1. В твоем сердце На этом свете, Разлитом луной по кухонному столу, Пальцами буковки вывожу, Задумчиво, но не от лени. Синдром навязчивых движений Поймал в зомбирующие сети Меня, охотника на йети, Последнего На этом свете. На остановке, Где, как манны небесной ждут трамвая, От любви к тебе умираю. Рельсы ведут в другую сторону. Надо мною летают вороны Ритуальной своею тусовкой. И мне не совсем ловко Быть последним На остановке. На вечеринке Чтобы развеяться, я мог бы использовать NLP, Пустить в подкорку немного любви. Разорвать гранату в голове банкира, Сделать из панка Ричарда Гира. Но лучше я по старинке Закроюсь в последней кабинке На вечеринке. В твоем сердце, Как в клетке душной, живут мумии Любовников, умерших от безумия. Там есть еще место в камере пыток Для самых Последних Попыток. У меня есть ключи от этой дверцы. Я скоро почувствую вкус перца Последним В твоем сердце. |
2. ОРВИ В моих венах бьется зараза почти смертельная, Врач выписал десять дней режима постельного, Чему их учат? Ведь это не СПИД, и башку сносит… Доктор, больничного ж у тебя никто не просит! Иду по улице, будто сбежавший из лепрозория, Встречные люди понимает, какое горе я Распространяю вокруг путем воздушно-капельным, Вон уже мент щелкает пистолетом табельным… Весна... ты течешь по земле километрами дальними К девушке, заразившей душу глазами чайными. Железнодорожными ветками от меня отгорожена, Чужими руками и песнями навсегда отворожена, Милая, ты пустила мне в сердце стайку пираний, А я улыбаюсь, как индийский герой на экране… «ОРВИ» – пишут, когда болезнь неизвестна. И у меня есть шанс выжить, что, вроде бы, даже лестно… Но что же так сильно сжимает мое бедное сердце Острая респираторная вирусная инфекция… |
3. Моль "...Накинулись прогрызать дыры в эксклюзивном свитере подсознания..." Ремедиос Мои пьяные кораблики, бороздящие свитер, как море, Заливающие ночь тусклым светом, как я ромом - горе, Чего вы ищите? Возможно, запах моей несчастной леди. Так нет ее больше, как и не было никогда на свете. Вы сильнее любви, мои кораблики, и не боитесь уже нафталина Для вас мой свитер и моя боль - не более, чем глина, Из которых вы лепите, как дети, изысканную ностальгию, А я сижу и индульгирую, рисуя из себя мессию… Мои пьяные кораблики, бороздящие память, как свитер, Что рассмотрели вы из того, чего я не увидел? Она любовалась моими старомодными башмаками, А я – ее волосами, сливающимися с облаками. Ну что же, больно? Ваш вахтенный сбился с курса. И вам, корабли мои, вовсе не вкусно, а грустно. Похоже, вы испугались внезапного пьяного стона, А я лишь сошел с ума, как звезда с небосклона. |
4. Небоскреб На небоскребе иллюзий сижу и ногами болтаю, Весело присвистываю далекому собачьему лаю, Друзья мои, щенятки, я тоже любил легко и честно, Вот только кого – мне до сих пор неизвестно. Меня предали? Ну разве можно предать ветер? Хоть я и скулил, как рыжий потерянный сеттер, Смешно теперь. Был бы хвост, от души помахал бы, В голове от свободы сейчас фейерверки и залпы. На небоскребе смотришь на все удивительно проще. Думаешь – смыл бы слова и иллюзии свеженький дождь бы! Ритмика, рифмы…смешно угождать чьим-то вкусам. Каждый из нас был когда-то и кем-то покусан. В бедных ворон превращается жалкая злоба… Вот бы сидеть и любить этот мир с небоскреба. |
5. К нам вновь приехал зоопарк... К нам вновь приехал зоопарк. Побитый лев закрыл глаза, А на ресницах будто кокаин – снег. Тигрица смотрит сквозь людей На двух влюбленных лебедей, В которых ребятня бросает хлеб. К нам вновь приехал зоопарк, Идет из клеток желтый пар, И звери ждут, когда же принесет корм Больной усталый человек И пару подберет монет. И темноту объявит всем фабричный горн. К нам вновь приехал зоопарк. И звезды светят сквозь туман. Волчица лижет серый ком – дочь… Смотри, малышка, над тобой Лежит медведицей большой Такой же странный зоопарк – ночь… |
6. Дельфины... Дельфины ушли в посиневшее грязное море, А ты обернулась, смешная и грустная. Вскоре Я буду свободен. Сегодня. Смотрю тебе в линзы. Ты тянешь меня на песок и снимаешь мне джинсы. Портвейн слишком крепок, а я оказался грубее. Не плачь, это просто сентябрь, мы стали глупее, Не плачь, начиная с конца 90-го года Всегда очень кстати меня подводила погода. Пойдем по шоссе. Очень близко мерцающий город. Какой-то чудак все бормочет, что выдумал голод. Бродяжка, мне кажется, в дупель пропит и простужен, А, может, вчера был примерным неискренним мужем. Вечерняя площадь. Идем мимо парных прохожих. Здесь пахнет вином и какой-то дешевою кожей. Девчонка, ты знаешь, они даже слушают Баха. Собак убивают и мучают кошек от страха. Помада размазала осень, как пьяница стену, Сейчас ты закатишь мне, милая, бурную сцену. Опасливо смотрят на нас буржуазные люди, Я просто гляжу, как неразвиты юные груди. Я даже почувствовал: дождь просочился под кожу. Собачка по улице тащит смешную калошу. Ну вот. Ты не плачешь, ты только тоскуешь о лете. Я буду свободен сегодня. Уже на рассвете. Прощай, этот дождь забирает у лета минуты, Когда мы придумали наше недолгое чудо. Дельфины ушли в посиневшее грязное море. Ты тоже забудешь меня, и, наверное, вскоре. |
7. Софи Марсо Дождь стучит по окну, сердце бьет ему в такт. Видно, это финал. Наступает антракт В нашей странной игре…я нахмурил лицо. Я не Ванька-дурак. Ты – не Сонька Марсо. Будет долгая ночь – с пивом без сигарет, За окном – ни души, лишь мерцающий свет На стекло разольет старый друг-монитор… Лишь по строчкам ползет романтический вздор. Жахнем старый коньяк, граммов эдак по сто. Я – как Ванька-дурак. Ты – как Сонька Марсо. Больше трех тысяч миль от тебя до меня, И во мне тайны нет, а в тебе нет огня… Так и будем играть – через мили и дождь, У тебя будет сын. У меня будет дочь. И по лужам судьбы пробежит колесо… Жил-был Ванька-дурак и мечтал о Марсо. |
8. Зимний маньеризм Браня себя, обиду оброня, И слов уже почти не замечая, За рюмкой ностальгического чая Встречая беспардонность января, Ты отмечаешь вдруг, что не в цене Такой зимой изящная словесность. И даже эфемерная известность Влачится на провинциальном дне. Ты шепчешь по-французски наизусть Какие-то седые мадригалы, В дыму своей готической сигары Лелея пиитическую грусть. |
9. Соски Соски цвета спелой вишни Под чьей-то чужой рукою. Прости, что с тобой не вышло И то, что теперь с другою. Прости, что ласкаю тонко Я ноги мулатки в белом. Мы были с тобой недолго, Была ты совсем несмелой. Но осень трезвит, как утро И кто-то из нас стал лишним. Прости, но в эту минуту Я разлюбил вкус вишни. |
10. Clothes moth "...Накинулись прогрызать дыры в эксклюзивном свитере подсознания..." Ремедиос Мои пьяные кораблики, бороздящие свитер, как море, Заливающие ночь тусклым светом, как я ромом - горе, Чего вы ищите? Возможно, запах моей несчастной леди. Так нет ее больше, как и не было никогда на свете. Вы сильнее любви, мои кораблики, и не боитесь уже нафталина Для вас мой свитер и моя боль - не более, чем глина, Из которых вы лепите, как дети, изысканную ностальгию, А я сижу и индульгирую, рисуя из себя мессию… Мои пьяные кораблики, бороздящие память, как свитер, Что рассмотрели вы из того, чего я не увидел? Она любовалась моими старомодными башмаками, А я – ее волосами, сливающимися с облаками. Ну что же, больно? Ваш вахтенный сбился с курса. И вам, корабли мои, вовсе не вкусно, а грустно. Похоже, вы испугались внезапного пьяного стона, А я лишь сошел с ума, как звезда с небосклона. |
11. Монашка ночь Монашка ночь закрыла двери И все устлала серебром. Печальные, как люди, звери По небу разбрелись кругом. То там, то здесь шептали крылья О чем-то непонятном нам. О том, что мы давно забыли И прячем нежность по углам. О том, что оборвали нити, Соединяющие нас. И падал дым, в наш мир пролитый, Как вечность, что пролита в час. И две фигуры в фиолете, Крещаемые фонарем, Вдруг растворялись в тихом свете, Овитом легким серебром. |
12. Небо в луже *** Ты смотришь в небо, как бомж в контейнер. Сигарета дрожит, словно пропеллер Бросает тебя от севера к югу. Как будто кто-то увел подругу. По рельсам идешь дрожащей походкой И видишь, как ангел бежит за водкой. Ты выпьешь рюмашку в память о чувствах. Ведь поезд прошел с характерным хрустом По ним. Как нищий, ты ищешь хлеба. Но смотришь не под ноги. Только в небо. Давай, матерись. И тебе станет проще. Согнулся дворнягою месяц тощий. Подумал, что звезды — глаза детишек, Что скоро родятся, чей срок все ближе. Конец философии в битой бутылке, И звезды теперь как в кармане дырки. Немного помят и малость простужен, Ты смотришь на небо в осенней луже. |
13. Белле Гусаровой Не вы ль вина Невы, Разлившейся метелью, Не в вашей ль власти львы, Не вашей ли свирелью Певцы опоены? Дворцы отворены Не вам ли и не вас ли Ласкают лиры тьмы, Когда огни погасли, Когда слова немы? |
14. Японский бог японский бог рисует небо и от зари краснеет нёбо желтая звезда встает за спиной японский городовой скажет: «Сэр, это была любовь» в кровь, в сопли, в трубу Иерихона падет с главы желтолицего корона гномы превратятся в сов и это была любовь слуга других ветров в постели миниатюрной чужой газели газеты, кофе, ранний оргазм, сон китайский лесничий скажет: «Была любовь» русский повеса треплет крестьянку как экзотическую обезьянку и от волнения сводит бровь гнедой декабрист скажет: «Любовь» |
15. Белоснежное Белоснежная кожа твоя Тает в моих руках... Пустая кровать, сигарета, Прикосновение лета, Письма твои, запах Еще остался в подушке. Я не то, чтобы помню То, что не то, чтобы нужно, Но еще витает Как дым в моей квартире. Скоро придет другая Похоже, такая же милая, Как ты… Белоснежные руки твои Гладят мои плечи... Ноги, грудь, улыбка Нежно, но так зыбко Твои в дыму сигаретном Ласкают воображенье. Месяцев шесть мимо, Мимо плывут тени Мне, конечно, не больно И не совсем важно Знать, где там ты. Но все же Почти деревянным сердцем Ласкаю наше прошлое И белоснежную кожу. Белоснежные наши дни Тают в моих руках… |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
|