(в трёх частях)
I
Как обычно, собираясь в дорогу, я надел свои голубенькие летние джинсы потому, что грязные чёрные нужно было постирать, а без штанов было бы наверное холодно––как-никак около нуля по Цельсию было. В Ё-бург доехали без приключений, по дороге затариваясь продуктами диетического питания; Кольцово раскрыло свои гостеприимные ПЛАТНЫЕ объятия. Вообще, это, конечно, бычий прикол––просто так обнести площадку для автотранспорта и собирать дань, не охраняя и не оказывая больше никаких услуг. На хера нужна такая полезная вещь???
До самолёта мы дожили практически на одном дыхании. В Ё-бурге, между прочим, ловится «Наше радио»; пел, по-моему, «Иван-Кайф», и ещё, наверное, что-то. Прошли, как водится, таможенный досмотр, уложившись в два часа каким-то чудом––у нас в России любая тягомотина основательна. Я, как бывший металлюга, гордо звенел всевозможными железяками в раме металлоискателя. Меня там почти раздели, но мне было нисколько не стыдно потому, что я отморозок. Я нагло выкладывал на панель металлоискателя ножи, цепочки, ключи и разные пряжки, скрепки, кнопки. Контролёра в конце концов это всё настолько подзадрочило, что он взял ручную рамку и просто обвёл меня, чтобы убедиться, что оружия у меня нет.
Подали автобус, мы забились туда (все триста человек). Как оказалось, очень зря. В смысле зря все-то, потому что через полминуты подошли ещё три автобуса. Но мне вылазить было уже в падлу. На улице был недетский холод, проще говоря, ебаный колотун. Мы дружным табуном ломанулись к трапам самолёта, когда автобусы подъехали к месту выгрузки. Давка стояла как на рынке; люди правда не матерились, но это всё было от холода––из-за него, заразы, даже губы не шевелились. Но, чёрт с ним, проникли мы в салон, где тепло и уютно. Нашли свой ряд, свои кресла. Как я и предполагал, моё кресло было около окошка; в секции было три кресла––на одно( то самое, где рядышком окошко), упал я, в немыслимом прыжке через два ряда обогнав всевозможных конкурентов, наподобие мамы, в соседнее, естественно, села не успевшая мама. Я долго думал и гадал, кто же займёт третье оставшееся кресло. Воображение рисовало мне длинноногую блондинку, ранимую и одинокую, с которой я познакомлюсь ещё в самолёте, и уже на курорте буду пользоваться правами соседа по креслу в перелёте ( права, рисуемые мне воображением были столь широки, что не было даже необходимости знакомиться с арабками). Пока я фантазировал, я почти заснул. В это время кресло заняли… Внучка с бабушкой. Бабушка была в соседней секции этого ряда, а внучке было около двенадцати лет от роду. Она была со всякими прибамбасами и не знала, чем бы ей заняться. Томная малолетка. После этого я сразу потерял интерес к перелёту и мне оставалось только выглядывать в окно. Была жуткая ночь––ни хуя видно в окно не было; но я же, блядь, упрямый––вопрос, блядь, принципа сидеть и смотреть в иллюминатор. С самого начала выяснилось, что нас наебали––на самом деле перелёт длится не обещанных четыре часа, а шесть с половиной. «Граждане пассажиры! Наши самолёты оснащены самым современным оборудованием, поэтому вероятность авиакатастрофы практически отсутствует. Но на всякий случай запомните правила пользования спасательными жилетами!» Несколько раз мы круто поворачивали, я даже вообще подумал, что мы по кругу летаем. Но когда рассвело (а на высоте десяти тысяч метров рассвет видно раньше; кроме того, мы двигались навстречу солнцу), я увидел под собой пески Великого материка. Местами попадались неровности пирамидальной формы. Но поскольку было бы явной натяжкой полагать, что это, собственно, и есть пресловутые пирамиды, я начал искать более рациональные объяснения. В конце концов сошёлся сам с собой на мысли, что это––барханы. Знал бы я тогда, какой высоты эти «барханы»! Видел ведь, что на них перистые облака наматываются, думал––обман зрения. К земле экипаж ушёл красиво и технично––все хлопали в ладоши, как и принято: «Спасибо, уважаемые, что посадили живыми!». Боятся всё-таки люди неба.
Встречайте нас, арабы! Мы прилетели!..
II
22 четверг––обустройство
Всё началось собственно этим августовским четвергом 2003 года. Я наконец-то познал, что такое Египет. ЕГИПЕТ! Первое моё дальнее зарубежье. Первое, что я почувствовал, выйдя по трапу самолёта на улицу––жара. Причём перепад с уральским холодом Е-бурга был таким ощутимым, что я сразу вспотел. В аэропорту меня позабавило, как люди покупают спиртные напитки. Это единственное место, где можно взять огненную воду неегипетского производства––дьюти-фри аэропорта. Если, к тому же, учесть, что местные алкогольные напитки хуёвые-прехуёвые, можно понять, почему россияне тарились поголовно. Ещё мне очень понравились таможенники. Меня на выходе впервые досматривал полунегр. Вернее, тогда я вообще посчитал, что это полный негр, и только то, что все вокруг говорили про каких-то там арабов, не дало мне расслабиться. Я крутил башней и высматривал повсюду этих самых арабов. Оказалось, зря. Зря искал, я их уже увидел. Полчаса традиционных забегов по дьюти-фри––и вот, мы готовы, топтать древние пески Великого континента (в аэропорту пол из бетона или какой-то подобной хуйни и за тем, чтобы песок отсутствовал, тщательно следят). Мы вышли, потоптали пески около пяти минут и так…запарились, короче, что уже не хотели отдыхать. По счастью подошли автобусы (не настоящие, а микро),в кондиционированный холодок которых мы и запрыгнули. Гидов-арабов мы повстречали ещё до этого, и теперь они тоже залезли с нами. Всю дорогу (около часа, наверное) гид в моём автобусе бормотал малоинтересную херню на малопонятном русском. Никто его не слушал, все батонили с дорожки, ждали приезда.
Наконец-то добрались до отеля. Я думал, полчаса обустройства, и я, обмывшись в душе, вздремну, может даже подрочить успею (чем чёрт не шутит). Оказалось, нет. По приезду нас обморозили в холле отеля (около рецепции). Там мы ждали, пока нас разбросают по номерам, все перезнакомились, перепили все местные безалкогольные коктейли––время алкогольных ещё не пришло. Через почти час нас всех собрали в не очень большом зале и начали рассказывать про какие-то экскурсии. Я не был знаком тогда с мировой практикой сервисных услуг, поэтому сидел и не слушал их рассказы и заманухи. Я ждал, когда же это наконец закончится. Подрочить у меня уже времени не оставалось; поскольку я твёрдо решил, что душ обязателен, а выбор был между душем и сном, минуты моего драгоценного сна убывали с завидной периодичностью, пока продолжали распинаться русскоязычные арабы, рекламирующие непонятную мне хуйню. Маман в этом вопросе была весьма и весьма грамотная, поэтому она сорвалась куда-то что-то выбирать, а я остался на стуле. Я почти заснул, даже в полусне не понимая, где она бегает так долго––мама их тоже не слушала––как вдруг она вернулась и сказала, что сейчас поедем расселяться по номерам. Я понимал, что эта херь продлится ещё около получаса, но был рад уже тому, что мы завязали с выбором экскурсий. Что мы, кстати, выбрали? Я заглянул в бумагу. У матери оказалось две или три самых интересных, а у меня все. Мотивировалось это тем, что в очень жарком Египте очень хорошо лежать на берегу Красного моря в шезлонге, но очень стрёмно ползать через всю Сахару по достопримечательным памятникам навсегда ушедших в прошлое фараоновых деяний. Мне же как публицисту будет нелишне изучить максимально возможное количество Египта. Спорить было бесполезно, да и поздно уже, поэтому я, удручённо вздохнув, поднял тяжёлые сумки и попёрся осматривать бунгало.
Тут надо сделать лирическое отступление. Поскольку перелёт был беспосадочным, я был одет так же как в Ё-бурге, и максимум того, что мог––снять свитер. Поэтому, мотаясь за хитрым арабским гидом в лёгонькой летней одежде по всей усадьбе, пока он расселял в порядке очереди народ ( а наша хатка была последней), я не только заебался, но и вспотел как вонючая кляча в конце забега по ипподрому.
Вот наконец и наше, самое ближнее к пляжу (хотя до него ещё метров двести через пальмовый парк) бунгало. Всё, хватит! Сумки, бля, на пол и в душ. Пять минут прохладной воды––кайф! Жить можно заново! Отдых начался.
23 пятница––отдых
Проснулся я рано утром свежим и отдохнувшим, довольным солнцем и доносящимися с улицы звуками. Но всё таки, не сам. Меня разбудили. Какое-то хуило арабской наружности входило в наше бунгало. Я сначала хотел по привычке метнуть в него нож, но через секунду вспомнил, что я отдыхаю в цивилизованной стране, в Африке, и ножа у меня нет. Я прикинул габариты араба и свои (он был невелик, я тоже, но тогда ещё активно занимался спортом), подумал, что если чё, я его и так сделаю и стал прикидываться спящим. Сам же наблюдал за «мавром». «Мавр» проскользнул к нам в ванную комнату, и спи… похитил оттуда казённые полотенца. Вот скотина, подумал я, но вставать из-за полотенец было в ломы. Или какое-то внутреннее чутьё удержало. Хорошо, что удержало, я же мог попытаться его остановить, и тогда наверняка сломал бы ему руку. А через пару минут парняга уже вернулся и принёс сложенные, совсем новые, гостиничные полотенца. Для меня, тупого российского провинциала, это же было слегка дико. Чуть позже я рассказал об этом мамане, она смеялась надо мной так, что чуть не испугала идущих с утреца искупнуться немцев.
Ещё я осмотрел пол бунгало. Никакие насекомые почему-то не заползли. За год до этого я отдыхал на российском юге, так вот там никаких проблем с этим не было––и кузнечики, и крытники, и сороконожки. Кто хочешь, на любой выбор, на любой вкус.
Тогда я вышел на улицу и уселся в одно из плетёных кресел; поскольку в бунгало нет балкона или веранды, там просто около входа стоят два кресла и столик. На столике я расставил какую-то холодную газировку, извлечённую…из холодильника что ли? Уже не помню. И стал смотреть на пальмовый парк. Это экзотическое зрелище, и мне бы даже понравилось, если бы не одно «но». Когда я только приехал, я подумал, почему это в уважающих себя отелях, где собираются туристы со всего мира, воняет голубиным помётом. Причём, даже голубей нигде не видно. Потом я подумал, что бедные арабы не особо виноваты и в их климате помёт быстрее доходит до состояния «пиздец как пахнет». Но в конце концов сам для себя решил, что это вообще может пахнуть водорослями с моря. Эмпирический же опыт уже на второй день обосновал мне неправильность моих изначальных рассуждений. «Благоухал» пальмовый парк. Это был его нормальный запах. К концу отпуска я к нему уже привык, но, правда, твёрдо знал, что теперь уж точно никогда не посажу дома пальму. А вот врагам насажу пальмы по всему периметру комнаты.
Потом был завтрак, а так как планов у меня специальных никаких не было, я взял полотенце и попиздил на пляж. Там я нехуёво сгорел за один день, и всё это при том, что делал перерывы на обед, сон.час, шляние по отелю и знакомство с его обитателями. Видел, кстати местных девушек за обедом. Молодые, лет по двадцать, но уже такие полные! Да и неудивительно, я посмотрел, как они едят за обедом––они собирают на поднос гору булочек, она даже не держится на подносе; мне столько не съесть и за два полных дня. Шведский стол, фрукты-овощи, рыба-мясо, каша. Но нет, они неизменно выбирают мучное, да ещё в таких количествах. После этого я потерял интерес к египетским арабкам.
Видел я и немцев. Ну и немок, конечно, тоже. Мне они не понравились, угловатые, непропорциональные. Короче, оставалось мне только любоваться русскими, которые со мной приехали. Я уже к вечеру положил глаз на двух молоденьких екатеринбургских паспортисток, с которыми меня познакомили Саша с Наташей. Вшестером мы пробухали запасённую Саней огненную воду до десяти вечера, потом люди стали ссылаться на проблемы акклиматизации и рассасываться по номерам. Я тоже пошёл готовить крема-мази и подобную хуйню. Мне завтра предстоял дайвинг.
24 суббота––дайвинг
Дайвинг. Красное море солёное, аж глаза режет, когда против волны гребёшь. Прозрачное, аж дно видно, как будто оно рядом. Но оно не рядом. Красное море глубокое, просто чистое. Это море я и решил покорять.
Подводные прыжки с парашютом, как я иногда называю дайвинг, это не забава для туристов на самом деле. Это тяжкий труд. Это нагрузка и целый вагон специальных знаний. Но для «туриков» есть упрощенный вариант––погружение в безопасных, но заманчиво красивых местах, на безопасные глубины и безопасное время, с опытным инструктором. Действительно, если страна живёт за счёт туризма, глупо и непрактично не использовать внутренности Красного моря для получения навара.
Нас вывезли на хуеву кучу километров от основного берега. В воде ярко-голубого цвета, попадались красновато-сиреневые, а то и тёмно-фиолетовые большие участки воды. Я так и не понял, что это было––то ли титанические колонии водорослей, то ли глубокие участки дна. Ну а спросить было не у кого, никто из экипажа по-русски не говорил, только на нехорошем английском. Я говорил по-английски тоже нехорошо, но у меня «акцент» был другим и моя твоя не понимала. Когда дошло до погружения, я нарядился в комбинезон и ждал своего инструктора, остальные, трусливые шакалы, переживали и мандражировали. Погружение видимо должно было быть приближено к одновременному. Я с ненавистью смотрел на них и молча ждал.
Наконец-то вода! Как и принято на туристических аттракционах, маска немного пропускала воду. Да и хрен с ней, с маской! Уши поначалу закладывало, хотя глубина невелика. Но как красиво! Как круто! Люди! Если у вас есть возможность дайвить в Красном море, обязательно пользуйтесь ей. Думаю, не пожалеете. Как там у Лукьяненко? «Глубина, Глубина, я не твой. Отпусти меня, Глубина». Всплески волн, бьющих в стекло маски; пора выбираться. Погружений было три, в разных местах, на разную глубину, от пяти до двенадцати метров, с фотографированием, что мне больше всего понравилось––моя мыльница хуй бы меня щёлкнула в воде. Потом все купались так просто, без аквалангов. Прикольно же поплавать в открытом море, где под тобой не прибрежные мели а океанские практически глубины. Нас накормили охуенным рыбным обедом.
На фотографиях через несколько дней я себя узнал сразу по выпученным глазам и извивающимся в воде как водоросли волосам.
25 воскресение––отдых
Кратко о действующих персонажах сегодняшнего дня. Хотя они такие же как всегда.
1)Я. Не обсуждаюсь. Ничего о себе сказать не могу. Со стороны виднее.
2)Мама. Поехала со мной, но в принципе отдыхала отдельно. Работает в сфере туристических услуг населению, сама объездила хуеву кучу мест, поэтому была моим личным гидом; я же дереволаз неграмотный, для моего самостоятельного понимания всё это недоступно, но я этого не стесняюсь.
3)Александр Шукшин. Больше известен как Саша с Уралмаша. Взрослый мужик, ему что-то в районе сороковки по-моему. Он предусмотрительно запасся водкой, он весёлый и умеет быть душой компании. Забросивший спорт, но имеющий к нему неплохие задатки. А работал он где-то на телевидении юристом.
4)Наташа, фамилии не помню, но тоже какая-то простая. Тоже с Ё-бурга. Работает менеджером по рекламе где-то на радио. Приехала одна, но в отличие от Саши, который жил один в номере (тоже типа бунгало), её соседкой была Элла, за которой зацепилось прозвище Эллочка-людоедочка. Как-то они с ней не ладили, не совпадали биологическими ритмами или чё-то там ещё; короче, Наталья скоро перебралась к Саше. Ну и барабан им на шею.
5)Ира Некрасова и Оксана (фамилии так и не сказала). Это те самые две инспектрисы (инспектора женского пола) паспортно-визового управления г. Екатеринбурга, что на Крылова, 2. Они приехали вместе. Я их называл Барби. В номере тоже жили вдвоём в основном, многоэтажном массиве здания, ну и везде ходили тоже вдвоём, все экскурсии посещали вместе, пляж. Хотя, как я понял, в конторе они особо не дружили. А после этой поездки, естественно, стали дружить больше. Они редко участвовали в наших (читай––в моих) прогулках, посещениях баров и т.д., но иногда мне всё же удавалось уговорить их на что-нибудь. Ну и на некоторые экскурсии мы съездили вместе.
Ну а день в принципе был обычный. Обычный египетский день, начавшийся с ебучих попрошаек чаевых и продолжившийся пляжем. У меня тогда ещё была крепкая фигура без миллиграмма лишнего жира, и даже верблюды с завистью смотрели на моё красивое тело. Я, правда, на них хуй забил и резвился в воде. Там на расстоянии скольки-то (около двадцати) метров от берега положили на воду понтон и зацепили его за дно. Он был нужен, чтобы с него нырять, но некоторые на нём загорали. Мы с Сашей прыгали и скакали, как морские коньки, познакомились там с какими-то питерцами, потолкали в воду каких-то немцев, после чего вышли сохнуть на пляжу. А песке там почему-то никто не валяется, общеприняты шезлонги. Я тоже вставился в свободный шезлонг и расслабился. Я не курил. Взял бутылочку напитка. Меня сразу, как только я приехал, поразила египетская метрика. Например бутылочка (каждая) была объёмом 191, 7 миллилитра ( я могу уже по прошествии стольких лет ошибаться в цифрах, но что-то такое же несуразное), причём выставлено не в национальных единицах измерения, а именно в «мл». когда я зашёл в тренажёрный зал, первое, что мне бросилось в глаза, блины с такой же несуразной массой в килограммах, то ли 11, 2, то ли чё-то такое. Это как же тебе продолжать тренировки, если ты всю жизнь хуярил в десятеричной системе?
День пролазали по магазинам, ни хуя не купили, приценивались. Вечером пошли по кабакам. Вернее по кафешкам. Наткнулись на кальяны с ароматическим табаком . Дунули––не вставляет. Но всё равно прикольно.
26 понедельник––Каир
Подъём раньше шести часов. Помокав ебало в ледяную воду, я как зомби вышел в холл. Там таких зомби как я было не так-то и много, хотя, Барби, кстати, тоже поехали. Нам вручили по сух.паю, мы погрузились в автобус европейского класса. Пока мы катались по отелям, подбирая остальных «экскурсантов», а к нам автобус заехал в первую очередь, поэтому мы имели возможность выбирать сиденья, я вертел башкой и изучал Хургаду. Но вскоре мы выехали в пустыню. Шесть часов дороги. На самолёте за это время домой, в Россию, можно было вернуться. Все, как и я, не стали мудрить, перегружать свою психику картинами асфальтированной дороги среди пустынных песков. Все дружно улеглись спать. Я тоже спал, периодически открывая глаза и вскрикивая: «Клёво!», увидев вокруг очередную тысячу тонн песка. В это время по телевизору крутили фильм «Бриллиантовая рука» несколько раз подряд.
В самом Каире нас покатали по городу––в натуре город контрастов. На заднем дворе бизнес-билдингов в двадцать четыре этажа сине-зеркального стекла могут стоять такие халупы. Но все халупы––без стёкол, потрескавшиеся––несколькоэтажные. Нам объяснили, что это––частная собственность какой-то семьи. То есть живут муж с женой в одноэтажной хибаре и живут с ними дети. Но вот сын повзрослел, женился. Он не будет жить с ними, нет. Он строит себе отдельный этаж с отдельным входом. И так у большого клана может быть по пять этажей, по шесть. Но им хорошо, у них тепло и строительство не имеет обязательности быть капитальным.
Потом нас привезли на парфюмерную фабрику, где стали рассказывать, что всё что продают вокруг––ненастоящее, а вот у них в магазине––истинное, и сегодня, так и быть, они сделают босячий жест––продадут каждому из нас со скидкой. Девки неожиданно быстро повелись на эту мульку и стали расхватывать всё подряд. Я сидел в мягком кресле и веселился, выпил в халяву три кружки красного чая, а потом, когда разукрашенная водичка с запахом спирта разошлась по рукам за бешеные бабки, мы поехали смотреть на пирамиды.
Это недалеко от Каира. Первое, что я ощутил в Гизе––жара. Беспредельная, она была гораздо сильнее, чем в городе. Настоящее горячее дыхание пустыни. Я фотографировался на фоне пирамид, которые, кстати оказались не гладкими снаружи, как я думал, а «из кубиков». Я решил сфоткаться на пирамиде, раз уж по ней так легко забраться. Они огорожены верёвочным парапетом. Парапет меня не остановил, бегущий в мою сторону охранник тоже; когда он подбежал, я был уже на высоте метров пятнадцати. Выше не полез, справедливо полагая, что в кадре выйду мелким. Тогда ведь не было у меня ещё всяких «цифер с зумом». Потом спустился, объяснил арабскому менту, что не хотел никакого теракта и пошёл в гробницу Хеопса. Есть в пирамиде Хеопса такая дыра куда пускают за деньги туристов, только с камерой туда почему-то нельзя, с фотоаппаратом можно. Странно?
Когда я начал спускаться по метровой высоты и полуметровой ширины лазу, я думал задохнусь. Куча народу, ни капли воздуха. Пройдя пятьдесят наклонных метров, я оказался в крохотной комнатушке, где кроме меня было уже несколько человек. Основное ощущение––духота, футболка сразу намертво прилипла к телу. Казалось, что влага каплями висела в воздухе и не падала. Я залез в сам гроб, меня сфотографировали, после чего я выбросился наружу, одолев пятьдесят наклонных метров (уже вверх) за рекордное время. И хотя на улице температура далеко перешкаливала за тридцатку, я ощутил прохладу; сразу стало легче, сразу высохла одежда.
Вокруг тоже продавали бездарные безделушки, как и в Хургаде, только ещё дороже. Так навязчиво бегали следом, упрашивали. «Самим жрать неча!»––рявкнул Саша. «Лавэ нанэ»––добавил я. Когда мы ехали обратно, уже стемнело. Автобус остановился, чтобы все размялись, или, если есть романтики, сходили поссать в пустыню. Я вышел на улицу…благодать. Тепло, но не жарко, ветерок. Огромное––до самых горизонтов, а это слава богу тридцать километров––небо. Близкие незнакомые звёзды и нет луны. Я Египет полюбил за ночь.
27вторник––сафари
Это мероприятие послеобеденное. Около четырёх часов нас погрузили в джип и вывезли… за город хотел сказать. За город––это мягко сказано. Нас утащили в пустыню. Вдоль красного моря, отгораживая пески от воды, тянется длинная базальтовая гряда, которая называется Красноморские горы. Базальт––твёрдая плотная порода. У неё острые края-грани. Я, например, запнулся, ударился руками о базальтовый булыжник и разрезал руку. Вот в эти горы нас увезли, чтобы познакомить с бедуинским бытом. Мы заехали в крохотную деревню, состоящую из одного Г-образного навеса шириной метра четыре и общей длиной около сорока метров. В одной части навеса жили люди, в другой––скот, в третьей были закрома. Вот и всё, что надо людям. Ну и ещё там был запаркован джип вождя племени. Там нас накормили местной едой, потанцевали местные танцы, впарили по местной безделушке за местные же египетские бабки и покатали на верблюдах. После я побродил по горам, фотографировался, лазал по скалам, чуть не провалился в колодец, где умер бы от жажды, потому что вода оттуда давно ушла. Вечером мы отрывались посреди пустыни, устроив дискотеку по-бедуински. Я конечно не мог не забраться на высокую гору «для кадра». Почему-то все смотрели с ужасом, там и высота-то была метров семнадцать-восемнадцать, по-моему. Из местных безделушек я приобрёл клык верблюда. Блядь, если бы я знал, что у них такие клыки, я бы к ним близко не подходил! С мой палец, причём не самый маленький; и такой же толщины. Зачем «кораблю пустыни», который ест только колючки, такие зубы? Короче, этот клык у меня жил на шее, как у Маугли, года три, а потом начал крошиться и буквально за полгода рассыпался до основания. Расслоился. Но это уже лирические отступления к самому Египту отношения не имеющие.
Короче, обратно лихачили через горы и пески уже по темноте. Было, как в песне, весело и страшно.
28среда––отдых
Накупавшись в море красном, которое на самом деле сине-голубое, назагорав на песке золотистом, который на самом деле коричневый и горячий, мы попёрлись по магазинам. Ну а магазины эти самые, надо сказать, расставлены плотняком вдоль обеих сторон улицы во всех местах, куда не успели воткнуться отели. Они у египтян вообще своеобразные. Среднестатистический магазин––комната различной величины, где вдоль стен и посередине на полу стоят товары. На полках. Кучей. Без ценников. Без витрин. Где-то между ними ходит торговец, естественно не способный уследить за всем магазином сразу. При вопросе «Хау Мач?» он заламывает астрономические цены. Я сначала охуевал, потом выяснялось, что тут обязательно надо торговаться. Иначе торгаши обижаются, видимо, им неприятно, если их не наебали. Я прошёл хренову кучу магазинов и убедился, что и тут, как во всех нормальных странах, во всех магазинах всё одно и то же и за одну цену. Видимо, они так часто наудачу натыканы––кому больше повезёт (если к нему зайдут); а может, кто лучше торгуется, тому и везёт. Но судя по довольным ебальникам продавцов-владельцев дела у них всех идут одинаково нехуёво. Все они, кстати, знают по десять-пятнадцать самых расхожих фраз на всех основных туристических языках, а это без малого английский, немецкий, французский, русский, украинский, японский, ну и наверняка ещё несколько других. Так что, профессия у них непростая. Ну и наверное, несколько убыточная, когда по магазам шарятся славянские турики. Потому, что после первого часа ходьбы по разным магазинам я охуел от лёгкости доступа к товару, аж руки жгло. Мы шли втроём––я, Наташа и Саша. В одном из лотков Саша наконец-то нашёл футболку своего размера с надписью «FBI» (как выяснилось из расшифровки внизу футболки, на самом деле аббревиатура означала “family body inspection”). Пока он её мерил её––почему-то в то лето таковые футболки стали модными на Урале––договаривался о цене, вполовину меньше той, что запросил продавец (продавец при озвучивании новой цены готов был разреветься, но волевым усилием взял себя в кулак), я взял нож для бумаги с рисунками в древнеегипетском стиле, который почему-то продавался вместе с одеждой. Так я и стоял около минуты посреди магазина с ножом в руке, раздумывая––спиздить или нет––и мучаясь; в это время подошла Наталья, которой надоело рассматривать футболку; я показал ей нож и, видимо, в моих глазах прятались вопросительные знаки, потому что она усмехнулась и сказала: «Ну чё стоишь? Прячь!». Я спрятал. И всё. После этого шлюзы были открыты и я ходил по магазинам, отрабатывая оттуда мелкие безделушки и фотоплёнку. Если кого-то интересует судьбы того ножа для бумаги, то я его приклеил за ножны на двусторонний скотч к рабочему столу в кабинете. А через год подарил своему знакомому, по прозвищу Тигра.
Торговцев полно было и просто на улице. Например, часы продавали. Проходишь мимо, а они тебе по-русски: «Привет! Как деля?». И не дай бог, хоть на секунду замедлить шаг. Замедлил шаг––значит заинтересовался. Они начинают липнуть, выстреливая за максимально короткое время все известные им слова и фразы на русском, в том числе и никак не связанные с торговлей, например услышанные где-то «Маша с Уралмаша» и «Место женщины на кухне» и под шумок втюхивают тебе часы, крича: «Ролекс! Ролекс!». Выуживают они этот «роллекс» горстями из коробок с половину моего роста. И загоняют за полтора-два бакса. Самая цена для культовых швейцарских часов.
Кроме магазинов и часоторговцев есть ещё фруктовики и столбы с телефонными трубками. Но о них рассказывать нечего.
29четверг––Луксор
В Луксор, сердце Египта, мы сорвались тоже весьма и весьма рано. Я вообще регулярно не высыпался за границей. Как всегда народу был полный автобус и все дрыхли. Чего её смотреть, эту пустыню. Гид нам попутно рассказал, что Луксор––самое сердце Сахары и что там вся вода––это то, что есть в Ниле. Иных мест якобы…ну только искусственные водоёмы, сделанные древними египтянами, которые от жары даже не цветут; а дождя там якобы не было уже около четырёх тысяч лет. Насчёт четырёх тысяч он, по-моему, спиздел, но всё равно страшно. А жара и впрямь вырастала в геометрической прогрессии вместе с высотой солнечного диска. Когда мы выгрузились из автобуса в храмовом комплексе, дышать было как в сауне нечем, сухой кислород просто воспламенялся на лету. Мы попёрлись по храму, сначала с гидом, но он так нудно бубнил по-полуарабски, что я в конце концов отвалился от команды и начал фотографироваться на фоне различных творений древнего скульптуризма со всякими письменами и без оных. На фоне искусственной лужи (как раз одной из немногих в пустыне) и застывших львов (то ли сфинксов, не сумевших разгадать собственные загадки). На фоне колонн необычайного размера. На фоне старушки в крикливо-весёлой майке, загадочно и полу-беззубо улыбающейся… Стоп! А нахер мне этот фон со старушкой? Но поздняки, и «мыльница» натужно перемотала двадцать восьмой кадр. Несколько раз я просил, чтобы меня сфотографировал кто-нибудь из нерусских туристов, причём изъяснение с ними––это отдельная история, и для его передачи нужен отдельный опус. Вкратце: больше было размахиваний руками и мимики, чем кратких и ёмко-информативных слов на качественном английском, но всё же… Текст тоже проскакивал, хотя чаще это были российские нецензурные слова и выражения.
Потом нас посадили в автобус и отвезли к какому-то музею, который, как нам сообщили, всё равно не работает. Короче, нам дали возможность пофотографироваться у закрытых металлических ворот (опять же на фоне полу-беззубых старушек в крикливых майках, потому что они приехали чуть раньше и оторвать их от ворот было уже нереально). Я даже не стал доставать фотоаппарат––заебали меня уже эти старухи непонятных национальностей, которые всюду суют свой нос, свои обвислые сиськи, свои морщинистые пальцы, своё всё.
…Жара…
Духота вокруг. Горячее дыхание Сахары дотягивается до самой кромки воды Нила. Но воду нагреть не может––она прохладная и приятная. И не цветёт. Что за живучая река? В таких условиях сохранить такую ширину и полноводность! А ведь она течёт ещё с юга, через Судан, где летом, говорят, плюс пятьдесят. Нам предстоял следующий аттракцион––катание на лодке. Как называется египетская лодка я сейчас уже, хоть убей, хуй вспомню. Но плавает она точно также как наши крупные моторки. Она длинная, вытянутая, с навесом (иначе можно было бы сдохнуть). С моторчиком, естественно, сейчас, в наше время технических новинок, попробуй, найди айболов, желающих грести руками в такую погоду. Выкатились мы на середину и стали держать путь на солнце. Я рассматривал воду и в общем-то, ничего особенного в ней не увидел. Вода, как вода; река, как река; как Тура, только немного шире. Если бы не одно маленькое «но»: температура воздуха вокруг в районе сороковки и находится в таком состоянии уже давно и непрерывно. У Нила даже притоков естественных я не нашёл в тех местах (ни в справочниках ни при опросе местного населения), только арыки тинанических размеров и чудовищной разветвлённости. Но все они кончались задолго до начала храмовых комплексов. Нил это жизнь, это плодородие, ну и всякая подобная хуйня.
Несколько фоток я сделал и на мосту через Нил. На память и на всякий случай. Обратно все ехали утомлённые жизнью в сердце Африки (пусть это был только один день жизни). Всё та же «Бриллиантовая рука» несколько раз подряд, я её насмотрелся на всю жизнь. Всё те же остановки в пустыне––пописать и покакать. Тишина. Суховеи. Кое-где КПП и арабы с автоматами. Это посреди пустыни-то. Своеобразная культура эти арабы.
30пятница––1000+1 ночь
В утреннее время ничего особенного не было, все развлекательные мероприятия были запланированы на вечер. В частности, планировался вечер национальных танцев и постановок, который почему-то назывался багдадским словосочетанием «тысяча и одна ночь». Повезли нас на эту ночь ещё днём. У них целый комплекс есть развлекательный, так и называется «Дворец Тысячи и одной Ночи». Это хорошее место, чтобы нащёлкаться из фотоаппарата, и пока было светло, я стал пользоваться моментом. Убивал бездарно кадр за кадром, а пользы и морального удовлетворения это не приносило. Когда начало темнеть, шоу началось. Нас согнали всех на одну большую арену типа «стадион» и стали показывать всякие развлекухи. У мамика была температура, и она особо не смотрела; мне же было интересно с чисто исследовательской точки зрения. Щенячьего восторга это всё не вызывало, я не брызгал эмоциями и не вопил от радости. Фотографировать, насколько я помню, тоже не стал, и это было связано с темнотой и быстрым движением «мишеней» по арене цирка. Но всё таки несколько кадров, видимо, успело прошмыгнуть потому что уже дома, проявив плёнку, я имел возможность наблюдать небольшое количество смазанных и малопонятных квадратиков как раз сразу за фотками на фоне «Дворца тысячи и одной ночи». Была там, кстати и фотография, где я обнимаю за жопу какую-то ненастоящую мадам, торчащую как пугало на шесте на высоте сантиметров шестидесяти от асфальта. Всё это продолжалось приблизительно до часу ночи, а может чуть меньше, после чего нас стали сгружать обратно в автобус. Приехав домой я, насколько помню, сразу лёг спать. На том вечер тысячи и одной волшебной ночи закончился и ни хуя особенного в нём не было.
31суббота––отдых
Я проснулся засветло, попил очищенной водички и решил: «А не написать ли мне стихотворение?». Конечно да! И я, вдохновлённый творческим порывом, выскочил на веранду, уселся в плетёное кресло, сбросав ноги на стол. И начал… И кончил, как говорится. Через семь минут и четыре строчки жара и лень, как неотъемлемая часть моего самосознания поставили вопрос ребром: «А на хуя тебе это надо?». Да и стихи получались холодные («Спой мне, мороз», если кто читал).
Поэтому я решил купаться. Пошёл в бунгало, где вовсю молотил кондюк, взял все необходимые причиндалы, включая отельное белое полотенце (хотя арабы говорили, что ходить с комнатными полотенцами на пляж строго запрещено) и пошёл.
Несмотря на рань народу уже было полно, наверное, много у кого пришли последние дни. В смысле, последние дни на этом благодатном материке. Я с трудом нашёл свободный шезлонг, причём не очень близко от воды. Поставив (или сложив?) на него свои вещи, я грозно посмотрел по сторонам, давая окружающим меня людям возможность понять, что это «моё», только что струёй мочи не пометил; и только после этого медленно пошёл в сторону моря, поминутно, однако оглядываясь на свои вещи.
Всё таки я нервничал, что кто-нибудь что-нибудь спиздит, хотя брать там собственно было и нечего. Ни фотоаппарат, ни какую-нибудь подобную хуйню я с собой давно уже на пляжи на ношу. А сотовых телефонов тогда не было. Да и нахуй мне сотовый телефон на пляже? Ладно, это всё лирика; короче говоря, когда я две минуты спустя, как ошпаренный выскочил из воды всё «моё» лежало на месте и даже не пошевельнулось. Я с облегчением передохнул и сделав пару десятков отжиманий для проформы––это кстати вызвало несказанное удовольствие двух расположившихся неподалёку шестидесятилетних уродливых немок––завалился в шезлонг загорать. Второй раз я попиздил в воду уже гораздо смелее, а потом и вовсе забил на окружающих, и у меня перестали копошиться в мозгу мысли типа: «Надо всё таки обоссать свои шмотки, чтобы их никто не тронул». Так прошло полдня, подошла маман, потом все остальные действующие лица. Вечер прошёл обычно. Сначала в отеле, где можно тупо сидеть в кресле холла и потреблять всяческие напитки. Потом мы пошли гулять по улицам «нашего» города Хургады. Все окрестности нам уже были знакомы, все местные жители, пожалуй, тоже. Всё также стоят арабы с вёдрами полными наручных часов и предлагают выбрать себе настоящий «Ролекс».
Ничего нового, короче. Пора домой
III
О Древнем Египте немало легенд,
Написано и нарисовано всё;
Но самый, по-моему, важный момент
Не в схемах и книгах, а в чём-то ещё.
Немного другое, немного не то,
Немного забытое каждым писцом.
Поэтому циклом египетским дом
Решил я украсить, и дело с концом.
***
О, Древний Египет, седой истукан,
Богатство и бедность, мораль и порок,
Пять тысячелетий себя ты искал,
Пять тысячелетий––внушительный срок.
На перхоти мелких песчинок взрастил
Базальтовых гор трудовую мозоль…
Эй, Древний Египет, ты что загрустил
Под тяжестью дней, придавивших собой?
Ушли фараоны за грань пирамид,
Вернулись кумиры из царства теней…
Египет, проснись, сколько можно грустить,
Давай, оправляйся от тяжести дней.
Давай, мы оценим красоты твои,
Давай, мы умоемся в дельте веков
И в фотоальбомы упрячем свои
Секреты и прелести этих песков.
От солнца кому-то безумно тепло,
А нам не хватает––согрей бедняка,
Египет, встречай нас; не фальшь, не апломб––
Нам просто чуть-чуть надоели снега.
Нам просто хотелось… И вот совершил
На редкость далёкий наш лайнер прыжок,
В один стежок Азию с Африкой сшил.
Ну, здравствуйте, волны! Ну, здравствуй, песок!
Да только волна чересчур солона
И бьёт в глаза болью, как режет ножом.
Терзает испугом внизу глубина,
Десятками метров меж телом и дном.
И солнце одно, но одним солнце––свет,
Другим солнце––жизнь, ну а третьим––кошмар,
Который приснится на старости лет
И как тепловой может стукнуть удар.
Отлитое в бронзе песками пустынь,
Оно превращает в мучения путь,
Когда его просят: «Будь другом, остынь!»,
Насквозь прожигает под кожею грудь.
Оно забирает последний глоток,
Калёными иглами лезет в глаза,
Вставляет мираж в горизонт поперёк
И кроет седой пеленой небеса.
Да, солнце одно, но кому-то тепло,
Другим припекает, а третьим так жжёт,
Что в солнце они будут видеть лишь зло,
Пока оно вечером не упадёт.
***
И вот мы вернулись из дальних краёв,
Из древних земель на знакомый насест.
Спасибо, Египет, согрел бедняков,
Не зря мы срывались с насиженных мест.
Из пекла Сахары––в родную Сибирь,
Из сущего ада––да в сучий мороз.
Там––каждый цветник высыхает в пустырь;
Здесь––ветви о солнце мечтают до слёз.
Поверь в то, что будет, мирясь с тем, что есть––
Рискни, сопоставь, раз на это пошло,
И выяснишь только––как там, так и здесь
По-своему весело и хорошо.
Египетским циклом закрыть на стене
Прореху в обоях поверх голых дев;
А, может быть, гость, нынче редкий, ко мне
Придёт и прочтёт, невзначай углядев.
И, значит, не зря я его сочинял,
Ведь гостю понравится: что за вопрос?
И он сопоставит, пример взяв с меня,
Их бешеный зной и наш лютый мороз.
Египетский цикл не написан––он взят
Из жизни, зачем сочинять если есть?
Когда-то пять тысячелетий назад,
Он начался, чтобы закончиться здесь.
(осень-зима 2003 года)
Страница автора: www.stihija.ru/author/?Джавгени~Плэчоев Подписка на новые произведения автора >>> |
