| Игорь Фишелев |
2024-07-22 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Этот остров совсем невелик. Его длина 27 километров, ширина 9. В 70-х годах ХХ века на нем проживало чуть более 6 тысяч человек, а сейчас нет и трех. На большой карте мира, по которой школьники изучают географию, его трудно найти, это маленькая точка без названия чуть севернее японского острова Хоккайдо. Чем знаменита эта точка? Почему любые новости о ней сразу попадают на первые строчки новостных агентств? Секрет прост – с легкой руки Никиты Хрущева Шикотан выставлен на продажу, вот только ударить по рукам России с Японией никак не получается.
Некоторые подробности этого торга известны только шикотанским старожилам, в том числе автору этих строк. Пришло время ими поделиться и немного рассказать про особенности жизни на острове. Туристические проспекты о них стараются не упоминать.
* * *
Попасть на Шикотан очень просто. От постоянной нехватки денег в голову иногда приходят светлые мысли. Остается подождать, пока они начнут становиться реальностью. Именно так мы неожиданно получили письмо из Южно-Курильска. Прислала его коллега жены, когда-то они вместе учительствовала в школе-интернате. В письме было несколько строк: «Жить можно, к зарплате двойной коэффициент, после полгода работы получила первую надбавку – еще 10%, всего их восемь. Цены в магазинах почти как у нас дома». Мы немедленно попросились в эту обетованную страну и через полтора года стояли на берегу Малокурильской бухты и разглядывали незнакомый мир. В нем было много необычного и любопытного, но из-за разницы в восемь часовых поясов очень хотелось спать, и мы отправились отдыхать.
Неожиданности начались на следующее утро и продолжались все двадцать пять лет, которые мы прожили на Шикотане. Большая часть их была связана с буйным характером местных стихий и неустроенностью быта. Мы к этому готовились. Зато никак не предполагали, что станем невольными участниками международного политического фарса под названием «Северные территории». Советское правительство разыгрывало его втемную – кроме патриотических призывов никакой информации не публиковалось. При Горбачеве ставни чуть-чуть приоткрыли, зато при Ельцине так их распахнули, что начали уговаривать собственное население подарить японцам пару-тройку Курильских островов, и не просто, а в знак чаяний японского народа. О чаяниях своего народа при этом почему-то забыли. Ситуация прояснилась с распространением интернета. Для нас беда состояла в том, что в 1970 году, когда мы приехали на Шикотан, в стране его не было. Поэтому понять суть происходящих событий стало возможным только много лет спустя.
Остров нам понравился сразу, но от поселка, комнаты в бараке, в которую нас поселили, скудного набора продуктов в магазинах мы были в шоке. Знали, что едем не на курорт, но такого не ожидали. Инженерной должности для меня не нашлось, пришлось идти слесарем в мехцех. Утешила зарплата, - за месяц я получил втрое больше, чем на материке. Собственно, за этим мы и приехали. Оставалось продержаться два с половиной года до отпуска*, поднакопить денег и ехать домой. Но эти тридцать месяцев нужно было еще прожить.
Только здесь мы узнали, что японцы считают своими Шикотан и еще три острова Курильской гряды, причем не просто считают, но и ведут себя соответственно. Их суда нахально ловят рыбу в советских территориальных водах и при каждом удобном случае, например, в шторм, пачками набиваются в бухты, даже пристают к берегу. Очень скоро я сам смог в этом убедиться в бухте «Отрадной», пришлось сделать крюк, чтобы не идти под скалой в двух метрах от форштевня японской шхуны, мало ли что у самураев на уме. Соседи по бараку подлили масла в огонь, оказывается, гражданское население с острова уже выселяли в средине 50-х годов, а японцы на шхунах ждут, когда можно будет занимать остров. Было от чего не спать по ночам!
Местная природа тоже не забыла напомнить о своем курильском характере. Октябрьским вечером барак так шарахнуло, что с полки полетела посуда. Тут же завыла сирена в порту, и наши соседи с топотом стали выбегать на улицу и по крутым лестницам подниматься на сопку. Барак мгновенно опустел. Оказывается, была объявлена тревога цунами. Когда прозвучал отбой и всё успокоилось, сосед философски заметил: «Родина нигде даром деньги не платит».
Первые месяцы на Шикотане нам действительно было страшновато, особенно мы боялись цунами. За год до приезда волна по речке поднялась до нашего барака. Поэтому мы спали почти не раздеваясь, документы и деньги держали рядом с постелью. К счастью, тревога прошла довольно быстро, но для этого пришлось приложить определенные усилия.
Лекарством от страха может быть традиция, основанная на многовековом опыте, как в Японии. Когда трясет постоянно, к этому привыкаешь и начинаешь понимать, что риски в жизни неизбежны, природные катастрофы случаются реже автомобильных, производственных и даже бытовых. Все дело оказалось в привычке.
Другой путь избавления от страха – это знание, которое можно позаимствовать в трудах специалистов или у людей, сохранивших способность наблюдать и делать выводы в экстремальных ситуациях. Наши новые друзья поделились с нами своим неоценимым опытом, и нам сразу стало легче дышать.
Наконец, есть еще один, самый простой путь, чисто логический: «Раз там живут люди и от страха не помирают, и я смогу!» Это приблизительно то же самое, что учить плавать, бросив человека в воду. Фактически с этого мы и начали, пришлось расспрашивать старожилов, искать литературу, даже ставить на себе эксперименты, как было с иприткой**. На это ушло два года.
Наших знакомых на материке почему-то больше всего волновали вулканы. Оказалось, что на Шикотане все вулканы потухли миллионы лет назад, а ближайший действующий красавец Тятя-яма находился на острове Кунашир на расстоянии 80 км. Он «достал» нас один раз в 1973 году. Целый месяц на Шикотан сыпался вулканический пепел. Это вызвало много волнений и неудобств, привело к большим убыткам, но жертв и пострадавших не было.
Землетрясения на Курилах происходят ежедневно, но «слышат» их только чуткие сейсмографы. Ощутимые толчки в 5–6 баллов случаются несколько раз в год. Особенно хорошо их слышно ночью. С востока нарастает гул, происходит удар, от которого сотрясается дом, и гул уносится на запад. Сильные землетрясения с 1970 по 1995 год, когда мы работали на Шикотане, произошли четыре раза.
Первое в 7 баллов, произошло в 1973 году 17 июня. Оно вызвало цунами, которое я безуспешно пытался запечатлеть кинокамерой. Ничего интересного не произошло. Вода в бухте медленно отступила от берега метров на пятьдесят, потом через четверть часа залила его, как большой прилив. Кроме плывущего взад и вперед мусора снимать было нечего.
Через неделю, 24 июня, случилось еще одно землетрясение, несколько более слабое, волн цунами от него практически не было. Никаких разрушений в поселке не произошло.
25 марта 1978 года остров сотрясло землетрясение в 8 баллов. Чтобы устоять на ногах, нужно было за что-нибудь держаться. Кое-где в домах отвалилась штукатурка. В это время я находился в командировке на Сахалине и подробности происшедшего узнал впоследствии со слов очевидцев. Люди не пострадали, но многие были очень напуганы.
Наконец, 5 октября 1994 года в 00:24 случилось уникальное землетрясение силой более 10 баллов, самое мощное в районе Южных Курил за последние две тысячи лет. Длилось оно полминуты. На Шикотане было разрушено много производственных зданий, произошли обвалы скал, образовались многометровые трещины в земле, заплеск волны цунами на океанской стороне достиг 10 метров. При этом ни одно деревянное здание не разрушилось, кроме совсем ветхих сараев. Землетрясению присвоили наименование «Шикотанское». На острове погибло три человека: на ребенка упали кирпичи развалившейся печки, она не была обшита жестью, как положено. Еще двух человек придавил упавший козырек над входом в многоквартирный дом. Были ушибы, порезы оконным стеклом и т.д. За исключением ребенка, все пострадавшие выбегали в панике на улицу или прыгали в закрытое окно.
В нашем подъезде беда не случилась чудом: соседка с первого этажа схватила внучку и кинулась во двор. Буквально через мгновение за их спиной упала с крыши большая печная труба. Оттащить ее мы смогли только через несколько дней, предварительно разбив на части. Жертв могло быть намного больше, если бы землетрясение произошло не ночью, а в рабочее время. В этом нам всем очень повезло.
Приходится признать, что при сильных подземных толчках больше всего бед случается из-за паники. Ни в коем случае нельзя бежать на улицу, нужно оставаться на месте, лучше всего открыть дверь и встать в проеме, чтобы на голову ничего не упало. В 1973 году после толчка в 7 баллов, для деревянных домов совершенно не опасного, мимо меня по лестнице пронеслась женщина с большим свертком в руках. Оказалось, что она замотала в ватное одеяло своего грудного ребенка. На бегу спотыкалась и могла упасть, но, самое главное, к этому времени землетрясение уже прекратилось.
Известно, что дерево, сталь и железобетон при прохождении сейсмических волн гнутся, но не ломаются. Все капитальные дома на Курильских островах рассчитываются на землетрясения силой 9 баллов. При таких сотрясениях они не должны превращаться в груду развалин. Так оно и случилось с Малокурильской школой. В здании возникли трещины, кое-где разрушились кирпичные стены, но сооружение устояло, хотя и пришло в негодность; ремонтировать его стоило дороже, чем строить заново. В деревянных домах пострадала только штукатурка. Если бы не паника и ошибка при сооружении печки, даже при таком катастрофическом землетрясении на Шикотане никто бы не пострадал. Опять пресловутый человеческий фактор… Недостроенное здание клуба развалилось потому, что единого железобетонного каркаса в нем еще не существовало.
Несколько слов нужно сказать о цунами. Буквально это слово означает «волна в заливе». В открытом море такая волна незаметна, и только при выходе на отмель или узкое место она начинает расти. Особую опасность цунами приобретает в клинообразных заливах.
На Шикотане о цунами предупреждает специальная сирена. Корабли срочно покидают бухты, а население по лестницам уходит на сопки. Но на другой стороне острова вы сирену не услышите. Поэтому после любого сильного толчка нужно быстро подняться по склону выше 10 метров над уровнем моря или уходить в глубь острова. Волны цунами могут прийти с любой точки Тихого океана. Так, в 1960 году через сутки после землетрясения в Чили началось цунами в Японии, на Курильских островах и Сахалине.
Если приближающееся цунами подходит к берегу впадиной, то начинается отлив в неурочное время, через несколько минут вода начнет заливать берег. (Приливы и отливы происходят два раза в сутки, постоянно смещаясь во времени).
В заливах с узким входом и широкой акваторией, как в бухте Малокурильской, волна растекается вширь, заливает низкие участки, но высоко не поднимается. Приливы и отливы цунами длятся около четверти часа каждый. Поэтому, услышав сирену, не нужно сломя голову бежать на сопку, и уж тем более не следует забираться на гору Шпанберга. Такой случай был в 1969 году. Кто-то на РКЗ №17 по трансляции приказал всем покинуть завод и подняться на 412-ю сопку. Потом пришлось специальным группам собирать разбежавшихся по острову девушек.
Много неприятностей жителям Курильских островов доставляет ветер, особенно в сочетании с дождем или снегом. На материке тоже случаются сильные ветра, но на открытых океанских пространствах они возникают чаще и нередко достигают силы ураганов.
Даже небольшой дождь при сильном ветре способен промочить вас насквозь за считанные минуты. Дело в том, что капли воды летят горизонтально, обычные плащи от такого дождя не спасают. Здесь нужно приобрести прорезиненный длинный плащ с капюшоном, высокие рыбацкие сапоги или оранжевый рыбацкий штормовой костюм. Однако и в такой экипировке выходить на улицу во время сильного ветра без нужды не стоит. С крыш может сорвать шифер, Нижний лист подрывает второй, второй приподымает третий, и они несутся по ветру на пятьдесят – сто метров. Не исключено, что над землей полетит кусок досок от старого забора. Однажды я получил полутораметровой доской по шапке, к счастью, не очень толстой и плашмя.
О подходе циклона узнают заранее, на радиостанции ежедневно принимают карту погоды. На ней видно, куда и с какой скоростью направляется ураган. Все походы в сопки нужно отменить: ручейки за несколько минут превратятся в непроходимые стремительные реки. Не обольщайтесь, если вдруг ветер затихнет, прекратится дождь и над головой засияет чистое голубое небо. Вы оказались в центре урагана, через несколько минут ветер поменяет направление и хляби небесные разверзнутся с новой силой.
Большие снегопады при сильном ветре случаются зимой и в начале весны. В такую погоду вы можете пройти в метре от дома и не увидеть его. Обычные пальто и куртки ветер продувает насквозь, реально спасает только натуральная шуба. Но лучше на улицу не выходить.
На Южных Курилах существует заболевание, о котором нужно рассказать отдельно. Мы столкнулись с ним совершенно неожиданно. Рано или поздно вы отправитесь в поход по острову с удочкой, корзиной для грибов или фотоаппаратом. Целый ряд трав и кустарник сумах ядовитый, он же токсикодендрон восточный, или по-народному — ипритка, может вызвать очень сильную аллергическую реакцию, схожую с поражением организма ипритом**. Самое простое средство — перед походом не мыться с мылом, обмывать открытые части тела водой в каждом встретившемся ручье, дома вытрясти одежду на ветру и обмыться чистой водой.
Когда вы на собственном опыте убедитесь, что соблюдение несложных правил надежно избавляет вас от местных опасностей и, главное, от страха перед ними, жизнь на Курилах станет вам в радость, а это дорогого стоит.
* * *
На Шикотане всем новоселам приходится столкнуться с еще одной стихией. Возникла она по глупости, но расцвела и заматерела настолько, что загнать ее назад в ящик Пандоры уже невозможно. Называется она проблемой «Северных японских территорий».
Сразу после Второй мировой войны этих территорий в природе не существовало. Японские гарнизоны на Курильских островах сложили оружие или капитулировали без боя, их разоружили и отправили на родину. Затем репатриировали остальных японцев, вместо них начали завозить советских переселенцев. Рыбаков везли целыми колхозами, ввели льготы, и народ потянулся на Восток.
На нашем острове в 1947 году создали китобойно-зверобойный комбинат «Сикотан», вскоре переименованный в китокомбинат «Островной». Предприятие работало до 1956 года, когда произошел пожар, почти полностью уничтоживший его. С пожаром связано странное обстоятельство, – по рассказам старожилов никого всерьез не наказали, хотя в те времена и за меньший ущерб, причиненный государству, давали большие сроки.
Это не единственная странность. В интернете, «который знает всё», прямых упоминаний о китокомбинате «Островной» нет. Есть несколько строк в интервью с бывшей работницей этого предприятия, попадаются фотографии разделки китов из Сахалинского архива. О нем говориться в заметке «Потом она была капитаном «Шторма»*** о знаменитой единственной в мире женщине – капитане китобойца Валентине Орликовой. Много интересных сведений об этом китокомбинате есть в книге Александра Кутелёва «Шикотан», напечатанной небольшим тиражом Сахалинским книжным издательством в 2008 году.
.
Почему замалчивается история сгоревшего китокомбината, можно догадаться, вспомнив пресловутую «Декларацию» того же 1956 года. Хрущев считал, что Курильские острова экономического значения не имеют и приносят стране одни убытки. Поэтому он сам предложил японцам после подписания мирного договора передать им «Сикотан и Хабомаи» – группу небольших островов Малой Курильской гряды. Он полагал, что это заставит японцев потребовать убрать американские военные базы с Окинавы.
Декларация была ратифицирована, Шикотан подготовили к передаче, но мирный договор по настоянию США не был подписан. Премьер-министр Японии ушел в отставку, а его преемники потребовали от СССР уже не два, а четыре острова, заключили с американцами договор о безопасности и стали проводить явную антисоветскую политику. Получается, что крестным отцом «Северных территорий» был выдающийся советский политический деятель. С его мудрой инициативы начался лицемерный и циничный спектакль, продолжающийся до этих дней. Больше всего от него пострадал, естественно, наш остров.
Он оставался необитаемым (военные не в счет) вплоть до 1960 года, когда на берегах бухты Малокурильская началось строительство рыбокомбината под тем же названием «Островной». В 1970 году, когда мы приехали в Малокурильск, здесь работали уже три консервные завода, электростанция, котельные, вспомогательные цеха; на них трудилось более трех тысяч человек, а к сезону лова сайры завозилось еще столько же.
На Шикотане сложилась своя особая жизнь. В путину заводы работали без выходных в две смены по 11 часов, зато зимой люди отсыпались, неспешно готовились к новой путине. Снабжение продуктами тоже носило сезонный характер. Овощи, фрукты, картофель и другие «дефициты» нужно было на весь год запасать во время осеннего завоза. Базар представляли две бабушки, продававшие морковку, картошку, репку и по особому заказу цветы. Огороды и домашних животных держали единицы. С конца января остров окружали плавучие льды, связь с миром практически прекращалась до мая, когда начиналась навигация. Этот перечень местных особенностей можно продолжать и продолжать.
Понемногу мы начали встраиваться в этот необычный мир. Малокурильская средняя школа оказалась выше всяких похвал. В ней работало несколько талантливых педагогов, велась интересная внеклассная работа, дети занимались с энтузиазмом. Что еще можно желать новому учителю! Я помогал жене в турпоходах и оборудовании класса. Мои собственные дела тоже наладились, из слесарей я перешел на должность начальника мехцеха, затем стал руководителем конструкторского бюро. Нам выделили квартиру в новом доме, мы раскопали небольшой огород и строили большие планы на будущее.
В августе 1974 года наша семья впервые в полном составе прибыла на остров. Встретили нас сногсшибательной новостью - остров продают японцам. Вот это подарочек! В отпуске мы успели потратить все сбережения, забронировали квартиру, привезли с собой бабушку и детей. Главный инженер рыбокомбината «Островной» Анатолий Александрович Тунгусов подтвердил, что летом Шикотан посетила правительственная делегация в составе министра обороны, министра рыбного хозяйства и президента Академии наук СССР. Начальник рыбной отрасли страны Александр Акимович Ишков на собрании партхозактива комбината прямо заявил, что Правительство рассматривает вопрос заключения мирного договора с Японией и передачи ей Малой Курильской гряды с островом Шикотан в обмен на 10 миллиардов долларов льготных кредитов. Собравшиеся шикотанцы идею категорически отвергли, но как будет решен вопрос, министр не сообщил.
Несколько месяцев мы жили в подвешенном состоянии. Глубокой осенью повеселевший главный инженер показал мне документ. В нем говорилось, что строительство временных зданий и сооружений на острове прекращается, рыбокомбинату выделяются крупные государственные капитальные вложения для строительства производственных и культурно-бытовых объектов. Кроме того, устно передали: «Остаемся на острове навсегда!»
Стало понятным, почему рабочие поселки на Шикотане, Малокурильск и Крабозаводск напоминали скорее лагеря золотоискателей на Юконе, чем любой самый маленький, но хорошо обжитый населенный пункт на материке. Здесь не строили капитальных зданий, обходились временными сооружениями. За редким исключением все дома представляли собой деревянные бараки. Они собирались из готовых блоков типового общежития ОЩ-60, которые привозили из Приморья. Консервные заводы тоже размещались во временных легких зданиях.
Решение обустраиваться на Шикотане всерьез и надолго оказалось легче принять, чем осуществить. Для начала нужны были проекты, а их для 9-балльной сейсмической зоны было очень мало. Институты браться за них не спешили. Правдами и неправдами главному инженеру удалось «пробить» во Владивостоке проект школы на 320 учащихся и в Южно-Сахалинске документацию на квартала жилых домов «Черемушки». Для полной реконструкции предприятия нужно было построить новые заводские корпуса, портовые сооружения, мощную электростанцию, холодильник, фабрику банкотары, водозабор пресной воды, молочно-товарную ферму и птицефабрику. Наличие собственного, даже небольшого добывающего и морозильного флота позволило бы обеспечить комбинат сырьем и перейти на круглогодичный режим работы, сделать предприятие высокорентабельным и автономным.
По разным, в том числе природным причинам, этим планам не суждено было сбыться. Однако многое удалось сделать. Выросло производство консервов, увеличились доходы рабочих, люди переселились в новые благоустроенные квартиры.
Правительство перевело Шикотан на более высокий уровень снабжения продовольствием и бытовой техникой. Также решили проблему транспорта: на линию Приморье – Курилы пришли новые пассажирские теплоходы, прямо на Шикотане стали продавать билеты на самолеты из Южно-Сахалинска, а в Москве появилась возможность заранее купить обратные билеты на теплоход из Владивостока и Корсакова.
Все это произвело необычный для Дальнего Востока эффект: на острове начался настоящий бэби-бум, плюс многие привезли детей с материка. В результате Малокурильская средняя школа перешла на двухсменную работу, в ней теперь обучалось более 750 ребят.
На Курилах люди всегда помогали друг другу, поддерживали добрососедские отношения. В обычае было ходить в гости без приглашения: захватить тарелку вареников или холодца, кусок пирога или бутылку домашнего вина, и вам непременно были рады. С ростом благосостояния практически исчезло воровство, многие вообще не запирали двери или держали ключ под ковриком. Дорогое белье могло висеть на улице неделю, если попадало под затяжной дождь. Став собственниками квартир, люди начали заводить огороды, строить бани и теплицы. Изменились отношения между людьми. В любой точке страны вы могли при встрече с односельчанином получить взаймы до возвращения на Шикотан большую сумму денег. Другой вариант – послать телеграмму на работу и получить от сослуживцев перевод до востребования. Люди перестали трястись над копейкой. Они были уверены в завтрашнем дне, что делало их если не счастливыми, то совершенно точно – свободными. Это сразу бросалось в глаза всем приезжим. Гостеприимство шикотанцев вошло в поговорку.
Во всех районах советского Севера внешне люди жили скромно, у них не было импортной мебели, автомобилей, больших квартир и богатых дач. Зато на материке они могли купить любой особняк или построить новую хату родителям, одеться по последней моде, пригласить в ресторан команду московского "Спартака" (было и такое), накормит и напоить свое родное село и т.д. У людей разное представление о счастье.
К сожалению, это процветание длилось только до средины 80-х годов. Страну начало лихорадить, что сразу отразилось на Шикотане. Система авторитарной власти, созданная в СССР, помогла стране выстоять во время Гражданской войны и в сражениях Второй мировой войны. Однако деградация правящей элиты в условиях однопартийной системы неизбежно вела к потере связи между верхами и народом, застою в экономике и развалу государства.
Мы далеко ушли от первых попыток советского правительства продать Шикотан и за доллары залатать дыры в экономике страны. Повторялась старая история – плохие хозяева вынуждены распродавать свои земли. События 1956 и 1974 года вокруг Шикотана почти не известны широкой публике. В 1956 году сожгли китокомбинат и людей выселили. В 1974-м боялись продешевить. На Южные Курилы была направлена специальная комиссия из шести человек для определения стоимости островов. С двумя из них встречался Роберт Иванович Целиков, впоследствии ставший начальником Малокурильского узла связи. Летом того года он работал на Итурупе. К нему обратились два эксперта из Москвы, случайно отставшие от самолета в аэропорту «Буревестник». Им нужно было сообщить в обком партии, где они находятся. Роберт Иванович предоставил им такую возможность и предложил остановиться у него до прилета следующего рейса. От них он и узнал о цели их командировки.
Следующие попытки продать Шикотан и Хабомаи предпринимались Горбачевым и затем Ельциным. Первому в 1990 году японцы предлагали за четыре острова заплатить до 28 миллиардов долларов. Весной 1991 года лидер либерально-демократической правящей партии Японии посетил Горбачева и предложил ему за каждый из четырех островов уже по 8 миллиардов. Как видим, Южные Курилы прилично подорожали, но Михаил Сергеевич побоялся скандала и ограничился признанием существования территориальной проблемы, разрешил безвизовый режим для поездок японцев на острова и пообещал резко сократить численность военного контингента на Южных Курилах. По словам помощников президента, услуга Горбачева была оплачена суммой в сто тысяч долларов. Как видим, за две тысячи лет стоимость шекеля (он же сребреник) возросла до 3 тысяч 333 долларов с копейками.
При Ельцине идея продать Курильские острова оптом или в розницу приобрела особую популярность. Изучив характер и привычки российского президента, японцы разработали специальную программу поведения. В частности, его нового «друга», премьер-министра Японии Рютаро Хасимото научили целоваться в губы, что в Стране восходящего солнца для мужчин считается неприемлемым. Во время знаменитой рыбалки на берегу Енисея Ельцин пообещал другу Рю немедленно решить территориальную проблему, установив новую границу между странами по проливу между островами Уруп и Итуруп, т. е. передать Японии все четыре южных острова Курильского архипелага. С великим трудом ближайшие сотрудники загулявшего хозяина земли русской уговорили его отказаться от столь опасного шага.
Неудивительно, что при Ельцине обработка населения России, и особенно Южных Курил, в пользу Японии приобрела невиданный размах. На дружбу народов денег не жалели, в обе стороны зачастили делегации, устраивались банкеты, туристические поездки. Мэр Немуро всем россиянам вручал дорогие сувениры. Что-что, а принимать гостей японцы умеют, да и мы от них не отставали.
Агитировать за подписание мирного договора на основе Декларации 1956 года на Шикотан приехал заместитель министра иностранных дел России Кунадзе с группой журналистов. Его тезис был прост: «Мы должны подписать мирный договор с Японией. Поэтому жители Южных Курил должны смириться с передачей Японии Шикотана и Хабомаи». Собравшиеся на встречу местные жители, в их числе Алла Васильевна Замотаева, приехавшая на остров в 1960 году, и учитель Малокурильской школы Владислав Иванович Топалов так и не услышали от г-на Кунадзе ответа на резонные вопросы из зала: «А зачем нам подписывать этот договор? Мы и без него прекрасно здесь живем и работаем. Война прекращена, дипломатические отношения восстановлены, идет торговля между странами, браконьеров, правда, приходится ловить. Что же изменится к лучшему от подписания бумаги? Япония получит в свою собственность большую часть Южно-Курильского промыслового района, на котором по оценке ученых можно ежегодно добывать воспроизводящихся морских биоресурсов на 2 миллиарда долларов. Лучше мы сами будем их добывать!»
Кунадзе и его шеф, министр иностранных дел Козырев, выступавший на ту же тему в Южно-Курильске, отправились в Москву, несолоно хлебавши. Не любит наш народ иуд-предателей. И с вождями нам не всегда везет.
Вот и теперь полвека спустя с того времени, когда наша семья приехала работать на Шикотан, опять заговорили о подписании мирного договора с Японией и непременно в соответствии с декларацией 1956 года. Простые люди давно поняли, что отдавать Малую Курильскую гряду японцам преступно. Это один из десяти самых богатых рыбой и морепродуктами районов земного шара. Это ключ к проливу Екатерины между островами Кунашир и Итуруп. Специалисты утверждают, что только по нему в Тихий океан могут скрытно выходить атомные подводные лодки. Наконец, передача островов ничего не даст России в плане получения современных технологий. Японцам просто не позволят это сделать, страна оккупирована и находится под внешним управлением.
Так что же, нам так и жить без мирного договора? Отказаться от «Северных территорий» японские чиновники не могут, это для них политическая смерть. Их российские коллеги находятся в аналогичном положении, любая территориальная уступка означает конец их карьеры. Однако все не так безнадежно. Все понимают, что принципиально этот мирный договор ничего не решает. Япония уже выбрала себе союзников. В России ей требуются только сырьевые ресурсы, прежде всего, рыба. Это ее слабое звено. В начале XIX века камергер Резанов на одну путину лишил Японию доступа к рыбным богатствам российского Дальнего Востока и быстро получил согласие начать торговые переговоры, о чем японцы до того и слышать не хотели. Почему этим действенным средством до сих пор не воспользовались отечественные чиновники, вопрос не столько исторический, сколько криминальный.
Не желая ссориться с коллегами, политики двух стран придумали вариант, устраивающий всех. Периодически СМИ поднимают шумиху о территориальном размежевании, проводят опросы общественного мнения. Народы уверенно демонстрируют патриотические чувства. Россияне твердо убеждены, что Япония капитулировала и признала требования стран-победительниц. Не играет роли, как сами японцы называют острова Итуруп, Кунашир, Шикотан и группу малых островов между Шикотаном и Хоккайдо. Важно, что в СССР их называли Курильскими островами, а по соглашению стран-победителей они все отошли вместе с Южным Сахалином к Советскому Союзу.
Можно понять и простых японцев. Уже третьему поколению власти твердят, что «Северные территории» - это не Курильские острова, и хотя страна официально от них отказалась на Сан-Францисканский мирной конференции, но не в пользу СССР и это не те острова. Уважение к властям носит в Японии генетический характер, поэтому все партии, включая коммунистическую, поддерживают требования вернуть «Северные территории». Беда в том, что возвращать нечего, таковых в природе не существует. Что остается двум уважающим себя странам? Или опять воевать, или вести переговоры до бесконечности. Второй вариант предпочтительнее.
Человеку, никогда не бывавшему на Южных Курилах, сложно представить, в каких условиях жили там люди, какие проблемы им приходилось решать. В таком же положении может оказаться любой человек, решивший поехать в малоосвоенные районы побережья Тихого океана. Его ждет редкой красоты суровая природа, богатая рыбой, зверем и дикоросами; там у него будут отличные перспективы для служебного роста и хорошая зарплата, но за это придется платить неустроенным бытом и близким соседством с грозными стихиями. Если он сможет вписаться в этот мир, то останется там на многие годы, полюбит этот край и сохранит эту любовь навсегда.
Что же в этих не очень ласковых краях есть такое, что не позволяет их забыть? Одни говорят, что их покорила красота. Действительно, такого сочетания волшебных бухт, россыпей островов, причудливых скал, разнообразных ландшафтов вы больше нигде не найдете. Добавьте поразительной прозрачности воду и воздух, и вы поймете, почему со всей страны сюда каждое лето едут художники. Когда шторм уйдет в океан, уляжется ветер и волны, местная природа расцветает удивительными красками, тогда и нужно отправляться на свидание с ней, пока не налетит следующий циклон. Погода на Курилах очень переменчива и контрастна, может быть, в этом тоже секрет красоты этих мест.
Многих поражает щедрость здешней природы. Сразу за поселком в ручьях вы легко наловите десяток местных форелей и сварите такую уху, от которой придут в восторг самые придирчивые гурманы. Если вас интересует ягода, возле ручьев вас встретят целые заросли красной смородины, в распадках прячется от солнечных лучей китайский лимонник, на открытых откосах растет жимолость, краснеет брусника и земляника. Внимательно посмотрите вокруг, и вы обнаружите подберезовики, рыжики, опята и вездесущие сыроежки. Но больше всего деликатесов вас ждет в океане. Разные породы лососей, камбала, корюшка подходят сюда косяками на нерест, на мелководье в зарослях морской капусты притаились креветки и колючие крабы, на скалах и на дне обитают морские гребешки, ежи и множество другой целебной и вкусной живности.
Наконец, в этих краях люди избавляются от чувства угнетающей бедности, они становятся состоятельными и свободными людьми.
Поэтому не стоит удивляться, что все жители российских Северов, а Южных Курил особенно, скажут вам, что здесь проходят или прошли лучшие годы их жизни, что они любят этот край, ставший их второй родиной. Когда их спрашивают, за сколько стоит продать Шикотан, они отвечают, что любовь и родина не продаются.
|
|
| Хрипков Николай Иванович |
2024-07-02 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Все генетальное - просто!…
РАССКАЗ
Я не люблю порнографию, особенно, когда с ней приходится сталкиваться не в интернете, а наяву. Но этот случай произошел задолго до эпохи интернета. В наше время он набрал бы – ого-го! – сколько лайков. Но тогда даже этого слова не существовало.
Прохожу медицинскую комиссию в военкомате. Военкомат располагался в старом двухэтажном бревенчатом здании. В так называемом прихалапнике очередная группа призывников. Это парнишки шестнадцати – восемнадцати лет. Приказывают раздеться до трусов.
Раздеваемся. Заходит офицер. Майор или капитан. Уже не помню. Но это неважно. И командует:
- Стройся!
Выстаиваемся вдоль стены.
- Смирно!
Все на уроках физкультуры проходили элементарную строевую подготовку. И знают, что делать. Офицер глядит на нас и обращается к одному пареньку:
- А ты что самый тупой? Не знаешь, что по команде «смирно» нужно держать руки по швам?
- Не могу, - отвечает паренек и прижимает ладони к паху.
- Как «не могу»? В армии нет никакого «не могу». Есть только «надо». Фамилия?
- Сидоров.
- Руки по швам, призывник Сидоров!
Тот с мучительной гримасой вытягивает руки по швам. Ого! Трусы топорщатся. Такой внушительный бугор.
- Это что такое, Сидоров?
- Ну, это самое, товарищ майор.
- У тебя это что постоянно?
- Ну, почти. Как только увижу девушку, даже букву Ж, так это самое…ну, поднимается.
- Да! Такого у нас еще не было. Ты это… в туалете есть раковина, так ты облей его холодной водой.
- Есть облить холодной водой, товарищ майор!
Уходит. Вскоре возвращается.
- Не помогло, товарищ майор. Даже еще сильнее напрягся.
- Ну, блин! Этого нам еще не хватало! Ты бы это, Сидоров, подрачил бы что ли.
- Как можно, товарищ майор? Это же против естественности.
- Ладно!
Майор махает рукой.
- Держи там руки! Прикрывай срам!
Хотя сам думает: какой же там срам: вот ему бы такое, тем более, что жена всегда под боком. И соседка есть симпатичная. И в военкомате молоденькие сидят. Но судьба всегда несправедлива. Кому-то чересчур дано, а кому-то не очень.
А ходить надо из кабинета в кабинет. И вот из одного, благо, что там пожилой доктор, доносится:
- Ого! Ты что таблетки принимаешь?
- Какие таблетки, доктор? Само.
- И долго у тебя это…ну, продолжается?
- Часами может продолжаться.
- Дааа! Завидую тебе самой черной завистью.
В другом кабинете молоденькая женщина мерит давление, слушает легкие, сердце. Врывается к пожилому доктору.
- Иван Иванович! Я его не буду слушать! Так такое!
Иван Иванович уже знает, что там такое, и спокойно, но не без иронии, говорит:
- Милочка! Ты доктор. А для доктора всё, что естественно, то не безобразно. Когда вас водили в морг, ты не падала в обморок?
- Не падала.
- Ну, вот! А тут наоборот. Жизнь кипит. Я бы даже сказал, хлещет через край.
Молодые сестрички выходят в коридор, хихикают. Те, кто не видел этого призывника, непременно хотят его увидеть. Так и называют его: тот, у которого всё время стоит.
Когда одеваемся в прихалапнике, спрашиваем Сидорова:
- У тебя он всё время в боевом строю?
Вздыхает.
- Обычно.
- Ну, так завел бы себе кого-нибудь.
- Как это?
- Ну, какую-нибудь бабу-давалку. И бегал бы к ней.
- Нет, я так не могу. Может быть, это у меня какая-нибудь болезнь? Вот представьте себе: сижу на уроке. И вызывают меня к доске. А у меня это самое. Ну, как тут пойдешь? Говорю: «Я не учил». Хотя учил и мог бы пятерку получить. Или: «У меня живот болит». Хотя пацаны знают, какой у меня живот. Смеются. Или на перемену вышел бы прогуляться. А оно вот тебе – здрасьте. А как я буду служить в армии?
- Слушай! Да есть такие таблетки. Бром. Кажется. Их даже специально дают в армии, чтобы не было этого.
Тут встревает другой:
- - Ага! Будешь два года глотать этот бром. Выйдешь на дембель. Захочешь с кем-нибудь. А у тебя полный облом. Висяк.
Разводят руками.
- Даже не знаем, что тебе посоветовать.
-
А вообще-то мужики, особенно молодые, особенно неженатые, любят делиться своими сексуальными подвигами. Вот кто-нибудь – распирает же – и начнет:
- Вчера Эльку к себе привел. Выпили бутылку вина.
- И чо?
- Пару палок бросил.
Мужики разочарованно молчат. Пару – это ни о чем. Лучше бы промолчал. Хвалиться здесь нечем. Вот Костян на прошлой неделе одной чике пять палок за ночь бросил. А Серый целых восемь. Вот это орлы!
И тут приходит Вася Орлов. У него года два назад наступил какой-то переломный возраст, и он ни о чем ни думать, ни говорить не может, как только об этом. Увидит впереди девушку, догонит и начинает закидывать удочку, знакомиться. Чаще всего рыбка не клюет. Но Вася не теряет оптимизма. Вот и на этот раз послушал других и, весь сияя от радости, сообщает:
- Вчера такую деваху склеил, симпотную. Здесь – во! Здесь – во! Пошли к ней. Ее предки на дачу уехали. Выпили винца – и в постельку. Ну, поцелуйчики там. Раздеваю, само собой.
= И чо?
- Чо чо?
- Сколько палок бросил?
- Восемнадцать.
У мужиков глаза на лоб. Не верят. И Вася видит, что не верят. Начинает горячиться.
- Не вру! Утром спички пересчитал. Хотя еще утром пару палочек бросил.
- Какие спички? Причем тут спички?
- Ну, я, как палку брошу, так спичку из коробка выкладываю, чтобы со счета не сбиться, чтобы наверняка. Еще с вечера коробочек возле себя положил. Хорошо, что коробок полный был.
Мужики восхищены. Вася видит и очень доволен этим.
- Ну, это еще чо…
Вася, когда начинает волноваться, у него слюна бежит из краешка рта. Иногда он чувствует это и вытирает тыльной стороной ладони. А ладонь потом, естественно, о штанину.
- Утром пьем кофе. Ей на работу надо. Я спрашиваю: «Ну, как ты? Наверно, всё болит там?» - «Где там?» - «Ну, там, где я это самое, пихал его всю ночь». – «Ничего не болит. Я же девушка, Вася». – «Как девушка? Не может такого быть». – «Так ты же меня не туда. А между ног. Я ноги-то сожму, и тебя кажется, что туда».
У мужиков челюсти отпали. Потом они заржали в жеребячьи глотки. У некоторых даже спазмы в животе начались. Доставил такую радость людям!
-
В нашем доме по вечерам после работы за уличным столиком собирались мужики, забивали козла, курили, болтали.
Телевизоров еще не было. Не сидеть же весь вечер у радио до отбоя? А тут общение на свежем воздухе. Общение расширяет наш жизненный опыт. Должны же мы в чем-то богатеть, хоть в жизненном опыте. Говорили обо всем, в том числе и об этом. Это нам пацанам тогда казалось, что мужикам ого-го сколько лет. На самом деле они были молодые. В наше время в этом возрасте только начинают присматривать невесту. Мы пацаны крутились рядом и грели уши. Запомнил рассказ дяди Гены.
- Да, раньше были мужики, не нам чета. Дед Андрей…
Деда Андрея все знают.
Ему лет под девяноста. Он согнулся и телепает с палочкой. На улицу выходит редко.
- Дед Андрей рассказывал как-то. Заспорили мужики, у кого…
Дядя Гена прямым текстом называет мужской орган.
- … значит, сильнее будет. Один кричит, что у него длиньше, другой –толще, третий, что у него шишка большая. Дед Андрей, а было ему тогда шестьдесят с хвостиком, говорит: «Не, мужики! Не это главное, длиньше там или толще». – «А что главное?» - «Главное в твердости. Какой мужик всегда побеждал, в котором было больше твердости, чем в его противнике. Это и на войне, и с бабами так». – «А как же ты узнаешь, у кого тверже?» - «Так это же запросто», - говорит дед Андрей. Выносит он ведро двенадцатилитровое. «А ну-ка, - говорит, - Сергей! Ты всех моложе. Сгоняй на колонку, принеси ведро воды!» Все удивляются, что это такое дед Андрей задумал. «Ты, - говорит одному, - на крылечке встань и никого в подъезд не пускай. А ты на верху встань, и никого из квартир не выпускай!» Совсем мужики загорелись. Что же такое задумал старый? «А вот теперь идем к лестнице», - говорит. Ну, лестница у нас, знаете, на второй этаж крутая, деревянная. «А теперь, - говорит,- представьте, что вы на своей бабе лежите, ну, или на соседке, ну, или на какой-нибудь крале из соседнего дома, чтобы хозяйство у вас заработало, пришло в боевую готовность». Мужики-то все молодые, недолго это дело привести в боевую готовность. «Ну, давай с тебя, Степанушка, начнем!» Степанушка штаны спустил, хозяйство торчит. Дед Андрей вешает на него ведро воды. «Вроде бы держит. Это хорошо! А теперь поднимись с ведерком по лестнице!» Степан со спущенными штанами, на возбужденном члене у него полное ведро воды висит, поднимает ногу, ставит ее на ступеньку. Ведро соскальзывает и падает. Посылает Сергея снова за водой. Следующий поднялся с ведром на три ступеньки, кто-то на шесть. Федор оказался всех сильней, поднялся до маленькой лестничной площадки, с которой лестница поворачивала на второй этаж.
А уже оттуда ведро скатилось, громыхая по ступенькам и заливая их водой.
- Ну, давайте я попробую! – говорит дед Андрей.
Все:
- Да не надо, дед Андрей! Куда тебе, старый? Он у тебя теперь только для одного и предназначен, чтобы помочиться.
Но дед Андрей посылает Серегу за водой. Спускает портки, что-то там пошептал, и елдак у него, как подъемный кран поднимается, набухает, увеличивается.
Да еще такой становится, что многим молодым ходокам на зависть. «Вот тебе и старик!» – восхищаются они. Повесил он полнющее ведро. Елдак даже на миллиметр не прогнулся. И пошел по ступенькам. Да ровно так идет, лишь левой рукой за перила придерживается.
Из ведра ни капельки не упадет. Дошел до лестничной площадки, развернулся и идет дальше. И только на втором этаже снял ведро и портки натянул. У мужиков, само собой, челюсти отвисли. Если он такое в шестьдесят лет позволяет, так что же он по молодости вытворял! Вот тебе и дед! После этого мужики смотрели на деда Андрея с восхищением и гордились, что рядом с ними такой человек живет.
Кто-нибудь, прочитав это, скажет: «Какая гадость! Скатился до порнографии, как какой-нибудь…» Ну, что же мне на это ответить? Порнография тоже бывает разных сортов. Есть, конечно, и такая, что смакуют в салонах. Беее! А есть и такая, что строить и жить помогает. Мне хотелось о такой. А как уж получилось, это вам судить, милостивые судари.
|
|
| Хрипков Николай Иванович |
2024-06-30 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Свидетельница.
- Да-да! Совершенно верно! Калачева Светлана Михайловна. Пятьдесят девять лет. Пенсионерка. Проживаю на проспекте Карла Маркса. Пятнадцать. Квартира одиннадцать. До выхода на пенсию работала ветврачом. Да! Всё видела. Всё своими глазами видела, вот как сейчас вас вижу, товарищ следователь. Ох, теперь мне это сниться будет.
Она достала платочек и высморкалась.
- Ой! Ужас! Всё же рядом со мной произошло. В двух шагах от меня. Всё до деталей видела и помню. Я ведь до этого только в кино видела убийства. А тут у тебя на глазах убивают. И по-настоящему. Живого человека убивают, и убийца рядом с тобой стоит. Никому не дай Бог такого пережить. Да! Да! По порядку. Так всё было. Было это уже после обеда. Точно время не скажу. Не смотрела на часы. Да и до этого ли было! Я собралась на рынок подкупить того-сего. Ну, там крупы, лука, петрушку, помидоров немного. Я в основном на рынке покупаю. Там подешевле можно купить. Да и идти недалеко. Хожу я через университет. Так ближе. По прямой мимо университета. Иду, значит. А тут в голове как стукнуло. «Дай, думаю, посмотрю. Всё ли купила». Ведь обязательно чего-нибудь забудешь. Память-то уже не та стала. Остановилась возле скамейки. Достаю кошелек. У меня там бумажка лежит, список, что надо купить. Я уже давно записывать стала. Так уж точно ничего не забудешь. Без списка уже и не хожу. На память не надеюсь. Точно чего-нибудь да забудешь. Вот смотрю этот список. Это купила, это купила. Ну, и одновременно смотрю, кто мимо проходит, кто рядом стоит. Боковым зрением смотрю, значит. Фиксирую. Он, этот паренек, от меня в шагах пяти стоял. Вот как от меня и до вашего шкафа, что у вас за спиной. Так что я его хорошо разглядела, и лицо, и одежду. Невысокий такой, плотный. И лицо у него такое красное, как будто обгорело на солнце. Никак у алкашей, а как у людей, которые постоянно работают на воздухе. Дорожные строители там, путейцы. Я одно время работала на железной дороге, насмотрелась. Куртка на нем такая черная, потертая куртка, дешевая. Китайская. Значит, паренек не из богатой семьи. Возможно, рабочий. Ну, это я себе думаю. Стоит он, значит, руки в карманах куртки. Смотрит туда, в сторону университета. Вроде как ждет кого-то. Может быть, друга или девушку. Стоит и с места не сходит. Проверила я список, уже идти хотела. А тут меня как будто кто-то дернул. «Постой немного! Погоди!» Вот бывает такое. Как будто кто-то сверху видит. Список-то проверила. А стою. Хотя чего стоять? Идти надо. А тут тот парень идет. Высокий такой, темноволосый. Волосы длинноватые, уши прикрывают. Прямые такие. Ветерок его волосы качает. Красивый парень. Куртка на нем длинная почти до колен. Такого сероватого цвета. Ну, джинсы там, светло-голубые, черные туфли. Подходит он, значит, улыбается. И тому руку протягивает. А ладонь такая белая, длинная. «Здорово, Толян!» - говорит. А тот, который Толян, руки ему не подает. А вынул ее из кармана и вот сюда сунул, сверху куртки, где карман нагрудной.
Высморкалась. Тяжело вздохнула.
- А тот улыбается. Спрашивает: «Ты чего?» Вроде, чего руку не подаешь, ведь здороваются с тобою. А этот глядит на него сердито, как волк. И даже с ненавистью такой глядит. Руку вытаскивает из-под куртки. А в руке у него нож. У меня так ноги сразу и подкосились. Чувствую, что сейчас страшное случится. Воздух хватаю открытым ртом, а ничего сказать не могу. Я даже крикнуть не успела. А тот, который высокий, глядит с удивлением на него, на нож. Нет, страха я не увидела в его глазах. Как будто он уверен, что ничего страшного не произойдет. Не мог, значит, поверить, что тот его может ножом убить. Ну, а этот, Толян который, говорит ему с такой злостью (и глаза у него такие страшные-страшные, бешенные глаза): «Это тебе за Люду». Да-да, так и сказал: «Это тебе за Люду». Ничего больше не говорил, только это и сказал. Руку назад отвел с ножом, для размаха, значит, чтобы удар был посильнее. А тот, высокий, стоит на месте и только глядит на него. Наверно, не верил до последнего, что ударит. А тот его ножом в живот. Ой, сначала даже не поверила, что у тебя на глазах в пяти шагах человека могут убить. Вот так запросто.
Она высморкалась, промокнула тем же платочком глаза.
- Не то, чтобы страшно перепугалась. Просто как-то не верилось, что вот так среди бела дня при людях можно зарезать человека. Я даже не подумала, что это может быть маньяк какой-нибудь. Уже потом подумала про это. Он же и меня вот так мог ткнуть. Я же свидетельница. Вот парня зарезал, а потом и меня мог, потому что я поблизости стояла. И всё видела. Но это я потом подумала. А тогда не думала об этом. А тогда, когда он ножом ударил, я просто остолбенела и не могла двинуться с места. И закричать не могу. Хочу закричать, а не могу, только воздух хватаю. Этот, который Толян, нож выдернул, а он красный, в крови. Ну, и нож у него из руки выпал, рядом с ногами его упал. А он стоит и не поднимает нож. Это мне тогда как-то странно показалось. А этот высокий двумя руками схватился за живот. «Больно! Больно! – стонет. – Ой, как больно! Ты же убил меня. Мне больно. Помогите!» Кровь сначала и не было видно. А потом у него колени прогнулись, и он стал приседать и упал на бок, руками за живот держится и стонет: «Больно! Больно мне!» Тут меня вроде как кипятком ошпарили. «Убили! – кричу. – Человека убили! Люди! Человека убили!» Кричу и не подумала тогда о том, что убийца рядом стоит. Тут мужчина, плотный такой, толстоватый, накинулся на убийцу сзади. Рукой так шею его обхватил. И назад отходит. Тот упал. А мужчина на него сверху, давит и кричит: «Полиция! Полиция! Человека убили. Я убийцу задержал. Да вызовите полицию!» И заматерился. Тут двое полицейских подбежали. Один убийце руки назад вывернул и наручники надел и кричит другому полицейскому: «Наряд вызывай!» Ну, еще другой полицейский потрогал шею парнишке, которого убили и давай «скорую» вызывать. Вот тогда я как-то немного успокоилась и слезы из глаз ручьем.
Она высморкалась, вздохнула.
- Ну, вот и всё, что я видела. До сих пор трясет. Это же на твоих глазах, в пяти шагах от тебя человека убивают. Никогда не думала, что мне такое придется увидеть и пережить. А кто он такой, убийца-то этот? Не положено говорить? Ну, не положено так не положено. Я понимаю. А так-то и не скажешь про него сразу, что он убить может. И вот что я думаю. Какой-то это странный убийца. В кино-то показывают совсем других. Среди бела дня принародно убивает и стоит на месте, никуда не бежит. Убивают же тайком, чтобы никто не видел и следы заметают, чтобы их не нашли. И он же и не пьяный был. Странно это как-то.
Людмила сидит ровно на стуле напротив следователя, ладони держит между колен.
- Сейчас не говорят «дружат». Это про подростков могут сказать «дружат». «Встречаюсь» говорят. Ну, я с ним встречалась. Ну, и встречаются тоже по-разному. У кого-то просто встретились и разбежались. У кого-то посерьезней. Близости между нами не было. Понимаете, Анатолий из какого-то другого теста, он не похож на других парней. Я до знакомства с ним думала, что сейчас таких вообще не существует. Сейчас ведь как? Не успеет еще толком познакомиться, а уже лезет. Ну, сами понимаете. Уверен, что девушка уже должна с ним переспать. Да и знакомятся чаще всего только для этого. А с Анатолием… я с ним раза три всего поцеловалась. И всё! Больше ничего и не было. Как-то он случайно задел мою грудь и покраснел, засмущался. Меня это тогда еще так удивило. Я чуть не засмеялась. Ну, правда! Вот такой он был. Ладно там, пацан какой-то. А то уже мужик, двадцать восемь лет. Знаете, мне кажется, что он девственник. И до сих пор не может перешагнуть вот эту грань.
Она поджала ноги под стул и продолжила:
- Он влюбился. Я видела, какие он взгляды бросал на меня. Знаете, девушка сразу почувствует, что ее любят. Так долго глядит, вздыхает. А когда говорит со мной, то глаза опущены и не смеет взглянуть на меня, как будто боится выдать свое чувство. Девчонки смеются: втюрился, как мальчишка. Ну, он не красавиц. Конечно, девчонки не о таких мечтают. Им непременно подавай голливудских красавчиков. Ростом вот так чуть повыше меня. Гол как сокол. Да и особого чувства я к нему не испытывала. Нет! Не была влюблена. И по ночам он мне не снился.
Она одернула подол юбки. Но юбка была коротка, чтобы прикрыть колени.
- Так-то он мне нравился. Не похож на других парней. Скромный, надежный. Он же сирота. Мог бы попасть в тюрьму, спиться. Но в нем вот стержень есть. Он и не пил, и не курил. Он с детских лет уже пахал как папа Карло. И когда он пришел в универ, у него уже был трудовой стаж десять лет. Он и мореходку закончил, и во флоте отслужил, и на судах походил, и матросом, и рулевым, и на заводе поработал. Мог на любом станке работать: и на токарном, и на фрезерном… Ну, какие там еще есть?
Она подняла руку и откинула прядь, упавшую на лоб.
- Он может всё, сделает, что угодно. А главное знаешь, что он тебя всегда защитит и никогда тебе не изменит. Вот эта надежность в нем чувствуется. Что сейчас редкость в парнях. В кино ходили с ним, в кафешке сидели, гуляли. Даже в музей как-то пригласил, но я не пошла. Девчонки бы узнали, засмеяли меня. С парнем в музей? Он романтик. Наверно, последний романтик. Я знала, что до свадьбы он себе ничего не позволит. Даже никаких поползновений не было с его стороны. Уже мужик, двадцать восемь лет, а он еще четыре года будет воздерживаться. Он сам говорил, что пока не закончит университет, жениться не собирается.
Она замолчала, повернулась к окну, за которым был пустынный внутренний дворик.
- Пока в загс не сводит, он себе ничего не позволит. Сейчас парни четыре дня не могут выдержать без секса. Такое ощущение, что вообще никакой любви нет. Всем только секс подавай. Знаете, я же не школьница, уже думаю о дальнейшей жизни. И хочу, чтобы со мной был рядом любящий надежный мужчина, который будет мне поддержкой. Я же не дурачка какая-нибудь, чтобы мечтать о том, что отхвачу какого-нибудь олигарха или поп-звезду, или знаменитого футболиста и буду в деньгах купаться. Мне бы найти кого-нибудь до того, как закончу университет, а потом нормальную работу, ну, и чтобы квартира была. И о детях потом можно подумать. Ну, не с этими же вертопрахами связываться. Им лишь бы потрахаться. А больше ты им ни для чего не нужна. Они в тебе и человека даже не видят. А Толя – это гарантия. И к тому же любовь. Ну, и мне он нравился. Страсти никакой не было. Но нравился. В общем, лучший кандидат. А то, что не спешит в загс, это хорошо. Надо универ закончить, каким-нибудь жильем обзавестись, а потом можно и в загс. А если забеременеешь, так не до учебы будет. А мне был нужен диплом, нужна была профессия. Я хочу, чтобы у меня была надежное будущее. Да, он мне так и говорил: «Давай закончим университет и поженимся». И я согласилась с ним. Он тогда такой был радостный, счастливый, даже на руки меня подхватил… С Трусовым? Ну, знаете, у любой может быть залет. Юрка – он парень видный, симпатичный, всегда при деньгах. Отец его в Томске директор крупного завода. Девчонки западали на него. Но я знаю такой тип. Ходок. Ему, кроме секса, ничего не надо. Да и не мог он долго с какой-нибудь одной. Ему разнообразие нужно было. Девчонок менял каждый месяц. Еще и в пед ездил. У нас в универе девчонок-то немного. А там малинник. Ну, в педагоги-то в основном девчонки идут. И там у них с парнями дефицит. В педе есть ему где разгуляться, хвост павлиний распустить. Знала я ему цену прекрасно. И никаких у меня иллюзий на этот счет не было. Никогда не думала, чтобы с ним. Всё случайно получилось. Бухали в общаге. День рождения было у одной девчонки. Пойла набрали, закуси всякой. Мальчишки пришли и Юрка с ними. Как это так такое мероприятие и без него? Я напилась хорошо. И не помню, как случилось. Уже утром проснулась в его комнате, рядом с ним голой лежу. Лифчик на тумбочке, трусики на полу. Извините, за подробности! Стала вспоминать. Да где там? Башка трещит. Ничего не помню. Оделась и пошла.
Она опустила голову, покачала ей из стороны в сторону.
- Всё ясно. Ну, трахнул и трахнул. И сопи себе в тряпочку. Не ты первая, не ты последняя. Он начал еще и хвалиться в открытую. Мне при парнях предлагал продолжить это дело. Мол, у него остались неизгладимые яркие впечатления об этой ночи. И Толя, конечно, услышал про это. Мне кажется, что он не поверил, что между нами что-то было. Решил, что это хвастовство и бахвальство Трусова, который любил рассказывать о своих сексуальных подвигах. Понимаете, Толя боготворил меня, считал такой чистой, как прекрасная незнакомка у Блока. Не верил, что я могу подобным себя запачкать. Он считал, что Юрка – хвастун. Он любит себя выставлять таким Казановой. Что там у него правда, а что насочинял, одному Богу известно. И Толя решил заступиться за мою честь. Ну, вот как Пушкин стрелялся из-за жены. Сейчас, конечно, какая дуэль? Если бы это было, он бы вызвал Трусова на дуэль. Вот так он отстоял мою честь. Глупо, конечно, страшно глупо. Ну, нельзя так. Но он, видно, не находил для себя никакого иного решения. Вот и решил сделать так, как сделал. Ужасно. Но вот так по-рыцарски. А кто из нынешних парней способен на такое? Да они и пальцем не шевельнут, если будут поливать их девушку.
Она открыла сумочку, но тут же закрыла ее.
- Ну, не знаю, буду ли я его ждать. Ведь за убийство большой срок дают. Нет, скорей всего не буду. Потом, когда он выйдет, у него же никаких перспектив. Только в грузчики, разнорабочие. Кто же убийцу возьмет к себе. Так что на своей жизни он поставил крест.
Анатолий.
- Никакого состояния аффекта. Всё я сделал при ясном сознании с холодной головой. И план обдумал тщательно. Разные были планы. Но в конце концов остановился на этом. Нож купил в хозяйственном магазине, положил его во внутренний карман куртки. Пришлось проделать дырку в кармане, чтобы нож не выпал и не торчал из-под куртки. Вечером накануне наточил его. Камень точильный взял у хозяйки. Когда и где он пойдет, я знал. Встал на тротуаре и стал поджидать его. Вижу он идет. В своей длинной серой курке. Я еще подумал, что на ней кровь будет хорошо видать. Увидел меня, протянул руку поздороваться. Я достал нож из кармана куртки. Он у меня был с левой стороны. И мне было легко его выхватить правой рукой. И ударил его в живот. Он зажал руками рану и стал кричать, что ему очень больно. Да, рядом возле скамейки стояла пожилая женщина, она какую-то бумажку читала. Он опустился и упал. Какая-то женщина закричала: «Ой, убили! Убили!» Нет, не та, что возле скамейки стояла. Она не кричала, а только глядела и держала бумажку в руке. Нож я бросил. Он рядом с ним упал. И тут кто-то сзади налетел и сбил меня с ног. Он, ну, этот мужчина навалился на меня и так вот рукой мне на шею давит. Я не мог подняться. Тут и полиция подоспела, надели не меня наручники. И люди стали собираться. А второй полицейский звонил. «Скорую помощь», наряд полиции вызывал. Я уже на ногах стоял. Народ сбежался. Ахают, охают. «Скорая» подъехала. И полицейская машина почти следом. Давай всё фотографировать, смотреть. Он еще жив был, когда его в «скорую» поднимали. Потому что стонал. Это уже здесь у вас сказали, что он умер в больнице, что шансов на спасение не было. Я, знаете, боялся, что он выкарабкается. Но нет, отправился туда, куда ему и дорога. Да, он не должен был жить. После того, что сделал, не должен был. Причина? Нет, это не ревность. Вот Пушкин вызвал Дантеса на дуэль, чтобы защитить честь своей жены и свою честь. Да, погиб. Но честь сохранил. Никто про него не может сказать, что он бесчестный человек. Если бы он этого не сделал, он перестал бы уважать себя. Это было бы для него хуже смерти. Бесчестие хуже смерти.
Он потер руки на запястьях.
- Трусов это сделал специально. Его бесило, что у кого-то может быть нормальное, не извращенное, не пошлое чувство. Подлец всегда хочет, чтобы кругом его тоже были подлецы. Для него же нет любви, нет чистоты. Он сам грязный, и всё вокруг мажет грязью. К чему бы он не притронулся, всё становится грязным. Я видел его мерзкую ухмылку. О женщинах он всегда отзывался грязно, цинично. Для него они все лишь предметы удовлетворения похоти. И больше в них нет ничего.
Он потер запястья о колени.
- Вокруг него собиралась компания, и он рассказывал о своих очередных похождениях. Из них можно было составить целую книгу. Что-то вроде «Казановы – 2». В подробностях. И все ржали. Мне это было отвратительно. С души воротило. Хотелось подойти и дать ему в рожу. Вот он своими грязными лапами залез ко мне в душу. Он оскорбил Людмилу, он публично осквернил ее. Всё ложь с начала до конца.
Он скрестил руки на груди.
- Рассказывал, как он ее… Врал. А если не врал, то, значит, опоил ее, подсыпал ей что-то и воспользовался ее беспомощностью. С него станется. Ради своей похоти он готов на всё. Он перечеркнул ее жизнь и мою. Разве он имел право жить после этого и продолжать убивать, калечить, развращать других? Таких надо останавливать.
Игорь
- Да, я жил с Юркой Трусовым в одной комнате в общаге. Два года жили вместе. В общем в комнате в общаге нас жило четверо. Но Толя Рыбкин, он с городской окраины, уезжал на выходные и праздники домой. Когда Юрка Трусов поселился в общаге, нас это удивило. Ну, как? Он же из мажоров. Стипендию получал, и родители ему регулярно подбрасывали деньжат. Так что вполне мог снять комнату в городе. Многие, кто при деньгах, так и делали. Еще и старались снять поближе к универу. Более того, ему как никому – ну, я уж скажу об этом раз начал – ему как никому подобало бы жить на съемной квартире, по крайней мере, комнатку снимать. Как-то я спросил его об этом. «Нет,- сказал он. – Я хочу пожить настоящей студенческой жизнью, чтобы можно было об этом детям рассказать, внукам своим. А настоящий студент – это тот, кто живет в общаге и хавает в студенческой столовой. Я вот на старости лет напишу мемуары. И в главе «Студенческие годы» о чем я расскажу, если жил на съемной квартире? Ненастоящий какой-то студент получается». Нет, ну, знаете, как говорится, о мертвом или хорошее или ничего. Я понимаю, что вам нужна объективная информация. Ну, я и буду рассказывать всё, как есть. Пусть уж покойник простит меня. Кажется, в городе у него была хатка. Может, кто-нибудь из хороших знакомых или родственников, ну, там в длительной заграничной командировке был, а ему ключ оставил. Потому что он часто не ночевал в общаге. Хотя ни о какой комнатке и не рассказывал. А может, ну, сейчас можно снять в городе квартирку на час или два снять. Ну, сдают по часам. В газетах и в интернете, знаете, сколько объявлений! А снимают, ну, сами знаете, для чего. Как для чего? Для быстрого секса. А Юрка был ловеласом. Парень он видный, высокий, симпатичный, баблос всегда водился. Шмотки на нем модные. Зубы мог заговорить хоть кому. Ну, у нас в универе девушек-то немного. Специфика такая, технический вуз. В основном парни идут.
Он хмыкнул.
- Выбор не богат. Если какая-то с кем-то закрутит, то весь универ знал. Юрка ездил в пед. Там противоположная ситуация. Парней очень мало, в основном девчонки. По субботам там дискотека. Вот он ездил. Каждый вечер в субботу туда уматывал. Ну, там парни еще из других вузов приезжали, из военного училища. Юрка еще хвастался, что деревенских, ну, те, что из деревне поступили, особенно и уламывать не надо. Они доверчивые, каждому твоему слову верят. То есть развести на секс, как два пальца… Извините! Конфетку ей показал и можно вести под ближайший кустик. А квартирка у него всё-таки была. Я уверен в этом. Где-то хранил он одежду, то сё. Приезжал он в воскресенье вечером или в понедельник утром. Чувствовался перегар, несколько помят, но всегда довольный, улыбался, шутил. Я у него как-то спросил: «Ну, у тебя постоянная там девчонка или как?» Он глаза выпучил: «Ты чо? На фиг мне постоянка нужна? Еще бы спросил: не женился ли я. Жениться я уж точно в ближайшие две пятилетки никак не собираюсь. Да и хочется новенького, свеженького. А тут с одной и той же… Фу! Девок надо менять чаще, чем трусы. Вот вроде всё у них там одинаково, а всё равно тянет на свежачок». – «Ну, девчонки они же говорят между собой, узнают же, что ты мутишь с разными. Ну, и мне кажется, что должны тебе устроить какой-нибудь разнос». – «А вот тут,- он говорит,- самое интересное. Конечно, знают, чувствуют, что они мне только на ночь нужны. Ну, а как же тогда быть с девичьей честью, гордостью, репутацией? А на самом деле ничего подобного. Между ними, как соревнование, кого я выберу на этот раз. И так гордятся, так довольны. Я даже уверен, что хвастаются перед другими». Вот такой он был. Но учился хорошо. Английский вообще в совершенстве. Англичанка была в восторге от него. Была бы моложе, непременно бы влюбилась.
Хмыкнул.
- Он же английскую школу у себя закончил в родном городе. Про таких говорят: родился с золотой ложкой во рту. Кто-то ему завидовал: девчонки на него западают, деньжата водятся. У него же папа начальник пароходства. Большой чин. Да и Юрка не собирался становиться к штурвалу или на каком-то заводе крутиться. При его-то возможностях, при папиных связях. Ему уже было обеспечено светлое будущее. Пристроился бы где-нибудь в зарубежном представительстве министерства водного транспорта. А что? На инглише шпрехает как англичанин. Сам такой представительный. У папы связи какие! Ногой двери в Кремле открывал. Ну, как относились? За всех говорить не буду. По-разному относились. А в общем таких мажоров не любят. Он, конечно, презрения ни к кому не показывал. Умный был. Такой общительный, улыбается, шутит. Но чувствуешь, что с барином говоришь, который в глубине души презирает тебя, ведь у тебя нет такого папы и девчонки гроздьями на тебе не виснут. Вот, знаете, удивительно было за ним наблюдать на экзамене. Сидит, ногу на ногу закинул, на спинку стула откинулся, улыбается, шутит, как будто не с препом, а со своим братом студентом общается. И ведь не один преп его не одернул, не поморщился даже. Мол, что за фамильярность? Экзаменатор, доцент там или профессор, тоже улыбается и смеется. Не экзамен, а какая-то дружеская беседа, если со стороны посмотреть. Ну, а когда он с Людой Смирновой, ну, того-самого, то это всех удивило. Она вроде как не из его обоймы. Ему же эффектных подавай. Еще и будет морщиться, перебирать. Люда, конечно, не дурнушка, но и красавицей ее нельзя назвать. Если, конечно, накрасится, то еще ничего. А если не накрасится, прикид модный не наденет, то на нее никто и внимания не обратит. Ну, не в его вкусе. Да и серьезная такая, постоянно нахмуренная. Но не это главное. Ведь все же знали, что она с Толей Овчинниковым. Ну, любовь у них или еще там как-то. Встречаются, вместе гуляют. И он от нее глаз не отрывает. Толю уважали. Он трудяга. Всё своим горбом добивался. Надежный такой парень. Но не скажешь: «Что ты, Юрка, делаешь?» Но ведь сам должен понимать. Нельзя же с подругой друга, хотя друзьями они, конечно, не были, но нельзя вот так поступать. Зачем ему эта Людка понадобилась? Ну, не знаю, было ли у них это дело или врал он. Но рассказывал всем с такими подробностями. Да, наверно, было.
Евгений
- В группе Толя был самый старший. Ему, когда он поступил в университет, уже было двадцать шесть лет. Мы-то еще девчонки и мальчишки, выпорхнувшие только что из школа, а он уже солидный, основательный, взрослый. Даже сначала его называли Дедом, но прозвище как-то не прижилось. Уже по его внешнему виду заметишь, что он взрослый мужик. До университета он уже успел закончить ремеслуху, ну, речной колледж, несколько лет ходил в навигацию, поработал на судоремонтном заводе.
Не сказать, что он сторонился одногруппников, даже наоборот. Всегда с интересом выслушивал, если что предлагали. Соглашался и делал. Хотя, что делал? А! хотели его назначить старостой группы. Вроде, как самый старший, самый опытный. Он отказался. «Это, говорит, надо девушку. Это же посещаемость вести, связь с деканатом поддерживать, к праздникам готовиться, профвзносы собирать. Нужно девушку назначить. Они аккуратные и записи будут вести, как надо. Выбрали Зину Овчинникову. И он оказался прав. Ей даже за второй курс дали грамоту «Лучшая староста университета».
Толя не жил в общаге. Не захотел жить в общаге. Я не понимал его. Он снял комнатушку в частном секторе. Такой неказистый домик. А значит, недорого и до универа рукой подать. Я сначала думал: «Зачем он это сделал?» Ведь в общаге почти бесплатно. Но потом понял. Он же детдомовский. Столько лет жил в общих комнатах. А тут наконец-то один. Сам себе хозяин. Надоела ему жизнь в казарме. Мечтал о своем уголке. Снимал у одной старушки. Она много не брала с него. Добрая была старушка. Да и за что там деньги-то особо брать? Такая комнатушка-клетушка. У него там кровать стояла, возле окна однотумбовый стол. Но старенький такой. Скорее всего, кто-нибудь отдал. А может, старушка сдала вместе с комнатушкой. А вот вдоль этой стены книжные полки. Самодельные. Наверно, он сам сделал. Он был такой мастеровой. Мог сделать, что угодно. И на станке любом работал. Он же одно время был рабочим на заводе.
Почесал голову.
- А полки для него – плюнуть. И книги… Меня это удивило. Сейчас редко кто книги собирает. Вроде как анахронизм. Ну, читать еще кое-кто читает. А чтобы собирать – это крайняя редкость. А он покупал, собирал, деньги тратил. Хотя сейчас на базаре бабушки книги из домашних библиотек продают за копейки. А многие их вообще на мусорку выбрасывают. Кое-кто, чтобы освободить место, сдают книги в библиотеки. Но там не все берут, капризничают. Они свои старые списывают, в макулатуру сдают. Советские книги почти не берут. Вот на свалку их и выбрасывают. А раньше, батя рассказывал, фиг хорошую книгу достанешь, какой-нибудь детектив или классику.
Почесал голову.
- Мешками на свалку вывозят. А ведь это родители ваши собирали, бабушки и дедушки, последнюю копейку от себя отрывали, по полдня в очереди стояли, макулатуру собирали, чтобы талончик на какого-нибудь Дюма или Агату Кристи получить. А теперь на свалку. Посмотришь, сердце кровью обливается. Это что же закончилась книжная цивилизация? Время другое, конечно. Вся молодежь на гаджеты подсела, как на наркотики. Без них уже и жизнь не представляет. Не успеет ребенок родиться, уже к гаджету тянется.
- А что у него за книги были?
- Так это самое интересное. Всё по морской тематике, по кораблестроению, навигации, всяким морским науках, по истории мореплавания, о морских путешествиях всяких. И художественная литература на эту тему. Станюкович там, Новиков-Прибой. Помню Станюковича собрание сочинений, такие толстые серые тома. А по другим темам почти ничего. Его, кроме моря, ничего не интересовало. Фанатик такой, мореман. Только в эту тему. Да, еще он коллекционировал разные морские вещи. Разыскивал их, у знакомых, по чердакам, по барахолкам. Где так выпросит, где купит. Над полками кортик висел. Настоящий кортик морского офицера.
- Кортик? А что же он, как мясник, воспользовался кухонным ножом? Кортиком-то романтичней.
- Не знаю. Еще компас большой такой помню, какие раньше на судах были. Ну, ракушки разные, галечки красивые. Еще он показывал сирену корабельную. Большая такая, ручку надо крутить. Самоходку списывали на металлолом. Вот он и раздобыл. У него, как будто в музей попал. Так что в общагу он не хотел. К тому же он не любил компаний. Никогда ни с кем не тусовался. Его даже приглашать перестали, потому что знали, что он не пойдет. Не пил, не курил. Очень много читал. Что-то всё там проектировал, чертил, высчитывал. Мечтал построить собственную яхту. А в общаге же там проходной двор. А некоторые ухари еще и девицу приведут на ночь. Ну, или там на пару часиков. И конечно, им комната свободная нужна. А остальные выметайся, кто куда. Идут к другим, просятся переночевать. А он не такой. Не легкомысленный был. О женщинах, о девушках никогда похабного не говорил. От него не слышали никаких скабрёзностей. Он и слов таких не употреблял, как лохушка, телка, чувичка. И отходил сразу, если на такую тему разговор возникал.
- А он что-нибудь рассказывал о своей прошлой жизни.
- Не! Он скрытный был. Малоразговорчивый. Вообще пустой болтовни не терпел. Не рассказывал. Так из случайных слов что-то узнавали.
- О родителях своих он, выходит, никогда ничего не говорил?
- Никогда. Странно это. Многие детдомовские пытаются отыскать своих родителей. Может, он искал, не знаю. Но не говорил на эту тему. Ну, а расспрашивать же не будешь. О себе он не распространялся. А учился хорошо. Лучше всех в группе. К каждому семинару готовился, контрольные, рефераты вовремя сдавал. На семинаре так отбарабанит – любо-дорого. А зачеты, экзамены он или автоматом получал или на пятерку сдавал. Получал повышенную стипендию. Мне кажется, что он еще и подрабатывал.
Почесал голову.
- Мы ходили консультироваться к нему, если затруднение какое.
- А друзья у него были?
- Ну, особенно он ни с кем не сходился. Хотя и не сторонился. Не был таким букой. Но дружба требует времени. Встречаться надо, компанию водить. А ему, чувствовалось, времени постоянно не хватало. Для него было главным учеба, занятия. Он целиком отдавал себя им. И ни на что постороннее не отвлекался, отметал всё, что могло его отвлечь от учебы. И всякие там мероприятия не очень уважал.
Валя.
- Да, мы с Людой подруги. Живем в одной комнате. Какая она? Да нормальная девчонка. Без всяких заскоков. Никого из себя не строит. Общительная, контактная, без комплексов . Звезд, конечно, не хватает. И с учебой не упирается. «Зачем мне, - говорит, - красный диплом? Мне что зарплату будут повышенную платить за красные корочки? Я же не тореадор, на красное бросаться. Для нее главное не учеба, не профессия, а личная жизнь. Ну, это нормально для девчонки. Любая хочет счастливой семейной жизни, любви. Она сама говорила, что прежде всего не ошибиться, попасть в десятку. В какой смысле? Выбрать себе нормального правильного партнера, то есть мужа. Вот она с первого курса была такая. Разговоры только о парнях. Вот это такой, а вот это такой. А с этим вообще не стоит связываться. Ходок, легкомысленный. Каждого недостатки и достоинства переберет. Как будто в магазине платье выбирает. Даже на преподавателей западала. Ну, на тех, кто моложе.
Провела кончиками пальцев по губам.
- Я ей говорю: «Да он же старый и женатый. Ты чего, Люд?» А она: «Да не такой он и старый. Для мужчины самый зрелый возраст. А разница в возрасте – вообще ерунда. Твердо стоит на ногах, всего уже добился. Работа престижная, квартира, машина. А что женатый… Так тут по Дарвину: выживает сильнейший. А у женщин – та, что моложе, красивей и интересней». На одного особенно запала, давай ему глазки строить, заговаривать с ним. А к нему на экзамен по гидрографическому обеспечению пришла вот в такой юбке по самое «не балуй» и накрашенная, как будто не на экзамен, а на дискотеку. И давай удочку закидывать. И так повернется, и этак. Наклоняется к нему, а разрез глубокий, и лифчик видно, и то, что под ним. Только Василий Иванович не повелся. Даже глазом не моргнул и не клюнул на ее прелести. А она села к его столу не прямо, как все, а сбоку, чтобы он ее ноги видел. И то одну ногу закинет, то другую. Ну, ножки-то у нее ничего. Есть на что поглядеть. А Василий Иванович говорит ей: «Вы бы, Людмила Петрова, меньше перед зеркалом крутились, а больше на подготовку тратили. Всё-таки это экзамен». Трояк поставил ей. Она все экзамены на трояки сдавала. И стипендию не получала. родители подкидывали ей, но видно немного, потому что одевалась-то в общем скромно.
Она провела кончиками пальцев по подбородку.
- Запросы у любой девушки, вы сами понимаете… И одеться, и косметика, и на концерт любимой группы сходить, и прическу себе порой хочется модную сделать. Как-то она сказала: «Может быть, спонсора найти?» Я ей: «Ты что, Людка, совсем ку-ку?». Не, никого не нашла. Да и не искала скорей всего. На такое она всё-таки не могла решиться. Так, наверно, сказанула. Ну, парни у ней были, но долго не задерживались. Все ей чем-то не подходили. Этот наглый, тот тю-тя, а у этого в кармане вша на аркане. Походит месяц-другой – и всё. Я спрашивала: «Ты чего, Люд, уже всё что ли с этим парнишкой? На свиданки перестала ходить, не звонишь, и он тоже».
Она провела кончиками пальцев по щеке.
- Она говорит; «Легкомысленный какой-то. Из подросткового возраста еще не вышел. Ему еще на велике по улицам гонять. Ничего с ним серьезного не может быть». А про другого: «Да ну его на фиг! Он уже на первом свидании руки распускать начал. А мне по-серьезному надо. А для этого дела пускай какую-нибудь дурочку ищут». Ну, и вообще всех девчонок удивила, когда стала с Толей встречаться. Ну, он так на внешность не очень. Да и росточком не вышел. Мы-то думали ей красавца подавай. Лицо у него красное. Его сразу Морским Волком прозвали. Людка-то самолюбивая. Ей надо, чтобы ей было хорошо, чтобы ее любили и лелеяли. Я у ней спрашиваю: «У тебя серьезно с Толяном?». А она: «Ну, некрасивый. С морды-то воду не пить. И я не голливудская красотка. И не парюсь из-за этого. Зато и за другими он не будет бегать. Главное, чтобы любил и надежным был». Да, Толя любил ее. Тут и психологом не надо быть. Достаточно увидеть, как он на нее смотрит. Глаза не обманывают. А у него во взгляде столько нежности, когда он глядит на нее. Так только влюбленные смотрят. А ведь у него не было ни квартиры, ни машины, ни состоятельных родителей. Вот что удивляло. Как-то сразу и не верилось, что у нее что-то серьезное в ним может быть.
Погладила кончиками пальцев шею.
- Девчонки вообще не понимали этого. А она: «Да вы дурочки! Всё ждете принца на белом коне. Нет никаких принцев. А Толя всего добьется. Он целеустремленный. Я ему скажу достать звезду, и он достанет. Он всё для меня будет делать. С ним у меня будущее». Вот тебе и будущее! Я как услышала про это, даже не поверила сначала. Ну, кто угодно, только не Толя. Думала сначала, что ошибка какая-то. А потом вспомнила опять его глаза. Иногда у него взгляд становился таким холодным, железным. Даже в дрожь бросало. Вот тогда я поняла, что он мог это сделать. Это человек, который готов на всё, которого ничто не остановит. Да, Людка была права, когда говорила, что он целеустремленный и всего добьется. У него железная воля, и он всегда добивается своего. Только не всегда того, что надо. Ну, в смысле не такого же – взять и убить человека. Кошмар какой-то! Свою жизнь загубил и человека нет.
Следователь
- Анатолий Овчинников противоречивое впечатление производит. Я знаете, даже уважение к нему почувствовал. Надеюсь, вы меня после таких слов не запишите в сообщники?
Кашлянул в кулак.
- Детдомовец. Говорят, пытался узнать, кто его мать. Наводил справки, ездил в детдом. Это в другом городе. Заходил к директору. Подняли архивы. Фамилия матери неизвестная, отказалась ее называть. Записала его имя, отчество, вымышленную фамилию. Ему было лишь несколько дней. Ему бы еще сосать и сосать материнскую грудь. Не понимаю я таких женщин. Не понимаю. Ни одна кошка, ни одна собака так не поступит. Выжил мальчишка. После девятого класса мореходку закончил, в университет поступил. А туда не всякий может поступить, конкурс. Характеристики положительные. Парень такой спокойный, рассудительный, основательный. Без вредных привычек. Не вертопрах, не ботало какое-нибудь. Не верится, что он убийца. Говорю ему: «Ну, понимаю, ревность, то сё… Но зачем же убивать? Ведь ты не вспыльчивый. Психолог заключение дал, что у тебя со психикой всё в норме.
Кашлянул в кулак.
- Извините! Ты же не урка какой-нибудь. И убить человека не каждый может. Это через себя перешагнуть нужно, через человечность. Нет! Просто не верю! А ведь убил. Набил бы ему морду. Вон у тебя кулаки какие! А он слизняк. А он мне: «Да нет! Вы не понимаете! Всё дело в том, что меня не хотят понять. Никто не хочет понять. Это не ревность. Никакая не ревность. Ревность – это когда женщина сама изменяет. Измена в голове начинается, когда женщина решает, что она делает правильно. А Люда не изменяла. У нее и в мыслях такого не было. Она никогда бы не сделала этого. Я ее прекрасно знаю. Я ее лучше себя знаю. И могу говорить за нее. Я ее все мысли и чувства вижу. И она никогда бы не сделала такого. Она чистая, святая. Он опоил ее, подсыпал ей что-то. Ну, не знаю. Снотворное или еще что-то. С него это станется. Я думаю, что он многими девушками вот так и овладевал. Вот в чем его подлость, его мерзость. Если бы между ними было взаимное, да разве я бы имел что-нибудь против. Она свободный человек, и сама выбирает, кто ей нужен. Ну, влюбилась. Симпатичен он ей. Тянет ее к нему. Ну, жизнь есть жизнь. И здесь ничего не попишешь. Нужно принимать ее такой, какая она есть».
Он кашлянул в кулак.
- «Значит, не повезло тебе. Ему повезло. Но здесь-то другое. Здесь подлость. Самая что ни на есть. И он еще гордится своей подлостью, рассказывает всем о своей подлости. Вот он воспользовался ее беспомощным состоянием. Какие тут могут быть кулаки? Он поступил как последний негодяй. И никаких ему оправданий не может быть. Это можно смыть только кровью. Если бы я не сделал этого, я всю жизнь презирал бы себя. А что может быть хуже, если ты презираешь себя, знаешь, что мог сделать, но не сделал? Как бы я после такого мог смотреть ей в глаза? С ней так подло поступили, а я, ее мужчина, ее надежда, ее защитник, промолчал, в тряпочку просопел, пальцем не шевельнул? Разве можно с таким человеком связывать свою жизнь? Да я после этого такое же ничтожество, такая же мерзость, как и он. Нет тут состояния какого-то аффекта. Повторяю, всё я делал с холодной головой. Каждый свой шаг просчитал, прокрутил в голове». Я говорю ему: «Понимаешь, что всё, что ты сломал свою жизнь? Вот из больницы сообщили, что Юрий Трусов скончался. А это значит, что ты уже пойдешь по полной программе, по тяжелой статье. Это очень большой срок. А у него еще и папа большая шишка. Начальник пароходства. Уж он надавит на все, чтобы тебе дали по максимуму. Был бы расстрел, он бы уж постарался, чтобы тебя расстреляли».
Раскашлялся. Отдышался и продолжил.
- Всё! Сломал свою жизнь. Даже, когда выйдешь, на тебе будет это несмываемое клеймо убийцы. До конца дней твоих. И никакими заслугами его не смоешь. Люда не будет тебя ждать. Выйдет замуж. Уже у нее дети будут ходить в садик или в школу, когда ты выйдешь. И даже думать не смей ни о какой встрече. Она тебя будет чураться как чумного. И на работу нормальную тебя нигде не возьмут. Всё! Вся жизнь под откос. Ты не только его убил. Ты и себя убил. Двойное убийство. «Знаю,- кивает он. – Но если бы я этого не сделал, я всю жизнь бы презирал себя. А это еще хуже смерти, когда презираешь себя, когда знаешь, что ты ничтожество. И Людмилы, конечно, я был бы недостоин». – «А вот ты думал, как она попала в эту компанию? Никто же ей спиртное не заливал в рот. Пила, веселилась, смеялась вместе со всеми». Вижу, он напрягся и багровеет. И понимаю, что если я что-то скажу про нее дурное, он сорвется и набросится на меня. Я же позволил наручники снять с него.
Кашлянул. Вытер губы платочком.
Через три дня Анатолий Овчинников покончил жизнь самоубийством в следственном изоляторе.
|
|
| Игорь Фишелев |
2024-06-10 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Часть первая
Несколько лет назад, заинтересовавшись своей родословной, я неожиданно обнаружил таинственного двоюродного дядю Михаила Семеновича Фишелева, о котором родители мне никогда ничего не говорили. Оказалось, что это был революционер, хотя и не из вождей, но довольно известный. И о таком замечательном человеке родители молчали! Что-то здесь было не то…
В мои юные годы старых революционеров часто приглашали на встречи с молодежью, о них писали в газетах, показывали в кинохронике, ими гордились. Хорошо помню одного такого ветерана, который когда-то на митинге слышал выступление Ленина. Это был советский святой, вроде апостолов, лично видевших Иисуса Христа.
О своей родне, достигшей успехов в жизни, родители говорили часто и охотно. Я знал, что дядя Боря работал инженером в конструкторском бюро, создавшем знаменитый танк Т-34. Другой, дядя Яша, вывел известную породу уток «Украинская черная белогрудая», сохранившую ценность до наших дней. Я даже знал о папином дяде-портном, достигшем в своем ремесле настоящего мастерства: он из отреза на «тройку» (пиджак, брюки и жилет) шил пиджак и двое брюк. Ко Всемирной парижской выставке в 1900 году он сшил черный фрак белыми нитками. Легенда гласит, что кто-то из европейских дипломатов заявил, что политика России шита белыми нитками. На это его русский коллега ответил: «Пошьем, и никто ничего не заметит». Это попало в газеты, и папин дядя решил сшить свой знаменитый фрак, за который получил на выставке какую-то награду.
Было с кого брать пример и даже гордиться, но близкий родственник и при этом известный революционер в стране победившего социализма дорогого стоил, тем не менее о нем родители предпочитали молчать; а теперь, много лет спустя, спросить о нем уже некого. Я решил продолжать поиски.
Самой интересной находкой оказалась книга Михаила Семеновича «От харьковской голубятни до ангарской ссылки», изданная в Москве в 1931 году. Через интернет-магазин удалось приобрести один экземпляр, и стало возможным из первых рук узнать, какой путь прошел малограмотный паренек из бедной еврейской семьи, чтобы стать ближайшим соратником вождей Октябрьской революции в России. Но не только это заинтересовало меня в его судьбе, а тот печальный итог, к которому привела его верность пролетарским идеалам и товарищам по совместной борьбе. Казалось, такое вообще не может быть. Я понял, что практически ничего не знаю о реальной истории своей страны, о ее так называемом авангарде – партии большевиков, и слишком по-детски представляю жизнь нашей семьи в довоенные годы. Пришлось заняться раскопками, и вот что из этого получилось.
1. Куда податься бедному еврейскому подростку
Впервые о своей жизни Миша Фишелев задумался в тринадцать лет. Он жил, как все его харьковские сверстники, гонял голубей, ловил рыбу, играл в мальчишеские игры. Отец все чаще настаивал: «Иди в ученье сапожнику, будешь хоть немного помогать семье». Но становиться сапожником Мише не хотелось. Его отец Семен Фишелев зарабатывал на жизнь шитьем одежды. Таких портных, ткачей, возчиков, сапожников и мелких торговцев в городе было полным-полно. Становиться одним из них и всю жизнь работать за гроши, разве это достойная перспектива для уважающего себя человека?
Было только два пути, чтобы вырваться из нищеты. Миша слышал, что тысячи евреев уезжают в Америку и там неплохо устраиваются. Но для этого нужны были деньги, а их в большой семье никогда не было. Можно было найти хорошую работу в самой России, но для этого требовалось получить разрешение на проживание за чертой оседлости. Царское правительство боялось влияния предприимчивых и сплоченных евреев на коренное население и поэтому ограничило зону их расселения западными областями, причем жить они могли только в местечках и отдельных городах. Из-за этого возникла перенаселенность, конкуренция и повальная нищета. Исключение предоставлялось купцам первой гильдии, выпускникам ВУЗов и некоторым категориям специалистов. К ним относились аптекарские помощники, дантисты, повивальные бабки и их ученики, а также ученики фармацевтов и фельдшеров.
Вероятно, он так бы и стал сапожником, но судьба готовила Мише другой путь. Случайно он услышал от своего друга об интересной книге под названием «Записки охотника» – и решил ее прочитать.
Рассказы Тургенева о другом мире, других ценностях пробудили в нем интерес к чтению. Он записался в детскую библиотеку, потом во взрослую, и стал читать запоем. Однажды ему не повезло – он так увлекся книгой, что не услышал обращенных к нему слов отца. Тот вскипел, вырвал у сына книгу, порвал ее и бросил на пол.
Заплатить рубль штрафа Миша не мог, таких денег у него никогда не было. Возвращать порванную книгу он боялся, эта беда стоила ему много горьких слез и бессонных ночей, но в конце концов все обошлось: библиотекарь все поняла, простила его и записала в читальный зал, чтобы не нужно было носить книги домой.
В библиотеке имелась курительная комната, где постоянно собирались студенты и вели жаркие споры на политические темы. Там Миша впервые узнал о пролетариате, социалистах-революционерах, социал-демократах, земельном вопросе, праве наций на самоопределение, услышал фамилии Плеханова и Маркса. Он стал читать еще больше, но бессистемно, руководить его самообразованием было некому.
2. Новые друзья и новые идеи
Семен Фишелев снимал большую квартиру, но его семья ютилась в двух комнатах, остальные сдавались внаем. Однажды у них поселились два студента местного университета. Один из них был православным, другой – иудейского вероисповедания. Для провинциального мещанского Харькова это было неслыханное дело; родители Миши заволновались, не бунтовщики ли к ним поселились. Но когда выяснилось, что жильцы ведут себя тихо, деньги платят регулярно, после лекций подрабатывают репетиторством, отношение к ним изменилось. Миша стал брать у них книги для чтения. Когда они ближе познакомились, по просьбе Миши один из студентов согласился помочь ему по русскому языку и арифметике для сдачи экстерном экзамена на аптекарского помощника. Эта скромная специальность (приготовление лекарств и раздача их больным) давала еврею хоть какую-то надежду на лучшее будущее.
О том, чтобы поступить в реальное училище, Миша не мечтал. В Полтаве жил его двоюродный брат Яша, которому удалось в такое училище поступить. Как это происходило, Миша знал во всех подробностях.
Много лет спустя, уже после 1991 года, мои двоюродные сестры написали краткие истории своих семей, тогда время такое наступило. До этого мы все не раз вспоминали близких и дальних родственников, когда при поступлении на работу обязательно заполняли анкеты с пресловутой пятой графой (национальность) и сведениями о судимости, лишении гражданских прав, пребывании на оккупированной территории, родственниках за границей и других преступлениях, порочащих советского человека.
Дочь дяди Яши Ира, в частности, рассказала, как ее папа в начале ХХ века поступил в Полтавское реальное училище. Такие же испытания ждали в те годы любого еврея, решившего получить среднее образование. Вот отрывок из ее рассказа:
«…В реальное училище папу готовил младший брат его отца Йоня, который в это время был студентом медицинского института в Харькове. Папу поселили тогда в Харькове у родственников, где он помогал по хозяйству, нянчил ребенка, а по вечерам бегал учиться к дяде…
…После поступления в реальное училище, где существовала пятипроцентная норма для евреев, мой отец, вернее, его семья, не смогли к первому сентября уплатить за обучение и купить мальчику форму. Мать сама сшила ему одежду, напоминающую, как ей казалось, школьную форму. Но у входа в училище его задержал надзиратель и велел без формы не являться. Но папа продолжал ходить, стараясь не попадаться на глаза надзирателю. И в первые же дни он покорил учителей своей начитанностью, знаниями и способностями. Даже учитель закона божьего, уроки которого мальчик-еврей имел право не посещать, ставил его в пример всем православным ученикам. Но однажды, когда мой отец в очередной раз пришел в училище, он наткнулся на самого инспектора училища, который пригласил его к себе в кабинет и сказал: «Передайте своим родителям, что вы взяты на «казенный кошт», и им нет необходимости платить за обучение и заботиться о вашей одежде». Инспектор открыл шкафы и сам подобрал мальчику шинель, курточку, брюки, обувь и все, что полагается. Причем никаких расписок и документов не понадобилось. Что самое интересное (папа об этом неоднократно вспоминал), – инспектор, о котором идет речь, был членом пресловутого «Союза русского народа», антисемитской «Черной сотни».
За семь лет обучения он не знал других оценок, кроме «пятерок», но это не был «отличник» в нашем понимании. У него было множество самых разнообразных увлечений: природа, спорт, рыбалка. Самое сильное увлечение – птицы, а в спорте – футбол. У него был хороший слух и голос, он участвовал в хоре училища. Однажды с ними пел Козловский.
Папа в юности много читал, в том числе и Маркса, но политика его не увлекла. В детстве – ходил в хедер, умел писать и читать на древнееврейском языке.
После окончания реального училища в Полтаве он поехал в Харьков поступать в Технологический институт. Для евреев в то время была процентная
норма, ему надо было сдать четыре экзамена на пять балов каждый. Три «пятерки» были уже получены, оставалась только физика. Кафедра физики и до революции была антисемитской, и отцу поставили «4» и три четверти, то есть ему не хватало одной четвертой балла. На следующий год ситуация повторилась. Последовала еще одна попытка, на этот раз с ним поехал отец, и когда ему опять тот же преподаватель поставил «4» – три четверти с плюсом, то дед пошел к ректору, изложил ему «проблему» весьма эмоционально и добился переэкзаменовки в присутствии комиссии. Все родственники, многочисленный клан Фишелевых, были крайне возбуждены в ожидании результата. Папе поставили «5» и он стал студентом, а дед закатил пир «на весь еврейский мир» Харькова.
Но окончить институт моему отцу не довелось – разразилась Первая мировая война, потом революция».
(Ирина Яковлевна Фишелева-Айзенштадт. 20.07.2003. Израиль)
В противоположность своему брату Юде, Семен Фишелев серьезную учебу своего сына считал бесполезной – все равно вырваться из нищеты его детям не суждено. Он переживал по этому поводу, сделался раздражительным и скорым на физическую расправу в случаях неповиновения. Неизбежно Миша все больше отдалялся от семьи, стал искать смысл жизни в книгах и тех революционных идеях, которые тогда буквально витали в среде студенческой молодежи. Он понял, что должен сам решать свою судьбу, и для начала сдать экзамен на аптекарского помощника, вырваться из черты оседлости – во всех случаях не сидеть сложа руки.
Весной 1903 года жители Харькова и всей России были взбудоражены газетными сообщениями о событиях в Кишиневе. Там черносотенцы убили десятки и покалечили сотни евреев, не жалели ни детей, ни женщин, ни стариков. Распоясавшиеся «патриоты» глумились даже над трупами. Эта звериная жестокость, вспыхнувшая из-за ложных слухов о ритуальном убийстве евреями какого-то парня, возникла не случайно, ее всячески поощряло царское правительство.
Массовое появление евреев в России произошло в конце XVIII века после второго раздела Польши. Коренное православное население считало иудеев врагами, ведь в Христа они не верили, жили замкнуто по своим законам, при этом всячески обманывали русских людей и вдобавок спаивали их. Ненависть к евреям стали усиленно разжигать после 1881 года, когда народовольцы (среди них было много евреев) убили царя Александра II. Новый государь-император Александр III жидов ненавидел органически. Сразу вспыхнула антисемитская кампания, начались еврейские погромы, возникло патриотическое черносотенское движение под лозунгом «Бей жидов, спасай Россию!» (Папа мне рассказывал, что евреи выдвинули встречный лозунг: «Всех жидов не перебьешь и Россию не спасешь!» И ведь не перебили и не спасли, но кто мог об этом знать в самом начале ХХ века?)
Мише было 14 лет, когда произошел погром в Кишиневе, и это впервые заставило его задуматься над тем, что он еврей. В чем его вина и какая ждет его жизнь в царской России?
* * *
После кишиневского погрома харьковские евреи испугались и попрятались, закрыли дома, лавки и мастерские, улицы опустели. Вскоре по городу поползли зловещие слухи о готовящемся погроме в самом Харькове. Родители шёпотом сообщили, что богачи собирают деньги, чтобы откупиться у губернатора и полицмейстера. Поздним вечером мать велела всем детям одеться и потихоньку вместе с ней отправиться к ее богатому дяде. «Богатых громить не будут, они уже откупились», – объяснила она. Но выйти со двора им не удалось: соседи, в основном русские, такие же бедняки, как Мишина семья, узнали причину их бегства и пообещали погрома в их дворе не допустить, а если сунутся черносотенцы, дать им бой. Семья вернулась ночевать в свою квартиру, а Миша получил первый урок классовой солидарности.
Политические дискуссии, такие же бурные, как в курилке библиотеки, возникали между двумя студентами, с которыми сдружился Миша. Один из них принадлежал к украинским социал-демократам, второй – к «Поалей-Цион» – начавшейся формироваться еврейской рабочей партии. Студенты стали первыми наставниками Миши в вопросах классовой солидарности и революционной борьбы. Эти идеи увлекли пятнадцатилетнего подростка, и он вступил в еврейскую социал-демократическую рабочую партию, чтобы бороться за лучшее будущее. Теперь он участвовал в митингах и демонстрациях, распространял листовки и все время учился, изучал политэкономию, а русский язык и арифметику забросил: перед ним открылась другая, полная романтики и отваги дорога в замечательное будущее.
3. Рядовой солдат революции
Поражение в Русско-Японской войне всколыхнуло все слои общества. К экономическим требованиям рабочих присоединились политические. Начались массовые демонстрации протеста против бездарной внешней и внутренней политики царских властей. Правительство сначала пообещало провести реформы, потом приказало любыми средствами разгонять все выступления.
Всеобщий взрыв возмущения возник после расстрела мирной демонстрации петербургских рабочих в воскресенье 9 января 1905 года. Это было бессмысленное и жестокое преступление.
Царское правительство очень скоро поняло свою ошибку. По всей стране начались митинги и забастовки, на которых, кроме экономических, выдвигались требования свободы слова и печати, неприкосновенности жилища, полного равноправия всех граждан без всякого различия пола и национальности, освобождения политических заключенных и созыва Учредительного собрания. По всей стране началась подготовка к революционному восстанию.
В это время в Харькове узнали о готовящемся еврейском погроме и срочно организовали интернациональные отряды сопротивления. Миша был включен в «десятку» и получил оружие – револьвер системы «Ле-Фоше», чему был безмерно горд. Власти испугались и отменили погром, «десятки» распустили, но оружие оставили и дали Мише целый ряд партийных поручений.
Практическая работа захватила его с головой.
Ему доверили организацию ученического и рабочего кружков для изучения легальной и нелегальной литературы и сбора членских взносов. Он же поддерживал связь с конспиративной квартирой, где получал инструкции и материалы для изучения. Кроме того, в рабочем кружке он обучал людей грамоте.
Было у Миши еще одно партийное поручение – подыскивать квартиры для проведения собраний. Он решил эту проблему просто: ждал, когда родители или кто-то из родни уйдут в гости, и в их квартире собирал народ. Сходки часто носили бурный характер. В конце концов хозяйка квартиры пригрозила отцу Миши, что сообщит о безобразиях в полицию. Разразился скандал, в результате Миша ушел из семьи и оказался без гроша в кармане, без паспорта и права жить в Харькове.
Организация выделила деньги, чтобы Миша снял квартиру и организовал на ней явку. Это оказалось простым делом – полицейские привыкли брать взятки с молодых евреев, которые массово стекались в Харьков на учебу или на заработки. Так в возрасте пятнадцати лет Миша стал профессиональным революционером. Питался он в студенческой столовой, где хлеб лежал на столах бесплатно – ешь, сколько хочешь. Другие бытовые проблемы его не волновали, главное – подготовка вооруженного восстания. Сколачивались боевые группы, организовывались санитарные отряды. В сентябре 1905 года прокатилась волна забастовок в Москве и Петербурге, к ним присоединились железнодорожники, в том числе Харьковский узел. 10 октября в городе началась массовая забастовка, перешедшая в демонстрацию. Она направилась к тюрьме освобождать политических заключённых. Боевые дружины дали залп по ожидавшим их драгунам и конным жандармам. Те этого не ожидали, возникла паника и свалка. Один из драгунов в темноте ударился о закрытый шлагбаум и вылетел из седла. Его разоружили, и Мише достался револьвер. Многие демонстранты разбежались, остальные не стали штурмовать тюрьму и направились к университету, где опять вступили в перестрелку с казаками, после чего разошлись по домам.
На следующий день в университете из представителей партий и студентов был организован Комитет борьбы. Началось строительство трех баррикад. Когда к одной из них подъехали драгуны, их встретили криками «ура!» Драгуны немного постояли и уехали.
К баррикадам подошла демонстрация рабочих. Солдаты открыли по ним огонь, стали падать убитые и раненые. Тогда рабочие захватили оружейный магазин, после чего беспрепятственно прошли к университету. Образовался Комитет общественной безопасности. Для защиты населения от погрома создали отряды вооруженной народной милиции.
На следующий день защитники баррикад заметно проголодались, а запасов продовольствия не было. Начались переговоры с военными властями о перемирии. Оно было заключено, и войска не стреляли в колонны демонстрантов, которые под красными знаменами и с революционными песнями прошли между рядами народа на митинг.
Через два дня похоронили четырнадцать товарищей, погибших в эти дни. В городе объявили военное положение.
Проанализировав результаты октябрьских боев, Комитет принял решение усилить агитацию среди солдат. На заводах начали изготавливать холодное оружие для боевых дружин. В декабре началось тщательно подготовленное вооруженное восстание. Но власти через шпионов о нем узнали заранее и тоже подготовились. Войска, вооруженные пулеметами и артиллерией, окружили восставших и стали расстреливать их. Пришлось вывесить белый флаг.
После подавления революционных выступлений в столицах и по всей стране началась полоса арестов. Подняли голову черносотенцы. Для защиты населения в Харькове снова организовали отряды самообороны. В «десятку» Миши вошел Семен Восков, только что выпущенный на поруки из полтавской тюрьмы. Посадили его за попытку освободить политзаключенных из этой самой тюрьмы.
У Семена и Миши было много общего. Семен был на год старше и тоже происходил из бедной еврейской многодетной семьи. Он рано начал зарабатывать на жизнь, получил профессию столяра и мальчиком вошел в социал-демократическую организацию. В Харькове он поселился у Миши на явочной квартире.
Ребята тяготились бездельем, да к тому же оказались совершенно без денег. Они задумали решить проблему комплексно: раздобыть оружие для организации путем обложения местной либеральной буржуазии своего рода контрибуцией. Богатые евреи не скупились, память о погромах была еще свежа. Но к лету 1906 года эта жила начала иссякать, и Семен с Мишей перешли к прямой экспроприации, фактически к грабежам. Добытые деньги или оружие передавались Комитету. В конце концов у ребят на квартире собрался целый арсенал: револьверы, патроны, динамит.
Вскоре у них в комнате появился третий жилец – бежавший с каторги наборщик. Ему сделали документы и устроили на работу в типографию. Через некоторое время удалось добыть шрифт и организовать работу типографии. Миша обучился набирать текст. Прокламации выносились в бельевых корзинах под видом постиранного белья (в доме была прачечная) и распространялись по городу.
Осенью Мише не повезло. Вместе с товарищами он распространял воззвание «К еврейской рабочей молодежи» во дворе синагоги, где происходило массовое гуляние. Его узнал староста синагоги и выдал полиции. Пришлось срочно прятать типографию, а самому Мише уезжать из Харькова в Крым.
Работа на новом месте не заладилась. Промышленных предприятий было мало, подпольная организация слабая, и хотя Мише и здесь удалось организовать подпольную типографию и наладить выпуск прокламаций, больших успехов достичь не удалось. Сидеть без дела он не хотел и решил перебраться в западные губернии, где революционеры работали с интересом. По дороге он заехал в Харьков повидаться со своей девушкой. В результате арестовали и Олю, и его самого, и посадили в тюрьму.
Вначале Мише новая жизнь даже понравилась: отдыхай, сколько хочешь, читай художественную литературу, перестукивайся с соседями. Нашлись в тюрьме старые товарищи, появился доступ к запрещенным изданиям, и он занялся самообразованием. Когда следствие закончилось, его и Олю приговорили к четырем годам каторги, которую заменили ссылкой на вечное поселение в Сибирь.
4. Ссылка на Ангару
Просидев в тюрьме год и восемь месяцев, 6 марта 1909 года Миша и Оля пошли этапом на поселение и прибыли поездом в Красноярск в середине апреля. Когда реки вскрылись от льда, первую партию ссыльных на паузках – плоскодонных парусно-гребных суднах – отправили вниз по Енисею до деревни Каргино, что в шестистах километрах от Красноярска. Дальше ссыльные шли уже без конвоиров под надзором местных властей (сотских, десятских) до места жительства. Миша получил направление в выселок Бык, Оля – в выселок Сизой в четырехстах километрах от него выше по Ангаре. Еще до этапа они обсудили свое положение. Чтобы их в ссылке поселили вместе, нужно было в тюрьме обвенчаться и просить Главное тюремное управление назначить им одно место поселения. То и другое было им противно, расходилось с их принципами. В ссылке они задерживаться не собирались, но для побега требовалось достать настоящие паспорта на новые фамилии, а сделать это порознь было проще.
Выселок Бык Мише сразу не понравился. В нем обитало полтора десятка жителей, поголовно больных сифилисом. Работы не было никакой, и Миша сразу перебрался в большое село Рыбное, где жило много старых и новых политических.
Чтобы заработать на жизнь, ссыльные объединились в артели. Одна из них заготавливала в тайге кору ивы-тальника, которую применяли для дубления кож. Миша присоединился к ней, но ненадолго. Доходы артельщиков были мизерные, а условия работы ужасные – людей заедали комары, оводы и особенно мошка. Это маленькое насекомое залазит в любую самую крохотную щель в одежде и так кусает, что из ранки течет кровь шириной со спичку. Но больше всего мошка любит лезть в глаза. От ее укусов они заплывают, человек может вообще перестать видеть. Деготь, скипидар и самодельные сетки от нее не спасают. Вскоре артель распалась.
Новая артель, в которую вступил Миша, изготавливала кирпич. Заработки здесь были хорошие, но с технологией дело не ладилось. Глину и песок с водой месили ногами, голое тело заедала мошка, добиться качества смеси было трудно, кирпич трескался или вообще рассыпался. Пришлось уйти и с этой работы.
Перебравшись в другое село, Миша начал работать в столярно-плотницкой артели. Столяр в ней был один, остальные валили лес, обтесывали, сушили и тащили в мастерскую. Не повезло, Миша попал в облаву и отсидел три дня под замком. Идти назад в свой Бык смысла не было, он там просто умер бы с голоду, и он устроился в экспедицию, которая на лодке шла вверх по Ангаре. Экспедицией руководил заведующий метеостанцией старый ссыльный, который имел право нанимать помощников. Прошли несколько сот километров до большого села, где Мишу опять арестовали. Отсидев сколько положено, его под охраной направили в свой выселок, откуда он в тот же вечер ушел через тайгу в свой центр. Ему опять не повезло, он заблудился и лишь на пятые сутки вышел к Ангаре, голодный и еле живой от усталости. Спас его случайный рыбак, который перевез его на другой берег реки и указал, куда идти.
Ребята встретили Мишу тепло. Артель готовилась к осенней рыбалке, купила лодку, готовила снасти. К этому времени ссыльные организовали кассу взаимопомощи, в уставе которой имелся пункт об организации помощи товарищам, желающим совершить побег из ссылки.
Сплавлять первых трех беглецов выпало Мише.
Ниже села Рыбное в двух километрах Ангара упиралась в большие скалы и делала крутой поворот, русло перегораживали подводные пороги, на которых стоял ужасный грохот. Зато ниже порогов река разливалась в ширину на пять километров. Здесь никто не жил, до реки Тасеевой, впадавшей в Ангару, не встречалось ни одного человека. А из села Тасеево ссыльные за приличное вознаграждение под видом таежных рабочих и служащих с золотых приисков доставлялись в город Канск, где проходила линия железной дороги.
Экипаж лодки составляли три человека. Чтобы преодолеть пороги на обратном пути, один человек сидел на руле, а двое баграми цеплялись за скалы и так передвигали лодку вверх по течению. Впоследствии был установлен четкий порядок: одновременно могут бежать не более трех человек, причем два «богатых» оплачивают проезд третьего. Богатыми считались те, кому приходили денежные переводы, они же оплачивали питание экипажа в оба конца. Экспедиция продолжается пять дней, два вниз по течению и три обратно. Мише новое занятие пришлось по душе. Он так изучил путь, что мог темной ночью безошибочно проводить лодку через пороги. Всего за эту осень удалось переправить пятнадцать человек. Все добрались благополучно, о чем свидетельствовали их письма из мест прибытия.
Зимой Миша с товарищами взялись очищать три проруби, из которых жители села брали воду для себя, поили скотину, а в третьей стирали белье. В сильные морозы проруби за ночь успевали промерзнуть почти на полметра, да и целый день их приходилось очищать. За эту работу платили три рубля в месяц и, кроме того, на праздники в каждом доме угощали пирогами и лепешками.
5. Побег из ссылки
Мечта выбраться на волю из этих гиблых мест овладела Мишей и его товарищем Семеном Набатовым. Однако средств для побега у них не было. Семен еще мог рассчитывать на перевод в пятьдесят рублей от брата, а Мише надеяться было не на кого. Однако он все равно решил бежать, надеясь по дороге заработать какие-то деньги для дальнейшего путешествия. Помог случай.
Уже прибывала талая вода, лед на Ангаре трескался, кое-где образовались ледяные нагромождения. Еще немного, и начнется ледоход. Неожиданно с другого берега реки, а ее ширина в том месте около шести километров, пришел Семен и сказал, что теперь самое время уходить из ссылки. По такому льду никто не рискнет отправиться в погоню, а пока река очистится, они будут уже далеко по дороге к Канску. Миша собрал в котомку кое-какое белье, табак, спички, захватил котелок, взял у ребят двадцать три копейки и на рассвете ушел из ссылки вместе с Набатовым.
Беглецам повезло, погони за ними не было. В каждой деревне они неплохо зарабатывали, Семен был по специальности слесарь и захватил с собой молоток, клещи и кое-какой другой инструмент. Работы оказалось много, в одном месте даже пришлось остаться на второй день. Так от деревни к деревне они дошли до Канска. Здесь Семен купил билет, сел на поезд и уехал в Россию, оставив Мише все деньги, заработанные в дороге.
У Миши была явка в Омске, но на дорогу до этого города денег не хватало. Миша стал искать поденную работу. Был канун Пасхи, резко возрос спрос на водку, и местный винзавод нанял чернорабочих на вспомогательные работы. Миша работал добросовестно и за два дня до Пасхи купил билет и по железной дороге уехал в Омск. (В ссылке ему достали настоящий паспорт на имя Якова Могилы, двадцати восьми лет, по вероисповеданию – «старообрядца»).
Он пришел на явку и назвал пароль, но встретивший его человек ничего не понял (или не захотел понять). Миша пошел за город и оказался на кирпичном заводе. Перед праздником печь потушили, но тепло еще сохранилось, и он лег в ней спать. Выйдя утром на улицу, он оказался в большой толпе празднично одетых и изрядно подвыпивших рабочих. Одет он был в сильно поношенное платье, чем обратил на себя внимание. Начались расспросы, Миша объяснил, что приехал из Канска на работу на кирпичный завод и теперь без гроша в кармане не знает, как пережить праздник. Нашлись добрые люди, накормили и приютили.
На работу Мишу взяли охотно. Вместе с ним работал парень, приехавший в Сибирь в качестве так называемого «ходока», то есть делегата от своей деревни, чтобы подыскать место для переселения. Правительство оплачивало «ходокам» проезд в оба конца, желая заселить пустующие земли за Уралом. Но Мишин знакомый возвращаться в «Рассею» не хотел. За пять рублей и магарыч он продал ему свой литер на обратный проезд. За неделю удалось преодолеть все формальности, и Миша с группой переселенцев уехал в специальном вагоне в Смоленск.
В этом городе жил старый товарищ, с которым Миша все время переписывался. Но его ждало сильное разочарование, приняли его совсем не радостно. Запуганный арестами подпольщиков, товарищ думал только о том, как бы спровадить Мишу и даже вручил ему пять рублей на дорогу. Тот и сам был рад уехать. Переоделся в старую челдонскую одежду, привел себя в соответствующий порядок и отправился в контору землеустроительной комиссии, ведавшей переселенцами. По паспорту он был жителем села где-то возле Полтавы. Ему закомпостировали литер на проезд, и к полудню того же дня он уже ехал в вагоне четвертого класса в Киев.
6. Киев, Решетиловка и Полтава
На Ангаре Миша познакомился с коллегой-ссыльным из Киева Евсеем Меламедом, который рассказал ему, что его родители держат маленькую кофейню и молочную. Номер дома Миша забыл, но название улицы помнил. Переночевав в бараке для переселенцев, он рано утром выбросил свою крестьянскую одежду, переоделся в городской костюм, которым снабдил его товарищ в Смоленске, и пошел искать кофейню; в ней заказал себе стакан молока с булочкой и стал ждать удобного момента. Вдруг он увидел, как девушка, похожая на Евсея, прошла через зал и зашла на кухню. Миша сообразил, что это сестра его товарища, подкараулил ее у выхода и шепнул: «Я из Сибири. Привет от Евсея. Как пройти к вам на квартиру?» Девушка не растерялась и также шёпотом произнесла: «Расплачивайтесь и выходите на улицу, я буду вас ждать». Через десять минут он уже сидел за столом в квартире сестры Евсея.
Три дня Миша прожил у Меламедов как дорогой гость. Днем гулял по Киеву, пытался встретить харьковских товарищей, но безуспешно. Зато вечером чуть не попал в облаву и вынужден был сесть на первый попавшийся поезд и уехал в Миргород.
Недалеко от Миргорода в селе Решетиловка жил его родственник, Миша однажды приезжал к нему со свой теткой. Встретили его с большой опаской, дали десять рублей и предложили немедленно ехать в Полтаву, дескать, в Решетиловке все всех знают, скрыть присутствие Миши не получится.
Полтавский дядя оказался намного храбрее и добрее. Он послал своего десятилетнего сына в Харьков к Мишиным родителям, на следующий день те приехали в Полтаву повидать своего блудного сына. Около двух недель прожил Миша у своего дяди Ильи. Ему удалось восстановить связь с организацией, но буквально сразу пришла записка с предупреждением о слежке и пожеланием немедленно уезжать. Дядя снабдил его деньгами, и он на поезде уехал в Варшаву. Выбор этого направления был не случаен. В те годы многие молодые евреи стремились нелегально выехать из страны, чтобы избежать службы в царской армии, где процветал антисемитизм. Проще всего это было сделать через Польшу.
7. Граница
Спрос порождает предложение: еще в дороге попутчики снабдили Мишу адресом, где группа буквально в этот же вечер должна отправиться в Германию по налаженной тропе. Действительность оказалась не такой радужной. Начались всяческие проволочки. То еще не собралась группа, то нет нужного человека. Миша понял, что может надолго застрять, его «капиталы» таяли с каждым днем, и он решил двинуться к цели самостоятельно. Вместо рабочей косоворотки и кепки купил пиджак и шляпу, узнал, что нужно доехать по железной дороге до города Млавы, взял билет и отправился в путь.
Местные порядки он уже изучил, поэтому прямо на станции попросил извозчика отвезти его в лучшую гостиницу. Тот привез его в убогую хибару и сдал с рук на руки какой-то тете Песе. Буквально через несколько минут в его дверь постучали. Зашел средних лет еврей и сразу сказал: «Я знаю, зачем вы приехали. Вы бежите от военной службы. Если это так, не мешкайте, до границы нужно ехать всю ночь». Миша немедленно согласился и спросил, сколько это будет стоить. Контрабандист запросил за свои услугу такие деньги, которых у Миши не было. Началась долгая торговля. Хозяйка и контрабандист пытались запугать Мишу полицией, на что он сообщил, что пойдет искать другого перевозчика. Это сработало.
Поздней ночью на двуколке они отправились в путь по разбитой проселочной дороге, попали под сильный дождь и перед рассветом добрались до лесной сторожки. Их встретил дедушка, завел в избу погреться. Миша расплатился с возницей, но переживал, не обманут ли его опять. Дедушка подтвердил: «Мы уже почти перешли границу», взял на плечи Мишин чемодан и пошел вперед. Через три километра они вышли к дороге, по которой несколько крестьянских телег ехали к будке часового. Пройдя еще шагов триста, дедушка остановился, показал Мише вдаль на какое-то селение и сказал: «Вот так прямо и иди. Там будет кофейня, где ты отдохнешь и оттуда поедешь в Америку». Все это происходило в поле недалеко от сторожевой будки. Миша опять разволновался, но старик только улыбнулся: «Да ведь ты уже в Ниметчине. Часового мы обошли стороной. Иди спокойно в кофейню, здесь тебя никто не тронет».
Все происходило настолько буднично, что просто не верилось: «Неужели все скитания уже позади?» Миша крепко пожал руку дедушке и неспеша пошел вперед. Через пять минут он уже сидел за чистеньким столом в маленьком немецком ресторанчике. Через три для он добрался до портового города Бремена и попытался найти там работу, но безуспешно. Тогда он написал старым товарищам и получил от них немного денег и билет на пароход до Нью-Йорка.
* * *
На этом Михаил Фишелев завершил первую часть своих воспоминаний. Она вышла тремя изданиями разного объема (1930 г. – 136 с., 1931 г. – 249 с., 1932 г. – 168 с.) Имеющийся у меня экземпляр книги издан в 1931 году и вместе с оглавлением имеет 251 страницу. Сведений о второй части книги я не обнаружил. Даже если она была написана, публикация ее в СССР в 30-е годы была невозможна, Главлит (советская цензура) ее никогда бы не пропустил.
Завершить рассказ о жизни и политической деятельности моего дяди Миши стало возможным почти век спустя по материалам из интернета и воспоминаниям моих родственников.
Часть вторая
1. Эмиграция в США и возвращение на родину
Очутившись в немецком порту Бремен без денег и работы, Миша написал письма своим старым партийным товарищам с просьбой о помощи, и она пришла – немного денег и шифс-карта на пароход до Нью-Йорка, где уже три года жил и работал его старый товарищ Восков. В 1905 году революционное выступление заключенных освободило Семена из Екатеринославской тюрьмы, после чего он сразу эмигрировал в Австрию. Оттуда в январе 1907 года уехал в Нью-Йорк, где работал над созданием ежедневной рабочей социалистической газеты «Новый Мир», входил в ее редакционную коллегию.
Миша стал работать в редакции ответственным секретарем. В Нью-Йорке, Чикаго, Филадельфии и других городах в те годы проживало много русскоязычных эмигрантов. Они объединялись в национальные федерации социалистической партии. В работе газеты активное участие принимали Николай Бухарин и Александра Коллонтай, а с января 1917 года – Лев Троцкий.
Когда в России произошла Февральская революция и была объявлена амнистия всем политическим заключенным, русские политэмигранты в Нью-Йорке обратились в Российское генеральное консульство, где получили российские паспорта. Американские власти также оперативно предоставили всем визы на выезд, а консульство Великобритании – транзитные визы. 27 марта 1917 года Лев Троцкий с семьей и группой эмигрантов, в том числе Михаил Фишелев, поднялись на борт парохода «Христианиафиорд», следовавшего в норвежский Берген. Судно зашло в канадский порт Галифакс, где совершенно неожиданно Троцкого, Фишелева и еще несколько человек, ехавших в Россию, местные власти арестовали и поместили в лагерь для пленных немцев. После многочисленных протестов их освободили. 4 мая 1917 года Троцкий со своими спутниками прибыл в Петроград.
3. Товарищи и враги
Семен Восков добрался до Петрограда раньше Михаила, в марте. Он сразу вступил в РСДРП и по заданию партии поступил на Сестрорецкий оружейный завод, где вел подготовку к вооруженному восстанию. Его избрали председателем заводского комитета. С начала 1918 года он возглавил Сестрорецкий отряд красногвардейцев, воевал на фронтах Гражданской войны. В марте 1920 года 9-я стрелковая дивизия, в которой Восков был комиссаром, отбила Таганрог у деникинцев. В этом городе Семен Петрович Восков заболел тифом и умер 14 марта 1920 года. Похоронен на Марсовом поле в Петрограде.
Миша сразу после приезда вернулся в Харьков, стал секретарем Харьковского союза работников печатного дела, организовал забастовку печатников и в 1918 году снова попал в тюрьму. В первой части своей книги он так рассказывает об этом: «Как ни тяжела была тюрьма в те годы (при царе – прим. И.Ф.), как ни строг был режим, но все это были лишь цветочки по сравнению с теми, которые я испробовал через десять лет – в 1918 году, когда на Украине власть находилась в руках доживавшей свои дни гетманщины, и поддерживавших ее немцев-оккупантов. Тогда уже в тюрьме арестанты не разделялись на политических и уголовных, не было отдельных котлов, бани не давали, кормили отвратительно, спать приходилось ложиться тотчас же после проверки, так как лампу на ночь не оставляли в камере. Кровать на день запиралась; весь день приходилось либо сидеть за столиком на стуле, вделанном в стену, либо «гулять» по камере. Стража была недисциплинированна, устава не знала, и над заключенными творились всякие пакости».
От расстрела Михаила спасли его товарищи-печатники, отказавшиеся возобновить работу, пока его не выпустят на свободу.
В 1919 немецкие войска покинули Украину, петлюровцы ушли в Польшу, а в восточных и центральных районах страны была создана советская власть. В жизни Миши наступили большие перемены, он переехал в Москву, вступил в РКП(б) и стал директором Первой Образцовой типографии в Москве, в которой организовал рабочее самоуправление. Он был избран секретарем Московского губотдела Союза печатников, стал членом Общества политкаторжан и ссыльнопереселенцев.
Детская мечта Миши Фишелева осуществилась: царское правительство с его чертой оседлости, тюрьмами и ссылками было свергнуто, враги пролетарской революции разбиты, наступило время строительства нового бесклассового советского общества.
В эти радостные и полные светлых надежд годы у Михаила появилась семья. Официальных данных о ней не сохранилось, зато есть косвенное и неопровержимое свидетельство: в своей книге «От Харьковской голубятни до Ангарской ссылки», изданной в 1931 году, перед первой главой автор поместил строчки: «Дочери – комсомолке, идущей на смену, – посвящаю».
В комсомол принимали с 14 лет, значит, дочь родилась в 1918 году, когда Миша работал в Харькове. Не исключено, что там он встретил свою первую любовь Олю. После амнистии она вполне успела бы добраться домой почти в одно время с Мишей. Для обоих это был знак судьбы, пройти мимо которого невозможно.
2.Скажи, кто твой друг
Дальнейшая судьба Михаила оказалась тесно связанной с борьбой за власть, разгоревшейся среди лидеров большевиков. Ленин был опасно ранен эсеркой Фанни Каплан и тяжело болел. В 1922 году он уже не смог лично принять участие в XII съезде РКП(б).
На съезде решался вопрос о союзе многочисленных независимых государств, возникших на территории бывшей Российской империи. Здесь были небольшие республики, вроде Крыма или Тувы, и громадные, как Дальневосточная республика, Украина и Белоруссия. Сталин предложил, чтобы все национальные объединения вступили в союз на правах автономных областей. Это вызвало сильное сопротивление, особенно со стороны грузинского ЦК. Они хотели большей независимости от Москвы вплоть до права выхода из союза. Больной Ленин написал статью, в которой поддержал грузин и обозвал Сталина «российским держимордой». Статью в газеты не пропустили. Тогда Ленин запиской попросил Троцкого выступить на съезде по этому вопросу, но тот… «застеснялся», вероятно, посчитал, что после трех инсультов дни Ленина сочтены, а он и без критики Сталина займет место вождя.
Для этого у Льва Давидовича были веские основания. После победы в Гражданской войне его авторитет в стране был необыкновенно высок. Благодаря великолепным организаторским способностям Троцкий буквально с нуля создал пятимиллионную Красную армию. Он сумел привлечь на сторону большевиков до 40% офицеров бывшей царской армии, в том числе генералов и выпускников Генерального штаба. Он был руководителем Реввоенсовета – высшего партийного органа в войсках, и постоянно выезжал на опасные участки фронтов. Не удивительно, что его популярность в стране была очень высока, ведь все газеты, и «белые», и «красные», постоянно печатали о нем статьи.
Однажды, уже после 1991 года, я спросил у мамы, каких вождей пролетарской революции она знала в детстве. В 1918 году Зинаида Климентиевна была вполне самостоятельной девушкой, ей шел двенадцатый год. Жили они в Краматорске, власть постоянно менялась, и родители посылали Зину к городской управе посмотреть, какой там висит флаг. Если красный, срочно снимали и прятали иконы, если белый – вывешивали назад.
Я тогда задумал написать историю семьи и расспрашивал маму, как они смогли выжить в те голодные годы. Вопрос о вождях революции возник у меня как-то случайно. Мама, не задумываясь, ответила: «Троцкий и Ленин». Я был озадачен и переспросил: «Может быть, Ленин и Троцкий?» «Нет, – ответила мама, – именно Троцкий и Ленин, а о Сталине тогда вообще никто не слыхал». К этому времени я уже многому перестал удивляться. Не верить маме оснований у меня не было; несмотря на преклонный возраст, память у нее была изумительная: она помнила имена, например, всех папиных двоюродных братьев и сестер, в том числе, вероятно, и Михаила Семеновича, и могла рассказать о нем много интересного. Но я даже не подозревал о его существовании, а мама с присущей ей осторожностью (научилась за 70 лет!) предпочла ничего о нем не говорить.
Подтверждение маминых слов я случайно нашел в материалах XII съезда РКП(б). Со всех концов страны приезжали делегации и прямо в зале заседаний выступали с приветствиями и пожеланиями здоровья Ленину, а затем с поздравлениями и восхвалениями остальных руководителей партии, причем здесь первым с большим отрывом шел Троцкий. Сталина если упоминали, то на четвертом-пятом месте.
Недоработочка вышла. Съезд готовил Генеральный секретарь партии Сталин и его аппарат, и такая промашка! До этого поздравления присылали телеграммами, а тут разрешили приезжать делегациям. Больше таких упущений Иосиф Виссарионович не допускал.
Попытки членов грузинской делегации зачитать на съезде выдержки из статьи Ленина о национальной автономии были пресечены ведущим, а Лев Давидович решил, что при громадной популярности в партии, а он в ней никогда не сомневался, ему марать грязью Генерального секретаря нет нужды, он и так первый в списке.
Эта ошибка дорого стоила товарищу Троцкому. После смерти Ленина на XIII съезде в 1924 году разгорелась ожесточенная борьба за место преемника вождя. Лучше других к ней подготовился Сталин. За счет своих ставленников он уменьшил влияние Троцкого в Красной армии. Того обвинили в «бонапартизме», подвергли настоящей травле и в результате освободили с поста наркомвоенмора и назначили на второстепенную хозяйственную должность.
Сторонники Троцкого создали оппозицию и пытались возражать, но безрезультатно. Тогда они перешли к подпольным формам борьбы, благо опыт у них имелся. В частности, публиковались и распространялись статьи против единоличной власти Сталина, в аудиториях университетов собирались нелегальные собрания и т. п. Противостояние Троцкого и Сталина дошло до того, что оппозиционеры 7 ноября 1927 года организовали собственную демонстрацию. Власть Сталина оказалась под угрозой, и он, забыв все заветы Ленина о внутрипартийной демократии, перешел к бескомпромиссной борьбе, а затем к открытому террору.
Бывших товарищей и признанных вождей пролетарской революции Троцкого и Зиновьева исключили из партии, провели в ней массовые чистки, ответственных работников перевели на второстепенные должности, многих отправили в ссылку, а самого Троцкого – в Алма-Ату, а затем в Турцию с лишением советского гражданства. Но и этого оказалось недостаточно, и в 1937 и 1938 годах всех оппозиционеров физически уничтожили.
Незадолго до «государственного переворота» в сентябре 1927 года в Первой образцовой типографии Москвы нелегально была отпечатана «платформа» оппозиции, известная как «Письмо 83-х». Вот как об этом рассказал участник событий:
«Фишелев был директором образцовой типографии в Москве, которая нелегально напечатала платформу оппозиции в 1927 году, а я был наборщиком и участвовал в этой работе. Да, это была работенка, скажу я вам! – прищурив глаз, мечтательно, с оттенком гордости произнес наборщик. – И никакой там стахановщины и социалистических соревнований, а труд был подлинно социалистическим. День и ночь, день и ночь! Обложку дали невинную: Д. Фурманов, "Мятеж", а внутри – платформа оппозиции. Всю ночь без перекура и без отдыха. И Фишелев здесь же. "Вы бы отдохнули", – говорим ему. "Потом там, на Лубянке, отдохнем", – отвечает улыбаясь.
Каждый час подлетает авто, готовую продукцию берет и айда. Больше тридцати тысяч экземпляров уже тиснули. Фишелева к телефону позвали. Вернулся – сияет. Москва, – говорит, – уже читает нашу продукцию. И кое-где в провинции читают. А мы все жмем, все жмем. Только в одиннадцатом часу, перед обедом, влетели, как бешеные, гости с Лубянки. Всех под метлу. И сверстанные полосы тоже забрали».
(Нильский М. [Хорошев И.М.] Воркутинская трагедия // Континент. 1978. № 18. С. 299-308. - https://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=224).
Кара последовала незамедлительно. Михаила уволили с работы и приговорили к трем годам ссылки. После возвращения в Москву он работал в издательстве «Советский писатель» линотипистом, затем в артели «Технополимер» чернорабочим. Вероятно, в ссылке он написал свою книгу «От Харьковской голубятни до Ангарской ссылки» и по возвращении издал ее в 1930, 31 и 32 годах.
В 1936 году Фишелев был арестован и тогда же исключен из ВКП(б). Военной коллегией Верховного суда СССР его приговорили к десяти годам тюрьмы с поражением в правах на пять лет и конфискацией имущества. Отбывал заключение Михаил в Соловках. Но и этого режиму показалось недостаточно. Особой тройкой УНКНКВД ЛО 10 октября 1937 года он был приговорен к высшей мере наказания и 4 ноября 1937 года расстрелян в урочище Сандормох.
Произошло это ровно через 35 дней после того, как в городе Краматорске Сталинской области на свет появился его двоюродный племянник Игорь Фишелев. По хорошо понятным причинам мои родители никогда не рассказывали мне о таком опасном родственнике. Я бы никогда о нем не узнал, если бы не воспоминания о своем отце моей двоюродной сестры Ирины Борисовны Фишелевой:
«…Мой папа Фишелев Борис Юдович какое-то время жил в Москве, работал наборщиком в типографии «Красный Пролетарий», директором которой (первым «красным» директором) был его двоюродный брат Михаил Фишелев. Михаил был близко знаком с Троцким, в типографии была напечатана Троцкистская платформа, Михаил был арестован и расстрелян. Троцкий из ссылки прислал Михаилу свое фото с надписью и после ареста Михаила это фото хранилось у папы. Впоследствии моя мама это фото уничтожила».
Когда Михаила Семеновича арестовали, его старый товарищ, известный партийный деятель тех лет, кандидат в члены ЦК РКП(б) (1924–1925) Сергей Семенович Зорин написал Бухарину письмо о судьбе их коллеги, с которым они вместе работали в газете «Новый Мир». В нем, в частности, были такие строчки:
«Тов. Бухарин, я Вас спрашиваю, как члена Политбюро: за что Вы арестовываете таких пролетариев, как Фишелев? Как редактора «Правды», я Вас спрашиваю: за что Вы клевещете и обливаете грязью таких пролетариев, как Фишелев? Тов. Бухарин, такой порядок вещей очень опасен для строительства социализма. Социализм вообще немыслим с такими атрибутами, как тюрьма для лучших пролетариев-коммунистов. Как можно совмещать обязанности председателя Коминтерна и быть в то же время тюремщиком лучших коммунистов?» (https://history.wikireading.ru/197531)
На этом я хочу закончить рассказ о «засекреченном» двоюродном дяде Мише. Он был смелым человеком и романтиком, который мечтал о пролетарской революции, свободе и счастье трудового народа. Нет смысла гадать, что изменилось бы в его жизни и судьбе страны, если бы вместо Сталина в Кремле воцарился Троцкий. Судя по тому, что положения из этой пресловутой «платформы» оппозиции Сталин осуществил на практике, принципиального отличия у этих двух претендентов на абсолютную власть не было.
Когда-то я услышал знаменитое высказывание британского писателя, публициста, историка и философа XIX века Томаса Карлейля: «Революции готовят гении, делают романтики, а её плодами пользуются проходимцы». Насчет гениев не скажу, а про романтиков и проходимцев – в самую точку.
Знаменитый испанский художник Франсиско Гойя на стене своего дома нарисовал фреску, которой позднее дали название «Сатурн, пожирающий своего сына». На ней изображен безумный монстр, терзающий плоть ребенка. Сюжет этой фрески восходит к легендам древних греков, в которых верховный бог уничтожал своих детей и внуков, так как боялся, что они отнимут у него власть. С тех пор прошло почти три тысячи лет, но, как мы видим из новейшей истории, на Олимпе ничего не изменилось.
|
|
| Игорь Фишелев |
2024-05-20 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
В начале 90-х годов жизнь на Украине пошла кувырком. Выручали остатки старых запасов, пенсии бабулек и огороды. Хуже всего досталось молодежи, оказавшейся никому не нужной кроме собственных родителей. Дипломированные специалисты пошли работать на базар, ухаживать за итальянскими старушками или собирать австрийскую клубнику. Поэтому меня не удивила просьба двух знакомых девушек отвезти их на встречу с экстрасенсом. Куда не кинешься, когда голова кругом идет! Я был у них в долгу, перед этим ездил с ними по селам, отыскивая какую-то знаменитую ворожею. Гражданской навигации GPS тогда еще не было, я запутался в проселочных дорогах и, когда добрался до нужной хаты, хозяйка успела куда-то уехать.
На этот раз нам повезло, мы успели к началу сеанса. Экстрасенс, молодая женщина лет тридцати, пригласила публику в большой зал. В прошлом это был типовой колхозный клуб, в котором проводили отчетно-выборные и торжественные собрания. Теперь нужда в них отпала, и зданию нашли новое применение, кресла расставили под стенами, а у входа на небольшом столе поставили пустой аквариум.
В зал мы зашли последними и момент знакомства экстрасенса с публикой пропустили. Посетители сидели в креслах, а очень серьезная молодая женщина подходила к человеку, о чем-то с ним тихо говорила, он вставал и уходил, по пути опуская в аквариум деньги, кто сколько пожелает. Как к ней обращались, не расслышал. К происходящему я относился скептически. Меня будущее не интересовало, на здоровье не жаловался, поэтому остался только из любопытства.
Очередь понемногу таяла, и, наконец, дошла до моих спутниц, которые заметно переживали. Им предстояло принять ответственные решения, они надеялись услышать провидческое слово. Что им сказали, не слушал. Одна за другой они поднялись и вышли.
Женщина остановилась напротив меня, и я смог ее рассмотреть. Ничего особенного в ней не было. Довольно симпатичная женщина, одета просто. Обратил внимание, что она носила кожаный пиджак, хотя было тепло.
Это был третий экстрасенс, с которым мне довелось встретится. Первый лечил моего товарища и поначалу шокировал меня своей внешностью – челкой и усиками, а ля фюрер. Когда мы познакомились ближе, он оказался простым, добрым и, очевидно, не очень счастливым человеком, так как жил одиноко и скромно, по-спартански. Товарища моего он вылечил, а мне дал почитать книгу об евгенике, благодаря которой я познакомился с генетикой. В те годы это было рискованно для нас обоих, так как генетику в СССР объявили лженаукой и всячески преследовали, вплоть до лишения дипломов, исключения из института, могли даже припаять срок.
Вторым экстрасенсом был знаменитый Вольф Мессинг. На концерте в нашем городе он отобрал группу людей, сильно подверженных гипнозу. («Сцепите пальцы на затылке, а теперь расцепите! Кто не может – прошу на сцену»). С ними он творил чудеса, потом группу добровольцев отучил курить и, конечно, по мысленным приказам находил людей и спрятанные в зале предметы.
Выглядел Мессинг заурядно - простой черный костюм и туфли, типичное старое еврейское лицо. Встретил бы такого на улице и не обратил внимания. Вот ассистенткой у него была очень эффектная красивая дама, заметно украшавшая концерт.
Третий экстрасенс, с которым случайно свела судьба, внешне тоже ничем меня не поразил, женщина как женщина, обычный человек. Да я, собственно, попал сюда случайно и просто ждал, когда можно будет уйти.
Женщина несколько секунд пристально смотрела на меня, потом очень спокойно, тихим приятным голосом сообщила, что нужно лечить простатит, (у кого на шестом десятке его нет!), желательно поберечь горло, (ага, побережёшь, работая преподавателем трудового обучения!), и могут быть проблемы из-за сломанного ложного ребра в правом боку.
Вот этого не ожидал! Ребро я действительно сломал сорок лет назад и уже успел о нем забыть, оно срослось и почти не мешало, хотя его конец длиной около сантиметра торчал вбок. Ни на пляже, ни в бане никто ничего не замечал, а эта женщина раз взглянула и увидела. Я сразу ее зауважал. Спросил по поводу остальных болячек, она предложила приходить на повторные сеансы. К сожалению, я улетал буквально на следующий день, поэтому поблагодарил ее и пошел к выходу.
Меня отвлек аквариум, в который нужно было опустить свою лепту. В это время в зал начали входить люди, приехавшие на повторные сеансы. Неожиданно экстрасенс остановила двух женщин и решительно им заявила: «Вы и Вы! Возвращайтесь, откуда пришли, уберите зло, которое причинили людям! Потом приходите, буду вас лечить».
Я стоял буквально в двух шагах от этих женщин, их внешний вид поразил меня. В глаза бросались изрытые глубокими морщинами лица, покрытые необычайно сильным загаром. Одеты они были явно не по сезону. В начале сентября тогда стояла теплая погода, а на женщинах кроме обычного сельского платья были надеты теплые безрукавки из черного материала, напоминавшего велюр с высоким ворсом. Кроме того, они покрыли головы большими черными шерстяными платками, концы которых обвязали вокруг пояса. Все это разительно отличалось от одежды местных крестьянок. Я еще подумал, что эти двое пришли издалека и, вероятно, ночевали под открытым небом.
Лет им было за пятьдесят, и еще они были очень похожи друг на друга, прямо как сестры. Их необычный вид и слова: «Уберите зло, которое сделали людям», поразили меня. А эти двое молча повернулись и вышли. Я поспешил следом, но, когда выбрался на улицу, их нигде не было видно. Чертовщина какая-то! Не на метле же они улетели!
* * *
У этой истории оказалось несколько продолжений. Через год или два на местном базаре я увидел женину, похожую на тех двух. Она была помоложе, лет тридцати пяти – сорока, но в остальном выглядела точно также – морщинистое до черна загоревшее лицо, теплая одежда. Чем она торговала, не помню, но предложи она мне свои товары даром, не взял бы. На всякий случай обошел ее десятой дорогой.
Прошло еще несколько лет. Однажды мы разговорились с коллегой автомобилистом о разных приключениях, случающихся в пути. К слову пришлось, и я рассказал о двух необычных старухах, которых экстрасенс выгнала из клуба. Мой собеседник заулыбался: «Так это моя жена ведьм выгнала. Мы тогда жили в другой области, сюда ездили на гастроли. А таких ведьм в наших местах не мало, каждый год по нескольку приходят к жене лечиться».
Значит, все-таки ведьмы! И болели они не даром, – что посеешь, то и пожнешь.
* * *
Еще интереснее показался мне тот факт, что экстрасенс увидела мое сломанное ребро. Многие утверждают, что обладают такой разновидностью «рентгена», однако научные опыты этого не подтверждают. В моем случае подтверждения не требовалась. Факт был налицо, и объяснить его с так называемой научной точки зрения не представлялось возможным. Но единичный случай ничего не доказывает. Однако и здесь мне повезло – через много лет нашлось второе аналогичное событие.
Мы разговорились с бывшей сокурсницей о концерте Вольфа Мессинга, на который ходили вместе. Тогда она вызвалась участвовать в жюри. Его члены писали записки с заданиями, потом мысленно передавали их содержание Мессингу, и он блестяще находил в зале указанных людей или вещи. Честно говоря, меня эти «опыты» не впечатлили, их легко было заранее подстроить.
Но вот что оказалось любопытным и в программу не входило. Мы сидели за спинами этого жюри довольно далеко в зале, и сам момент передачи мыслей я хорошо рассмотреть не мог. В других случаях Мессинг брал руку человека, шлепал ею по своему запястью. Рука «прилипала», и они вдвоем шли со сцены выполнять задание. Я хорошо запомнил, что Мессинг всех просил: «Не командуйте: «Идем в зрительный зал», мы свалимся в оркестровую яму. Думайте так: «Идем вправо по сцене, подходим к лестнице, спускаемся в зал», и т.д.
Члены жюри, в том числе моя знакомая, мысленно сообщали экстрасенсу содержание своих записок иначе, как оказалось, они соприкасались с ним лбами. Когда знакомая закончила повторять текст, Мессинг неожиданно шепнул ей: «У Вас будет мальчик!»
Она была на третьем месяце, у них уже была девочка, все страстно хотели сына. В положенный срок у нее действительно родился мальчик. К сожалению, жизнь в семье не заладилась, и она решила хранить в тайне это пророчество. Теперь ситуация изменилась, и она рассказала мне подробности того вечера и последовавших событий.
Понимаю, что скептики могут обвинить меня в недостаточной объективности. Однако хочу заметить, что спрашивал старую знакомую только о внешнем виде самого Мессинга и его ассистентки, об его предсказании она сообщила спонтанно, такой информации можно доверять.
Наш разговор с ней произошел буквально неделю назад. Я работал над новой редакцией рассказа и решил расспросить двух ныне здравствующих человек, ходивших на этот концерт. Меня интересовал внешний вид знаменитого экстрасенса и его ассистентки, и вдруг неожиданно услышал, что Мессинг мог не только читать мысли людей, он мог видеть, что у них делается внутри тела. Об это раньше слышать не приходилось.
Два случая, - не один, над этим стоит задуматься.
Занавес. |
|
| Маргарита Павлушина |
2022-11-21 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Я вновь бегу по той тропинке,
Что освещает путь,
Кричу- "спасите же, спасите!",
И мыслей круг ведь не поможет мне ни чуть.
Все также мысленно кричу, во что есть мочи,
"Ну чем же, чем себе помочь бы?"
Кручу те мысли во бреду, в той самой ночи.
Отнюдь, теперь мне не уснуть,
Ведь больше та тропинка мне, не освещает путь..
|
|
| moony |
2022-11-14 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Описываемые события происходили в середине прошлого века. Ну, если честно, не такие уж и события. Так, незначительные изгибы явлений в пространственно-временном континууме.
Служил я тогда в провинциальном детском садике подопечным ребёнком. Не один, конечно, а с товарищами и боевыми подругами. И так, знаете, сплотились мы на службе, что и туалет вместе посещали. Может, эта подробность и лишняя, но уж простите за честную конкретность. Нумерованные горшки стояли на стеллаже, в пронумерованных теми же цифрами ячейках. Горшки бежевые (девчачьи) и тёмно-зелёные (эти наши, мальчишечьи). Сидим и крутим крышки на плиточном полу. Иногда заходит нянечка или воспитательница и забирает своих подшефных: – Ну-ка, Курочкина, собирайся, давно сидишь! Мой руки, пойдём в группу! – кричала она поверх грохота и звона крутящихся крышек. Остальные замирали и усиленно тужились, показывая полную занятость. Курочкина поднималась, и мальчишки короткое мгновение наслаждались её отличием от них. Невольно, неиспорченно и быстро наслаждались, тут же забывая об этом. И снова принимались азартно крутить крышки.
Иногда летом в хорошую погоду нас водили на природу, чтобы мы росли крепкими и здоровыми. Природа находилась далеко за посёлком, надо через поле идти до оврага парами и держаться за руки. Нам раздавали сачки из крашеной марли на длинных палках и панамки-трилистники, концы которых собирались сзади на желтоватую казеиновую пуговицу. Носили с радостью их только девчонки, воображая, что это шляпки прекрасных дам. Мы же сразу отгибали козырёк и переворачивали их набекрень, чтобы было похоже на пиратские шляпы. Сачки автоматически превращались в шпаги. В овраге мы бестолково бродили туда-сюда, изредка ловили кузнечиков и тайком ели дикий щавель и другие витаминные травы. Много радости, если на обратном пути через поле воспитательницы выдёргивали турнепс. В группе они чистили его, резали на кубики с грецкий орех и давали нам после обеда как лакомство. Ели и сами, манерно держа кусочек наколотым на вилку.
После ужина время тускнело, напитывалось мягкой и непонятной в детстве грустью и томностью, подсознательным пониманием бренности и окончания важного этапа. Постепенно игры сходили на нет, всех домашних забирали родители. А нас, пятидневников, сводили в одну разновозрастную группу и сдавали ночной нянечке. Звали её тётя Катя и к ней приходил её муж. Он был железнодорожник и приходил с большим аккумуляторным фонарём и ведром. Они держали поросёнка. Но могли и целую свинью. Потому что оба были толстые и сильные. А может они специально говорили, что поросёнка, чтобы заведующая разрешала брать для него оставшуюся еду – она ведь любит детей. Держать поросёнка означало вовсе не то, что вы подумали. На самом деле этого поросёнка никто не держал, к примеру, за лапы или ещё за что. Просто его впихивали в маленький загончик в сарае и иногда кормили помоями. Что такое помои после расскажу. А на самом деле это грязная вода от бани или мытья посуды. А посуду в то время мыли горчичным порошком. Я же знаю! Поросёнка зимой убивали и ели.
Тётя Катя была большая выдумщица. Она заворачивала в золотце самые дешёвые конфеты горошки и одаривала любимчиков – кто хорошо себя ведёт. Мне такая конфета досталась всего один раз. Я стеснялся хорошо себя вести и нарочно баловался, чтобы завоевать авторитет. Для этого иногда говорил глупости, называя попу жопой. А однажды даже выпустил белку из клетки, и тёти Катин муж, топая сапожищами, ловил её по коридорам, матерясь.
Как-то быстро и окончательно наступало время спать. Мы несколько раз отодвигали его, упрашивая нянечку ну ещё пять минуточек поиграть. И муж ей тоже говорил, что они намаются и быстрее заснут, но нет. Тётя Катя утверждала, что знает нас как облупленных и что вечером не уложишь, а утром не подымешь. Мы шли в кладовку за раскладушками и тащили их в группу. Кто повзрослее и посильнее, несли сами и подписанные именные матрасы со свёрнутой постелью. Всем спать!
Наутро оказывалось, что Петя опять напрудил. Это значит, он описался. На самом деле его звали не Петя, я специально изменил имя, чтобы ему было не обидно. Ему сейчас лет шестьдесят. Навряд ли он захочет, чтобы все узнали его детский секрет. Я видел его недавно, но даже в шутливой форме не стал напоминать прошлые косяки. Он солидный дядька на дорогой машине. И даже у него есть кожаный портфель, наверное.
Тётя Катя привычно развесила на просушку Петину постель и привычно сказала: – На горячую плиту. Это такое наказание – кто писается (прудит), тех надо вести на кухню и голой попой сажать на горячую плиту. Чтоб не писались больше.
Шли толпой на кухню. И Петя шёл, в одной майке и в тапочках, без штанов. Плакал, но шёл сам, временами вскрикивая тоненько от отчаяния, никто его не тащил. Я всё время удивлялся – почему он идёт, почему не убежит и не спрячется где-нибудь? Теперь думаю, что это было извращённое чувство коллективизма, страх оказаться вне общества. «На горячую плиту! На горячую плиту!» – весело напевали мы, пританцовывая. Перед плитой он опускал голову и смотрел на свою провинившуюся пипиську, шмыгая носом. Она приподымалась и опадала в такт всхлипываниям. Девочки хихикали, показывая на неё пальцами, и шептались о чём-то друг дружке в уши. Петя в страдании мотал головой, отгоняя дурные мысли. Наконец тётя Катя говорила: – Иди давай сюда, Семёнов! Он подходил, доверчиво приподымал руки, она подсаживала его на плиту.. Плита оказывалась холодной! Но он на всякий случай быстро вскарабкивался на неё ногами, чтобы не обжечь попу, и тут же спрыгивал на пол. Потому что всё, потому что наказание окончилось. И уже через пять минут Петя играл с нами со всеми, и никто не вспоминал о прошлом. Мы были дети.
Вот и всё. Я не написал ничего хорошего или плохого. Здесь нет ни восторгов, ни покаяний. Просто буквы, поставленные в определённом порядке.
Ну, а чтобы была какая-никакая мораль, проведу хлипкую аналогию с современностью. У нас на работе один пьяный токарь поленился пойти в туалет и ссал за станком. А мастер увидел, снял с него шапку и подставил под струю, а после нахлобучил ему на голову. Мы этому Серёге уже третий год про это напоминаем. Я вот подумал: как же взрослые жестоки! Но, правда, в домино мы с ним играем. Он неплохой игрок.. |
|
| moony |
2022-11-14 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Мы были дети. И поэтому в детском саду нас укладывали спать и днём, почти сразу после обеда. Нам, конечно, спать не хотелось, но приходилось подчиняться. Мы считались маленькими. На самом деле мы были уже большими и очень себе взрослыми, но старые взрослые этого или не понимали от старости или прикидывались, что не понимают, нарочно обманывая нас. Они как-то сразу взяли себе манер над нами командовать, и иногда у них почему-то получалось. Вот до сих пор не могу догадаться, как они это устроили.
Я тоже решил их обманывать. Ложился как все, но не спал, а смотрел на лампочку. В нашей группе свет зачем-то горел и белым днём. Думаю, так начальство велело. Лампочки были в таких белых плафонах, и одна висела прямо надо мной. Я смотрел на неё снизу, заглядывая в плафон. И вот как-то раз, приглядевшись, я увидел внутри лампочки маленького, даже крошечного мальчика. Он шевелился там, барахтался и ходил. Он мог ходить и в центре, и по стеклу лампочки изнутри – он там жил. Иногда он ложился на дно, упираясь в него ладошками, и смотрел на меня. Мальчик весь светился, переливаясь красными, жёлтыми и фиолетовыми цветами, и мне было трудно его рассмотреть, особенно лицо. Я понимал, что он тоже меня видит и хочет ко мне спуститься, как и я хотел попасть к нему.
Как-то постепенно мы научились говорить друг с другом, и я спросил его, не скучно ли там в лампочке, где ничего нет, один свет. Он сказал, что всё есть, но этого не видно, а когда это нужно, то сразу появляется. В доказательство он показал появившийся стульчик, сам сел на него, поболтал ножками, побегал вокруг и подвигал туда-сюда. Я сказал что да, это очень удобно и нам бы так, потому что мне нужен очень велосипед. Он сказал что тоже хочет велосипед, но пока не получается.
А однажды я попал к нему в лампочку. Там было ярко и жарко дышать. Мальчик бегал вокруг меня с жужжанием и свистом, ничего не говорил и был нервный. Лица его я не запомнил, хоть видел близко. Мне показалось, что он разозлился на меня.
Когда я проснулся в слезах, рядом была мама. Оказывается я заболел температурой, и её вызвали с работы по телефону. А зато домой мы ехали на такси. Прямо в деревню, через поле, и все это видели, удивляясь. Это уже второй раз мы ехали через поле на машине. А первый раз было зимой, ночью, когда тропинку замело, и нас везли солдаты на огромной военной машине, которая разгребала снег и прокладывала дорогу. Было весело, потому что солдаты были весёлые и кабина большая. Я там везде ходил и лазил.
Забыл вам сказать, чтобы не беспокоились. В тот раз (не с солдатами, а когда на такси) я выздоровел, потому что домой пришёл врач с фамилией Бочавер и вылечил меня. |
|
| Светлана |
2022-07-11 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Между небом и землёй
Есть невидимая нить
Говорили мы с тобой
Как её нам уловить
Как небесные края
До земли нам донести
Говорили ты и я
Было время без десяти
Шесть утра, а может семь
Шёл из ночи разговор
Забывая обо всем
Говорим мы до сих пор
Будем петь, писать, играть
Души светом озаряя
Бесконечно утверждать
Образ неземного рая
У творящих нет преград
Между небом и землёй
Есть любви чудесный сад
Где остались мы с тобой |
|
| Николай Зубец |
2021-12-31 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Пресная вода из морской получалась у нас не дешёвая, но если сравнить с закупкой за валюту в иностранных портах, то очень выгодная. Установку по опреснению, в которой использовалось моё изобретение, смонтировали на китобойной флотилии «Советская Россия» во Владивостоке. Я собирался на испытания. А это восемь месяцев у берегов Антарктиды с заходом в Сингапур и Австралию. Экзотика! Прошёл уже парткомы и райкомы, как это было заведено тогда.
Но командировочка замечательная, увы, не состоялась. Из-за денег. Платить должны были в валюте, а это дело деликатное, охотников и без автора изобретения хватало. Я заявлял, что готов ехать и без специального финансирования, но почему-то тоже так не выходило. Наш профессор строгие телеграммы посылал, грозил срывом всех испытаний, но и это не помогло.
А пока вопрос ещё дебатировался, под мою антарктическую командировку шустрый наш снабженец успел приобрести штук пять или шесть утеплённых костюмов. Дотошный, упорный и старательный дед ходил для этого и к ректору, и к главному бухгалтеру, показывал утверждённые календарные планы, доказывая, что это необходимая спецодежда научного сотрудника. Деньги-то были, но бюрократических препонов было ещё больше. Костюм "Метелица" – это такая утеплённая куртка с клапанами разными, с капюшоном и высокие по грудь брюки с помочами, тоже очень тёплые.
Короче, с Антарктидой, с морем Росса мне крупно не повезло. Только слетал во Владивосток, проводил удачливого коллегу. Да, побывал на «Советской России», на этом гигантском корабле, который вряд ли бы поместился на центральной площади нашего города, а по высоте был, как серьёзная многоэтажка.
Помахал ручкой.
И через восемь месяцев прилетал встречать флотилию. Мне подарили рулон китового уса, зуб кашалота и даже крыло альбатроса. Испытания прошли очень успешно, планировали строить крупную установку, способную обеспечивать всю китобойную флотилию. Вскоре, правда, саму эту флотилию пустили на металлолом, но это к делу не относится.
А, вот, костюмы антарктические остались у нас в лаборатории.
Времена ещё были советские. Вскоре меня как единственного мужика в этом коллективе заставили сделаться механизатором, и гоняли каждый год в колхозы на полевые работы весной и осенью, где очень был кстати тёплый костюмчик. Не брал я ватные штаны, но курточку использовал всегда.
Ну, никак не мог я отвертеться от этих дел механизаторских. Только увольняться, а работу свою любил.
Но не хотел при этом, чтобы коллеги жалели меня. Делал вид, что мне всё нравится – ни с того ни с сего бросать привычную жизнь, менять вдруг любимую лабораторию на кабину трактора или комбайна, расставаться с комфортным бытом и регулярно перемещаться в стихию помойных вёдер, в мир печного отопления по внезапному приказу райкома партии, в которой никогда не состоял.
Да, бравировал перед нашими дамами романтикой сельских просторов, особым чувством умиления, с которым сеятель созерцает идущие за горизонт результаты труда своего в виде бесконечных пространств зеленеющих всходов. В этом, между прочим, есть что-то такое настоящее, сильное, но прямо скажу, что дам научных эта лирика совершенно не трогала. А, вот, байки об очень хороших заработках, весьма интриговали.
Да, на работе зарплата сохранялась, там – примерно столько же получал обычно. Но при этом всегда терял я свою подработку – репетиторство. За время колхоза часть учеников, увы, разбегалась. Так что, в целом по финансам я прогадывал.
Но гордо бравировал.
А выгода была, конечно, но не такая. Во-первых, отгула. И как я только сейчас понимаю, для здоровья польза подольше быть на свежем воздухе, в полях, да и просто в отгулах вне вредной химической лаборатории. Так много коллег, к сожалению, чудесница-химия отметила своим суровым влиянием.
Тогда об этом не думалось, я только злился, но ничего не мог поделать.
С полей возвращался отдохнувший, загорелый и, как они понимали, с большими деньгами.
Рваться в механизаторы моих милых химичек это не побуждало, конечно, но зависть к получкам светилась в глазах.
Я, это видя прекрасно, намекал для усиления эффекта, что специально напросился в механизаторы. Это их вообще бесило – какой я хитрый проходимец.
Антарктическая курточка моя при регулярной работе на тракторе потихоньку загрязнялась. Там были чёрные костюмы "Метелица" и только один цвета хаки. Я выбрал его.
На животе у куртки от солярки и масла появилось большое тёмное пятно. Жена, как могла, чистила, но пятно с каждой посевной кампанией делалось всё очевиднее. Запросто мог бы и другую взять куртку, но выбирал всё ту же, красоваться там не собирался.
А зависть всё росла, и, вот, я как-то возвращаюсь с посевной, сверкая загаром, привычно забрасываю куртку цвета хаки на полку в лаборатории, а мне начальница, ничуть не смущаясь, и явно при полном одобрении дамского коллектива заявляет, что я на свои бешеные заработки должен спецодежду отдать в химчистку, обязан даже.
Знал прекрасно нравы своих коллег, но всё ж не ожидал такого выпада. Решительно и сразу всё посылаю к чёрту. Во-первых, куртки как бы под меня куплены, в других отделах такой трюк не прошёл. Во-вторых, в колхоз и именно на трактор меня сама начальница направила, это не забава моя – я не должен за повинность ещё и платить. Плохой куртка стала по производственной необходимости. Могу ведь просто заявить, что она изорвалась на сельхозработах. Списывайте и идите вы, милые коллеги мои, на фиг. Обидно, конечно.
Хотел себя успокоить, что дамы просто не в духе были в тот день, но такие разговоры возобновлялись, и стало понятно, что милый дамский коллектив единодушно и убеждённо меня осуждает. Особенно это забавно, что почти все они избегали даже однодневных поездок в колхозы в основном за счёт того, что я своим механизаторством перевыполнял эти показатели нашей лаборатории. Но бог с ними.
И вот, я на пару дней в какую-то командировку уехал. Не в колхоз, а по основной научной работе. Приезжаю, а мне снабженец наш – старый служака – квитанцию предъявляет. Там сумма какая-то, а с меня он требует всего три рубля. Никак я не врублюсь в эти рубли.
А получилось забавно. Я задолго до этого подал какое-то рацпредложение, включил туда и моего молоденького лаборанта. Парень старательный, толковый, ему это пригодится при дипломной работе, он вечерник. Как только я уехал, позвонили из отдела изобретательства, что надо получать деньги за эту рацуху. Бабоньки быстро смекнули всё, попросили, чтобы лаборант как соавтор и за меня получил. И тут же мою долю сцапали – способны наши дамы к вдохновенному творчеству, особенно в деле восстановления истинной справедливости!
Исполнительный снабженец ничтоже сумняшеся относит куртку в химчистку. Там моих премиальных на это безобразие не хватило, и он свои кровные доплатил, дурачина – правда, всего трояк.
Вот, эту доплату с меня и желает прилюдно получить по официальной квитанции химчистки.
Пришлось как раз прилюдно разъяснить коллегам, что по закону деньги за изобретательство и рационализацию неприкосновенны, их запрещено изымать даже для алиментов. Заявил, что устрою разбирательство по всей форме. Все смолкли, хвосты поджав. Снабженец, тем не менее, хотел было про кровный свой трояк внести ясность, но начальница на него со значением посмотрела.
Не стал, конечно, ничего я разбирать – ну, лаборанта простодушного подвёл бы и добрую кассиршу, которую прекрасно знал.
Вспомнилась, однако, китобойная флотилия, благодаря которой у нас эта куртка раздора возникла. Уж и не знаю, повёз бы туда этот утеплённый костюм, если бы всё удалось. Как бы там ни было, не суждено мне в куртке цвета хаки штормовать в далёком море Росса, вытягивая из его солёной воды питьевую, наблюдая королевских пингвинов на льду Антарктиды, пришлось в ней скромно пахать наши чернозёмы, а потом ещё выслушивать забавные упрёки милых дам.
Что за беда, однако!
|
|
| Балерина |
2021-08-27 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Драгоценный! Если ты сегодня забрался сюда, в мое скандальное одиночество, значит ты жаждешь именно этого. … Я сейчас тоже хочу такого, я сижу над клавой, как над
забавой, и перебираю мурашки букв, а у самой мурашки
по коже … И здорово, и весело, и хорошо!
На мне легкий халатик, я в него влитая, как порция в
рюмку. Он распахнут, у меня красивая грудь, небольшая
2 размер, ну и что? Нежная как подснежник, как ландыши
на снегу, притихла, как невеста на свадьбе. Ой, то ли тут будет!
А ты романтик – так будь как романтик, да не зануда …
На ножках моих чулки прозрачные, очень тонкие, по эффекту почти как воздушные … Они совершенно новые,
завтра я выйду в них в город, но сегодня я хочу в них
балдеть.
Вся эта красота сливается в классические туфли на высоких каблуках. Они красного цвета, то есть они эротичны. Да, я хочу быть эротичной, фишка такая.
Раз ты сегодня гостишь у меня, значит, ты настроен у меня
отлизать … В этот интимный вечер, когда стрелки вот – вот
прильнут в поцелуе, пусть вечер будет без церемоний.
Поэтому я сейчас … Без трусиков, я уже готова, и пиздёнка
моя как то так раскисла в предвчувствии грядущей близости.
Да, она уже распухла, как губки бантиком …
Твой проворный язык – это как раз – самое то, на что я хочу
напроситься. Нарваться, уж если! Я верю, он будет как у разгильдяя и кобелино, и ты закатишь мне шикарный отлиз.
Шикарнейший, как в ночь после свадьбы. Вылижешь чулки
и пи на отлично.
Я распахнула аккуратные ножки, они утонченны, они ухожены, я ведь днями среди людей хожу! Так что моя презренка
на воле, но сейчас я прикрыла её ладошкой. Торопиться
не будем … Будет она ещё, как букет на лужайке, дойдет и
до этого, вались и катайся!
А пока пи трепещет, как живые цветы …
Приближайся чувак, я ведь тоже сидела! Как это там бывало
у Маугли: мы с тобой не одной ли крови? Близ, ты намерен
заценить эту самую плиз, но сначала: поухаживай и отлижи!
… Чулки, это тот целлофан, с которым ты справиться должен.
Там, под ними – подарок.
Так что всё пополам, на двоих! Эту ночь, эту плиз, на
двоих!
… Как мне сегодня хочется, в эту чуткую ночь, и дурить, и шалить, и балдеть! Вообще – оборзеть! И вот теперь написать, вот сейчас, написать, то, что я просто – pizda … Да, порнозвезда местного разлива, и есть все основания не засветить лицо.
Мне такого не нужно, это не катит!
Так что давай, дружок, вываливай из плавок свое семейство,
свое хозяйство, свой ух – в комплекте с товарками – яйцами!
Давай пацан, нефиг стесняться, я хочу, чтоб ты сейчас
загорелся по – полной! Давай мужик, я хочу … Без дураков,
я хочу, чтоб твоя залупа корячилась, как в анекдоте, просто чтоб похоть тебя такая задавила, взяла в оборот, подняла на
рога!
Пусть других давит жаба – так говорят, а тебя пусть оприходует похоть. Красный стручок, которого ты вывалишь
так внаглую – это такая красава!
Так что действуй, урган, совершай такое! Делай давай, хоть
ты у меня и не первый.
|
|
| Николай Зубец |
2021-08-04 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
18+
Мой дорогой и уважаемый читатель! Незамедлительно хочу предупредить, чтоб было без обид. Перед прочтением я предлагаю отключить моральный строгий фильтр, как антивирус можно выключить на компе, – он не совсем уместен здесь. А склонным к ханжеству я вовсе не советую читать.
Слепую веру в автора, пожалуй, тоже отбросить стоит, ведь мало ли что можно написать, ведь всё, здесь приведённое, мне сообщили устно, что, понимаете, ещё сомнительней.
Но я привык писать от первого лица, как будто это всё взаправду со мною было, мне так удобней. Считайте это просто литературным трюком, естественным вполне – ведь все места, что в этом тексте встретите, и прочее, и прочее я сам прекрасно знаю.
Итак, уж я – не я, а некий персонаж, все совпадения, конечно же, случайны.
Я обожаю ездить на велосипеде. Особенно люблю один маршрут. На поезде с велосипедом еду до Дубовки. Коня седлаю и мимо пионерских лагерей до посёлка Маклок, там можно искупаться в озере, водички в роднике набрать. Потом на Плотовском кордоне окунуться в Усманку – шоссе проходит прямо у реки. И дальше до Рамони – там тоже непременно искупаться надо, уже в реке Воронеж, полюбоваться знаменитым замком принцессы Ольденбургской. А дальше до Задонского шоссе которое известно больше, как М4, и по нему вернуться. Всего примерно километров шестьдесят. С привалами, купаньями уходит целый день. По лесу, по лугам! А если в жаркий день проехаться так в плавках, то загоришь со всех сторон, как будто побывал на юге. Я так не раз катался, всегда с восторгом.
А в этот раз и друга заразил своим энтузиазмом – вдвоём, конечно, веселее. С Сергеем мы работали в одной конторе, в колхозы нас обычно вместе посылали, а в таких экстримах дружба крепнет.
Как раз мы только что с уборочной вернулись. Был у него велосипед, но он на нём практически не ездил, любил машину больше. Сергея вряд ли бы сумел уговорить, но тут вмешались обстоятельства. Друзья нашли ему хорошую работу, и надо было срочно увольняться, не ждать положенные две недели. Начальница же наша, которая могла всё подписать, взяла путёвку на турбазу. Но это нам почти что по пути. Я обещал помочь уговорить начальницу.
Отличный выдался безоблачный денёк! Встретились на вокзале, билеты до Дубовки велосипедам тоже взяли. С собой провизия на целый день.
Дубовка. Запах леса и настоящих дач. Уже мы в сёдлах, колёса бодро, по-туристически шуршат и плющат жёлуди на кромочке асфальта, почуяв главное предназначение своё – лететь, сверкая спицами, навстречу ветру странствий. Да, впереди чудесная дорога, купанья в разных реках и даже настоящий замок. Такое настроенье у меня. Серёга так же чувствует? Или всё думает, разыщем ли начальницу, подпишет ли она – возможно, так, ведь он не ведает ещё всей прелести маршрута. Как оказалось, я тоже прелести ещё не ведал всей.
Вот первый поворот, за ним лагеря пионерские, а дальше путь к турбазам. Девушка на повороте голосует, но не реагируют машины. Не очень симпатичная, или все едут с жёнами? Какое нам-то дело? Но тут коварный бес Сергея за что-то дёрнул:
– Девушка, подвезти вас? – Ну, на кой нам это! Ведь путь далёк, задержки нежелательны. А барышня обрадовалась очень:
– Ой, ребята, правда, подвезите! Час уже стою.
Остановились. Я с изумленьем на товарища смотрю, Но он и сам не ожидал такого оборота.
Делать нечего. Садитесь, говорю. Ко мне, естественно. Ведь только у меня на раме ещё одно седло, катаю часто сына. Даму приходится сажать бочком, комфортнее, конечно, чем на голой раме. Не очень тяжёлая, не очень габаритная – отлично уместилась. Лет ей так, пожалуй, двадцать пять.
Поехали.
Скорость заметно сбавилась. Зачем она стояла час? Пешком дошла бы. Но выясняется, что её лагерь вовсе не в Дубовке, как я предполагал наивно, а здОрово подальше. Что ж теперь поделаешь!
Педали крутим и беседуем. Зовут Зоя. Работает на кухне в пионерлагере завода. Сама заводская. Дочка там бесплатно получается. Дома муж алкаш. Вот, ездила посмотреть, что там у него. Ничего хорошего – одно расстройство.
А скажем между тем, что ехать на велосипеде с пассажиркой контактно очень, весьма тактильно, её натуру чувствую, конечно, излишне хорошо, хоть и стараюсь отвлекаться от острых ощущений специфических. Да-да! Прочь эти мысли! Ведь мы совсем здесь не по этой теме, нас ждёт такой далёкий, такой прекрасный путь. Однако жгучие флюиды прицельно проникают, прекрасно чую эти флюидные волны.
А пассажирка Зоя по мере продвижения щебечет всё живее. Уже поведала, что в заводской газете стихи её печатают, куда-то хочет поступать учиться. Ей явно нравится вот так вот ехать с нами. И с каждым километром дачного шоссе становится непринужденнее – смеётся, шутит. И наконец, так доверительно нам сообщает, что с мужиками у них очень плохо – один электрик на весь лагерь. Переглянулись мы с Сергеем.
И тут я как-то начал вроде забывать, куда мы едем, собственно. А замок – наш путеводный символ – терять стал чёткий контур, его другие мысли опасно оттесняют.
Дубовку мы давно уж миновали и по шоссе между сосёнок молодых к развилке подъезжаем.
Налево – к турбазе нашей, а к её лагерю– направо, километра три.
Кто ж знал, что так ей далеко?
И я предательски Серёже предлагаю всё без меня решить с шефиней. Конечно, не очень это здорово, но Зою в лагерь доставить надо, не бросить же её на полпути! А замок рамонский – он чуть подождёт, не до него пока раз тут такое дело. Сергея буду у лагеря ждать. Всё понял верный друг, мне незаметно подмигнул и скрылся.
Доехали мы с Зоей молча, и я уже не отгоняю от себя невольных ощущений. Нет-нет, мы не меняем планов! Всего лишь небольшая задержка получается, вполне можно считать, что форс-мажорная, гуманитарная, пожалуй. Ну, чуточку попозже на горе предстанет пред нашим взором старый замок, он в голове ещё вполне маячит. Кто ж знал, что встретятся такие обстоятельства, такие ощущения. Нет-нет, пока по плану всё.
Снял аккуратно Зою с детского седла. Рамонский замок миражно отдалился в этот миг, прозрачно задрожал. А она:
– Немножко подожди – я забегу к себе, переоденусь.
Прилёг под кустиком рябины. Что-то долго не появляется. Неужели решила так пошутить? А я из-за неё оставил друга в ответственный момент!
И когда совсем уж осознал, что разыграли нас, она с улыбкой вдруг возникла из-за сосен. Переоделась странно. Была ведь в лёгком платьице, вполне уместном в жаркий день и вообще уместном, а тут предстала в брюках и даже в свитерке. Ну, бог с ней!
Зашли чуть дальше от шоссе. В лесу везде уютно летом. Дорогу, впрочем, я из виду не теряю, хотя ещё и рановато Серёже прикатить.
Как что снимали и вообще как что, описывать, конечно, я не буду. Вполне всё тривиально и банально. Вот, разве что, немного поразился её искусностью и опытностью явной. Откуда бы всё это при муже алкаше? Ну, дело не моё! Вполне доволен я, приятно, что без обмана вышло. Да и ещё один момент занятный – хоть Зоя мне уж вроде не нужна, не мог я не заметить её преображение – заметно стала симпатичней. Да, ярче! Как будто подсветилась изнутри. Да, там, когда ещё голосовала на шоссе, да и когда везли её, была какой-то серой мышкой. Я и сажал её не очень-то охотно. А здесь, хоть в блёклом этом свитерке, такая симпатяга! Отметил это, впрочем, мимоходом.
Мы между тем поближе перешли к дороге. Там никого, лишь редкие проносятся машины. А между соснами кусты малины дикой. Спелая, не очень много, но лакомиться можно. Я прикинул, что мы пока не больше часа потеряли, скорее бы Серёжа появился!
– Ну, – Зое говорю, – можешь и идти, там дочь соскучилась, а я тут подожду.
Она:
– А как Серёжа? Я ж видела, как он тебе подмигивал, мне кажется, он тоже хочет.
Вот это да!
И как она сумела те перегляды уловить! Никак не нахожу, что ей сказать, но всё же сформулировал:
– Наверно, не откажется. А как себе ты это представляешь?
– Да просто. Вы ж друзья.
Я очень удивлён. Малину шиплем. На дорогу Зоя тоже смотрит и запросто, без всякого стесненья поясняет, что в жизни у неё такие опыты бывали, а муж уже давно не претендует ни на что. Забавно.
А вот Серёжа катит. Всё подписал, с шефиней даже на веранде кофейку попил, доволен.
Глазами вопрошает, как, мол, мои дела?
Зоя, делает вид, что её ничего не касается, малиной занимается в сторонке, хотя понятно, ей очень интересна реакция Сергея. Подальше чуть его отвёл, пытаюсь объяснить, что тут серьёзный назревает аттракцион. Совсем не понимает, о чём толкую, интересуется, удачно ли всё получилось у меня.
– Да не в этом дело, – говорю. – Ты пойми, что Зоя предлагает.
С трудом доходит до него. Всё выясняет, не путаю ли я что. Да так, говорю, прямо и заявила, конкретнее уж некуда. Сомнения всё бродят у Сергея, не померещилось ли мне, не спятил ли. Но потихоньку, с долей недоверья, идею вроде уловил.
А Зоя, издали вполне постигнув итог секретных прений, подходит с улыбкой:
– Давайте всё же от лагеря отъедем.
И только тут я понял, что она оделась как раз для велоприключений. Чертовка запросто нам карты путает!
Опять мы в сёдлах. Путь на Маклок. Да, он есть на нашей первоначальной трассе. Но стопоримся у сельмага.
Ещё не осознали мы, что именно вот в этот миг, у этой торговой точки реальный крест поставлен на нашем путешествии. Наивно я ещё лелею мысль достичь Рамони, вырваться на трассу М4. Напрасные мечты.
Берём, конечно, водочку для нашей новой миссии, которую и сами осознаём не чётко. Но допинг явно нужен. А закусить ещё из дома взяли.
Проехали Маклок, воды попили в том роднике, который был в прекрасном нашем плане. Но в корне поменялся наш приоритет.
Опять контакт велосипедный плотный с Зоей, но он уже меня не напрягает так, хотя я замечаю, что объективно выглядит она всё привлекательней, красивей даже. Забавно, что едем сейчас в молчании полном, нас охватила скованность. Да, мы друг друга прекрасно понимаем, совместный план имеем, но вроде как стесняемся намеченного действа. Высматриваем место поукромней. Казалось бы, дорога по лесу, чего искать-то. Но нам нужна особая надёжная укромность!
А где ни остановишься, или тропинка явная возникнет сразу, или даже бродит кто-то. Ну, что, казалось бы, в лесу в жару такую этим людям надо. А жарко, правда, очень. Даже парит! На велосипеде с ветерком не очень и заметно, а в чаще – духота.
Ну, выбрали местечко. С чего начать?
И вдруг прямо с небес нам знак, подсказка, помощь. Всё резко потемнело. И дождик. Сначала слабый, а вскоре ливануло. Жуткая гроза.
Едва-едва успели соорудить шалаш. Сосновых веток мигом наломали, обложили ими полуупавшее дерево. Там льёт, гремит, сверкает, а мы сухие. В укрытии уютный полумрак. Комфортно улеглись на травку, посередине, конечно, даму поместили.
Бутылку откупорили, пьём вкруговую прямо из неё. Смешные тосты, скованность проходит. Душевная такая обстановка, заметно мы смелеем.
Да, надо начинать. Мы это с другом синхронно осознали и одновременно резко потянулись с двух сторон к застёжке брюк у нашей милой дамы.
Вдруг неожиданно совсем она как вскочит, как завопит: «Вы что!!!» И тут как раз со страшной силой грохнул гром. Отпрянули в ужасе. Это ж статья лет на 7-10, групповое преступление. Неловко, совестно и очень стыдно даже! Мне-то особенно, не так истолковал всю ситуацию.
А она как расхохочется: «Ага! Испугались!»
Ну и шутница! Без нашей помощи сняла с себя всё лишнее. И улыбаясь, со знанием предмета ласкать обоих принялась. И мы в долгу не остаёмся. Ливень хлещет в лесу, капли небесные с хвои всё же нас достают понемногу. Но нам не до них, мы балдеем и млеем.
Совсем не к месту на мгновенье рамонский замок мне опять явился дрожащим миражём. Смогли бы добраться до ливня туда? Но не успел додумать эту нелепую мысль, как замок растворился.
Тут Зоя очень изыскано вопрошает меня, можно ли ей сначала заняться с Серёжей. Я вроде старший здесь, хозяин вроде. По праву первопользованья. Ну, а Сергей – наш гость. Великодушно разрешаю. Серёга рьяно принялся за дело, но Зоя продолжает и меня ласкать. Подобных ощущений я раньше не испытывал.
Но вот уж кажется, что время мне вступить, а он усердно продолжает действовать. Успею, но горит ведь!
А он всё пашет…
И очень Зоя правильно тогда ещё у лагеря заметила, что это всё возможно, поскольку мы – друзья. Да, непременное условие. Ведь, правда, хочется Серёгу просто оттолкнуть, тут просыпается инстинкт звериный. А если не друзья, то и ударить можно, а дальше уж пошло бы.
Он, наконец, освобождает место, вступаю я в игру, а Зоенька при этом ухитряется его затрагивать пикантно.
Всё это зажигательно, мы так меняемся, азарт не пропадает.
Больше всех, безусловно, блаженствует Зоя. Кайф непрерывный, и всё расцветает. Какая там девчонка заводская? Уж львица светская! Словечки умные отскакивают только, и к месту всё. Да, расцветает!
И поучает, делай так, вот так.
Особенно Серёгу учит. Я, говорит, твоей жене сочувствую, ты слишком механически работаешь, разнообразь движения.
Я хохочу.
Но вот, мы всё же выдохлись с Сергеем. Вылезаем. Дождя уж нет, с деревьев только каплет, трава сырая. Сергей, задумчиво струю пуская, изрекает:
– Ну и блядища! Учительница, ёлки-палки!
Зоя выползла, чтобы присесть за шалашом. Оттуда сообщает:
– Ребята, дорога прямо рядом – укромное местечко, ничего не скажешь.
И тут через полянку нашу, почти у шалаша мужик проходит. Да, очень глухое, надёжное выбрали место! Что за беда, однако. Смеёмся просто.
Снова в шалаш залезли, было, опять принялись за своё. Но жара! Кайф не тот. Да, гроза создала нам условия и так вовремя, к месту. А здесь парилка снова. Конечно, решили на речку, благо рядом она.
Мы снова в сёдлах, по узкому асфальту турбазы какой-то катим к Усманке.
Уже мы не просто компания, а сплочённое целое, мы славно сблизились. Своеобразная ячейка наподобие семьи в матриархате. Не смейтесь, что-то в этом есть. Ведь наша Зоя сейчас является каким-то центром. Не руководством, нет, но от неё исходят соединяющее импульсы. Она нас незаметно интригует, развлекает и, в общем, соблазняет.
Вот говорит мне: «Давай я порулю». Даю ей руль, но руки поместить свои куда? Держу за грудь, конечно. Серёга улыбается. Я тут обязан просто обнародовать открытие своё. Я заявляю, что именно в движении, особенно в езде по битому турбазному асфальту, при лёгкой тряске особенно приятно ощущать всю прелесть бюста, его вибрацию, его природную глубокую, манящую фактуру. Да, именно в динамике, при лёгких сотрясаньях. Я это сообщаю для гурманов. Но вот, уже мы подкатили к речке.
На пляже ни души, всех разогнал недавний ливень. Мы первыми явились после бури. Купаемся, конечно, голышом. Для нас уже естественно такое поведение. И в этом тоже вижу свою прелесть! Естественно и весело! А Зоя просто светится, ей очень с нами хорошо. И это с выпивкой никак не связано, не думайте – дурман от водки давно прошёл ещё в том шалаше.
Но мы не можем турбазный пляжик преобразить в нудистский, безлюдье не продлится долго. Забрались в густые камыши чуть в стороне на берегу, велосипеды туда протащили. Не одеваемся, нас можно обнаружить лишь с воды.
Зоя соблазнила и здесь.
Лежим разморёно на солнышке среди камышей высоченных. Серёжа закурил и Зою угощает сигаретой, балдеем. Вдруг всплески воды и скрип вёсел, это турбазная лодка. А мы голышом. Уключины пищат всё ближе. Сквозь камыши видны две пары на борту, скорей всего семейные, ведь так обычно отдыхают на заводских турбазах. Усманка – узкая речка, сейчас в упор перед нами пройдут. Уже одеться не успеем, да и лень. Забавно, как среагируют на эту вольницу. Дамы сразу заметили нас, заметили всё с полувзгляда. Мужики оказались тактичней, вроде нас и не видят, хотя засекли, безусловно. А женщинам глазеть и неудобно, и жутко любопытно. Как извертелись! Не прячемся мы, просто улыбаемся. Очень мне интересно, как они для себя объяснили такое явленье.
Мы забыли не только о замке рамонском, мы совсем позабыли о времени. Первой Зоя вернулась в реальность – надо в лагере что-то ей делать. Да и нам как-то надо домой возвращаться.
Везём её в пионерлагерь. Пригласила в каморку свою, принесла нам из кухни поесть. Вот и всё.
Да, ещё поцелуи. Счастливые глаза с прощальной тенью грусти.
Снова крутим колёса по дачной дороге к Дубовке, снова поезд, снова мы на вокзале в Воронеже.
Замка в этот раз не было.
Велосипед всё же – мощная штука! Других выводов делать не буду.
Моему дорогому читателю можно снова включить все моральные строгие фильтры. Смею надеяться, обошлось без обид.
|
|
| Ampass |
2020-12-27 |
5 |
5.00 |
1 |
|
|
юморной текст про историю |
|
|
|
|
| |
Про доисторический период.
Современная наука полна противоречивых теорий и гипотез. Большинство новых предположений рьяно отрицается столпами классической науки, без рассмотрения записывая смелые и дерзкие теории в выдумки и фантазию.
Нам, молодым и инициативным искателям правды, это не по нраву. Мы объявляем о создании научного движения Молодые Искатели Фактов или проще говоря МИФ.
(Спасибо Роберту Аспрингу за Корпорацию Молодых Искоренителей Фатальности)
Наша задача показать все выявленные нами за долгие годы изучения факты искажения истории культуры всего человечества.
Начни мы с самого начала: с доисторического периода.
Уважаемые коллеги, представляю Вашему вниманию новейшую и изрядно подправленную версию истории развития мировой культуры.
Прежде всего хочется заметить что в нынешней периодизации культуры, на мой взгляд , допущены огромные и непростительные ошибки.
Но начнем с самого начала.
Доисторическая культура.
Как Вам всем должно быть известно современная наука считает, что в самом начале появился танец и ритм, но это в корне не верно. В самом начале появилась архитектура. Жить то где то надо? Под открытым небом не очень то и потанцуешь без одежды. Поэтому появились первые профессионалы - архитекторы. Они вырубали в твердом камне песчаника гигантские блоки и таком образом получали помещения для жилья. Вопрос освещения решался просто. Система зеркал.
Вы можете спросить откуда зеркала? Так все просто и элементарно: зеркала делали из чешуи домашних динозавров.
Вы спрашиваете из чего были сделаны инструменты архитекторов? Так ясно же что из костей тех же домашних динозавров.
Внутри пещеры были расписаны яркими акриловыми красками, которые, предвосхищая ваш вопрос люди получали из ... нет не от динозавров а из смолы каменных кактусовидных баобабов. Там же между прочим брали и иглы для шитья.
Самым известным произведением доисторического искусства по праву является так называемый черный квадрат Малевича. Нет нет я не оговорился, согласно последним исследованиям письменных источников, дошедших до нас на шкурах тех же динозавров тех кто расписывал своды пещер называли малярами, отсюда и взялось название - Малевич то есть тот, кто малюет, рисовать то никто толком не умел. Но вот один индивид умудрился нарисовать относительно прямой квадрат.
Наши предки не остановились на этом достижении и продолжили развиваться. Вслед за чёрным квадратом появились такие знаменитые настенные росписи как желток на жёлтом, белое на белом и красное на красном. Следует отметить небывалый уровень концептуальности и абстрактного мышления для тех далеких времён. Первые художественные объединения появились примерно тогда же, что отразилось в названии мест обитания, как например пещера четырёх братьев. Сохранились и имена этих замечательных живописцев, из звали Лео, Раф, Мик и Дон. На стенах этой пещеры был изображён радужный змей обвивающий землю, стоящую на спитых трёх слонов, стоящих на спине огромное черепахи.
Кроме живописи необходимо отметить и удивительные успехи в скульптуре. Известный и широко рекламируемый киндер сюрприз изобрели первобытные люди. Правда он был из глины, а не из шоколада, а внутри была не игрушка, а зерна окультуренных злаков. Назывались такие фигурки по имени божества плодородия Венерами. Фигурки раскрашивались яркими красками и дарились на день рождения девочкам, так что к 18 годам у каждой доисторической девушки было целое ожерелье из 18 фигурок. Самыми красивыми были фигурки племени Фа Бер Же, проживавшего на берегах Лимпопо и украшавшего своих Венер мелкой алмазной пылью и мельчайшими чешуйками рыбы арапайма.
|
|
| Николай Зубец |
2020-12-13 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
Когда я только привёз жену с сыном из роддома, в нашей хрущёвке отопление уже дали – ноябрь месяц. Но именно в этот день, именно в нашей комнате батарея вдруг сделалась холодной.
Не сразу мы заметили, но к вечеру всё стало очевидно. Пятница, звонить куда-то бесполезно. Перевели пока кроватку сына в другую комнату.
Понятно, надо действовать. Взял газовый ключ, отправился в подвал. Живём на первом этаже, сарайчик наш в подвале под нами прямо. И труба отопления из той холодной комнаты рядом как раз. Я это понимал, но для верности постучал по трубе, сходил домой, спросить, слыхали ли мой стук – тогда мобильников ещё не знали. Но мама и жена так заняты новорождённым, что на мои постукивания робкие внимание не обратили. Договорились, что ответят условным перестуком. Ну, убедился, что это именно та самая труба. А впрочем, какие могли быть сомнения – другие трубы все горячие и только эта ледяная. Вот, дальше что?
Опять стучал ключом, конечно. Сначала осторожно, потом от всей души, но децибелы градусов не прибавляли.
А радикальный план, конечно же, имелся – не зря я прихватил серьёзный ключ.
Частенько я бывал в подвале. Мы там храним картошку. Ещё в сарае полки делал, хлам всякий помещал. Ну да, видал там стояки. Они горячие зимой, в обмотке теплоизоляционной. Местами сбита изоляция, из труб торчат отросточки такие, завинченные колпачками вроде стаканов маленьких. Наверное, латунных. Они какое-то название имели специальное, но я забыл. Надо сказать, сейчас уж нет такого – всё заменили шаровые вентили.
А план, я говорю, давно созрел. В руках ключ газовый, вроде клещей с загнутым клювом.
Отверну-ка этот колпачок – может, пойдёт вода. Опасно? В холодной трубе она не может быть сразу горячей, да и напора нет, скорей всего, – ведь явно нет протока, а воду сверху подают. А если что – колпак на место сразу.
И клещевидным газовым ключом зажав латунную заглушку, стал отворачивать. Тихонечко и нежно. Стакан пошёл легко.
Мотивация, как понимаете, серьёзная имелась. Да, холодно у нас. Сынок малюсенький замёрзнуть может. Кто осудит?
Когда потом всё рассказал приятелю сантехнику, он ужаснулся. Мы, говорит, к этим колпачкам не прикасаемся, если в стояке не спущена вода. На эту тему есть прямой запрет. Чревато потопом.
Но у меня, говорю, мотивация. И ничегошеньки не ведал о запретах. Сынок-малютка замёрзает! Решительно кручу латунный колпачок.
И вот, уж можно без ключа рукой. Когда заглушка стала отделяться, чуть зашипело.
Я рад – процесс пошёл.
Вот уже снял колпачок, снова стучу по трубе.
Шипение усилилось – мёртвый стояк оживает! Тонкой струйкой вода полилась. Холодная. Я бью по трубе тяжёлым ключом. Подстраховаться бы слегка тут, хотя бы наживить латунную заглушку.
Но резко вдруг ударил пар, и сразу же с могучим рёвом хлынул кипяток такой струёй внезапной, что я отпрянул.
Заливает подвал, заливает сараи! Рёв мощной струи, шипение адское пара. Хотел рукой зажать, но лишь ошпарился.
Ужас.
Захватил колпак рукавом куртки и снова на эту ревущую амбразуру!
Прижимаю, стаканчик трепещет в струе, жгущие брызги в лицо, во все стороны.
Бац! На лампу брызнуло – и тьма в бушующем подвале воцарилась.
Пытаюсь на ощупь попасть на резьбу но струя вышибает стаканчик из рук!
Темнота. С шумом хлещет вода ниагарским потоком.
Вот тут я очень сильно испугался.
Вдобавок сверху молотят по трубе.
Фильм ужасов какой-то!
Каюсь, была и мысль сбежать. Никто ведь не видал, как я спускался. Но чем всё кончится? Зальёт подвалы кипятком, зальёт картошку, да, может, уже и заливает – стою в воде горячей. Шипит всё в темноте, всё хлещет, и стало жарко, словно в русской бане. Сверху нервный стук.
Я в кипятке, сгибаясь под потоком, каким-то запредельным чудом нащупываю всё же несчастный колпачок. Отчаянно прижал его к взбесившейся трубе и снова чудом наживил-таки резьбу. Ошпаренными пальцами вертел свой ключ.
В подвале тишина настала.
Ура! Стояк горячий.
На ощупь отпер свой сарай, включил там свет – вода уже зашла, но не достигла ящика с картошкой.
Взорвавшуюся лампу в коридоре заменил – спасибо, был запас.
Под ногами – река. Я совершенно мокрый - до майки, до трусов и весь в разводах белых. Ведь в воду батарейную, я знаю, что-то добавляют.
Да, в очень жалком виде иду домой.
Но с доблестной победой.
Жена оторопела, меня увидев. Но так сердито:
– Где ты всё ходишь! Стучу тебе, стучу. Ведь отопление давным-давно уж дали.
|
|
| Николай Зубец |
2020-11-15 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
– Мама, это памятник врачу?
Она ведёт в больницу сына. При входе памятник Ленину облеплен снегом, вождь вроде как в белой накидке. Это взрослые Ленина видят. А мальчика ведут в больницу, трепещет он. Хоть долго убеждали, что ничего плохого там и боли никакой, но чуял фальшь. И эта белая заметная фигура перед входом тревогу вызывает.
– Это же дедушка Ленин!
– Самый главный врач?
Возможно, этот строгий образ мелькал уже в сознании сыночка, влетая из картинок в детских книжках, но заслонён другими персонажами, каким-то печником и почтальоном Печкиным, а может, Айболитом – ведь в голове настрой сейчас сугубо про врачей.
Детская больница. Очень грустное учреждение, хоть стены и расписаны весёлыми картинками. Мамаши заморённые, как будто бы приросшие к кроватям, где возлежат попавшие в беду их чада; пацаны с конечностями, задранными на растяжках, напоминающих орудия пытки. Травматология. Вот малец по коридору на детских костылях кузнечиком пропрыгал, задорно вроде проскакал, но всё же диковато это, вот милая девчушка с шеей, вытянутой странно, зажатой в высокий жёсткий воротник, очень медленно, неуверенно проплыла в палату. Везут кого-то на каталке, вприпрыжку рядом мамочка. А в ожоговом отделении! Дети. Страдают.
Я – учитель, школа прикреплена к детской больнице. Хожу по палатам, стараюсь разумное сеять, сам себе напоминая миссионера в африканской деревушке, – отчётливо не до меня здесь людям. Но, как ни странно, занимаются охотно, даже те – на растяжках. За это лишь одно почти всегда пятёрки в табель ставлю. Совесть не мучает, хотя оценки обязательно перекочуют в классные журналы, где учителя, возможно, подивятся, но по-другому не могу. Для ребят занятия эти вроде развлечения, вернее – отвлечения от навалившейся напасти. Связь с привычным миром, внезапно ускользнувшим из их жизни. С лежачими прямо у кровати урок проходит, а с остальными – стараюсь где-то в коридоре примоститься, лучше всего в холле на диванчике.
Это самые уютные места, где от кошмаров всех чуть-чуть отвлечься можно, кусочки небольничной атмосферы, оазисы спокойствия. Диван, над ним всегда картина, цветочек в плошке у окна. Тут же, как правило, пост медсестры – закуток такой, как в гостинице. Но там, в гостинице, всегда сурово восседает и зорко бдит дежурная по этажу. Здесь же совсем не так – обычно пост бывает пуст. Лишь изредка впорхнёт изящная сестричка, по-деловому, но проворно что-то чиркнёт в каком-то документе, с места на место чего-то переложит и непонятно как, но вдруг исчезнет. Испарится. И долго кажется, что там она за стойкой, просто наклонилась, но приглядишься – никого и вправду нет. Виденье мимолётное, мираж. Пост опустеет вновь надолго.
По вечерам, когда больница затихает, когда тускнеют коридоры, здесь лампы загораются настольные, посты становятся особенно уютны. Здесь даже происходит какое-то подобье светской жизни. Тусовки вроде, ведь есть и старшеклассники, есть те счастливчики, кому выписываться скоро, есть просто пофигисты. Да, здесь случается и первый флирт, девчоночьи секретики, разборки пацанов. Меня не опасаются, ко мне привыкли, знают, что не потревожу.
Вот, дело к вечеру, сижу я на диване в холле с ученицей, втолковываю что-то, а напротив, на сестринском посту, уж потихоньку собираются ребята, почти всех знаю – мои ученики. Понятно, что играют в карты, запрятались за стойку, набились тесно, кто за столом сидит, а кто и на полу. Запрещено, конечно, строгие училки, воспитатели – такие персонажи в больнице тоже есть – давно бы разогнали, но я не понимаю вроде.
По коридору длинному идёт мамаша, к посту уже подходит. Эффект настольной лампы, манящее влиянье огонька! Ребята попритихли, поглубже спрятались под стойку. Но чувствует мамаша, что кто-то там сидит, и свет от лампы пространство оживляет. Ей высказаться надо, видно, что кипит негодованьем праведным.
– Так же нельзя! Я жаловаться буду!
К кому она взывает, непонятно. Но обращается туда, за стойку, где вроде и находится какая-то администрация. Да, так непросто разыскать того, кто разрешить насущные проблемы может, а к вечеру в больнице – тем более. Разгневанной, взволнованной мамаше мнится, что, наконец, она нашла ту именно инстанцию, где можно волю чувствам дать, где можно даже требовать. Ещё подогревает то, что ей не возражают, а слушают внимательно, она по-женски очень верно чует, что там за стойкой её боятся.
Что надо ей, понять нельзя. То ли не дали какой-то документ, то ли не разрешили что-то. Эмоции одни. Но вот, она уже весь выразила гнев и ждёт ответа. Там тишина, конечно.
И я уже хочу ей пояснить, где можно в это время отыскать медперсонал, хоть как-то облечённый властью, но из-за стойки вдруг раздался спокойный, твёрдый голос, вернее голосок:
– Вы не волнуйтесь! Мы постараемся всё сделать. Вы домой идите.
Да, это же один картёжник выдал, мой ученичок! И как похоже на голос медсестрички юной. Шутник! Но натурально как, способный очень парень, не зря ему пятёрки ставил!
Мамаша лишь промолвила:
– Спасибо! Я завтра к вам приду.
И успокоившись вполне, пошла больничным коридором.
Мы с ученицей вскоре тоже удалились, а юные картёжники на сестринском посту свой тайный вечер увлечённо продолжали.
Пусть отвлекутся!
|
|
| Николай Зубец |
2020-11-12 |
0 |
0.00 |
0 |
| |
|
| |
У дяди Жоры, нашего соседа по хрущёвскому дому, обеих ног не было совсем – инвалид войны. Он часто, да почти всегда, задумчиво сидел у дверей подъезда на своей низенькой деревянной коляске, почти дощечке с четырьмя маленькими колёсами, и курил, курил, не переставая. Его худое, очень смуглое лицо выражало полную отрешённость, как будто он витал в другом каком-то измерении, да и общаться с ним затруднительно – надо было либо сгибаться пополам, либо объясняться свысока, что уж никак не вязалось с его ветеранским обликом. Но стоило заговорить, и сразу же почувствовал, что это добрый, умный человек, общительный вполне. Его симпатичная жена, тётя Лиза, уже после войны родила трёх сыновей.
Дядя Жора, случалось, выпивал. Как-то раз супруга попросила занести домой его, уснувшего на своей коляске. Совсем он невесомый. Ещё для выездов имелась большая коляска с велосипедными колёсами. Хотя они и жили на первом этаже, её трудненько было заносить в квартиру, и инвалиду разрешили иметь свой небольшой сарайчик во дворе. Мы подружились из-за сарайчика. Я на стипендию студенческую купил мотороллер, совсем не думая, куда его буду ставить. Сначала к другу попросился, который в частном доме жил. Закатывал порой к себе в квартиру, в коридор – мы тоже жили на первом этаже. Но это всё не то, конечно. И дядя Жора, мои мытарства наблюдая, подзывает как-то:
– Ставь в мой сарай, – и ключ даёт отдельный.
Как я, студент, мог дядю Жору отблагодарить? Раз в месяц, опять же со стипендии, брал бутылку водки и отдавал ему – сначала он отказывался, смущался очень, но всё же я всучал свой магарыч. Обычно эта процедура проходила в его обыкновенном месте – у подъезда. Он брал бутылку, и мгновенно, как у хорошего иллюзиониста, она куда-то исчезала с глаз. То ли под мышку помещал, то ли под себя пристраивал, и эта виртуозность поражала при вроде полной невозможности куда-то что-то скрыть – ведь это был всего лишь маленький, худой обрубок человека на небольшой доске.
Слабость к спиртному он щепетильно, очень тщательно скрывал, но в этом можно было видеть не то дешёвое, подчас комичное стремление завзятых алкоголиков «прилично» выглядеть, а проявление высокой, благородной силы духа, которая в неистовой борьбе с непоправимо изуродованной плотью не поддалась ей и существует уж в значительном отрыве от неё. Иногда для передачи моей арендной платы заходил к нему домой, в глаза бросалась, конечно, бедность, но очень чистоплотная, и дух взаимоуважения в семье. Тётя Лиза, смотрела на меня с немым укором, я даже попытался было обойтись без водки, зашёл с деньгами, но их не взяли ни дядя Жора, ни она.
Ещё он сапожничал. Очень быстро, дёшево, изящно даже чинил соседям обувь. Наверно, больше по ночам работал, ведь днём всегда дымилась папироса на его посту.
Да, сыновья родились, когда уже он был без ног. Братья Богдановы. Все трое пацаны отличные – красивые, смышлёные. Я подружился с Сашей, младшим, который больше всех похож был на отца. И почему-то только его все называли Богданчиком, по фамилии, а остальных – по именам. Поначалу к нему относился, как взрослый к мальчику – он помоложе лет на десять. Бывало, съезжу на заправку с ним на мотороллере, бывало и на речку. Он помогал мыть мотороллер, а то и вовсе сам помоет – всегда охотно и как следует. Быстро взрослел, вот уж смышлёный, ловкий и красивый парень. С отцом очень дружен; наверное, любимый самый сын. Отца боготворил, заботился всегда об инвалиде, особенно когда тот примет лишнего. Его военные истории, очень гордясь, мне пересказывал, перечислял серьёзные награды, которые дядя Жора почему-то никогда не надевал. В сарае-гараже хранился инвентарь сапожный, и Саша знал его прекрасно – наверно, помогал отцу.
Слёг дядя Жора, когда был Сашка в армии. И умер сразу, лишь его дождавшись. Я помню у подъезда гроб. Блестят военные награды. Рыдает тётя Лиза, два сына слёз сдержать не могут. Соседей много. И только Богданчик в солдатской форме высокий и худой и очень по-отцовски смуглый стоит, совсем не замечая никого, стоит без слёз и смотрит, смотрит на отца. Как они похожи! Да, очень! Даже и теперь. И ясно так представилось, что дядя Жора тоже очень стройным и высоким был. Не видел никогда сын в полный рост отца, не мог побегать с ним, под потолок забраться на загривок. И только вот сейчас, в гробу, отец его, как и у всех, нормального, большого даже роста. Да, именно вот их – отца и Сашку – соединяло что-то очень прочно. И молча, не проронив слезинки, сын младший больше всех скорбел.
Прошло уж много лет. Но ненормально пусто смотрится подъёзд без низенькой фигуры на дощечке. Глаза закроешь, наш представишь двор – он там всегда, дымится папироса, и в облачке внизу под дверью витает всё худой и смуглый профиль.
Сараем Жориным я пользовался долго, мне тётя Лиза сразу отдала его. Старалась не заплакать, когда был этот разговор. Там у меня с годами менялись мотороллеры и мотоциклы. Как вспомню это время!
Но затевалась стройка, сарай этот снесли. Едва успел перекатить под окна «Яву». Забрал канистры, хлам кое-какой и перенёс в подвал под домом. Потом сумел построить сам сарайчик, который тоже вскоре был снесён. Пришлось расстаться с техникой.
Впрочем, ненадолго. Купил уже машину и крутился я без гаража. Затем в кооперативе строил пару лет. За городом практически, разве сравнишь с сарайчиком в своём дворе! Смирился.
Пришла пора монтировать проводку в новом гараже. Я хитрую составил схему, всё закупил, что надо. Но ясно понял вдруг, что этот сложный план мне самому не воплотить вовеки. Ведь мой гараж двухъярусный, с подвалом, с мастерской.
Тут мне удачно так Богданчик подвернулся. Давно он на заводе как раз по электричеству работает. Женат, отец уже. Толковый очень, взрослый человек. Ну, выпить не дурак. По выходным берём с ним, что положено, закуску и едем на окраину в гараж. И потихонечку штробим, монтируем и тянем провода.
Всегда после работы, конечно, посидим. Гаражная идиллия мужская. Ведь денег он не брал принципиально, и приходилось, вот, сидеть, но это и приятно с хорошим и весёлым человеком. Да и работали мы весело, без спешки, с анекдотами и шутками.
Уже в подвал вести проводку надо. Протянули от соседа переноску, и Сашка спустился первым.
Вдруг слышу громкий вскрик оттуда. Я испугался – что там? Крик непонятный. «Сашка, ты что?!» В люк заглянул.
Он с переноской в руке стоит в углу у кучи керамзита. «Что с тобой?!» Не отвечает. Я тоже быстро вниз. «Что случилось?!» Молчит, недвижим, как заклинило его. Гримаса непонятная во всё лицо.
И тут я вижу, что перед ним валяется тележка – та именно тележка его отца. Я и забыл уже, откуда это. На ней возил я керамзит –– на стройке очень пригодилась. Сюда попала, конечно, из того сарая во дворе.
Но что это для Сашки означало! Через столько лет! На самой окраине города, у чёрта на куличках, в тёмном углу подвала чужого гаража, ни с того ни с сего внезапно встретиться с реликвией семьи. Ведь он родился, когда отец уже словно прирос к тележке этой. По сути для него ведь это часть отца! И как же я безжалостно и грубо сумел столкнуть его с таким переживаньем. Хоть как-то подготовил бы. Но я ж забыл.
- Жорина… - лишь смог выдавить Саша.
Он никогда отца не называл так. Могла лишь тётя Лиза. И в этом было что-то. Он вроде как увидел это глазами всей семьи и чувствовал за всех.
Саша, наконец, из этого оцепененья вышел, перед реликвией склонился, положил рядом лампу и ещё долго-долго молча разглядывал, трогал. Конечно, помнил до трещинки мельчайшей.
Я понял, в этот день уж никакой работы не получится. Выбрались наверх. Молча нехитрый стол накрыли.
И посидели молча.
|
|
| Николай Зубец |
2020-11-05 |
0 |
0.00 |
0 |
|
|
Чёрная птица над белой сиренью |
|
|
|
|
| |
На заднем дворе института вдруг, ни с того ни с сего, распустилась шикарная белая сирень. Из каменистой тверди испокон веков торчали лишь длиннобылые хилые палки, и, мимо проходя, никто бы не представил, что здесь подобное явиться может. Вдобавок тень, тень постоянно – не зря все институтские тут любят оставлять машины - ведь с трёх сторон от солнца надёжно прячут стены, открыт один лишь север – ну, как произрастёшь? И только холодная Полярная звезда всегда дежурит над чахлыми кустами, мерцая по ночам. И вот, откуда ни возьмись – роскошные белые грозди!
Охранник Александр ещё при утреннем обходе любовался невиданным зрелищем. Цветов не так уж много и в основном на самом верху, но белые-белые крупные грозди просто озарили угрюмый, тусклый двор.
Напарнику – Анатолию – сообщил про сирень, как о главном результате обхода, и они вместе долго смотрели в окно.
Когда в обед Александр направился в столовую через этот двор, увидел - о ужас! – сирень ломают. И кто! Степенный старикан, завлаб Попов с кафедры физики, его все знают. Не дотягиваясь до цветов, старый завлаб очень сильно, просто опасно наклонил ствол и отламывал самую верхнюю пышную гроздь!
- Как же вам не стыдно такую портить красоту! И так еле росла, а вы!
Попов смутился, покраснел, как будто его застали именно за серьёзным преступлением. Александр в форме, при исполнении действительно напугал его. Выпустил даже ветку из рук, которая, упруго распрямившись, изящно, по большой дуге, вскинула в небо белое пышное оперенье. И растерянно:
- Да, первый раз распустилась…
- И обязательно сразу ободрать надо?! – Александр кипел негодованьем.
- Вы знаете… Я хотел… Вы знаете… это я посадил.
Тут уж Александр смутился. Даже хотел извинение попросить, такого он не ожидал. Так неудачно посаженный бог весть когда куст, конечно, он считал совсем бесхозным, недоразумением каким-то. В общем, оба смутились. А Попов даже назвал год, когда на субботнике посадил этот куст и, вроде в оправданье, говорил, что вообще сирень полезно обрывать, не стал иначе бы. Похоже, тут слегка лукавил. За обедом Александр всё никак не мог взять в толк, про какой год говорил завлаб, не путал ли он что-то. Уж очень древнюю дату сообщил.
Когда Александр возвращался, белые пышные цветы ещё сверкали в синеве, завлаб Попов им не нанёс заметного ущерба.
В учебном институте завлаб – это не научная должность, это, по сути, завхоз кафедры, на нём висят матценности. Сергея Васильевича Попова охранники прекрасно знали, он всегда гораздо раньше всех являлся по утрам, набирал много ключей, непременно первым расписывался за них в специальном журнале. В такую рань охрана не всегда и успевала разграфить страницу. Другие сотрудники могли поругаться, что их задерживают, если кончались графы, могли и просто как попало расписаться, а этот Попов однажды даже сам пытался расчертить журнал. И всегда тихо, с улыбкой. Скромный, симпатичный человек. Да, скромный и застенчивый, и незаметный вроде, но так он прочно вросся в институт, стал просто частью институтского пейзажа, ну, как колонны перед входом, как стенды, коридоры.
Немолод, немолод сильно, но это не сразу заметишь. Роста высокого, в чёрном костюме и в белой рубашке всегда. Не горбится, не шаркает, но всё же видно, что в целом он обмякший – возраст, солидный очень возраст.
Это Александр прекрасно понимал, но всё же год, когда Попов сирень сажал, какой-то несуразный. Спросил у комендантши, которая про всех всё знает – всё сходится. Вот это да! Попов – старейший институтский кадр. Бывали здесь постарше кадры, но нет уж их дано, а стажа, такого стажа, и близко нет ни у кого. Устроился работать, когда ещё не институт, а техникум здесь был, т.е. «до нашей эры» по институтскому летоисчисленью!
В его ведение входила и самая большая и лучшая по оснащению аудитория, именная - в честь первого ректора, прославившего ВУЗ; у дверей висит мемориальная доска. Экраны, проекторы, на стенах мощные динамики, скамьи студентов с крутым подъёмом задних рядов. А за кафедрой, сбоку, незаметная дверца в подсобку, где и находилось рабочее место завлаба Сергея Васильевича.
Ах, вот, в чём дело-то! Ведь этот куст сирени вовсе не случайно посажен в таком, как будто, безнадёжном месте – это ж прямо под «резиденцией» его. И сверху наблюдал. Десятки лет… Вот, первый раз дождался. А рвал, наверно, чтобы украсить любимую аудиторию.
Семьи у него не было. Вдовец. И с сердцем нелады. Ходил всегда неспешно, во дворе обычно остановится и постоит с минутку. Но никогда ни слова про болезни.
Утром обязательно к симпатичной буфетчице подойдёт, комплиментов наговорит. Она с ним очень охотно болтала, даже хвалилась, что замуж её зовёт. Тоже не юная эта буфетчица Люба, но всё же Попов староват для неё.
А может, подолгу болтал у буфета, потому что предстояло подниматься на высокий третий этаж, может, просто отдыхал перед такой нагрузкой.
От Любы охрана слыхала и про то, что давно ему предлагали делать на сердце операцию, но не решался. Она всегда всё знала про него – звонил ей что ли.
Через пару деньков самая большая в институте суета - защита дипломов. Это в той его аудитории.
Идут мимо охраны нарядные, степенные дипломники. Волнуются заметно, скованы очень. У некоторых старомодные тубусы с чертежами. Цветы шикарные – это у всех. А выскакивают защитившиеся - взлохмаченные, с галстуками набекрень, ошалевшие немного. Прямо на порожках шампанское распивается, то и дело со двора слышен традиционный задорный вопль: «Я – инженер!»
До самого вечера шумно. Но вот, понемногу стихает. Уже профессора – члены комиссии расходятся. Один уважаемый дядечка, наверно, председатель, к охране с просьбой обратился. Говорит, что в окно аудитории ещё утром птица залетела и кружит под потолком. Конечно, всё вниманье на неё, публика отвлекается. В перерывах выгнать старались, но не получилось. Просит охрану вытурить птичку, а то на завтра опять очень много защит. Александр пообещал, но спросил:
- А что ж Попов нас сразу не позвал?
- Да что-то не было его сегодня.
Когда уж и уборщицы все испарились, когда в дальних глубинах института могли ещё чего-то колдовать лишь самые упорные аспиранты, Александр направился на третий этаж выгонять злосчастную птаху.
Так это маленькая ласточка весь день тревожила таких людей серьёзных! Летает всё кругами под самым потолком. Иногда, устав, садится на какой-нибудь из высоко прикреплённых чёрных динамиков. Александр тогда или в ладоши громко хлопнет, или даже тряпкой, которой мел с доски стирают, запустит в её сторону. Но лишь опять круги, круги – уж голова кружиться начинает от наблюдения такого, и шея заболела головой вертеть. Все окна охранник открыл – казалось бы, выходов столько на волю, - но ласточка не замечает ничего, ослепла что ли. Хоть солнце и зашло, но небо ещё светлое. И что забавно, там, за окнами в густой голубизне таких же ласточек мелькают стаи, их писк так ясно слышен. А эта… Устал её гонять охранник.
На вахте Анатолий был очень удивлён, что Александр ни с чем вернулся. Попили чаю, и снова Александр идёт в аудиторию Попова. На этот раз он прихватил длиннющий шест, которым паутину с потолков уборщицы сметают. Привязан веник на конце.
А ласточка опять уселась на динамик. Теперь не отдохнёшь! Шест достаёт везде. Соревнованье на выносливость птицы и человека. Александр с шестом между рядами скачет. Вот уж она еле-еле порхает. Вы видели полёт кукушки? Неровный он, пилообразный, как будто бы нырки и взлёты. А ласточки летают, как ракеты. Теперь бедняга эта по-кукушечьи, почти что падает, но всё же из последних сил взмывает снова. Зачем так мучает себя и Александра? Темно в аудитории, лишь ярко выделяются окошки – открытый путь на волю. Так нет же, нет! Острые крылья несут мимо окон, а там ещё щебечут оживлённо сородичи её. Ну что ей надо здесь? Измотана до крайности, уже к динамикам не может высоты набрать. Вдруг изменила трассу и попыталась приземлиться на наличник двери в коморочку Попова, но сорвалась. И снова отчаянно кружит.
Александр плюнул на эту дурацкую работу, похожую на живодёрство. Ведь видно, что чуть-чуть ещё, и птаха упадёт – бог с ней. Решил не закрывать окошки – на улице тихо, а помещение проветрится как раз. Зачем-то свет включил – в момент за окнами сгустилась тьма. А ласточка вдруг громко пискнула и тотчас ринулась к ближайшему окну, мгновенно слившись с темнотой за ним, как растворилась. Так просто всё!
Охранник тоже по рядам поднялся к чёрному окну. На севере Полярная звезда уж проступила. Внизу, прямо под окном, хорошо выделялся белый куст.
Утром буфетчица Люба сообщила, что накануне Попова забрала скорая, сразу сделали операцию, а к ночи он скончался.
Александр проводил её до буфета, она плакала. А в красивой вазе за буфетной витриной он разглядел ветки белой сирени, чуть пожелтевшие.
|
|
| Балерина |
2020-07-03 |
0 |
0.00 |
0 |
|
|
Качели. Художник Оноре Фрагонар. |
|
|
|
|
| |
КАЧЕЛИ. ХУДОЖНИК ОНОРЕ ФРАГОНАР.
(Литературный очерк о произведении искусства.)
Даже мельком взглянув на эту картину: «Качели» художника Оноре Фрагонара, невольно вспоминаешь популярные строчки стихотворения Федора Сологуба:
Качает черт качели
Косматою рукой
Качели! Ну вот – качели, накачанные черт ли знает чем!
Чокнутые качели, сколько же в них движения, стремительности, полета, невероятного авантюризма!
До головокружения, до упаду!
Блестящей каплей перламутра вспыхнул легкомысленный сюжет этой картины.
Канва галантной тематики, такой любимой французами, вовсю поддерживается Оноре Фрагонаром, великолепным «Фраго», последним могиканином живописи эпохи рококо.
Упомянутое пятно перламутра – это расфуфыренное платье молодой красавицы, эффектной дамы, стремительно летящей на качелях. Оно словно эффектное розовое облако богини. А может, что – то от чайной розы, ее манящий, эфемерный лепесток?
В пике своего полета эта симпатюля совершает грациозный жест собственной ножкой, движение, при котором ее легкая туфелька, аксессуар интимный, декларирует головоломный кульбит. Он глубоко симптоматичен.
Качели раскачивает престарелый супруг молоденькой прелестницы.
Это добряк, во всем потакающий своей экспансивной жене.
Невзрачная, невыразительная внешность, его замшелый кафтан выказывают нам всю его заурядность, всю занудность его натуры.
Поэтому неудивительно – молодая особа, словно легкокрылая бабочка, летит от него прочь.
В этом полете, в этом картинном мгновении – она существует на своей вершине. После нее, после этой пресловутой вершины – скорее всего – непоправимое. Все такое! Да, да, все может случиться.
Итак, все это издержки буржуазного брака.
Вот так, шаг за шагом, взгляд за взглядом, миг за мигом раскрывается драматичнейшее содержание этой картины.
Которая высветила нам всю неуместность неравного брака: когда пожилые женятся на юных проказницах, а тусклые и никакие покупают для себя ярких да броских.
И тут, так к месту приходит на ум перифраза в строчках российского поэта:
Качает черт качели
Невидимой рукой …
Качели в этом сюжете – только стимул.
Шикарная мадам проносится над молодым человеком, который устроил на нее засаду. Устроившись в самом низу картины, не то чтобы в непринужденной, нет, прямо – таки в непристойной позе – он нисколько не скрывает ни своих побуждений, ни алчных своих желаний. Мы видим, в какой сладострастной гримасе запечатлено его лицо, мы замечам раскоряченные руки с крючьями – пальцами так и готовы вцепиться в намеченную им жертву.
Молодой бесстыдник буквально исходит судорогами болезненной, низменной страсти к собственной мачехе. Внизу картины он изголяется, словно коварный, предприимчивый змей – искуситель.
Будто зловредный червячок в розариуме, этот молодой человек устроил свою засаду в безмятежном цветнике. Который теперь оказывается отравленным его присутствием.
В этом лежбище молодой распутник залег ради того, чтобы подглядеть тайну развевающихся юбок элегантной красавицы. Ему так хочется проникнуть взглядом под шикарные юбки женщины, заценить ее интимные тайны. Наша героиня несется навстречу такому желанию. Повинуясь своему влечению, она совершает этот азартный взмах собственной ножкой. Женские юбки взлетают в красноречивом жесте, подтверждающем, что недалеко то время, когда легкомысленная красавица упадет в объятия бесстыдника, низринется в цветник преступной страсти. А ведь такие вещи случаются иногда между мачехами и пасынками. На ум приходит история из жизни графини Потоцкой – ее любовная связь с сыном своего супруга …
Символ тайной любви – каменный Амур, приложивший пальчик к собственнным устам и призывающий к молчанию, целиком на стороне наших безобразников. У них ведь много – много преимуществ.
Мы подмечаем, что легкомысленная авантюристка засветилась под сумрачными, тенистыми кронами старинного парка. Мы постигаем: уж они – то покроют ее невольный грех … Ее забавное заблуждение и ее проступок …
Вот так – в этом игривом, фривольно – легкомысленном сюжете, раскрываются все психологические тонкости и моменты этой поистине детективной истории. Да, наша героиня – исполнена живости и обаяния, влечения и пыла, и поэтому мы так охотно прощаем ей все ее заблуждения.
Итак, глядя на эти бедовые качели, каждый русский человек качнет головой и сокрушенно вздохнет, вспомнив популярные строчки, ставшие почти что пословицей:
Попала на качели –
Качайся, черт с тобой!
|
|
| Балерина |
2020-06-06 |
0 |
0.00 |
0 |
|
|
Меня преследуют сетевые тролли. Часть № 1 |
|
|
|
|
| |
ПЕРВЫЕ ШАГИ НА СЕТЕВОМ РЕСУРСЕ.
Я появилась в виртуальной сети 17 октября 2017 года зарегистрировавшись на литературном сайте Избы Читальни.
Мой псевдоним был таким исключительным: Любовь Доступная.
До этого я прошла курс версификационной подготовки у своего родственника - Поэта Валерьяна.
Он меня натаскал технически хорошо, и я ничего не боялась.
Для начала я избрала рифмованную прозу, чтобы отдаться на волю вдохновения и парить как птичка, между небом и землей.
Избрав себе творческий псевдоним Доступная, сама наивно предполагала, что я буду доступной для общения, и никого не
стану заносить в так называемый черный список, также не буду удалять
ничего из чужих сообщений и мнений.
Как видите мои дорогие читатели, я с самого начала предполагала быть
миролюбивой.
Оказалось однако, что я переусердствовала. Доброта тоже должна
знать свои берега и границы.
В самом деле, мне довольно скоро дали понять и почувствовать, насколько я чужая в данном муравейнике.
Пословица утверждает: горе побежденным! Я осознала также и другое:
горе чужакам!
Я уже упоминала, начиная свою творческую работу, я все видела в розовом цвете: я желала вальсировать и не чувствовать под
ногами земли. Этакая стрекоза! И это в чужом муравейнике!
Следуя своей легкомысленной натуре, я позволяла себе так много:
излишне перечислять, но среди прочего я безудержно флиртовала
заигрывая то с одним автором, то с другим. Мне хотелось превращать
их в своих поклонников, воображая себя волшебной Цирцеей сетевого
ресурса. Хотелось играть чужими сердцами.
Какое же было мое удивление и разочарование, когда я обнаружила
насколько безуспешными были все мои попытки, невзирая на все очарование. Вокруг меня были одни серьезные дядьки!
Тогда я еще не знала, что это за железный народ - литераторы!
Существуют умные люди, которые всегда разграничивают работу и
увлечения, в том числе личные. Опровергая таким образом представление, будто бы работа и общие интересы сближают.
Я не собиралась ни в кого влюбляться, мне просто хотелось таким образом развлекаться. Я жаждала, как чуда, чтобы какой - нибудь автор,
используя литературный стиль и свое умение, писал бы мне свои пылкие и пошлые письма. Я воображала, что мне удастся раскрутить кого - то на интимную переписку ... Хотелось, чтобы бедняга терял голову и изнывал от страсти ко мне, такой далекой и необыкновенной.
На своем необитаемом острове, мне однако же, пришлось оставаться одинокой.
Никто не желал тратить на меня свое драгоценное время.
Вот так жизнь! Зачем женщине привлекательность и молодость, если
не удается никому запудрить и задурить мозги?
Прошло некоторое время на этом литературном сайте и мои инициативы обернулись против меня самой.
Однако, я расскажу вам об этом в своем продолжении.
|
|
| Балерина |
2020-06-06 |
0 |
0.00 |
0 |
|
|
Меня преследуют сетевые тролли. Вступление. |
|
|
|
|
| |
МЕНЯ ПРЕСЛЕДУЮТ СЕТЕВЫЕ ТРОЛЛИ. ВСТУПЛЕНИЕ
Здравствуйте мои замечательные читатели и гости. Меня зовут Любовью Сергеевной, мне 25 лет. Я занимаюсь литературой, пишу стихи и прозу.
А этот сайт я создала для того чтобы поделиться с Вами всеми скандальными случаями моей сетевой литературной жизни и рассказать
Вам всем о том, как меня преследуют сетевые тролли. Вступая в литературу я все видела в самом розовом цвете, я носилась везде с таким
настроением, будто мне все будут рады на литературных сайтах, принимая во внимание мою симпатичную внешность. Ведь в реальной жизни окружающие оказывали мне столько внимания. Однако, как оказалось, литературный мир - это довольно жестокий мир, это трясина, где тебя могут изгадить только потому, что ты оказалась на высоте и превзошла иных. О как же их
начинает раздражать: и твоя персона, и твое творчество, и твоя активность на сетевом ресурсе. Все это я испытала на свой нежной
и тонкой коже. Все это досталось моей впечатлительной душе. Сколько ненависти вызывали моя подготовка, мои знания, мой легкомысленный и бойкий нрав. Завидовали моей молодости и привлекательности. А ведь казалось именно за эти качества меня должны были бы полюбить. Что может быть прекрасней чудесной молодости и свежести? Так нет же, полоумные злобные старухи входящие в элиту сайтов в ту же самую Избу Читальню ненавидели и принимались преследовать меня: всякие злобствующие долоресины, еленоелеи, и такая же подобная им погань и бездарность. Следом за ними к травле подключились также и их прихлебатели, разных цветов подхалимы.
Обо всех этих случаях и историях я буду сообщать на этом сайте.
Вы узнаете что же представляет из себя литературный мир изнутри и постигнете какое же невероятное терпение и душевные силы необходимы, чтобы выносить травлю и преследования. Только великая любовь человека к искусству способна примирить его с душевными страданиями и нравственными муками, причиненными всей этой окололитературной возней.
Ваша Любовь Сергеевна.
|
|
|
) произведения по: [названию][автору][дате][оценкам]
