СтихиЯ
 реклама
 
 
(MAT: [+]/[-]) РАЗДЕЛЫ: [ПЭШ] [КСС] [И. ХАЙКУ] [OKC] [ПРОЗА] [ПЕРЕВОДЫ] [РЕЦЕНЗИИ]
                   
Гном-А-Лле
2007-09-12
50
5.00
10
Сработано наверняка
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Немного о себе. Родился, учился, женился – всё как у всех. Только я начинаю рассказывать историю своей жизни, собеседники снисходительно машут руками: «Уже было.» Я понимаю, что было и не один раз, и со мной это случилось однажды. Поэтому, скажу коротко, я всегда очень хотел «хорошо», всем и, желательно, побыстрее. Начал с себя: что должен сделать мужчина?
Я посадил двадцать деревьев на приусадебном участке. Построил дом: с шурином копали, укладывали, прибивали. Купил отдельную квартиру. Вырастил двоих сыновей и дочь. Окружающие ими довольны, могу сказать. С зятем уже пристроили две комнаты и мансарду к дому, вставили пластиковые окна, провели воду – наши женщины рады. Темп я взял хороший: к тридцати – потерял счёт посаженным деревьям и помог поставить два дома, к сорока – появился первый внук. Вот на этом месте что-то засбоило. Так бывает, вроде, всё хорошо, но невыносимо скучно. Видеть повторения: раз за разом, день за днём узнавать себя в своём сыне, затем, в своём внуке. Обидно понимать, что ничего нового не произошло со времён Адама и Евы, и что люди с тех самых пор особо не изменились. Вот так. Кризис среднего возраста, скажете. Да, и в этом я не оригинален.
Я скучал до безразличия: все проблемы решались – только засучи рукава, а с некоторыми вещами просто ничего нельзя поделать: я не Бог, и подарить вечную жизнь, к примеру, не могу. Немного удивляли окружающие: столько слёз и горя вокруг закона жизни, нарушить который не удавалось никому из обыкновенных, таких как я. Мне, как раз, было интересно заглянуть за... Страх смерти я относил к инстинкту самосохранения, и собирался с ним справиться, чтобы увидеть максимум, когда придёт срок. Ускорить событие иногда хотелось, но это было глупо. И многим я был необходим, а так подставлять любимых… Да, меня окружают замечательные люди, и я собираюсь дать им всё, что они хотят. А им охота жить, растить детей, сажать деревья – ничего плохого. Проблема – во мне. В том, что я сам умею получать то, что хочу, и ничего не хочу больше, чем могу получить.
В детстве я читал одну сказку, о трёх братьях и волшебном сундуке, который исполнял желания. Один брат пожелал хорошую жену и построил с ней крепкий дом, другой брат имел охоту стать мастером – и достиг этого, а третий захотел чего-нибудь неизвестного. Ему позволили участвовать в сотворении нового мира.
Как-то ночью, глядя в окно, я подумал о третьем брате из сказки. Смог он там чего-нибудь новенького придумать? Интересно, а смог бы я? Почему это я скучаю, живя по чужим, давно вызубренным законам, но не придумаю своих? Оказалось, придумать новые правила – сложно, тем более, эти въелись в душу как угольная пыль в кожу шахтёра. Ещё я понял, что целые толпы страдальцев даже не хотят понимать, что сила их личной убеждённости в нерушимости данного порядка, и поддерживает эту самую нерушимость. И я кое-что придумал, так, чтобы не мешать другим. Мне это понравилось.
Утром я приступил к воплощению. Оставив только необходимый минимум дел, и отбросив ерунду вроде чтения газет, просмотра телевизоров, разговоров о погоде и здоровье – я получил массу свободного времени. Жена ворчала:
- Ваще, мужик спятил. Лучше бы футбол посмотрел.
Но я не обращал внимания. Я разбирал чердак под добродушные смешки домочадцев:
- Н-да, отец, заскучал. Кризис среднего возраста, понимаешь, седина в бороду – бес, значит, в...
Я только и сказал им:
- Может быть, вам бы хотелось увидеть меня с молодой любовницей? Или с рюкзаком за спиной, отправляющегося в дальние страны?
Нет, этого они не хотели, поэтому предпочли грохот над головой и постоянные требования оценить необходимость вещей, приговорённых на выброс. Я носился, как шестнадцатилетний, повергая жену в недоумение своим энтузиазмом. Все остальные дела обрели вкус, цвет и запах: их надо было сделать как можно быстрее, чтобы вернуться к тому, интересному. А мой азарт зажигал других, так что, дела спорились. Все вокруг оживились, и ходили пританцовывая. Это было хорошо.
Когда я поднимался на чердак, надо было унять нетерпение. Не спешить – это главное. Тут требовалось понимание, что моя затея – дело не одного дня, а… Сколько потребуется, даже и не думал. Одно знал точно, чужие сомнения – а они непременно возникли бы, расскажи я о задумке – разрушили бы мое чудо. Поэтому чердак был закрыт абсолютно для всех. «Знает один – знает один, знают два – знают двадцать два» - этому меня ещё мама научила, а собственный опыт только подтвердил. Своих же колебаний не имелось: это было хорошо, я просто знал.

- Как думаешь, что там у него?
- Да кто его знает, картину какую-нибудь затеял… Видела же, в краске вымазал брюки. И в ящик спрятал, думает, я не замечу… Чудной же мужик – ей богу.
- А чего так скрытно-то?
- Может, стесняется. Он же когда-то рисовал, но один маститый художник сказал: «Если можете не писать – не пишите.» Он и перестал. Трудно так вот, наверное, возвращаться к тому, на что когда-то не хватило духу.
- Да уж. Но весь такой окрылённый ходит.
- Это и хорошо. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не скучало. Смотреть было тошно…

Я всё должен сделать сам – это такое правило. Я его придумал. Пусть профессионал сделал бы лучше, но это будет не то. У меня нет времени изучать многие тома и достигать совершенства. Так что, буду делать, как умею. Да, я отличный плотник, неплохой столяр, смогу быть и резчиком по дереву. Для моей задумки идеально подойдёт ель: древесина мягкая и крепкая, и любил я это дерево всегда, даже вот вокруг участка высадил целый поясок.
Я отправился в лес. Полчаса шёл по тропинке, что до станции, а перед мостиком стал левее забирать, к ельнику. Там и нашёл на северной стороне: дерево ровное, крупное – самое то. Жаль было красавицу, да без «крови» не обойтись. Я в этом деле не шибко разбираюсь, так что, могу и ошибаться, но это только Бог из ничего умеет, из себя. У меня без жертв не придумалось. Не на рынке же строительном доски покупать? Так что, принялся я махать топором, плюнув на всякие свои жалостливые эмоции. Тюк-тюк! Вокруг никого. «И дело того стоит,» – про себя оправдывался неизвестно перед кем. Тюк! Смолистый запах вызывал острые угрызения совести…
Откуда он взялся, чёрт побери! Я так увлёкся, что не услышал, как он подошёл. И стоит молча. Сердце ёкнуло, когда краем глаза заметил чью-то фигуру. Хоть и здоровый я мужик, а когда разогнулся, да увидел деда, чуть не уссался. Хорошо, топор в руках был, он меня как-то успокоил на тот момент. Дед в красном болоньевом пальто (такие, вроде, модные нынче – дочка иногда просвещает) и красной шапке, с длиннющей белой бородой. Да, я про Деда Мороза тоже сразу вспомнил, только вот не сезон ещё. Списывать на всеобщую пьянку по поводу Нового Года рановато: октябрь месяц на дворе. Да и старичок в молодёжном прикиде как-то настораживал. Хрен его знает: псих, бомж какой, уголовничек? Потом заметил, дедушка на посох опирается, высокий, ровный, с какими-то узорами бледными. Красивый посох: голубоватая изморозь, и красные искорки посвёркивают, если приглядеться. Даже стыдно стало: испугался инвалида немощного, народного умельца чудаковатого. Мало ли, может, кто пальто ему подарил? А потом глаза опустил, да что-то нехорошо опять: вроде, для покоса поздновато, а у «посоха» лезвие кривое в траве прячется. Вот тебе и «народный умелец»! Кто это в таком прикиде, да с художественными косами по лесу шляется? Тут у меня полный раздрай в голове произошёл. Я топор перехватил половчее, чтобы он мой инструмент тоже увидел, а он и бровью не ведёт. Стоит и пялится, скотина. Рожа до чего мерзкая! И не уродливая вроде, а только, скажу вам, если бы я своих инстинктов был рабом, то рванул, не задумываясь ни о какой мужской там чести, с визгом рванул бы куда-нибудь «к мамочке». Но жаль елку бросать, всё равно уж начал рубить. И потом вернуться нельзя, сейчас вот надо доделать, такое у меня ощущение. А дед молчит себе и смотрит так, вроде насквозь. Даже оглянуться захотелось, чего там сзади интересного такого? Но не стал. И чего сказать-то? Не могу придумать, слишком пауза томительная зависла, прямо река между нами, льдом покрытая, легла: я её даже увидел. И на ёлке своей боковым зрением какие-то штучки усёк. Вроде как, нарядилась моя красавица к празднику. Всё, думаю, полный Новый Год, приехали. Достал сигарету, не спеша закурил. С деда зенок не спуская, что на ёлке там развесилось, пытаюсь разобрать. Ерунда какая-то, если честно! То ли кажется всё это от напрягу, то ли… «Игрушечки»-то вполне конкретно на внутренности похожи, не птичьи, скажем, по размеру. И «гирлянды» имеются – кишки разных длин и диаметров с веток свисают. Не выдержал, голову повернул, чтобы всю эту хрень подробнее изучить, и вверх глянул. А там солнце закатное, прямо над ёлкой, наподобие звезды, макушку венчающей. Ослепило меня, а когда проморгался – глядь, ни деда, ни «украшений». Тьфу-ты, одним словом!
Завалил ёлку уже без всяких там уговоров, прикинул, сколько должно хватить, и распилил, поторапливаясь. Четыре бревна, одним концом – на тачку низенькую, проволокой примотал, и поволок до дому. Остальное завтра приберу: негоже так, чтоб валялось да гнило. Затемно вернулся, жена уж нервничала. Да и то, глупая женщина, думает, это быстро по лесу с брёвнами скакать!

- Досок нормальных купить трудно было, что ли? Это у него как – старческий маразм?
- Совсем непонятно. Возится целый день.
- Слушай, мам, ты на чердак не заглядывала? Что он там делает-то?
- Он же запирается.
- Тем более – интересно.
- Да я думаю, надо будет – сам расскажет. Он ведь всегда любил удивить, вот и теперь сюрприз, небось, готовит.

Намучился с брёвнами, шутка ли, распилить на доски. Пришлось к циркулярке своей цельный станок приладить: эдакая пилорама домашняя получилась. Руки поободрал. На чердаке теперь древесный дух – мастерская папы Карло, да и только. Стружки-опилки летят: почти всё уже готово. Теперь петли, замок да гвозди необходимы. И была уже идея, где изготовить, утром решил поехать.
Ночь настала, да что-то не спалось. Развёл во дворе костерок, на небо с мелкими звёздочками поглядывал, луну в еловых верхушках караулил. Костёр трещал колючими ветками, дымом горьковатым коптил ватник. Так странно мне стало: вот, думаю, чего ещё не достаёт?
В небо искры летят, тишина кругом – аж шёпот в ушах. Кажется, сейчас слова какие заветные услышишь, всё понятно станет. Да неразборчиво – слова-то те! Или уши у меня заложены, глаза в бельмах? Измучился вслушиваться, даже зачесался весь, дай, думаю, пройдусь. И прошёлся к ларьку, что возле дороги поставлен, стукнул тихонечко в ставенку:
- Открой, девушка милая, не спится что-то сегодня.
Вылезла сердитая тётка, да и говорит:
- Чё тебе, дурень старый, не спится?
- А я и не старый вовсе, - отвечаю ей, - Продай-ка ты мне, милая, хоть и не девушка, пару бутылочек «Столичной», да «Честерфилду» заморского.
И сую в её ладони бумажку пятисотенную.
Теплом от неё веет, так бы и позвал с собой к костерку, угостил колбасой варёной с хлебом белым, стопочку бы налил. Да вдруг жена в окно выглянет? Одного-то она меня у костра с бутылкой видывала. А вот с бабой – вряд ли ей этот натюрморт понравится. Да и не пойдёт она, продавщица, чувствую. Сердитая – у-у-у-у – не выспавшаяся: «знаю, мол, вас, кобелей»! А чего знает-то? Ничего она не знает! Проверила, тогда бы и узнала, какой я могу быть. А так, пусть спит на своей… Как она спит, интересно, в такой избушке махонькой – тут и раскладушку-то негде поставить!
- Спасибо, барышня, - говорю, - Доброй вам ночи.
А она бурчит недовольно, только про алкашей-кобелей и разобрал, ну, да тема-то известная. Так и похрустел себе один, к костерку своему. Глядь, а на брёвнышке, у огня, фигура чья-то ссутулилась, и палкой угли ворошит в костре, чтобы искры, значит, бойчее летели. На жену, вроде, не похоже. «Сосед, может?» – думаю. А самому страшно. Не сосед это, понятно: по такому холоду все соседи в город уже перебрались, перед телевизорами сидят, или по кабакам, пятница же. А тут только сторожиха с сыном-дураком великовозрастным круглый год живёт. Да мы с женой припозднились съезжать в этом году. Жена уж ворчит, а меня дело моё не пускает – неохота до марта откладывать. Я ей, жене-то и говорю, может, езжай одна, а я тут пока постругаю? А она упирается: в городе, мол, телевизор чинить надо, шкаф новый покупать.
Стою за забором и думаю, кто ж это завернул-то в калитку незапертую? Человек в это время палку прислонил к бревну и голову повернул в мою сторону, принюхиваясь как бы. Меня в темноте не видно, это я умом знаю, а самому аж холодно, будто ватник со штанами с меня сдёрнули, да в одних трусах на мороз выставили. И чего Вулкан гостя не облаивает? Ему по долгу сторожевому положено с рёвом кинуться на незнакомца, а он присел чуть сзади, хвостом подмороженную траву метёт, в дорожку постукивает. На звук, видимо, прохожий и поднял голову, в темноту вглядываясь. Костёр от ветра ярче дунул, осветил коренастую фигуру, лицо с чёрной бородой – будто идол древний на меня зыркнул, и отвернулся. Гость поставил палку понадёжнее, чтоб не упала, и двинул с хрустом в дальний угол сада, туда, где у меня яблони посажены. Тут уж я вошёл, по-хозяйски, с шумом калитку запер. И гостя нахального выглядываю: чего по саду шастать-то надумал? Яблоньки тихо стоят, стеной от ветра загороженные, ёлки шепчутся-качаются, а гость сгинул. Прошёл я между деревьев – нет никого, как не было. Не уйти той стороной, никак, даже если вокруг дома надумал юркнуть, на меня бы выскочил. И забор не сломан, а нету гостя! Как сквозь землю ухнул, только палка его у бревна стоит. Посмотрел я: не простая палочка, обструганная, одна ветка на конце оставлена, наподобие буквы «У», рогатинкой. Тронул посошок, а он бойко в руку прыгнул, словно живой, и тепло от него. Понравился мне, одним словом. Странный гость оставил хороший подарок, даже пожалел я, что не заговорил с ним. Ну, что сделано, то сделано. Сел я на брёвнышко, палкой в костёр ткнул, а мне в ответ дымом чёрным как пыхнет! Будто кинул в огонь все сомнения разом. Жахнул я водки, закурил, Вулкан со вздохом умостился рядом. Так и просидели в ноябрьских сумерках до декабря.

А с утра пораньше собрался, с собой взял бутылку беленькой – мало ли, понадобится, и двинул. На Латышской, слышал, есть мужичок с кузней – вот к нему и намылился.
День ясный, редкий по осени. Солнце сквозь голые деревья шпарит, изморозь на траве зелёной лежит, листья жёлтые хрустят, лужи ледком покрыты, кисти рябины красные – словом, цвет и свет. Голубой свет с неба. Лёгкость с похмелья накатила, того гляди, в небо взмоешь, как шарик воздушный.
В электричке солнце в глаза шпарит, ладонями тёплыми по лицу гладит. Так и заснул. Задремал, да сквозь стук колёс голос низкий, аж до рокота утробного пробирающий, тихо-тихо бормочет, и слова-то не везде слышно, а жуть продёргивает, как из расщелины бездонной стужей-сумраком веет:
В подземелье горный царь,
Подземелий государь…
Цельный дворец замаячил невнятно, топот почудился, словно миллионы троллей где-то в рудниках корячатся, будто гномы испуганные тихо шастают с пуховками по сверкающим залам, пыль смахивая.
Знобко мне стало, глаза открыл. Оно понятно: солнце-то уже на другой стороне лавочки пригревает.
И смутно ворошится вопрос про тайную дверь: а чего нельзя посмотреть-то, мы ж разве плохое удумали? Так, поглядим и выйдем. Ну, не хотите, не надо. Нам чужих тайн не надобно, у нас свои дела имеются. Вот, кстати, следующая станция моя.
Потягиваясь, вышел на платформу. Народ немногочисленный разбежался резво по дачам. И – пусто, солнечно, прохладно. Даже спросить не у кого, где ж того кузнеца искать. Прислонился к оградке ржавой, закурил. План надо какой-никакой придумать, а в голове гулко, хоть бы одна мыслишка пошевелилась. Тут я его и приметил. А он меня: зыркнул исподлобья, как углём прижёг. Эге, думаю, интересно. Мужичок невысокий, да кряжистый. Так и не скажешь, что мал ростом. Лицо смурное, небритое и загорелое вчернь, телогреечка, кирзачи, джинсы замызганные. Прохромал мимо меня по платформе, да к ларьку. Из карманов мелочь на ладонь вытряс, стал подсчитывать. «Приму» взял.
Я тоже к палатке подобрался, деньги вытаскиваю – сигарет купить. Мужик на меня глянул внимательно, здесь я и вступил:
- А не подскажете, где тут кузнеца искать?
Он вздохнул, и с растяжечкой так выдал:
- А на что-о-о тебе кузнец?
- Да вот, дело до него имею, - я тоже весь из себя солидный сделался, хоть сердце и тумкает дико.
Да не привыкать, оно у меня беспокойное, чуть чего – давай трепыхаться.
- Ну, раз дело, пойдём, покажу.
И похромал не оглядываясь. Я на пол-шага позади, так и дотюхали огородами до дома на отшибе.

Гораев Онисим Витольдович мужиком оказался степенным и хлебосольным, ну что твоя бабушка из избушки на ножках. Прежде чем разговоры разговаривать, решил добра молодца попотчевать: выставил на стол капусты квашеной с брусникой, картошки с салом разогрел, огурцов из бочки в деревянную плошку узловатой клешнёй наловил. Добрый молодец потоптался минуту у порога, не привыкший к такому обращению, да и плюнул на весь свой городской политес: молча бутылку водки вынул, руки без спроса на дворе вымыл, да уселся всё также молчком за стол. Хозяин из буфета достал одну рюмку, себе квасу «Очаковского» из пластиковой бутылки плеснул и напротив сел. Минут пять сосредоточенно из одной сковородки таскали картошку, жевали огурцы. Онисим Витольдович на меня глянул из-под мохнатых бровей и на водку кивнув, спрашивает:
- А чего ж ты, Лёня, не пьёшь?
- Дак чего ж мне, одному что ли пить? – я вилку отложил, - Я её для начала знакомства и разговору поставил, ну, а в одинаре пить – это я и дома могу.
- А-а-а, - хозяин улыбнулся, - Тогда хорошо, не люблю я её, водку-то. От неё не разговор, а сплошное безобразие получается.
- Ну, не скажи, иногда хорошо для начала знакомства выпить-то.
- Да что ж мы без неё разве плохо познакомились? – делает вид, будто удивляется Онисим.
- Да нет, неплохо, - соглашаюсь я и снова за вилку берусь, - Вкусная у тебя картошка, Онисим Витольдович.
- Вот и на здоровье, - кивнул хозяин, - Ну, так какое ты дело до меня имел?
Тут я и рассказал, что, нужны петельки, замок, да гвозди, ну, и чтоб саморучно сделанные, такая, мол, у меня задумка.
- Возьмёшься научить? – спрашиваю.
Кузнец бровями пошевелил и минут через пять – я уже и наелся и квасу успел выпить – ответил:
- Хорошо, – говорит, – Покажу тебе, что да как, только платить будешь за материал сам, а мне за учёбу – расскажешь, на что тебе понадобилось гвозди ковать вместо покупных.
Я подумал-подумал, на двор сходил покурить, ну, и рассказал ему. Такое вот доверие он у меня вызвал. Онисим Витольдович не стал надо мной смеяться, и спорить не стал, хоть не согласен был заметно. Только головой покачал:
- Дело твоё, охота чудить – чуди. Работы тут на день, да учить тебя дольше придётся. Времени у меня на то нету, решётку для одного буржуя надо делать. Может, сойдут для тебя гвозди мной выкованные, а ты помогать будешь?
Вот, так и получилось, что я весь день горн раздувал, да под сварливые окрики Онисима Витольдовича неловко вертел в клещах раскалённые куски железа. Но штук десять кривоватых гвоздей собственного изготовления среди прочих, в газете завёрнутых, привёз домой на последней электричке.

Дело моё после той поездки быстро доделалось. Всё уже, почитай, было готово, и резьба с приснившимися, а кое-где придуманными знаками нарезана. Красиво вышло, правильно – чувствуется. Вот я глядел и видел, что сильно правильно. Оставалось собрать, да дверь навесить, с этим я быстро управился. Перед торжественным открытием мандраж меня разобрал, вдруг, думаю, не получилось? Бывает так, вроде, знаешь, что всё отлично, но боишься, как бы чего не упустил. Покурил тогда на крылечке, с духом собираясь, понял, что боюсь я вовсе не того, что не сработает, а как раз наоборот, что прям вот тут, не сходя с места, и сработает! Трушу, потому как неизвестное меня ждёт, дверь под его ударами аж вздрагивает. Обошёл своё хозяйство тогда, глядя как в последний раз – так, ведь, и могло быть. Руки в стороны раскинул, как обнял, всё до гвоздика запомнил, удивился, будто первый раз вижу, в ладоши хлопнул, к сердцу прижал, поклонился. Жена вчера утром в город уже уехала, некому было на мои чудачества умиляться, да оно и хорошо. Подсобрался я, сам себе велел не откладывать: чего тянуть-то, когда одно к одному всё сошлось, будто на заказ лично для меня в небесной канцелярии постарались. Ну, и пошёл на чердак, где у меня всё смонтировано было, ждало, чтобы сработать, значит. И сработало! Хе-хе.
Да кто ж знал-то, что оно ТАК сработает? Думал, для себя строю, оказалось… Совсем не так всё вышло, как я думал. Но размышлять надо перед тем, как эксперименты экспериментировать, порталы с неизвестными рунами возводить. Я ж чего строил? Ворота. Такие небольшие, красивые, двустворчатые, стоят посерёдке чердака. С одной стороны, значит, вход. Замок с буковками ключом с буковками же открываешь (я их уже потом, без Онисима Витольдовича, выгравировал), створочки на себя тянешь – и входи! Я так себе представлял. Понимал, что рискую, но надеялся вернуться. Для того у меня второй ключ был, такой же – замок-то один, но с другими буковками, попятными. Вот, я таким образом мороковал, что войду, и, может быть, даже выйду, а получилось… Что-то получилось, когда я створки распахнул, весь холодея уже от того, что в груди пауза затянулась. Только через минуту сообразил, что это я вдохнул, а выдохнуть забыл, вглядываясь в то, что за дверками… Вы бы тоже забыли, потому как не было там ни тебе дорожки, ни лесенки, ни полянки какой, ни комнаты – всего, что я только мог себе представить. Не было ничего, куда можно шагнуть, чтобы в неведомый мир, значит, отправится. А было… До сих пор дурно, как вспомню… Дырень там было, вот что. Чёрная-пречёрная дырень. Вот как космос изображают на фотографиях, с молочными искорками, скоплениями галактик и завихрениями вселенскими. Я тогда выдохнул, и ещё долго стоял, держась руками за дверки, и дышал космическим сквозняком. Туда-сюда, вдох-выдох, выдох-выдох… И про вдохи не забывать… Тоже мне, ворота в иной мир! Построил, рукодельник, замахнулся! И как теперь туда прыгать прикажете с голой жопой, без всякого скафандра, а? Так вот стоял, думал, и понимал, что всё равно придётся, хотя уже никакого желания не испытывал никаких новых миров глядеть. У меня ещё внук маленький, хозяйство исправное, телевизор, опять же, чинить – в общем, дел невпроворот. И дрова ещё в поленницу сложить, утром привезли, свалили у забора…
Прыгать мне не пришлось тогда. Не совсем понимаю, как это вышло, но есть ощущение, что всё так и задумывалось. Только не мной. Пока я раскачивался на пороге неизвестности, вместе со створками собственноручно выпиленных ворот, слушая запредельный грохот, когда уже не звук, а вполне ощутимая вибрация все кишки наружу выворачивает, и напоминал себе вдох сделать, весь этот космический компот со звёздными ягодками вдруг прыгнул на меня. Просто сиганул, ломанулся потоком, сметая… Я даже не успел почувствовать себя каким-нибудь атлантом, сдерживающим холод вечности и ужас бесконечности собственными руками, или героическим матросом, затыкающим грудью пробоину в корабле… Задницей герметичнее вышло бы, мд-а… Так вот, ничем таким я не успел побыть, как обнаружил себя с двумя оторванными дверцами в руках, уже внизу лестницы с воплями барахтающегося в непонятной воде – не воде. Но чёрной, и всё так же сверкающей белыми искрами. Красотища неземная! Грохочущий и сверкающий поток неизвестно чего несётся с неземной скоростью, и я посерёдке с двумя дверцами в руках, ору и размахиваю ими как крыльями. По-моему, всё-таки махал, потому как кувыркало меня, как даже в море не крутило, когда мы в молодости на волнах пяти-шести балльных катались. Потолок увидел, люстру (сам вешал), потом окно. Окно на потолке, и рядом стул кружится. Не понимал я уже ничегошеньки, одно только, вдохи по-прежнему делал. Дышать этим можно было, а вот подумать, как всё домашним буду объяснять, не получалось. Я почему-то в первую очередь о жене подумал, представил, как она с ведром и тряпкой подтирать чёрные лужи станет, сурово нахмурившись, потому как, набедокурил её «вечный мальчишка». Ох, как набедокурил! Даже представить не мог, чем всё это закончится. И закончится ли.

Жена теперь меня одного не оставляет, боится после того, как обнаружила меня без сознанки и с раскуроченной поделкой. Прискакала тогда, как чуяла, говорит. И нашла погром в доме, меня на полу с разбитой башкой. Я ещё, кстати, не всё припомнил, что тогда было, но по кусочкам, вот как иногда бывает – бац! – и всплывёт какой-нибудь отрывочек. Там много всего, столько, что вот даже не запомнил. Оно и к лучшему, пока. Потому, как вспомню чего-нито из того, что было, так вздрогну. И вокруг меня всё вздрагивает.
Я тогда двое суток в больнице в беспамятстве провалялся, и ещё две недели уже в общем отделении. Микроинсульт, такая штука. Потом месяц в санатории все меня навещали. Доктора справку дали, что не инвалид, с мозгой всё в порядке. Я не стал им рассказывать, что тогда было – всё равно не поверят, а в дурку погонят – оно мне не надо. Но что не всё это плод моего больного воображения – это точно. Жена до сих пор домогается, что за копоть такую странную им пришлось от стен отскребать – пожара-то не было! А копоть вот, значит, была. Жаль, я её сам не видел. Меня тогда ещё не отпускали домой, проверяли вменяемость и работу мозга. И на даче ещё не был, попозже вместе поедем, жена говорит. Она там всё прибрала, сломанные детали сложила на чердаке. Всё расспрашивает, что стряслось-то? А я отвечаю – не помню, мол. Вот, как поплохело мне, помню. А что дальше делал, почему погром в доме, что за копоть такая – вот хрен его знает! Не помню! Что ты хочешь, провалы в памяти, старушка, склероз не за горами. И почему ваза с полки грохнулась, не знаю. Сам вздрогнул, как она шваркнулась. Да не трогал я её, сидел, телевизор смотрел. Как гол забили, вот, прозевал, потому что задумался, опять вспомнить пытался, что же там, на даче, было. Пока эта твоя ваза дурацкая не шмякнулась – может, ты её плохо поставила? – всё сидел и припоминал. Что? Гораев звонил? И чего сказал? Про турнир напоминает? Ф-фух, а я уж было испугался, что отменили. Нет, этого я не забыл, как же я могу Онисима-то подвести! Да, ещё пол-года больничного впереди, мы с тобой, старушка, всё успеем, и пол подмести, и шкаф новый повесим. Да чего ты ревёшь-то, всё в порядке со мной, я ж как лось! Не реви, ну упала – разбилась, подумаешь. Не на голову же. Хочешь, потом съездим, новую купим? Не, турнир не пропущу, S.T.A.L.K.E.R. – это святое. Два дня, как обычно. Там и заночую. Морозов из Нарофоминска будет, на меня вся надежда у нашей команды. Онисим за мной и присмотрит, ты ж знаешь, кремень-мужик. Ежели чего, и откачает, и домой доставит. Нет-нет, откачивать не понадобится, это я так, ляпнул. И звонок починю! Не знаю я, что с домом случилось, пока хозяин в больнице валялся. Барабашек тут поразвели, без присмотра! Шучу, всё, хватит-хватит. Всё в порядке же. Слушай, давай пройдёмся перед сном, погода хорошая нынче.
неграмотный скунс™
2008-01-17
50
5.00
10
реверпот
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  - Ага, ход первый, смотрим далее, но только внимательно, и за людьми, начали, получается, смотреть, куда то не туда, наверное.
- Все все тихо молчи, знаю трудно, но молчи, самое главное не надо только вот этого всего надвигать свое страшного, а то, как замолчишь вот сиди и думай, просто молчи, растворись ты же умеешь.
По главной улице двигались люди, большая толпа, какие-то народные гуляния, наверное. Кто то из продавцов кричал "...пирожки горячие с повидло по пяточку штучка...". Грузчики из машины выкладывали товар в палатку, продавщица, явно чем то раздреженная, постоянно, что то бубнила, ругалась, и тем временем сверяла полученные коробки с каким то грязным списком. Недалеко от палатки стояла парочка и показывала всем окружающим всю свою страсть и пылкость. Кто то шел, разговаривая по сотовому телефону, гнусно матерясь в трубку одновременно жестикулируя, выражал свое недовольство чем то. Семейная пара, с ребенком, который есть мороженное, внимательно изучали афишу. Группа хипующих подростков пыталась купить себе пива. Странно, но как то, умудряясь, среди толпы бегали полуголодные и оборванные цыганята.
- Не все таки странные эти людские обычаи, гуляния такие, но говорят именно в обычаях у них и кроется в магия, которой правда, почему то обладают ихние шаманы, но их здесь не видно, тут же только одни люди.
- Да странно, но все таки, наверное, шаманы как то это используют, но тут нам секретов никто не откроет. Все таки в этой массововскти есть, какая то энергия, но не могу понять чем она может быть полезной, если ее собрать в одну субстанцию, то последствия могут быть непредсказуемыми.
- Говорят что самые древние шаманы, открыли секрет преобразования чего угодно в золото, но по сведениям синозоидов, что это было не просто преобразование всего в золото, а какой-то странный механизм, получение нужного. А потом что то произошло, и об этом ничего не известно, или об этом никак не распространяется, наверное, все-таки тайные загадки сознания как всегда есть.
- А почему люди выжли....
- стоять и не двигиться - произнес из за спины голос агента межпланетной безопасности по вопросам шпионажа мыслеформенных структур - вы обвиняетесь в подлоге детства на реальность и счастья н...

А потом я выпил чего то и пришел в себя.
Бубна Шошович
2002-04-10
42
4.67
9
История под названием:ЛЮБОВЬ
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Сила слова, как она велика, как хочется порой отказаться от слов, они будут утверждать обратное, но все мы могли общаться без слов. Так и Матильда Леопольдовна Банифаций, стремительно убегала от фразеологических оборотов, стремясь обрести себя в безмолвии. Она просыпалась каждое утро, надевала свои любимые зелёные носки, чистила уши спичками и в припрыжку направлялась в сторону механико-математического факультета. Её гардероб начинался и кончался с расклешённой джинсы и болоне вой курточки, подаренных, её сумасшедшим возлюбленным. В холодные зимние вечера, лёжа на раскладном диване, они прижимались друг к другу и мечтали о светлом будущем, которое ещё в детстве сбежало от них, направляясь в сторону песчаной идиллии. Нельзя сказать, что она была дурна собой, но что-то отталкивающее, шагало с ней в ногу, на протяжении всего жизненного пути. Её друг или любимый, так будет проще, был не ординарной личностью, как в одежде, так и внутренним миром. Рано утром, он уходил на работу, а с работы пытался вернуться как можно позже, чтобы реже видеть её. Единственное, чего нельзя было отнять у Матильды - это её голос, она пела словно, сладкоголосая сирена из путешествий Синдбада. Но играть на музыкальных инструментах не могла, хотя ей казалось, что тремя гитарными аккордами можно ограничиться. Так они и жили. И всё было бы хорошо, не начни они делать ремонт в своём убогом жилище.
Процесс ремонта отнимал не много времени и финансов, но психологическая нагрузка, была велика. Когда Друг (с этих пор мы будем называть его именно так), стремился поругаться с Матильдой, она прижималась к нему ещё сильней, упираясь подбородком ему в грудь. Ему казалось, что с ней расстаться не возможно, её преданные глаза, словно у пёсика Пафика, постоянно с надеждой взирали на него, ожидая ласковых слов. Она точно, ядовитый плющ, врастала в него по ночам и пила, пила сок жизни, который он скопил в занятиях тантрической йогой. Кама-сутра была изучена, Тантра - стала прошлым, все позы перепробованы и даже…. Но не это служило, симптомом расставания, нет.
Каждый вечер, он приходил домой с непонятной тяжестью в сердце, и старался держаться от неё подальше. Спустя некоторое время, его стало тошнить от Матильды, а особенно от её родителей. В душе он ненавидел их всех.
Шли годы, Матильда обрастала, её усы стали густыми, а не таким пушком которым были раньше, который приятно было посасывать, целуясь с ней. Она не когда не имела талии, а теперь на наличие таковой могла и не рассчитывать. Однажды, друг сказал ей
-Милая,………
После этого, всю ночь она пролежала лицом к стене, но ему это было на руку.
Его раздражало, что она не когда не убирала в комнате, а он был ленив настолько, что помыться лишний раз после работы, ему было лень. Ему было лень, ему было плевать на всё, особенно на себя. И даже сейчас ему лень сказать ей, что ему всё равно. Он лежит на ней, ему всё равно.

P.S.
О чём это, я не знаю и сам , всё смазано и как то не связно, лишь переливается с одного сосуда в другой, одно и тоже. Это экспромт, но судить не мне.
Череп Ашки
2007-05-25
45
5.00
9
СЛОНОВОНАПЛОЩАДИ (анонсы и авансы Стихийному цирку)
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
 
СИГАРЕТНАЯ, БАРАБАННАЯ, ПИОНЕРСКАЯ, ПОЛНОЛУННАЯ, ТАНЦОВЩИЦЕКАНАТНАЯ, ПРОВОЛОЧНАЯ

Всем шипам одного куста, вдохновившим и впечатлившим
То ли "Дом Восходящего Солнца" пуст,
То ли полночь еще не вошла во вкус,
Hо не зная того, камни падают вверх
И тебя уже бьет то ли дрожь, то ли смех.

А-ха, пляшут искры около рта,
А-ха, как шипы одного куста.
Прячься в темном углу, досчитай до ста
Пляшут искры около рта.

Сбился с круга? Так это пустяк.
Мир не тот, что вчера, что минуту спустя.
Ускользая от нас, кружат стрелы шутя.
Он не тот, что вчера, что минуту спустя.

А-ха, пляшут искры около рта,
Как шипы, как шипы одного куста.
Прячься угол, считай до ста
Пляшут искры около рта.

Пляшут искры около рта.
Пляшут искры около рта.
Пляшут искры около рта.
Пляшут искры около рта.

Сбился с круга? Так это пустяк.
Мир не тот, что вчера, что мину-ну-ну...
Минуту спустя. В который раз
Пляшут искры около нас.

Пляшут искры около рта....
Около рта...
© Пикник «Искры около рта»


Говоришь, упустила шанс,
Не смогла переделать мир я.
А в глазах не написано
То, что всё удаётся сразу.

Ты же здесь, чтоб спасти меня,
А я хотела бежать от тебя, но
Сигаретное танго нам,
А назавтра я сгину сказкой.
© Е. Никитаева «Сигаретное танго» ¹


Гляжу на кончик сигареты: сквозь серую подёрнутость пеплом тлеет жаркий-красный. Сквозь внешнюю седовласость и кучкообразность, если как следует стряхнуть об край пепельницы, проглянет жаркий огонёк, что сжигает табак, крутя голубой дым. Гляжу на кончик сигареты, и вдруг она подмигивает искоркой, вот так: БАМ… нет, не так… Уменьшенный, крохотный, не взрыв, а искорка, что как точечка зарождается, мгновенно распускает лучики с махоньким «БАМом», и получается: «п-с-сь-ба-мсь!» Ага, теперь правильно. П-с-сь-ба-мсь! Крохотная алая звёздочка подмигивает с кончика тлеющей сигареты: ты права! И сигареты когда-нибудь кончаются: эта дотлевает, и другие из пачки в ненасытной пасти – всё когда-нибудь кончается. Кроме того, что заставляет её (сигарету) лихо подмигнуть – п-с-сь-ба-мсь! – зная, что она уже где-то за серединой своего вытянутого тельца тлеет жаркой головой под седым пеплом, а потом её забычкуют и скрутят в пепельнице, вместе с другими такими же, дотлевшими.
Ты права, ей от этого весело.
Ты права, боль – это всего лишь отрезанный кусок жизни.
Ты права, остаются лишь песни.
Ты права, выжигая свои иероглифы прямо в сердцах.
Ты права!
На песню слетаются, желая согреться от твоего огня. И ты плеснёшь им – не жалко! – своей огненной боли в стакан, и пока они будут пить, тихо смоешься шуршащими тропами. Ты права, пусть они отравятся этим вечным напитком, и пусть в их сердце зажжётся неумолимая жажда преследовать тебя, за желанным… Ха! Жизненно необходимым противоядием, что хранишь ты, как в драгоценном сосуде, в себе самой. Ведь ты же – не сигарета.
Ты – янтарный флакон в серебряной оправе, где на дне – две капли: одна – смертельная отрава, вторая – противоядие. Пусть они летят за тобой, пусть пробуют слипшиеся крылья и откашливаются, прочищая глотки глотками твоего яда. Ведь только ты можешь стать им проводником на этой дороге, без тебя они – как серые тени слоняются, слоны недоделанные.
Теперь представь: ты, маленькая и чёрная (чёрная из-за оправы почерневшего серебра) с сияющими каплями внутри – оранжевой и зелёной. С прозрачными крыльями на сияющем канате полнолуния, балансируя… Держись!.. с улыбкой на лице и драгоценной змеёй (что и отравит, и вылечит) в сердце… И они – умные-разумные белые слоны, задрав головы, внизу глядят на тебя… И в их хоботах зарождается песня, они поднимают их, они СкЛОНнЫ! Ещё мгновение и площадь потрясёт трубный рёв… Будь готова, не вздрогни, дорога полнолуния тонка и… не оступиться, не пошатнуться – главное… узкими стопами… продолжай, потому что только один из них окажется чем-то иным. Он вдруг окажется крылатым и не слоном. Все остальные, протрубив и прохлопав ушами: «Браво! Бис!» – потоптавшись на площади в ожидании продолжения, разойдутся по домам. И только один, размахивая ушами… (Э, нет! Это – только казалось ушами…) последует трудной и терпкой дорогой… Редкостный вкус противоядия достанется только ему, а остальным – песни, воспоминания и неутолённая жажда…
Танцовщицы на лунной проволоке, вперёд! Барабаны – к бою, хоботы и уши ждут…
А слоны.
Они тоже умеют петь, и это я говорю тем из них, которые слышат: «Догнав, посадите маленькую танцовщицу на спину. Артистки цирка тоже устают балансировать на узкой дорожке. И пусть они отдохнут, свернувшись калачиком на вашей надёжной спине, пока вы будете прокладывать сияющий курс.»
А? Хорошо я придумала? Дальше – лучше: когда танцовщица проснётся, они будут беседовать, она – скрестив ножки в потрёпанных туфельках и гладя его между… Ушами!!! Чего вы ржёте-то? – а он поворачивая голову и слушая её сказки… А потом она увидит остров в межзвёздном пространстве и сорвётся в бешено-красивом танце, увлекая утомлённого в не последнем рывке… за собой… там их ждёт… ну, это уже… Подглядывать нехорошо… (Файзуллин, сиди тихо, ага?)
Ну ладно, сюси-пуси, розовые сопли, мячты-мячты, напутственные слова в гримёрной. Работать пора. Песни, это тоже, да… Не фигня всё это! Скоро выход. Эй, почему дырка на колготках? Быра штопаем! Трусы подтянули, синяки под глазами замазали – уперёд! Маэстро, марш!.. Тху, ты! Танго, пжалста.
Конферансье в белых тапочках, на широкой спине веселотрубящего, помахивающего крылышками выдвигается на колеблемую всеми ветрами круглую… хе-хе, спиралевидную… АРЕНУ:
«Итак, господа состоявшиеся слоны, анонсы и авансы

МаННа-Таммат-«А Хули ива над рекой»-Зажигательница! Комическо-зеркалированное жонглирование огненными кометами; в перерыве накормит, напоит, вытрет сопли, споёт песенку.
МНОГО, не обожритесь

m-me Indian Summer! Обнажённая (душа) жонглирует молотками, головами и сердцами, в первую очередь – своим; (просьба вывести из зала слабых на все органы и несовершеннолетних)

Ому Лет! целительница и хранительница ключей от двери в лето;

Елена Ку! Танцы валькирии и не только.

Мой Лизочек! Не так уж мал; то есть, очень даже не

Изобратная сторона ВТР! Воздушная гимнастка с велосипедом на проволоке;

Нир_Ванна! Полёт к зелёным островам; пилотрикстер доставит вас туда и, может быть, обратно;

Чу-З! Разноцветные крылья; куда-то всё попрятала:(

Марла! – она устала, но она Марла…

НЛО! Опытная фея – начинающий астронавт! В перерывах между чудесами: буфет с грибами.

ИНК! Где-то пропадает, как всякая уважающая себя галлюцинация. Фокусы с перевоплощением:)

ХудожественныйШёпот и ещё кое-что: хитрющая бестия, приручённая кош-ка, которая гуляет сама по себе.
(NB. вызвать в кабинет на ковёр к директору П.В.)

Просто Ю совсем не просто...

А когда вы отправитесь спать после представления, вы увидите, что не только тополиный пух летит вверх, а и камни на площади как-то поскрипывают боками друг об друга. И невесомость того гляди обрушится сквозь непрочный купол ночного неба. Подумайте об этом, други моя, пока они танцуют для вас.
________
¹ Мы когда-то умерли,
А может, стали невидимы.
Поезда по пустыням пошли,
Самолёты влетели в дым.

Что же, что же ты делаешь,
От волнения губы кусая?
Мы с тобой далеко зашли,
Улыбаешься, смотришь мимо.

Пускай дымные кольца,
Пускай всё оборвётся
Зубами волка, словом шамана.

По тонким сигаретам
Течёт моя кровь к тебе, и
Пускай, пускай...

Говоришь, упустила шанс,
Не смогла переделать мир я.
А в глазах не написано
То, что всё удаётся сразу.

Ты же здесь, чтоб спасти меня,
А я хотела бежать от тебя, но
Сигаретное танго нам,
А назавтра я сгину сказкой.

Пускай дымные кольца,
Пускай всё оборвётся
Зубами волка, словом шамана.

По тонким сигаретам
Течёт моя кровь к тебе, и
Пускай, пускай...

Ты же здесь, чтоб спасти меня,
А я хотела бежать от тебя, но
Сигаретное танго нам,
А назавтра я сгину сказкой.

Пускай дымные кольца,
Пускай всё оборвётся
Зубами волка, словом шамана.

По тонким сигаретам
Течёт моя кровь к тебе, и
Пускай, пускай...

Сигаретное танго нам,
Пускай...
Сигаретное танго нам,
Пускай...
©Е. Никитаева
Мирра Лукенглас
2004-04-07
45
5.00
9
[MAT] Волчий овраг-2
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  * * *
Поставить точку в той или иной истории не так просто,
как это кажется на первый взгляд. Счастливый конец
может оказаться началом душераздирающей драмы, а трагическая развязка подчас завязывает новые узелки, и топор -- далеко не лучшее средство, чтобы избавиться от проблемы.

Кстати о топорах: как-то меня нашел по рабочему телефону мой старый знакомец, тот самый Трофимыч, сосед по больничной койке и автор странного повествования, которое я в свое время обработал и превратил в рассказ под банальным названием "Волчий овраг".

История та завершилась для моего героя печально -- он с тяжелыми травмами оказался в больнице. И виной тому был не волк-оборотень, о котором он мне поведал, а сам Трофимыч, алкоголь и суровые мужики-односельчане, уверенные, в отличие от древнего героя и пьяного Трофимыча, что топором проблемы не решишь и узел не разрубишь.

История завершилась, но... вскоре имела продолжение.
Это продолжение с согласия моего героя я и собираюсь представить вашему вниманию.

Необходимо заметить, что рассказ Трофимыча был довольно бессвязен, и восстановить все события в деталях, а также разобраться в том, что происходило непосредственно с нашим героем, удалось только
в результате очень долгих и трудных для меня бесед,
в которых было больше вопросов, чем ответов,
больше попытки понять, чем истинного понимания,
так как все случившееся с Трофимычем не выдерживает критики закоснелого человеческого осознания, той ничтожной его части, которая определяется бытием в нашем крохотном мире -- одном из миров непостижимой Вселенной. И так жаль, что и рассказать об этом можно лишь человеческими словами, также рабски приспособленными к способу существования одного из видов белковых тел, как метко выразился классик...

Но тем не менее, попытка не пытка. И посему:

"Волчий овраг-2"

После больницы вернулся Трофимыч домой. А куда же еще?.. Вошел в стылый пустой дом и остановился в дверях. Почему-то не мог заставить себя шагнуть с порога на серый щелястый пол. Привычная с детства нехитрая обстановка вдруг показалась нелепой,
ненужной и пугала. Причины этого страха Трофимыч понять не мог, да и не старался. Голова была пустой, словно ветер сквозь дырку в черепе выдул все слова и мысли. Страх также внезапно исчез, и Трофимыч забыл о нем. Как ни странно, отсутствие объяснения ситуации вовсе не тревожило Трофимыча. В последнее время он часто ловил себя на том, что все окружающее он воспринимает, не утруждая себя даже самым элементарным анализом происходящего. Так смотрят на мир дети и животные. Его тело привычно совершало свой жизненный цикл, поведение никому не казалось необычным,
а то, что Трофимыч стал еще более молчаливым, легко
принималось односельчанами. Столько человек горя пережил, хорошо хоть умом не тронулся...

А Трофимыч ни о чем таком не размышлял. Он жил, не
размышляя ни о прошлом, ни о будущем. В его мире как бы наступила тишина. Исчезли необязательные суетливые мысли, затих постоянный внутренний монолог, который каждый человек произносит для неведомых слушателей даже во сне. Время не остановилось, но ход его был для
Трофимыча незаметен и необременителен. И меньше всего
Трофимыч задумывался о том, что изменилось в нем и его жизни. Казалось, так было всегда, или не было... Ему было все равно. Каждый день он ходил на работу, как ходит на охоту зверь -- чтобы жить и поддерживать свой организм. Раз уж так сложилось, что одним живым существам надо охотиться, другим искать,
третьим работать -- так и будет, пока мир не перевернется. И ни к чему говорить, что и эти мысли в голову Трофимычу не приходили
никогда. Он просто это знал. И все...

Каждое утро, еще до рассвета, выходил он из дома и по привычной тропинке через овраг, в котором уже таял мартовский снег, шел на ферму. И каждое утро было для него просто утром, а не конкретным утром такого-то числа и такого-то месяца. Где-то под снегом глухо шумела вода, натоптанная тропа петляла меж кустов, морось освежала теплое со сна лицо -- и Трофимыч был частью утра и весны, а вовсе не одиноким пожилым человеком, шагающим в такую мерзкую по человеческим понятиям погоду на работу, которая не приносит ничего кроме усталости и скудного минимума средств на пропитание. Волк, отправляясь на охоту
из теплой норы, не думает, что сегодня, возможно, ему не повезет, что очень уж холодно и он может заболеть, не тоскует при мысли о том, что впереди еще много таких же слякотных дней, а он так устал... Жалость к себе отличает "царя природы" от других живых существ,
а жалость к другим только одна из ее форм.
Трофимыч перестал жалеть себя и других, но никто, как ни странно, не мог обвинить его в черствости. Люди стали ему безразличны, но никому он не отказывал в помощи. Он помогал, не осознавая, что помогает, делает доброе дело. И не делал ничего дурного,
так как перестал знать, как это делается. Не знал и
не делал. Очень просто.

Вечером он приходил с работы, готовил себе еду, если хотел есть, курил на крыльце, неторопливо делал необходимые хозяйственные дела, иногда по привычке читал газеты, к полуночи ложился спать.
Видел сны...

Сны не казались ему необычными. И здесь я позволю себе некоторое пояснение. На мой обычный человеческий взгляд, то, что рассказал мне Трофимыч о своих снах -- довольно странно, но... Дело в том, что бы нам ни снилось, мы не перестаем быть людьми. Мы видим во сне странные вещи, ведем и слышим загадочные разговоры, ведем себя иногда вовсе не так, как наяву. Но проснувшись, мы можем хоть что-то рассказать, описать,
повторить. Если кто-то или я сам бежал во сне,
я говорю - "бежал", потому что действие,
которое я видел во сне, соответствует нашему понятию
о нем и обозначается определенным словом. Даже если мы
во сне летаем, не летая наяву, все-таки можем определить то, что происходило с нами именно словом "летать", так как в принципе знаем, как это делается. А если с нами происходит во сне что-то такое, чего нельзя выразить никакими словами, если во сне мы испытываем чувства, которые никогда не испытывал
человек? Ведь говоря "животный ужас" -- что
мы в самом деле знаем о том, что испытывает животное?.. Что мы вообще знаем о тех, кто не мы, если о себе-то знаем или думаем, что знаем, очень мало...

А Трофимычу снились сны, которые он помнил очень хорошо, но чтобы знать, что ему снилось, надо было бы видеть их самому. Он пробовал объяснить мне не "что", а "как". И мучался от почти полной невозможности сделать это. Но кое-что я все же понял. Это не было снами человека. Возможно, что это не было и снами вообще.

Как-то ночью Трофимыч проснулся от волчьего воя... Вой, как и раньше, обрывался неожиданно и переходил
в глухой то ли смех, то ли кашель. Трофимыч приподнял
голову с подушки, пытаясь определить откуда же доносится беспокоящий звук, и без удивления понял, что источником воя является его собственное горло. Но вот что казалось странным: Трофимыч продолжал выть и одновременно слышал вой как бы со стороны.
Никогда ранее не мог он представить себе,
что его гортань способна издавать подобные звуки. И что-то заставляло его продолжать до тех пор, пока не
запершило в горле и Трофимыч закашлялся.
А затем стало тихо. Так тихо, что Трофимыч
слышал собственное дыхание. Оно не было учащенным.
Дышал он коротко и неглубоко, но не задыхался,
а напротив, чувствовал, что воздуха в его
легкие поступает столько, сколько надо. Трофимыч
решил встать с постели, но понял, что не может это сделать. В полумраке он видел свои руки, но пошевелить
хотя бы пальцем не мог. Было ощущение, будто он
пытается пошевелить чужой рукой, владелец которой
об этом и не догадывается. И в то же время он знал, что рука несомненно его. Парализовало, -- подумал
Трофимыч, -- вот-те раз! Но в то же время знал, что ничего такого не произошло. И сразу же
Трофимыч ощутил потребность встать. Это было похоже на приказ. Он не в силах был его ослушаться, да и сам чувствовал, что это очень важно -- сможет он подняться или нет. Не успев подумать, как же он сможет двигаться, если руки-ноги его не слушаются, Трофимыч вновь не услышал, а ощутил категоричность приказания встать немедленно. И захотел сделать это, не останавливая себя рассуждениями о своем беспомощном положении. Захотел и тут же почувствовал себя стоящим рядом с кроватью. Не удивляясь, Трофимыч приказал себе выйти из комнаты, смутно догадываясь, что и предыдущие приказы себе отдавал он сам, но не мог и не пытался понять каким образом это происходило.

Стоя на пороге, Трофимыч оглянулся. То, что он увидел,
его потрясло: на кровати лежал человек. Опять не успев ни о чем подумать, Трофимыч узнал лежащего -- это
был он сам. Да, несомненно, Трофимыч стоял на
пороге своей с детства знакомой комнаты и одновременно, если такое понятие вообще существует, лежал в своей постели, с которой он только что встал, повинуясь своему же приказу...

Но почему-то думать обо всем этом было некогда.
Какая-то сила гнала нашего героя прочь из дома.
Оставаться здесь было нельзя, может быть, опасно.
Трофимыч знал, почему, но не стал себе объяснять.
И не думал о том, как получилось, что он оказался в чистом поле, судя по всему, далеко от дома.
Усталости не было, дышалось по-прежнему легко. Трофимыч бежал, мчался по подмерзшей за ночь земле (была середина марта, снег уже стаял, но в последние дни ночи стояли морозные). Незнакомое прежде чувство овладело Трофимычем. Это было неизвестное ему, простому советскому колхознику, чувство полной свободы. Что-то похожее он, верно, ощущал в раннем детстве, но с тех пор прошло столько лет...

Не казалось странным, что он, пожилой и не отличающийся крепким здоровьем человек, бежит уже довольно долго и не валится с ног от усталости, а наоборот, мчится все быстрее, плавно и легко, не спотыкаясь об мерзлые комья пахоты.
Не летит над землей, как это бывает во сне,
а чувствует мерзлую твердь всеми четырьмя ногами...

Надо заметить, что Трофимыч не сразу осознал,
что есть что-то необычное в этом ночном беге в почти полной темноте. Его не заботило, что он оказался в поле неодетым (одежда лежала на стуле рядом с кроватью, Трофимыч отметил это, когда смотрел на спящего себя), он не мерз, но чувствовал, что ночь очень холодна. Не пытался понять, как он бежит в темноте, не падая поминутно в канавы и рытвины.
Это он-то, страдающий с детских лет куриной слепотой и уже в сумерках двигающийся наощупь! Он просто несся
по полю, без всякой видимой цели, и наслаждался бегом,
холодом и свободой. Кроме того, он сохранял особое равновесие, недоступное на бегу двуногим. И как-то сразу принял это. Но откуда-то из глубины его сознания мелкими и назойливыми рыбешками всплывали мысли о спящем в доме человеке, который тоже был им, бегущим сейчас в поле. И когда этих неотвязных мыслей стало так много, что они просто заговорили в голос в мозгу Трофимыча, он сдался и замедлил бег. "Кто я, -- в смятении подумал он, -- что я, где, зачем это все?! Слышать свои мысли, после полного молчания внутри, было очень неприятно, но Трофимыч не мог больше. Сила, которая подарила ему часы или мгновения свободы, ушла. Он физически почувствовал, как она покидает его тело вместе с чудесным теплом, согревавшим его во время ночного променада, попытался удержать ее в себе, затосковал и... проснулся.

Страшная тяжесть придавила Трофимыча к постели.
Он опять не мог пошевелиться. Но совсем по другой причине -- нечеловеческая усталость, которую он, знающий что такое непосильный
физический труд, ни с чем не мог сравнить, навалилась так, что Трофимыч закричал. Беззвучно, его сил не хватило бы даже на слабый писк. Похоже было, что его завалили землей, но он почему-то жив.
Хотя, если бы Трофимыча спросили, жив он или мертв,
он вряд ли смог бы ответить однозначно... Пытаясь
шевельнуть хоть чем-нибудь, Трофимыч напряг мышцы и... проснулся снова. Он мог теперь двигаться, но не захотел этого. Полежав некоторое время, не шевелясь и стараясь ни о чем не думать, Трофимыч
незаметно для себя заснул и даже видел какой-то сон,
похожий на обрывки кинопленки. Это уж точно был сон,
и когда Трофимыч проснулся уже окончательно, за окнами светало. Он поднялся и отправился на работу.

Чувствовал себя Трофимыч неплохо, но почему-то побаливали мышцы ног. И рук...

* * *

Весь день, механически занимаясь привычными делами,
Трофимыч думал о прошедшей ночи. Сон, приснившийся ему, а Трофимыч все же склонен был считать происшедшее сном, в памяти сохранился во всех деталях. Ощущение реальности сновидения было настолько ярким и полным, что даже пугало. Сегодняшний день, думалось Трофимычу, был больше похож на сон, чем этот ночной бег по мерзлой земле. И никак не мог он забыть это неизведанное ранее ощущение полной свободы,
свободы существа, слившегося с природой, составляющего с ней единое целое... Вечером, ложась спать, Трофимыч подумал, что неплохо было бы еще раз испытать подобные ощущения. Он закрыл глаза и сосредоточился на воспоминаниях. Хотелось восстановить в памяти каждый комок земли под ногами, линию лесополосы, в темной массе которой, несмотря на темноту, он различал каждое дерево, каждую веточку, безлунное ночное небо, как бы ставшее неизмеримо огромным и одновременно близким и даже родным. И этот холодный воздух... Воздух свободы и счастья... Трофимыч лежал на спине и всматривался в темноту перед глазами. Он вдруг понял, что глаза его открыты, но в темноте не проступают очертания знакомых предметов. Темнота была плоской и абсолютной.
Внезапно где-то на периферии зрения Трофимыч
заметил светлое пятно, очень маленькое, почти точку.
Оно не двигалась, когда он моргал глазами, и он видел
его все время, даже на краткий срок смыкая веки. Пятно
становилась все ярче и, оставаясь такой же маленькой,
приковывала к себе внимание Трофимыча.
Он неожиданно понял, что смотрит на нее не как на внешний объект, а как на что-то внутри себя. Он понял, не пытаясь понять, что в этой точке его ночная свобода, и от осознания этого ему стало так легко и радостно, что он засмеялся. Засмеялся, но голоса своего не услышал... Я сплю, и это сон, -- думал Трофимыч. Внезапно пятнышко уже ослепительного света перед глазами исчезло, но он не переставал следить за ним, даже не удивляясь, как же так -- он его больше не видит, но знает, где оно сейчас... А
оно уже было очагом жара где-то внутри его тела. И жар
постепенно охватывал Трофимыча. Похоже было,
что внутри его растекаются тонкие горячие ручейки.

Стало невероятно трудно дышать. Он понял, что умирает,
но не испугался. Не сделал и никаких попыток пошевелиться, так как почему-то знал, что все равно не сможет этого сделать. Вместо страха пришла уверенность, что так надо, и Трофимыч с неожиданной остротой вспомнил, что похожее с ним уже было в больнице, когда он после очередной капельницы спускался с подушкой по лестнице, сопровождаемый молодой и бестолковой санитаркой.
Она куда-то спешила и не вела его под руку,
а буквально тащила. У Трофимыча сильно
кружилась голова, он почти не видел ступенек и, оступившись, покатился по лестнице. Девушка не смогла его удержать и с ужасом смотрела, как Трофимыч,
не выпуская подушки, считает ступеньки. Но падение
оказалось удачным, если не считать того, что Трофимыч сильно ударился спиной. В момент удара у него
было ощущение, будто из легких вышибли весь воздух.
Стало горячо внутри, раскаленные ручейки поползли в разные стороны, и Трофимыч понял -- конец.
Что-то заставило его смириться с этим, и он обреченно стал ждать, пытаясь все же вдыхать воздух крошечными порциями. Как ни странно, частое и неглубокое дыхание помогло. Легкие как бы расправились. Трофимыч мог
даже поклясться, что слышал своеобразный шорох.
Он сидел у стены, по-прежнему обнимаясь с подушкой,
и смотрел, как медленно-медленно спускается с
лестницы санитарка с лицом, побелевшим от страха.
Никаких повреждений Трофимыч в результате падения не получил, но мир как-то неуловимо изменился. И сейчас
Трофимыч испытывал очень похожие ощущения. Он
решил повторить дыхательные упражнения, которые в
тот раз спасли его, как ему казалось, от неминуемой смерти. И действительно, стало легче. Он лежал в
темноте и не чувствовал своего тела, но знал,
что с ним все в порядке. А дальше было все, как в прошлый раз, но гораздо быстрее, так как Трофимыч теперь знал чего он хочет. Это был несомненно сон, но им почему-то можно было управлять. И Трофимыч был в восторге от этого.

Он сначала пожелал оказаться в поле, но передумал.
Хотелось посмотреть, как выглядит родное село в приснившемся ему сне. И вот он уже бежит по темным спящим улицам. Трофимыч уже не удивлялся тому, что видит все до мельчайших подробностей.
И не казалось необычным его сне все было точно так как
в действительности. Он узнавал знакомые дворы и дома.
Где-то залаяла собака и Трофимыч не раздумывая повернул туда. Пес лаял во дворе приятеля и тезки Трофимыча, Василия Петровича, того самого охотника, с которым они когда-то пытались разгадать тайну Волчьего оврага. Трофимыч остановился у поленницы, так как услышал голос Василия. Он, видимо, вышел по нужде и беззлобно матерился, обращаясь к кобелю. Трофимыч почему-то встревожился. Ему не хотелось, чтобы его кто-нибудь видел. Но ведь это сон...
А на приятеля посмотреть было интересно, и Трофимыч
осторожно толкнул носом, носом калитку. Она была незаперта и распахнулась. На пороге стоял Василий, несмотря на холод, в подштанниках.
Он уже завершил свое дело и собирался уходить.
Но вдруг застыл на месте, глядя прямо на Трофимыча,
и выражение его лица напомнило Трофимычу лицо матери,
в ту ночь перед ее смертью. Трофимыч
хотел приветственно помахать рукой, но тут же вспомнил, что это сон, и видит Василий не его (это было бы, как он думал, невозможно), а что-то другое. Вдруг двор осветился бледным светом. Это вышла из-за тучи луна, и Трофимыч знал, что это луна, но в то же время чувствовал, что это нечто иное, неизвестное ему
в повседневной человеческой жизни, но притягательное и тревожащее. И Трофимыч, не в силах сопротивляться неведомой силе, поднял отяжелевшую голову и завыл. Он выл и одновременно слышал эти нечеловеческие звуки как бы со стороны, а еще он видел, как Василий, что-то бормоча и скуля, как побитая собака, трясущимися руками пытается открыть дверь веранды, а пес, о котором Трофимыч совсем забыл, припал к земле, вздыбив шерсть на загривке, и тоже скулит, закрыв глаза и словно ожидая неминуемого удара. Но все это Трофимыч видел уже почему-то издалека и без интереса.
А потом все завертелось, стало темно и пусто,
снова исчез воздух, потом дыхание восстановилось... Трофимыч проснулся на своей совершенно холодной постели, и долго дрожал, пытаясь согреться, а потом
снова заснул, уже до утра.

Днем доярка Филимонова, соседка Василия Петровича,
пробегая мимо Трофимыча, сообщила ему новость,
которая заставила Трофимыча задуматься. Оказывается, рано утром за Василием Петровичем, по вызову перепуганной жены, приехала "скорая" из Орловки и забрала его в больницу. "Его санитары вяжут, -- рассказывала Филимонова, -- а он одно твердит: "...а
в каждом глазу у него -- смерть. Лунная смерть, серебряный огонь..." Скажи пожалуйста, где он слова-то такие вычитал?!"

Трофимыч отказывался что-либо понимать. Совпадение это или... А что "или", если это сон? А если не сон? Ну и черт с ним, вдруг решил он. Я-то что могу сделать?
"Серебряный огонь" -- надо же!

* * *

Постепенно Трофимыч привык к своему новому положению.
Ночные прогулки становились все продолжительнее. "Оборотень так оборотень, -- смирился
он со своей участью, -- вреда-то никакого..." Единственное, что беспокоило Трофимыча, возможность попасться на глаза еще кому-нибудь.

Выписавшийся из больницы Василий был тих и на внешние
раздражители реагировал тупо. С Трофимычем здоровался,
но каждый раз как-то сжимался и начинал бормотать себе под нос. "Интересно, каким он меня видел, -- думал Трофимыч, -- и знает ли он, что это я?
Если нет, то почему так странно себя ведет, а если знает..." Спросить у Василия, как вы сами понимаете, он не мог. "В этот раз обошлось, -- размышлял
он, -- а вдруг кто, не разобравшись, пальнет из чего-нибудь". В чем "не разобравшись" -- Трофимыч представлял слабо. Свой новый статус он
осознать не пытался. Ночью, и он теперь это понимал,
он становился волком или чем-то вроде того.
Следы от собственных лап он в поле видел, специально ходил смотреть. Когда шел, смутно надеялся, что ничего такого там нет, но найдя на оттаявшей земле отпечатки необычайно крупных волчьих лап, не удивился и даже подумал о себе с уважением.

Почему же Трофимыч ничего не помнил о своих добольничных похождениях в волчьем образе? Этого он не мог объяснить. И почему все так хорошо помнил сейчас?
Видимо, какой-то предохранитель, избавлявший его от воспоминаний, сгорел в результате памятного падения с лестницы...

А весна уже была в разгаре. И появилось в
волчьей жизни Трофимыча одно неудобство,
о котором он и думать стеснялся. Пожилой уже человек,
давно, если так можно выразиться, забывший о
своем мужском естестве, в свои волчьи ночные часы
совершенно явственно о нем вспоминал. Он пробегал
многие километры по весенним лугам и ноздри его раздувались в надежде уловить запах самки. Но, как вы догадываетесь, надежда оставалась надеждой...

Измученный зверь ползал брюхом по влажной земле, катался, как щенок, по новорожденной траве, тер морду лапами и жалобно скулил, а утром было стыдно человеку.

Ночные веси безлюдны, и Трофимыч чувствовал себя вольготно. Собаки при его приближении вели себя странно. Даже самые злобные и крупные псы забивались куда-нибудь подальше и делали вид, что их нет. Лишь однажды Трофимыча встретил яростный лай. Кобелишка был молод и глуп. Трофимычу почему-то не понравился столь нелюбезный прием, и он задушил щенка. Сначала хотел оттащить его подальше, чтобы не вызывать подозрений, но передумал. Собачьи разборки -- дело
обычное, а молодая трава, примятая его телом, утром распрямится и скроет все следы ночной казни... Так оно
и случилось, по крайней мере, разговоров об этом событии Трофимыч не слышал, да они его и не интересовали. Вообще, ставший нелюдимым после смерти матери, он теперь вовсе замкнулся в себе. Нелепость людских поступков впервые в жизни стала очевидной для него. Кроме того, он перестал смотреться в зеркало, так как его внешность почему-то перестала быть привычной и видел он себя другим. И этот другой
ему явно не нравился. Чтобы не бриться, отпустил бороду и стал похож на лешего.

Волчья жизнь не стала для него основной,
но жизнь человеческая стала казаться обременительной и глупой. Что с этим делать, Трофимыч не знал.

Как-то, возвращаясь с работы, встретил он на улице Сергея, того самого, которого он подозревал в необъяснимых тогда вещах.
Сергей был бледен и похудел еще больше. Перебросившись
парой незначащих фраз, Сергей вдруг задал вопрос,
который сразил Трофимыча наповал: "Ну, теперь, волчище старый, ты все понял?"

...Они сидели на бревне у Сергеева дома и разговаривали. "Эх, брат, -- говорил
ему Сергей, глядя с тоской куда-то вдаль, -- беги отсюда, беги. Двойной жизнью долго не проживешь. Ты уже сейчас скорее волк, чем человек, а дальше... Или ты станешь свободным, или, как я, будешь медленно подыхать от тоски среди этих, -- кивнул он головой в сторону проходившей мимо бабы, -- людей". Он так произнес это слово, что Трофимычу стало не по себе.

Сергей раньше был полярной совой. Все, что
с ним было несколько лет назад, когда он работал на севере, было похоже на происходившее с Трофимычем. Но,
почувствовав вкус свободы в ночных полетах над тундрой, Сергей испугался. У него была семья, двое детей, и улететь от них в буквальном смысле оказалось ему не под силу. "Я спать перестал, -- словно жалуясь,
рассказывал он, -- а оно все равно. Что-то включается само собой, думать больше ни о чем не можешь, -- глядь, ты уже летишь, а тушка твоя, живая как бы и здоровая, на кровати спит. И никто ничего не знает". Но больше всего Сергея напугало, когда он, уже расправив белоснежные крылья, вдруг не увидел своего спящего человеческого тела. Утром все было как обычно, жена, слава совиным богам, не проснулась
в этот жуткий момент и ничего не заметила,
но Сергей услышал первый звонок. "И я понял, что надо
с этим кончать. Стал пить, чтобы потерять концентрацию мыслей. Помогло. Не сразу, но помогло. Ты видел пьяную сову когда-нибудь? -- нервно хихикнул Сергей. -- Ощущения же, я тебе скажу, отвратительные. Да
ты и сам небось помнишь, квасил ты тогда неслабо..." Он не верил, что Трофимыч ничего не помнит из своих приключений той осени. "Так вот, -- продолжал свою невеселую повесть Сергей, -- я вновь стал человеком.
Алкоголь и свобода несовместимы..." Но жить
по-прежнему он уже не мог. Все вдруг опротивело -- и работа, и дом, и тундра не с высоты птичьего полета. Семью бросил без жалости. Даже сам себе удивлялся. Дети... Они должны были быть не такими. Он не верил, что эти крикливые голенастые создания с маленькими глазками -- его дети. Его были бы белыми, пушистыми, большеглазыми...

Он уехал с севера. Полярные совы не живут
в Черноземье... Думал забыть, но не получилось. "Я не живу теперь, а вернуть ничего не могу... Я завидую тебе, Трофимыч. Пока еще не поздно, беги... Есть еще заповедники, леса. Зачем тебе это, -- он с презрением ткнул Трофимыча в бок, -- дерьмовый кожаный мешок. Я видел тебя тогда, в овраге. Ты прекрасный зверь, мощный, крупный, шерсть серебристая,
горит в лунном свете. Серебряный огонь..."

Трофимыч молчал, не зная что сказать.
Хотелось еще спросить, узнать, но... о чем?.. И он
не нашел ничего лучшего, чем задать вопрос о той ночи
в овраге, когда Сергей нашел его без сознания
(и видел в образе зверя!?) и испачкал его майку своей кровью. "А, это... -- отмахнулся Сергей. -- Споткнулся я и об твой топор дурацкий руку порезал. Слушай, Трофимыч, -- внезапно развеселился он, -- а ведь ты на себя с топором-то ходил!" Но Трофимычу не было смешно...

Через две недели после этого разговора Сергея
нашли в сарае повешенным. Он, понятное дело, не оставил никакой записки, но Трофимыч знал о причине самоубийства. Знал, но никому не сказал. А что он мог сказать?

...Он выл в поле, далеко от деревни и
полная луна в ту ночь казалась Трофимычу круглым совиным глазом.

Все чаще Трофимыч задумывался над тем,
что сказал ему Сергей перед смертью. "Беги отсюда, -- вспоминал он, -- а куда бежать? Я же не совсем волк, как по волчьи жить -- не знаю. Одному -- тяжело,
а если с другими? Как они ко мне отнесутся?" Представить, что где-то еще есть волколаки, подобные ему, Трофимычу было трудно. Сергей про других сов ничего не говорил. А спросить у него было теперь уже невозможно.

И Трофимыч маялся. Он отчетливо осознавал,
что среди людей жить ему становилось все труднее. Волчья натура проявлялась с некоторых пор неожиданно. Трофимычу приходилось быть осторожным и осмотрительным. А также меньше общаться с людьми. Он не думал, что кто-нибудь
подозревает его, -- люди охотнее верили в
летающие тарелки и инопланетян, чем в
привычных ранее оборотней, леших и домовых. А если
какая-нибудь ветхая старушка заподозрит, -- кто же ей поверит?

Волчья жизнь становилась все интереснее.
Как-то Трофимыч решил поохотиться. Оказывается,
в его родных местах, о чем он раньше и не подозревал,
водилось довольно много зайцев. Съесть придушенного зайчишку Трофимыч не решился, оставил в кустах. Но, вернувшись в человеческий облик, все же сходил за трофеем, думая приготовить дичь по пока еще привычному человеческому рецепту. Но в кустах ничего не нашел. Не было и никаких следов. Опередили... Хотя, кто мог шататься по этим местам, да еще и по кустам шарить? Собаки из села сюда не забегали. Может, чуяли Трофимычев волчий дух, а, может, по другой причине,
неизвестной Трофимычу. Вот загадка... Впрочем, долго
размышлять об этом маленьком происшествии Трофимычу
было некогда и не хотелось. Он неотступно думал
о Сергее и его горьких словах. Но что делать, не знал.
Просто бросить все и бежать? Где его ждут? Строить
планы Трофимыч не стал, но поохотиться еще раз решил,
тем более, что получилось это у него, вопреки ожиданиям, неплохо. Тело волка само знало, что делать, а Трофимыч-человек вроде бы наблюдал со стороны за своими действиями.

Необходимо заметить, что после памятного разговора
с Сергеем Трофимыч, отправляясь на ночную прогулку,
каждый раз смотрел на кровать, где продолжал спать человек с его внешностью. Все было по-прежнему. Кто спит на кровати, Трофимыч уже не знал, и это неподвижное тело в последнее время казалось ему чужим. Откуда же берется его волчье тело, Трофимыч не знал
тоже, а оно, несомненно, существовало,
и были этому веские доказательства.

Но в ту ночь, когда Трофимыч решил повторить
свой охотничий опыт, случилось то, о чем предупреждал его Сергей, -- кровать была пуста... И Трофимыч испытал новое чувство, также незнакомое ему прежде, -- чувство полного освобождения от чего-то,
что никак не ощущалось ранее, но потеря его стала сразу заметна.

И, отбросив прочь сомнения, Трофимыч выскочил во двор.
В эту ночь ему все удавалось легко. Он был полон сил и энергии, чувствовал каждую мышцу своего мощного тела. Воздух, холодивший его нос, как никогда был переполнен волнующими запахами. И охота удалась на славу. Трофимыч с аппетитом сожрал тощего по весне зайца, и через полчаса еще одного. Вкус сырой зайчатины показался ему приятным и привычным. И был гораздо лучше козлятины. Но вот почему в ту свою беспамятную пору Трофимыч запросто, судя по всему, ел сырое мясо, а теперь ему нужно было на это решиться?

Нет, он ничего не помнил, но знал, что все это
было с ним и раньше. "Кто я, все-таки, -- спрашивал неизвестно у кого оборотень, -- человек, ставший волком, или волк, зачем-то всю жизнь бывший и человеком тоже?" Ничего привлекательного
в своей человеческой жизни Трофимыч теперь не находил. Не находил, как помнилось, и раньше, но думать об этом стал только теперь. "Серега, конечно, -- рассуждал он, -- жена, дети. Привязанность, как ни крути. А я что? Бобыль. Только мать... Я же о ней ничего не знал, хоть всю жизнь вместе и прожили. А она, может, она -- знала?" Не находил Трофимыч ответа на этот вопрос.
И почему он был одинок всю жизнь, тоже неясно. Была ведь любовь, была. Да как-то глупо получилось. Поссорились, разошлись, а вспоминал об этом Трофимыч как о эпизоде чьей-то, не его, жизни. Женщина та умерла молодой, и Трофимыч даже имя ее вспомнил с трудом. Та, прошлая жизнь казалась ему теперь просмотренным когда-то фильмом,
довольно скучным и плохо срежиссированным. Настоящим было то, что происходило с ним сейчас. И вроде бы, чего проще, бросить все и бежать в своем истинном облике куда глаза глядят, подальше от людей, с которыми у Трофимыча, как выяснилось, было так мало общего. Но он колебался, сам не зная почему, а время шло, и Трофимыч, как его и предупреждал Сергей, становился все больше волком. Кстати, его интересовал один вопрос: как Сергей устраивался летом,
ведь в тундре полгода нет ночи? И еще была мысль
прогуляться по полям в волчьем облике днем, ведь рано или поздно этому суждено случиться. Но исполнить задумку Трофимычу помешало одно обстоятельство: к нему приехал дальний родственник со стороны матери, и Трофимыч весь день, а то и всю ночь был на виду, поскольку Иван мучился бессонницей и ворочался порой до утра, что-то бормоча себе под нос.
Вскоре Трофимыч ощутил скрытое раздражение, но поделать ничего не мог. А через неделю его так скрутило, что он был готов убить в общем-то
безобидного родича. "А если попробовать, -- терзала его неотступная мысль, -- вдруг он не сообразит, подумает, что приснилось?" Но
была здесь неувязка, -- как мы уже знаем, Трофимыч
с некоторых пор не оставлял своего человеческого тела спящим на постели. "Может, напоить его до отключки, -- тоскливо размышлял Трофимыч, -- а потом..." Но пришлось бы пить и самому, а пьяный волк, как и пьяная сова, по словам Сергея, это не то, что хотелось бы Трофимычу...

Но сил терпеть больше не было, и Трофимыч решился на эксперимент. Ночью, дождавшись, когда пьяный Иван, наконец, перестал ворочаться, Трофимыч, который старался пить мало, насколько это было возможно,
сосредоточился на созерцании волчьего глаза. Это была
уже отработанная техника. То пятно света, которое
он видел вначале, постепенно стало для него глазом, желтым, с большим черным зрачком и бликом ослепительного света. Сначала Трофимыч входил в радужку и как бы растворялся в ней,
переставая ощущать свое тело, потом его неудержимо
закручивало по золотистой спирали и втягивало
в бездонную глубину зрачка, а точка света удерживала
Трофимыча в том состоянии, которого он достигал. Когда уже волчьи легкие Трофимыча наполнились новым воздухом, он почувствовал взгляд Ивана. Тот не спал, и приподнявшись на кровати, завороженно смотрел на Трофимыча. Трофимыч угрожающе зарычал и сделал шаг к кровати. Иван упал на подушку и с головой накрылся одеялом, а Трофимыч повернул к двери.
Никаких последствий недавнего возлияния он не ощущал, кроме некоторой заторможенности в движениях. Уже не думая об струхнувшем свидетеле, он отправился в ночь.

Утром Иван молчал и маялся с похмелья. Все было как обычно, но Трофимыч чувствовал, что это молчание неспроста. Так оно и оказалось. Иван, собираясь в магазин за папиросами, вдруг сказал, не обращаясь собственно ни к кому: "Не думаю, что это был сон..." Хмыкнул, покачал головой и вышел.

Трофимыч остался у стола, не зная что и думать.

* * *

Никаких объяснений по поводу своего заявления Иван не дал, а Трофимыч не знал, как их получить, не вызывая подозрений. Он надеялся, что родственник сам вернется к этому вопросу, что вскоре и произошло.

-- Слушай, Вась, а ты мать свою хорошо знал? -- как бы невзначай поинтересовался он за ужином. -- То есть, -- не понял Трофимыч, -- что значит -- хорошо? -- Ну, что у нее за жизнь раньше была, до того, как... ну, ты понимаешь... -- Вот интересно, -- почти обиделся
Трофимыч, -- откуда же я могу знать, раз она
ничего не рассказывала. Ты же знаешь, что она с войны не в себе. Имя-отчество добрые люди подсказали, когда документы восстанавливали, а память к ней так и не вернулась. Она и про Пашу-то не помнит,
хотя из-за него с ней все произошло. А я мал был, сам знаешь. Мне кажется даже, что она всегда такой была. Я другой ее не помню, -- Трофимыч вдруг насторожился.
А ты что вообще хочешь сказать? -- Я, -- пожал плечами Иван, -- да так, ничего. Просто мне мать рассказывала. Она же с вами жила, после войны уехала, не помнишь разве? Все на ее глазах было.

Для Трофимыча это было новостью. Тетю Агашу он, конечно, помнил, но почему-то не думал, что она была свидетелем случившегося с матерью. Он почувствовал вдруг непреодолимое желание узнать. Но спрашивать не стал -- раз уж сам заговорил, пусть и рассказывает.

-- Ты в курсе, почему немцы брата твоего в колодец швырнули? -- Не немцы, а мадьяры, -- поправил Трофимыч, но поправка не вносила ясности,
так как он об этом событии мало что знал. -- Ну хрен с ними, мадьяры, -- поправился Иван, -- так вот, -- он понизил голос и со значением взглянул на Трофимыча, -- говорили, что мать твоя ведьмой была или что-то вроде того. -- Ну так что ж, -- не понял Трофимыч, -- ты к чему клонишь?

-- А к тому, -- еще тише сказал Иван, -- что у вас это, я чую, наследственное... И насторожился в ожидании вопроса или ответа. Но Трофимыч молчал,
изучая клеенку на столе, и Иван, на свой страх и риск, сделал следующий ход. -- Я тебя видел ночью, -- вдруг выпалил он, -- ну, тогда... Трофимыч не поднимал глаз. Он чувствовал, что Иван на грани срыва, и стоит только ему сделать резкое движение, тот наверняка грохнется в обморок или выскочит в окно. -- Ну и что ты видел? -- стараясь говорить как можно спокойнее, но по-прежнему не поднимая глаз, поинтересовался Трофимыч. Иван, видимо, ожидал другой реакции и как-то сразу сник. -- Да, в общем, ничего особенного, -- смутился он, -- ты на кровати лежал, а потом, хоп, и нету... -- И куда же это я делся? -- также безразлично спросил Трофимыч. -- Испарился что ли? -- Нет, не испарился... В общем, я плохо помню, пьян был... -- словно извиняясь, ответил Иван, но видно было, что он просто не знает, как объяснить. Бедняга умоляюще смотрел на Трофимыча, надеясь, что тот поможет разобраться. Но Трофимыч помогать не собирался. -- Пить меньше надо, -- сказал он, вставая из-за стола, но не поднимая на родственника, как он уже понял, совсем уже
волчьих глаз -- тогда и не будет черт-те что мерещиться. Я рассказывал тебе, как в больницу попал? Так что...

Разговор прервался, но Трофимыч, хоть и всячески демонстрировал безразличие, был ошарашен. Значит, и матушка тоже... Он нутром чувствовал, что с ней было то же самое. Семейка, ничего себе...

Ивана он решил больше на разговоры не вызывать.
Пусть думает, что хочет, тем более, что ему скоро уезжать. И от ночной жизни все же необходимо пока воздержаться, потерпеть. И оба своих решения Трофимыч выполнил. Первое -- легко, так как сообразил, что Иван почти ничего не понял. Свалили на пьянку, ну и хорошо. А вот отказ от волчьей сути даже на краткий срок дался ему с трудом. Назад дороги, похоже, не было...

И здесь я сделаю кое-какие пояснения. Трофимыч в
нашем последнем разговоре пообещал мне, что если соберется бросить все и стать тем, кем он в сущности был, то обязательно даст мне знать. Я не верил, что это произойдет, ведь вообще поверить во все это, согласитесь, сложно. Объявить историю, рассказанную Трофимычем, фантазиями шизофреника,
мешает лишь то обстоятельство, что Трофимыч не шизофреник. А предположить, что он, сельский мужик, начитался Карлоса Кастанеды... Я, впрочем, задал этот дурацкий вопрос, но Трофимыч покрыл всех писателей, в том числе и, разумеется, неизвестного ему Карлоса такими словами, что я понял: он и "Приключений Буратино" не читал. Читатель может поудивляться стилю изложения и заподозрить фальсификацию,
но, повторяю, все это простая литературная обработка, и рассказ нашего героя в естественном виде напечатать мы не в состоянии по цензурным соображениям. Кроме
того, все мной написанное, он читал и почти со всем согласен. Кое-где, и я горжусь этим, я сумел даже проникнуть в его мысли, о чем он и сообщил мне с удивлением, в своей обычной манере.

К тому времени, когда начала публиковаться вторая часть "Волчьего оврага" (а написана она была в начале сентября и повествует о событиях, происходивших весной и летом 1995 года) о Трофимыче ничего не было слышно. Я уже подумывал, не случилось ли чего, но вдруг получил от него письмо. Его я привожу почти полностью, поправив лишь орфографию, так как материться на бумаге Трофимыч стесняется.

"Здравствуйте, Николай. Пишет Вам ваш Василий Трофимович. Извиняюсь, что не писал. Потому что болел. Но сейчас все нормально, можно сказать, здоров. Если помните, я обещал сказать, когда соберусь, как у вас написано "стать тем, что я есть". Это, наверное, будет скоро. Невмоготу мне. Пить не помогает,
(тут я понял, чем болел Трофимыч. авт.) Ничего не помогает. Сергей правду говорил -- затянуло. Так что,
конец моей жизни здесь, а как будет там -- не знаю. Прощайте, извиняюсь, если что не так. Про меня вы все правильно написали. Хоть и не знаю, нужно ли было это делать. А в селе у нас вашу "Ярмарку" не выписывают, и ничего про меня не знают. Это хорошо. Дай вам Бог здоровья. До свиданья. Василий Трофимович."

Он написал "До свиданья" просто машинально, я думаю. Где мы с ним сможем свидеться?

Но я продолжу. Тем более, моих записей осталось чуть-чуть. Скажу только, что после отъезда Ивана Трофимыч жил спокойно, продолжал ночные вылазки
и чувствовал себя прекрасно. Мысль об уходе
прочно укрепилась в его мозгу, но нужно было
решиться окончательно. Как обставить исчезновение,
Трофимыча не особо волновало. Уехал в город и пропал. Может, убили, может, еще что. Кто его искать будет? С волчьей жизнью он освоился. На глаза людям научился не попадаться, несмотря на свои необычайные размеры. Вот еще вопрос, почему Трофимыч, человек среднего роста и среднего телосложения, не обладающий особой физической силой, зверем был могучим и крупным? Не лисой какой-нибудь, не ежом, а волком? Ответа на этот вопрос, сдается мне, я не найду никогда. И не у кого спросить...

Так вот, в последних моих записях я не
нахожу ничего интересного. Просто заметки о
повадках животных, возможно, любопытные зоологу.
Трофимыч сделал свой выбор. Остается пожелать ему удачи... Но это мое пожелание он уже, думаю, не прочтет.

Недавно, как раз тогда, когда, сидя на рабочем месте,
я перечитывал первую часть "Оврага", один мой знакомый из Тамбова, приехавший в Воронеж по делу, зашел в редакцию и забыл на моем столе небольшой кусок
районной газеты (он в нее что-то заворачивал). Я обратил внимание на одну заметку. Вот она. Вернее, ее сохранившаяся часть.

"... ом районе Тамбовской области егерем А.Н.Старковым был обнаружен труп волка очень крупных размеров. Зверь, как сказал егерь, был ранен браконьерами из автомата Калашникова и, истекая кровью, уполз в валежник, где его и нашел Старков. Откуда в наши леса забрел столь крупный экземпляр, остается загадкой. Волк был истощен и, судя по всему, болен. Поразителен,
со слов егеря, и его окрас -- серебристо-серый, почти
белый. Местные краеведы счита..."

Что считают местные краеведы, для меня также остается загадкой, как и название этого органа печати, и место гибели необычного волка... Но сдается мне, что вестей от Трофимыча мы больше не дождемся. Волку трудно жить в наших лесах. Что случилось с Трофимычем, как
он (если это был он) жил, почему дал себя застрелить... Не знаю... И не думаю, что когда-нибудь узнаю. Все истории когда-нибудь заканчиваются. Вот и эта тоже.

КОНЕЦ

Николай Недвораев, Мирра Лукенглас и Ольга Бах




Виталий Иванов
2004-07-01
26
2.89
9
Какавтор Сережа
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  ---------------------------------------------------
C.Tкаченко [произведения рецензента] 62.33.x.x - 25-01-2004, 00:10:48;

Проспавшийся В.Иванов находится в ежовых рукавицах абстинентного синдрома. Бесы окружают несчастного, который виновен лишь в том, что вчера снова не сумел количество и качество употребляемого продукта рассчитать в соответствии со своими силенками. И закусывал рукавом, поскольку до локтя опять не смог дотянуться... :о))) С.Т. P.S. Ты прав, я не умею выражать свое личное негативное отношение к мрази в цивилизованных формах. В реальной жизни мне доводилось вышвыривать подобных тебе из трамвая или тыкать мордой в газон. Пожрав немного землицы, они становились на некоторое время вежливыми. И только потом (отбежав на безопасное расстояние) что-то тявкали про предстоящую встречу. P.P.S. Не забудь зафиксировать этот комментарий для потомков, иначе мне нечем будет перед ними оправдываться.

http://stihija.ru/cgi-bin/forum_new.pl?id=21238&page=1&sorting=id&db=k_com2003716001724&lines=20&a=show
----------------------------------------------------

Как автор, этот г. практически ничего не представляет, являясь на самом деле не автором в полном смысле этого слова, а как бы автором. Т.к. он ничего не пишет самостоятельно, а только перевирает чужие произведения, а также поговорки, частушки и песни. Поэтому в дальнейшем мы так и будем называть его «как бы автором» и, для сокращения, просто «какавтором».
Какавтор Сережа мало чего из себя представляет. Практически ничего или несколько меньше. С малыми величинами сложно определиться…
Однако дикие причуды ничего из себя не представляющего какавтора уже не лезут в нормальные представления честных людей и вызывают естественное недоумение всех!

Например.
Непонимающий русских шуток какавтор постоянно воображает себя их командиром, а шутников пытается строить по отделениям и выдавать выбившимся из строя свои наряды, вне очереди. Однако кому нужны дурно пахнущие «наряды» какавтора?

Кроме этого.
Давно уже ставшая пресловутою вражина, не понимая насколько она смешна, пробует кого-нибудь напугать. Обещает даже - русского человека на русской земле накормить русской землею!!!
Мне показалось это не только самонадеянным для известного всем хвастунишки Сережи, но и вообще не лезущим ни в какие ворота… Даже большого желтого дома, в который его вносят переодически.
Хотя я вовсе не националист, мне неприятно, когда такие, и так весьма подозрительные «Сережи», открыто издевающиеся над русским языком и российской символикой, теперь еще и грозят - русскому человеку! В буквальном смысле этого слова! Сколько же можно терпеть?!..

Со своими укоренившимися трамвайными навыками задней площадки и комитетовскими привычками этот какавторский командир, по-прежнему пытающийся отрицать собственный факт, несоразмерно преувеличивает собственное значение. В первую очередь – на СтихиИ. Потому что, в других местах его – нет вообще! Ну, разве что, еще где-то - на самых задних площадках… По существу, это большой, дурно пахнущий глюк СтихиИ, и только.
В администрации сайта его называют даже «самым большим бесом СтихиИ». Наверное, знают что-то еще… Почему же не рассказывают об этом народу?

Плохо владея русским языком и издеваясь над ним, какавтор уверяет нас, что он хорошо работает кулаками в трамвае. Но какое это имеет отношение к литературе?
Не умеющий уважать товарищей по перу, даже таких же, как он, какавтор пытается их запугать. И они дружно ставят ему пятерки за это.
Дружно пытающийся нас запугать какавтор, не брезгует никакими приемами, в том числе, откровенной г/б пропаганды, переворачивая наоборот все, что резонно инкриминируют ему авторы, а себя представляя кем-то непогрешимым, по сути, святым. Но не белым, а черным.
И хоть бы кто-нибудь остановил негодяя! Хотя бы в администрации!
Не мало не сомневаясь и пользуясь таким попустительством, какавтор мажет всех грязными красками, в которых измазан сам. До основания!

Не написавший за весь свой безрадостный путь ни единого собственного произведения, претенциозный какавтор любит учить подлинных авторов - до такой степени, что готов своими руками кормить их землей, а несогласных учиться - неожиданно спихивать на ходу из трамвая, чтобы они, опять-таки, поели «землицы», но уже - под землей.
Так какавтор видит свою творческую реализацию и историческое предназначение.

Воображая себя как бы Мартыновым и даже Дантесом, какавтор надеется тоже подольше пожить в омерзительных испарениях дурной славы, сохранившись в русской литературе, ничего вовсе не написав.

Какавторская технология стать знаменитым проста. Надо убить автора! Лучше – самого крупного. Виртуально или реально. И вот что он придумал для этого… Для начала - виртуальный трамвай! С задней площадки которого, сидя один за компьютером и раздобыв, не понятно как несколько денег на карточку, специально для этого, закрыв глаза, чтобы не было страшно, он как бы сбрасывает с задней площадки авторов, которые не хвалят какавтора. И мечтает, что их уже нет…
Однако, по жизни, Серега, - не все так просто, как бы хотелось какавтору!

Привлекая к себе внимание, в основном – запугиванием людей чем-то типа «трамвая», какавтор вынуждает авторов заниматься разъяснением тем, кто не понимает и для кого туго доходит, чем же отличается какавтор от автора. Ох, сколько же можно?!..
И так, еще раз, конкретно.
- Автору никого не надо запугивать, читатели и так к нему тянутся, даже какавторы и, зачастую, увы, какавторы - в первую очередь, чтоб распугать читателей первыми.
- Авторы не лезут на странички какавторов, им там противно.
- У автора есть собственные произведения, у какавтора – нет.
И т.д.

Трудно бороться с тем, что не существует, а только дает о себе знать неестественным образом. Дурным запахом и бесовскими наваждениями. Таков какавтор. Его практически нет (как автора), но он все-таки проявляет себя, и весьма неприятно!

Дрянные опусы бессодержательного какавтора наводят тоску и уныние – уже одним только тем, что некоторым пугливым авторам приходится за них ставить пятерки. Само появление подобных «произведений» вызывает у таких авторов дрожь. В результате чего содрогается чуть ли не вся СтихиЯ!..
Которая, тем не менее, безусловно поглотит в своей пучине дрянного какавтора, от которого простынет и след. И над успокоившейся, ровной поверхностью опять засияет круглое, ровное солнце!

Скучно долго писать о какавторе. Потому на этом закончу пока. Видимо, до следующего «трамвая»…
VAD-DARK
2004-07-03
43
4.78
9
Стихийный Магазин Аренды Инструмента
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Вот мы и перерубили топором ленточку, и теперь ничто не отделяет нас от полной победы над конкурентом, критиком, просто каким-нибудь козлом - нашим врагом.
Добро пожаловать в магазин аренды инструмента. У Вас есть возможность выставить здесь свой инструмент или использовать для своих нужд все, что имеется на полках.
Аренда платная: за эксплуатацию определенного прибора или инструмента Вы должны выставить оговоренный балл в пользу этого магазина (например, за кувалду – 1 балл).

Инструменты:

1. Простая Кувалда с молотом 8 кг. Ей Вы с легкостью разобьете стену доводов и аргументов неопытного критика! При желании можно проломить ему череп. Проверено временем. 1 балл.

2. Беспощадный Перфоратор с комплектом буров и зубил (220В). С его помощью вы можете проделывать аккуратные отверстия нужного диаметра в обороне оппонента, доводить его шумом и вибрацией до состояния невменяемости и бешенства, а потом избивать ногами или использовать Простую Кувалду. 2 балла

3. Чудовищный ершик (*предоставлен Миррой Лукенглас). Чудовищный Ершик легко проникает во все отверстия виртуального тела Вашего врага, доставляя ему немыслимые мучения. Чудовищным Ершиком вы можете хлестать по лицу интеллигентных людей – это моментально выводит их из состояния душевного равновесия. Удобно использовать Беспощадный Перфоратор для проделывания новых дырок в теле виртуального врага, а затем исследовать их Чудовищным Ершиком. 2 балла

4. Хлюпкий Вантуз (*предоставлен Миррой Лукенглас). Хлюпкий Вантуз помогает при предварительной подготовке к атаке на образованных врагов – используя его, Вы без труда очистите внутренний мир жертвы от любых неугодных Вам мыслей и желаний. После этого рекомендуется применять Простую Кувалду – полое тело врага разлетится на куски! 2 балла

5. Легендарная Тупая Ножовка. В рекламе не нуждается. Отпилите голову члену С.П., простому служащему, опытному маэстро, обкурившемуся наркоману, любимой девушке… Инструмент универсален, не требует предварительной подготовки и ухода. 3 балла

6. Топор Раскольникова. В рекламе не нуждается. Даже блеск его лезвия вызывает у людей желание покончить с собой… Дает тяжелый побочный эффект - вызывает депрессию вскоре после применения, которая может перейти в шизофрению или сумерки сознания. При аренде обязательно предоставьте справку из Психдиспансера. 3 балла

7. Генератор Случайных Уклончивых Ответов (*скопирован у Виталия Иванова). Небольшой черный ящик, который всего за несколько секунд способен выдать случайный уклончивый ответ на любой вопрос Вашего оппонента. Оппонент сходит с ума всего за несколько часов непрерывного применения ГСУО. Принцип работы до сих пор неизвестен. Наука и медицина бессильны, так же как и Ваш враг, судьба которого решена! При эксплуатации прибора, я обнаружил единственную ошибку – вместо уклончивых ответов, иногда попадаются фразы о изгнании бесов. В случае возникновения этой неполадки просто перезагрузите прибор! 4 балла

8. Генератор Обоснованной Критики (*скопирован у Сергея Ткаченко). Этот большой железный ящик (2х2х2, трехфазный мотор) способен всего за пару минут разрешить любой мировой конфликт и по пунктам вывести аргументированные результаты на дисплей. Есть функция отправки результатов решения на принтер и другие устройства. Что говорить о вашем враге? Он уже стерт в порошок! Единственная обнаруженная мной проблема заключается в том, что при длительной непрерывной эксплуатации прибор перегревается и может выдать очень агрессивный вариант решения задачи. Обращайтесь с прибором аккуратно! 4 балла

9. Пистолет ТЭТАНА, стреляющий Случайной Абсолютной Мудростью (*украдено у ЛРХ). Универсальное оружие, способное нейтрализовать действия любых приборов и инструментов из списка, уничтожить любые неугодные Вам виртуальные тела! Бесконечные патроны! 5 баллов (*Был выведен мной из строя, когда я играл с ним во дворе, расстреливая песчинки в песочнице. Приношу извинения, проводятся работы по ремонту)

НОВЫЕ ПОСТУПЛЕНИЯ 2006!

1.1.
любовное зелье от Диптеры, рождающее эротические фантазии и как следствие подкупаещие оппонента.
пятаков можно заработать - тьма, только, естественно, от слабой половины человечества, то есть от мужчин.
На сильную половину такие штучки действие возыметь не могут.

1.2.
безудержный говорнун Неграмотного Скунса: применяется в случае если кого-то надо свести с ума: болтает без умолку, неся всякую ерись, при этом смотрит прямо в глаза честно и наивно. Через 5 минут воздействия начинается помрачнение рассудка, через 30 минут оппонент полностью отказывается от себя и своих мыслей. Противопоказания: не использовать на шизофрениках: не действует; не направлять на самого себя во избежание массового шизо-паронаидального синдрома общества!!!!

1.3.
Не нуждающийся в рекламе концентрат конского возбудителя от Неграмотного Скунса. Эффект неописуем и непредсказуем. После использования убежать как можно дальше, чтоб не стать жертвой!!!!

1.4.
капкан-клавиатурник Самокиша самовзводящийся-самонаводящийся. принцип действия - капкан активируется и подкладывается на клавиатуру оппонента, при каждом оскорбительном слове в ваш адрес по переписке он метко отбивает пальцы.
По нормам Жверневской конвенции о шумовых порогах, рекомендовано применять вместе с кляпом-самозатыкателем в говорильник, чтобы уменьшить шум оппонента после приминения вышеобозначенного капкана. рекомендуется заранее в установке кляпа проставить предпологаемый угол полета, сопоставимый с ртом вопящего критика, потому, как ошибка в 15 градусов может повлечь за собой сбой в системе наведения и кляп заткнет совсем не ротовую полость.

1.5.
Грязная Люминивая Вилка от САЛО (saltsa). Не наносит сколь-нибудь значимых поврежений логическим конструкциям и телу врага. Однако взывает приступы щекоточного смеха и отвращения, благоприятно воздействуя на становление межклассовой вражды. Рекомендуется к применению для вызова оппонента из небытия. (распространяется вместе с фирменными календариками и прейскурантами на вышеназванную продукцию).

Коллекция будет пополняться, инструкции уточняться. С радостью приму Ваш инструмент или прибор для ознакомления или выслушаю рассказ о его использовании в разделе ПРОЗА-МАТ. Вы можете задать любые интересующие Вас вопросы.

Магазин Аренды Инструмента желает Вам Любви и Добра.


СВЕЖАЧОК 2007:

1. Оранжевая Каска Космического Строителя производства завода "КосмоСтройТехнологии".

Универсальна - подходит для проведения рейдов в Матрицу, Дальний и Ближний Космос, удобна для посещения разгневанных родственников, медучреждений, отделений милиции, метро и др. видов общественного транспорта. Гарантирует защиту от чужих мыслишек, бытового и др. видов вампиризма, попадания кирпичей нереальной реальности и ударов падающих танков. В том чиcле применяется для удержания крыши на месте в экстренных случаях, упорядочивания и организации мыслей, частичной звкуотеплошумоизоляции от нежелательных проявлений извне.

Можно носить без снимания до суток, после чего проветривать голову, чистить Каску изнутри и давать ей отдохнуть около трех часов. Каска преобразует негатив и мусор в безвредный порошок, который в отдельных случаях может вызвать одноразовое или двуразовое чихание при попадании в нос, что совершенно безопасно для здоровья.
Оранжевая Каска Космического Строителя - прекрасная защита в сложных ситуациях, способная помочь в решении бытовых вопросов, справиться со стрессом и изменами, упорядочить ход мысли и успокоить сознание.
Не имеет противопоказаний.
Размер регулируется автоматически.

(в данный момент ОККС находится в бессрочном пользовании у HELLEN)

З.Ы.
Магазин Аренды Инструмента Желает Вам Любви и Счастья в Жизни. :)
Мирра Лукенглас
2004-07-09
45
5.00
9
[MAT] Волчья тропа (МАТ-installation)
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  1. Детки в клетке

«Эти реки текут в никуда, текут, никуда не впадая… (Наутилус Помпилиус)»

Эта подборка состоит из сочинений по русскому
языку и по жизни малолетних преступников, мотавших несколько лет назад срок на малолетке в г. Боброве. Дальнейшая судьба авторов мне неизвестна. Орфография и пунктуация оставлены без изменений, а текст без комментариев…

***Моя семья***

Алексей О.

Моя бабушка трудо любивая её зовут и фамилия Аксенова Тоня. Она отзывчатая женщина у неё 3-е детей она их воспитала так как надо она не курит и не пьёт она очень ласковая добрая всю свою жизнь проработала на одной работе. Когда был жив дедушка она не так чувствовала трудность и усталость они друг другу помогали а когда дед умер её стало трудно одной справлятся со скотиной и огородом. Когда приходила с работы надо приготовить поисть для себя потом для скотины потом её надо покормить потом надо убрать. И после смерти деда она быстро уставала.

Виктор Л.

Мой дедушка капитан первого ранга был хорошим человеком любил мою бабушку и своих детей и внука у него четыре ордена за боевые заслуги погиб в Севастополе в кабине капитана. Бабушка моя была в плену у фашистких захватчиков копала окопы у неё на спине есть шрамы от фашистких плёток и на руке наколот номер. Я точно непомню.

Сергей З.

Мою бабушку зовут Зинаида Васильевна я нипомню с какого года я только знаю сколько ей лет шесят пять лет она воевала она была мет сестрой. Я месте с ней был маленький она комне всегда относилась хорошо когда она получала пеньсию она мне всегда покупала мороженое и конфет немного. Она нипьёт мы с ней всегда играли в карты или смотрим телевизор или сидим и разговариваем очём нибуть. Вот и всё о бабушке.

Мой дедушка Василий Василевичь. Дедушка служил на войне он был танкистом унего было пять наград он нимного попивал. Но он был всегда добрый ему всего 73 года. Он умер 1993 году. Но он когда выпьет он всегда с бабушкой ниладет он бывает унего когда он запсихует на бабушку кидался дратся. Вот и всё о дедушке.

Сергей К.

моево деда зовут дада Вана уменя дет он напенсии ноработает ему скучна сидет дома годит клудам помогает домастроит домой пригодит пяный клучает телевызер и усыпает умоево деда 8 медалей моево деда по фамилие Гунин зовут дада Вана.

мою бабушку зовут тота Нура мое бабушка воевала 9 медалей мена бабушка любит и я ию люблу мою маму зовут Зина мое мама невоевала отца моего зовут Васа он был больной и яво уволили отак у мена нет отца.

Александр М.

Бабушка Селедкова М.С. Она ввыйну выпола акопы была под Бутурлиновкой там копала акопы. Их везде гоняли и были вплину патом пришли наши и разогнали всех немцев. А патом кончилась война, бабушка приехала домой и вышла замуж патом сын родился отец Селедков В. И. Бабушка вышла замуж за Селедкова Ивана. Ему сровнялось 5 лет бабушка разошлась с дедом Иваном итак отец вырос с бабушкой. Потом женился намоей матире потом она умерла кодародила миня.

Михаил К.

Бабушка уминя живет в деревни ей 62 года ана негде не работает сидит дома есть у неё скотина два огорода два сарая я к ней ездил летом помогал летом она ходит за орехами за ягодами униё есть свои сад вот только уминя нет дедушки он умер когда моей мами было всего 6 месяцев он ехал на лошади ударила гроза и он згорел у моей бабули 5 дитей и она всех опридилила отдала замуж вот ивсе типерь я её уже нивижу три года и она незнает што я сижу и если узнает то я незнаю что будет на верно униё волысы посидеют вот такие дила.

***Мой друг***

Андрей П.

Да у меня был друг я его сильно уважал как брата хороший был парнишка. Как-то раз саблознили его пацаны дышать клей и начал он заниматься етой ерундой потом очень привык, дышал дотакой степени и столько много что из подвала даже и выходить неохота было, и как-то раз дышал и собрались они домой. все стали уходить и моему другу сказали пошли снами ну ему не охото было расставаться с пакетом где находится лак, он сказал что потом сам дойдет домой, и тогда ребята ушли, но самое страшное было тогда когда его через два дня нашли в подвале мёртвого, у него на голове надет был пакет, потом стали расследовать и оказалось что ему одели пакет на голову и завезали, и очень сильно избили паломали рёбра и всё поотбивали, изза это-го он умер. Очень было жалко друга, ну было поздно. Так я потерял своево товарища. Его звали Костик!!!

Денис Е.

История с Жуковой и ее Другом. Это было летом 92 году когда я был на коникулах у родителей в деревне и пуругался и уехал в город и когда поругался с Бабушкой и тогда это случилос. Я шол подороги и зашол к старой знокомой гдета довно я её знал, и попросил её переночеват, и она мне сказала что я могу жит сколько смогу потом, я стал ей помогат потому что она инвалит 2 групи не могла ходит и к ней всегда приходили алкаши я в это время не пил, но бывало только шампанское, ликеры, я из вихонял потому что, каждый вечер она плакала что не может ходит, стал ходит по могозинам и всегда было что поест в холодильнике, но когда я прехожу вечером то в холодильнике нет чево ест. Я в этот ден пошол в столовою и ещо купил что бы поест и снова холодильник полный. Но самое главное это что она очен много пила спертнова я всегда ей запрещал, но она заболела желтухой и положи ее в больницы потом она выздровела и снова заболела желтухой, но уже смертельно потом она скончалась я её не хранил но помог чем смог но меня просили чтобы я подошол к ней но я не подошол потому что она осталась в моей душе живой, потом через 9 дней умер её жених, это наверное судьба такая. Я думаю, что это зависит только от меня. Я себя в этом вену себя что не мог остановить её вэтом. Вот можете судит меня как хотите но я веноват только не подумайте что я её спаевал её на обород запрещал и вобебил из рук но серовно не как я немох остановит но тепер я знаю что тепер я могу остановит любого просто нужно занят его чем небут.

Роман К.

Прихожу к другу его нету дома его сестра скозала что он ушол я догодался куда он пошол и я направился за ним прихожу к старой церкви он тама яму копает я подошол к ниму глижу он выкопал 3 сноряда предложил их взорвать я согласился и мы пошли с ним на речку подороге к реке встретили ищё одного друга и он тоже пошол с нами пришли к реке выкопали ямку развели костёр положили снаряд и убежали в укрытие взрыв раздался через несколько минут этот взрыв был настолько сильным что заложило в ушах мы подошли к воронке костра конечьно же уже не было и мы решили 2 остальные сноряда взорвать но поже. Мы искупались розвели опять костёр обсохли возле него и решили положить ищё и Николай сказал довай положим все два и все трое вошли в согласие подложили веток вкостёр и положили все два сноряда и опять убежали в укрытие ждали ждали взрыванет и Юрий сказал давай я пойду посмотрю мы его не пускали но он решил пойти серовно и когда он подошол к воронке и хотел посмотреть что там с ним произошол взрыв мы так испугались что долго неосмеливались подойти туда но когда мы подошли и увидели его лежащего там вкрови мы понили что он умер и мы не ошиблись вот так я потерял своего друга

Юрий Д.

Был я в бошкире у тётки приехал отудова две недели не ходел гулять потом говорит мне брат чё ты сидиш дома в городе такие девушки но я вышел в город прогулялся но и пошол я в клуб пришёл я в клуб вижу в клубе брата сидит с девушками они там выпевали подошол я к ним подошол я к ним поздоровался с девушками, понравилась адна девчёнка, и я с ним по ближе познакомился с ней звале яво Лена. Я в то время не пил и не курил потом я им по зовидовал но пошол я в город купил вотки курить но всё чё хател то купил, пошол к ним в клуб но девки давайте выпем за наших занкомств, но мы сели и выпели я запенел выпел я немношко стало мне плохо голова кружится я вышел на улицу сел на лавочку потходит комне тот девчёнка она говорит Юрочка што с тобой я йей отвечаю чё ты мне не успел

Но мы гуляли с ней 2 года потом мне посодили. Истал переписыватся.

****День, который я запомню навсегда***

Сергей З.

Я пришол вечером домой посидел нимношко и пришол камне Мишка и попросил меня чтобы я в мести сним пошол к девушкам я согласился и отпросился у матире и порасил денги и я пиределся чистое бельё и пошли покупать сигареты и слаткое и нимношко спиртнова и пошли к девчатами пришли к ним познакомилис.

Сели погаворили осебя и позвала другие девчата сели выпили дастали пубылку я начал открывать и низаметна как я наметился пропкой в глас Вики и разбултал путылку и начал открывать и попал в глас и мне стало стыдно и я покраснел потом я с воим другом и девчатам випили и пошли домой.

Дмитрий Л.

Иду я по улице по тротуару и какаято женщина начала переходить дорогу а в это время из за поворота выежяет камаз и проехал по ней передними колёсами. Ну мне запомнилось не то что по ней проехал камаз а то что этот камаз раздавил ей голову.

Альберт Л.

Когда я пришол домой И вдруг я увидел окола калитки стояли двоя мущин ну я этого не ожыдал потом я подошол к гдому тогда я спросил у мами мама хто ето мама мне ответила што это следоватиль. А потом у меня спросил следоватиль поехоли покажем мне своево друга я непонел. А когда он мне повторил тогда я понел што мне все што меня посадят. А наследущий день мне пришло повеска всуд. И меня сожают. И тогда я увидел што моя мать плачит и тогда я скозал мама я отсежу

Што я делал дома занимался гулубями влису одыхал здивчёнками гулял

Анатолий М.

Пришол я в сельсовет с бабушкой бабушка осталас там явышел на улицу пакурить слышу реской тарможение за углом сельсовета выхожу туда вижу какаето бабушка лежыть на обочене рядом стаяла эта машина волга каторая збила эту бабушку. Вадитель этой машины засуетился через которое время приехала милиция но он водитель этой машины отвёз её в больницу. У нево отняли права завели следцствие и был у нево суд ему дали условное но он ей переломал ноги она осталась инволидом на всю сваю оставшись жизь он вышил из СИЗО и ему одали права!

Андрей Н.

Как я был в Феодосии

Приехал я туда я очинь удивился. Как тама было красиво. Ижил я возли море на пятом итаже и кагда выходил на балкон с зала стаит шикарная гостинница а если выходит на балкон сос пальни то стоит бар и вид море мне так пондравилось. Акогда я попал на пляж тама стояли деревянные мошини и возли них стоит фотограф и мне захотелось сфотографирыватся и я эту мечту зделал потом я ходил на скалы и нирял сних в море одним словом говоря мы купались а после купания я ходил с сестрой и сдвоюродным братом в ресторан и ели тама пельмени с соусам и вечером мы ходили в клуп на дескотеку и тама было полно народу танцывали и пиво пили а потом приехала свадьба мне очень пондравилось я некогда не бвл в таком городе просто красота и я после своего срока поеду апять и надеюсь что и вытот раз мне пондравится и желаю и вам Мирра Марковна туда съездеть прошу поставить мне за это сочинение плусек.

неизвестный пацан

Мой запаменающий день был таким я учился в школе я перво сентебря перешол в третий клас и мы с класом пошли в цирк кагда я зашол в цирк я просто был в не себе я увидел клонов потом лошедей и обезян медведей самое большое мне понравилось когда мы зошли после онтракта то я увидел решотки мы с класом сели вес зал сидел тихо тут заиграла Музыка и появились Тигры все зрители глидели я просто загорелся Самым неожыданный был день
Мирра Лукенглас
2004-07-16
45
5.00
9
[MAT] Шесть этажей зимы
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Опять не работает лифт. Девяносто две ступеньки, потом налево. Звони, а то дверь откроется сама. А вокруг дома бродят белые коровы с цветными лентами на шее. Их печальное мычание далеко разносится в морозном воздухе. Одинокий Будда разговаривает с котами на помойке. "Ом рам" -- важно кивают коты. "Мурр" -- ласково говорит Будда, и этот разговор длится до утра, а утро поднимается по ступенькам все выше и выше, а потом стремительно падает вниз, на еще спящий город, и каждый его глоток есть жизнь, но мы прячемся от утра в трамваях, сбиваясь в кучи, дышащие вчерашним перегаром и настроением, наши биополя принимают причудливые формы, стараясь не соприкасаться.

Белая корова бредет по шпалам впереди трамвая,
помахивая хвостом, и ее неторопливый шаг убаюкивает пассажиров, и день проходит незаметно.

Тихий снег засыпает трамвайные пути, лепестки коровьих следов расцветают на снегу, отмечая маршрут невидимого в сумерках животного. "Аум" -- говорят коты. "Мяу" -- соглашается Будда. На его лысую голову сыплется снег, но в нирване снег не имеет никакого значения, и разговор длится до утра, а утро опять начинает восхождение по ступенькам, и я с ужасом думаю, что будет, когда починят лифт.

Сегодня в мою дверь, то есть в дверь моего дома постучалась белая корова. Она смотрела на меня печальными фиолетовыми глазами, и на ее длинных девичьих ресницах дрожали туманные капли.
Я скормила ей буханку хлеба, повязала на шею красивую шелковую ленту и погладила по костлявому боку. Розовые пушистые губы грустно улыбнулись. "Милки уэй" -- тихо сказала корова. "Молоко и нежность" -- согласилась я,
закрывая дверь.

...По моей улице не ходят трамваи. Какая жалость!

Сегодня в небе не луна, а просто какая-то Moon,
и все городские волки ласково воют в пустых переулках,
и под этот вой засыпают дети, прижимая к себе дрожащих от древнего страха плюшевых зайцев, и мягкие теплые уши щекочут детские щеки. "Му-у-у-н" -- мычат коровы. "Л-л-лайт!" -- вторят им бродячие собаки, а домашние взвизгивают и перебирают лапами во сне, и сливочно-желтая луна медленно катится по шпалам впереди наконец-то заработавшего лифта, и мигает красная лампочка "вызов лифтера". По Задонскому шоссе,
освещаемый фарами попутных машин, в вихре снегопада идет Будда, и следы его босых ног расцветают нежными цветами, аромат которых я вдыхаю сегодня утром, завершая начатый когда-то ночью разговор с котами.

1994, зима во Внутренней Монголии
Гном-А-Лле
2005-11-20
42
4.67
9
СЧАСТЛИВАЯ ВСТРЕЧА (на рассказ Б. Нефедова «Она в отсутствие любви и клизмы»)
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Пока однажды Она не увидела передачу по «всеобщему» каналу, ну, ту, где победитель лотереи Элиса, рассказывает о себе всей стране. В этой лотерее участвуют уже практически 99% населения: что вы хотите – поведать о себе желает каждый. Она тоже участвовала в этой лотерее, но пока не выиграла, хотя очень надеялась. Так вот, в передаче участвовала бизнес-леди, целеустремлённо вышедшая замуж за нефтяного магната, делавшая глянцевый дамский журнал и выпустившая бестселлер «Тысяча и один способ управлять мужчиной».
После передачи Она долго сидела на диване, устремив ошарашенный взор в цветной экран, и механически жевала сладкий корнфлекс. Её звали Марина Леонидовна Непалкина, ей было 36 лет и была Она (см. вдохновителя здесь: «Она в отсутствие любви и клизмы» Б. Нефедов )
Но эта успешная бизнес-леди из передачи ухитрилась переключить какой-то тумблер в голове Марины. Там ощутимо что-то щёлкнуло, и Непалкина, вдохновлённо твердя ключевую фразу телепередачи «каждый сам куёт своё счастье», погрузилась в сладкое планирование изменений. «Начать, пожалуй, надо с диеты,» - рассуждала про себя Непалкина, азартно хрустя хлопьями, - «И ещё, красная мини-юбка с чулками-сеточками! Уверенность – это залог победы!» Так приблизительно зажигала себя Марина Леонидовна, запихивая горсти хрупающих чешуек во взволнованный рот. Только когда рука провалилась в опустевшую посуду, она очнулась. Телевизор тихо шелестел рябью помех: все передачи на сегодня закончились. Непалкина поглядела на свою конечность, зависшую над миской. Рука задумчиво шевелила пухлыми пальцами. Крошки корнфлекса, с ощутимым визгом расползались в разные стороны и закапывались в сахарную пудру на дне. Марина Леонидовна вздрогнула и попыталась поднести руку к губам, чтобы облизать сладкие пальцы, но Рука не слушалась. Тут Непалкина ойкнула. Совсем тихо, но этого оказалось достаточно. В ночной тишине возглас прозвучал отчётливо. Рука отвлеклась от крошек и переключила внимание на женщину. Положение Руки не изменилось: она всё так же тихонько двигала красными пальцами над миской, но Непалкина ощущала, что теперь Рука заинтересованно изучает её второй и третий подбородки. Кожу покалывало в тех местах, где сосредотачивался спокойный, исследовательский интерес. Марина Леонидовна вжалась в потёртую спинку плюшевого дивана, пытаясь отодвинуться. Но Рука странным образом переместилась тоже, сохранив таким образом дистанцию прежней. Непалкина чувствовала похолодевшей спиной пружину, неудобно воткнувшуюся под правую лопатку, но не решалась переменить положение, понимая каким-то чутьём, что увеличить расстояние между занемевшей шеей и неприятной Краснопалой не удастся. Рука меж тем завораживающе-медленно покачнулась над миской и слегка изменила угол наклона.
Марина Леонидовна Непалкина незаметно пошарила правой, послушной конечностью вокруг, надеясь найти что-нибудь подходящее для боя. Например, молоток очень бы пригодился. Но никакого молотка отродясь не было в доме, а в пальцы, немеющие от страха, попалась узенькая трубочка. Не глядя, Непалкина ощупала шероховатую поверхность резиновой кишки и ДОГАДАЛАСЬ что это.
- Не надо! – взвизгнула Марина Леонидовна, судорожно забив ногами.
Рука повернулась и как-то издевательски погрозила Непалкиной толстым указательным пальцем.
Телевизор булькнул, бормотнул что-то о лунном затмении и отчётливо произнёс голосом актёра А. Демьяненко известную фразу из кинофильма о приключениях Шурика, после чего снова погрузился в пучину несознательного.
«Доброе утро, дорогие радиослушатели, начинаем утреннюю гимнастику! Для первого упражнения примите исходную позицию...» - пролязгало радио отвратительно бодрым голосом…

Тридцатишестилетняя Непалкина Марина Леонидовна в развевающемся ситцевом халате, размахивая зажатой в правой руке двухлитровой кружкой Эсмарха, с воем мчалась по ночным улицам родного города, изо всех сил поджимая пальцы на ногах, чтобы удержать соскакивающие шлёпанцы. И где-то на пересечении Абрикосовой и Виноградной улиц прямиком угодила в объятия сорокалетнего Виталия Аркадьевича Пливцева, страдающего респираторной аносмией вследствие загадочной болезни озеыа. Виталий Аркадьевич был сражён наповал стрелой злого шутника Ку. И впоследствии сумел добиться взаимности, что было не очень трудно, надо заметить.
20.11.05
Яр Соболев
2006-01-11
45
5.00
9
Изъ записокъ высокоучёнаго монаха Грегора Пенделя
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
 
Koree Key
2006-02-27
45
5.00
9
The Flush
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
 

iscanderus
2006-12-06
45
5.00
9
Посв. Три О
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Как-то раз свойственный хай-гитлер сказал раз: " я подвальный критик, в месяц май я критикую вечность".
Показал себя история- корыто рядом с синем морем где старик старуший давно неводом по рыбам не ловил, ведь желания - копченая селедка под шубой, и из их дома, никогда им не принадлежавшой, никто не выходил, а рядом с ним обычно разбитое карыто.
Вдруг
над этим пролетел недруг-самолет, летевший в Турципр Отдыхавшим. Самолет вез газеты и бормотал летающий Бармолей: " этот префектуре говорит участие проводит передаче творчестве префектуре структуры предусмотрены конкурсы единичныработплакатыработы". А в городах из которго вылетел самолёт в тот же момент уступающий место в автобусе номер Три О человек чьи предки изготавливали не только корыто сказал, мол, "какая разница кто сидит, главное чтобы стул был твердым и пели чайки в солёном солёном море замерзшем до льда".
неграмотный скунс™
2007-04-22
45
5.00
9
кружка жизни
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Как всегда весь день сегодня думал о хуйне, переживаю. Разбил сегодня чашку, ну и что что она мне досталась в нахаляву и имя там было не мое, мне она нравилась я к ней привык, из нее было очень удобно и хорошо пить, чайи кофе. А иной раз пиво и сок. Правда я за ней не ухаживал не мыл ее по долгу так и стояла на столе с ложечкой и не мыл. А вот седня решил ее помыть, начистил набили, красивая вся стала, начал наливать воду, а она скольз от читсоты и упала и разбилась. Жалко чашку, блин и почему так стала сразу дорога когда ее не стало, блин точнее ее стало много. Но она стал не цельой уже разбитой. Восттанавливать ее уже не получиться. Странная чашка, вроду на счатье посуда бьется. А тут так погано нету кружечки больше. Вот блин простая кружа а так на жизнь похоже. И все один в один. Только жизнь не кружка, и ее хранить надо, и ухаживать за своей жизнью лутше. А то получается что жизнь что кружка. Блпин вот еще одно любомудрие. Но вроде написал и стало по легче жить. Странно хочется голову обо што нить побить. Не расколется может хоть думать начнет. Все все хватит на морозе надо в норку в тепло в уют, свернуться клубочком. И грустить о кружке, денек другой. А потом что нить важное понять и радоваться жизни. А так хочется что было все как хочется. И не хочется что как нехочется. Вот и мачалистая мочалка. АААААААААА……… трудно занть понимать, а сдлеать ниче нельзя. Потому что все понятно, что ниче не понятно. Загадки их надо блин решать, а как??? Вот и тишина изнутри. Что это??: Зачем раньше этого не было, как теперь с этим богатсвом поступать. Тараканы. Вот и улитки ползут, медленно улыбаясь рассвету, и он только для них. Потому что они его воспринимают и никто более, остальным ненадо, у них свои моменты. Идиотизм. Идиотизм от фатализма полного счастья, при полном фатализме. К чему и откуда. Из ниоткуда в никуда. Дожди прошли, настанет вечность, будет там темно. Что влияет так на мозги, как трудно держать равновесие в нигде на полном ничем. И как???
З.Ы. Только самому себе и всем кому пойметь.
З.Ы.Ы. вестаки об окончательности сумашествия говорить не стоит, может быть и хуже как я понимаю. А может и лутше. Надо ползти.
З.Ы.Ы.Ы. Кто нить может это безумие остановить, али расскзать как???
Koree Key
2008-05-19
45
5.00
9
котята марта, кошечки апреля
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
 







  
  
   Оправдываться поздно - я замечен,
   лечиться тоже поздно - я убит,
   напрасно был я строго засекречен.
   Семья рыдает, мафия скорбит.
   На теле многочисленные раны,
   летит душа заблудшая в кювет.
   И вот на дне
   гидромассажной ванны
   Встречаю молча
   я рассвет
   Последнее танго
   Ногу Свело!
  
  
   Я с трудом узнала брата, хотя мы виделись буквально на днях. В тот раз меня посетил холёный молодой кот, нагловатый, но обаятельный - даже на мой придирчивый сестринский взгляд. Сейчас передо мной стояло загнанное, нервно дёргающееся существо. Даже уши у него всё время норовили опасливо прижаться к голове, и ему стоило большого труда удерживать их торчком.
   - Боги мои! Что с тобой?
   - Мури, я попал. Серьёзно. На деньги.
   - Сколько?
   - Полтора ушастых.
   - Что? Ты чё, совсем охуел? Пятнадцать тысяч платиной, я не ослышалась?
   - Да.
   - Пиздец, приехали. И кому?
   - Очень серьёзным ребятам. Их должники живут мало, а умирают долго.
   - Так... Проигрался?
   - Да.
   - Пизде-ец... ... когда отдавать?
   - Вчера, бля! Какая разница, у меня их всё равно нет!
   - Ты, кретин кривохвостый, не смей на меня орать! Это ТЫ в жопе, а не я! - я помолчала и взяла себя в лапы - брата и так всего трясло, видно, что он из последних сил держится. - Особенно если хочешь от меня помощи. Ты же не просто так меня позвал - с сестрой пообщаться? Ну?
   Аой подавленно кивнул.
   - Давай по порядку, чтоб я хоть знала - как ты влип во всё это.
   - Блин... не знаю... как-то всё одно к другому сошлось... Я и проиграл-то сначала совсем немного - не больше пяти когтиков, причём два у меня было при себе. Оставил их, и подгрёб к отцу. Бля, столько всего сразу свалилось... короче, прикинь - для начала я вместо денег нарвался на лекцию о долге, ответственности и чести семьи. Что я, дескать, официально совершеннолетний уже неделю, и подачки пора прекращать. А потом...
   Помнишь, мамхен всегда запрещала мне играть в команде? За меня и тренеры просили, а в сборную всё равно идти не дала?
   - Ну?
   - А ещё я как-то придумал себе, что я приёмный котёнок, и поэтому меня так не любят, всё мне запрещают... так вот, лучше б я был приёмным. Знаешь, что мне сказал отец? Что я - апрельский кот!
   - Что? Не может быть!
   - Да, я тоже не поверил. А отец так спокойно и сухо мне сообщил, что официально со мной всё в порядке, документы и клейма законные. Но реально я - апрельский. А поскольку мой типа настоящий день совершеннолетия уже прошёл, мои проигрыши они с матерью больше оплачивать не будут. Вот так.
   - Это всё, что ли? А долг?
   - Ну вот, я и говорю. Похоже, крышу мне сорвало именно это - как этот сухарь втирает мне о деньгах, взрослении и о моём настоящем дне рождения. И что денег он мне всё равно не даст. Да, говорю, папа, может, ты мне всё-таки оплатишь счета, раз уж ты весь такой мудрый и справедливый? - мы-то ведь с тобой теперь знаем, что мне ещё нет двадцати одного? Тут он начал орать, чтоб я убирался, неблагодарный скот, которого они с матерью покрывали с рождения, а могли отдать в интернат! а я прям в ступоре каком-то был... лучше б я был приёмным, сказал, и хлопнул дверью. Короче, я сразу погрёб в бар, там нажрался, потом вспомнил про долг, пошёл переговорить в казино, там ещё пили. Больше ничего не помню, ну, из того, что может помочь, - он слегка улыбнулся, одними уголками, и на миг стал похож на себя-прежнего.
   - Так ты чё, совсем ничего не помнишь? А про долг - это откуда?
   - Ну так, мне уже прислали ангелочка с напоминанием. Короче, я взял в долг у Двужильного Дика.
   - Это же доверенная лапа Глыбаря!
   - Да, он.
   - Короче, это пиздец.
   - Да, бля...
   Воцарилось охренелое молчание. Я потормозила, потом вспомнила очевидный вопрос:
   - Слушай, так они что, тебя ищут?
   - Пока нет, но только до завтра. А если завтра я не верну всё с процентами, меня будут убивать. Три отключки - по одной на каждые пять штук платки. По отключке в сутки. Сначала - по-доброму, просто перережут горло. Потом - пожёстче. Ну и тэ дэ, и тэ пэ. Это я их ангела цитирую. Кстати у них ангел - кошечка, такая классная брюнеточка, маленькая, гибкая...
   - Ну ты, котяра! Сначала спаси свои мохнатые яйца от босса киски! Слушай, так тебя спрятать надо?
   - Не знаю, наверное...
   - Так, погоди, дай подумать. А то я что-то несу по инерции, а пока ещё даже не осознала нихрена. Пошли поедим, я подумаю.
   Я купила ему какую-то кривую панамку, и мы пошли в самый дешёвый крысятник. Если б не вся эта херня, вид брезгливо обнюхивающего еду брата доставил бы мне массу удовольствия.
   Зато теперь прояснились многие странные вещи - все эти мелочи, что копились годами. Брата ведь действительно не пускали в команду, что было странно - он здоров, как тигр, и спорт любит безумно. Думаю, размолвка его с родителями оттуда и пошла - Аой не простил матери, что та его не пустила в сборную. А всё правильно - если он апрельский, то дорога в большой спорт ему закрыта навсегда. Да...
   - Слушай, я понимаю, что тебе щас хреново, но посмотри на это с другой стороны - они ведь тебя не бросили? Могли тайно сплавить в интернат, и спокойно жить дальше, их не то, что не осудили бы - даже одобрили? Неужели ты это не ценишь?
   - Дешёвка! Лицемерие! Какие мы добренькие-богатенькие-благородненькие! Лучше б удавили сразу... даже если я выгребусь из этого дерьма - что я буду делать?
   Да, брат мечтал, что после двадцати одного сможет сам вступить в сборную, и нагонит упущенное. Вот тебе и совершеннолетие...
   - Да... извини, я не в тему сказала...
   - Ага, тебе-то это всё вдоль хвоста, да, Мури?
   - Только не начинай, а? Если тебе помощь нужна, не будь говнюком.
  
   * * *
  
   котята марта, кошечки апреля
   Это с детства знают все. Кошки всегда рождаются только в апреле, котики - в марте.
   Другого порядка нет и быть не может, так было от начала мира. Все кошки беременеют только в течку, в сентябре. А рожают или в марте - котиков, или в апреле - кошечек. Все знают, что если Боги хотят покарать семью, то посылают им навьих детей: мартовских кошек или апрельских котов, и те рождаются больные или мёртвые, да и мать их часто умирает родами.
   Так что как предписано Богами, так и свершается:
   котята марта, кошечки апреля
  
   Потом, много позже я узнала - что на самом деле всё не совсем так. Что апрельские коты и мартовские кошки рождаются - нечасто, но они есть. Официальной статистики не существует, но говорят, что в этом веке их стало намного больше. Опять же, официально их всех отбирают врачи и сдают в специнтернаты, а реально, поговаривают, далеко не все готовы от родных котят отказаться. Так что и документы покупают, и клейма, и молчание повитух. Как это говорится - из платки заплатки сладки.
   Однако, не всё так просто. Эти "неправильные" дети реально остаются проблемными - они часто болеют, почти всегда бесплодны, а главное - у них мало жизней.
   То, что у всех кошек по девять - эту хуету уже давно все, кому ни лень, опровергли. Сейчас девятижизневый - ладно, если каждый двадцатый. Но у этих левых детей жизней намного меньше даже средней цифры в 5,44. Забавно звучит, правда? 5,44 жизни. А у брата, может, нет и трёх... с учётом нашего благородного происхождения. Кстати, именно поэтому вся знать вот уж полвека активно разбавляет крови - может, у обычных толстобрюхих полосатых кошек нет идеального разреза глаз и когтей совершенной формы, но зато они по семь жизней в резерве имеют. И детям передают. А наши довырождались до четырёх. Вот так...
  
   * * *
  
   Конечно, ничего я не придумала. Просто не успела. Даже спрятать брата - его взяли на следующий вечер. Домой я не пошла, боялась, что всё это вывалю на родителей, если спросят, что случилось.
   Полный неадекват, лапы трясутся...
   Ходила по комнате туда-сюда, пока подруга не выставила меня на веранду. Наутро приехали за мной.
   Забавно, но киска-ангелица у них, и правда, как по заказу, в братцевом вкусе прям до мелочей.
   - Мисси Маури, ваш брат хочет поговорить, поедете? Мы не принуждаем, ничего такого.
   - Поехали.
   Поговорить нам дали полчаса.
   - Ну как ты?
   - Ничего, как видишь. Живой. Как минимум, у меня была одна запаска.
   - Зашибись статистика!
   - Ну а что мне теперь, рыдать? Знаешь, может я ещё не отошёл до сих пор, но чувствую себя как-то странно. Отмороженно как-то... никаких эмоций, ни страха. И согреться не могу. Вот, смотри. - Аой раздвинул шёрстку на шее, и показал свежий розовый шрам.
   - Ну так, а ты что думал? Вся энергия ушла на сращивание раны. Ишь, как аккуратно пороли... Больно?
   - Не-а, я же говорю, как под наркозом всё. Я до сих пор лап не чувствую.
   - Слушай, а как это всё? Ну, было? Вообще?
   - Да просто. Мне сказали, чтоб на первый раз не зассал всё, и дали подышать спорыньёй. Мне с третьего вдоха уже неясно было, на каком я свете, сидел и мульты какие-то на стенке смотрел, потом стена так плавно уехала, и всё потемнело. Потом вроде показалось, что вижу своё тело на полу со стороны, смешное и неуклюжее, что мне стало смешно. И всё. Потом очнулся вот.
   - И не больно? Совсем?
   - Да, совсем! Может, отложим пока мемуары писать, а?
   - Ладно, я всё о хуйне какой-то. Прости. Скажи, что сейчас будет-то?
   -А не знаю. Дик со мной сам не говорит, а его живодёры сказали то же самое, с одним уточнением. Если завтра денег не будет, они сначала пришлют ухо родителям, и про шрам расскажут, а если денег не будет всё равно, опять отключат. Но уже не так легко. А я возьми, да и скажи, что никто за меня ни шерстинки не даст, я апрельский ублюдок. Вот так.
   - Ты что, совсем урод?
   - А что, думаешь, не так будет? Они только рады будут - подохну так же никчёмно, как и родился. А они себе нового родят, нормального, типа тебя.
   - Аой, не говори так. Это всё неправда, ты знаешь. И мы выберемся, я тебя вытащу. Обязательно.
   - Ага-ага, конечно. Да ты не потей, наверняка они мне не поверили.
  
   Вошла ангелица:
   -Всё, аудиенция мисси Маури окончена. Всего доброго!
   Так ничего и не решили. Блядь, что делать-то?..
  
   * * *
  
   ...и тогда мы побежали. Мы стелились по ночным улицам длинными беговыми прыжками, и хорошо, что я в своё время ходила на атлетику - а то бы столько не продержалась. Брат сильно сдал после двух отключек, и я легко держалась за ним, не отставая, ещё хватало мыслей сообразить, что в этой лёгкости нет ничего хорошего. Я где-то сорвала коготь, и на каждый толчок задняя правая отзывалась огненной оплеухой по нервам, но хромать было некогда.
   Сколько продолжалась эта гонка, не знаю, но когда мы одновременно рухнули в траву на обочине, погони не было.
   - Ото - хр... - рвались - хр - что - ли?
   - Наде-
   юсь...
  
   Отдышавшись, мы стали соображать - ну убежали, и что дальше? Двужильный Дик умеет вытаскивать крыс из нор, иначе он сам давно бы пошёл им на корм. А теперь мы в бегах - оба.
   - Надо идти, хватит отлёживаться. Пошли, найдём место для днёвки.
   - Ага. Слушай, а круто ты с газом придумала! Кстати, спасибо, что вытащила.
   - Да ладно тебе, тоже мне подвиг - оказаться одноклассницей кошечки, чей охочий до юных кисок папа - инженер-химик! Вообще-то это надо родителей благодарить - они нас в элитную школу устроили.
   - Да-да, и поили-кормили, и всё такое. Особенно меня, апрельского ублюдка.
   - Ой ну не начинай всю эту хуету опять, лучше помолчи. Дыхание восстанавливай.
  
   День мы просидели в подвале заброшенного дома, вечером вышли на охоту. Вернее, попыталась выйти я, а брат наотрез отказался. Лапа у меня болела ужасно, на палец было страшно смотреть - коготь сломался почти под корень, и обнажившееся нежное, розовое я замотала тонким шёлковым шарфиком, спасибо модной штучке, пригодилась. Конечно, ни одной мыши я не поймала. Следующей ночью я оглушила трёх и принесла в наше укрытие. Оказывается, надо усами прижаться к земле, а лапу держать наготове. Я ничего такого не придумывала, оно само как-то всё получилась. Значит, не врут про наследственную память. Я только стёрла позолоту с усов, сразу стало лучше. Передняя лапа словно сама знала, когда надо действовать, она ныряла в сумрак раньше, чем я успевала подумать.
   - Это что, я должен есть эту сырую пищащую хуйню? Ты что? Да я кроме молока в детстве, ничего сырого не ел!
   - Слушай, не многовато ли гонору для апрельского ублюдка? Мне что ли эти грязные грызуны нравятся?
   Брат надулся и отвернулся к стене.
   Мой охотничий азарт утих, я подумала, и решила, что пока тоже не голодна настолько, чтоб есть это. Засунула мышей в какую-то корзину, и заснула. Утром их не оказалось. Все бы так легко сбегали. Может, надо было мышью родиться?
  
   Нас нашли днём. Что-то спугнуло меня, выдернув из хрупкой дрёмы. Это дало крошечную фору - мы всё ещё надеялись.
   Второй раз погоня была очень недолгой. Брату прострелили лапу, и он с воем покатился в пыли, я не стала оборачиваться, я просто хребтом ощутила, так ярко и пронзительно, до дрожи, какой сегодня чудесный яркий день, и как хорошо, когда солнышко греет шёрстку, и что сейчас всему этому настанет конец. Показалось мне или нет, что я слышала хруст собственных позвонков?
  
   - Мы нашли их!
   Я могу слышать.
   - Они здесь, ещё не пришли в себя. У юноши не очень серьёзные повреждения, он просто без сознания. С вашей дочерью хуже. Пожалуйста, не смотрите на неё, пока мы не приведём её шею в порядок. Кошка она молодая, крепкая, судя по данным медкарты - это её первое, так сказать, приключение со смертельным исходом, так что сил у неё предостаточно. Мы могли бы её вообще не трогать, но так она быстрее вернётся, и тогда вы с ней пообщаетесь. Всё будет в порядке, не волнуйтесь!
   ...какой суетливый кот, как много он говорит. Почему я ничего не вижу? Вокруг светло, меня куда-то везут. Я понимаю, что моё тело накрыто простынёй, и именно поэтому я ничего не вижу, ещё какой-то странный угол обзора... это и есть смерть? Или ещё нет?
   Я подумала, что нельзя же столько смотреть в одну точку, надо закрыть глаза. Вроде бы это помогает...
   Тело не подчинялось. Вообще. Я пробовала совершить хоть крошечное движение, хоть ресницами пошевелить - ничего. Стало страшно - через моё отмороженное спокойствие откуда-то стала просачиваться мысль, что всё идёт неправильно, что так не должно быть, пора уже начать чувствовать тело. Да где оно? Я резко выпрямилась и села.
   И оказалась сверху, над лежащим на боку телом очень знакомого окраса. Где-то я видела такие пятна... только почему на голове нет белой метки в тон такой же на передней лапе? А, это, наверное, потому, что голова теперь повёрнута не той стороной. Жаль, раньше было красивее.
   Почему они не повернут голову как надо?
   Эта голова стала меня раздражать, никто не подходил, и я сама попыталась её повернуть, наклонилась.
   Снова оказалась под простынёй, и не смогла пошевелиться. Наверное, я просто очень устала, надо поспать. Просто глубоко заснуть, и всё... я свернулась клубочком в огромной вывернутой голове, и заснула.
  
   - Что с вашей дочерью? Она не приходит в себя. Она рядом, но не может попасть в тело. Скажите, вы ничего от нас не скрываете? Тяжёлые роды, детские болезни?
   -...
   Один голос я слышу хорошо, а другого почему-то нет. Но это же разговор? Я точно знаю, да. Просто один голос тут, а другой за стеной, которая начинается прямо от моего убежища. Плотная такая, как простыня.
   -...
   - Слушайте, дамочка! Мне плевать, кто у вас роды принимал, это моя клиника, и диагностика тут тоже только моя! Мы и так с трудом из вас вытянули, что ваш сын - апрельский кот, и хорошо, что вы сказали! А то могли быть осложнения. Он вовсе не так хорошо выходил из смерти, как ожидалось!
   - ...
   Уютная белая стенка... Да, тёплая и белая.
  
   - Что??? Она - мартовская? Что вы молчали? Суэй, срочно в операционную! Где она, везите её сюда!
  
   Кто-то пытается порвать мою славную, белую стенку. Мерзкий хруст, она сминается. Холодно, мёрзну.
  
   - Она чуть не ушла. Она ещё здесь, но в тело попасть не может. Я не знаю, что делать - похоже, слишком поздно. Когда тело окоченеет, она уйдёт насовсем. Греть и разминать нельзя, поздно спохватились.
   Вы же мать, как вы могли не сказать! Вы же её убили!
   - ...
   - Я ничего не могу сделать. Осталась инкапсуляция, это последнее средство.
  
   Когда же этот зуд прекратится? Мне холодно и голо, без стенки я чувствую себя незащищённой. Зачем они всё сломали?
   -...
   - Да, мы перенесём инкапсулированную аниму вашей дочери в безопасное место, и подготовим тело к возвращению. Предупреждаю, это очень дорого. Очень. Даже по моим расценкам. Но вариантов у вас нет - или мы объявляем о её смерти, или капсула. Кстати, у нас хорошие шансы - кошечки возвращаются в четыре раза чаще.
  
   Это было последнее, что я услышала. Снизу надвигалось что-то тёмное, накрывая ошмётки моей стены. Я ощутила себя безумно маленькой и одинокой, захотелось съёжиться от пронзительного голубого света вокруг, который приближался какой-то злой пульсацией...
   Я сжалась, но свет становился всё ярче, всё ослепительней, и тогда я закричала...
  
   * * *
  
   Мама Аня сидит у экрана и читает. Я очень хочу к ней на колени, но девочку Надежду недавно причёсывали, и она теперь прыгает по креслам, радуясь своей вновь обретённой свободе.
   Ну ладно, вечером попрошусь. Девочку Надежду жалко, но знания мне необходимы - хоть жизненно, хоть смертельно.
   Иначе я никогда не найду дорогу домой.
   Недавно меня посетила ужасная мысль. Такой вот, блин, визит вежливости. Я подумала, что если не вернусь быстро, то могу ведь не только просидеть тут с девочкой Надеждой всю жизнь, но и вообще зависнуть в этом мире. Насовсем.
   Я помню, следовательно, я существую, даже если для этого мне достался только узкий чулан где-то в голове у девочки Надежды. Зато ко мне приходят сны, и в них - вся моя прошлая жизнь. Воспоминания возвращались ко мне отдельными яркими историями, не сразу, постепенно.
   Теперь я помню всё, что со мной случилось, но по-прежнему так же беспомощна, как и при рождении девочки Надежды.
   Я уверена, что всё это было, ибо без моей уверенности эфемерная материя снов однажды расползётся под горячим утренним солнцем, как тлеющие хлопья бумаги в камине... Я видела - это очень красиво.
   Как-то девочку Надежду вывозили на зимнюю дачу, и чуть ли не впервые наши с ней желания совпали - нас неудержимо влекло к огню. Она успела бросить в камин несколько дорогих книг, прежде чем спохватилась мама Аня. И хотя девочку Надежду никто не ругал, больше мама Аня приглашений не получала.
   У меня странные отношения с девочкой Надеждой. Я вижу её глазами, слышу её ушами, но не могу шевельнуть и кончиком пальца. Похоже, что основные управляющие нити её организма проходят через меня, и само моё существование каким-то образом необратимо искажает всё, что она ощущает. А я всё понимаю, но ничего не могу сделать.
   Путём проб и ошибок я выяснила, что девочка Надежда беспокоится, начинает плакать и кричать, когда я злюсь или просто напряжённо о чём-то думаю. Доходило даже до того, что она начинала биться головой о стены, об пол. Может, она чувствует моё присутствие, и неосознанно хочет избавиться? Увы, ничем не могу помочь.
   Сначала я просто успокаивалась, и представляла себе, что сплю. Помогает отвлечься. Потом стала использовать эту её особенность - хоть это отвратительно и гадко, но других путей воздействия у меня просто нет. Зато теперь мама Аня берёт меня на колени вечером, когда сидит за компом. И многое мне удаётся прочесть вместе с ней.
   У меня странные отношения с информацией. Мне надо многое узнать - и в то же время я боюсь узнавать об этом мире слишком много.
   Боюсь также, что мои благие намерения поскорее уйти отсюда мешают занятиям девочки Надежды.
   Извини, мама Аня, можешь считать свою дочь самым безнадёжным аутёнком из всей группы, но мне надо постоянно повторять всё, что я знаю о доме. Иначе я забуду, кто я и откуда.
   Потому я упорно твержу себе, что все кошки знают дорогу к дому, что статистика на моей стороне, мешая маме Ане заниматься с девочкой Надеждой.
   Но я не знаю, как мне вернуться.
   У меня странные отношения с этим миром - меня в нём нет, но деться из него я тоже не могу...
   И когда мы приходим,
   Мы смотрим на небо;
   Мы смотрим на небо,
   Мы смотрим в него так долго,
   И может быть, это картина,
   Иллюзия и картина.
   Но может быть, это правда;
   Скорее всего это правда.
   Сестра (дык, ёлы-палы),
   Здравствуй, сестра;
   Нам не так уж долго
   Осталось быть здесь вместе;
   Здравствуй, сестра...
   Сестра
   Аквариум
  


















Мирра Лукенглас
2004-04-07
40
5.00
8
[MAT] Невстреча
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Так уж совпало, что Они встречались довольно часто, но непредсказуемо. Вот Он, например, пришел вечером в понедельник в маленькое кафе на углу двух улиц, а Она совершенно случайно проходила мимо него во вторник утром. Приятная и неожиданная встреча. И ничего,
что время свидания пыталось сыграть над ними шутку и не совпало, как этого следовало ожидать. И совершенно неважно, что ее время было отмечено снегом, а его -- мелким дождем. И что его вечером кафе было открыто и полно народу, а ее утром на дверях еще висел замок.
Сотни мелких обстоятельств всегда мешают нам -- и обстоятельства времени и места не исключение из правила. Можно представить себе более удачное свидание... Ну, например, когда Он в воскресенье 3
апреля ждал ее у театрального подъезда. Она же в это время вязала свитер на даче, в нетопленном доме, совсем одна. У нее не было телефона, Она не могла сообщить о том, что не придет, да и, как вы уже поняли, ей просто некуда было звонить, ведь на ее календаре было 14 ноября...

Они все-таки любили друг друга и не устраивали сцен
из-за неумышленных опозданий и несостоявшихся встреч. В следующий раз все будет хорошо, думал Он, засыпая в полтретьего, после встречи с ней на мосту у вокзала. Он все рассчитал: дождь во второй половине дня,
расписание поездов было выучено наизусть, третья ступенька лестницы проломилась еще вчера утром. Они должны были встретиться. Но у нее были свои резоны, чтобы весь этот день бродить по набережной
в другом конце города и считать до 26 567. Эту цифру Она и написала мелом на торце бетонной плиты, а он, через две недели увидел полусмытые дождем знаки и понял, что Она была права. И еще Он подумал о ней с нежностью.

Через пять лет отношения их все еще были ровными и,
можно сказать, счастливыми. Они предусмотрительно отказались от многого, что делает семейную жизнь приятной и необременительной. Но никто из
них ни разу не подал другому повода для раздражения, ревности, неприязни. Никто из них не претендовал на свою исключительную роль в жизни другого.
Никто из них не предъявлял свои права и не требовал от другого выполнения каких-либо обязательств. Он никогда не требовал от нее отказаться от привычки смеяться на похоронах, а Она, в свою очередь, ничего не имела против его зеленого галстука, который Он носил под рубашками любого цвета. Он уважал ее пристрастие
к шоколадным конфетам двухлетней давности, а Она снисходительно посмеивалась над его манерой кормить голубей манной кашей из красной эмалированной кастрюльки, вываливая ее прямо на их сизые спины. Голуби, перемазанные манной кашей, теряли способность ориентироваться на местности и становились легкой добычей котов, которым Она приносила на помойку старые резиновые игрушки для развития у обездоленных животных воображения и хватательного рефлекса...

Так шли годы. Их жизнь не омрачали житейские бури, денег хватало, любовь и уважение, зародившиеся в незапамятные времена, давали свои пресные, но неядовитые плоды. Они прожили долгую
счастливую жизнь и умерли в один день: он скончался от инфаркта в вагоне электрички 23 марта 1998 года, а она тихо умерла во сне, приснившемся ей 1 августа 1999 года. Они ничего не знали о смерти друг друга. И очень хорошо, а то бы эти вести опечалили их. Они ничего
не знали о жизни друг друга. И это хорошо, а разве смогли бы они быть счастливы вместе? Ведь они были слишком разными и совсем не подходили друг другу. Кроме того, время и пространство подчас склонны весьма жестоко шутить над нами...
Мирра Лукенглас
2004-04-19
40
5.00
8
[MAT] И не проси меня поступить иначе
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Объясни, что сделать мне с этой осенью, чтобы коснулись моего горячего лица ее золотисто-розовые крылья, чтобы сгорело мое вчерашнее сердце на ее дымном костре, и распустился в груди бледный, как сентябрьское небо, цветок с острым и горьким запахом полыни. Звезда моя в холодном небе, песок мой среди черных камней, любовь моя, время восьмой луны.
Семь -- плавают в стеклянной воде, неслышно шевеля плавниками. Круглые и золотые, как монеты, как знак моего возвращения в осень. Среди дней же выберу лишь один, пусть бьется в ладонях, щекочет осторожные пальцы, я не смахну с него золотую пыльцу,
мне есть, что прошептать ему, а они услышат,
ведь ты расскажешь все, когда я отпущу тебя в ночь.
И вернись, не сейчас, чуть позже, пока еще тепло,
лети на свечу в открытом окне, но прошу, не закрывай глаза, даже если слышишь мой зов. Не лети наугад, ветер колеблет пламя, а твои крылья так нежны...

Кто из нас вернется раньше? Я ли почувствую твое
незримое присутствие где-то рядом -- время благосклонно ко мне, и несколько тысяч лет, как взмах ресниц... Или ты услышишь мой немой крик -- твое имя -- в каждой пылинке, унесенной беспутным ветром.
Севернее меня только осень.

Но прошу, не закрывай глаза!

Я сон, утренний морок, незачем искать меня в складках простыни, вспоминать меня, удивляясь несообразностям и поворотам сюжета. Я не сбудусь. Не стану, как щенок, тыкаться холодным носом в руку. Я не твой сон, просто было ветрено и темно, а окно открыто. Ты никогда, запомни, никогда не увидишь меня наяву, и я не повторюсь в следующее полнолуние, зря ты пьешь снотворное. Это ключ не от моих дверей.

И не ищи того, кому я принадлежу по праву, чтобы уточнить имена и детали. Никто не говорит об этом, все уже случилось, и не ты тому виной. Впрочем, тот, кому мне не довелось присниться, все равно не спал в эту ночь.

Я же просил тебя, не закрывай глаза!

Их имена известны немногим, но те, кто встречался с ними, знают их в лицо. Осень тишины и горького дыма длится лишь миг, но листья ее падают весь год, всю жизнь, они летят на огонь в открытом окне, они разговаривают с теми, кто отчаялся услышать,
на них летопись наших снов, несбывшихся и забытых, они закрывают глаза осени, и только голос ее, одинокий и печальный, поет нам ночь, и ветер уносит его на север. Мы смотрим вслед, но слишком темно, и мы смежаем веки, чтобы слышать сердце. Оно молчит, и я опять не знаю, что сделать мне с этой осенью, чтобы не увидеть,
не услышать, не коснуться ее.

Я закрываю глаза, и не проси меня поступить иначе.
Мирра Лукенглас
2004-05-21
40
5.00
8
[MAT] СМЕРТЕЛЬНАЯ СТАРУШКА
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Разбирая утреннюю почту, экстрасенс Евгений Федорович Замуруев обнаружил письмо на нескольких тетрадных листах, которое его весьма заинтересовало и заставило призадуматься.

"Уважаемый господин экстрасенс Замуруев Е.Ф.! Мы, жильцы кв. № 37 (полный адрес прилагается), обращаемся к Вам с последней надеждой, так как все обращения в соответствующие инстанции никаких результатов не дали.
Кратко излагаем суть дела, которое послужило причиной обращения к Вам. В нашей квартире уже двадцать пять лет прописана Козырькова Александра Андреевна, 1915 г.р. Женщина она хорошая, всех наших детей и внуков, можно сказать, вынянчила. Никаких нарушений правил
социалистического общежития за ней не водилось, да и сейчас, когда в стране творится не поймешь что, живет она тихо, за жилплощадь и коммунальные услуги платит аккуратно, вообще человек порядочный. Двадцать три года жила она одиноко, родственников у нее, насколько нам известно, нет, гости к ней не ходили. Это, конечно, странно, но тоже бывает. Мало ли как жизнь сложилась.

Но два года назад начало в нашей квартире происходить что-то странное, и мы думаем, что причиной этого является А. А. Козырькова, но доказать никому ничего не можем. Если считать, что все жильцы нашей
квартиры сошли с ума, как нам заявили в ОВД *ского района, то пусть нам выдадут справки или поместят на лечение, потому что терпеть то, что свалилось нас нас два года назад и продолжается по сей день, мы не в силах. Начнем с того, что 12 сентября 1991 года
к Козырьковой зашел ее, как она сказала, давешний знакомый, которого она не видела уже лет сорок. Адрес он нашел в колонке объявлений. Текст, по его словам был следующий: "Гриша, я тебя жду. Ася". Козырькова удивилась, так как она подобных объявлений никуда не давала, а давала, причем очень давно, только
объявление о продаже книжного шкафа. В какую газету,
вспомнить не смогла. Помнит только, что шкаф у нее купил молодой человек с бородкой, похожий на Троцкого. Он еще вел себя, по словам Козырьковой, очень необычно. Ходил по комнате, потирал руки и все что-то бормотал. Она ничего не поняла, но одну фразу запомнила: "астральная яма" (это ей потом Сережа Агафонов сказал, что именно так это звучит, а не "стиральная яма", на что она, не расслышав и не поняв, даже обиделась). Это все выяснилось уже после, а дело в том, что этот самый Гриша (Поклюев Григорий Никанорович, 1910 г.р) попив чайку с Козырьковой и вспомнив прошлое, присел на диванчик и... умер.
Врач со "скорой" поставил диагноз: обширный
инфаркт миокарда. Труп увезли в морг, а Козырькова слегла с сердцем, видимо, переволновалась.

Во всем этом не было бы ничего необычного, кроме
этого непонятного объявления, но мало ли какие ошибки
в газетах бывают, а может, старичок чего напутал. Но через две недели к Козырьковой в гости зашла ее старая подруга Синекурова Д.Т и, даже не успев попить чаю, повалилась на пол. Врач констатировал инсульт и мгновенную смерть. Мы пытались убедить себя,
что все это случайность. Люди старые, по краю могилы ходят, а смерть, она не выбирает ни места, ни времени. Но, сами понимаете, на душе от этого спокойнее не стало. Такое и один раз перенести тяжело -- смерть, врачи, милиция приходила, им кто-то сообщил,
что в квартире 37 за две недели уже второй посторонний труп. И Козырькова не виновата, и мы не знаем, что делать. Не пускать к ней никого, что ли? Но это, сами понимаете, незаконно. Решили ничего не предпринимать, а сделать вид, что все в порядке, хотя приятного во всем этом мало. А дальше пошло как по конвейеру.
Через месяц, когда мы уже малость успокоились, опять гость и опять труп. Умер ненасильственной смертью... Опять "скорая", опять милиция. Мы к сержанту, займитесь, мол, Козырьковой, что это к ней все
помирать ходят? А он говорит: "Пишите заявление в РОВД, а я никакого криминала в этих случаях не вижу. Естественная смерть. Убийств, самоубийств, доведений до таковых и прочих противоправных действий со стороны гражданки Козырьковой нет. И я вам помочь ничем не могу. Вот если бы она их отравила, тогда другой разговор."

А в РОВД с нашим заявлением нас просто послали.
Вы, что, говорят, с ума сошли? И то же самое повторили. В компетенцию органов мистика, что у вас там творится, не входит. А к гр. Козырьковой у нас претензий нет. Вполне законопослушная старушка.

А нам, уважаемый господин экстрасенс
с этой старушкой стало жить невыносимо. За два года 19 трупов... И она мучается, переживает, люди-то все не чужие. Некоторые -- друзья детства, с другими работала когда-то, даже два ее бывших ухажера у нее на глазах кончились. Она, считай, на корвалоле и живет. Перед нами ей стыдно, из комнаты почти не выходит. А мы от каждого звонка в дверь вздрагиваем. И вот что необъяснимо, господин экстрасенс. Приходят к ней люди,
с которыми она последние двадцать-тридцать лет не общалась. Находят ее какими-то странными способами. То кто-то из ее знакомых случайно встретится, адрес скажет, то в поликлинике ее карточку по ошибке одной старушке выдали. А она читает, глядь, а это Саня Козырькова, в одном бараке в пятидесятом жили.
Как не зайти, раз такой случай. А зашла и все.
Обратно вынесли...

А один старичок, любовь ее первая, телефоном ошибся.
По голосу узнал . Это через шестьдесят с лишним лет!
И адрес-то она ему не сказала, незачем, говорит, тебе заходить, я уж и забыла про тебя. Так он по номеру телефона, который по ошибке набрал, адрес отыскал. Пришел и помер. А некоторые даже сообщить, каким образом их сюда черт занес, не успевали.
И так все два года, уважаемый господин экстрасенс. Хорошо, хоть умирают все они тихо, без всяких там неприятных вещей. Мы уж и этому рады, если можно так сказать.

Мало того, что квартира превратилась непонятно во что,
так еще и слухи по всему району гуляют. Как в музей к нам, конечно, не ходят, боятся, но на улице нас, жильцов этой проклятой квартиры, уже узнают. Незнакомые подходят, сочувствуют. А что нам их сочувствие...

И поменяться невозможно. Никто сюда переезжать не хочет. И за что нам такая кара, уважаемый господин экстрасенс? Помогите пожалуйста, может, здесь и вправду какая яма. Или полтергейст, на худой конец. Батюшка у нас уже был, пришел с кропилом,
а увидел Козырькову, побелел, качнулся и упал. Понятно, не от страха. Он, оказывается уже три инфаркта перенес, бедняга. Мы к Козырьковой -- признавайся, тоже твой знакомец!? А она плачет, бедная: он тридцать лет назад на заводе парторгом
был, а она как раз уборщицей работала в административном корпусе.

Так что, уважаемый господин Замуруев Е.Ф., надеяться нам не на кого, кроме вас. Нам Ваш адрес сообщил человек, которому вы очень помогли. Он на Вас просто молится с тех пор. И мы молиться будем, если поможете. И заплатим, сколько скажете, ничего не жалко,
только бы избавиться от этого кошмара.

С уважением, жильцы квартиры N 37: Петряк А.В., Юхина Т.С, Агафонова И.Д. и их
семьи".

Евгений Федорович Замуруев оторвался от тетрадных листков и закурил. Да, дело, видно, сложное. Он, экстрасенс со стажем, даже не представлял, с чем там нужно бороться. Яма, полтергейст, -- все это чушь собачья. Случайности? Нелепое стечение обстоятельств? 19 трупов, ничего себе стечение! Поймал себя на том, что пытается вспомнить, а не знавал ли он Козырькову раньше. Но тут же отогнал эту мысль. Глупости, никаких Козырьковых он не встречал, память, слава Богу,
хорошая. 36 лет, молодой, здоровый, что с ним может случиться. Тоже мне, чертова бабушка... Но что-то свербило, не давало покоя, цифра 19 тоже не нравилась. Одного для ровного счета не хватает, мрачно думал Замуруев.

Неделя понадобилась экстрасенсу, чтобы покопаться в
специальной литературе, поспрашивать, чего он никогда не любил, у коллег. Но ничего похожего не обнаружил и не выспросил. Похоже, всем этим людям суждено было умереть, -- причины смерти, согласно мнению врачей, самые обыкновенные, но вот почему их влекло именно в эту квартиру, к этой ничем не примечательной старушке? Этого Замуруев объяснить не мог. Поэтому и решил идти. На всякий случай взял с собой биоэнергетическую рамку, хотя использовать ее и не собирался. Он интуитивно чувствовал, что никаких хорошо известных ему, повидавшему виды специалисту, явлений в квартире № 37 он не встретит. Но дальше интуиция давала сбой, и чем он может помочь отчаявшимся людям и этой якобы безвинно страдающей старушке, Замуруев
не представлял.

Часов в десять утра он переступил порог квартиры № 37. А через три часа его вынесли на носилках.

Соседка Козырьковой после рассказала его коллеге Вараксину, которому он предусмотрительно оставил адрес смертельной бабушки, что Замуруев не сразу узнал Козырькову, но, внимательно присмотревшись,
воскликнул: "Баба Шура!" и кинулся обниматься. Они пили чай в ее комнате, разговаривали, причем Замуруев,
судя по всему, чувствовал себя раскованно, пару раз
выходил покурить на площадку, и все ждали, что он уйдет, но он сидел у Козырькровой. И еще ждали, что
он будет что-то делать, ну, рамкой водить, духов вызывать или, наоборот, разгонять, -- что экстрасенсы в таких случаях делают, никто точно не знал. Но Замуруев сидел в комнате за закрытыми дверями, и беседа их с Козырьковой, несомненно, носила неофициальный характер. А потом вдруг стало тихо, и через пару минут в дверях перед истомившимися от привычных дурных предчувствий соседями появилась Козырькова и произнесла: "Вызывайте "скорую", Женечке плохо"...

Врачу осталось только констатировать смерть. Причиной явилась внезапная остановка сердца...

Лицо мертвого Евгения Федоровича, по словам Юхиной,
было как у спящего ребенка -- безмятежно-спокойным,
будто смерть была для него очень приятным и долгожданным событием.

А няня когда-то пятилетнего Жени Замуруева Козырькова
ненадолго пережила своего бывшего воспитанника. Она так же тихо скончалась через пять дней, и квартира № 37 вздохнула спокойно. Хотя сказать с уверенностью, что в ближайшее время в квартире не будет летальных исходов, как вы сами понимаете, нельзя. Жизнь продолжается...
Яр Соболев
2005-04-08
40
5.00
8
Терпи, казак...
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Я - школяр в этом лучшем из лучших миров.
Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!
До седин я у жизни хожу в подмастерьях,
Всё ещё не зачислен в разряд мастеров.
© Гиясаддин Омар ибн Ибрагим абу-л-Фатх ан-Нишапури

***********
- Санчин-дачи - йой!!! Жопу подтянуть! Отклячил, как ишак геморройный...
Такэ-но-бо - это палка такая, бамбуковая. Вроде колена от удилища.
Палкой по заднице - это больно.
И обидно.
Обидно куда сильнее, чем больно. А что втройне обидно - стоит жопу подтянуть, так немедля еще чего не того случится...
Ну вот, накаркал!
- Куда вперёд завалился?! Пукнешь от натуги - будешь носом асфальт пахать!
Опять палкой - по груди теперь, и дыхание сбилось...
- Твою мать, ты что, сэппуку там делаешь без ножа?!! Дыши, дыши... глубже, ровнее! Да от живота, придурок, не грудью!!!
Воздуха не хватает, колени дрожат, плечи ломит... Ну когда же двигаться-то, сколько можно памятник косолапой рюмке изображать?!
- Киба-дачи - йой!
Все, амбец - этого я точно долго не выдержу, да ещё после санчина... А она опять - палкой, палкой, зар-раза!
- Не заваливаться! Спину ровнее!..
Перемать! Как же тут «ровнее», когда поперёк спины дубиной... мастер-сержант хренов. Щас ведь...
Ну да.
Так и знал.
- Коленочки не сводить! - и по бедру, и по второму...
Садистка.
Подумать о чём высоком, что ли? Например, о том, что Мияги-сан нипочём бы не стал так измываться над учениками. Наверняка старикан с уважением относился к последнему лопуху...
Не то, что эта стервоза.
Угораздило же сэнсэем, масутацу её в гохэна мать!
Всё, не думать! Лучше о будущем роялти-и-и-и-и...
Хрясь!
- Нехорошо над покойником измываться, сэнсэй...
- Это кто тут покойник?! А ну встать, таракан беременный! Десять кругов по стадиону! Закончишь - три по сотне на пресс и три по полста - на кулаках! Вперёд!
Ну а сейчас палкой - за что?! Ведь уже бегу...
... Смотрит муза вослед своему подопечному. Палочку в руке лениво прокручивает.
И холодные светлые глаза теплеют - так, ненамного.
С этим засранцем ухо востро: только размягчеешь, как он остановится, встанет в позу и примется вещать о высоком. Предложения толкать, по улучшению процесса обучения.
А вычитку Пушкин делать будет?!
неграмотный скунс
2005-01-03
39
4.88
8
:((
обсуждение произведения
редактировать произведение (только для автора)
  Наступила тишина, мертвая зловонная.
Я один стою в нелюдимой тишине,
нет ни звука ни гроша,
что то врезалось во мне.
Тут застывши на мгновенье,
дико умер янычар.
Кто куда не едет
все равно до мятежа.
Никому ничто не нужно,
тупо пялиться народ.
В одной точке мирозданья
стольких взглядов заворот.
Я сверну пространство, время.
Ничего не будет в деле,
все теченья устают.
Этот мир застынет гулко
и озябнет в тишине.
Поиграюсь я немного
будет мне повеселей.
А потом огромным камнем
разобью я все в песок.
И раскинусь красным пеплом
по бесконечности дорог.
И ловить меня не надо,
научусь быстрей летать,
воспарив я ветром, полечу
раскручивая время в спять.
Точка, точка вот ты где,
посмотрев сквозь точку эту,
я увижу в ней себя,
рассмотрю подробно стаи,
да и прочею херню,
никогда не выпускаю, точку
я из глаза, своего,
Что чудес тех небывало,
и небудет никому,
так как в точке я давно,
значит нету ничего.
Ни меня, ни безумно глаза,
вот и все пожалуй сразу,
завершилось быстро вспять.

страница:
<< 2 >>
перейти на страницу: из 553
Дизайн и программирование - aparus studio. Идея - negros.  


TopList EZHEdnevki