Аполлон закрыл глаза. Перед ним в парý заводского душа возникла обнажённая Катя. Она подняла вверх руки, откинула назад волосы…
Возвращённый в реальность рычанием сливного бачка унитаза в ванной, Аполлон открыл глаза.
– Никита Николаевич, – обратился он к появившемуся в двери ванной директору, – как здесь у вас можно проще разыскать человека?
– Какого человека? – рассеянно спросил Никита Николаевич. – Здесь?.. В гостинице?
– Ну, уехал человек неизвестно куда… Вообще, в стране…
Никита Николаевич сел на свою кровать, задумался, затем сказал:
– Навести справки в милиции. Да только страна у нас крепко большая… Лучше в КГБ… Те под землёй найдут…
Аполлон повернулся на бок, подавленно вздохнул. Никита Николаевич тоже улёгся и завздыхал.
Аполлон посмотрел на часы, перевернулся на спину и снова уставился в потолок.
«Опять с этой слюнявой Милочкой на скамейке на качелях качаться… Ей-то хорошо на мне сверху сидеть, а мне каково такую тушу держать? А может, как-нибудь поменяться местами… Ну-ка, ну-ка! Так… Она, значит, садится на скамейку, а я… Нет, ничего не получается… А если сначала всунуть ей стоя, а потом…»
– Послушай, Аполлон, ты того… – послышалось с кровати директора, – как тебе Людмила Николаевна, а?
– В каком смысле? – приподнявшись на локтях, спросил Аполлон.
– Ну, как женщина…
– Знойная женщина. В самом соку. Пальчики оближешь… Я бы на вашем месте, Никита Николаевич…
– Ты думаешь, она того?.. – оживился директор, тоже привставая на локтях.
– Ещё как того!
– А я вчера лишку хватил… – сокрушённо вздохнул Никита Николаевич.
– Ну так сегодня ещё не всё потеряно, Никита Николаевич, – вдруг тоже оживился Аполлон. «Кажется, назревает удачное решение проблемы с этими качелями. Надо их сплавить этому лопуху, не будь ему в обиду подумано».
– Ты думаешь? – с надеждой в голосе спросил Никита Николаевич, и мечтательно добавил: – Такая женщина!
– По-моему, вы ей понравились, – доверительно заметил Аполлон, – она вчера весь вечер с вас глаз не сводила.
– Правда? А я…
Директор сокрушённо вздохнул и задумался, глядя в потолок. Затем сказал:
– Она и на совещании на меня сегодня так смотрела… Этот Алексей Степанович… министр засраный… Спирт без неё продегустируем… Без неё… – передразнил он Алексея Степановича.
– Так ещё ж не вечер! Никита Николаевич, да вы посмелей с ней. Она ж не девочка. Да и вы уже не мальчик. Что за проблемы? – сказал Аполлон, боясь, что его шеф так и закончит на платонической ноте. Надо было его как-то расшевелить и настроить на соответствующий лад.
Никита Николаевич вздохнул и произнёс неуверенным тоном:
– А вдруг она того… Ну, скажет, я замужем, мол… Ну и всё такое…
– Да бросьте вы, Никита Николаевич. В командировке все холостяки… и незамужние. Даже лучшие технологи отрасли.
– А вдруг у неё натура такая… возвышенная. Может, она плутоническую любовь предпочитает.
«Господи! Так и знал. О платонической любви заговорил, старый хрыч!» Аполлона уже начинала раздражать эта дурацкая робость шефа. Это же надо быть таким размазнёй! Точно – Дрисня!
– А вы знаете, Никита Николаевич, что такое платоническая любовь по-современному?
– А что она, меняется? – спросил директор удивлённо.
– Ещё как меняется! В наше время платоническая любовь – это, когда вешают над кроватью портрет Платона и трахаются под ним до полного изнеможения.
– Иди ты! Правда, что ль? – недоверчиво спросил Никита Николаевич.
– А чего же мне врать? Да вы утром сами в машине вещественное доказательство видели… Докатились, как кошки по подворотням уже… Машину без присмотра на минуту нельзя оставить – сразу в бордель её превращают…
– А причём тут Плутон? – Никита Николаевич сел и в упор посмотрел на Аполлона.
– Да я вам не сказал ещё. Я, когда вы на совещании были, в машине уборку делал, и открытку Платона вымел… Может, зря выкинул? Да вы не переживайте, Никита Николаевич: если она любительница платонической любви, у неё обязательно своя должна быть. Для таких «платоников» это как стимулятор какой… Возбудитель…
– Ну ты смотри! А я не знал. Сижу себе в глухомани, и ничего не знаю, – опять удручённо вздохнул Никита Николаевич. – Тогда к ней вообще не подступиться – они там, в Москве, небось, уже такого понавыдумывали…
«Чёрт возьми! Это ж надо! Обратный результат получился. Совсем старика запугал. Хоть прямо приведи её ему, да раздень… Стоп! Это мысль. Так-так…» – Аполлон стал быстро прокручивать в мозгу возникшую идею. Через несколько минут план был готов.
– Никита Николаевич, – радостно позвал он совсем скисшего директора, – у меня есть предложение.
– Какое предложение?
У Никиты Николаевича было страдальческое выражение лица.
– Вы скажите только, нравится вам Людмила Николаевна?
– Спрашиваешь! Это ж такая женщина! Эх… – вздохнул шеф.
– Правильно! – подтвердил Аполлон. – Какие у неё пышные формы… грудь… манеры… А попочка! – с расстановкой, давая шефу время зрительно представить все достоинства объекта его воздыханий, перечислял он.
Шеф слушал монолог своего шофёра как сладкую музыку. В глазах его появился живой блеск, а в штанах, кажется, кое-что зашевелилось.
– Никита Николаевич, скажите прямо, – видя, что клиент, как говорится, созрел, спросил Аполлон, – вы хотите её чпокнуть?
– Хочу! – с жаром выпалил Никита Николаевич, не в силах сдерживать бьющего через край восторженного энтузиазма.
– O’Кей! – сказал Аполлон, давно уже не боясь никаких разоблачений на лингвистической почве. – Я вам помогу.
– Помоги! – воскликнул директор, и глаза его заблестели надеждой.
– Тогда слушайте меня внимательно.
Аполлон сел на кровати и сделал заговорщический вид. Директор придвинулся к спинке кровати и с горящим взглядом уставился на него.
– Как вы посмотрите на то, если я вам её сюда приведу, сам исчезаю, а вы её…
– Ну-у-у, – разочарованно протянул Никита Николаевич, – привести её я и сам могу, а вот…
– Так что же, я за вас ещё должен её и трахать? – разозлился Аполлон.
– Да нет, – начал оправдываться Никита Николаевич, – ну, подготовку какую-то провести…
– Ну тогда не перебивайте. Я же ещё не договорил. Давайте спокойно обсудим все детали операции.
– Хорошо-хорошо, – с готовностью согласился директор.
– Значит так. Вы исчезаете из номера до особого сигнала. Я приглашаю её к себе – скажу, что остался один: вы, якобы, с Алексеем Степановичем разбрелись по друзьям-знакомым. Здесь я её подготавливаю, довожу, так сказать, до белого каления, и гашу свет. Это вам будет сигнал «приготовиться». По нему вы становитесь у двери в коридоре и ждёте другого сигнала…
– Марш!
– Что? – не понял Аполлон.
– Ну… сигнала «марш!»… На старт, внимание, марш!
– Ладно, пусть будет «марш». Ну вот, как только он прозвучит, вы тихонько входите, приближаетесь к кровати. Я в это время удаляюсь, и вам останется только вставить свою письку в её пипиську. А, кончив дело, как гласит пословица, слезай с тела. Вы ложитесь на свою кровать, а я выпроваживаю её. Ну как?
– Вот это другое дело. Это то, что надо! – потёр руки приободрённый Никита Николаевич. – Только надо договориться, какой сигнал «марш» ты подашь.
– Кашляну, – предложил Аполлон.
– Нет, это будет подозрительно… Ты такой здоровый… Да и не очень выразительно. Лучше чихни. Это резче, громче, а, главное, натуральней, никаких подозрений… Ты чихать умеешь? А то я не слыхал…
– Умею, умею, – сказал Аполлон, подумав: «Надеюсь, до того, как в первый раз с Клавой, не дойдёт». – Хорошо, договорились.
– И знаешь, ты это… – директор вдруг замялся, – она ж на ощупь может учуять подмену…
– Не учует – я её раком поставлю. На руки опираться будет, не пощупает.
– А-а-а… Тогда другое дело, – обрадовался директор, – так она и не увидит, как дверь будет открываться. Здорово придумано!.. Да, и лучше её на его кровать положи, рядом с дверью, – он кивнул на кровать Алексея Степановича, – а то я в темноте могу сослепу на стол или на стул налететь.
– Договорились. Хоть на пол у порога, – сказал тоже обрадованный Аполлон, довольно потирая руки.
Его уже больше радовало не то, что он избавлялся от необходимости заниматься до упора с Милочкой, а то, что предоставляется возможность поразвлечься. Да и шеф пусть потешится на старости лет. А то аж жалко его, лопуха.
– Только у меня тоже есть условие, – сказал Аполлон и вытащил из своей сумки пачку презервативов. – Трахаете её вот с этой штукой. А то, не дай бог, забеременеет ещё, а я потом расхлёбывай…
– Конечно-конечно, – поспешил заверить его Никита Николаевич. – Хотя она в таком возрасте…
– Бережёного бог бережёт. Бывает, и в девяносто рожают… по радио говорили… Сверим часы.
Аполлон посмотрел на свои часы.
– Сейчас девять часов тринадцать минут.
– Точно, как в аптеке, – взглянув на свою старенькую «Победу», подтвердил Никита Николаевич.
– Как стемнеет, начнём операцию…
– «Троянский конь», – подсказал Никита Николаевич, и повторил со смешком: – Операцию «Троянский конь».
Аполлон с любопытством посмотрел на Никиту Николаевича. Тот, видимо, вспомнив наивные вопросы Аполлона по поводу Днепродзержинска, расценил взгляд своего молодого шофёра как очередной пробел в знаниях. А потому объяснил с некоторой снисходительностью:
– Ну-у-у, была такая история в древние времена… Греки… древние… коня деревянного внедрили в древний город Трою… Слыхал?
«Тоже мне конь! Скорее, осёл!» – подумал Аполлон, а вслух с улыбкой сказал:
– Слышал… по радио… Да, операция «Троянский конь» начнётся с наступлением сумерек.
Директор вдруг изменился в лице – на нём проступила озабоченность.
– Ты это… того… – промямлил он с сомнением. – А она тебе даст? Она ж на меня смотрела…
– Даст, даст, – поспешил заверить его Аполлон, – я ей конского возбудителя в спирт подсыплю.
– А где ты его взял? – заинтересованно спросил Никита Николаевич.
– Зоотехник совхозный дал.
– А ты его уже пробовал?
– Пробовал. Мёртвого из земли подымает.
– Надо бы это дело отметить, – радостно предложил директор, – да и для храбрости не помешало бы.
– Согласен, – сказал Аполлон.
Он подошёл к столу, взял графин.
– Обожди, – остановил его Никита Николаевич, – то, что в графине, оставим для Людмилы…
Никита Николаевич с нежностью в голосе и блаженной улыбкой на лице произнёс дорогое для него имя, затем взял в руки канистру.
– Пока ещё не под его кроватью, можем использовать, – хихикнул он.
Они выпили, закусили остатками ужина.
– Я, пожалуй, ещё стакашек вмажу, – сказал Никита Николаевич, и пояснил: – Для храбрости.
– Лучше не надо, – посоветовал Аполлон, – в вашем возрасте, Никита Николаевич, у «коня» в самый ответственный момент может отказать кое-что.
– Ты думаешь? – как бы ожидая опровержения, спросил «конь». – Так ты и мне возбудителя этого дай – он же конский.
Повизгивание Никиты Николаевича в процессе смеха походило, однако, больше на поросячье, чем лошадиное.
– Не стóит рисковать. Это вредно для печени.
– Если стоúт, то не стóит, – снова повизжал директор, но, видно, почувствовав, что ему и так прибавилось храбрости, добавил: – Ладно-ладно, засунь под кровать.
Аполлон сунул канистру под кровать Алексея Степановича, подошёл к окну, посмотрел в него. Затем взглянул на часы.
– Смеркается, – сказал он. – Никита Николаевич, идите сюда.
Директор подошёл к Аполлону, посмотрел вслед за ним в окно.
– Вы уже можете выходить. Посидите пока вон на той скамейке, – Аполлон указал рукой в окно. – Подождёте, пока в нашем окне погаснет свет. Тогда сразу – под дверь…
– А как я узнаю наше окно? Их же, этих окон…
– А вы на подоконник поставьте что-нибудь.
– Точно… Поставлю свой портфель, его-то я узнáю.
Поставив на подоконник свой портфель, Никита Николаевич направился к двери.
Уже выходя, он обернулся.
– Только пусть хорошенько стемнеет. Темнота – друг молодёжи, – процитировал он со смешком слышанную где-то мудрость.
Аполлон сочувствующе посмотрел на исчезающую за дверью спину Никиты Николаевича. «Тоже мне молодёжь».
Страница автора: www.stihija.ru/author/?Евгений~Кабанов Подписка на новые произведения автора >>> |
