…Всю прошлую зиму Юлька обдумывала Гулины слова о продаже дачи.
Решив, наконец, продавать, так продавать, она приехала туда и долго-долго стояла у забора в конце сада. Оттуда была видна дорожка, по которой они с Лёшкой ходили за черникой в лес тем волшебным летом. Вылезали через потайную лазейку в конце сада. Шли по тропке среди ржаного поля и щекотали друг друга сломанными колосками. Юлька визжала и пыталась увернуться. А по дороге домой мазали друг друга черникой и хохотали на весь лес…
Наверное, этим хохотом и спугнули счастье…
Она понимала, что, продав дачу, уже никогда не вернётся сюда, не увидит этой полевой дорожки и окраины леса, где на закате сидели они с Лёшкой молча, глядя на первые проступающие на небе звёзды. А остророгий месяц казался подковкой, вывешенной в небе им на счастье. Вечерний ветерок нежно обнимал их. И так сладко было целоваться среди всей этой красоты. Юлька откидывалась на спину и протягивала к Лёшке свои руки… Умирать будет, но не забудет, какими сладкими были его поцелуи в тот летний июльский вечер…
А теперь другие люди будут ходить по саду, ухаживать за цветами, а, может быть, разведут огород, который она уничтожила после трагической гибели родителей.
Промучившись пару лет с разными посадками, за которыми она не любила и не умела ухаживать, она наняла дачного сторожа и он, сравняв все грядки, засеял участок травой.
Через несколько лет получился приличный газон. Она выносила мольберт и рисовала.
Юлька не любила афишировать, но одной из причин, побудивших её продать старую дачу, было и то, что дача была в садовом товариществе, и её праздное, по мнению соседей, поведение, т.е. рисование и отдых с книгой на качелях под тентом, раздражало соседей, которые с утра до ночи торчали на грядках. Забор был сделан из сетки-рабицы, поэтому все участки просматривались насквозь.
Юлька не опускалась до объяснения того, что у каждого своё призвание, а просто продала дачу таким же огородным фанатикам. Она просто не понимала, как объяснить им или как просто сказать о том, что вот она, художник, уважает землепашца, а землепашец почему-то не хочет уважать художника. Хотя каждый из них сеял одно и тоже, только на разных нивах...
После долгих поисков, Юлька нашла этот участок, маленький, всего девять соток. Зато вокруг всё сосны... Да и публика другая. Дачный кооператив творческих работников…
Домик на купленном участке был такой древний, она решила сломать его и построить новый. Строители попались дружные и непьющие, за неделю подвели дом под крышу и уже заканчивали внутреннюю отделку.
А ещё Юлька купила этот участок, потому что помимо сосен вокруг дома были чудесные кусты сирени, разных сортов и очень ухоженные. Строителей она предупредила, чтобы дом вписали в пространство между сиренью, не повредив ни веточки.
- Художники все чуднЫе, - сказал бригадир своим подопечным, - Но если дамочка за это доплачивает отдельно, почему бы не уважить человека. Мож, она её вдохновляет, та сирень.
* * *
Устав после прогулки пешком и переживаний, который нахлынули на неё после встречи с Лёшкой, она присела на ступени террасы. Сколько просидела, не помнит. Словно задремала. Да что ж с ней такое сегодня? Наверное, просто организм таким образом пытался оградить её от лишних эмоций. Порыв вечернего ветерка хлопнул ставней и вернул её в реальность. Она накрыла стол на не застеклённой ещё веранде, заварила свежего чайку…
Приятный ветерок залетал в ещё пустые ниши для рам, играл Юлькиными чудесными волосами и наполнял пространство запахами соснового леса. Сирень ещё только готовилась зацвести. И Юлька с нетерпением ждала этого момента.
Свежезаваренный чай снял усталость, но не избавил от воспоминаний, хлынувших бурным потоком, закручивая в свой водоворот, сколько бы Юлька эти воспоминания не отгоняла. Они всё это время жили параллельно с ней, словно за стеклянной стеной. Иногда только высвечивая на экране памяти беззвучные картинки из прошлого… И, вдруг, сегодня вернулся этот запах. Запах, который она не могла забыть. Запах любимого человека. И она опять почувствовала себя голодной волчицей…
Юлька отхлебнула чай и закрыла глаза. Но она не спала, она просто вспоминала то, о чём хотела бы забыть навсегда…
Оклемавшись после расставания с Лёшкой, зализав раны и замазав синяки на разбитых жизненной дорогой коленках, она ударилась в учёбу. Были какие-то семинары, студенческие олимпиады и конкурсы. Юлька не пропускала ничего. Не давала себе возможности расслабиться, потому что понимала, что как только будет малейшая остановка, печаль сожрёт её и не подавится.
Результатом всех этих стараний стал красный диплом.
После окончания института ей повезло с распределением. Лет пять она покрутилась в одной из крупных газет на технической работе, от корректора до вёрстки, попробовала себя в журналистике. Потом поработала художником-оформителем в детском издательстве. Начальство благоволило к ней - она была незамужней, значит никаких больничных листов по уходу за детьми. Она могла остаться подольше вечером, выйти в субботу. И к концу первого своего пятилетнего рабочего юбилея была уже начальником отдела в одном крупном издательстве. Не переставая при этом каждую свободную минуту уделять краскам и полотну. Она хорошо зарабатывала, могла помогать родителям. Отдыхала всегда по первому разряду.
О её личной жизни не знал никто, кроме Гули, верной институтской подружки.
Гулька была истинным синтезатором идей, креативщицей высочайшего класса, поэтому и попала на стажировку в загранку, где нашла, наконец, того, кого сочла своей второй половинкой. Гуля, может быть, в душе и не одобряла Юлькиного "монашества", но с советами никогда не лезла. Она от рождения была душевно тактичной. Единственный совет, который она позволила себе дать, это - обмен Юлькиной квартиры и квартиры покойных родителей на одну в хорошем доме в тихом центре, да продажа опостылевшей дачи. Гуля знала, что Юля расскажет ей всё сама, если захочет. Задавать лишние вопросы бесполезно. Они просто повиснут в воздухе…
Как бы хорошо было бы сейчас поболтать с любимой подругой!
Пару раз Юлька была в гостях в Барселоне, ездила вместе с Гулей, как подружка невесты, знакомиться с новыми родственниками подруги. Эх, надо бы собраться опять, и махнуть туда. Шенгенская виза в кармане. Только позвонить Гуле, да билет купить…
Солнце уже клонилось к закату. Становилось прохладнее. И легче стало дышать. Сосны, среди которых располагался участок, приятно шумели в вышине. В бездонно-синем июльском небе, на недосягаемой высоте скользил беззвучно чуть видимой точкой самолёт, отсверкивая иногда лучом заходящего солнца. Юлька подумала, что вот там, в этой выси сидят в самолёте люди, разговаривают и с нетерпением ждут посадки, чтобы встретиться с любимыми… А, может быть, получат багаж, выйдут в город и также, как она, побредут одиноко дальше по жизни. И некому даже будет сказать пару слов… И в пустом доме будет отдаваться эхом каждый шаг. А телефон – молчать…И они, только что парившие под небесами, прижаты будут тяжестью одиночества к земле…
И тут, Юлька, всегда такая скрытная, поняла, что так тяготит её.
Молчание. Конечно же, молчание. Лишь дневник был её немым собеседником все эти годы. Даже Гуля не имела представления о его существовании.
Да, теперь она точно может подтвердить, что молчание – золото. Потому что знает, как дорого оно стоит.
Может быть, зря она не пригласила в дом того человека, который подвёз её? Он вдруг показался ей попутчиком в вагоне скорого поезда. Сойдёт где-то на полустанке и всё забудет…
Но было уже поздно догонять его. Она опять сделала выбор в пользу одиночества.
Скрытная Юлька, делилась всеми своими переживаниями только с дневником. Иногда она перечитывала старые записи. И плакала над ними. Но с годами слёз становилось всё меньше и меньше. Она грустно усмехалась – усыхаю от тоски.
Вот и сейчас вытащила дневник, открыла наугад… Как давно это было… Или только вчера?
* * *
Осень опять разбросала золотые монетки листьев по улицам. Юлька не любила этот горьковатый запах опавших листьев. Не могла объяснить себе - почему. Но не любила. Наверное, потому, что следом идёт зима. Слякотная, промозглая. Девушку всегда раздражало яркое солнце зимой, тепла-то всё равно нет, а она, Змея по гороскопу, любила на горячем камушке под солнышком погреться. А от этого фальшивого зимнего света становилось очень тоскливо, хотелось спрятаться и не видеть яркие сугробы. Раз зима или осень, любила повторять Юлька, то должен быть снег или дождь. Солнышко - для весны и лета.
Студенческая жизнь сразу внесла свои коррективы в расписание свиданий. Они стали более редкими, но от этого - такими долгожданно-сладкими. От одной мысли, что завтра можно будет увидеться, прильнуть к любимому и ощутить сводящий с ума запах, становилось так щемяще-сладко в груди под ложечкой, что приходилось встряхивать головой, чтобы на лекции в институте прогнать из головы всё лишнее. Утешала лишь одна мысль, что вечером, после ужина и приятного душа, зазвонит телефон, и желанный голос произнесёт заветные слова...
Лёшка тоже крутился, как заводной - занятия, репетиции, халтура на всяких юбилеях и на танцах (надо было заработать деньги на хороший костюм для выступлений). Он подал документы в Москонцерт на конкурс, проходящий в одном из ВИА. Шансов попасть туда у него было достаточно, и он решил, как только прикопит достаточно денег, сразу откажется от всяких подработок на танцах и свадьбах.
Мысль о танцах в Одинцово приводила Лёшку в смятение. Какая-то девица неотступно следовала за ним. Просто шла по следу. Записки подкидывала, даже пыталась к ним в автобус подсесть, когда они, уложив инструменты, уезжали домой. Как отвязаться от неё, он не знал. Противная, навязчивая. Постоянно с сигаретой в руке, она вызывала у него отвращение. Ребята подсмеивались над ним. А все лёшкины мысли были заняты Юлькой… Он вздрагивал при мысли, что Юлька может узнать обо всё этом. Юлька такая мнительная!
Да, мнительная. Ещё какая мнительная. Запавшие в душу мамины слова про красивого мужа иногда здорово портили Юльке настроение. Она задумывалась. Ведь Лёха, такой красавчик, иногда со своим ансамблем играл на танцах и свадьбах. Вдруг «какая-нибудь» глаз на него положила! Она гнала от себя эти мысли, но они прочно засели в мозгу. А Лешка и вправду стал иногда что-то не договаривать, умолкать посредине фразы. Частенько глядел молча в одну точку. Юлька забеспокоилась и спросила его, что происходит?
Он засмеялся и сказал, считаю, мол, в уме, сколько ещё должен заработать, чтоб тебе на колечко хватило. И давай, говорит, готовься к помолвке. Но странно так говорит, будто сам себя уговаривает. Юлька при этих словах раскраснелась и засмущалась. Ей ведь, Бог знает что, стало в последнее время казаться. Не целовались уже недели две. Подойдёт, обнимет, и, вдруг, словно, кто отталкивает его от неё. И сейчас вот, сказал про колечко, она уже приготовилась прильнуть к нему, а он вдруг встал резко. Пойду, говорит, устал очень…
Она поделилась своими сомнениями с Гулей, на что прагматичная подруга сказала – перекрестись! Юлька отмахнулась, а надо было бы…
«Красивый муж, не твой муж»… Эти слова, брошенные мамой мимоходом и без всякого злого умысла, дали хорошие всходы в Юлькиной душе. Как она ни гнала от себя грустные и тоскливые мысли, когда они подолгу не виделись с Лёшкой, червоточина в сердце становилась всё больше. И Юлька не могла объяснить самой себе причину этой тоски. Недаром говорят, что брошенное слово частенько материализуется.
Что-то происходило или уже произошло. Это Юльке подсказывало сердце. Сны какие-то странные снились. Всё какая-то полутёмная комната и в углу седая старуха с горящими глазами… Она просыпалась утром в холодном поту и пыталась прокрутить увиденный сон, но только какое-то смятение было в душе и сердце стучало часто-часто…
Но поделиться с Лёшкой своей тревогой она боялась. Не хотела накликать беду в преддверии Нового года и их запланированной поездки на дачу. Удивительно, что мама без слов разрешила ей ехать туда вдвоём с Лёшкой. Или она вдруг изменила к нему отношение? Или знает что-то такое, о чём Юля и не догадывается.
Бедная девочка не могла и предположить, как близки к истине её мысли…
…
Ветерок зашелестел листами дневника и, словно нарочно, открыл их на том самом месте, которое Юлька боялась перечитывать. Да и зачем читать-то? Всё, что записала, помнила наизусть.
Юлька закрыла глаза. Сама даже не заметила, как выкатилась из них слезинка.
Она вся была там, в те последние дни уходящего года, больше четверти века назад...
Первый семестр незаметно подошёл к концу, начались зачёты. Приближался Новый Год. На улице пахло ёлками, выставленными на балкон или привязанными к окну в отсутствии оного. Счастливцы тащили домой апельсины, шампанское и шпроты. А самые счастливые - ещё и плоский, покрытый белой плесенью, финский сервелат. Теперь кажется просто удивительным, как люди радовались, вытаскивая из шапки бумажечку с крестиком при розыгрыше праздничного заказа. Пахло пирогами из каждого кухонного окна.
В тот предновогодний день 28 декабря Юльки был последний зачёт перед сессией, а у Лёшки - отчётный концерт, потом очередная предновогодняя халтура в ПТУ имени какого-то героя. После этого они должны были встретиться у Гнесинки в 18-00 и поехать к Юльке в гости.
А на 31-ое у них была намечена поездка на дачу, чтобы там, вдали от телефонов и городского шума, у печки, открыть ту самую заветную бутылку шампанского, которую берегли со времени знакомства и вдвоём уже выпить за свою помолвку, а потом… Потом провалиться в «прекрасное далёко».
Утром, 28-го, Юлька сдала последний зачёт, и, освободившись, помоталась по городу в поисках ароматизированных лавандовых палочек, заскочила в любимую «Ванду» на Полянке. И в шесть была уже у ворот Гнесинки.
Прошло полчаса, Лёшки не было. Юлька стала замерзать даже в своей новой длиннополой дублёнке, привезённой отцом из Канады к новому сезону. Попрыгав ещё с полчасика, она нашла двушку в кошельке и подбежала к ближайшему автомату. Будущая свекровь, удивившись звонку, сказала, что час назад Лёшка звонил ей, веселый и счастливый. Объявил, что женится... Девушка, ничего не понимая, повесила трубку.
Ни идти пешком, ни спускаться в метро она не хотела. Подняла руку и остановила первое же такси. Было почти восемь вечера, дома ждали родители, которым они официально собирались сообщить о своих матримониальных планах. Что теперь она скажет им? Почему пришла одна?
Отпустив машину и войдя в свой двор, Юлька увидела, что все окна в квартире ярко светятся. Значит Лёшка уже у неё дома! Она поднялась к себе на этаж. Щёлкнул замок, пахнУло тёплыми бабулиными пирогами и праздничным столом. Отец сидел у телевизора. Мама с бабушкой чем-то гремели на кухне, но ничего не говорило о том, что здесь сегодня хотя бы минуту находился Лешка.
Она по запаху, как кошка, могла определить его, даже если он был в помещении хотя бы минуту. Даже когда они встречались, она обнюхивала его не только на предмет присутствия чужих духов, а просто для того, чтобы зарядиться его энергией.
Юлька включила огоньки на ёлке. Когда-то давно отец привёз комплект рождественских позолоченных игрушек - ангелочков, шариков, колокольчиков и бантиков - полную противоположность нашим "пионЭрам" с барабанами из папье-маше, надоевшим козлятам, волкам, зайцам из того же папье-маше, да Дедам Морозам, пропитанными какой-то дрянью: на случай пожара. Сегодня ёлка была – просто загляденье!
Девушка обошла квартиру, будто надеясь, что Лешка спрятался где-то. Машинально включила ночник.
Телефон молчал. И родители молчали. Как сговорились. Ни вопросов, ни упрёков, ни маминых едких насмешек. Юля посмотрела на свои часики, поднесла к уху, не стоят ли. Половина одиннадцатого. Ждать уже было бессмысленно. Может быть, что-то случилось? Но бабушка успокоила, плохая новость бежит впереди хорошей. Ложись спать.
Часы в гостиной пробили одиннадцать. Лавандовые палочки наполнили своим ароматом весь дом, и их теплый запах обволакивал засыпающую Юлю…
Лёшка позвонил на следующий день к вечеру спросил в непривычной для него манере: «Ты готова, дочь попова?» И засмеялся как-то неестественно. Юля молчала.
- Юль, -продолжил Лёшка, - завтра на Белорусской в три часа. Ты не забыла?
Это был Лешка и не Лёшка. Она знала все интонации его голоса. И сейчас не узнавала его…
- А сегодня мы увидимся? – тихо спросила она.
- Юлечка, милая, сегодня ещё одну халтурку отыграть надо.
Юлечка, халтурка… Это тоже были не его слова. Он никогда не называл её так. Её вообще никто и никогда так не называл.
- А вчера? Где ты был вчера?
- Играл на свадьбе. Встретимся, расскажу…
Он повесил трубку.
... И наступило 31 декабря.
Мерцал в синеватом сумеречном небе чудесный предновогодний снежок, было чуть больше двух часов дня, но Новогодняя нетерпеливая ночь опускалась уже на Москву.
Казалось, весь город пропитан запахом ёлок, пирогов и апельсинов. Морозец был небольшой, озорной, чуть-чуть щипавший щёки и подгонявший скорее к праздничному столу, семье, любимым, гостям. Дети приготовились подкарауливать Дедов Морозов с их мешками.
Мысль о мероприятии, к которому так долго готовилась Юлька, специально подгадывая его под волшебную Новогоднюю ночь, так дурманила и пьянила, что Юльке порой казалось, что шампанское будет уже ни к чему.
Всё зачёты были сданы, первый экзамен был 3-го числа, так, что можно было немного расслабиться и провалиться с головой в то, о чём, как казалось Юльке, они мечтают оба.
Накануне вечером Юлька вернулась с дачи. Она протопила хорошенько печь и камин, вымыла полы, выбросила засохшие летние букеты, накрыла стол крахмальной скатертью, поставила приборы на двоих и шампанское. То самое, что хранили они с выпускного вечера специально для этого случая. Приготовила лыжи и санки, перетянула гирю на часах-ходиках.
И застелила постель. На двоих. Все постельное бельё Юлька вышила сама. Это было курсовой работой по прикладному искусству. И вот теперь букеты маргариток и незабудок с анютиными глазками горели от желания укрыть своей красотой влюблённую пару. Юлька кокетливо отвернула уголок одеяла. Постель была столь изысканно приготовлена, что уже издалека манила в свои объятья. Юлька сделала шаг назад, полюбовалась. И сказала себе: «Молодец. Только бы ничего не помешало!». Господи, да что это всё она – помешало – не помешало. Откуда такие мысли»?… Словно кто в ухо нашёптывает…
... Лёшка ждал её на условленном месте. Он уже купил билеты и узнал расписание электричек. За спиной на длинном ремне у него болтался огромный баул с самопальной надписью "PUMA", из приоткрытой молнии которого выглядывал гитарный гриф. На лице его не было видно никаких чувств. Лёшка откусывал здоровенными кусками мороженое и читал газету "Советский Спорт".
Юлька подлетела сзади и шлёпнула его по спине пакетом с только что купленным хлебом. Он обернулся, но на лице его Юлька не увидела тех чувств, которые переполняли её. Он просто улыбнулся и поцеловал её в нос, как обычно.
- Конспиратор, - подумала Юлька, - Приберёг всё на потом.
Вагон был такой тесный, что их прижали в уголке за последними сиденьями. Пахло праздником, кто-то даже пел уже: "Пять минут, пять минут..."
Так тесно прижатыми друг к другу им ещё не доводилось находиться. Юлька трепетала, сгорала от нетерпения. Бельё на ней было, хоть выжимай. Ей казалось, что на лбу у неё написано, зачем они едут вдвоём на дачу.
Протискивающийся к выходу, слегка подвыпивший молодой мужчина, подмигнув Лёшке, сказал: "Гляди, как красавица твоя сомлела, уж не подкачай, дружок, оправдай желания! С новым Годом вас, ребята! Живите дружно!" Он засмеялся, обнимая свою спутницу. Та, хихикнула, поправляя чёлку, сверкнуло обручальное колечко.
На следующей станции толпа вынесла их к автобусу и разделила. Юлька услышала только Лёшкин голос, когда уже была в автобусе: "Не волнуйся, билеты я взял".
На пятой остановке им надо было выходить. Юлька выскочила на заснеженную остановку, обернулась, пытаясь увидеть Лёшку. Автобус поехал дальше. На остановке она была одна... Юлька опешила - Лёшки не было. Она решила, что он не смог выбраться, сейчас автобус, недалеко отъехавший от остановки, затормозит, и Лёшка выскочит из него. Но автобус набрал скорость и скрылся в темноте, как будто растворился среди опускающейся метели. Юлька знала, что следующая остановка недалеко, и Лёшка может выйти там и подойти к дому с другой стороны. Она побежала по улице к своей даче, надеясь увидеть свет в окнах, и смеющегося Лёшку на пороге.
Окна в доме были темны.
По Юлькиной спине пробежал холодок. Ключи от дачи она отдала Лёшке. Запасные ключи были у сторожа по дачному посёлку. Она метнулась туда. Но в окнах сторожки света не было, видно, сторож ушёл к кому-то в гости.
Она побрела по тёмной улице между тёмных домов.
Единственный фонарь был на шоссе у остановки автобуса и издали казался луной, странно покачивающейся под порывами метели. Всё дома были пусты. Юльке не было страшно, ей было просто так плохо, что не было сил бояться.
Дойдя до остановки и взглянув на часы, она поняла, что если последний по расписанию автобус не пойдёт, ей придётся возвращаться к дому, выбивать дверь сарая и ночевать там, завернувшись в старые пальто, чтобы не замёрзнуть. Она забыла уже про все свои желания, только влажное нижнее бельё холодило и раздражало.
Хорошо, хоть валенки надела по совету мамы.
Автобус чуть было не проскочил мимо, видно водитель не рассчитывал, что кто-то может быть на остановке в пустом дачном посёлке. Кондукторша узнала её и удивилась: "Девонька моя, ты, что ж обратно, не встретил никто? Тот, с гитарой-то, заплатил за тебя и вышел сразу. Сама видела, как обратно на станцию побежал, электричка как раз подходила".
Юлька не ответила. Кондукторша, добрая полная толстушка, протянула ей пирог: "Угощайся. С капустой, бабушка моя пекла. Она у меня мастерица. Нам с Васенькой нынче до двенадцати в парк не успеть, в дороге Новый год и встретим". Отвернув полу пальто, она простодушно показала четвертинку водки, припрятанную в кармане.
Юлька вышла у станции, денег на обратный билет у неё не было, да и вряд ли какой-то контролёр мог появиться в такое время. Электричка подошла почти совсем пустая. Памятуя давнишний мамин наказ, Юлька села в первый вагон, поближе к кабине машиниста. Больше в вагон до самой Москвы никто не подсел.
Выйдя с вокзала, она побрела домой пешком, хотя, автобусы и троллейбусы ещё ходили, но до дома было недалеко, да и видеть кого-то ей просто было невмоготу.
Даже лифт не стала вызывать, пошла пешком на свой пятый этаж. Каждый шаг отдавался гулким эхом где-то на двенадцатом этаже. Из чьей-то приоткрытой двери раздавался смех и звонкий лай маленькой собачки.
Голова гудела. Юлька машинально открыла входную дверь и удивилась темноте в квартире. Родители, очевидно, ушли к кому-то в гости. Это её немного успокоило: значит, не будет лишних вопросов. В темноте гостиной поблёскивала ёлка. Когда девушка проходила мимо неё, она зашелестела мишурой и звякнула игрушками от движения воздуха.
Не включая света, она разделась и легла. Потом вспомнила, что даже не умылась с дороги, и села на постели. В окнах напротив мелькали разноцветные огоньки ёлочных гирлянд. А под окнами, с хохотом и улюлюканием, резвилась на детской площадке подвыпившая компания.
Разбивая на мелкие осколки тишину пустой квартиры, зазвонил телефон. Она бросилась к нему с надеждой.
Кто-то ошибся номером, - и осколок тишины, как в сказке о Снежной Королеве, попал ей колющей льдинкой в самое сердце.
С остервенением она схватила только что снятое нижнее бельё, попыталась его разорвать. Сломала ноготь под самый корешок...
Всё также в темноте Юлька прошла на кухню, достала из ящика ножницы и искромсала скомканное бельё. Потом взяла пакет, сложила туда всё и бросила его брезгливо в мусорное ведро. Умылась, не включая света в ванной.
Уснула она мгновенно, как провалилась. Всю ночь ей снилось, что она продирается через заросли сирени в каком-то чужом и неизвестном саду...
Когда родители вернулись к вечеру следующего дня, довольные удавшейся встречей Нового года, Юлька всё ещё валялась в кровати. силы будто бы покинули её.
Мама, заглянув в комнату, решила, что дочь тоже недавно приехала с дачи и легла отдыхать.
ДНЕВНИК ЮЛИ
…Меня предали. Так изощрённо и гадко предали. Меня, такую верную и нежную. И, оказывается, такую наивную.
Такую глупую, как теперь выяснилось… И не просто предали, а пренебрегли мною, а это ещё обиднее. Как будто бы просто побрезговали. И это после всех клятв, свиданий, поцелуев, подарков и намёков... Перед назначенной помолвкой. И зачем я только примеряла то колечко… Не зря оно мне велико оказалось.
Что случилось… Почему…Юля, Юля, куда же ты смотрела всё это время? Значит, мама права? Нет, здесь что-то совсем другое.
Восторженная и доверчивая… Совсем не ту картину ты рисовала, Юля... И краски не те взяла.
Нарисовала углём на побелённой стене. И стенку испортила и сама вся измазалась.
Чумичка…И даже поплакать не получается, слёзы вымерзли вчерашней ночью…
Словно неприступная скала встала между нами. Какая-то непонятная сила уводит его от меня всё дальше и дальше.
У кого узнать? Кто мне объяснит?
Как жить дальше…или не жить?
Нет, завтра я всё-таки попытаюсь поговорить с ним….
Продолжение следует…
Страница автора: www.stihija.ru/author/?RUTA~JURIS Подписка на новые произведения автора >>> |
