adonatti
|
|
1. Семь писем в одну сторону
# Вступление. Печатная машинка. Вечер.
Ты не думай, что ровный набор этих выбитых строчек
станет первой попыткой свернуть неподвижный рычаг
отчуждения. Нет. Просто так я скрываю свой почерк
за рядами нарезанных символов, где каждый знак
повторяется тысячи раз. И сплетаясь с другими
не меняет ни сути, ни формы. И лишь частота
многоточий способна нарушить триумф атрофии
чувств, впечатанных черным курсивом в поверхность листа.
# Начало. Печатная машинка. Ночь.
Мы дожили до дней, когда стало почти безразлично
какой город за нашими окнами – Питер, Москва,
Тель-Авив, Сан-Франциско, Воронеж, Варшава, Мытищи -
здесь и там одинаково пусто. Пустые слова
остывают на чьих-то губах. На разложенных картах
исчезают границы – затеряны в вечных снегах…
И луна по ночам освещает поверхность асфальта,
замирая расплывчатым контуром в мутных зрачках…
# Чудо. Письмо первое. Печатная машинка. Ночь.
Я недавно гулял по столице, по центру, по старым
Многолюдным местам, и стараясь уйти от толпы
Завернул в переулок, из тех, что относится к самым
Респектабельным чистым и тихим. Где нет нищеты.
Но в одной подворотне, у старой бетонной ограды
Всей исписанной матом за N-ое множество лет
На большом табурете сидел старичок бородатый
Собирая копейки на горькую водку и хлеб
Он играл неизвестное танго на старом баяне
И простуженным горлом сипел неразборчивым текст
А нечистые буквы, как титры на киноэкране,
Безнадежно и тихо сливались в зияющий крест
#Письмо второе. Печатная машинка. Ночь
Посмотри за порог. Там живут те, кого мы считали
Не достойными наших высоких и светлых идей
Те, кого не любили, хотя, если честно, едва ли
Согласились бы в этом признаться публично. Теперь
Мы почти как они. И порой аккуратно выводим
На заборах и стенах баллончиком те же слова.
Собираясь вот-вот стать такими как прежде… Но только
Кто-то шепчет, что мы остаемся средь них навсегда
Мы впиваемся в них, как теленок впивается в вымя
Старой дойной коровы, не думая вовсе о том,
Что родившую телку вчера на рассвете забили,
И пустили на мясо. Как, видимо, пустят потом
И его самого. Только жертва пылающей стали
Не корячится в тщетных попытках сменить свою суть…
Мы же думаем вслух «Боже, Боже, ну кем же мы стали?!
Надо все изменить. Но, пожалуй, потом… как-нибудь…»
# Время. Письмо Третье. Печатная машинка. Ночь
Извини, моё солнце, я, кажется, снова срываюсь
На заумные речи. В решении вечных проблем
Основная загвоздка – их вечность, но мне показалось
Что их можно решить. Что решение есть. Между тем
Время вовсе не встало на месте. Спокойно, бесшумно,
Как и все, что нельзя отвратить, продвигаясь вперед,
Оно гонит по новым орбитам вчерашние луны
Оно тушит вулканы и плавит арктический лед
Оно гонит людей на работу и поиски пищи
Оно душит детей, заполняет цветами луга
Разбирает на камни Воронеж, Варшаву, Мытищи,
Затирает границы и в пар превращает снега
Распрямляет курсивы и лечит душевные раны
Заплетает слова, придавая им форму креста
И пусть редко, но все же дарует нам новые шансы
Заполняя разборчивым шрифтом поверхность листа
#Завершение. Печатная машинка. Вне времени суток.
Вот, пожалуй, и всё, о чем можно сказать на бумаге,
Что останется вечным вне времени суток. Вне дней
и ночей. Что, быть может, скользнет каплей пролитой влаги
по твоим раскаленным щекам… А других новостей
как бы ни было, я не имею. За сим – до свиданья!
Вероятность увидеться снова стремится к нулю,
Может быть оттого, что я просто остался за гранью
Понимания жизни. И черт с ним…
Целую.
Люблю.
Письмо последнее. По прошествии времени. Сквозь струи дождя.
Здравствуй, солнце мое. Не вникая в причины событий
Трёх последних недель, (что не нужно ни мне, ни тебе),
Я поставлю черту в книге наших совместных открытий
В этом кратком и скучном, возможно, последнем письме…
Все осталось как прежде. Я даже по-прежнему молод.
Ну, подумаешь, начал седеть – ничего – не помру…
Моё сердце покинуло твой громыхающий город
И нетрезвой походкой вернулось обратно в Москву
Ничего не меняется. Жизнь именуется жизнью
Пыль сливается с пылью и с прахом сливается прах
Все вернулось к истокам. О нас же теперь не забыли
Лишь холодные строчки на двух пожелтевших листах.
………………………………………………………………
Но порой по ночам я сбиваюсь с привычного ритма
И трамбуя пространство мычащими звуками «ты»
Заполняю до боли - до сипа- до крика - до хрипа
Десять метров хрущобной реальности. Вне Пустоты
Этих проклятых стен - ничего, лишь космический иней
Опускается плавно на тело с названьем «земля»…
И дыхание ветра над нашей урбано-пустыней
Растворяется в бешеных струях хмельного дождя…
|
| |
|
|
2. Утро. Шелестом. Шёпотом. В слёзы.
Здравствуй, мой ангел,
пришла – говори со мной
шёпотом – шёпотом
шелестом – шорохом
Ярким рассветом
И листьями жжеными
Буду тебя утешать
После ночи я
Солнце мое
Раскаленное - нежное
Встретит тебя
Не лучами, не косами -
Сонной улыбкою
(Томной, безбрежною),
Шлейфом разорванным
Млечного пояса
Воды мои
Ледяные - прозрачные
Зеркалом будут сверкать
Отшлифованным
Запахом пряным
Едва не утраченным
Дышат и травы
И листья кленовые
Что же молчишь?
Не молчи…
Говори со мной
Где ты опять,
Умудрённая опытом?
Снова ушла…
И никто не ответил мне…
Шелестом – шорохом
Шёпотом…..
Шёпотом….…
|
| |
|
|
3. Метаморфозы
Посвящяется А.Б.
Ты любишь любые утехи – духовные, плотские
Ты любишь кино и ночные прогулки по улицам
А я не люблю ничего, кроме раннего Бродского
А я не смотрю ничего кроме фильмов Кустурицы
Наверное, это не повод печалиться, сетовать
Наверное всё хорошо и всего в жизни поровну:
Одни помогают бездомным и слушают Летова
Другие стреляют в людей под сонаты Бетховена
Ты пьешь свой мартини. С улыбкою смотришь на улицу.
Дождь снова загнал нас в кафе на углу Маяковского
Сквозь призму бокала бармен стал похож на Кустурицу…
Мне страшно взглянуть на тебя …вдруг увижу я Бродского…
|
| |
|
|
4. Дождь сплетал ручьи воды
Дождь сплетал ручьи воды
В ленты
Задыхаюсь от своей
Злобы
Мне, увы, уже плевать
С Кем ты
Я почти уже забыл
Кто ты
Дождь идет, как будто дождь
Вечен
Льёт и льет, как будто здесь
Пробы
Задыхаюсь от своей
Злобы
Шум воды.
Воскресный день.
Вечер.
Где ж ты нынче, Ангел Мой?
Где Ты?
Кто украл твой чудный нимб?
Воры?
Задыхаюсь от дождя!
С КЕМ ТЫ?!
Я забыл, что мне плевать...
Sorry
Дождь идёт. И потеряв
Совесть
Пляшет танго на краю
Гроба
Я дурак. Я напишу
Повесть
Назову её:
"МОЯ ЗЛОБА"
Посвящу её дождю
Что бы
Посвятить её кому – либо
Напишу я в ней одно
Слово
И поставлю на неё
Глыбу
Что б никто не прочитал.
Чтобы
Не сказал никто «Проспись, милый»
Задыхаюсь от своей
Злобы
И смеюсь, теряя все силы
Дождь уйдет и станет всё
мутно.
Винни-Пух прольет по мне
слезы.
Ты придешь и скажешь «Я - тута!»
Жаль, что я сошел с ума!
К звездам..
|
| |
|
|
5. 21 год
1
двадцать один год
двести пятьдесят два
полнолуния
2
И теперь кто-нибудь обязательно тихонько скажет «ну надо же»
Дожил таки красавец до своей двадцать первой осени
Может быть оттого, что всегда с почтеньем разговаривал со старшими
Или пил молоко по утрам… И своими вопросами
Не мешал перекрестным потокам холодного воздуха
Заполнять все пространство земли и хрустального шарика
атмосферы, похожей не больше на утро морозное
чем на рюмку холодного морса с брусничными ягодами
3
довольно странный день рождения
начиная от температуры и заканчивая
отсутствием дождя – и лишь солнце стоит над городом
ярко- желтой абстракцией вчерашнего светила
А я же скачиваю
килобайты поздравлений с разных ящиков
Но тебе ничего – ты гордая
Не звонишь - не пишешь
Даже не знаю – помнишь ли…
4
Хочется водки. Ты веришь - со мною такое не часто.
Слабое горло забито предчувствием скорого гриппа
Славное празднество. Пляска деепричастных
ещё не конструкций, уже не предсмертных хрипов…
В общем-то хороший день, хотя совершенно непонятно
Что будет завтра - и послезавтра - и дальше – и позже
Хотя, согласись, этого никто никогда не знает
Не только в дни рождения
в другие дни тоже.
5
но в другие дни
об этом не думаю
просто не хочу
|
| |
|
|
6. Треугольное
Геометрия снова в фаворе - избитые темы
Обретают свою актуальность за счет теоремы
Пифагора, оставшейся временно без доказательств.
Икс заходит за Игрек. И нет подходящих ругательств.
Вместо них в голове лишь клубок перепутанных линий
Что встречаются по Лобачевскому лишь в перспективе.
Это чем-то похоже на запуск плавучего средства
Это чем-то похоже на старость, а чем-то - на детство
Это в общем похоже на танго, а в целом – на польку,
Это где-то основа, а где-то «постольку – поскольку»
Биссектриса угла разделила на части не угол
А подобие рта. И упершись в разбитые губы
Повернула обратно, туда, где в земные юдоли
Извергается жидкость с большим содержанием соли.
Но горячие слезы в овальной картине событий
Не способны на большее, чем просто быть. Просто лить их
Нынче сделалось модным - зрачок через влажную призму
Искажает пространство, и свадьба похожа на тризну
Даже больше чем тризна. Хотя в рамках новой морали
Эти вещи и так различимы едва ли.
Едва ли.
|
| |
|
|
7. Из писем
Я не доживу до 950-летия Москвы и падения Киева
Не встречу трехсотый юбилей Пушкина, сидя на красной площади
Не застану первых вестей с юпитера, и, по-видимому,
Не оставлю следов нигде - ни в земле ни в космосе
Все что я могу – это вставать каждое утро под хрипы радио
Принимать душ, пить кофе, и выходя на улицу
Хлопать подъездной дверью в последней стадии
Остервенения. Этим и славно моё присутствие.
А ты сидишь сейчас где-то на кухне в своем ёбанном городе
Читаешь Паоло Коэльо и слушаешь песни «фабрики»
Плачешь, глядя, как дождь бьет по стеклам комнаты,
Изредка куришь «парламент» тайком от матери
Ходишь порой в кафе и «в кино с подругами»
Может быть, что-то ещё… институт и сессия…
Видимо, это и есть «извини, я странная»
Видимо это и есть «до свиданья, нет меня!»
|
| |
|
|
8. Ночь. Поезд. Шорох.
Под пиздыханье колес поезда
Мысли в голове охуелые
Если мне сегодня всё дОпизды
Значит правильно нынче еду я
Значит верно колеса грохают
И стаканы звенят хрустальные
Если мне сегодня все пОхую
Значит, мой маршрут выбран правильно
Значит ваши ебала мрачные
Навсегда со мной не останутся
Кого сгубят дела табачные,
Кого скинут на новой станции
Запиваю наливку горькую
Теплым морсом плодово-ягодным
Ровный шорох колес. Всё похую.
Поезд мчится вперёд. И правильно.
PS первое четверостишие - не мое. Прочел в подъезде много лет назад.
|
| |
|
|
9. Триптих со вкусом лимона (три наброска от женского лица)
*Скандалов*
Вновь с тоскою смотрю в окошко,
сквозь стекло изнутри наружу
Где в холодном тумане утро,
растворяется в чашке кофе,
На раскосых ветвях каштана,
меж моими «была» и «буду»,
Замирает смешное солнце,
превращая в «я есть» мой профиль.
На белёсых листах бумаги,
сохраняющей твой верлибр,
Лишь окурки и горстки пепла,
лишь кружочки от двух бокалов,
По привычке кусаю фильтр,
выбор сделан и «либо-либо»
Как обычно уже не будет.
Тишина.
Не люблю скандалов
**Минутное**
Скучала.
Парное молоко остывало на губах
И где-то в груди
Костюм «не-в-горошек» практически смялся..
От скуки
Смеялась
Сплетала из буковок слово
«умри»
Искала себя
Вдалеке
За окном
Псевдо звуки
Напомнили лишь о грядущем
Падении сил
Смеялась
Минутной потере рассудка
Как мелкой пропаже
Стальная иголка вгрызалась
В зеленый винил
Душа
Поднимаясь на цыпочки
Падала
Я же
Смеялась
***Черная Смородина***
В запах талой весны
В свежевыжатость хвои
Ты вплетаешь
Горячие сны
Тиши – но – тишиною
Заливаясь дыханьем и солнцесвирелью
Вдали
Ты же знаешь - на вкус
Четкий контур алоэ
Не похож ни на что
Исчезаю в ладонях
Не твоих
И смеюсь
Где-то там
На корню...
на мели...
Вроде все - ничего
Тени кружатся
В вальсе
Сладкий запах травы
Серебрится
Сквозь пальцы
На горячие камни
Ложится
Примятый ковыль
Ну, подумаешь,
Ты
Оказался
Не вечным...
И теперь мне одной
Перешагивать
Млечный..
собирая в ладошки
рассыпчато-звездную
пыль..
|
| |
|
|
10. Суженый. Построчная фантасмагория.
Каждую ночь, когда уставшие за день музы
Ещё не начинают воспевать твою холодную красоту
Я открываю окно и пристально всматриваюсь в окрестные сумерки ,
В которых отсутствие тебя заложено изначально
Я вижу огни большого города и мерцающий купол неба,
Усыпанный с верху до низу осколками елочных игрушек,
Что освещают дорогу одиноким путникам
Идущим по туманной траектории млечного пути.
Я вижу как беспокойны их лица и взгляды
Как некоторые из них останавливаются,
А другие даже падают вниз
Кто-то из них ищет тебя, а кто-то просто идет по дороге
И никому из них нет дела, до моих взглядов
И взглядов тех, кто идет позади…
Каждую ночь ты выходишь из дома и направляешься к морю
Твои невидимые крылья оставляют едва заметный след
На золотом песке,
что остается теплым в любое время суток
Ты ложишься у самой воды и долго всматриваешься
В мраморное зеркало луны
Отражающее лишь две вещи в этом мире:
Солнечный свет и твое лицо
Прекрасное настолько,
Что северное сияние замирает над полюсом
И с хрустальным звоном низвергается с неба
Оглушая пролетающих мимо чаек и ангелов
Ты лежишь на песке, и затаив дыхание слушаешь,
Как тысячи маленьких эльфов, звеня колокольчиками,
Покрывают твое тело росписью своих поцелуев
А потом, когда все это заканчивается
Ты, вновь обретшая покой и душевные силы,
Спокойно наблюдаешь, как по лунной дорожке морского непостоянства
К тебе приближается бронзовая колесница
И в траурном величии из неё выходит Она
Одетая в белые саваны далеких туманов
жестокая богиня человеческого Безразличия
Она целует тебя в белоснежное чело,
И гладит холодной ладонью твои золотые кудри
А ты улыбаешься ей и спрашиваешь
«сколько мне еще ждать?»
Но она ничего не отвечает, и ещё долго
Вы смотрите в лицо друг другу
Никого не замечая и ни о чем не думая
Потом ты возвращаешься домой
Просыпаешься под своим одеялом
Послушно делая вид, что никуда и не отлучалась
И только мельчайшие золотые песчинки
Тихонько покалывающие твою бархатную кожу
вновь и вновь заставляют тебя улыбаться…
И каждый вечер, когда уставшие за день музы
Заканчивают воспевать твою холодную красоту
Ты открываешь окно и пристально всматриваешься в окрестные сумерки ,
В которых отсутствие меня заложено изначально
И шепчешь «Я знаю ты там, любимейший из сыновей
Жестокой богини человеческого Безразличия
И я жду тебя здесь, как того пожелала Она»
Воды мирового океана бурлят в приступе черного безумия
Птицы и звери взирают с высоты геральдического превосходства
Люди живут наблюдая, как гаснут и падают звезды
|
| |
|
|
11. Провокация осени
Провокация осени - можно считать - удалась
ты опять погрузилась в своё «ничего не хочу я»
все и так не легко, а полгода ни с кем не ночуя
привыкаешь к тому, что за окнами холод и грязь
Привыкаешь к тому, что твое междометие «нах»
Не смущает детей и старух, позабывших о тризне
Все кладется на музыку, только симфония жизни
Исполняется нынче лишь в самых минорных тонах
Весь мажор – на экране. В кефире и в слойках «ням-ням».
В порошке «Ариэль» и в прокладках летающих «кефри»
пропаганда здорового образа чьей-нибудь смерти
вызывает презренье к еде и критическим дням
стойкий запах чужих неудач заполняет страну
и витает, и кружит везде - от Москвы до Чукотки
депрессивный психоз замечательно лечится водкой
но и той не хватает. Живем, как в похмельном плену.
Провокация осени – старый, но верный прием
я опять погрузился в своё «ничего не хочу я»
не красив - не умен - не силен - не любим – не ревнуем
не богат - не женат – не сестрат – не сдаваем в наем
одиночества нет – есть заманчивый образ тоски
можно с ним побрататься - сплотиться до крови и пота
только он не готовит обед, не стирает носки
и не станет, пожалуй, ходить за меня на работу…
…………………………………………………………..
Утром вышел из дома… куда-то девалась вся грязь..
и в симфонии жизни послышалась партия альта
свет застыл на бензиновых пленках сырого асфальта
Провокация осени - можно считать – сорвалась……
|
| |
|
|
12. ....Попробуйте позвонить позднее...
Твоего голоса
Не существует
Вне телефонных линий
Его звучание
Выжимает зрачок
Как рука выжимает губку
В лепестках лотоса
Небо кочует
В свой «бесконечно синий»
Твое молчание
Это просто щелчок
в глубине телефонной трубки
Твое дыхание
Тихий шелест помех
На каналах связи
Твое имя теряется
В телефонных книгах
Меж чужих фамилий
Воспоминание
Мир душевных прорех
Заливает вязью
Из забытых слов
И пустых интриг
Телефонных линий
|
| |
|
|
13. Метроном
Расписание жизни одобрено. Всё - позитив.
Ты гордишься отсутствием веры и вредных привычек.
Ежедневный размеренный грохот твоих электричек
Наставляет тебя на знакомый до боли мотив,
Метроном твоей жизни привычно чеканит свой такт,
Это просто как раз-два-три-раз: дом - дорога - работа -
Снова дом... Посиделки по пятницам, клуб по субботам...
Ну пожалуйста, солнце, ну сделай хоть раз всё не так!
Переври анекдот, посети магазин в неглиже,
Разукрась потолок и забудь о ремонте на кухне…
(Вроде, все хорошо, только что-то по-прежнему тухнет
За шикарной обивкой в твоей «идеальной» душе.)
Посади на балконе красивый цветок эдельвейс
Нарисуй рядом семь Белоснежек и глупого гнома
И тогда ты услышишь заманчивый треск метронома
И чарующий лязг электрички, сорвавшейся с рельс.
|
| |
|
|
14. В моем городе нет аллей
Докурив "житан" отправляю окурок в тишь
Глубины ночной, и, не зная других приемов
Выхожу во двор, за собой оставляя лишь
Чуть заметный свет
В рокировке дверных проемов
В моем городе нет аллей. Ветер Норд-Норд-Вест
Снова дует здесь, разрывая вуаль туманов
Вековая стройка с обильем отхожих мест
Бесконечность свай
И засилье подъемных кранов
Растворяясь вновь средь отходов и вторсырья
Замедляя пульс до игрушечных трех ударов
Я с тоскою смотрю на птиц, для которых я
Стал давным-давно
Частью уличных тротуаров…
|
| |
|
|
15. Зерна граната
Ладе Бирюковой
Я был в твоих снах
В ароматах корицы
В спокойных рисунках
Весенней прохлады
Где капища, церкви
И даже темницы
Имеют
И запах,
И вкус
Шоколада
Там нет и не будет
Ни войн
Ни утопий
Ни мудрых пророков
Ни вечных скитальцев
Там царь Соломон
Остается без копей
Без трона и дома
Без перстня на пальце
На ярких полотнах,
Забрызганных солнцем,
В глубоких и светлых
Оттенках заката
Разбросана медь,
И златые червонцы,
Гадальные карты,
И зерна граната…
Там нет мавзолеев
Вождей и тиранов
Там горы Кавказа
И воды Миссури
Там серые башни
Готических храмов
Впиваются в мякоть
Небесной лазури
В смешных полумасках
Скрываются лица
Пусть я их не видел
Да мне и не надо…
Я был в твоих снах,
В ароматах корицы
В спокойных рисунках
Весенней прохлады…
|
| |
|
|
16. Клевер (истерика)
Возьмите меня - закрутите как можно старательней,
Тащите силком на юга вплоть до крайнего севера,
Чтоб вспомнил я, чем отличается круг от касательной,
Чтоб вспомнил, чем пахнет трава и трилистники клевера,
Чтоб слово «катушка» не связано было с магнитами,
Чтоб раннее утро запахло и мхом, и берёзами,
Когда твой рассудок прошит электронными нитями,
Бывает совсем не легко различить эти образы.
Бывает же так - держишь крестик, а видишь в нем свастику,
Бывает - меняешься сам, а бывает - с гримерами ,
Но если театр - это жизнь, как твердили нам классики,
То кто же нас сделал такими плохими актерами?
Статисты, суфлеры и сплошь закулисные пьяницы...
Пустые картины излишне слащавой пейзажности…
Одни второсортные роли… и, в общем, без разницы
В какой мизансцене событий сегодня окажешься…
И, в общем - то, всё так привычно, всё так одинаково,
Фанерное солнце садится за горы из дерева,
В букетах бумажных цветов без цветочного запаха
Порой попадается клевер, не пахнущий клевером…
Возьмите меня - закрутите как можно старательней,
Гоните пинками – да так, чтоб слетели и запонки
Мне пофигу, чем отличается круг от касательной,
Верните мне только любимые с юности запахи…
|
| |
|
|
17. Богиня
Вы не знаете даже, какие пенаты покинул я
Завернув в форме кукиша график карьерного роста
Ради Вас я готов был любить и Ренату Литвинову
(хотя это совсем не нормально и очень не просто)
Ради Вас я готов был опять брать уроки истории
(я и брал – даже выучил умное слово – «пенаты»)
Вместо Бродского начал читать книги некой Виктории
То ли Токаревой, то ли нет… ну, короче, без мата
И не вспомнить уже… а теперь? До свиданья ? Уплочено?
Нет уж дудки. Отбой. Не согласный я. Здравствуйте нате!
Так что можете это свое «между нами все кончено»
Запихнуть хоть куда. Хоть себе, хоть, простите, Ренате…
|
| |
|
|
18. Немного визуальности для девушки, которая умеет улыбаться
Любовники Осени в трансе - хозяйка ушла
Без бурных истерик, без слез, без любезностей в спину,
На новых колесах с шипованной цельной резиной
Оставив в наследство здоровый небесный дуршлаг
В который она научила преемницу Зиму
Отбрасывать снежные хлопья.
Примерно вот так:
* * * * * * * * * * * * * *
* ** * * * * * ** ** * ** * * *
* * * * * *** * * * * * * * * * *
|
| |
|
|
19. Скажите что-нибудь...
Поэзию давно пора свести на нет,
Чтоб вновь переплести слова её и звуки,
Пока в своих домах не сдохли все старухи,
И в окнах не иссяк «тот несказанный свет».
Пока ещё стоят крещенские морозы
Над русскою землей. И самый первый снег
Принаряжает вновь пенёк моей березы…
Ночь, улица, фонарь. И несколько аптек.
Поэзию давно пора распотрошить,
Разрезать на куски, промыть и перекрасить,
Ноктюрн на флейте труб уже совсем не катит,
Мгновений чудных нет, и с каждым часом жить
Становится скучней - некрасовская муза
Спилась в своем гробу, и дружною толпой
Сбежали все друзья прекрасного союза.
И из лесу никто студеною порой
Не выйдет на мороз, бубня под нос «вестимо»,
Не припугнет детей, прижав ружье к плечу….
Закрыли кошельки бродяги – пилигримы
Подъезд парадный пуст. Никто не скажет «Чу»…
Ночь. Улица. Фонарь. Но взорвана аптека.
И некому собрать расплесканную ртуть...
Окислился металл серебряного века.
Поэзия мертва.
Скажите что-нибудь...
|
| |
|
|
20. Прогулка во сне
Рахману Кусимову
Мне сегодня приснился опять твой скучающий Питер
Город всех настроений – веселых, печальных, капризных,
Тот, куда сила воли и принцип случайных событий,
Исключают мое возвращенье в ближайшие жизни.
Пропечатанный кем-то в каналах и каменных плитах,
Город детской мечты, пусть размытой и малость потертой,
Сорок пять островов, опечатанных серым гранитом,
Где срываясь опять со второго на сорок четвертый
Я бродил в этом сне, вдоль изгибов казанской подковы,
Вроде вновь среди вас, но опять ни к чему не причастен…
Улыбаясь смотрел, как над черной Невой в пол-второго
Разводные мосты делят город на мнимые части.
Я дошел до кунсткамеры вплавь, правда, выглядел глупо,
Я приснил себе литр коньяка – чтоб бороться с прохладой.
На другой стороне окончательно дело запутав,
Летний всадник галопом скакал мимо Медного сада…
Мой будильник разрушил оковы всех сонных обманов,
И проснувшись в Москве без особо заметных усилий,
Я покинул твой город, холодным осенним туманом,
Растворившись среди параллелей васильевских линий…
|
| |
|
|
21. Апельсиновый Сок
Что-то жжет изнутри – может быть неживая вода,
Может быть одиночество – слабый, но едкий наркотик…
Осознав невозможность спасения, как никогда
Ощущаешь себя сочетанием кожи и плоти…
И не в силах покинуть привычный уют кабака,
Застревая в чугунных решетках литых водостоков,
Продолжаешь тихонечко жить, правда жить абы как,
Разбавляя реальность плохим апельсиновым соком.
И опять через силу любить свой потрепанный мир,
Каждый день созерцая с тоской, как твое отраженье,
Осторожно скользит в ванных комнатах съемных квартир
Чуть заметно цепляясь за трещинки в кафеле. Жженье
Исчезает в груди, как обычно, в пол-пятого – в пять,
Когда Время слегка начинает похрустывать между
Шестеренок наручных часов, кем-то пущенных вспять…
И когда за окошком зима как-то грустно и нежно
Начинает играть ледяную мелодию на
Ксилофоне сосулек и клавишах из черепицы,
Вспоминается детство и сказки Кота – Баюна,
Вспоминается то, что обязано было забыться,
Но зачем-то живет в пыльных кипах прочитанных книг,
В складках креповых штор и на струнах разбитых роялей,
Где устав от мирской суеты твой печальный двойник
Спит, укутавшись в плед, и в надколотом жизнью бокале
Рядом с ним - апельсиновый сок…
Возвратись ты туда
Он, пожалуй, проснулся бы… Встретил тебя на перроне,
От которого вечность назад разошлись поезда,
Заглянул бы в глаза, крепко сжав ледяные ладони,
Очень тихо шепнул бы на ушко «ну здравствуй, малыш
Здесь почти все как раньше – нарядные елки, хлопушки
Легион керамических кукол, смотрящих из ниш,
На твое возвращение. Карты, перины, подушки,
И горячий пирог с ароматом ванили, и твой
Пожелтевший камин, усыпляющий треском поленьев…»
Только ты не вернешься и он не придет за тобой
проскользив по перрону забытой и брошенной тенью....
|
| |
|
|
22. Туманное
посвящается Тане
(больше я о ней, признаться, ничерта не знаю)
Твой дом не здесь - здесь временное лежбище
Никчемный Альбион туманной юности
Москва тебя удержит пару лет ещё
Но это все уже - чужие трудности
Твоя страна лежит намного северней
Но там теплей, чем в Риге или Вильнюсе
Там в глупых юбках пляшут чьи-то девери
И градусник зимою редко в минусе
Гольфстрим - не я - согреет руки белые
Туман - не снег - твой дом слегка укутает
И мир споет родными децибелами
Наполнив прейскурант по чувствам фунтами
А здесь они давно уже приелись все
Здесь нет преград и нет преодоления…
Тебя здесь тоже нет…
Ну что поделаешь…
...В Москве туманы - редкое явление…
|
| |
|
|
23. PS
Дрянная жизнь, потрепанная блядь,
Зазноба и политиков и пьяниц,
Опять встает - ведет на новый танец,
Хотя никто не хочет танцевать
Забытых лиц потрескавшийся глянец
Я подшиваю в старую тетрадь
Разбив лицо на профиль и анфас,
Свернув тоску классических устоев,
На монотонной плоскости обоев
Я наблюдаю разность лунных фаз.
Мир без тебя похож на мир с тобою,
Но только в нем чуть меньше умных фраз.
В нем мысли все, согласно чертежам
Близки к земле как листья эвкалипта.
В высотном доме неисправность лифта
Заметна даже первым этажам.....
В моем письме теперь один постскриптум
Но чувств - увы - не видно даже там...
|
| |
|
|
24. Мульти
Все приметы лгут – это я ещё в детстве вычислил.
Если встанешь не с той ноги – то она сломается.
Абонент молчит. Недоступен. А может выключен.
В ожидании я немного успел состариться…
Плюнь в колодец через плечо, позабудь историю.
Это все вранье – Чингисханы, Антоны Ульрихи…
Я про них читал – но теперь ничего не вспомню я
Это всё, прости, лишь сюжеты забытых мультиков,
Винни-Пух подавился мёдом и встал на ролики,
Прошлогодний снег залепил пластилином улицы,
Братец-Лис наконец добрался до Братца-кролика,
А Чернушка… та оказалась обычной курицей…
Когда все друзья превратились в прекрасных бабочек
Я остался висеть один безнадежным коконом
Встав с обеих ног, я споткнулся о чьи-то тапочки
Пропади же в тумане ты, чертов ёжик, пропадом!
P.S.
…А у музы сегодня вновь не оплачен сотовый…
|
| |
|
|
25. ДОРОГИ
***
Если строго идти сквозь земное ядро расстояние
Между всеми объектами станет почти одинаковым,
Путь с работы домой приравняется к туру в Британию,
И от центра Парижа до серой окраины Кракова,
В километрах окажется столько же, сколько от Вильнюса
До любого поселка в любой неизведанной местности -
Дважды радиус нашей планеты и где-то в плюс-минусе
Небольшая ошибка в пределах нормальной погрешности.
***
Дорога в "сколько угодно ли"
Вновь начинается с буквы "Д"
Да, я не плавал вокруг земли,
Да, я не видел ночной Квебек
Да, моё имя звучит смешно,
Да, в меня пальцами тычут - "Глянь!"
Дао - мой путь из окна в окно -
Выжженный между кружков Инь-Янь
***
Теперь уйти.
Сшибая все подряд.
За города.
Квартиры и постели.
Куда глаза
И близко не глядели,
И до сих пор
Возможно не глядят
Глотать дорогу.
Жадно.
По кускам.
Захлебываясь пылью
Пить с обочин
Нектар земли.
И влагу каждой ночи
Прикладывать к пылающим вискам.
Начать игру -
Прикинувшись тобой
Влюбляться вновь
В поверхность каждой лужи,
Потом, нарвав
Смородины На ужин,
Запить её холодною водой
Забыть про все.
Пытаться быть нежней.
Вдыхать и цвет
И запах каждой елки.
Кричать и петь,
Скулить голодным волком.
И ждать дождей.
Всё время ждать дождей.
|
| |
|
|
26. крещенская капель
я изредка скучаю по тебе,
пишу порою письма, но не чаще
чем раз в неделю, мой почтовый ящик,
расположившись в мусорном ведре,
глотает их…
среди моих вещей
теперь не встретишь прежнего расклада -
кто кончил врать, тому уже не надо
запоминать своих шальных речей.
я слышал, у тебя там тоже - фарс,
никто тебе не друг, никто не ровня,
и ни одна зараза не запомнит,
что ты не любишь рок-н-ролл и джаз.
в Москве стоит крещенская капель,
и зимний дождь переполняет лужи,
и, кажется, что будь тебе я нужен,
нашлись бы силы сдернуть карусель
и запустить её немого вспять…
да черта с два - в душе проклятым грузом
все тот же снег...
и снова смылись музы,
и в алфавите только буква «ять»…
|
| |
|
|
27. Я вернусь
я, видимо, скоро вернусь.
нет,
про твой адюльтер
еще не забыл [он не вышел из сплетен и сводок],
но вдруг оказалось, что грохот твоих сковородок
намного приятней, чем их «что изволите, сэр?»
я, видимо, скоро вернусь.
буду вежлив и кроток…
конфеты, сухое шампанское,
кофе–глясе…
здесь, знаешь ли, как-то паршиво.
никак не пойму:
зима ли так действует
или отсутствие споров
и то, что за матовой вязью морозных узоров
нельзя отличить от публичного дома тюрьму.
здесь все как один обсмотрелись «Ночного дозора»,
но, выйдя из тени, попали в кромешную тьму.
я все понимаю: эпоха являет свой дух
и вновь повышает сорвавшийся, вроде бы, голос.
у каждой «O, tempora!» сразу испортятся «mores».
когда по TV, на глазах изумленных старух,
какой-нибудь Педро споет для какой-нибудь Лорес
дешевую мыльную оперу.
знаешь, мой слух
нельзя назвать тонким, но самая черная грусть
вселяется в душу, когда с перекошенной сцены
по воли продюсера пьяный и голый Ромео,
избивши Джульетту, читает стихи наизусть…
а впрочем, все это неважно.
к чертям все измены,
включи кофеварку
[я кажется скоро вернусь]
|
| |
|
|
28. вот так бывает - выйдешь покурить
1
кукушка так хотела улететь
хотя бы на минуту отлучиться
от шестерёнок старого ковчега,
взглянуть на мир, в котором кроме сов
есть, говорят, ещё другие птицы,
а также много неба, льда и снега,
избыток воздуха, морей, полей, лесов…
но за границей кухонных часов
нет для неё ни корма, ни ночлега
2
разбуженный портье из темноты
достанет ворох скомканных квитанций,
большие чемоданы и тюки;
отточенным движением руки
сорвет с них ярлыки дорожных станций,
гостиниц и мотелей
только ты
все оплатив
[еду, тепло, кровать]
имеешь право вновь стремиться к солнцу
кукушке ж ничего не остается -
кукушка остается куковать…
3
метаморфоза выглядит смешной
ты убегаешь от чужих улыбок
и собственных закрашенных седин
а я, как прежде, остаюсь один
кормить твоих аквариумных рыбок
читать твои стихи и слушать твой
далекий голос [пусть - его обрывок]
ведь на дорожках вытертых пластинок
и в лентах размагниченных бобин
ты, словно, навсегда осталась здесь
[вообразишь, что это так и есть,
и тут же посмеешься над собою…]
4
вот так бывает - выйдешь покурить,
окинешь взглядом улицу, дорогу,
деревья у реки и серый дым,
который в продолженье многих зим
идет из труб завода [прямо к Богу].
и город вновь покажется пустым
лишь ты, среди смешной архитектуры
стоишь забытой шахматной фигурой
зажав в руке разбитый механизм
5
кукушка улетела навсегда
ну что ж поделать
значит так
бывает
|
| |
|
|
29. Мастер и Двойная Маргарита
***
Редели прохожие над Патриаршими,
Скрываясь вдали за бетонными плитами,
И спали скамейки под старыми липами,
Укрывшись газетами позавчерашними.
Я бредил масонами и Массолитами,
Спроси: "Это как?"
[ну, а лучше - не спрашивай]
***
Спроси: "Это как?"
[ну, а лучше - не спрашивай]
Я видел его - на приеме в Британии,
На выставке в Польше, и рауте в Африке,
На стройках и войнах…
В бульварных изданиях
Он - главная часть новостийного траффика
Теперь он другой - дорогущие галстуки
Всегда идут вкупе с шикарными тройками,
Он ходит на встречи и званые завтраки,
Доволен застоями и перестройками.
Но в белом костюме с кровавой подбойкою
Походка все так же предательски шаркает
***
Походка все так же предательски шаркает
И часто бывают конфузы такие вот
Сегодня шлешь молнию дяде из Киева
А завтра является тетка из Кракова
Сегодня напишешь сонату клаксонную
А завтра по нотам сыграешь прелюдию...
Играли на улицах черные пудели
Спешила домой молодежь полусонная
***
Спешила домой молодежь полусонная,
Уставши от песен и пива с фисташками,
И полнились светом проёмы оконные,
Спроси: "Это как?"
[ну, а лучше - не спрашивай]
Редели прохожие над Патриаршими,
И вешался месяц над Малою Бронною.
***
И вешался месяц над Малою Бронною.
И тихо висел полуночным сокровищем
Здесь всё ещё часто бывали Бездомные
Но не было Воланда.
вроде бы...
всё ещё...
|
| |
|
|
30. Представь себе
Теперь, когда все приметы считаются чем-то пошлым
Я вновь оставляю мелочь на склоне горы Ай-Петри.
Когда паруса исчезнут, мечты о попутном ветре
Исчезнут за ними следом, оставшись в далеком прошлом.
-----------------------------------------------------------------------------------
Мой дом всё на том же месте, и снег на его карнизах
Наверно уже растаял, но в залах всё так же глухо,
Как вечность назад, когда я, покинув его без визы
В дальнейшую жизнь, оставил лишь пыль на полу.
Старуха
Выходит во двор под вечер и кормит вчерашним хлебом
Окрестных ворон и галок. В распахнутые ворота
Заглядывает прохожий, довольный спокойным небом,
Заводит часы и молча скрывается за поворотом.
-----------------------------------------------------------------------------------
Плывут города и лица, мелькают дома на трассах
Из тех, кто меня заметил– едва ли кто вспомнит профиль
Когда твое утро пахнет слежавшимся за ночь матрасом
Завидуешь тем, кто помнит, что значит хороший кофе
Они уже точно знают – замри на секунду время,
Добрались бы до рассвета - содрали бы всю сусальность,
У них тут каждое утро – лишь очереди в туалеты,
А у других – представь себе – в домах по четыре спальни…
-----------------------------------------------------------------------------------
Мой дом всё на том же месте, но снег на его руинах
Уже никогда не стает.
Соседский умалишенный
Зайдет иногда, сжимая пакетик с крупою «пшенной»,
Но, встретив такую пустошь, пройдет виновато мимо…
|
| |
|
|
31. Так и кончусь когда-нибудь
***
Ботанический сад. Я когда-то гулял в нем один.
Ни о чем не мечтал, не пытался решить чьи-то судьбы,
Утопая в промокших снегах, думал «эх, запихнуть бы
Это все на картину» – да я не рисую картин…
Впрочем, все это было давно. Одинокий кретин
Разучился смеяться, зарывшись в промозглые будни.
***
И теперь хорошо – ни любви, ни потерь, ни измен,
Ни волнений, ни боли. И если охота напиться,
Я иду, напиваюсь. И мне улыбаются лица
Одичавших вождей с горельефов изъеденных стен
Для меня теперь все города именуются "N".
Кроме милой – любимой – родной златоглавой столицы
***
И уже все равно - будут помнить меня, или нет,
И как скоро отсохнет рука, что меня начертила
Симпатическим чудом с бумаги исчезнут чернила
Вместе с парой десятков из памяти вытертых лет
Всё теперь - суета. Жизнь похожа на смазанный след
Оставляемый пальцами на запылённых перилах.
***
Так и кончусь когда-нибудь – лучше всего по весне
Скажем в марте – апреле, когда и подохнуть не страшно,
В ботанических рощах
Под шпилем Останкинской башни
На оттаявшей за ночь сырой прошлогодней листве…
|
| |
|
|
32. ПИСЬМА ИЗ МЕЖДУРЕЧЬЯ
Да, поредела моя семья, что поделаешь
А кому-то – подумать только – мало одной
Эудженио Монтале
1
Ну, здравствуй, брат. Прошло пятнадцать лет
С тех пор, как я ушёл. Моей пропаже
Поди, дивились голуби и даже,
Повымерли, должно быть. Стольких бед
Им в раз не пережить. Ты скажешь «Нет!»
[Пятнадцать лет спустя чего не скажешь]
1
Да что уж там…
Теперь до голубей
Мне, если откровенно, мало дела…
Моя семья так сильно постарела,
Что кажется – в один из майских дней,
Я стану младше собственных детей
[помимо нерожденных].
До предела
Урезав текст, отточенным грошом,
Черчу тебе, на ломанном дельфийском,
С оказией письмо на обелиске…
Ты хочешь знать «куда же я ушел»?
Ну, слушай, брат.
Со мной все хорошо.
Пишу тебе из мрачной дельты Стикса….
1
Закаты от рассветов здесь почти
Неотличимы – в солнце мало проку
Когда за место неба, где-то сбоку,
Расщелина в земле. Ты не сочти
Мои слова за жалобу. Отнюдь.
Здесь хорошо. Конечно, мало света,
Но по весне, в разливах Черной Леты
Об этом редко вспомнит кто-нибудь.
1
Ты не подумай. Разум мой не стих,
И даже память, вроде, не слабеет -
Ведь кто-то ж помнит пение Орфея
И поступь Эвридики, пусть таких
Осталось мало.
Я же берегу
Осколки дней под крепкою бронею:
По-видимому встретиться с роднёю
Не суждено - на дальнем берегу
Приезжие толпой изводят тушь
Записываясь в очередь…
Но Стикса
Не перейти - Харон пять лет как спился.
И с той поры не видно новых душ
1
Вобще разруха, что ни говори…
Аид сбежал.
Сизиф забросил камень.
И кажется, что Лета скоро канет
сама в себя…
Но знаешь, Изнутри
Все это [уж прости мне мой снобизм]
Я однозначно видел [как-то, где-то]…
Ты можешь не поверить мне, но это…
Похоже подозрительно на ЖИЗНЬ
1
Пишу тебе из мрачной дельты Стикса….
«Ну, здравствуй, брат. Прошло пятнадцать лет»
|
| |
|
|
33. Беглец
Беглец
+++
Старый город у моря. И чайки летают над баржей
В вечном поиске рыбы. Салат поглощая со спаржей
Одинокий седой господин из кафе «Биатриччи»
Наслаждается тем, что его лично поиски пищи
Завершились сегодня не в серых московских покоях
А в уютном местечке, у столика с видом на море
И не летом, как прежде, в Крыму, а сейчас, ближе к марту
В городке, занесенном ещё не на каждую карту
От того, что весь город и есть – чайки, баржа, да берег
…И куда не заносит тоска при наличии денег…
+++
Старый маленький город у моря. Прибрежные глыбы
Пахнут ссохшимся птичьим пометом и вяленой рыбой,
Ей же пахнет асфальт и крутых волнорезов гребёнка
Неспособная пряди волос расчесать у ребенка,
Но способная как-то сдержать буйство водной стихии…
На единственной площади часто читают стихи и
Вечерами танцуют у статуи древнего старца
Содержащего в равных пропорциях ржавчину с кварцем
Впрочем, это же можно сказать и про местные лица
Редкий гость, завозимый сюда из далекой столицы,
Оставляет таксисту на чай, но в глазах у таксиста
Вместо слов благодарности светится «Asta la vista»
Мол, при всем уважении, сударь, дорога обратно
За отсутствием прочих машин выйдет вам троекратно…
+++
Одинокий седой господин гонит грусные мысли
В этом маленьком городе с ним как-то быстро все свыклись
[И собака у входа сегодня уже не рычала]
Равномерный стук лодок о грузное тело причала
Не сродни, слава Богу, привычному стуку вагонов.
Если б кто-нибудь знал, сколько он перешел Рубиконов
Сколько раз он ни слезным мольбам, ни советам не внемля
Зарывал свой истершийся жребий в соленую землю,
Чтобы жрать здесь салат и не слышать ни мата, ни фени…
Мир вокруг продолжает к закату наращивать тени
И уставшие чайки сбиваются в мелкие стаи.
Господин достает портсигар и тихонько зевает.
+++
Старый маленький город у моря. Такая картина,
Что посмотришь, и кажется – верно, не хлебом единым
Должен жить человек. Правда, тот, кто лишился обеда,
С этим будет согласен едва ли.
Сочтет это бредом
И хозяин пекарни, укрывшейся за поворотом,
Вот уже сорок лет только хлебом одним и живет он
Им же кормит жену и детей, им варганит заначки,
И бывая в столице, играет. Играет на скачках..
Ветер гонит горячий песок по забрызганным бунам,
Эта ночь будет лунной. Да, да, обязательно лунной.
Шум воды нарастает, и море становится ближе,
И за шумом не слышно уже ни вороньих интрижек,
Ни народных гуляний, ни шелеста старой тетради
Ни намеков судьбы, ни шагов подходящего сзади.
+++
Редкий гость изучает часы. На часах ровно девять.
Самолет будет в полночь. Успеет. Конечно, успеет.
В крайнем случае – чуть переплатит за скорость таксисту.
Старый город не спит. Да оно и понятно - убийства,
Здесь бывают не часто. Тем более так - без мотива…
Престарелый фотограф наметил уже перспективу
Зарядил аппарат и пытается выцелить бритву…
Рядом воет собака.
И кто-то читает молитву.
|
| |
|
|
34. На безлюдной платформе с букетиком лилий в руке
На безлюдной платформе с букетиком лилий в руке,
Ранним утром, успев потребить две бутылки микстуры,
В перемазанном платье красивая пьяная дура
В ожидании поезда мнется на злом каблуке.
На пустынной платформе, увы, не поставить кровать,
Не заснуть на денёк, не проснуться в каком-нибудь Омске.
Да какая любовь! Да какой , к N-ной матери, Вронский!
Просто кончились легкие деньги и нечего жрать.
На холодной платформе, скрывая заевшую злость,
Каблуком отбивает чечётку красавица Анна.
Если б кто-нибудь в поезде скором спустил бы стоп-краны,
На сегодняшний день, может, всё бы ещё обошлось.
А теперь решено. Машинист остановит состав.
Выйдет к ней, матерясь [никуда от работы не деться],
Извлечет из-под стали её раскаленное сердце,
Грубо сплюнет на шпалы, и будет по-своему прав.
Не смогла уберечься – пропила – проела тепло,
Может быть её имя обратно окажется в моде…
Может быть, да навряд ли - уже восемь лет как не ходят
Поезда по заброшенной ветке в закрытом депо.
|
| |
|
|
35. Божественных сегодня не играют
***
Божественных сегодня не играют.
Неловко.
В декорациях таких
Земную жизнь пройдя на семь восьмых
Окажешься в каком-нибудь сарае
С бутылкой – в лучшем случае – вина,
А в более простом – паленой водки.
Где на веревке высушить колготки
Сложнее, чем повеситься, где над
Протёкшим потолком прокис чердак,
Где есть дверной проём, но нету двери…
И только томик Данте Алигьери
Не вписываясь в общий кавардак,
Всё будет наблюдать без интереса
Как ты при обстоятельствах смешных
В земном пути дойдешь до двух вторых.
Вдали от звезд и сумрачного леса.
***
А знаешь, здесь у нас снесли «Москву».
Не город, нет. Пока еще не город.
Пока ещё местами только вспорот
Рельеф окрестный. Палую листву
Сквозь лабиринт строительных траншей
Гоняет ветер. В постерах картелей
Видны эскизы будущих отелей
А на местах старинных малышей,
Заманчивый, промышленный пейзаж,
И лунки от разрушенных гостиниц…
Здесь каждый норовит урвать гостинец.
В столице начался сезон продаж.
***
Ни пуха липы ни гусиного пера.
Привычка глупая - желать себе удачи
Обречена всегда на крик в ответ на плач и
Посыл не к черту, но ко всем чертям.
Вчера.
Был трудный день. Несло со всех сторон
Прокисшим молоком как в магазине.
Я наблюдал за красным апельсином
Садящегося солнца. Только он
Подходит – понял я - на роль творца
Всем остальным - помимо всякой воли -
Приписаны лишь маленькие роли
В общественной комедии конца.
***
Божественных здесь больше не играют.
|
| |
|
|
36. Cпасибо - Здравствуй
***
Извини за стиль и за мой покосый,
как забор в селе захолустном, почерк.
Я бы мог ответить на все вопросы,
только ты едва ли теперь захочешь
что-то слушать. Запах сырой извёстки
Отдает дешёвой зубною пастой.
Мы опять застряли на перекрестке
не дорог, но судеб разбитых…
Здравствуй
***
Этот город соткан из поликлиник,
магазинов, прачечных, метростроев,
и когда в разорванном птичьем клине
узнаешь рисунок своих обоев,
то проходишь мимо без интереса,
будто держишь путь из уборной в кухню.
Если небо рухнет на эту местность,
Будет лучше всем…
Но оно не рухнет.
***
Иногда, уставши от всех нелепиц,
От житейской фальши и ширпотреба,
Обращаешь взор на ночное небо,
где висят пустые ковши медведиц,
освещая то ли ворота рая,
то ли звёздный путь [что, конечно, дальше].
Мы сплели созвездья из млечной каши,
И они горят.
Ничего не зная.
***
За окном картинка ночного града -
Натюрморт в оттенках немытой свёклы.
Фонари роняют на автостраду
Чуть почаще - свет, чуть пореже - стекла.
Извини. Я просто опять скучаю.
Как хороший клоун от глупой шутки.
Вечер был отравлен зелёным чаем.
День - испорчен утром.
Ещё в маршрутке.
***
Наши паспорта не имеют штампов,
Чтобы их стереть. Послужные списки
Потерялись в урнах чужих почтамтов,
Под завалом писем, судебных исков,
Рядовых бумаг и газетных полос.
Мы теперь чужие по сути дела.
Я - спасибо - снова и пьян и холост.
Ты – спасибо – сделала, что сумела.
|
| |
|
|
37. Фантом
Столько лет - и не разу не вспомнить тебя нагой –
Столько долгих лет, что другим их с избытком хватит,
На семейный подвиг до дырок в цветном халате
И износа домашних тапок, в которых бой
Невозможен – а я всё боюсь зацепить ногой
Опустевший край на твоей стороне кровати.
Я не слушаю джаз, но, бывает, хожу в кино,
Посещаю музеи и выставки иностранцев,
И порой на частотах местных радиостанций
Мне мерещится голос забытый не так давно.
Если я не смогу обходиться без сигарет,
Буду жить сигаретами. Помнишь, как нас учили?
«Без привычек и принципов в жизни нельзя». Не ты ли
Все твердила об этом? С тех пор как тебя здесь нет
Одиночество вновь обрело свой законный цвет.
Неприглядный цвет отсыревшей оконной пыли.
|
| |
|
|
38. Когда в игрушках кончится завод
***
Когда в игрушках кончится завод,
И сбудутся все скверные приметы,
Цветной бульвар останется без цвета,
И милый Карлсон больше не придет.
Из юных глаз уйдёт лихая спесь,
И на плацдарме кухонной клеёнки
Замолкнут оловянные пушчонки,
И в этот миг окажется что здесь
Закончилось не детство, но мечта
Разбившись, как волшебник в вертолёте.
И девочка из комнаты напротив
Дурна собой.
И вы с ней не чета.
***
Рабочий день. Все двери на засов.
Ребёнок робко смотрит из-за шторы,
Как циферблат расплавленных часов
Украденных с картины Сальвадора,
Рябит на глади лужи. Муравей
Скользит поверх на тонком жёлтом судне.
И Осень начинает чуть быстрей
Вертеть калейдоскоп московских будней.
Но незаметно...
Разве что один
Седой прохожий с книжкой Майна Рида
Нахмурится, пытаясь уловить
Движение, которого не видно.
|
| |
|
|
39. БУРЕЛОМ
***
Вместе с тобою из дома исчезли метеосводки,
Скомкался распорядок дня, закончился лёд
В морозильнике, и одна за другой пропали твои черты,
Твоя привычка говорить на повышенных интонациях,
Твоя манера скрещивать пальцы…
Остался лишь бесценный опыт узнавать по походке
Тех, кто уже никогда не придет,
Лишь талант останавливаться за пределом последней черты,
И умение правильно вести себя в ситуациях
Которые больше не повторятся...
***
Да, теперь уже многого не увидишь – бурелом
Из спичек остался, но жидкое мыло
Скоро сотрет и его следы, как уже был стёрт след
От уродовавших подоконник горшочков
С узорами из Кама-сутры…
Досрочно-освобожденным нет времени думать о былом,
В котором из хорошего-то и было,
Разве что тихий свист чайника, запах свежих газет,
И хриплый голос кухонной радиоточки,
Желавший нам доброго утра….
|
| |
|
|
40. Цу-Е-Фа
Камень
Так и живем - не поверишь – на новый лад.
Пьем и на дни рожденья не дарим роз.
Вроде бы знаем, что натворил Пилат.
Только уже не помним, кем был Христос.
Зимы теперь теплее из года в год.
Сны стали проще и ярче картин Дега.
Так бы и спал – не поверишь – укрывшись под
Кипой снегов. Да какие теперь снега…
Так бы и спал – не поверишь – открыв глаза,
Здесь, где осенняя морось попала в плен,
Здесь, где туман застрял, зацепившись за
Литеры «М» потускневших кремлевских стен.
В каменном городе, где не берут в расчет
Календари, где дожди - круглый год в окно…
Так бы и спал в частоколе кривых трущоб,
Вбитых по контуру детских площадок, но
В круговороте дней, бутиков, зарплат
Только покойник может заснуть всерьез.
Так и живем - не поверишь – на новый лад.
Всё хорошо. Но порой не хватает слёз...
Ножницы
До тех пор, пока в выжженных пороховницах
Оставался на порох малейший намёк
Она тоже читала журнал «огонёк»
Вырезая кроссворды с последней страницы.
Она тоже жила в театральных кружках
И читала со сцены «осла» Апулея,
Посещала кино, и несла к мавзолею
Раз в три года цветы. И пока на висках
Седина не сыграла стремительный блиц,
Принимала со смехом житейскую ересь.
[Как потом оказалось, была своя прелесть
В дефиците сапог, и в нехватке яиц]
***
А теперь – в час, когда не болит голова,
Она выпьет вина, что-то вышьет на пяльцах
И расскажет тебе, как когда-то на пальцах
Разыграла всю жизнь.
Цу-Е-Фа.
Цу-Е-Фа.
Бумага
…Да и потом всё писала кому-то на белых,
точно альпийские будни, листочках бумаги,
клеила марки к конвертам и даже хотела
что-то отправить… Но дети, работа, зигзаги
мелких семейных забот… мы все слишком зависим
от повседневного быта и выплат зарплаты…
И остаются лежать пачки брошенных писем,
брошенных писем, оставшихся без адресата…
***
Стоит исчезнуть на несколько лет, и, вернувшись,
Можешь уже ничего не застать - панорама
Города будет иной, ресторанчики «суши»
Просто исчезнут как вид, все подъемные краны
Перекочуют на новые стройки, машины
Сменят свои номера, и названия улиц
Станут циничней...
Не слушая, но повинуясь,
Светлые люди в возне погрязают мышиной...
|
| |
|
|
41. Как символ веры
Как символ веры – киевский вокзал.
Как исповедь – движение по кругу
Литых колёс.
И лучшая подруга,
С которой ты, увы, не переспал,
Прощается с тобой.
Беги, беги.
За новой жизнью,
Лучшими стезями.
Не важно, что заклятыми друзьями
Расстались закадычные враги.
Луна, как свежевыпеченный хлеб,
Вновь катится по небу левым галсом,
И я молюсь, чтоб ты не догадался,
О том, что проводник давно ослеп,
О том, что машинист, умерив прыть,
Теперь сидит спокойный и угрюмый…
И вечность впереди, чтоб всё обдумать.
И даже больше, чтобы всё забыть.
|
| |
|
|
42. Весна Махатмы
В изогнутой руке зажав прямую трость,
Прельщая местных птиц шлифованным затылком,
Задумчивый старик, отлитый в бронзе гость,
Укутавшись в свою любимую простынку,
Рассматривает мир сквозь мартовскую грязь,
И серые леса строительных объектов.
Столица для него давно и началась
И кончилась кривым мичуринским проспектом.
Великая душа в отсутствие времён
Глядит в чужую даль и ловит блики солнца.
И шлет ему привет орда Победоносцев
С геральдики седых, промоченных знамён…
|
| |
|
|
43. Станешь ли скрипкою Страдивари
I
В этом городе нет некрасивых женщин
Я слежу за тобой с высоты полета.
Видишь - дождь с дорожного переплета
Ловко стёр паутину глубоких трещин?
Это только ты ведёшь счет на сутки,
Для меня прозрачны уже и годы…
Я могу сбежать от любой погоды,
Потерявшись в недрах холщовой сумки…
II
Плач Ярославны над водной гладью
Окрик, замешанный с медной стружкой.
Всё то клялась - обернусь кукушкой -
А обернулась обычной блядью.
И покидая ночами терем
Не прилагала уже усилий
К поиску стен от чужих Путивлей,
В мире, где свой навсегда потерян.
III
Вчера вся промокла, читая Кизи,
Сегодня же в горле застряла сырость.
Ты не изменишься - в этой жизни
Уже не осталось вещей на вырост.
От старых трагедий все меньше толку,
И слёзы как будто бы кто-то вытер…
Ты не нашла свой любимый свитер,
И снова заснула в одной футболке.
И снова заснула, от птичьей были
Сбежав урчащею черной кошкой…
Вчера возвращалась домой промокшей
Хорошо, что никто не заметил крыльев…
IV
Станешь ли скрипкою Страдивари,
Грифом от скрипки, Струной, Сонатой,
Музыкой в целом, Звездой, Закатом,
Облаком, цвета сосновой ваты,
В небе, окрашенном киноварью,
Станешь ли Словом, а может Речью,
Станешь ли Песней, а может Пеньем
Чьей-то Терпимостью и Терпеньем…
Это уже никому не важно.
Я сохранил для тебя оперенье…
|
| |
|
|
44. Эгоист
Что твоя вера, юродивый злой старик,
Слабая часть в партитуре пустых дорог,
Ведь, для существ не видящих между строк,
Вся твоя музыка – сдавленный птичий крик.
***
Что же твой голос – охрипший морской ревун.
Был бы услышан – мог бы нагнать тоски,
но в мегаполисе Старые Васюки
слушать не принято. Ста миллионов лун
хватит едва ли на то чтобы райский сад
вновь окунулся в шепот людских молитв…
Ты бы напел им что-нибудь,
но мотив
Был позабыт много жизней тому назад.
***
Что твоя память - походный станок Жиллет.
Режет всё хуже, хуже…
И всё трудней
не оставлять в щетине последних дней
ржавый налет незаметно минувших лет.
Дряхлые мойры порвут золотую нить,
В мире твоем оставляя из всех предтеч -
Время.
И если оно перестанет течь,
попросту некого станет боготворить…
***
Что твоя вера, юродивый злой кумир.
Я бы не верил в твою неблагую весть,
Но, утверждая что сотворил наш мир -
Плачешь.
Плачешь, а значит,
Все так и есть.
|
| |
|
|
45. Музыка
***
Фортепьяно, лишенноё белых клавиш,
Наполняет воздух китайской песней.
Стало всё светлее. Теперь уж, Нэнси,
Ничего не спрячешь и не исправишь.
Всех друзей-врагов, что тебя забыли
Возвращай силком и дави на жалость.
Стало всё светлее. А значит старость.
Это просто жизнь под налетом пыли
.
***
Старость пахнет хной и варёным луком
Требухой, навозом и пшённой кашей.
Этот запах, Нэнси, ведет к разлукам
По кривым дорогам парадным маршем.
По кривым проулкам, среди проточин,
Меж которых шлялась всегда не с теми,
А теперь стоишь, убивая время
На одной из самых глухих обочин.
***
Время, Нэнси, тоже впадает в ступор
Как студент, при виде твоей одежды,
Опадающей плавно на спинку стула.
И, как он, бывает довольно грубо.
И бывает нежно, как он был нежен.
***
Это клин, чистилище, Чайнатаун
После этих мест не бывает «после»
Если вдруг оказался случайно там он
То пиши, пропало. Пиши, не бойся!
Всё одно теперь не придет, не въедет
В твой парадный зал на хромой кобыле.
Что тебе до жизни под слоем пыли?
Веселись, покуда осталось бренди.
***
Это слёзы. Слёзы, мой ангел Нэнси,
Потому, что запахи стали резки,
Потому, что ритмы любимых песен
И забыть нельзя, и напеть уж не с кем.
Потому, что клин. И мороз по коже,
Потому, что Патрик убил Греннуя.
Это всё, мой ангел, тебя волнует.
Мне на всё плевать, но я плачу тоже.
***
То ли год за два, то ли жизнь – ни к чёрту.
То ли просто местный паршивый климат.
Всё в порядке, Нэнси. Мои просчеты
Оказались просто полоской дыма,
В заводской тюрьме, где на новом стенде
Для рабов, уже набросали фразу:
«Веселись, покуда осталось бренди.
Ни о чем не думай.
Смирись и празднуй!»
|
| |
|
|
46. ***
Если одну из нетронутых мной бумаг
Бросить на пол и слегка истоптать ногами,
Из неё уже не получится оригами -
Ни журавлик, летящий в небо, ни белый флаг.
Да и память о ней, за барханами января,
Пропадет в ледяной пыли городских околиц,
В худшем случае - раннею стайкой простуженных горлиц,
В лучшем - теплым дыханием красного снегиря.
|
| |
|
|
47. Строфы
***
Слепой старик любил смотреть хоккей.
Включал TV на полную и слушал.
А где-то вдалеке рубили суши,
И продавая мазь от гонорей,
Судачили о том, как до такого
Доехал парадокса скорбный век,
Когда так много баров и аптек.
Но нет ни сытых больше, ни здоровых.
***
Моя Москва - цветной футбольный сектор,
Чудной проект немыслимого храма,
Представь, что православный архитектор
Был вдохновляем сурами Корана
Под ритмы разбитных тибетских лам…
Храм Божий выйдет или Божий хлам
Ещё не очевидно, но кресты
Уже роднятся с полумесяцами,
И дети, незнакомые с отцами,
Взирают в даль, чьи местности пусты
Как улицы из мифов городских…
***
Любить её. Поскольку никаких
Альтернатив уже не остается,
Поскольку эта жизнь на дне колодца
Среди лотков и фотомастерских,
Быть может, не похожа на удачу,
Но где-то очень близко…
Ведь она
Вменяема тебе, а не дана.
И ты не обречён, но предназначен.
|
| |
|
|
48. Строфы (2)
***
Она кричала, и вослед
За голосом глухим и сизым
Спускался ветер по карнизам
К дождем пресыщенной земле.
Когда закончилась война
Она осталась жить в палате,
Где на погибшем циферблате
Рубеж реальности и сна
Застыл минутной стрелкой с тем
Чтоб быть нагляднее и строже.
И вот ничто уже не гложет
Её в пространстве зыбких стен...
И только старый хитрый бес
Являясь к ней при непогоде
По амальгаме глаз наводит
Сырое зеркало небес...
***
Сухой подсолнух бытия
Переполняем семенами.
Он тяготится всеми нами,
Но продолжает жить. И я
Не притворяясь, не ропща,
Став осторожней и мудрее,
Вновь прижимаюсь к батарее
Рябыми складками плаща,
И наблюдаю.
Детский гвалт
Стихает. Радио «Свобода»
Передает по небосводу
Концерт сбесившихся кувалд,
Закат, сорвавшийся с оси,
За водным прячется потоком,
И в черных дырах мертвых окон
Под лунным светом Дебюсси
Теплятся звезды на манер
Углей, забытых в старой домне…
Она кричала. Я не помню
В мелодике надземных сфер
Столь мрачных тем.
Они в душе
Сопряжены с таким стенаньем
Что композитор мирозданья
Их не использует уже...
***
Я называл её «мадам»
Старуху в драной кацавейке
Что восседала на скамейке
Теряя счет своим годам,
Поминкам, свадьбам, Ильичам,
Деревьям, лужам и соседям…
Она здоровалась со всеми
Одним движением плеча,
Она хранила каждый вздох
И скрип разбитых ржавых петель
Последний выживший свидетель
Трех развалившихся эпох,
Седая фрейлина трущоб
С газетой вместо опахала...
В последний день весны пропала
Бесславно смытая дождем
***
Я развенчаю этот миф
Поскольку истина без грима
Никчемна больше, чем незрима
И мой лирический мотив
Не стоит музыки. Заря
Кладет конец пустым интригам
Радиоточка бредит Григом
И в гроте горного царя
Восходит солнце.
Вдалеке
В дыму асфальтовых артерий
Зевают зрители в партере
И кровь кипит на молоке,
И только чучело грача,
Слегка отставшего от стаи,
Все видит, но предпочитает
Не замечать...
|
| |
|
|
49. Строфы 3
Это последний танец, Натаниэль.
Музыка кончилась, дальше кружить смешно.
Что для тебя земля - под ногами дно,
Что для меня - под брюхом глухая мель.
Млечная просека , серый густой кумар.
В среднем - по солнцу на тысячу лет езды.
И под лучами каждой большой звезды
Сердце моё пропускает один удар...
***
Водною гладью зови меня, бирюзой.
Кровью своей и плотью меня зови.
Эра твоя - безрадостный кайнозой,
Ходиков старых сбившийся механизм.
Беглые стрелки, кованый циферблат,
В среднем - по жизни на тысячу верст пути.
Что же поделать, если такой расклад.
Хочешь–не хочешь, все у нас впереди.
***
Вечное счастье, скомканная постель.
Мокрые простыни, круглый большой живот.
Это последний танец, Натаниэль,
Больше не будет околоплодных вод.
Больше не будет правды, не будет бед,
Белых иллюзий, черного воронья.
Только тропа в саду, на которой я,
Может быть, сохраню твой простывший след.
***
Шепчешь тихонько «зови тебя – не зови…
Просишь понять – только разве ж тебя поймешь.
Речи твои - суть– пристроенный мезонин
Дома, в который разум уже не вхож»
Шепчешь-смеешься, режешь свои круги.
Время, настроив маятник-колыбель,
Все повторит - и музыку и шаги.
Только не этот танец, Натаниэль…
|
| |
|
|
50. Призраки
***
Теперь, когда твой дом пройти насквозь,
Не задержавшись даже перед спальней,
Вновь стало и привычней и реальней,
Чем что иное, я, как старый гость,
Знакомый с обстановкой не могу
Не подивиться славным переменам,
Исчезли двери, стулья, гобелены
[совковые олени на лугу].
***
Исчезла речь в обители мирской.
И запахи – ни пота нет, ни дыма…
Я думал будто всё здесь повторимо
И пол, скрипевший каждою доской,
И люстры, и кровать и даже плеть
Стенных потёков в тусклом жёлтом свете.
Теперь все тихо. Некому ответить.
И некому [и не зачем] скрипеть.
***
Мне снилось, что ты кашляешь, и я
Спускался вниз в аптеку и аптекарь
С безумной прытью древнего ацтека
В чугунной ступке смешивал мышьяк
С анисом и солодкою, твердя
Что от Невы до русла Енисея
Мне не предложат лучшей панацеи,
Тем более в начале февраля.
***
Тем более в моей кривой стране
Где вдовым лучше быть, чем разведённым
Где лечат бриллиантовым зелёным
Холеру и чахотку наравне
С укусом комара или клеща,
И лишь завхозу несколько неловко
Что сыра нет здесь даже в мышеловках,
И мыши нынче гибнут натощак.
***
Пергамент пуст. Ни росчерка пера,
Ни битых слов, ни гербовой печати,
Я не пытался что-то завещать им,
Но был расстроен тем, что ни хера
Не взял и не оставил. От броска
На амбразуру выглядят убого.
Идущего осилила дорога.
Стоящего осилила тоска.
***
А потому не тронь моих химер
Не развенчай моих ночных кошмаров
Я стал таким бессмысленным и старым
Что мой затертый временем пример,
Не сможет стать ни притчей, ни главой
Ни книгою, ни музыкой, ни музой.
Одной лишь безнадёжно заскорузлой
Законно незаконченной графой
***
Из списка вечной памяти. Опять
Уходит свет. И ночь над нашей поймой
Уравнивает тех, кто только пойман
Со всеми кто давно в плену. И вспять
Срываются ветра и полоса
Из звезд мерцает, и шаги все ближе,
И в мире нет ни Вены, ни Парижа
Реальны только эти голоса
***
Рукопожатья, вылазки из-вне,
Петарды, взрывы, окрики охраны.
В засилье снов и крепкого тумана
Мне тоже неуютно в темноте,
Но это - явь, а с явью нужно жить
Какой бы не казалась - лучшей, худшей,
Пусть каждый день похож на предыдущий,
Пусть цоколь направляет этажи
***
Все – безразлично. Бред. Глобальный трёп.
Срамное место скрыл красивый листик.
Мир преисполнен глупых казуистик,
Тогда как жизнь слагается из трёх
Простых вещей, осколков, полумер
Несложных игр, смешных движений тела.
А впрочем, мне ни смысла нет, ни дела.
Живи как жил. Не тронь моих химер.
|
| |
|
|
51. Строфы 4
***
Не думать и не помнить ни о чем.
Свобода скажешь? Может и свобода.
Взгляни на бюст у паркового входа
Свободен, но разбит параличом.
С античной свалки некуда спешить.
Ни Трои, ни циклопов, ни Калипсо.
В сухих глазах из вяжущего гипса
Застыл осколок гипсовой души.
***
Полынным ветром траву теребя
Минувших дней поросшие лощины
Не без причины помнят про тебя
И влюблены в тебя не без причины.
Безумный мир, оставшийся без сна
Не обретен ещё – уже утрачен.
Весна, малыш, бескровная весна
Беснуется, юродствует и плачет .
***
Не думать и не помнить о тебе.
Оберегая девственность конвертов,
Все имена запутались посмертно
В обвисшей телефонной тетиве.
Любовь ушла с крупицами песка,
Оставив верность совести и штампам,
Рабочий сцены сбил огни на рампе,
И с этих пор я перестал искать.
***
Спи в ожиданье третьей мировой.
Не проверяй полученную почту.
Наш глинобитный дом порос травой,
И дикими цветами от того что,
Любой букет из этих дивных мест
Раскупорят скорее, чем повяжут.
Да и косы не выковал Гефест.
Да и Арахна плюнула на пряжу.
***
Когда-нибудь, уставши от торгов
И ты вернешься с мыслью – нахрена ты
Вернулась к этим траурным пенатам
На эту пристань дряхлого Арго,
Под эти своды в этот ветхий дом
Где нет давно ни выхода, ни входа
Где жизни нет, но есть одна свобода
Не думать и не помнить ни о ком.
|
| |
|
|
52. Счастье
А легко ли не помнить? На завтра
Запоёшь соловьём C'est la vie
В кимберлитовой трубке театра
Безупречной ненужной любви.
В аскорбиновой дымке рассвета,
Распластавшись на снежном одре,
Я тебя осчастливлю билетом
В перегнивший сентябрь.
В сентябре
В едком запахе дыма и хвои,
В тихом хрусте беспечных мокриц,
Ты останешься влажной рукою
Направлять уплывающих птиц
В пустоту, где ни слова, ни строчки
Лишь кипит золотое литье
И лелеет божественный кормчий
Узкоглазое счастье свое.
|
| |
|
|
53. Начало
Из сердца золотого адюльтера,
Сквозь облаков залётных колтуны,
Смеряет одноглазая пантера
Меня зрачком расширенным луны.
Вокзал гудит насосами и ветром,
И башни часовой лепной колпак
Минуты переводит в километры
На придорожных маленьких столбах.
И рада стенам, крышам и стоп-кранам
Шеренга облицованных дрезин,
И громкоговоритель голосит
Хронически простуженным сопрано.
Моя не золотая колесница
Уже с трудом удерживает спесь.
Я благодарен всем, кто мне не снится,
За смелость навсегда остаться здесь,
Где в небе стынет лунная порода,
И утро встать боится на порог,
И ночь храпит гортанью небосвода
В пустых трахеях спутанных дорог.
|
| |
|
|
54. меньше 64-х
Она говорит им «чёт», они повторяют «чёт»
Она говорит им «чёрт», они повторяют «ангел»
От правил её игры становится горячо,
И катится лишний ферзь по плоскости чатуранги.
Она говорит «прицел», они повторяют «плен».
Она говорит «песок», они повторяют «ливень».
И крутится колесо под тяжестью водных стен.
И раненый офицер вонзает последний бивень
В упругую плоть врага, чье ржание глушит смех,
И чья вороная кровь на клетках почти незрима.
Она говорит «любовь», они повторяют «грех».
Они говорят «любовь». Она повторяет имя.
|
| |
|
|
55. Екатерина
***
В тихом бреду постанывает «Савой»
«Прочь уходите горечь и тошнота»
«Мне не бывает страшно, когда с тобой»
«Мне никогда ведь с тобою не страшно, да?»
Там где земля и небо сплели альков,
Где за портьерой звёзд колыбель пуста,
Белое облако траурных мотыльков
Маленький клипер качает на волнах сна.
Где-то в далекой были звенит свирель,
Осень считает перья своих цыплят.
А у тебя под килем идет макрель,
И в патефоне сказки читает Плятт.
***
Воля моя - жила бы за Енисеем,
В бункере хвойном, в тепле и достатке полном.
Дал бы тебе в любовники Моисея,
Перед которым вода раздвигает волны.
Чтобы опять лишилась и сна и речи
Чтобы в снегах топила его скрижали.
И через год не нашел бы нечистый кречет
Плоскости на которой вы не лежали.
***
А она всё Омэн ему, всё Амэн.
А она всё смыслом его, всё сутью.
И когда лежит с обнаженной грудью,
Разорвав ночнушки нарядный саван,
То и здесь всё «рыцарь» ему, всё «герцог»,
То и здесь всё песни ему, все стансы.
И когда он спит пробивает панцирь
И с любовью смотрит как бьётся сердце
Как дрожит огонь, отражаясь в бронзе,
Гематиты плавя и гематомы
И она всё Амэн ему, всё Омэн.
А в ответ одно.
[с добрым утром, Солнце].
***
Воздух что твой кисель – лишь добавь кустарник
С ягодами, тумана немного брызни,
Перемешай всё с паром соседней псарни
И наслаждайся, чувствуя что у жизни
Нету грядущего. Спит пучеглазый Аргус.
Дерево веры, засохнув, пустило корни.
То ли – того и гляди – повторится август.
То ли – того и гляди – не наступит вторник.
|
| |
|
|
56. Тени
Я так давно не видел папирос,
Что контур беломорского канала
Почти забылся, словно доконала
Его война [не красно-белых роз,
Но глянцевых реклам] , где нелегка
Судьба любой классической отравы.
И вняв предупреждениям Минздрава
Он сгинул как понюшка табака.
***
А помнишь киноцентр за углом?
Классический дизайн, портреты Одри.
Я рядом получал ещё по морде,
Когда какой-то пьяный костолом
Приревновал ко мне свою печаль
И кулаком венчал свою немилость?
С тех пор там ничего не изменилось:
Аптечная змея грызет хрусталь,
В глазах витрин висит пустой вопрос,
В динамиках - прощание славянки,
И лампочка вольфрамовой морзянкой
Чеканит свой безмолвный тусклый SOS.
***
Былое - проржавевшее литьё,
Ошмётки краски кисти Боттичелли.
У прошлого нет будущего. Челядь,
Являя безразличие своё,
Разносит времена на кирпичи,
На щебень и пейзажи Каракума.
И ни о чём уже не нужно думать.
Ни логики. Ни следствий. Ни причин.
***
Ни памяти. Дорога в никуда
Петляет и вальсирует как будто
Ещё жива надежда, и минута
Способна растянуться на года,
Но маятник запущен. Жернова,
Уже скрипят, стирая сны и речи,
Пусть горек дым в отсутствие отечеств,
Зато так сладки мёд и пахлава,
Так предсказуем праведный огонь,
Так очевиден финиш в точке старта.
Гадалка с воем сбрасывает карты,
И хиромант плюёт в свою ладонь.
***
Мол вот и всё. Гори моя звезда.
Дрейфуй мой бот, мой призрак, мой спаситель.
Я нацепил на гик парадный китель
И впился в руль, а мёртвая вода
Уже течёт с бортов. Рябой матрос
Бормочет всё о бабах и женитьбе,
О третьей и о том, что закурить бы,
Да, как назло, не видно папирос.
|
| |
|
|
57. Осколки
В высших материях нет недостойных рас.
Рылом суконным украшен калашный ряд.
Друг мой растерянный, всё решено за нас.
Красное дерево. Тутовый шелкопряд.
Выйдешь ли из дому, пьяный апостол, в ночь,
Бешеным стилусом правя на планке лист.
Чтоб не стряслось я не в силах тебе помочь.
Спи, мой неизданный, горе-евангелист.
Спи, мой неистовый. Грифель карандаша
Выбив пророчество, в горле заменит кость.
Я научусь – как и просишь ты – не дышать,
Лишь для того чтобы крепче тебе спалось.
Я научусь – как и хочешь ты - не скучать,
Камнем с души и горою с уставших плеч.
Кроме осколков печатного сургуча
Больше глаголом во мне ничего не сжечь.
Спи, мой не искренний. Ведьма опять одна.
Золотом белым покрыты её виски.
Чары иссякли. Покачиваясь у окна,
Лишь повторяет «сгинь».
Повторяет «сгинь».
|
| |
|
|
58. Ловчие
***
Значит, все подытожив, тебя не ждать.
Ave, надежда, бейся в чужую дверь.
И на прокрустовом ложе была нежна,
И на кресте ласкала меня. Теперь
Стала напраслиной. Честною, но простой.
Солнцем неспящих, лишним при свете дня.
Грудью, кормящей верой и пустотой
Всякое покалеченное дитя.
***
Бисер всегда бесплоден, кому не сыпь.
Разницы нет, что свиньи, что соловьи.
Им безразличен ярый твой манускрипт,
Как безразличны речи тебе мои.
Вслед за вагоном тронулся и перрон.
Бьет под лежачий камень вода рекой.
Что написали – вырубили пером.
Что отстрадали – выпростали строкой.
***
Не исчезай, мой светоч, не будь таков.
Здесь и с тобой-то пусто, а без тебя
Старый ловец невидимых сквозняков
Враз обернется пугалом из тряпья.
Некого будет баловать и стращать.
Высохнут звуки в костлявой его горсти.
Как заскорузлый выкрик «прости - прощай»,
И ненавистный отзыв «прости - прости».
|
| |
|
|
59. Рахиль
Клинописной вязью забытых рун,
На шершавой коже сухих берёст,
Одинокой ведьме слепой колдун
Шлёт привет за сотни собачьих вёрст.
Мой гонец дорогой к тебе ослаб,
Пересилил дождь, обогнал Борей.
И сочится кровь из разбитых лап,
И клубится пар из сухих ноздрей.
***
Я теперь на севере. На оси
Где провис над полюсом млечный путь,
Где в ответ на кинутое «спаси»
Лишь немое эхо молчит «забудь».
Где молитв не слышащий Имярек
Ледяным сиянием чертит круг.
И куда не плюнешь – повсюду снег,
И куда не двинешь – повсюду Юг.
***
Лебеда, осока да волчья сыть.
Полевой бессмертник, побег плюща.
Ворожи, умеющий ворожить,
Разлучай, умеющий разлучать.
На пустых углях догорит огонь,
Я приду бесплотен, несотворим,
И уткнусь туманом в твою ладонь,
Расстилая мрак над лицом твоим.
***
Спи, пока я болен, пока незряч,
Спи, покуда осень терзает ночь,
И ветра срываются в детский плач,
И луна из лужи лакает скотч,
И в своей межоблачной полынье,
Обернувшись пьяною и нагой,
От тоски наследует седине,
Заполняя мир беспробудной мглой.
***
Ни одной, ни двум не бывать смертям.
Не забыть ни имя твоё, ни стать.
Замерзает Лета ко всем чертям,
Обрекая быть. Обрекая ждать.
И в холодном мороке белых дум,
Под неясным светом далеких звёзд,
Выбивать рисунки забытых рун
На пожухлой коже сухих берёст.
|
| |
|
|
60. Анастасия
Всё, уверял, забудется, замолется, всё остынет,
Всё, говорил, затянется ряской, уймётся тризной,
Посмотри на меня теперь, посмотри на руки мои пустые,
Ни следов от колец, ни шрамов, ни линий жизни.
И не лечит время, не лечит вера, не лечит космос,
И не греет вечность, не греет верность, не плавит пекло,
Сколько лет прошло, ничего не перемололось,
Ничего никуда не кануло, не померкло,
Ничего не ушло - скрипит на тугих колесах
Гужевая повозка памяти, снов и хлама.
Жизнь моя обернулась зимовьем в глубоких плёсах,
Смерть моя обернётся, в сущности, тем же самым.
И не дрогнет твердь, не уйдет земля, не умрут устои,
И все тише струиться будет уставший голос,
Повторяющий всуе имя моё пустое,
Ольга-Татьяна-Мария.
Радость и Безысходность.
|
| |
|
|
61. Ксения
демисезонный кокон
почти что prada
нить согревает тело
шарфом от chloe
шепотом справишься
боженька, это правда?
[боженька промолчит]
интересно, кто я?
тонкая шея
крылья да перепонки
кровью прозрачной
воду уничижают
если для всех
чужая душа потёмки
значит душа подёнки
втройне чужая
вырвусь из неги
кукольного корсета
тихо влюбившись
в свой неказистый будень
радость моя
не тобою была воспета
счастье моё
не тобою разбито будет
к вечеру стану
опытной и матёрой
ну а пока
не думая о закате
я омываю крылья
в твоих озёрах
чествуя день
на который меня не хватит
|
| |
|
|
62. Младшая
- Здесь не к пыли пыль, и не к праху прах, и не к пеплу пепел.
Поднимайся вверх, обращайся к жизни, верши восстанье.
Возвращаю голос тебе - твой голос пустынный ветер.
Отворяю кровь, воскрешаю плоть, отдаю дыханье.
- Мне не нужен голос - заблудший ветер подобен стону.
Не нужна давно мне уже ни милость твоя, ни жалость.
Побывала уже подстилкою Посейдона.
Налюбилась уже, набегалась, надышалась.
- Воссоздам как есть, сотворю с нуля, соберу по крохам.
Золотые рифы, туманный берег и пух лебяжий.
На тебя мой брат изливал и ярость свою и похоть,
И любовь моя изливается на тебя же.
- Помню остров мертвых, овальный портик да храм Паллады.
У постылой смерти плохая память на сны и будни.
Оберни мне душу болотной гидрой, ползучим гадом,
Та, что мной была, той, на счастье, уже не будет.
- Вспоминай, прошу, на кого ты прежде была похожа.
И какой была, вспоминай, и снилась себе какою.
Станут шелком волосы, шелком локоны, тальком кожа.
Лепестками - губы, улыбка - тенью, глаза - водою.
- Я плыла сквозь мрак и платила старцу обол истертый,
Я пила из Леты - куда мне помнить - и знать куда мне.
Если хочешь так – воссоздай меня чем-то мёртвым.
Одинокой стелой, скалой безмолвной, безликим камнем.
- Здесь не к пыли пыль, и не к праху прах, и ни к черту разум.
Все что мог я сделал. Вставай и внемли. Живи веками.
Охраняй сама от случайной скверны чужие храмы.
Обращай сама всё живое в безмолвный камень.
Я же сам решил, на кого ты будешь теперь похожа.
Воссоздал как смог, чтобы каждый лишался речи.
- Стали гидрами локоны, бронзою стала кожа.
Но, пожалуй, теперь мне легче.
Пожалуй, легче.
|
| |
|
|
63. Колыбельная
Спи-засыпай, мой Луций, мой малыш,
За ровным гулом будничных застолий
Уходит свет и ночь в своём подоле
Несет тебе на скатах ветхих крыш
Беленый диск в сверкающей пыльце
И россыпи мерцающего риса.
И мир ещё не больше кипариса,
И боги все ещё в одном лице.
Спи-засыпай, малыш Агенобарб,
Дела твои и помыслы незримы,
Сегодня здесь, меж Анцио и Римом,
Пока ещё никто тебе не раб.
Наш дом ещё не стал ничьей тюрьмой,
И все в одну не сведены дороги.
И так тепло, ни боли, ни тревоги,
Спи-засыпай, Домиций, светоч мой.
Спи-засыпай. Что слава на века
В сравнении с моей любовью нежной.
Как мертвый пепел Рима неизбежна.
Как меч, разящий чрево, далека.
Безлика как остывшая кровать.
Безмолвна как могильная траншея.
Младенец обнимает мать за шею
И начинает тихо подпевать.
|
| |
|
|
64. Бергамот
- Дяденька, а правда, что отрезанная голова Берлиоза прыгала по булыжникам, как баскетбольный мячик?
- Не знаю мальчик, о чем ты, но все же думаю, что это чушь собачья
- а почему это ты думаешь, что это чушь собачья?
- потому что не к лицу голове великого композитора прыгать по булыжникам как баскетбольный мячик
- но ведь голова могла прыгать до того, как он стал великим?
- до того, как он стал великим, голова навряд ли согласилась бы прыгать отдельно от тела
- так чем же она, по-твоему, занималась, если не прыгала по булыжникам как баскетбольный мячик?
- по-моему, она сидела на кухне и плевалась в стенку напротив
- в стенку напротив кухни?
- в стенку напротив головы
- плевалась слюною?
- именно ею
- и не прыгала по булыжникам как баскетбольный мячик, я тебя правильно понял?
- ты правильно понял, мой мальчик
- тогда объясни, откуда бралась та слюна
- нет ничего проще - слюна бралась изо рта
- это понятно, но откуда она бралась во рту?
- он пил чай
- цейлонский?
- возможно
- с добавками?
- нет, с бергамотом
- а бергамот - не добавка?
- отнюдь, это просто трава
- трава, что растет на лугу?
- она самая. Зеленая такая, красивая... на ней так и хочется полежать..
- а разве есть вещи, на которых не хочется полежать?
- есть такие вещи
- и как они выглядят?
- так длинно и железно
- как ключ от квартиры?
- длиннее и шире
- как лыжная палка?
- длиннее и шире
- как терем?
- намного железней
- и шире?
- не шире
- как Эйфелева башня?
- длиннее
- как Останкинская?
- колбаса?
- нет, башня
- все равно железней
- и длиннее?
- и длиннее
- сдаешься?
- сдаюсь
- это рельсы
- ах ты ж подлый мыслитель.. как просто
- совсем не просто
- что совсем не просто?
- рельсы - это совсем не просто
- что может быть проще двух параллельных прямых?
- одна параллельная прямая
- параллельная чему?
- параллельная всему
- даже голове Берлиоза, прыгающей, как баскетбольный мячик?
- нет, только не ей
- ты же сказал всему
- я ошибся - всему, кроме головы Берлиоза, прыгающей, как баскетбольный мячик
- значит одна параллельная прямая проще рельс
- проще
- на которых не хочется лежать?
- не хочется
- почему?
- потому что по рельсам все время кто-то ходит
- в какую сторону?
- в обе
- у рельс две стороны?
- нет одна, но по ней можно ходить в обе стороны
- и он ходит?
- ходит
- а кто он?
- трамвай
- и он может отрезать голову?
- смотря у кого
- у параллельной линии?
- у параллельной линии - не может
- у чая с бергамотом?
- может, но не станет
- у Берлиоза?
- у Берлиоза может
- значит ли это что я прав?
- нет
- я так и думал
- не думай о плохом
- а кто плохой?
- плохой - тот, кто сидит в кабине машиниста
- это мужчина
- женщина
- она кричит
- да
- громко
- отвратительно громко
- что же мне теперь делать?
- иди спать..
- а как же Берлиоз?
- голова или тело?
- голова
- с ней будет все хорошо, о ней позаботятся
- и она больше не будет прыгать?
- она никогда и не прыгала
- спасибо тебе, теперь я совершенно спокоен и могу идти спать
- да не за что, мой мальчик, иди..
- ответь на последний вопрос
- спрашивай
- правда, что Аннушка - блядь?
- не правда. Блядь - Верочка
- а кто это?
- сборщица подсолнухов
- я так и думал..
- да.. так все и было
- спасибо...
|
| |
|
|
65. Как правильно писать стихи про аборт (лекция для поэтесс всех возрастов)
Итак, дамы (и желающие присутствовать, господа), здравствуйте.
На сегодняшней увлекательнейшей лекции мы с вами в очередной раз погрузимся в прекрасный и необъятный мир женской поэзии. Мир, в который так трудно попасть и из которого так трудно вылезти. Мир, в котором за каждым словом может скрываться истерика, а за каждой истерикой – хрупкая нега хрустальной мысли. Мир, который создали женщины и куда нет прохода нам – грубым и волосатым мужланам.
Тьфу нам всем в морду.
Ну, не будем о грустном.
Ещё раз «Итак»
Что должна сделать молодая (или не очень) поэтесса, что бы её начали читать?
Ответ на этот вопрос, казалось бы, прост и очевиден: «Прежде всего, она должна написать стихотворение!». Но это ещё не все!
Сразу появляется второй вопрос «А о чем написать?»
И вот тут, если поэтесса смекалиста и талантлива, она тут же находит правильный ответ «писать надо об аборте!»
Тема прекрасная и благодарная во всех отношениях.
Во-первых, она очень актуальна - и вы всегда сможете смело объявить свой стих – актом проявления гражданской сознательности.
Во-вторых – вы смело можете посылать куда угодно и как угодно всех мужчин - критиков вашего творчества. Что они могут знать об аборте? Да ничего, по сути! Вот на это и давите!
В-третьих, вы сразу получите теплые отклики других поэтесс, так же озабоченных этой темой
В-четвертых, вы можете писать об аборте, самого аборта и не сделав – это ведь не тот случай, когда можно потребовать справку!
И, наконец, в-пятых, стихотворение на эту тему всегда вышибает слезу у сентиментального читателя (такого как я). А слезы читателей – это верная дорога к славе. Или даже река. Как хотите.
Так как же правильно написать стихотворение про аборт?
Все мы не дети. И прекрасно понимаем, что написав
Мой моряк уехал в порт
А я сделала аборт
Славы нам, скорее всего, не видать.
Во избежание всевозможных казусов предлагаю вам несколько нехитрых правил и приемов, освоив которые вы с легкостью напишете прекрасное стихотворение.
1. Правило первое и самое главное: Поэтесса, помни! Аборт – это неродившийся человек! Не медицинский препарат, а живое существо. Очень полезно пофантазировать, каким он был бы в детстве и в юности, какие у него могли бы быть красивые глаза, если бы мама его не убила, и какая у него могла бы быть замечательная улыбка. Предполагать, что он мог бы вырасти пьяницей или наркоманом не стоит. Запомни - аборт - это неродившийся идеальный человек. Красивый, умный и очень трогательный. Он даже не злится на негодяйку маму.
"Аборт не убийство", сказали врачи.
В операционной прохлада.
Я плачу. А Бог или дьявол молчит.
Лишь детское эхо: "Не надо..."
(С) http://ognedishashaya.stih.ru/personal.php?login=Ognedishashaya&act=rubric&id=100&stih_show=1&stih_id=40043#stih
2. Очень полезно бывает писать про аборт от лица самого аборта. При чем не забывая о его идеальности и трогательности. Фразы наподобие «ах ты ж бля, сука, мама» быстро настроят читателя на негатив и нивелировать это упущение в будущем будет уже очень трудно. Жертва аборта – это чаще всего маленький ребенок. Чаще всего мальчик (видимо от того, что само слово «аборт» - в русском языке мужского рода). Он очень любит свою маму, несмотря ни на что (это очень важный элемент его трогательности):
Пусть же будет вам легко, отец и мать,
Жить как все и ничего не понимать,
Всё равно я вас люблю сильнее всех,
Даже если вы забыли этот грех.
(с) социальная реклама в метро
3. Третий, также немаловажный пунктик для нашего творчества: необходимо помнить, что Аборт – это убийство. Давите на это как можно сильнее. Заставьте женщину, читающую ваше стихотворение, почувствовать себя виноватой. Почувствовать себя убийцей. Чем больше у человека комплексов, тем легче им управлять. А наша цель – обрести верного читателя (а лучше даже - ПОчитателя). Итак, аборт – это убийство:
Убийству меня уже круглая дата
(И вашим обманам другим и себя).
Вам просто сейчас говорить – Виновата!-
Платочек в слезах на груди теребя.
(с) http://akir.stih.ru/personal.php?login=akir&act=rubric&id=100&stih_show=1&stih_id=39692#stih
4. И последнее: не забывайте о психологическом параллелизме в стихах. Кафельный пол и серые стены сопоставляйте нашему злому миру. Врача - богу (или дъяволу) - по вкусу. Скальпель - карающему мечу. Впрочем вы и сами (я уверен) можете с легкостью найти не одну замечательную аллегорию, способную повергнуть в шок самого самого въедливого критика на земле! :)
Кафель белый. Кресло злое.
Хром мне кожу лединит.
Доктор в маске. Обезболил.
Всё одно в груди болит.
Как решилась на такое?!
Боже что же я творю?!
На халате пятна крови.
Взгляд участливый ловлю.
(с) http://www.etokruto.ru/stihi/hrono/stih.php?1139
Ну вот теперь вроде бы и все.
Ознакомившись с основными китами абортного стихосложения, вы можете с блеском реализовать свою давнишнюю мечту.
Дерзайте, дамы!
И да прибудет с вами хирургическая сила.
Аминь.
|
| |
[найти на сайте] [список авторов] |
