…Может быть, поэзия как Гудайера – древнее растение, которое пережило ледниковый период? Это одна из немногих в нашей стране зимне-зеленых орхидей. Первые четыре года проросток ведет подземный образ жизни. Лишь на пятый появляются зеленые листья, а зацветает она на седьмой-восьмой год. При сильном затенении может перейти к подземному образу жизни. При осветлении вновь появляется над землей…
А может быть, поэзия как Дремлик – нежное и трогательное существо? Под землей прятаться не умеет. Натиск некоторых сильных видов – лабазника вязолистного, щучки дернистой может полностью вытеснить дремлик с обжитого луга.
А как у вас с величием души?
Более полувека живу на свете, и, сколько себя помню, девочки и мальчики, начиная класса с пятого, выписывали понравившиеся стихи в тетрадки. В 60-х годах прошлого века у моей старшей сестры была такая, и у ее друзей, и у меня. Называлась она – "стишатник"… Там были стихи Ахматовой и Пастернака, Мандельштама и Цветаевой. Книг этих авторов мы в глаза не видели, их не издавали. Переписывали тайно – за это можно было и пострадать, как в годы оные…
Ввиду этого мы догадывались о главном: раз Мандельштам погиб из-за стихотворения, если за стихи убивают – они сила, а не только любовь-бровь, березки-слезки…
В 70-х Евтушенко, Ахмадуллина, Рождественский, Вознесенский и другие собирали целые стадионы желающих послушать поэтическое слово. А "стишатники" полнились и их стихами…
В 80-х уже сама пишу стихи, часто выступаю в общежитиях, колхозах, учебных заведениях, пионерлагерях, санаториях, цехах КамАЗа – и везде есть слушатели, их много, их интерес к поэзии неподделен. Стройка века с самого начала заговорила поэтическим голосом. Поэты – в чести…. Еду в поезде ЦК ЛКСМ "Дружба" от Ашхабада до Каспия по кромке Каракумской пустыни, и в каждом городе, в каждом селении читаю – как слушают! Даже те, кто почти не понимает русского языка – туркмены, казахи. Содержание переводит секретарь местного Обкома – снова аплодируют, только горячей…
Что случилось в последние десятилетия? Интерес к поэзии схлопнулся с быстротой, с которой могла закрыться бакалейная лавка, но никак не насущная духовная потребность человека, не традиционная форма самосознания народа…
Отрицание поэзии - открытое, отношение к поэтам – едва ли не глумливое, пренебрежительное. В 90-х уже и газеты (в Костроме, куда переехала к тому времени) как по команде перестают печатать стихи, и…гордятся этим. Они – выше поэзии! Поэзия – безделка, удел "тронутых". Умные и трезвые делают "бабки" в процессе распада страны и отдыхают от этого не на нарах, как Мандельштам и Чичибабин, а на Канарах. "А как у вас с величием души?" -обыденным прозаическим тоном спрашивал некогда поэт Слуцкий.
Кому нужна поэзия?
Бескорыстие неестественно, заметил один поэт, добровольцем ушедший на фронт. Потом война его "достала", как иных достает каторга. Короткая жизнь этого человека была примером бескорыстия - вопреки его жесткой сентенции. О Москве 46-го года он написал:
В квартирах печи холодны, как полюс,
На улицах слезятся фонари.
Кто это выкрикнул "за что боролись"?
За родину. Понятно? Повтори!
Их напечатали в "Правде". Периодика тогда еще не брезговала "виршами".
- Лидия Чуковская, воспитанная отцом как великий знаток поэзии, начинала день с просмотра периодики, ища в новых стихах высоту, с которой открывались наиболее внятные горизонты. Она правду искала. Не так много было стихотворцев, которые с помощью стиха забирались выше клотика и смотрели вперед. Но уже Пушкин настолько хорошо нас разглядел: "вшивый рынок", "отвратительная демокрация"… Остается дивиться на такую прозорливость.
Это говорит Владимир Леонович. Критик Валентин Курбатов сравнил стезю этого большого поэта с монашеским подвигом, поставив его на недостижимую в мирской жизни нравственную высоту. Вы такого поэта не знаете? Что делать, поэтический дар не дается в нагрузку к умению грамотно пиариться… Зато его знают ученые-слависты, начиная с В. Казака… И если писать кто еще его знает и помнит, как и за что – то выйдет отдельная статья.
- "Камень, отвергнутый зиждителями, встанет в главу угла». Этой библейской истины не помнят те, кто не знает, не понимает, не умеет читать поэзию, - продолжает Владимир Николаевич. - Это обличает не только бескультурье и отсутствие вкуса, но и то, что мы далеко отошли от народных нужд. Замечательная поэтесса Ксения Некрасова, полуюродивая, полугениальная говорит: «Простые русские слова лежат в сиянье оболочек, они несут в строеньи строчек народов новые черты».
- О чем это? Скажет некий читатель…
- Вы не понимаете? Бросьте, и не читайте дальше. «Рисуя дерево с корнями, я думаю, что так верней, я думаю, что без корней оно засохнет перед вами…»
- «Вещей священный распорядок в житейский хаос превращен» - это строка из твоего стихотворения. Поэзия - первооснова бытия, праздник всего человеческого существа – нам больше не нужна, можем обойтись?
- Поразительное легкомыслие. Или, вернее, отвычка от поэзии как самой информативной новости. И привычка к праздному виршеплетсту: что с них, с поэтов, взять! Таково ныне отношение к «стишкам» многих в России... Россия-матушка, нет ничего более ОБЯЗАТЕЛЬНОГО, чем поэтическое слово. Нет, милая моя, ничего сравнимого с ним по артезианской глубине речевых потоков. Ну – разве частушка: вдруг, на сотню всяко-разных одна гениальная.
Почему поэзия не нужна?
В книге реформатора Е. Гайдара "Государство и эволюция" прямо провозглашен слом традиционной духовной ментальности народа. Поневоле приходишь к выводу, что нынешнее изъятие поэзии из общественного сознания не является "издержкой" реформ или их непредусмотренным эффектом, а прямым и главным замыслом. Соображали ли это сами реформаторы, понукаемые извне – на их душе грех.
Сталинский зэк, поэт милостию божьей Борис Чичибабин, ушедший от нас в 1994 году, догадывался:
"Вот и позорная власть КПСС рухнула, и лютой власти КГБ не стало, и, говорят, демократия у нас… Но не оставляет смутное чувство, что это все случилось не по Божьей воле, да и не по-людски, а тоже как-то чуть ли не по-лагерному, чуть ли не по установке какого-то неведомого самодурствующего начальства. Во всяком случае, никогда еще наша жизнь не была так похожа на лагерную, - с бесстыжим празднованием разбогатевших на всеобщей беде и с нищетой отчаявшихся бедняков, с только-только вылупившимся, но уже почуявшим свою силу и наглеющим от нее родимым русским фашизмом, с наркоманией и порнографией, с заказными убийствами и астрологическими прогнозами, с атаманской плеткой и публичными домами…"
Борису была омерзительна не столько буржуазность, сколько культ буржуазности, ее зацикленность на брюхе, разврате, ее равнодушие к прочим, не сумевшим украсть жар-птицу. Он не столько понял, сколько почуял еще в 91-м, что современная русская буржуазность – антихудожественна, бездуховна, способна поглотить все вокруг, пожрать самое себя, культуру, страну. Он об этом говорил – его не слышали. А о себе Чичибабин написал: "Пока не на всех заготовлен уют, пусть ветер и снег мне уснуть не дают". Эти стихи, этот обет помечен 49-м годом: Борис еще сидит. Важна обстановка, в которой такие обеты даются, говорит Леонович…
А вот «Крымские прогулки» Чичибабина помечены 61-м годом.
Как непристойно Крыму без татар...
По одной строке узнаваем поэт! Одна уже эта крымская тема, упрямо разрабатываемая украинским стихотворцем, подпала под статью 58-10 УК, а затем под статью 70: антисоветская агитация, националистическая пропаганда. Лагерник, он прекрасно это знал, и надо было видеть и слышать, как читал эти стихи:
Перед землею крымской
совесть моя чиста —
для этого стоило рисковать. И перед землею Армянской, и перед землями Прибалтики и Молдавии. Поэт-рыцарь, которого провозглашали антисоветским, потом советским, потом исключили из Союза писателей за стихотворение "Памяти Твардовского":
…Узнал, сердечный, каковы
Плоды, что муза пожинала.
Еще лады, что без журнала.
Другой уйдет без головы…
Поэт – существо без кожи
Родился Николай Зиновьев в Кубанской станице Кореновской в 1960 году. Там и живет, ЖИВЕТ БОЛЬЮ того, что стряслось с нами, с Россией.
Под крики шайки оголтелой
чужих и собственных Иуд,
тебя босой, в рубахе белой
на место лобное ведут.
И старший сын указ читает,
а средний сын топор берет,
лишь младший сын ревмя-ревет
и ничего не понимает.
Невольно вспомнишь: «мы не врачи, мы боль». Состояние и качество немногих людей среди благосвинства...
Не сатана ли сам уже
В стране бесчинствует, неистов?
Но тем достойнее душе
В такой грязи остаться чистой.
Держись, родимая, держись,
И не спеши расстаться с телом.
Крепись, душа! В России жизнь
Всегда была нелегким делом.
Речь, естественная в крайнем аскетизме формы, в чрезвычайной обязательности высказывания, в пренебрежении к беллетристике, отвечающий утомленному вкусу современного читателя и принятой между авгурами словесности, присуща всем стихотворениям Николая. Сознание власти, которою облечено слово. Как-то один поэт сказал о другом: "Ему ничего не стоит написать гениальные стихи". Но таких, как приведенные, этому гению не написать: он десять раз утратил такую простоту. Николай стал известен как-то сразу, вдруг, благодаря восьми строчкам:
Меня учили: люди – братья,
и ты им верь всегда, везде.
Я вскинул руки для объятья
и оказался на кресте.
Но с этих пор об этом чуде
стараюсь все-таки забыть.
Ведь как ни злы, ни лживы люди,
мне больше некого любить.
Почему я пишу о нем?.. И правда, могла бы написать и о других прекрасных поэтах – местных и дальних. Говорят, что ныне поэзия измельчала, нет хороших авторов. Неправда. Так кажется, потому что на слуху, на глазах в основном, виршеплеты, у которых "все схвачено". Захотят – их объявят даже первым лордом или первой леди поэзии Татарстана. Такой комичный случай имел место быть в наших палестинах… Во всех сферах человеческой деятельности есть люди, результативно суетящиеся ради собственной известности. Оно бы ничего. Разве какой-то истинный поэт, навроде кубанского Николая Зиновьева или местных Глеба Михалева, Алексея Кириллова, Тимура Алдошина не пропустит вперед своего брата меньшего?.. Вот и пропускают – за изданием бездарной книжки, за премией, за членством в союзе. А беда в том, что сами остаются в тени; читатель же вынужден "питаться" стихами талантливых самопиарщиков. И это тоже, пусть не в той мере, как полуофициальное изъятие поэзии из народной жизни, причина того, что престиж поэзии упал. Говорят, от журнала "Казань", которому завидуют литераторы всех регионов страны, где его видели, потому что он великолепно, с большим вкусом издает крупные поэтические подборки, - от этого журнала ждут окупаемости! Каков выход? Долой поэзию, а вместо нее – рекламу. И все у нас будет хорошо. С рекламой. А с поэтами? С ними тоже. Простой читатель их найдет с трудом, если будет искать, или не найдет совсем, но люди, которые занимаются поэзией профессионально, знают, что они – есть.
Поэт – натура уходящая. В Сеть
А поэты — те же люди,
только больше в них Христа.
Сколько в душу им не плюйте —
все равно — она чиста!
Опять прав Николай Зиновьев, потому что только поэт может написать строки, от которых – ужели не дрогнет ваша душа:
Первые сединки в волосах.
Тонкие чулки в такую стужу.
Брови, словно нитки. А в глазах –
ничего, похожего на душу.
И стоит, румянами горя,
"сука привокзальная", "Катюха",
"Катька-полстакана", "Катька-шлюха".
Катя, одноклассница моя.
Третий год вхожу в состав жюри международных конкурсов поэзии "Русский стиль", "Согласование времен" на русском языке и "оцениваю" сотни стихов. И приходит момент назвать лучших. Лучших – два-три десятка, а первых мест – три. И вот тогда понимаю, что такое "мильон терзаний"! Утешает то, что поэты высокого уровня не все уехали "за бугор" - есть в нашей стране много поэтов, "хороших и разных" – настоящих. Они работают врачами и журналистами, сторожами, таксистами и даже милиционерами. Их не печатают местные СМИ, даже те, в которых есть еще отделы "Литературы и искусства". А толстые журналы в стране дышат на ладан. И поэты ушли в Сеть. Там они общаются, вывешивают свои произведения, ссорятся, восхищаются друг другом, организуют конкурсы, растут, и, надо полагать, определят будущность изящной словесности, испокон лелеющей и хранящей все человеческое в человеке. А будущее за ней, ибо сказано в Библии: "Камень, отвергнутый зиждителями, встанет в главу угла".
С праздником вас, пишущие крылатые братья и сестры Татарстана! С праздником вас, ценители поэзии, с ее Международным днем. Ибо без поэзии мы не выживем.
В конце «Архипелага ГУЛАГ» можно найти имя Авенира Петровича Борисова, костромского учителя, директора детдома, откуда и взят был он на стройку дороги Котлас — Воркута. Вперемежку со щебнем ложились под шпалы замерзшие тела.
- Как же вы там уцелели?
- Молитвою матери… Еще — Пушкин помог…
Человеку без поэзии нельзя. Не зря же Борис Чичибабин написал как-то: "А у меня такая мания, что мир поэзия спасет". Между прочим, он не шутил. Не шутил и тезка его Пастернак: "Без нее духовный род не имел бы продолжения. Он перевелся бы. Ее не было у обезьян". Борис Леонидович был уверен: " Поэзия останется навсегда той, превыше всяких Альп прославленной высотой, которая валяется в траве, под ногами, так что надо только нагнуться, чтобы ее увидеть и подобрать с земли; она всегда будет проще того, чтобы ее можно было обсуждать в собраниях; она навсегда останется органической функцией счастья человека, переполненного блаженным даром разумной речи, и, таким образом, чем больше будет счастья на земле, тем легче будет быть художником".
Страница автора: www.stihija.ru/author/?Арямнова~Вера Подписка на новые произведения автора >>> |
