Что это? Аааа…. ваза для цветов? Нахрен об стену, сука, вдребезги. Цветы станут бросать на асфальт по две штуки... гвоздики… и будет лить дождь. Люди придут на похороны, и будут материться, потому, что скверная погода, потому, что выходной день. Но в выходные не показывают сериалы, и соседки по подъеду, трясясь на кладбище в старом ЛАЗе, рядом с гробом, начнут шепотом делиться впечатлениями о несчастной судьбе главной героини. А их мужья, бывшие звери, одомашненные борщами, пирожками и стираными трусами-носками, отрастившие жирные животы, хлебнув шестисотый грамм поминальных, примутся громко обсуждать гнилое днище и прогревший глушитель чьей-то «копейки». Жив–мертв, какая, к черту, разница? Здесь все ждут смерти и бояться ее. Саныч пожалеет – не к кому будет зайти стрельнуть на опохмел. Нет, он с утра зайдет соболезновать - водки еще много, и ему действительно будет плохо, пока в желудок не ляжет грамм триста, а потом – домино во дворе и разговор о прогоревшем глушителе.
Вышел из подъезда, закурил. Дым обволок легкие. Жизнь, е-мое, жизнь, блин, прекрасна. Вчера ягоды рябины были зеленые, в цвет листьев, а сегодня – желтые!
По улице шел дед с двумя огромными баулами. Сумки почти волочились по земле, руки растянулись, старческие сухожилия не резиновые. Я видел его мысли. Боже, сколько можно? Я целую жизнь горбатился на семью, поднимал сына. Ему уже тридцать, а я все продолжаю кормить его и его семью.
Дед остановился и схватился за спину, пытаясь выпрямиться, поясница ныла и не отпускала. Сколько там в сумках, килограмм тридцать-тридцать пять? Картошка, лук, морковка, свекла, капуста, огурцы, мясо, подавленные помидоры. Жена собирала гостинцы, положив помидоры наверх, но на них едва ни сели в автобусе, а она их бережно укладывала своими морщинистыми, постаревшими руками. Когда она успела постареть? – он не мог вспомнить. Он не мог вспомнить из-за какого поворота и когда на него запрыгнула старость, запрыгнула и повисла на плечах, обхватив ногами поясницу. Поясница ныла… А старость целовала до головокружения стуком в виски и шептала в уши – ты скоро умрешь, гвоздики попарно на мокрый асфальт и будет дождь.
Жена не поехала в гости к сыну, она еле передвигается от туалета до дивана и на кухню. Отекшие ноги, хаотические синяки, будто ее били по голеням кирзовыми сапогами, морщины, обвисшая грудь, выпавшие зубы. Она перестала улыбаться. Как давно она перестала улыбаться? Десятый класс, выпускной, районная школа, первая районная школа с десятью классами, четыре километра от их деревни. Даша – самая бесшабашная хохотушка и самая озорная девчонка в селе. Выпускной, черное школьное платье, белый фартук и банты, такие большие белые банты. Речка рассвет и первый поцелуй. Он предложил ей выйти за него замуж и она не засмеялась в ответ, она стала серьезной, она смотрела на него, а сзади, за его головой всходило солнце, кудрявые русые волосы превратились в нимб, и она поцеловала его в губы одним коротким поцелуем. Армия, дальний восток, выполненный долг. Свадьба на три дня, сбитый стол из тесаных досок, много-много народа: родственники, одноклассники, вся улица. Дед Егор играл на баяне и пил рюмку за рюмкой, не пьянея, он играл и играл, а они, скромные, слушали бесконечное - горько, вставали и целовались. Им подарили ковер и холодильник. Молодожены. Рождение сына. Она не хохотала, она выстрадала и улыбалась, прижимая к груди сверток из пеленок, лент и одеяльца. Она была самой счастливой женщиной на свете, и он ее боготворил. Она была похожа на Деву Марию. Потом город, завод, новоселье в шикарную квартиру, где была и ванная, и туалет, собственный телевизор. Завод, завод, завод, станки, завод, завод, завод, смена, пропуска, выходные, завод, пенсия. Еще Сочи, санаторий, давно, очень давно, там она смеялась, впервые увидев море, а он считал кровные отпускные, а она смеялась и брызгала на него соленой водой.
Отдохнув, он взял сумки и грузно зашагал дальше. И вдруг улица взорвалась криком, две рыжие девчонки, шлепая сандалиями, неслись ему навстречу и пищали от радости:
– ДЕДУШКА!
Он остановился, он очнулся, он поставил сумки и кинулся навстречу, он сгреб в охапку подбежавших бестий и поднял, расцеловывая. Старость отпустила поясницу, старость спрыгнула с него - здесь гремели ручьи молодости, жизни и радости. Старость подошла ко мне и, стрельнув сигарету, присела покурить на ступеньках. А дед кружил внучек и радовался, по его щекам текли слезы. Все не зря, жизнь не зря, ОН ПРОЖИЛ НЕ ЗРЯ!
- Мне пора, - сказала старость и пошла за дедом.
- Эй, а ты можешь не звать смерть? – спросил я.
- Могу, но она сама придет, когда посчитает нужным.
- Не зови ее.
- Я выберу для этого не дождливый день. Пока, еще встретимся! Страница автора: www.stihija.ru/author/?Самокиш~Макс Подписка на новые произведения автора >>> |
