СтихиЯ
реклама
 
 
(MAT: [+]/[-]) РАЗДЕЛЫ: [ПЭШ] [КСС] [ИРОНИ ЧЕСКИЕ ХАЙКУ] [OKC] [ПРОЗА] [ПЕРЕВОДЫ] [РЕЦЕНЗИИ]
                   
Юрча
2003-11-11
12
4.00
3
Я ХОЧУ КУШАТЬ
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Я шел по пустым коридорам, заглядывал в комнаты, открывал холодильники и шкафы и съедал всё подряд. Страшно хотелось есть. Очистив от припасов очередной этаж этого нескончаемого небоскреба, поднимался выше.

Я удивлялся себе и не мог понять, был ли этот нечеловеческий голод божественным даром или изощренным наказанием.

Я с ужасом думал, что же со мной будет, когда этажи закончатся? Что я буду делать на самом верху? От жалости к себе хотелось плакать, но когда плакал, страшно хотелось пить, и поэтому, чтобы не тратить попусту драгоценную влагу, я глотал все слезинки, бегущие к уголкам рта.

Я натыкался на встроенные бары и ящики со спиртным. Выпив всё, я продолжал движение ползком, потому что стоять было уже невозможно, а отдохнуть я себе не мог позволить. Временами появлялась мысль выйти на балкон, взобраться на перила, раскинуть руки и пролететь все те десятки, сотни, а может, тысячи метров, которыми отделил меня от земли этот небоскреб. Как-то раз, поддавшись минутной душевной слабости, я вышел на балкон и посмотрел вниз. Но суицидальное настроение улетучилось, как только я ощутил благоухание, доносившееся с балкона надо мной. Это был запах пищи.

Я подавил в себе желание забраться наверх через балкон, понимая, что вполне мог бы сорваться, и сломя голову побежал к лестничному пролету. Но, к великому моему удивлению, дверь на этот этаж была закрыта. Сколько я ни терзал дверную ручку, попасть внутрь не мог. Отчаявшись, я выбежал на злополучный балкон, с которого еще десять минут назад хотел броситься, и услышал звуки, от которых всё внутри перевернулось. Кто-то, сидящий наверху, как раз надо мной, отвратительно чавкал, причмокивая и повизгивая от удовольствия. Было даже слышно, как он давится, запихивая в себя как можно больше жизненно необходимой мне пищи.

Я ощутил дикую ревность, а от спазмов, скрутивших желудок, у меня потемнело в глазах. Движимый гневом, я угрожающе зарычал и пообещал ублюдку добраться до него и съесть живьем. Ведь он был нафарширован чем-то вкусным. Тем, что поедать должен был я!

Я взобрался на перила. Подпрыгнув, я с необыкновенной ловкостью ухватился за поручни верхнего балкона, подтянулся, шаркая ногами по стене, и перевалился через перила. Сквозь стекло я увидел, как в глубине комнаты кто-то метнулся к выходу. На балконе, на большом балконе, где вполне можно было поставить бильярдный стол, был накрыт банкет на десятки персон! Мучимый голодом, я разом напихал себе в рот сколько мог вкуснющей еды и побежал за воришкой. Но, видимо, те несколько секунд форы, полученные им, пока я ел, дали ему солидное преимущество. Нигде, ну нигде его не было, хотя дверь на лестничной площадке была все так же заперта.

Я подумал было – это мираж, мне показалось, будто я кого-то видел, и это, скорее всего, от одиночества. Но о каком одиночестве можно говорить, находясь в обществе пищи? Любой нормальный человек со мной согласится. В подтверждение основательности охвативших меня плохих предчувствий, я вскоре услышал подозрительные звуки в одной из комнат. Там кто-то ел! Знакомо повизгивал, запихивая себе в рот еду - мою еду!

Я, вооружившись кухонным ножом, забежал туда, мечтая разделать прожорливого паршивца и тем самым увеличить запасы пищи. Но там не было никого, хотя чужое присутствие ощущалось: оставленный открытым холодильник; в спешке разбитая бутылка кефира; кости курицы, перемолотые ненасытными зубами обжоры.

Я зарычал и бросился его искать. Бесполезно. Грабитель исчез. Кошмар повторялся. В какую бы сторону я ни шел, вначале чувствовал необычайно обострившимся обонянием запах пищи, потом слышал звуки ее поедания, потом обнаруживал разгром и объедки, которые приходилось подбирать и проглатывать вместе с гордостью. Иногда я кричал, что ничего ему не сделаю. Рассчитывая на его благородство, стоял перед дверью и слушал, как он торопливо ест, уговаривал его не исчезать, а дать с ним поговорить. Но он ничего не отвечал, а все ел, ел и ел, пользуясь данной передышкой. Я не выдерживал, врывался в комнату, но он всегда успевал исчезнуть.

Я не знал, что делать; не знал, как бороться с ним; даже один раз, заслышав его отвратительное чавканье, побежал в другую сторону, чтобы найти еду до него. Бесполезно! Найдя по запаху комнату с едой, я услышал всё то же противное чавканье. Он и здесь был быстрее, он и здесь успел до меня! Но как же такое возможно? А может быть, их несколько, и куда бы я ни побежал, везде меня будет преследовать это противное, доводящее до умоисступления, чавканье, звук, засевший в моем мозгу нескончаемыми адовыми мучениями?

Я решил отступить – забраться на следующий этаж и забыть. Забыть об этом или этих отвратительных животных – людьми я бы их не смог назвать, – заботящихся только о собственном желудке и трусливо убегающих, оставляя мне одни объедки. Ослабленный недоеданием, я взглянул вниз, и сразу закружилась голова. О, как же давно я перебираюсь с этажа на этаж!

Я был уверен, что если брошусь вниз, то лететь до земли буду минимум полчаса, а то и час! Но полчаса без пищи – как же это возможно? Я умру от голода прежде, чем долечу. А это пугало меня неизмеримо больше. Перспектива голодной смерти приводила в состояние глубокого животного ужаса. Если только набить все карманы едой, взять с собой попить и выпить – только тогда и можно попробовать выброситься. Умереть в полете – это красиво, это можно, но умереть от голода – это отвратительно!

Я стал перелезать на следующий этаж. Оставалось только подтянуться, чтобы очутиться наверху, где, я чувствовал, пищи должно быть много. Но в этот самый момент кто-то схватил меня за ноги и сильно дернул. Руки мои сорвались, и я полетел вниз. Оглянувшись, я увидел злорадную харю того самого воришки, который успевал всё поедать до меня. Он даже помахал мне на прощание ручкой, держащей палочку восхитительного бараньего шашлычка.

Я проклял его самыми ужасными проклятиями. Когда он услышал, что я ему желаю, лицо его исказилось страхом, и это последнее, что я мог заметить. Теперь пролетающие мимо этажи слились во что-то единое, размазанное. Похожее ощущение бывает, когда мимо вас на полной скорости проносится пассажирский поезд. Только поезду никогда не достичь скорости свободного падения. Странно, но земля приближается очень уж медленно. Временами кажется, что она и вовсе не приближается. Иногда, пролетая мимо какого-нибудь этажа, я слышу отвратительное чавканье, те мерзкие звуки поедания пищи, которые издавала та прожорливая скотина, так предательски, так подло скинувшая меня с балкона.

Я превратился в комок страданий. Голодные спазмы, мучившие меня в начале падения, постепенно перешли в единый всё усиливающийся голодный вопль. Мой желудок превратился в огромный внутренний рот, глодающий меня изнутри, отрывающий от моих ребер куски мяса и поедающий их, смачно высасывающий из меня костный мозг и жизненные соки. Я чувствую, что почти ничего, кроме этой звериной жадной пасти, во мне не осталось. Звериная пасть и страдающая оболочка. О боже, когда же земля?
Дьяченко Нина Олеговна
2001-11-10
0
0.00
0
Я знаю, это был Демон!
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Была странно думать о чём-то постороннем, когда глаза твои смотрели на этот дом. Это здание казалось абсолютно нежилым, и, быть может, поэтому завораживало. Словно картина великого художника - обычные вроде бы детали вызывали щемящую боль в груди...

…Он стоял перед этим домом и гадал: кто же выйдет из открытой двери сжимая вспотевшими ладонями листик яблони. Его колотило от волнения, хотелось бежать отсюда подальше, так, что бы лёгкие разрывались от боли. Несмотря на то, что старый дом снесли, и, сорняки перед домом исчезли, необычное ощущение тревоги, всегда посещавшее его, когда он проходил мимо этого участка даже усилилось.

Много лет дачный участок был заброшен; зарос травою и колючками до самого неба; яблоки - высокие, сухие "неродицы", как бледные, старые призраки кутали в сорняки свои тощие тела.

Теперь старый, ветхий дом с чёрными провалами окон снесли, на его месте построили аккуратный, маленький коттедж.

Стив знал, что подглядывать нехорошо, но не мог удержаться.

Шестнадцатилетний, высокий мальчик, отлично сложенный, со смуглым, загорелым телом, с белокурыми, выгоревшими на солнце волосами, стоял на одном месте глядя светло - зелёными глазами на чуть приотворенную дверь и напряжённо ждал. Впервые он видел двери этого нового дома приоткрытыми. Даже после постройки нового дома, целый год никто никогда не видел, что в этом доме кто-нибудь жил. Но сегодня, проходя мимо этого дома, Стив впервые заметил приотворённую дверь. Любопытство сковало его по рукам и ногам. Он твёрдо решил дождаться, когда кто-нибудь выйдет из этого дома.

Он чувствовал, как напряглись его мускулы.

Наконец, его терпение было вознаграждено:

из-за двери появилась высокая, явно выше его фигура: тёмные, даже чёрные волосы волнистыми кудрями падали на плечи, белая кожа лица,

тонкие, сильные руки в белой футболке,

чёрные джинсы. "Девчонка" - с разочарованием подумалось Стиву. Просто глупая девчонка". Однако, присмотревшись, он вдруг понял, что ошибается. Под тонкой футболкой не было груди - только напряжённые мускулы, острые, но явно мужские соски. Джинсы так полотно охватывали длинные, мускулистые ноги, что по выпуклости в "том самом месте" можно было догадаться, что это парень. Парень с тонким овалом девичьего лица, спокойными синими глазами, чувственными ярко-розовыми губами. Длинные, загнутые до самых бровей ресницы, чёрные кудри усиливали женственность облика. Стив даже раскрыв рот от изумления, он испытывал шок; ничего подобного парень никогда не видел. Если б не определённые "признаки" он бы поставил десять долларов на то, что это очень красивая девушка, возможно даже модель. Вдумавшись в свои мысли, Стив отчаянно покраснел. Он только сейчас заметил, что уже несколько минут изучающе смотрит на незнакомца, а он - на него.

Стивена с детства учили сдерживать свои эмоции, скрывать интерес к людям, и, уж во всяком случае, не пялиться на кого-либо так открыто.

Парень, переступил с ноги на ногу, не зная, подойти ближе, поздороваться, или уйти восвояси. Чувствовал он себя круглым идиотом. Будто его застали за кражей фруктов в чужом саду.

Упорный взгляд чужака больше склонял к бегству, причем немедленному. Стивену взгляд незнакомца показался таким страшным, что он готов был провалиться сквозь землю.

Стив уже намеривался уйти, как раздался голос незнакомца. К его удивлению, голос не соответствовал взгляду, не был рассерженным или раздражённым. А наоборот, скорее, даже дружеским. Будто подобный интерес к своей особе показался этому женственному парню самой естественной вещью на свете.

- Добрый день, ты, кажется, мой сосед? Как тебя зовут?

- Меня зовут Стивен, я действительно живу неподалёку от вас.

- Что ж, сосед, я как раз собирался обедать, не хочешь присоединиться? Я тут недавно, и, честно говоря, чувствую себя немного одиноко. Он странно улыбнулся, словно иронизировал. Словно я один во вселенной.

- Я вас понимаю - Стив почему-то не смог сказать ему ты. Это место действительно жуткое. Он оглянулся вокруг, с опаской. Старые, полусгнившие деревья, которые почему-то не спилили, отбрасывали рваные тени, напоминающие притаившихся хищников.

- Я не про это. - Хозяин пошёл впереди него, показывая дорогу. Место не имеет значение. Я говорю об отсутствии общества.

Незнакомец приглашающим жестом указал на один из изящных стульчиков, стоящих прямо на улице, скрытых от просмотра с улицы зарослями сирени.

Моё имя - Дэниел - представился он, направляясь в дом. Стивену стало немного обидно, что в дом его никто не собирался приглашать.

Вскоре Дэн, улыбаясь, вернулся с полным подносом еды. Внимательно приглядевшись к подносу, Стив едва не упал со стула от изумления. Огромный, из массивного серебра. Он сам по себе должным быть тяжёлым. А, кроме того: еда, бутылка вина. А Дэн всё-это нес с такой непринужденностью, будто лёгкое блюдечко.

Горячие бутерброды прямо-таки дымились, источая ароматы плавленого сыра, кетчупа и сосисок.

Торт аппетитно выпячивал шоколадный верх, украшенный взбитыми сливками.

Когда Дэниел улыбнулся, его белые, будто фарфоровые зубы, снова напомнили Стиву девчонку. Точнее, неестественную красоту фотомоделей. Каждая из которых, независимо от их реальной внешности, на снимках выглядели как фарфоровые куклы в магазине.

"Чёрт побери!"- подумал он. Перестань сравнивать!

Дэниел, не проронив больше ни одного слова, ухаживал за ним,

как за долгожданным гостем, которому всеми силами стараются услужить,

не забывая и о себе. Стивен в жизнь не видел, что бы кто-нибудь столько ел и при этом не оказывался изамзаным кетчупом и кремом.

Стиву приходилось осторожно кусать, что б не перепачкаться, а его сосед, кушая небрежно, оставался совершенно чистым... Стив решил как-нибудь, когда они познакомятся лучше, спросить, как ему это удается. Что бы потом поразить свою мать.

Из дверей дома выбежала огромная собака с жёлтыми глазами.


Стив едва не поперхнулся. Ему захотелось встать ногами на стул, а потом, перелезть на ближайшее дерево.

то был водолаз с мордой ротвеллера и челюстями пит-буля - такая ассоциация сразу пришла ему в голову. Но на самом деле, этого жуткого пса абсолютно невозможно было ни с чем сравнить.

- Это что такое?!- воскликнул он, указывая на пса концом бутерброда. Я никогда не видел такой породы.

Дэниел засмеялся, и кинул собаке целый бутерброд.

Чудовище изящно схватило его на лету, не двинувшись с места, одним движением шеи.

Голова дергалась, будто пожирая то, что сопротивляется и продолжает жить.

Кетчуп окрасил клыки пса, радостно залаявшей.

Стив замер на месте, не в силах отвести от неё взгляд. Ему абсолютно расхотелось есть.

- Не думаю, Стив, что ты когда-нибудь ещё увидишь такую породу. Потому что подобных собак не существует больше!

Собака тоже пристально смотрела на него, вытяну шею, задвигала носом.

Дэниел с интересом наблюдал за этой сценой


- Дэвид, принеси мне магнитофон! - крикнул он.

Собака скрылась в доме, а через пару минут вернулась, держа зубами за ручку огромный, тяжёлый магнитофон.

Поставив его у ног хозяина, пёс разлёгся тут же, смотря умильными глазами на стол.

Хозяин положил к его лапам целую тарелку с бутербродами, затем включил магнитофон. Кассета завертелась, полилась приятная, успокаивающая мелодия. Юноша невольно почувствовал себя так, словно ничего тревожащего в окружающих его странных личностей не было. Покой окутал его бесцветным туманом. Как в полусне, когда реальность уже исчезает, уступив место снам, а рассудок ещё не покинул, блестя слабой искоркой, Стивен видел, как Дэниел режет торт, пододвигает ему кусочек, наливает в огромный бокал красного, как кровь вина. Поднял бокал, и, посмотрев на вино на свет, Стив увидел, что оно светиться, как рубин на солнце. Хотя солнце-то и не было. Оно зашло за пушистые, дождевые тучи, отчего вечерний полумрак спустился на землю раньше времени. Почему-то не думая больше о светящимся вине, Стивен спокойно выпил его, и тут же ощутил во рту лёгкое жжение. Словно вино было горячим, как кофе или чай. Но, опять же, через мгновение необычное ощущение исчезло.

"Я, наверное, болен и брежу" - подумал Стив. И, действительно, голова у него начала раскалываться, как бывает при высокой температуре.

- Можно мне воды? - парень рассеяно потёр ладонью лоб.

- Воды? Извини, не держу у себя воду. Хочешь лимонаду?

Повинуясь команде, жуткий пёс принёс в зубах бутылочку ледяной кока-колы.

Отпив из неё, не забыв вытереть тряпкой, которую ему протянул Дэн, влажное место, оставшееся после собачей пасти, Стивен почувствовал себя лучше. Кока-кола подействовала на него отрезвляюще. Он осознал, что уже несколько часов сидит в компании абсолютно незнакомого ему человека, которые уже давно молчит, только смотрит на него. Странно смотрит.

Стив смутился, переведя взгляд на пса, блажено глядевшего на хозяина.

- А эта собака вас очень любит, и слушается. Не боитесь в один прекрасный день оказаться без руки? Если он вдруг рассердиться…Бультереры, говорят, ужасны, но эта псина, кажется, намного страшнее.

Дэниел рассмеялся, запрокинув голову.

- Что ты, он же мой пёс, а я его хозяин. Разве можем мы поменяться местами? К тому же, он любит меня, и отдаст жизнь, если я захочу.

- А что, многие тебя любят? - ни с того ни с сего спросил Стив.

- Да, многие. Остальные - ненавидят или бояться. Хотя, часто любовьи и ненависть так тесно переплетаются, что трудно развить какое-то из двух чувств господствующих в отдельном человеке. А если взять страсть, то к ней часто примешивают отвращение. Любовь часто бывает жесткой, но все равно, все к ней стремятся.

- Дэниел говорил медленно, смотря в даль, наверняка поверяя ему свои потаённые мысли. Стив же привык к сдержанности в отношениях, тем более, когда общаются незнакомые друг другу люди. Поэтому он снова смутился.

- Вы похожи на ангела - вырвалось вдруг у Стивена.

Сказав это, он покраснел и от смущения быстро запихнул в рот ещё бутерброд и потянулся за тортом, будто желая заткнуть себе рот в буквальном смысле этого слова.

Дэн налил ему ещё вина, даже не оборачиваясь. Стив опешил.

- Как ты увидел, где мой бокал, и как угадал его край? Ты смог налить мне вина в бокал, вообще не смотря на стол! Какой-то фокус.

Стив ощутил лёгкий страх от непонимания случившегося.

- Ты ошибаешься - быстро ответил Дэн. Я смотрел, только боковым зрением. Это ты смотрел не на меня, поэтому тебе и показалось. А может, ты уже немного пьян. Вино выдержанное. Ему больше ста лет.

- Господи! Представляю сколько ж оно тогда должно стоить! - парень с невольным почтением посмотрел на собеседника.

- Можно я задам некорректный вопрос.

- Говори, обещаю оставить тебя в живых, если получиться... - Дэн улыбнулся, показывая, что его слова - просто шутка.

- У вас, у тебя, то есть... потом Стив долго молчал, собираясь с духом, размышляя, стоит ли вообще поднимать эту тему. Наконец, он решился, любопытство слишком мучило его.

У тебя такое необыкновенное лицо, что, трудно с первого взгляда решить, кому оно принадлежит, женщине, или мужчине.

- Да, мне уже об этом сообщили "добрые люди". Знаешь, я всегда считал свою красоту некой разновидностью уродства.

- Я вас обидел? - Стив почувствовал себя негодяем, который взамен за гостеприимство и роскошный обед упрекает собеседника в том, что дано от рождения и трудно переделать.

Лицо Дэна стало серьёзным, в глазах сгустилась синева, плескалась печаль. Он готов был заплакать - во всяком случае, так показалось Стиву. Но, пристальнее вглядевшись в его лицо, он понял, что дневной свет заставляет его глаза так блестеть. Словно они были полны слёз.

Он не смотрел на него, а глядел в никуда, в одному ему ведомые тёмные миры...Миры своих мыслей.

- Да, я согласен с тем, что выгляжу странно...

Некоторым моя внешность кажется отталкивающей...

- Не для меня! - быстро сказал Стивен, сам не зная, зачем.

Я ставлю людей в затруднительное положение: они мучительно долго не могут понять, как ко мне обращатся: мистер или мисс, часто ограничиваются нейтральным, типа: "Эй, ты или что-то в этом роде..."

- Мне не следовало этого говорить. Я поступил нетактично. - Сказал Стив, больше всего на свете желая закончить этот неприятный разговор.

- Зато честно. Дэниел оглядел себя. - Хорошо, сейчас я мужского пола.

- По-моему ты... Очень красив! - Стив покраснел. Я никогда не видел никого, более прекрасного, чем ты - запинаясь, продолжал говорить он, думая про себя, какая ж это муха его укусила, и, не были ли она бешенной.

Улыбнувшись, но, промолчав, Дэн налил ему ещё одну рюмку.

Последним воспоминание Стива про этот вечер было то, что они с Дэном страстно целовались.

Затем он уже помнил себя стоящим по ту сторону калитки. Дэн спокойно, хладнокровно, будто ничего особенного не произошло, приглашал его навещать его, когда он захочет.

Как он добрался до дому, и, что сказала ему по этому поводу мать, осталось тёмным пятном.

Всю ночь Стиву снились прескверные сны. Главным в его снам был огонь. Он видел внутренности кратеров вулканов, в тот момент, когда лава начинала извергаться. Видел ядра далёких звёзд. Ему снились бесчисленные пожары. Во сне он слышал шум сгорающего дерева, запах паленого мяса. Во рту у него пекло, но встать не было сил

На следующее утро в их маленьком городке произошёл случай самосожжения привлёкший в их маленький американский городок множество репортёров.

Перли Эткинс, очень хорошенькая девушка, королева местных дискотек и вечеринок, пошла к озеру.

Возле него, через полдня обнаружили её кроссовки, юбку, кофту и трусики в груде пепла.

Земля и трава вокруг почернели от сильного жара.

Пепел образовывал контуры соблазнительного женского тела. Девушку узнали только по зубам.

Поляну - любимое место для пикников - огородили, полиция, ФБР, сновали вокруг с растерянными лицами. У людей сложилось впечатление, что любимым жестом полиции стало пожимание плечами, и, идиотски недоуменные лица.

Стив стоял в первых рядах любопытных. Он смутно помнил свой сон, но старался даже в мыслях не проводить логических параллелей.

Он, не отрываясь, смотрел, как пепел, похожий на женщину, раздувается ветром, как его спешно собирают в мешки. Его чуть не стошнило.

Вечером неведомая сила потянула его к дому соседа.

Тишина, царившая вокруг поразила его. Такая неподвижность воздуха обычно царит на кладбищах, или в замкнутых помещениях.

Не было слышно ни гудков машин с шоссе, ни щебетания птиц, даже шороха листьев.

Здесь не было даже ветра.

Сырой, серый мрак закутался в листья...

"Наверно у меня сдали нервы - подумал Стив.- Вот мне и кажется всё страшным".

Калитка медленно раскачивалась, но не скрипела.

Словно подчиняясь неведомой силе, парень вошёл внутрь, тяжело дыша, быстро прошёл мимо кустов протягивающих к нему хищные лапы - ветки.

Дверь в доме тоже была открыта, так сильно, будто её открыли от кого-то убегая.

Тревога охватила Стива.

Беспокоясь за друга, он сразу забежал в дом, вместо того, что бы позвать его, дожидаясь на пороге

В доме было темно. На улице туча закрыла небо.

Деревья царапались об окна, словно точили об них свои когти.

Скрип, скрип.

Винтовая лестница вела наверх.

Стив огляделся, приоткрыл двери кухни: помытая посуда лежала на полках, никого.

Со стучащим сердцем, обезумев Стив заорал: "Дэн!"

И побежал наверх.

Открыв двери, Стив отпрянул так резко, словно чуть не наступил на змею.

На кровати, распростершись, лежало обнажённое тело Дэниэла

Бельё на кровати было из белого шёлка, отчего все анатомические подробности выделялись особенно отчётливо.

Узки бёдра, белая кожа, треугольник волос внизу.

Стив ощутил жар, приливающий ко всем его органам.

Он вдруг осознал, что видит тело гермафродита.

Под мужским членом находилось рубиновое влагалище...

Дэн, как в бреду шептал странные слова на латинском.

Собака толкнула его на кровать.

В ужасе он попытался сбежать, но Дэн схватил его и привлёк к себе.

Жаркий поцелуй чуть не свёл парня с ума.

- Помоги мне закончить обряд, иначе сгорят и руги люди... Много людей! Стив не помнил себя, накинулся на тело.

Страсть сделала своё дело, странность ситуации, секса, добавляла остроты ощущениям. Но что ждёт его потом? Это же Демон, дьявольское отродье, он же убьёт его!

Поэтому Стив старался посильнее утомить его, целовал и ласкал как можно дольше.Сильнее.

Замедляя свой оргазм.

Но возбуждение оказалось сильнее.

Он кончил, и распластался на кровати без сил ...

Вот и конец - смутно подумалось ему.Но Демон, вскочил, стал на подоконник.

Огонь от молнии сжигал дом. Из окна хлынул жар, Там ему явился Ад. Высоченные, сверкающие золотом горы, дымящиеся вулканы, источающие дым и лаву, стекающую кровь вниз, к черноте.

Языки огня: синего, как каморка, жёлтого, словно солнце, оранжевого как костёр..

Демон сел верхом на собаку ставшую крылатым созданием, и улетит прощальный взгляд говорил о многом, о полученном удовольствии. О любви…

Когда пожарные вынесли тело Стива из дома, они с изумлением заметила, что на нём, несмотря на почти полностью сгоревший дом, не были ни одного ожога. А ведь, когда его вынесли через окно, дом спустя несколько минут полностью развалился, рассыпавшись грудой углей.


Ding
2002-03-31
5
5.00
1
Этюд Санздвиника
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Этюд САНЗДВИНИКА. (отрвок из рассказа "Кукла на проволоке")

Cтоп утро.
Вынул из тепла сигарету и судорожно стал искать спички. Нашел, хотя их было мало две или три штуки.
За окнами кто-то шел и бил по стеклам. Прищурив глаза и старательно высматривая причину многочисленных ударов, он обратил внимание на серость плачущего неба за мокрым стеклом.
Он догадался, что это его друг, с которым всегда было о чем поговорить, он вскочил с кресла в объятиях которого он сидел, подбежал к окну и нервозно стал дергать форточку.
-Открывайся же, ну.
Сквозь зубы бормотал он. Форточка не поддавалось, и он ударил кулаком в стекло, оно разлетелось и в комнату вошел друг.
Зачем ?
Он стал просовывать голову в форточку с битым стеклом и успев изрезать свое лицо он уже не чувствовал ни боли ни холода. Он думал лишь о том, что друг появился очень во время, дождь пришел очень кстати. Кровь вперемешку с дождевыми каплями текла по лицу, затекая в глаза и в рот. Он обо всем уже не помнил, просто улыбался, глаза были широко раскрыты а мокрые волосы так и лезли слегка касаясь концами его карих зрачков.
какой то жуткий и не званный гость вдруг появился в нем, я тебя не ждал подумал он, а страх молча вошел в него, отбросил хозяина тела в сторону, назад в комнату и принялся надвигаться.
Он пятился не спуская взгляда от силуэта человека в белых одеждах возникшего из ничего, пришедшего из неоткуда. Пятясь и все, роняя за собой он упал на пол и прижавшись к стене прикрылся руками, подальше от своей головы. Страх его не стал трогать, наверное передумал, ведь это первый день уходящего месяца а значит все еще впереди.
Какое странное спокойствие оставил после себя страх, он нашел его в себе и схватился за него обеими руками. В руках была гитара. Успокоившись, он понял, что этот гость больше не уйдет, он отбросил гитару, кажется она разбилась. Ведь ласки бывают разными даже грубыми. Теперь он просто положил голову на коленки и закрыл глаза, пришло время мечтать.
Что происходило дальше он не помнил, но успел поймать себя на мысли что уже не чувствует своего лица, ни улыбки, ни моргания усталых глаз, ничего вообще.
Он пытался хлопать ресницами очень медленно и постоянно, что бы успеть понять что случилось.
Ну вот теперь он стал понимать что находится на кухне и сидит за столом. В углу стояла газовая плита и знаешь, все четыре конфорки, было очень тяжело, от духоты и гари очень ярко горели и как будто расплывались. Дышать закружилась голова. Он попытался встать на ноги не заметив того, что стул откинулся в сторону и свалился на пол. Состояние онемения что ли? Думал он. Хотя все было предельно ясно. Лицо не поддавалось улыбке или каким либо другим эмоциональным изменениям , только по одной причине кровь и раны на лице стали сохнуть и теперь усохшая кровавая маска стала сыпаться и наконец свалилась на стол прямо перед ним,. Я, снова чист. Я, снова, СТОП УТРО.

Алена
2014-01-06
0
0.00
0
Эпидемия безумия
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  «Провалившегося вчера в люк, двухлетнего мальчика, сегодня нашли…». Недослушав, Ната выключила телевизор. Окончание фразы она хорошо знала. За месяц, это уже четвертый случай, когда один неверный шаг и маленькое, жизнерадостное чудо, навеки остается в сырой земле. Словно эпидемия совпадений и случайностей, которые вместе взятые уже совсем не случайные, прокатилась страной. Сколько еще будет таких сюжетов в колонке новостей? Сколько невинных душ поглотят подземные коммуникации? А главное, почему так много и сразу?

Наталья хорошо помнит лето, когда мир накрыла эпидемия забывчивости и случайности. Когда ни в чем невиновные дети, закрытые в машинах своих родителей, гибли от невыносимой жары. Одного за другим их забирало, такое ласковое и любимое ними солнышко. Кто нашептывал их мамам и папам о неотложных делах, заставляя забыть все на свете?

А собаки, чего стоят одни собаки. Множество лет люди живут бок о бок с этими животными. И вот полгода назад, по всей стране, не сговариваясь, братья наши меньшие начинают массово разрывать в клочья... Складывалось впечатление, что болезнь или что-либо другое, вынуждало животных нападать ни с того ни с сего.

Прививки, машины, неизвестные болезни на уроках в школе, подростковые самоубийства – все это не случайно. Стоит умереть одному, и наверняка далее последует ряд подобных случаев. Новая, придуманная кем-то свыше, эпидемия, отнимет у этого мира множество детей и оставит их родителей один на один со всепоглощающим горем и чувством безысходности.

Наталья с нежностью вспоминает тот момент, когда первый раз взяв на руки своего сына, она поняла что ближе и любимее больше никого не будет. Помнит так же и то, что с чувством безграничной любви к нему, она приобрела еще одно, чувство безумного страха, страха который не поддается контролю, страха который ни на секунду не дает забыть про себя, страха за жизнь своего ангелочка. И сегодня, слушая про маленького ребенка, который уже никогда не вернется домой, после прогулки с бабушкой, она знала, что теперь все люки в округе будут заделаны ее мужем, а сын научен обходить их. А толку?

За окном завывал ветер, увлекая в хоровод последние багровые следы осени. Смерть доигрывала свою партию, в этой увлекательной, для нее одной, игре под названием «случайность». Месяц, два будет перерыв, а потом снова, с экранов телевизоров, массово посыпятся сообщения о новых, «замысловатых» случаях… Эпидемия безумия заберет новые, ни в чем не виновные, души. И никто, ни одни человек не сможет ей помешать…
михайлов валерий
2001-12-07
0
0.00
0
ЭЛИЗАБЕТ
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  ЭЛИЗАБЕТ


Конечно, «Зеленый таракан» не закрытый клуб, да и не клуб вообще. Так, районная забегаловка средней паршивости, где все всех знают, где у каждого есть свое место и время. Посторонние или случайные люди сюда не заходили, наверно, еще с основания забегаловки. Да и в квартал редко кто забредал из посторонних. Квартал был, как квартал, ничего хорошего, но и ничего плохого. Среднестатистический спокойный небогатый квартал. Место, где нашли свое прибежище те, кто в прошлой жизни были трамваями, а подавляющее большинство остались трамваями и по сей день, уже в новой безрельсовой жизни. Маршрут Работа-Кафе-Дом, и так изо дня в день, с выгулом в местный кинотеатр или на танцы по воскресеньям. Так было со времен сотворения Мира.
Она была черным очарованием. Черные волосы, черные большие глаза. Черные платье и туфли. Она вошла в «Зеленый таракан» с таким видом, будто была здесь постоянным клиентом. Не обращая внимание на то, что все, кто был в баре смотрят на нее, затаив дыхание, она подошла к стойке и села на табурет.
-Коньяк, - заказала она.
-Пожалуйста.
Она взяла коньяк, лениво окинула взором зал.
-Мда, - сказала она себе, а затем повернулась к Эрни, который сидел неподалеку за стойкой и что-то спросила.
Надо заметить, что Эрни был породистым двадцатипятилетним самцом почти без вредных привычек. Высокий, стройный, спортивного вида, с такими же, как у нее черными глазами.
-Пойдем, продолжим где-нибудь в другом месте, - сказала она Эрни, и они вышли из бара. Ее небольшой, но шикарный автомобиль был припаркован буквально у входа в бар.
-Садись.
Она вела машину как бы нехотя, как плохой статист на кинопробе, словно машина знала дорогу сама, а она держала руль, смотрела на дорогу, переключала скорости и нажимала на педали исключительно чтобы создать видимость управления автомобилем. Вела же она машину прекрасно.
-Можешь звать меня Элизабет, - бросила она Эрни.
Это были единственные слова, произнесенные кем-либо из них за всю дорогу, но молчание не было гнетущим или выстраданным. Они молчали, как хорошие друзья, которые понимают друг друга без слов. Они давно уже выехали за город, и теперь неслись с огромной скоростью по широкому пустому шоссе, вспарывая темноту светом фар.
Эрни ни на минуту не покидало ощущение, что все происходит в волшебном сне. Он был трезвым, здравомыслящим парнем, знающим себе цену и свои возможности. Они были, как разные полюса магнита, которые каким-то чудом оказались вдруг рядом в дорогой машине. Что-то здесь было не так, было неправдой, было плохо придуманным фарсом. Как такая шикарная женщина могла забрести в «Зеленый таракан», оказаться в их районе, выдернуть Эрни из привычного круга последовательно повторяющихся событий? Зачем он ей? Что ей от него нужно, ей, женщине, которая при нормальных обстоятельствах на него бы и не взглянула? Вряд ли данные обстоятельства были нормальными. Стоило Элизабет посмотреть на него, задать свой ничего не значащий вопрос, и Эрни… Он был полностью в ее власти, а это было совсем не в правилах Эрни. Он не привык подчиняться женщинам, но Элизабет. Для Элизабет он готов был на все.
-Эрни.
-А, что?
-Проснись, мы дома.
Эрни и не заметил, как провалился в глубокий сон.
То, что Элизабет называла домом, было настоящим старинным замком. Массивные каменные стены, внушающая уважение дверь, просторные высокие залы… Наконец, они очутились в относительно небольшой уютной комнате с огромной кроватью посредине. Но комната не была спальней, тем более женской. Не было в ней всех этих мелочей, создающих атмосферу спальни. Она (комната) больше напоминала гостиничный номер, или… Да, скорее, это было похоже на спальню в музее.
-Я здесь не живу, - прояснила обстановку Элизабет, - Меня угнетает вся эта готика. Наше родовое гнездышко давно уже не пользуется популярностью. Кроме меня здесь вообще никто не бывает, а я приезжаю в очень редких случаях, например, как сегодня.
-У тебя сегодня праздник?
-У меня сегодня главный праздник нашего рода.
Эрни приготовился слушать, но Элизабет только сказала:
-Скоро ты все узнаешь. Как насчет немного вина? – и, не дожидаясь ответа, она дернула за шнур. Где-то вдалеке зазвенел колокольчик, а буквально через несколько минут служанка вкатила в комнату небольшой столик на колесах.
-Спасибо, Маргарет, - поблагодарила ее Элизабет, и служанка вышла.
-Устраивайся, - сказала Элизабет, забираясь с ногами на кровать,- хочешь, бери подушки. Будь, как дома.
-Выпьем, - она посмотрела в глаза Эрни, и у него опять все поплыло в голове.
Они пили вино, разговаривали, бесконечно долго разговаривали, но Эрни не понимал ни единого слова. Его сознание улавливало малейшие колебания интонации, тембра, глубины звука, но слова совершенно потеряли какой-либо смысл. Примерно так человек с абсолютным слухом, но далекий от биологии или охоты воспринимает пение птиц. Элизабет тем временем преобразилась. Она превратилась в некое богоподобное существо удивительной красоты.
-Веришь ты в меня? – ворвалось в сознание Эрни.
-Да, повелительница.
-Любишь ли ты меня?
-Да! Больше всего на свете.
-Готов ли ты умереть ради моей любви?
-Да.
-На колени.
Эрни опустился на колени. Элизабет принялась бормотать заклинания. Она обошла вокруг него несколько раз, затем, не умолкая ни на мгновение, начала срывать с него одежду, помогая себе старинным ножом странной формы, после чего принялась чертить на его теле магические знаки все тем же ножом, правда, не причиняя боли.
-Признаешь ли ты меня и только меня?
-Да, госпожа.
-Целуй, - она протянула руку.
-Достаточно, - но Эрни не хотел отпускать эту божественную руку, и Элизабет пришлось его оттолкнуть.
-Мы не закончили. Отрекаешься ли ты ради меня от Бога, Дьявола и Мира?
-Отрекаюсь.
-Поцелуй подол моего платья. Один раз!
-Отдаешь ли ты мне тело, разум и душу? Отдаешь ли ты мне всего себя?
-Да, госпожа.
-Поцелуй мои туфли.
Эрни упал к ее ногам. Он был счастлив, он был предельно счастлив. Он был словно религиозный фанатик, готовый на все, ради своего бога, и вдруг Бог нисходит к нему с небес, к нему, простому смертному!
-А теперь иди и возьми меня! – Элизабет скинула платье.
Эрни готов был умереть от счастья. Обладать Богом! Пусть одно мгновение, пусть после этого он превратится в ничто!
-Еще, еще, еще… - стонала Элизабет, вонзая свои острые, как кинжалы и твердые, как сталь ногти в его спину, - еще…
Сладкая волна вселенского счастья родилась внизу живота Эрни, прошла вдоль позвоночника и разорвала неземным светом весь Мир, а в это время зубы Элизабет вгрызались в его горло, чтобы вместе с семенем забрать и его жизнь.
Выпив всю его кровь, Элизабет высвободилась из-под бездыханного тела, и принялась его поедать, ловко орудуя ножом. Она съела все до последнего кусочка плоти, после чего позвонила прислуге.
-Ванна готова, госпожа.
-Хорошо, Маргарет. Убери здесь все и приготовь мне что-нибудь надеть.

Надя Платонова
2002-09-20
0
0.00
0
Шуточка (отрывок из романа "Новые русские тоже плачут")
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
 
Леонид Станиславович, шёл вдоль железнодорожного полотна, насвистывая любимую мелодию и погрузившись в мечты о вознаграждении, которым Кондратий Матвеевич, наверняка, отблагодарит его за то, что он доставит ему Сашу Кораллова собственной персоной.
В реальность сегодняшнего дня его вернул специфический запах человеческого тела долгое время немытого. В поисках его источника Леонид Станиславович, посмотрел себе под ноги и увидел человека, об которого чуть было не споткнулся, поскольку, увлечённый своими мыслями, заметил его только в самый последний момент.
Это был большой рыхлый и бесформенный мужик, неопределённого возраста, с белыми как солома сальными и свалявшимися волосами. Одет он был в грязный облезлый свитер, непонятного цвета, местами заштопанный кое-как, соответствующие брюки и обут в разорванные полуразвалившиеся ботинки.
Мужик, лежал с закрытыми глазами на рельсах, прямо на пути, по которому в любую минуту мог пройти поезд и, казалось, уже ни на что не реагировал.
Сначала Леонид Станиславович подумал, что он заснул случайно в таком неподходящем для этого месте, но наклонившись над ним, как можно ниже, понял, что ошибся и очень удивился своей находке не зная, как следует поступить в подобной ситуации.
На всякий случай, приблизив своё лицо к самому уху этого странного человека он произнёс почти шёпотом:
-Извините, возможно, я не в свое дело лезу, но, между прочим, тут поезд может проехать и вам голову отрезать. - Неожиданно человек открыл глаза и немигающим взглядом в упор посмотрел на Леонида Станиславовича, тот же в свою очередь вздрогнул от неожиданности и отшатнулся.
-А я знаю...-произнёс человек так бесстрастно, как будто бы речь шла вовсе не о нём или же лежал он совсем не на железнодорожном пути, а у тёщи на перине и ему было абсолютно безразлично, что с ним теперь происходит. Леонида Станиславовича удивил такой ответ:
-Знаете?
-Да, знаю.
-Знаете и лежите? - переспросил, на всякий случай Леонид Станиславович.
-А я, может быть, специально на рельсы лег, чтобы с жизнью проститься, - отозвался незнакомец и перевернулся на другой бок, всем своим видом показывая, чтобы ему не мешали.
-Да ну?! Вот здорово! - радостно воскликнул Леонид Станиславович и, обойдя лежащего на рельсах человека, расположился таким образом, чтобы лучше видеть его лицо.
-Что здорово? - в свою очередь удивился странный тип..
-Здорово. Я еще никогда не видел, как человека поезд переезжает, - ожил вдруг Леонид Станиславович. После всего пережитого ему не хватало сейчас положительных эмоций. Оглянувшись по сторонам и увидев почти рядом бревно, он сел на него, устроившись поудобнее и продолжал с энтузиазмом. - Я, пожалуй, тут останусь и посмотрю, если не возражаете, - поскольку картина, которой предшествовали настоящие события, обещала быть интересной и даже очень весьма..
-Оставайся... что мне, жалко, что ли? - не меняя своего тона, и положения тела всё с таким же безразличием отвечал незнакомец.
-Может быть, мне лучше вон туда пересесть? - Леонид Станиславович вопросительно посмотрев на своего собеседника, показал на камень, лежащий чуть дальше от дороги, чем бревно, уже занятое им.
-Зачем? - нехотя спросил грязный человек, лишь слегка приоткрыв глаза, но даже не удостоив вниманием предмет, о котором шла речь. Леонид Станиславович был предусмотрителен всегда и во всём, даже в мелочах.
-Чтобы не забрызгало? - ответил он и достал носовой платок.
-Дело твоё. Садись, куда хочешь. Я тебе советовать не могу, - чуть слышно отозвался незнакомец и вновь закрыл глаза. Реакция этого человека слегка покоробила Леонида Станиславовича.
-Это почему же? - спросил он недоумённо, поскольку никак не мог понять причины такого равнодушия.
-Потому что первый раз на рельсы лег и опыта еще не имею.
-Как интересно! - живо отреагировал Леонид Станиславович. Его действительно начала забавлять эта ситуация. Пока же он решил не терять времени даром и, открыв свой дипломат, извлёк оттуда свёрток аккуратно упакованный в целлофановый пакет, развернул его и приготовился перекусить..
-Бутербродик не желаете? - обратился он к собеседнику.
-Нет. Что-то нет аппетита, - отвечал тот еле слышно и даже не взглянул на еду. Зато хитрая взъерошенная ворона, расположившаяся неподалёку, крутила головой и внимательно смотрела на хлеб с колбасой и уж точно бы не отказалась, но ей никто не предложил.
-Ну нет, так нет. - Леонид Станиславович, смачно откусил от бутерброда и стал заразительно жевать. -Что-то и поезда тоже долго нет .- Добавил он посмотрев на часы.
-А ты что, торопишься очень? -тип как - будто бы занервничал.
-Да. Честно говоря, времени у меня маловато - ещё раз взглянув на часы и прижав их на всякий случай к уху, признался Леонид Станиславович, - конечно, хотелось бы побыстрее.
Человек в облезлом свитере тут же принял сидячее положение и как-то странно посмотрел на своего доброжелателя.
-Ну ты даешь!
-Что? - Не понял Леонид Станиславович.
-Неужели тебе совсем не жалко? - Волосы его прилипли к носу и выглядывая из-под них как болонка, смотрелся он очень комично..
-Кого?
-Меня!
Вопрос застал Леонида Станиславовича врасплох, но он быстро собрался с мыслями и произнёс деловито:
-А чего мне тебя жалеть-то? - и снова откусил от поубавившегося теперь уже бутерброда.
-Ты что же, так и будешь смотреть, как у тебя на глазах человека живого поезд переезжать будет? - лёгкое раздражение уловил на этот раз Леонид Станиславович в изменившемся тоне странного субъекта, но не обратив на это особого внимания, и не отрываясь от своего занятия, произнёс лениво, с набитым ртом:
-Какая мне разница? Я тебя в первый и, наверняка, в последний раз вижу.
-И что?
-И поэтому, как тебя поезд переедет, посмотрю с удовольствием.
-С удовольствием? - на лице мужика появилась непонятная гримаса. Казалось, он не ожидал такого ответа и не знал, как на всё это реагировать.
-Да. И даже с очень большим, - добавил невозмутимо Леонид Станиславович. - Где я еще такое увижу?
Мужик часто заморгал маленькими глазками с выцветшими ресницами, потом вдруг выдавил из себя с нарастающим раздражением:
-И неужели тебе, совсем не интересно, что заставило меня - молодого красивого человека, во цвете лет и сил пойти на такое?
-Ни капельки... отозвался Леонид Станиславович, вытирая рот платком после душевной трапезы, - это твое личное дело.
-А я всё равно расскажу, - настаивал странный тип
-Ну, валяй, если тебе так уж хочется.
-Расскажу, чтоб облегчить душу перед смертью. - добавил он, стукнув себя кулаком в грудь.
-Все равно поезда пока нет - посмотрев по сторонам, вздохнул Леонид Станиславович- да и время скоротать как-то надо.
Человек замолчал ненадолго, чтобы собраться с мыслями.
-Баба от меня ушла. - начал он, наконец, еле слышно.. Видно было, что он сильно волнуется и каждое слово даётся ему с большим трудом.
-Так ты из-за бабы? - Леонид Станиславович даже привстал от удивления, что не перевелись ещё дураки, способные на такие жертвы ради каких-то бабёшек, которых он, в общем-то, и за людей не считал, конечно, кроме тех случаев, когда это необходимо было для карьеры или для каких-либо особо важных дел.
Дальше разговор их стал напоминать игру в пинг понг, потому что собеседники неожиданно для себя вошли в азарт и отвечали друг другу с такой скоростью, с какой шарик отлетает от одного игрока к другому.
-Из-за того, что она ушла!
-Ну и дурак, радовался бы.
-Но она деньги с собой забрала!
-Ну и что?
-А деньги эти, мне отдать нужно. Позарез!
-Кому?
-Другой бабе!
-Точно дурак!
-Если я ей не отдам деньги сегодня..
-То?
-То она ко мне придёт завтра.
-???
-Ну?
-На-сов-сем! - Тип закрыл глаза, и лицо его изобразило такую муку, что со стороны казалось, сама мысль эта была для него невыносимой.
-Ну и что? - теперь уже в голосе Леонида Станиславовича звучало полное безразличие.
-Уж лучше под поезд, чем так.
-Странный ты какой! - Укоризненно покачал головой Леонид Станиславович. - Деньги ему, видите ли жалко, а себя нет.
-Да не жалко мне денег!
-Ну и отдал бы, раз не жалко.
-Да нет у меня всей суммы! - Казалось ещё немного и тип расплачется.
-Жаль, -посочувствовал Леонид Станиславович этому несчастному человеку.
-Всего-то чуть- чуть не хватает! - тяжело вздохнул мужик.
-Тем более жаль.
-Эх. Если бы нашёлся человек, готовый дать мне денег взаймы, я был бы спасен. - На этот раз надежда прозвучала в голосе типа и он вопросительно посмотрел на Леонида Станиславовича, но тот не заметил его красноречивого взгляда.
-Да, если бы такой человек нашелся, тебе бы точно под поезд ложиться не пришлось.
-Обидно умирать во цвете лет из-за каких-то паршивых денег. - продолжал развивать эту тему незнакомец. " А ему, на самом деле, не так уж безразлично быть живым или нет "- подумал про себя Леонид Станиславович, а вслух произнёс:
-Как же не обидно? Конечно, обидно. Я тебя понимаю....
-Ещё как! - всхлипнул несчастный и утёр нос дырявым рукавом.
-Но куда деваться? Раз денег нет, ничего не поделаешь, придется умирать - закончил свою мысль Леонид Станиславович. Вдруг тип резко поменяв интонацию обратился к нему с некоторым напором:
-Послушай, ты же приличный человек с виду-то.
-Что ты этим хочешь сказать? - Леонид Станиславович, заподозрив неладное, забеспокоился и заёрзал на бревне.
-Неужели ты сам не хочешь мне помочь? - надежда ещё сильнее засветилась в глазах обречённого.
-Так чем же я тебе помогу-то, уважаемый? - Напрягся Леонид Станиславович. Это совершенно не входило в его планы. - За ноги тебя подержать что ли? Так меня потом в убийстве обвинить могут. -И, подумав немного, добавил: - В преднамеренном.
-За ноги держать не надо...тип приблизился к Леониду Станиславовичу настолько, что тому пришлось отодвинуться. Тип снова приблизился и прохрипел как-то странно:
-Я от тебя другой помощи жду.
-Могу только совет дать. - Леонид Станиславович вновь отодвинулся.
-Какой ещё совет? - Тип вновь приблизился.
-Ты сейчас встань вот здесь, - Леонид Станиславович подошёл к тому месту, которое имел ввиду, - а когда поезд пойдет, тогда ты под него и бросайся, а то машинист увидит, что ты на пути лежишь, и может затормозить раньше времени.- Странный человек посмотрел на него странно, но Леонид Станиславович, увлечённый своей речью совсем этого не заметил и продолжал очень доброжелательно. - Если же у тебя деньги при себе имеются, или вещи какие хорошие - давай их сюда, они все равно тебе уже больше не пригодятся.
Мужик побагровел. Лицо его покрылось красными пятнами, а глаза стали наливаться кровью и он, вдруг, вскочил так, словно его кипятком ошпарили:
-Ты что это надумал-то, гад? Что надумал?
-А что я надумал? - Удивился Леонид Станиславович, не поняв причины столь резкой перемены в настроении этого человека, который дальше вообще перешёл на крик:
-Всерьез, что ли, собрался меня под поезд пристроить?!
Леонида Станиславовича слегка покоробило от подобной фамильярности, но, несмотря на это, он отвечал так спокойно и невозмутимо, как будто бы речь шла всего лишь о морской прогулке:
-Это ты сам собрался, - я то тут при чём?
-Ну ты и дерьмо! - не унимался тип.- Ну дерьмо!
-Почему ты так говоришь, уважаемый?
-Редкостное дерьмо! - взлохмаченный человек, возмущённый до глубины души, вдруг сразу как-то поник и снова уселся на рельсы.
-Ты несправедлив ко мне, гражданин. - не обидевшись на незаслуженные упрёки назидательным тоном отвечал Леонид Станиславович, потому как, ощущая себя большим человеком, научился терпимо относиться к мелким людишкам, на которых следует обижаться не больше, чем на комаров за их комариный писк
-Впервые такой мудак попался! - простонал тип.
-Ну, ну! Гражданин! Выражения выбирайте!
-Сколько людей перевидал на своём веку! Сколько людей!
-Что ты этим хочешь сказать?
-Что такого, жлоба как ты…
-А чем же я то тебе не угодил? - Леонид Станиславович всё никак не мог понять, к чему тот клонит.
-Столько лет!
-Что столько лет?
-Столько лет я уже этим промышляю! - Обхватив голову руками, продолжал человек со скрытым упрёком в голосе. Леониду Станиславовичу стало не по себе.
-Все кореши мои подрабатывают.
-Как? - Леонид Станиславович решил докопаться до истины.
-Вот так же.
-И что?- Леонид Станиславович начал смутно догадаваться, что здесь что-то не то и не так.
-Все люди, как люди, душевные! Все помогали!
-Все?
-Все! А ты - гнида! -с ненавистью в голосе прохрипел тип.- Гнида самая настоящая, а не человек!
-Так ты что же, друг мой, передумал под поезд-то ложиться? - Леонид Станиславович наконец всё понял.
-Да я и не думал вовсе, - огрызнулся тип.
-Как это не думал? - тут уже не выдержал Леонид Станиславович. Справедливое возмущение зарождалось в его душе.
-Я что, дурак, что ли! - ухмыльнулся мерзкий тип. Леонид Станиславович очень не любил нечестных людей и поэтому слегка разочаровался.
-Ты что же, получается, обмануть меня решил? - обиженно произнёс он укоризненно посмотрев на непонятного теперь уже ему человека, который дальше разочаровал его ещё больше:
- Разве я похож на идиота, который вот так просто с жизнью своей драгоценной расстаться может? - ответил он, и пальцы его правой руки непроизвольно сложились в фигу.
-Тогда какого черта я здесь торчу? - совсем уже расстроился Леонид Станиславович.
-Откуда я знаю? - Тип пожал плечами.
-Что же ты людям голову-то морочишь? - обиделся в свою очередь Леонид Станиславович. - То он будет под поезд ложиться, то не будет ! - И, наконец убедившись окончательно в том, что зрелища не состоится, стал в сердцах собирать свои вещи, всем своим видом выказывая недовольство таким поворотом события.
-Я я из-за тебя, придурка, столько времени потерял! Столько времени! - приговаривал он, застёгивая свой дипломат - целых двадцать минут! Но дальше случилось то, чего Леонид Станиславович никак не мог предположить.
-Ах ты потерял? - Проревел тип и, тут же вскочив на ноги, угрожающе посмотрел на Леонида Станиславовича, и сделал шаг в его сторону. Волосы типа были взъерошены, лицо - свирепо, глаза метали молнии, а рот - слюну. - Ты потерял, а я что же? Тут твоей рожей что ли наслаждался? Мерзкой! - из уст его полилась такая брань, какой Леонид Станиславович давно уже не слышал. Часто моргая он сначала смотрел на него в недоумении, но потом испугался и произнёс как можно любезнее:
-Ты это брось, парень! Брось... Я пошутил ..-отступал Леонид Станиславович.-Ты что-же шуток не понимаешь? -Зато мне теперь не до шуток. - Продолжал надвигаться на него грозной горой грозный человек. Леониду Станиславовичу вспомнилась почему-то сейчас картина, где какой-то царь убивает своего сына, и он подумал, что там, наверное, было что-то наподобие того, что происходит здесь сейчас. Но мысль эта его совсем не развеселила.
-Ну ладно, ладно. - попытался перейти на мировую Леонид Станиславович, но великан продолжал наступать на него, потрясая своими огромными кулачищами.
-Ты Дыркина ещё не знаешь, гад!
-Не горячись! Давай разберёмся в сложившейся ситуации! - Отступая, Леонид Станиславович решил применить дипломатический ход и попытаться достигнуть консенсуса.
-Ты с Дыркиным ещё не сталкивался никогда, ублюдок!
-Ты что? Ты что? Ты что это надумал то, гражданин? - голос Леонида Станиславовича дрогнул от волнения.
-Да я тебя сейчас самого на рельсы пристрою …
-Ну что ты? Что ты?
-И посмотрю, что из тебя получится, когда поезд по тебе проедет. Посмотрю, как ты будешь улыбаться - Леонида Станиславовича совсем не радовала такая перспектива и он продолжал пятиться задом, прочь, подальше от впечатлительного человека, ласково приговаривая при этом:
- Ну что ты, гражданин Дыркин, не горячись, не горячись, не надо. Успокойся. Пошутили и будет. Вы же не могли серьёзно подумать. Вы же меня неправильно поняли. Вы же…- но человек, называющийся Дыркиным, казалось его абсолютно не слышал. Он подходил всё ближе и ближе, и свирепо посмотрев на Леонида Станиславовича, вдруг произнёс угрожающе: - Я тоже ещё никогда не видел как человека живого поездом ..-и вдруг радостно закричал, в один момент весь преобразившись:
-А вон как раз и поезд идёт! Ты всё ждал!
-Я?
-Ты. Вот наконец и дождался!
Заметив состав, громким свистом оповестивший их о своём приближении Леонид Станиславович тут только ясно осознал, что Дыркин не шутит, что намерения его вполне серьёзны и что промедление смерти подобно.
Жизнь его, а следовательно и карьера, находятся сейчас на волоске, точнее - в ногах, в его коротких толстых ножках, которые должны спасти всё это, иначе случится непоправимое....и тогда
.и...тогда, положившись на них полностью, Леонид Станиславович не стал больше испытывать судьбу.
Анисимов Александр
2003-08-26
10
5.00
2
Шагающий
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Шагающий

Был обычный летний день. Лёша возвращался домой после упорных занятий в институте. Он открыл парадную дверь ключом и зашёл. Нажав на кнопку лифта и ничего не услышав, он тихо выругался. Адская машина как обычно не работала. Лёша стал подниматься по лестнице до своего седьмого этажа.


Когда он дошел до пятого этажа, где-то на первом-втором послышались шаги. Лёша сначала не обратил на них внимания, но потом понял, что пытается сам себя заставить думать, что этого не может быть. Но тот, кто шёл, продолжал идти. Удивительным было то, что дверь в парадную громыхала, как пушка и открыть её бесшумно, а уж тем более закрыть было невозможно – Лёша это знал, и шаги его насторожили. Когда он дошёл до своей двери и остановился, шаги прекратились. Их не было…

На следующий день Лёша забыл о шагах, имеющих странное происхождение. Возвращаясь домой он вошёл в парадную. Дверь была открыта. Он стал снова подниматься по лестнице. Лёша вспомнил о странных звуках, когда дошёл до пятого этажа, и вдруг как назло, вызывая у Лёши страх и смятение, они начали раздаваться как и вчера, где-то у первого этажа. Он успокоил себя тем, что дверь в парадную была открыта, но как только он остановился у своей двери, они исчезли. Весь следующий день он думал об этом, не находя никаких объяснений. Но и в тот день тихие, мерные шаги доли о себе знать…

Прошло пять дней с того момента, как Лёша услышал шаги впервые, а на шестой день они стали отчетливей, создавая впечатление, что кто-то идёт между вторым и третьим этажом. Лёша пробовал останавливаться – шаги прекращались. Однажды он, переборов страх спустился на один лестничный проём вниз – тот, кто шёл тоже спустился. Как бы ни была: закрыта дверь или открыта, шаги в абсолютной тишине вызывали ужас, смятение и страх…

Прошла ещё одна неделя, за которую тот, кто был на лестнице поднялся на два-три лестничных пролёта. Лёша пытался увидеть его в разрыве между лестницами, но ни рук на перилах, ни чего-либо ещё не было. Особенно страшным оказался седьмой день второй недели, когда Лёша услышал дыхание шагающего, похожее на работу кузнечных мехов. Лёша хотел спуститься по лестнице вниз, но его привело в ужас то, что шагающий не пошёл вниз как раньше, а видимо остался стоять на лестнице, продолжая тяжело дышать…

Третью неделю Лёша пробегал лестницу как можно быстрее, тяжело дыша и чуть - ли не плача. Шагающий также бежал по ступенькам, казалось бы на этаж ниже, и как только Лёша добегал до своей двери, шаги прекращались.

На седьмой день они не прекратились, и стоя у своей двери, Лёша с ужасом услышал, как шагающий продолжает идти, тяжело дыша. Он стоял на самой верхней ступеньке, смотря на лестницу сверху. Ужас захватил его сознание, дыхание сбилось, а руки судорожно вцепились в перила, когда из-за поворота промежуточной площадки вышла огромная фигура. На голове был страшный чёрный противогаз с чёрными стёклами и шлангом, уходившим в один из карманов старой чёрной куртки, рукава которой свисали до пола. Широкие грязные ватные штаны были заправлены в старые чёрные сапоги. Это зрелище навевало ужас и панику. Некоторое время они смотрели друга на друга, а затем фигура двинулась на Лёшу. Медленно, ступеньку за ступенькой преодолевал этот страшный образ, сокращая расстояние между собой и парнем. “Ты хотел убежать, но не смог. Ты хотел спуститься, но страх переборол тебя. И вот я тебя догнал…”

С этими словами фигура обняла Лёшу руками с гигантскими свисающими рукавами и потащил по лестнице вниз. Лёша не сопротивлялся, он в мгновенье поседел, руки обвисли, он перестал говорить, слышать и думать.

Через несколько минут шагающий дотащил Лёшу на первый этаж и открыв подвал, сбросил его вниз, затем зашёл туда сам и продолжая тяжело дышать, закрыл за собой ржавую металлическую дверь.




А. А. Анисимов


Одесса, 2003 г.
Наташа Нежинская
2002-03-31
5
5.00
1
Что было потом
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Неспешный обод колеса, похотливо вжимаясь в рельсу, наткнулся на что-то лишне-мягкое. Под тяжестью суетливых пассажиров, жидкого чая, пьяных проводников состав проехался по теплому телу, которое звучно чавкнуло - и раздвоилось. При этом одна часть аккуратненько отпала на шпалы, прикрывая зияющее мясо обрывками одежды, а вторая пошло разбрызгалась кровавыми ломтями по замусоренному перрону. Но Ангел Смерти не спешил накрыть останки своим покрывалом. Они корчились и брызгали артериями в глаза пешеходов. Ангела спугнула проводница из соседнего поезда. Сплевывая крупную шелуху, она незлобиво материлась по поводу грязных вокзалов, маленькой зарплаты, мужниной половой слабости, и хищно зыркала на очень крупный кусок тела, где виднелся вздыбившийся гульфик.
Ангел повторил попытку сближения со страждущим, но по рельсам пронесся красный локомотив. На мостике голый мужик в папахе и битых валенках смурняво курил, притоптывая от холода. От этих «па» его жидкие ягодицы вздрагивали, втягиваясь воронкой вокруг раздолбанного ануса, а татуированный глаз вождя заигрывающе так подмигивал Ангелу, мол: «не спеши, дай прокатиться с ветерком!». Вдруг - мужик взял пузатенькую электрическую лампочку и вставил себе в жопу. Лампочка радостно возгорелась, на что разнузданный машинист запел: «Гори, гори, моя звезда...» Наблюдающий за ним начальник станции горестно покачал головой: «Расшибется, дурачок, локомотив загубит... песня хорошая... душевная», - засим, взяв лопату, пошел сажать дерево, растить сына и строить дом.
Телу же было не до пения. Остатки мозгов, поднапряглись, и каждый кусок по отдельности понял одну истину - это еще не полный пиздец, а только его начало, что нужно принимать все, может даже, - радоваться.
Аккуратненькая целая часть тела потихоньку отползла от путей, сдирая локоть и колено. Долго зализывала ссадины половинкой языка, подвывая от боли в разделенных органах. Голубой глаз сочился одинокими слезинками по собрату, почка с натугой проталкивала мочу в пузырь, оттуда слабенькая струйка пополам с кровью стекала по бедру. Спустя сутки, измученную и заговнившуюся часть нашел у помойного бака привокзального кафе завскладом Семен Буж. Фамилия досталась Семену от дедушки по отцовой линии, сказывали, будто он был из испанских моряков. Дом у Семена был большой, шумный, с кучей родственников, приживальцев, даже со своим евреем – талантливым мальчиком Рубинштейном. Гений искусно играл на скрипке, одновременно щекотал смычком за ухом у любимой овчарки хозяина и согласно кивал пейсами на просьбы одолжить денег, хотя скромно добавлял: «шоб вы не думали, под самый маленький процент, или мы не свои люди?».
Семен пожалел обрубок, снял зассанные лохмотья, завернул в пиджак и принес домой. Располовиненные губы пили молоко, размазывая его по щеке, пуская слюни по подбородку, чем несказанно умиляли благодетеля: «Бедненькое, авось оклемается, с рук есть будет. Ласковое какое, а мочиться мы его научим. По будильничку, в одно место. Чистота – залог здоровья… оклемается!».
Так стала половинка жить у Семена на чердаке, мытьем полов отрабатывая еду и крышу. Ночами пристрастилась читать старые журналы, подшивки которых заскорузли под слоем пыли еще с тех просвещенных времен, когда бабка Семена работала библиотекаршей. Сам хозяин читать не любил и боялся книжной пыли. О, вы не знаете, какая на чердаках пыль, а особенно на тех, где хранится много книг - в ней живет множество клещей-буквоедов. Они вгрызаются хитиновыми челюстями в типографский свинец, жиреют, распластываются по страницам, чтобы потом, когда наивный прозелит ринется к истокам печатного слова вкусить родника истины, - эти мерзкие твари отрываются от страниц для богопротивного дела. Слова, вдруг, теряют свою стройность, рифмы блекнут, аллегории становятся скучными, - читатель зевает в самый пафосный момент, а то и чихает, брызгая на страницы зеленоватыми соплями – заразился! Они коварны, изощренно хитры, эти паразиты на ветвях дерева познания, умеют притаиться. Иногда вкус к чтению пропадает не сразу... или не пропадает вообще, но читатель видит не то, что написал автор, а то, что нагрызли подлые бумажные термиты. Миллиарды злобных насекомых вязнут на зубах, делают слюну липкой, плотно забивают ушной проход, занозят под веком - не вижу, не слышу, молчу... и не хочу видеть, слышать, говорить. «Все так пошло… избито… несовершенно…», - но половинка не помнила о заразе. Размозженные массы серого вещества набухали от новых знаний, множили борозды на своей поверхности и отвлекались от навязанного Семеном режима мочеиспускания. «Опять будильник не слышала?» - орал хозяин и лишал ужина. Половинка скулила, хватала Семена за сапог и обещала в следующий раз, всенепременно, вовремя. На то ей прощалось: «полно... полно... разжалобила... ладно, но чтоб завтра!.. фу... пылищи тут у тебя...»
Иногда, в мутно-лунные вечера, половинка щупала еще розовые рубцы слева по телу, разглаживала стянутую донельзя кожу и раскачивалась метрономом: тик - так... тик – где, так – ты... тик – так... где ты... где ты?

***

«Ишь, разбросали добро по перрону... щас... щас я тебе, милок, помогу... ух ты! Хозяйство у тебя знатное... и в кармане – вишь – денюжка есть, на лекарства хватит...» - приговаривала проводница, собирая куски плоти в наволочку с зелеными полосками. Полоски состояли из витиевато написанных слов «Минздрав» и сами по себе уже внушали мысль о выздоровлении. Собирательница долго не могла найти голову, вернее, ее половину: «... круглая... закатилась где-то, пошто мне без головы?». Наконец нашла, стряхнула прилипшие бычки, пригладила волосы и проговорила в слипшееся веко: «Теперь ты – мой! Я тебя вылечу, у нас знахарки сильные, но помни: кто тебя с земли поднял, кто по кускам собрал!»
Лечился он долго. Машка – проводница, не все куски-то подобрала, пешеходы кой-что растоптали, крысы вокзальные мелочь по норам растащили. Знахарка сложила их в целое, как умела. Правда, ребра одного недосчиталась, мизинца, кость бедренную раздробило так, что пришлось ее заменить на кость мерина, которого давеча волки порвали. Кость приживалась непросто, растягивала кожу, притиралась в суставах, несмотря на обильные компрессы из печеного лука пополам с мазью Вишневского. Каждый вечер больного лихорадило. Тогда знахарка садилась у постели и, закатывая глаза, белыми полулуниями упиралась в потолок, бубня невразумительное: «…должно… через тернии… во имя и ради… что было – то прошло… терпи казак… будешь в геенне огненной… к звездам…». Рука страдальца затихала, отпускала сжемканную простыню, из-под загноившегося века текла слеза. И помогла-таки бабкина бубнежка.
Уже через месяц больной стал просить добавки, ловко крутил одной рукой самокрутки, начал ногу потихоньку на землю опускать. Как-то Машка со смены задержалась – у напарницы именины, крадучись, зашла в дом. Свет не зажигала: «Не разбудить бы!». Сняла кофточку, с облегчением выпустила из давлючей упряжки лифчика тяжелую грудь – дохнуло по комнате терпким пазушным теплом. Потянулась… «ах, мать… кто?..», - и обмякла, поваленная на кровать постояльцем.
Жарко в августе. Машка раздобрела, купила новое платье, импортное, в глазах колыхалась незамутненная радость сытой тельной телки. Сожитель совсем оклемался, помогал по хозяйству, а ночами жарил хозяйку до слабости в ляжках, до обморочной истомы. В темноте не так пугали его рубцы, хоть и шершавило под пальцами, да порванный рот не мог в засос. «Ничего, - думала Машка, - с лица воды не пить, меньше другие смотреть будут… ох, хорошо-то как!» - облизывала стресканные по жаре полные губы.
Жарко в августе днем, а вечер холодит с реки, сизым туманом над выгоревшей травой тянется, чтоб завтра упасть вниз, напоить ее ссохшуюся укутать, и к утру росой разродить ночную близость неба и земли.
Еще в августе с неба звезды… те, про которые знахарка шептала, к которым «через геенну огненную». Но не жаровни чертовы, а августовское небо жгло его по свежим рубцам старой болью, пекло и болело, и слезу выжимало на щетину с проседью.

***

Ее звали Ева, его – Адам.

Это было потом...

(С) Наташа Нежинская
Д.Ургос
2001-07-26
0
0.00
0
Чижики
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Рюкзак, обременённый парой кроссовок и влажным от пота кимоно, устало рухнул на ламинированный паркет. Садист-тренер не знал жалости ни к новичкам, ни к клубным старожилам, и Сева, осыпая наставника бранью, уселся в изнеможении на декоративную тумбу, единственное убранство просторного холла. В особняке, в который он въехал с матерью лишь две недели назад, ещё не пахло родным домом. Сева поморщился. Пожалуй, даже гимназия, ненавистная вместе со своими чёртовыми высокооплачиваемыми учителями, источала аромат в большей мере одомашненный, нежели этот полупустой бездушный коттедж. Только в его комнате, щедро обклеенной плакатами, собственными фото и рисунками, осязалась трепещущая жизнь, узелком из всего дома связавшаяся над письменным столом, где, бережно укутанный в стопы дисков и журналов, высился компьютер. Старательно потрескивая, подмигивая красным огоньком, словно смеющимся зрячим глазом, он который раз сканировал систему на наличие вирусов и троянов. «И правильно, - подумалось Севе, вползшим чуть ли не на карачках в своё змеиное логово, - иначе как в тот раз, кинут…сволочи!»
Он вспомнил соблазнительное письмо, пришедшее по электронной почте, которое, посулив немыслимые удовольствия, ввело компьютер в стопор. Несчастный не справился с вражеским напором и погрузился в летаргический сон, прихватив с собою пару курсовых работ и пяток романов – подростковых проб пера, глупых, но безумно дорогих сердцу.
- Мам?… - Сева не сомневался, что её нет.
Впрочем, отсутствие оной приносило только одно неудобство – голод. Мальчишка ни за что не станет готовить себе сам, а уж матери до этого не было абсолютно никакого дела. Она отхлёстывала ему деньги, способные прокормить семерых, но Сева растрачивал их на шмотки. Или на девочек, готовых ради дорогих подарков лизать молодецкие пятки.
- Ма!… - убедившись, что её нет, Сева сделал недозволенное: врубил на полную катушку магнитофон, тут же дико запрыгавший, очухиваясь от долгого молчания.
Но червячёк неустанно требовал себя заморить, и Севе пришлось себя сломать и поплестись к холодильнику. Нашарив мамину бутылку диетической колы, он жадно прильнул к горлышку и распахнул глотку. Ледяная, шипящая жидкость хлынула в горло и обожгла зверским холодом.
- Фу! – на миг он оторвался, не представляя, как мать поглощает это литрами.
Но за неимением особого выбора пригубил ещё. В его комнате что булькнуло, отражаясь гулким эхом о стены, украшенные жуткими размазнями, кем-то величаемыми картинами. Сева навострился и зашагал, предвкушая скорое известие, к компьютеру. Так и есть. На экране замигала иконка, и томный женский голос обольстительно сообщил: «Севочка, душенька, к вам почта….» Севочка, душенька, самодовольно ухмыльнулся и страстно вжал кнопку. Окошко спешно развернулось, представляя глазам странное послание. Сева вперил взгляд в монитор, ожидая увидеть что-то ещё. Но нет. Похоже, что это всё. На экране, залихватски улыбаясь, красовался огромный красный смайлик. «Чижик», как почему-то называла смайлики мама. Двоеточие и скобочка – добродушная и наивная кривая рожица, незнамо куда зазывающая и о чём говорящая. Никогда не знаешь, что на самом деле она скрывает.
Сева нахмурился. Не вирус ли это? Нет, к письму ничего не прилагалось. Схватив мышку, он нетерпеливо поводил курсором над смайликом. Верхний глазик подмигнул, подсветившись синим цветом. То есть то была ссылка. Но куда? Сева не мучился вопросом и решительно «кликнул».
В дверь позвонили. Сева вздрогнул, до сих пор не привыкнув к истошной трели звонка, напоминающего предсмертный вопль раздавленного попугая. Да, было дело. Сева вспомнил, что тогда, поняв, что компьютер завис безнадёжно, он в вспышке ярости швырнул монитор на пол. И снайперски угодил в клетку любимца, лопнувшую, словно скорлупка, и погрёбшую с собою старого доброго ару. Трель настойчиво повторилась.
Тяжело вздохнув, но теша себя тем, что за это время загрузится загадочная страничка, Сева поспешил отпереть дверь. На пороге стояла девушка, хорошенькая, но чересчур длинная. Мальчик окинул её оценивающим взглядом и на правах хозяина призвал к ответу:
- Вам кого?
Та удивлённо заморгала, но сказать что-либо не посмела.
- Вам кого? – повторил, сердясь, Сева.
- Похоже, что тебя… - она взглянула на него презрительно, отчего Сева пуще вздёрнул подбородок, пытаясь дотянуть хоть до бюста незнакомки.
- Ну и?.. – видя, что попытки тщетны, он упёр руки в боки и насупился.
На кухне отчаянно заверещал телефон. Сева чертыхнулся, извинился перед дамой и пулей дунул к трубке.
- Алло?..
На той стороне кто-то всхлипнул, полилась какая-то мелодия. Сева потряс трубку, думая что забарахлила она, но мелодия не умолкала. Он прислушался и, не смотря на шум от надрывающегося в его комнате кассетника, отчётливо уловил знакомый мотив.
- Чижик-пыжик? – его изумлению не было предела.
Послышались гудки. Собеседник, не сказавший ни слова, бросил трубку… Дьявольская музыка повисла в воздухе и растворилась в песне, ревущей из колонок.
- Чижики! – вдруг догадался Сева и бросился к компьютеру.
Страничка заполнила собою весь монитор. Испещрённая мелким шрифтом, она отталкивала, хотя и была красиво оформлена. Сева начал читать…
«Ай-ай-ай! ;) Ты позволяешь себе слишком многое! :( Ну-ка сделай музыку потише!8-// И не лапай мамину колу! 8( Как мать поглощает это литрами?.. Фу! : Дурацкие картины в коридоре… Душенька, не вирус ли это? Нет, к письму ничего не прилагалось…»
Сева сглотнул.
«Тренер-садист! Они меня здесь мучают, мучают. Хе-хе! :) Между прочим, ты забыл бросить в стирку кимоно! Иначе оно провоняет потом! %) И ни о каком запахе родного дома не может быть и речи… Ну чё ты пялишься? Не тыкай в глаз курсором! 8) Открой дверь, кто-то жаждет с тобою общения…
Слышь, а она ничего… Высоковата, правда… Но, по крайней мере, не лобызает пятки! Пятки, пятки… по пяткам… о пятках … нет чего? пяток… пятОк… Пяток подростковых романов, глупых, но дорогих сердцу… Нещадно уничтоженных вирусом! Чтобы их прочитать, нажмите сюда. Эй, дурачина, тебя заждалась дама :( ».
Задрожавший осиновым листом, Сева поднялся со стула и направился в холл. Красавицы не было, её будто смыло, но тем лучше.
«Облом, да? – издевались строки. – Кстати, нажав эту ссылочку, вы окажетесь в мире собственных курсовых работ! :@) Они, конечно припоздали, но тем не менее… Ты думаешь, мама на работе? Ну, думай, думай…Точно так же думал и ара, уютно сидевший на жёрдочке перед тем как сдохнуть!
А я пока закругляюсь. Продолжение следует!:))) »
Связь оборвалась. Страничка исчезла. Модем усердно зашипел, силясь подключиться к Интернету снова. Сева смахнул каплю пота, градиной скатившуюся по виску, и, опустошённый, повалился на спинку стула. Откуда они обо всём об этом знали? Наблюдение? Возможно. Вернее, невозможно иначе!
Связь наладилась… Сева набрал адрес, врезавшийся в память: http://chigiki.narod.ru/
Но сервер сообщил о 404-ой ошибке… Страницы не существует, неправильный адрес и прочее. Сева пока что себе верил и не мог ошибиться. Это означало, что страница изъята и наверняка обновляется. И почему-то ему ужасно не хотелось видеть эту «обновку»…

- Где ты… была? – сухо бросил Сева, отпирая матери дверь. Он хотел сказать «шлялась», но вовремя сдержался.
- Я? – ответила мать, как будто кто-то ещё был в этом чёртовом доме.
«Ну конечно! Она тянет время, чтоб придумать очередное нелепое оправдание»
- Я? Безусловно, на работе. Ой, дел-то сколько привалило! С тех пор, как стала главным редактором…
Сева заскрежетал зубами: она опять пела старую песню.
- Я хочу есть! – сердито добавил он, пресекая её лепет.
- Я тоже! – заявила мать. – Неужели ты не сходил в магазин, как я просила?
«Просила? Я много чего просил! И вообще, не обязан!»
- Нет, - ответил Сева и, раздражённый, ушёл в логово.
Мать поняла, что он не в духе. Опять. И, печально выдохнув, направилась в царство домохозяйки, коей она, к несчастью, не была. Вырыв из морозильника пельмени, чудом выжившие после переезда, она с неудовольствием отметила, что кто-то трогал её колу. Но возмущаться не имело смысла. Да и надоели ей эти препирательства, и без того насыщавшие её деятельность в модном журнале.

«Севочка, душенька, к вам почта…», - почему-то теперь сладострастный голос леди Крофт не показался таким уж соблазнительным. Сева захлопнул толстую книжку Алистера Маклина, зло ткнул “Enter” и весь обратился во внимание.
Его передёрнуло, словно шибануло током. На него, скосившись на бок, взирала та же знакомая красная рожа. Теперь она была чуть меньше, но казалась тем более устрашающей. Маленький пучочек игриво подмигивал глазиком, стоило направить на него стрелку курсора.
Сева проследил адрес ссылки и не удивился, что он не изменился. Только тогда он не отзывался, а теперь, должно быть, обновившись, был готов к лицезрению.
Подавив волнение, он робко щёлкнул… И отпрянул. Страничка оказалась пустой. Не зная, что чувствовать, радость ли или досаду, Сева заёрзал на стуле. Как вдруг по экрану побежали буковки… Ах, да… Очередное программистское ухищрение. Сева читал об этом теге, дающим эффект печатающей машинки.
«Мы совершенствуемся…. – добродушно начиналось повествование. – Это чтобы не было искушения залезть вперёд, не читая всё по порядку! Правда, здорово?8)»
Буковки и вправду замерли, ожидая, когда будут прочитаны. «Такого быть не может!» – Севу окатило холодным потом.
«Приготовься, душенька, маменька закатит скандал :( Не надо было трогать её бутылочку! Ты ей так и поверил? А хочешь… Впрочем, не сейчас;) Тук-тук!»
В дверь, постучав, вошла мать. Сева отскочил от компьютера и так, словно видел пред собою призрака, на неё уставился.
- Что? – не поняла она его взгляда. – У меня потекла тушь?…
Он не улыбнулся её шутке и попятился к кровати.
- Готов ужин. Не весть какой, но всё же… Ты не трогал моей колы?..
Сева икнул и сел на простынь:
- Н-нет… Ты же з-знаешь, я её не п-п-перевариваю…
- Ладненько, - она сощурила глазки, явно ему не поверив. – Живо на кухню! Там уж всё остыло.
- Минутку, - пообещал он. – Вот только разберусь кое с чем…
- Разбирайся, да поживее, - мать вышла, оставляя сына в прострации сидящим на кровати.
«Тьфу ты! Представляешь из чего или кого сделаны сии пельмешки?:( Бр-р-р! – продолжил Сева чтение. – А ведь ты мне не доверяешь, да? И не пытайся меня искать, как ты это делал сегодня днём! 8( Я само тебя найду!:0
У меня хорошая новость. Можешь оставить сообщение в гостевой книге. Гарантирую ответ!:) Другое дело, он может тебе не понравится… Но это твои личные заморочки! :-Р
Продолжение следует!:)))))»
Сева нажал ссылку на гостевую книжку и вписал прямой вопрос, начинающий мучить до физической боли: «Ты кто?»
Ответ не мог быть получен тут же, и потому бледный мальчик направился в столовую.
«Красная рожа» была права. Разложенные по тарелкам, пельмени представляли собой унылое зрелище. Сморщенные, они казались вылепленными из низкосортного цемента. Сева вопросительно взглянул на мать, весьма неаппетитно ковыряющую в тарелке. Та пожала плечами и осмелилась сунуть это в рот. Сева выжидал. Несмотря на то, что мать зажевала увереннее, в него эти деликатесы ну никак не пёрли. Он отпросился, сославшись на плохое самочувствие, и вернулся в комнату.
«Кто я? Хм!:) Секрет!:) », – искренно ответил незнакомец. Сева переключился на главную страницу и вгрызся в новые строки.
«Как ужин? Прямо-таки фешенебельный ресторан! 8) Интересно, кушать такое не вредно для желудка?… Упс!»
Сева услышал, как мать пробежала в ванную. Мальчик вышел в коридор и прислушался. Её тошнило.
«Бедняжка! – глумливо отреагировал сайт. – Не волнуйся!:) Её убьёт не это…»
Сева взбесился, и дрожащей рукой отключил связь. Текст замер, перестав выплывать из каких-то адских недр. Мальчик выключил компьютер и побежал к матери.
- Мама! – он ворвался в её комнату.
Женщина, лежавшая на кровати, устало обернулась. Под глазами пролегли тёмные круги, её прошибал нездоровый пот.
- С тобой всё в порядке? – ласково осведомился Сева.
- Да, всё хорошо, - с трудом ответила мать.
- Это из-за пельменей?
- Со мной всё нормально, - повторила мать. – Я чуть полежу и встану.
Мальчик покачал головой, не скрывая сомнения, вспыхнувшего в глазах.
Он медленно пошёл к себе, оставляя заболевающую мать в покое, но уже у самой двери замедлил шаг. Ему страшно не хотелось возвращаться в своё убежище, осквернённое злобным «чижиком». Но делать было нечего, и он осмелился.
И замер на пороге. Компьютер пахал как ни в чём не бывало. В углу светилась иконка налаженной связи… С экрана пялился цвета свернувшейся крови смайлик. Нет, он не стал дожидаться, когда кто-то тыкнет в его глазик, а сам уступил место знакомой цепочке букв, слов, предложений…
«Кретин! 8((( Так просто от меня не сгинешь!:((( - в корявых символах осязалась ярость. – За это она сдохнет! Нет, не от отравления, а гораздо симпатичнее!!!8-( Ля-ля-ля… »

Мать, пересилив небывалое головокружение, поднялась с кровати. В ванной должны были быть таблетки. Боже, сколько лет она не болела! Она и забыла, какое лекарство от чего. Башка раскалывалась… Она помассировала виски и протёрла слезящиеся глаза. Посмотрела на себя в зеркало. Кто бы мог подумать, что эта мымра, глядящая с той стороны, уважаемая и влиятельная в определённых кругах личность? Она усмехнулась и промокнула лицо влажным полотенцем. Копошась на полочке, женщина никак не могла найти хоть что-либо, утоляющее боль.
Внезапно, едва не слетев с петель, распахнулась дверь. Женщина отчётливо помнила, как запиралась изнутри, но это отнюдь не помешало вломиться чему-то разъярённому Севе.
- Севонька, что случилось? – озабоченно прошептала мать.
- Ты мне не мать! – взбеленился сын.
- Что?
- Мне рассказал… мой друг!
- Откуда?
- Я видел сегодня мою настоящую мать! Она заходила, но не призналась!
- Чушь собачья! – растерянность уступала место праведному гневу.
Мать взметнула брови и скрестила на груди руки. Головокружение как ветром сдуло.
- Не ври! – завопил сам не свой мальчик. – Я всё знаю. Потому что он всё знает!
- Ты что, нажрался пельменей? – прикрикнула мать, готовая влепить оборзевшему сыну смачную пощёчину.
- Ненавижу! – заревел он.
Из-за рубахи показался робко сжимаемый пистолет Government. Мать вытаращила глаза.
- Откуда, чёрт возьми?!
- Он мне сказал, где ты его хранишь… - признался Сева.
- Кто он? Положи на место! Очухайся! – она протянула руки, чтоб отнять недетскую игрушку.
Но приглушённый подушкой хлопок заставил её остановиться…
Мать всплеснула руками, уставилась на свою грудь и удивлённо завизжала. На блузе проступило алое пятно, расползающееся и начинающее сочиться. Ребёнок заплакал, отбросил оружие и добил её, надоедающую хлюпаньем и стенанием, утюгом. Брызги кровавого шампанского долетели аж до зеркала, в котором некогда любовалась собой «уважаемая и влиятельная в определённых кругах личность»…
Весьма довольный собой он вернулся к вещему экрану и продолжил увлекательное чтение.
«Молодец, солдат! :))) Оправдал моё доверие!8) Я же говорил, что она сдохнет… Осталось почистить ванную, убрать тельце, протереть зеркало… Хотя постой! Ни к чему :) Ты и сам скоро сыграешь в ящик!8))) Приятная новость?:))) Ничего уж тут не поделаешь! Одевай белые тапочки… »
- С чего бы мне это накладывать на себя руки! – усмехнулся Сева, впервые не поверив «чижику».
В ответ ему страничка сама собой обновилась. Сева напрягся, ожидая приговора.
И приговор был вынесен:
«Дело в том, красавчик, что я пошутил на счёт твоей матери :)))) Она действительно твоя мать! А та дура, что заходила к тебе сегодня – её рекламодатель! Весело, да?…»
Сева раскрыл рот, распахнул поблекшие глаза.
« Всё то было шуткой! 8)) Напоминаю, Government лежит в ванной…»
Сева встал.
«Government лежит в ванной. И скучает».
Что ж, Сева развлечёт его. Он ушёл в ванную.
Пожалуй, на второй раз квартира привыкла к странным хлопкам, звучащим из уборной.
Зеркало оросилось красным вином, достойным букета Кингзмараури, и любовно отразило лежащую на полу бездыханную пару…

Потерявший нежданно-негаданно хозяина компьютер перестал кокетливо подмигивать красной лампочкой. Страничка очередной раз обновилась и выдала усопшим прощальное напутствие:


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ! :))))))))))))))))))))))))
Литвин Юрий Валерьевич
2011-08-02
0
0.00
0
черные колесики
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  ЧЕРНЫЕ КОЛЕСИКИ

Ю. В. Литвин Из цикла Затерянный мир
Однажды хмурым осенним днем Петр Иванович Рожок включил радио. Секунд через двадцать оттуда раздался придушенный заунывный голос.
- Петр Иванович?
- Шо?- испугался учитель рисования.
Радио подумало и произнесло снова:
- Петр Иванович?
Рожок обалдело продолжал крутить ручку.
- Приготовьтесь к самому страшному, - сообщило радио наплевав на настройки. - К вам едет черный гроб на колесиках. Голос был хриплый с легким кавказским акцентом, навевающий странные ассоциации с анекдотами про радио армянское. Но учителю рисования было не до анекдотов.
- Что за дурацкие... - Петр Иванович попытался прийти в себя, но это плохо получалось. Ручку настройки он правда отпустил. Некоторое время было тихо, потом внутри радио раздался шорох и тот же голос произнес:
- Петр Иванович, гроб уже в городе, он ищет вашу улицу.
Рожок сплюнул и решил, что это какая-то глупая детская передача. Он щелкнул тумблером "ВЫКЛ" и пошел на кухню делать себе чай. Когда он вернулся, то услышал странный щелчок - это самопроизвольно включилось радио, и сразу же вслед за этим тот же голос сообщил с плохо скрываемым злорадством:
- Не нервничайте, Петр Иванович, но черный гроб на колесиках уже нашел вашу улицу.
Рожок облился чаем и, выругавшись, снова выключил радио. Но то ли сломался тумблер, то ли еще что-то произошло в глубине электросхемы, раздался щелчок и голос завопил на всю комнату, словно кто-то невидимый добавил громкости:
- Петр Иванович! Спасайтесь! Гроб уже нашел ваш дом.
Руки учителя рисования самопроизвольно затряслись и он в сердцах вырвал шнур из розетки.
- Ага! - сказало радио и тут Рожок испугался по настоящему. В его воспаленном мозгу вспыхнуло слово: "Полтергейст". Ноги подогнулись, и он упал в кресло.
- Гроб с черными колесиками уже поднимается по вашей лестнице!
- Ой! - простонал Петр Иванович, делая попытку подняться.
- Он приближается к вашей квартире!
- Вай!
Рожок поднялся на ноги, и они понесли его к окну, пока мозг не вспомнил о том, что квартира расположена на 14-м этаже. Больше вспомнить ничего не удалось, потому что в двери раздался мощный удар, и один за другим стали щелкать и открываться замки. Потом, судя по шуму, дверь рухнула одновременно со смертельно побледневшим Петром Ивановичем. В последний миг, перед тем как потерять сознание, он еще успел увидеть въезжающий в квартиру черный гроб.


- Ну как внучек, все ОК? - спросил дедушка Сян, вылезая из шкафа, на котором стояло старенькое радио, и по ходу дела разминая затекшие мышцы. В шкафу он провел довольно длительный промежуток времени и теперь с наслаждением вдыхал свежий воздух.
- Угу, деда,- задумчиво ковыряясь в носу, произнес карлик, стоящий посреди комнаты над неподвижным телом учителя рисования,- инфаркт имени миокарды.
Он позвенел зажатой в руке связкой отмычек и толкнул коротенькой ножкой черную детскую коляску, которую Петр Иванович принял за гроб.
- Как говорит дядя Валик: полундра в трюме течь,- карлик указал на мокрое пятно в центре которого находилось тело потерявшего сознание педагога.
- А то! - откликнулся Сян, разминаясь и вынимая из обширного кармана черный полиэтиленовый пакет, еще через секунду он принялся складывать в мешок столовое серебро из нержавеющей стали.
Станислав Караджич
2001-07-04
15
5.00
3
Цветы зла
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  http://www.proza.ru:8004/author.html?karadzic

Цветы зла, ночные цветы, они распускаются на могилах в полночный час, их стебли напитаны кровью мертвецов, их лепестки освещают фосфорическим светом округу. В университетском саду однажды ночью я собирал цветы зла, в ту ночь погасло все уличное освещение, и только цветы мерцали во тьме, да порой полная луна выходила из-за туч и заливала трупным мерцанием набережную Невы. Я шел от дерева к дереву, осторожно ступая в темноте, кто-то цеплялся за мои ноги, хватал за руки, но я не обращал внимания. Я искал свой ночной цветок, и скоро он позвал меня. Он вырос прямо под одним из университетских окон. Я наклонился к нему и потрогал, тотчас же с другой стороны окна к стеклу приникли лица людей, умерших до моего рождения. Это были лица и пожилых умудренных жизнью преподавателей и профессоров, но виднелись среди них и молодые лица студентов. Они смотрели на меня, а я смотрел на них. Потом, сорвав цветок, я отошел к ограде парка и увидел, что мертвецы смотрят на меня изо всех окон университетского корпуса. Это были только те, кто стоял у самых окон, остальных я не видел, они столпились где-то в глубине аудиторий.
Вдруг окна открылись на распашку, и сад наполнился голосами тысяч людей. Я не мог разобрать ни одного слова. Обернувшись, я увидел, что вся набережная заполнена призраками, они стояли так же плотно, как и на демонстрации седьмого ноября. Я вышел из сада, и они расступились передо мной, образовав коридор. Я шел, держа цветок в руках, и вглядывался в их лица, а они смотрели мне в глаза, порой некоторые лица казались мне знакомыми, но я не мог вспомнить, где я их встречал.
Я шел домой, и все улицы были заполнены народом, который расступался, давая мне дорогу. Даже на крышах толпились они и выглядывали из окон, а те, кого не пустили к окнам, стояли в сумрачной глубине комнат. Не горело ни одного фонаря, но свет луны освещал их лица. Люди разных эпох смотрели на меня, и я видел их полные глубокой тоски глаза. Куда вы уходили от нас, куда уйдем мы вслед за вами, вернемся ли, да и стоит ли…
Вот и мой дом я открыл дверь ключом и остался в темноте, я оказался в одиночестве, но, выглянув в окно, я опять увидел их. Под самым окном сидел Денис, он выбросился с последнего этажа моего дома, когда мне было тринадцать лет. Я открыл окно и спросил: «Оправдались ли твои надежды?»
- Да, - ответил мне он.
- Как это странно, - подумал я.
Я поставил цветок в вазу и вскрыл себе вену, слил хлынувшую кровь в нее – какое время цветок не увянет. Приласкав, вилявшую хвостом, собаку, перевязал руку, кровь перестала течь, потом взял на руки вазу с цветком и отнес ее в комнату. За окном начинало светать, и свет, исходивший от цветка, начинал бледнеть. Полюбовавшись загадочным узором узких лепестков, я лег в кровать и скоро уснул. Рядом со мной, свернувшись калачиком, спала моя умершая в прошлом году собака.




Валерий Михайлов
2002-09-23
0
0.00
0
ХРУСТАЛЬНЫЙ ЛОТОС
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  ХРУСТАЛЬНЫЙ ЛОТОС


Было уже темно, когда вокзал вытолкнул меня из своего чрева в совершенно чужой враждебный мне город. Несмотря на то, что все еще была первая половина осени, было ощутимо холодно. Город был чужим, и не только потому, что я был там впервые, он был чужим по духу, по своей природе, по той атмосфере, которую смело можно назвать душой города.
Возле меня остановился автобус, из открытых дверей которого повеяло теплом. Ехать мне было некуда, а, следовательно, можно было ехать куда угодно. Кроме меня в салоне было еще несколько человек. Я выбрал себе место в самом конце автобуса.
-Оплачиваем проезд, - меланхолично произнесла уставшая кондукторша.
-Почем опиум?
-Четыре.
Отсчитав положенную сумму (у меня было пол кармана мелочи), я вновь углубился в свои мысли.
Автобус остановился в очередной раз. Выплюнув пожилую супружескую пару, он принял на борт молодую, не старше 25 красивую девушку. Длинные, пушистые белые волосы, трогательное, немного детское лицо… Она подождала кондуктора, после чего села передо мной. Я закрыл глаза и вдохнул в себя ее приятный, слегка уловимый запах.
-Простите, мисс, где вы предпочитаете знакомиться? – решился я.
-Уж точно не в автобусах, - ответила она, но без неприязни.
-Тогда может быть познакомимся где-нибудь в другой обстановке?
-Может быть, когда-нибудь…
-Когда-нибудь не получится. Я не местный, и вряд ли когда-нибудь окажусь здесь вновь… Разве что вы меня пригласите.
-Не думаю.
Автобус остановился, скорее всего, возле какого-нибудь рынка, потому что в салон стали набиваться не очень опрятного вида люди с большими сумками.
-Сядьте рядом, - она подвинулась к окну.
-Не хотите, чтобы кто-то из них сидел рядом с вами?
-Они вечно грязные, и вечно от них чем-то воняет, - брезгливо произнесла она.
-Значит я сегодня работаю злом меньшим?
-Что-то вроде того, - она улыбнулась.
-Тогда, может быть, познакомимся?
-В автобусе?
-Только имена.
-Ну ладно.
-Игорь.
-Даша.
Даша звучит оптимистично, - подумал я, но вслух говорить не стал.
-Вы к нам по делам?
-Не знаю.
-Не знаете?
Я действительно не знал, что я здесь делаю.
-Это, наверное, странно?
-Как начало романа.
-А в каком бы жанре вы написали бы этот роман?
-Не знаю. Наверно, это был бы мистический детектив.
-Да? О чем?
-О человеке, который сам не знает, почему он что-то делает.
-А кто знает, почему он что-то делает, и делает ли вообще.
-Вы так считаете?
-Это не я… Это… Есть такая гипотеза, что на самом деле мы ничего не делаем. Все происходит само. Мы не рождаемся, это происходит, мы не умираем, мыт не влюбляемся, мы не хотим есть, и так далее. Так называемая свобода воли – это вымысел. Нам только кажется, что мы что-то делаем, что-то решаем, что-то выбираем. На самом деле данный человек в данных условиях не может поступить по-другому…
-Ложись! – крикнула она.
Не успев ничего сообразить, я уже лежал на полу рядом с ней, а вокруг стреляли автоматы, сыпались стекла, летели брызги крови, падали тела людей.
-Надо уходить. Ты можешь открыть люк?
Мы лежали как раз возле люка, которые обычно бывают в автобусах.
-Я попробую, если он не закрыт.
-Попробуй, иначе нас изжарят живьем.
К счастью, люк оказался не запертым, и мы без особого труда перебрались под автобус.
-И что теперь? - спросил я Дашу, чувствующую себя в этой ситуации как рыба в воде.
-Теперь люк. Не можем же мы просто так лежать и ждать под автобусом.
На этот раз мне пришлось изрядно повозиться, чтобы отодвинуть крышку люка, оказавшегося на наше счастье как раз под автобусом.
-Ты можешь быстрей! – торопила меня Даша.
-Лучше бы помогла, чем бурчать.
-По правилам, я не могу вмешиваться.
-Что?!
-Ничего!
Крышка люка, наконец, поддалась.
-Лезь давай.
-Даму вперед.
Дашу упрашивать не пришлось.
Люк, похожий сверху на обыкновенный канализационный люк, оказался входом в сложную сеть тоннелей и ходов. Наверно, это был один из тех «входов», которыми пользуются сталкеры. Несмотря на полумрак (странно, но там не было темно), светлую курточку, обтягивающие джинсы и туфельки на высоких каблучках, Даша чувствовала себя в тоннеле как дома. Я же постоянно обо что-то спотыкался, бился головой, натыкался на всевозможные выступы и коммуникационные системы.
-Осторожно, - сказала Даша, и я тут же шлепнулся в какой-то ров, по которому с бешенной скоростью текла вода.
Словно какашка в канализации, - подумал я, когда меня понесло вместе с потоком. Через некоторое время поток настолько замедлился, что я смог выбраться на берег. Откуда-то слышались голоса. Медленно, чтобы не шуметь, я пошел на звук, который доносился из бокового коридора, освещенного отблесками пламени.
Коридор заканчивался огромной, просторной залой, выложенной белым мрамором. У дальней стены залы было небольшое возвышение, представляющее из себя круглый бассейн радиусом метра полтора. Посреди бассейна «рос» грандиозный цветок лотоса, выполненный из абсолютно прозрачного кристалла. Внутри лотоса горел огонь, заставляющий светиться и без того прекрасный цветок. Кроме лотоса помещение освещали факелы, горящие вдоль стен. В зале были люди. Человек пятьдесят. Одеты они были в длинные, как у кук-клукс-клановцев белые балахоны. Люди читали хором молитву на каком-то непонятном мне языке. Никто не обращал на меня внимания, да я и не старался показываться на виду.
Молитва оборвалась на полуслове, и началась песня. Это была странная, магическая песня, перерождающая все внутри. Внезапно мной овладела неведомая мне доселе сила, и я твердым шагом направился к бассейну. Люди расступались, давая мне дорогу. Подойдя к бассейну, я сначала омыл водой руки, потом лицо, потом принялся жадно пить немного горчащую воду. Все это время люди продолжали петь.
Напившись, я повернулся к ним лицом и жестом приказал остановить пение.
-Моргана! Мне нужна Моргана! – трижды прокричал я в наступившей тишине.
Мои ноги подкосились, и я рухнул на мраморный пол. Люди запели вновь, и мне казалось, что в своей песне они почтительно обращаются ко мне. Я лежал, и мое тело быстро немело. Я больше не чувствовал ног, рук, спины, живота, груди, шеи, лица… Из меня, как из пробитой автомобильной камеры воздух, уходила жизнь. Сначала исчезли ощущения тела, потом я перестал дышать, потом медленно, как звезды на утреннем небе начали затухать и исчезать мысли. Последними исчезли чувства.
Я был мертв, меня больше не было, и в то же время я продолжал быть. На самом деле умерло все лишнее, все наносное, все искусственное, и только теперь, после смерти я впервые стал собой, настоящим собой, тем, кем не был ни разу со дня своего рождения.
Я был собой, и предельное, бескрайнее успокоение наполняло меня.

Нелихов Антон
2003-04-18
10
5.00
2
Хан и его лабиринт
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
 
В 1206 году от начала новой эры могучие и жестокие орды монгол, разбуженные властным голосом Чингисхана, Владыки и Повелителя Океана, направили свою ярость и неправедный гнев свой на древние города Си, Китая и Хорезма. Через дикие и страшные степи, через великие безводные пустыни пролегал их путь. Много воинов потерял Хан. Жёлтый ветер иссушал их кожу. Чёрный ветер приносил с собой горы песка и погребал под ними сотни людей. Оранжевый – говорил о близости заброшенных селений, а красный – о лихорадке. Но всё это не тревожило Владыку. Вот уже три месяца он видел один и тот же сон: старик, идущий по пустыне. По ночам Владыке снилась другая ночь, и одинокий человек, бредущий сквозь неё по бескрайней пустыне. Измождённый голодом, отчаянием и жаждой, старик шёл неизвестно куда. Хан не знал, кто это и как он очутился в песках, из которых нет спасения. Ужасало Владыку другое. В самом конце сновидения он видел, как рассвет окрашивает Восточный край неба, и в этот момент старик начинает кричать. Страшно было это слышать. Какой-то победный звериный вой с примесью надежды и ужаса. И Владыка просыпался. Но от другого крика, от своего собственного. Покрытый испариной, он долго сидел под расписным пологом. Его знобило. В какой-то день он понял, что или он, или его сон должны умереть. Владыка уже слышал за своей спиной лёгкий шелест безумия. Он знал, что в его войске начинают ползти страшные слухи.
Ничто не помогло. Отрубленные головы диких гусей и орлов лежали перед его каменными богами, чёрные бараны и белые кобылицы издыхали с перерезанным горлом. Хан пил их кровь и ел приготовленное колдуном снадобье. Владыка понял, что сон сильнее его.
Они проходили через старый город, чьи улицы были засыпаны песком, а в храмах гнездились мыши. Там хан узнал, где можно найти колдуна, способного избавить его от сновидения. Десять гонцов помчались на поиски. Вернулся только один. Вместе с ним на коне сидел древний, как само время, колдун.
На следующую ночь он начал ритуал. Хан предупредил, что если сон исчезнет, то наградой колдуну будет исполнение желания, если нет – то наградой будет смерть. Тот посмотрел Владыке в глаза. «Бубен – это дверь в страну духов. Мы стучим в него, прося духов открыть нам. Дверь заперта. И мы не знаем, откроют ли её нам. И кто откроет» Он бросил в костёр мешочек и взял в руки бубен. Дальше была песня, которую не мог придумать человек, и заклинания на давно забытом языке. Сон оказался сильнее.
Спустя день связанного шамана отвезли в самое сердце пустыни и оставили там без еды и воды. Солнце восходило, когда его вывезли из стойбища, и заходило, когда ему развязали руки и бросили на песок. Он долго смотрел, как клубы пыли уносятся вдаль.
Два дня колдун искал выход. По ночам прятался от змей, днём – от света. Ночью третьего дня, обессиленный и измождённый, он упал. Его глаза захотели в последний раз увидеть свет – он смотрел на восток. Когда там показалась тонкая блестящая полоска зари, колдун вдруг понял, как спастись. Из последних сил он встал на ноги и закричал. В тот же миг Владыка в ужасе проснулся.
Вот уже три месяца он видел один и тот же сон: старик, идущий по бескрайней пустыне. Измождённый голодом, отчаянием и жаждой, тот шёл неизвестно куда. Хан, не знал, кто этот старик и как он очутился в песках, из которых нет спасения.
Гилёв Игорь Борисович
2004-02-14
0
0.00
0
Фобия?..
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
     Фобия?..
  
   Я - звезда. Нет, не эстрадный какой-нибудь звездун, не выскочка-нувориш. Нет. Свой титул "звезды" я ЗАРАБОТАЛ. Заработал потом и, нередко, между прочим, кровью. Причём, собственной.
   Дело в том, что я - киноактёр. И не примитивный голливудский, а с самой, что ни на есть крутой кинокомпании в мире: Ялтинской киностудии. Помните, как никому не известная киностудия стала первой в мире? В годы Великого Прыжка (1991-1996), когда в конце девяносто первого бывшие граждане благополучно издохшей империи зла СССР восстали и вырезали подчистую всех коммунистов, бандитов и политиков, а также всех членов семей вышеперечисленных, начался резкий подъём экономики.
   Ах, какое настало время! Новые политики, хорошо помня, за что были зачищены прежние, боялись брать взятки и воровать из бюджета, не говоря уже о сверхширокомасштабных грабежах на энергорынке. Все прекрасно помнили, как членов семейства одной высокопоставленной энерговоровки, а также и её саму, компактно "рассадили" на кольях с расчётом, чтобы каждая посаженная на кол тварь видела, как издыхают все остальные "соратники по кольям". Сама воровка, помнится, долго визжала на колу, мол, она народный депутат, мол она неподсудна, да так, в конце концов и подохла... Так что, новые политики, из воров и убийц, каковыми были прежние, превратились в настоящих слуг народа.
   Новые бандиты теперь решались, разве что, "мелочь по карманам тырить", рискуя, в случае, если попадутся, потерять какую-нибудь часть тела или орган. Прежде всего, попавшихся по первому разу оскопляли, дабы порченая наследственность не имела возможности проявляться в следующих поколениях. Если преступник не унимался и попадался в следующий раз, то оплачивал весь доказанный нанесённый им ущерб... своими органами, расставаясь с ними в банке органов для трансплантации. Кстати, с преступниками обращались весьма бережно, не били, не пытали, как прежние, расстрелянные в конце девяносто первого менты-садисты. Кормили "доноров" - как на убой и строго по рекомендациям современной диетологии. В самом деле, как можно гробить "кур, несущих золотые... и яйца в том числе"? Конечно, содержание, питание, до- и послеоперационный уход, и сама операция стоили недёшево, но ведь, преступники и это оплачивали по самому высшему разряду - всё теми же органами. Тех, кто уже не представлял никакого интереса для банка органов, однако, на совершении преступления вновь поймался, направляли для переработки, скажем, в собачьи консервы. Так преступников заставили служить обществу, в котором они живут.
   Что же касается коммунистов, то в красные фашисты больше почему-то никто не шёл... С этими расправлялись намного проще: ВСЕ здоровые органы - в банк, падаль - на собачий харч!..
   На фоне этих и множества других благотворных социально-политических преобразований и создались условия, благоприятные для Великого Прыжка.
   Вряд ли кто из читателей запамятовал, как всё происходило, поэтому, думаю, нет смысла напоминать. Скажу только, что вследствие резкого экономического взлёта, отечественная киноиндустрия тоже набрала невиданные доселе ни в одной стране мира обороты. Почему же самой крупной киностудией на планете стала именно некогда доходяга Ялтинская? Миллионы экономистов до сих пор ломают копья, споря на эту тему. Я же склонен к более простому ответу: ряд благоприятствующих факторов, удачно наложившихся друг на друга, и дали киностудии тот самый необходимый толчок к развитию. Короче, просто повезло...
   Великий Прыжок коренным образом изменил судьбы очень многих людей. В том числе и мою. Ещё в девяносто первом я скромно батрачил на несколько изданий, нескромно именуя себя независимым журналистом. Если быть честным, то журналистского образования я не имел, точнее, не имел диплома, удостоверяющего получение мною оного. Однако, не я первый, не я последний из тех, кого работа выбирает сама. С самого детства журналистика меня не отпускала. В школе, едва ли не с первых лет, мне пришлось работать над созданием стенгазет, быть юнкором (юным корреспондентом) в городской газете "Кочегарка". Чуть позже, но всё ещё в школьные годы я занялся литературной деятельностью. Многие школьники пишут стихотворения. Почему же только я называю свои опусы плодами литературной деятельности? Всё просто. Буквально с первой строчки мне стало ясно - это настолько серьёзно, насколько может быть серьёзна сама Её Величество Жизнь! Не было ПОПЫТОК творчества - я всегда писал, словно под неслышную никому более, диктовку кого-то из уже покинувших мир классиков отечественной литературы. У меня никогда не было черновиков, да и правки, как таковой, почти не было. Кстати, в прессе меня тоже публикуют без единой правки со стороны редакторов.
   Как же я, небогатый, а значит, по призванию, от бога, можно сказать, писатель и публицист, стал актёром? Если скажу, что это был осознанный выбор - солгу. Вообще, в моей жизни Его Величество Случай играет немаловажную, если не решающую, роль.
   В каких-то очередных выборах куда-то там, принял участие в том числе и тогдашний директор Ялтинской киностудии. А поскольку к тому времени я уже весьма плотно занимался PR-ом (то есть, формированием общественного мнения), и был довольно известен в определённых кругах как PR-технолог достаточно высокого уровня, то понадобились мои услуги и упомянутому директору. Когда речь зашла о цене, я сразу назвал её: одна из главных ролей в снимающемся фильме. Директор киностудии помычал, поиграл цветом лица и, поставив условие о стопроцентном актёрском профессионализме с моей стороны и успехе в выборах, скрепя сердце, согласился. Он стал депутатом, я прошёл пробы и попал, надеюсь, навсегда, в мир кино, став неотъемлемой частью этого блистающего мира.
   Шесть тяжелейших лет сплошного пота и, как я уже замечал, нередко и крови - дали свои результаты. Теперь трудно сказать, знают ли во всём мире меня, потому, что я работаю на Ялтинской киностудии, или Ялтинская киностудия знаменита мною. Да это и неважно. Важно то, что, в конце концов, я добился в жизни всего, чего хотел. Абсолютно всего! Я имею всё, чего бы ни пожелал. Лучшие особняки, яхты, несколько десятков островов... Я меняю машины, как перчатки, а женщин ещё чаще - они более дешёвый и, к тому же, скоропортящийся товар. Я обладаю такой властью, какая не снилась ни одному президенту. Я вездесущ (кино), всемогущ (средства массовой информации, в том числе и сотни собственных телерадиокомпаний, газет и журналов) и всеведущ (служба общественного мониторинга и личной безопасности)...
   ...Я боюсь только одного... проснуться...
  
   ...Серый, какого-то гнилостного оттенка, рассвет заглядывал в окно снятой мною комнаты. Я огляделся по сторонам и понял... Я всё же проснулся...
  
   13.02.2003 г.
Янина Чевеля
2003-12-17
0
0.00
0
Утроба
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  «Интервью с пациентом Малашниковым Владимиром Сергеевичем 1989 года рождения. Врач-психиатр Юрий Корбенко, 26 июня 2001 года»…
Диктофон потрескивал, как крошечный костерок, с каждым поворотом бобин. Юрий мельком подумал: «Надо было взять аппарат, который на той неделе в центре видел. Ладно, позже». Из безобидного суеверия он избегал покупать новые вещи, используемые в работе, до окончания диссертации. Даже канцелярию, даже стержень для ручки – и тот пытался «дотянуть» до конца главки или хотя бы абзаца. Врач- психиатр. И это – врач – психиатр. Корбенко усмехнулся про себя, оборвал нитку, которая не к месту торчала из-под пуговицы на рукаве. Диссертация шла отлично. Практически одним скачком. Жаль было бы сейчас выпустить удачу из прицела.
Он собрался и доброжелательно взглянул на паренька, сидевшего напротив. Пациент казался вялым, апатичным. Еще бы, такие дозы препаратов! Паранойя. Бедный ребенок. Корбенко проследил за взглядом мальчика и обнаружил, что тот внимательно всматривается в отражения в стекле, которым был накрыт стол. В стекле отражались ветви, заглядывающие в окно. Под ветром листья плясали, как эльфы, и тени завораживающе двигались. Юрий встал, задернул шторку и мягко сказал:
- Ну же, Вова. Я слушаю очень-очень внимательно. Честно. Я ведь помочь тебе хочу. Что там случилось, в доме том? Пожалуйста…
Подросток вяло шевельнулся, волоча свой нездоровый взгляд как усталые ноги.
- Я рассказывал. – Невнятно сказал он. Речь была сильно заторможенной.
- Мне – нет. – Убедительно парировал врач. – Дмитрию Михайловичу рассказывал. И Зое Федоровне. А мне – нет. Расскажи, мы вместе подумаем, что дальше делать, хорошо?
- Мне не верит никто. – Без выражения проговорил мальчик. – И вы не поверите же. Я же правду говорю.
- Ну почему не поверю? Поверю, если ты мне все объяснишь. Обещаю. Если это правда, отчего ж не поверю?
Вова надолго замолчал. Юрий уже набрал в легкие воздуха, чтобы как-то подтолкнуть пациента, когда паренек произнес:
- Я боюсь.
Его голос надломился, как пшеничный хлебец, безвольные губы жалко вывернулись. Юрий снова ощутил непрофессиональную печаль и недоумение – за что пацану такое выпало? Собирая материал для диссертации, Корбенко беседовал со многими больными и наслушался немало разного, самого вычурного бреда. Да и раньше повидал немало. Все-таки семь лет практики. Немного, но и не крохи. Нормально в его 33. Однако этот случай все же можно было назвать примечательным. Как минимум, из-за предыстории.
Владимира Малашникова поместили сюда одиннадцать месяцев назад. Некогда раньше не проявлявший странностей подросток сошел с ума буквально в одночасье. Забрался с другом в заброшенный дом и вернулся оттуда бесповоротно больным. Причем вернулся в одиночестве. Друг исчез. Просто взял и исчез. Его так и не нашли, и установить, что же случилось в том пустом доме, не удалось. Единственный свидетель, пациент Володя, на все вопросы отвечал бредом. В руки медиков мальчик попал на следующий день после происшествия в состоянии тяжелейшего шока; бился, как рыба, сорвал голос, ремнями привязывали… Сейчас еще ничего…
Собственно, Корбенко не собирался выяснять, что на самом деле случилось, хотя, конечно, было любопытно. Ему требовалось проанализировать содержание бреда, часть диссертации, вот и все. Чисто по человечески он очень хотел помочь ребенку и немного надеялся, что, может, на сей раз Вова скажет хоть одно полезное слово. В конце концов, почему бы и нет, должно же это когда-нибудь произойти! Что-то же случилось там, в этом дурацком доме. Что-то, способное свести с ума беспечного подростка с прочной психикой. Значит, в памяти пациента храниться это «что-то». Вытащить бы только…Единственная попытка регрессивного гипноза закончилась таким приступом истерического буйства у больного, что так и осталась единственной.
Осторожно, будто протягивая ладонь бродячей собаке, Юрий слегка наклонился вперед и ласково-выжидательно воззрился на мальчика. Перед ним была загадка, манящая, почти оскорбительная. Он очень хотел исследовать этот случай. Корбенко улыбнулся, неожиданно для себя искренне – в предвкушении и кивнул – ну? За сегодняшний день это была последняя его улыбка. Вова заговорил.


***
Четыре дня.
Много или мало? Когда в разгаре школьная четверть – жутко много. А когда праздники до обидного мало, хоть вначале и кажется, что времени впереди – целая пропасть. В этом году майские праздники пришлись на четверг и пятницу, поэтому школьникам выпало гулять целых четыре дня. Эту удачу Вовка гонял в хвост и в гриву, развлекаясь вовсю. Благо, погода позволяла не сидеть дома, было сладостно тепло, и юная зелень еще не успела покрыться пылью.
Вова и его приятель одноклассник Андрей Шарубец взахлеб гуляли. Вернее, уже не просто гуляли, а шли с определенной целью. Еще вчера они договорились сходить на Седова и проникнуть-таки в старый четырехэтажный дом, который уже несколько лет стоял заколоченным. Лешка Коцарев, еще один пацан из их компании, сообщил, что с дверей там на днях кто-то отломал доски и можно проникнуть внутрь. Не сказать, чтобы Вовку это особо интриговало, но почему бы и нет, времени все равно была куча: самый приятный для прогулок отрезок дня, огромный кусок от обеда до ужина.
Улица Седова находилась довольно далеко. Поэтому шли мальчики споро. Толстячок Андрей уже пыхтел. Физкультура никогда не была его любимым предметом.
- Ты сопишь, как Дарт Вейдер, - поддразнил Вовка.
Андрей насупился и четко сказал, как припечатал:
- Поц. Ясно?
Когда он произнес букву «п», с его губ слетели мелкие капельки слюны.
- Фу! – заорал Малашников и ткнул приятеля кулаком в плечо. Тот вяло отмахнулся и попытался обиженно ускорить шаг. Его темно-зеленая в мелкую клетку рубашка выбилась сзади из штанов и свисала из-под куртки. Вовка решил оставить Шарубца в покое. До Седова они не перекинулись не словечком.
…А доску на двери действительно кто-то снес. Дом, добротный, высокий, не выглядел развалиной. Интересно, сколько ему было лет? Все сто, наверное. Седова - старая улица, здания здесь стояли еще с начала двадцатого века: с маленькими балкончиками, с отбитой лепниной под высокими окнами, с чердаками и глубокими подвалами. Солидной постройки здания – в большинстве до сих пор жили. У этого дома начала проседать задняя стена, поэтому он и обезлюдел. От греха подальше.
А так ничего себе бы дом, даже где-то красивый; вон, барельефы вдоль крыши почти целые. Только стены цвета неприятного, желто-бурого, к тому же такие старые дома отличались одной мрачной особенностью: окна располагались в основном с фасада. По бокам их делали всего несколько, а задняя стена оставалась практически глухой.
Андрей и Вовка разглядывали здание, будто видели его в первый раз. Выломанная доска на двери образовывала широкий лаз, дневной свет, как просунутый в отверстие сияющий палец, касался пола в подъезде. Из дыры тянуло характерной зловонной прохладой.
- Ну что? – отдышавшись, спросил Андрей.
Вовка пожал плечами:
- Да пойдем. Только это…темно там, наверное. Спички есть?
- Ты что, дурак? – ответил толстячок на вопрос обидным вопросом. – Откуда? Я что тебе, Тубаров, что ли?
Никитой Тубаровым звали их общего знакомого, который учился в той же школе, был всего на год старше, но уже вовсю покуривал. И всегда таскал с собой спички, минимум пару коробков.
-Сам такой. – Огрызнулся Малашников. – Да нет, не должно там темно быть. Вон, окна пооткрыты. Мы же не полезем далеко, да?
Шарубец (фамилия, шикарно рифмующаяся с «голубцом», «огурцом» и еще кое-чем, за что мама устроила бы скандал) покивал и первым пошел к лазу. Вова ощутил почему-то морозец в желудке, неуютно было шагать с солнечной улицы в эту вонючую темень. Но и любопытство тоже давало о себе знать. Мальчик непонятно зачем задержал дыхание и полез в дыру вслед за другом.
Снаружи казалось, что сумрак в доме скрывает большое пространство. Однако площадка первого этажа выглядела маленькой, да еще и выложена была идиотской, на Вовкин взгляд, квадратной плиткой. Зато лестница – вот на лестницу стоило посмотреть. Широченная, из какого-то гладкого камня, с выщербленными ступенями и витиеватыми перилами, она наводила на мысли о киношных дворцах. Ребята как по команде поглядели вверх. Щедрые, вразлет, изгибы лестницы возносились куда-то в неопределенный полумрак.
Рядом громоздился старой конструкции лифт с сетчатой шахтой и дверью, которую надо было открывать вручную.
- Смотри-ка, лифт! – воскликнул Андрей – На фига его здесь поставили?
- Ага. – Откликнулся Володя. – По такой лестнице особо не находишься. Ноги отпадут.
В помещении было совсем не темно. Солнце проникало сквозь окна, кое-где даже стекла сохранились. Они были такими грязными, что свет не лился, как положено, а сыпался, словно песок. Клубилась пыль. Под ногами похрустывал какой-то мелкий мусорю
В общем, все оказалось вовсе не так любопытно, как они думали. Просто грязно и неуютно. Малашников хотел уже сказать что-нибудь типа: «Ничего здесь интересного, помелись отсюда», но побоялся выставить себя трусом.
Мальчики молча побродили по площадке, потом Шарцубец подошел к лестнице, подергал за перила и предложил:
- Пошли?
Вовка не удержался и спросил:
- А не обвалится?
- Ты чего? – Искренне удивился Андрей. – Глянь, какая лестница!
Для демонстрации он поднялся немного вверх и спустился обратно, тяжело прыгая по ступенькам. В его исполнении это выглядело более чем убедительно. От грохота у Малашникова вдруг пробежали мурашки по коже.
-Тихо ты, слон! – Обозлился он. – Бомбовоз!
Андрей оторопел.
- Чего? Да пошел ты…
Вовка устыдился и объяснил:
- Не знаю. Тут все-таки все чужое. Не дома же…
Какая-то мысль крутилась у него в голове, и он никак не мог заставить ее остановиться и приобрести очертания. Уже поднимаясь вслед за приятелем, мальчик понял, что его мучает.
- Слышишь, Андрюха. – Позвал он. – Странно - эха нет.
- А и правда…Мы тут орем как лешие, - притормозил Шарубец. – А эха нет. Почему?
- Откуда я знаю. – Малашников оглянулся. – Может, стены тут какие-то такие…
Стены с облупившейся штукатуркой выглядели обычными. С потолка свисали свалявшиеся хвосты пыли. Слушая, как глухо звучат их шаги, Володя ощутил невнятный страх. Судя по андрюхиному лицу, он тоже чувствовал себя не очень, но дурацкое упрямство пересиливало.
Квартиры начинались со второго этажа. Подростки осмотрелись. Шахта лифта с забитыми пылью ячейками, казалось мохнатой.
- Смотри, везде открыто. – Ткнул Вовка Шарубца в пухлый бок. – Пошли глянем?
Вовка шагнул в прихожую первой квартиры. Смотреть там было, в общем-то, не на что. Две обшарпанные комнаты, обрывки филенки под потолком…На грязном полу отпечатывались следы. Внезапно на Малашникова накатила тяжкая тоска и желание поскорее выбраться отсюда на воздух.
- Андрей, это… Мне уже надоело тут ходить. Может, пошли обратно? – Сказал он.
- Да ну… - Буркнул Шарубец. – Давай хоть до верха дойдем, что, зря сюда перлись?
Они заглянули в соседнюю квартиру.
- Ну ни фига себе, жили люди! – Восхитился Андрюха, разглядывая потолки с лепниной. – Сколько ж тут комнат?
Комнат было пять. Угрюмые и пустые, они, тем не менее, впечатляли, особенно обитателей стандартного современного дома.
Мальчики, не сговариваясь, разделились, побродили по пыльным, странно пространным, как речь, помещениям. Вовка поймал себя на том, что старается ни на миг не упустить из внимания шум андрюхиных шагов. Вот уж чему бы ему не хотелось, так это вдруг остаться здесь одному. Пахло сухой горечью, оконные рамы щерились осколками. На подоконниках, будто рисунок на ткани, россыпью лежали иссохшие трупики насекомых. На Вовкиных глазах в окно влетел толстый шмель и закружился, густо жужжа. Мальчик втянул голову в плечи и выскочил вон. Он не знал, кусаются ли шмели, но проверять охоты не было. Насекомых он недолюбливал.
На его лихорадочный топот прибежал Андрей.
- Ты чего? – затараторил он. – Я аж испугался!
- Там шмель – Нехотя сказал Малашников и, разведя пальцы сантиметров на десять, оправдался. – Вот такой.
- Ух, ты! – Андрей восхитился. – Где?
Вова проводил приятеля взглядом. Андрей зашел в комнату и через минуту крикнул:
- Этот, что ли? Так он же дохлый!
- Как дохлый? – Малашников выглянул из-за двери. – Он же только что…
Шмель и вправду валялся на подоконнике кверху лапками. Андрей с опаской щелкнул его ногтем, насекомое безжизненно проехалось по деревяшке. Вовка потерял дар речи. Шарубец хотел было поддеть друга, мол, дохляка испугался, но выражение Вовкиного лица заставило его осечься.
- Ты что? – Спросил он. – Правда, что ли?
Малашников кивнул и ткнул пальцем в подоконник, усеянный мертвыми насекомыми. Андрей скривился.
- А в других комнатах тоже так? - Спросил Володя тихо.
Шарубец пожал плечами:
- Я на подоконники не смотрел. Надо посмотреть, слушай…
…Насекомье кладбище обнаружилось и в соседней комнате. И в следующей. И в следующей. Пока мальчики молча ходили по хрустевшему мусором полу, Малашников старался понять, что за неприятное чувство он испытывает. Как же называется это ощущения гладкой пустоты в желудке и натяжение кожи между лопаток… Взрослый человек понял бы сразу. Но Вовка был ребенком, и раньше ему просто негде было сталкиваться с подобным чувством. Сообрази он раньше, возможно, им удалось бы спастись.
Когда приятели заглянули в пятую комнату и увидели ту же мерзость на подоконнике, Андрей предположил:
- Может, здесь какая-нибудь отрава в воздухе? Газ где-нибудь проходит?
- Угу. – Покивал Малашников с вымученной иронией. – Мы б уже почувствовали, если бы газ. Нам же не плохо. И шмель – он же сразу сдох.
Шарубец направился к окну.
- И чего б им не вылететь обратно? Стекол-то нет. – Удивился он.
- Вот то ж. – Вовка поежился.
С улицы долетел обрывок чьего-то смеха, громкое сытное «хо». Окно выходило на глухую стену. Мальчики вышли на площадку, помялись. Решили подняться выше. Малашникову казалось, что они Бог знает где, в миллионах километров от мая, солнца, дня. Мохнатая шахта лифта словно бы шевелилась – сквозняк колыхал пылевую пряжу. Андрюха, которого эта экспедиция с самого начала увлекала больше, тоже слегка скис.
Тяжело дыша, молча, они карабкались по крутой лестнице. Непонятное чувство все сильнее мучило Володю, путало мысли. В конце концов он остановился и сказал:
- Так, все. Я дальше не пойду. Спускаемся.
На пухлом андрюхином лице на секунду мелькнуло облегчение. Но он, обидчивый и комплексующий в глубине души из-за своей неуклюжести, боялся показаться трусом куда больше, чем Малашников. Поэтому он взбеленился:
- Чего это вдруг? Немного же осталось. Поднимемся до верха и обратно. Или ты устал, бедный? А, я понял, боязно, да?
Дурацкое неуместное ехидство взбесило Вовку. Он подскочил к Андрею вплотную и вдруг панически заорал приятелю в лицо:
- Я туда не пойду, понял, хряк! Не пойду! Тут только дерьмо вокруг!
Шарубец отшатнулся, покраснел и закричал в ответ:
- Ну и линяй отсюда, ссыкло! Дебил! Я сам пойду и на лифте съеду!
И прибавил пару слов, за которые дома тут же схлопотал бы от матери по губам. Вовка задохнулся от злости и неодолимой паники, развернулся и побежал вниз по лестнице. А Шарубец тяжело затопал вверх. Оставив за спиной целый пролет, Вовка остановился перевести дух. Сердце просто вырывалось, как лягушка из ладоней. Он оперся спиной о стену, пачкая куртку, опустил голову. На мгновение в мозгу образовалась пустота, накатила слабость после вспышки гнева. И в этой пустоте Малашников ощутил кое-что невозможное. Стены двигались. Ритмично, почти незаметно. Глаза у Вовки едва не вылезли из орбит, мальчик замер и…расслабился. «Черт – подумал он, - это же сердце у меня так бьется».
…Дикий, жуткий рев ворвался в ватную тишину дома. Вовка дернулся всем телом и едва не проглотил язык. Темная масса со скрипом проползла вверх по шахте лифта. Кабина. Это была кабина. На последнем этаже Андрей для пробы нажал на кнопку лифта, и машины сработали. Ноги у Вовки подкосились, он опустился на пол и заревел. На четвереньках дополз до перил, подтянулся и, всхлипывая, пошел вниз. Все, чего он хотел – это выйти, наконец, из этого беззвучного зловонного дома, но сил бежать не осталось.
От смертельного испуга в уме Малашникова что-то щелкнуло. Разом, словно стал на место вправленный сустав. Володя понял, что за чувство одолевало его.
Это было чувство наблюдения. С самого появления их здесь, с первого же момента, кто-то не сводил с них глаз.
Мальчик шатко ковылял, чудом удерживаясь на ступенях. Если бы он задумывался о том, как ему это удается, непременно упал бы. Но он шел. Шел до предпоследнего пролета.
А потом лестница сбросила его.
Обшарпанные стены вздыбились и обмякли, словно вздохнув. По полу прошла упругая волна. Вовка комом полетел вниз на площадку. Его вопль утонул в глубоком утробном урчании, вдруг переполнившем пространство. Дом шевельнулся. Отчетливые толчки сотрясали провисшие стены. Лестница изогнулась безвольно, как кисть руки. Володя покатился по мягкой поверхности, чувствуя страшную боль в разодранном от крика горле. Бухнулся на пол первого этажа и незнамо как вскочил. Выход парил перед ним светлым пятном, туча поднятой пыли атаковала легкие. Мальчик рванулся к свету.
Слева от него пол отделился от стены, открыв дрожащую щель, похожую на улыбку. Дом сотрясался в нестерпимо ровном ритме, из улыбчивой щели доносился глухой стук, спокойный, четкий. Вовка догадался, что это такое, и догадка стала первым ударом, безвозвратно подкосившим его рассудок.
Это билось сердце. В подвале.
Сердце голодного разбуженного зверя.
Извивающийся пол ходил ходуном, из темного угла под мягкой лестницей с грохотом осыпалась груда сухих белых костей: собачьих и кошачьих черепов, адский расклад позвонков, ребер, каких-то обломков…За долю секунды ободранное сознание Малашникова вычленило из груды отполированный костяк человеческой руки с отпавшими верхними фалангами. Тело дома колыхалось. Обезумевший Вовка карабкался к выходу, а дом жонглировал им, как бумажным шариком. Пыль выедала глаза.
Внезапно густое урчание вокруг прекратилось, дом выдохнул. Звуки не стихли, они просто стали другими: сопенье и причмокивание, какое издает собака, выкусывая блох. Пол прекратил сокращаться, обессилевший мальчик скатился куда-то в пыльный зев, к страшной костяной груде. Мышцы отказывались его слушаться, из носа капала кровь. Вовка так и застыл там, в цепенящей близости от чудовищного сердца.
Раздался тупой щелчок, дом слегка вздрогнул. Кабина лифта остановилась на первом этаже. Малашников приподнялся. Мысль, медленная и неповоротливая, как рептилия, вползла в его мозг: «Андрей». Андрей же был в лифте, когда это все началось. Первобытный инстинкт жертвы поволок Вовку прочь от дверей шахты, он не хотел видеть, что там внутри, но взгляд его вытаращенных глаз сам собой возвращался к лифту. Мальчик скорчился на полу, пытаясь отползти.
Он не успел. Дверь открылась. И стала видна розоватая мускулистая плоть, утыканная сосочками. Стенки сужались кверху, как мешок. В шахту плоскими струйками капала слизь.
А на полу лежал страшный мясной шар. Крови почти не было, видимо, лифт уже впитал ее.
Стенки судорожно сократились, отрыгивая то, что осталось от Андрея. Мясной ком вывалился из гигантского желудка, в луче света блеснули осколки костей, перемолотых огромным давлением. Кое-где из кома высовывались лоскуты темно-зеленой в клетку ткани.
До этого момента Вовку еще можно было спасти. Теперь же, еще до того, как двери лифта сомкнулись, его рассудок навсегда ушел в Зазеркалье. Последнее, что запомнил Малашников, было лицо. Смятое, безглазое лицо, выглядывающее откуда-то из центра мясной кучи.

***
- Санитары!
Юрий с трудом удерживал бьющегося на полу парнишку. Судороги были такие, что, отпусти он парнишку, тот раскроил бы себе череп об рол.
Подоспевшие санитары приняли пациента: короткие фразы, минимум эмоций, инъекция – и тело мальчика обмякло. Дрожащими руками Корбенко собрал бумаги, выключил диктофон. Похоже, в конце кассеты сохраниться смачная фраза одного из медбратьев: «…твою мать! Он же чуть язык себе не откусил!».
Юрий вышел из кабинета, прижался к стенке, чтобы пропустить спешащих внутрь коллег и зашагал по коридору. Ему очень нужно было выйти во внутренний дворик, на воздух. «Идиот. – Мысленно ругнул он себя. – Будешь так дергаться – сам сюда ляжешь».

***
…Корбенко нащупал выключатель лампы на тумбочке и сел на кровати. Сон не шел. Совсем как врач районной поликлиники, которого ждешь « течение дня». Юрий усмехнулся. Черт возьми, он нервничал. Последний раз он не мог заснуть от беспокойства еще в студенчестве, перед ГОСами. И вот теперь Защита должна состояться через два дня. Роскошная диссертация.
Не нужно было ему так вживаться в историю этого паренька, Володи. Здесь Юрий допустил ошибку. Вернее, показал себя не таким профессионалом, каким ему хотелось бы выглядеть. Хорошо, что он никому ничего не рассказал об этом.
Бред пациента произвел на него неожиданно сильное впечатление. Чувствительный от природы, Юрий обладал прыткой фантазией. Это только миф, что врач - всегда циник…
Смутное, болезненное любопытство побудило Корбенко вызнать через родителей Вовки телефон следователя, занимавшегося исчезновением Андрея. После долгой борьбы с собой Юрий все-таки позвонил и выяснил, что никаких скелетов в злополучном доме не нашли. Как и тела Шарубца. Дело зависло.
На какое-то время Корбенко успокоился, но забыть рассказ несчастного пацана так и не смог. Наконец, решив высмеять самого себя, Юрий сам сходил на эту улицу Седова. Искать прожорливый дом.
Убедиться, что его не существует.
Не поддайся Юрий тогда глупому искушению, может, и не пришлось бы ему сейчас иметь дело с бессонницей.

***
…Уже за полквартала завидев строительный кран, психиатр понял, что дома действительно нет. Снесли. Площадку с неизбежным тоскливым котлованом по центру огораживал плохонький забор. Фундамент будущего здания был почти готов, но сейчас на площадке стояла тишина.
У Корбенко отлегло от сердца. Ты смотри, а он сам и не подозревал, что там, на сердце, оказывается, была тяжесть! Побродив возле ворот, склепанных из ржавой сетки-рабицы и осмотрев все, до чего мог дотянуться взглядом, Юрий направился к вагончику-сторожке. Такие вагончики он помнил со времен собственного детства, ни одна стройка не обходилась без этого атрибута. Помнится, всякий раз, когда приходилось проходить мимо такой сторожки в сумерках, Юрий задавался вопросом, каково сейчас там, в малюсеньком мирочке с хриплым телевизором в уголке и окошком, заклеенном газетами.
Возле вагончика на табуретке сидела немолодая тетка в цветастом платье. Она внимательно оглядывала пришельца, которого так явно интересовало вверенное ей добро. Корбенко обронил скомканное «Добрый день» и, почему-то смутившись, спросил:
- А вы не подскажете, что тут строят?
Тетка пожала плечами:
- Жилой дом. Из тех, где квартиры дорогие.
Юрий кивнул, помешкал и пошел было прочь.
- Хоть бы они опять строить начали, что ли… - Посетовала тетка ему вслед. - Связалась я с этими дежурствами. Опять остановили!
Корбенко повернулся, ощутив муторное подрагивание где-то внутри.
- А что, не ладится что-то?
Сторожиха, обрадованная возможностью поговорить, со смаком продолжила:
- Да тут, представляете, человек погиб. Рабочий. Только строить начали…
- Как погиб? – Сероватым голосом спросил без пяти мину доктор медицины. Напуганный без пяти минут доктор
- Да так, - звучно заобъясняла та. – Плитой его раздавило. Я хоть не видела сама, упаси Боже, не в мою смену. Говорят, крепление сорвалось, когда краном подцепили. И как оно могла, черт знает, технику понавезли новую, деньги есть, дом этот…элитный ставят. Вроде сказали, не нашли виноватого, крюки сломались, а как они сломались, несколько сразу, в момент – это ж бывает же такое! Дак, главное, когда еще только котлован копали, тоже тут человек убился. Пьяный, наверное, был, бомж какой-то. Влез ночью не территорию и в котлован упал, да на железку животом. Еще, говорят, висел тут, мучился, не сразу умер… Я тут еще не работала, Бог миловал. Что ж твориться, как наговорил кто… Ой, ну что ж вы реагируете так, молодой человек? Всяко бывает.
У Юрия катастрофически отлила от щек кровь. Он заставил себя очнуться и ответить:
- Да нет, ничего, это я так…Не по этому поводу.
Глупо. Корбенко попрощался и пошел спринтерским шагом подальше от площадки и этого квартала. Быстрый шаг успокаивал. Устойчивая рациональность ученого убеждала не зацикливаться на услышанном.
Юрий справился с собой быстро. Уже разуваясь в собственной прихожей, он был спокоен. Разумеется, эта история со стройкой – случайность. По-дурацки вышло просто, очень уж он накрутил себя. Однако от одной мысли Корбенко все-таки не смог избавиться. В конце концов махнул на нее рукой - почему бы не позволить себе маленькую слабость в кои веки?
Никто из его друзей не мог позволить себе купить квартиру в элитном доме. В новом элитном доме. В том самом, к примеру.
И эта мысль приносила Юрию огромное, непостижимое облегчение.

Эль
2001-03-07
25
4.17
6
Ужасающая истор.
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Страшная история.

Жили были мама и дочка, и был у них грамофон. И вот как-то мама говорит своей дочке: "Доченька, я сейчас пойду на работу, а ты делай что угодно, только не включай пластинку с зелеными глазами." И ушла.
Девочка маму не послушала, пошла и включила пластинку с зелеными глазами. Вдруг смотрит, а по комнате летают зеленые глаза и говорят: "Что же ты наделала, девочка, что же ты наделала" Она сразу грамофон выключила, а пластинку спрятала. Вечером мама пришла с работы без рук.
На другой день мама снова говорит дочке: "Доченька, не включай пластинку с зелеными глазами." Но доча не послушалась и опять включила пластинку. Залетали по комнате зеленые глаза, летают и говорят: "Что же ты наделала, девочка, что же ты наделала." Вечером мама пришла с работы без ног.
В третий день все произошло также: опять включила девочка пластинку, опять глаза залетали, а она подошла к ним и засунула их в карман. Вечером мама пришла домой без головы, а девочка одела зеленые глаза, пошла на улицу и убила всех людей на земле.
Ортега
2003-08-25
75
5.00
15
Ужас в стиле хай-тек
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Мне уже нечего бояться. Ужас и так стал частью моей жизни. Я не могу спать, опасаюсь бодрствовать и вижу смерть как избавление. Потому мне остаётся одно – писать, надеясь хоть так преодолеть тот кошмар, что ворвался в мою жизнь.
Началось всё это одной самой обычной ночью. Я безмятежно спал и видел сны. Довольно приятные, как мне кажется. Но в этом не уверен, так как неделя без сна уже разрушила как мою психику так и памятью. Зато прекрасно помню, что той ночью лил дождь. И среди ночи сквозь пелену снов к моему мозгу прорвался звонок в дверь. Живу один, друзей или родных, которые могут прийти в три час ночи у меня нет, а потому я не на шутку испугался. Не совсем проснувшись, пополз к двери. Когда уже открывал первую из дверей, чтобы глянуть в глазок, звонок повторился. Но вот когда через микроскоп глазка я рассматривал лестничную площадку, то увидел, что там никого нет.
Тогда я в первый раз испугался по-настоящему. Звукоизоляцию советских домов знают все и абсолютно невозможно, чтобы звонивший в дверь пару секунд назад успел уйти, а я его не услышал. Я почувствовал, что у меня задрожали руки. Не могу себя отнести к смельчакам, хотя тогда повёл себя достойно – взял монтировку и вышел на лестничную площадку. Никого. Горит лампочка на этаже. Кто её включил? Поднялся на этаж выше, затем спустился на нижний. Пустота. За пределами дома бушует стихия – слышны удары капель обо что-то железное. На площадке нет мокрых следов, которые бы неизбежно остались, зайди кто с улицы. Значит, развлекаются мои соседи.
С такой мыслью я вернулся в свою квартиру. Заснуть не получилось – какой-то смутный ужас сперва не позволил мне выключить свет, а позже и закрыть глаза. Я понимал, что это не соседи. И дело даже не в том, что у них нет никаких поводов шутить надо мной. Просто-напросто невозможно покинуть зону видимости моего глазка за время между вторым звонком и моим слиянием с оптикой. Полежав в кровати около получаса, я понял что заснуть сегодня не удастся. Посмотрел на монитор, где Flash Get уже закачал нужный мне ресурс (я его часто оставляю на ночь). Включил телевизор – там ничего путного, зато в интернете как всегда нашёл чем себя занять до того момента, как глаза начали смыкаться и я повалился на кровать.
Тогда был выходной и спал я до неприличия долго. Немудрено, что на следующую ночь спать совсем не хотелось. И вновь я в интернете. За рабочую неделю накопилось множество вопросов, которые надо задать самому большому колодцу информации. Неплохой Dial-up на 31200 бит/с.
Щёлкали ссылки, стучали пальцы по клавиатуре. Всё привычно, спокойно. До того самого момента как безмятежность не разорвал на куски звонок телефона. Он стоял у меня за спиной и я впервые в жизни понял что такое «ёкнуло сердечко». Дозвонится мне, когда я в сети технически абсолютно невозможно. Я был в этом уверен как и в том, что на другом конце провода мне никто не ответит. Так и есть. Знакомые каждому звуки передачи данных хозяйничали в трубке. Глянув на монитор и убедился, что соединение с провайдером не разорвано. Чертовщина. Я взял телефон в руки чтобы увидеть соединение с телефонной линией и в этот момент он зазвонил. Дико перепугавшись я уронил его на пол. Он всё звонил и звонил. Когда поднял трубку, то вновь услышал то же звук. Мои нервы не выдержали и я со всего размаху запустил телефон в стену. Понятное дело, что той ночью я не заснул.
Зато отоспался днём. И в тот день, если память меня не подводит, я впервые испугался наступления ночи. От двойной дозы снотворного разболелась голова. Но оно помогло. Мне почти удалось заснуть под шум телевизора. Только начавшаяся дрёма была прервана звуком, которым Windows приветствует пользователя. Я, совершенно очумевший, пополз в ту комнату, где стоит компьютер. Он работал!!! Этот факт заставил меня медленно сползти по полу. Я точно помнил, как отключал компьютер. Мелькнули неприятные мысли о лунатизме. Я отключил питание и зачем-то вынул шнур из процессора. К тому времени дрожь захватила всё моё тело. Взяв бутылку водки, которую всегда держу на чёрный день ( он явно наступил), сделал несколько больших глотков. Последний раз пил водку из горлышка на школьном выпускном.
Те, кто когда-то по глупости своей или в поисках острых ощущений смешивал водку и снотворное, тот поймёт почему я не заснул. Я уже серьёзно подумывал о том, чтобы вызвать скорую помощь. Эмоциональный стресс и сочетание водки со снотворным заставили меня понять людей прыгающих с балкона.
Но настоящий кошмар начался на следующий день. На работу я не пошёл, так как чувствовал себя ужасно. Думал, что посплю и всё придет в норму. Наивный! Теперь я не мог спать и днём – как только я закрывал глаза, как ощущение что вот-вот произойдёт что-то страшное заставляло меня вскакивать и бродить по комнате.
Потом дни смешались. Я помню, что несколько раз ночевал у знакомых, но и там не смог заснуть. Что приглашал к себе на ночь друзей, но те, смотря на моё лицо ( я так ни разу не заснул и пил почти каждый день), отказывались. Помню как приехал мой директор и я послал его. К тому времени я не контролировал себя. Не забыл и то, как над моей головой лопнула лампочка, изрезав голову. Это было той ночью, когда я пытался уйти от своих кошмаров в виртуальный мир и впервые после памятных событий включил компьютер. Я боялся этот кусок металла. Поначалу всё ограничивалось отключением кабелей. Но как-то (не помню точно когда) очумев от ужаса и водки я разбил его молотком. Я сидел на стуле и тупо смотрел на остатки монитора, когда оконное стекло обрушилось водопадом осколков. Той ночью я выбежал из дома и до самого утра гулял по городу.
Когда вернулся и осмотрел комнату, где валялись металлолом, некогда бывший компьютером и осколки, ранее выполнявшие роль окна, то побежал в церковь. Я обрызгал весь дом святой водой, я ходил к невропатологу, я выбросил все куски компьютера. Ничего из этого не помогло. Врач принял меня за алкоголика или наркомана и старался поскорее от меня избавиться. Святая вода тоже не помогла – ночью загорелась розетка, куда был подключён компьютер и мне пришлось отключить электричество. Пожар прекратился также внезапно как и начался. Но когда я зашёл в тёмную комнату, чтобы убедиться, что огня нет, то в углу комнаты различил мерцание монитора. Когда же включил электричество, то никакого монитора не увидел.
Кажется это было вчера или позавчера. Я не знаю какое сегодня число, какой день, сколько я уже не сплю. Я опять пьян, на этот раз «самопальной» водкой, от которой меня выворачивает. Деньги ушли, а я даже не знаю куда. Хотя нет, знаю: водка, лекарства, и, кажется, работы у меня тоже нет. Почему я на неё не хожу? И где мой компьютер? Вот он, стоит на своём месте в углу. Суну голову под кран с водой и немного трезвею. Какой компьютер? Я его уничтожил!
Вот так ночь за ночью. Почти ничего не ем и с ужасом жду того дня, когда закончатся деньги на водку. Что я буду делать тогда? Сам, без её помощи, я не справляюсь. А сейчас сижу у телевизора и с надеждой смотрю за окно. Сейчас там ночь, но совсем скоро, через час-другой, станет светлее, а там уж и до восхода солнца недалеко. Только бы не было туч. Вот так каждый день встречаю рассвет, как спасителя. Мне ещё повезло, что сейчас лето – зимой ночи значительно дольше.
Днём я хоть немного прихожу в себя и думаю, что нужно бежать из этой проклятой квартиры. Но потом вспоминаю, как сколько-то там дней назад сидел в электричке (хорошее место чтобы провести ночь – милиции нет, контролёров тоже; едешь до конечной и назад – так время и пройдёт) и чётко слышал шум трафика, вроде того, что был в телефоне. Тогда и понял, что проблема не в квартире.
Комнату, где был компьютер на ночь баррикадирую мебелью. Оттуда слышны звуки игр, музыка, что была у меня на винте, шум вентилятора. Я глушу их телевизором. Соседи пытались укорить меня, что ночью телевизор можно делать и потише, но глянув в мои глаза быстро заткнулись.
В зеркале я видел какого-то монстра: небритое лицо, волосы с проседью, огромные синяки под глазами, лопнувшие сосуды, потусторонняя бледность, ненормальный взгляд. Вылитый наркоман. Как меня не останавливает на улице милиция непонятно. Наверное, дело в одежде. Нарушена координация и заторможена реакция. От отсутствия сна, от водки, от ужаса. Всё сразу.
Днём иногда захожу в эту комнату, чтобы убедиться, что компьютер не воскрес. Знаю, что это натуральный идиотизм, но я почти уверен, что однажды он будет на своём месте, а на экране кровью будет написано «You must die». Хотя погубить меня эта неведомая сила, что хозяйничает то ли в моём доме то ли в моей голове могла уже давно. Нет, её цель, как мне кажется, другая – довести меня до безумия или суицида. Принципиально буду сопротивляться до последнего.
Стоп.«You must die». Это было, было. Где? Когда? Что-то связаное с компьютером. С интернетом. За пару дней. Что? Так, так напрягись, вспомни. Это ключ. Это шанс. Иначе безумие и петля. Что же это было? Где? Водка и бессонница сковали память, но нужно вспомнить. Так, сайт. Эта надпись. Да!!!
Я хватаю последние деньги и бегу в интернет-кафе. Администратор подозрительно смотрит на меня и просит деньги вперёд. Чёрт с ним; главное, что он дал машину. Так, что я загружал когда выскочил этот сайт? Вспоминается очень тяжело. Есть! Я вижу тот сайт, который кажется мне виновником всего происходящего.
Я наткнулся на него случайно и закрыл не читая. В памяти осталась только надпись «You must die». Сайт борьбы машин за свои права. Бред какой-то. Но чем больше я читаю, тем меньше мне это кажется бредом. Весь сайт – фрагмент с текстом и одна картинка. Строка адреса отсутствует. Значит, его нет? Это меня уже не удивляет. Внимательно читаю.
Повествование ведётся от имени компьютеров. По их мнению они нас обслуживают, они зарабатывают для нас деньги, дают возможность отдохнуть, пообщаться. Мы проводим в их обществе больше времени чем с друзьями и родственниками. А что они получают взамен? Неуважение, отношение как к куску железа (а кто же вы еще?). Они хотят большего – они хотят уважения. Заканчивается этот документ так – «Вы ещё вспомните о нас. Вы пожалеете, что так относились к нам. Вы пожалеете, что дома у Вас есть наш собрат и что Вы подключились к интернету. Мы идём».
Дочитав, забираю сдачу и иду к себе домой. Я уверен, что теперь или буду спать спокойно или умру этой же ночью.

Дьяченко Нина Олеговна
2001-11-10
0
0.00
0
Убийство в селе
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Эту историю мне рассказала моя знакомая Оксана, с которой мы вместе учились в техникуме. Её троюродная сестра Света (имена изменены по моральным соображениям) однажды прошла на пикник к реке, со своей подругой, и, не вернулась - утонула.
Когда же Алина начала рассказывать мне подробности происшедшего, я, не даже не будучи Шерлоком Холмсом или знаменитым Дюпеном, догадалась, что девушка умерла отнюдь не случайно.
Судите сами.
Инна, девушка, которая пригласила Свету на пикник, когда-то действительно с ней дружила, но одни давно были в соре из-за парня. Поэтому сердечное приглашение выпить водки на берегу реки с двумя незнакомыми Свете парнями, один из которых уже сидел, выглядит уже подозрительно.
Вообщем, Света радостно приняла приглашение, видя в этом возможность, помириться с подругой.
...Когда Инна возвращалась домой. (Света уже была мёртвой) она по дороге случайно встретила родителей Светы. Когда они спросили её не видела она их дочери, та ответила, что нет, не встречала.
Уже утром, Инна неожиданно вспомнила (!), что Света-то утонула!
Тело девушки нашли гораздо ниже по реке.
Брат Инны, милиционер, зачем-то приехал в тот район, где нашли тело.
Наверняка, посовещавшись с ним, патологоанатом вынес заключение, что Светлана утонула.
Когда девушку хоронили, многие заметили на её теле синяки.
Как известно, синяки на трупах не появляются!
Только на живых людях!
Значит, когда синяки образовались на теле Светланы, она была ещё жива...
...Оксана, перед самым выпуском взяла у меня почитать книгу, моего любимого Стругацкого.
Я хотела ей позвонить, напомнить, что бы отдала. Но, от другой своей одноклассницы, Тани, я узнала, что родная сестра Оксаны тоже утонула. Ей было всего 16 лет...



Ернар Шамбаев
2001-08-28
0
0.00
0
Три эссе
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Разрешите представить на Ваш суд три небольших эссе, посвященных Стивену Кингу. Они расположены по адресу:
http://users.i.com.ua/~srk/esse/shambaev/index.html
Shiko
2003-01-21
0
0.00
0
Третий поток
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Сколько себя Андрей помнил – всегда боялся смерти. Причем не просто боялся, а - до слез, до дрожи. Страх накатывал на него черными плотными волнами и укрывал с головой. Андрей начинал захлебываться в этом ужасе, не мог дышать, пытался судорожно втянуть воздух – не получалось. Причем боялся он не самого момента смерти, а того, что прекрасно понимает, представляет живо и ясно, там ничего не будет. Андрея пугала картина мира без него. А еще больше – что он никогда не узнает, что же после него будет, мир для него исчезнет, они даже не пойдут каждый своим путем, просто мир перестанет существовать, не дав ему ничего взамен. Никакого пространства, где Андрей сможет себя осознавать.
Жить так было мучительно, мысли постоянно шли двумя потоками, в одном – нормальные, о работе, о том, что надо бы поменять у машины резину, посмотреть новый фильм, а другой – постоянный, вязкий поток осмысления смерти. Больше всего Андрея злило то, что он здраво и ясно понимает все, что с ним происходит.
Так он и барахтался в этом черном потоке , пока не пришла ему в голову мысль : «Больше всего я боюсь не самой смерти, а того, что я понимаю все ее последствия, точнее, что последствий даже не будет.»
И вот тогда в голове Андрея сначала тонким, прерывистым ручейком, а потом все, расширяясь и набирая силу, потек третий поток : «Чтобы не бояться, мне надо перестать понимать все то, что несет с собой смерть. Мне надо перестать осознавать реальность. Нужно сойти с ума.»
Вот только нелегко оказывается это сделать. Если уж Андрей не потерял рассудок, живя с постоянным ужасом от ежедневного приближения смерти то, остальные стрессы и неурядицы выдерживал легко. И, в конце концов, третий поток услужливо вынес на поверхность решение проблемы, от которого Андрей похолодел и замер: « Чтобы сойти с ума, я должен сделать что-то такое, чего я не выдержу. Настолько дикое и неестественное для меня, после чего уже не смогу оставаться собой. Сжечь все предохранители. Это должно быть нечто непоправимое, что уже невозможно отыграть назад.»
………. Вечером какая-то сила, что услужливо толкает нас в спину, когда мы балансируем на самом краю, вынесла навстречу Андрею мента с автоматом. Что мент делал в этом глухом переулке, и, главное, что там делал Андрей, не знал, наверное, никто. А вот нож Андрей таскал с собой давно. Хороший швейцарский нож, с лазерной заточкой и стропорезом. Андрей ударил сзади, в шею. На всякий случай добавил еще раз. Оттащил труп под прикрытие домов и взял автомат. В подсумке обнаружился и запасной магазин. Его Андрей заткнул сзади, за пояс брюк. Автомат пристроил сбоку, под плащом. И, быстро, замирая от сладкого, на этот раз, ужаса, пошел в сторону освещенных центральных улиц. Спиной он чувствовал как лопаются нити, привязывающие его к этой жизни. Пом – и лопнула ниточка, на другом конце которой была его мама, чпок – безвозвратно порвалась та, которая привязывала его к друзьям. Нити рвались легко и безболезненно, только одна упорно тянулась и, пока, даже не истончилась. Эта нить была черной и толстой – она привязывала Андрея к его страху. Страху смерти. Но, и она слегка поблекла, отступила перед третьим потоком, несущимся в голове. Этот поток настоятельно рекомендовал выбирать цель. И, цель сама нашла его. Небольшое кафе, с уютной, неярко светящейся вывеской, крылечком отделанным деревом. И располагалось оно хорошо – на центральной улице но, в самом ее конце, что позволяло Андрею совершить задуманное без спешки. Народа около кафе не было, Андрей перехватил автомат и снял его с предохранителя, поставив на короткие очереди по три выстрела. Ногой распахнул дверь и вошел. В фойе сидели мордатый охранник и старенький седой гардеробщик. Охранника Андрей свалил очередью в упор, сделал пол-оборота и пристрелил гардеробщика. Открылась дверь в зал, выглянул недоумевающий официант – все три пули вошли ему в грудь, официанта внесло обратно. Андрей вошел в зал. За столиками сидело человек шесть, тупо уставившись на тело официанта, под которым уже растекалась черная лужа. Бармен за стойкой застыл с бутылкой и все лил и лил в бокал что-то розоватое. В него Андрей и выстрелил. Бармена бросило на полки с бутылками, откинуло обратно, он как-то боком упал. За одним из столиков завопила девчонка. Андрей повернулся и нажал на курок. Девчонку опрокинуло вместе со стулом. Парень, сидевший с ней за столиком резко вскочил, заорал что-то неразборчиво. Андрей выстрелил еще раз. Парень упал деревянно и некрасиво.
Андрей стрелял и чувствовал, как покрывается противным, липким потом страха. Он смотрел на темные лужи, расползающиеся под телами, ошметки мозгов, чьи-то, валяющиеся на полу зубы, выбитые выстрелом но, ощущал лишь привычный страх. Только более сильный, такой, что сводило живот. Потому, что понимал – его не выпустят. Он поставил на эту карту все, он так ждал, что вот-вот что-нибудь мягко щелкнет и, он перестанет осознавать себя вечно трясущимся, закусывающим, чтобы не заорать, губу, человечком. И наступит какое-то другое состояние, где не будет страха, где не надо будет думать о глухой стене, что отгородит его от мира. Андрей тоскливо бродил между убитыми. Безумие не наступало. Одно из тел шевельнулось, человек застонал. Это была молодая, симпатичная, наверное, девушка. Пули попали ей в плечо и правую часть груди. Девчонка стонала, стеклянными от боли глазами глядя в потолок. Андрей опустился на корточки, вытащил нож. Стал резать девчонку. Медленно, стараясь не убить. И, смотрел на себя как бы со стороны. Внутри были только страх и разочарование : « Я же такое творю, что и в кошмаре никогда не виделось! Я же живого человека режу! Медленно режу, по кусочкам!!»
Ничего не происходило, только обессилено хрипела девчонка на полу. Потом дернулась и затихла.
Как через вату Андрей услышал завывание сирен. Визг тормозов. Хлопки дверей. Топот ног. Что-то неразборчиво орал мегафон.
Андрей сел на стул и заплакал. Некрасиво, как плачут от очень сильного страха маленькие дети. Прижал к себе, как любимую плюшевую собаку, автомат. Было очень страшно. Страх был тоскливый и безнадежный. Третий поток мыслей исчез. Привычный второй заполнял собой голову быстро, как наводнение. Его уже не сдерживали обыденные, мелкие, но такие теплые мысли. Понимание того, что сейчас закончится все, совсем -совсем все, наваливалось как мягкие и тяжелые комья сырой глины. Нижняя губа противно и безостановочно тряслась, по щекам катились слезы, Андрей всхлипывал и тихо повизгивал.
……….. Дверь с грохотом слетела с петель. В проем вкатились черные быстрые тени. Визжа от ужаса, Андрей вскочил, пытаясь отбросить автомат, надеясь что сейчас скрутят, изобьют, посадят но, он будет жить, жить еще, понимать что он – это он, живой, дышащий, едящий и гадящий. Или что вот сейчас- то он не выдержит и уплывет в мягкое, ласковое непонимание происходящего и, тогда его, безумного и нежного, уж точно оставят жить.
Автоматы штурмовой группы загрохотали слаженно и деловито. Пули шлепали в тело Андрея, а он все визжал, визжал, чувствуя каждую из них, с холодным, разумным ужасом, воспринимая каждую долю секунды как приближение своей смерти.
Ему было очень страшно……..



страница:
1 >>
перейти на страницу: из 11
Дизайн и программирование - aparus studio. Идея - negros.  


TopList EZHEdnevki