VAD-DARK
|
|
1. Кто еще верит?
КТО ЕЩЕ ВЕРИТ?
Те, кто знает, как нужно просить – будут просить
Им воздастся сполна…
Тем, кто стучится в двери,
Когда-то откроют…
Те, кто верит, что будут жить вечно,
Дождутся конца…
Но, что делать тому, кто считает, что жизнь
Хоть чего-то да стоит?
Среди копоти улиц, прямых, как осенние ветви,
Среди хора направленных вниз пассажиропотоков,
В картинах экранов и звуках безумных концертов,
Где найти мне того, с кем не будет так одиноко?
Те, кто знает, как нужно смеяться, заходятся смехом,
Им вторит толпа…
Тем, кто стучит в барабаны,
Души откроют…
Те, кто верит, что где-то внутри
Существует душа…
Но, что делать тому, кто считает, что жизнь
Хоть чего-то да стоит?
Среди масок оскаленных лиц, однотипных и серых,
В глубине взглядов из-за солнцезащитных очков,
За шаблонами правильных, мудрых, прекрасных и смелых
Где найти мне того, кто все еще верит в любовь?
|
| |
|
|
2. БЕЗУМИЕ ЗА СЕКУНДУ
В одну секунду ты сойдешь с ума
В одну секунду солнце станет алым
В одну секунду взгляд глаза в глаза
Продлилась вечность и ее не стало
Отнять безумие - останется мираж
Отнять печаль - останется лишь голод
Отнять мечты и вышедший в тираж
Ты выживешь пока еще ты молод
Коррозия сознания
Смерть или шок
Судьба миллиардов
Путь в никуда
Смена каналов
Электроток
Я закрываю руками глаза
Добавить смысл в бессмысленную речьъ
Добавить макияж предсмертным мукам
Добавить пламени и память сжечь
Что б она больше не досталась сукам
В одну секунду ты сойдешь с ума
В одну секунду сердце остановит
В одну секунду - вечность для тебя -
Любовь мое безумие догонит
|
| |
|
|
3. ЯДЕРНАЯ ВЕСНА
Осень пришла и нахмурилось небо,
Льдом покрылась вода...
И ветер принес и бросил в землю
Тяжелые семена.
пришли холода и оскалился голод
Хищной усмешкой зла,
И тысячу лет ржавым снегом хлестала
Ядерная зима.
Реки крови застыли в светящейся мгле,
Где кто-то жил и страдал.
А семена все лежали в золе,
В тени металлических скал.
И пришла весна, скудным теплом
Одарив курганы костей;
Шумя, пронеслась над скованной льдом
Картой минных полей.
И взошли семена под ядом лучей,
Что невидимы для глаз.
Но не деревья и не цветы
Взметнулись к солнцу за час.
Лишь черные рыцари вышли из белой
Усьалой сожженной земли
И двинулись в путь не сказав ни слова
По кладбищам старой войны.
Они родились чтобы смерть подарить
Тем, кто остался в живых...
Но только окна слепых городов
Печально смотрели на них.
И они построили новый мир
И приказали: "ЖИВИ!",
Затем, чтобы снова настал тот день,
Когда они будут нужны.
И тот день пришел, и в светящейся мгле
Кто-то жил и страдал...
А семена снова ждали в золе
В тени металлических скал...
|
| |
|
|
4. НАСТРОЕНИЕ ОСЕНИ
Осень дождем поливает ржавые крыши,
Знакомо пахнет мокрым асфальтом дорога...
В двери стучали и долго я стука не слышал
Того, кто смущенно и тихо стоял у порога...
Я плыл по течению света сомкнутых век,
Не видя причины покинуть свою глубину,
В которой размеренным шагом стелится бег
И капли дождя как камни уходят ко дну.
И, когда, совершив три оборота замка,
Впустил в свою комнату свет, разломав тишину,
Увидел, как чьи-то следы заполняет вода,
И жизнь распрямляет примятую кем-то траву.
Я крикнул туману: "Вернись, не уходи!",
И туман окутал собой силуэты столбов,
Скрывая смех далеко-далеко впереди,
Отраженный от каменных рек и стальных берегов.
Я погнался за ним, как ослепший охотник в лесу,
А он все звучал, насмехаясь, за каждым углом.
И до сих пор я все так же иду и иду,
Все это кажется странным запутанным сном,
Где осень дождем поливает ржавые крыши,
И знакомо пахнет мокрым асфальтом дорога...
Вроде бы кто-то стучит, может капли по крыше?
Или же кто-то все еще ждет у порога?
|
| |
|
|
5. НА КОЛЕНИ
Мы строили стены,
Чтоб их разрушить потом.
Мы резали вены
Наверняка - крестом.
Похоронным маршем
Встречали новый рассвет.
А тот, кто был старше
Говорил нам, что солнца нет.
Мы умывались слезами
Тех, кто их проливал.
И у нас под ногами
Сумрак земли догорал.
Кто-то выл,
Кто-то пытался петь,
Кто-то забыл, что прикован
И попытался взлететь.
Мы рисовали зарево ночи
На пыльном стекле.
Читали ложь пророчеств
На прибрежном песке.
Разрушая основы,
Вновь возводили мосты.
Ничто не было новым
Под лучами нашей звезды.
Нам приказано видеть,
Но пока мы слепы.
Можем лишь ненавидеть
В ожидании беды.
Кто-то ждет,
Кто-то хочет уйти,
Кто-то роет вглубь и вперед,
Чтобы выйти с другой стороны.
Мы плавили сталь,
Мы наполнили пластиком мир.
Резали черную даль
Сетью озоновых дыр.
Вбивали гвозди
В дерево новых гробов,
Выжигали со злостью
Имена на белизне потолков.
О, Великая Вера, что с тобой стало?
О, Великая Правда, почему ты не выйдешь из тени?
О, Великая Жизнь, неужели нам мало?
Нам осталось лишь молча упасть на колени.
|
| |
|
|
6. ИНДУСТРИАЛЬНЫЙ ПСИХОЗ
Индустриальный психоз, асфальтовый плен,
Резервы - за шагом шаг;
Бъется фабричный голос у стен,
Сверхдолг - это их флаг.
Черные пасти тоннелей метро,
Скоростные дороги вдаль...
Смерть и работа - для них одно,
В лучах прожектора - сталь.
Промышленные роботы за кругом круг,
Норма за нормой в строю;
Грохот турбин и крысиный испуг -
Эфир в бесконечном бою.
Когда же наступит минута пути,
Минута отсутствия света,
Которая вечностью будет нести
ОЖИДАНИЕ РАССВЕТА
ОЖИДАНИЕ
РАССВЕТА
|
| |
|
|
7. CRY AND CROWL
A time will come
When whisper'll turn to scream,
The sea of bodyes
Will be cut by bloody stream...
A time without
Any hope to survive
Will show no mercy
To your empty life.
So, CRY. Your tears are so sencere.
PREY. Show your belief to GOD.
CROWL. Try to get out of here.
You think that you're chosen. You are not.
A time will come -
The sun will sink forever,
All dreames will fall on you
And cover layer by layer.
A time when endless
Violence will rise
Beginning of the end
Will blind your eyes...
So, CRY. Your tears are so sencere.
PREY. Show your belief to GOD.
CROWL. Try to get out of here.
You think that you're chosen. You are not.
CRY. CRY AND CROWL moving in the desert
Of stones with the people faces...
CRY. CRY AND CROWL in the hands of fate
Trying to save yourself from its embraces...
|
| |
|
|
8. CAN`T EXPLAIN, CAN`T DENY
Green grass around,
Chastity sky is so high,
Fields up to horison -
Nothing to justify...
Along the dulness river
Lays sand of sunny years.
It runs through the fingers
Of your tenacity fears.
Your lips are moving
Singing a song of strange desire
Holding a tie
With intencity fire
Do you wanna lay down
On the bottom?
To close your eyes
To stop your breath
To taste this water
To touch your death?
In the fading smile
Of the red sunshine
Rustle of wings
Crowl into your mind -
Dangerous feelings
Are trying to fly
And you can't explain this
Can't deny...
|
| |
|
|
9. СТРАННИК, Темные чертоги
За полями выжженной солнцем травы,
За высокими острыми пиками скал,
Где-то там, за последней чертой тишины
Я нашел след того, что когда-то искал...
Одинок в этой дикой и мрачной стране,
Здесь живут только хищные звери и птицы,
А за мной черный всадник на черном коне -
Его видел вчера в яркой вспышке зарницы.
В тусклом свете небес отблеск древних дорог,
Исхоженных теми, кто сгинул навек...
Я бреду, оскверняя священный чертог,
Я - последний пришедший сюда человек.
Потеряв смысл веры в смерть и покой,
Все же тщетно пытаюсь добраться до них,
И, неспешно несомый печали рекой,
Сознаю иногда, что пока еще жив.
По ночам в страшных снах он приходит ко мне,
На мече красным смехом кривится луна...
Черный всадник на черном прекрасном коне,
Тенью жизни ты связан со мной навсегда...
|
| |
|
|
10. УЙТИ НАВСЕГДА
Белым ливнем прошел мой сон,
Алым пламенем он сгорел.
Сон о том, что, покинув свой дом,
Навсегда уйти я посмел.
Я ушел, дверь открытой оставил,
Я оставил в комнатах свет...
Никто меня не заставил
И никто не сказал мне "нет".
Я исчез, растворился в дорогах,
У ветра летел на крыле,
Плыл в океана водах,
Искал свой путь в темноте...
А потом захотел вернуться,
Но забыл я дорогу домой.
Я попытался проснуться:
И очнулся, а дом- чужой...
Здесь настольная лампа горела
Шли незаметно часы,
Летняя ночь звенела,
Перед дверью стояла ты.
Почему промолчал я - не знаю.
Почему не окликнул тебя?
Ты ушла, двеь открытой оставив,
Ты посмела уйти навсегда...
|
| |
|
|
11. ОДИНОКИЕ ДНИ
Я слышу твой голос,
Твое дыхание рядом,
И я не в силах дышать...
Что будет, если
Мы встретимся взглядом,
Сможем ли мы друг друга понять?
С неба вода - дождь по ладоням
Улиц пустынных,
Городских площадей.
Вдруг мы не встретимся,
Вдруг пропадем
В паутине коротких одиноких дней?
И все станет бессмысленно,
Словно картина,
Что была создана на заказ...
Останется память
О чем-то красивом,
Что не сбылось и покинуло нас.
|
| |
|
|
12. ДОРОЖНАЯ
Я не считал дороги километры,
Я не смотрел по жизни на часы,
Я не задумывался - далеко ли, нет ли,
Конечный пункт моего долгого пути.
Я повстречал так много разных судеб,
Так много баек за стаканом я собрал,
И понял я, что люди - это люди,
Неважно, кто такими их создал.
Я понял, что не существует дружбы:
Она живет, пока есть личный интерес,
И понял точно - никому не нужно
Тащить чужого горя лишний вес.
Я улыбался скрыто - про себя,
Внимая откровениям знакомых,
Я научился не высовываться зря
И подчиняться братанам в погонах.
И мне кричали: "Я себя убью!
А Вы... Вы пожалеете об этом!",
А я подумал: "Если я уйду,
Все будет так же - осень вслед за летом..."
Я пил чифир в кабине на двоих,
Пил жидкий кофе в забегаловках у трасс,
И, против скуки сочиняя стих,
Я понимал, что повторился и не раз.
А кто-то утверждал: "Я наблюдатель...
Я одинок, смотрю на толпы свысока..."
А сам поти рыдал и деньги тратил:
Не на философа тянул - на мудака.
Я знаю, что понять все невозможно,
Как невозможно побывать везде...
Но все-таки я думаю, что можно
Исчезнуть, воспротивившись судьбе.
Исчезнуть так, чтобы никто не видел,
Уйти неслышно в моросящий дождь.
И знать, что никого я не обидел,
Не применяя пафосную ложь.
В конце концов это - мое лишь дело,
Ведь я всю жизнь решаю за себя...
Меня запарило, достало, надоело,
Затрахало, затерло почем зря.
А сосунки базарят о любви
За кружкой пива, в вони сигарет,
И юноши страдают от тоски,
У них на все вопросы есть ответ.
Мне нравятся лишь красные закаты,
Когда под вечер возвращаюсь я домой;
Холмы и перелески, эстакады
И остановка на заправке на ночной.
Но это повторяется, сереет...
Теряет ценность, приедаясь, как и всё,
И остается та дорога, что темнеет,
И встречные, что светом бьют в лицо...
Я перестал считать дороги километры
И перестал смотреть я на часы...
И наплевать мне - далеко ли, нет ли,
Конечный пункт моего долгого пути...
|
| |
|
|
13. ЗАГАДКА
Рожден без имени,
Рожден без цели.
Кто это? Эй, попробуй отгадай.
Бродил во времени,
Открыл все двери.
Кто это? Эй, попробуй не узнай!
Его желания скрыты за сумерками взгляда,
Его чувства испиты желающими яда,
Его жизнь очень сильно похожа на вечность,
Его власть также длительна как бесконечность.
Идет без карты он,
Идет уже давно,
Кто он? Ответь, поторопись.
И знает все про то,
Что суждено…
Кто он? Подумать не ленись.
Его руки длиннее, чем тело реки,
Его мысли полны непонятной тоски,
Его желания – это эссенция боли,
Его действия – плод несгибаемой воли…
Кто же он?
А знаешь ли ставку в нашей игре? –
Отгадаешь – откроется тайна тебе…
Ну так кто же он?
|
| |
|
|
14. Крест
Неси свой крест, пока ты еще жив,
Береги дыхание, на распутье не стой.
Смотри - этот вечер так красив,
Жди и за ним настанет другой.
Рассыпай время по четырем ветрам,
Не скупись, отмеряя свободу свою,
Смотри на рассвет и прими его в дар,
Иди навстречу новому дню.
*Слушай дороги и они прошепчут
*Легенду о тех, кто здесь шел до тебя,
*Сложи песню о жизни и смерти
*И поймешь, что ты страдаешь не зря...
Не вспоминай и не возвращайся -
Все что ты можешь - оставить здесь след,
Ни о чем не проси и не старайся
Купить бесполезный обратный билет...
Остановись, когда настанет твой час,
Почувствуй крылья и холод небес,
Ветер споет твою песню для нас,
На дороге оставив только твой крест...
(акустика)
|
| |
|
|
15. Он был простым парнем
Он был простым парнем, он любил рок’н’ролл,
Он тащился от группы «Pink Floyd»,
Его жизнь была - бесконечный прикол,
А холодильник - всегда пустой.
Он писал стихи и рассказы на русском,
Он работал день через шесть,
Он продал телевизор, тачку, компьютер,
И даже купил поесть.
Но как-то в пьяном идиотском бреду
Он встретил принцессу снов,
И когда очнулся, то понял, что, блин,
Его посетила любовь.
А она сказала – «А ты ничего,
Только ботинки не в кайф»
И, оставив в тяжелых раздумьях его,
Окунулась в студенческий лайф.
И он думал все лето, бросил бухать,
Написал ей пару стихов,
А потом подумал – «Что за е. твою мать?»
И влился в стаю волков.
А волки серы, злы и умны –
Но он продержаться сумел,
И месяцы вихрем летели, и дни -
По нервам десятки стрел.
И время пришло, когда смог он сказать –
«А не пошли бы вы все!»
Он думал – она его сможет понять,
Каждый день ее видел во сне…
Он ботинки купил, купил телефон,
Компьютер, куртку… и вдруг
Понял внезапно, что намертво впаян
В трахнутый замкнутый круг.
Вот его бухгалтер, вот и прораб,
Вот фирма, вот чеки и банк,
Но что же такое? - сегодня на «Вы»
К нему обратился панк.
«Что тексты не пишешь как раньше, старик?»,
Спросил приятель его.
Он ответил «Все время работаю я»,
А сам подумал «Ведь это – дерьмо!»
Он увидел деньги, и пачки считал,
Его подпись имела вес,
Но время шло, и он приобретал,
Всё, но не интерес.
А как-то она позвонила ему
И сказала: «Поехали пить»,
А он ответил, «Некогда мне
Даже поговорить».
Расход и приход, дебЕт и кредИт,
Договоры, печати, дела,
Повесть в пыли, холодильник набит,
Забыты его друзья.
И он купил себе пива на триста рублей,
И отключил телефон,
И подумал: «пошло это на хер всё,
Я превращаюсь в гондон».
И он выбросил чеки, набил приказ,
Назначив другого на пост,
И написал неплохой рассказ,
Про карьерный ублюдочный рост.
Ни так, ни эдак не увидеть её,
Будь он нищий или «крутой»,
И он сделал свой выбор, – забив на всё,
Стал снова самим собой –
Простым парнем, который слушает рок,
И тащится от «Pink Floyd»,
И его жизнь словно вечный прикол,
И кошелек - пустой.
И он пишет стихи и рассказы на русском,
Да работает день через шесть,
И кто-то считает, что у него ни хрена нет,
А, по-моему, всё у него есть.
|
| |
|
|
16. Новая весна
Проходит жизнь, меняются лица
Дней, наполненных чьим-то дыханием.
Не моим, не твоим, но таким реальным,
Как наши сны,
Что больны ожиданием
Новой весны...
Серой весны в слякоти улиц,
Безликих высот, еще полных снега,
Обьятий усталых дневного бега,
Ледяных далей,
Отраженного спектра
Наших желаний...
Белым росчерком контуры неба -
Это утро,
Открытой дверью, окнами настеж
Наш дом,
Мы ушли затемно, мы не смотрели
На карту,
Мы ушли по спирали под первым
Весенним дождем...
Путь одиночества длится так долго,
Страшно делить его с кем-то снаружи,
И достаточно просто идти по лужам,
Грея руки...
Сознавая, что выход не нужен,
Думать друг о друге...
Так проходят часы, меняя сезоны,
Так молча исчезнут и эти строки
Словно чья-то мудрость, чьи-то пороки,
Навсегда...
В дождь и мглу нашей дрорги
В никуда...
Белым росчерком контуры неба -
Это утро,
Открытой дверью, окнами настеж
Наш дом,
Мы ушли затемно, мы не смотрели
На карту,
Мы ушли по спирали под первым
Весенним дождем...
Вад, 29 сентября 2003, DarkSide.
|
| |
|
|
17. Моя душа, настроение осени
Моя душа – это капли дождя на стекле,
Моя душа – это долгий осенний дождь,
Моя душа – это то, что я отдал тебе
И я точно знаю, что больше ты не придешь.
Мне остались туманные дали, излучины рек,
Вершины деревьев хвойных бескрайних лесов,
Мне остались поляны, куда не ступал человек,
И неспешно плывущий фронт грозовых облаков.
Проселки меня приведут к топям старых болот,
Где остовы деревьев как точки отчета в пути,
Моя душа здесь, мое время неслышно идет,
И незачем больше бежать и смотреть на часы.
В глади озера я разгляжу отражение звезд,
И я войду воду, а может быть в небо над ней,
И покажется, словно тебе я в ладонях принес
Осколки луны, чтобы ночь твою сделать светлей.
Моя душа – это просто несколько строк,
Моя душа – это тихий аккорд в тишине,
Моя душа навсегда заперта на замок,
Моя душа – это то, что я отдал тебе.
|
| |
|
|
18. Оранжевый ветер
Я засыпал раны солью,
Смеялся сквозь слезы боли,
Сегодня я отрежу себе веки,
Чтобы не пропустить восход…
Я бился, как рыба в мертвой реке,
В сетях несгибаемой воли,
Я умру, но мое тело
Продолжит движение только вперед.
Оранжевый ветер среди белых зарниц.
Оранжевый ветер насыщает цвет.
Оранжевый ветер горящих страниц.
Оранжевый ветер, оранжевый свет…
Ты очнулась после долгих
Бледных коридоров с запахом хлора,
Вчера ты кричала:
«Любовь спасет этот мир!»,
А сегодня ты видишь - здесь только
Оранжевый ветер
В небе города, в шепоте воды,
В недрах душных квартир.
Оранжевый ветер – лучший друг.
Оранжевый ветер жесток как ребенок.
Оранжевый ветер, я твой пассажир.
Оранжевый ветер, рейсом без остановок…
Нищие боги просят простить,
Прячась от странных пугающих песен,
А ты идешь ко мне,
Подавая им вечную старость,
А я иду к тебе,
И со мной, вместе со мной
Летит к тебе
Оранжевый ветер.
Оранжевый отблеском пламени.
Оранжевый ветер в наших глазах.
Оранжевый ветер, бинты на знамя.
Оранжевый ветер, оранжевый страх…
|
| |
|
|
19. Черный Лебедь (суицид)
Холодный как твои глаза,
Безумный как последний бой
Уходит в лес вместе со мной
Смертельный ветер.
Расправив крылья, ищет цель,
И расступается трава,
Уходят в воду берега,
Кругом – движенье.
Расправит свои крылья
Черный лебедь под желтой луной
Его взгляд неподвижен,
Знай: тебя он услышал,
Знай: скоро он прилетит за тобой.
За старой памятью во мгле
Закрылся наглухо лесник,
Ведь в его логово проник
Звук этой песни.
Пожар без дыма и огня
Спалил ландшафт до немоты,
Скажи, где видишь ты цветы,
И я сорву их.
Осталась заводь без ресниц
С иголкой суженным зрачком,
И среди волн дрейфует в нем
Твой черный лебедь.
И слышен чей-то адский смех,
И неба взорванная муть,
Пытаясь заново вздохнуть,
Хрипит и бьется.
Расправит свои крылья
Черный лебедь под желтой луной…
Его взгляд неподвижен,
Знай: тебя он услышал,
Знай: скоро он прилетит за тобой.
|
| |
|
|
20. Мне так сказали...
Мне сказали: «Не нужно стихов,
И рассказов не нужно совсем,
Лучше б ты вместо всех этих слов,
Наконец-то нормально поел…»
Мне сказали: «Купи себе тачку,
Что ты бегаешь – так же нельзя!
Сразу с прибыли сделай заначку,
Ведь в Сбербанке есть счет у тебя!»
Мне сказали: «Все бесперспективно…
Заведи себе рыбок, женись…
Ну а если жениться противно -
Ничего – просто ляг и проспись…»
Мне сказали: «Ну что ж – развлекайся…
Свою молодость слей в этот бред,
Что ты можешь? Ведь как ни старайся –
Шансов нет на счастливый билет…»
Ну а я ничего не ответил,
Просто молча кивнул и ушел,
И, похоже, никто не заметил,
Что я думал совсем о другом…
|
| |
|
|
21. Последняя тварь
Считай до десяти:
Когда откроешь глаза, уже наступит ночь.
Придумай стихи, которые будут бесконечно коротки.
Р-раз! Два! Три! Уходит скорость.
Четыре, пять, шесть: слабеет любовь.
Семь, восемь, девять: подлость, подлость!
Десять: стынет последняя кровь.
Вот видна жажда: безоблачна даль,
Город ползет по иззубренным стенам.
Ярость: из ножен вырвана сталь,
Вой: подыхает последняя тварь.
Ты смеешься – смейся, пока есть над кем.
Плачешь – плачь, скоро закончатся слезы.
Ты лжешь… Это часть отработанных схем.
В результате ты остаешься ни с чем.
УТРО. УТРО медленно гонит птиц кнутовищем зари,
УТРО. УТРО тихо шепчет сквозь сон: «Уходи…»
|
| |
|
|
22. Песок
Теневая сторона дюн окрашена синим,
Оранжевое небо рождает близкий мираж,
Зеленое дерево рядом со старым колодцем,
Под его защитой коршун зло отвернулся – солнце.
Чьи-то кости белеют… Может быть, это лишь камни…
Далекие горы по следу гремучей змеи…
Почему ты не хочешь остаться со мной?
Почему ты уходишь, зачем зовешь за собой?
А! Ты боишься! Ты молишься, взглядом шныряя…
В поисках дыма, стен и дорог.
Да мы тут одни! Посмотри на меня!
Я хочу подарить тебе море песка! ХА!
Ладно, иди. Ты ведь считаешь, что знаешь дорогу.
Я никого не держу, я здесь остался надолго –
Напьюсь холодом колодца пустого,
Растворюсь в инертности неба немого…
|
| |
|
|
23. Первый снег
Я захвачен в плен приходом зимы,
Я смотрю, как падает первый снег,
Как стынут поверхности рек,
Как слова превращаются в пар.
И город забит потоком машин,
И вагоны наполнены массой тел,
Я здесь просто так – ничего не хотел,
Ни к кому конкретно не шел.
Телефон-автомат – по привычке к нему:
Выгребаю из куртки груду монет,
Но номера больше в памяти нет –
Как я мог позабыть твой номер?
Как я мог позабыть твое лицо,
Твои руки, твой голос, улыбку твою?
Я готов этот факт приписать ноябрю –
И его ледяному ветру.
Ведь я захвачен в плен приходом зимы,
Я сегодня весь день топтал первый снег,
И в который раз за новый век,
Подставляю ему ладони…
(акустика)
|
| |
|
|
24. Приглашение (в бесконечное утро)
Дрожащие руки, гнетущие цели
Ведут в ревущее жерло распада...
Тебя били жестоко, хоть бить не умели -
Не раздавили хрипящего гада.
Но, что было, того ведь уже не вернуть,
Не понять безумия алый порыв.
Помню, знаю, хотел бы я это не знать:
Когда он приходит, как он красив.
А черви вгрызаются в то, что осталось:
Во взгляде, стреляющим детства жестокость,
Плодятся, киша, продлевая усталость
На долгие, смутные, вязкие годы.
Уходи, наконец, в бесконечное утро,
Над которым за солнце наш танец огня.
Мы ждем, вспоминая тебя - тебе снится,
Как приглашает святая земля.
|
| |
|
|
25. Каждому своё
Кто скрыл глаза за маской гордыни - ослеп,
Тот, кто верил в иглу - подчинился игле,
Кто не смыл с себя кровь – черным вошел в новый век,
А белым вошел лишь тот, кто судил по себе.
А нам бы просто жить
От весны до весны…
Эту жизнь любить,
Да идти вдоль нее…
Но, впрочем, каждый из нас
Вправе решать за себя –
Каждому своё.
Каждому своё.
А что наша жизнь: говорили – игра,
Обрывки бессвязных фраз, что сложили в стихи.
Но секунды летят, и летит вместе с ними заря,
И мы движемся вслед, хотя знаем, что ждет впереди.
А нам бы просто жить,
От заката в закат,
Эту жизнь любить,
Да идти вдоль нее,
Но, впрочем, каждый из нас
Волен решать за себя –
Каждому своё.
Каждому своё.
Мы пытаемся верить, не зная верить кому,
И так нужно кого-то найти, кто бы понял и знал.
И под желтой луной мы тоскуем по светлому дню,
Но только пока этот солнечный день не настал.
А нам бы просто жить
От печали до смеха,
Эту жизнь любить
Да идти вдоль нее,
Но, впрочем, каждый из нас
Вправе решать за себя –
Каждому своё…
Каждому своё…
(акустика)
|
| |
|
|
26. Жар и холод
Пробудился от зимнего сна
Мой город,
И оттепель белым туманом
Давит с домов,
И мне не понять – то ли жар,
То ли холод –
В моем сердце, в ладонях моих,
В тишине моих снов.
«Кто я?» - кричал я туману и мокрому снегу
«Зачем я здесь нужен, кому - одинокий и злой?»
И я бы все принял, я рад был любому ответу,
Но только вороны кружили над бурой листвой.
Ну а кто-то в то время страдал,
Подыхая в пыли,
А кто-то, пьянея, читал в микрофон
Свои строки,
Но никто никому не помог –
Не сказал - «Доживи,
Доберись, доползи до конца
Своей долгой дороги».
И я сел за руль, ключ воткнув только с третьего раза.
Я врубил на всю громкость по радио мерзкую дрянь,
И бессмысленно глядя на встречную морду «Камаза»,
Я ей усмехнулся, сильнее нажав на педаль.
И люди в то время любили,
Рождались, смеялись…
А по телеку – спорт: интересно,
«Зенит» победил?
А водитель Камаза, наверное,
Страшно ругаясь,
Резко влево ушел - щит рекламный
Он чудом не сбил.
Я хотел бы заплакать, наверно. Да только не смог.
Только, сгорбившись, тупо закрыл я руками лицо.
А потом сзади мне заорал чей-то нервный гудок,
А я все стоял, хоть горел мне зеленый давно.
|
| |
|
|
27. Трасса
(начало из Pink Floyd - "Sorrow")
Терпкий дым великой печали
Стелился над землей,
И в нем шел человек, мечтая
О прекрасной жизни иной...
Он мечтал о потерянном рае
С ранней юности, с малых лет,
И он оказался у края.
И ничто не изменится. Нет.
И он разговаривал с морем
Ушедшей когда-то любви,
И лишь тишина да горе
Ему ответить могли...
И ветер дул среди ночи,
Да пыль застилала глаза,
И темным восходом пророчеств
Смеялась ему тишина...
И думал он: "Может, не поздно?
Возможно, не все решено"...
И тени стекали на солнце,
И капли стучали в стекло...
И он закричал: "С меня хватит!
Ведь был я свободным всегда!" -
В оранжево-красном закате
Исчезли его слова...
Где он сейчас - я не знаю,
Быть может, он рядом со мной...
Быть может, я сним исчезаю -
Ведь ждет нас дорога домой.
А, может, наш дом - эта трасса,
И здесь запрещен разворот,
А всё остальное - лишь сказка,
И дальше - пустой горизонт.
ВАД, 11 ноября 2003.
|
| |
|
|
28. INSIDE THE DARKNESS
Inside the darkness, outside the light
Black snow of broken dreams was falling down…
And there came indifference – no force to fight –
Inside the darkness, outside the light…
Inside my mind, outside my love
Cold rain of wistful memories brought loneliness and tears…
And there came unconsciousness – salvation in the night
Inside the darkness, outside the light…
And I was looking at looking at the see of sand:
The yellow moon – your face – was shining so near.
I closed my eyes. I felt the end…
And now I’m gone – I’m not already here.
Inside my past, outside your heart
I’ve tried to make my way though the nightmares
But they still follow my – they’re always by my sight –
Inside the darkness, outside the light…
Inside your eyes, outside my soul
All feelings that I left to you have burned and disappeared
And no sense to wait – It’s cruel, but it’s right –
Inside the darkness, outside the light…
And you are living in the world of fuss
Dubious idols laugh from TV-screen…
There’s no place for me, no time for us
And nothing I can do, and nothing you can see…
|
| |
|
|
29. До хрипоты
До хрипоты в переполненном зале
Поешь ты песню, что знаешь на память,
Встаешь на колени.
То ли для собственной благости духа,
То ли для тех, кто тебя окружает,
То ли для тех, кто на сцене.
Оглянись!
Ты здесь один!
Ты орешь, ты смеешься,
Но кто подаст тебе руку?
Оглянись!
Видишь окно – за ним
Только дождь по стеклу –
Его ты узнаешь по стуку.
Восхитительно воплем глушить мечту, что разбита,
И смотреть, как она превращается в яростный крик…
Растоптали любовь, но ты смотришь в их лица открыто,
И ты подыхаешь сейчас, завтра, вечно – и так каждый миг.
До слепоты в наспех созданном небе
Ты режешь молнией слово «прощай»,
Лживое слово.
Ты можешь чертить его сколько захочешь,
Сотнями букв в уходящую даль,
Снова и снова.
Оглянись!
Ты здесь один!
Ты орешь, ты смеешься,
Но кто подаст тебе руку?
Оглянись!
Видишь окно – за ним
Только дождь по стеклу –
Его ты узнаешь по стуку.
Как чудесно заталкивать боль между созданных строк,
Как уютно плевать на себя, прикрываясь виной,
Продолжая писать, что душа заперта на замок,
Засыпая под старый мотив «Я хочу быть с тобой»…
Продолжай, жалкий трус! Будешь тешить себя ты до смерти,
Иллюзорной картиной соития с миром вокруг,
С пеной у рта объясняй смысл призыва «Поверьте!»,
Стаду грязных свиней и толпе равнодушных паскуд.
Оглянись!
Ты здесь один!
Что ты орешь, ошалев
От того, что потеешь?
Оглянись!
Ты увидишь окно и за ним
Только дождь по стеклу…
Только ты оглянуться не смеешь.
|
| |
|
|
30. Легкий укол (зимнее)
Рваные вены - адские струны,
Бесцветные стены, песня фортуны,
Красный узор, белые халаты,
Легкий укол внезапной расплаты.
Звон колокольный, холод земной.
Как же мне больно, что со мной?
А на зимних улицах мягкий снег
И вьюга колыбельную поет,
И в чьих-то окнах ласковый свет,
А я знаю - меня это все не спасет...
Повод смеяться, страх захлебнуться,
Рад поклоняться, да мне не нагнуться,
Настойчиво бьется сердца сигнал,
Я слишком увлекся - не угадал.
Сломлена - воет и бьется воля,
Что же со мной? Как же мне больно.
А в кварталах каменных люди спят,
И над миром опустилась ночь,
На высоковольных линиях провода гудят,
Мне этим пейзажем не помочь.
|
| |
|
|
31. Нетрезвые танцы
Сегодня я выйду к воде,
За которой ТЫ
В чужом городе ищешь свой дом.
Поджечь эту нефть? Повернуть реки вспять?
Но что будет потом?
Что же будет потом?
Можно ли жить только верой в счастливый финал?
Можно ли жить только памятью собственных строк?
Можно, наверно. Но сколько? Никто не сказал.
Все растворились в нетрезвых танцах дорог.
Все убежали, все смылись!
Трусливые твари!
Где вы? Держите ответ! Отвечать, я сказал!
Эй, ОКЕАН, где же то, что они обещали?
Но молчит океан.
МОЛЧИТ ОКЕАН.
И я снова выйду на берег, я буду смотреть.
Буду слушать прибой и тебя рисовать на песке,
А потом, может быть, захочу тебе что-нибудь спеть,
О тех кораблях, что навеки остались на дне.
|
| |
|
|
32. 20
Пролетела зима, серебристым крылом махнула,
Во дворе уже солнце, и снова каштаны цветут.
А закаты не злы, и запахом трав потянуло,
И, кажется, вся моя жизнь – это двадцать минут.
20 минут ожидания в темном вокзале,
20 минут сомнений: приедешь ли ты?
20 минут, словно несколько строк миновали -
20 минут перед приходом весны.
Загнанной стаей прижались вверху облака -
Прочь от отблесков солнца из окон пыльных домов.
И сдвинула лед, проснувшись, большая река,
Словно желая уйти из гранитных оков.
А весна, как секунда – миг, и ее уже нет.
Надеяться можно, но так просто ждать не дадут
Столько нужно успеть, пока снова не выпадет снег,
И, кажется, вся моя жизнь – это двадцать минут…
20 минут ожидания в темном вокзале,
20 минут сомнений – приедешь ли ты.
20 минут, словно несколько строк миновали,
20 минут перед приходом весны.
19 мая 2003
(акустика)
а сейчас мне уже 21...
и так далее...
и тому подобное...
;)
|
| |
|
|
33. Только Ты
Добро протягивало руки - оно усмехалось
Медными лучами – тяжелыми рассветами.
А туман лизал сапоги, восторгаясь
Попыткой следить за дурными приметами.
И лезвие бритвы в утренней сырости
Сверкало, обещая легкий исход.
Надежда сдалась в ожидании милости,
Юность тонула, не найдя брод.
Мечты позорно растворились в копоти
Несмываемой сажи чужих побед.
Воля заблудилась в настойчивом шепоте
Желанных губ, подсказавших ответ.
Секунды жизни на дисплее видео –
Не смотрю на экран, я считаю часы.
Они уходят незаметно, невидимо…
В кадрах кино. Как чьи-то сны.
Спектр. Гамма. Моя стихия.
Любовь развязала узел зимы.
Черным по желтому, красным по синему.
Это ТЫ.
Только ТЫ.
|
| |
|
|
34. Запах апельсинов
Запах апельсинов…
Запах апельсинов…
Явственно слышу – он рядом…
Запах любви, запах добра, запах мечты…
И я не боюсь - мои вены наполнены ядом.
Взгляд в зеркало –
Мне улыбаешься ты.
Запах гниения…
Запах гниения…
Явственно слышу – он близко…
Запах падения, запах безумия, запах беды…
И я не боюсь испугаться этого риска -
Взгляд в зеркало –
Мне усмехаешься ты.
Запах травы…
Запах травы –
Свежескошенной зелени – рядом…
Запах чудес… Это - запах с другой стороны…
И я не боюсь шагнуть и встретиться взглядом…
И услышать, понять
Что шепчешь мне ты…
Запах дегтя…
Запах дегтя –
Тяжелый и вязкий – он близко…
Это – черная топь, это тьма, это место без дна…
И я не могу отказаться от этого риска –
Опуститься туда
Тебе посмотреть в глаза.
|
| |
|
|
35. Смотрящей на звезды
Высоко в небе
Ветер прогнал облака…
Где-то там далеко они землю
Омоют дождем…
Я смотрю в эту ночь, в вышину, и я вижу тебя -
Ту, что смотрит на звезды,
Когда все охвачено сном.
Высоко в небе
Восходит подруга-луна,
И я в мыслях брожу
По обратной ее стороне…
И кто знает, возможно, я там повстречаю тебя,
Ту, что смотрит на звезды,
Что падают вниз в тишине.
|
| |
|
|
36. Девушка с ножом
Я под кайфом.
Я выключаю свет.
Медленно плавает дым.
Мои мысли -
Капля за каплей -
Из плохо закрытого крана вода…
Мне хорошо. О, да.
Но кто-то смотрит
Со стены.
Странная девушка.
У нее под глазами
Черные тени.
Взгляд исподлобья.
Девушка с грубым и злым лицом.
Девушка с ножом.
О, девушка с ножом,
Я не способен
Думать о чем-то конкретном,
Я здесь один,
Только сквозняк
Шевелит
Легкую ткань занавески.
А девушка смотрит,
Пялится,
Зырит,
Сверлит.
Что ты уставилась?
Что тебе надо?
Не смотри.
Не смотреть, я сказал!
Но она будет смотреть –
Я знаю.
Так и было задумано мной,
Когда я ее рисовал…
А потом она прыгнет.
Так тоже было задумано мной.
Она прыгнет, воткнет
Нож в мое сердце,
Что стучит как у кролика
Где-то под ребрами.
Вот она улыбнулась.
А я не могу шевельнуться.
Как же мне нравится эта улыбка.
(так все и было. она прыгнула.)
|
| |
|
|
37. Идеи бурелома
Среди мертвых деревьев во мгле,
Прорезанной видением синего-синего неба
Тайная жизнь скрывает частый пульс…
Среди мертвых деревьев, их ломких ветвей,
Так похожих на распростертые руки агонии –
Там
Я
Живу!
Так приходите, повеселимся…
Приходите, повеселимся…
До утра…
Да, Там я живу, но живу ли я? Это вопрос…
Быть может, я мертв, словно ствол дерева, плывущий
Вниз по реке времени безвольно и медленно…
Золотые лучи я сжимаю в кулак – давлю их,
Словно червей, слепо роющих грунт.
Они жгут мне ладони.
«Ооооооооо…» – там, наверху,
над болотом пролетел самолет,
Оставив белую полосу дыма. Куда он исчез?
Горизонт.
Сомкнул над ним свои челюсти.
Это было так красиво.
Среди мертвых деревьев – чахлых, мрачных, странных,
Среди крестов, образованных идеями бурелома –
Здесь я живу!
Здесь я умру!
Так приходите, повеселимся!
Вы будете биться
В истерике –
Вам будет смешно.
Я устрою вам Комнату Смеха…
А затем ваш разум взорвется,
сжавшись в размеры иглы.
Это будет легко.
Приходите: билеты бесплатно!
Но только на вход.
Приходите ко мне на болото.
В гости.
Увидите белые кости.
И, может быть, желтый восход.
На фоне черных трясин. Если вам повезет,
Вы найдете дорогу назад.
Да только вот кроме меня здесь не везет никому.
Я здесь живу!
Я здесь живу!
Так приходите, повеселимся…
Приходите, повеселимся…
До утра…
|
| |
|
|
38. Комната Смеха
Я знаю людей, которые верят в картину,
Что написана кровью улыбок беззубых старух.
Я вспоминаю мгновения жизненной силы
Мухи, попавшей на ленту с сотнями мух.
Честность раскаянья приторно-вязкой отравой
Льется в сердца палачей и умолкших детей,
А в камерах тесных люди ложатся на нары,
В ожидании ночи и чьих-то игривых затей.
И снег не растает на мелких чертах лица
Полубога каменных и закопченых хибар,
В которых сливаются смех, крики боли и скорбь
По поводу лопнувших струн и разбитых гитар.
А белая вьюга заглушит, забьет, искалечит
Границы овалов разинутых в ярости ртов,
И книги смешаются с пакосмтью пламенной речи
В теплом уюте послеобеденных снов.
|
| |
|
|
39. Где здесь дверь?
Комната с драными обоями
В обрамлении дырявых портьер,
Населенная журнальными героями,
Зырящими со стен.
Эй, шелудивый, что прижался
К батарее, дающей тепло?
Ох, слюни текут: перестарался...
Тебе уже все равно.
Не от Бога безликие формы -
Акварели не тянут на стайл.
Что ты всё пишешь черным?
Черный дом, в черном доме - смайл.
*Ааааа, терпкие волны снааа,
*Где белые лебеди рождаются в тушах павшего скота...
*Ааааа, зачем ты пришлааааа?
*Уходи - ты здесь не поймешь ни черта.
Субдоминант, доминант - бредятина:
В интернете трактат о любви.
А во рту неприяно - кислятина,
Надо зубы почистить пойти.
Но где же дверь - не выйти мне!
На дверь наколота тварь,
Тут нет ничего удивительней
Удивлений удавленных харь.
Эй, шелудивый, очнись уже!
Нам пора - там бинтами туман
Запутался в серых гробах гаражей:
Отловить и наполнить стакан!
(Кто знает, где здесь дверь -
шепните мне, словно всезнающие змеи сомнений)
|
| |
|
|
40. Новогодний подарок (немного неприятный)!
На Новый Год я подарю тебе себя,
Я заверну себя в наждачную бумагу,
Я положу себя в пакет из-под вина,
Где ты забыла свою алую помаду.
Свои стихи и тексты песен соберу,
Швырну тебе в лицо их - "НА, ЧИТАЙ!"
И этой ночью я картину напишу,
Где я с протянутой рукой к тебе - "Подай".
Я стану вежливым и склизким, словно слизь,
Слоноподобным, точно слон из тишины.
И рано уторм почтальен орет - ПРОСНИСЬ,
И распишись за то что получила ты.
Чего ты медлишь, разворчивай пакет,
Нервными пальцами сорви мою печаль,
Вам спеть мадам? А, может, станцевать балет,
Летать могу я, не желаете ли в даль?..
Как ты НЕ ХОЧЕШЬ? НЕТ УЖ! ЖРИ! Ты расписалась!
Куда несешь меня, я так тебя хочу!
Ба-бам! И мое тело распласталось...
А я мечтал, как тебя за руку возьму.
В грязи я провалялся очень долго...
В ночном тумане умер, захлебенувшись.
А утром ты меня нашла под елкой,
Подарки ты проверила, проснувшись.
Ведь Дед Мороз решил, что твой продарок - Я!
Да, ты меня убила, надругалась,
Но видишь ли, моя душа жива!
Да только вот куда-то потерялась...
Теперь сама решай, что делать с телом,
Бери за пальцы и пиши стишки,
Все пятна трупные припудрив белым мелом,
Целуй в уста и тереби соски.
|
| |
|
|
41. Проститутка
Шлюха. А я за рулем, домой еду. Как мило.
Притормозил, что б расценки узнать. Терпимо.
Поехали, хоть ты, наверно больна и заразна.
Но я хочу немного любви. Есть гондон - безопасно!
Девочка. Плечи худые. Загар из салона.
Мне грустно. Что-то хрипит из магнитофона.
Она знает, что делать. Мою шею трогает нежно.
А потом раздевается быстро, буднично и небрежно.
Сука. Зачем это мне? Ну зачем? Как отвратно.
Но я не могу повернуть то что начал обратно.
За стенкой булькают громко какие-то трубы.
А я машинально, забывшись, пьянея ищу ее губы.
Художник? Хуйдожник. ПошлО это все. Подальше.
Не хочу говорить. Не хочу. Не хочу этой фальши.
В душ! Долго моюсь и песню Пинк-Флойда пою.
А потом босиком по паркету к компьютеру. И закурю.
|
| |
|
|
42. Бессмысленное и новогоднее
Отведи меня в темную сторону,
Отруби мои пальцы веером,
Я делился с тобою поровну,
Зажевало меня твоим плеером.
Говорят, что молчание - золото,
Кнут молчит, пока плеть солирует.
А сознание воплем расколото
И какой-то мудак регистрирует
Оседание капель на слизистой
Грязных окон запальчивой мудрости,
Я молюсь, я в обьятиях кризиса,
Пьяных слов бело-гадостной тупости.
С Новым Счастьем вас, с Новым Годом!
Руль кручу я нетрезвой рукой,
Водку я не зажрал бутербродом -
Нужен мне горизонт и покой.
Эй, вампир, приходи - сожри меня,
Дед Мороз - сложи кости в мешок.
Не останется даже имени,
Обломался входящий звонок.
|
| |
|
|
43. Жизнь
Ты приютила меня, уложила спать,
Это было
Начало.
Ты сделала все, что я мог пожелать,
Мне этого
Мало.
Ты ждала меня, верила мне,
Ничего
Не скрывая.
Убеждала меня подчиниться судьбе,
На нее
Уповая.
Ты – моя жизнь, я тебя растопчу сапогами,
Я зарою тебя, не поставив на холм креста,
Я тебя замурую в глубоком холодном подвале,
Удавлю в тебе чувство вины и лишу языка.
Ты казалась прекрасной и светлой,
Но это -
Обман…
Ты, как крыс, гонишь мне километры
Сквозь плотный
Туман.
И твой взгляд исподлобья несет в себе
Утра
Психоз,
Когда в неба скупой тишине
Встает страха
Колосс.
Ты – моя жизнь, мы друг друга поймем и без слов,
Я тебя обниму, я вдохну запах черного дыма,
В узкой лодке мы вместе уйдем от чужих берегов,
В океаны времен, по течению вечного мира.
|
| |
|
|
44. Сны
Еще темно. А мне пора идти.
А город спит, лишь светятся витрины.
В пустом вагоне оставляю позади
Остатки сна - неясные картины.
Мне снилось про любовь, а что такого?
Мне снились дни, когда был одержим.
Мне снился институт и даже школа...
Мне снилось прошлое, но я уже не с ним.
Еще темно. Я еду - ждут дела.
По скользкой крыше буду я бродить,
Смотреть с нее на серые дома,
И на ветру пытаться закурить.
Мне снился ад, где тяжело дышать,
Мне снились одиночество и страх,
Мне снилось, как пытался удержать
Надежды блик в трясущихся руках.
Еще темно. И немощью в зиме
Несмело светят цепи фонарей.
А я все вспоминаю о тебе,
И наблюдаю шествие теней.
Мне снились пустота и тишина.
Мне снился пляж, просеянный песок.
Мне снились даль, чужие города,
В которых был, но не уйти не смог.
|
| |
|
|
45. Падение
Падение в пропасть безумия - тяжесть и сила.
Мое лицо в зеркале, словно иллюзия плоти.
На белом скелете зимы тихий след сохранила
Эмоция, что принесет мне удачу в полете.
Слепые слова насекомыми бьются в окно,
Я закрыл его плотно, но это не мера, я знаю.
Его лучше разбить. К сожалению, всё решено,
Я уже не успею, как дым сигареты растаю.
Чьи-то колкие фразы повиснут в немой пустоте,
Лишь картины о ужасе диком им будут отрадой.
Все покроется пылью, а после, в большой темноте,
Растворятся цвета и завоет метель за оградой.
|
| |
|
|
46. Children Of The Millenium (в стиле Linkin Park)
Children of the millennium –
You are looking for home in the ash around…
Hungry like dogs, asexual like plants -
Only pain is what you’ve found…
Only pain…
There’s a long way with no returning…
A long way…
With no light, no fire burning…
In a world disappeared in the acid rain…
What are you waiting for?
What are you living for?
You don’t know…
You don’t know…
And seasons are moving,
And life goes by,
And the rain changes to snow…
Sometimes you’ve got a feeling
That something is wrong…
Sometimes you are watching the night,
And it seems to be so long…
So long…
So long…
So long…
Children of the millennium –
You fight for the bones of yesterday friend,
Wild and cruel – strangers of fortune
Walking in the rain that’ll never end…
Never end…
There’s a long way with no returning…
A long way…
With no light, no fire burning…
In a world disappeared in the acid rain…
What are you searching for?
What are you dreaming of?
You don’t know…
There’re so many faces,
Whispering voices…
And you are still alone…
Sometimes you’ve got a feeling
That something is wrong…
Sometimes you are watching the night,
And it seems to be so long…
So long…
So long…
So long…
|
| |
|
|
47. КОРОТКО И ЯСНО
Вера? Во что же мне верить?
Любовь? Да кого здесь любить?
Смерть? А я разве не мертв?
Жизнь? Мне незачем жить.
2000 год, декабрь.
|
| |
|
|
48. Обыкновенный Мир (почти как у Duran Duran)
Я пытался выжить там,
Где не было весны,
Где небо закрывали облака...
Я верил в то, что веришь ты,
И добровольно предал все -
Остался в этом мире навсегда.
Белым ветром над землей
И тьмой подземных рек
Я наслаждался много лет подряд.
Но ты пришла, и яркий свет
Заслонил мою печаль,
Озарив души пустынный сад.
Пришла, взмахнула ты рукой -
Исчезли облака,
Прорезал небо узкий серп луны.
Как жаль, что ночь так коротка,
Ее, смеясь, теснит рассвет,
И вместе с ней уходишь ты.
Но не жалею я о том,
Что прерван мой покой,
И в сердце остается светлый миг.
Вернись ко мне, побудь со мной,
Хоть молодость уже прошла,
Хоть я давно уже старик.
|
| |
|
|
49. Просто рядом со мной помолчи.
Я пойму – тишину не нарушу.
Просто рядом со мной помолчи.
Помолчи. Не терзай мою душу.
Не услышат – кричи не кричи.
Столько слов нами сказано было,
О любви, одиночестве, снах...
Утекло, растворилось, уплыло,
Стало чистой водой в облаках,
И пролилось на землю дождями –
В бесконечный людской океан.
И исчезло за серыми днями,
А усталость поймала в капкан.
Мы с тобой далеки друг от друга,
На пустынных своих берегах.
Мы в сети бесконечного круга,
Мы запутались в глупых словах.
Помолчи. Не терзай мою душу.
Не услышат – кричи не кричи.
Я пойму, тишину не нарушу.
Просто рядом со мной помолчи.
|
| |
|
|
50. Петербург (удивляюсь упорству романтиков..)
«Черный Пес Петербург, есть хоть что-то живое
В этом царстве оплеванных временем стен?
Ты молчишь, ты всегда в состоянии покоя,
Даже в тяжести самых крутых перемен»
ДДТ
Похороненный заживо
В этом городе,
Заколоченный набело
В зимнем холоде,
Доходящим до каждого
Вместе с небом,
Успокоенный намертво
Грязным снегом...
Удивляюсь упорству романтиков -
Надоели дороги постылые...
Позади поэтических фантиков
Тихо хмурятся ветры унылые.
Синий лед сковал реку широкую,
На граните надписи алые -
Дополняют гармонию строгую
Комментарии запоздалые.
Этот город сжимает в объятиях,
И уходят по каплям силы,
Не найти их в холодных распятиях,
В ощущении серой могилы.
Удивляюсь упорству романтиков -
Даже солнце какое-то злое...
Позади поэтических фантиков
В полусне мегатонны покоя.
Похороненный заживо
В этом городе,
Заколоченный набело
В зимнем холоде,
Доходящим до каждого
Вместе с небом,
Успокоенный намертво
Грязным снегом...
|
| |
|
|
51. Лучший друг
Что ты смотришь исподлобья?
Я тебе не враг…
Улетают снега хлопья
В переулка мрак
И белеют твои руки
В свете фонаря,
Вместо преданной подруги -
Ветер января,
Между пальцев сигарета,
Тлеет огонек -
Чуть тепла… Я знаю это -
Вред, да не порок.
Что ты смотришь? Я – прохожий…
Как и все вокруг…
Только у меня ведь тоже
Ветер – лучший друг.
|
| |
|
|
52. Еще один день
*
Еще один день, еще один шаг
Вперед, ближе к черте.
И, кажется, это - просто пустяк
В нервной большой суете.
*
Серый день, городские кварталы,
Переходы метро, телеканалы,
Рука на пульте, но всё одно -
Куда не включишь - то же кино.
*
Еще одна ночь, еще один сон
В нем - глухая тоска,
Словно в обойме последний патрон,
А ствол уже у виска...
*
Тихая ночь, вместе с ночью зима,
Над проспектами мрачно нависли дома...
Бесполезно пытаться разгадывать код,
У закрытых дверей, твои руки как лед -
*
Еще один шаг, еще один след
На снегу дороги твоей.
А вдали, на краю, притаился рассвет -
Уже скоро станет светлей.
*
|
| |
|
|
53. Тупая ножовка весенним утром (песня)
Утро – солнцем по глазам,
Я смотрю вверх – в пАтАлок,
Если верить моим часам,
Я уже проспал всё что мог.
Рядом со мной обнаженное тело,
Кто ты, зачем здесь? – шепчу я слова.
Ах, что-то сердце мое онемело –
Девушка, где же твоя голова?
Ааааа…?
А на улице – грязный снег,
Не может растаять – засох,
Хабарик в окно, там человек,
Считает, что день неплох.
А тупая ножовка в черной крови,
Шагаю - скользкий циклеванный пол,
В ванной потеки вчерашней любви,
Ой! Это совести легкий укол…
Укоооол…
В толстой книге дон Хуан
Хочет что-то сказать,
Что-то про небо, кран и стакан,
Или просто: «эть твою мать».
Вот сейчас я оденусь – поеду домой,
По серой дороге, одетой в весну,
И мысленно буду я вместе с тобой,
А потом лягу спать и усну.
Уснуууу…
|
| |
|
|
54. Смертельная доза любви
Я принял смертельную дозу любви,
Я под кайфом хотел умереть,
Но какая-то сука сказала: «Живи…
Спой, старик, ты же так любишь петь».
И я выполз из тьмы, и слова на устах
СорвалИсь в истерический смех.
Ты смотрела, лицо твое было в слезах,
Ведь хотела ты счастья для всех.
Я сказал тебе: «Дарлинг, ну что же теперь
Будем делать с тобою вдвоем?»
Распахнула ты молча на лестницу дверь,
Сделав вид, что ты здесь ни при чем.
А! Ты песню просила! Ну что ж, я спою.
В мутный односторонний глазок
Пялься, зырь, удивляйся на рожу мою,
В тесноте запершись на замок.
|
| |
|
|
55. ТОЛПА
Да всем плевать! Неужто непонятно -
Нужна игра с умением играть…
Так, может быть, сыграть в нее азартно,
Чтобы потом, забыв, не вспоминать?
Толпа на площади шумит и сквернословит,
А игры искренни, и чувства высоки,
Но стоит только раз нахмурить брови -
Кто руку пожимал - теперь враги.
Здесь каждый за себя, в себе лелеет
Колосса логики на глиняных ногах,
Комедия - заступник тихо блеет,
Палач спиртягой заливает страх.
И блеянье лишь жалости достойно,
Оно разрублено ударом топора,
Все было решено, и непристойно
На чью-то голову плюется детвора.
Толпа меняется - не сосчитаешь лица,
И уж тем более не сосчитаешь рук,
А все хотят причалить и напиться,
И каждый слаб, и нужен верный друг.
Но вот звонок - игра опять приелась,
Теперь играем в страшную войну,
И травим песню, что уже испелась,
С другими вместе ползая по дну.
Захлебываясь, мы кричим: "Спасайте!",
И снова нужен друг, его рука...
Протянут руку, вытащат, но знайте -
На этом не закончится игра.
|
| |
|
|
56. Еще один фильм
Кино закончилось, и свет зажегся в зале,
Все вышли вон - довольно, не спеша.
Ведь снова зло с успехом наказали,
Добру достались банк и анаша,
Добру достались нежные объятья,
Чудесный секс, волнительный закат...
И мир спасен, и люди все как братья,
Не будет смерча, не грозит Джихад.
А зло растоптано, побеждено, убито!
Его сожгли на праздничном костре,
Да где ж оно? Да нет его - зарыто -
В коробке зубы, голова в ведре.
Мы это съели... Мы не подавились,
Мы заплатили деньги, не смешно!
Хотя потом немного устыдились -
"Все это глупости, дурацкое кино".
А в это время кто-то жрал помои,
А кто-то медленно винтовку заряжал,
А кто-то выл от нестерпимой боли,
Потом же, вдернувшись, в углу своем лежал.
Кому-то гвозди забивали в руки,
Под шум моторов резали язык,
И кто-то прошептал бессильно: "Суки..." -
Наверное, к чему-то не привык.
Кино закончилось, как мы и ожидали,
Все вышли вон, зажегся в зале свет,
А я остался, но меня прогнали -
И я пошел, купил еще билет.
|
| |
|
|
57. Зачем вы гладите бездомную собаку?
Зачем вы гладите бездомную собаку?
Зачем вы лезете туда, куда не след?
А ну, стоять! Не делайте ни шагу,
Идите лучше - ешьте свой обед,
А то обедом станут пальцы ваши.
Для ланча это точно подойдет.
И рвут и мечут в ярости мамаши -
От нас, мол, эта сука не уйдет!
В питомник тварь! Забейте сапогами!
Не жалко денег - тихо усыплять?
Зачем укол? Давай ее - ногами!
Кусаться вздумала, так получи же, блядь!
Ну а потом в вонючем переходе
За чирик купите смышленого щенка.
И приметесь глумиться: стричь по моде,
И нежно гладить, не спуская с поводка...
Ну а затем, как водится, на лето
Вы умотаете здоровье поправлять,
А этого... Накормите и где-то
Отпустите «на волю» - погулять…
А кто-то подойдет его погладить.
Зачем же лезть туда, куда не след?
Чтобы потом куда-нибудь спровадить?
Идите лучше - жрите свой обед.
А то обедом станут пальцы ваши,
Для ланча это точно подойдет.
И завопят папаши и мамаши -
От нас, мол, эта сука не уйдет!
|
| |
|
|
58. С начала?
Немытый блеск усталых площадей
Под тысячами ног и гнетом зданий,
Не виден мне - кругом полно людей
Их смеха, встреч и частых опозданий.
И тусклый свет, струящийся с небес,
Так характерен злому марту Ленинграда.
И вот я снова прячусь под навес,
А рядом шумно плещет автострада.
Весенний город... Будто мне чужой,
И я чужой ему - один под облаками,
Потерян в километрах мостовой,
Испуган вслед ревущими гудками,
То полон сил, то снова утомлен,
И не привыкнуть к смене настроений,
То ненавижу, то опять влюблен,
Захвачен в плен картинами видений.
И нет покоя, хоть кругом покой,
Здесь времена смешались как попало,
А я слежу за медленной рекой,
И хочется всю жизнь начать с начала.
|
| |
|
|
59. ВОДЯРА!!! (металлл!)
ТЫ КОГДА-НИБУДЬ БЫВАЛ В ЦЕХУ,
ГДЕ КОЛОТИТ МОЛОТ ПО ЖЕЛЕЗУ?
ЕСЛИ БАС НЕ ОТДАЕТ В ПАХУ,
ЗНАЧИТ ЭТА ПЕСНЯ БЕСПОЛЕЗНА!
я не понимаю в жизни ни черта
это моя ли-ни-я и моя чер-та!
АлисА, "СТ 206 Ч 2"
Когда я был маленьким мальчиком
Я любил читать книжки - фантастику,
Но теперь пристрастился к стаканчику -
Уютному белому пластику...
В котором плещется водяра!
В котором плещется водяра!
В котором плещется водяра!
В котором плещется водяра!
Но далекого детства лучики
Оживляют память пропитую
И такой становлюсь я замученный
Что глотаю водяру корытами!
Стать хотел я великим писателем,
И кропал по ночам сочинения...
Эх, захерачено к чертовой матери,
Оправдания нет и прррррощения...
Зато имеется водяра!
Зато имеется водяра!
Зато имеется водяра!
Зато имеется водяра!
Были телки с отекшими лицами,
Рок-концерты, любови несчастные,
Эх, не спрятаться, не зарыться мне,
Лезут в душу мне бесы глазастые.
И сегодня я снова под градусом,
Во дворе же весна унылая...
Нет покоя мне, нет и радости,
Как затрахала жизнь постылая!!!!
Поможет дальше жить водяра!
Поможет дальше жить водяра!
Поможет дальше жить водяра!
Поможет дальше жить водяра!
|
| |
|
|
60. Слезы он-лайн (IMHO)
Объясни мне специфику своего «ИМХО»,
Что ты бормочешь, о чем ты поёшь?
Крик прокатился, и вновь стало тихо,
Ночь за окном... Что же ты ждешь?
Расскажи о любви, о высокой материи,
В меру используй межстрочное «бред»,
Ну а в конце что-то типа - «похерили,
Вы же... напрасно купили билет»...
Слезы он-лайн, в этом есть что-то дикое,
Словно невидимый звездный коллапс,
Что-то огромное, нечто безликое,
То, что касается многих из нас.
Две точки, две скобки, мессага отправлена,
Правда, неправда? Мольба или ложь?
Кто засмеется, кто взглянет затравлено,
Кто-то затявкает, мол, не тревожь...
Объяснять ли специфику своего «ИМХО»?
Выкинуть груду железа в окно? -
Грохот раздался, и вновь стало тихо:
ИМХО - пожалуй, не всё решено…
|
| |
|
|
61. Мой день издох
Мой день издох больной собакой на дворе,
Когда взволнованно шумели тополя.
Его изжарил я на мусорном костре,
Что б воздух отогрелся до ноля.
Мой сон расплавился, потом опять застыл,
Недвижной массой в двадцать мегатонн,
Я заблудился, мрак меня укрыл,
Я пел ему, что всё еще влюблен.
Ну а слова бельем повисли на ветру,
Отяжелевшие на длительном дожде.
А я мечтал, что завтра я умру,
Тогда ты, может, вспомнишь обо мне.
Мой бред закончился, и снова я смеюсь...
Лицо, возможно, треснет. Не беда -
Куплю я новое, наклею и напьюсь.
И выйду к вам - счастливый, как всегда.
|
| |
|
|
62. Печальная песня одинокого индейца
Мой верный конь всегда со мной
И томагавк при мне!
Любой, хоть опытный, ковбой
Не усидит в седле!
Раззявят рты и крикнут "нет!"...
Взметну я пыль с дорог!
И диких роз тебе букет
Я брошу на порог!
Я буду прыгать и кричать,
К тебе стучать в окно.
Я буду бусами бренчать,
Куплю билет в кино.
Но мне откроет жирный хрыч,
И скажет - муж он твой,
Добавив - "ты, чуувак, не хнычь,
Иди своей тропой".
И я пойду тропой войны,
Порежу всех в куски,
Сжую прекрасные цветы,
Я от большой тоски.
Я буду горд и одинок,
Но, иногда, в грозу,
В своем вигваме под шумок
Я уроню слезу.
Я трубку мира закурю,
Я вспомню о былом,
Я песню грустную спою,
О чем? да все о том...
А верный конь всегда со мной,
И томагавк при мне,
Давай поспорим! эй, ковбой -
Не усидишь в седле...
Эй, бледнолицая, зачем
Явилась в мой вигвам?
Тебя поджарю я и съем,
Уйти тебе не дам!
Но перед этим расскажу
О том, что видел я,
И, вспоминая, задрожу
У жаркого огня.
Я встретил нечто на холмах,
То был не человек,
Такое в самых жутких снах
Не снилось мне вовек
Оно сказало мне - "открой
Дверь, что закрыл в себе",
Я закричал, но голос мой
Пропал, исчез во тьме.
Я был так слаб, я так замерз,
Я только что сжевал
От горя веник диких роз,
И смерти я искал.
Но смерть тогда взяла отгул,
А я открыл ту дверь.
Холодный ветер вдруг подул,
Завыл он, словно зверь.
А вслед за ним и я завыл,
В прекрасный звездопад,
И если б вой последним был,
Я был бы только рад.
Смотри на скальпы на стене -
Я многих победил,
Но лучше б я тогда во тьме,
О двери той забыл -
Ее плечом я придавил,
Оставил только щель,
Но я боюсь - не хватит сил,
И дверь слетит с петель.
Эй, бледнолицая, зачем
Явилась в мой вигвам?
Тебя поджарю я и съем,
Уйти тебе не дам!
|
| |
|
|
63. Да не пошли бы все?!
Мой мокрый сон за миг откинулся,
Стакан воды в руках трясущихся,
Экран чернеет вьюгой матерной
Да не пошли бы все?
Да не пошли бы все?!
Е-ееее!
Стихи пронырливо имеют в задницу,
Как прочитал - почти опущенный,
А ну ответь: "почти" считается?
А ну ответь!
Отвеееть!
Оооотвеееть!
И все стараются, согнуты тяжестью
Своих забот - пиаров-имиджей,
Своих чертей, кругом шныряющих,
Своих друзей, кого не видели,
Своих теней, похожих дикостью,
Своих вождей, да их приказами,
Своих затей, канаву мУтящих,
Своих ключей, что без замкОв всегда,
Своих ножей, в крови придуманной,
Своих "любвей", да неразделанных,
Своих камней, летящих в никуда
О-ооо...
Летящих в никуда...
О-оооо...
В никудаааа...
А-аааа...
По проводам письмо отправлено.
Я не хочу! Но не вернуть его,
Какой позор, какая лажа-то,
Какой позор!
Поозоор!
Пооозоор!
Привет братан, давно не виделись,
Да кто ты есть, не знаю точно я,
Да кто я есть, не знаешь толком ты,
Да хрен с тобой!
Да хрен со мной!
С тобоой!
И кто прогонит нас?
Да кому надо ли?
Ведь нам с тобой -
Нам не помоочь уже,
Эх, не помооочь.
Тогда мы здесь,
Пока останемся,
Да замутИм чего,
Раз ночь за окнами
Белая ноооооочь.
|
| |
|
|
64. НАХ
Дорогу выбрал каждый из нас,
Я тоже брал по себе.
Я сердце выблевывал в унитаз,
Я продавал душу траве.
Чертей, как братьев, лизал взасос,
Ведьмам вопил: "Ко мне!"
Какое тут Солнце, какой Христос,
Когда кончаешь на суке-Луне?
АлисА, Шабаш
Тени успели собраться в закат,
Чуть слышно под ними и я похоронен,
Я никому здесь не сват и не брат,
Всегда обходился. Сейчас я спокоен.
Хватит, пожалуй, "смотреть в эти лица",
Всю эту жизнь я "не мог им простить".
Мне кто-то сказал: "Тебе нужно молиться",
Мы вместо молитвы продолжили пить.
А здравствуй-привет тебе, женщина-лето,
Слышишь - я вою, шумят тополя,
Не вспоминай и не думай об этом,
Мир тебе, девочка, радость моя.
Прежде чем сдохнуть, я вытащу душу,
РаскрОю её, на куски раскроЮ,
На части рассыплюсь, не думай - не струшу,
И ржавые гвозди в деревья вобью.
А всё одинаково, всё повторяется,
События, лица, слова и дела,
И гении те, кто хоть как-то пытаются,
Вновь доказать то, что сажа бела.
А здравствуй-привет тебе, женщина лето,
Слышишь - я вою, так вместе споём,
Я растворюсь, ты не вспомнишь об этом.
Мир тебе девочка, горе моё.
|
| |
|
|
65. А Смысл?
А смысл?
(из компутерной игры «Штырлиц»)
All in all you're just another brick in the WALL.
PF
Слон - еще одно животное, у которого, по-видимому, отсутствуют какие-либо экстрасенсорные восприятия. Какое ему дело до всего этого? Хрусть!
Л. Рон Хаббард
Хрусть! Мы в разгоне бежим по кривой,
Летим по спирали, по кругу плывем,
Хрясь! Раздавило, о Боже ты мой!
Но каждый заботится лишь о Своём.
Ха, логика будней, двойка в журнале,
Бах! Это в зеркало камень попал?
Товарищ учитель - вы не задавали...
Я все выходные цель жизни искал!
Вообще, это нервное, переходящее,
Это любовное. Это печаль...
Ложно? Неправильно? Где настоящее?
Роботы, лазеры, космоса даль?
Жрать! Спать и чавкать! Отличная линия,
Что - не понравилось? Ладно, учту.
Коэльо? Романтика? Может, алхимия?
Для домохозяек? Ату их, ату!
Ой, вы простите, какой я придурок -
Смысл В ЕЗДЕ? Надавлю я на газ!
Щелк! За окно вылетает окурок,
Ох, неужели кому-нибудь в глаз?
Железные темы и ритмы диджеев,
Самопознание! Воля! Гипноз...
Мода - болонки и сборища геев,
Вечная жизнь через анабиоз...
Трахаться! Быстро! Дают установку!
Всем размножаться под песни пружин.
Вот вам забрала, примерьте обновку...
Упали, отжались - и все как один.
Учитель, а я ведь не знаю ответа,
Сделайте милость - скажите же мне,
Или сойду я с ума до рассвета -
Кирпичик в огромной, как точка, стене.
|
| |
|
|
66. А я уже сошел.
Серое небо прошепчет: "Умойся дожем",
Красивая девушка скажет: "Побудем вдвоем…"
А мне не понять - то ли сплю, то ли вышел из сна,
И кто-то кричит: "Уходи, не люблю!",
А я уже ушел,
И там сошел с ума.
Теперь мне все кажется пьяным, настигли углы,
О них ударясь я лицами - их слишком много,
В похабном рассвете я чувствую запах смолы,
Перьев пушистую легкость и боль от ожога.
Дальние люди, приблизившись, точно обманут -
Достав калькуляторы, выставят толстый баланс,
И черные тени долгов в одночасье восстанут,
Разрушив надежду, дадут ей из милости шанс.
Сиреневый вечер прищурится: "Всех тебе благ",
Теплая женщина выдохнет: "Тише, дурак",
А мне не понять - то ли сплю, то ли вышел из сна,
И кто-то кричит: "Уходи, не люблю!",
А я уже ушел,
И там сошел с ума.
Вагон за вагоном, поезд за поездом - грохот,
В никуда ниоткуда товарный везет кирпичи,
А я все смеюсь - и ответный мне слышится хохот,
Прошу об одном: «Ты посмейся со мной, не молчи».
Полароидными слепками виснут в глазах полустанки,
Шум деревьев услышать бы, но семафоров здесь нет,
А я взял с собой хлеб - мне достаточно черствой буханки;
Как балласт, сброшен мною на гравий обратный билет...
Лучик последний мигнул: "На подходе луна",
Случайный попутчик нахмурится: "Эх, с бодуна",
А мне не понять - то ли сплю, то ли вышел из сна,
И кто-то кричит: "Уходи, не люблю!",
А я уже ушел,
И там сошел с ума.
А-ааа-аа...
Аа...
|
| |
|
|
67. Все, что ты любил когда-то, ветром унесет...
Всё, что я вижу, отмечено бархатной тенью,
Всё, что я знаю, забуду себе же назло,
Всё, что я слышу, подобно нестройному пенью,
Всё, что когда-то любил, ветром прочь унесло.
Кто я такой? Моё имя - бессмысленный звук,
В наборе бессмысленных встреч или паспортных данных,
Время, словно песок, утекло из трясущихся рук,
Обнажив рифму жизни в узорах и линиях странных.
Лабиринты сознания, спектр эмоций... Гроза!
Я надеюсь, что смоет вода эти яркие краски,
И тогда, может быть, я спокойно закрою глаза,
Не увижу, как дождь смоет грим, и разрушатся маски.
Всё, что я вижу, отмечено бархатной тенью,
Всё, что я знаю, забуду себе же назло,
Всё, что я слышу, подобно нестройному пенью,
Всё, что когда-то любил, ветром прочь унесло.
Кто ты такой? Твое имя - бессмысленный звук,
В зеркалах отражаясь, ты корчишь воинственно рожи,
Ты смеешься, ты плачешь... знакомый до боли недуг,
Он растет, как болезнь, ну а вскоре становится кожей.
Коридоры больниц - зазмеились дороги из трещин…
Неужели ты гость? Или ты - постоянный клиент?
Иногда в суете собираешь ненужные вещи,
Чтобы вновь отложить до поры подходящий момент.
Всё, что я вижу, отмечено бархатной тенью,
Всё, что я знаю, забуду себе же назло,
Всё, что я слышу, подобно нестройному пению,
Всё, что когда-то любил, ветром прочь унесло.
Я устал, ты устал, мы устали, да что здесь такого?
Пропаши эту грязь, а не хочешь - заставит судьба,
Я на звезды смотрю, на полотнище неба ночного,
Я пытаюсь считать... к сожалению, память слаба.
Семь часов, кофе есть, сигарета - пора на работу,
Не начать, не закончить, пускай тихо годы ползут,
Ну, а ночью - луна. И, с трудом подавляя зевоту,
Прочерчу, как всегда, неизведанный мною маршрут.
|
| |
|
|
68. Цвет: тёмно-серый
Я – серый пёс, сын спального района,
Рычать обучен – не умею петь.
Но, нарушая логику закона,
Давно хочу за ветром улететь
Туда, где мир без злости и печали,
Где спрячется за лесом старый дом...
Билетов нет, но толпы на вокзале,
Дыханием наполнили перрон.
Я пробегу под стенами слепыми,
И летний дождь омоет тротуар,
Здесь люди не со мной, а я не с ними,
Но мир один - из этажей и нар.
Не скрыться в нём, и не найти свободу,
Парадоксально – я же одинок.
Когда смотрю на льющуюся воду,
Мне руки бы и ствол - спущу курок.
А ночь ползет, мигают светофоры,
Фонарь никак не может умереть.
В коробках муравьи задернут шторы,
Погромче звук, на сериал успеть,
Ну а затем пусть сон без сновидений,
Окутает бессмысленным теплом...
Усну и я. Достаточно сомнений -
Закрыть глаза, оставить на потом.
|
| |
|
|
69. Прости, я иногда бываю груб
Прости, я иногда бываю груб,
Мне плохо, я не знаю, что со мной –
А горизонт отяжелел луной,
Вода летит из водосточных труб,
По улице пронесся грузовик,
И мягок шелест тополей во мгле,
А я противлюсь снов тугой смоле,
В которой я давно уже старик.
Зову на помощь, прогоняю прочь
Любого, кто осмелится придти,
И все они уходят. Впереди
Зола и горечь, нечем мне помочь.
Прости, я иногда бываю зол -
И брежу, накрываясь с головой,
А так хотелось просто быть с тобой,
Но я плыву в плену бесцветных волн.
|
| |
|
|
70. Выпученно скис/Задумавшись, загрустил (Мирре синь оокой пришс)
Промте кон и авербонис,
Тропы по инам,
Перепенте исто ронис,
Конт и соранам.
Сэневарт упон куравес,
Тактада войди…
Икеева и приявис
В гости приводи.
Пропикон в азуравера
Источары проп,
Синеокая пантера
Мелт ближает соп.
Упокойтесь ненадолго –
Сядте у огня,
Ожидание поолко
На закате дня.
Я сварил авак на ужин
Й кофе и арик,
Зао гунфы в мелких лужах –
Зелен, прыг и дрыг.
Ну а ты – золотогласна –
Синь оока пришс…
Я тебя смотрю в два глаза,
Выпученно скис.
|
| |
|
|
71. Поцелуй
Еще один дурак искал истоки,
Еще один мудак молился мостовой,
Сопят во мрак поганые пророки
И время-шлак струится над трубой.
Уже законспектированы кости
И в багаже надломлены на дне.
Я к госпоже не успеваю в гости –
Возможно, что придет она ко мне, прекрасная, как медленное эхо.
Улыбкой скроет дикий взгляд просящий,
Подарит мне себя, как уносящий
Прочь поцелуй.
Еще один хранил свои сужденья,
Еще один дебил услышал вой
Среди картин рожденья и прощенья,
И заскулил - дороги нет домой.
Зачем дышу я, это ли дыханье?
Я нем, так что ты шепчешь «не спеши»?
Я всем подряд не раздаю молчанье,
Ничем помочь не в силах, и в глуши мне чуткая и страстная богиня
За смехом скроет мир невыносимый,
Подарит мне покой, как уносимый
Прочь поцелуй.
|
| |
|
|
72. Я шагаю в межстенье
В покосившейся комнате стены сползли на паркет.
Я брожу в этих лужах, ищу бесполезные книги,
Накосили травы, и огромный собрал я букет
Для тебя, не сумевшей пройти через яркие сдвиги.
Я шагаю в межстенье, часы на обед убегают,
Акварелью по мокрому ватману бродят разводы,
Они тоже чего-то хотят, просто точно не знают,
Что им нужно от дико смеющейся глупой природы.
В белом небе, ушедшем из чёрного в золото-синь,
Нарисована мелом лошадка глазами подростка,
Она просит: «Пожалуйста… Солнце с пути отодвинь»,
И мне на руки капает лёд раскаленного воска.
И, разрезав весь мир на куски, я создам эскалатор,
Я хочу покататься на нем ближе к скорости света,
Для страховки к ремню подвяжу эластичный экватор,
А потом стану мокрым дождем нестабильного лета.
|
| |
|
|
73. Нежно-шелковый шелест кошмара
Нежно-шелковый шелест
За границами слуха,
Чуть касаясь волос на затылке,
как ветерок,
Он подобен мельчайшим частицам
тополиного пуха,
Легче воздуха,
но тяжелее,
чем жизненный срок.
Я расслаблен, как водоросль,
в синем заливе,
Это просто, достаточно слушать
дыханье в груди,
Эти люди вокруг, неужели я вновь
буду с ними?
А ведь вылечат,
выходят, здесь
не собьешься с пути.
Что это?
Нет никому до этого дела.
Где я? Кидаться
вопросами мне надоело.
Как вода закручусь
и исчезну в дыре сливной.
Но вернусь, так и знай,
я вернусь домой.
Где это?
Нет никому до этого дела.
Кто я? Кидаться
вопросами мне надоело.
Словно испуганный доктор
метнусь за дверь.
Но вернусь к тебе снова,
ты только поверь.
Слёзы мои
примут в себя океаны,
Печаль мою вылижет пёс,
и умрет, заболев.
Я живу эту жизнь,
и порой это кажется странным,
Как нечаянный стих,
что вопят
якобы нараспев.
Я пытался прощенья просить,
но меня не простили,
Зря, наверно, просил,
нужно было убить и забыть,
А под подлой луной удивление -
"не были, были"?
Ну и черт с этим всем,
когда хочется
просто завыть.
|
| |
|
|
74. Ярко-синее женское тело
Ярко-синее женское тело.
Небеса изогнулись в кривой.
Воздух мается душной стеной,
Лента пляжа неслышно вспотела.
Я пишу акварелью. Немного
Утомлен – захлестнуло волной:
Держит ритм ненасытный прибой,
И пейзаж розовеет полого –
Закругления, впадины, ямы…
Можно сяду я рядом с тобой -
Прогуляюсь прекрасной тропой,
Где повсюду ловушки-капканы?
Завершу игры света и тени –
Зверских линий испуганный слой,
Что впитал в себя холод и зной
Нашей солнечно-охристой лени.
|
| |
|
|
75. И никто никого никогда ни о чем не просил :)
Лунной сыростью - ночь, душным солнцем заря
Над каналами грязи, под мутью небес.
Подарили мне душу - наверно, не зря
Ловко сделав на ней аккуратный надрез.
Сколько пройдено было дорог,
А ведь нужен всего лишь шаг.
Сколько было написано строк,
Но совсем не о том и не так.
Дикий скрежет – металл о металл в голове,
Зверем скалится город в грохочущих снах,
Что-то дышит и ползает в серой траве,
И тревога звучит в телефонных звонках.
Объясняли, как жить, не расслышал слова -
Ясный голос забился в наплыве помех,
Доказали, что смерть, как всегда не права,
Смерть в конце перестала удерживать смех.
Никогда мы не встретимся, не суждено,
Хоть твердим о любви, выбиваясь из сил,
А потом изменяемся - больше никто
Никого никогда ни о чем не просил.
Тихий ход электронных часов на столе
Извергает поток, превращаемый в прах,
Я купаюсь в легчайшей и едкой золе,
Подыхая от боли в закрытых глазах.
|
| |
|
|
76. Без спроса с тени
Без спроса лязгает пожар -
Прикосновенье под луной…
Да здесь нет меры!
Забыто, что дано нам в дар…
Да что еще для нас с тобой -
Бред тихой веры?
Хэй! и настигала
Песня, увы,
Хэй! и помахала
Нам крылом.
Ха! И лучик-жало среди черной травы,
Неужели это – правда, это - я или ты?
Вверху кресты
На небе золотом.
Без спроса жизнь со спросом, смерть -
Прикосновение ноль-ноль -
Согните спины!
Да что с того, что круговерть
Когда-то причинила боль?
Кругом кретины.
Оооооо,
Хэй! И завлекала
Даль синевы…
Хэй! И проклинала
Шепотком,
Ха! А нам все мало среди черной травы,
Кругом всё тропы, трассы да мосты…
Вверху кресты
На небе золотом.
Без спроса лижет океан,
Напьюсь я всласть его водой
Кроваво-ржавой.
Бельмом засветится экран,
Насытит вдоволь ерундой,
Дерьмом-отравой.
Хэй! И убегала
Ложь молвы…
Хэй! Не показала,
Где дом,
Ха! И у вокзала среди черной травы,
Кругом всё рельсы и контроль-посты…
Вверху – кресты
На небе золотом…
|
| |
|
|
77. С негатива
«Остерегайтесь обидеть отшельника. Но если вы это сделали, то уже и убейте его» - так говорил Заратустра.
Черная ненависть, белая злость
Обнимают меня, полюбив неумело,
Как собака, грызу я вчерашнюю кость –
Это память о том, что плясало и пело.
Стылый вечер явился помойным ведром
И неслышно заполз – не заделаны щели…
Намечтался о многом, теперь об одном
Лишь мечтаю - скорей бы бежали недели;
К сожалению даже секунды ползут,
Отражаясь в зрачках кокаиновой мутью,
А за ними - умело затянутый жгут
На улыбке, очищенной ярости ртутью.
Это белая ненависть, черная злость
Обнимают, любя. Как смогли. Некрасиво.
В пьяном празднике я неудачливый гость,
Диким зверем кидаюсь на вас с негатива.
|
| |
|
|
78. Я наблюдаю
Ты хотела любви, хотела уйти,
Вернулась, нарушив мне ночь.
Завязала петлю и сказала «прости»,
Мне было нечем тебе помочь.
Я наблюдаю.
Упало небо, мир сошел с ума,
Кварталы боли заметал песок,
Не укрывали души ветхие дома,
А всё знал, я выучил урок.
Я наблюдаю.
Алело зарево, искрили провода,
Бежали люди в черный горизонт,
И мутный голос объяснял про «никогда»,
Я рисовал большой водоворот.
Я наблюдаю.
|
| |
|
|
79. Урожай (к последним событиям)
В пламени надежды
Стонет урожай;
То, что было прежде
Чти да уважай.
Тихо разбивая
Рты чужих дверей -
До черты, до края
В поисках людей.
Не зарыты лица,
По кустам зверье,
Нечему явиться -
Кружит воронье
Кто поверил в чудо,
Сгнил в сырой земле,
Вынули оттуда –
Каска на столе,
Алый свет впитала
Свежая трава
Слов осталось мало –
Скудная молва,
Берега застыли,
Вечер-молоко,
Молнии проплыли
Слишком высоко.
Даль, следы и тропы,
По стволам смола,
Долгие окопы –
Черные дела.
И застыли в поле
Ржавые ежи,
Урожая долей
Лучше дорожи.
Яростью великой
Отошла во тьму,
Тишиной безликой –
Детям ни к чему –
Встала перед нами
Грозная страна,
«Подавись плодами» -
Пляшет Сатана.
|
| |
|
|
80. Насытить сталь
Сколько нужно крови, чтобы насытить сталь?
Сколько нужно пуль, чтобы править страной?
Возможно, не так уж много, металла на дело не жаль,
Возможно, будет достаточно только одной.
Сколько нужно молчать, чтобы расслышать других?
Сколько нужно петь, чтобы поняли суть?
Возможно, не так уж долго – сколько слагается стих,
Возможно, мы не успеем – отправимся в путь.
Ты будешь есть,
Что дают,
Кем бы ты ни был,
Если ты здесь,
Ты будешь бить,
Если все бьют,
В этом мы все,
В этом ты весь.
Сколько нужно строк, чтоб расширить меню?
Сколько нужно блюд, чтоб хватило на всех?
Возможно, не так уж много, просто не жди в строю,
Возможно, твоя брезгливость вовсе не грех.
Сколько нужно рождений, чтоб затупилась коса?
Сколько нужно молитв, чтоб исправить модель?
Возможно, не нужно завтра использовать тормоза,
Возможно, достаточно четко увидеть цель.
Ты будешь есть,
Что дают,
Кем бы ты ни был,
Если ты здесь,
Ты будешь бить,
Если все бьют,
В этом мы все,
В этом ты весь.
|
| |
|
|
81. осень 2001-2004
Сколько раз я пытался понять
И увидеть в холодном дожде что-то кроме печали.
Я, наверно, не прав, и опять
Растворились в тумане все те, кто ответа не ждали.
Белый парус сорвал ураган...
Покорившись высокой волне, моя лодка пропала.
И узор незалеченных ран,
Как рисунок на белой стене - наспех ты рисовала.
А теперь я обязан хранить
Твой подарок, пока не верну - не смогу по-другому.
Эгоизм - невозможность забыть
Даже в миг перехода ко сну, хоть бы глухонемому.
Осень смыла невзрачный закат,
Замурованный в пыли стекла; равнодушно застыла...
И неслышно прошел звездопад,
Зажигая прудов зеркала... Как давно это было...
|
| |
|
|
82. В сумрак востока
А я смеюсь, хоть мне и не всегда смешно,
И очень злюсь, когда мне говорят,
Что жить вот так, как я сейчас, нельзя.
Но почему? Ведь я живу.
На это не ответить никому.
(КИНО)
Поздним утром родился туман,
Опускается небо-свинец,
И в потоке людском промелькнули знакомые лица…
Я дышу этим, как наркоман -
Да когда ж надышусь наконец
В этот день, что толкает бездумно и тихо напиться?
Под ногами исчез листопад,
Две вороны над парком орут –
Мне же нет ну совсем никакого до этого дела,
Слышен чей-то бессмысленный мат,
И сломались часы – не идут,
Не пойду их чинить: мне на время смотреть надоело.
Разговоров сырой перегар
Заполняет гремящий вагон –
И в попытке укрыться, встречаю я мутные взоры,
Предлагают какой-то товар -
Жаль, что я не забыл телефон,
Не могу говорить – окружили в метро коридоры…
Ты знаешь,
что мне одиноко,
Я знаю -
тебе все равно,
Я отправляюсь в сумрак востока,
Ты знаешь,
а мы с ним теперь заодно.
Есть желание просто молчать -
Пару дней, ну а, может, хоть час,
Наблюдая за миром, что полон моими словами.
И придется вернуться опять,
Но я знаю, что будет хоть раз,
Когда я не приду, зато осень останется с вами.
|
| |
|
|
83. Встреча
Осень бросила в город холодные капли - вода,
Он намок и расползся - смешались дворы и дороги,
Покосились дома, и, казалось, так было всегда,
Только ты не исчезла в бегущем куда-то потоке,
Только ты не ушла, не сказала что "срочно, дела",
Почему-то спокойно смотрела на небо и крыши.
И, похоже, что ты от меня ничего не ждала,
Ну а, может быть, я из-за ветра слова не расслышал.
На вечерних аллеях негромко шумела листва,
Танцевала Дворцовая площадь под звуки гитары,
Отражая огни, убегала к заливу Нева,
И мелькали огни, и слепили включенные фары.
Как всё быстро прошло, пролетело, пропало вчера,
Мне осталось сегодня - полночной обратной дорогой,
И, наверное, я как всегда не усну до утра,
Совмещая покой с непонятной душевной тревогой...
|
| |
|
|
84. Успокоенный шелестом спин
Обезличенный ликом толпы,
Успокоенный шелестом спин,
Я ползу. Небеса не скупы
Этой ночью на блики витрин.
Прохудились во тьме купола,
Но зимой залатает их снег,
Полудикая мысль завела
В переулок, берущий разбег
Через пляс светофоров больной,
И остывший асфальтовый мир.
Нет причины тому никакой,
Нет солдат, и в плену командир,
Обезличенный шелестом сна
Успокоенный спинами всласть…
Но томит притяженьем луна,
Запрещая безвольно упасть.
|
| |
|
|
85. Твои песни
Белые кони исчезли вдали,
Стуком копыт полумрак растревожив.
Утренний холод, как слезы на коже,
Снова напомнил мне песни твои.
Ломтиком солнца играет листва,
Месяц поблекший тихонько растаял,
И над вершинами, с края до края,
Лениво плывут облаков рукава;
Рассыпаны щедро следы на песке -
Символом тщетной погони за смыслом,
Время безжалостно - в беге небыстром,
Линию жизни сжимает в руке.
Снова читаю я песни твои...
Кто ты? Ответь. Хотя, ты не ответишь,
Если не станет меня - не заметишь,
Если же вспомнишь, прошу – позови.
|
| |
|
|
86. Я ТАК не хотел умирать
Черная польза «от добрых улыбок»,
Словно налет на прогнивших зубах;
Склизкий позор новогодних открыток,
Пепел, погрязший в безлунных снегах...
То, что хотели, разметила скупость,
Гирлянды товаров заполнили двор;
Кто предлагает намеренно тупость,
Кто принимает приятный позор?
Схавайте, рыла! Широкие пасти...
Рвите меня, я без повода влез!
Бейте ногами, и солью на коже
выступит зло виртуальный разрез..
Да кто живет еще здесь?
Да кто живет еще там?
Вот он я - собрал, сколько есть -
Жрите, паскуды, меня по слогам.
Черное время от белых, бескровных,
Норовистых язв прикрывает собор...
Кто не поверил, забравшись на сонных;
Кто отказался от похоти свор?
То, что имели, не высказал ветер.
Смачный плевок, как лирический век:
Дельфины и айсберги – рифма столетий -
Пластинки умело менял человек.
Схавайте, рыла, большие корыта -
тесните меня, я хотел дожевать!
Нет мне дороги, я снова влюбился.
Сука, я ТАК не хотел умирать...
Да кто живет еще здесь?
Да кто живет еще там?
Вот он я - собрал, сколько есть -
Жрите, паскуды, меня по слогам.
|
| |
|
|
87. Я вышел в НЕТ... Точнее, вышел в МАТ.
Я вышел в НЕТ… Угрюмо Скунс шалил,
В Потьмах подвальных клавиши пиная,
И песен димедрольных выла стая,
Бессмысленность рвала изо всех сил.
Малюма слал улыбки – озорник,
По потолку я прыгать задолбался,
Контроль ослабил - сразу испугался,
Мой хилый писк напоминает крик.
Прицельная МиррА стегала толк,
В мой глупый интеллект кидая мысли,
И все они вокруг меня повисли,
Как идеальной паутины шёлк.
От секса Ноя воротила нос,
Хоть предлагал я истово и рьяно!
Я по сравненью с ней, что обезьяна
У ног принцессы… Так какой же спрос?..
Давил литературным даром Гном,
С похмелья заправляясь кружкой пива,
Я отвечал коряво, некрасиво -
Ведь в голове кружащийся дурдом...
Пленяла She: левоуклонный стиль...
Эх, моё сердце вдруг забилось часто:
Я понимал, что всё это опасно,
Как в океане Тихом мертвый штиль...
Я вышел в НЕТ. Точнее, вышел в МАТ.
Здесь вход бесплатный. Выход, вроде, тоже...
Но все-таки я буду осторожен,
Хотя, для игр еще не староват.
|
| |
|
|
88. Обрывок до рассвета
Здесь все не то - хрипят несмело стены,
Куда-то ввысь подпрыгнул потолок...
И больше нет отлаженной системы,
Хотя был приговор на долгий срок
Длиною в жизнь. Обрывок до рассвета
И удивленный переход на мат,
"Да кто же здесь?.." И я не ждал ответа,
Будто вчера, а, может, год назад:
Иллюзия, исчезни! Я свихнулся,
Почувствовав тепло усталых рук.
Но в этот раз я просто не проснулся,
Прости меня, мой бесконечный круг.
Прости меня и ты, чье сердце слышал -
Я просто слишком долго был один.
И некто все ножи убрал и вышел,
Обратно в мир чудовищных картин.
А нам остался ветер у залива,
И поцелуй под морем облаков.
Да что мне нужно, чтобы быть счастливым -
Всего лишь миг, когда не будет слов.
|
| |
|
|
89. Приходи обнаженной
там, где красные камни не ждут звездопада,
купол неба запаян навек чернотой,
кто прошел по песку? нет, бояться не надо.
кто позвал меня? нет, не пойду за тобой.
там, где тащатся дни вдоль по крыше подвала,
тяжесть утра сравнима с глаголом "люблю",
миллионы теней причитают "нам мало",
пожирая все то, что я с детства пою.
в белых лицах зеркал смех рассыпала дева -
ни единого звука в застывшей воде.
пыль клубится вокруг, ожидая посева,
да космический ветер не бросит в беде.
я зову танцевать, приходи обнаженной.
нас закружат по схеме, ведь мы не сильны.
мы когда-то погаснем в дали окруженной,
позабыв о мирах, что нам были даны...
|
| |
|
|
90. Простите, поймете, забудете вы
разбрелась по накатанным осенью тропам
вечерняя стужа,
разговоры обрывками уплыли
за горизонт по проводам.
а мне до лампочки амбарные страсти,
никому здесь не нужен
сон, который я уже послезавтра
по-дешевке продам.
я вспоминаю кулаки и следы от кастета
на потном лице;
окровавленными пальцами захватанный
и порванный ворот;
часы, когда гадания прикалывали тем,
что будет в конце;
и тот день, когда прогнивший позор
нестерильно был вспорот.
да хули: что мне - жалеть своих нервов
под пьяную совесть?
парнокопытные боги ласкают языками -
веники безумных старух,
которые столбами по обочинам пишут и пишут
дорожную повесть,
пока дерьмовая радиопесня ласкает
наш загаженный слух.
звезды
на ночном небосводе,
поле
темной травы,
я всегда был один, на свободе,
все не важно - простите, поймете, забудете вы.
и, обгоняя по встречной полосе перед холмом
очередной дальнобой,
я плюю за окно - там злобный ветер пожирает
недобитый окурок,
так было всегда - нет надежды, что когда-то
я буду с тобой,
а, может, просто не хочу возвращаться -
вот такой я придурок.
я потерял что-то важное в разъездах и петлях
российских дорог,
я даже видел это пару раз, но, наверно,
не хотел догонять,
кто-то махнул и улыбнулся, кто-то все же
простить не смог,
и средний палец показала мне с ухмылкой
придорожная блядь.
у дешевого мотеля чьи-то грязные дети
поселились в помойке,
матом кроя уставших таких же беспризорных
больных стариков,
и гопота пугала ножиком, шалея от долгой
мутно-черной попойки,
под звуки липких ударов со следами подошв
дембелей-шутников.
я всё смотрел и видел себя в зеркале
заднего обзора,
а вдоль дороги застыли деревья
нереальным серебряным светом,
и сам собой затыкался невеселый и ненужный
ручей разговора,
слегка напуганный огромным
мертвым и бесславным ответом.
звезды
на ночном небосводе,
поле
темной травы,
я всегда был один, на свободе,
все не важно - простите, поймете, забудете вы.
|
| |
|
|
91. Посадите меня на иглу
Сказки на ночь правдиво уходят во мглу,
По ноябрьским тропам летит снегопад,
Я прошу – посадите меня на иглу,
Просто я не хочу возвращаться назад.
Под ногами сверкает заплеванный лед,
Вверх по лестнице - в небо, последний этаж.
Море диких огней, только кто-то зовет -
Слишком много звонков. Этот номер не ваш.
Это номер того, кто упал с высоты,
Но разбиться и сдохнуть на деле не смог.
Покоряясь ухмылке сырой темноты,
Выпил дочиста общий священный исток.
Накопали. Я жив. Окна ловят мой взгляд,
Без вранья объявляя, что мест больше нет.
«Не должно быть его» - так за мир говорят,
Те, кто слишком устал пережевывать бред.
Почему каждый день уподобился злу,
Хоть дороги на карте – не в рай и не в ад?..
Я прошу – посадите меня на иглу,
Просто я не могу возвращаться назад.
|
| |
|
|
92. Ко мне!
Лёд в волосах. И снег уже не тает,
Москва бежит в холодной пелене,
Ты опоздала, я сказал - "бывает",
И странные рисунки на стене
Угрюмо оставляли отпечаток
Присутствия слезинки на щеке.
Твоя рука нашла в моей руке
Мир без границ и матерных заплаток.
А линии кидались цветом черным.
Я утонул, как в огненной реке,
В твоих мечтах, надеждах и тоске
О прошлом, на погибель обреченным.
Еще секунда - и вокзальный грохот
Огнями расплескался на окне,
И я заснул под чей-то пьяный хохот,
Пропев под стук колес - "иди ко мне"...
|
| |
|
|
93. Пришедший поздно
Пришедший поздно северо-западный снег
Накрыл собой нагар сомнений,
По дорогам, по окраинам взяли разбег
Вереницы огней, застекольные тени.
Хоть это утро так похоже на вечер,
Хоть это небо - обычное дело,
И времени нет, опостылели встречи,
Но я бы не сказал, что мне надоело...
Просил, словно монету на дальний поход,
Чего-то большего, чем дружба,
Отвергая черной злости ежечасный приход,
Твердил, что помнить тоже нужно,
Хоть это утро так похоже на вечер,
Хоть это небо - обычное дело,
И времени нет, опостылели встречи,
Но я бы не сказал, что мне надоело...
Среди посланий сумасшедших, унылых звонков
Устало выбрался из ямы,
И растолкав локтями лица поминавших шутников,
Упал и полз вперед, как пьяный,
Хоть это утро так похоже на вечер,
Хоть это небо - обычное дело,
И времени нет, опостылели встречи,
Но я бы не сказал, что мне надоело...
Хоть этот мир напоминает "ленту",
"О-кей" - кому какое дело?
И некогда думать и сравнивать с чем-то
Иным - не скажу, что мне всё надоело...
|
| |
|
|
94. Если ты хочешь (любимой)
Если хочешь, могу эту ночь
На куски раскроить
И тебе приготовить на ужин.
Вином мы запьем ее холод,
Согреемся, глядя на яркие звезды...
Если хочешь, останусь с тобой я навеки,
Серой тенью у ног твоих
В долгой дороге,
Обо мне ты не вспомнишь,
А мне же достаточно просто быть рядом.
Если хочешь, все ночи бессонными будут,
Только днем от усталости веки сомкнешь ты,
Но будешь разбужена вечером зимним,
Чтобы отдаться течению страсти.
Если хочешь, мы будем гулять по проспектам,
А оттепель нас околдует туманом,
Подарит нам дождь,
Что остудит немного,
Пока не сгорели в объятиях друг друга.
Если хочешь, достану луну из залива,
В ведре принесу я домой отраженье,
Но только не трогай,
А просто любуйся, как смотрит ценитель
На ценную редкость.
Если захочешь, тебя нарисую
Углем на бумаге – нестройный набросок,
Наполненный жизнью,
Несущий кусочек меня и тебя -
Всего несколько линий.
Если ты хочешь придти ко мне завтра,
Тогда приходи, только не возвращайся
Обратно, иначе могу я исчезнуть,
Забыв обо всем, кроме слов и движений
Твоих в полутьме, вкуса губ полуночных,
Света глаз твоих темных,
Волос водопада, биения сердца.
Если ты хочешь.
|
| |
|
|
95. Личное дело
Я сегодня уйду, никогда не вернусь.
Не понять? - это личное дело...
Освещенным оставлю окно - ну и пусть:
Меня ждут ленты черного в белом;
Меня ждет, расступаясь, безликий туман
И скользящие взгляды по краю -
Удивление? Верю, что выбор был дан.
Ну а что впереди я не знаю.
Разделить ленту-жизнь на три тысячи слов,
Вид на небо кроить на бумаге...
Из сетей выгребая свой скудный улов,
Молча думать о следующем шаге -
Избегаю. Ниспосланный кем-то недуг
Потерял свою власть надо мною,
В серых лицах каких-то друзей и подруг
Теперь вижу лишь вой под луною,
Я не чувствовал воздух, забыл как дышать,
Похороненный в грязных торосах
Старой шлюхи-зимы... И пытался сломать
Ее наст в запрещенных вопросах.
Свет недолог... продлится ли он хоть на миг?
Ну а мне ли решать, в самом деле?..
Словно вакуум нежности в двери проник,
Хоть как прежде бежали недели.
|
| |
|
|
96. Однажды...
Однажды мы сделаем вид, что все ново,
И радостно смеха наплещем в стакан -
Останется только твердить слово в слово
За теми, кто рвал бесполезный стоп-кран
Их крики и стоны, какую-то веру,
Замученный кашель, падения крик...
Да кто это начал дышать под "фанеру"?!
Оставьте... - сейчас он усталый старик.
Однажды мы сделаем вид, что забыли
Сами себя, изменившись навек,
Запамятав вдруг, что без повода ныли
В то время как кто-то срывался в разбег
Под грохот ударных и шелест ладоней,
Скользя по слюне и блевотине лет,
Замерзших в узорах - истоптанной долей,
В черте горизонта сходящей на нет.
Однажды мы сделаем вид, что устали,
А сердце болит от бесчисленных ран...
Мы в очередь встанем - получим медали
И пищу из высокоразвитых стран;
Мы будем сидеть и дымить по последней
И солнечным утром прощаться с двором.
А после - исчезнем, и в зелени летней
Для нас прозвучит над дорогами гром...
|
| |
|
|
97. Что-то где-то зачем-то... (новогоднее)
Могут ли быть прекрасными чувства,
После больного воя?
Это лучше, чем паранойя,
Это хуже чем пустота.
Что-то где-то зачем-то киснет -
Тоже не навсегда,
Превращается в снег вода,
Превращается в смерть веселье,
Санта Клаус подох с похмелья -
Это нервы? Пожалуй, да.
И вот твои чуть нервные пальцы
Заплетают синие косы,
Мы так часто меняем позы,
Но для нас это ерунда.
За грязными окнами черные ветви
Просят придти на помощь
И вокруг наступила полночь,
Я оставил все позади,
Даже то, что взял с собою в пакете -
И то потерял в пути,
И того, кто за это в ответе,
Уже не удастся найти.
Могут ли быть чудесными встречи
После такой любви?
Ты попробуй - экран обнови,
Если виснут потоки речи.
А если и это тебе не поможет,
Беги, моя детка, беги,
За тобой уже скачут враги,
Стуком шин переулок тревожа.
|
| |
|
|
98. Что-то где-то когда-то (напевы зимы)
В пыльном шепоте рек - неразлучных и склочных подруг,
Успокоив таблетками нервы натянутых струн,
Я однажды сломался, почувствовав легкий испуг
В пляске солнц, звездопаде и матерном хохоте лун.
Что-то где-то когда-то случилось
Не помню ни слова -
Забыл ранним утром - ступни обжигала роса...
И сколько бы сердце ни билось -
Снова и снова -
Мир-котенок свернется в клубок и зажмурит глаза...
И напевы зимы не способны захватывать сном
Мою боль, что пылает, сжигая крошащийся лед,
Я так долго плутал, я так долго мечтал об одном,
И теперь оно здесь, а меня что-то дальше зовет.
Письма лягут ненужным сокровищем странных тревог,
Я хотел бы ответить, но, кажется, всё рассказал,
И в четыре утра, выпив кофе, шагну за порог,
Чтобы в пять созерцать неприветливый шумный вокзал,
Чтобы слушать отход электричек, похожий на стон,
Чтобы встретить любовь, провожая далекую даль.
Я готов надоесть, пока кто-то не выкрикнет: "ВОН!",
Я готов не услышать, пока не почувствую сталь
В пыльном шепоте рек - неразлучных и склочных подруг...
Успокоив таблетками нервы натянутых струн,
Я однажды сломаюсь, почувствовав легкий испуг,
В пляске солнц, звездопаде и матерном хохоте лун.
Что-то где-то когда-то случилось
Не помню ни слова -
Забыл ранним утром - ступни обжигала роса...
Сколько бы сердце ни билось
Снова и снова,
Мир-котенок свернется в клубок и зажмурит глаза...
|
| |
|
|
99. Мне бы яда...
Обрывки волны незаконченной речи,
Ворох страниц непрочитанных книг...
Все, что осталось, уместится в крик;
Что было прожито, время залечит.
Звериной тоской заморожены веки;
Свет городов и лесной полумрак,
Ворона на дереве - видимо, знак;
Зимним морозом захвачены реки.
Беспомщно ночью ищу тебя рядом -
Жить не желаю без ласковых рук.
Чтобы убить этот горький недуг,
В аптеке негромко прошу: "мне бы яда..." -
Добрая тетенька, склянки, таблетки...
Капля стыда и любви десять грамм.
Оставьте меня! Я приму это сам,
И сяду к компьютеру делать заметки.
|
| |
|
|
100. Между тенью и светом
Между тенью и светом, прибитый дождем
К мокрой стылой земле - колеям и газонам,
Я когда-то хотел быть с тобою вдвоем...
Город мне улыбался, и пахло озоном.
Ненасытных сердец посещаемый храм
Растворил предо мной рты бессовестных окон,
Я решил, что - моё, никому не отдам,
Хоть за это побалуют длительным сроком.
В тишине не пустой - глупый маленький ум,
В пустоте, полной чем-то похожим на жалость,
Плыл туман за туманом из черных лагун,
И прилив беспокоил, но самую малость.
В лицах странников, кухнях каких-то квартир,
Обсуждали любовь в извращенных сюжетах,
Я давился, травил; покидал этот мир,
Все равно просыпаясь на пьяных банкетах
Под счастливые тосты в кроватях чужих,
В тесных клетках автобусов, поте вагонов,
Говорили: "Ты болен, законченный псих" -
Я плясал на углях этих пафосных стонов
Между тенью и светом, прибитый дождем
К мокрой стылой траве - берегам и полянам,
Я когда-то хотел быть с тобою вдвоем -
Обнаженным, стерильным и даже не пьяным.
|
| |
|
|
101. Ты... (мои страхи)
Не найду в приходящих ко мне поездах,
Не увижу в колонках газетных статей,
Не пойму в проплывающих мутных глазах,
Не услышу за криками чьих-то детей
Твои пальцы на струнах холодных вершин,
Твою музыку из темно-синих морей,
Твои губы... и шепотом - "Ты не один",
Твою боль в темноте и полеты теней.
Новый пасмурный век, утром - нервный рассвет,
Стынет миг опозданий железного змея
Без способности думать, что ничего нет,
Без возможности быть, умереть не посмея.
Кто не верит, что можно без повода бить,
Кто не знает, как всласть наедаться судьбой,
Не монах и не рыцарь - да что говорить?..
Не мудрец, не глупец - я не рядом с тобой:
Когда ты, просыпаясь, глядишь на туман,
Когда ты, засыпая, не просишь "укрой",
Когда ты поддаешься на глупый обман,
Когда ты любишь мир, ненамеренно злой...
Сколько тлеющих дней... Я, быть может, устал,
Вечно сколько-то зная и сколько-то стоя...
Этот город огромен и все-таки мал,
Этот смысл очень сложен, как что-то простое.
|
| |
|
|
102. Простите меня...
Ночи без сна и заумные книги,
Ненастье весны и предутренний лед,
Что со мной? Вроде бы слышатся крики -
Их ветер в далекую даль унесет...
Зачем это мне, когда дни так суровы?
Безверия идол – бессмысленный сон -
На мышь полевую кидаются совы,
Церковь стоит без креста и икон.
Бесы повсюду... Тяжелые веки,
Закрыли реальность, которую бил
Язык колокольный. И алые реки
Крови застыли без воли и сил.
Ангелы пляшут - я ползаю низко,
Их голоса так похожи на плач,
Сколько раз был ненамеренно близко
От плахи, где курит бессменный палач…
Сейчас же я больше не вижу исхода,
Что же я вижу? Похоже, я слеп:
Под дымом, летящим ко мне с небосвода,
Жалок, негоден и мелко нелеп.
Простите меня, я прошу вас – простите…
Всю свою жизнь я хотел быть другим:
Я врал сам себе, я пытался – поймите -
Увидеть ваш путь и угнаться за ним.
Зачем это мне?.. Но печали - не беды,
Еще один файл и еще один шаг:
Высмотреть-вычитать слухи-сюжеты,
И снова понять - всё не то и не так.
|
| |
|
|
103. Мультфильмы после семи
Ты сегодня родился, а завтра зарыт,
Уцепившись за время детьми.
А еще полминуты - навеки забыт:
В мультфильмах утром, после семи.
Город, улица, дом и квартирный вопрос,
Батарея, из крана – вода,
И не суйте в чужую пещеру свой нос -
Не то может случиться беда.
Фотографий альбом, седина на висках,
Горький опыт, добытый в борьбе…
Глядя в зеркало, что-то заметил в глазах,
Побоялся признаться себе.
Заменив батарейки, ты слушаешь рок -
Это старых привычек следы,
И не важен грядущий последний звонок,
Слишком много забот и еды.
Ну а где-то багровые реки плывут,
Через черную мглу – тишина,
Там нет разницы, кто как одет и обут,
И далек старый друг Сатана.
Ты сегодня родился, а завтра зарыт,
Уцепившись за время детьми.
Ты - один из потока, и будешь забыт -
В мультфильмах утром, после семи.
(исправлено по наставлению профессора Alex*’а)
|
| |
|
|
104. Неужели так стыдно?
Неужели так стыдно отдаться легко?
Бывает - этого незачем ждать,
Улыбнулась любовь, не сказав ничего,
Вместо того, чтобы жизнь проклинать.
Ну а время бежит, как из крана вода,
Дни проплывают, шумя за стеклом,
Знаю – грустно… Но это ведь не навсегда:
Нечего нам отложить «на потом»…
Неужели так стыдно рыдать одному?
Бывает, что невозможно не петь,
Ведь найдутся и те, кто поймёт почему
Ты перед смертью сумел полететь.
Твои дети смеются над тем, что смешно,
Чудится эхо прошедших веков,
Тебе кажется... Нет, ничего не ушло -
Можно рассказывать это без слов.
Неужели так стыдно поверить судьбе,
За поцелуй свою душу отдать,
Улыбнулась любовь - неужели тебе? -
Вместо того, чтобы жизнь проклинать.
|
| |
|
|
105. С мылом
Утро чуть слышно шагами - за дверь,
Высунь язык, ты почувствуешь пОрно,
Зеркало скалится - раненый зверь,
Пальцы мои повисают позорно.
Поверите, нет ли - я снова упал
Вниз головой, протирая предметы.
Это несчастье - почти криминал,
Пыль по углам, на диване газеты…
Девочка плачет за завтраком вкусным:
Мальчик повесил пальто не туда,
Здесь слишком тесно, а там слишком пусто,
С мылом сотру этот мир навсегда!
Плевать на дыхание, голод и слякоть,
На солнце, на небо, на ветер весны,
Будем страдать и беспомощно плакать,
О том, чей черед протирать стаканЫ.
И наступит момент, когда завтра устанет,
И не придет, оставаясь в ночи,
Не страшно? И правильно! - это бывает -
Тихо ползут по стене кирпичи.
|
| |
|
|
106. Срок
Подотрись свой немочью, блядь, твою мать,
Схавай ложку говна и запей ее горем.
Темно-красный закат... мне не в падлу вставать
И чертить имена на бетонном заборе.
Мне не в падлу орать, просто лень говорить.
Пни собачку, она только жалобно взвоет.
Родила меня мать для того чтобы жить,
Ночь когда-то меня своей тенью укроет.
Засопел вдоль по стеклам контейнеровоз,
Постирай же носки, продырявь их до блеска -
Пара ебаных шуток случилась всерьез,
Завернувшись внутри рвотной вонью гротеска.
В коридоре волочится звук бытовухи,
Сделай больно, сорви пару почек с ветвей,
Выпью я пару банок плохой бормотухи,
И, возможно, мой срок побежит чуть быстрей.
|
| |
|
|
107. Мясорубка
Вёсны-девки бредут вслед за тяжестью зим,
Мы болеем и снова вступаем в контакт,
Кто-то хочет быть с Ней, кто-то хочет быть с Ним,
Это надпись на майке?.. - Гигантский плакат!
Пробираясь сквозь горький и масляный жир,
Исторгаемый кухнями жен-матерей,
Разрезающих, как "помидорину", мир,
Раздувающих вширь дыры чутких ноздрей,
Я заметил, что юность состарилась вдруг -
Может быть, из-за утренней ругани вслух.
Мне остался на память лишь детский испуг
Перед дряблыми лицами близких старух...
Но конвейер затягивал. Перемолов,
Мясорубка исторгла сиреневый фарш,
Это мясо из сои, бессмыслица слов,
Что приправлены кем-то, играющим марш.
Столько слышал о том, как усталость знобит,
Раскорячив сознание жалостью игр,
Говорили - судьба моя, видимо, спит,
Я считал, что дорога - взбесившийся тигр.
Опостылевший гул и подземный угар,
Эскалаторы, лифты и вонь сигарет...
Ну и что? - это жизнь, я приму ее в дар:
Все равно, кроме этого, ничего нет.
|
| |
|
|
108. Достойно
Я хочу жить, не помня ничего,
Я тратил бы мгновенья без оглядки
На дивный сон. Но мне не до него,
Пока не наступило "все в порядке" -
Пока жилплощадь я не поделю,
Пока своих детей не воспитаю,
Пока я иномарку не куплю,
Все дырочки в носках не залатаю,
Пока не будет импортной плиты,
Пока я не приклею все обои,
Пока я не достигну простоты,
Пока не буду признанным героем,
Пока не научусь я резать ровно,
И раздвижных не выставлю дверей,
Пока всё-всё вокруг не станет полно,
Пока не стану хоть чуть-чуть умней,
Пока не застрахуюсь "от и до",
Пока на кладбище не арендую место,
Пока не не будет обделен никто,
Пока я наконец не сяду в кресло,
И в нем, закрыв глаза, я отойду,
Пока есть время умереть спокойно,
Ну а потом кого-нибудь найду,
Рожусь и снова заживу достойно.
;))
|
| |
|
|
109. Воля
Пропотев свои годы
ради горя и смеха,
Рад бы снова стараться
затравливать зал,
Но не смог я сегодня
добиться успеха,
Повернувшись спиной,
на колени упал.
Мне почудились ведьмы,
обнажившие груди,
Что призывно взывали
на первых рядах,
Мне послышались стоны,
но стонали не люди,
И расплавились стрелки
в настенных часах.
Сколько лет раскрывал я
упрямую душу,
Столько в ней накопилось
вонючих плевков,
Рад бы снова стараться,
но вечер нарушен,
Обойдусь без наград
и дешевых цветов.
Мне наградой последней
станет вольная воля,
И словами вдогонку -
ладони хлопок,
Но не слишком ли смело
повернулся спиной я? -
Грязно серой палитрой
проплыл потолок.
Пропотев свои годы
ради песен и ветра,
Понял вдруг, что покоя
от них не видать,
Но меня не осудят
Дорог километры,
И никто не заставит
за смыслом бежать.
|
| |
|
|
110. Без тебя... (банальность)
Я без тебя не проживу ни дня,
Как странно просыпаться одному...
Мне кажется, что это западня.
Мне кажется, я знаю почему.
Всё это лето кажется постылым,
Улыбки лиц не оживляют быт,
И слишком быстро утекают силы,
Ведь без тебя и песня не звучит.
Запутан след, разбиты двери окон,
И пусть бурьян укроет дивный сад.
Я спрячу в паспорт темно-синий локон,
Пообещав вернуть его назад.
А в облаках лицо твое растает,
Я сяду у калитки, закурю.
Как можно жить, когда так не хватает
Всего лишь смысла провожать зарю?
Я без тебя не проживу и ночи,
Как это странно - звезды в тишине,
Мне жаль для них хотя бы пары строчек,
Пока ты снова не придешь ко мне...
|
| |
|
|
111. Замок из песка
Спаси меня от гнусных подворотен
И от чужих навязанных невзгод.
Спаси от денег - тысяч или сотен,
И от людей, мычащих словно скот.
Спаси меня от длительных попоек
И от шалав, которые дают.
Спаси меня от шконок и от коек,
От писем, что из прошлого пришлют.
Ты - это всё, что было и что будет,
Хоть наша жизнь - всего лишь замок из песка,
Я умер бы спокойно, не при людях,
Если б в твоей руке была моя рука.
Спаси меня от бытовых помоек,
От алчущих, раскрытых настежь ртов.
Спаси меня от пыли долгих строек,
От стылых одиночества ветров.
Спаси меня от пакости вокзалов,
От ранящих как лезвия разлук,
Спаси меня от рейтингов и баллов,
И от соседских разъяренных сук.
Ты - это всё, что было и что будет,
Хоть наша жизнь - всего лишь замок из песка
Я умер бы спокойно, не при людях,
Если бы в твоей руке была моя рука.
|
| |
|
|
112. Дрянь
Я однажды увидел, как стынет любовь -
Словно кто-то шептал о измене,
Ну а кто-то кричал: "свою душу готовь!",
Профиль мой отделяя от тени.
Захлебнулся я в мутном потоке из снов,
Ложью мне обжигало ладони,
Пока ползал слюняво среди теремов,
Где насрали крылатые кони.
Подавился я холодом ласковых рук,
Что когда-то мне раны латали,
Оказалось, я мало что значу без сук -
Тех, кого бы я вспомнил едва ли,
Кто бумагу делил на три тысячи слов,
Вид на небо кроил на бумаге,
Из сетей выгребая свой скудный улов
Молча думал о следущем шаге.
|
| |
|
|
113. Я хотел разбудить...
Темноглазая дева крутила на прялку туман,
Когда дождь освежил обращенные к ветру уста,
И давил силуэтом, шатаясь, строительный кран,
Я решил разбудить, лишь когда досчитаю до ста... -
Я решил разбудить ту, что дышит тихонько сквозь сон,
Но, сбиваясь со счета, я просто смотрел на неё,
И порубленный тополь как будто отвесил поклон,
Ну а небо качалось - совсем не мое и ничьё.
И хотелось холодной ладонью почувствовать грудь,
Улыбаясь, я ждал - это чувство застыло в тени,
Словоформы мои растеклись по углам, словно ртуть,
И навеки застыли в преддверии алой зари.
И навеки застыли моря переулков, а гул
Опустился бессильно на серый асфальт мостовой,
Я хотел разбудить... ну а сам незаметно уснул,
Укрываясь от смерти доверчивой нежной рукой...
|
| |
|
|
114. Знак
Кольцо на пальце - безымянный знак...
Светлеет вечер, тяжестью - жара,
И снова сочиняю я не так -
Кому-то кажется, что это лишь игра -
Бессмысленная трепля для других,
Во имя символов и ради никого.
Да наплевать. Пожалуй, этот стих
Действительно не значит ничего.
В безветрии замёрзли за окном
Дома, где свет напоминает тьму...
Меня пытались напугать судом,
Я отвечал, что это ни к чему.
Я сыт и пьян, но голоден, как зверь -
Безумный пёс, желающий любви.
Я разгребал имущество потерь,
Как баба причитая "се ля ви".
Кольцо на пальце - безымянный знак,
Светлеет вечер, тяжестью жара,
И снова сочиняю я не так,
И, кажется, что это - лишь игра.
|
| |
|
|
115. Разговор ни о чём
Разговор ни о чем длится долго. Светло.
Очень тихо, мне даже слова не слышны,
Утро. Солнце неласково льется в окно,
Как я мог испугаться простой тишины?
Может быть, много фальши в раскрытой руке
Или что-то пытается крикнуть - "беги!"
Только дверь все еще на надежном замке,
И за ней ожидают бессменно враги…
Почему мне так грустно - ты рядом со мной,
Я сумел удержать и любовь и мечту,
А вокруг дышит ветер, и город чужой
Убивает крестами свою суету.
Сколько можно терпеть эти вопли тоски,
Что звучат даже в искреннем смехе детей?
А за всем этим - твердо и глухо - шаги,
Через вилки дорог, по тарелкам полей,
Разговор умолкает почти сам собой,
Я ладонью дотронулся до вышины -
Отвечай, что сегодня случилось со мной,
Как я мог испугаться простой тишины?
|
| |
|
|
116. Проснуться, наверное, будет не трудно
Проснуться, наверное, будет не трудно,
Но знаю, что мне не простить никогда
Ночи, что дарит молчание, скудно
Процедит любовь, словно это вода,
Прошедшая через сто двадцать три крана,
Несущая в блеске своем чистоту,
Что льется без боли на рваную рану,
Смывая последнюю кровь и беду.
Приласканы ветром увядшие травы,
Граблями расчищена копоть-земля,
Зачем я увидел поля и дубравы,
Когда затянулась на шее петля?
Рычали моторы и автоколонны,
Корчились - черви ползли по стеклу,
В экранах орали на бис миллионы,
С пьяным экстазом пророча войну.
Судьба же, наплакавшись, мною укрыта...
Пусть она знает, что мир далеко -
Жрет из разбитого кем-то корыта:
Бывает и миру порой нелегко.
Проснуться, наверное, будет не трудно,
Пока не погаснет на небе звезда.
А ночь обнимает, прищурившись. Скудно
Процедит любовь, словно это вода.
|
| |
|
|
117. Времена суток
Медленный танец спокойного утра
Стремится продолжить течение сна.
Былинки в лучах - невесомая пудра
Не может достигнуть желанного дна.
Уже отшумело горячее лето,
А ветры несут в себе осень-тоску:
Сколько же песен об этом отпето
И похоронено в белом снегу?..
День этот в прошлое канет, другие
Придут вслед за ним, потемнев не спеша.
Зачем их жалеть? - в небеса голубые
Летит и о чем-то смеется душа.
Банально ли счастье? Жестоко ли время?
Думать об этом сейчас ни к чему.
Периоды суток... - в таинственной смене
Мечтаю о том, как тебя обниму.
|
| |
|
|
118. Голос за пеленой дождя
Беспомощный набросок на окне
Создал узором капель теплый дождь,
И вдруг мне показалось - ты поешь:
Звучит знакомый голос в пелене,
Накрывшей мир - дороги и дома,
Усыпавшей кругами ленты рек,
Явившейся сюда искать ночлег,
Пока на город не спустилась тьма...
И ветер дул в открытое окно,
Захлопнув двери в тусклый коридор,
Где зверолюди в дырах узких нор,
Жевали пищу, глядя на кино...
Ты пела тихо грустные слова,
Что посвятила солнечным краям,
Звенящим травам и беспечным дням -
В ответ шумела мокрая листва...
И вот исчез набросок на окне,
Остался только бесконечный дождь,
Но, кажется, что ты еще поешь,
Хотя, наверно, ты поешь не мне...
|
| |
|
|
119. По рукам
стирались годы - тлел сырой огонь;
тянулись вдаль пролеты, коридоры;
и трубы выли, испуская вонь -
в ее тумане корчились актеры.
а чьих-то глаз воинственный напор
внушал мне только радость сожаленья;
я не дышал, и на ковре узор
звал и тащил в свои хитросплетенья.
я шаркал, нарушая шум пиров;
я продирал локтями рукава;
я повисал под связками шаров
и падал вниз, смеясь едва-едва.
хотел нажраться яростью плевков,
ударить по рукам тяжелой плетью,
разрушить все, и океан песков
впустить в закат, горящий черной медью.
когда-нибудь, прервав свой монолог,
ты остановишься хотя бы на минуту -
а я... исчез. Устал, совсем продрог...
Я изменил привычному маршруту...
я шаркал, нарушая шум пиров
я продирал локтями рукава,
я повисал под связками шаров
и падал вниз, смеясь едва-едва.
|
| |
|
|
120. О любви :)
(ВНИМАНИЕ! по желанию автора текст песни содержит глагольные рифмы! слабонервных прошу не нервничать!):)
Вокруг меня все та же канитель,
Все та же сцена и все те же строки,
Осенняя печаль, весны капель,
И все еще не изменились сроки,
Но почему мне хочется кричать,
Без приглашения взобравшись на эстраду,
О том, что я люблю тебя опять,
Что ничего не надо мне в награду.
Опять люблю, и только что любил,
Все так же - с самой первой нашей встречи.
Я не боюсь, что мне не хватит сил,
Я не боюсь, что мир не бесконечен.
Вокруг меня сплетения дорог,
Все те же реки, города и ветры,
Все тот же ритм все тех же личных строк,
И все еще мелькают километры.
Но почему необходимо ждать,
До дрожи, от которой ноет сердце,
Тот час, когда смогу тебя обнять,
И понимать, что никуда не деться.
Опять цветы, и вглядом темных глаз
Я опьянен, не смея улыбнуться,
Я не боюсь - так будет каждый раз,
Когда к себе позволишь прикоснуться.
|
| |
|
|
121. Кривая с Косым (спор о душе)
Однажды кривая и некто косой,
Играли на душу и свет.
А тот, кто владел этой самой душой,
Схавал под сердце стилет.
Сказала кривая, махая рукой:
«Сегодня поперла масть…»
Косой, уже в полное мясо бухой,
Пытался в стакан попасть.
Закуска томилась, а шум тростника
Строил на благость и мир.
Кривая забацала два косяка,
Косой резал тоненько сыр.
Завод не чадил, и округа спала
В ранний воскресный час:
Никто и не знал, что такие дела,
Творятся так близко от нас.
Кривая сдавала, смеясь и плюя -
И сохла трава на глазах,
Косой бормотал: «хорошо-то как, бля…»
И трогал что-то в трусах.
Блатных разморило в несмелом луче,
Свежего солнца. Базар
Полился, потек сам собой ни за чем,
Через глухой кумар:
Они вспоминали свои трудодни,
Про смерть, про надежду и рок,
И про любовь вспоминали они -
Про праведность и порок…
Часы проходили, и день на дворе
Холод ночной отогрел,
Но игроки не вернулись к игре,
Мало ли важных дел?..
Косой барабанил по грунту рукой,
Кривая горланила вздор,
Владелец души уже был неживой,
А душу утырил вор.
И к вечеру, мусор оставив в траве,
Собрались Кривая с Косым…
И долго еще исчезал в синеве
Костра догоревшего дым.
|
| |
|
|
122. Сполна
В пустоте прозвучит твой нетронутый крик:
Разменяй эту жизнь - ты получишь сполна,
Ты получишь навек тот единственный миг
В пустоте, что плывет как всегда не одна,
Как всегда в суете, бесконечным числом
Бесконечных людей, сквозь открытые рты
Чьих-то пьяных мужей за немытым столом,
Чьих-то мелочных жен, подносящих воды.
В лабиринтах домов много громких звонков,
Там прогнившие доски покрыли ковры,
И привычен тебе уже стук коготков
И насмешливый взгляд из крысиной норы,
И насмешливый плач от искусственных драм -
Где пробитые лбы отгуляли свое,
А негаснущий свет больно бьет по глазам,
А вокруг то ли боги, а то ли зверье.
Попроси небеса, помолись им всерьез,
Чтоб морщины ушли, а осталась душа,
Чтоб не мучали сны от несбывшихся грез,
Чтоб все так же спасала от слез анаша.
В пустоте прозвучит твой нетронутый крик:
Разменяй эту жизнь - ты получишь сполна,
Ты получишь навек тот единственный миг
В пустоте, что летит как всегда не одна.
|
| |
|
|
123. Неизбежность за чашкой чая
Уютные сказки и строки о прошлом...
Смерть не приходит пока за тобой,
Ты в этом мире безумном и пошлом,
Чай разливаешь усталой рукой...
Лентами дальних дорог вдоль по телу
Вен синева проступает чуть-чуть.
Снова - тоска, и ты снова запела,
Это не "лишь бы сказать что-нибудь",
Это урок, его сразу признают
Те, кто оценит попытки любви
Прорваться сквозь время, которое тает.
Но некому крикнуть "скорее лови!" -
Из-под дверей проползает угаром
Пьяная блажь молодого вина,
Ты здесь никому не нужна даже даром -
Ты ожидаешь, все так же одна.
А небо ползет над пасущимся стадом...
Так было и будет, и, после всего,
Найдутся другие, кто скажет, что надо
Услышать, принять, не сказав ничего.
Конфликт поколений и вечная тупость
Опыт пинают дурацкой ногой,
Но этим ударам неведома скупость,
Что каждую ночь засыпает с тобой.
|
| |
|
|
124. Друг
Взгляд, отраженный в твоих зеркалах,
Сила, затертая белыми льдами -
То, что случится мы видели в снах,
То, что забыто - случилось не с нами.
Смерть укрывается теплым платком,
Снег завалил все пространство, не тая
В открытых глазах, и стекал серебром
Вниз по щекам в ожидании мая,
Черные косы дорог городских
Плавно ведут под часы на вокзале,
Тяжесть минут тихо падает с них,
Но красоту мы оценим едва ли...
Курить, говорить о неверных шагах -
Цель, для которой растрачены средства.
То, что случилось мы видели в снах,
То, что забыто - ненужное детство.
Жизнь простудилась, закашляла вдруг,
Испуганно в небо метнулись вороны.
Пойдем же домой, мой единственный друг,
Хватит искать под ногами иконы.
Синие ленты каналов и рек
Не дружат со злыми морскими ветрами,
Хватают, и мы переходим на бег,
Надеясь, что им не угнаться за нами...
|
| |
|
|
125. В темно-синей воде
Я увидел тебя в темно-синей воде,
Что плыла под мостом, не боясь холодов;
Призрак смерти играл в городской суете,
Пел мне песни о времени серых снегов.
А вокруг разбегались потоки во мгле,
Перекрестки дробили асфальт на углах,
Мне хотелось прижаться губами к земле,
Захлебнуться в горячих соленых слезах.
И любовь острой болью проснулась в груди.
И, легонько коснувшись доверчивых рук,
Ты шепнула мне: "Я не твоя, уходи",
Я остался - не враг и, конечно, не друг.
Отражались огни в темно-синей реке...
Я увидел тебя и забыл обо всем -
Стылый город неслышно исчез вдалеке,
Мы с тобой наконец-то остались вдвоем.
|
| |
|
|
126. Снега приходят за дождем... (песня)
Текст: VAD-DARK
Музыка: She
Акустика.
С____________________Еm
Шум дождя, завеса за окном,
________G____________________Em
День за днем слова стучатся в стекла...
_________C_____________Em
Жизнь готова обернуться сном,
_________G____________Em
В этом сне все пасмурно и блёкло,
C_______________________Em
Мне дождаться бы зеленых трав,
__________G_____________Em
Открыть двери в солнечное лето,
_____C____________Em
И уйти, ни слова не сказав,
______G____________Em
Не купив обратного билета.
припев:
________Aadd9______Em
Но не хватит силы убежать -
_____Add9______________Em
Покориться проще, чем дождаться,
_______C______________Em
Проще больше ничего не знать -
_______G________________Em
Легче будет с телом расставаться.
А снега приходят за дождем,
Ночь за ночью следует лениво,
Мы скорее шепчем, чем поем,
Говоря, что это "так красиво".
Мне - дождаться ярких голосов,
Тишину отдать не растерзанье,
А потом, под звук своих шагов,
Насладиться часом расставанья...
(припев)
|
| |
|
|
127. Холод,но
Мне б сбежать километров за сто от дорог,
Мне бы в реку - почувствовать холод песка.
Алкоголик на тракторе мне не помог:
Его темную душу терзает тоска.
Не помогут мне лица с рекламных щитов -
Были счастливы те, кто содрал их вчера.
Не поможет мне сон станционных часов -
Слишком болен и стар - не дожить до утра.
На просторы с небес выпал синенький снег...
Только рельсы сверкают, да ноет земля...
Незнакомый какой-то висит человек,
Сапоги кто-то снял, ведь на шее петля.
Мне бы в ночь, целовать её мерзкую грудь,
Мне бы смеха, да только вот зубы свело.
Помогите скорее отправиться в путь -
Тогда, может быть, вскоре мне станет тепло.
|
| |
|
|
128. Дорожная (3)
Давно уже прошел последний бой,
Исчезли все обидные слова,
Мосты лениво выгнулись дугой,
Осыпалась золою синева,
Мне не обидно, мне не тяжело,
Я закурю, и, глядя на дорогу,
Впущу прохладу, опустив стекло.
А дальше что - известно только Богу.
Мне все равно, улыбка - не оскал,
Я никогда не превращался в зверя,
Хотя все то, что я всю жизнь искал,
Теперь со мной, как странная потеря.
Но мне не жаль ни сна, ни сил, ни лет,
Я лишь устал, но это все проходит,
Я наплевал на праздничный банкет,
Где злая ложь под столиками бродит.
Давно уже не верю я судьбе,
Но жизнь люблю. А я любить умею...
Дорога мне расскажет о себе,
А я усну, прервать ее не смея.
|
| |
|
|
129. Отдадим эту ночь (новогоднее)
Новый год наступил. Я курю. В темноте.
Мне не спится. Я молча смотрю за окно.
Там деревья. Друг друга теснят в пустоте.
Там не холодно. Ветер. Ему все равно.
Там дороги. Ведут прочь от вспышек дворов.
Чьи-то крики и вой по дырявой трубе.
Наступает недолгое время снегов.
Время выпить свой чай и поехать к тебе.
Только незачем ехать, бежать и лететь.
Я способен вполне дотянуться рукой.
Разбудить или нет? Попросить тебя спеть? -
Пара песен. В дали сочиненные мной.
Но менялась символика. Бились слова,
Изменяя на картах названия мест.
И закашлял огонь. Простудились дрова.
Неприступной стеной встал невидимый лес.
Долгий ход по периметру. Флаги в углах,
Где тенями уснули. Разбитые сны.
Кто из нас трогал время? Теперь на часах
Застывают секунды безумной луны.
Я закрою глаза. А рука невзначай,
Но намеренно руку отыщет твою.
Если хочешь, то просто меня не прощай.
Я усну. Отдадим эту ночь январю.
|
| |
|
|
130. Ничего не вернуть
Ничего не вернуть- все осталось в поруганном прошлом,
Наши встречи, наш дождь, поцелуй под ковром облаков,
Наши ночи бессонные... это не может быть пошлым,
Это может быть сказкой. Несбыточной. Для дураков.
Мы за счастья неделю держали удар за ударом -
Мы ошиблись, пьянея в прекрасной фантастике снов,
А затем, как-то утром все стало безумным кошмаром,
И в истерике билась забытая кем-то любовь.
Исказились черты, гнев и ярость хлестали потоком,
А потом я зачем-то стоял на коленях и выл.
Знаю точно одно - это мне не послужит уроком,
С этим жить невозможно, я все это к черту забыл.
Лучше я натворю столько глупостей, сколько возможно,
Лучше пусть будет плохо, не надо мне горных вершин,
Где живет равнодушие, что нам кричит: "осторожно,
Лучше семь раз отмерь и всегда оставайся один"
Ничего не вернуть - не исправить обидных помарок,
И теперь это все изнутри выжигает мне грудь,
Я был счастлив, спасибо. Спасибо тебе за подарок.
А теперь мне пора. Закурю и продолжу свой путь.
|
| |
|
|
131. пшел вон
питерский полдень - холодный и солнечный город,
этот апрель, как всегда, не ласкает теплом,
в грязи лобовое, и сырость залезла за ворот,
а шлюхи, от ветра скрываясь, стоят за углом.
такая тоска навалилась, хоть прыгай с карнизов,
бросайся из окон, таблеток прими пред сном,
но нет. это просто один из весенних капризов...
я в это поверю. плевать, что случится потом.
зачем вспоминать, искры боли кидая на порох,
ведь хочется жить, хоть бы и в бесполезных мечтах,
я оставлю стихи - шумный, так много значащий ворох,
и оставлю картины твои, что внушают мне страх.
я оставлю то место, что домом мне долго казалось,
мне теперь предстоит снова где-то найти этот дом,
"пошел вон"... я уйду... от меня только это осталось,
и теперь это всё по утрам диким кажется сном.
|
| |
|
|
132. Дорожная *
Я немного устал - эти психи и эти психозы,
Каждый день просыпаешься с тягостным чувством вины,
Я смотрю на цветы... как любил я дарить тебе розы,
Мне понятно теперь, эти дни не имеют цены.
Это было так сладко, как мед, что из стекает из соты,
Это было так горько, как чья-то чужая беда,
Это было обидно - до слез и почти что до рвоты,
Это все было так, что себе не прощу никогда.
И теперь не вернуться домой - без тебя и без дома
Я, как вольный стрелок, тень без света и дым без огня,
И дорога, что рядом бежит, мне до боли знакома,
Все поет и хрипит пленкой старых кассет для меня.
|
| |
|
|
133. Бензопилой, нах! (после концерта гр. АлисА)
Дарю поцелуй в подворотне заплеванной,
Бутылку вина на двоих в суете,
В пене небес, синевой размалеванной,
Ищем послания явно не те,
Гиблое дело, движение к отмели,
С криками месим мы тело толпы,
Страх - оказалось, что главное Отняли,
Скоро на площадь, где колья-столбы.
Я шляюсь, как ветер по мертвому полю,
Мне негде заснуть, просыпаться нигде,
Я мало ценил свою вольную волю,
Боялся победы и сгинул в беде.
Тоска за рулем, веки слишком тяжелые,
Музыка льется - смола в никотин,
Сто сигарет, да слова невеселые,
Случайный попутчик, и ты - не один.
Салоны, пивбары, какие-то лица,
Девочки, злоба и мрачный угар,
Я пью, как сапожник, но мне не напиться,
Меня отключает лишь в морду удар,
Братки на дороге орут мне по фене,
Погоня, дворы, все под ретроэфэм,
Я сделал уроки по заданной теме,
И вылетел с треском, теперь - без проблем.
Была ли любовь или это идея,
Как скажет пинкфлойд, нахожденья в любви,
Хотел разбудить, шевельнуться не смея,
А надо-то было взять бензопилу!!!!!!!!!!!
И нахрен порезать все к ебаной матери,
А то, понимаешь, "пушинка моя"...
Бензопилой надо было работать,
и нехрена было стишками лизать.
И нехера было страдать, и мозги
Себе все высасывать всякой блевотиной.
|
| |
|
|
134. Ветер да зола
Пыль
Сменится дождем,
Капли на стекле,
Сладкие, как мед.
Ты
Вдруг исчезнешь. Пусть.
Мел на стенах здесь
Долго не живет.
Я
Пробовал на вкус
Ночи без тебя,
Я почти не спал.
Страх –
Корчились углы,
Тихо выли сны
В тишине зеркал.
Нет, больше не прощай, лучше позабудь,
сердца в тебе нет,
Нет, из твоей из души душный полумрак
не пугает свет.
Взгляд из больных зрачков, бешенство белков,
сексуальный стон,
Я не смогу прогнать, не смогу сказать -
«да пошла ты вон».
Мне
Долго не прожить,
Я уже не тот,
Кем к тебе пришел.
Дом
Где-то далеко,
Слишком далеко,
Жаль, что не нашел.
Лишь
Ветер да зола,
Горе да молва,
Небо и трава,
Смех.
Это просто крик,
Это шорох звезд,
Это не слова.
Нет, ты не приходи, я уже готов,
ты меня сожрешь,
Нет, твой горячий яд – боль в моей крови,
смерть в моих слезах.
Вопль, твой голодный визг, ведьма на метле,
из Москвы - шабаш,
Крест, крест меня не спас, пойте, небеса,
я теперь не ваш.
|
| |
|
|
135. Часть твоего пути
Мне уже плевать, сжег и спрятал сны с пьяных глаз долой.
Здравствует весна, пляски сатаны, тексты под рукой.
Зубы намертво свело, трудно говорить, нелегко идти.
Словно грязный червь, одолел я часть твоего пути.
И, после этих дней, после твоих грез, я схожу с ума,
Демон был во мне. Может, полюбил… знала б ты сама…
Он шептал мне дрянь, а твои глаза излучали мрак,
Я тянулся к ним, не хотел понять, прогадал, дурак.
Демон твой ушел следом за тобой - поезд укатил.
Я остался пить, я остался жить, но почти нет сил.
Не могу понять, нечего прощать, не за что терпеть,
Не обнять тебя и тебя не взять, о тебе не спеть.
Мне уже плевать, сжег и спрятал сны с пьяных глаз долой.
Здравствует весна, пляски сатаны, тексты под рукой.
Зубы намертво свело, трудно говорить, нелегко идти,
Словно грязный червь, одолел я часть твоего пути.
|
| |
|
|
136. Мне немного боязно
Мне не очень хочется, мне немного боязно,
Словно дичь на вертеле, словно небо в клеточку,
Танцевать с тобой для всех суицид на улицах,
Внутрь принимать с тобой алкоголь смеющийся.
Не стесняйся, милая, ты всегда проглатывай,
Эх, постель измятая, сколько можно трахаться,
Но у нас же оргия, жертвоприношение,
Что ты завтра скажешь мне, что еще прошепчешь мне?
Мне не очень можется, мне ползти в укрытие,
Ты же здесь, поблизости, как в пожаре мечешься,
Что ты хочешь? Крест тебе. Что ты мелешь? Бог с тобой.
Заползти, забиться бы, да никем не велено.
Ненавидеть можешь ты, ненавистью-джокером
Покрываешь все вокруг, бьешь крапленой картою,
И орешь - "ударь меня" и кричишь обиженно.
Я рукой лицо закрыл, скоро воздух кончится.
Я ушел бы, только вот привязала прочно ты,
Рисовала сердце ты, да совала к празднику,
Только сердца нет в тебе, мне картинки дарены,
Я же - все по-честному, обменялся бьющимся.
Демон ты и нелюдь ты, почему не верил я,
Ни тебе, ни всем вокруг, ни глазам зажмуренным,
Девочка нахальная, поступь подростковая,
Только взгляд безжалостный, и внутри - безумие.
Не стесняйся, милая, ты всегда проглатывай,
Эх, постель измятая, сколько можно трахаться,
У тебя же оргия, жертвоприношение,
Что ты завтра скажешь мне, что еще прошепчешь мне?
Мне не очень хочется, мне немного боязно,
Словно дичь на вертеле, словно небо в клеточку,
Танцевать опять с тобой суицид на улицах,
Торопливо пить с тобой алкоголь смеющийся.
|
| |
|
|
137. Под колокольный звон
В небе колодцев застывших дворов,
В снах на асфальте, не смытых дождем,
В скатертях снедью набитых столов,
Я протяну руку - "пойдем!",
Но только язык твой, что у змеи,
Голос твой, словно чарующий стон -
Ты выбралась утром из мокрой земли,
Под колокольный звон.
Если я мертв, значит - ты ожила,
Если я дал, значит - ты не дала,
И, может, когда-то мы вместе споем
О нашей безумной любви.
В разинутых ртах однокрылых птенцов,
В черных воронах, кричащих во мрак,
В тяжелых ударах свирепых отцов,
Я вижу: что-то не так.
И взгляд твой подобен эссенции зла,
Бедра твои, как ворота в огонь,
И падают перья, и льется смола,
И это не запах, а вонь.
В памяти, режущей мир пополам,
Там, между кровью написанных строк,
Я тихо клянусь, что навеки отдам
Все, что накоплено впрок.
Да ложь твоя сахаром мне по губам,
И руки твои прижимают к груди,
И в сладком бессилии стыд мне и срам...
Пожалуйста - не уходи!
Если я верю, то ты - никогда,
Если здесь засуха, - хлынет вода,
Надеюсь, что мы никогда не споем
О нашей безумной любви.
|
| |
|
|
138. Почти что рай.
Вновь улицы звенят, это в город наш прилетает май.
Я радуюсь ему, словно эти дни мне - почти что рай...
Рай - чистый без тебя, терпкий на губах, зноем в небесах,
Пусто в голове, радиоволне я доверю свой забытый страх.
Смерть близко от меня, чувствую ее, словно бы во сне,
И, радостью звеня, воздух холодит пальцем по спине.
Эй, девочка, постой! Подвести куда? Может, в никуда?
Можешь закурить... Я же расскажу, как упала вниз моя звезда,
Я закрыл глаза, слезы на губах, стыдно и смешно.
Извините, но пару дней назад видел очень страшное кино,
Эй, рядом никого? Что со мной опять? Это не игра...
Май, шаловливый май, ненавистный рай обманул с утра...
Можете простить, я уже устал, до свиданья навсегда и все,
Я сейчас возьму, что мне рок послал впереди на встречной полосе,
Я сейчас напьюсь всласть своей судьбой, вдоволь и навек,
Может разобьюсь, и тогда с тобой уплыву по лентам черных рек...
|
| |
|
|
139. Глупый поэт и слепая женщина
На пути в никуда чистый серый асфальт целовал,
По дороге шептал ветерок, заметая следы,
На прибрежном песке веткой вербы тебя рисовал,
Жаль немного, что эту картину не видела ты.
Ты любила мне нежными пальцами душу сверлить,
Ты любила ломать с непонятным злорадством цветы,
А меня вот вчера умудрились за дело побить,
Жаль немного, что эту картину не видела ты.
Я хотел умереть. Я напился и много кричал.
Слишком близко, наверно, вчера я стоял от беды,
Ты смеялась мне в трубку, а я как корова мычал,
Жаль немного, что эту картину не видела ты.
Хорошо, что ты можешь со мной посмеяться вот так,
Зная, что я лежу, обоссавшись, у страшной черты,
Я скреб пальцами землю, как будто посеял пятак,
Жаль немного, что эту картину не видела ты.
На пути в никуда придавил лихо к полу педаль,
Показал ветерок мне, где сосны и много воды,
Где небес синева и прекрасна туманная даль,
Жаль немного, что эту картину не видела ты.
:)
|
| |
|
|
140. В плену свободы
Замотался я, закружился я, ветер в поле играл,
А я ему доверился.
Где теперь искать? Обещаний я никому не давал,
Я же не надеялся.
Я теперь - трава, дождь над головой, у реки песок,
Да слова печальные,
Позабудь меня, я совсем другой, я в плену дорог,
А дороги - дальние.
Мне теперь стихи – посвящать луне, их читать в закат,
В огонь пылающий.
Кто сейчас с тобой, будет пусть всегда голоден и рад,
Как лед не тающий.
Сел на берег я, у ствола ольхи, слышал листьев дрожь,
В небесах развеялся,
Где меня искать, что сейчас со мной, на кого я похож?
Я же вам доверился...
|
| |
|
|
141. В путь
Все, что нажил я,
брошу под ноги –
нет в вещах мне тепла...
Вина налей!
Слава Богу, что
целым да худым
жизнь меня сберегла,
Спасибо ей...
Все, о чем просил,
позабуду вдруг –
нет мне больше мечты,
И пес-то с ней.
Слава Богу, что
где-то дом родной,
где-то ждешь меня ты.
В пути веселей.
Я всю жизнь свою
видел лишь асфальт,
да короткий разбег,
Не стыдно мне.
Может быть, пришел
час назначенный,
совершить бы побег.
В тишине.
Был со всем один,
а сегодня вдруг
стал совсем одинок,
Свеча в окне.
Но грехи блядей
не возьму тащить,
им назначат звонок,
По их вине.
Я приду к тебе,
жди меня чуть свет,
крепкий кофе налей,
Да рядом сядь,
И не станет пусть
никого кругом
мне любимей-родней,
Чтоб не отнять.
Провожу печаль,
закопаю грусть,
зло - меня не зови,
Меня забудь.
Может, счастлив я?
Эх ночь похмельная,
душу мне не трави,
Наутро в путь.
Все, что нажил я,
брошу под ноги –
нет в вещах мне тепла...
Вина налей!
Слава Богу, что
целым да худым
жизнь меня сберегла,
Спасибо ей...
Все, о чем просил,
позабуду вдруг –
нет мне больше мечты,
И пес-то с ней.
Слава Богу, что
где-то дом родной,
где-то ждешь меня ты.
В пути веселей.
|
| |
|
|
142. "Так себе" стишок, мне не очень
Снов
мутный океан
падает с небес -
мертвый и пустой,
Я,
пойманный в капкан,
молча не исчез,
но еще живой.
Скал
черный полукруг
не дает дышать,
высится за мной
Бой -
лишь следы вокруг,
мне уже не встать -
накатил покой
Гнев,
Белый коридор,
Тянется до звезд,
Ждущих в вышине.
Страх,
Немощь и позор,
Стыд ненужных слез,
Дождь в моем окне.
Всё,
Всё смывает сном,
Может, ты споешь?
Но уходишь ты.
Я
никогда потом
Не поверю в ложь
Падающей звезды.
|
| |
|
|
143. Гному
Летний цветок посреди суеты,
Солнечный лучик в тенистом лесу,
Я для тебя дотянусь до звезды,
Я тебе ветер в кульке принесу.
Как фея добра, и, конечно, нежна,
Знаешь все сказки о вечной любви.
Как объяснить, до чего ты нужна:
Прохладной ладонью на лоб - "не реви".
Мы с тобой выпьем, конечно, вина,
Мы выскажем массу глобальных идей.
Верь или нет - ты такая одна,
Даже среди самых лучших людей.
Ты - ручеек в утомительный зной,
Ты - поцелуй посреди суеты,
Знаешь - всегда оставайся такой,
Как нам прожить без твоей красоты?
|
| |
|
|
144. Жди меня
Жди меня там, где твой город шумит,
Там, где "успеть" - это цель бытия,
Там, где душа от чего-то болит,
Там, где в церквях слишком много нытья.
Жди меня там, где делили постель,
Там, где картина твоя на стене,
Там, где нам лица сжигала метель,
Там, где любовь подарила ты мне.
Жди меня там, где туман за окном,
Там, где весь день просидишь у стола,
Там, где мечтала совсем о другом,
Там, где когда-то уже умерла.
Жди меня там, где предательства гнёт,
Жди меня глупой неверной женой,
«Друг или брат» пусть тебя подождет,
Я лишь хочу попрощаться с тобой.
Жди меня, я скоро буду, хоть дорога далека…
Ну а небеса повсюду охраняют седока.
Только сердце ноет-плачет, и судьба мне не мила.
Ветер, принеси удачу, чтоб в дороге берегла.
|
| |
|
|
145. Стихийное бессмысленное и безграмотное
я стал ничьим сегодня вдруг
и с самого сутра
пошел в лесу искать подруг
нашел лишь комара
комар пищал мне о любви
и в ухо укусил
а я возьми - да раздави
хоть не хватало сил
присел потом под куст густой
хотел копать в земле
но грянул выстрел холостой
лесник лежал в траве
лежал и ржал
лежал и ржал
лежал и ржал
режал и лжал
лажал и жрал и заряжал
ружье свое опять
а я же между ног зажал
здесь в рифму только пять
а в небесах парила Ле,
хихикая вокруг
и тихо скунс сидел в дупле
пуская громкий звук
здесь были все мои друзья
и были все враги
а я не понял ничего
и дрыгались ноги
кричал ЛЮБЛЮ какой-то там
которая была
без головы тарам-парам
без сердца. из стекла
ну а кругом такие лбы,
а телки - ну и ну!
а я, нах, все бы да кабы
придумал про войну
увижу скоро красоту
не буду называть
и не гадайте - не про ту
не надо, блин, гадать!
еще увижу корикей
она меня убьет
и буду я кричать ей БЕЙ
посмотрим чья возьмет
о чем писал я, блинский хрен,
не вспомнить ничерта
про прочный полипропилен
и про изгибы рта!!!
Спасибо, Ваш добренький Дарк
|
| |
|
|
146. Высота потолка
Темный ветер коснулся оттаявших дней,
Этот темный и жаркий порыв в никуда,
Словно шепот о том, что недавно был с ней,
С той, к которой теперь не вернусь никогда.
И я вышел из дома купить сигарет;
И я шел очень долго, забыв о весне,
Вспоминая о том, что не нужен билет,
И что завтра она не приедет ко мне.
А потом я придумал безумный сюжет,
Где я счастлив, сижу и пишу о любви;
И еще про дорогу, про чистый рассвет,
Про деревню, про сад, где поют соловьи...
И про танки, которые резали грунт,
Про пожар, что спалил все в округе дома;
Про калеку, которого дома не ждут;
И про смерть, что опять всё решила сама.
И я сел на скамейку - пусть лента идет,
Пробегает, сверкая в глазах дурака.
Может, кто-то увидит и вдруг позовет,
Если будет по грудь высота потолка.
|
| |
|
|
147. ЦВЕТ: серый
Серый мир: серый дом, серый дождик с небес,
Темно-серый подьезд, серый воздух сырой,
Крыса серая... дворник, как яростный бес
Стервенея, забил ее серой метлой.
Серый шум мокрых листьев и груз облаков
Бело-серых, летящих в туман за рекой,
Что, как серый платок, меж своих берегов
Поголощает мой серый пронзительный вой.
В разговоре мелькнул грязно-серенький смех,
Как убийца, - весь в сером - крадется за мной,
Я уверен - здесь серого хватит на всех,
Серый цвет не хочу я менять на другой.
Может быть, он залечит мне в сердце порез
Ляжет серым бинтом рядом с алой тоской,
Ну а вместо души будет серый протез,
И наступит безликий и серый покой.
|
| |
|
|
148. Командир, уходящий в туман
О хорошем смеясь, две души мимо вдруг пробежали -
Я напрасно взывал, я для них - только серая мышь.
Ведь душа моя стухла, её долго в клетке держали,
И теперь я - никто. Не полюбишь, не дашь, не простишь.
Мне обрубками крыльев махнула куриная стая,
В небесах надо мной на прощание делая круг -
Я хотел улететь и, культями своими махая,
Бегал-прыгал, да только куда полечу я без рук?
Проползли червяки, извиваясь. Пиявки - за ними.
Но и этих ползущих догнать я к несчастью не мог,
А ведь цели мои были раньше немного другими,
Да вот только не сбыться - ведь нет у меня больше ног.
Вот влюбленные чучела вместе упали на поле,
Из соломы сердца, и репейник прилип к головам…
Где же сердце мое? Видно где-то плутает на воле,
Головы тоже нет, впрочем, этому рад я и сам.
Гляньте: туши коров, оглушенные плетью разряда.
Я хотел бы за ними - бессильно и вяло вперед.
Только тело мое... Тело где? А ведь было же рядом...
И на бойню теперь даже киллер-мясник не возьмет.
Нет меня, вот и все. Это пишет никто ниоткуда,
Главный по ничему, командир, уходящий в туман,
Не страшна ему смерть, почихает и скажет: «Простуда»,
Нет меня. Ну а текст этот - жалкий и глупый обман.
|
| |
|
|
149. На места
Разговорами о чувствах, сигаретой поутру
Сыт не буду, в сердце пусто, все вокруг не по-нутру,
И свобода в горле комом, так тошнит - хоть вырезай,
Очень хочется знакомым заорать в лицо: "Банзай!"
Опустили, растерзали, развязали... Без вины,
Без суда "прости" сказали... "лишь бы не было войны",
Пусть покатится дорога, пусть плюются небеса,
"С крыши долетишь до Бога" - шепчут-плачут голоса...
Я гулял по этой крыше - в голубином всё дерьме,
Да шуршат большие мыши там в чердачной полутьме.
И, спустившись вниз, в столовой заказал себе еды,
Не хочу летать по-новой со слезами до звезды,
Лучше мне ходить ногами по родимой по земле,
Говорить всегда стихами, спать на письменном столе,
Это даже и не бремя, если почта не пуста:
Фотка, строки, письма... время всё расставит на места...
|
| |
|
|
150. Не забыть
Я устал от надежд, от романтики и от игры,
Я устал от любви, что свинцовой болванкой на плечи,
Я устал от мечты про полеты в иные миры,
Я устал от вранья и от пошлости искренней речи.
Я устал от поездок, от горьких непраздничных дней,
Я устал от свиданий и женщин, дающих не в меру...
Я устал от того, что никак не могу быть не с ней,
Я устал. Не забыть. Хоть крестись, хоть кляни эту веру.
Я устал, мне осталось недолго ходить по земле,
Я устал от того, что тошнит меня каждое утро,
Я устал от того, что копаюсь в ненужной золе,
Я устал от людей, что башками качают так мудро...
Я устал. Может быть ты придешь? Ну хотя бы во сне?
Я устал. Замолчите. Мне ваших сравнений не надо.
Я устал. Уходите. Теперь это все не ко мне.
Я устал. Умереть бы... вот это была бы награда.
|
| |
|
|
151. Огонь (в ожидании дождя)
Эй, огонь, приходи, ведь распахнуты двери,
Я собрал свои вещи - и все для тебя...
Я отдам тебе дом, не важны мне потери,
Я не буду скулить, вещмешок теребя.
Я не буду стенать и молить о пощаде,
Проклинать на коленях чужие грехи,
Я доверюсь навеки пустой автостраде,
Хоть дороги у нас безобразно плохи.
Эй, огонь, заходи, не томись у порога -
Почитай мои письма, и станет тепло;
Я писал - "хуже нет, чем в разлуке тревога..."
Эх, сейчас посмеялся, да зубы свело.
Пусть страдает, кто, любящих смело бросая,
Пишет им о негаданной новой судьбе.
Сбалансирован мир: словно коршунов стая,
Подлость хищно и дерзко вернется к тебе.
Эй, огонь, приглашаю! Я вышел из дома,
Вниз лицом встретил праздник на черной земле,
Я хотел слышать звуки нежданного грома...
Вниз лицом, глубоко утопая в золе.
|
| |
|
|
152. Грязь
Грязная жизнь костылем в подворотне,
Мелочи послеобеденных ссор,
Сегодня ты прав, и даешь всем по сотне,
Вчера уходил по дворам, словно вор.
Это безвременье дышит нам в спины,
Травля волков стаей грязных собак,
Сегодня из маленькой тесной кабины,
Ты смотришь на мир, что не лезет в кулак.
Здесь схемы беспомощны, словно котята,
А грязные планы коверкают быт,
Сегодня ты пьян, посмеялись ребята,
А завтра ты трезв, но случайно зарыт.
Грязная жизнь, вырываясь на волю,
Стремительно вянет и тихо скулит,
Нет ее больше... По мертвому полю
Сегодня песок кем-то щедро разлит.
|
| |
|
|
153. PROлюблю
Не подходите - я же агрессивен;
Не надо врать: я это не терплю.
Мне запах пота менее противен,
Чем тот, кто лживо шепчет pro "люблю".
Зато мне запах воли близок очень:
Полынь, обочина и синяя река...
И пусть мой гороскоп совсем не точен -
На перспективы наплевать пока.
Я не кидаюсь, если не мешают,
Но все же будьте вы настороже.
Не нравится мне, если приглашают
Туда, где все захаркано уже.
Зато мне нравится, когда молчать умеют,
Когда мечты из звезд, не из говна,
Пускай надежда еле-еле тлеет -
Раздуй огонь, развалится стена.
|
| |
|
|
154. Скипидар вместо вина
Разбит бокал о кафель на полу,
И лужей крови красное вино.
А я представлю черную скалу
И рассмеюсь - летать мне не дано.
А на балкон мне тянется сирень…
Когда-то я с любимой здесь стоял.
Теперь я незаметен, словно тень, -
Проник бесшумно, ничего не взял.
И хочется услышать мне слова,
Которые согреют изнутри,
Но вместо слов - холодная Нева
И пеклом город - мерзни и гори.
Объятия заменит глупый сон,
Улыбку - дикий матерный "базар",
Отвесит старый тополь мне поклон,
И бомж нальет в стаканы скипидар.
И кинутся печальные дома
В безумный пляс, а песни о любви
Проглотит белой ночи полутьма,
Придет туман - кидайся и плыви.
И поплыву я медленно, как труп,
По переулкам, крышам и дворам,
Фонтанам, люкам, паутине труб...
Но не пугайтесь, я плыву не к вам.
|
| |
|
|
155. Кто еще верит? (2006)
"Где найти мне того, кто все еще верит в любовь?"
(2002)
Те, кто долго бежали сквозь пламя, уже не сгорят,
Тем, кого некому ждать, не вернуться домой.
Те, кто не лгут ради рифмы, ночами не спят,
Те, кто верили, верят. И падают вслед за звездой.
Среди вони больших городов, скоростей, ожиданий,
Среди толп, эскалаторов, денег, рекламных огней,
За тенями улыбок и диких нелепых созданий,
Где найти мне того,
кто еще что-то знает о ней?
Те, кто знают, как жить, проживут эту жизнь проблем,
Те, кому важен ритм, не гуляют случайной тропой,
Кто добился успеха, погрязнет в узорах систем,
Те, кто в белом, поют: "верю в сказки, хочу быть с тобой"
Среди масок оскаленных лиц и посмертных медалей,
Среди взглядов насмешливых и грандиозных идей,
За рассветами, музами, грудой неведомых далей,
Где найти мне того,
кто еще что-то помнит о ней?
|
| |
|
|
156. Про чудеса, потолок... и принцессу
В моем окне космическая даль,
В наивных снах полет за чудесами;
Смеюсь и плачу, и в глазах - не сталь.
Все так и есть, поверьте в это сами.
Мне не нужны богатство и престиж,
И я бегу от суеты подальше -
Туда, где по ночам совсем не спишь
В плену страстей, избавившись от фальши.
Я часто верю - мир не так жесток,
Я верю, что когда-то счастлив буду,
Что в небо улетит мой потолок
К неведомому собственному чуду.
|
| |
|
|
157. Аффтар жжот, обнимая тоску...
Обменял я вчера свою правду на ложь,
Ложь забыл на обочине дня,
Бытовуху порол, пел "придешь - не придешь",
Наливал - "детка, выпей меня"
О вселенской тоске скрежетал по ночам,
Сам не знал, что такое тоска,
Убежденно молился своим палачам,
Пистолетиком тряс у виска.
Напугал сам себя, убежал и упал,
Обосрался, но скрыли кусты,
Только в этих кустах уже кто-то насрал,
Впрочем, мне это все до звезды.
А потом я безумно топил шестьдесят,
По траве, колеям и песку,
"Аффтар жжот" иногда мне теперь говорят...
Аффтар жжот, обнимая тоску.
Обменял я вчера свою правду на ложь,
Ну а правда вернулась ко мне -
Я прикончу ее - есть наточенный нож.
А потом посижу в тишине...
|
| |
|
|
158. Гному (Восхваление №)
Ты немного квадратна и круглобелА.
Твои руки сильны - подломилась скала,
И походка твоя расплылась по коврам,
А в глазах что-то дикое есть по утрам…
Ты огромна, как микробольшой организм.
Ищешь путь в огородах взбесившихся призм.
Вентилятор идей и колодец ветров,
Ты приходишь из ярких светящихся снов...
|
| |
|
|
159. Танец расправленных крыльев
Я танцую на белом песке,
Крылья ждут и щекочут пером,
Нить цветная в моем кулаке,
Неподвижна вода перед сном.
Где же ты, небылица моя?..
Где укрылась девица-печаль?..
Заглянув за земные края,
Позовет тебя песней мистраль:
Захлестнет, принесет на крыле
Наблюдать солнца огненный шар,
А потом разгуляться во мгле:
Скорость, свет ослепляющих фар...
Мне тропа в небеса не нужна,
Спуск под землю засыпан песком…
Жизнь и так уже слишком сложна,
Покатилась пустым котелком…
Я танцую на белом песке;
Крылья ждут, час почти что настал,
Нить цветная в моем кулаке,
Кто хотел удержать - опоздал.
|
| |
|
|
160. Совокупление с закатом
На пальцах реальности капли судьбы:
Обкусаны ногти, закат растревожил
Нервы до острой больной худобы,
Сердце гудит - все уже уничтожил.
Смейся, крутясь в облаках, и земле
Кричи свысока свои странные песни,
Сучка... сегодня ты навеселе,
Хотя так, пожалуй, еще интересней.
Злобный оскал, псом у мяса кружу,
В меня тычут палками резвые шлюхи.
С кем я такой, беспонтовый, дружу?
Я вырву кишки этой блядской порнухе.
Сметая слова, причитаний золу,
Ветер забыл, что он ветер. Придурок.
Эй, что же ты разлеглась на полу,
В пальцах замерз догоревший окурок.
Жаль, очень жаль. Но, конечно, не мне,
Меня еще хватит на... дальние дали
Раздвинули ноги, прижали к стене -
Прохладный кондом нержавеющей стали
Пришелся мне в пору, и капли судьбы
Изверглись, когда я закат растревожил –
Заточена жизнь до святой худобы,
Родись еще раз, я тебя уничтожил.
|
| |
|
|
161. Мирре (глюк дождя)
Нехилой походкой ходила по швам,
Нитки безжалостно резала бртивой,
Смеясь, задымила растущий вигвам,
Хрустя на обед моей глупой молитвой,
Пнула меня что есть силы под зад,
И я улетел, пожирая пространство:
Нельзя утверждать, что несказанно рад
Мир созерцать это дикое хамство.
Мне в душу опять твои лезут глаза
И бегают в ней, ухмыляясь - как дети...
Там снов невьебенных пылают леса,
И мозг растревожен ударами плети.
Здравствуй тебе, королева дождя,
Который черпнул я обеденной ложкой,
Вкус на подходе, и, чуть погодя,
Мелькнет на краю неприрученной кошкой.
:)
|
| |
|
|
162. Любовь не уходит, её убивают
Любовь не уходит, ее убивают -
Насилуют, рвут, и смеются над ней...
Она только плачет и медленно тает,
Как свет пробегающих пасмурных дней.
Слова не помогут, а секс, как отрава;
И хочется просто сидеть на полу,
И думать о том, что имеешь ты право
Почувствовать кожей тупую иглу.
И время не лечит от долгой разлуки:
Летит в поднебесье пустая душа,
Ну где же родные и добрые руки,
Когда на краю ты стоишь, чуть дыша?
Жестокость и ярость в пути неизбежны,
Спасения нет на другой стороне,
А мы так беспечны, бессильны, небрежны,
Пока не поставят к расстрельной стене.
Любовь не уходит, ее убивают;
Виновных не судят, да их не найти...
Но шанс все же есть, что хоть кто-нибудь знает
Полынью заросшие к счастью пути.
|
| |
|
|
163. Мёртвым
В паутине понятий, моралей, статей,
По маршрутам, в толпе - по несвежим телам:
Отстоять, усыхая, из очередей
Ту, что дольше, чем жизнь... лжи купить килограмм.
И уже не останется силы бежать,
Если вдруг ты почувствуешь холод небес.
Быстро выросший хвост не удастся поджать,
Так же как под ножом лишний выдавить вес.
Если вдруг ты почувствуешь запах дерьма,
Если вдруг кто-то мертвый забрался в постель,
Ты узнаешь потом... Смерть подскажет сама:
Ухмыльнется, ногой дверь срывая с петель.
Я смотрел, не поверите, смерти в лицо.
И не легче, что смерть та была не моя -
Помню свой коридор, и пожар, и крыльцо,
Помню письма, а сделать не смог ни хуя.
Мертвецы, уважаю. Иду стороной.
Но учтите, вам буду не сват и не брат.
У меня впереди больше, чем за спиной
Километров дорог и больших автострад.
Вместо тусклой борьбы непонятно за что,
Лучше просто смотреть, как пылает луна.
Никого? Одиноко? Так значит никто
Не протащит гниющей рукою до дна...
|
| |
|
|
164. Это бывает...
Море протянутых рук, как мираж,
Чудовищный сон убивает, сбываясь.
Шепчущих ртов непонятный кураж -
По нервным рецепторам. Искренне каясь,
Пустые глаза у экранов слепых...
Армии черных экслибрисов в склепах,
Дуранда, кровавый прессованный жмых
В их черепах, как в поганых вертепах.
Кто знает, кто следующий твой пассажир -
Демон, мертвец или просто уродец,
И здесь бесполезно устраивать тир,
Телами забьется бездонный колодец...
Смрад городов, гной израненных душ,
Черви, кишащие в желтых тоннелях...
Мухи на троне - срывают здесь куш;
Обрубки людей ночью стонут в постелях,
Прочь! Потемнело. Сердечко болит,
Сумерки разума пьяно крадутся,
Хихикая: что тебе - смерть или СПИД?
В дерьмо еще раз с головой окунуться,
И вплавь по изгибам грунтовых дорог!
Скорее! А вдруг уже не успеваем...
Куда-то. Куда, так понять и не смог,
Лес огласив диким воем и лаем...
Лез из протянутых рук… как мираж,
Чудовищный сон, проходя, убивает.
Шепчущих ртов непонятный кураж -
По нервным рецепторам. Это бывает...
|
| |
|
|
165. Минута слабости
Для меня стало всё, будто белый туман у реки,
Словно сон, долгий сон, из которого выхода нет,
Я кричу в этот мир: Где же ты? Отзовись, помоги!
А мне эхо твердит: Это бред, это пафосный бред...
Стоп. Минута бессилья пока что еще не прошла:
Я сейчас сижу дома, здесь лампа уютно горит.
Я курю, не мешаю - пока ты аккорд не нашла,
Уже скоро твой голос в холодной ночи зазвенит...
А потом мы с тобой ляжем спать в этой темной ночи,
Чтоб в объятьях друг друга проснуться, приветствуя день.
А кто скажет: "вранье", я лицо разобью - помолчи!
Мне сейчас хорошо, за окном снова пахнет сирень.
Обнимаешь, целуешь... я знаю, ты любишь меня:
Это просто, как сказка. И мощно, как ядерный взрыв -
Мы согреемся быстро у этого зверя-огня,
Только бы не сгореть, не убить... не уйти, не простив.
Стоп. Мотаем назад. Плэй. Выходишь из ванной с утра:
Взгляд лукавый, улыбка, волна сине-черных волос,
Как я рад, что ты вовсе не враг и совсем не сестра...
Твоя кожа, твой запах... Контроль? Да какой с меня спрос?
Щелкнул магнитофон, задымился... кассета внутри...
А я где? Нет меня, я же в прошлом, я рядом с тобой,
И пылай все, дымись, хоть до черных углей догори,
Мне уже все равно. И на рифму я тоже плевал.
|
| |
|
|
166. Про улыбки и дурдом
"Здесь изнеженный пляж острокаменным панцирем скован,
и взволнованный воздух навязчиво просится в стих...
Здесь гуляют собак (как Вам фраза, мадам Мордюкова?) -
нет, точнее, собаки гуляют хозяев своих.
Под "грибком", как нигде, усво-я-е-мы Хаббард и Клэнси,
но "грибков" не хватает - никто не сидит взаперти.
Седовласый народец, счастливо дождавшийся пенсий,
так открыто улыбчив, что в клан этот тянет войти."
Gabby
Там, где хозяев гуляют собаки,
Под белым песком черепа и бетон,
В моде теперь однополые браки,
И афроамерике низкий поклон,
Остаться и жить, созерцая улыбки -
Сайййентология их командир -
Значит забыть, что такое ошибки,
Вырезать разум, и - пир на весь мир
Рядом с приятной прохладой экрана,
Дешевым попкорном, пульт0м и пив0м.
Никто и не скажет, что все это странно,
Что лучше открытый российский дурдом,
Где страшно, неправильно и очень грязно,
Где мент - это падла, и сука - бандит,
Где нищета за тобой неотвязно -
Мелочи просит и громко скулит;
Там, где березы, костры и печали,
Там, где грунтовки извилистый путь -
Банально, но все-таки - дальние дали,
В которых так тянет уплыть, утонуть...
C Уважением, VAD-DARK
|
| |
|
|
167. Не просто Юля, а Just Julia
Слишком умная, чтобы открылась вся женская правда,
Она может пятьсот интегралов сложить пополам
И умножить на Фрейда и Берна (а что - я не прав, да?):
Получить интуиции в колбочке семьдесят гамм.
Слишком сильная, чтобы когда-нибудь выглядеть слабой,
Своим тоном язвительным будит всегда доброту;
Не сломавшись пред самой чудовищной в мире преградой,
Все пихает таблетки в уставшую боль и беду.
Знает слишком уж много, способна на всякие штуки,
Может в черный нокаут любого "кличко" уложить...
Я и рад бы сказать: "лучше не было в жизни подруги",
К сожалению, с женщиной я не умею дружить.
Слишком сложная девушка - шутки бывают опасны;
Сотни кнопок без надписей, тысячи хитрых замков...
Я бы все упростил: ведь мы живы, и это прекрасно -
Значит, будет и счастье без панциря и кулаков.
|
| |
|
|
168. Игра
Я поставил все, все и проиграл
Пела ты стихи, хриплым голос стал
Отразилось зло в неба зеркалах
Это ерунда, это крыльев взмах
Рано утром встал, кофе крепкий пил
Солнце душу жгло, хоть и не просил
Мне свободы вкус - горечь на губах
Это свист в ушах, это крыльев взмах
И я вышел в дверь, и окно закрыл
Отключилась сеть, я тебя простил
Вспомнил я себя, долго я страдал
С пивом, да в ночи я любовь искал
Сочинял стихи и рассвета ждал
Вспоминал себя, а потом страдал
Отключилась сеть, и я все простил
Я захлопнул дверь, и окно закрыл
Слышу свист в ушах, это крыльев взмах
Эх, свободы вкус - горечь на губах
Солнце душу жжет, хоть и не просил
Рано утром блеск исходящих сил
Слышишь дальний гром - это крыльев взмах
Отразился мир в синих зеркалах
Пела даль стихи, я таких не знал
Я поставил все, все и выиграл
|
| |
|
|
169. ДЫШУ
колодцы-дворы, незамечен, спрессован
меж зассанных стен, в суете без лица
коммунальных квартир, в никуда адресован...
игра без начала, конец без конца
с ритуалом застроенных бытом вагонов,
бесконечным числом, стуком - даже во сне;
падал там, где в заплеванных метрах перронов,
никогда, никогда ты не явишься мне -
ты - такая, как раньше, схватившая ветер
за лацкан замерзшего в небе пальто,
а город промокший над крышами светел,
и я как всегда говорю не про то...
сожранный болью, до пены раздавлен,
вцепившись в пластмассовый кожух руля,
я не был повержен, я не был прославлен,
и лопнула с треском на шее петля.
трахая жизнь в неприятных борделях,
кричал: "я тебя ни о чем не прошу!",
и снова в ползущих по трубам неделях
кончал, благодарствуя: все же дышу...
|
| |
|
|
170. Секс (НЕЛЮБОВЬ)
Железный стон и пластиковый шепот,
Асбестовый надрыв и полумрак...
Я ускоряюсь. Видимо, я - робот,
А скрип пружин дает мне тайный знак.
В слепящей ночи нелюбовь забилась,
Как скользкая догадливая тварь...
И сигарета тлела и дымилась,
А за окном светил в глаза фонарь.
Слов не было, но был молчанья грохот,
Когда закончили, застыли по углам.
И чудился судьбы скрипучий хохот,
Откуда-то с Луны летящий к нам...
|
| |
|
|
171. Темная комната
Берег,
ты жди,
пока выйду на свет,
Больно,
и лица
под масками
жарит
Солнца бесполого
яростный бред,
Который маньяк
в своем логове
варит,
Мешая большой
Поварешкой в котле,
Что полон усталых
истерзанных песен,
А на пропитанном
кровью столе -
Мозг. Он от мыслей безрадостных тесен:
В полубезумных
и пьяных углях,
Плачут остатки
слепого рассудка,
Доктор забыл
о своих якорях,
На верного пса
опрокинулась будка...
Прости
меня,
я
на коленях
стою,
Что мне еще подарить
тебе надо,
Чтобы сказала ты тихо:
"спою,
Это и будет
Простая
награда".
Кем нужно стать мне,
Зачем
и когда?
Я все равно
позабыл,
кто такой я,
Монстру в ладони упала звезда -
Все, как напишет придирчивый Гойя.
Зачем говорил я
о вечной любви,
Зачем я поверил
в бессмысленный лозунг,
Сказали:
ну что ты,
напейся,
живи,
Вкололи
в сердечко
сознания дозу.
Ложь,
я же знаю.
Надеждам
не верю,
Переломилась
вся жизнь
пополам,
И там,
за железной
некрашеной дверью
Остатки души растеклись по углам.
|
| |
|
|
172. ОБЛОМ
Я оторвал огромный шмат от мира,
Пуская слюни и давясь, сожрал...
На заднем плане тосковала лира,
А ночь металась в хаосе зеркал...
И женских ртов пугаясь откровенно,
Дышал желудком странных недовдов;
И размышляла обо всем, что бренно,
Еда с шеренги пляшущих столов...
Деревья терлись о мои пороги,
Скреблись по стеклам, проникая в дом,
Но я кричал: "не прогоняйте, боги,
Позвольте быть испуганным скотом!"
Но взбунтовались демоны в желудке,
А женщины упали мордой в пол,
Сознание завыло в тесной будке,
И вскрикнул смех, посаженный на кол...
И я блевал всем миром как-то сразу,
Цепляясь за попавшийся забор,
Ну а потом, не глядя на заразу,
Пустил на самокрутки приговор.
|
| |
|
|
173. По горло в воде
Забросало обрывками шелковых лент
И страниц недочитанных книг;
Черт возьми, мне исполнилась тысяча лет -
Почему я еще не старик?
В желто-синем сиянии заледенел,
Засверкал мой истоптанный путь.
И на стенах узорами матерных тел
Мне свечу приказали задуть.
Есть ли смысл ненавидеть меня просто так,
Потому что неправильно жил?
Объясните, как правильно: дайте же знак,
Чтобы опыт мне ваш послужил.
Я по горло в воде, с сигаретой в зубах
Рассмеялся в пленительный крик
Одинокой израненной птицы, и страх
Сдох немедленно там, где возник.
Забросало любовью, пока не затих,
Открываю канистру: бензин.
Только ты не даешь мне стереть этот стих,
Хотя я совершенно один.
|
| |
|
|
174. Шызоидная гимнастика для Гномы Лле (И!)
Здравствуй ветер и здравствуй солнышко, здравствуй белый билет,
Здравствуй памятник Саше Пушкину, «Тампакс» и «Блендомед»,
Здравствуй красавица, здравствуй ножичек, здравствуй первая ночь,
Здравствуй задница, здравствуй каторга, здравствуй сукина дочь,
Здравствуй Ленин В., здравствуй курица, здравствуй птичий помет,
Здравствуй папочка, здравствуй деточка, здравствуй тот, кто умрет,
Здравствуй розочка, здравствуй блюдечко, здравствуй вечная грусть,
Здравствуй секс до предела разнузданный, здравствуй хна, ну и пусть,
Здравствуй странный и старый дяденька, здравствуй выбитый глаз,
Здравствуй корюшка, здравствуй уточка, здравствуй и унитаз,
Здравствуй книжечка, здравствуй форточка, здравствуй баба с котлом,
Здравствуй свеже- раствор -приготовленный, здравствуй Леонид Гном...
Здр...
а...
Стоп.
...
...
Идет обработка информации... ... ...
...
Извините, но произошла неопознанная ошибка, автор совершил недопустимую операцию и...
|
| |
|
|
175. Шаг
Я делаю шаг из открытых дверей,
В остатки стекла на пустой остановке,
В глубокий песок, под барьер стометровки,
В пеструю ленту дневных новостей,
Я делаю шаг через тысячи губ,
Шепчущих фразы о чем-то ненужном.
За завтраком в мире безудержно дружном,
Я делаю шаг - я расчетливо скуп.
Я делаю шаг на формате "А-два",
След оставляя углем и сангиной.
Шаг: то что было надежной плотиной,
В блокноте теперь превратилось в слова.
Я делаю шаг в небеса из-под плит,
В белое золото, в красный и черный,
Все дальше во сне. Все еще непокорный,
Я делаю шаг, пока сердце болит.
|
| |
|
|
176. Улица Нежности, с первым снегом!
Сегодня на улице Нежности холод,
На улице Нежности голод и стыд,
Зверье с кулаками - подкинешь им повод
И будешь до пены кровавой избит.
На улице Нежности праздник разрухи,
Тощие дети нам скалятся вслед,
И вонь, как дыхание древней старухи,
И хлеб да картофель гнилой на обед.
На улице Нежности встали трамваи,
Встали и сгнили, рассыпавшись в прах.
Сырых недостроев бетонные сваи
Напомнят о Боженьки грозных ногах -
Перекрестись, сытый блядский поэтик -
От боли душевной прыщи на лице -
Смотри, как в гноящемся сером рассвете
Улица Нежности тонет в свинце,
Улица Нежности! Встать на колени!
Сука! Целуй этот зассанный рай,
Видишь - шевелятся странные тени,
Слышишь - смеется обглоданный край...
Сегодня на улице Нежности белым
Снегом по красному мажем, спеша...
Заляпать, закрасить - успеть, чтобы первым
Сбежать за шлагбаум, надсадно дыша...
|
| |
|
|
177. Упавшая звезда
Я уеду в никуда из ниоткуда,
Только ты меня не спрашивай «зачем».
Я нигде, и, в тоже время, здесь... Повсюду
Я с тобой, а, может быть, опять ни с кем.
Мне дороги показали направленье,
Будь то треснувший асфальт и колея;
Или долгий скоростной мираж хайвэя,
Реактивный след в российские поля...
И холодный влажный воздух полной грудью -
После вдоха четко чувствуешь - живешь,
И, возможно, что на злобу перепутью,
Ты одна не веришь, но чего-то ждешь...
Только кто же ты? Лишь небо улыбнулось
Солнцем с дождиком осенним мне в ответ,
И о прошлом неожиданно взгрустнулось:
Это слабость - ведь туда возврата нет.
Я приеду: я клянусь и обещаю...
Может, завтра... А, быть может, никогда,
И прошепчет ночь: "Не плачь, я все прощаю",
И сверкнет на миг упавшая звезда...
|
| |
|
|
178. У воды
Замело. По обочинам листья смешались со снегом,
И скелеты деревьев склонились, как будто бы к ним,
Попытавшись заснуть на всю зиму под каменным небом,
Что роднит облака и прогорклый промышленный дым.
А залив застывает, сливаясь с глухим горизонтом,
Обнажая усталый болезненно белый песок...
Загудела вдали, повернувшись к фарватеру бортом,
Большегрузная баржа в ответ на сигнальный свисток.
Тяжело. Я курю, только это нисколько не греет;
Надо мною сосна недовольно и зябко шумит.
И тоской непролазно-глубокой настойчиво веет,
Ну а я все стою, ощущая, как сердце болит...
|
| |
|
|
179. Без причины
Что за жизнь? Подарила мне ночь и ползущий туман,
Дальний свет по глазам и усталость ушедшего века,
Бесконтрольный режим - internet и граненый стакан
Обжигающей правды с остатками мокрого снега.
Без причины, без повода, смысла... смеюсь над собой,
Без вины виноват, оказалось - любил безответно.
Возвышаясь под стадом подошв, я воюю с толпой,
Пролетев сорок тысяч за самое долгое лето...
Вытирался сверкающим ветром под сенью лесов,
Умываясь закатом, оставил на нем свой автограф,
Оторвал с двери в душу заржавленный ветхий засов,
Малевал, как умел - в магазине украл аэрограф.
Что за жизнь?! Подарила мне жажду, что не утолить;
Подарила мне спички, и сжечь все мосты приказала;
Подарила себя, чтобы тихо и правильно жить,
А инструкцию бросила в урну у кассы вокзала…
|
| |
|
|
180. Эта дорога не в Ад... (неформат)
Незамедлительно красивым жестом я вцепился в твою кость,
Ты слишком дорожила этим местом, я не верил никому,
Вымести гнев, смейся над звездами, закричи - злость,
Сделай одолжение, не делай продолжения, я не скажу почему,
На обезглавленном теле под лестницей лежит твой муж,
Все это просто оторванный бинт с плоти искалеченных душ,
Мы родились в огне,
Мы родились в синем факеле газа,
Поэтому не стоит верить мне,
И отдаваться с первого раза,
Хотя это судьба.
Предварительно осилив сто десять тысяч килоснов,
Осторожно прилепляла себе в сердце миллиарды ярлыков,
Моргала со слезами, ожидала приказаний, заправляла внутрь похоть ветров,
Сделай одолжение, стон для продолжения, грех даже слишком готов,
Я сломал себе пальцы о твою твердую спину, прости меня, я виноват,
Здравствуй ведомая, я твой ведомый, но эта дорога не в Ад.
Мы родились в огне,
Мы родились в синем факеле газа,
Поэтому не стоит верить мне,
И отдаваться с первого раза,
Хотя это судьба.
|
| |
|
|
181. Ошибка
Нацепи себе крест, и назавтра Иисуса узреешь,
Проживи под забором в мечтах о прозрачном стекле,
Расчерти свои вены, в любовь ты навеки поверишь,
Только в смерть не успеешь поверить - зароют в земле...
Посмотри в облака - это матрица ветер рождает,
Оглянись на подругу - ей движет критический срок,
А твой парень в постели обычно себя принуждает,
А в кустах добродетель в мученьях рожает порок.
Ну а башенный кран все скрипит, не боясь урагана,
А шоссе все бежит прочь из вони больших городов,
Оглянешься порой: все покажется просто и странно,
Словно ты в белом поле, но нет за тобою следов...
И тогда ты примеришь себе миллионы сравнений,
Масок, тряпок, дискуссий, людей и уютных пещер,
Только друг-унитаз избавляет от черных сомнений,
Принимая в себя несваренье измученных сфер,
И потом ты пойдешь, что-то выпьешь с широкой улыбкой
И шагнешь за окно, где почуешь зовущий ответ,
Это будет твоей непростительной глупой ошибкой...
Может быть...
Тебя вспомнят...
А может быть...
Может быть нет... :)
|
| |
|
|
182. Время жить или умирать (читать под негромкий гимн СССР или тихого Вагнера с видом скучающего Маяковского)
1. Смерть
в черно-белых облаках, имущество в руках,
сигареты в кармане, менты со свистками,
одиночество стынет раненой лошадью
на обочине, лениво выгибаются мосты,
а потом лобовое, и звезды рассыпались,
и дергаю за плечи, но это опять не ты.
под серебряной шалью злодейки-чародейки
укуренный волшебник прятал ровно три копейки,
обколотые карлики смеялись, видя чудо,
пьяный Пьеро утверждал, что он - Иуда,
и через НЛП, через темные двери,
пробираются ко мне эти страшные звери,
умрите, покиньте, запалите мою веру,
наклоните, окуните в кипящую серу,
Прррррррррррррррррррррррррррррррррраааааааааааааааааааааааааааа
Праааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа.
дергай за ниточки, мои руки привязаны,
это бинты? Речи диктора бессвязны,
были, да Всплыли, багровыми телами,
синими венами, далекими снами,
мимо шатаются лица из фильмов,
ТНС и двести двадцать для слабых и сильных,
не нужно плакать, это ошибка,
мне здесь не место, но твоя улыбка...
и знаешь, как вливаешь в спиртяжное пойло,
а потом ставят раком и в тесное стойло,
где сено так мягко, и жизнь так жестока,
и в позвоночнике чувство постоянного тока,
и я лечу на головы, не миновать беды,
прохожий - за плечо, но это опять не ты...
И надоедает по обочине шагать,
Наcтало время, ногу в стремя, время умирать.
2. Пограничный глюк - перед рассветом
Стылый край матерящихся черных ворон,
Разбросанных хабариков и трупов собак,
Меня шатает по дороге, перегрызая горло, сон,
И жизнь прекрасна, неужели это может быть не так?
И мне все дальше уходить от ритуальных новостей,
Куда-то в полный туман, который где-то там,
Печаль - всего лишь саможалость в причитаниях "не бей",
Любовь - фантазия о чем-то, что я придумал себе сам.
И я разглядываю мир, я протираю зеркала,
И он смешон, и страшен он, он склеен кем-то из стекла,
И кровь в нем вместо клея, на стенах глаза,
А небо в вышине белеет - то ли смерть, то ли гроза,
И страшные больные дети просят десять рублей,
А я смотрю на них и снова, снова думаю о ней,
О той круглой, желтой, гнойной, страшной луне,
Которая в детстве протянула свои руки ко мне,
Нашептала, подсказала, показала мне секреты,
И я теперь не знаю, кто я, и доживу ли до рассвета...
3. Хрупкая ткань реальности
лечу по ступеням, оболганный, забытый,
разорван пополам, суетою зашитый,
наспех, временно выгнан из дома,
и дорога неизвестна, но до боли знакома,
вор и подлец, бесприютный мерзавец,
бездарный гений, уродливый красавец,
награжденный неведомым странным даром,
я качусь куда-то бильярдным шаром,
виноватый во всем, без права на сомнение,
с колесами, поверхностью и силой трения,
плюющий в мелочи, не верящий в правила,
знающий - любовь ничерта не оставила,
стучащийся в стекла непробиваемые,
режущий мысли, памятью терзаемые,
просил, унижаясь, рисовал взглядом
руки, пальцы - как будто бы рядом,
люди смеялись, смотрели, проходили,
не спасали - да спасибо, что не вредили,
солью - гордость, унижение - хлебом,
смотрю за окно, ведь ты под этим же небом,
и звезды у нас все равно на двоих,
и никуда нам не деться от них.
З.Ы.
От такой триптих получился экспромтиком и по о т дельности, наххх...
|
| |
|
|
183. [MAT] САМКА (альтернативная поэтическая форма)
.
..
....
.......
..........
..............
..................
.....................
Она ненавидит моих друзей,
Живет в доме, который считает только своим (маааайааа квартииира!),
Трахает, когда хочет, когда не хочет - шипит,
Орет по субботам и не умеет думать,
Она терпеть не может родителей моих и своих,
Она приходит в неистовство, от того, что я больше знаю,
Ее раздражают любые проявления доброты к другим людям,
У ее мамы откушен кусок руки - просто так,
Ее хотят все клевые мужики, но она сжалилась надо мной,
То, что я пытаюсь расставить запятые ее просто бесит,
То, где, кем и почему я работаю унижает ее,
Кстати, я неправильно сижу
Я разорвал только что пакетик с какой-то едой - меня ждет смерть,
Вечером после 10 часов рабдня я не имею права пожрать дома -
Я должен уважать ее сон,
Она никогда не спит,
Я сплю на 20 сантиметров ниже, чем должен,
Я слишком быстро ем и медленно хожу,
У меня паранойя,
Кстати, я не умею водить машину,
Я бездарен, между прочим,
Оказывается когда мне орут ПШЕЛ ВОООН, я обязан ночевать на улице,
Когда начальник отдела предлагал ей Замуж, она подумала,
Она не хочет выходить за такого ублюдка, как я, она передумала,
Свою сестру она недолюбливает, примерно как соседей по даче,
На хер не нужна эта дача!
Вместо машины - этой игрушки - лучше было купить диван,
Жить без телевизора? Как я смел ее мучить этим?!
Надо бы чаще чистить ботинки!
Спорить, отстаивая свое мнение?!! Это НЛП!!! За такое следует бить по голове кулаком!!!
Она испытывает ко мне жалость.
Любит она того, от кого ко мне ушла, не смотря на то, что... -
Она ненавидит его друзей,
Живет в доме, который считает только своим (маааайааа квартииира!),
Трахает, когда хочет, когда не хочет - шипит,
Орет по пятницам и не умеет думать,
Она терпеть не может родителей его и своих,
Она приходит в неистовство, от того, что он меньше знает (хотя трудно это представить),
Ее раздражают любые проявления доброты к другим людям,
У ее мамы откушен кусок руки - просто так,
Ее хотят все клевые мужики, но она сжалилась над ним,
То, что он купил не то пиво, ее просто бесит,
То, где, кем и почему он работает унижает ее,
Кстати, он неправильно сидит,
Он разорвал только что пакетик с какой-то едой - его ждет смерть,
Вечером после 10 часов рабдня он не имеет права пожрать дома -
Он должен уважать ее сон,
Она никогда не спит,
Он же спит на 20 сантиметров ниже, чем должен,
Он неправильно сидит и медленно ходит,
У него паранойя,
Кстати, он не умеет водить машину,
Он бездарен, между прочим,
Оказывается когда ему орут ПШЕЛ ВОООН, он обязан ночевать на улице,
Когда начальник отдела предлагал ей Замуж, она серьезно обдумала это,
Она не хочет выходить за такого ублюдка, как он, она передумала,
Свою сестру она недолюбливает, примерно как соседей по даче,
На хер не нужна эта дача!
Надо бы кинуть в него предметом потяжелей,
Он снова бухой в говно,
Надо бы чаще чистить ботинки!
Спорить, отстаивая свое мнение?!! Это НЛП!!! За такое следует бить по голове кулаком!!!
Она испытывает к нему жалость.
Любит она того, от кого к нему ушла, не смотря на то, что... -
Она ненавидит его друзей...
........................
..................
...........
.....
...
..
.
|
| |
|
|
184. Цветок
Там, где небо тонуло в пыли,
Вырос серый колючий репей,
Это секс - усмехнется Дали,
Это Бог - Иисусу видней...
Искалечили злые ветра,
Солнце выкрало боли слезу,
Насмехалась Луна до утра,
Обещая назавтра грозу,
Ну а серый печальный репей,
Рос без смысла, обид не тая,
Он считал, что кому-то видней,
Что все знает родная земля.
И однажды усталый верблюд,
На горбу бедуина тащил.
Видя сон, как стада воду пьют,
Он свалился на землю без сил...
Акус дялб! - путник тут проорал,
И пошел по пустыне пешком,
Но сначала он вынул кинжал
И верблюду им глотку вспорол,
И, напившись, отправился в путь,
Наступив на уродский репей,
А небес близорукая муть
Отсчитала ему десять дней...
Кровь впиталась в белесый песок,
И проникла до темных глубин,
Подарив долгожданный глоток,
Самым нежным и пьяным из вин…
И тогда Квазимодо воспрял,
Свое тело подняв над землей…
Что есть силы репей засиял,
Мрачноватой глухой красотой...
Там, где кровь пропитала песок,
Там, где небо тонуло в пыли,
Заалел, распустившись, цветок,
И махнула старуха вдали...
|
| |
|
|
185. Песня о вечности
Не спеша, по секундам уходят годы,
Назло приходящим дорогам ладоней,
К которым все катятся лунные воды -
Чем ближе ко дну, в них темней и бездомней,
Верность нажралась - смеялась, рыдая,
Сновали по лестницам тихие люди,
В ложечках грелась вода не святая,
Рыла свиней подавали на блюде,
Отблески пламени, копоть на лицах,
Издохла любовь под родительским весом,
Солнце сверкало в серебряных спицах,
Космос глаза обжигал интересом,
Не спеша, по секундам уходит скорость,
Задавая неправильный темп на матрасах,
Мутировал дождь, превратившись в морось,
Менялся бэкграунд в руках пидарасов,
Стекала из телека жидкость, белея,
Стонали усталые ржавые петли,
Печаль сердце жалила, медленно тлея,
Тело молило - ты только не медли,
Мы вышли из дома, и лампы погасли,
Оставив антенны и громоотводы,
Собаки рычали во мгле - не на нас ли?
Не нас ли позвали глубокие воды?..
Не спеши: по секундам вечность уходит -
Все незаметней - по контурам Бога,
В том же числе и все в том же роде
Встречает истертой разметкой дорога...
|
| |
|
|
186. кулуаров член
Жил как-то раз огромный, жирный
И вялый кулуаров член.
И все вокруг казалось мирным,
Пока он занят был ничем.
Но вдруг надвинулась лавина,
Обрушив знойный звездопад,
Прорвалась ветхая плотина,
Родил сыночка наш мудак.
Сынок его немного сморщен,
По маме он гидроцефал,
Врачи сказали: будем точны,
И папа им по морде дал.
В быту семья бывала дружной,
Папаша рисовал цветы,
Сынок под стон подруг натужный
Варил в горшке свои мечты.
Зачем, зачем мы в этот мир,
Пришли, закованные цепью -
Писали эти два придурка
Свои великие стихи.
Но нет вопроса, нет ответа,
Пиздеть же можно просто так,
В сетях искусственного света,
Растет сладкоголосый злак
И как-то сын, отяготимый
Проблемой царского стола,
Кричал - ты объяснил все мимо,
Вокруг одна лишь синева!
Стена Пинкфлойда развалилась,
Протухли милые черты -
Царапал Пушкин на могилах,
Как оду чистой красоты
Все было, в общем, как обычно,
Их жизнь сложилась низачем,
И тонет детство непривычно...
И молчаливый дворник нем...
Жил как-то раз огромный, жирный
и вялый кулуаров член
И все вокруг казалось мирным,
Пока он занят бы ничем.
|
| |
|
|
187. Вкус печали (двойное)
ПЕЧАЛЬ
Вокруг туман, молочной белизной
Окутал мир реальности привычной,
И там, где ветер полон пустотой,
Жизнь кажется простой и необычной...
И солнца свет глаза мне ослепляя,
Сквозь молоко, смеясь, проник в меня,
И я бежал, небрежно оставляя,
Полутона в руках слепого дня,
Бежал неслышно, в небо превращаясь,
Под звук ручья и крики черных птиц,
Простите, что исчез я, не прощаясь,
В подарок вам лишь несколько страниц.
Так сядь на стул и помолчи немного,
Здесь оставляет мир печаль свою,
Перед глазами долгая дорога,
О ней я обязательно спою...
Я чувствую, как сердце мое бьется,
Страх прогоняю - смерть пойди-ка прочь,
Мне мир сегодня молча улыбнется,
Пусть будет день, пусть будет лес и ночь...
ВКУС
Когда-нибудь случится то, что было,
Когда-нибудь расскажет обо всем
Все то, что вдруг морской волною смыло,
Все то, что мы всю жизнь в себе несем...
И разом упадут все идеалы,
И разобьются о печальный крик,
Ушедший в бесконечные подвалы,
Где рядом спят младенец и старик...
Очистим реки от вещей и смысла,
Забудем, вспомнив то, что не забыть.
И тень завоет - за плечом повисла,
Но есть река, а значит...
Оглядываясь, мимо ходят люди,
Сверкая взглядом, улица шумит,
Не знаю я, что было и что будет -
Сейчас же мир со мною говорит.
P.S.
( )
|
| |
|
|
188. Тебе
Дороги вьются, лентами сплетаясь,
Смешеньям дня и ночи ты не верь,
Но скрипнула, тихонько отворяясь,
В тиши лесной захлопнутая дверь,
Зайди в меня, взгляни, и разговора
Не станет больше, будет мир без слов,
Без лжи, судьбы, вины и приговора,
Но полным ярких необычных снов,
Там дождь и поле, там земля и небо,
Там то, что мы искали так давно,
Там горстка соли и щепотка хлеба,
Там сладкое и пьяное вино,
Зачем же ждать, дыши, дыши и слушай,
Все то, что в нас впитала тишина,
И смесь законов верой не нарушим,
И не видна вокзальная стена,
Возьмемся за руки, и поглядим на ветер,
Который хочет что-то нам сказать,
О том, как диск луны прекрасно светит,
И на условности нам на хуй наплевать,
И в темных водах желтая тропинка
Нас уведет в неведомую даль,
Не повесть это, это не картинка,
Самой судьбой закручена в спираль,
Иди ко мне, зачем теперь нам медлить,
И ты войдешь в меня, а я в тебя.
молчание.
и тишина.
ЗЫ
мы уже вместе и нас уже ничего не разлучит.
|
| |
|
|
189. Впередна танки! (creyce)
Он пересек страну туда-сюда -
Пешком, ползком, преграды облетая.
И это вовсе вам не ерунда,
Он здесь и там - являясь, исчезая...
Рюкзак на спину - в яркий снегопад,
В прозрачность мира, в городское утро.
Когда он появляется, я рад,
Сижу, башкой покачивая мудро,
И говорю: "Превед, сегодня дождь...",
А он в ответ: "Хотя зеленый холод..."
Смеется в небе ироничный вождь,
Который, улыбаясь, вечно молод...
|
| |
|
|
190. Между поворотами
Гул трансформатора, тени и лес,
За поворот убегает дорога,
В танце забылись покой и тревога,
Несколько слов, титанический вес.
Черные знаки на белых дверях,
Рыхлый кирпич чуть прикрыт образами,
Скорость – всего не увидеть глазами,
Память глумится в прокрученных днях.
За поворотом уютный уют
Дома, где все возвращению рады:
Повесят на грудь жестяные награды,
И за здоровье вино разопьют;
Разве что шепот в настойчивых снах
Здесь не дает оставаться надолго -
Колет сознание, словно иголка;
Карты меняет в усталых руках.
Хочется рухнуть на землю без сил -
Но снова и снова надежда берется,
А сердце все так же уверенно бьется,
Все дальше от мрачных заросших могил...
Согреет огонь, будет искры бросать...
Заглянешь ко мне? Поглядим друг на друга,
Ты чья-то жена, мать, судьба и подруга?..
Бывает... Умеешь дрова собирать?
|
| |
|
|
191. Выбор
В спорах за правду рождается ложь,
Раззявили рты многоногие лица,
Эй, мудрый доктор, когда ты придешь,
Чтобы зазеркалом тихо напиться?
Я посмотрю - на движенье часов -
Запутались звезды от детской хлопушки,
И тысячи некогдасказанных слов,
Утихли от радости новой игрушки,
Небо: светлее, один на один;
Но не тоскую, уверен - так надо,
Выбор серьезен: безвинным из вин,
Горчит и сластит волшебство шоколада,
И тянет за ужином рациональ,
Секс на атаке застыл недвижимо,
Нет, мне не стыдно и вовсе не жаль,
Я отказался от злобы режима...
Уехал одним и вернулся другим,
В подарок Чудес нам волшебные Страны,
Пришел новый год, и теперь уже с ним
Принцессы, проказники и ветераны...
|
| |
|
|
192. Проходит ночь...
Хочу я к безмолвью поставить контроль,
Чтоб управлять словами.
Но чтобы слова не скучали одни,
Сделать их нужно стихами.
Приходит ночь, прожектор бьет
В окно мне ультрафиолетом,
И сердце бьется. Мир не врет,
Но не спешит ко мне с ответом…
Вскипает кровь, рождают слог
Картины из молчащих точек,
Ложащихся гирляндой строчек,
Чтоб подвести к утру итог…
А сон стучится мне в сознанье,
И ждет меня страна чудес,
Где поле, небо, солнце, лес,
И нашей встречи ожиданье.
Проходит ночь, и гул машин
Вдруг превратился в шум вершин...
Кран - стынет капелька одна:
Так прозвучала тишина...
|
| |
|
|
193. ARRRRRRRRRRRRA
AAAAAAAAAARRRRRRRRRRRRRRRRRRRRRR!
AAAAAAAAAARRRRRRRRRRRRRRRRRRRRRR!
AAAAAAAAAARRRRRRRRRRRRRRRRRRRRRR!
AAAAAAAAAARRRRRRRRRRRRRRRRRRRRRRAAAAAAAAAAAAAA!
AAAAAAAAAARRRRRRRRRRRRRRRRRRRRRRAAAAAAAAAAAAAA!!
!
!
!
!
!
!
!
RRRRRRRRRR...
rrrrrrrrrr...
AAAAAAAAAARRRRRRRRRRRRRRR!
AAAAAAAAAARRRRRRRRRRRRRRR!
rrrrrrrrrr...............
|
| |
|
|
194. МЫ
Я - линия и точка, плоскость, гладь,
Оазис и бескрайняя пустыня,
Река и мост, носильщики и кладь,
Гранат, кувшин, оранжевая дыня;
Я - лодка, берег, мирный океан,
Песок, волна, за горизонтом горы,
Тюльпан, граненый на окне стакан,
Уставший путник, камень, коридоры...
Ты - дождь, гроза, мелодия без слов,
Стихи, печаль, заросшая тропинка;
Ты - пламя, дым, надежда и любовь,
Улыбка, смех и на щеке слезинка;
Ты - вечность, мощь, маяк на полюсах;
Ты запах вереска, забытая ограда,
Рисунок, штрих, картина в небесах,
Объятия заброшенного сада...
Мы знаем, видим, слышим и живем;
Мы боремся, мы дышим, созерцая, -
Когда на карте неба мы вдвоем
Звездой восходим, в темноте мерцая...
|
| |
|
|
195. ??? (23.06.2002)
Распадись на куски,
Цветным дождем сверкни над землей,
На клетках шахматной доски
Насладись монохромной войной.
Закрой глаза.
Слушай, что шепчет дыхание.
Что-то внутри. Гроза?
Требует выход в сознание.
Стая инертных идей
Тонет и оседает на дно.
Таблички серых дверей
Лгут о том, что все решено.
В паутине дневных кошмаров,
Подчиненных чьей-то судьбе,
Звуки ритмичных ударов
Не дают забыть о тебе.
P.S.
Ты все сама знаешь :)
|
| |
|
|
196. DARK SIDE (хх.хх.2000)
Темный вечер, серая ночь.
Как много ты знаешь о том, что будет вчера?
Сколько было попыток понять
Эти вопли кислотных дождей, эти лужи асфальтовых слез?
Посмотри мне в глаза – ты увидишь себя.
Посмотри в свою душу - поймешь: этот мир не всерьез:
!Плачь слезами дождя, спи туманом своих городов.
Я буду ждать, когда ты поймешь - это не для тебя,
Поймешь - ЕСТЬ то, чего НЕТ:
Темная Половина -
Твоя белая ночь.
Твой огонь изнутри.
Темная Половина.
Сердце знает о ней - я уверен.
Посмотри в пустоту: ты поймешь -
Это для твоей второй половины.
Осуши реки ложной мечты,
Раздави тараканов суетных мыслей о вечном,
Сбрось с себя цепи навязчивых лиц -
Ты уйдешь из своей конуры:
Войдешь в то, чего нет -
В Темную Половину...
Темная Половина -
Твоя тайная сила.
Твоя…
Темная Половина.
|
| |
|
|
197. Freestyler (посвящаю испугавшейся на проспекте Гагарина)
Сожми в кулаке, поиграй танецем глупого тела,
До гроба и пламени предохраняясь свинцом.
Пучок заклинаний, веревка - ты крикнула смело.
Твой промах, понравилось всё. Перед самым концом.
И я, незаметно подкравшись, сорвал покрывало,
Понюхал, кружась. Межпланетной дорогой застыл.
Понятно: ведь ты никогда себя не сознавала,
А некто тебя в этом мире уже заместил.
Шепот пуга''л, шепот пу''гал, полей черноземье
Пишет стихи вдоль по пашням, седея навзрыд.
И вспышка за вспышкой - солгало жестокое время,
И выхода нет, ну а вход безвозвратно закрыт.
А тысячи лет промелькнув на стене осознанья,
Магией букв раскроив белокаменный храм,
Вышибут клекотом честный огарок признанья...
Куда ухожу? По своим незаметным делам...
|
| |
|
|
198. Fallin` in love
Все, что скажет мне мир, обнаженный до самых глубин,
Я приму, как подарок, узором в построчном транслите.
Поброжу переулками мимо нелепых витрин,
Из которых художники-клоны все шепчут - "купите..."
Посредине колодцев, камней, наводнений и вьюг
На вопрос "а зачем?" отвечать не способен конкретно,
Компас врет, но я чувствую - ключ перевесил на юг,
Или северо-запад, к востоку клонясь незаметно...
Ну да "всё-ничего". Я ищу - в мегабайтах стихов
Реки, мысли свои и на память знакомые знаки
За отсутствием снега и смехом каких-то лохов,***
Перед вечностью собственный дом доводящих до драки.
Отлегло, отболело, заметано, вбито, в словах
Обозначено огненным шифром, без всякой шифровки,
Словно супергерои, плетем на своих островах
Сеть узоров-мостов, без понятий и без подготовки -
Нас баюкал шум моря - не счесть, сколько жизней и лет,
Нас тревожил вой ветра и дождь, что в тропическом зное,
Нас тревожили звезды и трассы безумных комет -
Год назад, сотню лет, в прошлом веке, в седом мезозое...
Все, что скажет мне мир, обнаженный до самых глубин,
Я приму как подарок - с тобой поделюсь безвозмездно
Той, единственной, главной из главных живущих картин,
Где мы видим любовь, как вне времени ждущую бездну.
***
строка (с)Мирра Лукенглас
|
| |
|
|
199. В предвкушении поцелуя...
Летят мгновенья перелетной стаей -
Внизу бескрайним морем - шум вершин,
Без вырубок, без вони и машин -
И видно все, что мы о мире знаем... -
Схватить за хвост, перевязать веревкой,
Сплетенной где-то в радуги лучах,
Узнать все тайны, поплутать в ночах,
По краю проскользнуть походкой ловкой
И в синий небосвод взлететь за ними:
В пространствах диких нам укажет путь
То пламя на ветру, что не задуть,
Что все движенья делает живыми...
И будут спектры говорить беззвучно,
Винтом крутясь, навек соединять.
Все это просто, так что не понять,
И не удастся объяснить научно.
Мы встретимся счастливыми телами,
А души посмеются и простят,
И губы наши скоро заболят
От поцелуя - виноваты сами...
|
| |
|
|
200. Аккуратность
Когда закат, планетами играя,
В тебя заглянет - лучше не робей:
Жонглировать закату помогая,
Смотри - чужие окна не разбей.
Когда проник ты в тишину и тайну -
Сложи стихи, но громко не кричи:
Будь осторожней со своим сознаньем,
Постой и деликатно помолчи.
Когда ты знаешь, что наполнен силой,
Нож отложи, от мощи не борзей -
Не важен раб, зато важны дебилы...
Ведь нет таких среди твоих друзей.
Когда любви касаешься сквозь время,
А километры для тебя фигня -
Отбрось золу несбывшихся сомнений,
Любовь ответит, радостью звеня.
Когда читаешь этот стих с экрана -
Не хмурься, а улыбку подари.
И автор тебе тоже улыбнется
И будет прыгать аж до потолка.
:)
|
| |
|
|
201. Просто...
Прикоснуться бы к твоей улыбке
Поцелуем нежным на рассвете,
Проводить наш сон, что станет зыбким,
Помахать сверкающей комете,
Растопить огонь своих желаний,
Раствориться полностью друг в друге,
Рокотом громадных мирозданий
Расчертить все сектора на круге,
Осторожно рисовать картины -
Облака, что скажут о дороге,
Обходя нахмуренные спины,
Отогнать все мысли о тревоге,
Смело верить - счастье будет с нами,
С неба нам волшебною звездою,
Снегом, ливнем, лесом и лугами,
Смехом тихим - все для нас с тобою,
Ты теперь в моей душе, как дома...
Твои руки пишут мне в блокноте,
Ты известна мне и не знакома
Тысячью прекраснейших мелодий,
Очень просто или очень сложно
Объяснить. Об этом я пою,
Очень сложно или очень просто.
Просто, знаешь - я тебя люблю.
|
| |
|
|
202. Дорога...ааа... ДА..у...него..КРЫША..ПоеХала...
- Да у него крыша поехала,
- Жаловаться буду, жаловаться!
...ррррррррррррр, правая сторона, левая сторона...
Площадь вокзала
По лицу проходила ветром Москвы,
Шшшш - ты опоздала,
Сновали серые тени-менты,
Ты целовала, упрямо злясь, что я такой,
А я раздирал себе грудь на линии кольцевой.
Это было, но это прошло -
Заштопали рану вполне нормально, хорошо.
Мигают пожары,
Сигнализации орут,
В магазине "Промтовары"
кого-то только что убьют,
А я прохожу мимо -
Мне дела нет до этих дел,
Хотя кретины
Осмелились крикнуть - "Как ты посмел?!"
И я не знаю, следующий шаг куда ведет...
И я уезжаю, судьба опять открыла счет...
Где? Не уверен.
Коридоры змеятся, реки врозь,
Кто там за дверью? -
У меня руки, ты это брось,
Я же безумен, мои реальности поют,
Рушатся, строятся - да, да, да,
А за окном строители снуют,
Суют - и я выпью
Махом одним стакан вина -
Прощения просить не в кайф -
до дна, до дна, до дна, до дна...
А не слабо войти в мой лайф?
А не слабо забраться, девочка, ко мне в постель
И заорать в оргазме, заглушая громкую пургу-метель?
А не слабо телевизору рот заткнуть навек?
А не слабо слететь с катушек на дикий бег?
Смеяться так, что стекла вылетят вдруг,
Быть собой, давя подошвами рыла слюнявых сук?
Сколько ты сможешь?
Сколько отмеришь себе секунд?
Выдержишь стоны - у меня вечером снова суд,
А утром праздник - чудес, ебли и головы:
Меня оправдали, накрыты белые столы.
И есть дорога, приводящая, куда ведет.
И будет смысл, и ничего больше не ебет.
И, если хочешь, без правил будет шанс со мной,
А, если ошибка, тогда иди к себе домой,
Если ты знаешь, где вообще находится этот дом,
Но меня уже не будет, и это все окажется просто сном.
Дорога... лечит раны, плетет судьбу,
Дорога... знает, что я все знать не могу,
Могу-не-могу я, кто знает, сон это или нет,
Замолвите слово, эхом вбейте в себя ответ...
|
| |
|
|
203. ВетрЫ (те самые) навеяли :)
Ветры навеяли в темные башни:
В нашем районе трубу прорвало -
И разлилось вдоль по улицам нашим
Вонючее мерзкое наше говно...
Припев, хор мальчиков-зайчиков:
ФУ, Говно!
ФУ, Говно!
ФУ, Говно!
Стих о говне прозвучит очень мудро -
Старцы собрались его обсудить,
А в это время принцэссочка пудру
Начала прямо на фэйс наносить.
Но ебнул фонтан из-под пола в ебальник,
Смыл вместе с пудрой и новый парик,
Вместо дворца теперь мерзостный сральник -
В больнице абзац, а в милиции крик.
Кричит участковый, кричат проститутки,
Кричат телевизоры в окнах домов,
Кричат-надрываются целые стуки
Тысячи сотен несвежих лохов
Припев, хор девочек-целочек:
ФУ, Говно!
ФУ, Говно!
ФУ, Говно!
Но вижу я тут, проплывая в лодчонке -
Телка спокойно идет по говну!!!
Я подгребаю поближе к девчонке,
Думая - "щазз я ее окнуну"...
Не окунается девочка-ветер-
Девочка-радость в вонючий поток,
И свод небес, что над крышами, светел,
И дэпээсник не дует в свисток.
Ну а тем временем (с нами понятно)
Заводы и фабрики топливо жгут,
Правительство в панике - им неприятно,
Что дома вонючие простыни ждут...
Припев, смешанный хор:
ФУ, Говно!
ФУ, Говно!
ФУ, Говно!
Плавают фантики в липких чертогах,
Стынут газетные строки у ног,
Делают ноги индейцы в пирогах,
Музеи закрыли на длительный срок,
А все дело в том, что сантехник нажрался
Снова валяется где-то в кустах -
Он отдыхать часов сорок собрался,
Только начальники все на местах...
В общем говно теперь вместо прилавков,
Вместо каналов - канавы с говном,
И поглядите - какая-то давка,
Очередь... Это мне кажется сном...
Припев, трудящиеся:
ВАУ, Говно!
ВАУ, Говно!
ВАУ, Говно!
Теперь для говна открываются двери,
Резко поднялись какашки в цене,
Лепятся с кала дурацкие звери,
Изыскано жарится кал на вине...
Люди с утра долго мажутся калом,
Клонировать кал - это цель всех целей,
Кажется дело осталось за малым,
Чтобы из всех он нахлынул щелей...
Но, епамать, вот проснулся сантехник,
Вентиль за пару минут завернул
Использовал несколько матерных техник
Засаленным ватником дырку заткнул...
Припев, смешанный хор:
ФУ, Говно!
ФУ, Говно!
ФУ, Говно!
И мир без говна оказался внезапно...
Мир, что воссоздан был сплошь из него...
Браки, Нии и бессмертное завтра...
Больше не пашут они на говно...
Что ж теперь будет, людишки взмолились -
Как теперь жить, кем работать, атас!!!
Мы же с говном окончательно сжились,
Что теперь делать? - скажи, Унитаз.
Но Унитаз только булькнул: не надо
Дурацких вопросов - живите, мне пох...
И побрело непонятное стадо,
Туда, где им снова увиделся Бог...
|
| |
|
|
204. елене Чистиковой (Hellen)
Мы встретимся с тобой в саду прекрасном,
Мы встретимся, мир будет говорить,
И все это - ништяк :) и не опасно,
Не сможет тьма нам солнышко затмить,
Как просто - просто жизни отдаваться
Как это просто - звезды в тишине,
Как это просто вместе оставаться,
Когда в тебе я, ну а ты во мне,
Молчать я буду, словом не нарушу -
Из твоих уст чудесные стихи,
Я бесконечно мог бы тебя слушать,
Избавившись в момент от чепухи...
Спасибо, Лен, любовь нас разыскала,
И в нас вошла, туман с души прогнав,
Так наслаждайся - и не будет мало
Тебе любви, со мной ее познав...
|
| |
|
|
205. Я УМИРАЮ НА ЗАВТРАК
Сегодня утром мне позвонил генеральный директор и сказал, что на работу ехать не надо. Я посмотрел новости, выпил чашку кофе (три ложки кофе, одна ложка сахара) и решил что-нибудь съесть. Бутерброд, к примеру.
Есть мне не очень хотелось, просто я не хотел курить натощак – это вредно, если кто не в курсе. И живот потом болит.
А я и так ем неизвестно что – вывалю на сковородку содержимое холодильника в равных долях, доведу до готовности, а потом употребляю. А после рабочего дня настолько хочется есть, что уже почти все равно – проглотишь всё что попадется.
А курить вообще вредно. Я даже бросал пару раз, да вот только не вышла эта затея. Вот и сейчас я опять просыпал пепел на клавиатуру.
Клавиатура у меня набита им под завязку. Я ее, конечно, иногда встряхиваю, но это не очень помогает.
А компьютер у меня без крышки. А зачем она? Там такие симпатичные проводки внутри, детали – просто дизайнерская фишка.
Дизайнерская фишка – это, кстати, не просто выражение. Занимался я как-то одним дизайн-проектом… Делали мы что-то вроде кафе-на-воде… Там еще… Стоп. Прекращаю. А то еще узнает кто-нибудь меня, найдет и замочит, как в дешевом боевике.
Боевики эти бесконечные по телеку – ну достали просто – сил никаких нет. Мочат-мочат, мочат-мочат, мочат-мочат, пока все не промокнут. От крови, конечно.
Порезал я тут палец о водосточную трубу. О колено, если быть точным. Крови было… Всю территорию кровью закапал. А потом у местного электрика изоленту стрельнул и палец замотал. Мне это напомнило эпизод из фильма «От заката до рассвета». Только у меня не скотч какой-нибудь дрянной был, а именно изолента. Такая яркая, желтого цвета. А небо в тот день было светло-синее.
Люблю сочетание светло-синего с желтым. Я не говорю золото на голубом, так как современный читатель понятие «голубой» с цветом больше не ассоциирует, так же как и славное имя Прасковья в уменьшительно-ласкательном его варианте.
Изгадили язык, суки драные. Все теперь по фене базараят, даже девчонки. Мазы там всякие, хаты, стрелки… И на мате, конечно, все кому не лень. Все дело в социальном статусе – у нас люди убеждены, что если всех на хуй посылать, то тебя уважать будут. Типа, эвон, какой крутой, все ему по хуй.
Деградируем.
Я тут книжку прочитал. Называется «Божий народ». Так оказалось, что все кругом – дегенераты. Так считает Климов. Он и сам тоже дегенерат.
И, куда не плюнь, везде мировое жидомасонство этим дегенератам в помощь. Куда не зайду, везде сидят люди перед ящиком и пальцами в него тыкают – отвратительно, мол, сплошные жидомасоны, а мы вымираем. Телевизор – это зло, мол, чудовищное. А сами пялятся – там по ЭмТиВи какой-то ублюдок только что тридцать тараканов схавал.
Я вот тараканов не ел никогда, но думаю, что с голодухи смог бы и не такое съесть.
Так вот… Я вообще о чем? А! Ну да!
Решил, я, значит, бутербродом себя порадовать. Холодильник открыл, а оттуда фраза вылезает и как прыгнет на меня! Я холодильник захлопнул, голову руками сжал. Фраза там бултыхается и никак вылезти не может – застряла.
И откуда она в холодильнике взялась? Кстати, фраза такая: «Я умираю на завтрак».
Что она, черт ее возьми, означать может? Я умираю на завтрак. Не понять мне этой фразы, ну хоть в окно выпрыгивай. Дурацкая какая-то фраза.
Я умираю на завтрак. На чей, интересно знать, завтрак я умираю? И кто я такой? Ингредиент что ли? Живой ингредиент, который умирает. Нет. Это что-то не то. И почему я умираю? Меня что-то убивает? Или это я сам?
Кстати, о способах самоубийства – мне тут пришла в голову замечательная мысль – подержаться за провод на высоковольтной линии. Только надо предварительно заземлиться.
Я умираю на завтрак.
Так вот, если кто-нибудь это прочитает, то скажите мне, что же может означать эта фраза.
Я УМИРАЮ НА ЗАВТРАК.
Спасибо всем заранее.
Я УМИРАЮ НА ЗАВТРАК.
НА ЗАВТРАК УМИРАЮ Я.
Я НА ЗАВТРАК УМИРАЮ.
УМИРАЮ Я НА ЗАВТРАК.
|
| |
|
|
206. На серенаду для струнного оркестра
По длинному серому коридору больницы быстрым неверным шагом идет пожилой хирург. Он пьян. Эхо его шагов наводит на мысль о чем-то неизбежном. Под потолком подергиваются люминесцентные лампы. За окнами - холодный зимний вечер субботы.
Хирург проходит мимо дежурной медсестры. Она спит за столом, положив голову на раскрытый журнал. Ее крашеные волосы свешиваются вниз, закрывая лицо. Изо рта текут слюни.
Вот хирург моет руки, пытаясь сдержать икоту. Взгляд его мутен. Утомленное лицо выражает бесконечную унылую усталость. Темные круги под глазами придают ему вид маньяка из дешевого фильма ужасов. Он покачивается. Спасает только выработанный годами автоматизм.
На столе под прожектором лежит тело. Рядом маячит фельдшер-практикант. Он испуган и шныряет взглядом. Пальцы его мелко подрагивают.
Хирург берет скальпель и делает надрез в области брюшины, рассекая кожу и мышцы. Тупо смотрит в образовавшуюся рану и замирает. Практикант тяжело дышит, зажмуриваясь. На его ресницах виснут крупные слезы. Хирург громко икает и, очнувшись, делает второй надрез.
Практикант, извинившись, выскакивает за дверь. Там его рвет.
Хирург, воровато оглянувшись, лезет пальцами в рану и вытягивает оттуда длинную синеватую кишку. На его лице появляется хитрая улыбка. Он мастерским движением отсекает кишку и бросает ее в тазик под столом. При этом раздается чавкающий звук.
Операционную наполняет запах крови. Улыбка хирурга становится шире, обнажая коричневатые зубы курильщика. Он засовывает кисть руки в разрез и шарит в нем.
На миг показывается практикант, но тут же снова убегает прочь мелкими шажками.
Хирург хмурится, улыбка становится напряженной – он что-то нащупал и пытается вынуть. Так. Так-так. Он напрягает руку и дергает… Еще раз… Так. Еще... Не идет.
Хирург огибает стол, заходя с другой стороны. При этом он поскальзывается на гладком полу и чуть не падает. Халат его забрызган кровью. Из живота пациента медленно, словно черви, выползают внутренности. Хирург отсекает их несколькими стремительными взмахами и вновь засовывает руку внутрь – под более удобным углом. Дергает. Раз, другой… Еще… Та-ак...
И вот наконец-то он извлекает большой кусок кровоточащего мяса и быстро засовывает себе под халат. Зашивает рану грубыми стежками, потом оглядывается по сторонам и быстро уходит прочь.
В коридоре звучит эхо его шагов, наводящее на мысль о чем-то неизбежном. Потом снова становится тихо.
|
| |
|
|
207. КРЫША.RU (Маленькая девочка)
Встретились мы с Лордом в семь часов утра у станции метро «Пушкинская». Ледяной ветер бросал в лицо колючие снежинки. По Звенигородской улице на запад двигались нескончаемой колонной усталые дворники.
- Я люблю осень, - сказал Лорд, глядя на листья клена, краснеющие в лучах закатного солнца.
- По-моему, лучше – лето, - я не согласился с ним принципиально – я никогда ни с кем не соглашался.
- Я очень устал, - пробурчал Лорд, закуривая воображаемую сигару.
- Тогда понеси лопату, - предложил я, и ненавязчиво сунул ему в руку детскую пластмассовую лопатку.
Лорд зачем-то понюхал ее, подумал, морща низкий доисторический лоб. Потом он громко чихнул, и коршуны, выклевывающие мои глаза, тяжело снявшись со своих мест, исчезли в изгибах ультрафиолетового неба.
Я люблю Питерское небо, но для меня оно всегда монохромно. Но это уже хоть что-то. Ведь другие люди ленятся – вместо того, чтобы утром раскрасить его спектром своих эмоций, они чистят зубы отбеливающей пастой. А я, как проснусь, всегда сначала смотрю на небо, прикасаюсь к его поверхности и пишу на нем черно-белые стихи.
Лорду стихи мои не нравятся, они ему надоели – мы слишком долго вместе работаем.
- Стихи твои достали, - бормочет Лорд гнусаво, - жизнь же прекрасна, а ты, как дурак, елки-палки… Посмотри вот на этих дворников – они же прекрасны, вон сколько их…
- Да, - говорю, - конечно… Как теней после ядерного взрыва – куча мала. Пулемета на них нет с Чапаевым и Анкой.
- Вот и опять ты о своей Ане – у тебя все разговоры об одном.
- Не об одном, а об одной, - с Лордом очень легко не соглашаться – он у нас мужик простой, как защита шахматиста Цукерторта.
Вот с кем трудно не соглашаться, так это с нашим Гениальным Директором. Он как скажет, так все цветы сразу вянут, только поганки кольцами прут, словно грибы после дождя. Что он на завтрак ест – трупы вчерашних вдохновений что ли?
Короче, пошли мы с Лордом крышу чистить - сосульки сбивать. Работа у нас такая… Романтики выше этой самой крыши, хоть продавай ее по рублю за кусок. Да вот только кому она нужна, измочаленная и потрескавшаяся, словно рубероид заплесневевший?
Пока Лорд, тряся рыжей бородой в весенних сумерках, ползал у самого края, я пошел исследовать чердак. На чердаке я нашел следующие предметы: пыль, голубиный помет, труп голубя, вольтметр, и маленькую девочку.
Вольтметр привлек мое внимание тем, что у него подрагивала шкала.
Я немного понаблюдал за мигающей тусклой лампочкой, около которой кружился, хлопая крыльями, черный лебедь. Он бился о лампочку с энтузиазмом закоренелого алкоголика, ищущего мелочь в своих дырявых карманах.
- У тебя карманы дырявые, - сказал я лебедю и вылез на крышу.
Маленькая девочка с золотыми косичками вылезла вслед за мной.
- Куда ты, - говорю, - лезешь, дура? Скользко же – лето у нас нынче вон какое холодное – тут под снегом лед…
А она пошлепала босыми ножками к телевизионной антенне и так мне по-доброму улыбнулась, что я дар речи потерял. Грустно мне стало, так что я отвернулся и на Лорда уставился. А он все у самого края на животе ползал, бормоча про то, как ему стихи мои опостылели, сосульки левой рукой отламывал и в карман прятал.
- Иди ты в баню, Лорд, - говорю, - надоел ты мне с моими глагольными рифмами в придачу.
Обернулся я и вижу: девочка крылья расправила маленькие и на солнце смотрит, улыбаясь. Я и так знал, что не мне она подарила свою улыбку, только вот обидно стало пуще прежнего.
А потом она подпрыгнула и полетела. Пару кругов в тучах свинцовых вырезала и исчезла вдали.
Я покурил немного, льдом в дворников покидался, да и пошли мы с Лордом по домам кофе пить. Я вот лично кофе всегда яблоками закусываю, только надо, чтобы они зеленые были. Если зеленых нигде нет, то я их акварелью крашу или темперой. А на чердаке совсем темно сделалось – лебедь лампочку все-таки разбил, негодяй.
И вот сижу я дома. Батареи жарят, хоть окна выбивай. Сейчас только вот о маленькой девочке набросок допишу и займусь этим как следует.
Все равно скоро зима, а зимние ветры – это вам не рекламные агенты, их впускать надо, а не запираться.
Вот я их и впущу.
VAD, 19 Февраля 2004 г.
|
| |
|
|
208. Проглоченные улыбки (сказка, детям не рекомендую)
Жил был маленький мальчик Костя. У него были мама и папа. Мама работала в коммерческом ларьке - она продавала пиво и водку. А папа работал директором этого ларька.
Дела в семье шли неплохо, только папа все время сам пил то, что продавала мама, и очень боялся каких-то «братков». «Братки», как Костя понимал, были папиными братьями и все время его унижали во главе с каким-то «паханом». Слово «пахан» напоминало Костику слово «пахать», отчего он представлял «пахана» неким пахарем-сеятелем с серпом в одной руке и молотом в другой.
В школу Костя еще не ходил и целыми днями гулял по улицам города, опасаясь ЧЕЧЕНСКИХ ВЫРОДКОВ и МАНЬЯКОВ. Маленький Костик вообще многого боялся.
И вот в один прекрасный день, когда мальчик по обыкновению собирал цветные стеклышки для своей коллекции, он неожиданно обнаружил, что забрел слишком далеко от знакомых мест.
Но стояло такое теплое, чистое, яркое лето, что Костик даже как-то забыл о своих многочисленных страхах.
А перед ним простиралась городская свалка. Жирные крикливые чайки кружили над мусором, исторгающим смутное зловоние. Но блеск многочисленных осколков стекла манил Костика, и он побрел по грунтовой дороге, петляющей между грудами непонятных интересных предметов.
Чего здесь только не было – старые холодильники, куски каких-то бетонных блоков с торчащей арматурой, дверные коробки, стулья без ножек, ножки без стульев, старые страшные диваны с торчащими пружинами, обугленные кузова автомобилей (братки сожги машину его папы, папа был очень зол и больно шлепнул Костика буквально ни за что), … так… что там еще… газовые плиты, бессильно открывшие рты духовок, мотки колючей проволоки, раздолбанные радиоприемники и много битого стекла. А еще было синее небо, летнее солнце, странный свалочный запах в воздухе, смешанный с ароматом цветущей сирени; были вопли чаек, звук Костиных шагов и шум ближайшего городского квартала.
Бомжей видно не было, а ведь здесь полно было алюминия и медной проволоки – Костя знал, что БОМЖИ СДАЮТ ЦВЕТМЕТ и у пункта приема частенько видел грязных вонючих мужиков с сумками, набитыми кусками металла, и омерзительных старух с баулами, наполненными лепешками пивных банок. Костик часто наблюдал за ними из-за дерева, слушал скрежет их смеха, булькающие звуки разговоров, и эти люди казались ему кем-то вроде пришельцев из далекой враждебной галактики, которые ели исключительно маленьких мальчиков и девочек.
Но на этой свалке, кроме птиц и крыс, похоже, никого не было, а их Костик совсем не боялся.
Костик шел и шел, собирая цветные стеклышки и разные интересные винтики, пока не вышел на проплешину. Трудно назвать поляной место, что открылось взгляду мальчика: земля там была утрамбована, а по краям плеши росла осока, которая сухо шуршала при малейшем дуновении ветра. А посередине сгорбилась хижина: старая, темная от времени, она состояла из листов фанеры, железных спинок кроватей, досок и кусков пластмассы. Крышу хижины покрывал драный рубероид и гниющий линолеум. Костику бросилась в глаза кремово-белая новенькая дверь с золотистой ручкой – она была явно лишней в этом нагромождении хлама и старья. Как-то мама водила Костю в поликлинику, и там ему показывали картинки, предлагая выбрать лишний предмет или слово. Если бы ему показали эту хижину, то в качестве лишнего предмета он выбрал бы белую дверь.
Как вы думаете, уважаемый читатель, что же сделал Костик? Подошел к двери, и открыл ее?
Конечно же, он сделал это. Доброму сказочнику очень хотелось бы сказать, что он этого не делал, а побежал домой, к маме и папе, но…
Костик взялся за круглую дверную ручку и дернул на себя. И дверь отворилась.
Мальчик настороженно вгляделся в полумрак, пронизанный лучами света, бьющими из многочисленных прорех конструкции. Помещение изнутри казалось неизмеримо большим, нежели должно было быть. Костик шагнул внутрь и попал в большой зал с высоким потолком. Утрамбованная земля пола источала сырую прохладу. В помещении никого не было, и Костик осторожными двинулся к какой-то груде (тряпья?) у дальней стены. При ближайшем рассмотрении она оказалась старым матрацем и драным ватным одеялом, до черноты засаленными и пахнущими немытым телом.
Неожиданно Костик улыбнулся. Он был на празднике и пил вино из красивого бокала. Рядом с ним стояла прекрасная девушка, у которой были отличные буфера и…
Что за черт? Костик тряхнул головой, и наваждение стало нечетким, размытым. Какие такие БУФЕРА? ЧТО ЭТО ТАКОЕ? Неожиданно Костик понял, что буфера – это женская грудь, и неплохо было бы лизнуть один из сосков, которые угадываются за тоненькой блузкой… Костик улыбнулся еще шире. Он улыбался просто до ушей. Тому человеку, который хотел лизнуть буфера (и кое что еще) улыбаться было нельзя – эта девушка была его… его…
Костик снова потряс головой. Он почти испугался, но мысли о какой-то незнакомой женщине, да еще и такие новые для его детского сознания, почти парализовали его тело. О женщинах он раньше ТАК никогда не думал.
Костя стоял, улыбался и пялился на стену. На стене было что-то прилеплено. Он протянул руку и отлепил это «что-то». В руках у него оказалась улыбка. Широкая улыбка с номером на маленькой бумажной бирке - 10-61-1998-а-512.
«Я сдеру с нее трусики» – подумал Костик неожиданно – «Плевать мне, что она моя сестра, я просто…»
Но тут он испугался, швырнул улыбку на пол и наступил на нее ногой, размазав в сыроватом глинистом грунте. Улыбка тут же покинула его лицо, и дикое напряжение лицевых мышц пропало, словно его никогда и не было.
Костик пошел к выходу, где сквозь приоткрытую дверь заглядывало голубое небо.
«ВСЕ ВЫ СДОХНИТЕ» - подумал он и улыбнулся, ощерив молочные зубы. Эта мысль сбила его с ног. Он упал и сжал голову руками.
«Все вы сдохните».
«Все вы».
«Сдохните, словно бродячие псы, больные бешенством псы, голодные жалкие твари, вы умрете и ваши тела будут гнить, исторгая прелое зловоние, а черви, кишащие в ваших животах, напомнят мне о том, как вы дышали когда-то».
«Все вы».
Костик заплакал. Улыбка под номером х-878-bad-11 раздирала его лицо. Он попытался пошевелить языком, и тот заметался во рту, как змея, которую кто-то привязал к его горлу. Костик пополз, шаря взглядом по стенам в поисках ЭТОЙ ДРЯНИ, чтобы растоптать ее.
«Бродячие шелудивые псы»
«Я хочу лизать ее соски» – уже знакомая ему мысль прыгнула на него с пола, где он растоптал первую улыбку.
«Вы все умрете, и плевал я, что она моя родная сестра, я просто сдеру с нее трусики, а белые черви, копошащиеся в брюхе, напомнят мне о живом дыхании, о живом дыхании, о дыхании…»
Костик запищал сквозь свои растянутые губы, потому что кричать он не мог.
«Когда вернусь домой, я буду долго гулять по лесу» – подумал он - «когда я вернусь домой, я сяду у дерева, прислонюсь к теплой коре и пожую сосновую иголку»
«И оближу ее всю с ног до головы, а потом засуну язык в…»
«Все вы сдохните»
«На берегу реки. Буду просто сидеть на берегу реки»
«Они все курят, и их легкие превратятся в рваные коричневые огрызки»
«Больные прокаженные собаки»
Уголки губ у Костика потрескались, из них сочилась кровь. Глаза, безумно выпучившись, вращались в орбитах. Руки скребли землю. Он полз к выходу, к белой двери с золотой ручкой. Улыбки кидались на него, словно голодные комариные самки, жаждущие крови. Радостные, страшные, бледные, испуганные, счастливые, глупые, алчные, чудовищные, дикие, надменные – все они были когда-то проглочены своими хозяевами. Кто собрал их здесь? Что за монстр жил здесь в окружении этой коллекции?..
Костик выполз наружу, оставив сотни кусков из чужих непонятных жизней верещать в полумраке маленького домика. Но он уже принял в себя достаточно.
Немного полежав на проплешине, Костя встал и, покачиваясь, побрел домой. Вслед ему звучали крики жирных чаек.
«Наверное, из парка аттракционов» – думали прохожие – «Какой счастливый маленький мальчик…»
Дома мама с усталым отяжелевшим после рабочего дня лицом готовила что-то на ужин. Она обеспокоено взглянула Косте в лицо:
- У тебя кровь, - сказала она, - что случилось? Где ты так долго пропадал, почему ты так поздно вернулся?
- Я просто хочу полизать тебе, - сказал Костик.
Папа отвернулся от телевизора.
- Вы все сдохните, - добавил его маленький сын и улыбнулся еще шире, - скоро все вы сдохните.
Vad, 26/02/2004
|
| |
|
|
209. Паук (сказка)
Жил-был на свете жирный злобный паук. С малых лет он сидел в огромной сети, сплетенной его предками, и ждал пищи. Зимой паук спал, и ему снились сочные кузнечики, которые слабо трепыхались в его объятиях. Весной же он недовольно выползал из своей норы и тут же забирался на паутину, которую он постоянно совершенствовал и увеличивал. Паутина была сплетена на редкость удачно – между нижних ветвей старого каштана. А внизу росли красивые полевые цветы, к которым слеталось множество вкусных жертв.
Кстати, паука звали Ткач Семнадцатый Мудро-могучий.
Как и всякий паук, Ткач был труслив: он всегда терпеливо ждал, пока очередное создание не ослабнет в попытках вырваться и уже тогда, подобравшись сзади, впрыскивал ему яд.
Шли годы, Ткач тяжелел и матерел – туловище его стало огромным, а лапки – тоненькими и хрупкими. Он еле ползал по своей гигантской паутине, и, с каждым днем, путешествия к жертвам все больше утомляли и раздражали его.
«Мне нужна большая жертва, мяса которой хватит на всю оставшуюся жизнь» – так думал паук, мучаясь от изжоги: он только что позавтракал какой-то отвратительной синей мухой.
Но тут он заметил внизу что-то большое. Паук выпустил клейкую нить и, свесившись, пригляделся: под деревом в тени сидела маленькая девочка и увлеченно читала толстую книжку. Пасть Ткача наполнилась слюной. Маленькая девочка была такой огромной – просто бесконечно гигантской! У паука разыгралось воображение... Вот бы поймать ее!
Но поймать ее он не мог – даже его огромная паутина не могла удерживать такие большие объекты, как Маленькая Девочка. Ткач забегал туда-сюда, пиная стрекозу, которая жалобно смотрела на него своими красивыми глупыми глазами. Ткач думал. Думал о том, как же усовершенствовать свою локальную сеть, превратив ее в глобальную. При этом он злобно ругался и плевался ядом.
Тем временем Маленькая Девочка захлопнула книгу и решительно куда-то направилась. Ткач, увидев, что книга на месте, обрадовался и даже немного попрыгал, сотрясая свою сеть.
Немедленно совершенствовать, увеличивать, тянуть до самой земли! Эта маленькая девочка не должна сбежать, когда вернется за своей толстой книжкой!
Если бы пауки могли потеть, то Ткач бы точно вспотел – ведь так он не трудился уже много–много лет. Опутав книгу (с загадочной надписью Мат.Анализ) клейкими прочными нитями, он принялся создавать новые соединения. Ткач метался от ветви к ветви, от травинки к травинке, от цветка к цветку, опутывая все вокруг своей безупречной ловушкой. Его сеть была действительно красива – настоящее произведение искусства, в которое сразу попалось много глупых жертв. Но паук не интересовался ими – на ходу жуя невкусную лапку-зубочистку, он все метался и метался, укрепляя свое детище.
К вечеру паук устал и обессилено плюхнулся в центре. Теперь оставалось только ждать и не пропустить момент. Он глупо пялился на солнце, которое подползало к горизонту, окрашивая небо в оранжевые и сиреневые тона. К прекрасным закатам практичный Ткач был абсолютно равнодушен.
Но вот под деревом кто-то появился! От волнения Ткач чуть не рухнул вниз. А там чуть слышно бродило какое-то животное… Собака! Паук схватился за голову от разочарования… Просто какой-то шелудивый дворовый пес. Грязная вонючая псина! Только этого не хватало!
- Пшел вон! – грозно крикнул паук, но звук его голоса утонул в тихом шепоте листьев.
Пес понюхал книгу, потом дерево и…
О ЧЕРТ!
Серый пес инстинктивно задрал лапу и…. НЕЕЕЕТ!
- НЕЕЕЕТ! – завопил Ткач, - НЕ НАААДО!!!
Его паутина была безнадежно испорчена. Что же теперь делать? Тут к дереву подошла Маленькая Девочка.
- Все дерево обоссал, - возмущенно сказала она.
Пес прижал уши и вильнул хвостом.
И тут Ткач решился: сейчас или никогда! Зажмурив глаза, он прыгнул вниз, на девочку. И попал на спину Серого Пса, утонув в густой и жесткой шерсти.
От обиды паук чуть не расплакался и попытался Серого Пса укусить, но кожа была такой толстой, что прокусить ее Ткач не смог. Зато у него намертво застряла нижняя челюсть.
- Эй, ты кто это? – спросил сзади тоненький голос.
- Эй, кто это к нам пожаловал? – еще один голос прозвучал справа.
Ткач принялся затравленно озираться, на сколько позволяла застрявшая челюсть.
- Эй, кто же это?
- Кто это, а?
- Ты кто?
- Ха-ха-ха, какой урод! Ты кто, придурок?
- Это – наша территория, а ну-ка вали отсюда…
Да-да. Ткача окружали блохи. Злые, голодные и худые блохи.
- Я не могу, - пробормотал Ткач, - Я не могу выбраться, помогите.
- Мы поможем.
- Мы тебе поможем.
- Ага.
- Ну да.
- Немедленно.
- Сейчас или никогда.
- Поможем ему?
- О, да…
И блохи накинулись на паука и сбросили его на землю.
Избитый, обессиленный, он лежал в высокой траве на берегу реки. Один глаз его был серьезно поврежден, две лапы сломаны, и все туловище болело так, словно на него кто-то наступил.
С огромным трудом Ткач поднялся и побрел куда глаза глядят.
- Я отомщу, - бормотал он зло и униженно, - я отмщу, и тогда она узнает…
Обогнув трухлявый пень, паук исчез. Наверное, пошел плести новую паутину – он ведь это умеет…
А еще он, как никто другой, умеет ждать…
Пожелаем ему удачи?
|
| |
|
|
210. Как я женился на Илоне
Эх, предупреждали меня мужики, да не послушал я их – дурак набитый. Виталий Иванов, Сол, Вадим Фельдман, Краас… все говорили, мол, не надо, побереги здоровье! А я не послушался. Ну вы же понимаете, у меня возраст не тот еще – хочется новых ощущений, на чужие ошибки плевать – нужно обязательно своих наделать.
А я же еще вдобавок, парень простой, незамысловатый. Маляр я. Шикцпиров не читал никаких, Ерофеева только. Не помню, как называлось – чего-то про алкоголь. Ну да хрен с ним.
Так вот, опубликовал я как-то на одном литсайте стихотворение. Ну, вы его, конечно, читали, зачем тогда еще литсайты нужны? Помните? -
«Пришла любовь,
И, словно кровь,
Моя мечта…
Всё навсегда…!!!
После публикации я стал популярен, мне три сообщения пришло. И балл высокий – в общей сумме пятерка вышла. Так я с Илоной и познакомился. Она мне объяснила, что хорей - это, оказывается, вовсе не что-то типа крысы или хорька, а… Она так сложно написала, что мне сейчас не воспроизвести. А потом она и спрашивает, мол, сколько ты, поэт, в месяц зарабатываешь? А я ей так и сказал, не скрываясь, что не меньше штуки баксов чистыми.
Ту она и предложила встретиться. У станции метро Пушкинская в шесть часов вечера. Сказала, что будет в парандже. Я, если честно, без понятия, что такое паранджа, но спросить побоялся, подумав, что это, наверное, цитата или в переносном смысле. А я же читаю мало – я пишу, зато, много. Если много писать, то количество однажды перейдет в качество, это мне еще директриса в школе говорила давным-давно…
Подвалил я к станции метро Пушкинская (Балтийский вокзал) в пять минут седьмого на своей красной «восьмерке». Я в пробке на Московском застрял, еле прорвался. Не могут кольцевую сделать, твари…
Так вот… Подвалил я и вижу: стоит какая-то в балахоне черном. Лица ни хрена не видно, под юбкой шаровары, как из фильма ужасов. «Ну» – думаю – «точно – она!». А на ногах у нее почему-то валенки. Нет, понятно, что зима, холод, но зачем же валенки-то? «Ну ладно» – думаю – «Если есть глаза и рот, значит баба – не урод».
Пошли мы в кафе, я сижу, покуриваю, она под паранджу салат пытается запихнуть. Задолбало меня это:
- Гюльчатай, - говорю, - личико-то покажи, а?
- Не-а, - с набитым ртом отвечает, - личико покажу тока, когда первая брачная ночь у нас случится.
Тут я и влюбился. «Ну – думаю – «попал я». Как такое могло случиться? А она все под паранджой своей хихикает, аж люди оборачиваются.
- Поехали, - говорю в этот, как его… ЗАГС.
А она все хохочет. Ну, я в ЗАГСЕ гринов пачку кинул, что б побыстрей шевелились.
- Немедленно, - ору, - немедленно сочетайте нас, я хочу с ней жить в вере и правде, или как там говорится?
- А чего оно у вас в балахоне, - спрашивают, - уродливое что ли?
- Не, - говорю, - она не уродина, она – поэтесса.
- А, - говорят, - тогда все понятно.
- Еще бы, - отвечаю, - тебе, рожа ослиная, непонятно было. Быстро бы объяснил кто ты здесь и зачем.
Сочетали нас, короче, по-быстрому. Там же очередь: все вопят, мат стоит такой, что даже Илона под паранджой как-то скисла. Ее Илоной звать, если вы не знали. Точнее, звали – чего уж тут скрывать, все как на духу вам выкладываю.
После ЗАГСа мы ко мне домой поехали.
А дома у меня, как вы думаете, что? Догадались уже, небось? Хе-хе. Конечно же – МАКАРОНЫ!
Дверь я запер, крутку снял, ствол в шкафичк положил, обойму вынув на всякий случай.
А она стоит. В парандже.
- Ну, чего, - спрашиваю, - МАКАРОНЫ любишь?
- Я, - говорит, - этого автора не знаю, не читала.
- Значит, - говорю, - сейчас почитаешь, но перед этим у нас будет брачный вечер. Снимай валенки!
А она взяла и паранджу сбросила. Стоит, глазами вращает, изо рта слюна капает.
- Хочу, - орет, - мужика!!! Хочу секса!!! Трахни меня, дорогой мой!
Тут я испугался. Больно у нее лицо было перекошенное. Озверела она вдруг. Волосы во все стороны торчат, словно ее током ударило, руки трясущиеся ко мне тянутся, а ногти, как у вампира – красные и длинные. Взгляд пустой, словно ей лоботомию кто-то сделал.
Короче, набросилась она на меня и начала насиловать.
Знаете, есть такой анекдот:
«Приходит мужик к доктору, а тот ему и говорит:
- Да вы же абсолютно нормальный человек! Ну разве вы стали бы убивать и насиловать маленьких мальчиков?
А мужик и отвечает:
- Доктор, ну зачем же убивать, когда можно просто насиловать и насиловать, насиловать и насиловать?..»
Короче, я чуть не умер. Только думаю, что всё, а она мне сверху хрипит, что она, блин, мультиоргазмична, и ей пока мало. Какое тут, к чертям, удовольствие? Ужас!
Под утро она уснула. Я еле-еле до кухни добрался, веревку нашел и к кровати свою жену примотал. А потом притащил все макароны, что у меня в доме были.
- Просыпайся, - кричу, - маньячка! Папочка тебе подарок приготовил! Ха-ха-ха.
Ну вы же понимаете – у меня истерика к тому времени началась.
- Жри, - ору, - вот тебе, на!!!
Долго она у меня макароны ела. Живучая оказалась. Но я держался, на слезы ее не глядел, только, знай себе, макароны в нее засовывал. Во все места.
- Макароны не любишь? - спрашиваю, - А пора бы уже. В твоем-то возрасте…
- Люблю, - стонет, - люблю, отпусти меня, пожаааалуйста.
Хе-хе. Этим меня не проймешь - она не знала, с кем связалась.
Короче говоря, труп ее я расчленил и в черных пакетах по разным помойками развез. Хорошо, что у меня дома ножовка была, тупая, правда, но хоть что-то. А голову Илоны я себе на память оставил: паранджой накрыл и на шкаф, на самый верх. Когда тоскливо бывает, я паранджу откидываю и любуюсь.
Любил я ее все-таки.
Никого так больше любить не буду, как ее. Эх, предупреждали меня мужики, да только я не послушал. Хотя, кто знает, может быть, это и к лучшему?..
|
| |
|
|
211. НОЧЬ(1)
ДОЛГАЯ НОЧЬ
Алиса вышла из здания Ленинградского Дворца Молодежи. Она даже не вышла, а буквально вывалилась оттуда, хватаясь за гранитные стены здания гостиницы.
Стояло промозглое утро ранней весны, в тумане громыхал трамвай. Охранник за стеклянной дверью с понимающей ухмылкой посмотрел на девушку, но ничего не сказал.
Алиса села на холодные ступеньки и достала из кармана демисезонного пальто пачку сигарет и зажигалку. Закурила.
- Ну и дерьмо, - сказала она, закашлявшись, - полное дерьмо.
Вчера вечером она с подругой поехала сюда на концерт какой-то группы. Названия она не запомнила – ей было все равно. Подруга позвала ее, потому что не с кем было пойти. Алисе же нужно было как-то убить эту ночь. Ну почему бы и нет?
Концерт был отвратительным – гитары не состроены, барабанщик плавал в ритме, ритм-гитарист вообще, похоже, ширнулся до глюков, соло звучало красиво, но как-то не в тему, а клавишник все время улыбался и махал кому-то в зале, сверкая дешевыми железными перстнями за двадцать рублей, которые он надел по три штуки на каждый палец. Потом подруга куда-то отчалила с каким-то хреном в плохо завязанном галстуке, растягивая наштукатуренное лицо в многообещающей улыбке. Алиса осталась сидеть в баре одна. Денег в наличии оставалось около сотни рублей, так что перед ней встал вопрос: выпить еще джин-тоника здесь, или поехать домой и выпить там чего-нибудь покрепче. Она склонялась ко второму варианту, потому что так было дешевле, а выпить можно было больше. Прокуренный бар вызывал в ней чувство отвращения. За столик от нее громко смеялся этот… как его?… лысый из Текилы Джаз. Рядом прошел этот… как его… в «Бумере» еще снимался. Алисе становилось все неуютнее.
- Простите, у Вас не занято? - напротив сел какой-то несуразный молодой человек и выставил два джин-тоника.
Молодой человек был смущен – это так забавно отражалось на его лице, что Алиса улыбнулась. Парень робко улыбнулся в ответ и принялся протирать очки в пластмассовой оправе. Спутанные светлые волосы выглядели так, словно он не причесывался никогда. Похоже, что он еще и не брился.
«И почему мне так везет на всяких придурков?» – подумала Алиса и обворожительно хихикнула.
- Я не придурок, - сказал парень, - как можно судить о человеке по внешности?
- Ой, извини, - удивилась девушка.
«Неужели я это вслух сказала?» – подумала она – «дикость какая-то…».
Алиса засмеялась. Смешинка попала. Она ржала, как лошадь и не могла остановиться. Молодой человек надел свои очки в этой дурацкой пластмассовой оправе, и Алиса чуть под стол не свалилась от хохота.
Парень зырил на нее, а ей было уже наплевать – у нее даже заболел живот, а из глаз катились слезы, размывая тушь. Парень помрачнел и отхлебнул из своего бокала, чуть не пролив половину джин-тоника на себя.
- Чего же ты хочешь – принца на «Вольво»? - спросил он, глядя на рыбок, в красивом аквариуме с подсветкой.
- Хочу исполнения всех моих желаний, - крикнула ему Алиса, пытаясь успокоиться, и согнулась в новом взрыве хохота.
- На тринадцатом этаже, - сказал молодой человек и ушел, забрав свой джин-тоник.
Отсмеявшись, Алиса достала зеркальце, поправила прическу и стерла размазанные тени, ставшие похожими на синяки. А потом она решила поехать домой. Хватит с нее, черт подери, на сегодня. Если она еще раз увидит этого очкарика, точно умрет от смеха. «Бред какой-то, ни одного нормального мужика не осталось» – подумала она и вошла в кабину лифта.
Кнопки «13» там не было. А парень сказал,
НЕ СМЕЯТЬСЯ – Я НЕ БУДУ СМЕЯТЬСЯ
что все её
ХА-ХА-ХА
желания
Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ РЖАТЬ, ЧЕРТ…
исполнятся на…
И Алиса ткнула на кнопку «12».
Двенадцатый этаж гостиницы не представлял из себя ничего примечательного. Девушка вышла из лифта. Потрепанный ковер скрадывал звуки ее шагов. В каком-то номере бубнил телевизор.
Коридоров было несколько, и Алиса уже решила вернуться,
ЗАЧЕМ Я ВООБЩЕ СЮДА ПРИПЕРЛАСЬ?
когда увидела приоткрытую дверь с табличкой, изображающей человека, поднимающегося по лестнице. За дверью и правда оказалась лестница. Поднявшись на пролет, Алиса открыла еще одну незапертую дверь и попала на плоскую крышу гостиницы.
«Он, наверное, тут меня поджидает» – подумала она и усмехнулась, не заметив, как дверь тихо захлопнулась за ее спиной.
Подойдя к краю крыши, она закурила, облокотившись на бетонный бордюр. Она курила и смотрела на ночной город, на автомобили, стоящие перед светофором, на чуть красноватое небо, на крыши домов... Ей стало как-то грустно и одиноко, и она повернулась, чтобы уйти.
Но выходов с крыши, как оказалось, было несколько, а она не запомнила, откуда пришла.
КАК ГЛУПО
Перед ней было несколько надстроек, каждая с дверью. Одинаковые серые надстройки на большой плоской крыше. Где-то гудел мощный вентилятор. На проспекте нервно просигналил какой-то раздраженный водитель.
Алиса швырнула недокуренную сигарету вниз и открыла ближайшую к ней дверь.
За дверью стоял ЦЫГАН.
- Я люблю красть лошадей, - сказал он, - и еще я люблю трахаться по-собачьи.
Из губы цыгана торчало кольцо, в ухе поблескивала серьга. Черные вьющиеся волосы засаленной волной падали на плечи. Накаченные мускулы груди были покрыты странными грубоватыми татуировками. Вообще все тело цыгана покрывали многочисленные татуировки. Одежды на нем не было. Алиса уставилась на огромный цыганский член, глаза ее расширились. Она уже хотела отступить назад и закрыть дверь, но цыган схватил ее за волосы и притиснул к себе.
- Не надо, - сказала Алиса.
- Надо, - сказал цыган и белозубо улыбнулся, - я знаю, ты хочешь этого.
Алиса нервно огляделась в надежде на помощь. Они находились посреди огромного ночного поля, темнеющего бороздами вспаханной земли. В безоблачном небе висела полная луна.
Цыган провел пальцем по горлу девушки, прочертил невидимую линию до соска и слегка сжал его.
- Are you ready? – проорал в ночи вокалист группы AC/DC, - Are you ready?!!! Are you ready for a good time?!
Алиса была «рэди». Уж «рэди», так «рэди». Пожалуй, никогда она еще не была ТАК «РЭДИ».
- Не надо, - прошептала она, чувствуя слабость.
Цыган как-то незаметно и быстро ее раздел, а потом присосался к ней в диком глубоком поцелуе, на который невозможно было не ответить. И, хотя он был чересчур приторным, почти до неестественности грубым, Алиса поняла, что деваться ей уже некуда. Она поняла, что ей это, черт подери, нравится, и она действительно этого хочет. Хочет того, чтобы ее поимели всеми способами, порожденными человеческой фантазией. Поимели ночью в поле под AC/DC. Чтобы ее трахали и трахали, пока она не потеряла бы сознание.
- You shook me all night long! – вопили AC/DC, и это было правильно.
И, когда цыган вошел в нее так глубоко, что Алиса взвизгнула, она поняла, что ее первый мальчик просто вообразил, что лишил ее девственности.
- Thunderstruck, uuu, ea, Thunderstruck!!! – Алиса могла не стесняться – кроме них здесь никого не было, а AC/DC звучали так громко, что все равно ее никто бы не услышал.
И она стесняться перестала.
<…>
А потом цыган вышвырнул ее обратно на крышу вместе с ее смятой испачканной одеждой.
Алиса откопала пачку сигарет и закурила. Она сидела, прислонившись спиной к бетонному бордюру, и вытиралась своими трусами. После такого секса можно и без трусов походить – это уже мелочи жизни.
Девушка мрачно и довольно улыбнулась.
Следующая дверь привела ее на кухню. Она с ужасом поняла, что готовит суп. Борщ. И еще жарит котлеты. Она была счастлива. Сзади сидел ее муж и смотрел по телеку вечерние новости.
Алиса обернулась и посмотрела на него. Это был молодой человек из ЛДМ. Вместо дешевых очков в пластмассовой оправе, он носил дорогие, модные – в железной. Они ему шли.
Алиса доварила суп, дожарила котлеты, они позавтракали и разошлись: он - на свою работу, она - на свою.
Потом у них родилась девочка.
Потом еще одна девочка.
Потом у их дочери родился сын.
Потом муж Алисы умер.
Потом умерла она.
И оказалась на ночной крыше. В мятой юбке, без трусиков, с ощущением, что долго-долго жила где-то чьей-то жизнью, превратившийся в воспоминание о чем-то стандартном, спокойном и счастливом.
За следующей дверью оказалась маленькая комната без окон, с пластиковым столиком посередине, на котором лежал пистолет ПМ. Алиса машинально взяла оружие. Оно было прохладным, приятно тяжелым.
В помещении не было ни окон, ни дверей. В углу стоял стакан воды, рядом с которым лежал кусок хлеба, посыпанный солью.
Здесь был страх, было отчаянье, была тоска. Алису пронзило чувство унижения от воспоминания о том, как она сосала у цыгана, как она провела жизнь поварихи и тихой мышки рядом с любящим мужем…
Она приставила ствол пистолета к виску. Она плакала. Она была совсем одна, и никто не мог ей помочь.
И Алиса нажала на курок.
И умерла.
Это было чудовищно – ее Я растворилось. Словно кто-то сожрал ее, распилив на тысячу кусочков…Проглотил, переварил, уничтожил… Там, куда она не попала, не было даже темноты и пустоты, она сама была пустотой. Точнее она не была. Ее не стало.
И она оказалась на большой плоской крыше ЛДМ.
Она не хотела открывать следующую дверь, но ночной ветер заставил ее это сделать. Ведь в Ленинграде весенние ночи очень холодные.
Перед ней простиралось небо. Она планировала, расправив крылья. Она была птицей – свободной, гордой, независимой…
Так она себе это представляла раньше. Но еще она была глупой. И жадной. И голодной.
Глупой чайкой – вот кем она стала. Внизу раскинулся синий океан. Полный рыбы. Полный вкусной еды.
Черт, какая же она тупая…
Жирная чайка, летящая над водой, хрипло крикнула от обиды и, тут же, метнувшись вниз, схватила небольшую рыбину.
Какая, к чертям, свобода – она хотела жрать.
Эта тупая чайка хотела жрать и… Алиса огромным усилием воли выбросила себя из ее маленького мерзкого тела.
За следующей дверью Алиса встретила ЕГО. Единственного. Неповторимого. Она полюбила его с первого взгляда. О такой любви мечтает каждая женщина. Он был ее принцем, ее королем, ее подданным, ее второй половинкой, ее кумиром, ее избранником.
Он подошел к ней, когда она смотрела в окно, не замечая шумной вечеринки дома у одной из ее подруг. ОН взял ее за руку. И она отдалась ему на первом же свидании. Потакая ему во всем, Алиса забыла, что пришла в этот мир с какой-то крыши… Она жила только им, им одним – его улыбкой, его губами, его словами, его движениями, его голосом… Всем им.
А потом она поняла, что он – на самом деле – просто придурок, который думает только о себе, что он моральный урод, что он к тому же извращенец, что он не очень-то умен, что у него все время перхоть, что член у него маленький, что он ее не любит, как она любит его…
Алиса вышла из гостиницы в промозглое утро ранней весны. Где-то недалеко грохотал по рельсам трамвай.
Она села на гранитную ступень и закурила – в который раз за эту долгую ночь.
- Ну что, довольна? – спросил молодой человек, над которым она смеялась.
Алиса взглянула на него и автоматически сдвинула ноги – черт, ее трусики теперь валяются где-то с другой стороны здания.
- А кто ты вообще такой? – спросила она хриплым голосом и выдохнула облачко дыма в его сторону.
- Я – писатель… сказочник… - молодой человек зачем-то потрогал свои очки и смущенно улыбнулся, - ну… Я, конечно пишу непрофессионально, но… некоторым нравится…
- У тебя деньги есть? – спросила Алиса, улыбнувшись в ответ.
- Да есть немного, а что?
- Да просто я есть очень хочу, не угостите даму завтраком?
- С удовольствием, - ответил парень, - но только если дама мне расскажет, где она побывала сегодня ночью. Я бы написал об этом что-нибудь…
- С удовольствием, только некоторые подробности я пропущу, не против?
- Пожалуй, даже «за»…
Они миновали автомобильную стоянку, прошли по пустынной улице и затерялись в волнах городского тумана.
|
| |
|
|
212. Улыбаясь наступающей весне
Сейчас я сижу на своем любимом деревянном стуле, положив ноги на стол, и курю сигарету, выдыхая дым вверх – к высокому потолку. На столе передо мной (рядом с ногами) стоит компьютер с процессором Интел Пентиум-130. Системный блок без крышки (уж и не знаю где она) и внутри мерно гудит вентилятор. Комната у меня угловая, окнами на юго-запад, так что солнце здесь целый день (если уж облака на отдыхе). А сегодня они как раз решили попастись где-то за горизонтом, и я наблюдаю за былинками, вертящимися в солнечных лучах. Если в такой луч выдохнуть синий дым, то этот конус света приобретает фактуру, становится объемным. Дым же неистово вертится внутри, словно попавшее в ловушку дикое животное.
Я смотрю в окно, за которым качаются на ветру черные облезлые деревья. В тусклом небе (окно немного грязное) параллельно друг другу летят на запад два самолета, оставляя за собой белые следы, похожие на разделительную полосу скоростного шоссе. Ближе ко мне обе линии этой полосы уже подернулись рябью, искривились… Вот их уже почти нет – разметало, развеяло холодным ветром высоты.
Я немного приболел – продуло, слишком рано отстегнул со своей кожанки меховую подкладку. Но ведь, когда хоть чуть-чуть ощущаешь, что в солнечном свете появилось тепло, сразу возникает желание сбросить тяжелые шкуры старой карги-зимы. А эта старуха все еще пытается что-то пробормотать ночными похолоданиями, ледяными порывами в тени арок, кучами грязного снега и льда, которые, словно засохли, не желая превращаться в талую воду, хотя кругом уже звенят ручьи, и в люках (где-то в глубине) таинственно шумит набирающий силу поток.
Рядом со мной, на самом краю стола - чашка горячего кофе «Чибо Эксклюзив» и пепельница, до краев наполненная окурками. Место для них освободилось, потому что я положил клавиатуру на колени. Мне нравится сидеть, вытянув ноги, хотя после часа пребывания в такой позе приходится вставать – а то задница немеет. Вот я тыкаю в пепельницу еще одним окурком, и она становится еще более переполненной, если можно так выразиться. Слишком переполненной. В принципе это вовсе не пепельница, а обыкновенная маленькая кофейная чашка – в таких подают кофе «Эспрессо».
Солнце уже начинает опускаться. Я очень люблю этот момент - он всегда напоминает мне о том, что еще один день моей жизни уходит в небытие прошлого, на моих глазах растворяется среди других дней. Это прекрасно и таинственно. Я бы даже сказал, что это интимно. Ну и, конечно же, все это возможно, только если в эти минуты в гости заглянет тишина. Сейчас она вовсе не злая или немощно-грустная, а наоборот – благодушная, лишь чуточку печальная. Но эта печаль не из разряда повседневных глупостей или тревог, это светлая печаль без ярлыка, печаль мира об очередном уходящем дне весны. Эта тишина – прекрасная девушка с золотыми волосами, которая садится на подоконник, а печаль – это ее улыбка, что заставляет сердце биться сильнее.
Девушка болтает ногами, сидя у окна, и рассеянно проводит пальцами по оживившимся листам комнатного растения. А я улыбаюсь ей в ответ так же рассеянно, и, кажется, что ничего не нужно больше. Ничего не нужно сейчас, достаточно просто сидеть вот так и, затягиваясь, наблюдать, как стелится дым.
Наблюдать, рассеянно улыбаясь наступающей весне.
Vad 2004
|
| |
|
|
213. Жду ответа или ведро с кровью (письмо, отправленное по электронной почте)
***************************************************
письмо от 5 апреля 2005 года:
Привет, Элис.
Это мое последнее письмо тебе, потому что сегодня вечером я принял решение, которое не подлежит пересмотру.
Когда я закончу это, я выстрелю себе в голову, и кусочки моего черепа (и мозга) украсят системный блок и монитор фирмы «COMPAQ», который я недавно приобрел за семьдесят долларов. Я, конечно, боюсь, но с этим ничего не поделаешь. Несомненно, я мог бы обратиться за медицинской помощью и провести остаток жизни среди тел, отдаленно напоминающих людей, но дело в том, что я не хочу, чтобы кое-кто прожил еще один день на этом свете.
Кое-кто во мне. Если на чистоту, то это – я сам. Ведь то, что не вырежешь скальпелем, не удалишь навсегда, не забудешь, как плохой сон, нельзя рассматривать, как нечто чуждое тебе - «Я не убивал этих людей, это инопланетяне внушили мне такую мысль, я не виновен». Хе-хе. Я пока еще в здравом уме, чтобы не плести подобную ахинею.
Я даже не уверен, что я болен. Да-да. Я думаю – я не болен. Я думаю, что я нормален и это-то меня и пугает больше всего.
Мне жаль, что мы с тобой никогда не увидимся, но это даже к лучшему. Мне так легче, я не привязался к тебе так, как мог бы привязаться после встречи где-нибудь вне сети. И тебе тоже легче. Просто мне больше некому обо все этом рассказать, извини. Извини, но мне, правда, нужно это сделать. Написать свой последний рассказ, понимаешь? Я знаю, что ты поймешь.
Но я не хочу затягивать с этим, а то это уже напоминает слабость. Ты же знаешь – это в моей манере: развести занудство, чтобы скрыть за ним что-либо. В данном случае это - страх смерти.
Итак все началось сегодня ночью, когда я проснулся от странного чувства тревоги.
Такое бывает после кошмара – все тени кажутся живыми, а одежда на стуле выглядит, как монстр из детских ужастиков.
Я закурил – я всегда курю, когда просыпаюсь посреди ночи после плохого сна – и, когда на мгновение вспыхнул огонек зажигалки, я увидел на полу посреди комнаты НЕЧТО. От неожиданного страха меня чуть не вырвало прямо в собственную постель и сразу захотелось отлить.
Там, прямо посреди комнаты, лежало тело. Это было не совсем то, что я хотел бы увидеть ночью, проснувшись. Как следует рассмотреть я не успел, однако могу сказать, что это не было телом человека – ноги казались неестественно длинными, а голова слишком маленькой. И еще – я говорю, что это было тело, потому что НЕЧТО было мертво – в него был воткнут ломик, который я всегда держу на балконе на случай, если понадобится срочно отвезти на какой-нибудь объект. Стройка – дело такое: никогда толком не знаешь, что может пригодиться. Ну – я тебе уже рассказывал.
Потом я еще немного полежал в темноте. Это может показаться безумным, но я курил. Курил и смотрел на силуэт ломика в тусклом лунном свете. Видна была его верхняя часть, а то, во что он был воткнут, скрывала тень от письменного стола.
Ха-ха-ха. Ты не поверишь, наверное… но потом я затушил сигарету в пепельнице на прикроватном столике и уснул.
А утром там ничего не оказалось, кроме паркета и оцинкованного ведра, до половины наполненного темной густой кровью. Ее медный запах висел в воздухе, как бесцветный отравляющий газ, и я открыл дверь на балкон, хоть на улице было всего около пяти градусов. Кровь я вылил в унитаз, ополоснул ведро и тщательно промыл его с «Пемолюксом». Потом я напихал в него мусор – пару ненужных картонных коробок, пакет из кухни, несколько старых газет и журналов «Плэй Бой» и со всем этим хламом выбросил в мусорный контейнер во дворе.
Пока я все это проделывал, я размышлял. Словно бухгалтер, который думает об анальном сексе, пока заполняет форму по единому социальному налогу.
Я пытался понять, откуда в моей квартире взялось это чертово ведро. Да, чуть не забыл – когда я вылил кровь, то в унитаз что-то скользнуло. Маленький предмет, сперва мне показалось, что это теннисный шарик. Однако это был глаз. Он лежал в унитазе, в ложбинке перед сливной дырой. Обычный глаз, весь в крови. Я даже наклонился, чтобы рассмотреть его получше, несмотря на тошноту.
Ты, знаешь, Алиса… он смотрел на меня. Он был каким-то невероятным образом жив, и зрачок его сужался и расширялся. Сужался и расширялся.
Знаешь, я… я правда должен тебе рассказать все это. Я не знаю, почему, но чувствую, что должен. Я отправлю письмо, а ты, когда дочитаешь до этого места, можешь удалить его. Просто я должен его отправить. Мне так плохо, Элис. Мне так плохо сейчас. И еще мне очень одиноко.
Я хотел бы смыть его, но он всплыл. Уж не знаю почему. Может, вырванные глаза должны всплывать, может быть, нет. Когда он всплыл я взял его рукой и хотел уже бросить в мусорное ведро, но что-то остановило меня. Знаешь, он был теплый. Живой и теплый глаз. Я даже чувствовал нечто вроде пульсации и движения – совсем незаметных. Но они были. И тогда я его съел. Я просто его сожрал, давясь и пуская слюни. И проглотил, чувствуя как он проходит в мой желудок.
Я запил его стаканом яблочного сока «Нико».
Потом я позвонил в офис и сказал, что приболел. Секретарша, которую трахает во все дырки наш генеральный директор, так искренне обеспокоилась, что я проникся к ней нежностью.
- Что случилось? Когда появишься? У тебя все нормально? Может, врача вызовешь?
Я сказал, что все в порядке
(я съел живой глаз, который находился в ведре с кровью, а так все ничего, деточка)
и завтра я, наверное, появлюсь.
Кстати, глаз был вкусный, хотя я бы его посолил. Жаль, что…
Извини, Алиса, я почти свихнулся, я не хочу говорить тебе это, но ты поймешь. И простишь меня. Это все о чем я тебя прошу.
Тело существа я обнаружил в багажнике моей машины. Я тупо разглядывал его, когда ко мне подошел охранник (у нас перед домом охрана – за автомобилями следит, очень удобно) и попросил сигарету. Меня аж пот прошиб, и я захлопнул багажник с такой быстротой, что мне невольно вспомнилось, как я потерял девственность. Видимо, у меня на лице что-то отразилось, потому что охранник отошел. Наверное, решил, что я бросил курить. Ха-ха-ха.
Ха-ха-ха. Бросишь тут курить, ага. Как бы не так.
Я решил отвезти тело в гараж. Он находится в довольно безлюдном месте – на окраине города, рядом с пустырем, где иногда собираются язычники-сектанты, воткнувшие там несколько идолов. Гараж я использую для хранения всякого хлама и заглядываю туда очень редко – просто чтобы проверить, не исписали ли его граффитти и не сломали ли замок местные хулиганы. Как оказалось – я ошибся. Я заглядывал туда довольно часто. Просто я не хотел об этом знать. И то, что я хочу сегодня убить в себе, тоже не хотело напоминать мне об этом. Зачем простому строителю знать о том, что он вытворяет в своем гараже?
Я подъехал туда на своей красной «Восьмерке» около полудня и сразу определил, что гараж посещаем. На грунтовке – следы протекторов, около чахлой рябины - пустая канистра из-под масла «Кастрол», которым я пользуюсь, и новый навесной замок на дверях, к которому на моем брелке нашелся ключ.
Так что я был готов. Хотя, если не кривить душой, я знал, что я там увижу, еще до того, как обнаружил тело странного существа в багажнике. Я знал это, когда глотал этот чертов глаз.
В гараже ничего не было, кроме прелого тошнотворного запаха и кабинки, напоминающей био-туалет, каких полно в центре города. Только на двери не было значка «М» или «Ж». Там была надпись, сделанная моим красным маркером, который я постоянно таскаю с собой. «Ерноуу рккорр» - гласила она.
- Ерноуу рккорр, - сказал я.
Помню, я хихикнул, как умалишенный хихикает, глядя в свой воображаемый мир.
- Ерноуу рккорр. Ерноуу рккорр.
Потом я завел автомобиль внутрь, включил свет и закрыл двери на железный засов (раньше его здесь не было). Одна часть меня прекрасно знала, что происходит. Другая готова была облиться бензином и воспользоваться зажигалкой.
Потом я словно отключился – все было, как в тумане. Я дотащил тело до «био-туалета», запихнул его туда и захлопнул
(ерноуу рккорр)
дверь, повернув железную ручку. Кстати, это нечто оказалось бесполым, а кожа у него была чуть розоватая и склизкая, как у дождевого червя. В плоской грудной клетке зияла рана от лома (который я так и не нашел). И, хоть оно было мертво, но оставшийся глаз следил за мной, смотрел на меня, сужая и расширяя зрачок в рыжеватой радужке.
Мерзкое лысое существо отправилось обратно, откуда пришло. Пришло, чтобы забрать меня с собой, теперь я это знаю, Элис. Теперь я знаю, почему у меня нет ни родителей, ни школьных друзей. Теперь я понимаю, почему так плохо помню свое детство. Теперь я понимаю, почему моя вторая половина так тщательно заметала следы убийства. Только трудно ужиться в одной голове двум жизням, трудно это скрыть. Как ведро с кровью, вытекшей из твари. Упущение, так сказать.
Конечно, Алиса, я зашел в эту кабинку.
Что я там увидел? Я не могу сказать это на русском, английском и вообще на каком-либо из языков нашей планеты. Там было красное солнце. Вот, пожалуй, и все.
Остальное - это «ерноуу рккорр», не убавить, не прибавить.
И там я был чужим среди своих. Кем-то вроде местного доктора Лектора. Смотрела «Молчание Ягнят»? Я любил жрать глаза и вырывать розовые конечности этих хрупких мерзких созданий. Пока меня чуть не поймали, и я не сбежал сюда – в мир желтой звезды. Но теперь я стал человеком, Элис. И этот человек не может жить дальше.
Хочу, что б ты знала – я был счастлив здесь, на Земле. И я не был одинок – у меня была ты, мой друг. И неважно, что мы никогда не встречались. Здесь мне не хотелось никого убивать, отрезать пальцы, вырывать глаза, выпускать кишки. Здесь мне нравилось просто сидеть у окна за компьютером, наблюдая, как дым стелится в солнечных лучах, придавая им объем. Сидеть, положив ноги на стол и сочинять истории. Жаль, что они нашли меня, жаль, что я все снова вспомнил. После этого я уже не чувствую свое тело своим, я знаю, как нашел его и как стал тем, с кем ты так долго вела беседы по электронной почте. Возможно, еще бы немного - и я узнал бы, что такое любовь. Но я счастлив, что узнал все то, что успел узнать – этого вполне достаточно для меня.
Вот такой рассказ, Элис. Я постарался сделать его художественным, ведь мне это нравится. Хотел передать тебе то, что я ощущал, хотел, чтобы ты поняла то, что я больше человек, чем НЕЧТО из мира красного солнца.
Прощай и прости меня.
***************************************************
письмо от 14 мая 2005 года:
Привет, Элис! :))
Извини, что долго не писал. Валялся в больнице – рассказали, что выстрелил, когда проверял свой пистолет. И на хрен он мне был нужен? Конечно, я ничего не помню – в голове шумит, на одно ухо оглох – короче, повезло мне, что не помер. Доигрался с оружием. :((
Пока меня откачивали, в квартире побывали воры. Радость на радости, жизнь прекрасна и удивительна. Непонятно, что украли, но зато погром просто жуткий! Компьютер превратился в груду бесполезного железа, так что пишу тебе из интернет-клуба, хорошо, что он рядом с моим домом. Жаль, что вся наша переписка потеряна, но ты же знаешь – на ящике хранить невозможно – в два счета набивается.
Мне на работе компенсацию выплатили по состоянию здоровья, и недели три я буду свободен и при деньгах. Хочешь встретиться? Я бы очень хотел.
Я могу приехать к тебе, ты только напиши.
Жду ответа. :)
|
| |
|
|
214. Заслуженное Наказание
«Он вспомнил тот воскресный ужин, когда отец за столом избил мать тростью... как все они ужаснулись. Теперь Джек сумел понять необходимость этого, сумел понять, что отец лишь притворялся пьяным, а его ум все время оставался живым и острым, подстерегая малейший признак неуважения».
Стивен Кинг, «Сияние»
- Вы нанесли ей пять ударов молотком, а потом отрезали ухо. Левое ухо, так?
- Да. Да, я сделал это. Я должен был это сделать, вы же понимаете.
- Нет, я не понимаю. Объясните.
- Она хотела обмануть меня, обвести меня вокруг пальца. Навешать мне на уши спагетти.
- Почему вы так решили? Откуда вы могли знать это? Зачем ей нужно было вас в чем-то обманывать?
- Это было видно, понимаете? Письма, которые она мне писала вначале… они были искренние, а потом я понял, что она перестала меня уважать. Но она хотела встретиться, поиметь меня как сидорову козу. Я это понял не сразу. Зачем? Не знаю… Может быть, чтобы сыграть в игру. Читали Берна? ДА? Вот-вот. Она хотела сыграть со мной, грязная шлюха. А я к ней со всей душой… Но она получила то, чего заслуживала.
- Курите, курите… Сколько хотите…
- И она продолжала делать вид, что переживает за меня. Ложь. Все – ложь. Я так устал, знаете, очень устал от лжи. Мне горько и больно. Я говорил ей об этом, а она… хотела обмануть меня, да.
- А сколько длилась ваша интернет-переписка?
- Около года, где-то пять писем в неделю и еще АйСиКью… вы знаете, что такое…
- Да, конечно. И сам иногда пользовался. Дерьмовая штука.
- Ага. В точку, док. ДЕРЬМОВАЯ ШТУКА.
- И о чем вы говорили? В переписке, по АйСиКью?
- Ну как о чем… Сперва о жизни, о лжи. ДА, о лжи. О том, что нельзя быть одиноким. Сначала она была скована, знаете – это нормально. А потом ее скованность переросла в ложь и игру. Так бывает, это еще больше опечалило меня тогда. И я решил наказать ее. Сделать так, что никто больше не пострадает от ее лжи. Я позволил ей играть со мной так, как она этого хотела, я решил – пусть она получает свои «поглаживания», плюс на плюс… идеальный баланс. Но я был честен в одном…
- В чем же?
- Ха. Я предоставил ей шанс, я решил так: если она не будет лгать и играть в дерьмо, когда мы встретимся, то я сделаю наказание как можно более мягким. Или вообще откажусь от него.
- Значит, вы продумали все заранее? И наказание тоже?
- Да. Почти в деталях.
- А вам не приходила в голову мысль, что она могла и не играть с вами, что вам только казалось?
- Приходила, но я хорошо в этом разбираюсь. Думаете, я - спятивший ублюдок, который способен на все?
- Многие так и считают.
- Они ошибаются. А вы… док, вы ведь тоже так думаете… Я вижу… Вы играете, но я не виню вас – это ваша работа, ничего больше. У вас нет выбора со мной. Я только надеюсь, что дома… У вас есть жена, да? Дети? Вот. Я надеюсь, что дома вы не играете, не лжете им. Это же ваши родные, док.
- И в чем же была ее ложь? Как она солгала при встрече с вами? Почему не избежала наказания?
- Ха. Док… Я скажу вам. Но сначала спрошу вас. Док, вы можете представить себе женщину, которая любила бы меня больше, чем жизнь, больше, чем кого-либо в мире. Женщину, которая готова была бы пожертвовать всем, ради меня? Док?
- Да. Думаю, такая женщина есть, но…
- Нет, вы представьте ее. Представьте.
- Зачем вы так издевались над ней?
- Это было просто наказанием.
- Но вы отрезали ей ухо. Перед этим несколько раз ударили молотком, потом выкололи глаза. Что же она должна была сделать?
- Хм… А вы как думаете?
- Вы отрубили ей три пальца. Она страдала, как Иисус на кресте, прости меня, о Боже Мой. Вы убили ее. Но зачем вы надругались над трупом? Зачем вы изна…
- Ее душа. Я не хотел, чтобы ее душа оставалась чистой. Поэтому я пометил ее. Я не хотел насиловать ее, но уверяю вас, док, она не была бы против в любом случае. Это был просто секс. Она и хотела секса, понимаете? Она хотела трахаться, вот в чем тут дело. Как сука. И обставляла все это ложью и играми. Вот так вот. И была наказана.
- Так чем же была ее ложь? Что она вам сказала, чтобы заслужить смерть?
- О… Ха-ха-ха. Эта шлюха сказала, что любит меня. Так и сказала. Любит меня. Этого я уже не смог вынести. Я могу терпеть ложь, но не такую чудовищную. Она хотела лгать, трахаться, играть в «поглаживания»… Но ей не следовало заходить в своих игрищах ТАК ДАЛЕКО.
- А вам не приходило в голову, что она любила вас по-настоящему, не играя?
- Док… Я же сказал вам… Я подстраивался под нее, как и она под меня… Я играл в ее игру, так как же она могла полюбить меня по настоящему? Ложь… всюду ложь… Любила меня… какой бред… Но я наказал ее как надо. Как мой отец наказывал мою шлюху-мамочку. Я наказал ее, и теперь я спокоен. Хоть что-то полезное я в этой жизни сделал. Так ведь, док? Молчите. Вы вынуждены играть со мной… Я и так знаю, ЧТО вы мне ответите…
- Да, но…
- Но запомните одно док: вы можете играть, только это не значит, что об этой игре знаете только вы. Однажды вам могут поставить мат. Ха-ха. Или сделать шах. Наказать, док. Кто-нибудь вроде меня – честный парень – просто накажет вас… Это нормально.
- Я все-таки думаю, что она любила вас, может быть… даже видела ваше истинное лицо за вашей же игрой.
- Поддерживая эту самую игру? Которую она же и начала? Эх док… Я устал. Мне грустно. Правда, грустно… Любила меня… Ложь… Но я наказал ее как надо. Я ведь ее наказал, да? НАКАЗАЛ, ДА? Я ВАС СПРАШИВАЮ!!! Я ХОРОШО ЕЕ НАКАЗАЛ?!! ТВАРЬ, ЛЮБИЛА МЕНЯ, СВОЛОЧЬ, ДА КАК ОНА МОГЛА ТАК ЛГАТЬ МНЕ В ЛИЦО?!! И ВАС КТО-ТО НАКАЖЕТ, ДОК, БУДТЕ УВЕРЕНЫ. НАКАЖЕТ. ЛЮБИЛА МЕНЯ!!! ВЫ ЗАБЫЛИ СКАЗАТЬ ЕЩЕ КОЕ-ЧТО: ПРЕЖДЕ ЧЕМ Я ЗАНЯЛСЯ ПАЛЬЦАМИ, Я ОТРЕЗАЛ ЕЕ ПОГАНЫЙ ЯЗЫК.
|
| |
|
|
215. ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ? (еще один фильм? :))
Вот сейчас ты сидишь перед своим монитором и пялишься в него. Я знаю это так же хорошо, как то, что следом за зимой наступает весна, как то, что не больше пяти человек прочитают до конца этот небольшой рассказ, прежде чем займутся чем-то еще. Определить тот факт, что ты сидишь, не составляет особого труда – никто не работает на компьютере стоя или лежа, это удобно только в том случае, когда человека настигает внезапный приступ геморроя. Тот факт, что ты читаешь ЭТО определить тоже легко, хотя, возможно, ты и перепрыгиваешь целые предложения, наплевав на меня – того, кто это пишет. Ты ищешь сюжет.
- НЕМЕДЛЕННО! – вопит твой мозг, - НЕМЕДЛЕННО ПОДАЙТЕ МНЕ ЭКШН! Я НЕ НУЖДАЮСЬ В ЭТИХ ЧЕРТОВЫХ РАЗГЛАГОЛЬСТВОВАНИЯХ!
Крупные буквы ты, наверное, заметил сразу и пробежал по ним взглядом, оценивая. Вот твой взгляд упирается в слово «разглагольствования», и оно раздражает тебя, словно медленная весенняя муха, вяло ползущая по подоконнику. Ты не хочешь это слово и то, что оно влечет за собой. Ты чувствуешь себя экспедитором, потерявшим накладную. Вокруг тебя кружат термины, похожие на коршунов, и от каждого из них воняет тухлым мясом непонимания, которое он недавно проглотил.
ЧТО ЖЕ ТЫ ХОЧЕШЬ ТОГДА?
ЧТО?
Хочешь, я напишу, как некий маньяк зверски замучил свою подругу? Я опишу это в красках – как он втыкал в нее ржавую арматуру 8 мм и при этом улыбался так, что его лицо чуть не взорвалось, выплеснув на пол гниющее содержимое черепной коробки.
Или ты хочешь любви? Он спас ее от маньяка, они поженились… Все было чудесно, фильм закончился, все вышли. МЫ остались, чтобы поглядеть, как герой пристрастится к выпивке и начнет поколачивать героиню. Возможно, однажды он ударит ее слишком сильно, и это увидит их маленький сын.
ХОЧЕШЬ? НЕТ, ХОЧЕШЬ? НУ ЧТО ТЫ БОРМОЧЕШЬ?
Или ты желаешь поучаствовать в дикой оргии, где ты будешь Главным Мучителем, а вокруг одетые в кожу рабы никогда не устанут исполнять все твои тайные желания? Или ты хочешь быть рабом? Ха-ха-ха. Клиент всегда прав – и ты можешь себе позволить захотеть что угодно, никто тебя не осудит. Так давай же. Come on!
А, может, ты всегда мечтал отрезать веки своей училке по алгебре, а потом облить ее бензином и поднести спичку? Гы.
ХОЧЕШЬ ЭТОГО, ГОВНЮК?
А! Я ошибся, прошу прощения. Ты же – благородный рыцарь. На тебе доспехи из-под которых несет потом, под тобой – старая кляча. Ты тащишься по сельской дороге к замку, где держат прекрасную принцессу. Это неплохо, но ты никак не способен принять тот факт, что принцессу уже оприходовали все стражники во главе с начальником охраны. Кстати, ей это понравилось. Ну и плетись себе на здоровье. Тебя все равно повесят на главной площади. Достойный конец для человека, натершего себе яйца до состояния яичницы.
Я пропустил возможность того, что ты можешь захотеть побыть принцессой. Впрочем, подробности ни к чему.
А хочешь отправиться на тропический остров, где много бесплатных бананов? Вот будет кайф! Когда акула откусит твою правую руку, вспомни меня и улыбнись.
ХОЧЕШЬ? НЕ ХОЧЕШЬ?
Или ты подумываешь об атомной войне и кибер-жизни? Неплохо. Достойно. Но после такой разборки никто не выживет, а ты медленно сгниешь от лучевой болезни. Будешь выблевывать свои окровавленные внутренности, рассматривая семейный фотоальбом.
ЛАДНО. НЕ ХОЧЕШЬ, КАК ХОЧЕШЬ…
Желаешь мира во всем мире? Как два пальца об асфальт. Иди и начинай клеить коробочки, не забывая пускать слюни. Правда, ты уже не оценишь всю прелесть вечернего выпуска новостей, но в твоей душе будут мир и покой. Для полного экстаза тебе кольнут чего-нибудь на ночь, и под утро ты увидишь сон о распускающихся цветах. В это время в дом твоих родителей попадет небольшая бомба, и взрывом разнесет весь квартал. Кое-кого опознают по зубам, если сумеют найти их.
ХОЧЕШЬ ЭТОГО, ДА? НЕТ? АХ ТЫ, ГАДКИЙ КАКОЙ! ЧТО ЖЕ ТЫ ХОЧЕШЬ?
ЖИТЬ? ПРОСТО ЖИТЬ? Ну, это не такой уж слабый выбор, жаль только, что исход предопределен. В конце твое дряхлое тело перестанет функционировать, и тебя не станет. Но у тебя есть шанс умереть и раньше. К примеру, маньяк воткнет в тебя несколько ржавых 8 мм арматурин и ты истечешь кровью. Я могу раскрасить эту картинку для тебя. ХОЧЕШЬ?
ЧЕГО ЖЕ ТЫ ХОЧЕШЬ, А?
Я СПРАШИВАЮ.
Если у тебя хватило терпения выслушать это «тыканье», дочитать до конца, то после моих аплодисментов в тишине апрельской ночи, я хотел бы услышать ответ на этот вопрос.
Я
ХОЧУ
СПРОСИТЬ –
ЧТО
ТЫ
ХОЧЕШЬ?
|
| |
|
|
216. Индустриальный психоз
- Я в этом не нуждаюсь! Не нуждаюсь! Я не хочу! О, Боже! Не надо!
Молодой человек вцепился в прутья решетки и исступленно затряс их - решетка чуть завибрировала, но не поддалась. Судья, восседающий на троне, недовольно нахмурившись, оторвал взгляд от бумаг лежащих перед ним на массивном столе, обитом человеческой кожей. В зале послышался возмущенный ропот.
- Вне зависимости от приговора, подсудимый дополнительно приговаривается к наказанию в виде, - судья пощелкал кнопками калькулятора, - двадцати восьми ударов плетью за неуважение к суду по два удара за каждое слово, включая союзы, частицы и предлоги. За упоминание имени Господа нашего всуе подсудимый приговаривается к наказанию в виде однодневного прослушивания программ радио «Спасение». Данный приговор обжалованию не подлежит.
Молодой человек отпустил решетку и обессилено плюхнулся на металлическую скамейку. Голова его поникла, грязные темные волосы свесились на лицо, плечи сгорбились.
- Медкомиссия признала вас вменяемым, в связи с чем приговор будет вынесен по всей строгости закона. Подсудимый, встаньте.
Молодой человек тяжело поднялся, словно древний старик, и тупо оглядел зрительный зал, рассчитанный на две с половиной сотни посетителей. Сегодня был аншлаг - люди сидели даже на узких подоконниках.
- Итак, целью этого справедливого суда является постановка подсудимого на путь истинный, что есть путь добра. Вы признаете свою вину? – судья, седеющий старик в алой мантии, хитро прищурился, взглянув на молодого человека в клетке. Морщинки у глаз судьи придавали ему вид доброго дедушки, поучающего нашкодившего внука.
- Нет… - хрипло выдохнул молодой человек.
Колени его тряслись, а пальцы, сжимающие прутья решетки, побелели. Судья нахмурился:
- Печально.. печально… Это будет учтено судом…
- Но я не виновен… - молодой человек почти шептал, и в зале воцарилась тишина – все прислушивались, стараясь не упустить ни единого слова.
- Вы совершили антигуманный поступок, вы измарали свою честь, гражданин… эээ… - судья мельком глянул в бумаги, - гражданин номер… три-восемь-восемь-пять, шестьсот одиннадцать, ех. Разве вы не знаете, что семьсот пятидесятая статья Закона гласит: «Все отходы организма гражданина должны быть переработаны данным гражданином с помощью бытового био-деструкора или других, предназначенных для этого приборов по списку семнадцать, в срок, не превышающий десять минут после окончания акта испражнения?» Вам это известно? Этому, кажется, учат в начальных классах школы…
В зале снова послышался ропот неодобрения. Судья поправил мантию и укоризненно погрозил подсудимому длинным пальцем.
- Мой деструктор вышел из строя, - обречено сказал молодой человек, я даже вызвал ремонтную службу, но вы же знаете, какие сейчас очереди, они приезжают только через несколько дней.
- Но они же приехали! И что они обнаружили? Теперь у одного работника шок!
- Но…
- Подсудимый, вы были обязаны уничтожить продукты выделений вашего организма.
- Но…
- В списке семнадцать, в перечне приборов, указан также оральный способ уничтожения, который гражданин, совершивший акт выделения, обязан применить в ситуации, когда техническая поддержка недоступна. Вы могли уничтожить продукты сами, без ущерба для себя и окружающих. Что, нечего Вам сказать?
- Я просто не смог… Это же омерзительно! – на лице у молодого человека появилось выражение алкоголика, борющегося с приступом рвоты.
- То есть Закон омерзителен? Вы не уважаете Закон, подсудимый?
- Нет, что Вы, Ваша Честь, я уважаю закон… Я просто не смог…
- Итак, вы нарушили Закон: Вы не уничтожили фекальные массы, не уничтожили мочевые массы, нанеся вред себе. Также Вы нанесли моральный вред членам ремонтной бригады в количестве пяти граждан. Вы согласны с обвинением, подсудимый?
- Но я не могу жрать дерьмо! – выкрикнул молодой человек истерично, и зал ахнул.
- За употребление нецензурной брани в зале суда, я мог бы усилить ваше наказание, но я часто закрываю на это глаза, – судья побарабанил пальцами по столу, - Ибо, если не прощать, то когда-то не простят и тебя, - на его сухом лошадином лице расцвела радостная улыбка, - но я же прощаю вам нецензурную брань… Все могут видеть, что суд объективен и благосклонен… Я же вижу ваше смятение, вижу, что вы просто сбились с пути, но вы всегда можете исправиться – СУД поможет Вам в этом…
Зал взорвался аплодисментами, которые продолжались около минуты. Молодой человек, шевеля губами, рассматривал ложные окна и рекламные плакаты. Один из них гласил: «Если ты купил деструктор наш хороший, очень весел будет завтра день погожий». На плакате был изображен человек, сидящий на портативном деструкторе, и, по всей видимости, гадящий в него. Лицо человека выражало дикое напряжение, но рот был растянут в широчайшей счастливой улыбке.
- Мне это не нужно! – вскрикнул молодой человек, - Я же не специально!!! Ради Бо… ПОЖАЛУЙСТА!!! НЕ НАДО!!!
Аплодисменты оборвались, словно кто-то внезапно выключил звук.
- Приговор прост, - громко сказал судья, - Подсудимый гражданин номер… три-восемь-восемь-пять, шестьсот одиннадцать, ех приговаривается к смертной казни через кормление без возможности выделять продукты выделения. Для этого все отверстия в его организме, кроме ноздрей и рта будут загерметизированы. Также остается в силе приговор о наказании в виде двадцати восьми ударов плетью за неуважение к суду по два удара за каждое слово, включая союзы, частицы и предлоги. За упоминание имени Господа нашего всуе подсудимый приговаривается к наказанию в виде одночасового прослушивания программ радио «Спасение». Казнь и наказания будут проводиться публично, на Площади Наказаний номер три. Приговор будет приведен в исполнение в порядке очереди, с местом в очереди под номером… эээ… триста девяносто…
- Сколько времени до исполнения? Сколько времени?! – раздался возглас из зала.
Судья нахмурился и недовольно оглядел аудиторию.
- Около месяца, и если вы хотите лично присутствовать при проведении наказаний и казни, то отправьте запрос или следите за публикацией списков в еженедельном выпуске программы «Имею Право». И прошу меня не перебивать. Есть еще вопросы?
- Да… - прохрипел подсудимый, но никто не обратил на него внимания.
- Уведите и введите следующего, - сказал судья и бросил материалы дела в портативный деструктор фирмы «Бош», оставив только небольшой листок для архива суда и инструкцию для палачей.
…
месяц спустя
…
- С Вами радио «Спасение» и, конечно же, я – диджей Хэйз! Погода в Лос Анджелесе сегодня хорошая, температура около двадцати градусов по Цельсию. Поблагодарим за это Господа. В связи с профилактическими работами на космодроме «Слава» и временной приостановкой запусков межпланетного транспорта, уровень загрязненности не превысил нормы, поэтому можете не надевать противогазы! А как сегодня светит солнышко! ЭЙ, домохозяйки! Вставьте-ка себе… ха-ха-ха… а вы что подумали?… ха-ха-ха… носовые фильтры и отправляйтесь на прогулку! Сегодня в парке истории будет выставлено настоящее дерево! В кинотеатре «Благость» демонстрируется фильм «семейное счастье» по мотивам рассказа Гнома Леонида «Три правила Любви»… Спешите! Не пропустите! А сейчас по заказу нашего постоянного радиослушателя Крааса специально для Мирры Лукенглас прозвучит старая, всеми любимая песня «Подруга Подкинула Проблем»…
Палач в униформе цвета хаки глянул на часы, выключил радио, и на Площади Наказаний номер три воцарилась тишина.
Палач вытащил из клетки скорченное тело человека, на лице которого застыл звериный оскал. Помощник подбежал к большому деструктору и, суетливо открыв замки, откинул крышку. Палач тяжело проволок тело по помосту и с усилием швырнул его в люк. Крышка автоматически захлопнулась, послышалось мерное гудение, потом деструктор взвыл и снова перешел в режим ожидания.
Народу на площади было как всегда много, как бывает в те дни, когда гидромецентр разрешает на надевать противогазы.
- Следующий! – пискнул заместитель палача в маленький микрофон, прищепленный к складке его черного балахона.
На помост втащили следующего.
Vad, 2004
|
| |
|
|
217. Ненависть (без размышления над чувством)
Я проснулся с тупой ноющей болью в голове и слабостью в теле. Надо мной матово белел потолок, прорезанный живописными трещинами. Я любил их разглядывать по утрам, ленясь вставать и делать первые шаги навстречу рабочему дню. Сегодня же я их ненавидел. Пластмассовый будильник показал три минуты первого, и во дворе натужно взвыл «Газон», опускающий мусорный контейнер.
Вокруг меня висел гадкий запах. Естественно, все вокруг было заблевано. Но, зато, я выспался – впервые за эту неделю. Я посмотрел на стены и даже не узнал их, удивившись. Потом увидел груду листов ватмана, брошенных в углу комнаты, у книжных полок, и вспомнил, что вчера в пьяном бешенстве сорвал со стен все свои рисунки. На секунду мне стало жаль их, и эта жалость в свою очередь вызвала из глубины сознания дремлющие там боль и злобу. Чтобы как-то отвлечься, я схватил со стола стеклянную пепельницу и швырнул ее о стену. Она не разбилась и звонко упала на паркет.
Я поплелся в ванную, но душ меня не ободрил, а ментоловый вкус зубной пасты вызвал рвотный позыв. К счастью желудок был пуст – его содержимое покоилось на моей постели и около нее.
Потом я поставил чайник. На кухонном столе лежала книга в мягкой обложке – Набоков, «Камера обскура» - раскрытая посередине. Рядом желтел полумесяц засохшего пятна от пролитого чая. Из окна пробивались солнечные лучики и мягко трогали висящее на гвозде соседское полотенце «для рук». Глядя на него, я вспомнил, как учился в институте несколько (сколько же, черт?) лет назад, как изображал замученные драпировки и гипсовых коней на дурацких подставках, думая о том, как бы поскорее смыться и выхлебать бутылку пива. Меня передернуло. Единственное, что я в жизни любил по-настоящему, это - наблюдать за возникающей из белого пространства бумаги картиной и легкие движения руки, наносящей штрихи карандашом или одним мазком придающей живость и объем какой-то очередной задрюченной вазе.
И еще я любил одну толстую девочку. Которая меня покинула, ох-ах.
- Ахи-вздохи, - усмехнулся я, и мое лицо в зеркале над раковиной показалось чужим и странным.
Засвистел чайник.
- Да она же жирная тупая свинья, - сказал мне один приятель как-то раз, - найди себе кого-нибудь из нашей среды, какую-нибудь рокершу.
Я не стал его разубеждать в том, что моя среда – рок-тусовки, а мой флаг – анархия. Я все равно знал, что он изменит свое мнение недели через три. И оказался прав – через месяц он написал эссе о том, как он шагает нога в ногу с Богом, и обозвал меня шизофреником, так как я осмелился написать ему отзыв, где имело место выражение «юношеский бред».
Все это дерьмо вызывало во мне тягучую волну ненависти. Вся моя жизнь казалась мне мусором, который хорошо было бы растоптать, сжечь, как-то забыть.
Без жирной тупой свиньи моя дерьмовая уродская жизнь бессмысленна. Большей глупости невозможно и представить. Интересно, если бы я полюбил худенькую девчонку, то обозвал бы ее мой приятель худой тупой стервой, в философской потуге спасти меня от неизбежности, дэ-два-эс, то есть - «доска-два-соска»?
Уехать бы… Да только куда? Везде ведь одно и то же. Нет смысла бежать, если бежать некуда. Как же мне укрыться от ненависти ко всему миру, к самому себе. Особенно к самому себе. Я даже не искал причин этого чувства – оно пожрало мои хилые способности к самоанализу.
На кухню вошел соседский парень. Ему вчера исполнилось восемнадцать. На футболке у него темнело пятно от чего-то пролитого. Снять он футболку не мог, потому что уже сделал себе прическу, вылив на голову половину флакона геля для волос, а создание образа занимало около получаса, как у наводящей макияж девицы. На шее у него болтались какие-то ширпотребного вида цепочки и веревочки. На запястьях красовались «феньки».
Я хлебнул кофе, и на миг показалось, что он немедленно отправится обратно.
- Жизнь – дерьмо, - сказал я просто так.
- Ага, - согласился он, - полное дерьмо, ты прав, чувак.
Я ненавидел все, что меня окружало, но слово «чувак» временно затмило даже воспоминание о толстой девочке.
- Да, чувак, - сказал я бодро, - тут у нас – консенсус.
- Стопудово, - ответил чувак и включил Эм-Ти-Ви.
- Я теряю корни. ИИИИИ. И улетаю в нееееее….
Где-то я слышал, что «чувак» это - кастрированный баран. Интересно, так ли это?
Чувак переключил на Муз-Тэ-вэ. Там показывали анонсы новеньких фильмов.
- Симпатичная, - сказал я, увидев девушку, которую собирался зарезать жуткого вида маньяк.
- Ага, - улыбнулся чувак, - на Нее похожа.
- Да нет… - сказал я.
- Да ладно, ты же всегда так говоришь, у тебя любая симпатичная баба на Нее похожа.
Мне захотелось воткнуть нож ему между лопаток. К своему ужасу я осознал, что, если бы не Уголовный Кодекс, я сделал бы это, не раздумывая.
- Жизнь – дерьмо, - сказал я, потому что не знал, что еще сказать.
- Ага, как всегда, в десятку, - заметил чувак.
Мы немного посмеялись, и я понял, что, если не вырублюсь, то совершу что-то нехорошее. Что-то очень плохое.
В холодильнике я обнаружил пять банок джин-тоника «Гриналз». Потом я сел за компьютер, открыл программу «Ворд» и написал: «Я проснулся».
Около двадцати минут я смотрел в экран, ненавидя воспоминания, лезущие из моей памяти, словно разлагающиеся трупы из-под земли.
- Что посеешь, то и пожнешь, - пел Эндрю Элдритч из шести динамиков в метре от меня, - Прижмись лицом к земле.
Я сделал большой глоток и сосредоточился на тексте.
Vad
|
| |
|
|
218. Культ макарон (Программа Вадима Никитина на FreeTV «Ночные диалоги»)
Культ макарон и будущее человечества – 13.05.06. (хр.00:50:00)
Участники:
1. Нейрос (Аверева Ирина Дмитриевна) - член совета директоров WorldNetMak Corp.
2. Отец (Александр Александрович Захватный) – лидер движения “Макаронная Стихия”, основоположник теории макаронного развития
Вадим Никитин: Итак, мы уже в эфире, и я повторю основной вопрос. Что же представляет собой «Культ Макарон» и каковы ваши прогнозы на будущее нашего общества в связи с его неожиданным и бурным развитием.
Отец: Ну…
Нейрос: Я думаю – здесь следует начать с теории. Культ Макарон представляет собой социальную программу, в которой основным, так сказать, ходом является глобальное упрощение.
О. Да. Сами макароны как таковые в данном случае играют роль основного символа этого упрощения. Можно было бы использовать что угодно, в принципе.
Н. Это не совсем так. Как инструмент глобализации, макароны оказались оптимальной материей, как духовной, так и материальной для проведения в жизнь наших идей. Посудите сами – весь мир знает, что такое макароны, лапша, спагетти. Это – дешевая и распространенная пища. Вот лингвисты для анализа разных языков применяют таблицы из наиболее распространенных слов: облако, например, собака и так далее. С макаронами типичная ситуация здесь.
В.Н. Вернемся все же к глобальному упрощению.
О. Понимаете, человечество объединить можно, лишь упростив эмоциональную программу, таким образом сведя к минимуму целевую программу. Сейчас, когда эволюция уже не имеет влияния на человека, как это было раньше, мы можем искать каких-то путей для дальнейшего развития.
Н. Мы не можем убрать радость, печаль, любовь, но перенаправить эти чувства на один объект, таким образом упростив мышление.
В.Н. У нас есть звонок. Мы вас слушаем.
Телезритель: Здравствуйте, меня зовут Лева Краасный, и я хотел бы задать вот какой вопрос. Почему некоторым гражданам запрещают приобретать некоторые виды макарон и устанавливают ограничения на их употребление. И о работе спецкомов расскажите, что это там за резня постоянная? Благодарю.
Н. Да-да. К сожалению, работа спецкомов на данном этапе необходима, чтобы избежать массовых беспорядков и агрессии. Понимаете, Культ Макарон развивается настолько стремительно, что приходится применять сдерживающие факторы. Нам не нужен мир, где все люди неограниченно пользуются тем глобальным психофизическим новшеством, которое мы продвигаем. Чтобы стать профессором, нужно побыть и аспирантом…
О. Я бы о резне прокомментировал, если можно. Опять же, повторюсь, что объединение таких понятий, как любовь, страх и даже ужас с направлением их на один главный объект, приводят к общественным возмущениям, к неадекватным реакциям некоторых отдельных лиц. Спецкомы предназначены именно для отделения и изоляции таких вот элементов. Сейчас, когда становление Культа Макарон перешло в активную фазу, особенно важно вовремя и точно вырезать лишнее, резать, так сказать, ненужное. А, как вы говорите, резня эта… Ну что мы можем поделать? Такие комитеты должны возглавлять агрессивные люди, причем их агрессия уже направлена нами в нужное русло, но побочные эффекты в виде вот… вот был последний инцидент, когда известного деятеля, члена Союза Писателей публично накормили макаронами. Никто бы к нему не притронулся, и то, что он кидался с ножом на Кормящего – это уже плохо, но в результате ведь… осознал. Да, осознал человек.
В.Н Сейчас он, кажется, отвечает у вас за работу отдела Усреднения Культпрограммы…
Н. Да. И очень успешно работает.
В.Н. У нас еще звонок.
Телезритель. Алло!
В.Н. Мы вас слушаем.
Т. Вас беспокоит Римма Глазлук, я бы хотела спросить, а используются ли вами биотехнологии? Хи-хи.
О. Простите, очень плохо слышно.
Т. Вы что-нибудь в макароны добавляете? А то все заводы колючкой замотаны!
В.Н. Речь идет о изготовлении макарон, как продукта питания.
Н. Это закрытая информация, но могу сказать, что теперь изготовление макарон на сегодняшний день у нас поставлено на широкую ногу. Мы сотрудничаем с лабораториями в Лос Анджелесе, с нашими институтами. Конечно же, я не стану этого отрицать – макароны сейчас уже не те макароны, что раньше были…
О. Но опять же, влияя химией на сознание человека, мы отдаем себе отчет в том, что этот этап будет скоро пройден. Толчок должен быть, а потом мы планируем производство вернуть полностью в первозданный вид.
В.Н. То есть, надобность в психотропных препаратах потом отпадет?
Н. Когда произойдет изменение сознания и перестройка общества, то система будет сама себя поддерживать.
О. Да-да-да. И макароны снова будут лишь макаронами. Могу только сказать, что ничего опасного в них нет.
Телезритель. Алло! Алло!
В.Н. Да-да, говорите.
Т. А как вы объясните многочисленные отравления в МакМакДональд-с-ах Москвы на прошлой неделе.
О. Это связано с работой МакМак-ов. К сожалению, там ситуация сейчас непростая, макарон не хватает – снабжение не налажено. Очереди километровые… Неудивительно, что могло что-то случиться. Опять же – следствие бурного роста Культа. Мы делаем всё, что можем, но это - стихия, и контролировать иногда крайне сложно. Много врагов у нас, много опасностей…
Н. Да. В интернете нередко появляются ложные лидеры, некие сектанты, которые заявляют, что они от нас.
О. Мы это пресекаем. Пришлось вот и смертную казнь восстановить.
В.Н. Я был вот лично против на голосовании.
О. Да, я вас хорошо понимаю, но поймите и вы нас.
В.Н. Я с вами, даже не сомневайтесь. К сожалению, на нужно прерваться на рекламу.
В.Н. Давайте заглянем в будущее. Что же нас ждет?
Н. Макароны.
О. О, да. Макароны.
Н. Единое Мировое Общество. Абсолютная глобализация, стандартизация и тотальное укрупнение.
В.Н. Если можно – поподробнее.
О. Вы будете есть макароны, любить макароны, восхищаться макаронами, бояться макарон, производить макароны, сочинять рассказы о макаронах, изучать макароны, внедрять макароны.
В.Н. Но внедрение тоже имеет предел.
Н. Вот у вас в предыдущей программе физики были. Говорили о теории суперструн, о искривлениях пространства-времени. Ведь запуск первого корабля нового типа в космос состоится уже через три года, а межгалактические расстояния теперь не помеха. Так что нет никакого ограничения для внедрения Культа Макарон. Контакт с другими цивилизациями стал возможен. Опять же о молчании вселенной… вы говорили, что получены были радиосигналы. А путь развития жизни один везде. Так что есть еще люди.
О. Вот будет интересно, если они уже пришли к Культу Макарон.
Н. Здесь важно еще и то, что символом у них могут быть не макароны и вот здесь возможен конфликт.
О. Или содружество.
Н. Которое приведет к еще одному шагу укрупнения, к слиянию цивилизаций. Как у нас на Земле сейчас происходит. А дальше… Кто знает… Но мы останавливаться не намерены. Мы хотим счастья для всех.
В.Н. К сожалению, у нас эфирное время заканчивается.
О. Я к телезрителям обращусь коротко. Уважаемые! Вам больше не придется толпиться на Площадях Публичных Экзекуций, наблюдая за Кормлениями. Теперь вы можете наблюдать эти события по телевидению, три раза в день по ФриТиВи или Главному Каналу. Спасибо.
Н. В интернете также открылись еще…
|
| |
|
|
219. Макароны 6 (В далеких мирах)
А'га-а'га, вождь своего народа, стоял на вершине скалы и смотрел вниз, на зеленую равнину. Три цикла назад боги разгневались, и с небес упал огромный сверкающий камень. Сейчас, когда свет Ра немного потускнел, можно было видеть, что камень разворотил половину равнины, повалил и спалил деревья, разбросав вокруг себя большие комья дымящейся земли. Слабый ветер доносил до Ага-Ага странные запахи, которых тот не знал, и они тревожили его. Около корабля копошились фигурки, похожие на человеческие, однако, они имели всего по одной паре рук и, кажется, по одной голове. Верховный Шаман все утро доказывал Ага-Ага, что это посланцы богов, но потом утомился и отправился на обязательное совокупление.
Ага-ага напряг волю и начал прощупывать пространство в поисках мыслей, но, кроме туманных образов, напоминающих каких-то желтоватых червей, ничего не обнаружил – он не мог проникнуть в головы существ, которых принес камень.
Взошел красный гигант Са, смешав свое тление с ослепительными лучами бело-желтого Ра. Листья кустарника налились томной матовой синевой, и от игры оранжевых бликов зарябило в глазах. Обе личности Ага-Ага любили это время – восход умирающего Са, постепенно заполняющего небо своим красным телом. Это был момент великой печали, печали о неизбежном угасании звезды, некогда поглотившей миры, населенные предками Ага-Ага. Так это было или нет, Ага-Ага не знал, но иногда дети находили в пустыне странные предметы – сверкающие, тяжелые, и у вождя небесный камень ассоциировался с ними – интуитивно, полуосознанно, словно старое ускользающее воспоминание. И еще были легенды и сказки о звездах, о Большом Взрыве, отважных Астронавтах, других мирах...
Чешуйчатое тело Ага-Ага напряглось – он решился. Глаза на обеих головах расширились, защитная пленка соскользнула с них, и вождь начал спускаться вниз, уверенно выбирая путь между россыпями голубых кристаллов и черными зазубренными камнями. До его сознания осторожно дотронулась его любимая самка Ми, но он раздраженно отбросил это прикосновение - она снова желала сверхпланового совокупления. Ага-Ага относился к совокуплениям ответственно, но не очень любил их и выполнял всю месячную норму за неделю, чтобы потом заниматься более важными делами или спокойно размышлять о жизни. Обычно он призывал нескольких шаманов и забирался с ними в глубь какой-нибудь пещеры, чтобы ничто не нарушало их мысленный контакт.
Люди любили Ага-Ага, считая его мудрым и справедливым вождем. Несколько кровавых конфликтов разрешились устойчивым миром с другими племенами и настали относительно спокойные времена – времена расцвета культуры. Процветали шаманы, сказочники и певцы, художники и поэты… Восхитительной сложности мыслеобразы, подкрепленные настенной живописью услаждали людей из самых разных слоев общества. И никто не знал, что Ага-Ага из цикла в цикл, наблюдая за красным гигантом Са, думал о абсолютной власти, о страшном оружии телепатического контакта, ударной волне мысли. Вождь и сам боялся этой темной стороны своего сознания, но иногда все же смотрел себе в глаза (что было строжайше запрещено Древним Медицинским Кодексом) и чувствовал, что хочет покорить весь мир, и не мог ничего с этим поделать – так сладко и страшно захватывало в плен воображения его двойное сознание.
И он не смог воспротивиться ему, направившись к этим фигуркам около большого камня. Он брел и думал о желтых червях, а красный гигант Са медленно налезал на небосвод, размазывая по равнине кроваво-фиолетовые тени.
Капитан был вне себя от радости – они нашли то, что искали! Э-3426-Х17-Б у красного гиганта идеально соответствовала их целям. Всего за два года по бортовым часам исследовательский корабль Спаггет-2 достиг системы двух солнц и приблизился к планете, обладающей земного типа атмосферой, двумя океанами и явными признаками биологической жизни. Но самый поразительный факт заключался в обнаружении спутника искусственного происхождения на орбите Надежды (так назвали планетку).
Однако вскоре стали видны следы катастрофы, произошедшей, вероятно, несколько десятков тысяч лет назад, и погубившей, по-видимому, некогда могущественную цивилизацию, населявшую планеты этой системы. Повсюду исследователи видели следы – следы ужасной судьбы великого народа, не успевшего достичь того уровня развития технологий, чтобы противостоять силам космоса. Автоматические спутники зафиксировали только примитивные подобия городов и остатки расы – двухголовых двуруких мутантов, влачащих жалкое существование, с примитивной культурой и каменными орудиями.
Первым Ага-Ага заметил Алекс – биолог. Он как раз ковырялся в каких-то ошметках, выбирая образцы, когда микрокомпьютер пискнул, предупредив его о приближении крупного животного. Алекс нащупал лазерный пистолет и внимательно оглядел темнеющую бурую равнину.
(Приветствую, посланник богов)
Голос прозвучал у Алекса в голове, и он понял, что контакт состоялся. Контакт с аборигеном-телепатом, который грациозно приближался к нему, обходя кучи вывороченного дерна. Две головы, четыре глаза.
- Приветствую, - сказал Алекс, но сообразил, что на нем скафандр.
Вроде бы местный воздух оказался пригодным для дыхания, а температура его составляла около тридцати пяти градусов по Цельсию, но, пока не были проведены тщательные исследования, никто не имел права снять скафандр, да и желания экспериметировать, играя своей жизнью, ни у кого не возникало. Такое бывает только в фантастических книжках... Ведь один неизвестный вирус, вызывающий у аборигенов лишь легкий насморк, может убить землянина за несколько часов.
- Кого ты там приветствуешь? – спросил Харли по внутренней связи.
- Аборигена, блин, - ответил Алекс.
(Я хочу узнать о вас, если вы мне позволите, я хочу служить вам, если на то будет ваша воля, пришедшие с неба)
- Он хочет нам служить, - сказал Алекс.
- Так тащи сюда этого придурка, - Харли невидимо усмехнулся, - Мы с ним поговорим.
Ага-ага очнулся в мягком кресле после виртуального курса и открыл свои темные глаза. Теперь он ЗНАЛ И ПОНИМАЛ ВСЁ. А его сила… его сила возросла в тысячи… нет, в сотни тысяч раз! Он всегда мечтал об этом, и он был благодарен тем, кто научил, объяснил ему… всего за несколько часов устройство мира, смысл жизни, рассказал ему о прошлом, и о будущем… о будущем, которое он должен строить. Жажда власти, возможность осуществления всего, о чем он мечтал в полном одиночестве, глядя на Са, приняли реальные очертания.
Ага-Ага сосредоточился, чуть напрягся в кресле и изверг из себя ударную волну мысли. Наблюдающие из-за стекла земляне ощутили, как волосы встают дыбом, ощутили порыв ледяного ветра в своем сознании. Пять минут Ага-Ага исторгал сигнал, а потом в изнеможении расслабился в кресле. Он умирал, но это не имело никакого значения – он сделал то, что должен был сделать.
По всей планете люди его расы открыли рты, упали на колени и воздели руки к остывающему красному солнцу, откуда неслась, буравила, навсегда внедрялась в их умы, подчиняла их волю мысль - глобальное понятие, великий символ.
И, когда все улеглось, любимая самка Ага-Ага удивленно оглянулась, прикоснулась к лежащему без сознания детенышу и прошептала незнакомое ей слово, первое слово в ее жизни, рожденное ненужными, казалось, голосовыми связками. И ее соплеменники повторили за ней – сначала тихо, неуверенно, а потом громче и распевно:
- МАКАРОНЫ… МАКАРОНЫ… МАКАРООНЫЫ… МААКАААРРООООООНЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ…...
Vad, 2004
|
| |
|
|
220. СТИХИЙНЫЕ ОКНА (Утренняя программа Вадима Никитина на FreeTV)
(Любые совпадения случайны. Любые аналогии на вашей совести, автор за них ответственности не несет. Всё написанное – чистый вымысел. Канала FreeTV и передачи Стихийные окна не существует.)
Вадим Никитин: Добро пожаловать на программу Стихийные Окна, с вами я, Вадим Никитин! Наш мир устроен сложно, отношения между людьми зачастую бывают непростыми. Эта программа пытается помочь тем, кто заблудился, зашел в тупик, не увидел бревна в своем глазу, хоть и нашел соринки в глазах своих близких и друзей. А что же делать, когда такое случается в мире литературы, когда уважаемые критики начинают вести себя, словно малые дети, не замечая в своем поведении ошибок, которые, возможно, способны загубить немало талантов…
Во избежание несчастных случаев, здесь, в нашей студии, находятся представители Службы Безопасности. Это Негр-1 и Негр-2! Поаплодируем им, за их широкими спинами мы с вами, как за каменной спиной!
Итак, это программа Стихийные Окна, с вами я, Вадим Никитин, и мы… НАЧИНАЕМ!
И сейчас в этой студии появится известный философ и поэт. Встречайте… Гонимый Гений!
Вадим Никитин: Присаживайтесь, располагайтесь поудобнее. Что беспокоит?
Гонимый Гений: Понимаете, тут такое дело. Я пишу стихи, прозу, философские исследования уже много лет… Но буквально недавно – около двух лет тому назад меня начал преследовать один литературный деятель. Он буквально не дает мне прохода. Я уже боюсь что-то говорить, обсуждать свои стихи…
В.Н. Но может быть, он еще кому-то неугоден? А, может быть Вы в чем-то не правы? Как его зовут, кстати?
Г.Г. Его зовут Крутой Мужик… Да, я признаю, что я эмоциональный человек, иногда могу высказаться чересчур резко, но произвол Крутого Мужика виден не только мне, но и окружающим! Он просто подавляет всех своими язвительными речами, своими оскорблениями… Но здоровой критики я не вижу! Многие авторы в ней нуждаются, а он выбирает нескольких и давит их, словно безумный паровоз!
В.Н. Спасибо. Мы поняли. Да, ситуация сложная, но, может быть, прояснить ее нам поможет… Встречайте – широко известный в узких кругах литературный деятель – консультант и критик… Крутой Мужик!
Крутой Мужик: Ну и что ты мне городишь, скотина двуличная, что ты несешь, придурок самовлюбленный? Да ты бездарен, ты вообще – никто, понял?
Г.Г. Хам! Сволочь! Как ты смеешь?! Я состою в трех обществах, трех академиях, а ты? ТЫ – кто ты такой? И подружка твоя, Большая Женщина – тоже та еще…
К.М. Не трогай Большую Женщину, слышишь? Ты вообще…
Г.Г. Да я с ней встречался и… знаешь что…
К.М. Чтооооооооо?!!!!!!!!!! Ты с ней спал?!!!
Г.Г. Ну… не только же тебе про клиторы сочинять… Я и написал об этом даже…
К.М. Я не верю в это!!!
Г.Г. Да с ней все спали, я тебе могу сюда всех авторов нашего города привести, и они подтвердят, что…
К.М. Не верююююууууу! Ах ты, сссссуууукаааааааааааааааааааа!!!!!!
В.Н. Разнимите их! Так… Успокойтесь, господа… А теперь мы спросим, что присутствующие по этому поводу думают…
Зритель1: Да бросайте ссориться, мужики. Плюньте на эту прошмандовку! Работайте вместе!
В.Н. Так… Понятно. Девушка в розовом, пожалуйста…
Зритель2: Я так думаю, что все их споры из-за женщины. Может быть она что-то прояснит…
Зритель3: Гы, вот дэцл так пел в своей песне…
В.Н. Нет, спасибо, нам это не интересно.
Зритель4: У меня вопрос к Крутому Мужику – а вы кого-нибудь еще критикуете так же, как и Гонимого Гения?
К.М. Я уже два года занимаюсь только Гонимым Гением… ну… иногда еще одним автором… Есть тут такой… Злой Талант…
Зритель4: Но ведь множество авторов нуждаются в критике, а вы тратите время на склоки. Вы просто не выполняете своих прямых обязанностей!
Г.Г. Во-во…
К.М. Это к делу не относится…
В.Н. Почему же? Что вы так к нему прикипели?
Г.Г. Это просто зависть!
К.М. К кому? К твоим пошлым опусам? К надуманной философии? К тому, что ты себя гением считаешь?
Г.Г. Я не считаю себя гением, но мои стихи не достойны твоих оценок. Я просто со своим опытом и знаниями не способен написать что-то плохое!
К.М. Они не плохие – они никакие. А кто говорил, что он – настоящий поэт?
Г.Г. Почему бы и нет? Что в этом плохого?! Я ведь работаю над своими сочинениями! Нередко исправляю!
К.М. Мне скажи спасибо.
Г.Г. Совсем ты обезумел.
В.Н. Хорошо. Я думаю - настало время пригласить в студию… Еще одного автора, которого критикует Крутой Мужик. Этот автор любезно согласился приехать сюда, ради участия в нашей программе. Встречайте – Злой Талант!
З.Т. Какие люди… Вы посмотрите… Ну и как Большая Женщина… все еще в соку?
К.М. Тебе-то какое дело, уродец?
З.Т. Когда я переспал с ней год назад и сочинил об этом….
Г.Г. ХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХА!!!!!
К.М. АААЫЫЫ!! ЫГМРРРРРХРРРРУУУ….
В.Н. Постойте рядом с ним, пожалуйста. А то он еще покалечит кого-нибудь…
З.Т. Он мне чуть челюсть не сломал!
В.Н. Агрессивный литдеятель, ничего не скажешь… А вы сейчас в каких отношениях с Большой Женщиной?
К.М. Мы встречаемся. Регулярно. Мы любим друг друга.
З.Т. Это пройдет.
К.М. Ты, бездарь… Помолчал бы…
В.Н. Большая Женщина! Прошу вас, проходите, присаживайтесь, где Вам удобно… Вы прекрасно выглядите…
Б.Ж. Благодарю.
К.М. Здравствуй, милая…
Б.Ж. Здравствуй… Что здесь происходит?
К.М. Эти уроды утверждают, что переспали с тобой. До меня давно доходили слухи, и я давно их ненавижу, но сейчас я готов в это поверить… Неужели ты могла…
Г.Г. Еще как могла!
З.Т. Да… С ума сойти…
Б.Ж. У меня нет на вас времени, кретины. Вы, эгоисты нищие! Да у вас денег нет!
К.М. Зачем вообще этих уродов сюда притащили?
Г.Г. А я ведь купил тебе мерседес? Забыла?
К.М. Это так? ТАК или НЕТ?
Б.Ж. А то, что я с тобой общалась, терпела тебя… это не считаем, да?
К.М. Черт, что же такое?! Вот ты почему меня против Гонимого Гения настраивала?!
Г.Г. Ах, вот оно что…
З.Т. А какие стихи я тебе посвятил… А какие дни мы провели… Неужели, тебе наплевать?!
Б.Ж. Я ждала, когда ты мне купишь шубу! Деньки! Зима была, кстати! Урод. Отвали от меня!
З.Т. Стерва.
К.М. Не смей ее так называть! А то щас выйдем, поговорим! Разговор у меня короткий. Она мне уже давно на тебя жаловалась. Что язвительные свои мерзости о ней пописываешь…
Б.Ж. Я о шубе не говорю, он мне даже денег ни разу не дал. А еще поэт! Бомжара ты, а не поэт! Стихи хорошие, а дальше чего? Духовную пищу на ужин жрать прикажешь?
З.Т. Я пошел отсюда. Мне здесь всё понятно.
К.М. Ты все-таки с ними была… А меня с работы вчера уволили…
Г.Г. Ура! Ну наконец-то! Чудо свершилось!
К.М. Помолчи, от тебя я не отстану, меня для этого закопать придется…
Б.Ж. Уволили?! На что мы жить будем, А?!!!!!!!
К.М. Я вот собираюсь…
Б.Ж. Все мужики уроды. Куплю фаллоиммитатор! Я ухожу. Идите вы все на хер!
Г.Г. Н-да….
З.Т. (возвращается) Свалила, гадина.
Г.Г. У меня дома литруха есть…
К.М. Слышь, мужики. Третий нужен?
З.Т. А в драку не полезешь больше?
К.М. Да нет, зачем же…
Г.Г. Закусончика купим и отметим…
В.Н. Попрошу зал высказаться:
Зритель5: Всё зло от баб!
Зритель6: А, может, они по пьянке друг друга порежут…
Зритель7: А я думаю – они напишут бестселлер! Или нажрутся и потом будут жить в мире.
Зритель8: Все-таки не хватает нам критиков хороших, не хватает… Слишком все это субъективно, взбалмошно…
В.Н. Спасибо. Достаточно. Не переключайтесь, мы вернемся через несколько минут. А пока - реклама на канале FreeTV!
|
| |
|
|
222. Телефонные разговоры (жизнь - дерьмо)
телефон - Сименс А-35
оператор - МТС
тариф - Оптимальный
- Да.
- Слушай, а у нас дождь идет.
- Н-да… А у меня солнце светит…
- Ну, мы работать сегодня уже не будем тогда.
- Ну ладно.
- Э, стой. Надо еще два листа жести – мы испортили…
- Вы же не работали…
- Ну, мы там попробовали…
- Бл…
- И еще инженер сказал, что сломался вентилятор. Ну этот – трехфазный. Кстати, туда ноль-то надо подводить? А то он у нас без ноля…
- Как это?
- Ну вот так…
- Ладно, завтра разберусь.
- И, ты знаешь, мы не можем уголки пассатижами загнуть. Мы пассатижи чуть не сломали…
- А молотком?
- Ты вырвет же уголок этот е-й.
- Он что, не держится вообще?
- Нет, он держится, но…
- Бл… Ставишь кирпич с другой стороны и х-шь молотком.
- Ну ладно. И топор нужен. Дерево на карнизе срубить…
- А у механиков нет?
- Нет, они в комп играют, им не до этого.
- А у прорабши? У Аллы… Тьфу, у Ани…
- Они там нажрались утром, теперь спят. Не достучаться…
- Бл… А ножовкой никак не спилить?
- Ээээ… Ну… попробуем, конечно… Но это уже завтра…
- Мммм-ннн-да.
- Слушай, вот еще чего… Ты нам это… денег не подбросишь?
- Я же вчера давал уже.
- Ну, у меня вот… тут… отец в больнице… и день рождения на носу.
- У кого?
- У жены.
- У нее же был месяц назад.
- Не, ты что-то путаешь…
- Ну давайте, подъезжайте к метро, я там буду…
- Мы оттуда позвОним.
(гудки)
***
- Алё! Алё!
- Алё.
- А Юру Конана можно?
- Нужно.
- А?!
- НУЖНО, НУЖНО ЕГО! Ты не туда попал!
(гудки)
- Алё! Але! Але! А Юра Конан далеко там? Мы у метро договорились!
- Ты что набираешь, хрен придурочный? Проспись, ушлепок!
(гудки)
***
SMS
Баланс вашего счета равен 1 доллар 15 центов. Отключение ваших телефонов произойдет через одно дней.
SMS
Приходите в клуб МЕТРО в понедельник вечером на РЭП-ПАТИ. Специальные гости – Диджей Уебище и диджей Голубой Снежок!
***
- Алло?!
- Да, я слушаю.
- Охват-скобы будут готовы к понедельнику, вы…
- Вы же говорили, что завтра – к среде…
- Вы ошибаетесь, я такого вам не мог сказать.
- Ладно, тогда в понедельник утром я их заберу…
- Лучше вечером. Лучше даже во вторник. Накладную передайте человеку, он будет ждать у метро через 15 минут. Он позвОнит.
- Хорошо, до свиданья.
(гудки)
- Уроды.
***
- ДА?!!!!!!
- Слушай, я карточку в банкомате забыл…
- Бл… Еб твою м-ть!!!! На хуй, ебись оно конем!!!!
- Просто у меня деньги закончились, а мне надо на цемент три тысячи… А карточку я заблокировал уже, ты не волн…
- У МЕТРО ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ!!!
(гудки)
***
- Алло!
- Я слушаю.
- Вы знаете, я не могу найти банковскую выписку и платежки по зарплате… Они ведь у вас?
- Они у вас, я вам их вчера отдал…
- Даааа…? Аааа! Вспомнила! Я их по-моему выбросила случайно… Не отпечатайте мне копии? Я тогда подъеду к вам…
- К метро. Через 15 минут.
- Я не успею, мне еще ребенка надо спать уложить…
- Я вас подожду.
(гудки)
***
- Привет, это ты?
- Ну я.
- Чё делаешь, как твои дела вообще?
- Ничего я не делаю, дела – полное дерьмо.
(пауза)
- Да? А что такое?
- Да ничего.
- Ну, раз «ничего»…
- …то что?
- А что ты такой агрессивный?
- Дела – полное дерьмо потому что.
- Блин, да в чем дело?!
- Да что ты пристала со своими дурацкими вопросами?! «В чем дело, в чем дело…»
- Я’ пристала?
- Ну не я же.
- Почему ты так разговариваешь?!
- Работа задолбала. Я же сказал.
- Ничего ты не сказал… Орешь только…
- Это ты орешь. Позвонила и начала орать на меня. Мне и так хреново, а еще ты – опять денег просишь.
- Я ДЕНЕГ НЕ ПРОСИЛА. Что ты несешь?!
- Во-во. Звонит, вопит по ушам… Ну хочешь, я тебе пятьсот рублей дам? Тогда отстанешь?
- Сволочь!
(плачет)
- Сама такая!
- Да пошел ты!
- Сама пошла!!!
(длинная пауза, слышится хлюпанье носом)
- Слушай, ну что с тобой?
- Ничего, я растворяюсь.
- Ты бредишь.
- Спасибо. Зато ты у нас всегда логична, ха-ха-ха. Словно аксиома. Ну, чё, надо тебе пятьсот рублей?
- Не надо мне твоих денег!
- Подходи тогда к метро, я через десять минут там буду.
- Ладно…
- Дура...
- ЧТО?!
- Я же говорю - дура ты, к метро подходи.
- И подойду.
- Давай-давай… Жду…
(гудки)
|
| |
|
|
223. В НИКУДА
Все началось собственно с того, что я сидел на груде мусора и смотрел на весеннее яркое солнце через свои темные очки. Именно тогда что-то неуловимо изменилось в окружающем, словно кто-то щелкнул неким тумблером на мигающей туше огромного аппарата управления. Этот конкретный тумблер, в принципе, ничем не отличен от других таких же его собратьев, длинными рядами расположившихся рядом, но (всегда влезает это изъезженное "но") для меня, равно как и для всего меня окружающего, это переключение явилось действием случайным.
Мое тело дернулось от неожиданности, настроение изменилось. Я оглядел мусор испытующим взглядом. Он зашелестел, завонял, возмутился порыву легкого весеннего ветерка.
- Хммм... - задумались, зашевелились куски битого кирпича.
- Бррр... - с отвращением прогундосили органические останки пищи с кухни Университета Кино и Телевидения.
- Ох-хо... - вздохнули рваные полиэтиленовые пакеты, набитые какой-то дрянью.
- Эй, мусор... - сказал я неконкретно.
- Чего надо, - безвопросительно спросил мусор нестройными голосами.
- Ничего не надо, - ответил я и, повернувшись, увидел генерального директора.
Он тенью проскользнул мимо и растворился в солнечных лучах. В воздухе осталась висеть его тупая ухмылка. Меня она не беспокоила, но вызывала раздражение мусорной груды.
- Меня вдавили, ты видел? - хрипло обратился ко мне кусок гниющего в грязи паркета, - ты видел, как он на меня наступил? Он вдавил меня в грязь!
- Я не грязь, а размокшая почва. Перегной, если угодно, - хлюпнула грязь.
- Ну и что, что он вдавил тебя? - спросил я у куска паркета.
- А то, что он произвел действие, не задумавшись над его последствиями, - возмутился он еще больше.
Я лениво пошевелили хрустнувшей шеей. Рядом с этой небольшой свалкой высилось здание Института Кино и Телевидения. Его пошарпанные стены впитывали весеннее тепло, излучая блаженство и удовлетворение. Впечатление портил тихо стонущий медный кабель, жестоко обрезанный под корень. Вероятно, его сдали на металл. По улице медленно, словно пробудившиеся мухи, ползли автомобили. Людей видно не было.
Я достал пачку сигарет и вытянул одну. Раздался хор писклявых голосов, доносящихся с земли. Они выкрикивали нечто злобное и малопонятное. Присмотревшись, я понял, что это - окурки.
Я вытащил зажигалку и закурил. Раздался агонизирующий вопль, но я был тверд и сигарету не отбросил. Сочувствующие всхлипывания из пачки я пропустил мимо ушей. Затянулся.
- Бму-о-шшш... Вввв-лллл... - заклубился рассеивающийся дым.
- А в чем проблема-то? - поинтересовался я.
- Да ни в чем, - откликнулся паркет, - просто наступил он на меня и даже не подумал обо мне.
- Просто незаметный ты, - сказал я ему в тон.
- Я может быть не разрешал ему... - буркнул паркет, - вот, смотри...
Призрачный директор еще раз вышел из-за угла, наступил на паркет (грязь недовольно булькнула) и скрылся в солнечном свете. Его тупая улыбка еще несколько секунд парила над нами.
- Я ему скажу, - с пониманием ответил я.
- Плюнь, - сказал паркет, - не стоит того...
- Ну что? - спросил я, - сейчас я начну упаковывать ваше безобразие в мешки, - мешки испуганно дернулись, - или как?
- Да ладно, - вздохнула лопата, - я знаю - у тебя спина... сиди уже.
Минут двадцать я меланхолично наблюдал, как они возятся: мусор нехотя лез в раскрывающиеся мешки, а лопата, отдуваясь с натуги и скрипя ржавым креплением, помогала процессу.
Я бросил очередной окурок в лужу.
- АААА-шшшш-ххх!!! - крикнул он.
- Блэ, - сморщилась лужа.
И как это я докатился до такой работы? Сам не знаю... Мог бы как все нормальные люди пойти в фирму, продвинуться там по служебной лестнице... Лень? Быть может, хотя не совсем так, и, наверное, совсем не так. Просто нет у меня определенной цели - вот и все. Надоело как-то все, перестал я удивляться новым граням, изумительным перспективам, полноте человеческой натуры. Разочаровался. Никакой охоты делать добро, зло и вообще что-то. Тем более разницы нет - сделаешь доброе дело, а с чьей-то позиции оно злом окажется, зло натворишь, а кто-то аплодисментами взорвется - вот, мол, какой характер! Вот так и мысли все исчезли и желаний вроде бы никаких не осталось. Скучно. Все к чему-то стремятся, ищут, общаются. Смотришь на эту возню и чувствуешь, что в сон клонит, хотя выспался уже сверх всякой меры. Голод, правда, одолевает иногда, но насыщение и то радости не приносит: хоть икру жри, а хоть гречневую кашу - то зерно и это зерно. Зачем существовать, спрашивается? А хрен его знает. Но не умирать же молодым... И зачем, спрашивается, умирать, когда разницы не видно. По большому счету. Самоубийцы - самые глупые люди: они какую-то разницу нашли и фанатично в своем мозгу ее культивируют. А я вот выхода не вижу, не ищу. Потому что выхода нет, так как и тоннеля нет вовсе. Ничего нет, ни вопросов, ни ответов, хотя что-то все время происходит вокруг... Но что и зачем - это неважно. Ничто не важно.
Лопата подковырнула паркет и он был поглощен мешком.
Как же все взаимосвязано... Вот наступил директор на паркет. А я этот паркет выну из земли. Вот мы оба прикоснулись к куску паркета. Значит ли это, что кроме дружбы, сотрудничества и работы, этот паркет нас связывает? Как это рассматривать по отношению к другим связующим элементам? С точки зрения дружбы, паркет - ничто. С точки зрения паркета, дружба - ничто. Как можно жить в мире, где невозможно ничего сравнивать между собой? Почему нельзя сравнивать жареную рыбу и особенности готического шрифта? А если можно, то что брать за точку отчета? Можно ли применять "хорошо или плохо", когда то, что хорошо для одного, плохо для другого? Интересно, существует ли универсальная система ценностей, где паркет=жареная_рыба=дружба=особенности_готического_шрифта? ХА!
Из-за угла, размесив воющую грязь, выползла Юрина "Газель" и сдала задним бортом к упакованному мусору. Звякнув, упала спохватившаяся лопата. Юра вылез из кабины, потряс мою руку, откинул брезент.
Мешки было дернулись, но я пресек их намерение.
- Отставить самопогрузку! - заорал я.
Юра отшатнулся.
- Не обращай внимания,- я махнул рукой, - это я тут развлекаюсь, устал немного...
Юра отошел подальше и закурил. Солнце мягко клонилось к закату. Я погрузил мешки, пожал Юре руку и пошел прочь.
Мне было все равно, куда идти - хоть во вчера, хоть в Африку, хоть в никуда... Мое тело поплелось домой. Почему я выбрал это место назначения? Просто "в никуда" - это как-то неопределенно, во в никуда входит и моя квартира, и квартира Джулии Робертсон в городе Ангелов, и кабина лифта в доме 51/1 по Варшавской улице, СПб. Но мое тело привыкло ходить по известному маршруту.
Пока я шел домой, я перестал думать. Надоело мне думать. Заодно, я забыл, как меня зовут и кто я. Мир сразу же наполнился новыми ощущениями. Все, что было раньше знакомо и привычно стало ярким, непознанным и загадочным.
Дома я застал себя, разглядывающего пустую банку из-под кофе. Сквозь меня просвечивало красно-закатное светило. Я подошел поближе и прошептал себе на ухо, что в холодильнике остался кусок колбасы, который можно съесть. Потом я встал и направился на кухню, чертыхаясь в попытках понять, где же находится консервный нож. В комнате, подобно комару, летала мысль, что "это вовсе не колбаса, а отрава и консервы тоже вредны, потому что в них..." - конец же мысли терялся в недрах коридора.
Я сел на диван и попытался нащупать тумблер, чтобы вернуться в мир желаний и результатов, но тумблер заело. Меня это мало беспокоило. Мне было просто хорошо.
Потом я вышел из дома, купил себе пачку сигарет и присел на скамейку, около которой вертелся бродячий пес. Он что-то ворчал себе под нос. Что-то о вкусных бесплатных обедах.
- Не ной, старик, - сказал я ему, - расслабься и получай удовольствие.
Пес посмотрел на меня в ужасе и с жалобным воем метнулся прочь. Прошлогодние листья истерически хохотали над этой сценой, пока я не начал пинать их ногами. От этого им стало совсем дурно, они прилипали к ботинкам и не могли успокоиться. В результате мне тоже стало смешно, и я рухнул на скамейку, сотрясаясь от полуистерического на вид, но совершенно искреннего и нормального смеха. Фонарь в недоумении разглядывал меня.
Потом я вернулся домой.
Телефон зазвонил в то время как я рассматривал и считал всплывшие на поверхность чаинки, а они убеждали меня не таращиться, а проглотить их вместе с чаем поскорее, так как им было интересно посмотреть, что у меня внутри. Чайник смачно обругивал хлорку и налет, а остатки воды в нем жаловались на отвратительные трубы и очистные сооружения. На улице кричали дети, бесновался голубь, ищущий подругу, трескался асфальт, ухали облака, солнце плевалось теплом в весенние лужи, вели неторопливую беседу кусты, чернеющие голыми ветвями.
Я взял трубку, внимательно осмотрев дырочки в ней. Они были мертвые, круглые и одинаковые. От них веяло покоем.
- Алле, Вадик? - спросила трубка голосом Вовки.
- Н-да...- сказал я неохотно и наугад.
- Вот что,- с энтузиазмом завопил он,- я тебе прочитаю мое новое стихотворение! Сейчас. Гитару возьму. Вот. А то слова не помню. Так...
Он спел нечто труднообъяснимое, но проникновенное. Телефон глупо хихикал. Я внимательно слушал.
- Я пишу рассказ о том, как мусор со мной разговаривал, - сказал я Вовке.
- Это оригинально! - заявил он.
- И не только мусор, а вообще все предметы разговаривают!
- Да! - оживился он, - А ты напиши, как ты кувалдой собираешься разбить лампочку.
Это показалось мне интересным. Когда он пошел сочинять далее, я взял кувалду, как всегда мрачную и злобную и подошел к настольной лампе.
- Э-э. Э. Но! - сказала лампа голосом учителя математики.
- Ха! - усмехнулась кувалда.
В принципе, кувалда - создание мужского пола, а лампочка - женского, но я не колебался.
- Сволочь! - заорала лампа, - Я бы все равно перегорела!
- Тебе предоставляется последний шанс, - заявил я и включил ее в розетку.
Лампочка мгновенно разлетелась на мелкие куски, а у меня в коридоре вылетели пробки. Все это сопровождалось нестерпимой подзаборной руганью со стороны проводов, розеток и электросчетчика, обладающего густым сочным прокуренным басом.
Меня охватило полусонное удовлетворение. Комната была полна жизнью: звенели бликами стекла, затекшими складками шевелилась занавеска, шуршали пылинки, передвигаемые по ковру неведомыми воздушными течениями. Смотрел мой рисунок со стены странными скошенными глазами. Юра Шевчук на плакате курил, и, ругаясь, обсуждал какую-то репетицию. Книги на полках тихо переговаривались о вечных проблемах...
Я подошел к зеркалу. Оно ничего не отобразило.
- Лень мне, ходють тута всякия... - сказало оно старушечьим голосом.
- Ладно, я тебе - не всякия... - погрозил я пальцем.
Оно медленно, нехотя проявило мое изображение, но как-то неестественно, словно фотографировало Полароидом.
Я протянул руку и коснулся гладкой поверхности. Она тут же отдернулась подальше, выгнувшись вглубь. Предметы в зеркале поплыли. Я отступил.
Вот так все подошло к логическому завершению. Нет. Не к логическому. И не к завершению. Пожалуй, к нелогичному началу.
На железнодорожной станции было пустынно. Электричка прищурилась, мигнула мне прожектором в сгущающихся сумерках.
"В никуда, - подумал я, - это не так уж и неконкретно".
|
| |
|
|
224. В НИКУДА –2 (Плато вагона)
йыладзопаз дзепо теде
ылапш-ылапш, ысьлер-ысьлер
На железнодорожной станции было пустынно. Электричка прищурилась, мигнула мне прожектором в сгущающихся сумерках.
"В никуда, - подумал я, - это не так уж и…»
Ха, а вот некоторые люди едят галлюциногенные грибы, чтобы что-то рассмотреть в обволакивающем их плотном тумане – испарениях над стадом в загоне. И тогда туман приобретает формы, говорит, видоизменяется. Иногда становится голубыми небесами.
У меня была знакомая девушка – она постоянно курила травку и принимала грибочки. Мы с ней учились на одном курсе около года. За это время речь ее стала отрывистой, взгляд блуждающим, улыбка отстраненной. Она считала, что всё это расширяет горизонт, помогает расслабиться и увидеть. Еще я помню спортсмена, который все время что-то жевал. Он говорил, что это помогает ему взбодриться. Им это ПОМОГАЛО, как анальгин от боли. Еще я помню… да какая разница? Кто-то говорил, что ЛСД тоже помогает. Трип и все такое… А идите вы все, я не вижу ничего круче трипа в программе Word или любом другом текстовом редакторе. Когда каждая строка ползет вперед, подобно жирной прожорливой гусенице. Кем становятся гусеницы? Смотря, что это за гусеницы, вот в чем тут дело…
А я курил обычные сигареты, зато по две пачки в день. Курил и не понимал, зачем они всё это постоянно поглощают. Для чего?
Ведь есть же сны, есть воображение, которым можно сделать все, что угодно… Есть сознание, которое можно растопить, чтобы оно тихо утекло прочь, превратилось в поблескивающую лужу битума под синим пламенем газовой горелки. В любую минуту можно закрыть глаза, а, открыв их, увидеть, что мир движется, дышит, гудит, пахнет. И ты сидишь в нем – еще один мешок, набитый внутренними органами, а твой мозг работает на картинку снаружи, где наверху, в космическом холоде, пылает огромное солнце. Глаза можно открывать до бесконечности, и каждый раз предыдущее состояние будет состоянием словаря Эллочки-людоедки. Можно стать кем угодно, но, пугает только невозможность вернуться, любезно предоставленная уничтожающей цветущую полянку снежной лавиной.
Мне снилось, что я был шмелём, но эта жизнь стремительно промелькнула мимо меня, оставив в памяти странное изображение. Трудно на самом деле представить, как видят мир шмели. А затем я был деревом. Это было очень долго. Но я не был мудр, я просто рос и старел, болезненно воспринимая смены сезонов. Иногда я спал, но эти сны пока невозможно даже вспомнить. Ведь деревья не видят даже так, как шмели. Все говорят: «старое мудрое дерево...» Ничего подобного. Там все по-другому, знаете ли. Одно помню – с возрастом дерево устает и чувствует все меньше и меньше, угасая, пока пламя не задует легким порывом сквозняка. Там всё по-другому, да.
Только после этого трудно ходить. Ноги заплетаются. И язык во рту мешает, хочется его уменьшить. Или бывает чувство, что твое тело огромно, словно самолет «Руслан», или маленькое – но это реже. Вы никогда не слышите голоса перед сном, голоса тех, с кем встречались днем? Они даже мешают засыпать. Иногда приходится принимать их в действие сна, правда, тогда сны часто выходят из-под контроля, становятся ужасными. Но мне, как говорится, не привыкать, хоть и нельзя к этому привыкнуть. Однажды я проснулся, а сон остался. Змеи ползли на меня со всех сторон – толстые черные змеи. Я кидался в них предметами, но потом выскочил в коридор. Покурил на кухне, включив свет. Когда вернулся, змеи исчезли, словно их и не было
Нигде,
А река утомляет и гипнотизирует - я в брюхе змеи, которая, поглотив тебя, теперь растворяет желудочным соком. Если бы не смех, то ощущение было бы полноценным. Я не теряю способности мыслить. Я же не животное... Я понимаю, что просто растворяюсь в тусклом освещении. Это не пугает меня. Здесь никто не задерживается надолго... Только что вагон был полон, и вот... никого...
Только что места были набиты биомассами, и вот... ни-ко-го...
Время не теряет целостности. Поэтому, оно не имеет ценности для меня. В мире, который я создал, смещение понятий борется с базовой программой существования. Это порождает невероятные картины, доступные в своем объеме, так же как доступен заоконный двухмерный пейзаж. Можно предполагать во всем этом некоторую неполноценность, но, когда такой подход становится доминирующим, единственно приемлемым, то разнообразие открывающихся возможностей затягивает и покоряет безответственностью глубинных уровней, неразличимых, но индивидуальных, как листья на исполинском дереве. Единственная реальность?
«УУУААААААААА» - воют жалобно моторы электрички. Тоска целует воспоминанием - нежными полутонами окончания летних каникул.
Единственная? Нет. Реальность - это все, что может быть и все, чего быть не может. Если мозг способен выдать информацию, значит она - реальность. С точки зрения другой реальности она может быть ничем. Понимание - иллюзия, выдуманная природой за окном.
Не может быть двух одинаковых систем. Могут существовать лишь похожие системы, происходящие из рекламных роликов стандартного пути.
Учитывая то, что мы меняемся каждый миг, то возможность совпадения матриц невероятна. Это я называю безумием за секунду. Может быть, это и есть любовь… На болт наворачивается гайка… Как вам это сравнение?
Текут места для пассажиров по плато вагона... сон ли это? Что такое сон? Никто точно не знает.
Я вижу сон, но сон ли это?
Я вижу сон, но я ли это?
Я вижу сон, но вижу ли я?
И что такое всё это?
ХА-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Это очень смешно.
Очень смешно… Но смешно ли?
Очень смешно? Но действительно ли очень?
|
| |
|
|
225. Сказка про то, как Виталий к Негросу приходил. :)
Негросу, с Уважением
Виталию Иванову, с Уважением
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мудрый король по имени Негрос. Дела шли неплохо, только вот улыбка у короля была гнусная, а хохот - дикий и атипичный. Несмотря на это, правил он уже много лет – рассудительно и спокойно, и как-то раз, в один погожий день, пришел к нему мудрец.
Негрос как раз пил холодное пиво и пожевывал креветки, наслаждаясь чудными стихами очередной сексуальной поэтессы, когда доложили, что некий почтенный господин просит его аудиенции.
- Охрана, пропустите человека, - молвил король, а прислужник нежно взмахнул опахалом, отгоняя случайную муху.
Мудрец оказался дяденькой интеллигентного вида в очках с роговой оправой. Он прошествовал по персидскому ковру, и поклонился правителю.
- Как звать тебя, о мудрый странник? – спросил Негрос вежливо.
- Виталий - так зовут меня люди, - ответил мудрец.
- Что же ты скажешь мне, о Виталий, что поведаешь?
- Могу я вас излечить от страшного смеха и улыбки гнусной, - важно сказал Виталий.
Негрос аж подскочил:
- Ничего у тебя не получится, что ты мелешь?! Меня прокляла женщина, и не помогли мне ни колдуны, ни ведьмы, ни хирурги! Пшел ВОН! СТРАЖА!
Из-за кулис немедленно выскочил начальник охраны, здоровенный мужик в пластмассовых затемненных очках и наушником в маленьком ухе, схватил Виталия за лацканы и вышвырнул на улицу. На дворе раздались грохот, крики и испуганное ржание.
Негрос тут же приказал казнить парочку рабов для удовлетворения своей злости, и лишь после этого успокоился. Но только он глотнул холодного пивка, как в окно неожиданно влез мудрый Виталий, плюхнулся на персидский ковер, испачкав его грязью со двора, и молвил:
- Не отказывайтесь, о Великий и Могучий от моей помощи! Ведь я член Сою…
Но взревел Негрос, запустил в мудреца креветками. Тот поймал несколько и распихал по карманам пиджака, но тут начальник охраны вновь, на сей раз с удвоенной силой, вышвырнул его из тронного зала.
- Еще раз увижу – убью! – крикнул король и расплескал пиво на мантию.
Переодевшись и казнив еще пару-тройку рабов, он немного пришел в себя. Хмурые морщины прорезали его чело.
- Включите вечерние новости! – приказал правитель, закинув ноги на табуретку, но только служка настроил нужный канал, как с потолка, из вентиляционной шахты выпал Виталий и, нечаянно пнув телевизор, кротко молвил:
- Уважаемый Негрос, ознакомьтесь хотя бы с моими философскими трудам, и они…
Тут Негрос свалился с трона и бросился на мудреца с кулаками. Виталий, спасая жизнь, ринулся прочь. Так они и бегали по залу, пока из-за кулис не выпрыгнул начальник охраны. Он сделал Виталию мастерскую подножку, схватил его за пояс и выкинул в форточку.
- Поставьте решетки! – прохрипел Негрос, - Я этого не вынесу…
Только когда замочили несколько десятков рабов, он чуть пришел в себя, хоть и продолжал тревожно коситься на стены, двери и окна.
Настала темная ночь. Негросу не спалось, он ворочался с боку на бок и слушал храп своей верной жены. И вот – сон начал овладевать его рассудком, но неожиданно из-за картины Айвазовского просочился Виталий и тенью подскочил к царскому ложу.
- Я помогу Вам, Нег…
- АААААААА!!! – крикнул Негрос и проснулся.
Перед ним стоял Виталий.
- Я помогу Вам, Уважаемый Негрос, - прошептал он интеллигентно.
Тут лицо Негроса исказилось, челюсть отвисла, глаза закатились, и он откинулся на пуховые подушки. И на следующий день так и ходил – с отвисшей челюстью и сверкающими белками глаз. И через неделю ничего не изменилось. А через две челюсть отвисла даже больше.
И поползли по царству слухи, что великий мудрец Виталий излечил Могучего Негроса от неизлечимого недуга – не улыбается он больше гнусно, не смеется дико и атипично. Даже разговаривать перестал – только за компьютером сидит и в клавиши тычет – test-1, test-2, test-3… И проникся народ к Виталию, за советом потянулся, и жили все они долго и счастливо…
|
| |
|
|
226. Нужный канал
(если лень читать это предисловие, то смело пропустите его)
Мои соседи читают книги в мягких обложках (вы понимаете, о чем я, да?)… Это нормально. Я как-то спросил, каким образом они их выбирают в магазине. По картинке и краткой аннотации – вот как они это делают. Точно так же и я, когда лежал в больнице, почитывал стихи автора Just Julia (для удовольствия)и книжку псевдоавтора Б.К. Седов. Книжку я купил за тридцать рублей в лотке у входа (когда смог дойти туда). Мне было интересно. Тем более, я четко понимал, что автора рекламировали на продажу (в метро висели плакаты). После прочтения книжки, я понял, что группа авторов, выплюнувших этот опус, никогда на зоне не была, хоть с людьми и консультировалась. По большому счету – они выдали серию «воровская фантастика». Однако, книгу читали без всякого отвращения люди, «топтавшие зону». Я дал почитать книгу одному такому человеку, и он сказал мне, что это, конечно, бред, но читается легко и вызывает улыбку. «Короче, прикольно». А тематика ему подошла. Таким образом я выяснил, что при желании напечататься, в бесконечных доптиражах, писАтель должен выдать продукт. При этом важен объем! Если я когда-нибудь захочу (и захочу ведь) выплюнуть книгу на прилавок, то это будет, несомненно, сериал.
Что же за сериалы читают «соседи»?
Конечно же, про ментов! Ведь образ бандита с пистолетиком ТТ у нас на родине романтизирован и раскручен. И думать не нужно! Реклама уже засела в головах. Сериал «Бригада» - вот еще реклама. Осталось только накропать читабельное сочинение.
Что читают «соседки»?
Естественно, дамские романы, которые сейчас активно совмещаются с дефективными детективами. Уважаю Саган, но речь не о ней. К сожалению, как я ни напрягался, одолеть не смог ни одного.
Еще читают фэнтэзи. Однако, моя ненависть к фэнтэзи велика. С другой стороны, достаточно в детстве прочитать «Властелин Колец», и можно смело кидаться в пучину орко-эльфийской вражды! Мой сосед Гриханыч, насмотревшись на мои сериальные макароны, даже накатал 10 страниц рукописного текста о каком-то эльфийском короле и его разборках. «Я тоже буду писАтелем» – вот что он мне сказал, отправляясь в очередной клуб.
Еще читают философию! Коэльо – опытный мерзавец, завоевавший сердца домохозяек всего мира. Опять же – выбираем по картинке, краткой аннотации, цене и формату. Ко мне как-то пришел один мой знакомый автор музыки, принес книжку Коэльо и принялся брызгать слюной, доказывая, что понял смысл жизни. Когда я его спросил о том, что же он понял в книге, описывающей путь незадачливого пастушка, то речь его приняла какие-то странные формы, вытащенные из бесформенности содержания книги. В результате он пробежал глазами по краткой аннотации и процитировал ее.
Итак, что же будем сочинять?
Ужасы, господа! Вот, к какому дилетантскому выводу я подполз. Ведь на рынке ужасов нет никакой конкуренции! Кинг в твердой обложке стоит всю зарплату экспедитора за пятидневную рабочую неделю! И всё! А по НТВ и другим телеканалам так и идут сериалы про маньяков, с подробным описанием зверств! Вот и реклама в головах. Для начала, надо вызвать к маньяку сочувствие читателя. Папочка сделал с ним что-то плохое в сером детстве. Он не виноват! Но все же виноват! А потом уже и ментов прибавить (благо у меня знакомые трудятся), и пошло-поехало… Правда, чтобы точно все отобразить, по идее, нужно использовать главное правило писАтеля – «Пиши о том, что хорошо знаешь», но здесь это не страшно, так же как и с продуктом Б.К. Седова.
НУЖНЫЙ КАНАЛ
Написав это, я взял в руки кровельный молоток «Бригадир». Подержал, подбросил… - приятная тяжесть, ощущение баланса, идеальная форма резиновой рукоятки настраивали на хорошую работу. И, затушив сигарету в пепельнице и выключив монитор, я отправился в путешествие по квартире.
На воняющей свежим супом кухне чистила картошку моя соседка Земфира и смотрела по телевизору популярную программу - очередной юмористический продукт. Всё как обычно – «Бедная Настя», «Час суда», «Своя Игра», «Аншлаг»… Если хочешь приготовить себе тосты и кофе, придется это выслушивать вместе с её комментариями…
Кстати, кровельный молоток отличается от других молотков тем, что совмещает функции обычного молотка и гвоздодера, причем гвоздодер сделан так, чтобы одной своей частью пробивать жестяную картину под гвоздь. Прекрасная, остро заточенная сталь, не затупилась даже после использования молотка на двух объектах. Острие может входить в дерево на пять сантиметров. Еще я наблюдал, как наш мастер Юра вгоняет 100 мм гвоздь с одного удара…
Земфира – старая грымза с отвисшей грудью, двигающейся под тонкой истертой материей домашнего халата, напряженно изучала очередную шутку юмориста Задорнова, когда я, размахнувшись, вонзил пробивной элемент гвоздодера ей в шею. При этом раздался странный тупой звук.
- Энергия! Смекалка! – вещал шут из телевизора.
Я сразу же вынул молоток, и Земфира ткнулась лицом в стол, запачкав кровью аккуратно нарезанные ломтики картофеля. Затем ноги ее подкосились, и она шлепнулась на деревянные доски пола. Тихонько хрипя, она неистово сучила руками и ногами.
Присев перед ней на корточки, я поднес молоток к ее пузырящемуся алой пеной рту:
- Вы в прямом эфире! Что Вы сейчас чувствуете?
В детстве я мечтал стать диктором на телевидение, и тренировался, читая на уроке литературы стихи с выражением. Уже потом стал сочинять, потом понял, что мои стихи бездарны, потом… да что потом?
Земфира ничего не ответила, но глаза сказали мне всё, что я хотел узнать. На плите что-то возмущенно булькало.
Движения женщины стали вялыми, и тогда я схватил ее за волосы, приподнял и повернул к экрану, где Задорнова сменил какой-то переодетой бабой омерзительный мужик.
- Улыбнись, - сказал я, чувствуя прилив энергии, - улыбнись – тебе же это нравится.
Тут я заметил, что эта тварь, мало того, что обмочилась, загадив пол, так еще и заляпала своей сучьей кровью мою новую черную футболку. Я отбросил ее тело, как отбрасывают смятые пачки сигарет, всегда пролетающие мимо урны.
Черт, я отмывался, наверное, целую вечность, но, когда вернулся на кухню, то обнаружил, что Земфира еще жива. Она пыталась подняться, хватаясь обескровленными пальцами за угол мебельной стенки.
Я было взял нож для рубки мяса, но тут во мне проснулось новое чувство – нежность захлестнула меня мягкой пушистой волной желания. Медленно я положил нож в ящик стола.
И только, когда всё закончилось, я вспомнил, что так и не переключил канал.
|
| |
|
|
227. Стихийный Магазин Аренды Инструмента
Вот мы и перерубили топором ленточку, и теперь ничто не отделяет нас от полной победы над конкурентом, критиком, просто каким-нибудь козлом - нашим врагом.
Добро пожаловать в магазин аренды инструмента. У Вас есть возможность выставить здесь свой инструмент или использовать для своих нужд все, что имеется на полках.
Аренда платная: за эксплуатацию определенного прибора или инструмента Вы должны выставить оговоренный балл в пользу этого магазина (например, за кувалду – 1 балл).
Инструменты:
1. Простая Кувалда с молотом 8 кг. Ей Вы с легкостью разобьете стену доводов и аргументов неопытного критика! При желании можно проломить ему череп. Проверено временем. 1 балл.
2. Беспощадный Перфоратор с комплектом буров и зубил (220В). С его помощью вы можете проделывать аккуратные отверстия нужного диаметра в обороне оппонента, доводить его шумом и вибрацией до состояния невменяемости и бешенства, а потом избивать ногами или использовать Простую Кувалду. 2 балла
3. Чудовищный ершик (*предоставлен Миррой Лукенглас). Чудовищный Ершик легко проникает во все отверстия виртуального тела Вашего врага, доставляя ему немыслимые мучения. Чудовищным Ершиком вы можете хлестать по лицу интеллигентных людей – это моментально выводит их из состояния душевного равновесия. Удобно использовать Беспощадный Перфоратор для проделывания новых дырок в теле виртуального врага, а затем исследовать их Чудовищным Ершиком. 2 балла
4. Хлюпкий Вантуз (*предоставлен Миррой Лукенглас). Хлюпкий Вантуз помогает при предварительной подготовке к атаке на образованных врагов – используя его, Вы без труда очистите внутренний мир жертвы от любых неугодных Вам мыслей и желаний. После этого рекомендуется применять Простую Кувалду – полое тело врага разлетится на куски! 2 балла
5. Легендарная Тупая Ножовка. В рекламе не нуждается. Отпилите голову члену С.П., простому служащему, опытному маэстро, обкурившемуся наркоману, любимой девушке… Инструмент универсален, не требует предварительной подготовки и ухода. 3 балла
6. Топор Раскольникова. В рекламе не нуждается. Даже блеск его лезвия вызывает у людей желание покончить с собой… Дает тяжелый побочный эффект - вызывает депрессию вскоре после применения, которая может перейти в шизофрению или сумерки сознания. При аренде обязательно предоставьте справку из Психдиспансера. 3 балла
7. Генератор Случайных Уклончивых Ответов (*скопирован у Виталия Иванова). Небольшой черный ящик, который всего за несколько секунд способен выдать случайный уклончивый ответ на любой вопрос Вашего оппонента. Оппонент сходит с ума всего за несколько часов непрерывного применения ГСУО. Принцип работы до сих пор неизвестен. Наука и медицина бессильны, так же как и Ваш враг, судьба которого решена! При эксплуатации прибора, я обнаружил единственную ошибку – вместо уклончивых ответов, иногда попадаются фразы о изгнании бесов. В случае возникновения этой неполадки просто перезагрузите прибор! 4 балла
8. Генератор Обоснованной Критики (*скопирован у Сергея Ткаченко). Этот большой железный ящик (2х2х2, трехфазный мотор) способен всего за пару минут разрешить любой мировой конфликт и по пунктам вывести аргументированные результаты на дисплей. Есть функция отправки результатов решения на принтер и другие устройства. Что говорить о вашем враге? Он уже стерт в порошок! Единственная обнаруженная мной проблема заключается в том, что при длительной непрерывной эксплуатации прибор перегревается и может выдать очень агрессивный вариант решения задачи. Обращайтесь с прибором аккуратно! 4 балла
9. Пистолет ТЭТАНА, стреляющий Случайной Абсолютной Мудростью (*украдено у ЛРХ). Универсальное оружие, способное нейтрализовать действия любых приборов и инструментов из списка, уничтожить любые неугодные Вам виртуальные тела! Бесконечные патроны! 5 баллов (*Был выведен мной из строя, когда я играл с ним во дворе, расстреливая песчинки в песочнице. Приношу извинения, проводятся работы по ремонту)
НОВЫЕ ПОСТУПЛЕНИЯ 2006!
1.1.
любовное зелье от Диптеры, рождающее эротические фантазии и как следствие подкупаещие оппонента.
пятаков можно заработать - тьма, только, естественно, от слабой половины человечества, то есть от мужчин.
На сильную половину такие штучки действие возыметь не могут.
1.2.
безудержный говорнун Неграмотного Скунса: применяется в случае если кого-то надо свести с ума: болтает без умолку, неся всякую ерись, при этом смотрит прямо в глаза честно и наивно. Через 5 минут воздействия начинается помрачнение рассудка, через 30 минут оппонент полностью отказывается от себя и своих мыслей. Противопоказания: не использовать на шизофрениках: не действует; не направлять на самого себя во избежание массового шизо-паронаидального синдрома общества!!!!
1.3.
Не нуждающийся в рекламе концентрат конского возбудителя от Неграмотного Скунса. Эффект неописуем и непредсказуем. После использования убежать как можно дальше, чтоб не стать жертвой!!!!
1.4.
капкан-клавиатурник Самокиша самовзводящийся-самонаводящийся. принцип действия - капкан активируется и подкладывается на клавиатуру оппонента, при каждом оскорбительном слове в ваш адрес по переписке он метко отбивает пальцы.
По нормам Жверневской конвенции о шумовых порогах, рекомендовано применять вместе с кляпом-самозатыкателем в говорильник, чтобы уменьшить шум оппонента после приминения вышеобозначенного капкана. рекомендуется заранее в установке кляпа проставить предпологаемый угол полета, сопоставимый с ртом вопящего критика, потому, как ошибка в 15 градусов может повлечь за собой сбой в системе наведения и кляп заткнет совсем не ротовую полость.
1.5.
Грязная Люминивая Вилка от САЛО (saltsa). Не наносит сколь-нибудь значимых поврежений логическим конструкциям и телу врага. Однако взывает приступы щекоточного смеха и отвращения, благоприятно воздействуя на становление межклассовой вражды. Рекомендуется к применению для вызова оппонента из небытия. (распространяется вместе с фирменными календариками и прейскурантами на вышеназванную продукцию).
Коллекция будет пополняться, инструкции уточняться. С радостью приму Ваш инструмент или прибор для ознакомления или выслушаю рассказ о его использовании в разделе ПРОЗА-МАТ. Вы можете задать любые интересующие Вас вопросы.
Магазин Аренды Инструмента желает Вам Любви и Добра.
СВЕЖАЧОК 2007:
1. Оранжевая Каска Космического Строителя производства завода "КосмоСтройТехнологии".
Универсальна - подходит для проведения рейдов в Матрицу, Дальний и Ближний Космос, удобна для посещения разгневанных родственников, медучреждений, отделений милиции, метро и др. видов общественного транспорта. Гарантирует защиту от чужих мыслишек, бытового и др. видов вампиризма, попадания кирпичей нереальной реальности и ударов падающих танков. В том чиcле применяется для удержания крыши на месте в экстренных случаях, упорядочивания и организации мыслей, частичной звкуотеплошумоизоляции от нежелательных проявлений извне.
Можно носить без снимания до суток, после чего проветривать голову, чистить Каску изнутри и давать ей отдохнуть около трех часов. Каска преобразует негатив и мусор в безвредный порошок, который в отдельных случаях может вызвать одноразовое или двуразовое чихание при попадании в нос, что совершенно безопасно для здоровья.
Оранжевая Каска Космического Строителя - прекрасная защита в сложных ситуациях, способная помочь в решении бытовых вопросов, справиться со стрессом и изменами, упорядочить ход мысли и успокоить сознание.
Не имеет противопоказаний.
Размер регулируется автоматически.
(в данный момент ОККС находится в бессрочном пользовании у HELLEN)
З.Ы.
Магазин Аренды Инструмента Желает Вам Любви и Счастья в Жизни. :)
|
| |
|
|
228. Добро пожаловать в машину
Добро пожаловать в машину.
Ты нужен машине.
Нужна ли машина тебе?
О, да.
Это естественно.
Все нормально.
Машина держится на таких людях, сынок.
Мы дадим тебе мечту.
Валяй, раздуй мыльный пузырь своего протеста.
Или подыграй.
Не так важно, что ты ничего не умеешь.
Не так важно, что даже твоя гитара не хочет тебя видеть.
Мы дадим тебе барабан.
Мы дадим тебе то, что ты хочешь.
Ты – гений!
Ты – личность в сером море песка.
Ты – центр.
Тебя будут помнить после смерти твоего тела, ты вечен.
Бросай свои игрушки - ты будешь править нацией.
Если, подрочив на ночь, ты думаешь о космической пыли – тебе к нам.
Машина ждет тебя.
Мы расскажем тебе, что нужно делать.
Не надо больше напрягаться, расслабься.
Напрягай только голос.
Машина подскажет тебе, куда идти.
Пусть это будет твой собственный путь.
Машина дарит его тебе, сынок.
Дарит тебя тебе.
Дарит тебе своих детей - твоих друзей и врагов.
Они сделают твою жизнь живой, как аромат картофеля-фри.
Они сделают ее цветной, как упаковка для картофеля-фри.
Враги сделают тебя тем, кем ты будешь.
Друзья сделают тебя тем, кем ты будешь.
Ты сделаешь себя тем, кем ты будешь.
Машина сделает это.
Машина хочет жить.
Сражайся.
Делай шаг.
Белая линия начерчена для тебя на черном асфальте шоссе.
Вперед.
Добро пожаловать в машину.
|
| |
|
|
229. Насыщение Машиной
6. Машина даст тебе коробку, жить
5. Машина даст тебе фарш, жевать
4. Машина даст тебе ящик, смотреть
3. Машина даст тебе трубку, говорить
2. Машина даст тебе табак, дышать
1. Машина даст тебе расписание, следовать
0. Машина даст тебе партнера, размножаться
1. Машина даст тебе мораль, следовать
2. Машина даст тебе привычку, дышать
3. Машина даст тебе философию, говорить
4. Машина даст тебе равнодушие, смотреть
5. Машина даст тебе книгу, жевать
6. Машина даст тебе время, жить
|
| |
|
|
230. ПОДВАЛ
Я на минуту остановился, поводил фонарем туда-сюда: сырые бетонные стены, сочащийся водой потолок – полтора метра. Здесь много воды, я стою в ней по пояс, в запрудных штанах. Я согнут и касаюсь головой склизкого потолка. Миллионы комаров родились здесь и теперь сидят на стенах – недвижным ковром покрывая их больную поверхность со следами краски. Иногда пробегают большие, двухсантиметровые черные пауки. Им хорошо здесь жить, вид у них очень довольный. Я пришел из черноты, впереди тоже чернота со звуками льющейся воды. Дико пахнет дерьмом из разорванных фановых труб. Дерьмо плавает небольшими кусками. Чем дальше во тьму, тем его больше, оно собирается в кучи, где копошатся белесые черви. Я продвигаюсь вперед, раздвигая эту жижу.
Мне не противно. Я не знаю почему. Пожалуй, мне грустно. У меня снова неполадки с личной жизнью. Мне сказали, что я омерзителен. Поэтому дерьмо меня не пугает. Я не верю в восстающие со дна трупы, хотя их там много – кошек, крыс, возможно и замерзшего зимой бомжа. С трудом вытащив из кармана брюк (внутри запрудных штанов) пачку сигарет, я вытаскиваю одну и закуриваю. Красный огонек успокаивает мою усталую душу. Вот в очередной дыре, где из разорванной фанины хлещет мыльная пена, сидит крыса и смотрит на меня. Она не боится. Я тоже. Я просто двигаюсь дальше.
По мере продвижения я делаю снимки цифровым фотоаппаратом. И размышляю о городской канализации. Вы знаете, что в день в Неву и Финский залив сливается 250000 кубических метров неочищенных жидких отходов – кала, мочи, пены, выбросов с предприятий, которые образуют адскую смесь? Это – Ад. Я знаю. Раньше я не верил. Спросите, сколько же сливается якобы очищенных? А не скажу. Финский залив – клоака. Это факт. Сотни километров коллекторов (до трех метров диаметра) под городом ежесекундно несут в себе все, что может представить себе самое больное воображение.
Люди не должны думать об этом, о том, что потом они пьют эту воду. Якобы очищенную. Люди должны думать о любви. Но я не могу думать о ней, и поэтому думаю о дерьме. Мои ноги погружаются в некую невидимую мне массу и я улыбаюсь, думая о людях, пристраивающих свои жопы на белые унитазы. Здесь, внизу, в разрушенном подвале находится то, что могло бы убить их всех, заразить их всех, покрыть их язвами и прыщами.
Вот я дошел до места, где вода хлещет с потолка непрерывным потоком. Это открытые сливы ресторана наверху. Там воду льют прямо на пол. В ресторане за уютными столиками жрут вкусную еду счастливые люди. Они тихо чавкают и разговаривают о работе, жизни, детях. Под ними живут комары, черви, пауки и крысы. Плавают говно и органика. Я улыбаюсь людям наверху. Хозяева ресторана – люди кавказской национальности, с трудом говорящие на русском языке. Грязные пальцы поваров сжимают грязные ножи на кухне, выложенной совдеповской квадратной плиткой. Их потные лица плавают в чаду, исходящем от засаленных серо-бурых сковородок и огромных склизких кастрюль. Вентиляция не может справится со всем этим. Влажность – 200 процентов. Тихий запах грязных носков и тухлого мяса плещется в воде, стоящей у их ног, влекомой дырами слива сюда, ко мне в подвал. Девушки любят рестораны. Я их ненавижу. Я могу ходить здесь, заглядывая в жерла старых прогнивших труб, но есть то, что изготовлено больными усталыми людьми с механической злобой, я не могу. Я лучше куплю себе кусочек сыра. Я лучше буду глухонемым.
Вчера я ехал по ночному Питеру. Мы с приятелем решили немного побомбить. Когда сломался стартер и разорвало переднее правое колесо на обдолбанных рельсах, было уже четыре утра. Вот и покурил перед сном. На обочине голосовал парень. Он не мог говорить и читать. Рядом с ним на холодном асфальте стояла клетка с белой крысой. Ручку мы найти не смогли, но по буквам П.П., которые он изобразил на стекле, я догадался, что ему нужен Парк Победы. Жестами он показал, что крысе холодно. Наши грязные (меняли колесо и толкали машину 500 метров, чтобы завести ее) лица его не испугали. Какие деньги, Бог с тобой. Он показал мне большой палец, а его улыбающееся лицо светилось искренней благодарностью. Он даже вылезать не хотел. Вытащил свою крысу из клетки и дал мне ее подержать. Мой приятель не любит крыс. А я их уже столько видел, что отношусь с уважением. Они живут там, где должны жить многие люди, протирающие штаны в уютных квартирках, играющие фаллоимитаторами и балующиеся анальным сексом. Крыса была чистенькая, серо-белая, с черными умными глазками. Она доверчиво шевелила носом и усами и покалывала мою руку коготками. Глухонемой парень любил эту крысу. Дал мне подержать самое дорогое, что у него было. Показал мне большой палец раз пять.
А теперь я в подвале - дальше не пройти или вымокну до нитки под вонючем душем. Из мусоропровода тоже не пролезть – там около 80 сантиметров лаз. Я не хочу по-пластунски исследовать это место, тычась носом неизвестно во что. Поэтому я иду назад. По длинному темному коридору. Назад? Назад ли? Нужно ли уходить отсюда? Плохие мысли посещают меня. Под разбитыми лампами кружатся воспоминания о каких-то гнойных разочарованиях. Дерьмо не разочаровывает. Оно самодостаточно.
Фонарик неожиданно разваливается, и я слышу звук шлепающихся в воду батареек. Фотоаппарат не помогает – вспышка лишь ослепляет меня. Но мне не страшно. Я просто иду назад. Или вперед. К выходу. Или входу. У меня сегодня еще много дел. Необходимо успеть прожить эту жизнь, подвезти стройматериалы, построить стены, завести детей, состариться и умереть. И я иду в кромешной тьме, а звуки капающей воды и сероводородная вонь ползут со мной до маленького квадратика света. А потом, когда я выбираюсь и лежу на асфальте, они вцепляются в меня, как лесные клещи. Но я уже снова куда-то иду под жарким солнцем, дарующим свою энергию маленькой космической помойке под названием Земля.
VAD
|
| |
|
|
231. Лле и одуваны (моему любимому Стихийному автору)
О, это чудо! Это чудо… Кто же она, эта прекрасная девушка – фея дачного поселка, лесная нимфа Подмосковья или королева моего сна, случайно явившаяся мне в солнечных лучах жаркого июльского дня? Кто же она?
Я выпрыгиваю из Камаза - тяжко вздыхающего запыленного монстра - и остаюсь один на один с голубым небом, хмурыми елями и полынью, буйно растущей по обочинам грунтовки, уводящей прочь – дальше и дальше от городской черты. За невысоким деревянным забором – покосившийся старый дом с верандой, съехавшей набок, будка колодца, поляна. Чудовищное лето каменных кварталов отступает, испуганное жизнью в трепещущих листьях осин, в глубине канав, в смехе невидимых детей, в далеких звуках отбывающего электропоезда, который уносит прочь потные тела стремящихся в город людей. В небе перистые облака, похожие на развеянный дым из трубки мира настоящего индейца, недвижно парят, гордые тем, что достигли большой высоты: там дальше – космос, но я не хочу думать о нем сейчас.
Я закуриваю и смотрю на девушку, которая танцует по желтому ковру одуванчиков. По морю, нет – океану одуванчиков, ведь ими покрыт весь участок со старым домом. Как же их много – не сосчитать! Как не сосчитать время этой минуты в секундах, как не сосчитать полезные свойства улыбки в Килоджоулях…
Она улыбнулась мне? Нет, она не видит меня, с глупым видом стоящего у раскаленного металла кабины. Отойду в тень, перепрыгнув через ручей. Тень не подпустит ко мне опостылевший запах дизельного топлива.
Кому же она улыбается? Впрочем, какая разница? Ее крокодилья улыбка заставляет меня ощутить биение сердца, словно мне опять пятнадцать лет… И сама она, как крокодил – так бы и съела тебя, а потом сонно погрузилась в прохладную воду заросшего тиной пруда. В этом пруду какой-то великий мыслитель спрятал Истину – надо только отчистить ее от тины, высушить и пару раз затянуться. Тогда пройдут печали и забудутся горести. Но сейчас девушка танцует, забавно касаясь тонкими пальчиками желтых цветов, пыльца которых вызывает у меня насморк. Поэтому я не дышу. Сигарета тлеет впустую – ей не отнять у меня очередного дня жизни. Я не дышу и не моргаю – нельзя потерять ни секунды этого волшебного танца-полета, нельзя пропустить ни одного прикосновения нежных пальчиков к очередному цветку – иначе я не смогу все проверить. Как я давно не видел этого – легкого силуэта, скромного улыбчивого взгляда, взмахов изящных рук, гибкого стана, чуть скрываемого белым платьем, сшитым из шелковых нитей паутины.
Потом я все же не удерживаюсь и разрушаю летний день хриплым воплем.
- Выходи за меня замуж, Лле! – кричу я, стыдясь своей наглости.
От неожиданности девушка спотыкается и шлепается лицом в одуванчики. Я совсем смущаюсь и внимательно разглядываю кору березы. Вверх по стволу ползут два жирных черных муравья, они не спешат.
- Я сбилась со счета! – Это Лле уже поднялась на ноги и осматривает белое платье в зеленых пятнах от травы.
Голос ее настолько сексуален, что я зажмуриваю глаза. По темно-красному закрытому пространству продолжают медленно продвигаться два муравья. Я снова открываю глаза.
- Семьсот пятнадцать! – кричу я радостно, - Я тоже считал!
- Я уже замужем, - она подходит к забору и улыбается – на этот раз мне, Personal Smile.
Колени мои дрожат. Это улыбка хищника, жующего мое впечатлительное сознание, мое робкое сердце. Над нами ласково шуршит береза. Я начинаю плакать. Почему она уже замужем? Одна из слез капает на ее босую ногу.
- Почему ты решила их сосчитать? – спрашиваю я, пытаясь отвлечься от раздирающих меня эмоций.
- Хочу узнать, сколько килограммов одуванчикового пуха из них получится. Я красиво считаю?
- Да. Очень. Минуточку, я пива достану.
Мне хочется ее потрогать, но я не могу. Ведь это всего лишь разговор по ICQ, так что я иду к холодильнику, достаю запотевшую бутылку «Хольстена» и возвращаюсь в тень высокой березы. У Лле в руке бутылка «Невского Светлого».
- А что у тебя в Камазе? – спрашивает, закуривая.
Что мне ответить - что у меня под тентом отрубленные головы? Вот-вот… Поэтому я молчу и не очень вежливо ее разглядываю.
- А я уже три бутылки выпила до твоего прихода. Вот.
Это так романтично – три бутылки! Такая девушка и пьяная. И замужем. Я готов немедленно вырвать с корнем все фонарные столбы вдоль этого проселка и кинуть их в бассейн разочарования. Просто так. Вместо этого я начинаю что-то бормотать:
- Послушай – мое сердце громко бьется…
О, детка, я несчастен, одинок,
А опыт весь богатый мне не впрок,
И дождик робких слез сейчас прольется.
Я странник и плутаю я по свету,
И лентами асфальтовых дорог
Обвиты мои песни - глупых строк
Скопление… Скорей забудь об этом.
- Нормально, - говорит, - только я НЕ ДЕТКА, ПОНЯЛ? Зайчик…
Такого я не ожидал. Какой к чертям зайчик?!
- Ну и ладно, тоже мне – фифа нашлась. И сказать ничего нельзя уже! И вообще – может, ты переодетый мужик!
Тут она рассердилась и как прыгнет на меня! Мы сцепились и упали в канаву.
- Выходи за меня замуж, ДЕТКА! – кричу я из-под воды и получается глупое бульканье.
А она:
- Я тебе сейчас устрою такой замуж, закачаешься!
Потом она меня вытащила и к колесу Камаза прислонила. И пошла – одуванчики считать.
- А дыхание рот в рот?! – хриплю ей вслед.
- Спасение утопающих дело рук сам знаешь кого, - отвечает так важно, словно ей всё по-барабану.
А у самой все платье в траве! Но смотрю – снова танцевать начала, только уже покачивается. Пятая бутыль сказалась. Долго я на нее любовался – волосы развеваются, улыбка крокодилья, ножки босые… И уснул.
А, когда проснулся, ее уже не было – только осень наскоро мазала красным и желтым умирающие листья. А одуванчики все как один ощетинились летучими семенами. Я открыл скрипучую калитку и вышел на полянку. Ни следа.
- Эй! - позвал я.
- Карррр! – ответила мне любопытная серая ворона, устроившаяся на трухлявой лавочке.
Все уехали. А как же одуванчики? Забыли, бросили драгоценный пух? Я расстроился – как же так?! А небо затянули отяжелевшие хмурые облака... СКОРЕЕ!
Я набрал в легкие побольше воздуха и принялся дуть.
(прим.: я знаю, что одуванчики летом облетают, ну и что с того?)
|
| |
|
|
232. В подростково-непонятном
И вот я сижу напротив нее, за круглым кухонным столом, накрытым клеенкой в клеточку. Передо мной пепельница, а за пепельницей маячит ее лицо с регулярно моргающими глазами.
- … дозор, говорят, совершенно дерьмовый фильм, так что и идти на него не стоит. Книга-то, конечно, ничего, хотя… - я несу какую-то абсолютную ахинею, не вдумываясь в нее совершенно.
Как только поток ахинеи иссякает, я подношу к губам стакан и вливаю в рот очередную порцию джин-тоника «Гриналз». От этой ядерной хуйни я быстро косею. Впрочем, выбора все равно нет – только уйти. Уйти немедленно, не прощаясь, не задумываясь – просто хлопнуть дверью, сбежать по лестнице и вдохнуть свежего воздуха. Плюхнуться на сиденье частника и двинуть к метро за полтинник.
В девушке, сидящей напротив, соединились образы всех телок, с которыми у меня нихрена в свое время не вышло. У меня и не может с ней ничего выйти, даже просто секса, которого она хочет. Видно, как она хочет, чтобы ее оттрахали прямо сейчас, немедленно – быстро и грубо. Но меня мутит и тошнит, представляете? Я ощущаю себя фригидным педиком. Я бы скорее выебал какого-нибудь парнишку, чем эту клаву. Черт. Но она, кажись, что-то начинает говорить и мне приходится напрягать оплывшие от жары и джин-тоника остатки мозгов, для того чтобы проникнуть в суть этих слов. Она говорит, что хочет любить, но при этом любить ее совершенно не обязательно, даже не нужно. Типа – не рекомендуется. Еще она говорит, что с удовольствием будет стирать, готовить, мыть посуду и слушать мужа всю свою жизнь, что она хочет этого и детей, а потом можно и умереть полностью удовлетворенной. Ебаный в рот!
И еще она улыбается, насмешливо так, словно видит во мне какого-то нерешительного мудака, который боится снять с нее трусы. Она напоминает мне ведро с водой. Не знаю почему – просто вот такое оцинкованное ведро с водой. Черт, мы знакомы три года, и только сейчас я осознал, что это знакомство было ошибкой и потерей драгоценного времени. Свои мыслеизлияния она заканчивает глобальным утверждением о невозможности существования дружбы между мужчиной и женщиной. «Я в это не верю» - говорит она, и повисает тишина, нарушаемая звуками какой-то непонятной радиоволны из магнитофона. Мне бы сейчас немного Sisters. Или Красной Плесени. Но звучит джаз, и я отделяюсь от своего тела и вытекаю на клетчатую скатерть. Я пытаюсь перевести тему разговора в какое-нибудь более сухое русло, но между ног у нее все мокрое, так что любая тема оказывается тоже немного подмоченной и прокисшей. Интересно, что написано на моем лице? Что она в нем видит?
Потом я иду в толчок и с облегчением выссываюсь там, глядя на свой хуй. Он такой маленький, каким я его никогда не видел. И, по-моему, он уменьшается. Еще пару встреч с этой кошечкой и можно будет сказать ему «асталависта, хуй» и совершить операцию по перемене пола.
Если бы она хоть чего-то хотела, хоть бутылки собирала! Ебать-копать. Если бы она сказала: «Бля, я тута нашла заебательскую бутылку полную вонючей блевотины и не сдала ее, потому что это только для коллекции, вот смотри», я бы тут же ее трахнул во все дырки. Или сказала бы: «А вот эта книга, ебать ее, просто гениальна, читай, нахуй, вникай!»…
Но обломись. Ей хочется драить пол. И от этого у меня ни хуя не стоит, я с таким же успехом могу отыметь дома свой диван. А если не видно разницы, так какого хера мне это нужно? Все из-за дурацкой привычки завязываться с людьми надолго, если я им чем-то симпатичен. Выдумал очередную картинку своим воображением и жую ее, пока реальность не дает мощный подсрачник.
После сеанса выливания мочи, я немедленно прикладываюсь к джин-тонику и закуриваю сигаретину, отгораживаясь от моей бэби клубами вонючего синего дыма. Блин, как смешно щас это вспоминать, а тогда все было очень хреново. Я не хотел ее обижать, правда. Совсем не хотел, я привык к ней, к этим редким встречам с этим женским туловищем. Это очень грубо, но я хочу быть честным с собой. Быть честным лучше, чем пиздеть о том, что я опечалился из-за ее холодности или еще чего. Она-то никакая не холодная, эта девица, она вся огнем полыхает, только полапай ее сиськи (если сумеешь их найти, конечно) и все готово. Но я не хочу, а поэтому не могу. Хотя, если сильно нажрусь…
Но разум берет верх, бормоча мне о чудовищных перспективах жизни после секса с этой сестренкой. Как раз в это время мои уши, словно ожившие локаторы древней станции ВВС, ловят какие-то ее сигналы. Она несет что-то о том, что может быть доброй или злой, как мне захочется, а ей все равно. Ей вообще все равно, это я уже понял, бля. А если ты будешь злой, тоды чего? Тогда она меня выставит через полчаса. Несказанное облегчение! Полчаса проходят тяжело и долго, словно колонна зачуханных военнопленных или отступающая армия Наполеона. Ее солдаты – мои мозговые клетки. Я вижу, как они в муках умирают, и мне их немного жаль. Потом я оказываюсь за дверью. Даже в парадной дышится легко и свободно. Она считает, что выиграла эту игру, проявила себя с нужной стороны, что я в ее власти.
Свобода! Как козел, я прыгаю по ступеньками, вылетаю на воздух и через минуту уже качу к ближайшей станции метрополитена. Но это облегчение длится недолго. Мне становится грустно – грустно за тот воображаемый образ, который я на нее наклеивал все эти годы. Это саможалость. Я не умею расставаться с людьми. Потом кажется, что я был не прав, что я мудак, ублюдок и моральный урод. Что я неудачник и вечно ищу не там, где нужно. А, когда нахожу, это совсем не то, что мне нужно, но я держусь за это из последних сил, словно идиот, спасающий из горящего дома книгу Стогоффа, не желающий расставаться с ней.
Эта девушка… Я помню ее жесты, голос. Ее глаза (чмырк-чмырк). Ненавижу расставаться. Пусть даже это нормально и хорошо. Пусть я ощущаю уверенность в своем решении, уверенность в себе самом. Она растет у меня в груди, эта уверенность, с каждым днем, с каждым часом. Уже давно. Просто я взрослею.
Доехать до своей станции не удается, и я выскакиваю на темную улицу, забегаю за угол и долго блюю. Рядом никого нет, надо мной ласково шумит пыльная осина. Я блюю и ржу, как ненормальный, потому что до меня доходит весь идиотский бред происходящего. Это, словно конец детства, когда становишься жестоким просто потому, что никому не нужно ничего другого. И мягкая, ищущая розы и грезы, натура покрывается панцирем и улетает в ночное небо, как герой одного из рассказов Рэя Бредбери. И остаешься один на один с городом, завтрашним днем, работой и текстовым редактором Word’2000.
Проспект уводит в даль тусклым светом фонарей, неоновой рекламой, витринами, линиями разметки. Член уже больше не напоминает кусок хорошо проваренного отбитого мяса и я за нас с ним очень рад. А я мог бы сейчас лежать там, в постели рядом с… Меня передергивает, но это уже не страшно. Я больше не встречусь с ней, так я думаю.
И, как обычно, ошибаюсь.
|
| |
|
|
233. И!(о бессмысленном с Миррой и Скунсом)
«А на тя ваще Орёл насрал, козёл!»
Из интервью с (бухим в говно) Карлосом Кастанедой
- Явление нереальной реальности теряет смысл в бессмысленном, - заявил Неграмотный Скунс, закуривая.
Это высказывание настолько поразило меня, что я упал со стула и забился под желтый пластиковый столик Швеппс, на котором расположились мои комнатные растения. Скунс захохотал, и к нему присоединилась Мирра Лукенглас. Их хохот разнесся по искривленному пространству-времени моей комнаты, потом серебристой змеей скользнул в открытое окно и исчез.
Под столиком собрались вместе двое заговорщиков - теснота и пыль. В принципе, мне было довольно уютно, и я бы остался лежать там, не обращая внимания на несколько вонючих застарелых хабариков, но крепкая мозолистая рука Мирры схватила меня за воротник рубашки и вырвала из ласкающей полутьмы.
- Ты боишься? – спросила Мирра, выглядевшая в тот момент, как большой, заросший мхом, пень.
- Нет, - я попытался угадать правильный ответ.
- Он не боится! ХА! – Неграмотный Скунс вытащил из моей картины гипсового коня и небрежно отбросил его на диван.
- Да! – сказал я, подумав, что теперь-то уж сомнений нет – ответ правильный.
- Он боится! ХА! – Неграмотный Скунс вытащил из моей картины гипсового коня и небрежно отбросил его на диван.
- Нет, - я снова попытался угадать правильный ответ.
- Он не боится! ХА! – Неграмотный Скунс вытащил из моей картины гипсового коня и небрежно отбросил его на диван.
- Ты боишься? – спросила Мирра, выглядевшая в тот момент, как кусок чего-то сине-квадратного или ультра эллипсоидного.
- Епте! – я совсем не растерялся.
- Явление нереальной реальности теряет смысл в бессмысленном, - заявил Неграмотный Скунс, прикладываясь лбом к запотевшей бутылке с пивом «Хольстен».
Это высказывание настолько поразило меня, что желтые пластиковые растения упали со столика Швеппс и забились под стул, на котором я расположился. Скунс захохотал, и к нему присоединилась Мирра Лукенглас. Искривленное пространство-время их хохота разнеслось по моей комнате, а потом серебристой змеей скользнуло в открытое окно и исчезло.
На стуле собрались вместе двое заговорщиков - теснота и пыль. В принципе, мне было довольно уютно, и я бы остался сидеть там, не обращая внимания на несколько вонючих застарелых хабариков, но крепкая мозолистая рука Мирры схватила меня за ласковую полутьму и рванула воротник рубашки.
- Большой пень-то? – спросила Мирра, выглядевшая в тот момент, как зеркальное отражение пустоты.
- Сине-квадратный… - я попытался угадать неправильный ответ.
- Сине квадратный! ХА! – Неграмотный Скунс, выглядевший в тот момент, как гипсовый конь, небрежно отбросил себя на диван.
- Ультра эллипсоидный! - сказал я, подумав, что теперь-то уж сомнений нет – ответ неправильный.
- Ультра эллипсоидный! – Неграмотный Скунс, выглядевший в тот момент, как небрежный конь, отбросил себя на гипсовый диван.
- Сине-квадратный! - я снова попытался угадать неправильный ответ.
- Сине квадратный! ХА! – Гипсовый Скунс, выглядевший в тот момент, как Неграмотный конь, небрежно отбросил себя на диван.
- Ты что, совсем мхом зарос? – спросила крепкая Мирра, показавшаяся чересчур мозолистой.
- Епте! – я не совсем растерялся, но всё равно растерялся достаточно.
- Смысл нереальной реальности теряет явление в бессмысленном, - заявил Неграмотный Скунс, закуривая сигарету.
Комнатные растения настолько поразили пластиковый столик Швеппс, что я забился и пожелтел, не сумев расположиться на стуле. Скунс захохотал, и к нему присоединилась Мирра Лукенглас. Моя комната разнеслась по их хохоту в пространстве искривленного времени, потом скользнула в открытое окно, и серебристая змея исчезла.
А я пошел собираться обратно.
И!
И!
И!
|
| |
|
|
234. Мыгмыгм!(о бессмысленном с Миррой и Скунсом 2)
Проунт Хайлай вересковал в особливом прононсаунда или пил. Никто не был обогнут для них, связь произошла неожиданно и пусто:
- Мыгм ыгм, - сказало субарктическое ведомство.
- Раф! – проскворчал дворниковый Замах.
- Не есть бэтгутбадворст, - блессунул Вый унд вязко хрипнул по грунту шаровый возильник.
Мыгм ыгм всегда переставлял нескромную ошибочность для таких воротин, как Проунт. Это было мистэкнуто из мифологических архиварных копирок, так что представляло горькую субдоминантность.
- Смак! – Замах лидирствовал.
- Блев! – крик Нескунсового Грамота расчирикал носоглотки вражильников.
Проунт воспрял, затрепетав недолеченной юностью: вот он – ригрой, которого он так жадавал. Свобода!
- Свобода! – вскричал бедняга Исполпроунт Дирехайлай и выкинул все платежки в окно.
- Бессмылсенность, - заявила хрустальная Мирим, отразившись от пористой поверхности носа налогового инспектора, одетого в длинную шинель.
- Гла – это птиц-забурильник согласился с надломанной веточкой сирени.
|
| |
|
|
235. Скобки радиусом 53
"Мне нужны скобы для степлера радиусом пятьдесят три!"
(из телефонного разговора)
"Он убьет нас всех!!!"
(из кинофильма Терминатор-2)
- Извините, Вам чем-нибудь помочь? – продавец-консультант женского пола оглядела мое заросшее щетиной лицо.
Я мгновенно понял, что она хочет унизить меня перед другими покупателями. Вот тварь! Ее голос приплыл ко мне, по пути смешавшись с приторной мелодией, которую выблевывал невидимый динамик под потолком. Помочь! Ты можешь в это поверить? Я тоже, уважаемый читатель. Да что она знает обо мне, эта ничтожная скотина?! Как она смеет вмешиваться в мой мир?!! На какой-то миг я даже растерялся и уставился на выставленные товары.
Как раз напротив меня, на пластиковой полке лежала кувалда-колун с трехкилограммовым молотом, выкрашенным в красный цвет. Хороший инструмент.
- У вас есть скобы радиусом 53? – спросил я сквозь стиснутые зубы, - мой прораб попросил купить именно такие.
- Простите?
Теперь она умоляет о прощении, лживая сучка. Наверное, она лесбиянка, из тех, которые пассивны. Грязная пассивная шлюха! Как же я устал… Я больше ничего не хочу. «Всё, что ты любил когда-то, ветром унесет…» - есть такой рассказ у Стивена Кинга, рассказ о человеке на дорогах США.
Песню Сары Брайтман прервал пластиковый голос, попросивший какого-то ублюдка «подойти к кассе номер один». Я представил себе киборга, восседающего в кресле и говорящего в микрофон. Из головы киборга торчал жирный кабель, а в груди что-то жужжало. Возможно, там находился вентилятор. «Всем покупателям перерезать себе горло лезвиями Жиллетт! Рекламная акция, лезвия бесплатно! Выжившим предоставляется карта постоянного покупателя!»
- Я не собираюсь перерезать себе горло, ясно? – сказал я продавцу женского пола.
А что мне нужно было сказать? Или следовало побежать за этим лезвием и искалечить себя? Вот именно.
Продавец приоткрыла рот.
- Рабочий у тебя рот, - подумал я.
Честно говоря, я не помню, сказал ли я это вслух. Впрочем, какая разница? Это уже детали. Детали оставим Шерлоку Холмсу.
- Мы, докторЫ Ватсоны, по мелочам не размениваемся. Не надо ля-ля.
Так говорил Малыш из Армагеддона. Жаль, что он умер. Впрочем, Мусорный Бак тоже умер. И Поук. И Ллойд. Славные были ребята. Хорошие деньки…
Она попятилась, глядя куда-то в область моей ширинки. Похотливая стерва. Кувалда-колун в тот момент уже находилась у меня в руках. Неожиданно, по громкой связи зазвучал голос Дэвида Гилмора:
- This is for all weak people in the audience! Is there anybody who’s weak? Yea! This is for you, it’s called Run Like Hell!!!
- Наверное, он убил робота, - я обрадовался, но на лице консультанта женского пола отразилось искреннее разочарование.
Еще я подметил, что глаза ее выглядели старыми, какими-то застиранными - их испещрили красные прожилки, какие бывают у алкоголиков. Лучше сдохнуть, чем быть алкашом, это я тебе точно говорю. И еще у нее были крашеные волосы. И прыщи. Какая гадость.
- Ты – бесполезная дура, ты все равно уже мертва, - сказал я (отлично это помню, ага) и, размахнувшись, воткнул лезвие колуна ей в лицо, сшибив ее с ног, - мне, блядь, нужны скобы радиусом пятьдесят три! Ровно пятьдесят три, и не надо ля-ля!
Какой-то мужик придурковатого вида, выронил отрезную машину Макита и бросился в соседний проход между стеллажами. Все это время он следил за мной, а теперь пытался смыться.
- You better run all day and run all night, you better hide your dirty feelings deep inside!
Старина Гилмор, как всегда кстати. Если ты не любишь Пинк Флойд, ты просто лишенец, это я тебе точно скажу, только без обид – ничего личного. Пинк Флойд это то, что нужно, когда тебе хреново.
Я встретил придурковатого с другой стороны прохода. Он поскользнулся, затормозив на гладкой плитке, но удержался на ногах, схватившись за полочку, на которой выстроились бутылочки с чистящими средствами для автомобиля. Я взял одну – для очистки дисков от старой дорожной грязи и нефтяных продуктов.
- Ты зачем инструмент уронил, идиотина?
В ответ он что-то промычал. Я не разобрал ни слова.
- На, освежись, - я развеселился и брызнул ему в лицо содержимым бутылочки – это должно было смыть черную нефть с его души.
Но этот мудак даже не поблагодарил меня. Вместо благодарности он заверещал, как базарная баба и поковылял прочь. Придурок и есть. Я вернулся, поднял Макиту с пола и поставил на место. Продавец-консультант возилась в луже крови. Я присел на корточки и увидел, что выбил ей несколько зубов. Один из них валялся невдалеке – около тележки, оставленной каким-то рассеянным кретином. Я поднял его.
- Вот тебе твой сраный зуб, - я засунул зуб в ее нагрудный карман, - так это самое, у вас есть скобы для степлера радиусом 53?
Очередной вопрос, обращенный в никуда. Она вообще не понимала моих слов. Помощнички драные...
Я незаметно выскользнул через зону погрузки, перешел дорогу и поймал маршрутку.
- Нет здесь скобок такого радиуса, - говорю.
- Да ладно, - Саша говорит, - я уже сам купил. Это ваще не радиус, а хрен знает что. Не парься.
- Да я и не парюсь, - говорю.
Действительно, с чего мне париться-то?
- Давай, отдохни там, а то у тебя вид усталый. Можешь на объект не заходить.
- Отлично, - говорю, - тогда счастливо.
- Пока.
Вот и вся проблема, видали? А я домой поехал – отсыпаться. Отдыхать тоже когда-то нужно, правда ведь?
|
| |
|
|
236. Ожерелье из пальцев (ОКС на сайте СтихиЯ)
Не поставили мне пятерок за последнее стихотворение в ОКС.
Вот она – благодарность!
Вот он - мой принтер фирмы Хьюлетт Паккард - взвизгивает и похрюкивает, распечатывая одна тысяча четыреста шестидесятую страницу этого конкурса.
Спелись, сговорились, вражины!
Осень ползет по окнам, тварь.
Я беру первую страницу и сминаю ее в мягкий тугой комок. Хорошо.
Макаю комок в кофе.
Пробую на вкус.
Кофейно.
Недолго жую и проглатываю.
Потом я беру вторую страницу, сминаю, хорошо, макаю, жую, глотаю.
Потому что это – настоящий качественный интернет-конкурс.
Это вам, уважаемый читатель, не фигня какая-нибудь.
Это – полет, так сказать, реальной мысли.
За мной следят.
Я заметил это год назад.
Меня ведут, загоняют в угол, пасут.
У меня одежда набита прослушивающими устройствами, как мешок Дедушки Мороза подарками.
ОНИ следят, но я знаю об этом.
Десятая страница литконкурса совершает путешествие внутри моего организма.
Я – набор органов: сердце, печень, легкие, мозг.
Я – тело с развитым нервным центром.
Это не раздражает меня, о нет.
На ужин у меня сегодня духовная пища – ОКС.
Я жарю пищу на тефлоновой сковороде с растительным маслом и приправой Вегетта.
Потому что я знаю толк в литконкурсах, не надо мне тут.
Я понял – если я переварю весь этот долбаный конкурс, то стану великим поэтом.
Никто меня не остановит.
Слышите ВЫ?
Я ВАМ НЕ ВЕРЮ!!!
Кто здесь?
Показалось…
Или нет.
Кругом шныряют неясные сущности, шевелятся занавески.
Я не выйду из дома больше.
Мне не поставили пятерок за стихотворение.
Поэтому я должен позвонить.
Немедленно.
Не так важно, куда.
Я просто буду звонить и молчать.
Пусть там, на другом конце провода алёкающий собеседник сойдет с ума и, хохоча, кинется в людское море, разгребая его, словно патоку.
Пятьсот сороковая страница конкурса посыпана сахаром.
Кстати, на моей шее – ожерелье из пальцев.
Dr. Dark
|
| |
|
|
237. Петля времени
На самом деле улыбка у нее кровожадная. Именно. И не надо со мной спорить, я тут главный. Я – вождь племени, и у меня есть большая дубина, каменный молот и закаленное копье. Поэтому, раз я говорю, что у нее кровожадная улыбка, значит - так оно и есть. Я сказал.
Вот она – Ая – сидит у большого камня и медленно полирует череп Красного Воина. Филейные части красного воина мы съели на ужин, а остальное закопали в глубоком углу. Ая улыбается мне, глядя сквозь спутанные темные волосы, падающие на лицо. Я редко смотрю ей в глаза, но они притягивают. Так можно и голову потерять. А после заката ее глаза становятся черными, как сама ночь. Тогда – берегись, мужики.
Я подхожу и сажусь рядом с ней, чувствуя тепло ее тела. Она показывает мне череп Красного Воина. Череп хорош, только вот я подпортил его неловким ударом.
В пещере горит огонь и мне хочется туда, к нему поближе, но Ая, оказывается, схватила меня и держит. Пора бы ее проучить, но так не хочется… Вот она зачем-то показывает пальцем вверх. Я пялюсь на нее. Что взбрело в голову этой женщине? Я тут главный. Только я хочу это произнести, как она кусает меня за ухо, а рукой задирает вверх подбородок. Если бы это видел какой-нибудь охотник, пришлось бы ее отстегать, но все уже внутри пещеры, травят байки про сегодняшнюю вылазку. Подумаешь – мамонта завалили, умники. Как яму копать – они болеют, а как камешки кидать – всегда готовы.
Я смотрю вверх, пытаясь понять – прокусит ли она моё ухо. Это очень приятное ощущение, когда тебя кусает за ухо женщина типа Аи. Если бы меня укусила старуха Ила, то не прожила бы и минуты, мерзкая коряга.
А наверху светятся огоньки, словно далеко-далеко очень много людей зажгли факелы. Словно они охотятся на очень большого хищного зверя, травят его, загоняя в угол. Я не могу думать об этом – мне не понять этих огней. Но мне не оторваться от них, будто я не сижу тут на холоде, а вгрызаюсь в кусок хорошо прожаренного мяса молоденького кабанчика.
Из пещеры доносится хриплый вой Баа. Это его песнь. Иногда хочется засунуть ему в глотку кусок старой шкуры, а язык отрезать. Впрочем, сомневаюсь, что даже это поможет. Баа исправит только могила. Хотя, если долго слушать эти вопли, начинаешь ощущать какое-то понимание.
Ая положила голову мне на плечо. Мое изжеванное ухо прижимается к ее затылку. Я чувствую запах ее кожи и волос. Похоже, она недавно помылась. Это приятно. Хотя, часто мыться вредно, я в этом убежден. Вот, к примеру, тот же Баа мылся на моей памяти раза два, и ничего. В лесу не чувствуется, а в пещере и так воняет – привыкли все.
Мы смотрим на огоньки, и неожиданно я оказываюсь в каком-то другом месте. Это кладбище гигантских камней. Везде – камни, а мимо снуют странные звери с квадратными и круглыми желтыми глазами. Мне не страшно, словно я тут бывал не раз и не два. Ая рядом со мной, идет по дуге над черной полуночной рекой. Она одета в странные шкуры, которые, ыгх, повторяют все очертания ее тела ниже талии. Кругом ходят еще люди в таких же дурацких шкурах. И еще это место полно огней, некоторые из которых горят прямо в скалах. А некоторые, представляете, растут на деревьях. Но самые главные огни – там, наверху. Я знаю, потому что различаю эти два вида света. Только вот небо плачет, и поэтому они не видны.
Вот мы пересекаем широкое круглое плато, посреди которого торчит большой столб, непонятно как и кем здесь установленный. Слышна песнь, только без слов. Это, ыгх, не хрюканье Баа, это – тонкая мелодия. Но мотив все равно тот же. Я вижу, что Ае нравится, хоть она уже вымокла. Мы немного ждем, а потом возвращаемся к нашему животному, открываем ему брюхо и залезаем внутрь. Вода сюда не проникает, и это хорошо. Ая смотрит через прозрачную кожу зверя на темные камни и реку, пока он ровненько бежит по широкой тропе.
Бррр. Я хватаю ее в охапку и волоку в пещеру. Голова пухнет от такого. Даже после дымка нашего шамана-колдуна такого не было. Ая дрыгает ногами и что-то пищит, но мне все это осточертело. Я тут главный. У меня, ыгх агх, есть большая дубина, так что лучше со мной не спорить. Пора спать, пусть греет меня, женщина. Я сказал.
Но, даже когда она уже сладенько сопит рядом, я продолжаю думать про огни далеких факелов, про смутно виденный мир больших камней, про черную реку под широкой дугой… Вот, зараза… Только перед рассветом я наконец-то засыпаю, напевая про себя песню без слов.
|
| |
|
|
238. ФАНАТ
Мало кто слышал о этой рок-группе. Но те, кто слышал музыку, либо влюблялись, либо испытывали чувство странного отчуждения. Мрачные тексты, тяжелые ударные, много басовых соло, низкий мощный вокал. И вот они в России! Завтра! Рома не верил в это. Рома не мог и представить, что его кумиры будут так близко, что он услышит не запись, а настоящий звук, реальный голос Хэйза – лидера группы.
Рома в любое время суток носил темные очки, одевался во все черное и красил длинные волосы, так что они отливали глубокой синевой. Потому что так делал Хэйз. Рома сочинял тексты песен, похожие на переводы с английского, так что они были очень похожи на лирику Хэйза. Парень знал, что сотворил себе кумира, но поделать с этим ничего не мог. Знаете, как это бывает – когда коллекционер видит марку, которую искал всю жизнь; когда желанная женщина, улыбаясь, расстегивает пуговицы на твоей рубашке; когда нож входит в плоть врага, и его жизнь стремится по лезвию в твои пальцы, сжимающие рукоятку. Так же и музыка пронзает душу, выжимает ее до капли и снова наполняет энергией, а если тяжелое долгое соло, какие бывают у Элдритча или Гилмора, смешивается с пустотой одиночества, то от полученного эффекта можно сойти с ума.
У Ромы никогда не было девушки – он боялся женщин. Боялся и превозносил. Возможно, кому-то из одноклассниц и нравился нескладный застенчивый парень в кожаной куртке, но он был слишком нелюдим. Он мучался, боясь своей выдуманной неуклюжести, подростковой неопытности, и в то время как его сверстники тискали девчонок по подворотням, учились целоваться, он, заткнув окружающий мир наушниками плеера, мог часами стоять и смотреть на хмурый залив, выводя на граните набережной непонятные символы.
Рома мечтал о большой и светлой любви. Это может прозвучать глупо или нелепо, но на свете много таких людей. Он хотел найти ту, которая развеет его страхи, избавит от комплексов, полюбит и разделит с ним весь его внутренний мир, полный бушующих страстей, рвущихся наружу эмоций - мир, который он готов отдать за любовь к нему.
О чем он думал, о том и сочинял – ночью, когда родители уже спали, выходил на кухню, наливал себе холодный кофе, и строка за строкой покрывали тетрадные листы. Такие же странные, нескладные и угрюмые, как их автор, они не находили себе места там, за окнами – в холодном городе, где любили друг друга и смеялись чужие люди. Конечно же, своих песен-стихов Рома никому не показывал.
Лето перед его одиннадцатым учебным годом выдалось дождливым, и Рома почти все каникулы провел у себя в комнате, слушая музыку, избивая клавиатуру и прокручивая на видео уже двадцать раз просмотренные фильмы. И вот – концерт! С кем пойти? А зачем ему «кто-то»? Плевал он на всё! Этот концерт стал для Ромы целью, с достижением которой события уже не важны. Все планы заканчивались в большом зале, после проверки билета. Кстати сказать, билет стоил дорого, так что Рома стащил у матери некоторое количество денег. Так как деньги он никогда прежде не воровал, то она решила, что потеряла их. Сам же Роман не чувствовал угрызений совести, считая свершенное деяние полностью оправданным своими мечтами.
Он пришел к СКК за три часа до концерта. Был первым в очереди на контроль. И потом долго стоял перед сценой, заняв первый ряд. Никакая сила, кроме пули, не была способна сместить его назад хоть на пару шагов.
И вот ОНИ вышли на сцену.
- Хэллоу Рашша!
И восторженный гул проносится под высоким потолком, словно ударом плети подгоняемый чьим-то залихватским свистом. Рома отключился. Он плыл, он летел. Он видел всё, и он слышал всё. И это «всё» было так близко, так реально… Словно его сон вдруг явился в жизнь, расписав ее черно-белым, сделав такой, какой ее видят одинокие злые псы - псы войны, псы городских окраин.
И, когда звучал последний припев последней песни, Хэйз сунул микрофон в зал прямо Роме под нос.
- …AND IT’S BLACK! – голос фаната разнесся по залу, словно это был голос самого Хэйза, и вокалист довольно улыбнулся, увидев, что его текст знают и здесь, в лапотно-кирзовой Рашше.
А потом всё закончилось. Люди потянулись к выходу, а Рома стоял у сцены и курил. Он еще не пришел в сознание от того, что с ним произошло, вновь и вновь переживая тот момент, когда увидел микрофон перед лицом, радуясь, что сумел спеть так, как надо – не струсил, не замолчал от неожиданности. Парень почувствовал себя счастливым впервые за много лет… Возможно, впервые за всю свою сознательную жизнь, он видел себя взрослым человеком.
- Эй, парень!
- ЭЙ, ПАРЕНЬ!
Кто-то звал его?
- ЭЙ, УСНУЛ ТАМ ЧТО-ЛИ?! – небольшой человечек с пивным животом-бочонком засеменил к нему через сцену.
- Я ухожу, уже ухожу, извините, - эйфория начала улетучиваться, как ослабевает хороший наркотический приход.
- Нет-нет, постой. Я – менеджер группы, решаю вопросы организации турне у нас, в России. Майк, - последовало мягкое сыроватое рукопожатие.
Рома удивленно молчал.
- Ээээ… Я вижу, что ты настоящий фэн, да? – хихиканье, - Хэйз просил передать, если я увижу тебя… э… что ты можешь заглянуть к ним, он тебе даст пару дисков, сфотографируешься… Он любит, когда люди ценят то, что они делают. Ну, чего стоишь? Пошли?
Рома пошел. Потащился. Пополз. Понесся. Попрыгал. Направился…
Не существует глагола, подходящего к ситуации.
Менеджер лавировал между аппаратурой, какими-то установками, перескакивал провода. А Рома всё гадал – снится ли ему это, или сегодня – самый великий день в его жизни…
Охранник. Дверь. За дверью – смех, голоса.
- На выходе покажешь паспорт, есть паспорт-то?
- Ага.
- Ну давай, бывай, пацан.
Тычок в спину, щелканье ручки. Ему что-то говорят. Вэри глэд ту си ю. Тройка по английскому мешает жить - Рома никогда бы не подумал, что эти «вэри глэд» когда-то пригодятся ему. Полароидные карточки.
- Ес, вери лайк ё мьюзик, реалли кин он. Ай воз вэйтин соу лонг. Ай доунт белив…
- Come… Come! – Хэйз машет рукой, приглашая куда-то.
Он уже переоделся, но все равно в черной футболке. На сухих руках – татуировки, серые глаза (у него серые глаза!) смеются. На пальцах сверкают перстни. Дверь, коридор, еще одна дверь…
- Вэрэ ви а гоинг?
Неожиданно Хэйз останавливается и притискивает Рому к стене. Он жарко и скоро шепчет, но слова разобрать невозможно. Рома теряется, он не может понять, что происходит, хотя рациональная часть его сознания все прекрасно знает. И вот Хэйз целует его в шею, и их отливающие синевой волосы образуют единый дикий водопад. Выкрашенные в белое стены грязно желтеют в свете шестидесятиваттной лампочки без абажура. Рома почти не пытается вырваться, и только, когда Хэйз сдирает с него джинсы и входит в него одним мощным рывком, он начинает плакать. Ему больно, но это не главное. И пока Хэйз, равномерно и часто двигаясь, что-то говорит, слёзы Ромы падают вниз, на потертый линолеум с отпечатком чьей-то рифленой подошвы.
And it’s black...
|
| |
|
|
239. Электроник – 2 / необратимо, плоско и статично. (А. Розанову)
«Только капля за каплей
Из крана вода,
Только капля за каплей
Из времени дни,
Ты пойдешь рубить лес,
Но увидишь лишь пни…»
(КИНО)
- Ускорение порвет человека, как Тузик грелку, - Эл возмущенно постукал пальцами по столу.
- Согласно теории многомерного вакуума, вы…
- Мы погибнем.
- А если нет? А если просто выплюнет?
- Это бред.
- Эл! Это теория, и уже есть эксперименты! Или ты боишься?
- Да. Да, я боюсь, но кроме этого, я не хочу просто так сгинуть, потратить столько усилий для этого и оборудование угробить.
- Да ты опять о бабах думаешь, я же вижу.
Эл скривился, но ничего не ответил. Да, дома его ждет женщина. А сверху сияет звездами космос. Раньше для него не существовало проблемы выбора, а теперь… Неожиданно для себя он врезал кулаком по столу. Истерично звякнув, подпрыгнула пепельница.
- Вот это да, не узнать прежнего Эла… - собеседник, казалось, был даже чем-то доволен.
Эл терпеть его не мог, этого закомплексованного ублюдка, который стал таким крутым астроботаником, только для того, чтобы обскакать его – Эла.
Да, Элу досталась его женщина. Да, возможно, это было не совсем корректно, но теперь все изменилось. Теперь этот пацан не мучается в поисках решения, он готов умереть ради эксперимента – его ничто и никто здесь не держит. Кроме второй кружки пива, пожалуй. «Сука не захочет, кобель не вскочит» - так он сказал кому-то, думая, что Эл не узнает. Эл все знает. И ничего не забывает.
- Как хочешь, я только предложил. Подумай, ведь кроме тебя найдется много желающих.
«Пьяная скотина, - подумал Эл, - да что бы ты понимал…»
Два года пролетели, словно несколько дней. Словно тысяча лет. Что такое тысяча лет? Миг. Впереди – Магеллановы Облака и сто семьдесят тысяч световых.
Эл закрыл глаза.
И это – близко, а ведь когда-то люди полетят дальше, когда-то и пять миллионов световых не будут казаться непреодолимым рубежом. Вернется ли он? Какая разница, главное – увидит ли. То, что шансы вновь встретить тех, кого он любит, ничтожны, ясно любому первокурснику. Сегодня Эл прощается навсегда, а через месяц, возможно, будет разорван на мельчайшие кусочки… И никогда не увидит свою рыжеволосую девочку. А она найдет достойную замену - что он, в самом деле, женщин не знает? Как глупо думать об этом сейчас… Как глупо…
- Я не хочу.
- Я завтра уезжаю. Надолго.
- Хороший предлог, - лунный свет из прямоугольника окна вчерчивает ее силуэт на фоне стены, прорезанной шевелящимися на осеннем ветру ветвями.
- Это не шутка.
- Ну, раз ты так серьезен сегодня… Это можно проверить…
Она играет, не верит. Какая разница? Так даже лучше. Словно впереди у них целая жизнь вдвоем… И, когда она откидывает голову назад, Эл стискивает зубы от отчаянья – он не хочет знать, что завтра ничего этого не будет, что все это сотрется, исчезнет, как исчезают «падающие звезды» в атмосфере Земли.
- У нас проблема. У нас, блядь, охуенная проблема. Правый ускоритель не тормозится в расчетной точке.
- Спокойно, Макс.
- Спокойно?!! Сам успокойся! Это магнитное поле… там в контуре - дыры!
- А, если в половину мощности, а тормозить только по центрам?
- Нарушится координата всплытия по временной оси. Эл, это конец! Если бы у центра была мощность расщепления на двадцать порядков больше… Суки, сэкономили! Эл, на нас сэкономили! Я не зна…
- Спокойно, рассчитай работу левого ускорителя с двойной нагрузкой, угол траектории и торможение центрами. Бортовой, продублировать. Подготовка Камер АнтиРаспада через три орбитальных витка. Режим очистки от органики после начала отсчета.
Как в дурном сне. Адский полет, адское место назначения. Звезды? Да это обезумевшие сгустки материи, не сравнимые с Солнцем. Они злее и ярче. Их безумие заразно. Карпова пришлось вышвырнуть вон, но его слюнявое бормотание теперь преследует Эла в снах вместе с видениями столкновений гигантских астероидов, кошмарными пятнами циклонов и чужими, но до омерзения прекрасными горизонтами. Мысль о возможности возвращения сверлит сознание, как титановый бур – вот-вот оно поддастся и череп заполнит космическая пыль.
В окружающем мире никогда не будет места человеку. Удел человека – Солнечная система, купола Марса и глубинные станции на Европе. Даже сероводородные облака Венеры кажутся началом приятного погожего денька по сравнению с диким хаосом, царящим здесь.
Ведь и на близких станциях протирают штаны по трое-четверо психиатров, команды психологов. Раньше Эл лишь усмехался, думая, что РусКосмос таким образом расширяет бюджетные статьи. Но когда появляется ощущение, что икающее пространство хочет сожрать тебя, переварить и выплюнуть, эти ухмылки вспоминаются с горечью. Когда отходы твоего организма намерзают около выводной трубы, и откалываешь их вручную, когда питаешься таблетками и белой спермообразной пастой, то поневоле начинаешь бормотать по внутренней связи о зеленой траве и БигМаках, и, слыша эхо этого нытья, пугаешься чужого хриплого голоса.
Эл ползет по стене коридора, размышляя о искусственной гравитации и рыжеволосой девушке. Кругом плавает мусор, снимки, драные схемы, цветные графики. Никто это собирать не станет. Плевать. Смерть, казалось, отодвинулась, а теперь снова заглядывает в души астронавтов своими матовыми крысиными глазками.
Корабль яйцеобразной формы совершает последний орбитальный виток у какого-то там по счету спутника газового гиганта. Ни капли жизни, ни секунды спокойствия, ни процента надежды. Впереди – препарирование вакуума, выворачивание теории Эйнштейна. Никому не нужная смерть среди звездного моря, больше, чем за сто семьдесят тысяч световых лет от родной галактики? Возвращение в никуда, к эпохе черных дыр, пространству остывшей вселенной? Или просто гибель в неудачном прыжке… Перед отлетом все думали об этом, да. Но никто и не предполагал, что будет ТАК тяжело.
- Готовность номер один, всем занять позиции у КАэРов. Пульт управления ускорителей: на один ключ вправо! – какие-то команды, вырывающиеся из пересохшей глотки, царапают барабанные перепонки.
И, уже плывя в позе эмбриона по пространству КаэРа, Эл, напевая про себя «Красно-желтые дни» группы КИНО, интуитивно уловил сигналы последнего отчета, после чего был милосердно усыплен.
Корабль пробыл в полете около двух суток по биологическим часам Эла. И вот Эл очнулся. И тут же умер. После смерти его ничего не ожидало, однако, он продолжал чувствовать, только несколько иначе. Рыжеволосая вышла замуж за его пивного друга, который подсунул ему этот полет, а Эл сидит у них в гостях, попивая чай. И они смотрят друг на друга, но у рыжеволосой глаза больше не светятся теми озорными огоньками, которые он запомнил в их последнюю ночь.
- Distance to the object : +87°25'53.4", - вычислительный центр придумал новую байку: они попали не так уж и близко – прямо к псиному Сириусу.
Хотя, он уже на Земле. Двадцать лет отсутствия?! Вот вам и свойства вакуума. Эл жив, его сознание работает. Но он понимает, что ему, в отличие от размазанных по стенкам камер товарищам, крупно не повезло.
- Мы ничего не знаем об этом измерении, здесь не действуют обычные физические законы. А Ваш мозг… Работает, как новенькие часы, - хлыщ в белом халате пожимает плечами.
Вот их последняя ночь - девушка откидывает голову назад, а Эл стискивает зубы от сознания неизбежности, но тут же рождается, и ему перерезают пуповину. А вот первая песня – ребята со двора окружили его, жаль, что он уже стар – пишет книгу, хотя ползет в данный момент по коридору, где плавают снимки и порванные отчеты. Эл не сходит с ума – он теперь так живет свою жизнь. Впереди у него долгая жизнь. А вот и его пивной друган – целует рыжеволосую. Нет, это же он – Эл – целует ее.
Даль без глубины, высь без высоты, ширь без ширины. И время – всё его время здесь, оно просто есть – от матовой черноты зачатия, до слепого вакуума смерти, лентой авторского кино. И он живет! Миллион раз всыпая ложку сахара в кофе, триллион раз поворачивая ключ в замке, бесконечное число раз наблюдая пивную харю, целующую желанные губы, бесконечное и еще раз бесконечное число раз сам приникая к ним. Личное время закрутилось, завертелось, сомкнулось в петлю, рядом с цепочкой на шее.
- Хреново выглядишь, герой.
- Да, я ведь умер.
- Да ладно – сердце бьется, легкие дышат! Ты был там, где не был никто.
- Хреново выглядишь, герой.
- Да, ведь я умер.
- Да ладно…
Эл видит, как он потирает свои компьютерные ладошки.
- Я переживаю за тебя…
- Миллион раз…
- Тебе нужно просто хорошенько вылечиться, приятель.
- Тысячу раз…
- Сколько раз я щелкнул пальцами?
- Слишком много… Ты знал?
- Как вариант, друг, я это допускал. Гипотетически…
- Сука! Сука! Сука! Сука! Сука! Сука! – беззвучно, взглядом.
И тогда пивной обнимает рыжеволосую за талию, а она доверчиво прижимается к его щуплому телу. Бесконечное число раз.
И еще одно бесконечное число раз.
А потом еще.
Необратимо, плоско и статично.
Vad
|
| |
|
|
240. Макароны – 7, Оранжевый ветер.
«Ну а тех, кто встал глазами к огню,
Кто рискнул остаться собой,
Кто пошел войной на войну,
По земле веду за собой.
По земле, где в почете пни,
Где мошна забрюхатела мздой.
Где тоской заблеваны дни,
Где любовь торгует . . . . . .
Там, где срам верой наречен,
А поклеп - правдой-совестью,
Где позор знает что почем,
Где стыд сосет вымя подлости.
Эй, слушай мой рассказ,
Верь голосам в себе,
Сон не схоронил, а крест не спас
Тех, кто прожил в стороне.
Вставай! Ветер водит хоровод»
(АлисА, Шабаш, Ветер водит хоровод)
Парень и девушка лежали на кровати – обессиленные, довольные. За окнами холодный осенний дождь побрякивал в подоконник, размазывал по стеклу желтый свет фонаря.
- Ты меня любишь? – прошептала она, нежно прикоснувшись к его груди.
- Да, - ответил он, - никого так не любил… Давай поженимся?
Она, дрожа от счастья, прижалась к нему.
- Конечно, поженимся, я не могу без тебя жить…
Они посмотрели друг другу в глаза и снова занялись сексом.
- Чё это за дерьмо? Я ТЯ спрашиваю, чё это такое, бля?
- Это твоя жратва.
- А, по-моему, это кусок собачьего говна!
Кухня коммунальной квартиры была освещена тусклой лампочкой под грязным абажуром. Громко работал маленький телевизор «Самсунг». Женщина, увлеченно пялящаяся в экран, злобно оскалилась, но не отвернулась.
- А, по-моему, ты в свое время не туда заправил свой хуёк. Я тебе не повариха, мудак. Просто дай мне поглядеть фильм.
Мужчина аккуратно поставил тарелку на пол, подошел к столу. Он не спешил. Несколько мух летали вокруг, недовольно жужжа.
- Я не для того каждый день разгружаю эти долбаные грузовики, чтобы вечером выслушивать это хамство. Понимаешь о чем я? - с этими словами он выключил телевизор, вытащив вилку из розетки, и через окно вполз монотонный стук дождя.
- А я тебе детей рожала не для того, чтобы выслушивать твои идиотские претензии! – женщина резко вскочила на ноги, опрокинув засаленный табурет.
Ее спутанные волосы торчали немытыми клоками, старенький домашний халат открывал миру небритые ноги, покрытые сеткой варикозных вен, а желтизна зубов свидетельствовала о потреблении двух пачек сигарет в день. В тонкой, до сих пор красивой руке, она сжимала банку джин-тоника «Гриналз».
- Не смей приплетать детей! – лицо мужчины покраснело от гнева, губы сжались в тонкую белую линию, - На пол, сука!
- Пошел ты…
Он успел перехватить ее руку, вырвал банку, расплескав зашипевший коктейль. Сухой хлопок обозначил отпечаток тяжелой ладони на ее бледной щеке.
- На пол, я сказал!
Женщина опустилась на колени – казалось, силы оставили ее, но слез не было – только усталость и черная обреченность. Муж расстегнул ремень, рывком вытащил его, намотал на кисть. Грязные джинсы обвисли, через дырку чуть выше колена виднелась волосатая плоть ноги.
Вошла старенькая соседка, шаркая несуразными тапками по облезшим доскам пола. Мельком глянув на происходящее, забрякала чайником, зашуршала какими-то пакетиками, отгоняя назойливых насекомых. Кашляя, закрылась в туалете, откуда послышались звуки спускаемой воды. Откуда-то из недр квартиры прилетел смех, покружился и рассеялся над закопчёным потолком, впитался в узкие трещины. На дворе запиликала автосигнализация.
- Жри.
Женщина поглядела вверх, где маячило знакомое лицо, сверкая залапанными стеклами очков в роговой оправе, кривясь жестоким ртом, ощетинившись небритым подбородком.
- Я не буду.
- Ты будешь. Или будешь есть землю во дворе. Выбирай, у нас свободная страна.
- Я не хочу, - растерянно огляделась, и мужчина подтолкнул ее босой ногой.
Она машинально отметила черные ободки под нестрижеными ногтями и взяла в руки тарелку с макаронами. Кетчуп напоминал густую кровь.
- Руками, блядь немытая. Руками, - он отступил, взял с полки пачку «Примы».
Выбил папиросу. Прикурил, по привычке держа спичку в коробке – защищая пламя от несуществующего ветра.
Оранжевого ветра, водящего безумный хоровод.
Вышла из туалета бабка, расплескав тяжелый запах испражнений. Не помыв рук, протиснулась мимо, плеснула кипяток в большую чашку. Шумно прихлебнув, шикнула – горячо.
- Сынок-то мой опять, это самое… Лежит, накололся гадостью. Воняет у него. Может быть, поможешь? Может, скорую вызвать, а?
- ПотОм - не видишь, я занят?
- Да помрет еще, как в прошлый раз ведь.
- Отстань на хуй!
- Вот беда-то. Выблядка родила на свою голову… - старуха, вяло причитая, растворилась в пыльной мгле длинного коридора, белеющего квадратами развешенного белья.
И тут женщина вскинулась и швырнула тарелку. Макароны разлетелись по кухне и налипли на стены и мебель, напоминая чьи-то окровавленные кишки. Тарелка же ударилась о грудь мужчины и, упав на пол, раскололась на несколько кусков.
- БЛЯДЬ! – он покачнулся и выронил хабарик.
Женщина тем временем уже вскочила на ноги и выхватила из переполненной раковины нож. На лезвии налипли пищевые останки.
- Будете громко орать, я милицию вызову! - полыхнуло из чужой комнаты недовольством.
- Брось!
- Сука, даже кино не дал посмотреть! Сломал мне всю жизнь. Кем я стала? КЕМ Я СТАЛА?! Что ты со мной сделал?
- Я люблю тебя, - сказал он осторожно, - просто я очень устал – работал, нах.
- А я тебя ненавижу, - произнесла она уже спокойнее.
Муж почувствовал, что побеждает, и осторожно приблизился к ней. Провел напряженными пальцами по волосам, и женщина всхлипнула. Помявшись еще немного, он обнял ее, прижал к себе.
Неслышно открылась форточка.
- Прости меня, - прошептал он, - отдай нож.
Она поежилась: его руки лгали, его тело смеялось. Со стола сдуло оставленный соседкой пакет из-под хлеба. Неожиданно жена вспомнила их первую ночь. Тогда цвет мира был зелено-голубым, как у морской волны. Сейчас цвет мира стал оранжевым.
И оранжевый ветер забрался ей в голову - украл мутную пелену, скрывающую тяжелые годы, полные запаха несвежего растительного масла. Оранжевый ветер полюбил ее и, когда овладел ей полностью, женщина тихо вскрикнула. А затем оранжевый ветер сожрал ее мертвое «Я», оставив только настоящий момент в долгом пространстве плавания по реке жизни и закружил в безумном хороводе, опьянив и вывернув наизнанку застиранную душу.
Ветер водит хоровод.
- Я прощаю, - сказала она и, рывком отстранившись, что было сил всадила нож себе в сердце.
Парень и девушка лежали на кровати – обессиленные, довольные. За окнами холодный осенний дождь побрякивал в подоконник, размазывал по стеклу желтый свет фонаря.
- Ты меня любишь? – прошептала она, нежно прикоснувшись к его груди.
- Да, - ответил он, - никого так не любил… Давай поженимся?
Она, дрожа от счастья, прижалась к нему.
- Конечно, поженимся, я не могу без тебя жить…
Они посмотрели друг другу в глаза и снова занялись сексом.
Vad, 2004
|
| |
|
|
241. Без разницы...
“i want to be forgotten
i want you to forgive
how i’m losing all this
it’s just the way i live”
kAtAtoniA, discouraged ones
Писатель сидел перед своим компьютером и курил. В чашке остывал кофе. За окном плескалась вечерним ветром поздняя осень. Уже полчаса автор пытался выжать из себя хоть одну строку. Безуспешно. Пепельница исправно наполнялась хабариками, но страничка вордовского документа оставалась девственно чистой. Курсор помигивал, и казалось, что он может совсем пропасть.
- Мне нужно что-то срочно сочинить, - бормотал писатель, - мне нужно немедленно начать сочинять… я же не могу не сочинять…
Долгие годы он каждый день приходил домой, садился за пошарпанный стол, врубал древний компьютер, и тысячи слов буквально вываливались из воображения. И он забывал обо всем – о содержании телефонных разговоров, о назначенных встречах, о каких-то женщинах… Он творил, ха-ха.
Но в какой-то момент, он натворил достаточно для того, чтобы его начали воспринимать, как перспективного автора, почти как настоящего писателя. Он почувствовал себя человеком, который делает нечто такое, на что способны немногие. И те, кому он так завидовал раньше предстали в ином свете – «Пока мы трахались, он сочинял. Пока мы бухали, он ждал…» И это было хорошо. До поры до времени. А потом его мать начала говорить ему - «Пиши, я в тебя верю – у тебя есть способности!». И его девушка (у него она появилась, да) принялась твердить ему - «Пиши! Только пиши!» И даже его коллеги по работе качали головами, приговаривая – «Да, это круто, мы так не можем».
Стоило прекратить сочинять хотя бы на месяц, как неожиданно все они наваливались на него, словно футбольная команда, стремящаяся заколотить очередной мяч в ворота противника.
- У меня нет настроения, - говорил он.
- Это бывает, - отвечали они.
- Я устал, - оправдывался он.
- А многие начинали в нищете, работая в две смены, - парировали они.
Автор не понимал, каким образом можно что-то сочинить, отпахав две смены. Раньше он вообще не задумывался над всем этим. Сейчас же он оказался обязан! Он не мог не оправдать надежд окружающих, на которых он раньше плевал. Как в школьные годы он заставлял себя делать уроки, и сейчас пытался заставить себя сочинить «домашнее задание».
- Вряд ли ты будешь мне интересен без своих рассказов, - как-то обронила его девушка, и ему стало горько и грустно.
И сегодня он сел за компьютер в девять часов вечера, но и в половину одиннадцатого ничего не изменилось. Курсор мигал. Иногда включался скринсэйвер. Из динамиков выла Кататония.
- По сюжету ты должна быть черной.
Девушка нахмурилась.
Очередной заёб…
Опять он выдумал какую-то фигню вместо того, чтобы приниматься за «большую штуку».
- Так представь меня чёрной, - она изобразила улыбку: как всегда эта чушь закончится в постели, где он как всегда покажет себя не с лучшей стороны.
Любовники у нее были и опытнее. В последнее время она подумывала о том, что вполне способна немного расслабиться на стороне.
Вчера на сотовый опять звонил Костя
- Прежде чем приниматься за мою новую историю, придется тебе стать черной.
- А без этого я не могу почитать?
- Не-а, - в его руке обнаружился баллончик, какие обычно используют подростки для нанесения граффити на загаженные заборы и свежеоштукатуренные фасады.
Неужели он собирается меня покрасить?
- Сейчас я тебя покрашу, - улыбка на его лице немного испугала ее.
Раздумывая о том, насколько реально это намеренье, она приблизилась и расстегнула пуговицу на его рубашке.
- Мне нравится, когда ты так говоришь…
Но вместо поцелуя последовал мягкий удар в грудь, и девушка оказалась на диване.
- Это недолго, - пальцы его левой руки сжали горло.
В следующую секунду раздалось характерное пшиканье, и пришло ощущение сырости на животе. Это было так неожиданно, что девушка не смогла ничего сказать, с глупым видом уставившись на его сосредоточенное лицо.
Он меня красит!
Запахло краской, и она почувствовала возбуждение – это было ново и странно. Компьютер переваривал сборник Оффспринга на песне Million Miles Away.
- Ты редко слушаешь Оффспринг, - сказала она, глядя на то, как его очки в пластмассовой оправе сползают к кончику носа.
- Да, - он был занят.
- Ты меня хочешь? - сейчас она забыла обо всем: ей просто ХОТЕЛОСЬ И ВСЁ – наплевать, что он мало умеет, наплевать на то, что придурок красит ее в черный цвет – у него есть кое-что, и оно работает.
- Я хочу тебя покрасить, - их взгляды пересеклись, и жар ее желания растворился в его холодной отстраненности.
До нее начало что-то доходить.
- Итак, ты хотела чего-нибудь новенького? – при попытке вырваться девушка оказалась на полу и футболка на спине начала пропитываться резко пахнущей тяжелой чернотой, - ну так вот: привел молодой человек свою любимую к себе домой и покрасил в черный цвет. Парнишка претендовал на некие литспособности, кстати. Он ее, значит, покрасил, после чего потащил на крышу, где заявил, что он никакой не писатель и сочинять ничего не хочет. Так что пусть она от него уже отвянет, если встречается только с его идиотскими рассказиками и дебильными стишками. Но девушка ответить ничего не смогла - в один глаз ей попала едкая краска, а во рту находился член из сексшопа, играющий роль кляпа. Молодой человек подождал для приличия несколько секунд, а потом скинул покрашенную подругу с шестого этажа. Пока она летела, он успел закурить – хотя полгода назад бросил, так как она поставила ему ультиматум.
Либо не дымишь, либо я тебя брошу!
- Хороший рассказ, только зачем было меня красить?
Да, сдал он в последнее время – повторяется… Неужели это я так на него повлияла?
- Я просто хотел, чтобы ты поняла, насколько эта реальность, ну – та, в которой мы с тобой сейчас находимся, переплетается с реальностью моего воображения, - молодой человек оглядел свою перепачканную краской кровать, обнаженную девушку и черные следы на полу.
- Мне с тобой хорошо, - сказала она, понимая, что сегодня был последний раз, когда они занимались сексом.
- Я знаю, - сказал он буднично, и, стремительно сделав девушке удушающий захват, воткнул ей в глаз пилочку для ногтей, подобранную на прикроватном столике.
- Меня всегда раздражали эти педикюрные прибамбасы, - большим пальцем он надавил на пилочку, и она ушла в глубину глазницы.
Почему он всегда пишет такой бред?
Он натянул джинсы и вышел на балкон – в лицо ударил порыв ноябрьского ветра, несущего на своих крыльях первые снежинки. Ветер обнял уставшее тело, приятно покалывая грудь. Огонек сигареты вспыхнул на затяжке.
- Иди есть!!!
- Я не хочу… есть, - сказал он и не услышал звука собственного голоса.
У кафе-бара в стене противоположного дома две проститутки смеялись истеричным наркоманским смехом, обрывки которого метались по двору, цепляясь за карнизы, голые ветви и тлеющие фонари. Они смеялись просто так, но человеку, отделившемуся от своего силуэта на каменных перилах балкона, их хохот казался важным, огромным и очень больным, живущим отдельной жизнью омерзительного вируса, как и часть его самого.
- ИДИ ЕСТЬ!!!
Ни одной изданной книги, видеомагнитофон, тысяча безграмотных стихотворений и бурые, словно прошлогодняя листва, рабочие дни с девяти до семи: дома в восемь, ужин в полдевятого, телевизор до половины одиннадцатого, сон.
- Сон… Сон!!! – человек улыбнулся и по-маньячному высунул язык, словно вокалист КиссОв.
Шлюхи обратили взгляд на тень у края каменного бордюра, но тут рядом тормознула «восьмерка» с неудачно приляпанными пластиковыми молдингами, и они погрузились в атомосферу грохочущего дискотекой и воняющего ароматизатором тесного салона.
На кухне заплакала старуха, трясущимися пальцами выдирая из яичницы толстый седой волос. Обессилев, поставила сковороду на деревянную подставку и пошаркала в комнату.
- Я люблю тебя, - они сказали свои слова одновременно, но не услышали друг друга.
Ну а, впрочем, какая нам разница?..
|
| |
|
|
242. Рангаут (Мирре Лукенглас, Гному Лёньке, Джаст Джулии, Неграмотному СкунсУ) (1)
Вереск. Бесконечное поле вереска. Лишь тихий шорох моего дыхания, жгущего то, что ранее было слизистыми оболочками, разносится над землей, пропитанной кремовым ливнем, около часа назад убежавшим за линию горизонта - к пламенеющему диску восходящего солнца.
Это рангаут.
Ты ведь понимаешь, о чем я, не так ли? Я показываю тебе кончик своего языка. Я хочу облизать тебя с ног до головы, забираясь во все дырки, преодолевая любые препятствия. Я хочу услышать твой стон и поглотить его, как поглощаю своими кожными покровами капли твоего пота.
Огибая твою правую молочную железу, я подхожу к продавцу морррроженнного.
- Билет до Москвы и тревожный сырок, пожалуйста.
Я всегда беру сырок - на тот случай, если билет пропадет. Сырок - это моя страховка.
Меня преследует чье-то намерение, но с этим пока еще можно жить. Я слаб, поэтому я пока еще не пою.
- Садитесь, пожалуйста, - говорю я рыжеволосой девушке, колыхающейся надо мной в безмолвном и пустом вагоне поезда метрополитена, несущего меня в твои темно-красные глубины.
Девушка садится на зашарканный линолеум прохода, и ее бледные спичечки-ноги ломаются в нескольких местах, а глаза выплескиваются на букет вереска, который я в забывчивости уронил.
ОДНАЖДЫ Я РОДИЛСЯ. Прикинь? Ты тоже. Но как жить, если все попытки схватить за хвост дорогу-ленту бдительной логики сводятся лишь к очередному раунду, в котором снова пытаешься набить лицо не себе даже, а отражению в зеркале, отражающемуся в глазах?
Рядом со мной в тишине последней станции под временным названием "Запах" раздирает барабанные перепонки вопль погибающей жертвы. Он полон блеклой неизбежности, словно зрачки электрика Сергея, расширяющиеся надо ртом, набитым хлопьями пива "Петровское".
Твои брови пахнут чем-то прекрасным и неземным. Я провожу по ним кончиками пальцев, ощущая покалывание внизу живота.
Мне надо пописАть, но кажется неуместным вытаскивать член, и я делаю это прямо себе в штаны. Предложения вываливаются из меня задумчивыми слюнявыми свинками.
Я полагал, что мне что-то поможет. Возможно, вереск?
Прикладывая ухо к твоей ушной раковине, я слышу блеяние ягнят. Розовый грот рта манит жемчужинами зубов.
Простите меня.
Шутка. Ха-ха-ха.
Это рангаут.
|
| |
|
|
243. Рангаут (Ах и Нея, сказка) (2)
В незапамятные времена, жили-были на свете молодые счастливые люди - Ах и Нея. Ах, маленький очкарик с наивным лицом и забавными кудряшками, был маньяком убийцей в третьем поколении, а очаровательная Нея, темноволосая сексуальная девушка, работала в банке зам. главного бухгалтера. Они любили и трахали друг друга, а уж любить и трахаться они умели как надо. Многоквартирный деревянный домик, где они занимали небольшую квартирку на четвертом этаже, содрогался до самого основания, когда они истово еблись. Им все завидовали, но им было на это глубоко похуй. Так и жили.
И как-то раз, когда они, отлюбив друг друга, придавались легкому рангауту, Ах нацепил свои стеклышки и булькнул:
- О, моя легкотрепещущая охуеннопиздатая Нея, что хочешь сделает для тебя преданный Ах. Только одного требую от тебя: скажи, мое солнце, чего ты желаешь?
Из динамиков плюхалась в их обласканные уши какая-то клевая рапсодия, за окнами слышались соловьиные трели, а наверху гармонично выл перфоратор.
- Мой милый Ах, - тепло улыбнулась Нея, - я даже не знаю, чего пожелать… Ебешь ты меня как надо и постоянно, хаваем мы в десять рыл, книги читаем только интеллектуальные… Отрежь себе палец!
- Какие проблемы, - ответил Ах и у него даже член его восстал от предвкушения незабываемого удовольствия для любимой.
- А потом трахни меня еще раз…
Ах подошел к столу, взял ножик для рубки мяса (другими они не пользовались) и со всей дури ебанул себе по безымянному пальцу левой руки. На лбу страдальца выступили капли пота, но он стиснул зубы и двумя следующими ударами начисто отхватил жертвенный палец.
- Во имя любви! – простонал очконавт и глянул на любимую через мечущиеся перед глазами телевизионные помехи.
- О, мой преданный Ах, - чуть не разрыдалась Нея от переполнивших ее чувств, что же я могу сделать для тебя? Чем мне обрадовать твою томящуюся сущность?
- О, Нея, деточка моя, отреж себе левую грудь для меня, и я буду лобзать тебя, пока не умру…
Молча поднялась обнаженная Нея, улыбаясь, словно Джоконда, и покачивая бедрами приблизилась к Аху. Посмотрев в глаза любимого, она взяла нож, и вложила в его здоровую руку.
- Сделай это сам, я прошу тебя, - промолвила она, закрыла глаза и взялась рукой за его эрегированный член.
Это продолжалось долго, томительно долго и сочно, как настоящий качественный оргазм. А потом были скорая помощь, реанимация, психдиспансер… Но, это неважно.
Каждый раз, когда Ах и Нея встречались вновь, они любили друг друга, трахали друг друга и отрезали друг у друга куски.
А потом наступила зрелость, и чувства их расцвели уже не весенней мать-и-мачехой, а пышным изобилием сладковатой сирени. Но мало что осталось от их бренных тел.
И как-то раз, когда они, отлюбив друг друга, придавались легкому рангауту, Ах нацепил свои стеклышки и булькнул:
- - О, моя охуеннонахуевертящаяся ангелоподобная Нея, что хочешь сделает для тебя преданный Ах. Только одного требую от тебя: скажи, моя луна, что ты желаешь?
Из динамиков плюхалась в их обласканные уши какая-то клевая симфония, за окнами слышались песни дроздов, а внизу гармонично вопили бухие в дрезину строители.
- Мой милый Ах, - тепло улыбнулась Нея, - я даже не знаю, чего пожелать… Ебешь ты меня как надо и постоянно, хаваем мы в десять рыл, книги читаем только интеллектуальные… А отрезать-то тебе уже нечего! Отреж себе хуй!
- Чего? – заорал Ах, - ты че, охуела, сучка драная? Блядь недоебанная! Че это за ахинея?
С этими словами он схватил подвернувшийся под руку промышленный дырокол и раздробил своей бывшей девушке череп на много мелких кусочков. Получилась, знаете ли, эдакая кашица. Трудно далось Аху это действие – ведь всего три пальца оставалось у него. Но он справился.
- Че я, не мужик что ли? – спросил он у окровавленного туловища подруги и выеб его напоследок, да так, что дом рухнул, не выдержав могучих толчков.
А когда спасатели разобрали завалы, Ах был уже мертв. Он лежал на Нее, обнимая ее изуродованный торс.
- Эко покоцанные уебаны, - сказал коллега.
- Ага, те еще ушлепки, - согласился я и уже намеревался развить эту тему, но подвалил бугор Саныч и прервал своим похмельем наш короткий рангаут.
- Работать, саволачи! Нахуэээ, блять! Ебучки! Уууууээээ!..
Сказав это, он ушел куда-то, чуть пошатываясь на летнем сквозняке. А мы взяли лопаты и принялись трудиться дальше.
Вот и всё.
Это рангаут.
|
| |
|
|
244. Макароны – 8 , спецвыпуск. (МАКСароны, рангаут)
Rung out = Прозвучавший, провоженный колокольным звоном.
Рангаут (моя версия) = тяжелое состояние сознания, суицидальный покой, сопровождающийся душевной болезнью в стадии локальной ремиссии, тоска и сумерки, восхождение по шаткой длинной лестнице во мрак.
Run = бег, пробег, ход, работа, действие, течение, продолжение, ряд, линия, период времени, спрос, стая, загон или пастбище, труба, разрешение на пользование, направление, уклон, трасса, спустившаяся петля на чулке, рулада, заход на цель, бремсберг, длина, фракция.
Rung = ступенька, перекладина, спица колеса, грядка приставной лестницы.
Rung (от ring) = звенеть, звучать, оглашаться, раздаваться.
Gout = подагра, капля, брызги, сгусток (крови)
Out = вне, снаружи, наружу, вон; истощение или прекращение действия; окончание или завершение; уклонение от какой-либо нормы, правил, истины; выгонять; выход, лазейка.
«Эта музыка будет, будет вечной,
Е-сли Я заменю баттарейки,
Е-сли Йа Заммменю баттарейки…»
Nautilus
Он вошел в мою жизнь незаметно – тихими настойчивыми шагами. И это при том, что я никогда не видел его, я только слышал. «Макс то», «Макс сё»… Одним, блять-нахуй, словом – МАКС.
Но, впрочем, по порядку…
Я не люблю женщин. Они меня раздражают. Почти все. Те, которые не раздражают, вообще не вызывают у меня волнений и прочей ерунды. Не, не надо только думать, что я по «голубой» части. Просто женщины никогда не понимали меня, а те, кто хотя бы молчал, рано или поздно все равно открывали рот, и все портилось, словно гречневая каша, длительно готовившаяся к загниванию в слаботрясущемся холодильнике и вдруг стремительно и полностью загнившая. Сам-то я, как вы уже поняли (если не знали), парень простой и незамысловатый. Дизайнёр я. Мышкой компьютерной туда-сюда целый день... Нормально, короче.
Но у меня появилась девушка. От любви не спрячешься. Это должно было когда-то случится, вы же понимаете. Ну и со второй нашей встречи я принялся познавать Макса. Все, о чем бы она не говорила, сводилось к Максу, его личности, характеру, интересам, образу жизни. Да, я вам разве не сказал – Макс это ее бывший boyfriend. Ну, что до меня самого, так я особо не парился. Просто с каждым разом узнавал о нем что-то еще. И еще. А потом немного еще. Так и жили.
Кстати, жизнь Макса сложилась на редкость удачно. Он играл в бильярд на деньги и неплохо зарабатывал. У него и его другана была своя фирма, где он периодически срубал нехилые барыши за хорошие заказы. Плюс у него имелась в наличии куча московских квадратных метров жилплощади, которую ему некуда было девать, и он ее сдавал. Деньги всегда к нему липли. Макс шел по жизни легко и непринужденно, поигрывая в компьютерные игрушки вечерами и регулярно потребляя пиво. Вряд ли он когда-либо заморачивался вопросом «спаивания Родины» слабоалкогольными напитками - он просто их пил. И изучал интернет-каталоги секс-шопов. Трудно сказать, приобретал ли он что-либо из этого ассортимента, но мне подумалось, что он это делал. Единственное, что мне в Максе не понравилось, так это его фамилия – Вшов. Какая-то гадкая фамилия. Но по сравнению со всем остальным, это была сущая мелочь. Я упомянул ее для порядка, раз уж взялся рассказывать вам о МОЕМ МАКСЕ.
Макс быстро стал моим другом. Заочно. Ну и что в этом такого? Разве люди не знакомятся в интернете, например? Истории из жизни Макса наполняли мой мозг, и через месяц знакомства с моей девушкой, я начал осознавать, что думаю о ней, как о «ней и нашем Максе». В какой-то момент, я даже подумал, что она к нему вернется, но ему было просто лень зайти. Он, наверное, пил пиво. «Если бы он тогда зашел, я бы…» - сказала моя девушка, и я тут же представил картину ИХ примирения и воссоединения. У меня, знаете ли, богатое воображение, я же художник.
Страдало ли мое мужское самолюбие? Да. Но только сначала. Я же не Брюс Виллис, я обычный парень, который по выходным пописывает стишки и рассказики. Нет, вы не думайте, я как-то сказал моей девушке – «еще раз упомянешь Макса - поедешь обратно». Я не понимаю, как у меня язык повернулся такое сказать, но меня довели на работе, и я просто не выдержал. Мне было реально обидно. И затошнило.
Но на следующее утро Макс уже был рядом. Он висел в воздухе, подобно вялящейся под солнышком рыбине, которую мой сосед выловил где-то за городской чертой. И тогда он стал «мой МАКС». Я принял это, как данность.
Я долго работал на стройке, и, возможно, именно эти годы посеяли в моем видении мира семена равнодушия и похуизма. Если реагировать на всех обезумевших строителей и их дикие бредни, немудрено и свихнуться. Однажды мой коллега Рома Второй сказал по поводу мерзости и бессмысленности жизни одно емкое слово. Я запомнил этот момент навсегда. Рома стоял под дождем слякотной Питерской оттепели, курил и глядел на объем невыполненных работ. Я мялся поодаль. Мы только что размотали стометровый удлинитель, но осадки помешали нам – мы вешали водосточные трубы. Коллега хмыкнул и произнес: «это неизбежность». И я проникся. Иногда понимаешь человека полностью, и это был как раз момент слияния наших душ. Смотав удлинитель, мы поехали по домам. Просто это был уже пятый раз, как мы разматывали его, потом вновь сматывали и разъезжались.
С Максом вышло примерно то же самое. Думаю, если бы ему понадобилась помощь личного семейного психолога, я бы с успехом справился бы с задачей. Я даже знал, что Макс ел. Я даже знал, как он занимается сексом. Однажды, побеседовав с Неграмотным Скунсом (www.stihija.ru) о взрывающихся хомяках, которых он хранил в холодильнике, я вдруг представил, что я и есть Макс. Черт, у меня тоже была фирма с друганом, я тоже попивал пивко, и некогда играл в Quake и Commanche-3. «Макс ли я?» Н-да… Мучаясь этим вопросом, я всю ночь изучал содержимое порносайтов. Оно вдохновляло на размышление о личности и ее месте в мировой истории. «Историзм» это вам не лабуда, про это Маркс писал. Интересно, называл ли Маркса кто-нибудь Максом? К моему великому огорчению, я не нашел никаких упоминаний об этом. Если уважаемые читатели что-нибудь знают, попрошу высказаться в этом форуме. Просто мне попадались статьи под заголовками «Маркс и Энгельс – любовники» или нечто подобное. Даже моя любимая группа, играющая готик-рок, пела про Маркса. «Я говорил ей о Марксе и Энгельсе, Боге и ангелах… Сам не знаю зачем. А Она была так прекрасна в нижнем белье»… Это пели великие The Sisters of Mercy. Так что я обратил внимание.
Время шло, и Макса становилось больше. Он копился во мне, как размножающиеся глисты в пищеварительной системе. Проблему «Не Макс ли Я, и кто же Я, если я не Макс?» я разрешил, глянув на свои водительские права, которые нашел, проводя генеральную уборку. Там значилось другое имя. Я был немного раздосадован и убрал права я нижний ящик письменного стола.
Как-то раз, порывшись в кладовой воспоминаний, я откопал далекий и загадочный пятый класс школы, где я обучался всякой еботне. Тогда мы сидели за партой со здоровенным и охуительно тупорылым второгодником по имени… ну вы уже догадались… - Макс. Тот страдал бородавками. Их у него было много, особенно на пальцах рук. Как-то на уроке литры он наклонился ко мне, дохнув гниловатым воздухом, и по-дружески поведал: «Запомни, Никитин, если у тебя когда-нибудь будут бородавки - грызи их. Только это и помогает». Помню это кристально. А еще мы играли в «конный бой». Я был в паре с Максом и катался на нем, сшибая всех, кто попадался мне на пути. Мы всегда выигрывали, потому что он был намного больше всех моих одноклассников. Его боялись. Я же относился к нему спокойно. Я его терпел. Потом его вышвырнули.
Все повторяется. Тогда терпел того, теперь другого. Жизнь цикличная штука. У Стивена Кинга есть рассказ под названием «Иногда они возвращаются», про мертвых тупых второгодников, вернувшихся из могилы. Бывший boyfriend моей девушки казался мне одним из героев этой истории. Кстати, если вы её не читали – вы потеряли многое. Это вам не Лукьяненко.
Одновременно с этими событиями (Максом), я сочинял параноидально-шизофреничный сериал под названием «Макароны». Вы можете почитать его на этом сайте – большего бреда трудно и представить, но некоторым вполне нравится. И я решил показать рукопись Максу. Мне стало интересно, что он обо мне подумает и как отнесется – ведь его мнение было теперь так важно для меня. Тем более Макароны… Максароны… Должно быть, я подсознательно связал воедино две главные вещи своей жизни. Мой рассказ и моего Макса.
Короче, я купил билет и отправился в Москву.
Мы встретились в Измайловском. Он сидел на скамейке и попивал Джин-тоник. У меня в кармане болтался поллитровый RedDevil.
- Макс, - говорю, - родной мой! Я рад тебя наконец-то узреть.
- А, - говорит, - Вадим! Садись.
Я сел. Мы выпили.
- Макароны-то любишь? - спрашиваю.
- Да не особо, - говорит, - ты пошто мою кралю увел?
- Я не специально, - отвечаю, - это само как-то вышло.
- А, - говорит, - ну тогда ладно, чего уж там. Мне теперь маманя жрать готовит.
Мы выпили и помолчали.
- Слушай, - говорю, - что мне сделать, чтобы она о тебе больше не говорила и тебе по праздникам не звонила?
- Я и сам не знаю, - он поковырялся в зубах ногтем.
- Беда с этим, - я рыгнул, и справа испуганно вспорхнул орнитоз.
Мимо прошли лыжники. Их серые лица пухли усталостью. Мешки под глазами готовы были вырвать нижние веки. Стало тоскливо. Пахло оттепелью и Москвой.
- Тебя к телефону!
Я в ужасе скатился с кровати.
- Привет, как дела?
- Привет, да ничего. Мне сегодня Макс звонил. Вот.
- А… и что сказал?
- Да так, ничего. Мы с ним три часа разговаривали обо всем. Больше мы с ним не общаемся… Он не вернется, а я тоже не вернусь.
- Иногда они возвращаются…
- Что, прости?..
- Я говорю – оттепель какая-то странная.
- Ты какой-то грубый со мной.
- Да, в чем это выражается?
- Знаешь, я же женщина. Мое терпение не бесконечно.
- Ну прости. Извини меня пожалуйста. Я больше не буду.
- Как твои дела?
- Все хорошо. Только соседи на кухне, я щас говорить не могу, извини. Давай в ICQ встретимся.
Они говорили три часа, хотя она всегда говорила мне, что им не о чем говорить. Я поглядел за окно. Там, откуда ни возьмись, прошли лыжники по направлению к парку Победы. Их серые лица пухли усталостью. Мешки под глазами готовы были вырвать нижние веки. Стало тоскливо. Пахло Питерской оттепелью.
- Макс?
- Да.
- ЗдорОво, Макс.
- Кто это?
- Это я. Макароны любишь?
- Что? Кто это?
- Это Rungout. Я скоро буду.
- Что за шутки?
- Это не шутки, это макароны. До скорого, Макс. Я уже в пути.
Я уже в пути.
P.S.
Макароны любите?
|
| |
|
|
245. Рангаут (последствия написания и публикации рассказа «Ах и Нея») (3)
- Что с тобой? Нет, я тебя СПРАШИВАЮ, что с тобой?
Я, честно говоря, растерялся. Моя жена явно сошла с ума. Я-то давно уже сошел, еще после того, как мне тридцатник стукнул, а она все держалась. Умница моя.
- Что случилось, - спрашиваю, - солнышко?
- Ты! Ты случился!!! Всю жизнь мне испортил!
- Да успокойся, - говорю, - радость моя. Объясни толком, что стряслось…
- Твое отношение к сексу - НЕПРИЕМЛИМО!
- Ну, - говорю, - как это? А какое оно у меня?
- КАКОЕ? КАКОЕ? И он еще СПРАШИВАЕТ! А сам пишет всякую ересь…
- Да это же прикол, и они, кстати, любили друг друга…
- Любили? НЕТ, ОНИ ТРАХАЛИСЬ! Для меня секс это нечто такое, что нельзя назвать ЕБЛЕЙ. Ну и плевать. Найди себе дуру и ЕБИ ее.
- Ну прости меня, я не хотел.
- Не хотел он…
- Я же к тебе, сама знаешь, как отношусь…
- Я уже начинаю сомневаться…
- Хорошо, давай не будем этим заниматься.
- Почему?.. Н-да… Какой же ты мерзкий. Мне временами просто противно.
Этого ей говорить не следовало. То есть, она нашла, пожалуй, единственные слова, которые меня убили. Потому что я их уже слышал. Но я не могу об этом рассказать, простите. Из того, что она говорила потом, я не понял ни слова. Я сидел за своим письменным столом и смотрел на нее. Она у меня умница, творческая личность – на сто процентов атипичная. Я ее всю жизнь такую ждал, искал, мучался. С крыши бы упал, если бы она пожелала. Что угодно… Знаете, она обладает ОСОБЕННОЙ КРАСОТОЙ. Да что я рассказываю – другой такой на свете нет.
Но она сказала, что я МЕРЗКИЙ.
Нет, я ей ничего не сделал, ЧТО вы. У меня даже мысли не возникло, и не могло бы возникнуть. А самое страшное ругательство по отношению к ней было «дурочка» - и то один раз и ласково.
Я просто вышел из дома и огляделся. Стыли вечерние сумерки. Призраки прошлого вернулись. Вот из-за угла дома высунулось лицо Юли Снежко и бормотнуло: «Вадим, какой же ты мерзкий…» И тут же сверху наклонилась Дарья Бессонова, сидевшая на ветке дерева, и сказала: «Мерзкий ты, Вадим, тип». Проходившая мимо Оля Шишкина улыбнулась и похлопала меня по плечу: «Мерзкий ты парень Вадим, много куришь»…
И я побежал. Я бежал и бежал, не останавливаясь. И все они бормотали мне вслед: «Мерзкий ты, до чего же мерзкий»… Потом я немного разрыдался – вы знаете, это бывает в переходном возрасте, отягощенном любовью. Когда тебе тридцать, всякое случается. Я сидел на ступеньках какого-то супермаркета, и слезы с соплями выливались из меня, падая под ноги. И смешивались с размякшим снегом.
Я любил всех и ненавидел себя. Это чувство зацепило меня сегодня, как в старые-добрые времена. Я любил это небо, эти дороги, свою работу, гопников, размышляющих о наличии у меня денег и ценностей, молодую девушку с коляской – такую красивую и чуть продрогшую на сыром Питерском ветру… Я любил весь мир, понимая, что он чужд мне. Его события, правила, термины не находили отклика в моей душе. Интересы и стремления людей казались мне странными и непонятными.
Зазвенел мобильный телефон, и я выкинул его в урну. Потом я вытерся носовым платком и отправил его следом. Поразмазывал сопли, и хватит. Телефон все звонил. «Ну, - думаю, - может, это она…»
Но это был мой старый приятель.
- У меня есть литр водки, нах, - сказал он гордо, - так давай же выжрем его немедленно.
- Это имеет смысл, - сказал я, - на меня как раз навалилась мировая скорбь.
- Мы это, нах, поправим. Ты где?..
Литр мы выпили стремительно, словно одиннадцатиклассники.
- Слушай, я мерзкий? – спросил я после того, как мы догнались пивком.
- Да, ты омерзительный тип, но я тебя люблю. За твою вечную ублюдочность, нах.
- Ха, - говорю, - старый педофил, на что ты намекаешь?
- На мужскую дружбу, идиот.
Я не стал ему ничего говорить про свою личную жизнь. Это было бы неуместно. А потом я пришел домой и перерезал себе вены. Я сделал это специально, чтобы меня спасли. И они еле успели, козлы медлительные. Но мне не было страшно – я выбирал подсказку 50х50.
Первым, что я увидел, открыв глаза, было лицо медсестры. Белизна палаты ослепляла.
- Господи, - сказала она в полголоса кому-то находящемуся вне зоны видимости, - до чего же мерзкий тип…
- Так-так… - прогундело в ответ, - В А Д?..
И тогда я беззвучно закричал.
|
| |
|
|
246. ЖЕНЩИНЫ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
справочник Жизни, основные положения и правила отношения.
(с)Доктор Дарк, изд. Эксмо, 2016 год., доп. тир. 5.000.000 экз.
(Раздел 117-а: для идиотов, прапорщиков, поэтов, другое...)
117-А, стр. 1057.
0. Женщинам нельзя преподносить стихи.
1. Но, если Вы это делаете (идиот, прапорщик, поэт, другое... ), то обязательно в скобках указывайте Ее имя. Все стихи без ее имени в скобочках будут считаться написанными "не для Нее", а Вы будете мерзким эгоистом.
2. Никогда не посвящайте стихи другим людям и женщинам. Это может быть очень опасно, и Ваша женщина будет хранить каждое подобное посвящение в памяти. Прим.: при накоплении определенного кол-ва посвящений другим людям, память Вашей женщины переполняется и освобождается путем предъявления претензий.
3. Если Вы посвящаете своей женщине стихи, делайте это регулярно и в срок. Сбой графика (более одного календарного месяца) может привести к ссоре и предъявлению претензий, как то: "ты МНЕ ничего не пишешь", "ты посвятил МНЕ только №№ стихотворений", "почему я тебя не вдохновляю?", "ты меня больше не любишь!" и проч.
4. Если Вы пишете стихи, то никогда не показывайте своей женщине те из них, которые содержат ненормативную лексику. Это может привести к предъявлению претензий со стороны Вашей женщины к Вашему мироощущению, как то: "ты - мерзкий извращенец", "если бы я читала это раньше, то не вышла бы за тебя замуж", "ты – хам и маньяк!", "как ты можешь?" и проч.
5. Если Вы общаетесь с соавтором женского пола, то это должна быть мерзкая прыщавая древняя баба-яга, имеющая десятерых детей, любящего мужа и никогда не выходящая из дома, не имеющая телефона и возможности регулярного общения. (прим.: ваша корреспонденция просматривается) Если ваш соавтор - мужчина, то соберите необходимые доказательства, подтверждающие его пол и предъявляйте их по мере необходимости.
6. Если Вы неожиданно создали шедевр, то немедленно подкорректируйте его для посвящения Вашей женщине. Не забудьте про скобочки.
5. Пишите регулярно о любви. По данным центра статистики и обработки информации на одно стихотворение о дерьме должно быть произведено три стихотворения о любви. Если Вы можете больше, не стоит себя ограничивать.
6. Если все слова, темы, штампы, оригинальные идеи и пр. средства исчерпаны, то делайте римейки, мотивируя их создание необходимостью пересмотра или освежения памяти.
7. Некоторые отмазки от своевременного предоставление стихов Вашей женщине:
А. Я много работаю.
Б. Я потом тебе покажу, я редактирую.
В. Я болен.
Г. Я схожу с ума.
Д. Я пересматриваю свои жизненные позиции.
Е. Я готовлюсь создать небывалый шедевр.
Ё. Я умираю.
Прим.: все приведенные отмазки действуют в сроки не более одного календарного месяца с момента просрочки предоставления очередного стихотворения.
8. Если Вы больше не можете посвящать женщине стихи (у вас отрубило пальцы, вы парализованы, вы исписались, другое…), то лучше сразу убейте себя – не мучайтесь. В другой жизни вы будете деревом или камнем. Что может быть чудеснее?..
9. Чудеснее, чем пребывание в теле камня или дерева, может быть только состояние вдохновения, когда вы пишете стихи любимой женщине (только не забудьте про скобочки)…
(прил. №514, очепятки:
стр. 1057: вместо "пункт 5 - Пишите регулярно о любви..." читать "пункт 7", вместо "пункт 6 - Если все слова..." читать "пункт 8", и далее по нумерации.
В "пункт 7" (чит. - "пункт 9") читать вместо "предоставление" "предоставления".
Издание приносит Вам глубокие изменения за неудобство.
|
| |
|
|
247. Белые розы
«я дарил тебе розы - розы были из кошмарных снов,
Сны пропитаны дымом, а цветы мышьяком...
Даже злые собаки ночью не решались гавкать вслух,
когда читал тебе книжки про косматых старух...»
Nautilus
Молодой человек стоял на вокзале и курил. До прихода поезда оставалось пятнадцать минут. В руке молодой человек сжимал три белые розы. Они стоили триста тридцать пять рублей ровно.
*** *** ***
- Ты че, совсем тупой что ли? Че ты делаешь-то, урод?!
- Да пошел ты! Сам урод, на! Сам бы и пилил, раз такой умный!
- Еб твою мать, Саша...
Доски нужно было поднять на шестнадцатый этаж.
Натужно отвалила «Газель», цапанув задним колесом высокий покосившийся бордюр. Надоедливый ветер теплой зимы плескал за шиворот пригоршнями сырости. Высоко в небе, странно скособочившись, плыли серые облака. Вокруг раскинулся унылый пейзаж стройплощадки – двор, темнеющий грудами коричневого грунта, испещренного глубокими колеями, стискивали три не сданных еще новостройки. Они мертво глядели на людей металлопластиковыми окнами.
- Это минимум пятнадцать подъемов, - сказал Костя, харкнув на бетонные ступени крыльца.
- Дерьмо, - Саша совсем расстроился – он ведь еще и доску не так отпилил, - четыреста рублей... Это же, блять, хуйня какая-то.
- А жрать-то надо... Ничё – прорвемся, - Костя закурил и брезгливо поморщился – пахнуло со стороны биотуалетов.
На два недостроенных дома – без воды, отопления и электричества – имелось только два маленьких пластиковых толчка: один – белый, другой – серый. Они одиноко торчали рядом с трансформаторной будкой, представляющей собой хаос перепутанных жирных кабелей, чуть прикрытых деревянным навесом. Трудно, в самом деле, понять, каким образом можно ТАК загадить туалет. Саша считал, что поссать может где угодно, но, открыв дверь синего WC, невольно отшатнулся. Дерьмо свисало даже с потолка и полуметровыми грудами возвышалось по углам. На полу плескалась глубокая лужа мочи – даже ботинки на толстой подошве не спасли бы зашедшего туда человека. Закрыв дверь, Саша несколько секунд стоял, не двигаясь – он пытался понять, КАК это ТАК можно. Придя к выводу, что озверевшие в своей первобытной нищете и дикости узбеки выплескивали туда парашу, он немного успокоился. Пугает непонятное, ясное успокаивает. Дверь белого биотуалета он открывать не стал. В него не заходили даже электрики, а это о чем-то говорит, не так ли?..
В первый заход Саша взял четыре двухметровых доски пятьдесят на сто. Минуя этаж за этажом, он считал доход: на цветы не хватало. Тридцать пять рублей до дома, десять рублей до вокзала, десять на обратную дорогу, десять на сигареты (при девушке он не мог курить «Беломорканал»). У него оставалось триста тридцать пять рублей на цветы, которые стоили сто двадцать рублей за штуку.
Один цветочек – не солидно. Красные розы ей не нравятся. Короткие – не по-мужски. Другие цветы отпадают. Думая о балансе и разглядывая многочисленные плевки прошедших здесь до него усталых людей, Саша незаметно добрел до шестнадцатого этажа. Дыхание срывалось в кашель, ноги гудели. «Я же сильный, - думал Саша, - мне это, как лампочку вкрутить…»
Минуты шли, складываясь в часы. Ступеньки кидались со всех сторон и постоянно норовили сбить с ног.
- Эй, брата, помощь надо? – узбек в драном ватнике и кирзовых сапогах глядел лучистыми черными глазами из сухого морщинистого лица.
Вены на его грязных руках напоминали набухшие от воды веревки.
- Мне деньги нада, - устало прохрипел Саша, моргая – пот заливал ему глаза.
Узбек показал гнильё, некогда бывшее зубами:
- Дай помогу, много не возьму.
Потянулся за листом фанеры – настойчиво, жадно. Хорошая, кстати, фанера – два с половиной.
- Пошел на хуй, сука, дай пройти, - Саша пошатнулся и чуть не упал.
- Сам ты сука, хуй, блять! Собака, блять!
И Саша, задыхаясь, вложил в удар все силы ноющих от нагрузки мускулов правой руки. Узбек ударился затылком о грязную кирпичную стену рядом с блеклым номером этажа. «Только седьмой этаж еще, - Саше стало тоскливо».
- Я тебя запомню! Я тебя запомню!
- Запоминай, запоминай. Собака черная…
Узбек куда-то шмыгнул, но Саше было на это наплевать. Он принялся считать ступеньки и ждать миски с цементом: кто-то рассыпал целый мешок около балкона и собрал его мисочкой. Мисочку почему-то забыли, и теперь она служила для Саши ориентиром во времени и пространстве. После нее оставалось всего три этажа.
- Покурим… – Костино лицо раскраснелось, из носа текли сопли.
Вытащили курево. Пересохшими губами схватили папиросы. Костя передал Саше бутылку - мерзкая теплая «Фанта» бессмысленно исчезла внутри организма.
- Тяжело, сука.
- Ага…
По «Русскому радио» звучала песня группы «Ума Турман»: «Прастица, я глаза закрываю, ты-та-то-тэ-те-таю»… Парни одновременно потянулись к адаптеру, но Костя первым выдрал его из розетки. Розетка покосилась, и Саша мрачно и коротко выматерился.
- Не было еще такой погоды, блять.
- А тебе сколько?
- Я восемьдесят второго.
- А я восьмидесятого, тоже такого не припомню нахуй.
Где-то тысячами гибли люди. Цунами, землетрясения… Кто-то умирал, кто-то рождался. А кто-то таскал доски. И кто-то дарил цветы. Это было нелепо, как сама Ее Величество Жизнь.
- Я дарю своей девушке цветы при каждой встрече, - сказал Саша.
Перед ним на бетонной неоштукатуренной стене кто-то выцарапал «Серега – долби!». Костя покосился на коллегу, но промолчал – лень было открывать рот и издавать какие-то звуки.
Двенадцатый подъем дался Саше с большим трудом. Ноги стали ватными и тряслись, руки ныли, а спину резало острой нестерпимой болью. Саше боль казалась белой, яркой, словно преддверие Рая. В ушах шумел кровавый прилив.
В какой-то момент мелькнул узбек, но тут же вновь растворился в мутной пелене окружающих коридоров, стен и дверей. Саше почему-то вспомнилось детство, когда он рисовал акварелью тихую речную заводь, проводя на даче летние каникулы. Он сидел на берегу реки, прислонившись спиной к теплому стволу сосны, и переносил на бумагу закатное солнце, синие вершины елей на другом берегу, залитую водой старую лодку и заросли осоки на маленьких топких островках. Тогда к нему подошла темноволосая девочка (восьмиклассница) и сказала: «Привет! Как ты здорово рисуешь! Я бы тоже так хотела». И он приезжал и ждал ее вечерами – они встречались, сидели на берегу, разговаривая ни о чем и обо всём. Потом лето закончилось, и ее телефонный номер потерялся где-то в недрах письменного стола. Он все равно бы не позвонил – слишком стеснялся ее голоса, движений, улыбки и того, как она восхищенно следила за его рукой, чуть скованно создающей на бумаге ее юношеский профиль.
- Что будем делать?
- В смысле? – Саша открыл глаза и уставился на ширинку прораба Семенова.
Семенов был пьян – это чувствовалось в волнах исходившего от него запаха. И еще он чуть покачивался, словно юнга, теряющий равновесие в первом рейсе.
- Доску-то ты не там пильнул, - Семенов говорил так, словно Саша убил его детей и изнасиловал любимую жену.
- Ну да.
- Что «Ну да»?
- Не там, чего уж тут скрывать…
- Как расходиться будем? – эта фраза выдала Семенова с головой: некогда он был знатным гоп-стопщиком.
- По-дружески, - ответил Саша и поднялся, шаркая спиной по газобетонной стене.
- Триста ру… - начал Семенов, активно разводя руками, но его прервал Костя.
- Все нормально, доска как раз подошла!
Лицо Семенова омрачилось – удивленно-расстроенное выражение сползло с него, как маленький любовник с тела жирной подруги. Он с надеждой пошел в другую комнату проверить. Сашин кулак медленно разжался, и кисть безвольно повисла, будто больше не принадлежала телу. «В мой кулак вселился Чужой, - подумал Саша, ухмыльнувшись».
Узбеки ждали его на улице.
- Иди сюда, ты.
Саша подошел. Бешенство раздирало его на миллиард мельчайших смертоносных игл. Он смотрел в темные звериные морды и чувствовал, как его спина медленно остывает, отлипая от мокрой насквозь футболки.
- Ты как меня назвал, а?
- Собакой черной, - сказал Саша и молниеносно ударил чуть ниже живота.
Узбек сложился, как лист бумаги по линии отреза. Остальные молча глядели. Зачем им всё это? Им регистрация нужна. У них где-то там – голодные семьи.
- Я тебя убью, - хрипло взвыл их товарищ, скользя по жирной глинистой земле.
В руке у него появилось лезвие перочинного ножика.
- Убей, - Саша улыбнулся, и по лицам узбеков пробежала тень понимания.
- Соба… - не дав ему закончить, Саша заломил руку, вырвал нож из разжавшихся пальцев.
- Знай свое место, сука.
Кабинки биотуалетов находились недалеко. Товарищи узбека последовали за Сашей, который тащил упирающееся тело к месту позора. Может быть, узбек и мог бы вырваться, просто до него поздно дошло, что с ним собираются делать. Он понял это только, когда Саша распахнул дверь белой кабинки.
В принципе, содержимое ее ничем не отличалось от того, что находилось в синей. Только в самой дыре унитаза плавал труп собаки с оскаленной в агонии мордой. Глаза у собаки отсутствовали. Узбек рванулся, и Саша направил это движение прямиком в омерзительную клоаку. Тот упал лицом вниз, рефлекторно схватившись за голову собачьего трупа. Всё расплескалось, и волна чудовищного запаха накатила на людей, вызывая рвотный позыв. Потом Саша захлопнул дверь, и когда узбек рванулся наружу, воткнул в нее ножик. Все стихло.
- Он заслужил, - сказал Саша в пространство и пошел прочь.
Никто из стоящих поодаль даже не шелохнулся.
- А скидку студентам?
- Какую скидку, молодой человек?
- Ну… студентам, - Саша обворожительно и виновато улыбнулся, - у меня всего…
Он вытащил деньги и показал продавщице их хилый веерок. Тетенька вздохнула так тяжело, словно перед ней в гробу лежали все ее родственники.
- Ладно, я все понимаю… Давай – бери и иди…
- Спасибо Вам! Спасибо…
- Иди-иди… Дармоед…
Саша взял цветы и бережно прикрыл их курткой, чуть прижав к телу. Они так чудесно пахнут, эти белые розы. Пахнут, словно новый день после разлуки… Пахнут, словно долгая ночь, когда страсть не позволяет спать, пить и есть. Пахнут, словно любовь…
Он шел по улице и улыбался прохожим детской улыбкой. «Я люблю её, - хотелось закричать ему во весь голос, - я никогда никого так не любил!» И весь мир теперь казался ему чистым – каким-то вымытым и ярким. Оглушительно орала музыка со стороны какого-то ларька; звонко чирикали воробьи, полагая, что наступила весна; устало рычали грузовики, и пар шел от нагретых о дорогу колес.
*** *** ***
А чуть позже молодой человек стоял на вокзале и курил. В руке он сжимал три белые розы, которые стоили триста тридцать пять рублей ровно.
- Ой, какие цветы! Наверное, это какой-то симпатичной девушке? – Она, улыбаясь сквозь слезы, спрятала лицо у него на груди, а он смотрел на хмурое дождливое небо и думал: «Как же я счастлив...»
|
| |
|
|
248. Путь ДИЩ (на рассказ Ю.А.О. «КОФЕ»)
*к сборнику «Рангаут»*
Домна Ивановна Щепоть, женщина с оживленным сухим лицом, ползла по мокрой крыше сталинской пятиэтажки. Шел летний дождь, орошая прохладой улицы города, а вдалеке тихонько погромыхивала уходящая на запад гроза, изредка озаряя ставшие уже светлыми тучи вспышками зарниц. Язык Домны Ивановны был высунут далеко за пределы тонких губ, накрашенных чудовищно-алой помадой, а хищный взгляд вперился в листы жести и фланцевые соединения, медленно проползающие под ее напряженным, но чутким телом…
Из окна противоположного дома, где располагалось общежитие Педиатрической Академии, на женщину смотрели студенты-первокурсники, выдыхая в форточку папиросный дым. Улыбки на их юношеских лицах свидетельствовали о том, что они видят привычную и приятную им картину, смысл которой понимают так же, как предназначение и строение женских и мужских половых органов.
- Интересно, она когда-нибудь упадет? – частенько спрашивал кто-нибудь новенький, но товарищи не отвечали ему, завороженные гипнотизирующим зрелищем волочащейся под небом дамы.
Домна Ивановна, конечно, догадывалась о нездоровом интересе окружающих к ее непонятным для них действиям, содержащим налет мистической загадки, но относилась к нему философски, с равнодушием так и не вышедшего из комы ее мужа - строителя, получившего травму головы при плановом взрыве здания, сданного досрочно и, в связи с этим, сильно накренившегося набок. Мужу пробил череп обыкновенный лом, забытый кем-то в недрах злосчастного здания и, словно карающее копье, вылетевший из эпицентра, чтобы поразить свою жертву. Впрочем, мысли о муже занимали Домну меньше всего.
Все это началось с парного молока. Домна (будущей ударнице – ударное имя) пила его в далеком безоблачном детстве. Родители ее, ярые коммунисты, считали, что дочь их должна быть здоровой и крепкой для того, чтобы привести страну к светлому будущему вместе с боевыми товарищами. До ненавидела парное молоко так же, как служебная овчарка зэка – подсознательной и лютой ненавистью. Но пить ей его приходилось до шестнадцати лет, пока она в знак протеста чуть не утопила свою маму в бидоне с широким и неудобным горлом. После этого, продолжая протестовать с помощью заезжего агронома Севы, она стала женщиной около новенького коровника. К сожалению или счастью, репутация будущей ударницы была безнадежно испорчена, и родители услали ее учиться в город.
Ах, этот город… Улицы… Мосты… Авто…
В городе До перешла на портвейн. Это случилось быстро и незаметно, как и потеря ее невинности под унылое мычание скотины. Девка она была здоровая, деревенская, и бормотухи в нее умещалось много, хоть и пьянела она быстро. Ее второй мужчина – оператор газовой котельной по имени Степан - обычно вел ее в парк, в укрывающую тень густого кустарника, и занимался с ней этим-самым, позволяя регулярно прикладываться к бутылке. Но и увлечению портвейном пришел конец, котрому поспособствовал агитатор, завербовавший Домну в комсомольскую ячейку при ПТУ.
Так До пристрастилась к чаю. Чаепития, на которых молодежь читала советские газеты, проходили довольно регулярно. Сначала они действительно просто пили чай, но спустя полгода они пили чай и занимались этим-самым с агитатором. Долго всё это безобразие не продлилось, потому что он постоянно хотел этого-самого в таком количестве, что Домна с ним рассталась – у нее все там болело. К чаю она тоже быстро охладела.
Наступила очередь водки. Этот этап жизни Домны Ивановны был самым длинным. Мужики сменялись, а водка присутствовала постоянно и неизменно, как КПСС. Покончив с ПТУ, До получила работу мастера-формовщика на обувной фабрике. Водку там пили все и постоянно, что длительное время подтверждало и укрепляло ее увлечение этой трудной жидкостью. Лицо До преобразилось, руки потеряли былую твердость. И как-то, после приступа белой горячки и недельного пребывания в больнице, на работе ей сделали строгий выговор с занесением. «Подумай о здоровье, - сказал ей муж (она как-то быстро и незаметно вышла замуж), - здоровье – это главное, его не купишь»…
Домна задумалась, размышляла несколько недель, и решила изменить свою жизнь.
Она перешла на воду. Сначала она просто пила воду из-под крана, но как-то отравилась, и ее рвало двое суток подряд, чем были крайне недовольны соседи по коммунальной площади. Поэтому, воду она стала потреблять исключительно кипяченую.
Тем временем, ситуация с состоянием здоровья все обострялась. Глаза видели плохо, на ногах-оглоблях вздувались синие вены, а кожа приобрела сыровато-пористую структуру. И как-то раз соседка Ольга Павловна сказала ей, ожидая своей очереди в туалет: «До, нет на свете ничего чище и полезнее дождевой воды». Зачем она поделилась этим и откуда это узнала и по сей день остается тайной, унесенной Ольгой Павловной с собой в могилу.
И вот в жизни Домны Ивановны настала эпоха дождевой воды. Она собирала ее в тазы, полиэтиленовые пленки, ведра и многочисленные емкости, которые смогла добыть и разместить на крыше. Воды хватало ненадолго. До страшно мучалась от жажды, но поделать ничего не могла. Тару бессовестно крали кровельщики и сантехники, а водосточные трубы не давали гарантии кристальной чистоты (как-то До обнаружила в миске под трубой несколько расползшихся окурков «Космос»). Тяжелая жизнь осложнилась поисками дождевой влаги, ее нехваткой и постоянным чувством жажды. До страдала страшно и безмолвно, штампуя надоевшие формы на заводе с утра до вечера и сберегая каждый драгоценный глоток. Близилась старость, но женщина боролась с навалившимися на нее трудностями, словно ей только исполнилось шестнадцать лет. Она никогда не пропускала снег. Никогда не пропускала дождь. Она не могла, не имела права пропустить – ночью ли, днем ли, она находила повод отлучиться с работы или выскользнуть из квартиры, чтобы добраться до драгоценной живительной влаги. Одним из плацдармов для добывания капель стала крыша ее дома. Как только представлялась хоть малейшая возможность, До вылезала на крышу и собирала воду чистой губкой, отжимая ее в какую-нибудь емкость.
И вот, каким-то очередным летним утром выходного дня, пришла гроза, но кто-то из соседей Домны Ивановны, бессмысленно желающих зла всем другим жильцам квартиры, украл губку из ее кухонного стола. А дождь набирал силу, громыхал гром, подоконник сотрясался от потоков воды, а по стеклам влажно сползали крупные вкусные капли. Впрочем, ничего смертельного – это ведь не снег жевать, а потом кашлять, как туберкулез. И До выползла на крышу.
Домна Ивановна спокойно слизывала капли дождя, когда недалеко от места ее дислокации проснулся вымокший и продрогший сантехник Савранский, терзаемый страшным похмельем и интоксикацией организма, приближающейся к смертельной. Он заснул здесь вчера вечером, сжимая в одной руке осушенную им же бутылку водки, а в другой осколок чугунной фановой трубы, и не заметил ни грозы, ни наступления нового рабочего дня.
Савранский, ощущая боль в затекших конечностях и отвратительный привкус во рту, исходящий из глубин отравленного алкоголем организма приподнялся, схватившись за вентиляционный вывод, и увидел лижущую жесть Щепоть. Мокрые седые волосы Домны Ивановны неопрятными прядями болтались по сторонам бледного лица, а длинный язык мел по влажной поверхности подобно каплеуборочному комбайну. Угловатые движения локтей и коленей выглядели отталкивающе. Во всей этой картине проглядывала некая звериная дикость, чуждая простой сантехнической логике советского рабочего.
Савранский издал приглушенный крик, вылетевший из его саднящего горла подобно подбитому из рогатки голубю, и метнул в лезущую к нему тварь чугунную фанину. Бросок вышел неудачным, и труба вылетела за пределы крыши. Внизу раздался шлепок удара. Домна Ивановна остановила движение и подняла вверх равнодушный взгляд выцветших серых глаз. Алые губы ее сверкнули в неожиданном луче солнца, родившего небольшую радугу над шумящими вершинами тополей.
- Сгинь… – просипел Савранский, и пустая бутылка водки ударила вампиршу прямо в выпуклый синеватый лоб.
Домна охнула, засучила ногами и, скатившись вниз, тяжко перевалилась через водосбор, инстинктивно сорвав воронку водосточной трубы, прикрученную Савранским на алюминиевую проволоку около года назад.
Савранский поскреб щетину, извлек из кармана мокрую пачку папирос, огорченно рассмотрел ее, и исчез в слуховом окне.
|
| |
|
|
249. "ТАММАТ - байты и пикселы", Спамер (001)
Спамер (001)
Один пользователь, ищущий любви в интернете, как-то написал мудрой Таммат:
- Скажи, что же такое любовь в сети?
- Уберите этот спам, - попросила Таммат модератора под ником Негрос.
Но пользователь не унялся и спросил:
- Скажи мне, Таммат, можно ли найти любовь в сети?
- Www.prostitutki.ru, - ответила Таммат.
И добавила:
- Негрос, оставьте этот спам.
И пользователь стал просветленным юзером.
Комментарий Доктора Дарка:
Cпам он и в Африке спам,
Kто спросил о любви сетевой, не знал ничего о любви.
Hе так важно, будет ли спам удален -
Важно то, что кто-то отправился в путь,
Чтоб его рассылать.
|
| |
|
|
250. За окном дождь...
В руках
Словно облачко
Ночью прическа твоя
Ты легче пушинки
На ложе
(Рубоко Шо)
Ночью я просыпаюсь и смотрю на нее – спящую. Темные запутанные пряди волос обрамляют детское лицо, и непонятно – то ли это моя женщина, то ли ребенок слабо сжимает во сне мою руку. Она спит сосредоточенно, словно учит уроки – иногда хмуря брови, иногда улыбаясь. Губы ее чуть приоткрыты, как бы в ожидании поцелуя, и так хочется прикоснуться к ним - ведь они зовут меня... Я сдерживаюсь. Рука под головой затекает и немеет, но я не шевелюсь и даже забываю о своем теле. Она дышит беззвучно, но, кажется, я слышу ее дыхание, наблюдая, как поднимается и опускается грудь под тонкой простыней.
И, чем дольше я вижу ее, тем сильнее ощущаю прилив какой-то нереальной нежности, забыв, что немного раньше готов был разорвать ее на мелкие кусочки, вывернуть наизнанку, ощутить на губах ее сладко-соленый жар, а потом добраться до самых глубин и проникнуть в них, возможно, ненадолго причинив ей боль, живущую на самой границе с наслаждением.
За окном дождь - глухо стукают по железному подоконнику капли, или ветер бьется в стекла, желая ворваться и нарушить спокойный воздух, полный ее запахом – незаметным, но проникающим в меня, как дурманящий аромат плотоядного цветка. Она не отсюда, не с земли – ее не могла родить женщина от мужчины. Для меня она – облачко, легкое, как пушинка. Для меня она – капля росы на травинке или снежинка, медленно кружащаяся в воздухе над черной лентой дороги.
|
| |
|
|
251. "ТАММАТ - байты и пикселы", Поросячьи подходы (002)
Как-то раз на один литературный сайт пришел глупый молодой человек, который ничего не смыслил в поэзии. Он выставил стихотворение, и один известный и уважаемый автор тут же поставил ему высокий балл.
- Поросячий подход, - сказал Roma (известный мастер слова).
Поэт промолчал. И тут же еще один литдеятель выставил самый высокий балл за его ахинею.
- Еще один поросячий подход, - сказал Roma.
- Roma, fuck off, - ответил поэт, потому что он стал просветленным юзером.
Комментарий Доктора Дарка:
Если стих достоин лишь поросячьих подходов,
Что же делает в форуме мастер известный?
Лишь с глупостью Rom'ы могут сравниться
Поэта дурного корявые строки.
|
| |
|
|
252. "ТАММАТ - байты и пикселы", Мусор у крыльца (003)
Однажды один очень активный глава общественного движения по имени Патрушев пришел на литсайт и принялся рекламировать себя и свои сочинения, оставляя в форуме ссылки на них под любым своим высказыванием. Модератор сайта Negros хранил молчание.
Но один юный писатель, посещающий сайт уже больше года, написал гневное письмо Патрушеву с поучительными советами и возмущенными высказываниями о его топорных методах саморекламы. Патрушев перестал рекламировать себя.
А Negros так ничего и не сказал.
И тогда на юного писателя снизошло озарение.
Комментарий Доктора Дарка:
Хозяин молчит, глядя на мусор у дома,
Зачем надо гостю искать виновного в этом?.. -
Ведь ни у кого не должно даже мысли возникнуть грязь разбросать у крыльца.
Глупцы, почему они думают, что с этим кому-то нужны?..
|
| |
|
|
253. ТАММАТ - байты и пикселы, Популярный литсайт (004)
На один популярный литсайт постоянно приходили поэты и писатели, и через некоторое время отправлялись дальше. Но некоторые из них оставались, знакомились с такими же старожилами и относились к приходящим с точки зрения бывалых. Кто-то из них подстраивался под моду и вкусы общественности, кто-то поддерживал связь с такими же долгоиграющими авторами. Это продолжалось много лет.
Но пришло время, когда модератору по имени Negros не захотелось больше ухаживать за проектом, и он отправил всю базу в архив, а сам умотал отдыхать в теплые края с очаровательной гейшей-поэтессой.
И тогда старожилы прозрели.
Комментарий Доктора Дарка:
Почему вода в непроточных озерах
Отлична от той, что мимо в реке пробегает?
Комментарий Скотины:
Слово за словом, ответ за ответом,
Совет за советом, пиар за пиаром - молчание ложно.
Пойти собирать календарики можно.
Комментарий Dead Season’a:
Однажды летом я ехал на электричке на дачу и увидел спящего человека.
Через месяц я ехал тем же маршрутом и опять увидел его.
Еще через неделю я снова его встретил.
- Тебе что, негде спать? – разбудив его, спросил я, раздумывая о несправедливости.
- Почему это, я сплю здесь, а тебе чего надо? – ответил он раздраженно.
Комментарий Mad Sister:
Что-то уходит, что-то приходит,
Да или нет?.. -
Почему не принять это без словоблудий VAD-DARK’а?
Комментарий Haze’a
Если хоть кому-нибудь этот сайт принес пользу,
Почему бы ему уже и не прекратить свое существование?
|
| |
|
|
254. PRLAY, (к циклу «Рангаут»)
У здания склада сидел человек в драных штанах и засаленном пиджаке советского покроя. Лицо человека, одутловатое, больное, налившееся распирающей изнутри заразой, тяжело маячило в лучах закатного солнца; босые ноги чернели на фоне белесого, разбившегося трещинками, асфальта; грязные лунки ногтей вздыбились: некоторые кровоточили и гноились.
Я присел рядом с ним, устало облокотившись спиной о стену из силикатного кирпича. Вынул из кармана рубашки пачку сигарет и зажигалку. Прикурил.
- Ты так молод, - сказал он, и гнилостное дыхание пронеслось мимо, растворяясь в слабом запахе разлитой неподалеку соляры, - ты так чист. Ты так невинен и глуп. Тебя ждет девочка Аня, она свежа, словно утренняя роса у чистого лесного ручья. Иди и бери ее. (LAY) Иди и отдай ей себя.
Он закашлялся, и мелкие брызги слюны сверкнули в солнечном луче.
(RAY)
Дым раздирал его тухлые внутренности.
- Я покурю тут с тобой, если ты не против, - сказал я, наблюдая, как теплый ветер гоняет по притихшей погрузочной площадке комок рваного стрейча.
- Это ничего не изменит, но мне будет приятно, - он посмотрел на меня, улыбнувшись - нижняя губа треснула, и алая капля крови выступила над шелушащейся плотью.
Сверкнули очки с заляпанными стеклами, скрывая выцветшие водянистые глаза.
- Ты тоскуешь? – я затянулся, выпустил дым в марево липнущего к лицу воздуха.
- Да, ведь я жив. Главное, что ты счастлив, и не так важно, сколько это продлится. Счастье нельзя оценить или измерить. Один миг счастья равен вечности. Ты любишь, и любят тебя. Ночь развратной любви и утро девственной нежности. Картины черной тушью и стихи на экране монитора. У тебя есть все, о чем может мечтать человек. Большего ты не можешь получить в этом мире, что бы ты не делал. Остальное – только смех и смена модного тряпья. Ты можешь молиться (PRAY), но это бормотание в самого себя. Все бессмысленно - явления, управляющие нами, недоступны нашему пониманию.
Я снова закашлялся и посмотрел на свои руки. Они тяжелыми гирями покоились на коленях. Невыносимо чесалось в паху. Мальчик, сидящий рядом со мной, смотрел на комок стрейча, телепающийся по притихшей погрузочной площадке. Под навесом возвышались составленные в штабеля деревянные поддоны. Кажется, я заплакал, вспоминая юность. Игру (PLAY) в неверие. Ночи без сна. Большие планы. Нет, там не было ни грамма глупости, но там и не было ни песчинки мудрости. Просто любовь - в каждом нерве, в каждой клетке, в каждом взгляде и движении.
Человек завозился и тяжело поднялся, опираясь на железную палку. От него несло мочой и немытым старческим телом бесприютного никому не нужного существа.
- Ну я пошел, - я тоже поднялся, сунул в карман его пиджака пачку сигарет.
- Конечно, - он еще раз улыбнулся, и капелька крови сорвалась с губы - прочертив дорожку по подбородку, застряла в седой бороде.
- Увидимся, - я распрямил спину и зашагал к воротам КПП.
- Счастливо, - прошептал он.
- Ведь я еще жив, - оглянувшись, крикнул я, взметнув ботинком дорожную пыль.
Он кивнул, сверкнули толстые линзы очков: да, конечно, он тоже жив. Как и я. И прошедшее время здесь неуместно - ведь мы любим лишь впервые, однажды и навсегда.
|
| |
|
|
255. Быдло (Армяновой Вере)
Прошу не расценивать этот текст, как издевательство над несчастными больными дамами. Все действующие лица вымышлены. Любое сходство и аналогии на Вашей совести.
WBR, Вадим Никитин
любовь - дерьмовая штука, но до чего же она прекрасна...
|
| |
|
|
256. Потолок (Селине и ее мужу посвящается)(RUNGOUT)
Он взял себе за правило каждое утро засовывать свои длинные гибкие пальцы под радиатор отопления и выдирать маленькие кусочки старых обоев, оставшихся там с незапамятных времен, когда жив еще был его прапрадед. Он наклеивал эти кусочки на потолок и думал о своих предках. Он представлял себе, как они, сгорбленные под тяжестью только что убитых животных, возвращались с охоты к своему жилищу. Их изможденные лица висели у него перед глазами, как символы счастливых, но навсегда ушедших, времен… Иногда он плакал. Он клеил кусочки газеты на потолок и беззвучно рыдал.
Наверное дело было в том, что ему не давало покоя тяжелое детство. Когда он был маленький, хомяки часто падали ему на голову, причиняя тупую боль. Именно поэтому в дождливую погоду он сидел дома, постепенно отгрызая исписанную маркером столешницу от тела стола.
Тело стола служило ему хорошей опорой во всех его творческих начинаниях. К сожалению, ни одно из них он так и не смог довести до конца, потому что заглядывался на чугунную решетку радиатора. Ему казалось, что за ней скрывается какая-то тайна, возможно, являющаяся ключом к разгадке смысла его жизни. Жизнь так коротка… и, в тоже время, так длинна… - иногда часы ползут, словно улитки по мокрому асфальту парковой дорожки, а, порой, они меняются с такой скоростью, что глаза устают смотреть на бешено несущиеся в вышине облака. Он глотал куски столешницы, запивая их своей собственной грустью, и насмешливые голоса его предков терзали его юную душу. Все события жизни, словно раны на песке, оставленные пальцами копающего колодец умирающего странника, испещряли его мозг, яичники и внутреннюю поверхность тонкой кишки. Он рычал и бился в четырех стенах, потому что стол ему было не догрызть.
Дожди из хомяков сменялись градом из сердец, и розово-лиловый небосвод желтел над ним своей серо-зеленой плоскостью. Кто он был? Зачем он был? Это неважно.
Потолок, оклеенный маленькими кусочками газеты, с годами опускался все ниже и ниже, но когда он опустился слишком низко и послышался хруст костей, то, что было на нем написано, читать было уже некому.
Смерть.
|
| |
|
|
257. Комната смеха
Я замедляю скорость и ползу. У меня нет сил сосредоточиться на дороге, но я хорошо знаю, куда ехать, так что - все в порядке. Вот я проезжаю мимо станции метро, где увидел ее в первый раз дождливым осенним днем. Затем проезжаю около дома, где я так долго жил один, а потом мы жили вместе с ней. Теперь там живут какие-то незнакомые мне люди.
Сворачиваю направо. Здесь мы как-то проходили, разговаривая. Я, кажется, рассуждал о каких-то литературных закорючках и, как обычно, много курил. Вот и еще один поворот. Мы ездили здесь, когда я уже купил зеленые "жигули". Я хотел проводить больше времени вместе и поэтому старался подвозить ее на работу - она не ездила со мной в метро, говорила, что ее это раздражает. Она не любила меня, и теперь странно это сознавать. Это не оставляет даже той глупой надежды, когда веришь в то, что откроется дверь, и она протянет мне руку и улыбнется.
Я закуриваю. Без сигарет все это копание в воспоминаниях недостаточно ранит. Сигаретный дым отгораживает меня от происходящего за окнами и позволяет сосредоточиться. Весна наползает на город, словно экзема на бледные щеки смертельно больного пациента психиатрической больницы. Девочки вертят задницами с повышенным энтузиазмом, собачье дерьмо и мусор на обочинах подсыхают в лучах начинающего греть солнца, а хитрые вороны прыгают и косятся, наклоняя головы, с черных ветвей деревьев.
А вот и мой любимый магазин "24 часа". Я частенько захаживал сюда, покупая себе какие-нибудь пельмени, бутылку вина для нас и шоколадку для нее. Я - максималист, идеалист, придурок и сопляк, который совершенно не разбирается в женщинах, автомобилях, жизни и литературе. Мне доставляло удовольствие подрулить прямо к этому торговому павильону, тормознуть, взметнув кучу грязи и, поигрывая ключами, завалиться внутрь.
Медленно, чтобы не напугать детей, мам и старичков, я качу по двору, хрустя веточками и степенно переваливая торчащие из земли люки. Вот и мое место для парковки. Уже накатанное мной и только мной. Сигаретная пачка белеет на земле: помню - выкинул ее зимой, когда мы еще были вместе...
Мне становится настолько плохо, что я диким усилием воли выкидываю свое тело на землю и падаю на колени, делая вид, что изучаю, откуда торчит педаль сцепления. Рассматривая педаль, я начинаю вспоминать, как учил ее водить, как она врезалась в сугроб и как мне тогда было хорошо, как казалось, что хорошо и ей тоже - просто быть со мной. Она сидела здесь, топала ногами по этому коврику. Это бред, но пересилить себя просто невозможно. Собрав все свои силы, я говорю:
- Эта сука щас ибецца с пидарасом в жопу, рот и пизду, в связи с чем, лошок, ты можешь больше не стенать, как песик на косточку.
Щелкнув сигнализацией, я выгребаю из почтового ящика счета и рекламу. Взбегаю на пятый этаж. Я носил ее сюда на руках.
Поворот ключа, и комната смеха накрывает меня липким одеялом ужаса и черной беспросветной тоски. Здесь уже нет вещей, адвокат посоветовал мне увезти все, что еще осталось, пока это не уголовное дело. Адвокат улыбнулся мне без сочувствия. Я потерял жилье, а это еще не самое страшное, что он видел за время своей практики.
Сигареты, которые она не курит и которые не курю я. Смятые пачки. Это курит тот, кто теперь с ней. Неприятно думать об этом, но, с другой стороны, с ним я в свое время поступил так же, будучи обманутым этой девочкой. Она говорила одинаковые мерзости и о нем и, чуть позже, обо мне. Я не испытываю злости. Мне грустно от того, что ничего не получилось - пасьянс не сошелся, в колоде было слишком много джокеров.
Картины, что я дарил ей, отвернуты к стене. Диван, на котором мы...
Когда я выносил оттуда свои вещи, я пребывал в состоянии транса, теперь же отупение сменилось ощущением потери. Словно все внутренние органы разрываются внутри туловища, но ты продолжаешь жить. Наверное, это и есть одна из разновидностей ада на земле. Можно, конечно же, придумать сотни вещей в миллион раз страшнее, но все-таки это ад, хоть и слабенький, не способный пересилить страх смерти.
Плитка на полу, которую я кое-как налепил своими руками - старался; люстры, которые я повесил, окрашенные под обои стены... Я хотел, чтобы это место стало моим домом. Я вынес здесь столько оскорблений, сколько не слышал за всю свою жизнь.
Конечно, она не была нормальной женщиной. Демон внутри нее нашептывал ей странные вещи, как Надин Кросс нашептывал Рэндэлл Флэгг. Если вы не знаете, кто это, оставьте это сравнение мне. Оно мне нужно больше, чем вам, господа. "Мое лицо прилипло к стене". Эту фразу сказанную низким гортанным голосом, я запомнил навсегда. Это мне сказала она, моя прекрасная принцесса. Помню ее глаза - чмырк-чмырк. Она много плакала и совсем мало спала.
Солнечные лучи проникают в комнату, выбирая отдельные предметы, лежащие на полу. Я закуриваю и дым стелится в пространстве, завихряясь от легкого дуновения сквозняка.
Пустая оскверненная квартира. Оскверненная ее изменой и моим бегством от неразделенного чувства. Зачем я пришел сюда? Что тянет меня в это логово моего прошлого? Как можно любить свихнувшуюся, ненавидящую тебя, непонимающую людей и неумеющую адекватно оценивать реальность истеричную девочку? Трудно сказать, как это так можно. Какого хрена такое случается? И почему именно с тобой, а не с каким-нибудь знакомым знакомого?
Слезы наворачиваются на глаза. Это едкий дым, никотин и вредные смолы. Просто сигареты у нас дерьмовые делают - надо их назвать "Тараканье говно".
Я докуриваю, но прежде чем подняться, чтобы выйти и захлопнуть за собой дверь, на секунду замираю -
а вдруг она
сейчас войдет, сожмет мою руку
и улыбнется
просто потому, что мы снова вместе -
вместе навсегда...
VAD-DARK, 27-апреля-06
ответственный редактор - Haze
|
| |
|
|
258. СТИХИЙНЫЕ ОКНА NEW!
Любовь вернется к тебе
ЭмТиВи
Приношу искренние извинения Илоне Авериной, Арямновой Вере, Селине, Корикей и всем, кого я когда-либо оскорбил на этом сайте под ником Haze или VAD-DARK. Все мы платим за каждый неверный поворот. Иногда шкурой, иногда баксами.
(Любые совпадения случайны. Любые аналогии на вашей совести, автор за них ответственности не несет. Всё написанное – чистый вымысел.)
Вадим Никитин: Добро пожаловать на программу Стихийные Окна, с вами я, Вадим Никитин! Наш мир устроен сложно, отношения между людьми зачастую бывают непростыми. Эта программа пытается помочь тем, кто заблудился, зашел в тупик, не увидел бревна в своем глазу, хоть и нашел соринки в глазах своих близких и друзей. А что же делать, когда такое случается в мире литературы, тем более, когда два человека знакомятся в интернете, так сказать, интерактивно… А ведь у нас в стране еще не все знают, что такое интернет…Во избежание несчастных случаев, здесь, в нашей студии, находятся представители Службы Безопасности. Это Негр-1 и Негр-2! Поаплодируем им, за их широкими спинами мы с вами, как за каменной спиной!
Итак, это программа Стихийные Окна, с вами я, Вадим Никитин, и мы… НАЧИНАЕМ!
И сейчас в этой студии появится известный философ и поэт. Встречайте… Несчастный Чувак!
Вадим Никитин: Присаживайтесь, располагайтесь поудобнее. Что беспокоит?
Несчастный Чувак: Понимаете, тут такое дело. Я, короче, страдал очень от одиночества. Занимался онанизмом с 5 лет, ну вообще у меня комплексы…
В.Н. Лечились?
Н.Ч. Да, один раз в больнице лежал, когда у меня член застрял в пасти льва.
(в студии раздается визгливый смех аудитории)
Н.Ч. Лев это моя домашняя собака.
(смех становится громче и неестественнее)
В.Н. Да Вы, я гляжу, оригинал… Но, перейдем к сути… Вы, значит, по интернету знакомились…
Н.Ч. Да, я постоянно писал стихи и знакомился по интернету. И вот однажды я познакомился с одной дамочкой. И я ПОЛЮБИЛ.
В.Н. Как звали эту дамочку, можно поинтересоваться? Ник-нэйм у нее был какой-нибудь?
Н.Ч. Да, ее звали Овцегиндина, а ник-нэйм был Шы.
В.Н. Это так романтично.
Н.Ч. Мы переписывались эротическими письмами около года. Это было так трогательно. Я писал ей про звезды, поглаживая головку своего члена…
В.Н. Прекратите!!!
Н.Ч. Извините, увлекся. Я сочинял ей стихи. Вы их читали, наверное, для чего еще литсайты существуют… Пришла любовь, и снова кровь, всегда готовь свою свекровь, и в розы-грозы, и в морозы…
(студия аплодирует)
Н.Ч. Спасибо. Мы общались долгими ночами, курили одну за одной, мучительно вдыхали запах разлуки и неразделенного желания… И вот настал тот день – самый счастливый день в моей жизни… Мы встретились вне сети. Она была с каким-то мужиком, которого звали Макс…
В.Н. Стоп. Стоп. Стоп. Уважаемые телезрители, угадайте, кто сейчас появится в этой студии…
Н.Ч. О, нет…
В.Н. Итак, встречайте: Макс!!!
Н.Ч. Ах ты сука!!! (кидается к Максу и пытается выдавить ему глаза, Негры разнимают дерущихся, студия аплодирует)
Макс. Придурок, я-то что тебе сделал? Больной какой-то…
Н.Ч. Она вернулась к тебе, бросила меня, и ты спрашиваешь, что ты сделал? Гнида… (плачет)
Макс. Она просто пришла, легла рядом со мной, и направила мой член в свое влагалище. Я же не виноват, что она была пьяна. Мы просто общались, как друзья… А ты ее не понимал! Ты ее бил! Ты сломал ей жизнь! Урод! Она ко мне не уходила, она просто на передок слабовата!
Н.Ч. Сам ты урод! Дерьмо! Она рассказывала, что ты в толчке с открытой дверью срешь, и заставляешь ее засовывать тебе в задницу фаллоимитатор! И у тебя работа отстойная!
Макс. У тебя тоже работа отстойная. И машина отстойная!
Н.Ч. У меня отличная тачка, кретин. Нечего сказать, да? И про то, что ты импотент, она рассказывала.
Макс. А мне она рассказывала, что импотент – ТЫ, что ТЫ срешь с открытой дверью и ТЫ суешь себе в жопу…
Н.Ч. Это наглая ложь!
Макс. Да, это наглая ложь!
Н.Ч. Это не я ее бил, это она меня била! Она об меня пальцы на ноге сломала!
Макс. А на меня она так орала, что соседи в милицию звонили.
Н.Ч. А у меня знакомые советовали психиатричку вызвать.
Макс. Да-да-да.
Н.Ч. Ей лечится надо… Я ради нее комнату продал, а она, падла, сказала, что в вечной любви мне не клялась… Надо было ее замочить!
Макс. А я ради нее работал, как проклятый, учиться пошел, а ты ее потом трахнул!
Н.Ч. Она просто пришла, и так получилось, что она направила мой член в свое влагалище. Я же не виноват, что тебя не было рядом… Мы просто общались, как друзья… А ты ее не понимал! Ты жил у нее за ее счет! Ты сломал ей жизнь! Урод!
Макс. Это ты у нее жил. А меня она выгоняла!
Н.Ч. Меня она тоже выгоняла!
Макс. Вот тварь.
Н.Ч. Да, сука та еще.
В.Н. Так-так-так… Стоп. Давайте послушаем мнение аудитории… Вот тот… Гипсовый Скунс, пожалуйста…
Скунс. У меня в холодильнике взорвался хомяк, и Сальце…
В.Н. Нам это не интересно… Спасибо. А вот девушка, да. В красном свитере…
Девушка. Я считаю, что вы оба – уроды. Все мужики уроды. Для вас стараешься, перевоспитываешь, а вы все за свое – семья, дети, кино, рестораны, цветы, секс… Скучно… Я лесбиянка и…
В.Н. Отлично, понятно. Вот молодой человек в очках. Пожалуйста…
Очкарик. ЗАМОЧИТЕ ЭТУ СУЧКУ! ЭТО ДЕМОН! Я ЗНАЮ! КРЕСТ ЕЙ! КРЕСТ! МАКАРОНЫ В ГЛОТКУ!
В.Н. Возьмите у него микрофон. Спасибо. Н-да. Впрочем, мы продолжаем, и пришло время пригласить в нашу студию саму Овцегиндину! Встречайте!
(раздаются аплодисменты)
В.Н. Мы вас заждались… Отлично выглядите… можно Вас называть просто Овца?
Овца. Для Вас – что угодно. Мне говорили, что я отлично делаю минет…
Н.Ч. Овца! Я люблю тебя! Вернись ко мне, а то я убью себя!!!
Овца. Мне на тебя параллельно, дегенерат. Опять хамить будешь? Опять изменять будешь?
Н.Ч. Да я же всего разочек… Ты – моя жизнь, родной человек…
Овца. Заткнись! Эй, Макс! У меня ботинки запылились, ну-ка оближи их, раб вонючий. Опять не мылся три недели. Шило на мыло!
Макс. (лижет ботинки) Моя принцесса…
Овца. Придурки. Мне на всех вас пофигу, мне вообще на все насрать, кроме жертв глобального потепления (по щеке катится слеза)… Я не знаю, что такое любовь.
Н.Ч. Прости! Вернись!
Овца. Ты меня еще и бил, скотина. Когда я была беременна!
Н.Ч. Но ты не была беременна!
Овца. А если бы была?
Н.Ч. Мне плохо. Сердце… (падает, его уносят под аплодисменты и свист)
Макс. Так ты беременна?
Овца. Может быть…
Макс. От кого?
Овца. Смотрит на ведущего. Жаль, не от Вас, Вадим… Впрочем, я пошутила. Я не беременна. Это ты беременный своей любовью, щеночек.
Макс. Мне плохо. Геморрой… (падает, его уносят. Продолжительные овации.)
Овца. Они вернутся. Они всегда возвращаются… А теперь я буду учиться любить. Любить Вас, Вадим.
В.Н. Нет! Охрана! НЕТ!!!
Овца. Целуй меня, да! Ах.
В.Н. Мне плохо… Мозг… (падает, его уносят под крики ужаса)
В студии хаос. Картинка пропадает, но появляется после рекламного блока. На диване сидит Овца и горько плачет.
Овца. Меня никто не понимает… Мне не дают творить… Я так давно не рисовала…
Появляется бригада психиатров.
Овца. Простите меня. Простите. Я верну, я что-то верну, сама не знаю, что, но верну, всем верну… (рыдает, ее уносят)
Начинаются новости спорта.
|
| |
|
|
259. Питер-Тверь-Москва-Воронеж-Маклок. И обратно.
((())))))
Катя всю дорогу изображала Молчащего Тушканчика. Она даже смеялась как-то отстраненно, даже при виде надписи «Финиш 1», которая украшала набережную прямо напротив того места, где мы умудрились припарковать машину. Вообще Тверь - город страшный. Там гуляют выпускницы, одетые либо как вампиры, либо как обезумевшие нимфетки, вообразившие себя уличными проститутками конца девятнадцатого века.
Катя не так проста, как кажется на первый взгляд.
(((())))
Она сидела на потолке - самая лучшая в мире девушка, которую зовут Лле. Я не ожидал от нее такого поведения, поэтому немного растерялся, и уши мои ощутили медленное покраснение. Тогда я сказал:
- Ле, ты такая милая…
Я же не мог ей сказать, что – «да я в тебя влюбился по самые свои красные уши, хотя ты – последний человек, в которого я ожидал влюбиться». Что интересно - чувство, которое я испытал, не было мучительным или дико страстным. Оно явилось неожиданно, впервые за всю мою жизнь. Раньше я всегда либо готовился к этому, либо бессознательно себя накручивал. И впервые ничто во мне не настаивало на ответе с ее стороны. Я был спокоен, мне не требовалось тащить ее в кровать или падать на колени и начищать ей ботинки. Я вообще не беспокоился. Было только чуть обидно, что я не могу ее обнять, потому что это может разрушить ее мир, а какие будут последствия этого разрушения, я знать не мог.
Ле сняла очки, округлила свои серые глаза и внимательно посмотрела на меня. Так смотрят дети, когда им рассказываешь про летающих крокодилов, а они, конечно же, верят. Она довольно долго обдумывала мое высказывание, после чего сказала:
- А что, надо что-то отвечать?
- Ничего, - сказал я, - отвечать не обязательно.
(()))))
Сало был, как всегда, молчалив. Хотя, один раз он внезапно вскочил с бревна и с диким воплем убежал в лес. Все остальное время он находился в малоподвижном состоянии вещества. Маугли, которого зачем-то заставили получить образование.
(((())))
Сквозь сон я услышал голос Мирры Лукенглас. Она разговаривала с Малюмой.
М: Он явно сходит с ума.
М: Кажется, он уже сошел.
М: Да, похоже на то.
Потом я уснул, и мне приснился Ленин, которому на шею кто-то повязал гигантский слюнявчик. Я ходил около Ленина, пытаясь понять, КАК это смогли сделать. Ленин напоминал злобного вампира космического масштаба.
Воронеж вообще странное место, я вам скажу. Я пытался позвонить в Евросеть, чтобы узнать, когда мне на счет поступят деньги, так меня очень долго куда-то переключали, а в результате я услышал: «Вакцинации, центр «Надежда». Я повесил трубку, что мне еще оставалось?.. Думаю, Вы бы тоже повесили, мало ли что?..
Я не стану рассказывать о Кате ничего, кроме того, что она говорит не то, о чем думает и почему-то считает мир предсказуемым. Забавно, но неинтересно. Плюс это полотенце на голове… Бытовуха.
Когда меня пробирает бытовуха, я могу вспомнить желтую футболку Малюмы, и все проходит.
((((()))
Я звонил и писал демону. Демон отвечал мне, но он не рассчитывал, что не имеет надо мной той власти, которую потерял. Демон сошел с ума и хотел меня немедленно – т.е. чтобы я доехал до Москвы за четыре часа. Я все еще в его власти, но самое трудное позади. Сейчас я могу говорить это, не кривя душой и не успокаивая себя иллюзиями. Демон истерически кричал то одно, то другое, а во мне проснулась жалось к той, которую он сожрал. К Ане – девушке которую я любил, и которой, кажется, больше нет. Но жалость – путь к слабости, а слабость ведет в объятия демона. Преодолев приступ бреда в Москве, я рванул оттуда ко всем чертям. Они мне как-то милее.
((())))))))
Скунс сказал мне:
- У тебя комплекс She!
Я бы посмеялся (все-таки Скунс иногда такое сморозить может, хоть сутки ржать можно), но у меня болел живот, я все-таки пять дней ничего не ел, и ночной шашлык царапал нежные ткани моего чувствительного организма.
Потом Скунс захотел слушать Ночных Снайперов. Я отказывался. Тогда он принялся повторять:
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
«А давайте послушаем Ночных Снайперов»
Это продолжалось довольно долго, поэтому пришлось идти на компромисс и поставить Пинк Флойд.
- Шестьдесят!!!!! – кричал Скунс в населенных пунктах. Приходилось подтормаживать, чтобы он так не нервничал…
((((()))))))))
Я не стал делать подробный отчет о произошедшем, т.к. для этого существует другой стиль, а на такой стиль нужно согласие. А согласие можно получить только после обсуждения. А обсуждать можно только осенью. Так-то вот.
Пойду елку искать, авось щука встретится.
Vad-Dark,
Ответственный за все - Haze
|
| |
|
|
260. Про ЭТО
Сегодня я понял, что такое любовь. Я познал это чувство в полном объеме, и душа моя заиграла, засветилась изнутри, словно дешевая реклама стирального порошка. Я был слеп... Слеп! Раньше я влачил жалкое существование вместо того, чтобы ЖИТЬ. Именно ЖИТЬ – большими буковками, да-да. И не надо мне хмыкать. Я должен излиться тебе, дорогой мой читатель: я не могу молчать, как не может молчать человек, который пишет стихи.
Я вот пишу стихи, вы ведь знаете… Ну вот хоть этот, к примеру:
Любовь, как кровь по стенам-венам,
И розы, грезы, а в туман
Твоим глазам проникновенным -
Я понимал, что здесь обман…
Этот стих все знают, что уж тут стесняться… Но я не об этом. О моем таланте говорить здесь не хотелось бы, хотя есть еще люди, которые могут со мной иногда соперничать и сочинять на таком же уровне. Вот хоть Череп Ашки, королева моих фантазий, эротическая суперледи с округленными глазами. Но мой гений, само собой… эээ… мнэээ… трудно, знаете ли подобрать здесь слова… мда… короче, нормально.
Об чем это я? А, да…
Познакомился я с той самой, единственной, канешна же, в интернете, как щаз модно. Ну и, блин, хули, простите за выражение, тут рассусоливать. Она стихи довольно хероватые катала, я их подредактировал, так сказать, как надо. Обшибки оправил, ну и тэ дэ. Сами знаете, с зелеными авторами тяжело, но больно телочка была интригастая… Ну она мне и пишет – давай, мол, встретимся, я тебе стопудняк отдамся, тем более неёбаная я совсем.
Чего уж тут - я не мялся, не суетился. Позвонил ей на сотовый.
– Так, мол, и так, - говорю, - подваливай, родная, к станции метро Хуевый Нарк, мой нефритовый стержень уже восстал и прорвал тонкую грань реальности… Сам я буду в грязных джинсах, с сигаретой в зубах, в очках заляпанных... небритый, есссно. А насчет цветов – перетопчешься, у меня денег нет, не было и не будет, бля. А еще у меня ботинки дырявые, носки разного цвета и вонючие. Трусов на мне уже нет, я не знаю, куда они проебались. И прихвати рублей двести – пива купим. На бутылку себе-то я наскребу, а тебе не хватит, звиняй, чекса.
А она така радостна, вся щебечет, что, типа, я ее кумир, что над стихами моими плачет, когда их в стоперводесятый раз перечитывает.
- У меня, - говорю, – нет холодной и горячей воды дома, так что я не мылся уже месяц. Не до того… но ты не смущайся, будь естественной… Мы будем ебаться, как первобытные люди, моя тупая самка человека.
- Ох, - стонет, - это так чудесно, это так мило, ты так груб, мой кумир, тэйк ми!
Ну, нах, я, дорогой читатель, тут уже не сумлевался. Нашел дома немного зубной пасты и пожевал ее. Потом спиздил у кореша дездорант и от души попрыскался. От меня же воняло, как от козла, а тут ароматы, бля. Как в лучших домах ЛондОна и Парижа…
Короче говоря, выдрал я с газончика какие-то цветочки вместе с корнями и двинул к метро. Идти туда минуты три, да только надо же по дороге выпить пару бутылочек пивка, нах. От стресса. Надо же чем-то лечить душевные травмы, в конце концов. Да и повод есть.
И все бы ничего, все бы хорошо. Трахнул бы я эту мамзель за просто так да банку «Невского», да вот… БЛЯ!!!
Вышла она из метры, подошла ко мне, и понял я, шо копец енто мой. Крышка-мартышка… Такая она была безумная, такая страшная, такая уродливая, что у меня зубы свело. А сердце забилось так, что, казалось, выпрыгнет и ППСнику в харю…
Тряхнула она своими вонючими патлами, носом шмыгнула, галазми чмыркнула и на меня… И каааак дыхнет… Ну, ребята, я аж сел – такой вони даже из моего холодильника отродясь не бывало… А харя – серая, прыщавая, потная. Волосы, словно парик обоссанный… Тьфу, блянахх…
- Ну че, - говорит, сученыш, будешь меня в жопу драть, а то у меня запор уже неделю?
И тут я, кореша, подсел. Влюбился я, а через три секунды Полюбил. А она стоит, шатаясь, и зырит на меня… Такая омерзительная, такая ублюдочная, убогая шлюха… И понял я, что жизнь моя на карту поставлена, судьба моя решается…
- НУ СУКА, - кричу, - не возьмешь, не сожрешь!!! Падла! Ебучка…
И давай ее хуярить.
С ног-то я ее сразу сбил, а вот дальше повозиться пришлось. У меня с собой всегда красный маркер, которым я стихи,
(Еррноу рккоррр)
на заборах, манжетах и запонках пишу – так я этот маркер ей в глаз каааааак засадил! Визжала она – будь здоров… Но ни хуя – чую, уже ногтями мне лицо разрывает. А глаза не открыть, страшно. Живучая сучка оказалась. И давай я кулаками хуярить, пока пена не пошла. А потом на ноги вскочил, и ногами ее, падлу, пиздить начал. Ох, тяжело мне такую чексу было метелить, но нельзя мне будущее свое гениальное гробить в любви вечной к бабе бренной… Нельзя, понимаете? Замочил я ее, короче. Хули, бля…
А потом плакать пошел. Никогда в жизни еще не плакал, а тут – просто пиздец. Слезы катятся, нос соплями забит. И так мне одиноко, и так плохо, и не к кому прижаться, некому улыбнуться, за руку некого щипануть…
Зато стихи, стихи я теперь буду катать – огого: ведь сегодня я понял, что такое любовь. Я познал это чувство в полном объеме, и душа моя заиграла, засветилась изнутри, словно дешевая реклама стирального порошка. Я был слеп, слеп! Раньше я влачил жалкое существование вместо того, чтобы ЖИТЬ. Именно ЖИТЬ – большими буковками, да-да. И не надо мне хмыкать...
«Проклятый закон житейских невзгод
Висит на плечах, словно пес,
В погоню уйти не дает…
Капкан захлопнут - пощады не жди,
Праздники прошли, нас догнали будни…»
Калинов Мост, «Руда».
|
| |
|
|
261. порка, ВНЕ КОНКУРСА
ПОЛУЧЕНО СООБЩЕНИЕ: ИЗБЕГАТЬ МОСКВА, ВОРОНЕЖ С ЛИЦОМ СТЕРЕОТИПА ЯВЛЯЕТ СОБОЙ НЕ ТО, ЧЕГО ОЖИДАЕШЬ.
ПЕРЕГРУЗКА СИСТЕМЫ ВЫЗВАЛА СБОЙ БАЗОВОЙ ПРОГРАММЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ, НЕВОЗМОЖНО ПРОДОЛЖИТЬ ОПЕРАЦИЮ.
ВВОДНЫЕ ДАННЫЕ ТЕЛЕФОННОГО СПРАВОЧНИКА НЕВОЗМОЖНО СЛОЖИТЬ В КАРТИНУ, ПОДДАЮЩУЮСЯ РАСШИФРОВКЕ.
ТИХОЕ ХИХИКАНЬЕ ИЗ-ПОД.
СЕНТИМЕНТАЛЬНОСТЬ УСОХШАЯ, СЛОВНО БАНКОВСКИЙ ЧЕК ПОД ЛОБОВЫМ СТЕКЛОМ АВТОМОБИЛЯ, ПРОДОЛЖАЕТ РАБОТАТЬ, ВЫКРИКИВАЯ В ПУСТОТУ ОКОН АТОМНОЙ ЗИМЫ СВОИ ПРИДУРОЧНЫЕ ЛОЗУНГИ.
ПЕРЕГРУЗКА.
ПЕРЕГРУЗКА.
ПЕРЕГРУЗКА.
ПЕРЕГРУЗКА.
ПЕРЕ.
ПЕРЕ.
ПЕРЕ.
ЧТО-ТО ЗДЕСЬ НЕ ТАК.
НЕТ АК.
НЕТА К.
НЕТАК.
АК.
ps
8+3
|
| |
|
|
262. Дорожная зарисовка
Постой, пусть закат тебе ляжет на плечи
Я еще не дышал, я ещс не дослушал твой смех.
Постой, ты можешь спугнуть этот вечер,
И мы потеряем друг друга во тьме.
Мы закрыли глаза и далекий придумали остров
Мы придумали ветер и себе имена
И не знаем пока, кто из нас на рассвете
Станет ждать, чтоб скорее укрыла волна...
Пикник
Асфальт ослепительно сверкает, не дает разглядеть встречную полосу, пока я давлю на педаль газа где-то в ста километрах от города. Каким образом получается так, что серый грязный день Ленобласти лишает меня зрения? Парадокс. Одновременно с управлением автомобилем на скорости 100 километров в час, я жую чипсы Лэйз со вкусом лука и запиваю эту отраву Кока-колой из литровой бутылки. Салон завален бумагами, пластиковыми крышками для фильтрационной емкости, отводами для наружной канализации, моими рисунками, книгами издательства Альтернатива и прочими необходимыми предметами. Из динамиков доносятся страдания Ревякина – у меня есть несколько кассет.
Уже скоро я приеду на очередной строительный объект, где буду изображать из себя Главного по Канализации. Или по кровле. Или еще по чему-нибудь. Перед глазами неожиданно проплывает лицо моей девушки – она говорит, что не читает книги, потому что ей это неинтересно. Из ее рта, помимо слов, тихо льется музыка в стиле R’n’B. Под эту музыку она научила меня трахаться, не испытывая эмоций (тут же на периферии сектора обзора промаршировала колонна роботов с металлическими членами).
Я отправил в рот горсть чипсов, и часть их просыпалась мне на брюки. Твою мать – это плохо отстирывается, химия вонючая. Я сбрасываю скорость и, с визгом резины по мокрому асфальту (пора делать развал-схождение), паркуюсь на обочине, взметая кучу грязного песка. Открываю дверь, стряхиваю чипсы на землю. Справа от меня тянется широкое безжизненное поле, кое-где разрезанное скучными линиями кустарника, слева – хвойный лес. Лес тревожно и обреченно шумит, и мне приходит в голову, что здесь не хватает белого щита с надписью «Добро Пожаловать в Твин Пикс».
Я закуриваю и застываю, уставившись на ленту шоссе, делающего резкий поворот метрах в трехстах от меня.
Посреди шоссе стоит девочка из снов. Мне редко что-то мерещится. Было дело – я переутомился, провел 12 часов за рулем, врезался в «девятку» на скорости 80, и после этого мне мерещились тени детей, кидающихся под машину. Но здесь все по-другому.
Я шаркаю ногами по асфальту, когда начинаю медленно приближаться к ней, стоящей прямо на разделительной полосе, улыбающейся мне сквозь влажный чистый воздух, сквозь блики асфальта, сквозь мое участившееся дыхание и дым сигареты.
И я понимаю, что, если подойду к ней ближе, то не смогу подняться с колен, не смогу оторваться от этого шоссе, от видения, от леса, поля, крика хищной птицы в небесах, шума крон над головой… И я подхожу к ней, и молча смотрю на нее.
- Почему ты так смотришь на меня? - спрашивала меня моя девушка.
Я не знал, что ответить.
- Просто так, - отвечал я, - Просто смотрю.
Серебряный крест на моей груди чуть холодит кожу.
- Убей меня, - прошу я тихо, - пожалуйста, убей меня, я больше не могу…
Девочка поправляет черные волосы и показывает мне язык.
«Нет».
Я слышу удаляющиеся шаги сквозь шторм алого моря сомкнутых век.
Через час я уже еду дальше. Потому что я знаю, что совсем скоро увижу ее снова. Калинов Мост заканчивается, и я врубаю что-то без названия. Петь я не умею, но здесь же никто не услышит, а акустика у меня в машине сделана отличная – своими руками – с динамиками высокочастотного звука. Из которых часто слышится ее смех.
Я доедаю чипсы, допиваю колу, снова закуриваю и отдаю себя скорости, ветру, небу и шоссе.
26 окт 06
|
| |
|
|
263. ЯРОСТЬ, 1.
1.
«Я раскаивался в том, что угрожал Хизер пистолетом, и надеялся, что она когда-нибудь простит меня. Я безумно тосковал по ней. Интересно, скучает ли она по мне? Я очень на это надеялся».
Дэнни Кинг, Дневник Налетчика
- Этот урод меня подрезал, вот сука! СУКА! - заорал я в бешенстве.
Только что с правой полосы выскочил Хундай с краном-манипулятором и оттеснил меня своей задницей на встречку так, что мне пришлось тормознуть, хотя я как раз набирал скорость на третьей передаче. Шестерка недовольно дернулась и вильнула – развал-схождение ни к черту, ну да руки дойдут еще.
День сегодня странный, с самого начала дикий какой-то.
Сегодня я получил письмо, которого ждал, долго ждал. Каждая строчка этого письма была моей душевной болью, моей ошибкой, моей любовью, моими слезами и моим сердцем. Я прочитал письмо, и понял, что если сейчас же не окажусь рядом с женщиной, которая его написала, то впаду в бешенство. Потому что без нее я просто не живу.
И бешенство накрыло меня спустя пять часов, за рулем моей потрепанной зеленой Шестерки. Хундай пошел в отрыв.
Справа от меня сидел мой старый приятель и в придачу генеральный директор мелкой строительной фирмы, где я работаю. Так получилось, что я вез его в офис большой солидной фирмы, думая о женщине, которая прислала мне письмо, и постепенно закипая. По радио как всегда передавали какое-то неимоверное дерьмо, а кассета Pink Floyd в данный момент не могла положительно повлиять на мое мироощущение.
О чем думал этот мудак, этот урод ебучий, когда меня подрезал?! У меня нет ничего в жизни, мне нечего терять! Он об этом не подумал, когда повел себя на дороге, как тупорылая наглая тварь. А мне похуй! Любовь у меня одна, какая есть, и вечером она меня не ждет. Поэтому я вытащил сигарету, глядя на борт Хундая, прикурил и заорал:
- Этот урод меня подрезал, вот сука! СУКА! Ну держись, пидор гнойный! Мне похуй на все, блять!!!
Генеральный директор вжался в сиденье всей своей стокилограммовой жирной трусливой тушей и пролепетал что-то неразборчивое. Мог бы и поддержать друга. Хуй вместо поддержки. Когда кому-то нужна помощь, то надо ее оказывать, а когда тебе нужна элементарная поддержка, то ты получаешь банан в жопу. Так же и с бабами, но это другой разговор. Когда ты при смерти, они смеются над тобой, а когда ты в силе, то просят прощения. Ненавижу двуличных сучек. Зря он предложил мне трахнуть свою девочку, этот желеобразный директор. Он, наверное, думал, что я не смогу из принципов. Какие принцыпы – мои принципы уехали вместе с той, у кого в руках мое сердце. А эта его прошмандовка тут же разболтала мне про него такую хуеву кучу мерзейших подробностей, что я с трудом (это я-то) потом на него смотрел. Так что ждать от него нечего – он может только хлопать глазами и издавать коровье мычание.
Ну и пошел он!
- Щас он у меня узнает, с кем связался, СУКА! – хрипло выкрикнул я, вращая глазами, и перешел с третьей на вторую передачу.
Вообще-то я так не делаю, но тут был вопрос чести. Обороты скакнули за отметку «5000». Автомобиль взревел, словно его кто-то хорошенько пнул и растряс-таки какие-то скрытые резервы. Я притопил педаль глаза, попыхивая сигаретой.
Не понимаю, нахера менять дизайн сигаретных пачек? Нахера?! Этот ебучий Винстон опять в новой упаковке, еще более мерзкой, чем предыдущая. Кто придумывает этот дизайн?! Кто внедряет его? Кто голосует за эту поебень? Все равно внутри – крысиный помет и опилки с деревообрабатывающего завода имени Крупской. Но обязательно надо размалевать эту долбаную пачку так, что рябит в глазах. Облако мерзкого дыма доползло до директора, и лицо его напряглось. Кажется, он пытался нащупать ремень безопасности, но у меня в тачке с этим не так просто – это же российская параша – тут пока доберешься до нужного места, сдохнешь от старости.
Машина ревела, и Хундай я настиг через 3,5 секунды. Бедный лошок, он скорее всего уже забыл о моем существовании. Ха-ха-ха.
На дороге я чувствую себя, как рыба в воде. Я тащусь от скорости, рывка, транспортного потока, шоссе, перекрестков, придуманных мною хитростей, обгонов, проходок по дворам, объездов пробок по грязи. При этом я насилую и тираню свою машину, как могу, выжимаю из нее все до последней капли, чтобы потом ночью в авторемонте самому менять, доводить, регулировать, драить и подгонять все, как надо. Все, я подчеркиваю, ВСЕ признали, что я классно вожу. Даже одна недовольно визжащая девица, поездив потом с другим человеком, втайне сообщила всем, что я – лучший. Я, конечно же, знаю, что есть масса людей более опытных, более умелых и грамотных, с тачками в сто раз круче моей, но в то же время, я не забываю, что я отнюдь не последний. Я люблю это, я обожаю такую работу и посылаю к чертовой матери всех ублюдков и сосунков, которые мне мешают.
Я обошел Хундай справа и мгновенно встроился перед ним, так что водитель не успел ничего понять. Вот меня не было и… вот он я! Бац! Он шел около 80, и через десять метров я резко затормозил.
У меня отличное панорамное зеркало – я выбирал самое точное, с небольшим уменьшением, так чтобы в поле зрения попадали обе мертвые зоны, и соответственно мне не составило никакого труда засечь момент, когда до фар обдриставшегося придурка оставалось сантиметров двадцать.
После этого я снова увеличил скорость, и через двадцать метров снова тормознул. Хундай судорожно дернулся, пытаясь уйти вправо, но я предугадал его намерение и синхронно двинул корпус в ту же степь. Он снова дернулся влево.
При этом кто-то может подумать – а почему педик не треснул меня, чего он так трясся и избегал столкновения, видя перед собой охуевшего водилу? Ответ прост – по правилам он был бы виновен в аварии, потому что не соблюдал дистанцию, скоростной режим и не успел остановить транспортное средство. Короче говоря – тот, кто сзади, тому и под зад. Я испытал действие этого закона на собственной шкуре, когда протаранил одну цыцу на девятке, вздумавшую внезапно остановиться посреди дороги и пораскинуть мозгами на тему: ехать ли ей дальше или нет.
Как только я понял, что он уже задохнулся от вони собственных фекалий и хочет остановиться, я затормозил по-настоящему – так, что мудоеб чуть не впечатался в мой задний бампер. Я видел, что манипулятор мотнулся у него в кузове, норовя улететь в осеннее небо Питера.
- Ну что, педик, – сказал я, нащупывая фомку под свои сиденьем, - папочка уже идет…
|
| |
|
|
264. Джаст Волк ин зэ Парк :) (Мирре, с возвратом)
Я очнулся в тот момент, когда она дожирала мою левую руку.
- Сука, - заорал я, - что ты такое?
Она посмотрела на меня внимательными черными глазами – во взгляде сквозила обида. Обида, казалось, колыхалась около ее мерно двигающихся грудей темным сладким воздухом, стекала струйками с кончиков длинных волос, набухала тяжелым ароматом внизу живота.
- Я виноват, - прозвучал мой собственный голос внутри меня самого.
О… тут я почувствовал силу, исходящую от самки – темную силу первобытного инстинкта, и мой маленький пенис дернулся в экстазе от предвкушения горячих глубин, которые высосут все до единой капли, и сразу же попросят еще. Шерсть на ее спине вздыбилась, верхняя губа дернулась.
Что-то в глубине моей души истово закричало, как кричат злобные раненые индейцы, и я оттолкнул от себя тело зверя. Окровавленным культями я скреб сухую землю, отползая на безопасное расстояние, а она раскрыв пасть, уже не интересовалась полусожранной пищей. Она уже искала новое, свежее, хорошее, полное. Ее нос шевелился...
...
...
...
Когда, спустя несколько месяцев, мы с моим старым другом доктором Хэйзом прогуливались по тому парку, где я чудом спасся от самки, он внезапно остановился и, поправив очки в пластмассовой оправе, указал на небольшую поляну.
Там, среди пивных бутылок, скомканных газет и прочего мусора, в древнем танце слились два тела. Хэйз подмигнул мне и бросил в парочку пустую банку из-под джин-тоника «Гриналз»… На секунду тела замерли и самка, подзадоривая, куснула туповатую жертву. Та, еще полная сил молодая особь с широкой лобастой мордой, издала грозный рык.
Мы с Хэйзом хохотнули, и, закурив особые папиросы, продолжили прогулку, рассуждая на тему живого мира и космических энергий… Вскоре, самка была забыта, оставив лишь пахнущий секретом след в памяти каждого из нас, но лишь затем, чтобы мы знали, какие в наших парках водятся существа.
|
| |
|
|
265. Комната (Мирре)
Мирра Лукенглас, одетая в строгий военный мундир обвела комнату острым
командирским взглядом. За два часа, прошедших с момента начала обвода комнаты
взглядом, Мирра Лукенглас совершила отвод глазами в другую комнату. Это
астральное касание взглядом отразилось на внутренней жизни обеих комнат, нарушив
строгий дисциплинированный сон Нео с кабелем в голове. Кабель был длинный, и Нео,
булькающий в своей ванне, испугался и забился, словно головастик под лапой
африканского тигра. Грозные силы спорили о бутербродах на столе - кому какой, и
вообще три дня ничего уже не жрали. Поэтому Нео, конечно же, вовсе не думал о том,
чтобы сопротивляться, просто он боялся.
Тем временем Мирра вновь обвела обведенную ее же взглядом комнату, на этот раз
тем же самым взглядом. Ничто не предвещало победы, кроме огромного динамика под
низким, засиженным мухами потолком, коммунальной квартиры. Она неспешно
вытащила пистолет неизвестной системы и бросила его в сантехника Петрова,
пришедшего постирать портянки. Петров удивился, выкатив глаза и упав на тощие, чуть оструганные колени. Истово молясь, он расшиб себе лоб о кедровый паркет.
Дизайнер был бы недоволен, ведь он мудак, это он настроил мои пальцы, так что они сами печатают. Этот дизайнер мне еще должен вообще ничего. Совсем ничего.
Вернемся же к Мирре Лукенглас. В своих обводах комнаты взглядом он выделила для
мира несколько основных деталей, как то:
см. приложение за номером 15786 бис.
Гордо подняв глаза, Мирра сухо поздоровалась с подполковником Шишкиным. Шишкин
в части слыл человеком уравновешанным, справедливым, да вот только падким до
лазанья на березы. Шишкин протянул Мирре пачку совершенно секретных документов.
- Иди ты нахуй, - улыбнулась Мирра Лукенглас, - это понятно?
- Нет, - ответил Шишкин и выпал из окна второго этажа трехкомнатной квартиры своей
бабушки по фамилии Снукс.
Мирра продолжила свое путешествие по бункеру. Кругом таились замаскированные
фашисты, напоминающе подбитые истребители. Расшвыривая их вялые тела ногами,
обутыми в железные сапоги, Мирра подмигивала Лифтеру.
Приложение 15786 бис
1.
Костры затмили ночь в безжизненной пустыне. Я стоял на дне Аральского моря и
глядел на уходящую к горизонту поверхность, состоящую из высушенных рыб. С
юго-востока подул слабый ветер, огибая кратеры, пробираясь в темных пещерах по
извилистым и зловещим ходам. Неподалеку села черная птица и уставилась на меня с
пренебрежительно-насмешливым выражением.
- Эта пустыня мне нравится, - говорю, - вполне. Жаль, что здесь плавать нельзя.
Действительно - особо не поплаваешь, когда так просто можно запутаться в
бархатистых красных водорослях, легко колышимых на фоне бесконечно уходящего в
даль неба. Перезарядив оружие, я двинулся на восток.
2.
Восток встретил меня распахнутыми окнуам, узкими улицами тесного зимнего города,
безнадежностью оставленных под окнами автомобилей, поникшими телевизионными
антеннами и шелестом шин по мокрому асфальту... А прекрасная девушка, сидящая на
подоконнике и болтающая ногами, внезапно улыбнулась мне черными расшатанными
зубами древней ведьмы. Я знал, что это не предвещает ничего особенного, но
все-таки навострил чуткие уши, а шерсть на моем загривке вздыбилась. Сливаясь с
заборами, калитками, улицами, станциями метро, я бежал и наслаждался вежливой
печалью, заглянувшей на огонек с вежливого разрешения ворон, прыгающих по крыше
пивного ларька.
Это был один длинный шаг, длиною в бег.
3.
Бесцельно и безветренно. В тусклом свете солнца, перевалившего через линию
горизонта, подобно военному грузовику, переезжающему дорожного полицейского,
были видны ступени, зарытые в песок. Над пространством разносился слабый, но
красивый голос высушенной земли. Когда я потрогал ее руками, я сразу понял всю
глубину ее структуры, ее замыслов, ее жизни, пульсирующей под невесомым
покрывалом бесконечности.
Телефонная трубка, прижимающаяся к моему уху скользким телом рептилии,
прошипела нечто непереводимое. Язык телефонных трубок абсолютно понятен без
всякого переводчика.
Пустыня смещала квадраты своего пространства плавными размеренными
движениями.
Неожиданно на вершину бархана вспрыгнул Неграмотный Скунс. Он открыл левый глаз
и сказал старушечьим голосом:
- Милок, вот бывало в сорок пятом году девяносто девятого месяца космической
пустоты...
Я помахал ему его же рукой. Туда-сюда.
Оставив Скунса на бархане, я продолжил движение по направлению к цели.
Раиса Петровна Цель сидела за длинным бухгалтерским столом и (далее воронежское
Г) грызла карандаш.
- Ептить, мать. Ты хто такой будешь? - спросила она голосом старой девы.
Я незамедлительно проткнул ее пупок приготовленной иглой фирмы Самсунг.
Воздушный шарик лопнул навсегда. Отдирая от себя его крепко приставшие куски, я
пил чай, приправленный чем-то напоминающим жернова мельницы с какого-нибудь
ретро-плаката. Забавное зрелище, но все-таки - есть о чем задуматься. Но не нам.
В связи с изложенными фактами и факторами, высохшее дно Аральского моря впитало
в себя множество моих мыслей. Я горько сожалел об этой утрате, но скрепя сердце,
безжалостным терминатором прорвался сквозь баррикады контрреволюции. Аврора в
пороховом дыме потрясающе гармонировала с глупостью моей последней девушки.
Есть на свете тип глупости, который даже умиляет. Поэтому революция переросла в
реализацию, и меньшевики, сгрудившись в тесной камере обскура, теперь вечно были
обязаны жевать сено и благодарить за то, что их оставили жить. Без разницы -
уничтожишь этих - придут следующие. Будем держать имеющихся на потолке.
Мирра Лукенглас вошла в помещение твердой походкой, утрамбовав глиняный пол. Ее
черные волосы и странные татуировки заставили призадуматься, надолго
призадуматься. Тем более, что в руке Мирра держала череп красного койота.
- У меня ж там чай! - сказала она, обведя комнату взглядом привычных к обводкам
комнаты, глаз.
|
| |
|
|
266. рациональ
Я придумал, то что я не придумывал. Без идеи, казалось бы, текст невозможен.
Однако, он просто появляется из окружающего воздуха, из комнаты, где я нахожусь, он
падает с деревьев, выползает из канализационных люков, продается в ближайшем
ларьке. Где же находится моя душа? Кто знает. Может быть она рядом со мной, а
может быть сейчас она во мне. Но я не буду сочинять об этом слезливо-сопливой
лирики. Есть на свете такие вещи, которые объяснить невозможно, да и не нужно. Мир
огромен, и весь он находится там, чему нет описания, а, если оно и существует, то
совершенно непонятно, где его найти. Семилапые чудовища, огненные луны,
иероглифы, космические корабли схлопываются в одном большом конгломерате. Где я
побывал и где я еще буду - не знает пока никто. Но одно я знаю точно - дергаться уже
поздно. Все уже случилось, когда я родился. И улыбающиеся ведьмы подмигивают
мне, только что выкрикнув мрачные заклинания на энурез.
Превед.
Превед-превед.
Вот мы и дома.
В 14 веке до нашей эры жил был профессор по имени Хачу. Профессор Хачу
постоянно хотел молоденьких студенток. Еще этот профессор дружил с профессором
Могу. И вот один хотяел студенток, а другой мог, но не хотел. Так и получалось, что
только, когда они соединялись, у них че-то получалось. Но они никак не могли
разобраться со своими телами, так как оба были шизофрениками и личностей у них
было, хоть лопатой греби. А грести лопатой личности это вам не хуй собачий. Это
серезное ответственное дело, за которое дают премии в виде пенсии по шизе.
Но профессора не унывали, много трудились, работали над собой и, скрипя зубами,
отдавались соединению своих тел, душ, и проч его.
Нопасаран, товарищи, трубят совдеповские трубы на площадях и в скверах.
Listen.
|
| |
|
|
267. Странник (2000-2001)
Странник
Сквозь болота и ночь, через темень лесов
Человек шел вперед, не считая шагов.
Он оставил вдали дом, детей, свой народ,
Впереди его лишь желто-красный восход.
Никогда ни за что не вернется в свой дом,
Почему - не узнать: не расскажет о том.
А восход обещал солнцем душу согреть,
Человек хохотал - он хотел умереть,
Но зачем-то тащил тяжесть прожитых дней,
А душа с каждым днем становилась темней.
И не встретит герой никого на пути,
Только стая волков за плечом позади.
Иногда, как они, воет он на Луну,
И они этот вой возвращают ему.
Если спросишь наивно, куда он идет,
То ответит улыбкой – другой не поймет.
Что случилось? – где компас и карта его -
Он ответит, что с картой ему не везло.
Дров подбросив в костер, он заснет до утра
И с рассветным туманом уйдет навсегда.
(февраль 2001)
Странник 2: Темные Чертоги
За полями выжженной солнцем травы,
За высокими острыми пиками скал,
Где-то там за последней чертой тишины
Я нашел след того, что когда-то искал.
Одинок в этой дикой и мрачной стране -
Здесь живут только хищные звери и птицы,
А за мной Черный Всадник на черном коне
Его видел вчера в яркой вспышке зарницы.
В тусклом свете небес отблеск древних дорог,
Исхоженных теми, кто сгинул навек.
Я бреду, оскверняя священный чертог,
Я - последний пришедший сюда человек.
Потеряв смысл веры в смерть и покой,
Все же тщетно пытаюсь добраться до них
И, неспешно несомый печали рекой,
Сознаю иногда, что пока еще жив…
По ночам, как кошмар, он приходит ко мне
На мече красным смехом кривится луна
Черный Всадник на черном прекрасном коне -
Отражение твое в темном зеркале сна…
(2001)
Странник 3: Вспышка
Он всегда здесь – смотрит в глаза,
Решает, была ли любовь,
И жизнь вспышкой гнева сгорает дотла
И разгорается вновь.
Неподвижны тени, и в доме темно,
Но он не намерен спать,
А впустит ветер, открыв окно,
И заставит их танцевать…
Такой же как все - не лучше не хуже,
Просто не любит свет,
Свет ему больше не нужен,
Когда ее рядом нет.
И он уйдет вслед за ней, а шоссе
Впитает тепло шагов,
И будут смеяться, словно во сне,
Лица ненужных богов.
Он всегда здесь – смотрит в глаза,
Решает, была ли любовь,
И жизнь вспышкой гнева сгорает дотла
И разгорается вновь…
(2001)
Странник 4: Сны
«…ветер, давление, переменное во времени, создает волнистую поверхность дюны, которая представляет собой структуру, обычно переменную в пространстве. Мне представляется, что гены живых организмов – это те же песчинки, размещаемые приливами и отливами ветров времени»
Теренс Маккенна
«Игра энергии проявляется в оттенках, которые проецируются на любые сцены в мире повседневной жизни, будь то гора, небо, стена или просто ладони. Эта игра оттенков начинается с бледного сиреневого мазка на горизонте. Со временем этот сиреневый мазок начинает расширяться, пока не охватывает весь видимый горизонт, как надвигающиеся грозовые тучи.»
Карлос Кастанеда
Холодные пальцы уставшего ветра
Напомнят о тех, кто когда-то был с нами;
Шаги, что протянуты сквозь километры,
Цепочки следов, занесенных песками
Скроют в себе мир, ушедший неслышно,
Разбившийся болью, развеянный в небе;
Здесь пусто и тихо, а к вечеру звезды
Сверкают, столкнувшись в стремительном беге.
А ночью, при мертвенном свете Луны,
Темно нечто приходит ко мне,
И я зажигаю кругами костры,
И в страхе оно не подходит к черте:
Вздыхает и воет, зовет голосами.
Плачет и бешено мечется там,
Где мгла полновластно царит над руками,
Создавшими ей в поклонение храм.
Но свет остановит биенье часов,
А дюны потоком укроют мой след,
Который уходит в миры этих снов,
В чужой фиолетово-желтый рассвет…
(Декабрь 2001)
Странник 5: В никуда.
текст утерян.
см. рассказы:
В НИКУДА
В НИКУДА-2, Плато вагона
Дракон: Хозяин Лесов
Небо очерчено мглою рассвета,
Капли росы серебром на траве.
Сквозь ветви пробился неяркий луч света,
Чертя силуэты на темном окне.
Я выйду из дома в осеннее утро,
Где желтые листья ковром под ногами,
Где ветер шумит как-то старчески грустно,
Где за полями дождливые дали.
Но вздрогнет вода в зеркальном пруду,
Замолкнут все птицы, летящие к югу,
Я тоже почувствую то, чего жду,
То, что, приблизившись, вихрем повсюду.
Вон там, за разрезанным елями небом,
Где в страхе бессмысленно кружат вороны,
Проснулся хозяин холодного ветра,
И жаром несется дыханье дракона.
На миг промелькнет он над сумрачным лесом,
Тенью своей преклоняя траву,
И сразу исчезнет, оставив лишь солнце
И ломкую, будто слова, тишину…
(2000-2001)
СТРАННИК
(страница 1)
- Вы тоже не знаете, где выход? – спросил меня старик.
- Это, смотря, куда Вам нужно, - ответил я.
Мы спускались вниз, стоя на эскалаторе. Вокруг гудела толпа, люди бежали вверх и вниз по ступеням, чтобы сэкономить тридцать секунд драгоценного времени.
- К выходу отсюда нужно, - сказал старик.
Его растрепанная белая борода колыхалась в порывах теплого воздуха.
- Тогда Вам – вверх, - объяснил я терпеливо.
- Нет-нет, Вы не понимаете, - он взглянул на меня выцветшими водянистыми глазами и неожиданно усмехнулся, - ан-нет, вижу - Вы ведь именно туда и направляетесь. Так я же Вам мешать не буду, только выйдем вместе с кольцевой и все…
Мне его тон не понравился.
- Ну-ну, - нахмурился я, - идите, куда хотите, только выход – наверху…
- Наверху или внизу – неважно! Важно, что Вы к нему идете!
- Внизу выхода нет, - я забеспокоился.
- Выход не внизу, не наверху и не в середине, - пояснил старик заговорщески, - но Вы идете к нем, и я - за Вами. За Вами, с кольцевой…
- Да мы же не на кольцевой еще! – воскликнул я и понял, что разговариваю с сумасшедшим.
- Мы все на кольцевой, - подмигнул он, улыбнувшись.
Зубы у него, к моему удивлению, хорошо сохранились. Я не знал, что и сказать.
- Мы все на кольцевой, - продолжал он, - и я – это вы, я это ты!
«Это уж слишком», – подумал я и влез в подошедший поезд. Дед, отдавив мне ногу, протиснулся следом. Поезд с грохотом влетел в открытую черную пасть тоннеля. Свистел ветер. Старик что-то говорил мне, но ничего не было слышно, и я предался тягостным раздумьям о своей работе. В вагоне было тесно, кто-то матерился, перекрикивая шум движения, на сиденьях спали люди в лохмотьях и от них несло запахом немытых тел.
- Ну, счастливо, - попрощался я со своим попутчиком.
Поезд остановился и меня поволокла толпа.
- Я с Вами, я с Вами, - лицо старика задергалось, глаза округлились, - возьмите меня за руку… Я прошу Вас!
Меня вынесло из вагона, и я обернулся: он стоял в дверях, лицо его выражало невыносимое страдание.
- Ну пошли, пошли! – крикнул я.
Мне стало жаль его. Он продолжал, не двигаясь, стоять в дверях, рот его открывался и закрывался в беззвучном крике. «Не может выйти», - подумал я тупо. И двери закрылись, поезд тронулся и исчез в тоннеле кольцевой линии…
(страница 2)
Пока я стоял, уставясь в карту, толпа схлынула, и стало тихо. Я взглянул на указатели. Все пассажиры ушли направо, на какую-то площадь. Мое же внимание привлек другой указатель, на котором была рекламная надпись: «УниверМаг ПУСТЫНЯ».
(универсальная магическая пустыня)
Мне показалось странным такое название, и я решил взглянуть на эту «пустыню». Понимая, что попался на рекламный трюк, я все же шагнул на эскалатор. Вниз никто не спускался, что было не характерно для этого времени дня, но я не обратил на этот факт особого внимания, раздумывая о старике, пенсионерах и современной медицине.
Когда эскалатор вынес меня прямо на раскаленный солнцем песок, я даже не испугался. Я стоял и смотрел на синеватое, выцветшее небо. Оно раскинулось над головой, жаря из зенита лучами ослепительного маленького солнца. Ветер шуршал песком, заполняющим пространство вокруг насколько хватало глаз.
Я обернулся на скрежещущий звук: огромный мент за моей спиной методично закрывал все двери на ключ. За дверями виднелся замерший эскалатор.
- Эй, - сказал я хрипло, - эй, ты никого не забыл?
Мент как будто ждал вопроса:
- Нет. Все предусмотрено.
- Что ЭТО? – спросил я и ущипнул себя за руку – больно.
Мент в пыльной вылинявшей форме продолжал запирать двери, а пустыня флегматично простиралась до мутной линии горихонта, тонущей в мареве.
- Это выход, - просто ответил мент, - иди уже.
- Куда? – тупо спросил я.
- Куда-куда? Вход ищи! – он матерно выругался, - достали вы все!
С этими словами он запер изнутри последнюю дверь и попрыгал вниз по эскалатору. Я остался один. «Вход-выход, выход-вход…» - эти слова, подобно камням в бетономешалке, ворочались в моем черепе.
- Эй, парень, сигаретой не богат? – раздался утробный голос справа.
Я повернулся: на вершине бархана, словно статуя, восседал на черном коне, одетый в черное всадник.
- Богат, - крикнул я ему, - но хотел бы сэкономить.
- Ну, смотри… - прогудел всадник своим жутким голосом.
Лицо его было замотано черной тряпкой, и казалось, что при разговоре он не открывает рта, словно чревовещатель.
- Вообще, курить вредно, - я рассматривал его.
Глаза его скрывались за большими зеркальными солнцезащитными очками. Он молчал.
- Капля никотина убивает лошадь, - крикнул я и глупо хихикнул.
- Ну смотри… - повтори он, - я за тобой…
И, пришпорив своего прекрасного коня, скрылся за гребнем бархана.
(страница 3)
- Бедуин, что-ли? – пробормотал я.
Обернувшись, я обнаружил, что вход в метро как-то быстро занесло песком, и у верха стеклянной двери греется большая ящерица. Неожиданно она повернула голову и посмотрела на меня большим желтым глазом с узким зрачком. Я скорчил ей рожу. Она ощерила пасть, показав длинный ряд мелких острых зубов и, быстро стрельнув раздвоенным языком, будто усмехнувшись. На спине у нее я заметил намечающие отростки крыльев.
«Надо искать ВХОД» – подумал я, - «и желательно побыстрее его найти».
Ящерица захлопнула пасть и, быстро перебирая короткими лапами, заскользила по песку. Достигнув вершины бархана, она обернулась и, показав мне язык, исчезла на другой стороне. Я двинулся по ее следу.
Ближе к вечеру я, потеряв всякую ориентировку, неожиданно наткнулся на колодец. Огромный красный диск солнца постепенно тонул в песках на горизонте, небо приобретало фиолетово-оранжевый оттенок. Рядом с колодцем поскрипывала на ветру табличка-указатель, гласящая: «НЕ ПЛЮЙ В Колодец Миров!!!» Слова «не плюй в» и три восклицательных знака кто-то вырезал ножом. Сам колодец был сложен из красного кирпича и накрыт листом железа. Я ногой отпихнул раскаленный за день лист и заглянул внутрь. Ничего не увидев, кроме висящего на гвозде ведра, я подцепил его и, привязав веревкой, принялся крутить барабан. Минуту я с остервенением – хотелось пить – вертел его, а потом веревка кончилась. Я снова заглянул внутрь и услышал голос. Внизу кричали. Я прислушался, но разобрать ничего не смог. Неожиданно где-то под ногами забренчало. Я начал раскапывать горячий песок. Бренчание не прекращалось. Наконец, после упорных раскопок, я наткнулся на железную коробочку, внутри которой обнаружил сотовый телефон огромных размеров. Я нажал на прием:
- Отвечайте, верблюды недобитые, тупые ящерицы!.. – вопили из динамика.
- Слушаю, - промямлил я, держа трубку подальше от уха, словно она могла укусить, превратившись в змею.
- ААА! Слава пустыне! Наконец-то! НУ?
- Что – «НУ?», - не понял я .
- Чего наливать-то?
- Воды! – обрадовался я.
- Воды нет. Есть водка и Ессентуки №117.
- А можно мне Ессентуков? – спросил я робко.
- ЧТО??? – заорали в трубке.
- Ессентуков!!! – что есть мочи крикнул я, прибавив матерное ругательство.
- Да чего орешь-то? – оскорбились внизу, - сейчас сделаем… Поднимай!
(страница 4)
Я выключил прием и закрутил барабан.
Очень хотелось пить. Наконец показалось ведро, в котором я обнаружил две трехлитровые банки с изодравшимися наклейками «СОК, вып.: 1982». Я откупорил одну о край колодца и жадно хлебнул прохладных Ессентуков.
Солнце к тому времени село, исчезли цвета, лишь небо на западе еще светилось темно-красным. Я подметил, что солнце в этой пустыне садится очень быстро. Только сейчас я почувствовал, насколько устал. Я вспомнил о своей девушке, которая осталась в городе, о работе, о старике с кольцевой и обнаружил, что совершенно не удивлен тем, что попал в эту безлюдную пустыню с сотовыми телефонами, ящерицами и черным всадником. Словно все так и должно было произойти…
Я понажимал на кнопки телефона, но он не реагировал, на экране мигало слово «блокировка». Раздумывая о том, что меня наверняка ищут в Том мире, я аккуратно положил трубку в коробочку и присыпал ее песком.
А потом я уснул.
Наутро я проснулся в лесу. Надо мной шумели ели, сквозь их густые ветви пробивались солнечные лучи, в которых кружились пылинки. Я лежал на мягком мху, рядом рос большой ярко-оранжевый мухомор, где-то недалеко слышался рокот воды и пела птица. Я медленно поднялся и с хрустом потянулся. Лес мне нравился больше, чем жаркие пески….
Из-за дерева неслышно вышел человек и уставился на меня. Он был одет в просторную зеленую куртку, огромные кирзовые сапожищи и протертые джинсы. Лицо его заросло бородой, усами и бакенбардами, а волосы с проблесками седины были схвачены сзади в хвост.
- Здорово, охотник, - сказал я дружелюбно.
Он стоял, опершись на здоровенную двустволку, и пожевывал травинку, лениво двигая челюстями.
- Здравствуй, - сказал он.
Голос у него был глубокий и выразительный, он слегка тянул гласные.
- Где это я? – спросил я, зевая.
- В лесу, - ответил охотник.
- А лес где?
- Нуу… - он задумался на мгновение, - пожалуй везде. Нет ему ни конца, ни края.
- А про пустыню не знаете? – поинтересовался я.
(страница 5)
- Нет, пустыни здесь точно нет и не было никогда, - покачал головой охотник, - странные вопросы у тебя. Ты, наверное, с кольца?
- Н-да, - неуверенно подтвердил я, - с кольцевой линии…
Мне вспомнился старик, которого утащил поезд.
- Пойдем, - пригласил охотник, - у меня тут привал небольшой рядом на поляне.
- Спасибо, - поблагодарил я, и мы двинулись по мху и траве туда, где солнце просвечивало сквозь ветви.
Через минуту мы вышли на поляну, залитую солнечным светом. Тут росла высокая сочная трава, летали бабочки разны расцветок, где-то деловитым басом гудел шмель.
Неожиданно из-за кустов выскочил здоровый рыжий кот и угрожающе зашипел. Я отскочил в сторону. Кот изготовился к прыжку, его глаза светились зеленым огнем.
- Остынь, - обратился к нему охотник, - свои.
- Ничего себе котяра, - с уважением сказал я, разглядывая его.
Кот в свою очередь не отрывал от меня взгляда, хотя и расслабился.
- иди, мышку поймай, - махнул рукой охотник.
- МЫШЬ! – грозно рявкнул он.
Кот прижал уши и молча растворился в лесу. «Умный» – подумал я.
- Он у меня соображает, что к чему, - с гордостью сказал охотник, - меня Власом звать, - он протянул мне руку.
- Вадим, - моя рука утонула в его поросшей рыжей шерстью лапище.
- Ну, поедим, пожалуй, - он принялся вынимать содержимое рюкзака: вяленое мясо, сыр, хлеб…
Я принес воды из ручья и мы с энтузиазмом уничтожили половину запасов. Ели молча. Рядом в траве кот пожирал свежую мышку.
После трапезы Влас вынул откуда-то самодельный портсигар и предложил мне самокрутку. Табак он выращивал сам. Я протянул ему пачку Кэптэн-Блэка. Влас пошевелил бородой,понюхал сигарету и с опаской затянулся.
- Ничего, - решил он, - только сладко как-то…
Я с наслаждением тянул самокрутку.
- Вообще-то, мне надо бы пару ловушек проверить, - я на зверя капкан поставил. Полдня ходу, к ночи доберемся, а там и до дома рукой подать, меня жена ждет… Хочешь – со мной, не мешай только, а я тебя яблоками угощу, у меня дома сад яблоневый… - он мечтательно вздохнул, вспоминая жену и сад.
(Страница 6)
Целый день мы шли по лесу. Я немного опьянел от свежего воздуха и лен
Во передвигал ноги. Кот мелькал рыжим смерчем среди кустов и деревьев. Один раз перед нами прошел лось, старый и громадный. Рога у него были обломаны, голова свесилась вниз. По-моему, он нас даже не заметил, да только ему было уже все равно. Власа он не заинтересовал.
А к вечеру, когда удлинились тени, мы подошли к настоящей чащобе. Поваленные ураганом стволы елей обросли мхом и белесыми грибами.
И я услышал вой.
- Попался, сказал Влас удовлетворенно, попался, зверь.
Кот насторожился и округлил мерцающие глаза. Вой раздавался спереди, и, похоже, зверь был совсем рядом. Он словно чувствовал смерть.
- Останься здесь, - сказал Влас.
- Но я же не… - начал было я и понял, что охотник меня уже не слышит.
Он снял с плеча двустволку и, запихнув в нее большие, видимо самодельные заряды, взял наперевес.
- Веди, - приказал он коту.
Тот заскользил в сгущающихся сумерках.
Влас осторожно крался за ним. «Ну что мне делать? – подумал я, - я же потеряюсь…» и двинулся следом, стараясь ступать, как можно тише. Мы двигались в темноте, пока Влас не остановился. Я выглядывал из-за дерева. Охотник поднял ружье и прицелился; недалеко заворочалось что-то большое и раздалось рычание, где-то зашипел кот. К моему удивлению Влас отложил двустволку и резким движением вынул из-за пояса нож, тускло блеснувший стальным лезвием. Рычание не прекращалось, зверь бился на земле, пытаясь вырваться. В следующую секунду охотник бросился вперед и вонзил нож. Раздался хрипящий страшный звук агонии. Онеще раз ударил зверя и склонился над ним. «Что он делает?» – ужаснулся я и вышел из-за дерева. Влас, склонившись над телом зверя, жадно глотал кровь, бьющую фонтаном из его горла. Я оцепенел. Вдруг он повернул ко мне лицо: в свете разгоревшегося заката кровь казалась черной, а сам он – кроваво-красным. Он оскалил зубы и зарычал на меня, блеснули белки глаз. И я не выдержал и бросился бежать. Я несся по ночному лесу, не разбирая дороги, так быстро, как только мог – его оскаленное в крови лицо стояло у меня перед глазами. Потом я зацепился ногой за корягу и тяжело рухнул, ударившись головой о камень.
Когда я очнулся, надо мной стоял Черный Всадник и смотрел вдаль. Я приподнялся на локте, и тут же голову пронзила боль. Я осторожно огляделся: вокруг простиралась равнина, поросшая жухлой травой, серое небо давило сверху низко летящими облаками.
(Страница 7)
Я лежал на асфальте шоссе, уходящего вдаль к линии горизонта. Асфальт потрескался, и кое-где сквозь него пробивались пучки жесткой травы. Дул резкий, но теплый ветер, изредка кидаясь дождевыми каплями.
- Эй, ты, - обратился я к всаднику, - как жизнь молодая?
Всадник отмалчивался.
- Где это я опять? – спросил я.
- На предпоследнем круге, - ответил всадник, - у тебя точно сигареты нет?
- Есть, - сказал я, - да, только вот, угостил тут одного хмыря, а он чуть меня не укусил…
- А… Влас-то… - понял всадник, - н-дааа, дела…
- Чего-то машин нет, - сказал я.
- Машины на внешней стороне кольцевой, а здесь тебе не мегаполис.
- А что здесь? – полюбопытствовал я.
- Черный Ангел, - поморщился всадник.
- Так-так, - задумался я, - я был на внешней стороне кольцевой, сейчас – на предпоследнем круге… Это что – АД? А я иду в центр АДА?
- Какой ад? – сплюнул всадник, - Это – кольца.
- А что за ангел? – спросил я.
- Если доживешь – увидишь, - он изобразил улыбку, растянув губы.
Сегодня он был без повязки на лице, и я рассмотрел его получше: мощные скулы, хищный орлиный нос, тонкие губы. Он был абсолютно лыс, я не заметил даже бровей. Очки он, правда, не снял. Череп у него был вытянутый, обтянутый желтоватого оттенка кожей.
- Ну ладно… Ты живой – поздравляю, а я тут проедусь по делам… - сказав это, он поскакал по шоссе.
- Бедуин недобитый, - проворчал я, - везет ему, - у него лошадь, а я сам себе лошадь.
Я еще раз внимательно огляделся: равнина, трава, прямая стрела шоссе, тучи, ветер. Всё. И ни намека, куда идти и где этот Черный Ангел. Так я стоял, курил и вертел головой, когда мое внимание привлекла фигура, двигавшаяся по дороге в мою сторону. До не было довольно далеко, но меня насторожила странная угловатость движений.
Я сел на обочину т принялся ждать. Минут через двадцать, когда я уже было задремал, раздался голос:
- Эгей, кто это тут расселся и не спешит на зов?!
Я лениво посмотрел: посреди дороги стоял скелет, на котором висели истлевшие лохмотья. Кое-где на костях болтались кусочки сгнившего мяса и сухожилий, а глазницах горели тусклые красноватые огоньки. Создавалось ложное впечатление, что скелет усмехается. Насколько я понял, одежда его была ничем иным, как разложившейся военной формой. В черепе, прямо во
(страница 8)
лбу, зияла небольшая дырка с отколотым краем.
- Привет, - поздоровался я.
- Ты кто? – проскрипел скелет.
Голос у него был похож на голос Черного Всадника: он тоже исходил не изо рта, а непонятно откуда.
- Я с кольцевой, - пояснил я.
- К Хозяину? – допрашивал скелет.
Мне почему-то захотелось вдарить ему по костям.
- Не знаю, - ответил я, помявшись, - наверное…
- Темный? – он не унимался.
- Да уж не светлый, дело ясное.
- Ну, тогда все в порядке, но хватит рассиживаться! Время не ждет! В путь!
Я поднялся и пошел рядом с ним. Он смешно, кособоко ковылял по асфальту, скрежеща суставами. Казалось, что он вот-вот развалится.
- Долго идти-то? – спросил я.
- Долго, - ответил скелет, - дольше, чем жизнь…
Он утробно захохотал. Я не поддержал его веселья.
- Хочешь, расскажу страшную историю про Вторую Мировую? – спросил он неожиданно.
- Ну рассказывай, - равнодушно сказал я.
- Слушай, - начал он как-то нервно, - дело было в 42 году…
Мы прорывались с боями к своим. Отступали, бросая технику, теряя людей, сжигая склады продовольствия и боеприпасов. Отступали, отступали, отступали… Точно коровы на бойне. А фашистские свиньи были везде: в небе, в лесах, деревнях, которые мы сжигали дотла. Сжигали, чтобы им ничего не досталось.
И вот мы уже были близко от наших. Я помню – нас осталось немного, человек 20 наверное; боеприпасы на исходе, позади – много дней голода. Впереди была деревня, обычная деревня. Но разведчик не вернулся, и мы решили, что там - немцы. А, если там и оставались русские, то это были свиньи, продавшиеся фашистам… Так мы думали тогда.
И я помню: был рассвет, когда мы вошли туда, чтобы стереть с лица земли это поганое место. Убить всех. И мы вламывались в хаты и убивали… Мы убивали всех, кто попадался на пути: женщин, детей… русских. Мы обезумели, нам казалось, что они прячут врагов в своих погребах. И потом закончились патроны, и мы всаживали в их тела штыки. И мы были с ног до головы покрыты черной кровью, словно чудовища из ада. И все вокруг было залито кровью.
А потом настал день, и мы поняли, что сотворили. И я выстрелил себе в лоб.
(Страница 9)
- Ну и что? – спросил я.
- Тебе мало? – возмутился скелет.
- Пошел ты, - сказал я.
- А знаешь, что? – булькнул он.
- Не знаю и знать не хочу! – отрезал я
- Это моя деревня была… - сказал он, будто не слыша меня.
Я грязно выругался.
- А теперь ты идешь к своему Черному Ангелу с идиотской ухмылкой вечной жизни. Мясом обрастаешь…
- А что мне осталось, я не могу по кольцевой мотаться, для меня, самоубийцы, это – единственный выход или вход, как удобнее. А ТЫ КТО ТАКОЙ? – вдруг заорал он.
- Я твоя смерть, мразь, - сказал я сквозь зубы и сделал ему подсечку.
Он рухнул на асфальт.
- ООООО… ААААА… - гулко вопил он.
Я принялся давить его ногами: хрустели кости, к моим ботинками прилипла какая-то дрянь. Скелет цеплялся за мои ноги и тянул гласные утробным ревом:
- ООООО… ЭЭЭЭЭ…
- И «о», и «э», и, даже, «а», - говорил я, размазывая его по дороге.
Потом я догадался и мощным пинком отправил его черепную коробку подальше на обочину. Череп клацал зубами и выкрикивал из травы страшные угрозы. Тело, если это можно было назвать телом, бессмысленно шевелилось посреди шоссе. «Это круг жестокости» – подумал я, - «Я явно себя не контролирую».
И тут надо мной раскололось небо, и горизонт покрылся рябью: я увидел Черного Ангела. Он стоял на вершине холма, к которому стекались бесконечные потоки сгорбленных фигур. Этот демон поразил меня – он был прекрасен. Он вселял в душу черный глубокий покой. На нем был темно-красный с черным, развевающийся на ветру, плащ, его длинные волосы спадали с плеч черным водопадом. Я не мог вглядеться в его лицо, потому что все внимание приковывали его желто-красные глаза без радужной оболочки. Холодом и ужасом веяло о этого взгляда. Он опирался на сверкающи й меч, на котором кровью светилась непонятная мне надпись. И он смотрел прямо на меня. А в следующий миг мой мозг взорвался воплем. «УБИРАЙСЯ» – нечеловеческим голосом вопил он внутри моей головы, - «УБИРАЙСЯ НЕМЕДЛЕНО!» Я обезумел от ужаса и боли, казалось изнутри я готов взорваться. Мои глаза выпучились, дыхание участилось, сердце тяжело бухало где-то в животе. Я, наверное, был похож на глубоководную рыбину, неожиданно вышвырнутую на поверхность.
И сознание опять оставило меня…
(страница 10)
Я открыл глаза. Резануло ярким светом и я снова зажмурился, рассматривая набухающую боль. Болело всё.
- Эээгэ! Да он живвв! – удивленно громыхнуло откуда-то сверху.
Я моментально открыл глаза и испуганно вытаращился. Надо мной возвышалась громадная туша с крыльями. Дракон был ростом с пятиэтажный дом. Рядом со мной опустилась его голова. Большой голубой глаз с узким зрачком уставился на меня.
- Нуу, как самочувствие? – спросил дракон ласково, насколько это было возможно.
- Хреново, - ответил я и сел.
Вокруг была та же пустынная равнина, только на этот раз светило солнце и в безоблачном небе кружили птицы. Я разглядывал дракона: все его гигантское туловище являло собой неприступную броню из чешуи, отсвечивающей изумрудными тонами. Он пошевелил крыльями, подняв шквалистый ветер.
- Где это я? – задал я стандартный вопрос, - Где Черный Ангел, где всадник, который все время за мной шляется?
- Ээээгэ, да ты с кольца? – догадался дракон, - Нуу, Черный-жопый Ангел тебя вышвырррнул… - он забулькал, что, видимо, означало смех.
- А всадник всегда с тобой, только сейчас он к тебе не полезет. Он меня боится. Рррр-эээх!
- Я не могу идти дальше, - сказал я, - так что лучше его позвать…
- Тссс… - дракон мигнул глазом, размером с колесо от «Кировца».
Мне он почему-то нравился, он излучал добро, так же, как Черный Ангел - зло.
- Ты мне нравишься, - вырвалось у меня невпопад.
Дракон загрохотал смехом. Я тоже смеялся – мне было хорошо и спокойно рядом с ним.
- Залезай на гррррребень, - сказал он.
Я, не задавая лишних вопросов, по чешуе вскарабкался наверх и уселся меж двух костяных наростов.
- Поехали! – крикнул я.
- ПОЛЕТЕЛИ! – рассмеялся дракон.
И мы взлетели. Это было прекрасно. Хотя и не очень интересно: внизу простиралась все та же опостылевшая равнина, в вышине повисли легкие перистые облака. Свистел и хлестал ветер.
Так мы летели довольно долго, и я успел основательно продрогнуть, когда дракон пошел на снижение. Он снижался кругами, и в конце концов его лапы коснулись земли. Это напомнило мне прикосновение шасси самолета к посадо-
(страница 11)
чной полосе. Оказалось, что мы приземлились около небольшого бревенчатого домика, окна которого были заколочены досками. Ветхое крыльцо вело к закрытой покосившейся двери. Дом врос в выбеленную солнцем глинистую землю и выглядел заброшенным. «Кому, интересно, могло придти в голову поставить его здесь?» – удивился я про себя.
- Ну, пока! – рыкнул дракон.
- Пока!.. - прошептал я
Он обернулся и уставился на меня своим удивительным глазом. Мне захотелось улететь с ним. Дракон выпустил пар из ноздрей, что, видимо, означало, драконий вздох, а потом одним изящным движением оторвал свое исполинское тело от земли и стрелой понесся прочь. А я повернулся к дому, и тут же передо мной возник Черный Всадник.
- Ааа… - протянул я, - привет, старик.
- Какой там старик, я - сама древность, - ответил он своим мерзким голосом и наморщил лоб.
- Я так понял – мне туда? – спросил я, указывая на дверь.
- Это тебе решать, – сказал он.
- А что там? – поинтересовался я.
- Я не знаю, что там, - ответил всадник, и никто не может этого знать, для каждого смертного это индивидуально.
- А если я не пойду? – предположил я.
- Пойдешь-пойдешь, - он махнул рукой, - или хочешь вечно по кольцу шнырять? Да, некоторые отказываются… Это твое право.
- Ну, прощай, - сказал я с деланной печалью в голосе.
- Ничего подобного, мы еще встретимся – тебе-то от меня не отделаться, - он растянул губы в усмешке.
- Ну тогда лови! – я кинул ему пачку сигарет.
- Ооо… Спасибо. – казалось его удивлению не будет границ, - ооо…
Он сунул в зубы сигарету и она сама собой задымилась.
- Ладно, я пойду что-ли… - сказал я.
- Пока-пока… - он был занят.
Я повернулся и взошел на крыльцо. На двери ржавыми гвоздями была прибита табличка с надписью «ВХОД»
(2001, Vad)
P.S. 2007:
Мною был отредактирован диалог с драконом. Также я решил не упоминать некоторых имен.
|
| |
|
|
268. Странник (2007)
Я открыл дверь. Я был в больнице, мне делали какие-то операции и вообще реанимировали. И эта девушка – в том мире ее звали Лена - была со мной все время. Она читала мои стихи и как только увидела, что я поступил к ним, не отходила от меня ни на шаг. И я влюбился в нее без памяти, хотя находился без сознания довольно долгое время. А теперь я сижу у своих родителей и пишу эти воспоминания. Еще мне помогал настоящий доктор, он боролся за мою жизнь, и сумел-таки открыть портал для моей души, которая впрыгнула в тело, подобно охеревшей от гонки птице. И вот теперь я собрался и сижу себе спокойненько дома, пытаясь вспомнить, что вообще происходило. Память-то отшибло начисто, как отполировали ее. Главное, мне доктор сказал, что как только я окончательно оклемаюсь, перестану трястись от страха пережитого, то он меня с ней познакомит. Я-то ее не видел. Откуда я могу знать, как она вообще выглядит, я только чувствовал все время, пока был без сознания, как она трогает меня, шепчет на ухо нежные слова и почему-то уговаривает прыгнуть с балкона, что я и сделал без всяких раздумий полчаса назад. А теперь сижу и прикалываюсь над реальностью, просто прикол какой-то. Но главное не запутаться и все ниточки распутать, не спеша, по одной. Башка у меня, словно онемелая еще после такого. Мне казалось, что я побывал во многих реальностях сразу, но только любовь спасла меня от глупой смерти, от сна о корбале, который куда-то уплывал. Вовремя я с него спрыгнул, вовремя. Как сейчас, смутно припоминаю, на корабле еще кто-то был, но это меня уже не касается, потому что я в данный момент полностью вернулся из этих чудесных путешествий и теперь мне предстоит чтение Кастанеды, крепкий сон, и скорая встреча с той, кого я только чувствовал, и во сне даже один раз видел. Правда там ее как-то по-другому звали и она была блондинкой. Крашеной что ли. Доктор ее привел – говорит – вот познакомься, ну мы пива выпили, а потом я зачем-то убежал… Вот ведь чего только страннику на пути не попадалось. Я даже не знаю, сколько сейчас времени и какое сегодня число, так меня переколбасило. Знаю лишь одно – прыгнуть каждый может по-своему, кто-то прыгает на экране компьютера, кто-то прыгает с балкона, да как угодно.
Предки волнуются – приглядывают за мной. Неудивительно – я же не помню, чего я им нагородил, пока пребывал в состоянии измененного осознания. Главное, я свою любовь нашел, главное избавился от многозначности, которую мне еще только предстоит постичь вместе с любимой женщиной, разобраться не спеша в том, что происходит. Благо смотрю на свои руки ноги – не отморозил, жив-здоров. А то было видение, как в парке на скамейке сижу и замерзаю. А потом меня скорая увезла. А потом доктор благородный спас. А я на него зачем-то наорал, когда меня мучали дурацкие мысли, от которых пора избавиться.
Бабушка сейчас спит, всю ночь не спала из-за меня, из-за моих воплей. Вот только сейчас меня домой привезли и я тут в сознание несколько часов приходил, как я теперь понял. У нас есть шанс, в котором нет правил, как говорил Борис Гребенщиков. Главное не зацикливаться на себе и смотреть на мир широко открытыми глазами без тени страха, но и не мешая другим жить и радоваться жизни. Как же мне хочется увидеть эту невидимую медсестру, вы бы только знали, уважаемый читатель. Мне в голову еще лезут какие-то дурацкие мысли, потому что кем я только не побывал в своих снах – даже собакой по имени Дик. Это был отпад. Теперь я радуюсь, что я человек, только видящий все оригинально. Кстати говоря, мне казалось, что моя любимая (представьте себе – полюбить ту, которую не видел) девушка проникает мне в мысли. А однажды она спела мне песенку. Волшебную песенку. Вот и еще одна ниточка распутана.
Все по ниточке распутывается. Такая это штука – реальность. Вот и грохочут за окном строители. Может быть, это что-то означает, а, может и нет. Казалось мне, что я лежал в палате и за окном строили дом или болтались в люльке строители – я не видел. И они мне иногда махали. Возможно это было в раннем детстве, хахаха. Хахахахахахахахахаха. Впрочем, в данный момент я сижу все-таки на Варшавской, перенеся все это.
Я теперь многое понял из книг Карлоса Кастанеды. Я понял, что творчество это пусть к свободе. И он написал столько книг не просто так. Сначала он писАл их для себя, а потом начал писать для других. Он учился много лет и познал то, что теперь познаю я. Сижу за этим компьютером и знаю, что все люди, которые близки мне читают эти слова прямо сейчас, а если и не понимают их, то это лишь вопрос того, что я плохо знаю язык. Настоящий русский язык, гармоничный и красивый. Конечно, когда я летел вниз с балкона о языке я не думал, я даже не помню, что потом было и где она, эта реальность.
Но сто пудов знаю. Сейчас я здесь и симпатичная медсестричка будет рада со мной встретиться. Но я реально не помню кто она в жизни. Неужели… ее зовут… Даша…
Я еще не окреп, и мне надо будет побриться. У меня аж слезы выступили от такого прилива чувств. Главное не бояться слов. А то всякие корабли, понимаешь… И прочая.
Когда ты это прочитаешь, товарищ медстестра, ты охуеешь. Это я тебе гарантирую.
Немного поиндульгировать тоже не помешает. Хотя, лучше не делать этого вовсе.
Не каждый день с балкона все-таки прыгаешь, не каждый… Это я вам точно могу сказать…
Синие ворота? Ничего о них не помню. Это еще предстоит вспомнить и осознать. Но я прошел через них и выбрался сюда.
К медстестричке, доку, к своему телу, в котором поет и радуется душа. Сейчас мне показалось, что кто-то плачет. Ну, раз уже руки пишут, то и хорошо.
Теперь главное сильно не светится в расхристанном виде. И, наверное, сьездить в Воронеж к Маме-Настоятельнице. Кстати, еще я бегал в ментовку, вот гадость… Глючило меня… Не владел собой. Так что надо извиниться (хотя, она все понимает и так, но принято же извиняться, хотя она спросит – где это и у кого это принято, хахахаха)… Поблагодарить ее за предоставленный глюк, который начался… уж не помню когда… С детства, видать… А теперь… Теперь я осознал себя с помощью своего текста. Удивительно. Прекрасно. Хотя всего трясет и колбасит. Приказываю телу успокоиться. Помолчать.
Во, только что я понял, что у меня руки были отморожены, спасибо докторам, что пальцы не отрезали… Интересно, док мне все это расскажет? Сто пудов. Завтра. Будет издеваться, наверное, как всегда. Я лучше у медсестрички спрошу…
Хорошо, хоть прыгать больше никуда не надо.
:)
|
| |
|
|
269. На коммунальной кухне (поэт и быт)
Действующие лица:
1. Тётя Таня
2. Вадик
т.т.
Эй, ты, поэт! Помой-ка пол!
Что б чистый был и весь сверкал!!!
вад.
Ах, не могу я, как я зол!
Я стих еШо не дописал!
Ну как так можно измываться
Над тонкой бархатной мечтой?
Нет! И не буду я пытаться
Здесь драить тряпкой половой!
т.т.
Сейчас получишь ты пинка!
Ленивый трутень! Словоблуд!
вад.
Мне моя муза дорогА!
Я не могу остаться тут!
В миры я черные уйду,
Там грусть-печаль, там тишина,
И Вас с собой не позову,
Мытье полов не для меня!
т.т.
Ах так?! Ах так со мной?! АХ ТАК?!
Как надоело мужичьё!
Как жрать в три смены: он - мастак,
А подмогнуть - так "е-моё"
Вали в туман, изыди, вон!
Весь пол отдраю я сама,
И что б хоть раз ко мне пришел,
Как ложка сахара нужна!
вад
Я прочитаю вам стихи...
Вы так прекрасны, так чудесны,
Движенья ваши так легки,
А ваши думы интересны...
Какой же это тяжкий труд -
Работать, рук не покладая -
И, изредка лишь отдыхая,
Вы ждете - снова позовут.
Нет лучше женщины на свете,
Все знают это, верят в вас!
Вы, словно солнце! Всей планете
Нужны всегда, нужны сейчас!
т.т.
УЙДИ!!! Не выдержу, убью!
Как надоел ты, конь педальный!
вад
Как скажете... Сейчас уйду...
И стану я еще печальней...
(звуки ударов)
т.т.
Вот так! Вот так! Вот! Получи!
вад.
Меня избили, обозвали!
Но муза шепчет: "Потерпи,
И не такое мы видали..."
25 января 2004, по горячим следам... ;))))
|
| |
|
|
270. Мутабор сточил клыки...
Мутабор сточил клыки,
Подпилил и когти!
Эх, не помер бы с тоски,
Пожевывая локти!
Эх, раз, еще раз, да еще много-много раз!
Только Мутабор не прост:
Отрастил здоровый
Как у скорпиона хвост,
Пятнадцатиметровый!
|
| |
|
|
271. Не пытайтесь гения понять!!!
Ношу очки, что значит – ум!
Я прав всегда, и нет сомнений…
Понять нельзя меня, я – гений!
А старички подняли шум…
Примите молча этот факт.
Мудрец я, разве вы не знали?!
А то, что грузчик на вокзале…
Тружусь... Судьба велела так.
К прекрасной даме я пристал:
Рабочий день закончен. Дома
Я у компьютера… Илона!
Любви я вашей возжелал!
И чувства спрятать не сумел,
Но застеснялся – я же скромный…
На мой призыв (вполне законный)
Ответ несется – «охамел!»
На ужин мне грибной салат –
Пойду поплачу к Мирре-маме…
Поэты лезут с кулаками,
Виталий был отправлен в «МАТ»,
В интеллигентный диалог
Харкнул Владимир по-верблюжьи,
Краас хрипит в своем удушье
На «Вы» ДаймОн - не любит склок…
И Негрос смотрит в монитор -
Глумится, улыбаясь гнусно,
А дождь по крыше лупит густо
И вечер ходит, словно вор...
|
| |
|
|
272. Дорогу мнению рабочего класса!
(пояснение: это юмор у меня такой, ни к кому конкретно из местных авторов не обращено, под настроение просто)
Ночь пролетела суетой интернета,
Утро – глаза покраснели, спать хотят,
А здесь есть всё – от рыданий до минета:
В поэтической корзинке мяукающих котят
Затесалась оголодавших псов свора,
Шакалов пара, змеиный клубок –
У лампочек узкого тесного коридора,
Вороны и галки бьются в потолок.
Я же - скромняга, грузчик со стажем,
Тоже пишу, высказываюсь, но вот
Кто-то говорит уверенно - «накажем»,
В буржуйской ухмылке закрививши рот.
Салом обросли, популярностью обожравшись –
Лепят на своей истоптанной волне.
Пока я мучаюсь, с тяжести надорвавшись,
И вою от постоянной боли в спине,
Ковыряют стихотворную жижу пальцами,
Отвыкшими начисто от дерева карандаша,
И все бормочут истощенными страдальцами,
Хоть в жизни дебелой не видели ни шиша.
Отправляйтесь-ка лучше шпалы укладывать,
Узнаете, что такое настоящая мАсса,
Не хрен тут пиарные пасьянсы раскладывать,
Дорогу мнению рабочего класса!
|
| |
|
|
273. Зарифмовать панк-рок?
Я вырос, господа, на «русском роке»,
Мне Настя - мама, Кинчев как отец,
Плохой выходит из меня творец -
Ведь навыки сложенья неглубОки…
Но что со мной? Я круто изменился:
Забыт Лимонов, под рукою - Блок,
Есенин… Я в плену чудесных строк,
Под Маяковского вот давеча напился…
А панки в ужасе: «Да что же в самом деле
С тобою стало, ты вообще опух?
Кому все это нужно, ты, лопух?
Совсем у парня винтики слетели…»
Но я листаю справочник зачем-то…
С улыбкою рифмую свой панк-рок…
Единственный, кто в этом мне помог -
Могучий человек, Сергей Ткаченко.
|
| |
|
|
274. Нонсенс :)
Бессмысленный набор
Я продираюсь через вечный шум
Небритых полуночных устремлений,
Сквозь крики самых разных поколений
И лязг очередных любовных дум.
Здесь экскаватор все уста изрыл,
Сантехники скрутили вены-трубы,
Обветрились и отвалились губы,
И член эСПэ озлобленно застыл.
Тут дамы взрослые пытаются острить,
И кроют амбразуру полной грудью;
Ломаются железки, слезы ртутью
Прокапали - пора себя лечить...
Здесь боль и соль, напиток не разбавлен,
Весна терзает мерзких голубей,
А кто-то удавился средь полей,
И кто-то был нечаянно отравлен.
Здесь половина киллеры - кошмар!
Другая половина - это клоны...
Летают разноцветные вороны,
А поле брани испускает пар.
Разденьтесь и отрежьте себе нос,
Воткните себе в глаз большие руки,
И мучайтесь от горестной разлуки,
Попутно собирая пыль с волос!
И снова ждите, что еще вам крикнут,
И отбивайтесь от тупых свиней -
Ведь в вас еще полным-полно идей,
И свод небес распятием проникнут!..
|
| |
|
|
275. ЗАЧЕМ ТЫ ПРИШЛА?
ЭЙ, слышишь меня?
Я взываю к луне с эшафота нового дня.
ЭЙ, кто ты? Зачем ты пришла?
Но раз уж ты здесь, то
Подойди ближе, я расскажу тебе
О поцелуе в сказочном сне.
Слушай, смотри за движением
Спекшихся фраз на усталых губах,
Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать,
То, что может вместиться в словах.
ЭЙ, слышишь безумие
Темным крылом тихо скрывает
Отчаянья белый полог.
Эй, видишь небо и звезды –
Знай, я до них дотянуться не смог.
И остался внизу.
Там, где шепотом капли
Вырвут крик из глотки часов,
Там, где крысы мелькают телами повторов
Испуганных снов,
Где я пою
О реке, несущей мертвую рыбу,
Я пою тебе, только тебе…
И мы будем смеяться всю ночь,
Вызывая к луне
С эшафота нового дня,
Чью плоть разметало по небу,
В котором проснулась заря.
|
| |
|
|
276. Исполнитель Желаний
В ту ночь Аш напился так, что еле-еле мог ходить. Но это не мешало ему раздавать подарки. Скорее, наоборот, помогало. Им овладело некоторое веселье, обычно ему не свойственное. Заметив вывеску «Новогодняя Елка, детям бесплатно!», он решил, что ему надо погреться. И, пожалуй, развлечься.
Он вошел в здание, хлопнув дверью так, что затряслись стекла. Пошатавшись по коридорам, он попал в небольшой зал с подиумом, на котором возвышалась изуродованная серпантином елка.
- Дедушка Мороз!!! – закричали дети, водящие хоровод.
Родители, распивающие водку из пластиковых стаканчиков, судорожно зааплодировали.
Аш подошел к микрофону. Поднимаясь на сцену, он споткнулся о ступеньку и чуть не рухнул.
- Мы с тобой будем дружно жить, ты – загадывать, я – руководить… - пропел Аш речетативом и глупо захихикал в своей адской манере.
Родители, полагая, что это – часть шоу, вяло похлопали в ладони. На их лицах появились натянутые улыбки.
- Что ты хочешь, девочка? – спросил Аш у девчушки лет шести, с опаской принюхивающейся к его зловонному мешку для подарков.
- Хочу много-много воздушных шариков, - сказала девочка скромно, - А ты настоящий? – спросила она, потупившись.
- Конечно, настоящий! – с хрипотцой просюсюкал Аш, - И шарики у меня настоящие!
С этими словами он перевернул мешок, из которого вывалилась груда презервативов без упаковок. Они были разноцветные и использованные.
- Хотела шариков, так НАДУВАЙ ИХ! – проорал пьяный Исполнитель Желаний, - НАДУВАЙ ИХ!
Желания должны быть исполнены – таков закон. Если уж Аш брался исполнять желания, то они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО исполнялись, черт подери.
- Надувай, шевелись, черт подери! – рявкнул Аш.
Родители в зале зааплодировали. Их смех был страшен. Они думали, что это шутка.
Девочка посмотрела на Дедушку Мороза. Его древнее лицо источало вечную злобу и бесконечную усталость.
- ПАПОЧКА! – крикнула она, - МАМОЧКА!
В это время рука мамочки находилась в штанах у папочки.
- Это ни хрена не шарики, - сказал мальчик в костюме Чипполино, - но надуть придется.
- Когда у нас будут дети, мы такими тоже будем пользоваться, - сказала его подружка авторитетно, - Папа говорит, что это – иСТелие номер ДВА!
- ПОШЛА ВОН! – оскалился Аш, - это, на хрен, шарики. И точка.
- Ой, - тихо сказала обреченная девочка-жертва.
- ОЙ-ЙО, - хрюкнул Аш.
Пошел черный снег, налипая на лица детей. Он был клейкий и искусственный, как икающая гирляндой елка. Снег кружился в свете люминесцентных дерганых ламп. Серые тени шныряли вокруг как вампиры.
- ХОЧУ ГОЛУБОЙ ВАГОН! – крикнул кто-то из мотающегося вокруг хоровода.
- Катится, катится гоолубой вагоон! – пропел Исполнитель Желаний.
На сцену вползла вагонетка. Когда-то ее окрасили в синий цвет. Она скрипела кривыми колесами и рассыпала вокруг хлопья ржавчины, которые, словно серпантин, вились и падали под ноги.
- ЭЙ, МЕРЗКИЕ ГОМИКИ! – воззвал Аш, - ВЫХОДИТЕ, не скрывая своей сущности!!!
Несколько мужчин поднялись со своих мест и, как бы нехотя, поплелись к Ашу. Гром аплодисментов поднялся вверх вместе с вонью сигаретного дыма и растворился под сводчатым потолком. Темнели углы, зловеще маня воображение.
Мужчины, взявшись за руки, полезли в вагонетку, но как ни старались, поместиться в нее не могли. Пихаясь, они ныли от искреннего разочарования.
- Так-так… - задумчиво пробормотал Аш в свою засаленную бороду и, раскрыв бездонный мешок, вынул их него тесак мясника.
Все так же задумчиво он приблизился к стонущей вагонетке. Хоровод не прекращал кружиться. Скорость его движения постоянно увеличивалась. В зале раздавался истерический безумный хохот. Девочка, надувающая «шарики», беззвучно рыдала. Ее лицо приобрело синюшный оттенок.
- Поместятся все, - с уверенностью повидавшего мир человека сказал Исполнитель Желаний и принялся махать своим тесаком.
Темная, сверкающая и переливающаяся отражениями кровь, толчками выбрасываемая из рассеченных вен и артерий, забрызгала его с ног до головы. Он рубил, пока вагонетка равномерно не заполнилась частями тел.
Мальчик, который хотел Голубой Вагон, уже давно потерял сознание от тошноты и бешеной скорости. Но его руки были намертво зажаты в руках его товарищей. Хоровод все кружился и кружился, пока не разорвалась цепь, не выдержав чудовищного напряжения. Все вокруг забросало ошметками мяса. Мерзкие шлепки были так похожи на аплодисменты, что Аш даже ухмыльнулся от удовольствия. С потолка капало что-то вязкое.
Родители в зале забыли про водку и, давясь со смеху, принялись выблевывать собственные кишки. Это еще больше развеселило их. Из последних сил они показывали друг на друга пальцами и сгибались пополам, заливая пол теплой кашей своих внутренностей.
Аш подошел к микрофону, рядом с которым без сознания лежала девочка-с-шариками – единственная оставшаяся в живых.
- С Праздником вас, - сказал Исполнитель Желаний, - Счастья и здоровья в Новом Году…
ВАД, 2002. darkside_vad.pisem.net
отрывок из повести Исполнитель Желаний
|
| |
|
|
277. Макароны (просто знайте и ждите)
Любите макароны?
Да-да - макароны…
Я, знаете ли, маляр…
Весь день я вожу валиком по жести – туда-сюда.
Туда-сюда-обратно!
А потом домой – а там макароны!
Много у меня дома макарон.
В ящиках стола – макароны.
В прихожей – коробки с макаронами…
А на кухне, как вы думаете, что?
Что же у меня на кухне?
Ага! Конечно же! Ма-ка-ро-ны.
Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Это я смеюсь.
Мне просто смешно.
Но ничего… ничего.
Скоро все вы тоже будете жрать только макароны!
Потому что я так сказал!
Давиться ими будете.
Как в свинарнике свиньи кормом давятся.
Хи-хи-хи.
Это я хихикаю.
А когда вам надоест запихивать в себя макароны, то…
У меня есть кое-что эксклюзивное!
Еще макароны!
Что? Дружба? Какая дружба?!
Мой ответ – «Макароны!»
Любовь? Чееегоооо?
Вам мало было макарон. Добавим, добавим…
Месть? Ярость? Честь?
Макароны. Подавитесь вы! Макароны в глотку!
Жалость? Кого вы жалеете?
Вы еще сто двадцать пятую порцию не отведали!
Оп! А такого вы еще не пробовали! Нет-нет-нет.
Спокойно… Это всего лишь… Макароны!
Весь день я вожу валиком – туда-сюда, туда-сюда…
А вы все-все скоро будете есть только макароны.
Я публикую это просто для того, чтобы вы знали.
И ждали.
Так ждите.
Я представляю ваши раскрытые рты с желтоватой пеной…
Как макаронины торчат из них…
Ха-ха-ха…
Это я смеюсь…
Хи-хи-хи…
Это валик елозит туда-сюда по жестяной кровле…
Туда-сюда. Туда-сюда-обратно.
Макароны любите?
1 ноября 2003, Вад
|
| |
|
|
278. Макароны - 2 (ВАУ!)
ВАУ!
- Вау! – воскликнула она и уставилась на меня.
Девочка с плеером, светловолосая, лет двадцать пять. Девочка, для которой все особи мужского пола – мальчики. Я уставился на ее грудь, которая нагло выпирала из блузки. Соски, словно пули, буравили тонкую ткань.
- Мне нравятся твоя грудь, - сказал я.
Вообще-то, я по профессии маляр, так что в одной руке у меня был валик, а в другой – ведерко с краской.
Она удивилась.
- Вау, - сказал я, - и поставил ведерко на пол, прямо на новенький линолеум.
- Ээээ… - она была сбита с толку, - вы будете здесь работать?
- Нет, - ответил я, - я собирался, но теперь уже не собираюсь.
На мне была армейская куртка с просторными карманами. Я запустил руку в один из них и вытащил пачку макарон.
Это были мои любимые макароны - «Знатные». Знаете, такие – винтиками.
Она все смотрела на меня своими симпатичными глазами, с длинными ресничками. Ее губы были просто созданы для поцелуев.
- Макароны любишь? – это я у нее спросил.
Она засмеялась, но как-то несмело, словно не была уверена, что я пошутил.
- Какой-то вы странный, - она перестала смеяться.
Из обвисших наушников ее плеера доносился неясный шум. Он меня раздражал, и первое, что я сделал – это сорвал плеер с ее пояса и отшвырнул в сторону.
- Туда-сюда, - сказал я по привычке, - туда-сюда-обратно.
- Не надо, - она просила так жалостно, что хотелось плакать.
Но я не слюнтяй. У меня есть макароны и, она, черт возьми, попробует их. Отведает их как надо.
- Ешь,- сказал я, - ешь давай!
Она непонимающе замотала головой, пытаясь вырваться. Но я крепко прижимался к ней всем телом, притиснув ее к стене. Одной рукой я зачерпнул полную ладонь макарон и запихнул ей в рот.
- А теперь глотай, - сказал я.
Она проглотила. Из глаз у нее катились слезы. Макароны похрустывали у нее на зубах.
После третьей пачки она стала задыхаться. Это было не очень приятно, понимаете? Она билась и хрипела, но что я мог сделать? Я мог дать ей еще макарон. Я кормил ее, пока она не перестала сглатывать. Ее лицо немного опухло и посинело, а на висках набухли тонкие вены.
Я усадил ее у стены и немного подождал, но она не двигалась. Ее рот был открыт – он был набит макаронами. Тонкая струйка слюны поблескивала в солнечном свете из открытого окна.
Я вспомнил рекламу стирального порошка, которую часто показывают по телеку: там есть фраза – «а теперь мы идем к вам!». Я хихикнул. Иногда я хихикаю, как дурачок, но что поделать – я в институте не учился, все эти правила мне не понятны. Хихикается и хихикается, что уж тут такого? Я, валиком когда крашу что-нибудь, то это движение (туда-сюда-обратно) напоминает мне такой смех. И мне это нравится.
Я вытащил из ее рта лишние макароны, чтобы она лучше выглядела. Она так наелась, что даже дышать устала. Или она умерла? Ну а я-то, что, виноват? Я с собой четыре пачки всего и взял-то! Ерунда какая!
Я рассердился на нее. Глупая дура!
Потом я пошел и сказал, что какой-то девушке плохо стало. В этот день я, конечно, уже не работал – домой поехал.
Дома-то у меня хорошо – компьютер вот недавно прикупил. Хи-хи-хи. Интернет. Не очень режу в этой теме, я же не профессор какой… Я маляр, да и все.
Звуки коннекта мне по душе! Пшшш-бау-баум-банг!
Хороший у меня дом! И макарон у меня много – на всех хватит. А если не хватит, то я еще куплю – зарабатываю-то нормально. Что мне, жалко что-ли?
ВАД, 2003-11-03
|
| |
|
|
279. Макароны - 3 (Импотент)
Вечером на концерте группы SMASH!! я подошел к симпатичной девушке:
- Я импотент, - скромно, но с гордостью прошептал я ей на ухо.
Она уставилась на меня, словно я был какой-нибудь красный или в полосочку.
- Макароны любишь? – спросил я.
Ее глаза в разводах косметики моргнули несколько раз. Морг-морг. Пык-пык. Чпок-чпок. В них светилась тупость непонимания. Такой взгляд был привычен мне. Почему-то все, кого я спрашивал о макаронах, смотрели на меня именно так…
- Пойдем, - сказал я, взяв ее за руку.
Она поплелась за мной. Мы пробрались к стойке бара.
- У вас есть макароны? – спросил я бармена, похожего прилизанного ишака, которого имели в жопу все азеры высокогорного села.
Он был поразительно похож на одного из участников проекта Смэш.
- Простите, у нас не общепит… - бармен поджал губы.
- А кефир есть? За двойную цену!
- Вы издеваетесь? – спросил ишак возмущенно.
- Нет, - сказал я, - я видел секретные карты, я знаю, куда мы плывем…
- Вы что – свихнулись, вы на каком языке разговариваете? – ишак улыбнулся, - А впрочем, мне это нравится…
Я разочарованно отвернулся и повел девушку прочь из этого поганого места. Она была под химией, как это молодежь называет – спиды?…
Девушка тащилась за мной, бормоча под нос какую-то песенку. Зайдя в какую-то подворотню, я прислонил ее к стене.
- Я, знаешь ли, маляр по профессии, - сказал я, глядя ей в лицо.
Она мычала под нос что-то неясное.
- Макарон-то хочешь?
- А? – спросила она, - Это что-то новенькое? Сносит?
- Да, - сказал я, - это сносит. Макароны - это все, что тебе надо. Я всегда их ем. И ношу с собой. Все должны любить макароны. Я даю их всем-всем…
Она внимательно слушала. Было видно, что она не понимает того, что я говорю.
- Почему ты – импотент? – спросила она.
- Макароны, - сказал я,- вот в чем все дело. Я люблю их. Просто макароны. Я вообще – маляр, валиком туда-сюда, туда-сюда-обратно целый день. Макароны – вот оно что…
Я подумал, что наша беседа слишком затянулась, и достал из кармана пачку макарон «Макфа». Они похуже «Знатных», но тоже ничего… Я протянул ей ладонь макарон:
- Вот, - сказал я, - макароны любишь?
Она взяла горсть и запихнула себе в рот. Макароны похрустывали у нее на зубах.
- Кайф-то в чем? – спросила она с набитым ртом.
- В макаронах, - ответил я, - ты что – не поняла?
Я дал ей еще макрон.
- О, блин! – она явно обрадовалась, - да это круто, пацан, я тусовке расскажу.
- Нет, - я рассердился, - ты никому не расскажешь! Это наш секрет! Ничего личного – это же макароны… Если по-настоящему любишь макароны, то… - у меня даже слов не нашлось, чтобы описать ей мои чувства.
Довольно долго она ела макароны, потом довольно долго я запихивал в нее макароны, затем еще макароны, а после – макароны и снова макароны.
- А у нас фиеста!!!- орал в чьих-то окнах телевизор, - А у вас – фиеста?!!!
- Уж фиеста, так фиеста, - пробормотал я непроизвольно.
Ее тело я запихнул в открытый подвал, а пустые пачки бережно сложил и засунул в свой портфель, где лежал новый валик. Я же – маляр. Туда-сюда-обратно. Валиком вожу. И макароны. Конечно же, макароны…
ВАД, 8 ноября, 2003.
Отдельное !спасибо! моему соседу Григорию (Unknown). Он тоже любит макароны. Мы их любим вместе. И вы их полюбите. Без сомнений…
|
| |
|
|
280. О Любви (творчество в сети)
Каждый день молодой человек просыпается в семь утра, чтобы проверить почту. Он на ощупь находит очки, шаря рукой вокруг себя, затем вылезет из-под серого от грязи одеяла и, отпивая глоток холодного кофе, сразу хватается за сигарету.
Со стен на него пялятся модели из журнала «XXL», на прикроватном столике россыпью лежат диски – ни один из них не находился в своей коробке, на полу валяются рассыпанные хабарики из опрокинутых пепельниц. А пепельницами здесь служит все, что попадается под руку – чашки, пластиковые коробки из-под макарон быстрого приготовления, выдвинутые на треть ящики письменного стола, заваленного всяким хламом. Чего там только нет: пустые сигаретные пачки – «Marlboro Lights», «Winston Lights», «Петр I», папиросы «Беломорканал», книжки в мягких обложках, раскрытые посередине и забытые, железные монетки (встречаются и пятирублевки), какие-то документы, бумаги, грязные чашки из-под чая с засохшими в них пакетиками, грязные чашки из-под кофе с черноватыми ободками внутри, горелые спички… И все это опутывают провода – от телефона, замотанного изолентой, от компьютера, исписанного маркером, от десятка колонок…
Системный блок компьютера производит впечатления гроба, в котором похоронено что-то странное и, возможно, отвратительное.
И все это воняет. Воняет табачным дымом. Каждая вещь в этой загаженной комнате воняет тысячами выкуренных сигарет. Растения медленно подыхают в своих горшках, аквариум пересох. На паркете виднеются разводы от чего-то давно разлитого. Иногда попадаются бутылки – из-под пива, из-под вина… На стенах номера телефонов - какие-то иероглифы, когда-то важные, теперь же ставшие элементами «декора».
За грязными стеклами окон – двор под «европейский стандарт»: все тополя срубили, изрезали землю омерзительно прямыми дорожками, воткнули несколько железных декоративных растений.
Молодой человек включает компьютер, затягивается дымом под звуки коннекта. Вот кто-то прислал ему несколько отзывов. Вот кто-то прислал что-то еще. Почта получена, почта отправлена. Почта.
Почта, почта, почта, почта…
На сайтах поэзии и прозы - длинные списки авторов, которые стремятся опубликовать свои произведения как можно быстрее. Зачастую, их мало интересует чужое творчество.
Здесь свалены в кучу тексты песен, стихи и стишки, рассказы и кастрированные интернет-версии рассказов…
Да, это - творчество. Здесь рядом – опустившиеся стареющие авторы, так и не сумевшие никуда пробиться; сосунки, возомнившие себя королями ужаса; истерики, которые пишут о том, как будут резать вены, хотя никогда не решатся на это; какие-то девушки с поцелуйчиками и розовыми плюшевыми сердечками; «волки» – последние герои из песни Виктора Цоя… Все они набивают пространство страниц названиями: «Хуй», «Любовь», «Без названия», «Больно мне», «Ответ на произведение «Любовь», «Ответ на «Хуй»…
Молодой человек ищет, публикует, пишет свои мнения, читает редкие отзывы других… За окнами наступает на город зима.
И кажется, что жизнь наполнена смыслом. Плевать на зиму! Плевать на всех!
Звуки коннекта…
И некуда деваться – друзья исчезли, растворились, их имена – набор букв в телефонной книжке. Девушка ушла и уже давно не звонила (может, не сумела дозвониться, пшшш-баум-баум-банг).
Молодой человек пишет о любви, пишет о добре и зле, о бесконечности, о безумии… Во что он верит? В то, что монитор не перегреется. А в Бога и Дьявола верить не в его стиле. Все относительно – вот его лозунг.
За окном дворники в алых жилетах сгребают с дорожек бурые листья. Скоро пойдет снег. Молодой человек считает, что это бессмысленно. Дворники бессмысленны, зима бессмысленна…
Как приятно переписываться по электронной почте, не видя того, с кем разговариваешь. Главное – он тебя тоже не видит! Восхитительно. Можно придумать что угодно, если достаточно воображения.
Так тащатся месяцы… Днем - рутинная работа, а ночью – жизнь. Почему бы и нет? Каждому свое… И плевал он на всех.
Программа «Outlook» - его шахматная партия. Там десятки тысяч слов превращаются в рассказ без начала и конца. Комфорт невидимости манит, словно наркотик.
«Я найду здесь настоящую дружбу» - говорит он себе – «Возможно, я найду здесь любовь»…
И он ищет, хотя в глубине души знает, что это иллюзия. Сон.
И он просыпается, когда ему уж не двадцать, а двадцать восемь лет, и в холодильнике у него - все те же котлеты «Равиолло» - омерзительная дрянь, на стенах – все те же картинки: ему уже лень наклеивать новые.
Или он не просыпается? Скорее он просыпается от сна внутри другого сна. А где же реальность? Она здесь – в звуках коннекта. И уже невозможно думать о чем-то другом, даже проститутки, к которым он раньше не боялся подойти, больше ему не нужны.
И он пишет о любви, не зная любви; пишет о лете, хотя за окном – зима; пишет о себе, хотя давно перестал быть тем, кем он когда-то был. И некоторые говорят: «спасибо, это зацепило», «понравилось, хоть и коряво», «спасибо, мне это близко»…
И он не думает о том, что когда-то наступит день без входящих сообщений. Такого не может быть. А, если это все же случится, то он опубликует свои творения на другом сайте… Напишет много. Кто-то да прочитает. И он напишет еще – о горе, которого не видел; о дружбе, которую позабыл; о сексе, который не нужен ему; о любви…
Конечно же, о любви…
И каждый день он просыпается в семь утра, чтобы проверить почту.
Он на ощупь находит очки, шаря рукой вокруг себя.
Затем вылезет из-под серого от грязи одеяла и, отпивая глоток холодного кофе, сразу хватается за сигарету.
ВАД, 2003-11-20
|
| |
|
|
281. Макароны – 4 (Отец)
Прямая трансляция (27 января 2030)
Стадион Форумов в Лос-Спагеттиусе
Лекция Отца (№ 230) на тему «Макароны и Мы».
«История».
МА-КА-РО-НЫ!
МА-КА-РО-НЫ!
ДА!
ДА!
Счастье для всех?!!
НЕТ!
Что?!!!!
МА-КА-РО-НЫ!
ДА!
Любовь?
НЕТ!
ЧТО?!!!
МА-КА-РО-НЫ!
ДА!
ДА!
Тише, дети мои, тише…
Сегодня я расскажу вам немного истории…
Начну сразу с того, что я, знаете ли, человек простой и незамысловатый. Маляром долго работал и все такое. Валиком туда-сюда…
Ну, сейчас меня все зовут «Отец». Уж это - ваше дело, как меня звать, а я-то знаю, кто я на самом деле. А это в нашем мире – главное. Хотя…
Простите, главное это, конечно, - макароны.
Меня мои прислужники попросили написать Историю, вот я, собственно, и наговариваю ее в микрофон. Я еще подумал, что лучше все это будет в Книге Книг. Получается, как апокалипсис, но, кто понимает, у того и сомнений не возникнет, что не апокалипсис это, а рождение великое.
Вот кто-то скажет, что это все бред… Что, мол, как это маляр Историю пишет, да еще макароны какие-то приплел. Дык это все ерунда! Сказать-то некому. Разве что инопланетянам, потому как все люди на Земле уже в макароны верят и как братья живут.
Эх, лекции все, да лекции… Давно я не брал в руки шашек, с самого того случая после концерта группы «Смэш», когда я ту дурочку к макаронам приучал.
Я еще в интернете опубликовал эту историю, и сам Великий Нейрос мне на почтовый ящик смайлик кинул… Нейрос – это агент Сети. Сейчас Сети уже нет, но тогда именно она позволила человечеству встать на истинный путь.
Я от этого поощрения, признаться, чуть в штаны не наложил - так обрадовался, да только опомнился и призадумался, как бы пользу из энтого дела извлечь.
А пока думал, в ментовскую загребли меня, вроде как за мокруху. Ну дык, я, конечно, объяснил им, что я это все не со зла делаю, а по понятиям – макароны в душу внедряю через тело бренное. А тело, сами понимаете, без души – ничто.
Следак пархатый долго меня садировал, пока я ему на сайт зайти не посоветовал, где макароны мои висели.
Эх, видали бы вы его рожу на следующий день. Я к тому времени, кстати сказать, уже в авторитетах ходил – даже пресс-хата меня не взяла! Я просто про макароны объяснил все, и в большой уважухе у братвы стал.
Так вот, следак-то меня в больничку оформил, да и все дела. А в больничке мне даже и не кололи ничего, а ежели кто и хотел, так его братва уму-разуму быстро учила, так что он уже, кроме макарон и не помышлял ни о чем.
Пока я, значиться, сидел-лечился-отдыхал и макароны заморские пробовал, по интернету, по паутине этой всемирной, уже слухи поползли, байты поскакали-попрыгали.
А потом ко мне люди пришли седовласые в погонах и компьютер поставили. Я ж в отдельной палате с самого начала был.
Открыл я «Аутлук» и обмер! Сообщений навалилось – ебте-с-матей! Как молитвы они звучали – жалостливо и призывно. А я - человек щепетильный, честный: на все ответил. И, когда еще три раза по столько же пришло, ответил и на них. А вот уж потом пришлось прислужника пригласить на отбор корреспонденции. Его мне люди в погонах привели.
А потом и сам великий Нейрос ко мне пришел, и от слов его душа моя воспарила в далекие дали счастья и неги.
Оказалось, что появилась такая вещь, как Культ Макарон. То есть – почти все люди, которые пользуются всемирной паутиной, приняли мою идею! А я-то жалкий недоумок, пытался каждого лично обратить. Теперь на каждом сайте висело множество баннеров со ссылками на мои истории. А мир не ждал – мир двигался – торговля подстраивалась под новые веяния, мировую экономику сотрясали внутренние взрывы! Потребитель хотел МАКАРОН и он получил ИХ. Появлялись новые радиостанции, телеканалы, заводы… Ну, вы понимаете… Еще появилась новая валюта – МАКАР. 1 МАКАР равнялся в 2005 году двумстам баксам. Сейчас-то денег уже нет, зачем они нам? Так вот… Это мне все Нейрос поведал. Точнее, поведала – Нейрос – это же женщина, если кто не знает. Такая длинноногая блондинка в темных очках. Пальчики оближешь…
Но вы ее не увидите никогда - она славы не хочет, не любит. Ее фишка в другом…
Она мне тогда еще сказала, мол, дорогой автор, мы с вами кашу сварим. Я точно не помню, но как-то так. Это можно в сборнике исторических фразеологизмов глянуть, да только лень мне. Пусть школьники на политзанятии смотрят – им теперь учиться…
Потянулись ко мне проповедники с разных концов света. Макаронная стихия набирала обороты…
А я даже на прогулку выйти не мог – так всем этим занят был. Причем, я во всем этом почти не участвовал – все прислужники за меня делали. Я только на собраниях выступал и фразы кидал на форумах – типа: «Макароны - есть свет. Свет есть - начало. Начало есть - жизнь. Жизнь - есть Макароны».
Потом я во дворец переехал. Там трон был, я сидел на нем. Компьютер рядом. Многие спрашивают, когда это меня круглосуточно транслировать стали по телевизору и интернету. Так вот тогда и стали!
А Нейрос Великий уже весь мир завоевал. То есть она, конечно, это сделала, сама того не желая, но, зато как все вышло-то – чудо просто!
Только мне показалось – одна она в макароны до конца не поверила, ну да я же говорю – это личное дело каждого. А руки-то у нас длинные, враг не скроется, не спрячется – тем более, что прятаться некуда. Как можно спрятаться от себя самого, от своей совести, от предназначения?
Так много лет я во дворце своем сидел, речи говорил, обряды Кормления проводил.
А потом меня в самолет посадили.
Низко летели мы, и видел я, что изменился мир, но насколько он изменился, я понял только, когда с трапа сошел.
Макароны. Дома из макарон; деревья, на которых, вместо листьев – макароны; реки, повернутые вспять, а вместо воды в них – макароны… Макаронные фабрики… Макаронные трассы, макаронные статуи, макаронные одежды… Все ели макароны, ходили по макаронам, носили макароны, делали макароны…
Интернета не стало, телевидения тоже. Зачем?
Ведь есть идея, есть воля, есть цель и вера в ее достижение!
Какая цель?
Впустить в свою душу макароны, братья и сестры!
И, впустив их однажды, не выпускать никогда.
Любовь, дружба, ненависть – это же макароны.
Вы можете желать любви, но, стоит вам сказать вашему избраннику о макаронах, как любовь станет ненужной.
Когда есть одно всепоглощающее понятие, зачем нужно больше?
И вот сейчас я стою перед вами, перед этим людским морем… Я вижу вашу радость, дети, я вижу все…
Так, на колени!
Что вы видите?
Макароны!
ДА!
Что вы чувствуете?
Макароны!
ДА!
Чего вы хотите?
МАКАРОНЫ!
ДА! ДА! ДА!
……………………
- Как больной?
- Да сегодня вроде потише был, только к обеду опять кричать начал. Все про макароны.
- Повысите ему дозу, а завтра посмотрим.
- Но, Олег Палыч…
- Да, Машенька?
- Понимаете… тут такое дело…
- Я тебя слушаю.
- Понимаете, Олег Палыч… МАКАРОНЫ ВАМ В ГЛОТКУ, ОЛЕГ ПАЛЫЧ! СУКА ВЫ БЕЗДУШНАЯ, ЖРИТЕ!!! ИИИИИИИИИ!!!! ПОЛУЧИ, МРАЗЬ! ПОВЫСИТЬ ДОЗУ?!!! ПИДОРАС ЕБАНЫЙ!!! НАШЕЛ, КОМУ ДОЗУ ПОВЫШАТЬ, МУДИЛА!!! Я ТЕБЕ САМОМУ ЩАС ДОЗУ ПОВЫШУ, ССССУУУУКА! ПОНЯЛ, УРОД?!!! МА-КА-РО-НЫ!!! МАКАРОНЫ!! МАКАРРРОНННЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!!
……………………
P.S.
- Макароны любите?
|
| |
|
|
282. Встреча Стихийных Авторов (боевик)
Иван Козлов, лысоватый мужик небольшого роста, со всей силы ударил правой в челюсть Цукерману.
- Гнида! - заорал Цукерман, возясь на земле.
- Сионист! – взвизгнул Козлов, - Бейте его, поэты!!!
Поэты, стоящие вокруг костерка, лениво пожевывали бутеры, которые принес Цукерман.
- Я не собираюсь опускаться до ИХ уровня, - сказал молодой парень в темных очках.
- Что значит, до ИХ уровня? Ты кем себя считаешь, ТЫ, бл? – возмущенно оскалился стоящий рядом интеллигентного вида папаша.
- Чё? Я не поэл, чё ты мне гонишь? – злобно прошипел парень в темных очках и со всей силы врезал тому в солнечное сплетение.
Папаша охнул и осел на землю.
- У меня семь книг издано, - прохрипел он, моргая глазами, из которых катились крупные слезы.
- Да плевал я на твои бездарные книги, - спокойно сказал парень в темных очках, но тут же был сбит с ног хилым на вид человеком, которого все знали под ник-нэймом Слепой Коготь.
- Не трогать надежду нашей поэзии, - заорал Иван Козлов и вонзил зубы в шею Слепого Когтя, - землю жрать будешь!
Коготь заверещал дурным голосом, но тут Цукерман, подползший поближе, выхватил из кармана ножик для заточки карандашей и вонзил его Козлову в ногу, чуть ниже колена. Брызнула кровь.
- Оставить беспорядки! – громовым голосом приказал Главный Редактор, рассматривая окружающих в прицел начищенного до блеска ружья.
Левый глаз Главного Редактора был прищурен, лицо напряжено. Это создавало ложное впечатление, что он ухмыляется и подмигивает. Палец его дрогнул на курке, но в этот момент очнулся от раздумий о вечности Икающий в Ночи, широко известный в узких кругах автор язвительных эпиграмм. Он метнул в главного редактора тяжелой папкой с рукописями, попав тому в голову. Главный Редактор пальнул в воздух и сбил Пегаса, который рухнул прямо в огонь. Запахло паленым.
Главный Редактор тряхнул головой и шмальнул по Икающему в Ночи, но тот увернулся и пуля попала в руку Цукерману. Крик Цукермана был страшен.
Иван Козлов радостно засмеялся, забыв о ножике для заточки карандашей, торчащем из его ноги. Его смех был прерван злобным рыком Слепого Когтя, размахивающего огромной дубиной. Козлов не успел отпрыгнуть, и удар пришелся ему в корпус. Но парень в темных очках, не теряя времени, прицельно кинул в Когтя тлеющую головешку и попал ему в лицо. Коготь застонал и принялся кататься по земле.
Главный Редактор уже перезарядил ружье, но второй том сочинений Цукермана, пущенный в полет рукой Ивана Козлова, на сей раз проломил ему череп. Это не остановило Главного Редактора, но на время вывело его из строя.
- Твои глагольные рифмы уродливы! – брызнув слюнями, выкрикнул Икающий в Ночи и пнул парня в темных очках.
Но тот схватил Икающего за ногу. Икающий попытался освободиться и упал рядом. Поэты сцепились в яростной схватке.
Главный Редактор, пуская слюни и глупо улыбаясь, шарил в карманах, в попытке найти патроны. Но Иван Козлов, истекая кровью, подковылял к нему и вырвал ружье. Цукерман, увидев это, попытался сбежать, но был остановлен папашей, который поднялся на ноги и загородил дорогу.
- Это из-за тебя все началось, - прошипел папаша, - это ты виноват…
- Как мои бутерброды жрать, так он первый, а…, - но договорить Цукерман не успел, потому что грянул выстрел и верткая блуждающая пуля настигла его, оборвав на полуслове. Она прошла навылет и пронзила папашу. Оба повалились, сжав друг друга в прощальных объятиях.
Тем временем парню в темных очках удалось выдавить глаз Икающего в Ночи, что было нелегко. Теперь он пытался засунуть в глазницу Икающего указательный палец. Из последних сил Икающий укусил парня в темных очках в шею. Теплая кровь залила обоих перед тем, как их души покинули бренные тела.
Главный Редактор подкрался к Ивану Козлову и с бессмысленным выражением лица свернул ему шею. На полянке воцарилась тишина.
Редактор устало поморщился и опасливо потрогал пролом в черепе.
- И вот так всегда, - сказал он глухо и печально, - а ведь мы просто хотели встретиться, поговорить… Когда же это закончится?…
- Никогда, - хрюкнул опаленный подбитый пегас, выползая из костра.
Шкура его дымилась, а опаленные крылья слабо трепетали.
Над лесной полянкой желтая луна злобно хихикала, озаряя мертвенным светом лица павших.
Главный Редактор проковылял к машине, припаркованной на проселочной дороге и, запихнув Пегаса в багажник, тяжело плюхнулся на водительское кресло.
Пора было возвращаться домой.
Ведь столько авторов еще желают встретиться! Как же они без него обойдутся? Мало ли что может произойти…
Главный редактор повернул ключ зажигания, и машина взорвалась. Эхо взрыва огласило пустынные окрестности. Взрывом Пегаса выбросило в небо, и он расправил огрызки крыльев. Непонятно, как он остался в живых. Глаза его – добрые лошадиные карие глаза – источали кровавые слезы.
Пегас поймал ветер и, выплюнув непонятно как попавший ему в глотку палец Главного Редактора, медленно полетел над ночным лесом…
|
| |
|
|
283. Negros`у
Поэтов куча.
Ливень за стеклом и ночь.
Как разобраться?
|
| |
|
|
284. Глупая девочка
Весна, как маньяк, уничтожила снег у обочин,
Словно варвар порушила белый кристальный покой...
Неужели вам нравится грязь? Мне вообще-то не очень.
И вообще по весне я частенько впадаю в запой.
Правда, девушки вдруг оголили прелестные ноги,
Сексуально закрыли очками от солнца глаза.
Я иду и смотрю, только вовсе не вижу дороги,
Пока рядом не взвизгнут, спасая мне жизнь, тормоза.
Поздравляют друг друга аллергики, громко сморкаясь,
А поэты все пишут о девах и тягостных снах,
И весна бежит следом - смеется, порой спотыкаясь -
Она помнит о лете, и это внушает ей страх.
Но пока она только пришла и за окнами пляшет,
Пробивает травинки, ломает сиреневый лед.
Эта глупая девочка - что она нового скажет?
Но я все же пойду, если утром она позовет.
|
| |
[найти на сайте] [список авторов] |
