Пролог.
Десять дней, десять историй, подслушанных или придуманных. Десять сумеречных дней, идет мокрый снег. С прологом и эпилогом.
Заполненные запахами, склянками, капельницами. Неживой жалобной перекличкой несчастных: 'Ахот, ахот! Ахот...'* Неуклюжим юмором медперсонала.
*) Сестра (ивр.)
- I - Рав.
По соседству лежит старый рав*. Вечер пятницы, начинается шабат. К нему пришла стайка бесцеремонных юных ешиботов**. Уселись в кружок, раскачиваются, читают нараспев Тору, гундосят неимоверно. Почему-то рассорились, спорят на иврите. Рав слушает, чуть склонив голову и прищурив один глаз. Потом говорит тихо так:
- Шабат шалом лахем, еладим!***
Те замолчали и разом уставились на него.
*) Раввин, старший (ивр.)
**) Учащийся ешивы, религиозной иудаистской школы, вроде гоголевского бурсака.
***) Доброй субботы вам, мальчики! (ивр.)
- II - Думаю о любви.
Ну почему так? Много лет назад на стене своей прокуренной комнаты написал аршинными буквами: 'Если хочешь о чем-нибудь думать, думай о любви! Что мы без нее?'
Старательное в телефонной трубке: 'Ани охэвет отха!'*
И теперь, за тысячи лет и километров от моей коммунальной берлоги опять та же мысль: 'Что мы без нее!' А ведь это было в прошлой жизни. Мудреть пора. Не выходит.**
*) Я люблю тебя! (ивр.)
**) И сейчас напишу во всю любую стену: 'Что мы без нее!'
- III - О вреде пользы Свистка.*
Это началось на третий день. Клиника, скажете? Может. Пишу и отвечаю на несуществующие отзывы и рецензии, но мысленно. Перед глазами бегущая строка неоновая, но ведь не бывает дыма из ничего?
Тема в 'Курилке' была, Летящим затронута: 'если завтра не будет свистка.ру, то я...' Вот и ответ вроде сам получился.
*) Поэтический сайт в интернете.
- IV - Сумеречная птица
В который раз подхожу к вечернему окну. Там дождливо или снежно, не понять. Только высоко в небе чутьем угадывается бесконечный полет большой серой птицы, еле заметной в белесой мути облезлого неба и существующей только в сознании моего беспечного друга...* Сумеречная Птица Ашиой, всегда летящая на север.
*) Мной же и придуманного.
- V - Сто двадцать.
Мы были вдвоем столетье,
Даже больше. Пора настала.
Это долгий срок для 'вместе',
Для 'всегда' это очень мало.
Мы дошли до конца пути,
Знаешь, нам будет больно.
Я тебя попрошу уйти,
И дать умереть спокойно.
Не хочу до ста двадцати!*
На полустанке перед конечной
Я попробую тихо сойти,
Я уставший. Я смертный. Не вечный.
*) 'До ста двадцати' - традиционное пожелание еврейского долголетия.
- VI - 3 часа утра.
- Эй, Маша! Ты ведь Маша?
- Ну да, Маша.
- А что поешь громко так? Утро, спят ведь!
- Ой, я громко? Не заметила совсем, простите, задумалась.
- Fall in love?
- А откуда вы видите?
Улыбаюсь загадочно:
- Светишься.
- Ой, спасибо вам! Простите, побежала я!
- Беги. Баацлаха лах! *
Убежала. За что спасибо-то ? Мне и самому моложе стало.
*) Удачи тебе! (ивр.)
- VII - История, рассказанная ночью.
Болгарский рабочий, совсем мальчишка. Месяца три назад случайно попал 'под раздачу', так часто бывает. Львиная доля гвоздей и гаек, начинявших бомбу, досталась ему. Он умирал очень долго, изредка приходя в сознание. Говорил о девушке, которая вот-вот прилетит к нему, ведь он купил ей билет на самолет. Она прилетит, а он вот...
Ему так никто и не сказал, что она не прилетит. Никогда. Самолет ее был сбит шальной украинской ракетой и упал в Черное море.*
*) 'над Черным морем ракетой ПВО Украины был сбит пассажирский самолет авиакомпании "Сибирь", совершавший регулярный рейс по маршруту Тель-Авив...' (из сводки)
- VIII - Мусульманка.
Мусульманским женщинам нельзя смотреть в глаза. Неприлично, почти оскорбление. Я и не смотрю, стараюсь. Но иногда мы встречаемся взглядами, на долю секунды. И успеваю увидеть глубоко спрятанный свет в ее глазах.
Она не отходит от брата третьи сутки, он не шевелится уже. Ее некрасивое лицо совсем осунулось. Но глаза, я невольно ловлю их взгляд, в нем столько тоски и обреченности. Покорности и страха. Она еле заметно мне улыбается, самым краешком губ. Я вижу ее душу.
Она забирает брата и уезжает. Наливает стакан воды, подходит, протягивает мне.
- Счастья тебе, - говорит по-русски.
Я ничего не отвечаю.
- IX - Старый Ицхак.
Все мы под ним ходим. Боже, Боже праведный! Все разные, а живем во имя твое. И все любят тебя, но по-разному. Кто как умеет.
- Где ты, Ицхак? Ты знаешь, где ты?
- Знаю, это старый хедер*. Я знаю.
Разные, жестокие или милосердные, злые, добрые... И живем все по-разному. А кто рассудит справедливо, да и есть ли она, справедливость? Или тоже - каждому своя?
- Ицхак, знаешь ли, где ты?
- Знаю. Я дома.
Лежит старый Ицхак, проводами-шлангами опутан. Матерится по-сапожному, но бессильно. По мятой щеке слеза стекает. Толку-то, дома он уже.
*) Комната (ивр.)
- X - Папочка, бэвакаша!
Маленькая девочка в инвалидной коляске, повторяет монотонно в мобильный телефон:
- Аба, аба! Аба, бэвакаша!*
Тут же безнадежное и невыразительное сменяется искристым счастливым смехом:
- Папочка!!!
*) Папа, папа, пожалуйста! (ивр.)
Эпилог.
Решено, отныне по субботам буду зажигать свечи. Просто так, для себя, буду смотреть, как весь шабат горят свечи. Наверное, пора уже.
Наступило утро, самодовольное и сияющее, как молодой ешибот, бесцеремонное, как араб-уборщик. Первое ясное утро после десяти сумеречных дней.
P.S. Все разъехались, и я. Бестолково-счастливая Маша, растерянная девчушка с мобильным телефоном. Арабское семейство, они уехали в Рамаллу, в тамошнюю больницу. Позже мне скажут - фамилия паренька Баргути, какой-то родственник.* У него энцефалит, а застрелили - было бы не жалко. Или нет?
*) Маруан Баргути - палестинский терорист, лидер 'Танзим', его руки по локоть в крови.
Иерусалим, 20 февраля - 2 марта 2003 года
