Глава XLV
Секстерапия
Весь июль воскресные дни в Советском Союзе – сплошные праздники: первое воскресенье – День работников морского и речного флота; второе – День рыбака; третье – День металлурга; а на последнее воскресенье в 1982-м году выпадало аж два праздника – День Военно-Морского Флота и День работника торговли. Теоретически эти последние два праздника могли бы и не совпасть, не окажись четвёртое воскресенье по совместительству последним в месяце, поскольку День работника торговли высочайший Указ Президиума Верховного Совета СССР предписывал отмечать в четвёртое воскресенье июля, а другое высочайшее постановление – ещё Совета Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) – последнее воскресенье июля делало праздником военных моряков.
Хотя в Синели и её окрестностях не наблюдалось ни морского, ни речного, ни военно-морского, ни рыболовецкого флотов (за исключением плоскодонки Митрофанова, базировавшейся на пруду), а также не было никаких металлургических предприятий, а работников торговли было всего двое, любой из вышеперечисленных праздников широко отмечался. Во-первых, потому что с продавцами общались практически все жители; во-вторых, рыбаком считал себя каждый уважающий себя мужчина, не говоря уже о ребятне; в-третьих, кое-кто служил в своё время в ВМФ; в-четвёртых, и оно же, в основном, из чувства глубокой солидарности спиртовиков и работников совхоза с представителями счастливых в июле профессий. В конце-то концов, в каждой семье во дворе валялся какой-нибудь металлолом, который пионеры время от времени собирали для отправки на переплавку; каждый видел, хоть по телевизору, хоть на картинке, какой-нибудь корабль; каждый хоть раз в своей жизни ел рыбу и ходил в магазин. И вообще, почему бы не выпить за здоровье всех этих разных моряков, рыбаков, сталеваров и продавцов, а? Особенно после трудов праведных где-нибудь на сенокосе или на той же рыбалке…
И вот в одно из таких воскресений, вечером, как и было заранее условлено, к Аполлону в его кадепу заявилась великолепная пара – сияющая и красивая как никогда Клава, и строгий, абсолютно трезвый, несмотря на один из вышеперечисленных праздников, при полном параде, с галстуком, комиссар Жув, он же Ваня Тарахтелкин. По такому торжественному случаю от Клавы исходил тонкий аромат духов, подаренных Аполлоном, а от комиссара Жува – толстый аромат «Тройного».
«А вот это-то совсем ни к чему», – подумал об этом последнем аромате Аполлон, встречая у порога гостей, то бишь клиентов. Он, кстати, тоже был великолепен – в белоснежном халате, правда, с рыжим потёком от борща, но почему-то и одновременно – слава богу! на спине, в шикарном поварском колпаке и с рыжими усами. Усы он позаимствовал из хвоста коровы Перепелиного Яечка, а халат и колпак в столовой, у душевной поварихи тёти Моти.
Аполлон впервые, вблизи и без всякого там навоза, встретился лицом к лицу со своим, так сказать, другом-соперником. Как раз несколько дней назад в клубе демонстрировалась французская кинокомедия «Большая прогулка», где играл Луи де Фюнес. Как только он появился на экране, весь маленький клубный зал разразился хохотом и радостными криками: «Комиссар Жув!» Так что, посмотрев этот фильм, Аполлон имел представление о настоящем, то есть, киношном, комиссаре Жуве. И вот теперь у него была возможность сравнить французского комиссара Жюва и синельского комиссара Жува.
На стопроцентного двойника Луи де Фюнеса Ваня Тарахтелкин, пожалуй, не тянул, в первую очередь, по возрасту. Но кое-что такое в нём, бесспорно, было – рост там, нос, лысина, ну, а самое главное, наверное, детская непосредственность луи-де-фюнесовских героев.
– Можно войти? – подчёркнуто вежливо спросила Клава.
Чёрт! Такой красивой Аполлон её ещё не видел. А может, просто раньше не обращал внимания? А вот только теперь, рядом с другим мужчиной, разглядел все её достоинства, натуральные, без всякой фальши, без всяких там гримов и макияжей, в тот момент, когда почувствовал, что это солнышко закатывается для него навсегда. Вот натренирует он сам сейчас комиссара, тогда Клава и дорогу в его кадепу забудет. А может, и вправду жениться на ней, наплодить симпатичных детишек, жить себе спокойненько, припеваючи… Уф-ф-ф!.. Аполлон встряхнулся. Это ж надо так околдовать! Всё, всё. К чёрту эти пораженческие мысли!
– Да-да. Прошу вас, прошу.
Так, надо вспомнить, как там Лэрри обычно принимает своих клиентов.
Аполлон усадил посетителей к столу, сам сел напротив.
На столе был идеальный порядок, то есть, вообще почти ничего не было, только графин с водой, пара стаканов, да ручка и общая тетрадь с начатым бестселлером.
Аполлон раскрыл тетрадь на последней заполненной – разумеется, на английском языке – странице.
– Латынь? – робко кивнул комиссар Жув на тетрадь, дабы совсем не потерять присутствие духа и слегка разрядить обстановку.
«А он, оказывается, не дурак», – подумал Аполлон, тоже слегка волнуясь, и сказал:
– Да, латынь. Так сказать, more antiquo – по давней привычке.
Он внимательно посмотрел на комиссара, потом – на Клаву, и, увидев в её глазах озорные огоньки, успокоился – она не подведёт.
– Вы, наверное, уже в курсе, что я принимаю совершенно анонимно, и, как врач, давший клятву Гиппократа, гарантирую строжайшее соблюдение тайны исповеди…
«По-моему, это я уже что-то из религии», – подумал лжеврач, и поспешил внести ясность:
– Как сказал Овидий, nomina sunt odiosa – не будем называть имён... Ну, если буквально, то «имена ненавистны».
– Видий – это известный арабский древний врач? – решил снова блеснуть знаниями, а заодно и приободриться, комиссар.
– Да, вы совершенно правы, молодой человек.
– А я ещё одного знаю… Как же его фамилия-то?
Комиссар Жув в задумчивости поскрёб затылок, задрав нос к потолку.
– А-а-а, – наконец протянул он. – Вспомнил. Это, оказывается, женщина… Врачиха, значит… Овцова её фамилия… Или Овечкина… – добавил он неуверенно. – …Или Овцина… Точно – Овцина!
– Да, это самая известная, – поспешил заверить его Аполлон. – Её полное имя – Овцина Абу-Али-ибн-Сина.
– Точно-точно… Овцина ебу, али ёбана сына, – обрадовался комиссар Жув и победоносно посмотрел на Клаву.
Клава с восхищением улыбнулась ему в ответ.
– Ну, что вас ко мне привело? Не стесняйтесь, расскажите откровенно. Сегодня у меня уже было много пациентов, так они отсюда уходили как заново родившиеся.
Тут комиссар всё-таки стушевался, и с надеждой посмотрел на свою возлюбленную. Клава подбадривающе улыбнулась ему и сказала:
– Мы решили пожениться, доктор…
– Замечательно, – перебил её Аполлон. – От всей души поздравляю вас! – добавил он, пожимая им руки. – Вы замечательная пара. Просто созданы друг для друга.
Услышав это, комиссар опять приободрился и сказал:
– Вот мы и решили с вами посоветоваться, доктор.
– И правильно сделали, – поспешил поддержать его боевой дух Аполлон. – Вы знаете, в наше время это просто необходимо. Сейчас так возросло количество разводов! И большинство из них, заметьте, как раз по этой самой причине – сексуальной несовместимости. Или, вернее будет сказать, неграмотности. Вот у меня перед вами была пара – муж и жена. Так они, представьте себе, прожили вместе пять лет, и не знали, что сексом можно заниматься при свете. Какая-то бабка им сказала, что дети могут заплодиться только в темноте… Ха-ха-ха… Представляете?
Комиссар Жув, дабы не терять марку человека, уже зарекомендовавшего себя как равного с доктором, тоже засмеялся.
– Да. Хватает ещё дураков, – сказал он, поворачиваясь к Клаве.
А Клава, между тем, пребывала в глубокой задумчивости.
– Кто ж это мог быть-то? – протянула она, как бы размышляя сама с собой.
– У меня всё анонимно, – Аполлон многозначительно посмотрел на неё.
– Ах да! – встрепенулась Клава. – Простите, доктор.
– Как приятно иметь дело с умными людьми, – улыбнулся Аполлон, переводя взгляд с невесты на жениха, и чувствуя, что разговор входит в нужное русло. – Так они прямо тут же, вон на той кровати, – Аполлон кивнул в проём своей спальни, – убедились, что это дремучее невежество.
Клава и комиссар Жув с любопытством уставились в проём, и даже вытянули шеи. А Аполлон тем временем продолжал заливаться соловьём:
– Вы бы только видели, какими искусными любовниками на свету они стали буквально за десять минут. Еле их выпроводил. Сейчас, наверное, дома опять любовью занимаются.
Комиссар, прослушав это сообщение, слегка сник, но Клава, это было видно и невооружённым глазом, подвозбудилась, хотя и знала, что это игра. Аполлон так убедительно вешал лапшу на уши, что она невольно верила его россказням.
– Что, мы тоже можем прямо здесь, у вас, потренироваться? – с нескрываемой надеждой спросила она.
– Конечно. Это же моя прямая обязанность – объяснить не только теоретически, но и научить своих пациентов практическим действиям. Вы знаете, теория – теорией, а без практики нигде не обойтись, – Аполлон посмотрел на Жува. – Вот вы, где вы работаете?
– В совхозе, на тракторе, – ответил тот, – на «Беларусе».
– Прекрасно! Замечательная профессия – тракторист! – Аполлон поймал себя на мысли, что интервью, взятое у него Вишневским, не прошло для него даром. – Вот вы мне скажите, могли бы вы стать таким хорошим механизатором… Вы ведь хороший тракторист?..
Комиссар скромно опустил очи долу.
За него с жаром ответила Клава:
– Да он самый лучший в совхозе! А может, и в районе… Или даже в области…
– Поздравляю! – Аполлон пожал руку Жуву. – Ну так вот… Могли бы вы стать хорошим трактористом без практики, то есть, зная трактор только по учебнику?
– Да ну что вы! – оживился Жув, воодушевлённый тем, что дело коснулось его родной стихии. – Самому в тракторе разбираться – это ж с ума сойти! Тем более, по книжке… У меня, слава богу, хороший наставник был – дядя Коля… Николай Митрич… Так он с закрытыми глазами может «Кировец» на болты и гайки разобрать и опять собрать… А «Кировец» - это вам не «Беларус»!
– Вот! Правильно! А человек гораздо сложнее трактора… Это вам даже не «Кировец»! И особенно это касается психики. Тут без практики вообще делать нечего… Вот видите, мы с вами опять прекрасно поняли друг друга.
– Да-а-а, – протянул комиссар, соглашаясь, правда, ещё с некоторой неуверенностью в голосе.
– Так какие у вас проблемы? – обратился Аполлон к Клаве, убивая, таким образом, сразу двух зайцев – давая понять Жуву, что он, доктор, понял, что у того нет никаких проблем, а проблемы только у его невесты, и передавая одновременно инициативу в руки Клавы.
Клава, умничка Клава, поняла всю тонкость Аполлоновой тактики.
– Видите ли, доктор, – она сделала вид, что застеснялась, и опустила глаза, – мой жених настаивает на некоторых способах сближения, которые мне кажутся слишком извращёнными…
– Ну это вы совершенно напрасно, – поспешил ввернуть Аполлон, заметив, что комиссар недоумённо повернулся к своей пассии и уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы возмутиться. – Ничего не может быть извращённого в отношениях мужчины и женщины, если, конечно, это доставляет обоюдное удовольствие и не причиняет вреда здоровью. Извращение – это иметь в мыслях сокровенное желание, но сдерживаться в его претворении в жизнь, насилуя, таким образом, естество, и подавляя тягу к жизни… Может, он хочет отстегать вас кнутом?
– Что вы, доктор! Чтобы я! Клавочку! Кнутом! – вскричал обиженно комиссар Жув, и даже привстал в волнении.
– Хотя, вы знаете, – Аполлон повернулся к нему, – если она сама этого захочет, то вы, если не желаете её душевно травмировать, просто обязаны будете это сделать, – он лукаво улыбнулся и погрозил комиссару пальцем, – только смотрúте, плутишка, не переусердствуйте – начинайте легонечко.
Комиссар изумлённо уставился на него. Видно было, что в голове у жениха всё перевернулось до такой степени, что он мог только глупо лупать глазами и согласно кивать головой.
– Нет-нет, доктор! До этого пока ещё не дошло, – торопливо выпалила Клава.
В её глазах был некоторый укор – она забеспокоилась, как бы Аполлон не переиграл.
– Он всего лишь хочет, чтобы сверху был не он, а я…
При этих словах комиссар с растерянным видом посмотрел на Клаву, затем неуверенно кивнул.
– Как вы считаете, доктор, это нормально? – Клава кокетливо передёрнула плечами. – Негоже же, всё-таки, мужчине быть под женщиной…
По выражению лица комиссара Жува было видно, что вот с этим постулатом он согласен на весь миллион и ещё маленькую тележку процентов.
– Господи! Мне бы ваши заботы! – деланно воскликнул Аполлон. – Я бы на вашем месте полностью доверился вашему жениху. Он у вас орёл!
От такой похвалы комиссар подсобрал слегка растерянное достоинство и, гордо выпрямившись, ласково проворковал Клаве:
– Вот видишь, Клавочка, я ж тебе говорил, что по таким пустякам доктора даже не стоит беспокоить.
– Извини меня, Ванюша. Я вижу, что ты был прав, – сказала, обращаясь к нему, Клава, и, повернувшись к Аполлону, спросила, покраснев по-настоящему: – Знаете, доктор, я такая застенчивая… Нельзя ли у вас попробовать… Это придаст мне уверенности.
«Молодец, Клавуля! Обязательно надо закрепить теоретический успех на практике, а то этот лопух может опять потом в кусты… или с головой в дерьмовый омут». Аполлон уже просто восхищался тем, как Клава отлично поняла и великолепно играла свою роль.
– Конечно, конечно! Желание невесты – закон для жениха!.. И моя прямая обязанность, – не давал опомниться комиссару Жуву Аполлон. – Вы раздевайтесь там, – он кивнул в проём, – а я пока пойду дверь закрою. Чтобы вам не помешали, – он улыбнулся, вставая из-за стола.
Он специально долго гремел в коридоре крючком, давая время разоблачиться своим посетителям. Войдя в комнату, ещё выждал некоторое время, выпил стакан воды, унимая невесть откуда взявшееся волнение, затем спросил подбадривающим голосом:
– Ну, вы готовы?
– Готовы, – послышался из-за печки нетерпеливый голос Клавы.
Аполлон шагнул в проём.
У его кровати стояла Клава – в чём мать родила, стыдливо прикрывая большие груди, которые никак не могли скрыться за её ладонями. Рядом стоял комиссар Жув в чёрных «семейных» трусах по колено. Причём он прикрывал сложенными одна на другой здоровенными своими руками передовика сельскохозяйственного производства то место на трусах, где у него предполагался, выражаясь по-механизаторски, хороший болт.
Аполлон улыбнулся при виде этих Адама и Евы. Ева была отменно хороша, и держалась довольно свободно, хоть и заметно порозовела. Адам же, хоть и был почти на голову ниже её, и прикрывал то, что и без того скрывали трусы, зато был волосат с ног по самую шею.
– Да вы не волнуйтесь, – видя, что «пациент» начинает дрожать мелкой дрожью, сказал успокаивающе Аполлон. – Успокойтесь, ничего страшного. Сексом заниматься – это не зубы рвать. Посмотрите, как спокойна ваша невеста… Да вы присядьте на кровать.
Клава с комиссаром опустились на кровать Аполлона, а сам лжеврач расположился на кровати напротив.
– Ну, успокоились? – участливо посмотрел на комиссара «сексопатолог».
– Я с-спокоен, – клацая зубами, выдавил комиссар, – как п-пирамида этого м-матерщинника…
– Какого матерщинника? – удивился Аполлон.
– Ну этого… В Африке к-который… У него ещё эти с-свинтусы к-каменные… только как куры – с крыльями… и со львиными м-мордами и лапами… Не… Не свинтусы… Чуднóе к-какое-то название… Сфинктеры, к-кажется…
Аполлон хмыкнул. Да он, оказывается, подкованный, жених-то, даже в вопросах анального секса. Но, шутки в сторону, в первую очередь – дело.
– Вы хотели сказать – сфинксы…
– Во-во, именно… У него, у этого м-матерщинника, даже деревья матом называются… бабаёбы… говорят, с-самые толстые на земле…
– А-а-а, вероятно, баобабы…
– Ебабабы… бабаёбы… один хрен… Главное, с-самые толстые.
За этими разъяснениями «пациент» понемногу приходил в себя. Уже почти не заикался.
– Да, это самые толстые на земле деревья. В дупле может целая машина поместиться, – ободряюще улыбнулся Аполлон, вспомнив фото из какого-то географического журнала.
– Да ну?! А трактор? – спросил, уже почти совсем успокоившись, Жув. – Ну, я про «Кировца» не говорю, «Беларус» хотя бы…
– Наверное, тоже поместится.
– Вот это да! – восхитился Жув. – Я же говорил – у него всё самое большое…
– У кого – у него? – спросил Аполлон, уже позабыв, с чего начался этот разговор.
– Ну, у матерщинника этого… Во, вспомнил! Египетского… Хуёпс его фамилия.
– Вы, наверное, имеете в виду Хеопса? Фараона Хеопса…
– Хуёпса, Хуёпса… Точно, фараон он. И фамилия матерная, как и деревья… Всё не как у людей…
– Я не понимаю, какое отношение к сексу имеет Хеопс? – искренне удивился Аполлон.
– Да не к сексу, а ко мне имеет отношение, – с некоторым раздражением сетуя на тупость «доктора», сказал комиссар.
Клава с интересом слушала диалог двух таких просвещённых людей, с лёгкостью сыпавших непонятными научными терминами.
Аполлон пристально посмотрел на Жува, пожал плечами и спросил:
– Вы что, хотите сказать, что он ваш пра-пра-пра-… короче, родственник?
– Чтоб этот матерщинник мне родственником был?! – воскликнул возмущённо комиссар Жув. – Да моя фамилия Тарахтелкин, чтоб вы знали! А не какой-то там Хуёпс… А кличка – комиссар Жув!
При этом комиссар Жув гордо выпятил грудь.
– Замечательно, – успокаивающе сказал Аполлон. – Я только не понимаю, зачем вы его вспомнили тогда?
Комиссар Жув задумался, потом проговорил, на глазах сникая:
– Я спокоен, как его пирамида… самая большая…
– Да-да. Вот и чудесно. Вот и приступим… Как говорится, ближе к телу…
При этих словах комиссар опять мелко задрожал, прямо как осиновый лист.
– Так, – деловито озирая будущую семейную пару, сказал Аполлон, – чтобы вам было удобней, лучше потренироваться для начала на полу. И вообще, – пояснял он, сбрасывая со свободной кровати матрац, – запомните на будущее: сексом лучше заниматься на более жёстком ложе…
Клава активно включилась в подготовительную работу, поправляя матрац и снимая с него покрывало. Причём делала при этом такие соблазнительные движения, что Аполлон, чтобы не дискредитироваться перед женихом, скопировал его позу, прикрывая встопорщившийся ниже пояса халат. А бедный комиссар смотрел на лежавшую на полу постель как на эшафот.
– Ну что ж, – произнёс Аполлон, когда ложе было подготовлено, – значит, вы – сверху, – поворот в сторону Клавы, – а вы – снизу, – повернулся он к совсем оробевшему Жуву, не ожидавшему такого поворота событий. – Правильно? Я ничего не перепутал?
– Нет-нет, всё правильно, – торопливо сказала Клава, и повернулась к своему суженому. – Ложись, Ванюша… Ты же сам так хотел…
Несчастный Жув при этих словах понял, что отступать некуда, и покорно лёг, по-прежнему прикрывая ладонями скрытый за трусами пах.
– Невеста, снимите с него, пожалуйста,… нижнее бельё.
Когда Клава, опустившись на колени возле своего жениха, стала выполнять эту просьбу, он попытался, было, сопротивляться, но она быстро сломила это сопротивление, укоризненно-ласково пожурив его:
– Ну, Ванюша… Ты же сам хотел, милый…
Набедренная повязка комиссара была, наконец, сброшена на пол, но руки скромника по-прежнему закрывали его «болт».
Однако Клава была непримиримо-настойчива.
– Ванюша, – ласково повторяла она, разрывая сцепление его рук, – ну ты же сам хотел…
Последний оплот пал с паха, и перепуганный Ванюша, резко дёрнувшись, закрыл руками… лицо. А то, что он с таким упорством прикрывал, оказалось в весьма жалком виде. Хотя «болт» и был внушительных размеров, но для ввинчивания в Клавину «гайку» совсем не годился – у несчастного жениха, так неожиданно ставшего нудистом, извилины в голове были заполнены чем угодно, только не сексом. Так что, «болт» согнулся, скукожился и, казалось, даже подзаржавел.
– Вы зря так робеете, молодой человек, – сказал Аполлон, видя, что сеанс секстерапии срывается. – Вы только посмотрите, какая женщина вами занимается! Выбросьте всякие посторонние мысли из головы и сосредоточьтесь только на ней. Она же просто богиня! Венера!
Клава от этих слов стала ещё более божественна. Но сгорающий от стыда жених – трудно даже было сказать, чего он больше стыдился: то ли публичного обнажения, то ли оказаться под женщиной – не хотел никуда смотреть, и всё закрывал свой нос руками.
О’Кей! Может, это и к лучшему. Аполлон тронул Клаву за плечо и, когда та повернулась, вытянул губы трубочкой и почмокал ими. Клава всё поняла, и через мгновение только что буквально валявшийся у комиссара на бедре «болт» был у неё уже во рту.
Тренировки с Аполлоновым «космонавтом» не прошли для Клавы даром – вялый шланг комиссара на глазах наливался тяжестью, превращаясь в хороший брандспойт.
Клава же, с увлечением занимавшаяся пробуждением титана, стоя на коленях, так оттопырила свою роскошную попку, что «доктор» не мог больше равнодушно со стороны взирать на это великолепие. Видя, что Жув по-прежнему закрывает лицо руками, Аполлон быстро спустил трико и, опустившись на одно колено и отвернув полы халаты, с величайшим благоговением ввинтил свой, хотя и не такой большой как у жениха, но зато аж дрожащий от напряжения, «болт» в истекавшую смазкой Клавину «гайку».
Было очевидно, что Клаве иметь в себе сразу два «болта», один – во рту, второй – во влагалище, весьма понравилось – она стала с чувством покачивать взад-вперёд попкой, то насаживаясь до упора на «болт» Аполлона, то сползая с него, и одновременно то же самое, в одном ритме, проделывала с «болтом» своего, наконец-то пробудившегося к делу, жениха – то почти полностью заглатывала его, несмотря на габариты, то выпускала, втянув раскрасневшиеся щёки.
Как ни велико было желание Аполлона довести дело до конца, но в первую очередь до конца довести своё дело необходимо было «доктору». Потому, видя, что Жув уже готов «к труду и обороне», Аполлон вытащил своё натруженное орудие из горячей Клавиной дырочки, чтобы уступить её более крупному калибру.
– Ну вот и прекрасно! – восстановив дыхание и переведя дух, сказал он. – А теперь вставляйте его в себя.
Клава послушно вынула изо рта хуй Жува и… У Аполлона аж челюсть отвисла – до того этот «болт» был длинный и толстый… Настоящий баобаб! Вернее, бабаёб!
Посунувшись на коленях вперёд над волосатыми бёдрами комиссара, и приподняв попку, Клава направила это чудо природы себе между ног и стала медленно опускаться, наслаждаясь процессом внедрения такого великолепного создания в себя.
При виде блаженного выражения на её лице, Аполлон почувствовал прилив ревности.
Насадившись до самого упора на хуй, Клава опустилась всем телом на волосатый торс своего суженого, сдвигая его руки с его лица, и обнимая за лысеющую голову.
– Ванечка… – шептала она, целуя его в лысину, – миленький мой… Хороший мой…
Она снова оттопырила свою попку, и, уже в горизонтальном положении, с широкой амплитудой – то до упора насаживалась, то почти до самой залупы съезжала – заскользила на длинном тостом вертеле комиссара Жува.
Аполлон с завистью смотрел, как плотно ходит в ней этот чёртов вертел – внедряясь, увлекает за собой окрестную плоть вместе с волосами; высовываясь, выворачивает наружу набухшую розовую окантовку. Видно было, как сжимается и расслабляется в такт этим движениям аккуратное маленькое тёмное соцветие заднего прохода. «Доктор» уже знал, что у Клавы это одно из наичувствительнейших мест. Подожди, комиссар, наша штуковина, хоть и не такая большая, зато мы знаем, куда её лучше всунуть.
Аполлон собрал во рту побольше слюны, притормозил Клавины движения прикосновением руки – она, предчувствуя новую душещипательную Аполлонову выдумку, с готовностью повиновалась – и, наклонившись к самой промежности, выпустил изо рта большую пенистую липкую каплю в самый центр соблазнительно набухшего ануса.
Клава, почувствовав тёплую жидкость на одном из своих сверхчувствительных элементов, оттопырила попу вверх, насколько только могла. Что это был за вид! Ни в сказке сказать, ни пером описать! Просто фантастика!
Аполлон опустился на одно колено у бедра комиссара, окунул в расползшуюся каплю головку своего колом торчащего хуя, взял его в руку, и, делая колебательные движения, стал медленно вдавливаться в Клавочкино заднепроходное отверстие, с трудом преодолевая давление находящегося в соседнем отверстии огромного члена жениха.
Клава замерла и застонала, ощущая болезненное, но безумно сладкое, внедрение в себя второго вертела.
Введя хуй до половины, Аполлон немного вынул его, наблюдая, как обволакивает его багровое тело нежно-розовый валик, и снова стал всовывать, пока он полностью не скрылся в попке Клавы.
Аполлону нравилось заниматься любовью с женщинами в задний проход. Если диапазон размеров влагалищ довольно широк, то задний проход у женщины даже с самой просторной пиздой, где мог затеряться при её возбуждении самый толстый пенис, всегда будет плотно облегать даже самый маленький член, обеспечивая самый тесный чувственный контакт. Главное, конечно, чтобы самой женщине это тоже нравилось. А сама стыдность, или даже постыдность, роль изгоя этой, в общем-то, ничем не хуже других, части женского организма придают особую остроту ощущениям. Кроме того, нет никаких проблем с предохранением. К тому же у некоторых женщин там очень сильная эрогенная зона, и они могут достигнуть оргазма даже без дополнительной стимуляции клитора. И Клавин случай, как выяснялось, – как раз именно этот самый.
Уже с самого начала внедрения Аполлон почувствовал своим членом за тонкими стенками в соседнем отверстии Клавы толстый и твёрдый как камень хуй комиссара Жува, который поначалу даже препятствовал проникновению в Клаву второго источника вожделения. Интересно, а что там думает комиссар? Наверно, что Клава вот-вот обкакается… Как бы то ни было, а такое соседство Аполлону было неприятно, но эту неприязнь компенсировало осознание того, что Клавочке-то, наверняка, ой как по нутру ощущать в своём нутре сразу двух мужиков.
И это предположение не замедлило подтвердиться. Клава с громкими стонами вновь энергично заработала попой, извиваясь всем телом сразу на двух вертелах. Причём Аполлон с удовлетворением отметил, что она всё больше и сильнее поддаёт вверх.
Постепенно стоны Клавы превратились во всхлипывания, затем в громкие счастливые рыдания, и, наконец, смешались со стонами двух не помнящих себя мужиков.
Кульминация наступила почти одновременно у всех троих. Клава неистово забилась, заизвивалась на двух мощных шампурах, насадившись на них со всей силой, какая в ней только была, и, продолжая рыдать, приговаривала:
– Ванюша… миленький… Аполлоша… родненький… Вы… бесподобны… О-о-о…
Придя в себя, и увидев, что его возлюбленная рыдает не его мохнатой груди, комиссар Жув не на шутку обеспокоился:
– Клавочка, лапонька, кто тебя обидел?
Видя, что «пациент» стал соображать, и настроен весьма решительно, «доктор» поспешил вынуть свой обмякший инструмент из ануса Клавы и натянуть штаны. И, отдышавшись, заявил:
– Не беспокойтесь, молодой человек, у вашей невесты это такое, несколько необычное, проявление оргазма. Вам повезло – это признак очень чувствительной натуры. Вы должны её беречь и стараться удовлетворять все её сексуальные прихоти, какими бы невероятными они вам ни показались. Видите, как она ранима?
– Вижу, – заботливо отозвался снизу, из-под распущенных волос Клавы, комиссар. – Я буду о ней заботиться…
– Правильно! Вы были просто великолепны! Так удовлетворить женщину иногда не под силу даже нескольким мужчинам. Вы же с честью справились с этой задачей один. Поздравляю!
– Спасибо, – поблагодарил комиссар, выглядывая из-под притихшей в своём вожделении Клавы, и тут же спросил: – А скажите, доктор – он вдруг запнулся, но тут же собрался с духом – а по-собачьи можно?
– Даже нужно, – ответил Аполлон, и, облегчённо вздохнув, добавил: – Как сказала великая Овцина: omne vivum ex ovo*.
* Всё живое – из яйца (лат.)
Страница автора: www.stihija.ru/author/?Евгений~Кабанов Подписка на новые произведения автора >>> |
