negros |
2000-06-03 |
313 |
4.74 |
66 |
|
"Что продаешь ты, Старуха?" |
|
|
|
|
|
- Что продаешь ты, Старуха?
- Крылья мифических гарпий,
Взгляды Горгоны поштучно,
Зубы дракона - примерь-ка!
- Бойко ведется торговля?
- Да не сказать, чтобы очень...
Раз в триста лет покупают
Вечную молодость или
Меч-кладенец для музея.
- Много ли требуешь денег?
- Денег не надо!
- А душу?
- Грязи довольно, увольте!
Дай, что не нужно отныне.
- Что же найдешь у бродяги?
Пачку непосланных писем,
Недогоревшую пошлость -
Даром зовется поэмой...
Всё можешь взять!
- А рассудок?
- Нужен!
- Не верю!
- Но как же
Мне насладиться покупкой,
Если безумье охватит?
- Ты не догадлив, романец!
Нет ни меня, ни сокровищ.
Есть только белые стены,
Тень на полу, и негромко
Каплями просится осень...
|
|
Ёлка Моталка |
2004-02-02 |
279 |
4.98 |
56 |
|
|
|
Застынет в сахаре река.
Горячей станет
Моя замёрзшая рука
В твоём кармане.
И, слава Богу, кончен год.
Не отвертеться.
И спелым яблоком вот-вот
Сорвётся сердце,
Солёным лунным кипятком
Ошпарит веки -
Мы расстаёмся так легко
И так навеки,
И так не в счёт шершавость щёк
И губ бумажность,
Как будто я тебя ещё
Хотя б однажды,
Как будто время - снежный шар
На медном блюде,
Как будто мы вольны решать,
Что с нами будет.
Последний лестничный пролёт.
Всё так нечестно.
Слегка потрескивает лёд
В ковше небесном,
У Водолея на плече
Сидит комета.
А ты еще любимей, чем
Казалось летом. |
|
Ёлка Моталка |
2002-11-04 |
259 |
4.98 |
52 |
|
|
|
«Нужно сначала доесть, тут осталось немножко…»
Хитрые ямки у губ: «Ну, давай поиграем».
Как ты забавно щекочешь губами ладошку,
Влажные бусинки ягод с нее собирая.
В радужке серой качаются крошки латуни,
В темных зрачках – белоснежные крапинки чаек…
Жалко, что только чернику для нас и придумал
Тот, кто на небе за эти дела отвечает.
Что ты торопишься, глупый? Все будет, как скажешь.
Нам-то с тобою не надо следить за часами.
На обнаженно-задумчивом северном пляже
Только ветровка твоя от тоски и спасает.
Если б еще и от памяти где-то укрыться…
Память неистребима, как запах аптечный,
Как пропитавшая воздух в обеих столицах
Горько-соленая нежность без права на вечность.
Плачу? О чем же мне плакать… Тебе показалось.
Ладно, давай целоваться, иначе замерзнем.
Я постараюсь, чтоб ты эту милую шалость
Быстро забыл вопреки романтичным прогнозам.
Чайки исчезли в белесых полосках тумана.
Солнце запуталось в дымке над сонной осокой.
Вечность нарезана дольками, стынет в карманах.
Губы немного горчат от черничного сока. |
|
Ёлка Моталка |
2002-11-12 |
249 |
4.88 |
51 |
|
|
|
Осенний четверг разноцветен, растрепан и короток,
Как модная стрижка. Осталась неделя – и прожито.
А помнишь: такой же ноябрь, воскресенье за городом,
Притихшее небо над дачным поселком... Ну, что же ты,
Ну вспомни – ладони в ладонях дрожали и таяли...
Так просто за шторами спрятать унылые улицы,
Укутать, укрыть, нашептать побережье Италии
И пляжные зонтики... Вскинув монетку, зажмуриться –
Неважно, что выпадет. Терпкую ягодку имени
Катать за щекой, осторожно целуя по буковкам...
Пугать, что в Марокко плохой урожай мандаринов и
Что Нового года не будет, твердить, что я глупая
И просто нечестно дрожать под тремя одеялами...
Пожалуй, ты прав, и затея не слишком удачная –
Мы оба замерзли и выглядим очень усталыми,
Какие уж тут фотографии, если назначено
Давиться сиропом от кашля (а пахнет смородиной!),
На решку загадывать счастье от марта до августа,
Согревшись, учить наизусть географию родинок,
И плакать, и бредить «уедем, уедем, пожалуйста» –
И всё невпопад, неумело, нелепо... Прости меня.
Как много счастливых монеток впустую потрачено...
А осень однажды вздохнет совершенно по-зимнему,
И наши фигурки в руке ее станут прозрачными. |
|
Ёлка Моталка |
2002-03-10 |
205 |
5.00 |
41 |
|
|
|
Пальцы бездумно терзали спички.
Спички ломались. Срывался голос.
Не уходить, не закрыв кавычки, -
Это такая мужская гордость?
Мне монотонно стучались в уши
Доводы, сложные, как оригами.
Я ничего не хотела слушать,
Я закрывала лицо руками.
Я вспоминала промокший Питер,
Где захотела в тебя влюбиться.
Я бы не стала, но подлый свитер
Так замечательно пах корицей.
Да, целовал, целовал с избытком,
Было заметно: вот-вот устанешь.
Каждый не наш поцелуй как пытка –
Что ты об этом, мой милый, знаешь?
И расплывались слова без смысла
В чашке с остывшим ненужным чаем.
Ты понимал, оттого и злился.
Звякала ложечка. Ночь кончалась.
Палец по скатерти мазал слякоть,
Кашу из горьких ночных открытий.
Мне так банально хотелось плакать
И целовать твой дурацкий свитер.
|
|
Дима |
2000-08-08 |
189 |
4.61 |
41 |
|
|
|
Мы оценим... Кого угодно.
Нам для этого хватит строчки
Мы в погоне ,за тем ,что модно
Наше зрение -это точки.
Мы не ищем любовь и счастье
А всё время кому-то платим
Мы привыкли делить на части
Даже то, что скрывает платье
Мы умеем судить о боли
Просуммировав счёт и сдачу
Мы считаем овечку Долли
Нашей самой большой удачей
Наша книга....Теперь всё больше
Расписание на вокзале.
Полюби нас такими, Боже...
Мы же люди.Нам так сказали.
|
|
Самокиш Макс |
2004-07-23 |
183 |
4.82 |
38 |
|
Нет в этом мире места для большого |
|
|
|
|
|
Предсмертным криком воронье взлетело,
Рассыпавшись в вершине неба,
Чтоб видеть раненого бога тело,
Народ, просящий зрелищий и хлеба.
Нет в этом мире места для большого…
Здесь нужно низменным утыкать небосвод,
Чтоб каждый знал совсем немного,
Но документ имел: «Я – гений чистых вод».
Здесь нужно туалеты ставить в храмах,
Детей крестить в обоссанных подъездах,
Бинты срывать на свежих ранах
И гению кричать: «Ты – бездарь!»
Закон построже, плаху и топор,
Полки безликих исполнительных погонов,
Колючей проволоки, ворота и забор,
Чтобы никто не вылез и загонов.
Стрелять всех журавлей летящих ввысь
И выдать в руки каждому синицу,
По вечерам позволить напиваться вдрызг
И поразвязней сделать каждую девицу.
И будет все у всех отлично,
Когда исчезнет слово «лично»,
Когда исчезнет слово «вольно»,
Но только будет очень больно.
|
|
Владимир РЕЗНИЧЕНКО |
2000-05-13 |
172 |
4.10 |
42 |
|
|
|
В меня влюбилась сумасшедшая,
не знаю, что во мне нашедшая,
зачем пришедшая ко мне.
Срывает это увлечение
назначенное ей лечение -
больная мечется в огне.
Все началось у нас не сразу:
все те же фазы, те же фразы,
что у знакомых и друзей...
Но черепки разбитой вазы
годятся разве что в музей.
Я по-мальчишески восторжен -
как будто, наш союз расторжен!
Но, память о былом храня,
служу в музее этом сторожем...
А весь музей - внутри меня.
И каждый вечер сумасшедшая,
не знаю, как сюда вошедшая,
вдруг возникает и, легка,
по залам кружит бледным призраком -
и это служит верным признаком,
что все не кончено пока. |
|
Mishel |
2002-10-21 |
171 |
4.75 |
36 |
|
|
|
от крика обезумевшей толпы сейчас
ОГЛОХНУ
я снова не попал,в который раз, на этот
РЕЙС
я мог бы умереть ещё вчера, а завтра
СДОХНУ
и не добраться мне до этих чёртовых
НЕБЕС
я так хотел успеть попасть туда, где раньше
НЕ БЫЛ
и сломанные крылья расправлял я вновь
И ВНОВЬ
но не могу уж птицей взмыть я в голубое
НЕБО
ползу пустыней чёрной, обдирая локти
В КРОВЬ
я мог бы полюбить ещё вчера, сегодня
ВИЖУ
что дважды в одну воду мне и вправду
НЕ ВОЙТИ
я снова не успел, и не люблю, а
НЕНАВИЖУ
и ненависть оковами мне на ногах
В ПУТИ
я рвался так увидеть тех, кто зажигает
ЗВЁЗДЫ
бессонными, холодными ночами ждал
РАССВЕТ
я снова не успел, в который раз, уж слишком
ПОЗДНО
сегодня не согреет уж меня их мёртвый
СВЕТ
я мог всё позабыть ещё вчера, сегодня
ПОМНЮ
что Богом мне дана была совсем другая
РОЛЬ
истошный SOS! предсмертный исторгает шар
ОГРОМНЫЙ
мне клином вбита в мозг вот эта вся земная
БОЛЬ
а он шутник опять своих вассалов
РАССЫЛАЕТ
доволен, наслаждается, с усмешкою
ГЛЯДИТ
окоченевших лишь туда, где вечный лёд
НЕ ТАЕТ
а обожжённых - где земля, всегда, огнём
ГОРИТ
я так мечтал когда-то хоть на миг прорваться
К БОГУ
ещё вчера, пожалуй, удалось бы это
МНЕ
да видно и на этот раз не ту нашёл
ДОРОГУ
стремительно несусь без остановок
К САТАНЕ
мотор во мне ревёт ЗАТОРРРМОЗИ!
ЗАГЛОХНУ!
и тянется по чёрной колее кровавый
СЛЕД
вот и сегодня опоздал я умереть, а завтра
СДОХНУ
под сатанинский смех и пожеланье
ДОЛГИХ ЛЕТ! |
|
Ёлка Моталка |
2002-11-08 |
171 |
4.89 |
35 |
|
|
|
…А небу известно, что дальше. И снова текут
По стеклам слезинки. Застыв на измятой подушке,
Я честно пытаюсь не слушать, не слушать, не слушать,
Как щелкает хрупкая стрелка орешки секунд.
Рассвет, с подоконника тени в кармашек собрав,
Запутался в тюлевой сетке. Он заспан и робок.
Как нежно он трогает веки, виски, подбородок…
Но все ж не нежнее, чем я целовала вчера.
По теплому хлопку рассеянно шарит ладонь -
Да что же такое, опять растеряла заколки…
Ушедшее лето устроилось в рамке на полке
И смотрит печально, и пахнет соленой водой.
Орешки почти на исходе. Ты дышишь легко.
Под окнами слышно ворчание сонных трамваев…
Я все-таки плачу. Осеннее утро зевает
И тычется в мокрые стекла шершавой щекой. |
|
Ирина Донская |
2003-03-24 |
171 |
4.89 |
35 |
|
|
|
ЖИДОВКА
Я с детства была брюнеткой, кокеткой и книгочейкой.
За это меня считали в деревне моей еврейкой.
И я таскала еврейство под выцветшей телогрейкой.
Была у моей мамани веселой командировка,
да вот для меня закончилась как-то она неловко:
всю жизнь за спиною слышала:
“Жидовка, жидовка, жидовка...”
С яслей на меня обрушились глобальнейшие вопросы,
но мать вела себя сдержанно, как коммунист на допросе:
“Лает собака, доченька, - ветер, доченька, носит...”
Ветер носил неистово, бил по щекам нещадно:
еврейкой на Вологодчине быть ужасно накладно.
Я вытирала слезы и в книги вгрызалась жадно.
Библиотекарь старенький мне выдавал романы
антисемита Гоголя, антисемита Манна.
И на духовной манне я повзрослела рано.
Парни за мной забегали, да мамы, как канарейки,
защебетали: “Санечка, не женись на еврейке -
будешь потом до старости жалеть и считать копейки”...
Я по углам не пряталась и гордо носила вериги,
а если в чужих карманах видела злобные фиги,
я вытирала слезы и жадно вгрызалась в книги.
В мире моем придуманном, тоненьком, словно наст,
поселились Петр и Павел, Марк и Екклезиаст.
Мне казалось, что Библия в обиду меня не даст.
Но последние новости рушили книжный рай:
когда Израиль в Египте вдруг захватил Синай,
“Позор еврейским агрессорам!” - сказал сосед Николай.
Сколько минуло времени с тех невеселых пор,
когда надо мной маячил народной молвы топор,
а мне до сих пор неуютно видеть родительский двор.
На этой скамейке Вовка
сказал мне как-то: “Жидовка!”
Вон там, у забора, лейка
нахохлилась, как еврейка.
И даже родная псина
лает целую ночь,
как будто “От Палестины -
руки, - кричит мне, - прочь!”
|
|
|