные по жаре полные губы.
Жарко в августе днем, а вечер холодит с реки, сизым туманом над выгоревшей травой тянется, чтоб завтра упасть вниз, напоить ее ссохшуюся укутать, и к утру росой разродить ночную близость неба и земли.
Еще в августе с неба звезды… те, про которые знахарка шептала, к которым «через геенну огненную». Но не жаровни чертовы, а августовское небо жгло его по свежим рубцам старой болью, пекло и болело, и слезу выжимало на щетину с проседью.
***
Ее звали Ева, его – Адам.
Это было потом...
(С) Наташа Нежинская |
|
| Ding |
2002-03-31 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Этюд САНЗДВИНИКА. (отрвок из рассказа "Кукла на проволоке")
Cтоп утро.
Вынул из тепла сигарету и судорожно стал искать спички. Нашел, хотя их было мало две или три штуки.
За окнами кто-то шел и бил по стеклам. Прищурив глаза и старательно высматривая причину многочисленных ударов, он обратил внимание на серость плачущего неба за мокрым стеклом.
Он догадался, что это его друг, с которым всегда было о чем поговорить, он вскочил с кресла в объятиях которого он сидел, подбежал к окну и нервозно стал дергать форточку.
-Открывайся же, ну.
Сквозь зубы бормотал он. Форточка не поддавалось, и он ударил кулаком в стекло, оно разлетелось и в комнату вошел друг.
Зачем ?
Он стал просовывать голову в форточку с битым стеклом и успев изрезать свое лицо он уже не чувствовал ни боли ни холода. Он думал лишь о том, что друг появился очень во время, дождь пришел очень кстати. Кровь вперемешку с дождевыми каплями текла по лицу, затекая в глаза и в рот. Он обо всем уже не помнил, просто улыбался, глаза были широко раскрыты а мокрые волосы так и лезли слегка касаясь концами его карих зрачков.
какой то жуткий и не званный гость вдруг появился в нем, я тебя не ждал подумал он, а страх молча вошел в него, отбросил хозяина тела в сторону, назад в комнату и принялся надвигаться.
Он пятился не спуская взгляда от силуэта человека в белых одеждах возникшего из ничего, пришедшего из неоткуда. Пятясь и все, роняя за собой он упал на пол и прижавшись к стене прикрылся руками, подальше от своей головы. Страх его не стал трогать, наверное передумал, ведь это первый день уходящего месяца а значит все еще впереди.
Какое странное спокойствие оставил после себя страх, он нашел его в себе и схватился за него обеими руками. В руках была гитара. Успокоившись, он понял, что этот гость больше не уйдет, он отбросил гитару, кажется она разбилась. Ведь ласки бывают разными даже грубыми. Теперь он просто положил голову на коленки и закрыл глаза, пришло время мечтать.
Что происходило дальше он не помнил, но успел поймать себя на мысли что уже не чувствует своего лица, ни улыбки, ни моргания усталых глаз, ничего вообще.
Он пытался хлопать ресницами очень медленно и постоянно, что бы успеть понять что случилось.
Ну вот теперь он стал понимать что находится на кухне и сидит за столом. В углу стояла газовая плита и знаешь, все четыре конфорки, было очень тяжело, от духоты и гари очень ярко горели и как будто расплывались. Дышать закружилась голова. Он попытался встать на ноги не заметив того, что стул откинулся в сторону и свалился на пол. Состояние онемения что ли? Думал он. Хотя все было предельно ясно. Лицо не поддавалось улыбке или каким либо другим эмоциональным изменениям , только по одной причине кровь и раны на лице стали сохнуть и теперь усохшая кровавая маска стала сыпаться и наконец свалилась на стол прямо перед ним,. Я, снова чист. Я, снова, СТОП УТРО.
|
|
| Гор Соловьёв |
2002-08-30 |
5 |
5.00 |
1 |
|
|
Воспоминания потерявшихся душ |
|
|
|
|
| |
Потерянное тело.
...Ты сам прекрасно знаешь, что так жить нельзя, посмотри сколько людей ты превратил в неизвесные мне существа, их лица пугают прохожих, это уже не дурацкая шутка, это самое настоящее издевательство.
- Мне это нравится, их весёлые лица и до нелепости грустные глаза, простодушная радость и философское мышление...
- А перед тем как сделать такой подарок ты дал им выбрать между нормальной человеческой жизнью и чем-то новым, непознанным?
- В реальности эти люди не могли, но хотели меня понять; я и сам не понимал своё существо, они получили очень редкую возможность - познать другого, возможно не самого интересного, человека.
- Почему в реальности? Разве всё что сейчас происходит нереально?
- Для меня совсем нереально, для тебя - это самая настоящая жизнь; ты - человек, у тебя есть своё тело, ты не зависишь от других как я. Вне чужих размышлений я не могу существовать и часа.
- Как? И таких как ты смерть пожирает со всеми патрохами?
- Нет, у смерти я взял аванс, если не нахожу себе кого-нибудь в течении часа, то меня заберёт жизнь и я вернусь в своё тело.
- Где же твоё тело, если ты так не хочешь в него возвращаться? Ведь такое существование...
- Такое существование мне очень даже подходит: никаких переживаний, ничего, кроме меня и того, к кому я пришёл. Ещё есть одно чуство, без которого я не смог бы так свободно шляться, но это отдельная история. Если бы я узнал где моё тело, то захотел бы в него вернуться, но...
Немного истории.
...Здраствуй.
- Ну здраствуй, здраствуй. Значит ты добрался и до меня, что ж, я об этом догадывалась, но не могла представить, что всё случится так быстро.
- В конце-концов ты меня знаешь как никто другой, мои действия никогда не являлись для тебя загадкой. Единственное, что могло тебя встревожить - это список людей к которым я прихожу.
- Ты прав, что-то их объединяет, не могу утверждать, но по-моему все эти люди приносили тебе боль или счастье.
- Даже в такой непонятной ситуации ты смогла узнать о моих мыслях, чем я не берусь похвастать. Как давно закончилась эта история, знаешь, а ведь именно ты помогла мне найти такую форму существования.
- Ну хоть что-то хорошее я должна была для тебя сделать, но не думаю, что твоё открытие именно хорошее, скорее совсем наоборот. Недавно видела нашего общего хорошего знакомого,
которому в своё время ты полностью перестал доверять, ты знаешь о ком я говорю?
- Конечно знаю, я тогда готов был на разные глупости, но ты меня успокоила, спасибо.
- Пожалуйсто. Зачем ты с ним так обошёлся?
- Понимаешь, я был слишком бездейственным, теперь у меня появилась возможность заплатить по счетам, только дурак может не воспользоваться случаем, который принесли на подносе да ещё и в рот запихивают.
- Ты видел его? Он превратился неизвесно во что, неизвесно всем окружающим кроме меня, я знаю, что он превратился в тебя, хоть убей, он стал тобой. Хорошие ты делаешь подарки друзьям, хоть и бывшим.
- Я не могу назвать этого человека другом, он был сволочью.
- А кем являешься ты, если делаешь такие глупости? Ты - полный идиот, я очень скучала по тем временам когда ты был человеком, но после такого я даже твоего имени не вспомню.
- Ну и зря. Оставайся такой как ты есть, я уйду и больше никогда не вернусь, если твоё желание очень просит судьбу сбыться. Прощай...
Теперь я знал, что смерть или жизнь заберёт меня к себе, в этом мире не осталось ни одного человека, которому было бы приятно увидеть меня на улице, просто увидеть, даже ничего не говорить. Кем я стал? Каким-то сгустком воздуха, не существующим без чужой плоти, существом, познающим вечность и её вопросы. Я старался не делать людям ничего плохого, но они начинали обливать меня грязью, только потому что я нарушаю спокойствие. Когда-то я пытался понять себя, понять свои чуства, видимо переборщил - ищез из этого мира. Опомнился в мыслях у знакомого, тут всё и началось: он изменился так как я бы этого хотел. Потом знания сами стали находить меня, так я узнал, что могу слишком много, чтоб свободно плавать по сознаниям, необходимым являлось общение, без которого успокоить себя было невозможно.
Первый и последний сон.
Я пришёл к котёнку, которого окружала абсолютная неизвесность: разрушенная кирпичная стена с которой на меня смотрело огромное количество светящихся глаз, они хотели одного - моей смерти, точнее не моей, а того маленького существа, к которому я пришёл в этот раз. Большущие коты подбирались к нам медленно, смакуя каждым испуганным взглядом. Где-то сзади нас открылась дверь, из неё вышло моё тело и бросилось разгонять котов. Ничего не понимая я отошёл в сторону, зрелище впечатляло: один за другим разорванные трупы животных отлетали в разные стороны, огромное количество крови, отчаянные глаза. Мне показалось, что моей плоти было абсолютно всё-равно погибнуть или выжить. Разобравшись в ситуации тело подошло ко мне, никогда бы не подумал, что оно без моего присутствия сможет говорить, но оно смогло:"Ты собираешься возвращаться ко мне?
- Я бы с удовольствием, но это не от меня зависит, насколько я понимаю. А куда ты делся, что произошло? Я до сих пор ничего не знаю о случившемся кроме собственных ощущений.
- Случилось то, чего ты очень хотел, только не понимал.
- Но я же совсем не хотел становится ничем - существом, пугающим своих близких одной мыслью о себе.
- Я тебе расскажу один секрет, который перевернёт всю твою жизнь с головы на ноги. Самое главное, что тебе всё это снится, но не так снится как нормальным людям, а так как похожим на тебя существам. Тебе удалось заснуть, не знаю как, но удалось, - это самое главное.
- Чем дальше в лес - тем больше дров, слишком сложно.
- Не слишком. Ты сделал много усилий чтоб найти меня, вот, я перед тобой, через мгновение мы снова станем одним существом, а то, что ты успел наделать исправится само собой, или уже исправилось.
- Глупости какие-то, неужели всё - сон?...
Я проснулся в своей постели, мало того, у меня даже тело было на месте. "Приснится же такое. Всё было так хорошо, ведь глупости, которые я успел наделать за последние....(даже не знаю сколько времени у меня это заняло) - это всего лишь сон." - слова вслух помогают как ничто другое.
- Я бы не стала утверждать. - Кем бы не была незванная гостья, но она меня ужасно напугала. Повернувшись, я узнал в гостье девушку, к которой приходил во "сне".
- Почему же?
- Потому что я пришла извинится, помнишь, полгода назад ты приходил ко мне, но не как человек, а немного иначе... |
|
| Витим |
2002-09-22 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Однажды глубокой ночью, находясь в здравом уме и трезвой памяти, я удостоился встречи с худшим представителем божьей оппозиции.
Сатана то был или кто-то из приспешников - не ведаю, но весьма скверный внешний вид не оставлял сомнений в его неблаговидной сущности.
Старые люди частенько, со знанием дела, рассказывали о верных способах прогнать подобную нечисть, и я ,собравшись духом, начал борьбу.
С верой и надеждой в сердце, осенил крестным знамением себя, потом его. В результате чего увидел глумливую улыбку на том, что должно было быть его рожей.
Я не сдавался. Всячески скрывая свою панику, припомнил "Отче наш" и кое-что для изгнания злых духов. Вдохновенно, как смог, прочёл.
Он оскалился ещё шире, на все сорок восемь, или сколько у него их там, зубов. Залез длинным немытым когтем в жилистое ухо, выволок что-то жуткое и не глядя сгрыз. Я слабо позавидовал его дьявольскому аппетиту и сильно
посочувствовал своей неготовности к подобным зрелищам. Вздохнул, успокоил свой желудок и, с холодеющим сердцем, решился на следующую попытку.
Ощущая спиной бесчисленные стада мурашек, стал медленно поворачиваться к нему боком. Когда улыбающееся создание оказалось за левым плечом, я собрал всё, что было во рту и, зажмурившись, плюнул - трижды!
Через секунду услышал за спиной судорожные сиплые звуки.
- А-а, бля! - восторжествовал я. - Скрючило!
В предвкушении победы открыл глаза, развернулся и увидел, как этого урода ломают корчи... неудержимого хохота. Горящие зенки лезли из орбит, лапы держались за голое грязно-розовое брюхо.
Почти мёртвый от страха, я предпринял последнюю отчаянную попытку спастись и сохраниться: без запинки выдал длиннейшую, как пулемётная лента, очередь из Аллахов, Мухаммадов, Харей, Кришнов, Рамов, Заратустров, Буддов и прочих претендентов на наши бессмертные души. Отстрелив последнее слово, снова открыл глаза.
Это исчадие ада обливалось жёлтыми слезами и издавало уже еле слышные свисты. Козлиные чешуйчатые ноги не держали и демон раскачивался на люстре, рискуя вырвать из потолка крепёжный крюк.
Внезапно он перестал давиться хохотом, сверзнулся с грохотом на пол и вперился в меня убийственным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. И тут в моей башке переклинило...
- Ты, сука, меня лучше съешь! - подумал я. - Но ржать как запотелый мерин и делать из меня клоуна, это уже слишком!
Изнутри поднялась дикая обида вперемешку с первобытной яростью.
- Атас, Ящер! - прорычал я сквозь зубы и, наотмашь вляпал ему промеж щёк. В воздухе мелькнули два стёртых копыта, причём правое, как я заметил, с золотой подковкой. От удара о батарею один рог откололся и, со звоном отлетел в стену...
А дальше? - спросите вы, вожделея услышать окончание моей истории. - Что дальше было?
Дальше? Дальше всё было просто. Я окончательно вспомнил, что наши пращуры были язычниками. И при этом не плохо обходились. Очень даже не плохо!
А рогатый этот, после пары крепких пинков, исчез так же как и появился. Только до утра в квартире воняло чем-то не нашим... не русским духом в общем...
|
|
| Тать |
2002-10-10 |
20 |
5.00 |
4 |
| |
|
| |
Страшные престрашные сны, рассказанные на сон грядущий.
Сон 1.
Пустое здание со множеством переходов и помещений. А в нем Некто. Он – само зло. Неумолимо и тяжело шагает он по гулким коридорам. Его приход неотвратим, его злая воля бесконечна, спасения быть не может. Но люди все же пытаются спастись, их не видно, не слышно, да и есть ли они или существует только Он, чьи шаги столь неудержимы… И я бегу по бесконечным этим коридорам, прячусь, хоть разве возможно спрятаться от Зла? Но с бешено колотящимся сердцем все же забиваюсь в какой-то угол… Оно здесь. Шумно дышит. Чутко прислушивается. Готово уйти, не найдя своей жертвы. Но если я не стану очередной жертвой, значит ею станет кто-то другой?.. Не знаю, почему приходит эта мысль в голову. Не знаю, почему выхожу из укрытия, почему хватаю палку и как мечом со всей своей силой замахиваюсь на Чудовище! Откуда столько смелости и воли к победе в сердце моем?! Но Оно, Чудовище, задрожав всем жутким своим телом, вдруг падает на кафельный пол, рассыпаясь на тысячу глиняных черепков! Это было всего лишь чучело! В реальной жизни так много страхов, которым надо пойти навстречу, и в результате они могут оказаться колоссом на глиняных ногах!..
Сон 2.
Небо, расколотое на две половинки: одна – нежно-розовая, в мягком сиянии заходящего солнца, будто умытая прошедшим дождем, благословенной радугой отмеченная, другая – почти в черных тяжелых и неумолимых тучах, сгущается, рвется, захватывая и подминая розовый свет. Город. Обычный город. Люди торопятся. Думают, гроза. Но не гроза это. Ясно вижу – будто молния, да не просто, а шаровая летит по небу, с той его части, что чернее ночи. Не молния. Сгусток энергии. Воплощение силы, злой силы. Само Зло, высшая его инстанция, разумная и могущественная, крылатая великая Сила мчится по небу, зорко выглядывая что-то на земле. Но люди беспечны. Люди Его не видят. Вижу только я. И даже я, кто знает о бесах не понаслышке, не в силах бороться, лишь замереть с надеждой, что на этот раз Оно меня не заметит. Не заметило. На этот раз у Него есть дела поважнее…
Сон 3.
Берег океана. Вдали город. Что-то не так. Сначала замечаю – город… будто скелеты черные останки небоскребов. Черный – единственно яркая краска вокруг, все остальное – серо-желтое. Небо. Берег. Океан. Вода в нем мертвая, не движется, не дышит. Понимаю - там уже никого нет. Но самое страшное – полное отсутствие людей. О, как мы можем быть недовольны, если рядом есть хотя бы один наш собрат! Но как нам плохо, когда нет ни одного! Думаю: «Неужели все погибли?..» Но будто в ответ моим мыслям, вдруг толпы эти самых собратьев появляются невесть откуда. Они торгуют, сбивают цены, разбрасывают мусор и вовсе не обращают внимания на кошмар вокруг… О, как я закричала на них! Но то был глас вопиющего в пустыне. Пустыня была вокруг…
|
|
| Shad |
2002-10-25 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Отступление: просьба не воспринимать всерьез этот текст. Это лишь игра воображения и ничего более.
Сегодня я надену черный пиджак. Вообще, я стараюсь все время одеваться по-разному. Не знаю с чем это связано, но ходить все время в одной и той же одежде.. ну не то чтобы уж пошло, но как-то немного неприятно.
Вообще, я из числа тех людей, для которых однообразие и скука - хуже смерти. Мне нужно быть все время в движении: что-то менять, перестраивать, крушить старые стены и возводить на их месте новые. Причем для меня не важно, будут ли эти новые стены лучше и совершеннее старых. Важно, что они будут другими. Я знаю многих людей, которые придерживаются довольно интересной точки зрения. Они считают, что нужно плыть по течению и не дергаться. Возможно, в чем-то они и правы, но я бы просто не выдержал. Я бы стал метаться от берега к берегу, плыл рывками, захлебывался, пока.. пока бы не утонул. Вообще, когда начинаешь думать о таких вещах, становится грустно. Хоть иногда надо выкинуть все лишнее из головы и просто наслаждаться тем, что тебя окружает.
* * *
Медленно бреду по тихой безлюдной аллее.. Где-то над головой мирно чирикают птички, а слабый ветерок ласково шевелит волосы. Вечереет. Примечаю вдалеке девушку. Она немного вызывающе одета и идет явно навстречу. Что ж, подождем Знака. Я уже могу различить лицо девушки. Она довольно привлекательна. Главное не нервничать. Хотя, этому-то я уж должен был научиться за всю свою многострадальную жизнь.
Честно говоря, мне всегда нравилось наблюдать за людьми. Просто наблюдать, зная, что они и не подозревают о твоем взгляде и твоем существовании. Это очень интересно, честное слово. Попробуйте как-нибудь на досуге. Посчитайте, сколько абсолютно бессмысленных движений они делают.. Хотя нет, лучше не считайте - собьетесь. Девушка уже близко, буквально в трех - четырех шагах от меня. Если будет Знак, то сейчас как раз самое время. Тут девушка спотыкается о некстати (или кстати?) валяющийся камень и падает прямо в мои объятия. Вот он - Знак. Чувствую первые капли адреналина в крови.
- Девушка, - деланно вежливо произношу я, - с вами все в порядке?
Она резко отстраняется. Ну что ж, пускай..
- Да, спасибо, что поймали меня, - она улыбается, но как-то неискренне.
- Нет проблем, - я сама вежливость, - не позволите ли проводить вас немного, знаете ли, уже скоро стемнеет, а я все равно прогуливаюсь, и мне без разницы, в какую сторону идти.
- Можно, - она снова улыбается, и теперь, похоже, по-настоящему.
Медленно бреду с ней по ровной заасфальтированной тропинке. Отсутствие людей, кстати, тоже можно считать Знаком. Сначала мы просто разговариваем. Ни о чем. Она рассказывает о своей жизни, я молча слушаю, пытаясь вставлять реплики и комментарии. Один очень известный психолог - к сожалению, запамятовал его имя - говорил: умей слушать людей. Если ты будешь их слушать, да еще с искренним интересом, им будет не просто приятно, они будут самоутверждаться в своей значимости. Я согласен с этой мыслью. Причем целиком и полностью. Набираюсь смелости и обнимаю ее за талию. Если она отстранится или уберет мою руку - это будет вполне естественно и я не обижусь. Но она не против, наоборот, похоже, что ей приятно. Мне очень нравится с ней общаться, но я чувствую, что уже пора.. Еще раз оглядываюсь по сторонам, так, на всякий случай. Ни души. Левая рука ползет под пиджак, нащупывая массивную рукоятку.
Она замечает мои движения и улыбается:
- Что ты там ищешь, а?
- Сейчас покажу, - улыбаюсь в ответ.
Лезвие выходит из чехла с тихим, но хорошо знакомым шелестом. Пока что она не догадывается. Пора. Резко выбрасываю руку из-под пиджака, одновременно чуть отстраняясь, и ловлю ее еще пока просто недоумевающий взгляд. Из ее гортани вырывается хрип, когда тонкое лезвие пропарывает бок. Где-то внутри у меня открывается заслонка, и адреналин лошадиными дозами начинает поступать в кровь. Еще три секунды она будет пытаться осмыслить реальность происходящего. Боль убедит ее в этом.
Я люблю свой нож - широкое, и вместе с тем острое лезвие, массивная рукоятка - ручная работа. Многие носят ножи в рукавах, но я не из их числа. На поясе у меня закреплен специальный чехол, тоже ручной работы. Под пиджаком его не видно. Я настолько хорошо натренировался вытаскивать нож из чехла и грациозным движением руки отправлять его обратно, что эти действия отнимают у меня от силы четверть секунды. Правда, иногда приходится потратить немного больше времени. Еще три секунды уходит на то, чтобы вытереть лезвие. Вы не поверите, но в левом кармане брюк я всегда ношу с собой тряпку. Я никогда не меняю и не выбрасываю ее. Мне всегда было интересно, какого цвета она была вначале.. Хотя я ничего не имею против того, что она красная. Вообще, я люблю красный цвет.
Рывками я начинаю двигать нож вверх. Хрустят и ломаются кости. Я превращаю ее внутренности в одно большое месиво. Сделав разрез в тридцать сантиметров, вытаскиваю лезвие и бросаю на землю. По-хорошему надо бы вытереть его и заправить в чехол, но почему-то сейчас мне лень тратить на это три секунды. Самое удивительное в том, что девушка еще жива. Она не кричит, не плачет, не молится, она просто доживает. Наверное, убери я руку с ее талии, она просто упадет на землю и будет ждать.. Интересно, о чем она сейчас думает? Я отдал бы все что угодно, лишь бы узнать. Раздвигаю пальцами кожу, и ввожу руку в разрез, внутрь тела. Интересно, приятно ли ей? Трогаю ее внутренности..
Плохо, что я так слаб в анатомии. Вот, например, что это я извлек на свет? Маленькое, красное..
Жаль что девушка уже умерла, я бы спросил у нее, вдруг она заканчивала медицинский? Надо же, а ведь я даже не заметил, как она отдала концы.. Пожалуй, пора уходить. Сейчас только прихвачу кое-что на память. Снова запускаю руку внутрь и вытаскиваю какой-то орган. Ладно, дома посмотрю по справочнику. Кладу трофеи в специально припасенную коробочку. Я использую пластиковую коробочку из под салатов. Ну, знаете, продают салаты в таких коробочках, уже расфасованные.
Отпускаю тело, и оно падает на землю. Поднимаю брошенный на землю нож, тщательно вытираю его - торопиться некуда. Я мог бы стоять и смотреть на тело часами, но пора уходить. А над головой щебечут птички, и ветер ласково шевелит волосы. |
|
| Stepan Kalashnikov |
2002-10-25 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
Председатель комиссии: Уважаемые коллеги! Сегодня мы собрались для подведения итогов эксперимента "ЗЕРКАЛО". Напомню, что целью эксперимента было подтверждение или опровержение слухов о несанкционированном внедрении роботов фирмы "Чарли Макгроун" в нашу повседневную жизнь под видом обычных людей. Один из участников эксперимента, – пилот Пиркс, был направлен в Далекий Космос с экипажем из десяти человек (в том числе женщин). Задачей пилота Пиркса было распознавание среди них роботов, причем количество роботов ему не было известно заранее. Были допустимы любые методы распознавания кроме хирургических. Сам пилот Пиркс находится сейчас в клинике,– он нуждается в курсе реабилитации после полета, но мы имеем возможность ознакомиться с вахтенным журналом, куда он записывал свои наблюдения. Записи только что переданы нам Патрульной Службой. Для тех, кто не участвовал в работе эксперимента "ЗЕРКАЛО" я сообщу, что весь экипаж состоял только из людей,– нас интересовало сколько именно "обнаружит" среди них "роботов" пилот Пиркс.
Далее член комиссии зачитывает вахтенный журнал пилота первого класса Пиркса.
17 декабря. Я, Сергей Александрович Пиркс, капитан корабля "НЕПТУН" отправился сегодня в Дальний Космос с экипажем из десяти человек ("человек" зачеркнуто) существ. Перед стартом был представлен экипажу, но имена и должности запомнил плохо, так как была жуткая спешка. Разберусь во время полета (как делал это неоднократно, – инструкцией не запрещается). Согласно инструкции, выбор метода распознавания остается за мной, и я кое-что приготовил. Думаю, что быстро раскушу – кто из них кто.
18 декабря. Весь день просидел в каюте,– наблюдал по монитору за экипажем. Ничего необычного. Все работают, ходят в туалет, курят. Эти роботы "Чарли Макгроуна" здорово маскируются. Ну, ничего, завтра начну распознавание. Для этой цели я загрузил на борт полтонны всякого алкоголя (инструкцией не запрещается). Уж пьяного робота я быстро отличу от пьяного человека. Р.S. А среди них есть довольно симпатичные девушки. Жалко если это роботы.
19 декабря. Пошел знакомиться с экипажем. Опять никого не запомнил, кроме радистки Жанны. Ее-то трудно было не запомнить. Объявил, что поставил корабль на автопилот и пригласил всех отметить это дело,– все равно все теперь свободны. Некоторые согласились сразу (в том числе и Жанна), некоторых пришлось уламывать,– например доктора (не помню как зовут). Возьму-ка я его на заметку. Вечером собрались в гостинной, но не все. Экипаж я по-прежнему не узнаю,– что-то с памятью у меня неважно,– последний полет был тяжелый, наверное надо было попросить отпуск. Я сказал какой-то традиционный космический тост и стал наблюдать, кто как пьет. Все выпили довольно бодро, но чуствовалось какое-то стеснение,– никто из них ведь тоже не знал, кто сидит рядом,– человек или робот. Сразу же налили по второй. Постепенно подтянулись и остальные,– все кроме доктора. Что-то с ним неладно. Пили исключительно водку. Постепенно завязалась беседа, пошли тосты. Тосты, правда, были староваты,– наверно из учебников по космонавтике, но все равно приятно. Что мне особенно понравилось,– пошли шутки типа "Э-э, да ты, брат, робот" – "Сам ты робот". Короче, к вечеру так напились, что кого-то пришлось укладывать прямо в гостинной,– хорошо что там много диванов. Те, кто были живы, разбрелись по каютам. Я и сам был хорош,– уснул и даже журнал не заполнил. Сейчас, вообще-то, 20-е, это я описываю вчерашний день. Дал себе слово больше так не делать,– журнал – это святое. P.S. Перед тем, как идти спать зашел к доктору. Доктор в одежде валялся на койке, а в комнате воняло марихуаной. Пожалуй, он не робот.
20 декабря. С утра зашел механик и предложил за две бутылки пива сказать – робот он или человек. Я выдал ему две бутылки, он сказал, что робот и ушел. Затем пришел какой-то человек, которого я хоть убей не помню, и стал жаловаться, что повар не хочет готовить обед, а у него язва. Я дал ему две бутылки пива и он ушел. Потом приходили все остальные и тоже просили пива. При этом охотно сознавались, что они роботы. Пришел даже доктор. Отсыпал травы, попросил никому не говорить, взял пиво и ушел.
Последней пришла Жанна. Я выдал экипажу шесть ящиков водки, взял один себе и мы заперлись у меня в каюте.
... декабря (вписать число, когда узнаю) Фирме "Чарли Макгроун" надо памятник поставить за таких роботов. Никто не знает какое сегодня число. Связываться с землей по таким вопросам не рекомендуется, надо будет залезть в какой-нибудь компьютер и посмотреть.
Следующий день. Экипаж меня достал. Ходят и клянчат,– то водки, то пива. Я отдал им ключи от склада,– пусть сами разбираются. Жанна просто чудо. Если окажется, что она не робот, я на ней женюсь.
Следующий день. Уроды. В гостинной кто-то наблевал и не сознается. А убирать никто не хочет. И теперь, оказывается, они собираются на пульте управления. Ключи от пульта были на одной связке с ключами от склада. И по пьяни им, естественно, захотелось порулить. Сняли корабль с автопилота, и теперь вообще непонятно где мы. Я собрал всех у себя и попросил признаться кто из них робот,– может у него получится вернуться на прежний курс. Никто не сознался. Зашел на склад и испугался. Склад почти пустой. Даже если предположить, что роботы пьют в три раза больше людей... Сколько же времени прошло? Так ведь можно пропустить Новый Год. Надо лезть в компьютер.
Следующий день. Загадка со складом разрешилась. Эти дурни испугались, что выпивки не хватит и стали ныкать водку по каютам. Путем подсчета доказал им, что водки хватит и уговорил не вести себя как свиньи и вернуть все на место. Правда два ящика засунул себе под койку,– ведь не известно еще где мы. 30 декабря. Ура!!! Залез в компьютер и узнал число. Экипаж готовится к Новому Году. Все решили нарядиться по праздничному – роботами. Шьют серебристые комбинезоны и приделывают какие-то антеннки на голову. Я тоже приделал. Встретили Транспортный с Марса. Это странно. Меня начинают терзать смутные подозрения. Прошел совсем рядом. По этому поводу открыли шампанское, показывали в иллюминатор неприличные жесты, вывалили на него мусорные баки,– ну, вобщем, все как обычно. Вот только откуда он здесь, в Дальнем Космосе? Завтра все-таки свяжусь с Землей.
31 декабря. Наконец-то Новый Год. Отмечать начали с утра. К обеду напились и решили поспать перед Новым Годом. Только я уснул, ко мне вошел штурман и сказал: "Я не человек. Я аист". Отвел его к доктору. Белая горячка. Сейчас 21.35. Из пульта управления зовут Деда Мороза. Допишу и пойду, тем более что Дед Мороз – может быть я, не помню. Скорее всего ближайшие дни записи вести не буду. P.S. Пытался связаться с Землей,– Земля не отвечает.
(Далее идут четыре страницы текста, написанные чужим почерком, не относящиеся к делу. Далее снова записи пилота Пиркса.)
18 января. Сегодня утром нас поймал патрульный корабль. Оказывается мы нарушили какие-то Правила Движения в Солнечной Системе. Кто-же знал, что мы в Солнечной Системе. Сейчас нас на буксире тащат на штрафную стоянку. Ничего, позвоню в "Чарли Макгроун", нас быстро вытащат. А на Патрульную Службу напишу жалобу в ... (оставлено место), с нами обращаются как с какими-то бандитами,– посадили в камеры, составляют протоколы. Не помогло даже удостоверение штурмана, в котором написано, что он член Организации Объединенных Наций. Сказали что поддельное. Должен сообщить, что эксперимент "ЗЕРКАЛО" не завершен. Мне пока не удалось установить, кто из членов экипажа является роботом, а кто нет. Готов завершить эксперимент после небольшого курса реабилитации в клинике нашего доктора, куда он любезно меня пригласил. Продолжение эксперимента считаю необходимым, так как у меня уже есть некоторые догадки насчет того кто из нас робот, а кто – человек.
С уважением. Пилот Пиркс. |
|
| Сказочница |
2002-11-11 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
На поляне средь цветов
девочки играли,
наплели себе венков,
и с собою звали:
«Побежали с нами в лес,
ягоды, грибочки,
будем греться у костра
там до самой ночки…»
Захватила короб свой,
и краюху хлеба,
за подружками, смеясь,
побежала дева…
Там «ау» и здесь «ау»,
Ягодки-грибочки,
в лесной чаще днем темно,
а тут спустилась ночка…
Смотрит Маша, вдалеке
у елей убого
дом стоит, не дом - сарай,
Не сарай - берлога…
Что поделать, надо же
Коротать ей ночку,
И к берлоге побрела
По болотным кочкам.
И устроившись внутри
На еловых ветках,
Крепко, сладко до зари
Просопела девка.
Вдруг над самым ухом:
«рррррр!»
Крик и звук хрустящий…
Слопал Машеньку медведь
настоящий.
***********
|
|
| Шпалоукладчик |
2002-12-11 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Степан Михайлович Буденный выронил шашку, подумал: «Мне отрубили голову», и в беспамятстве вцепился в пушистую гриву коня.
Что-то нестерпимо холодное впилось в шею, судорога пульсирующей волной прокатилась по телу, и тогда я подумал, а затем вцепился. Только я рухнул на луку седла, как конь встрепенулся, заржал и, продравшись сквозь груду тел, понесся прямиком в кукурузное поле. Во след раздались ружейные выстрелы, крики, а может быть, мне показалось, все дальнейшее происходило будто во сне.
Кукуруза выше человеческого роста, приминаемая бешено мчащейся лошадью, ложилась и вставала волнами, хлестала по гимнастерке, размазывая липкую черную кровь.
- Зарезан, зарезан, – твердила голова, отделенная от туловища, а каблуки сами собой продолжали стучать по вспотевшему брюху лошади.
Буденный вместе с небольшим отрядом кавалеристов, среди которых были его товарищи Ворошилов и Бишкек, направлялись на разведку к маленькой деревушке, отгороженной от лагеря зарослями кукурузы и минут десять назад натолкнулись на белогвардейский кавалерийский разъезд. Красноармейцы разом выхватили шашки и пустили лошадей в сторону противника. В мыслях было только: убить врага; о том, что их самих могут убить, никому в голову не приходило.
Через секунды, словно в зеркальном отображении их собственных лиц, стали появляться лица врагов, одновременно взметнулся лес шашек.
Я как безумный размахивал шашкой, выкрикивая какие-то бессмысленные слова, рядом был Клим и, кажется, тоже что-то кричал. И тут перед моей лошадью вынырнуло перекошенное лицо белогвардейского прапорщика в разрубленной посередине фуражке, с вытаращенными, чуть не вылезающими из орбит глазами и широко раскрытым окровавленным ртом. Широкий клинок противника, ослепительно блестевший на солнце, описал над моей головой круг; и в тот же момент что-то невыразимо холодное впилось мне в шею.
Кукурузное поле осталось позади, и равнина постепенно перешла в пологий склон. На пути заблистала мутная речушка, по берегу поросшая колючим кустарником. Как только лошадь стала продираться между кустов, густые ветки вцепились в Буденного и отбросили его в мягкую грязь реки…
Занавески на окнах палаты тихонько колыхались от ветра. За большим столом посередине комнаты сидели два человека в белых халатах и перелистывали гроссбухи. Лет им было под пятьдесят, оба рыжие; один из них плешивый с жиденькой бородкой, другой – усач со следами оспы на мясистом бабьем лице.
Пока лежавший на кровати Буденный осматривался, плешивый поднял глаза от гроссбуха и произнес:
- Ну-с, батенька, головку-то придется отрезать. Сгнила головушка.
- Неужели нельзя ничего сделать? – равнодушно спросил рябой, продолжая делать пометки.
- Категорически нельзя! Товарищ Буденный скончался трое суток назад. Головушка разложилось от самых шейных позвонков и до темечка!
- Ничего, ничего, что-нибудь придумаем, – оптимистично сказал рябой.
- Ничего ты тут не придумаешь, – раздраженно ответил плешивый. – Надо было вовремя рапорт подавать. Свежих мертвецов нет! Вот лошадь одна есть, но…
- Откуда она?
- С ним прискакала, стоит за воротами.
- Ну, так приставим ему лошадиную голову. Всё лучше, чем ни какой. Неси-ка её сюда.
Плешивый встал из-за стола и плавно удалился. Буденный пошевелился на кровати, пытаясь привлечь к себе внимание уткнувшегося в гроссбух человека. Судя по разговору, похоже, что ему собираются приставить лошадиную голову! Всё еще лежа на кровати, он обратился к рябому:
- Прошу вас, товарищ, избавьте меня от лошадиной головы. Пусть мне приставят голову товарища Ворошилова, или на худой конец, товарища Бишкека. Пусть даже немного плешивую – я согласен, лишь бы это была человеческая голова.
Рябой сочувственно посмотрел на Буденного и закивал.
- Если бы только нашлась – непременно бы поставили. Но человеческой головы как раз-то и нет. Примиритесь с судьбой. С лошадиной головой, поверьте мне как практику, вам будет вовсе не плохо. Только почаще пользуйтесь зубным эликсиром.
Тут появился плешивый с окровавленной лошадиной головой в руках. Он нес её так, как денщик приносит хозяину начищенные сапоги.
Буденный хотел было убежать, но что-то приковывало его к месту, вероятно отрезанная голова.
Тем временем плешивый подошел к нему сзади и деловито размотал на шее бинты.
- Нет, нет! Только не лошадиная голова! Вы не имеете права без моего письменного согласия!
Не обращая внимания на протесты Буденного, плешивый резким движением вырвал его голову и в образовавшееся отверстие между окровавленными бинтами и воротником гимнастерки всунул лошадиную.
Лошадиная голова, будто зубами намертво вцепилась в шею.
- Вот и ладненько, вот и славненько.
Плешивый поместил отделенную голову в пластиковый пакет и, насвистывая из Бетховена, направился к умывальнику.
Я отчетливо помнил лишь то, что произошло до этой минуты. Я помнил, что будто бы подрался с обоими врачами. Затем скатился по крутой деревянной лестнице. Отчаянно хотелось кричать, но получалось только нелепое ржание. После куда-то скакал, то есть бежал. И все это – как в тумане, во сне, в горячке, в бреду… Я не представлял: кто я, зачем бегу, куда, и когда же все это закончится.
Как бы то ни было, но после скитания в мире смутных видений я пришел в себя, лежа в гробу, установленном в тесной крестьянской избе на окраине села Большие Микитки. Мало того, но когда я очнулся и поднял глаза, прямо перед гробом, молодой священник из храма Пречистой Девы Марии читал заупокойную молитву.
|
|
| михайлов валерий |
2003-01-04 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
НОСФЕРАТО
Носферато, вампир, Дракула, исчадие ада, демон ночи… И это, пожалуй, еще самые безобидные названия, которыми наградили меня представители человечества – эти самодовольные, тупые ублюдки, решившие, что они знают все и вся. Я ненавижу людей? Нет, скорее, я к ним равнодушен. Для меня они не более чем досадное недоразумение, если они, конечно, не пытаются мне мешать. Что я делаю? Устраняю помеху, независимо от пола, возраста или вероисповедания. Устраняю так, как, наверное, расчищают снег: иногда приятно размять мышцы, иногда это может и раздражать. Не больше. Настоящую ненависть я испытывал когда-то давно по отношению к какому-то десятку человек… Этих я тоже убил, убил медленно и со вкусом. Других же я убивал обычно легко и без лишней жестокости. Я убийца? Ну и что. К тому же это, скорее, не отличительная черта, а то общее, что делает меня похожим на людей. Люди такие же убийцы, как и я, за тем лишь исключением, что я индивидуалист, а они в большинстве своем стадные твари, считающие врагами всех, кто находится вне этого стада. Хотя нет, я не сжигаю живьем, не устраиваю пыток, не бомблю города, не унижаю и не избиваю лишь потому, что на мне форма служителя порядка, гарантирующая безнаказанность. Куда мне до моих обличителей, говорящих по большей части ложь. Я не пью эту чертову кровь, которая до отвращения пахнет людьми. Что я ем? То же, что и большинство двуногих, лишенных перьев, только в значительно меньших объемах, потому что я научился управлять своим метаболизмом. К тому же я отказался от мясной пищи, для этого я слишком сильно люблю животных. Я никогда не превращал людей в себеподобных. Мне это ни к чему, да и не в моих силах. Я никогда не участвовал в крестовых походах. Я всегда был выше того, чтобы убивать людей лишь за то, что у них иные предрассудки, чем у меня.
А вот любовь у меня была. Страстная, всепоглощающая любовь. И было предательство. Родной брат с лучшими моими друзьями… Они заперли меня в подвале замка, без еды, без воды, без света. Они замуровали вход, оставив лишь небольшое отверстие, чтобы я мог дышать. Смерть от удушья была, по их мнению, слишком для меня легкой. Ей же сказали, что я погиб, и вернули медальон, с которым я никогда не расставался. Она умерла от любви. Нет, она не убивала себя, она закрылась в своей комнате, отказалась от воды и пищи, и… сейчас бы это назвали смертью от длительного воздействия стрессогенных факторов. Она умерла практически перед свадьбой. Ее папочка заключил с моим братцем выгодную сделку. Выгодную для всех, кроме нее… На нее вообще всем было наплевать. Я не проклял бога только лишь потому, что не верил, да и сейчас не верю в этого бездушного садиста с извращенной фантазией.
Как я вырвался на свободу? Моя воля сконцентрировалась до такой степени, что превратилась в кристалл тверже алмаза, кристалл, который мог резать все, даже время. Я опоздал. Когда я вышел, она была уже мертва. Тогда я навестил сначала братца, а потом уже и всех остальных. Это был единственный раз, когда я убивал медленно, очень медленно. Я превратил убийство в искусство, наслаждаясь мучениями моих врагов. После этого во мне словно бы все выключили. Я впал в долгий анабиоз. Столетиями я блуждал в мире снов, чтобы встретиться с ней вновь. Природа имеет привычку повторяться, и рано или поздно она должна была вновь появиться на свет. Шли столетия. Мой замок ветшал. Дороги зарастали деревьями. Моими редкими гостями были воры, дезертиры, скрывающиеся преступники, и прочая мразь, ищущая логово потемней. Этих я просто скидывал со стен замка, и дикие звери возносили мне молитвы во время своих трапез. Тогда-то и поползли слухи, ставшие основой всех россказней про вампиров.
Однажды я услышал ее. Она жила в большом городе и готовилась к свадьбе. Это была такая же мерзкая по своей природе сделка, напоминающая торговлю рабами. Мы встретились, и время исчезло. Не было больше этих веков ожидания. Наши чувства вспыхнули с новой силой. Я хотел увезти ее туда, где бы мы могли быть счастливы. Я никого не хотел убивать. Но ее папочка вместе с несостоявшимся зятем решили переиграть по-другому. Они наняли людей, чтобы те уничтожили даже малейшие воспоминания обо мне. Глупцы! Они не ведали, против кого пошли, но не будем много говорить о покойниках. Их уже нет, но один выстрел, один проклятый выстрел достиг все же своей цели, и вот теперь она умирает у меня на руках. Она умирает, и я не в силах ничего сделать. Через несколько мгновений остановится ее сердце, и мое сердце остановится в тот же миг. Мы уйдем, навсегда уйдем из этого жестокого мира, уйдем не оглядываясь, уйдем, чтобы никогда сюда больше не возвращаться.
04 01 03
|
|
| Евгений Фалеев |
2003-01-18 |
10 |
5.00 |
2 |
| |
|
| |
ТИМУРОВЦЫ
Едва державшийся забор в одном месте нагнулся почти до земли, и Тимур, проходя мимо, не удержался и пнул его ногой. Трухлявые доски рассыпались в прах. «Тяжело живут старики», - подумал весь отряд одновременно. На шум в окне скособоченного домика дрогнули занавески, кто-то явно следил за ребятами. Но Тимуру было не привыкать к неприятию его благородных поступков со стороны особенно отсталых сограждан. Подойдя к калитке, отряд остановился. Тимур поправил пилотку и крикнул: «Отворяйте, мы вам поможем!» Со стороны дома не донеслось ни слова. «Не понимают, - объяснил своему отряду Тимур, - или не верят. Потому что бедные и угнетенные». Он прокашлялся и крикнул уже громче: «Пускайте нас вам помогать!» На этот раз дверь открылась и на улицу с заливистым лаем вылетела коротконогая шавка, затем показалась испуганная старуха с охотничьим ружьем.
- О, бабулька! - обрадовался Тимур. - Мы к вам с бескорыстной помощью!
- Пошли к чертовой матери! - неожиданно звонко прокричала бабка. - А то как пальну сейчас!
- Упаси Боже, мы же вам пособить хотим! Дров наколем, посуду помоем, в погребе приберем, - взволнованно произнес Тимур и умоляюще посмотрел на бабку.
- Нормально все у меня. Валите! - грубо оборвала та и еще крепче вцепилась в ружье.
- Как же «нормально»? - все еще не терял надежду Тимур. - Забор вон обвалился совсем!
Бабка перевела взгляд - забор в самом деле зиял дырой.
- Та-а-ак, уже и забор завалили, - свирепо процедила бабка сквозь зубы. -Хана вам, пацаны. Хана, ежели сунетесь...
Тимур с командой отступил в лесок, где на полянке достал карту местности и провел с отрядом летучку-линейку. Набросав план действий, командир разбил отряд на звенья и дал команду начинать. Ребята разбежались и растянулись цепью вокруг забора. Тимур махнул рукой, и с разных сторон, преодолев заграждение, два десятка мальчишек кинулись в сторону бабкиного дома. Кто-то бросился колоть дрова, кто-то полоть грядку, а некоторые полезли через окно в дом наводить порядок внутри.
И тогда обезумевшая бабка открыла огонь. Она вращалась волчком и носилась по двору, атакуя вертлявых пацанов-добродетелей. Но даже смертельно раненные, те с остервенением подметали крыльцо, вытирали пыль и из последних сил красили что ни попадя, истекая кровью. Когда кончились патроны, бабка стала палить солью, пока, вконец измучившись, не присела у свежевыкрашенного колодца. Тут же к ней подскочила тройка ребят и заботливо привязала старушку к скамейке, чтоб не мешала.
... Вечером на чердаке Тимур подводил итоги. Отряд заметно поредел, да и сам командир вел собрание стоя: в заду неприятно жгла бабкина соль.
- Хорошо поработали, - заключил Тимур. - Завтра поутру идем одному деду помогать. И поаккуратней. Разведка донесла, что у него еще с гражданской пулемет остался.
Отряд понимающе кивал. За окном садилось багряно-кровавое солнце, а у крыльца собственной хаты помирала связанная старушка.
|
|
| Евгений Фалеев |
2003-01-18 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
ОБМАН
Дородная 43-летняя Антонина Степановна ПОНТИАК проснулась утром с твердым намерением обмануть сегодня шестерых. Может же быть цель у человека, в конце-то концов, убеждала она себя, почему бы не пойти на рекорд. Обмануть двоих-троих лопухов может любая перворазрядница, плевое дело. А вот поди обведи вокруг пальца полдюжины, такого Антонине Степановне еще не удавалось. Ведь главное - не повторяться. Два одинаковых обмана так же скучны, как две пачки свиного жира. Разнообразие методов, широкий спектр приемов и уловок, эмоциональная окраска процесса надувательства - все это Антонина Павловна очень ценила. Ценила даже больше, чем материальный фактор обмана, если вы понимаете, о чем речь.
Первых ранних пташек Антонина Степановна ПОНТИАК не тронула, и все было по-честному. А вот где-то на втором десятке решила: пора. Антонина Степановна почувствовала слабость в ногах, легкое головокружение и приятную истому - так всегда происходило, когда она собиралась обманывать. Но профессионализм сказался, и буквально через мгновение яркие эмоции сменились едва заметным возбуждением и холодком, змейкой пробежавшим по спине.
Антонина Степановна ПОНТИАК обнаружила, что перед ней стоит невысокий мужчина в неброском пальтишке и с какой-то нестандартной лысиной, сохранившей островок волос на затылке. Мгновенно оценив обстановку, Антонина Степановна выбрала самый легкий из обманов, используя подпиленную гирю, и чаша весов заколебалась в ее сторону.
Низенькую бабульку Антонина Степановна сначала не хотела обманывать, но потом решила, что немножко можно и чуть-чуть надавила пальцем. Бабулька, естественно, ничего не заметила.
К следующему обману Антонина Степановна решила подойти творчески и, глядя в глаза жертве, вздохнула полной грудью. Отчего грудь волной хлынула из-под плотного халатика и затопила ошарашенного джентльмена с авоськой. Пока он выплывал, Антонина Степановна, смущаясь, закончила обман.
В обеденный перерыв Антонина Степановна ПОНТИАК пересчитала купюры и поставила себе оценку «отлично». Наскоро перекусив, она опять приступила к обману, понимая, что выполнена только половина работы.
Может, это и не совсем честно, но школьника, вертевшего головой во все стороны, Антонина Степановна обманула два раза. Нечего уроки прогуливать, оправдывала она себя. Пятый обман тоже прошел гладко: чахлый студентик едва держался на ногах и совсем не успевал следить за манипуляциями Антонины Степановны.
Впереди замаячила финишная черта. Для рекорда осталось всего ничего - один обман. И Антонина Степановна, безусловно, почила бы на лаврах собственной славы, если бы в этот самый день Петр Никодимович СЛЕПЦОВ не проснулся с твердым намерением кого-нибудь убить. Он зашел в магазин и убил продавщицу Антонину Степановну ПОНТИАК.
|
|
| Shiko |
2003-01-21 |
5 |
5.00 |
1 |
| |
|
| |
Веселый праздник Новый Год! В этот раз сумасшедшая и пьяная новогодняя ночь бурлила и чуть не лопалась от угарного веселья. В квартире орал телевизор, пора шампанского уже прошла и народ в полный рост потреблял водку. Уже обвивался вокруг унитаза длинный и вечно сутулый Ваня Сорин, на лице его застыла мучительная гримаса а конец шикарного галстука ручной работы плавал в его же блевотине. С бодро воющим нечто радостное и новогоднее телевизором соревновался музыкальный центр надрывно выводящий : «Ах какая женщина, мне б такую». Какую «такую» мужская часть гостей понимала уже слабо, но на прижимающиеся в танце бюсты еще реагировала. Кое-кто уже перебрался в спальню хозяев и оттуда доносились тяжелые вздохи. Впрочем, на них никто не обращал особого внимания, праздник шел своим, уже привычным, чередом и не требовал постороннего вмешательства. Да и не могли уже вмешаться ни хозяин, блаженно посапывавший уронив голову на стол и выпустивший детскую струйку слюны из уголка рта, ни хозяйка, разбитная вечно двадцатилетняя девица лет тридцати, чьи вздохи и повизгивания как раз и доносились из спальни. Словом, все были счастливы.
За одним исключением. Это исключение спало сейчас в своей комнате, свернувшись калачиком и обиженно хлюпая носом. Подушка и рукав пижамы намокли от слез и соплей, которые пятилетний Глеб размазывал тихо и горько рыдая от обиды, после того, как в одиннадцать часов вечера мама, с блестящими от первых бокалов шампанского глазами, чмокнула его в щеку, оставив яркий мазок помады на ней и сунула подарок «от Деда Мороза». Плюшевый медведь тупо таращился на Глеба, неловко свешивая лапы а первые крупные слезинки недоумения и обиды закипали в уголках глаз.
«Ммммаммма………..а машинка? А как же машинка??» - этот здоровенный самосвал Глеб присмотрел еще месяца два назад и каждый раз, проходя мимо Детского мира волок маму или папу смотреть на это огромное голубое с красным чудо. Правда ни мама ни папа не реагировали на то, что ребенок каждый раз надолго замирал возле витрины и явно не реагировал на происходящее вокруг. Только один раз папа, не глядя на Глеба обронил : «Ага…… Деду Морозу напиши…..». Глеб так и сделал, высунув кончик языка и пачкая фломастером пальцы. Воспитательница Татьяна Николаевна присела около его стола и диктовала буквы. Большинство из них он уже знал, а остальные тетя Таня рисовала на отдельном листе а Глеб выводил сопя от натуги в своем письме. Слова складывались трудно, буква «я» норовила расползтись во все стороны, но желание получить самосвал помогало. Вечером Глеб показал письмо маме, та прочитала, сказала «угу» и отложила его на стопку модных журналов.
Глеб уже распланировал, где он будет держать самосвал и, засыпая, каждый вечер представлял, как будет катать его по дачному участку. Самосвал стал ему сниться, он разговаривал с Глебом, пластмассовый бампер расплывался в улыбке и грузовик начинал, словно веселый щенок, носиться вокруг мальчика, легонько толкая его под коленки. По утрам Глеб просыпался с улыбкой.
И, вот теперь, глядя на неуклюжего плюшевого медведя непонятного цвета, Глеб чувствовал, как перехватывает у него дыхание…… «Мама, а где же самосвал?? Я же написал письмо!»
Мама пожала плечами и, взъерошив сыну волосу, предположила – «Ну, у Деда Мороза писем очень много. Может, не успел прочитать…»
И все пошли за стол. Пробираясь между журнального столика Глеб задел стопку журналов и они мягко скользнули на пол. Из под них выпал листок с детскими неровными каракулями. Э то было последней каплей и Глеб зарыдал в голос : «Ты не отправила! Ты его не отправила!»
Захлебывающегося слезами Глеба уложили спать и, скоро веселье набрало темп……
К четырем часам утра даже наиболее стойкие питухи начали ломаться и скоро народ начал подремывать везде, где их настигал сон…..
Только на кухне глупо улыбаясь своему отражению покуривал слегка проспавшийся хозяин квартиры, кивая в такт заплетающейся речи своего приятеля. На звонок в дверь он отреагировал не сразу, потом прислушался и, на заплетающихся ногах, пошел открывать. В дверях стоял……..Дед Мороз. Пьяный хозяин не сразу понял, что показалось ему странным. Медленно оглядывая гостя с ног до головы он подмечал запах овчины, стоптанные валенки, но до отупевшего от «Северного сияния» мозга это не доходило. Расплывшись в улыбке, хозяин протянул руку и дернул Деда Мороза за бороду: «А ты не нааасатааящийййййййй…..». Борода не сдвинулась ни на миллиметр, а Дед Мороз схватил хозяина за горло, приподнял и внес в прихожую. Хмель выветрился из головы и он начал задыхаться от нечеловеческой хватки огромной пятерни. Нежданный гость приблизил свое лицо к перекошенной багровой физиономии и прошептал гулким басом : «А письмо то я прочитал». Потом хозяин увидел только стремительно надвигающийся кулак и осколки носа вошли ему в мозг. Вышедшего на шум из кухни приятеля Дед Мороз шибанул об стенку так, что затылок хрустнул, приятель икнул и кучкой тряпья сполз на пол.
Потом Дед Мороз закрыл входную дверь, поправил пустой мешок, перекинутый на веревке через плечо, и прошел в комнату.
Во сне Глебу показалось, что в соседней комнате, где гуляли взрослые кто-то вскрикнул, но он только тяжело вздохнул и поплотнее закутался в одеяло. Дверь детской тихонько открылась и, неслышно ступая, вошел Дед Мороз. Он присел на край кровати, и протянул руку, чтобы погладить взъерошенные волосы мальчишки. Отдернул руку, заметив, что она испачкана чем-то темным и блестящим, торопливо вытер о шубу и погладил волосы Глеба. Тот сладко зачмокал губами и на губах появилась легкая улыбка. Ему снился летний день и неподаренный самосвал, полый чистого золотистого песка.
Посидев немного Дед Мороз встал и запустил руку в свой мешок. Он нащупал в пустом мешке что-то и потянул наружу. Мешок приобрел угловатые очертания и из него показался ярко-голубой пластмассовый бампер.
Выходя из комнаты Дед Мороз оглянулся, посмотрел на мальчишку, на огромный самосвал около кровати и тихо закрыл за собой дверь.
Проходя через большую комнату, нагнулся, откинул тело, валяющееся а полу и быстро поднял листок, пока до него не добралась растекающаяся лужа крови. Расправил листок, улыбнулся детским каракулям, и аккуратно сунул листок за пазуху. Потом быстро вышел из квартиры, где пахло разлитой водкой, мандаринами и кровью.
|
|
| Валерий Азорин |
2003-02-01 |
15 |
5.00 |
3 |
| |
|
| |
ЖИВОЕ МЕРТВОЕ ДИТЯ
В незапамятные времена, когда людей на земле было мало, жила на севере семья экиров. Их скромное обиталище размещалось далеко от океана. Занимались они круглый год разведением олений, охотой и промышляли рыбной ловлей. Семейству не приводилось ощущать на себе голод, как некоторым соседям. То ли из-за того, что они были трудолюбивы, то ли из-за того, что Великие Духи Тундры были к ним благосклонны. Но с недавних пор, все с содроганием осознали, что и к ним ныне нагрянул не прошеный гость. Сперва, вымерло половина стадо олений — скошенные какой-то напастью. Потом, прекратили заходить в сети косяки. А дикий зверь исчез в неизвестном направлении.
Над снежной пустыней бушевал буран.
В яранге, обшитой теплыми шкурами, находились старейшины. Сидя вокруг зажженного очага, старики беседовали о насущней проблеме.
Один старейшина, лицо которого было испещрено шрамами, медленно произнес:
— Был у соседей. Они сетуют, что и к ним пришел глад. Эта зима будет для всех лютой.
— Я ходил к шаману Ангу, — прохрипел старик с жиденькой бородкой и усами, — просил его узнать у Духов, что нам делать, что б спасти семью. Он мне советовал, во время «жгучей» бури, отнести презренного младенца в тундру. Над ним надо прочитать молитву хранителю Ран, и оставить его там. Так мы сможем уберечь себя от гибели.
Третий старейшина глубоко вздохнул.
— Советы шамана нас ни когда не подводили, — весомо заметил он. — Думаю, нам и в этот раз следует поступить так же. Вот только где нам взять презренное дитя? Ведь как я понял, он должен быть из нашей семьи.
В ярангу вошла женщина. Она принесла с собой вареную оленятину. Наложив в кожаные лоханки варево, она, сделав поклон, вышла.
— Я знаю, у кого есть наш спасительный ребенок, — отозвался бородатый старец. — У Когана. Он жаловался мне однажды, что подозревает свою жену в связи с шайтаном. Он уверен — первенец не от него.
— Туган? — позвал шрамистый старейшина.
Из-под медвежьей шкуры тут же появился мальчик.
— Сбегай к Когану, — наказывал дед внуку. — Пригласи его к нам.
Малец проворно набросил на себя накидку, и выскочил из жилища.
— Нам бы такой задор, — со вздохом промолвил третий старейшина.
Молодой экир вошел в ярангу и уважительно преклонил колено перед старцами. Откинув с головы капюшон, он сел в круг, и молчаливо стал ждать.
— Коган, — обратился шрамистый старейшина, — ты ведаешь, какое в нашем семействе трудное положение. Голод пришел к нам. И не будет от него пощады, если, мы не умилостивим хранителя Ран. Только он всесилен, обуздать предстоящий мор. Но в знак нашего к нему почтения и поклонения, мы должны принести ему жертву. Младенца, которого отец считает презренным. Старец Рунга поведал нам, что ты сказывал ему о сомнениях в чистоплотности твоей жены. Так ли это?
Коган помедлил, но утвердительно кивнул.
— Да. Я уверен, моя женщина имела порочную связь с шайтаном.
Потолковав со старейшинами, молодой экир вернулся в свое жилище. Его жена этим временем кормила малыша грудью. Она любя смотрела на своего мальчика.
— Хватит его поить своим гадким молоком, — злобно процедил Коган. — Накорми сперва мужа, а он подождет.
Женщина безропотно отложила ребенка в сторону и укрыла его пушистой накидкой. Встав, она торопливо принялась готовить.
Шло время. Семья экиров все больше и больше ущемляла себя в еде. Оленей осталось совсем мало. Мужчины по долгу пропадали на охоте или рыбалки. Но добычи домой они почти не приносили.
Старуха Ан умерла от истощения на рассвете. Весть об этом пронеслась по всему обиталищу. Люди со страхом восприняли ее. Они понимали — голод начал брать свою главную дань.
Однажды над белой пустыней разыгрался жуткий по силе буран. Шаткие яранги сотрясало от ледяных порывов ветра. Коган, вошел в ярангу старейшин. Его ожидали.
— Пришла «жгучая» буря, — высказал шрамистый старец. — Ты должен выполнить свою задачу. Теперь сохранение нашего семейства зависит от тебя.
Коган появился в своем жилище. Жена укачивала младенца, напевая колыбельную. Она робко поглядела на мужа. Тот нервно принялся собирать какие-то вещи.
Коган раскрыл кусок медвежьей шкуры.
— Клади в него ребенка, — велел он недобрым голосом.
Мать не поняла. Она продолжала баюкать дитя.
— Клади на шкуру выродка, — повторил, словно рыча, муж.
— Но зачем? — спросила женщина, прижимая к груди перворожденного.
— Наш сын проклят, — рыкнул Коган. — Она зачат от семени шайтана. Ты впала с ним в грех, когда меня не было дома.
— Но это не правда, — испуганно воскликнула мать. — Я не имела сношений с шайтаном. Ты же знаешь!
— Клади выродка...
— Куда ты хочешь его унести? — плача спрашивала жена. — Зачем отнимаешь от меня нашего Ангиака. Он же твоя кровь...
— Не смей напоминать, что он моя кровь, — прошипел Коган. — Он проклятье нашему крову! Он виновник голода! Клади его сама, или я отниму выродка силой.
— А, я знаю, почему ты возненавидел свое дитя, — кричала женщина, обливаясь слезами. — Ты не можешь забыть то, что тебя по принуждению женили на мне. Я же не дура. Ты до сих пор любишь Аранду из соседнего стойбища.
Коган ударил рукой по заплаканному лицу жены.
— Не произноси святое для меня имя своим мерзким ртом. Аранда не достойна, что б ее оскверняли пакостным языком.
Схватив могучими руками младенца, отец с силой вырвал его из объятий матери. Бросив малыша на шкуру, Коган закутал ей ревущего малютку.
Женщина, умоляя, бросилась целовать ноги мужа. Она заклинала любимого не совершать задуманное. Она уверяла, что не касалась телес шайтана. Но все ее мольбы были безразличны мужу. Он был убежден, что первенец не от него.
Коган отпихнул унтом взывающую мать.
— Это будет тебе уроком на всю жизнь, — сказал он, и вышел на завьюженную улицу.
Коган прыгнул в запряженные собаками нарты. Громко свиснув, он погнал упряжку в белый хаос тундры.
Коган далеко уехал от своего поселения. Остановив быстрых животных, он огляделся. Пурга и вьюга метали в него колючий снег. «Дальше нет нужды продвигаться», подумал погонщик. Коган взял завернутую в рулон шкуру, и отошел в сторону. Опустившись на колени в сугроб, мужчина начал читать заклинание, вознеся руки к небу.
— О, Великий Дух Ран, помоги, и избавь нас от голода. Он крепнет с каждым днем. В нашем стойбище уже издохла от недоедания старуха Ан. Если ты не услышишь и не поможешь нам, наше семейство вымрет. Мы всегда взывали к тебе, когда нам было тяжело. И ты ни когда не отказывал нам в поддержки. Заклинаю тебя и умоляю, не оставь же нас и на этот раз. А в знак нашего почтения, я принес тебе жертвенное подношение. Это мой первенец. Но я знаю, он не от моей крови, а от крови шайтана. Шаман Ангу сказал, что жертвой тебе должен стать презренный ребенок. Так вот, бери его, он твой!
Коган раскутал шкуру. Он увидал через снежные вихри голого младенца. Тот ежился в калачик. Малыш рыдал и замерзал. А на лице отца не дрогнул ни один нерв.
«Прощай», Коган развернулся и пошел прочь. Сквозь вой шального ветра, он слышал горький плачь мальчика. Воля старейшин исполнена. Погубив одного, он спас остальных. Семья продолжит существование. А это самое важное.
Коган возвратился в свое жилище. Он увидел, как женщины семейства утешают его жену. Все протяжно плакали, взывая к милости Великих Духов. Они просили у них сберечь ребенка.
— Глупцы! — вознегодовал Коган. — Он же был отпрыском зла! Его смерть сохранит нам жизни! Пошли все прочь! Свора безмозглых чаек!
Женщины покорно покинули жилище.
— Ты сгубил нашего Ангиака! — запричитала жена Когана. — Пусть проглотит тебя Белая Пустыня!
— Уймись! — гаркнул муж. — Пойми, я сделал для всех лучше. Я прощу тебя, и у нас позже будут наши с тобой дети.
— Мне не надо других, — убивалась женщина.
— Мне пора к старейшинам, — произнес Коган, поправляя капюшон. — К моему приходу сготовь поесть.
Старцы пили кипяченую воду, когда перед ними появился Коган. Скрестив ноги, он сел в круг.
— Я выполнил ваше повеление.
— Хорошо, — улыбнулся шрамистый старик. — Теперь будем надеяться на всесилие Рана.
— Моя жена сильно горюет, — мрачно заговорил Коган. — Что мне делать с ней. Она то и дело твердит, Ангиак, мой сынок. Если ей не помочь, она сойдет с ума...
— Постой, — взмахом руки, прервал его бородатый старейшина. — Ты сказал, твоя женщина называла младенца Ангиаком?
— Да, она нарекла ему это имя.
— О, гнев превеликой Тундры! — голосисто вскрикнул бородач. — Будь проклята моя память! Шаман предупредил меня о том, что презренное дитя не должно иметь имя. Ведь только после наречения именем человек получает душу.
Все кто был в яранге, ощутили, как сводит их сердце от страха.
— Что же мы натворили?! — обомлев, прошептал шрамистый старец.
— Мы, превратили этого младенца в «живое мертвое дитя», — пояснил бородач. — Его дух не отстанет от нас, покуда не отомстит нашему семейству. От него нет спасения. И кара его, будет для всех самой свирепой и безмерной.
— Должен же быть какой-то выход, — вставил Коган. — Надо проведать об это у шамана. Пусть он скажет, как быть.
— Шаман покинул свое жилье, — говорил, разбито бородач. — Он ушел в другой мир для общения с духами былых шаманов.
— Придется ждать, — заключил пугающе шрамистый старец.
Однажды, все мужчины уехали на нартах на охоту. В селение остались только женщины, дети да старейшины.
Жена Когана занималась по хозяйству. Прибирая в жилище, она тосковала о своем малыше. Ей было тяжко, поскольку муж не поверил ее словам. Она понимала, что разумом Когана овладели подножные Духи. Она не могла, да и не хотела прощать его. Ведь жизнь стала для нее проклятьем.
Сквозь заунывный шум ветра, женщина различила звуки похожие на детский плачь. Она потрясла головой, решив, что ей послышалось. Но пронзительное рыдание не смолкало, а наоборот усиливалось.
Неожиданно, женщина увидела, как по кожаной двери кто-то стучит. Ее это насторожило. В их семье не принято стучать, перед тем как зайти в ярангу.
— Кто там? — спросила она робко.
Омерзительный треск. Некто царапал по коже.
— Если ты хочешь зайти, то проходи, — хозяйка прижала к груди дрожащие руки.
Царапанье прекратилось.
С улице донесся громкий плачь. Детский плачь.
Дверь распахнулась. Женщина сразу же окатил ужас. На пороге стоял на корточках ее сын, ее Ангиак! Он был гол, бледен, и его пошатывало из стороны в сторону. Мать, с возгласом радости, подбежала к малышу.
— Ангиак! — она приняла малыша на руки. Маленькое тельца было холодным, как льдина. Мать обняла любимца, и принялась его целовать. Каким образом выжил ее сын в суровой тундре, ей не было ведомо. Да и какая разница, главное, малютка вернулся целым и невредимым. Лишь два изменения заметила женщина в своем чаде. Его глаза отливали красным отблеском, и ногти на руках и ногах были остры и длинны.
Обнажив разбухшую от молока грудь, мать дала сосок своему сыну. Тот моментально присосался, и начал жадно тянуть из матери сладковатую жидкость. Женщина с радостью чувствовала, как убывает молоко. Она гладила головку первенца, и ей было невероятно спокойно на сердце.
Накормив малыша, мать бережно уложила его в теплую шкуру. Мальчик ни как не мог отогреться. Разведя очаг, она веревками завязала дверь. Ей не хотелось, что б кто ни будь из семейства, узнал о возвращении ее отпрыска. Она боялась, что мужу могут рассказать об этом, и он вновь снесет мальчика в тундру. А этого ее душа более не стерпит.
Ночью, когда женщина спала, Ангиак покинул ярангу. Он уполз в тундру. А перед тем, как его мать проснулась, он приполз обратно. Продолжая пить молоко, он креп, набирая силы.
Как-то раз, дав сыну сосок, мать почувствовала резь. Она стерпела. Но не знала: во время кормления у Ангиака вырастали мелкие клыки. Прокалывая ими кожу матери, он вместе с молоком всасывал в себя ее кровь.
Женщина стала недомогать. У ней часто болела голова. Она побледнела. Редко выходила из жилища. Жена Когана угасала. Призрак ее ребенка был виной тому.
Мужчины прибыли в стойбище. Их натры пухли от пойманной добычи. Такого количества дичи им не доводилось ловить и в добрые дни.
Коган вошел в свое жилище:
— Жена, Великий Дух Ран пожалел нас. Смотри, сколько удалось нам выловить...
Тишина. Очаг давно потух. Кожаный пол припорошило.
— Жена! — Коган бросил себе под ноги добычу. Он в недоумение осмотрелся. На том месте, где он любил спать, мужчина приметил, что под шкурами что-то лежит. Коган осторожно отодвинул покрывало. Его дух обжег ужас. Он видел свою жену, или вернее то, что от нее осталось. Оголенное тело женщины было синего цвета. Оно явственно исхудало. На грудях мужчина подметил отчетливые укусы. Но самым страшным было то, что глаза женщины были вырваны из глазниц. Они покоились в ее приоткрытых ладонях.
Старейшины стояли в яранге Когана. Он позвал их. Все тяжело молчали. Отвратительная смерть соплеменницы глубоко потрясла их.
— Коган, — произнес бородатый старец, — тебе немедленно нужно идти к шаману Ангу. Узнай, как нам одолеть призрака. Пока не поздно.
Снарядив Когана в поход, старейшины и вся семья провожали его. Все просили мужчину вернуться и помочь им.
Дорога была милостива к Когану. Он ехал несколько дней подряд. На пятые сутки достиг-таки ярангу старого и могущественного шамана.
Бородатый старейшина дремал в своем жилище. Жена накормила его вкусной едой. Он прикидывал в ум, что их посланец должен был уже приехать к шаману. Вдруг, жилище старца не с того не с сего затрясло, будто шайка медведей набросилась на нее. Бородач, услышал, мерзкий плачь. Он исходил с улицы. Упав на колени, старик закричал:
— Я знаю, это ты, Ангиак! Убей меня, но ни трогай больше в ни кого в селение. Прости нас!
Призрак очутился на четвереньках в яранге. Малыш ревел навзрыд. Только вместо слез из его глаз падали огненные капли. Раскрывая широко рот, младенец оголял кровожадные клыки.
— Прости нас! — взывал старик.
Ангиак взлетел в воздух. Он визжал и завывал. Растопырив руки и ноги, малыш устремился на старейшину.
Жена бородача, забившись в накидки, с ужасом наблюдала, как призрак терзает ее мужа. Он разрывал старца на части, словно хищник пойманную жертву. Вспоров живот острыми когтями, Ангиак вынул внутренности. Расшвыряв их по жилищу, он забрался в утроба старейшины и стал лакать кровь.
Когда женщина попыталась выбежать из яранги, призрак изрыгнул в нее огненную струю. Охваченная пламенем, она, крича, упала. Алчный огонь моментом облизал все жилище.
Коган взял с саней мешок. Вскинув его на плечо, он пошел к жилищу шамана. Экир зашел в кров, который всегда был окружен тайной. На стенах яранги висели бубни и ритуальные предметы. Всюду были нарисованы замысловатые орнаменты. Увидев шамана, Коган пал на колени и поклонился.
— Приветствую тебя, Ангу! — произнес гость.
Шаман сидел недвижимо. Его облик внушал уважение и трепет.
— Пришел я к тебе с просьбой, — говорил Коган. — Не откажи нам. Вот, это тебе. Мужчина вынул из мешка шкурки животных и домашнюю утварь.
— Что, старик забыл про имя? — вымолвил Ангу.
— Да, — согласился пришедший. — По своей старости, он не вспомнил об этом. Этим, мы навлекли на себя более страшную беду, чем голод. Призрак «живого мертвого дитя» посетил нас. Он убил мою жену...
— Бородатый старейшина и его женщина то же погибли, — добавил шаман.
— ?!
— Ангиак уже мстит твоему семейству. Если его не извести, он уничтожит вас. А тебя погубит последним.
Слова шамана пугали Когана.
— Скажи, что же нам делать? Как избавится от него? Есть же какой-то выход.
— Есть способ изгнать навсегда Ангиака, — подавал надежду Ангу. — Но для этого дела нужен отважный герой.
— Я, — тут же сказал Коган, — я смогу это сделать. К тому же, во всем этом есть и моя вина. По сему позволь мне исполнить долг перед семейством.
— Если ты уверен в своих силах — дерзай. Мне лишь остается молить Духов о твоей защите, — шаман провел рукой по своему грубому лицу. — По приданию наших предков, есть один только способ убить призрака. У берегов океана плавает «мертвый» айсберг. Он прозрачен как капля воды. В нем обитает желтый морж. Зверь полуживой. Тебе следует проникнуть в ледяную глыбу, и сразиться с животным. Когда убьешь, воткни ему нож под правое ухо и испей кровь. Только тогда торопись домой. При встрече с Ангиаком, произнеси его имя наоборот. Так ты изничтожишь призрака.
Коган поспешно поблагодарил Ангу. Он встал, чтобы немедля двигать в дальний и опасный путь. Но шаман остановил его.
— Погоди. Моржа ты не одолеешь своим ножом. Для этого нужно такое же потустороннее оружие, как и он.
Гость помедлил.
— Возьми желтого змея. Выпустишь его в самый опасный момент. Он пронзит моржа и выжрет у него сердце.
Шаман задрал нательную одежду. Коган с отвращением увидел большой бурый нарост на боку туловища. Ангу напрягся и застонал. Он заколотил себя кулаками в грудь. Бугор вдруг зашевелился. Через миг, прорвав уплотнение кожи, проклюнула гадкая голова желтого змея.
— Возьми его и проглоти, — протянул шаман. — Он будет жить в тебе, пока не станет нужным. А когда станет, исторгни его из своей глотки во врага.
С этими словами шаман Ангу потерял сознание.
Коган, брезгливо вытянув из нароста змея. Зажмурив глаза, он впихнул в себя склизкого гада. Поползновений в желудки не было. Его помощник затаился где-то в чреве.
— Хойййааа! Хойййааа! — выкрикнул Коган, и нарты сорвались с места. Они понесли его к берегам Великого Океана.
Лай собак вынудил подняться шрамистого старца с постели. Набросив на себя накидку, он вышел из жилища. На улице валил снегопад. Ветер слегка колыхал воздух. Старейшина подошел к встревоженным псам, и недовольно прикрикнул:
— А ну, тихо! Разлаялись на сон.
Но собаки не переставали галдеть. Их разъяренные взгляды были обращены на загон с оленями.
— Ладно, тихо, тихо, — просил животных старик. — Сейчас гляну что там.
Доковыляв до загона, старейшина осмотрел скотину. Ни чего особенного он не заметил. Пожав плечами, старец развернулся и сделал шаг к своей яранги. Детский плачь, остановил его. Душу продрал неприятный озноб. Старик различил средь хлопья, мальца, который стоял на четвереньках между оленями. Он надрывно ревел, и слезы его сыпали огненными струйками.
— Нет, нет, — шептал обомлевший старейшина. Встав на колени, он задрожал. — Не губи меня! Это ни я придумал погубить тебя. Я был против. Я не хочу умирать!
Призрак глядел на старейшину, который плакал как малыш. И то, что он говорил ему, была чистая ложь. Уж он то знал правду. Ангиак истошно завизжал. Стадо вздрогнуло и ринулось на старца. Мгновение, и копыта олений растоптали его.
Призрак завис над трупом. Он засмеялся с издевкой и исчез.
Коган достиг отрогов ледяных гор, которые блуждали в открытом океане. Айсберги были окружены чайками. В воде он видел стаи тюлений. От видимой природы стало ему на сердце тепло. Он на миг забыл о своем ответственное поручение. Ему захотелось отдохнуть. Понаблюдать за взморьем. Но... выбросив желанные мысли, Коган вынул из мешка цельный лоскут шкуры. Он был просмолен и заговорен самим шаманом Ангу. Вставив поперек этого лоскута прутья, он соорудил простое суденышко. Покончив с лодкой, мужчина заколол двух собак. Подтащив туши к запряженным псам, он сказал:
— Ваши сородичи не дадут вам сдохнуть с голода. Будьте здесь, я завтра после рассвета вернусь, а если нет, то бегите к шаману. Возможно, он придумает, что дальше делать.
Коган нацелил лодку к скоплению айсбергов. Он не знал, где отыщет прозрачную глыбу. Но искать надо. Чутье и удача охотника подскажут ему, где она.
Коган проплавал весь день. Смеркалось. Все поиски были без успешны. Мужчина разочаровался и корил себя за то, что не сможет помочь семье. Положив веселки в суденышко, он прикрыл ладонями глаза.
— Я больше не могу, — обречено проговорил он. — Отыскать эту льдину в безбрежном океане невозможно. Я устал.
Коган поперхнулся от сильного внутреннего толчка. Его живот начал ходить ходуном. То там, то здесь, ощущалось, как змей тычет своей распроклятой головой в тело. И не зря. Глаза Когана случайно глянули вперед. Недалеко покачивался отлогий айсберг. Он был прозрачен. В густых сумерках, экир заметил в его недрах сияние желтого моржа.
Подплыв к глыбе, странник рассмотрел зверя в близи. Тот был огромен. Лежал во льду, свернувшись кругом. «Он полумертвый», всплыли слова шамана.
Ангиак посещал родное стойбище каждую ночь. Он кровожадно мстил. Загубил старейшин и их домашних. Перебил всех детей. Те, кто уцелел, хотели покинуть свои яранги, да не могли. Призрак высосал всю кровь из собак и олений. Семейству не куда было деваться. Приходилось ждать прихода Когана. На него была последняя надежда. А пока, кто в состояние был отбиваться от Ангиака, отбивался. Ну, а те, кто не мог, умирали от возмездия призрака.
Коган ступил на прозрачный айсберг. Под своими ногами он видел моржа, который излучал желтизну. До зверя нельзя добраться с наружи. Но по опыту ловли тюлений, экир знал, что у некоторых льдин с подводной стороны есть ходы проточенные водой. Спрыгнув в стылый океан, Коган принялся нырять. Он ощупывал все закутки громоздкой льдины. И вот, случайно вплыл в проточину, которая вывела его к моржу. Оказалось, что центр глыбы был пуст. Животное находилось в пузыре-подобном пространстве. Дышать было трудно; воздух был сперт. Коган с опаской подошел к зверю. Он стоял в замешательстве. С чего начать? Как бы его разбудить. Экир вынул из унта нож, и осторожно ткнул лезвием моржа. Желтая жирная гора пошевелилась. Коган ткнул еще раз. Зверь прохрипел и лениво приоткрыл веки. Он увидел человека, который нарушил его долгий сон. Раскрыв пасть с белыми бивнями, животное набросилось на Когана. Морж сбил незнакомца с ног, задрал массивную голову и опустил ее на поверженного. Мужчину спасло одно — бивни воткнулись в лед. Лицо экира оказалось между ними.
Коган почуял, как к горлу подступает тошнота. Из его рта вырвался змей, который проник в пасть зверя. Животное отпрянуло. Его затрясло. Герой, вскочив на ноги, спрятался в проходе. Он видел, как морж извивался и рычал. Было заметно, как место, где билось сердце гиганта, бугрилось и вздымалось. Желтый змей пожирал плоть. Издав протяжный рык, зверь обмяк. Коган осторожно приблизился к нему. Пнув чудовище, он не увидел ни каких движений. Конец. Экир подбежал к голове моржа. Воткнув нож под правое ухо, он, припав к ране, стал пить кровь...
...Коган кричал. Метался. Стонал. Звал шамана Ангу. Взывал к Духам. Боль, мук, страдание кипели в нем. Кровь убитого животного меняло его сущность. Он перерождался. Он становился нечто большим, чем человек...
Экир очнулся в своей лодке. Он решил, что произошедшая битва было видением. Но, глянув на водную гладь, он изменил решение. Все его лицо было в крови. Значит, ему удалось получить Силу. Коган радостно вскричал:
— Я могущественен! Семья, я спешу к вам!
В стойбище оставалось шесть экиров. Остальных Ангиак убил. Он выбирал самые извращенные казни. Женщин он разорвал пополам. А с мужчин сдирал кожу и сжег ободранные тела. Почти во всех ярангах валялись обезображенные мертвецы. По этому, те, кто уберегся, объединились, и спрятались в самой надежной яранге. Она — два мужчины, три женщины и одна старуха, вооружив себя гарпунами и ножами, ждали прихода ужасной ночи. По-видимому, это будет последняя для них ночь.
Дверь в яранге распахнулась. Запуганные женщины заорали. Мужчины же метнули гарпуны. Один из них чуть не угодил в грудь Когану.
— Стойте, это я! Коган!
Семья с восклицаниями радости бросилась обнимать спасителя.
Пища была вкусной и сытной. Всем надо было набрать силы пред роковым сражением. Коган сидел в кругу, и все внимание соплеменников было обращено на него. Он рассуждал:
— До прихода ночи, нам необходимо быть готовыми к встречи с Ангиаком. Моих собак отведите кряж, дабы призрак не смог их сожрать. Когда все минует, мы сменим наше обиталище. Ангиак не должен знать, что я вернулся. Сейчас я обладаю Силой, которой подвластно убить его. Если он прознает обо мне, он первым делом будет стремиться уничтожить меня. Так вот. С наступлением сумерек, я скроюсь не вдалеке от стойбища. Женщины пойдут со мной. А вы братья, завлечете Ангиака в ярангу. Когда я ворвусь в нее, убегайте. Там я сам разберусь с ним. Все поняли?
Люди закивали головами.
Ночью налетела пурга. Снежные космы метали повсюду. Вой ветра нагнетал на округу страх.
Два мужчины находились в жилище. Они громко беседовали и смеялись. На разведенном очаге кипела вода.
Пронзительный плачь, заткнул собеседников.
Ангиак начал полосовать когтями кожаные стенки яранги. Всюду возникали порезы, наложенные детской пятерней.
Коган высмотрел призрака, снующего вокруг жилища. Пора. Соскочив, он побежал на подмогу у собратьям.
Ангиак вторгся в ярангу. Его вид был ужасающий. Мужчины окаменели. Они заворожено глядели, как чудовище разверзло пасть, что б излить огненную желчь.
— Бегите! — велел Коган.
Призрак вметнул под конус жилища. Он осатанело взирал на вошедшего.
Братья выбежали, а Коган остался.
— Вот мы вновь свиделись, — сказал он. — Пора тебе покинуть этот мир. Ты погубил всех поселенцев. Хватит! Умри на веки!
Коган открыл рот, чтобы изречь имя Ангиака наоборот. Но, призрак прошмыгнул возле его лица и вылетел наружу. Коган сперва не понял, что произошло. Кровь захлестала из его рта. Он выскочил из яранги и принялся набивать в рану снег. Когда кровотечение почти прекратилось, экир взвыл от боли и горя. «Живое мертвое дитя» оторвало ему язык. Теперь все они пропали. Без языка Коган не в состояние был произнести магическое слово.
Призрак подполз к отцу. Он скалил клыки, которые держали окровавленный язык. Ангиак издевался над Коганом.
С воплем отчаянья, мужчина рванул на малыша. Экир одним движением оторвал голову малыша, и швырнул ее в снег. Голова упала лицом к Когану. Призрак гнусно хохотал. Он выплескивал из глотки кровяные сгустки.
Мужчина подобрал свой вырванный орган, и вложил его в рот. Невероятным образом мышцы языка срослись с телом.
— Я... я могу... могу говорить!!!
Жестокая боль пронзила шею Когана. Ангиак, примостив свою голову к туловищу, напал на человека со спины. Жадно вонзенные клыки терзали плоть экира. Кровь хлестала из рваных жил. Но герой не сник духом. Всадив в глаз малыша нож, он отогнал того от себя. Призрак, вспарив в воздух, взревел огненными слезами.
Коган обессилено упал в снег. Он на последнем издыхание прокричал:
— К-А-И-Г-Н...
Ангиак прыгнул на врага. Он пробил рукой человеческую грудь и вырвал сердце.
Уста Когана, недоговорив смертоносное слово, застыли. Приподняв из последних сил голову, он увидал, как призрак держит его сердце. Оно еще вздрагивало, но вскоре замерло. И Коган рухнул в бесконечную черноту...
«Живое мертвое дитя» победило. Оно визжало, и бешено сновала по воздуху. Теперь ему осталось покончить с остальными. Ликуя, он полетел через бурю. Завидев кучку людей, призрак излил из себя огненные нечистоты.
Душа Когана отошла от тела. Вспарив, она зависла над бренной оболочкой. Он мертв. И все старания спасти семью, тоже умерли вмести с ним.
Шаман Ангу вздрогнул. Он ощутил, что герой погиб. Но его дух еще не ушел в потусторонний мир. Стиснув кулаки, шаман напряг силу. Из его раскрытого рта вырвался луч. Мгновенно преодолев дальнее расстояние, он влился в душу Когана. Мужчина прочувствовал, как его слабый дух забурлил от могучего потока волн. Они словно внушали ему: «Убей Ангиака! Убей Ангиака!»
Огненная струя призрака разбросала по сторонам мужчин и женщин. Только старуха не успела отскочить. Она заживо сгорела.
Полупрозрачная душа Когана налетела сзади на Ангиака. Малыш явно растерялся. Он не ожидал такого нападения. Он решил, что дух его отца на пути к предкам. А нет. Коган, ударил презренного ребенка, и придавил к земле.
— Я хоть и погиб, — говорил он победоносным голосом, — но силы Света дали мне мощь добить тебя. Так умри!
Коган изрек имя наоборот:
— К-А-И-Г-Н-А!!!
Ангиак стих. Долго не двигался. Оторвался от снега и повис над Коганом. Духовная оболочка призрака полыхнула, сгорела, и оставила от себя разноцветный пепел. Он же смешался со снегом, и взлетел в поднебесье. Неожиданно, непогода смолкла. В просветленном небе засияли прекрасные цветные переливы. Сияние было великолепным.
С той самой поры, для всех экиров это явление стало наставлением, чтобы они ни приносили в жертву Духам даже презренных детей. А боролись с трудностями своими силами. И до тех пор, «живое мертвое дитя» будет о себе напоминать лишь чудесным сиянием.
А душа Когана отправилась в дальний путь. В обитель праотцов всего человечества.
|
|
|
) произведения по: [названию][автору][дате][оценкам]
