1. Делирические психотворения


  памяти моей любви, ушедшей, но не исчезнувшей


«Пока жива, с тобой я буду —
Душа и кровь нераздвоимы —
Пока жива, с тобой я буду —
Любовь и смерть всегда вдвоём»

© Александр Кочетков, «Баллада о прокуренном вагоне»

1.
Срам засею планом прущим,
Храм построю на крови
Десять тысяч лет живущим
В ожидании любви.

2.
Каждый день, от тебя возвращаясь, я вижу луну,
И она всё полней, и звезда в чистом небе над ней
Говорит мне о том, что сегодня я вряд ли усну
До последних огней.

И когда отработают время любви фонари
И уснут даже те, кому завтра не надо вставать,
Я вернусь в твои сны, обязательно — лишь позови.
А с рассветом уйду, чтобы днём возвратиться опять.

3.
Мигает жёлтый огонёк ночного светофора.
Разгадан вдоль и поперёк кроссворд ночного спора.
И каждый знак, что в свой квадрат был вписан этой ночью
Читай вперёд, читай назад — приводит к многоточью.

Горизонталь и вертикаль, падения и взлёты,
Январь-апрель, апрель-февраль — итог ночной работы.
И так легко с ума сойти в тревоге светофорной —
Перекликаются пути в дыре ли, в клетке чёрной.

И никакой надежды нет, что будет с чем сверять ответ.

4.
Однажды, милый, ты меня отправил на костёр…
А ведь тебя любила я, как миллион сестёр...
И колдовала, как могла, раз ты меня просил.
Такой уж дурочкой была… Но мне хватало сил.

Пусть не несла меня метла в Вальпургиеву ночь,
Но нечисть разную гнала она из дома прочь.
Все заклинания мои, все тайные слова
Лишь о любви, твоей любви, что теплилась едва...

Я слишком поздно поняла, что мне не превозмочь
Заклятий тех, что на тебя накладывала ночь.
Она ревнива и сильна, ты весь в её руках.
Она допьет тебя до дна, а мне оставит страх.

И с ним сижу я в темноте, и с ним шепчу слова,
Но заклинания не те — ни капли волшебства.
Любовь страшнее ворожбы, но страх — любви сильней,
И мне не скрыться от судьбы в кругу семи огней...

Мне остаётся только ждать ночного стука в дверь.
Ни улететь, ни убежать, ни уползти теперь.
Себя прочнейшей из сетей опутала сама.
Сумей сойти со всех путей и не сойти с ума...

И дверь открылась в час ночной, и враг стоял в дверях,
Я знала, что пришли за мной, но где вчерашний страх?
И я могла бы стать совой и выскользнуть в окно,
Но ветер палою листвой шуршит уже давно,

А осень шепчет мне о том, что весел путь огня,
И пепелищем станет дом, в котором нет меня,
Золой развеяна любовь над бездною потерь
И в венах выпарилась кровь... Куда же мне теперь?

Я лёгким дымом обниму ночную тишину…
Ты не расскажешь никому, как я в огне тону,
Как я захлёстываюсь сном и ветром в стёкла бьюсь,
И о тебе, тебе одном и плачу, и смеюсь.

Огня боишься, как меня, и, сидя в темноте,
Уже не видишь света дня, уже не помнишь тень,
Темным-темным твои глаза, темна твоя вода,
Моя живая бирюза исчезла навсегда...

Закрой окно хоть сотней штор, забей его доской,
Тебя найдёт мой светлый взор, нарушив твой покой.
Белы от выгоревших слёз, обуглены зрачки...
Ну что ты воешь, словно пёс, хлебнув моей тоски?

Не бойся, я тебе не враг, и мне не привыкать
Струною быть в твоих руках, в твоём костре сгорать.
И как любить и умирать десятки тысяч лет,
Проста задача, если знать заранее ответ.

А мне уже известен он. Когда наступит срок,
Я разбужу твой давний сон кнутом из этих строк,
Сплетённым мной из языков безумного огня,
Из искр и пепла всех костров, сжигающих меня.

Чтоб ночь пылающая плеть на части рассекла,
Невероятных трещин сеть покрыла гладь стекла,
Чтоб светом вспыхнул потолок, и пол пророс травой,
Чтоб Запад встретил свой Восток, а я была живой...

Зелёной плеткой по глазам хлестнёт тебя мой взгляд,
Но ты поймёшь, наверно, сам, что нет пути назад.
Когда уходишь налегке, не оставляй следы:
Твой сон остался на песке у стынущей воды.

И как дорога ни кружи, ко мне ведёт она,
Ведь нам с тобой отныне жить в плену другого сна.
Он сам пришёл, возьми его в ночной тревожный час.
Мы в нём вдвоём, и ничего на свете нет без нас...

Волшебный лес, неяркий свет, и нежность, и печаль...
И ничего иного нет, и ничего не жаль.
В моей руке твоя рука, твоя тоска во мне,
И так отчаянно легка прогулка по луне.

А утром — тихая река, туман и тишина.
И так отчаянно легка любовь на грани сна...

5.
Я ветром врываюсь в твой мёртвый сезон,
Дождём проливаюсь в засушенный сон,
Ищи не меня среди птиц и людей,
Я вместе с тобой, это значит — нигде.

Ты ветер арканом поймал на лету,
Напился дождя — привкус крови во рту.
И птица кружит с перебитым крылом,
И лица чужих за накрытым столом.

Но здесь меня нет. И не будет уже.
Спроси у бурьяна на спорной меже,
У диких гусей, у трухлявого пня —
Они потеряли из виду меня.

Я спящей царевной лежать не могла
В хрустальном гробу, где вокруг зеркала,
Мой друг и жених, ты бродил среди них,
Ища отражение губ неживых.

Не смей целовать зазеркальную плоть!
Прозрачную суть не сумев расколоть,
Ты бьешь зеркала, только в них меня нет —
В хрустальном гробу скалит зубы скелет.

А семь мертвецов, охранявших меня
От первого сна до последнего дня,
Оставив мечи и доспехи в углу,
Волками влились в предрассветную мглу.

Тебе бы за ними, но ты не из них,
Мой ласковый друг, мой неловкий жених,
Ты ищешь меня, но твой путь не во тьму,
А к свету — ты всё ещё служишь ему...

Моя же дорога в ночи пролегла,
Здесь света не надо, не нужно тепла,
Да ты и не мог мне их дать никогда,
Ты свет и огонь — я из мрака и льда.

Когда ты сильнее, то плавится лёд
И паром уходит в ночной небосвод.
Бывает порой и такая беда —
Твой слабый огонь заливает вода.

Но нам всё равно друг без друга никак —
Я к свету тянусь, ты стремишься во мрак.
И там, на границе, из льда и огня
Мы выплавим мир для тебя и меня.

6.
Говорила тебе:
Не играйся с огнём,
Против ветра не ссы,
И не лезь, где убьёт.
Если смотришь во тьму,
Не смотри туда днём,
Засосёт.

Но напрасны слова —
Ты устроил пожар,
Электричеством сам
Бил себя, как бичом.
Против ветра поссав,
В темноту убежал...
Я причём?

А любовь мне твоя
Тяжелее свинца,
Холодна, словно лёд,
Да колюча, как ёж.
Если вместе с тобою
Идти до конца,
То дойдёшь...

Я водой разольюсь
И огонь погашу,
Оборву провода,
Чтобы кончился ток.
Дуть лишь в спину всегда.
Ветер я попрошу…
Будет толк?

Ты глядишь в пустоту —
Я стою за спиной.
И кричу, и зову
Из вчерашнего дня.
Но меня придавило
Упавшей стеной
Вот хуйня!

Ты не видишь — я бьюсь,
Словно рыба в говне,
За тобой не скольжу,
Серой кошкой во тьму.
Ничего не скажу
В неразбуженном сне
Никому.

7.
Лишь слова остаются на память
От того, что горело и жгло.
Отпылало веселое пламя,
В небо копотью с дымом ушло.

Отвратительным запахом гари
Пропитался накопленный хлам.
А слова, эти скользкие твари,
Расползлись по укромным углам.

То шипят, то рычат, угрожая —
Мне язык их почти незнаком.
Да и я в этом доме чужая,
Да и дом этот больше не дом...
Здесь безумие празднует скуку,
Страх танцует на наших плечах,
Дни нелепы, и сны только в руку —
О таких же нелепых ночах...

Не земля и не солнце, но всё же
Тень луны между нами легла.
Чьи-то чёрные жуткие рожи
Отражают опять зеркала.

Это мы, меж зимою и летом,
Оглушённые криком своим,
Перед самым последним ответом,
Ожидая вопроса, стоим.

И вопрос не замедлил явиться
Над плеснувшей в тумане рекой —
Достоевский, собака, глумится:
«Как дошли вы до жизни такой?»

8.
Что ж, довериться этим рукам?
Если стоит вообще — доверяться...
Пусть небрежные пальцы их снятся
Отлучённым от ласки щекам.

В уголке еще спящего рта
Отзвук пульса иного услышать
И почувствовать кожей, как дышит
У плеча моего пустота...

Сны не сны, и мечты и не мечты,
Снам не стоит сбываться, поверьте,
У последней желанной черты
В ненадёжном предчувствии смерти.

9.
Мы с тобой горький мёд и цунами,
Мы с тобой перламутр и пырей,
Мы с тобой чёрно-белое знамя
Буканьеров Карибских морей.

Мы с тобой, точно ртуть и алоэ,
Мы с тобой, словно мумий и тролль,
Мы нежнее, чем Дафнис и Хлоя,
И грубее, чем шут и король.

Мы с тобой шестигранник и призма,
Две морские звезды на песке,
Два весёлых живых организма
У безжалостной смерти в руке.

Мы всему и конец и начало,
Ж и М, инь и ян, свет и тьма,
Чей-то сон, не нашедший причала,
Явь, сошедшая с нами с ума.

Белой сажи и чёрного мела
Кисло-сладкий настой на крови,
Два навечно обнявшихся тела,
Две тоски по бессмертной любви.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
2. [MAT] Хорошо, когда есть дом...


  Хорошо, когда есть дом
У тебя и у меня.
Мы сидим с тобой вдвоем –
Греем ноги у огня.

Мы замерзли под дождем –
Нервной дрожи не унять.
Но у нас есть дом, и в нем
Стол накрытый и кровать…

Два бокала на столе –
Хорошо, когда есть дом!
Отогревшимся в тепле
Нужно что-нибудь со льдом….

Тлеют угли, вечер тих,
Боль внезапная острей.
Обрели бокалы вмиг
Прочность мыльных пузырей.

Осторожно со стеклом!
Меж осколков тает лед.
Знаешь, есть на свете дом,
Где меня никто не ждет.

Утро, вечер за окном –
Мне на это наплевать…
У меня есть дом, и в нем
Стол неубранный, кровать,

Где лежу я вниз лицом,
Где ни вечера, ни дня…
Знаешь, есть на свете дом.
Нет тебя. И нет меня.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
3. [MAT] За невинно убиенных


  За невинно убиенных

Земля пружинит под ногами,
Водой пропитана насквозь.
Но за туманными снегами
Уже куется первый гвоздь.

А ветер пахнет прошлым летом,
Его надеждой и травой…
За неродившимся рассветом
Уже куется гвоздь второй.

И звон летит по всей вселенной
Тревогой давней той весны.
И вновь нежданно-неизменны
Мои предутренние сны.

И человек в венце из терний
Глядит в мой сон который век.
Я слышу крики злобной черни,
И жуткий гул грозы вечерней,
И хриплый бас – се человек!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
4. [MAT] Канет в лето и эта весна


  Канет в лето и эта весна,
Предрекая живому – сожженье,
Канет в память беспамятной тенью,
В тихий омут забвенья и сна…

Испарится в кипящей смоле
Легкий сплав из любви и печали,
Все дотла, до конца… Отвечай мне –
А была ли весна на Земле?!

Тонет ветер в пылающей мгле,
О несбывшемся грезить нелепо…
Но кричу в раскаленное небо –
А была ли весна на Земле?!

Не смогу, не сгорю, не умру…
Тронет душу осенняя сырость.
И опять ничего не случилось –
Только сердце дрожит на ветру.

Опаленные листья в золе –
Несгоревшая летопись лета.
Горек дым. И вопрос без ответа –
А была ли весна на Земле?!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
5. [MAT] Но почему глаза твои грустны (из венка сонетов)


  из венка сонетов


...Но почему глаза твои грустны?
Легко и страшно быть с тобою рядом.
Лишь тень грозы над опустевшим садом,
Лишь ветра тень с восточной стороны...

Дурмана цвет и листья белены -
Что там еще слывет смертельным ядом?
Отравленной твоим печальным взглядом
Всех прочих зелий чары не страшны.

Я верю, мне назначено судьбой
Пить, как бальзам, ночей опасных пламя
И называть любовью эту боль.

Я отраженье между зеркалами.
И надо мной, а, может, над тобой
Повис рассвет, как траурное знамя.






обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
6. [MAT] И тем из нас, кто слышал этот зов


  И тем из нас, кто слышал этот зов, не знать покоя и не помнить снов, не верить в предначертанность судьбы, не разбивать в земных поклонах лбы. Нам не искать и находить не нам, про все на свете знать, что где-то там, вне наших глаз, вне наших снов и лет, еще он существует, этот свет... И каждый день хотя бы два часа молчать и слышать чьи-то голоса, и повторять беззвучные слова, не веря в то, что до сих пор жива
значений их святая простота, и дай мне Бог не осквернить листа услышанным за этот краткий срок, вернее, тем, что я понять не смог, ведь мысли изреченной суждено стать ложью и отправиться на дно рассудка, и однажды в странном сне вернуться вновь бессмыслицей ко мне. Бессмыслицей, которой нет важней, ведь главное, как раз, таится в ней: крик бабочки и смерти тихий зов, и это смысл тех самых двух часов, заполненных молчаньем до краев, но в нем, как водопада грозный рев, звучит тот голос, что, услышав раз, не сможет позабыть никто из нас. И если я проснусь когда-нибудь, и если я сумею повернуть cудьбы своей упрямой колесо, пусть сон уйдет водой в сухой песок, туманом растечется по траве, и растворится дымом в синеве.

...На черных крыльях бабочки ночной рисунок, нарисованный не мной. Но в безупречных линиях его я вижу смерти злое естество. Я слышу голос из забытых снов: огонь, иди со мной. И я готов скользить по тонким линиям судьбы, держась за нити черной ворожбы. Стальной струной под пальцами ветров звучит рассудку неподвластный зов. И я огонь, я свет и серебро, я вижу ночь, я ставлю на ребро вопросы, но не стану их решать. Решит их тот, кто не дает мне спать. Кто открывает по ночам окно, кто ждет меня, когда вокруг темно. И бабочку, как телеграмму, шлет... С каких цветов ты начала полет? Их лепестки из темного огня: на крыльях копоть, ну, коснись меня! Я не свеча, а просто яркий свет,
и, может быть, меня и вовсе нет. Я сам себе приснился в эту ночь, я сам себя гоню из ночи прочь. Не лезь в мой сон, я сам его творю, я все слова как надо говорю. И голос, что пришел издалека, придуман мной, и вот моя рука… Я пальцы разжимаю, не боясь увидеть незнакомых линий вязь. Как лотос, распускается ладонь. Она чиста... Огонь. Опять огонь... Эй, ветер, хлопья пепла подхвати. И два крыла. О, бабочка, прости...
Письмо сгорело, как мне дать ответ? Нет адреса и почтальона нет... А я огонь, я серебро и свет, я знаю, что меня на свете нет.

...И тем из вас, кто слышал этот зов, не знать покоя и не помнить снов.
Но сны чужие помнят обо мне, и я живу на темной стороне, за амальгамой всех чужих зеркал, но я напрасно здесь себя искал. Меж отражений тени нет моей, и отраженья нет среди теней. Я только сон, прошедший стороной, и по следам огонь идет за мной. Но лишь во сне я говорю с людьми... Я голос ночи: FIRE WALK WITH ME


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
7. [MAT] Расплетая злые нити


  Расплетая злые нити, перекручивая ветки,
Разбавляя чистой пеной воду чистую в бокале,
Вы на зеркало взгляните сквозь ресниц густые сетки,
Вы пространство покорите взмахом шелковой вуали.

Подержите в пальцах время - эти круглые песчинки
слишком быстро утекают из беспомощных ладоней.
Кто-то ногу сунул в стремя, как на детской той картинке,
Где герои убегают от безжалостной погони.

А погоня ближе, ближе, а ладони ниже, ниже, а песок струится быстро, а из леса слышен выстрел… Кто-то падает с коня, не осталось мне ни дня... Час песчинками истек, ты с коня упал в песок...

Что-то лес сегодня темен, всюду слышен скрип зловещий,
Наклонившиеся ветки шепчут на ухо заклятье.
А в пустом вчерашнем доме истлевают сны и вещи,
И белеет смутно саван... или свадебное платье?

Ты бежала по дороге, в кровь и грязь истерла ноги, слезы южный ветер сушит, милый голос тише, глуше... А песок под солнцем зла раскалился добела. И всему здесь вышел срок, ты и мертвый - одинок.

...Кто позвал меня - не помню, кто нашел меня -- не знаю,
Синий вечер лился в губы родниковою водицей.
Надо мной стояли люди, на лугу паслись их кони,
И коней их было больше, чем людей -- на одного...

У костра ночного в поле мне всю правду рассказали,
Обещали, что покажут, где они тебя зарыли.
Только мне не надо видеть, где с коня упал мой милый,
Мне довольно знать, что в небе в этот миг сияло солнце...

Я вернусь в свой темный дом, где не жить с тобой вдвоем, печку мелом побелю, белу скатерть постелю, яства выставлю на стол, чтобы ты ко мне пришел. Боль всю ночь сверлит висок, на зубах хрустит песок...

За болотами гнилыми, где зелеными огнями
Манят странника ночного души сгубленных любимых,
Где от их протяжных жалоб он с ума к рассвету сходит,
Там живет одна старуха, много лет, а может вечно.

Ты пойдешь к ней лишь стемнеет, по болоту, громко воя, чтоб не слышать этих тварей, чтоб не плакать вместе с ними. И они тебя оставят, и огни свои погасят: "Не сердись на нас, сестрица, нам обидно и тоскливо".

И войдешь ты, чуть живая, в теплый мрак хибарки тесной,
И старуха рассмеется, как подвыпившая ведьма:

"Раз пришла, садись, сестрица. Мы ведь сестры по несчастью?
Милый мой давно уж сгинул, как и твой - в бою неравном.
На, возьми вот этой травки, покури ей в полнолунье,
И тогда он будет ночью раз в три дня тебе являться.
Если любишь, согласишься, я - так сразу согласилась,
И сто лет уже без года он приходит раз в три ночи...
Я старуха -- он безусый, вместе нам, сестрица, сла-а-адко!"

И бежать тебе оттуда, без оглядки, до рассвета, и упасть в песок холодный, не согретый ранним солнцем. И лежать на нем, покуда ветер холмик не насыплет над твоим усталым телом, только холмик из песка...

...Вы, бокал роняя на пол, и отламывая ветку, глядя в зеркало, как в небо, вдруг решившее сгореть, злые нити разорвете, дверь в кладовку отопрете, чтоб на детскую картинку отстраненно посмотреть...




обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
8. [MAT] Но почему огонь не ждет...


  Но почему огонь не ждёт, когда ему подбросят веток?
Лишь рыжих искр прощальный взлёт сожжёт надежду напоследок. Я так просила потерпеть, я хворост в чаще собирала, Все руки в кровь ободрала, но не успела... опоздала... А ночь настигла на пути, и ни согреться, ни укрыться. Темно и некуда идти. А, может, это только снится? Я помню день. Ещё вчера. Уже сегодня? Время, где ты? И ночь одна - черным-черна, и я одна - вне дня и света. Я меж деревьев - это лес? - брожу опять, но нет дороги. И птицы сыплются с небес, и змеи нежно лижут ноги. Клубком свернулась на плече лиса, мурлыкая игриво. И конь к реке бежит ничей, седой потряхивая гривой. Но я не вижу в темноте, мне недоступна роскошь эта. В моём лесу цвета не те... Ах, если б хоть немного света! Стекает кровь в мои следы, горит ободранная кожа. И нет огня, и нет воды, и всё вокруг на сон похоже. Но слишком больно... Я иду. Осталось времени так мало... И то, что я сейчас найду, не будет тем, что я искала. Деревья прячутся в траве, светлеет небо под ногами. И кто-то в мёртвой голове последний бой ведёт с врагами. Жалеть не буду тех, кто жив. Они - пока, а я - навечно. На грустный свист плакучих ив я отзываюсь так беспечно! Они зовут меня к реке, они торопятся и плачут. Их ветки тают вдалеке, и это, верно, что-то значит. А я не плачу, я плачу за всё, случившееся где-то. И ждать недолго палачу. Совсем немного - до рассвета. У ночи мёртвые глаза. Но слабо вздрогнули ресницы, и неживая бирюза живой водой спешит пролиться. Вода. Я рядом. Я пришла. И лодку жду, а за спиною рассвет меняет зеркала, и сон прощается со мною.

Последней птицей на восток, усталой тенью в сумрак леса, огнём в траву, водой в песок... Но я смотрю без интереса, Как будто это не со мной, как будто сон чужой случайно на берег вынесло волной. Мне ни к чему чужая тайна. И лодки нет, и на песке гниёт отравленная рыба. И смерть висит на волоске.
Ну что же, и на том спасибо.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
9. [MAT] soledad in solitude


  Мадонна Соледад медленно проходит по ночному городу.
Сырой ветер сорвал с ее головы черное покрывало, и оно вьется за узкими плечами, как тень ее мыслей. Она хочет встретиться с тобой. Ты можешь с замирающим сердцем ждать в ночном тревожном парке знакомого позвякиванья ее браслетов, и разбить обсидиановое
зеркало ее зрачков своим отражением, и томиться от
невозможности сказать хоть что-нибудь... А можешь уйти в тень, когда она проходит мимо, радоваться, что избежал встречи, а назавтра искать ее в грязных переулках и тосковать, как перед смертью.

О, Соледад Монтойя! От ветра олив и нагорий
ты принесла с собою сладость немого горя.
С ливнями ласки и грусти, смертной истомой жасмина
можешь смешать мои мысли, если я тело покину...

Глаза ее -- мартовское небо перед закатом, голос ее... А слышал ли его кто-нибудь? Вот она в зеркале за твоей спиной, и по губам тенью скользит улыбка, от которой хочется раствориться в мутном стекле, стать зеркалом и вечно отражать эти глаза, руки, нежно трогая лучом света серебро колец на тонких пальцах. И призраки минувших дней незаметно испаряются вместе с амальгамой, и душа твоя чиста, как стекло, недавно еще бывшее зеркалом... А мадонна Соледад уже в пути.

И ты не сможешь сказать "прощай" тому, кого любишь,
выстраданное, ненавистное "прощай", необходимое тебе, чтобы не сойти с ума, когда ее тень случайно мелькнет в глазах твоей печальной любви. И в жарком июле повеет сентябрьской прохладой, когда ее рука неслышно коснется твоей опущенной головы. Но прежде, чем ты успеешь поднять глаза, бархатное покрывало исчезнет в листве, затомившейся от предчувствия своей судьбы. Она продолжает путь...

О, Соледад Монтойя! Усталые листья тлеют под взглядами обреченных. Каштанами сыплет осень, на землю стекает небо, и тает ночное солнце в твоих зеркалах бездонных...

Ночью ты бродил по небу, над черным дымящимся городом, не зная, где приземлиться. Во всех окнах не было света, и ты узнал местность только по силуэту дома справа. И земля налетела на тебя с разбегу, всхлипнула грязь под ногами, и огромный волк,
светящийся в темноте, мягко схватил тебя за руку. С необъяснимой силой ты отбросил его лохматое тело в сторону. Зверь с грохотом ударился об железные ворота и... мерзкий старик обрушился в грязь и стал грязью, хитро хихикнув на прощанье. Перевернулось
небо, и звезды засияли в клочьях туч, заставляя забыть весь ужас пережитого. А грустная Соледад легко поднялась с края твоей постели, и прозрачная занавеска втянулась ветром в открытую форточку.

О, Соледад Монтойя! Ты хранишь наши сны, ты помнишь нашу тоску по несбывшемуся, ты всегда молчишь, когда мы плачем от бессилия перед смертью и от невозможности не жить так, как живем...
Ты - печаль Мира, грустное молчание тысячелетий. О, soledad...



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
10. [MAT] ...О том, чего уже не будет с нами:


  ...О том, чего уже не будет с нами:

Вставай, мой друг, тебе уже пора. Я ухожу, и ты тому виной. Ведь я просила — не ходи за мной. А ты пошел... И кончилось «вчера». Скажи, зачем как тень идешь за мной? Есть место, где теней в помине нет, как нет понятий «темнота» и «свет». И лучше мне туда идти одной.
— Я за тобой, как тень, бреду весь день... Напрасно злишься, я не виноват. И зря, мой друг, твой беспощаден взгляд. Не смотрят так на собственную тень... Нет света? Ну и что же? Я готов растаять, раствориться, скрыться с глаз. Но быть с тобой обязан я сейчас. Я только тень... Не надо больше слов. Прогнать меня — пока бессильна ты. Я сам уйду — когда настанет срок. И ты одна, переступив порог, провалишься в объятья пустоты. И не зови — мне нет туда пути. Не плачь — там слезы слишком горячи. Но все же я смогу тебя найти. Раз есть замок — найдутся и ключи. А время, проведенное тобой вне тьмы и света, даром не пройдет. С тобою тень отправится в полет, чтоб стать твоей и сутью и судьбой. Я только тень. Но мы с тобой — одно. Напрасно ты кривишь в усмешке рот. Жесток твой плен, но близок наш полет. Смеешься ты?
— Ты говоришь смешно! Слова какие: мы с тобой... полет... Взгляд беспощаден? Что ж, другого нет... Ты тень моя, пока не гаснет свет.
— А в темноте?
— Тогда наоборот...
— И я об этом. Мы с тобой — одно. Мы тень друг друга. Мы друг другу свет. Мне без тебя...
— Но я сказала — нет!
— Ты «да» скажи.
— Смотри, уже темно...
— Но что с тобой? Ты таешь словно тень... Я не хочу! Вернись, я подожду!
— Нет времени у сна, а я иду... Ты ночь моя...
— Вернись ко мне, мой день...
...И ветер злой за мной захлопнул дверь. А ты остался, тень моя, прости... Ты понял сам — мне некуда идти. И слов моих жестокости не верь... Вернусь к тебе, когда из всех времен останется одно — простое «быть». Мне в прошлом больше некого любить. А будущее призрачно, как сон.

— И плачу я холодными слезами,
Я — темная осенняя вода.
Я зеркало. А, может, сколок льда —
Под прелою листвой в осевшей яме.

От боли потемневшими глазами
Встречаю взгляд, прозрачный, как слюда.
И он слоится, тает без следа
В том зеркале, что мы разбили сами.

И в нем не отражалось больше тело.
Все оболочки стали вдруг тесны.
Но я от них избавиться не смела.

Теперь мосты за нами сожжены.
И жизнь — в костре невидимом — сгорела.
Исчезло все. Остались только сны.
...О том, чего уже не будет с нами..


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
11. [MAT] - Скажи мне, брат...


  -- Скажи мне, брат, что делал ты
в такую ночь в пустом сарае?
-- Я на волынке там играю
и громко нюхаю цветы.

-- Скажи мне, друг, а на хрена?
Цветы не нюхают ночами...
-- Они так жалобно торчали...
Но каюсь, есть моя вина...

-- Волынка выла до утра,
никто в ту ночь не спал в деревне.
Все испытали ужас древний...
Тебе лечиться не пора?

-- А им? Мелодию любви
принять за вой? Трястись от страха?
-- Но упражнения твои...
-- Играл я, кстати, фугу Баха.

-- Японский бог! Ты "фугу" ел?
И мне не выделил кусочек?!
-- Ты, братец, видно, охренел...
Я нюхал синенький цветочек.

К чему об этом говорить?
МузЫку съесть никто не сможет.
Она волнует и тревожит,
но голод ей не утолить.

Ни разжевать, ни проглотить,
Переварить нельзя, тем паче...
-- О чем ты, брат!? Что это значит?
Я потерял беседы нить...

-- А ты о чем? -- О рыбе я.
Такая рыбка есть, не слышал?
-- Я слышал... фугу... -- Что-то с крышей?!
Ты побледнел! -- Уйди, свинья!

... И он запел о журавлях,
летящих в небе одиноком,
о мире, добром и жестоком,
о незасеянных полях.

В деревне выли псы цепные,
он пел и плакал, как дитя,
и вихри снежные крутя,
летели журавли шальные.

И над деревней стон стоял,
и дети маялись желудком,
и распрощался я с рассудком,
и о пощаде умолял.

Духовной жаждою томим,
он пел, как лось, тряся рогами,
и шестикрылый серафим
свалился с неба с матюгами.

И шерстекрылый хиросим
уполз в кусты, теряя перья,
и не смеялся я над ним.
Я прочь ушел и хлопнул дверью.
Себе по лбу... И мертв упал...

И так лежал, с ножом в груди,
но не в долине Дагестана.
В районе полевого стана
прошли обильные дожди.

Бесшумно трактор пролетел,
в нем тракторист светился, синий.
На проводах искрился иней,
дождем смываться не хотел.

Не может быть! -- подумал я.
Но думать мертвому некстати.
Меня зарыли в стекловате,
она теперь моя семья.

Мне непогода нипочем,
я изолирован надежно.
Но почему мне так тревожно?
Сходи-ка, милый, за врачом...

И я пошел... в такой-то дождь!
Что делать, плохо человеку...
Ночь, улицу, фонарь, аптеку
и днем с огнем здесь не найдешь.

Иду к врачу с ножом в груди,
лежу убитый в стекловате...
И в окровавленном халате
хирург маячит впереди.

Я из последних сил за ним.
С ножом в груди не до рекорда.
Черт! Мне знакома эта морда!
И шестикрылый серафим
в халате белом предо мной
возник, как монстр воображенья.
И я почуял запах тленья,
и я услышал странный вой.

Ко мне с волынкой шел мой друг,
и звук ее вернул мне силы.
Я тихо выполз из могилы,
и надо мной закрылся люк...

-- А ты о чем? -- О рыбе я.
Такая рыбка есть, не слышал?
-- Не слышал, нет... Но дождь по крыше
мне простучал другой ответ.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
12. [MAT] Астры сквозь тернии тянутся к звездам


  Астры сквозь тернии тянутся к звездам.
Птицы к своим возвращаются гнездам.
Плавится лед, остывает вода.
Я не увижу тебя никогда.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
13. [MAT] Мартовские созвучия


  Мартовские созвучия

Телега от снега скрипела,
Лисица, как птица, запела:

Появится змея лица
В слепой луне.
И пойло мне.

Да будет так:
Во лбу пятак
Из серебра ея ребра.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
14. [MAT] Песнь о Зvере


  Далеко в тумане синем, на обман слегка похожем,
за горой обледенелой, но при этом невысокой,
Зvерь живет, один, в берлоге. Чем питается -- неясно.
Экспедиции оттуда к нам пока не возвращались.
Сорок восемь экспедиций, двести двадцать пять ученых отправлялись за туманом, чтоб поведать нам о Зvере.
Но прошло уже три года, и туман не всколыхнулся.
И ничье лицо родное из него не показалось.
А науке неизвестно ничего об этом Зvере.
И когда известно будет, мы сказать пока не можем.

Но одно мы знаем точно -- этот Зvерь лицом ужасен.
Так ужасен, что в берлоге он скрывается от света. Только ночью на прогулку выползает он, бедняга.
И тогда не попадайся на его пути, ученый.

Если ты его увидишь и от страха содрогнешься, он смутится, покраснеет (горько жить таким уродом!).
И сожрет тебя с носками, сапогами и палаткой.
И научные записки поглотит его утроба.
А потом в своей берлоге он печалится и плачет:
"Ну зачем меня ты, мама, родила таким ужасным?.." Двести двадцать пять ученых (наша версия такая)
посмотрели в очи Зvерю, не сдержав своих эмоций.

А недавно из тумана выпал юноша небритый.
И безумными глазами всех собравшихся обвел он.
И чего-то устрашившись, завопил, завыл, залаял,
и отправлен был в больницу с парой дюжих санитаров.

После нескольких уколов он слегка приободрился,
и консилиум собрался, чтоб рассказ его послушать.
И поведал им несчастный, что увидел он в берлоге
(он туда поспать забрался после двух бутылок водки).
Зvерь в берлоге спал, как мертвый (после сытного обеда),
и валялись возле Зvеря чьи-то выцветшие кеды.

"Я ничуть не испугался, потому что был нетрезвый.
И порою с перепоя не такие рожи видел.
Лег я скромно в уголочке, и заснул. Когда ж проснулся, надо мною он склонился, и печальными глазами
на меня смотрел. И плакал. Жалко стало мне зверюгу,
и заплакал я с похмелья. Так мы вместе и рыдали."

И поведав это, вьюнош тут же залился слезами.
И заплакали медсестры. И врачи смахнули слезы.
Двое дюжих санитаров, на плечо склонясь друг другу, так завыли, что в палатах напугались пациенты.

Только к вечеру больница успокоилась и стихла.
А небритого героя в чувство так и не вернули.
Ни уколы, ни таблетки, ни фиксация к кровати
не смогли помочь бедняге. Он лежал и тихо плакал.

Он теперь все время плачет. Слышишь? Мимо этих окон ходят божии старушки и, крестясь, рыдают в голос.

Ну а Зvерь живет в берлоге... За туманом, за горою. Заросли туда тропинки, и туман не всколыхнется.
И никто туда не ходит -- ни с похмелья, ни под мухой.
И ужасный лик туманом от людей закрыт навеки.

Только вечером весенним донесется слабый голос,
мелодичный и печальный, как струна виолончели.
Это Зvерь один тоскует. Это плачет он о друге.
О потерянном наvеки челоvечьем состраданьи.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
15. [MAT] Просто песня


  Просто песня

Не думаю, не помню...
И оттого легко мне
На все вопросы дать один ответ.
И может быть я скоро
Вернусь в тот самый город,
Которого давно на карте нет.

Там в пыльных переулках
шаги звучали гулко,
Скользила по булыжнику листва.
Я вновь кладц каштаны
В отвисшие карманы
И вновь шепчу забытые слова.

Я здесь бродила ночью -
Шагов литые строчки
Читали лишь собаки да коты.
И снег лепился густо
И было слишком пусто,
И сердце жгло от этой пустоты.

А лето пахло мелом
И деревом земшелым.
Любовь твоя, таков твой аромат...
А лето пахло летом,
Булыжником нагретым -
И было это сотни лет назад.

Уходит город стойкий
В асфальт и в новостройки,
И сгладились тех улочек горбы.
Разрушено с домами
Все то, что было с нами,
И тленье стало запахом судьбы...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
16. [MAT] Если кто-нибудь вслух произносит...


  Если кто-нибудь вслух произносит
Слово "сентябрь" - для меня табу -
Я вздрагиваю, предчувствуя осень,
Как осужденный свою судьбу.

Если глаз распадается на миллионы
Осколков, легко растворимых в закате,
Если влажные алые листья клена,
Как капли крови на больничном халате...
Значит, это моя пустая осень,
И в ней мне тебя никогда не встретить.
Все часы на свете пробили восемь
И по паркам бродят пары и ветер.

Знаешь, сердце физически ощутимо,
Как лишняя тяжесть в решетке ребер.
Пустой автобус промчался мимо,
Когда меж деревьев, как меж надгробий,
Кружу я ночью. А ветер жестокий
Слезы делает ледяными
И, как наждаком, обдирает щеки,
А я опять твержу твое имя,
Пытаясь хоть в нем найти причину
Той пустоты, что за ним сегодня.
Вновь погружаюсь в себя, как в тину,
Дергаюсь вверх, чтоб вздохнуть свободней...

Но не могу. Отключили воздух,
Память, надежду, способность мыслить.
Черное небо - в чуть тлеющих звездах,
Черная осень - в чуть тлеющих листьях.

Сердце ворочается где-то сбоку,
Словно пытается перекрутить
И оторвать очень важную нить,
От которой давно никакого проку.

Срываясь, стучат об асфальт каштаны,
Кто же их сверху с размаха бросает?
И сердце стучит во мне постоянно,
И это страшно меня раздражает.
И никто не может себе представить,
Как мне его надоело слушать...
Я бы наверно заткнула уши,
Если б это могло что-нибудь исправить.

Самое простое, что можно сделать -
Как можно громче шуршать листвою,
Утешаясь, что скоро вса станет белым,
А тогда я чего-нибудь да стою.
Самое простое, что можно видеть -
Это осенняя грязь и слякоть.
Как там, - обидеть, терпеть, ненавидеть,
жить, умереть... но не стану плакать.

Я была когда-то (и вряд ли стану)
Ангелом, ведьмой, девочкой, милой.
Эти четверо знают, как я любила...
Но куда же денутся все каштаны?

Я брожу этой ночью. И жду рассвета.
Я боюсь признаться, что боюсь. И еще -
Мне до боли хочется верить, что где-то
Бродишь ты, с черной сумкой через плечо.
Легко ли шагами листву не тревожить?
Легко ли каштаны гладить лишь взглядом?
Ты в темные окна глядишь и не можешь
Даже крикнуть, что здесь он, рядом!

Ты на холодной скамейке заплачешь
Беззвучно и горько, когда я мимо
Пройду, но ничем, даже тенью дыма
Свое присутствие не обозначишь...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
17. [MAT] Баллада о Говне (в самых разных смыслах этого слова)


  Баллада о Говне (в самых разных смыслах этого слова)

Мы ехали шагом, мы шли на рысях,
Нас рыси кусали за жопу и в пах.
Но мы не сдавались в аренду врагам,
Галопом скача по окрестным лугам.

Командовал нами пиздюк-командир,
Носил он пробитый снарядом мундир,
Сверкая глазами и голой спиной,
Стонал он и выл, как смертельно больной.

От стонов его пробирал нас мороз
И вши шевелились в остатках волос.
Но лучше мороз или педикулез,
Чем жидкий, вонючий пиздючий понос...

Дристал на дорогу наш юный герой,
К тому же, потек у него геморрой.
Скрипел он зубами и чавкал очком,
И жопой водил, как свинья пятачком,

Понос разливался, как Волга весной,
И вонь застилала глаза пеленой.
По этим следам нас найдут и убьют,
Один обосрался, а всем нам -- капут...

Ко мне наклонился мой лучший друган:
-- Братишка, а дай на секунду наган.
Я вынул его из широких штанин.
-- Там сколько патронов? -- Конечно, один...

-- Себе приготовил? -- Не сдамся врагу!
-- Да ладно, братишка, ты гонишь пургу.
-- Пургу? Да за нами идут по следам!
Отдай пистолет! -- Не волнуйся, отдам.

Но только без пули... И меткий мой друг,
Всегда отличавшийся ловкостью рук,
Прицелился быстро и выстрелил вмиг.
Короткий щелчок, и пронзительный крик...

Вонючее тело на землю сползло,
Товарищ уделал коня и седло.
Говно растеклось по дороге степной,
смешалось с мозгами и кровью дурной.

-- Видали засранца, -- сказал политрук,
-- Грабеж и пиздеж не сошли ему с рук.
Кто пиздит крыжовник в саду колдуна,
Тому непременно приходит хана.

А мы хороши! Тридцать три мужика
Считали своим командиром щенка...
Когда-то командовал, сука, полком,
Остался лишь взвод во главе с говнюком!

Давайте съебемся с ебучей войны,
Что белым, что красным -- хуя мы должны?
И слезли с коней тридцать три мужика
И тихо пешочком ушли с большака.

От фронта все дальше шагали они,
Ночами брели, спотыкаясь об пни,
С рассветом скрывались в густой осоке
И мелкую рыбу ловили в реке.

Однажды в болота отряд занесло,
Кружили, кружили, пока рассвело,
Устали, замерзли, костер развели --
Ведь хуй доберутся сюда патрули.

Пожрать бы, конечно, но что тут пожрешь?
Брусника да клюква, живот не набьешь.
А что за грибы там нашли мужики?
На вид не поганки, но больно мелки.

Но в кочках их много, собрали на суп,
Конечно, без соли, картошки и круп...
Какие тут крупы, какая тут соль!
Но слюни текут и в кишечнике боль...

Давясь, похлебали кошмарный супец,
И в кочках свалились поспать наконец.
Но вот же хуйня -- не могу я уснуть,
В ушах зазвенело и давит на грудь,

Желудок скрутило кишками колец
Хлебнули отварчику, сука, пиздец!
Вдруг рядом раздался неслыханный звук,
Наверное, это блюет политрук.

Мне было хуево, а стало смешно,
Представил его я ебущим говно.
Горячий котях протыкал он елдой,
Вскормленный на воле орел молодой...

Так ясно я видел весь этот фильмец,
К тому же обвитый кишками колец,
Кольцами кишок, кишкольцами, кишец...
Мы съели грибов... Это полный пиздец!

Я выл и катался, как раненый зверь,
То ухал, как филин, то хлопал, как дверь,
Я съехал с катушек, я к смерти готов!
Но смерть мне казала лишь хуй из кустов...

И что-то никак я не смог умереть.
Ну ладно, пора на друзей посмотреть.
Открыл я глаза, и закрыл их опять,
Пиздец продолжался... Пора привыкать.

Открыл я глаза, охуел и закрыл.
И снова открыл, посмотрел и забыл,
Открыл я их или сначала закрыл?
Хуй разница есть, что закрыл, что без крыл...

По кочкам вальяжно валялся отряд,
И круто им было, пиздец, на мой взгляд.
Никто не ебет никакое говно,
Никто не блюет, все они заодно
Колбасятся дружно, как еб твою мать,
Мои боевые товарищи, блядь!

Сидит политрук, словно демон, на кочке,
А в кочке грибочки торчат, как хуечки.

Лишь к вечеру нас отпустило слегка,
Сидим у костра - тридцать три мужика,
Нажравшись поганок, и нам хорошо.
...А ночью к нам в гости дедуля пришел.

Узнав про убийство, расстроился он:
- Засранец, конечно, но все ж, не гондон...
Понос прекратился б в положенный срок -
Минутою раньше нажат был курок.

Не всякий волшебник, к тому же, пророк.
Я всех обстоятельств предвидеть не смог.
Дурная привычка щенка подвела -
Не сри на дорогу, тем паче, с седла.

Ну хуй с ним, не с этим пришел я сюда.
Боялся, что с вами случится беда,
Но вижу, в порядке ваш славный отряд.
И этому факту, в натуре, я рад!

Он все рассказал про магический гриб,
Научное имя ему - ПСИЛОЦИБ.
Он прет не по-детски, и нам повезло,
Что крышу нам на хуй с него не снесло.

Да, нам повезло! Мы ушли с колдуном,
Исчезли, растаяли в шуме лесном,
Впитались с росой, сизым мхом проросли,
Покрыли собою поверхность земли.

...Историю эту поныне хранит
Трава молодая, степной малахит.
Ее ты послушай, она не соврет,
Трава молода, но по-взрослому прет...

А там, где в поносе утоп комполка,
Теперь протекает Вонючка-река,
Гудят и шумят над рекою заводы,
Текут над засранцем их злые отходы.

Индастриал, блядь, муравейник в огне...
Здесь крыша на крыше, стена на стене.
Здесь люди, как мухи - и мрут, и жужжат,
И все засирают, и тем дорожат...

А в наших болотах камыш да вода,
Кто зря никогда не полезет сюда.
Лишь тем, кто на зов откликается наш,
Прекрасным покажется этот пейзаж.

Ты видишь - подземный растет Интернет?
Ты можешь представить себе, где нас нет?
Ты можешь увидеть в закате рассвет?
Ты знаешь, кто шлет тебе этот привет?

Похоже, глубины анальных шурфов
измерил шайтан, и они -- будь здоров!
И лошади сеном довольны вполне,
И правда растет на коровьем говне!

Телега катилась, катилась, и вот
Она, прикатившись, стоит у ворот.
И хуй с ней, с телегой, телеге конец.
А кто дочитал до конца, молодец!




обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
18. [MAT] Опять усмешка сентября тревожит мой покой бессонный


  Опять усмешка сентября тревожит мой покой бессонный.
И снова я, как мыш влюбленный, грызу листы календаря.
Опять нелепые стихи ползут на лист червеобразно.
И вижу я, что все прекрасно, стерев случайные штрихи.

Но мой магический кристалл я потерял минувшим летом,
мне не хотелось бы об этом, но я терять уже устал.
Я потерял собаку, дом, ключи от дома и собаки.
Разбил очки в кровавой драке (с психоделическим стеклом!)

Один из тех, кто бил меня, унес кристалл в своем кармане.
И я с тех пор брожу в тумане, и ночью, и при свете дня.
Я видел раньше сонмы лиц -- прекрасных, тонких, безмятежных,
ловил я сотни взглядов нежных из-под опущенных ресниц.

Улыбки -- дар зовущих губ -- меня касались ненароком.
И о нелепом и жестоком я забывал. Но мир так груб!
Теперь же в мрачном свете дня я вижу мерзостные рожи.
И страшно знать, что так похожи все эти хари на меня!

Улыбки стерты с вялых губ, и взгляды злобны и колючи.
Кругом дерьма большие кучи, и сам воняю я, как труп.
Я видел раньше чудный мир, я был счастливее младенца.
Теперь от света, как вампир, я прячусь, плача в полотенце...

Какой немыслимый облом! Какая страшная измена!
Вот чешет девушка колено, укушенная злым котом...
Вот три старухи пиво пьют, рыгая смачно и утробно,
на них глядит корова злобно, ее стервятники клюют...

Две страхолюдные герлы прошли, шатаясь, по пригорку.
В подъезде целый взвод урлы затеял крупную разборку.
Вот это морды! Мать твою! Похоже, спьяну был Создатель...
Как жаль, что я сейчас не пью, наверно, было б это кстати...

Я стер прекрасные черты, я вижу все в ужасном свете.
Мои мечты... они чисты, как неродившиеся дети...
Швыряет листьями в окно сентябрь с усмешкой полководца,
вокруг меня одно говно, и в нем мне жить теперь придется...

А мой магический кристалл ублюдка мерзостного тешит.
Он им играл, потом устал, он водку пьет и репу чешет.
Он поначалу обалдел, мой яркий мир узрев в кристалле.
Мир улыбался, он глядел, потом с тоской сказал: "Достали!".

Среди знакомых гнусных харь ему приятно и надежно.
А я листаю календарь, и мне уныло и тревожно.
Грядет за осенью зима. Но и она полна дерьма...

Я сквозь магический кристалл на этот мир смотреть устал
Я среди тех, чьи лица злы... Я снова среди вас... козлы!..











обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
19. [MAT] The Doors of Reception, или Light My Flyer


  Мой маленький друг, эту дверь отворяя,
Вы не были первым в известном ряду.
Устало играя ключами от Рая,
Вы тратите Силу на сон и еду...

Бессмысленный звук - бесконечное Эхо.
Настала пора избавляться от фраз!
Мне странно, что веха весёлого смеха -
Седая усталость нордических рас.

Мой маленький друг, в Ваших будущих актах
Оставьте немного свободных страниц,
И новый редактор в коротких антрактах
Найдёт выраженье для всех Ваших лиц.





обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
20. [MAT] X-Ended Poem (X-EP)


  X-Ended Poem (X-EP)

Раз заглянувшему во тьму
Иные виды ни к чему –
В моих глазах всегда одно –
В моих глазах всегда темно.

Зигзаги, точки и круги
Мелькают, движутся, искрятся…
Но не видать вокруг ни зги,
Лишь тени черные роятся.

Они хотят меня сожрать,
Они хотят меня навеки.
И обо мне смешно рыдать,
Как о реальном человеке.

Я света луч в кромешной мгле,
Я тьмы пятно на сфере света.
И всем живущим на Земле
Знакома разделенность эта.

В ней жизнь и смерть, добро и зло,
В ней страх и радость, смех и слезы.
Нас раздвоило, развело –
Ритм отделил стихи от прозы…

****
Проснулся кот и спиздил колбасу,
Меня оставив с опустевшим хлебом…
Пока я философский бред несу,
Он жрет ее – между землей и небом.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
21. [MAT] JAHSEXMET CAT


  JAHSEXMET CAT

Звероголовые боги столпились вокруг –
Держат в руках невозможные жуткие вещи.
Я не могу разорвать их магический круг –
Сердце, как бабочка в жарких ладонях, трепещет.

Смотрят в меня их шакальи и птичьи глаза,
И улыбаются жадно звериные губы.
Что для них истина! Что им ребенка слеза!
Слишком они, на мой взгляд, жизнерадостно грубы…

Я для них мясо - дрожащая мягкая плоть…
Все мои веры, любови, надежды – пустое.
Им наплевать на тебя, христианский Господь!
Только как пища для них я хоть что-нибудь стою…

Их слишком много, а ты, к сожаленью, один…
Тоже из них, но ушедший к другому народу.
Голову зверя отдавший за серость седин,
Сына отдавший на смерть злобной черни в угоду…

Как мне отречься от знаний моих о Тебе,
Чтобы просить заступиться пред этой братвою?
Примешь участие в бедной заблудшей судьбе?
…Нет, лишь как пища для вас я хоть что-нибудь стою…

Нет, не помогут все боги, известные мне –
Будда смеется, а Шива лениво танцует,
Кришна с пастушкой, Аллах на горячем коне…
Есть чем заняться им всем, их моё не волнует.

Звероголовые некто столпились вокруг.
Злобно рычу и впиваюсь ближайшему в ногу!
Боги хохочут, как дети, проходит испуг…
Кошке в Египте живется получше, чем Богу!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
22. [MAT] JAHGUNMATRIX


  

У Матери Богов забот немного,
Все дети при делах, она при детях.
Присядет на закате у порога
И слушает, как листья треплет ветер.

Приходят Боги к ужину с работы.
Смеясь, водой друг друга поливают,
Пьют молоко и травят анекдоты,
Те, что о людях сами сочиняют.

А Мать Богов с улыбкой дремлет в кресле,
Полна, что чаша - сладкою отравой…
Ей хорошо, когда все дети вместе –
А их дела ей кажутся забавой.

Смешные люди – как из анекдота -
Кружатся перед нею в полусне.
У сыновей веселая работа –
Выискивать жемчужины в говне.

Корова во дворе вздохнет устало,
В холодном небе Сириус горит.
Спят Боги под небесным одеялом,
А Мать Богов им сказки говорит…

Пойдет направо – поле и дорога
Пойдет налево – Тихий Ганг во мгле.
Здесь встретила она когда-то Бога,
Гостившего в то время на Земле.

Он снял скафандр и бластер бросил рядом,
Тела в огне, на белом сари - кровь.
И Сириус смотрел бесстрастным взглядом
На эту межпланетную любовь.

Теперь она блуждает до рассвета.
Шепча его родные имена.
Спят дети. У какого-то поэта
Свеча в окне. А ночь темным-темна…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
23. [MAT] Хоть ты и Шива, а пляшешь паршиво!


  

Станцует Шива рок-н-ролл -
Под ним проломится танцпол.
Диджей заскретчит новый трек,
Он, слава Богу, человек.

У Шивы есть такой прикол –
Танцуя, разъебать танцпол.
За это Шиве дали в лоб -
Танцуй потише, долбоёб!

И не ходи плясать за дверь.
Так будет лучше всем, поверь!
Танцпол починят – не беда -
И миру не придет пизда…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
24. [MAT] MAGNIT-O`K (2 in 1)


  Над магнитными полями
Лихо пляшет кочерга
Мы не кушали салями
И не видели Дега

Ипостась марионетки
Дымный порох и кефир
Успокойтесь детки в клетке
Вас не вызовут в ОВИР

Субъективно-объективна
Капля дыма у стены
Нам ирония противна
Мы для счастья рождены!

*****

исчезли на время
железные роты
магнитных полей
великое племя
кустарной работы
ручной водолей



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
25. [MAT] NOTA ATONA (из песен Чёрной Земли)


  Из новоегипетского…

Амон доволен был Аменхотепом,
Народ доволен был Аменхотепом –
Аменхотеп был очень недоволен -
Тем, что Богов в Египте слишком много.

Не может сердце верить сразу многим –
Оно все время будет на распутье –
Так говорил он часто Нефертити,
Прогуливаясь с ней у пирамиды.

Ты у меня – одна, как это Солнце,
И лишь тебе я доверяю сердце.
Представь, что я все время изменяю
Тебе с другими, а другим – с тобою!

Мой Бог – Атон. Единственное солнце,
Что жизнь дает, и без него нет жизни.
Пока оно Египет освещает,
Здесь будет жизнь – и я молюсь об этом.

Зови меня отныне Эхнатоном,
Моя любовь – мое живое Солнце...
Ты всех богов дороже мне, родная,
Но фараону нужно править балом.

А Нефертити молча улыбалась
Печальной и загадочной улыбкой,
Огромное оранжевое Солнце
Сияло в синем небе над Египтом...

С тех давних пор прошли тысячелетья
И верят люди в Яхве и Аллаха,
Аменхотепом возведённых в боги.

Он не узнал бы своего Атона
В сердитом старце с белой бородою
И в беспощадном Боге террористов

Бог – это жизнь с горячими руками…
Бог – это шанс любить и быть любимым.
Живое Солнце в каждом человеке.

Та-Кемт-Воронеж. 2004


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
26. JAHGANNATHA


  


JAHGANATHA

...«Не похожий на меня, не похожий на тебя,
Просто так прохожий – парень синекожий»

Всем аватарам посящается

Трудно быть аватарой Всевышнего Вишну!
Столько в мире людей есть чудесных игрушек -
У любимой из рук есть малину и вишни
И на флейте играть для весёлых пастушек.

Бродит стадо в лесу, день пропитан истомой...
Дух деревьев и трав – рядом тёплое тело.
Отчего же ты полон тоской незнакомой?
Даже флейта твоя по-другому запела…

Вновь на подвиг и труд призывает солдата
Справедливый и Вечный Сияющий Вишну:
Вот тебе колесница, ружьё и граната –
Жизнь скворцом просвистать, к сожаленью, не вышло.

«Как возможно пред битвою битвы страшиться!»
(Боги, Арджуна – в шахматы нами играют.)
«Все сомненья твои недостойны арийца!»
(И фигуры, и поле они выбирают.)

Так давай, делай ход! Пусть потешатся, суки,
Ты прикрой, я хуйну! Подпусти их поближе.
Тут не демоны – люди, не когти, а руки.
А любимые после нам раны залижут.

...Ну, доволен, Хозяин? А мне надоело –
Куклой путаться в нитках дурацких амбиций.
Я сильнее тебя – прочь из мозга и тела!
Вон! Теперь от меня ничего не добиться!

...О великой мечте – стать в любви гениальным,
О предсмертной тоске, о конце, о начале,
О страданиях плоти, о счастье печальном
Что вы знаете Боги? А если б и знали?

Тёплый дождик грибной что-то в листьях бормочет,
Эхо флейты в лесу – звук пастушьего рога...
Богом стать может каждый, но мало кто хочет
Выгнать прочь из себя постороннего Бога.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
27. [MAT] Out of Frighting Pan into the Fire


  

И. Авериной - в развитие темы и в целях создания Контрантикниги – в самом лучшем смысле этого слова :)))))

Он вернулся домой - мной когда-то потерянный Змей,
Улетевший в июльское небо по прихоти странной,
Оборвавший все нити с душой беспокойной моей …
Он лежит на коленях – такой долгожданно-незваный…

Он вернулся домой – весь оборванный, сломанный, злой.
Небеса его лаской и негой согрели едва ли…
Прежних нитей обрывки осыпались белой золой.
Он лежит на коленях моих - а когда-то мы вместе летали…

Мы парили над бездной, как два изумрудных Дракона –
Я упала на Землю, а он улетел навсегда.
Он лежит на коленях моих – вот такая беда…
И ему не помочь... Разве только что – бросить с балкона?

Пусть летит, кувыркаясь, на клумбу под нашим окном,
Там его подберут в тот же миг малолетние черти
И сожгут на помойке с таким же горючим говном…
Но последний полет – это лучшее средство от смерти.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
28. [MAT] Колесо Нирваны


  Цикл мозаичного круга

***

«Ты хотел, чтобы было, как будет,
Получилось, как стало потом…» (7Б)

«И отравленный воздух глотаю так жадно…» (БИ-2)

Снова оттепель перед Крещеньем –
Нет надежды на скорый мороз.
Заклиная себя Всепрощеньем,
Мир сгорит от непролитых слёз.

Мокрый ветер бездомней собаки,
Что свернулась на талом снегу,
Понимающих тайные знаки
Ни за что я понять не смогу.

Пусть они со значеньем кивают,
Каждый шаг помечая крестом,
Объясняя, они не узнают –
Что же, всё-таки, будет потом…

Мокрый ветер завоет собакой –
Дыбом шерсть и оскал ледяной.
И значенье последнего знака
В прах рассыплется передо мной.

***

"Твой парашют заклюют стаи сдвинутых птиц» (7Б)

Я знаю ваши имена,
Я помню ваши времена,
На грани сна, на склоне дня
Вы не заметите меня

Но я в ладони ваших дней
И с каждым днем мне всё темней
А вы сжимаете кулак
И будет так во лбу пятак

(:….Из серебра ея ребра…:)(с)МТ

***

«Понял, где прячется правда – ее не найти без огня,
Кто-то оставит следы на могиле твои…» (7Б)

посвящается Дурным Ангелам

Улыбался он светло,
Но в глазах уже темнело…
Ангел, раненный в крыло,
Брёл по городу несмело.

Тёмной влагой тяжелы
Белоснежные одежды,
А вокруг кричат хулы
Торопливые невежды…

Он взлететь уже не мог,
Шёл, слабея и сутулясь.
И следы бесплотных ног
Алой лентою тянулись.

Вот ещё… Последний шаг?
Нет, не рухнул на колени -
Вспыхнул, как костёр осенний,
И взлетел – на двух крылах…

*****

«Зря ты думаешь о смерти –
я хочу найти письмо в пустом конверте
и прочесть тебе…» (БИ-2)

Они со мной, те дни из октября –
Сухой листвы ночной тревожный шорох
И вспыхнувшая разом, будто порох,
Последних дней последняя заря.

Снег падал – и невовремя, и зря…
Молчи, мой друг, что толку в разговорах.
Нет истины в извечных наших спорах –
Мы знаем всё, о том не говоря.

Но отчего глаза твои грустны?
Повис рассвет, как траурное знамя –
Наш мир погиб – до будущей весны.

И плачу я – холодными слезами…
Исчезло всё – остались только сны
О том, чего уже не будет с нами.

"Для тех, кто ловит удачу открытым ртом,
Ничего не значит всё, что будет потом..."

"Пикник" - на обочине всех миров


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
29. [MAT] To Unlimited


  Пара воронов в небе танцует любовные танцы,
Одуряюще пахнет сырым прошлогодним листом.
Гаснет в соснах закат, товарняк приближается к станции,
Собирает коров невменяемый дядя с кнутом.

Мы сидим, привалившись бессильно к корявой осине,
Уморились смеяться, но смех нам пока ещё друг…
Фантастический лес - и зеленый, и красный, и синий
Нас запутал, заплёл, заманил в свой разомкнутый круг.

Где-то есть тот разрыв – и возможность обратно вернуться,
Вялой мухой забиться в сетях повседневных забот…
Наши нити скрутило в канат - до небес дотянуться
И закинуть там якорь трезубый, авось повезёт!

Нам досталась нелёгкая участь – быть центром циклона,
Наблюдать, затаившись, как круто колбасит весь мир…
Быть басовой струной, обертоном Атонова тона,
Ветром, крышу срывающим тиру пристрелянных лир.

Нам досталось всё то, что себе мы придумали сами.
Мы достали весь мир – и теперь он от нас не уйдёт.
Нам завещано небо со всеми его чудесами –
Нам обещан разбег и почти невозможный полёт.

Замыкай этот круг, чтоб его не закрыли снаружи.
Оставайся со мной - обещаю, что будет смешно.
Пара воронов в небе над нами приветливо кружит.
Небо – шире себя и границ до конца лишено.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
30. [MAT] FIRESCREEN BEHIND THE MIRRORS


  «Гори неугасимо, родная Хиросима»
М.М. Лукенглас

За амальгамой всех зеркал
Горит огонь неугасимый.
Напрасно ты себя искал –
Все отражалось Хиросимой.

Стихией лютой и лихой
Тебя заполнило до края,
И корчишься, как лист сухой,
В огне невидимом сгорая.

Любой твой взгляд и жест любой –
Тень на стене – сгоревшей сутью.
Но то, что здесь зовут тобой –
Пылает серебром и ртутью.

И смерть невидимая ждёт
Тебя в стекле – а ты снаружи.
Огнем тебя не обожжет
И не обдаст дыханьем стужи.

Но с отражением своим
Вы поменяетесь местами -
И миллионы Хиросим
Сгорят бумажными листами.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
31. [MAT] Что сгорит, то не сгниёт


  «Ты заброшена в наше пространство, где тебе даже звезды чужды»

Г.Иванов

Старше самого старого ветра –
Младше самой сверхновой звезды –
На пути, что размерян до метра,
Оставляю чужие следы.

Все пятьсот несвоих отражений
Расшвыряла по всем временам –
Слов осколки и тени движений
Растеряв по непрошенным снам.

Каждый звук откликается эхом,
Только эхо сегодня не в тон -
Раскатилось безжалостным смехом,
Отвечая на жалобный стон.

Чуешь, горы дрожат? В чаппарале
Чья-то шляпа… Ворона кружит.
Прорастает огонь в одеяле -
Мертвый жизнью не зря дорожит.

Что сгорит - не сгниет. А иначе
Для чего эти песни пою?
Пожелай мне в бою не удачи –
Обещай мне победу в бою.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
32. [MAT] Послание маньякам (дуплет)


  жертвам "культуры владычества" посвящается

"Женщина - это мясо с глазами"
неженская поговорка)

Женщине нельзя употреблять
Слов, сакральных для мужского пола.
Словом блядь - мужчины называть
Стали баб – увы, не для прикола!

Чтоб им, сукам, место свое знать,
И пизду покорно подставлять.

Если баба не дает – то сука,
А дает, но не тебе – то блядь.
Чуть не так – суровая наука –
По ебалу дуре настучать…

Мы, блядь - соски, шлюхи, нас по кругу…
Мы лоханки, твари и говно.
Мужики мозги ебут друг другу
Ну и нас, кошелок, заодно.

Под стриптиз дрочите, долбоёбы,
И ласкайте нижнее белье,
Рвите мир от похоти и злобы -
Вы, козлы, получите своё.

Кинут вас, уёбков, ваши шлюхи,
Бляди ненаглядные уйдут.
И уже бесполые старухи
Вам любовь и счастье подадут.

****

«Комсомол пугаешь? Врешь, подонок!»
Э. Асадов

Девушка должна быть мятно-ватной,
Быть слабее, тише и нежней,
Чтобы всякий гад недекватный
Мог хуйню любую сделать с ней.

Приглянулась в парке трем героям -
Стой, паскуда хуева, куда!
Ща тебя ногами успокоим,
Если будещь дюже ты горда…

- А пошли вы на хуй – молвит жертва.
- Аль не дорога пизда своя?!
Хуль ты матом, блядь! Не стыдно, стерва?!
- Со стволом? Не стыдно ни хуя!

И стальное дуло заглянуло
В их насквозь прогнившие глаза.
… - Ладно, дура – шо було – минуло…
…Осторожней с пушкой… е…гоза!

И рачком, рачком большие дяди
Уползли от малолетней «бляди»,
Мерзнущей в коротеньком пальтишке -
С пистолетом, купленным братишке…

…Не хватило б в голосе металла,
Глазками моргать бы перестала.

…А была бы менее «порочной» -
То гнила б уже в канаве сточной…

Им, ебланам, не уйти от ада…
Он их встретит с радостью. Потом.
И навзрыд смеется хрипло Лада
Малолетней бляди алым ртом.


















обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
33. [MAT] Сказка про старушку (почти по А.Аверченко)


  Расскажу тебе я сказку про несчастную старушку.
Как жила она за лесом, стерегла свою избушку.
Почему-то все старушки в сказках любят жить за лесом.
И избушки у старушек крайней ветхостью известны.
Сторожить такую рухлядь нелегко старушке было.
Нет, не трудно, а противно - всё равно, что блин коровий.
А зачем, скажи на милость, сторожить какашки чьи-то?
Но избушка не какашка, и старушка сторожила.
Старожилы говорили, что жила она за лесом
Тридцать лет, а то и больше, это точно неизвестно.
Потому что самый старый из залесных старожилов
был Иван тридцатилетний, и она его качала
В крепкой люльке из бамбука, и была она такой же.
А жила ль она за лесом до Иванова рожденья,
Старожилу неизвестно, а спросить не догадался.

Жил он с ней в одной избушке, приходясь старушке внуком.
Но избушку не желал он сторожить принципиально.
Говорил Иван: "Старушка! Я тебя не понимаю.
Ты ночей не спишь в тревоге, скрипу каждому внимая.
Эта рухлядь скоро рухнет, эту ветхость ветром сдует.
И самой тебе противно охранять свои владенья.
Для чего, скажи, старушка, ты живешь не расслабляясь?
Божье ль это наказанье или дьявольские козни?"
И старушка отвечала, зорко вглядываясь в небо:
"Ты, Иван, не понимаешь, видно, разумом не вышел.
Часто дьявольские козни служат божьим наказаньем,
Божьей воле все подвластно, даже дъявольские козни.
Я б могла тебе подробней наказать про рассказанье...
Тьфу, совсем меня запутал! Сам подумай, если сможешь".
И ни слова про избушку! Ах ты, хитрая старуха!

Ладно, думает Ванюша, я узнаю, в чём тут дело...
И однажды в жаркий полдень, в час старухиной сиесты,
Подогнал он трактор к дому и разнёс избушку в щепки.
Об одном он не подумал, видно, разумом не вышел, -
Разбудить старушку надо было прежде, чем таранить!
А она и не проснулась, стерегла всю ночь, устала...
И осталась средь обломков, сохранив навеки тайну...
А Иван стоял в раздумьи и чесал рукой в затылке.
- Что за странная идея мозг твой глупый посетила?
Ты остался в одночасье без избушки и старушки.
И зачем она все годы развалюху сторожила, не узнать тебе, придурок.
- Да не очень-то и надо!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
34. [MAT] Страх и отвращение в Лес-Ужасе


  Смейся, заЯц над своею морковью!
Долго она в огороде росла.
Ты поливал ее потом и кровью.
Только удача тебя обошла.

Задом к тебе повернулась Фортуна,
грозный свой лик показала Судьба.
И Винни-Пух, первый сын Инчу-Чуна,
трижды с тотемного падал столба.

Змей Чингачгук подбирался к морковке.
Кончились кактусы -- он озверел.
Не уступая индейцу в сноровке,
ты его дважды граблями огрел.

Следом Чапаев в папахе и бурке,
глазом сверкает и шашку острит.
Ваня-Без Башни -- на Сивке-Каурке.
И каждый морковку спереть норовит!

Слухи, как мухи, летят над долиной -
заяц не зря стережет огород.
Эта морковка сродни мескалину -
глюки ж страшнее и круче приход.

Вон Винни-Пух-дескать, глупые шутки! -
раз с голодухи ее заточил:
вышел из леса на пятые сутки,
хрюкнул и враз Пятачка замочил!

Всех всколыхнула история эта -
стали решать, как добыть корнеплод.
Ночью шептались в лесу до рассвета.
План был простым -- штурмовать огород.

Заяц, всю ночь пребывая в тревоге,
кутался зябко в старинную шаль.
Чуяло сердце беду на пороге.
Было чего-то мучительно жаль.

Он ведь морковку растил для питанья,
О мескалине ж не знал ничего...
Но посылает Судьба испытанье -
точится зуб на морковку его!

Солнце взошло, зачирикали птицы.
Заяц с обрезом взошел на крыльцо.
Тихо в лесу, только что там таится?
Слева в кустах показалось лицо.

Это Чапаев, сверкающий глазом,
подал беззвучно команду: "Вперед!".
Все зашуршало, и вслед за приказом
дружно ворвались враги в огород.

Заяц стрелял до скончанья патронов:
бурка пробита, Каурка упал.
Ваня-Без Башни средь криков и стонов
ползал и с корнем морковь вырывал.

Зайца поймал Чингачгук озверелый.
Нету веревки -- ушами связал.
Маленький, жалкий, по-зимнему белый,
заяц на грядках разрытых лежал...

Целый мешок вожделенной моркови
Ваня-Без Башни в кусты уволок.
Что им до Зайцевых пота и крови!
Вот он -- в руках -- драгоценный мешок.

Каждый с опаской берет по моркови.
Каждый ее осторожно жует.
Лица у всех, словно в стаде коровьем.
Все. Прожевали. А где же приход?

Ждали до вечера. Мрачно молчали.
Нет, не цепляет, итог подвели.
Бедного зайца зазря обокрали...
Глядь, под ногами-то нету земли!

Лес отвернулся, чирикают ветки,
птицы ползут в сероглазых кустах.
В грязных руках размножаются клетки,
бурка Каурку грызет впопыхах.

Мама! -- Чапаев кричит из желудка.
Папа! -- ему отзывается рот.
Ваня-Без Башни, хихикая жутко,
Чингачгуком накормил пулемет.

Больше не видели наших героев,
так и пропали они навсегда.
Заяц, бедняжка, в саду под горою
груши растит, не жалея труда.

Слухи, как мухи, ползут по долине:
Заяц не зря эти груши сажал!
Он-то не знает о псилоцибине...
Ладно, мне некогда, я побежал...



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
35. [MAT] Истинная пара (тантростих)


  

Шива с Шакти тешатся в кровати
С Умой, Деви, Кали и Парвати.
Шивин сокрушительный лингам
Удовлетворяет данных дам. :)

Посвящается C.Аркавину с благодарностью за идею. :)))

Вишну не пустит Лакшми на тусовку...
Шивин лингам превратил бы в морковку!
Шиве до йони такой "превращала" -
Нет у конца ни конца ни начала.
Да и Лакшми ему тоже до йони,
Шакти лингам его держит в ладони.
Ума ли, Деви ли, Кали, Парвати -
На всю Кали-Югу девчат ему хватит!

Cветлане Мгинской за содействие в раскрытии темы. :)))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
36. [MAT] Сон не в руку


  "сна весна и сон весны
навевают сонным сны
сны на вес на вкус на цвет
трое сбоку ваших нет"

вместо эпиграфа

********

Мутный сон мне сегодня приснится -
Подоконник, окно, коридор...
Чьи-то добрые белые лица
И взволнованно-вежливый спор

Обо мне. Я в дырявом халате.
Я зеваю и пялюсь в окно.
Мне бы только дойти до кровати -
Все равно мне уже, все давно...

Только шёпот, и шорох, и топот...
За решеткой заснеженный день.
Я из кубиков собранный робот.
Распадаться на кубики лень.

Чьи-то добрые белые руки
Избавляют от белых оков...
В потолке открываются люки,
Чтобы выпустить стадо клопов.

Ты придешь - мандарины, колбаска...
Втихомолку покуришь. Жую.
Как вслепую, случайная ласка -
Не почувствую руку твою.

Я жую. Ты молчишь виновато -
Друг на друга смотреть ни к чему.
Всё. Сестра, коридор и палата.
И в свою персональную тьму.

...Из которой проснуться так просто...

********

А на самом деле было так

Я никого не жду. В двенадцатой палате -
Пристанище моей затраханной души -
Валяюсь целый день в халате на кровати
И безразлична так, что хоть бычки туши.

Остекленевший взгляд, все многоцветье мира
Сводящий к белизне квадрата потолка,
Воспринимает путь от койки до сортира,
Деталей не держа в глухой дыре зрачка.

Прилип больничный штамп ко мне, а не к халату.
Казенно-белый снег пространство дня крадет.
И разговор идет - бессмысленный, сквозь вату.
Я никого не жду. Никто и не придёт.





обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
37. [MAT] Каменный Гвоздь, или Шаги Команданте


  Каменный Гвоздь, или Шаги Команданте

Контрацикл

«Сейте разумное, доброе, вечное!» - Некрасов – поэт-разночинец

«…Это коноплю, что ли?» - «Анекдоты, шутки, тосты», Центрально-Черноземное книжное издательство

1.

Ну чё, Гевара?

Явление с повинной

Dedicated by Джа Растафарай to Пеле Вин и Омон Ра.

Ja:

Мы все – дрова в одной печи,
Не гнить – гореть. Не пытка - милость.
…А я анализом мочи
Пред государством провинилась.

Она содержит ТэГэКа,
Моя преступная урина…
Её вина невелика…

Пока ментовская рука
Не подложила героина.

Тогда попробуй, докажи,
Что ты над пропастью – во лжи…
Что ты не тот и не другой…
Про Джа скажи, про Кайю спой…

С таким довеском-то к моче…
Ты чё молчишь, Гевара Че?

Che:

Молчу-торчу… Сдаю мочу…

;) ;) ;) ;) ;) ;) ;) ;)

…Но представляю их оскал,
Когда исследуют мой кал…

Гора Шумеру, вечность, лето

2.

ТАЙНА
НАШЕЙ
СИЛЫ

«No, no future» - Сид Вишез

«Ноу, ноу, фьюче!» - Shnur

«У нас есть два пути – Джа Растафара или война» - Борис Борисович Гребенщиков, ум, честь и совесть русского андеграунда, прорастающего в небо № 999

«Они ныряют над могилами. С одной - цветы, с другой – жених…
И Леонид под Фермопилами, наверно, умер и за них» - Георгий Иванов, поэт Распада Атома

***

Они сотрут с лица земли
Последний кустик конопли
С лицом сотрут, с тобой, с собой…
И… проиграют этот бой.

Земля укроет все следы,
Мир возродится из воды…
И незнакомый звездолёт
Семян знакомых привезёт.

Пилот засеет огород,
Построит дом, наладит флот
И будет плавать по волнам…
Парам-пам-пам… по нам, по нам…

Париж, Москва и Амстердам.
Парам-пам-пам, парам-пам-пам…

3.

РОМАН БЕЗ ГЕРОИНА

«Свет даешь ты во тьме,
Без тебя я, как в тюрьме.
Ты мне нужна, как Божий дар.

Любим мы, но в сто раз
Посильней любовь у нас,
Когда в башке такой кумар…

Юрий Хой – песня о первой, потерянной любви…

«…Я конопляный дух люблю!
Я сам ведь сеял коноплю.
Она мне, видите ль, сродни…
А вы безродный? Вам – напротив?»

Антон Пришелец - «Вечер в Рыбаках», День поэзии 1964 г.

«И ни в чем не повинен: ни в этом,
Ни в другом и ни в третьем…
Поэтам
Вообще не пристали грехи»

Анна Ахматова «Поэма без героя», там же

«В этом, светлая душа, нам поможет анаша»

Александр Иванович Введенский 13. «Святой и его подчинённые»

*****

Ну, что трава-подружка, давай, поговорим.
Под головой подушка, а в голове Гольфстрим.
Мурлычет кот подмышкой, апрелем полон свет,
В лесу грибы и шишки, а смерти нет как нет.

О, Кайя, дай мне кайфа! Дай жизни, Джа! Ловлю!
За мощь земного драйва я Мать Богов люблю…
В её огне сгорают и карма, и тюрьма.
К Потерянному Раю она ведет - с Ума.

…Мой милый дышит в шею – горячий и живой,
Я жить легко умею с подружкою-травой.
____________________________________
____________________________________

Накося, выкуси!
На косяк, выторчи!

…А Каменный Гвоздь – это не Гость, а только Отзвук Дождя…

«…Красная шапочка, по дороге идя…
Сказки кончились. Я растерялся над бездной,
Над потоком любви… Муть какая-то в звездах.
Неужели, Господь, мои муки исчезнут,
Как сейчас исчезает хрупкий лиственный отзвук?

Снова льет. Ветер призраки гонит вперед.»

Федерико Гарсиа Лорка

…Ну, вяжите мне руки, суки, ешьте мою кровь, пейте мое мясо, лейте мои яйца, бейте мое молоко…

я никогда никого ни к чему не призываю и ни от чего не отговариваю.

Пиздец




обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
38. [MAT] Балаганчик-party


  Фарс-мажор

«Заплакали девочка и мальчик,
И закрылся весёлый балаганчик»

© Александр Блок

***

И лезвие ножа, и кровосток
От клюквенного сока оттираю.
Я слишком уж бездарно умираю,
Чтоб вызвать праздной публики восторг.

На сцене смерть прекрасна – видит Бог!
Эффектно и легко - ходить по краю.
Я в эти игры больше не играю,
Но все солёней и темнее сок…

И занавес спадает багряницей,
И взглядами растащен на клочки…
Спешите сценой казни вдохновиться!

Спектакль окончен. Редкие хлопки.
Гвоздь из распухшей выдернут руки.
И кровь под ноги зрителей струится.

из неправильных сонетов

1991 г., осень

****

Мальчик:

«Посмотри: огоньки приближаются слева…
Видишь факелы? Видишь, дымки?
Это, верно, сама королева…»

Девочка:

Ах, нет, зачем ты дразнишь меня?
Это – адская свита…
Королева – та ходит средь белого дня…»

© Александр Блок

***

Как дети спичками, играю я словами.
Из искр летящих возгорится пламя
Когда-нибудь, а может, и сейчас.

Мой факел непристойный не погас,
Рассыпавшись живыми угольками.
И дыры с опаленными краями
Незримо расползаются по ткани.
И муки Данта суждены гитане.

Иначе – слово ничего не значит
И нарисован на холсте огонь…

Но жаром обжигает он ладонь,
И горькою смолой полено плачет…

2004 г., весна


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
39. [MAT] Под висячий камень


  Ф.М. Достоевскому, царство ему небесное, от благодарных бесов

«Воздержитесь от прогулок под Луной. Вы представляете сколько она весит и на чём держится?!»

Ян Грин «48 внешних советов как не сойти с ума»

***

Дедушка Федя внучку позвал,
Правду о жизни ей всю рассказал...
Чудом девчушка осталась живой -
«Бесы» пополнились новой главой.

****

Боль бога – человек,
Бог боли – страх конца.
А у конца не разглядеть лица.

Но в смерти бога нет, а есть покой и воля.
И в страхе боли нет - он божий сторож поля,
в котором только мины на пути.

Договоришься – может повезти
И жизнь прожить, и поле перейти.

И косточкой не подавиться…

***

Тихий дом, последний сон,
Крик распахнутых окон –
Тень чужая на стене –
Не жалейте обо мне.

Говорил не говоря
В середине января.
И ушел не уходя
В сени синего дождя.

В сеть осенней тишины,
Где все сны разрешены -
Ведьмин круг, случайный друг,
Через клевер, через луг...

Лишь коснулся ты земли –
След метели замели,
Съели мели корабли,
Хризантемы отцвели.

Лепестки уносит вдаль…
Никого уже не жаль.

****

Труп одинок даже в братской могиле.
Сколько же их в эту яму свалили?
Всех отлюбили.
Всех утопили.
Всех позабыли.

В прахе земном или в иле речном -
Дом.
Только душа знать не хочет о том.
Ом.

Обморок тела закончился в яме.
Ветер проносится над тополями.
В шепоте листьев вопрос и ответ.
Смерть – это очень странный предмет.
Если он есть, то её сразу нет…

Свет?

село Вселенские Выселки, весна


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
40. [MAT] Нас ждут из темноты


  «Когда я ночью жду её прихода, жизнь, кажется, висит на волоске…»
А. Ахматова.

«И смерть висит на волоске. Ну что же, и на том спасибо…»

О. Бах

Они по ночам приходят, толпой бестолковой бродят,
Бормочут невнятно и глухо в одно и другое ухо.
Порой их язык мне понятен, порой полон белых пятен,
Смешит и пугает до дрожи, печалит, томит, тревожит.

Слова их сплетаются в строки, сбиваются строки в стихи -
Нелепы, забавны, жестоки, ужасны, прекрасны, лихи.
Гудят и звенят проводами над степью неслыханных тем,
Ложатся чужими следами в цемент застывающих стен.

И что с ними делать наутро, и как их своими считать?
Ни мантра, ни тантра, ни сутра – не пагуба, не благодать…

Они по ночам приходят, но что их ко мне приводит?
Зачем мне слова чужие – чтоб умершие ожили?
И плоть превратилась в слово – во вздох и глоток иного
Настоя любви и грусти… Когда же меня отпустит?


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
41. [MAT] Жалко пчёлку


  "жалко у пчёлки в жопке"

народная мудрость

Жаль себя – острое жало,
Парализующий яд.
Пчёлка давно убежала,
Старые раны болят.

Ну, не болят, просто ноют.
Чешутся, щиплют, зудят.
Как вы могли так со мною?
В чём я вам всем виноват?

Я одинок и несчастен,
Не понимаем никем.
Нет человеческой массе
Дела до важных проблем.

Что же меня не полюбят?
Любят за что-то других…
Несправедливые люди –
Чем же я им не жених?

Чем же я им не невеста?
Чем же я им не таков?
В дальнем углу мое место,
В дальнем из дальних углов.

Там в одиночестве гордом,
Словно двухглавый орёл,
С вечно печальною мордой
Счастье я всё же обрёл.

Счастье рыданий в подушку,
Детских капризных обид
На некрасивую тушку,
На невнушительный вид.

На трусоватость и слабость,
На беспонтовость бухла,
Да и на ту, что смогла бы,
Но ничего не смогла.

И нарыдавшись от пуза,
Снова прощать всё судьбе,
Сгорбясь под тяжестью груза
Неравнодушья к себе.

Щедрой и острой приправой
Я посыпаю свой стих -
Тяжкой и душной отравой
Ревности к счастью других.

Этих любимцев удачи,
Тех, кого любят и ждут.
Тех, у кого всё иначе,
Тех, у кого всё зер гут.

Миру не видные слёзы
Душу сжигают до дна.
И ни стихов нет, ни прозы -
Жалкая жалость одна…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
42. [MAT] Девушка по имени Ма-Гу


  Конопляное зернышко в тёплую землю зарою,
И полью молоком, и водой родниковой полью,
И ростка червячок проберётся ночною порою
В тихий ласковый мир, приютивший мою коноплю.

Семь зазубренных листьев дрожат от вечерней прохлады,
Семь свечей зажигает Ма-Гу, озаряя Аньхой,
И Семи Мудрецов звездопадами падают взгляды
На плантарь ганджубаса, похоже, весьма неплохой!

Для слепого отца варит снадобье вечная Дева,
Он способен прозреть, он устал быть усталым кротом.
Он поёт эту ночь, ожидая иного напева,
Но не может и думать о том, что случится потом.

Жаркий солнечный день золотит кожуру абрикоса,
Вязкий воздух чуть дышит густым ароматом травы,
Видишь, лёгкая птица взмывает с крутого откоса
И летит в небеса тёмной тенью гигантской совы.

И, прищурясь, старик наблюдает за дивным полётом.
Дочке надо к другим – средний мир ее любит и ждёт.
И, рукой помахав, отправляется к вечным заботам –
Поливать, удобрять и полоть свой родной огород.

***

Ма-Гу (конопляная дева), в китайской мифологии бессмертная фея, помогающая людям. По одной из версий жила в 4 веке н.э. в провинции Аньхой, получившей впоследствии наименование Магушань («гора конопляной девы»), где занималась приготовлением снадобья бессмертия. Изготовила чудесный напиток, отведав которого, её слепой отец прозрел. С этой горы Ма-Гу поднялась в небо, видимо, на огромной птице. В народных легендах Ма-Гу нередко выступает как богиня – спасительница попавших в беду людей. В этом своём качестве её образ вошёл и в корейский фольклор, средневековую повествовательную литературу, где она известна под именем Маго-Хальми.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
43. [MAT] Horse Attitude


  Раде, типа в подарок :)))))

Под задницей – горячая спина,
В руках поводья, в правой – хворостина.
Но мой Пегас – упрямая скотина,
И слушаться не хочет ни хрена.

Пасть разрывают в клочья удила,
Но зубы в миллиметра от колена,
С мохнатой морды розовая пена
Летит в лицо, и ночь белым-бела…

И я скачу на бешеном коне
За чудаком каким-то по бульварам,
Внимать копыт безудержных ударам
И больно и смешно до боли мне.

И я бы рада вас не потоптать,
И я бы рада, блин, промчаться мимо,
Но мне уже никак не удержать
Моей соловой бег неукротимый.

На страстный зов дурного жеребца
Несется озверевшая кобыла.
А я на ней, в предчувствии конца
Свирепой скачки. И глаза закрыла.

Какой-то хруст, и всё напополам!
В лицо ветвями тычет сикомора,
Осенний лес – и радужный вигвам,
И машет ручкой радостная Лора.

Но прочь, - анчар, как грозный часовой,
Стоит один, насквозь пропитан ядом,
И бесы незаметно вьются рядом,
И пляшет с ведьмой мертвый домовой.

Но прочь, - тиха украинская ночь,
Мазепа залипает на скамейке,
В ушанке, сапогах и телогрейке
Летит Солоха, ей уже невмочь

Волшебной сажей из печной трубы
Измазалась, и вот, белее мела,
Лавирует меж стенами умело,
Вслед - соляные движутся столбы…

Но нам не с ней. И не за ней. Иной
У нас маршрут – галопом по европам,
Людскою молвью или конским топом,
А после – над Китайскою стеной.

Кидают в воздух лысые монахи
Не только палки, но и кирпичи,
Но мы несёмся в их святой ночи,
Плюя на их шафрановы рубахи.

Узда и хворостина – где они?
Вцепившись в гриву хваткой бультерьера,
Я вся во власти дикого карьера…
Но впереди знакомые огни…

Моя кобыла перешла на рысь…
О, вот жених косит лиловым глазом,
Кровей арабских, это видно сразу!
И вороной… Ну, типа, заебись!

Я отдыхаю – мёда с молоком
Хозяин жеребца мне даст на ужин.
Он очень мил и мне зачем-то нужен…
Так не нуждалась раньше я ни в ком!

По лугу скачут наши жеребята,
Туман в логу - пушистый белый зверь.
Любовь и кровь – хошь верь, а хошь не верь,
Мы все немного лошади, ребята!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
44. [MAT] Еврейский ответ


  «Неведомый путь? Не познана даль?
Ну, да и пусть! Будь навсегда!»

Пикник и Секта МО

«Всё проходит. И это сойдёт…»

Авт. перевод из Соломона

Посвящается, Ясень-Пень, Бродскому
и еврею Мише, который знает то, чего другие не знают

****

Ветрено сегодня, и волнисто -
Вон как берег вылизан волнами!
Как ребёнок – добрыми волками,
В сказке у солдата-гуманиста…

Скоро осень, - это чуешь жопой,
Это видишь в небе – третьим оком,
Пятки ног пронизывает током…
Скоро встреча с музой Психотропой…

Муза эта тешит без предела,
Wounded Knee – du temps perdu – lost highway.
Иггов мёд хоть полной ложкой хавай,
Получай прекрасное – вне тела.

Мы вдвоём в саду, горит светильник,
Из пятидесятой гексаграммы.
Девять актов драмы кошки драной -
В мире слабых не бывает сильных.

Мягко стелют? Спи башкою в угол,
Жёстко спать – набей травой подушку,
От интриг и жрачки стало душно?
Выйди в поле, поброди средь пугал…

Мёд не сахар, курица не птица…
Проще жить с куриными мозгами -
И хозяев не считать врагами,
И в аду на вертеле крутиться.

Оглянувшись, видишь лишь руины,
Впереди же - банька с пауками…
Но дорога стелется шелками
Над пластами жирной белой глины…

За дрозда сове ответит филин.
У дороги ибис – чьи вы, люди?
Голова усохшая на блюде
Или саломея-рокабилли?

Нет, мы лягушата в волчьей стае,
В джунглях заблудившиеся в детстве.
Ничего не знаем о наследстве,
Что нам Некто Некогда оставил.

Дрожь осины, волны гасит ветер,
По лианам скачут бандерлоги,
По прямой извилистой дороге
В рай бредут потерянные дети…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
45. [MAT] Пурга


  Трио Лет

«Не по себе
от этой тихой и чужой зимы,
с которой я на ты,
нам не стерпеть друг друга…» - БИ-2

1.

Я знаю точно - всё не так,
Твой мир исправится не скоро -
До края света только шаг,
И не добраться до забора.
Но ярче звёзды – добрый знак!
Мороз поджарит снег до хруста.
И меньше грусти в редких снах,
И в междусонье место пусто…

Проклятый ноль отпустит ртуть,
Падут снега, дымы взовьются,
Сверкнет на солнце санный путь,
И мне уже не обернуться
В тот тёмный день, где дождь шуршит,
Как мышь в нетопленной квартире,
Где разговор некрепко сшит,
И мы себя за всё простили.
А я ведь знала наперёд,
Но не могла и не умела
Сказать, что день такой придёт,
Когда цветное – станет белым.

Январь, 1990 г.

2.

Ach, die Dichter haben alles gekannt! - З. Фрейд

Готическим шрифтом начертана фраза,
Её мне понять не случалось ни разу…
Красиво-бессмысленна эта строка,
И зря постаралась над нею рука.
Но буквы я знаю, и рядом словарь,
Подстрочником текста приходит январь,
И сыплется снег, и надолго, и впрок
Слагаются книги нечитанных строк.
Пока их никто не сумеет прочесть,
В них нет того смысла, который в них есть.

Январь, 1988

3.

«Вошёл он в снег один. А вышел в снег другой» - Алла Верды


Кто-то ищет меня и никак не находит.
Всё закрыто. И справок бюро не даёт.
Третьи сутки не может взлететь самолёт,
Репродуктор уныло гнусит о погоде.

Кто-то ищет меня? Мне уже всё равно -
Я давно и дышу, и живу по привычке.
И ко мне не найти ни ключа, ни отмычки,
А сама для себя я закрыта давно…

Никаких перемен, ни в душе, ни в погоде,
И полёт отложили, возможно, навек.
Люди спят - слава Богу, общенье не в моде.

В жестком кресле устроюсь и я на ночлег.
Кто-то близкий и нужный мне мимо проходит -
Не позвать, не поднять тяжелеющих век…

3 января 1985 г.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
46. [MAT] Соловецкие пляски*


  «Под мостом** - река. Луга и лес.
К лесу рифма просится – чудес.
Но, увы, хорошая мысля
Завсегда приходит опосля…
Так что будет лес аж до небес
Без чудес»

кривой проигрыш*** (из сленга лабухов)


«Отымей меня, Господи, Волей Своей,
С неба в рот мне пролей раскалённый елей…»

молитва содомита-мазохиста (анахронизм авторский)

****

Соловецких плясок соль и пот,
Ярославна Игоря не ждёт -
Пятый год сама баланду жрёт.
Враг друг другу собственный народ.
Как по нотам – все друг друга в рот!
Вот и Лот…

- Можно ли быть непорочным в Содоме,
Спать на подстеленной к месту соломе,
Быть в безопасности в собственном доме?
- Столбиком соли в республике Коми…
Кроме…

Кроме кромешников с дикой метлой,
С волчьим оскалом у конского крупа,
Эти – не ждут воскресения трупа
И охраняют хозяйский покой,
Словом и делом верша беспредел…

Глиной завалены тысячи тел****
В тихом лесу, в благолепьи природы,
В солнечном храме любви и свободы...

Что же вы, граждане, молча смотрели?
Ваших друзей уводили из дома…
Ждать, что придут – в этом ужас Содома…
Определённость – в кромешной шинели.

Лягут под них непорочные дщери,
Если от страха втянулась мошонка…
Ой как трясётся душонка мышонка,
Если пиздец уже ломится в двери!

Праведник Лот не прослыл пидорасом -
Сгорбленный старец, седой и убогий.
Дождь моросил, таял столб у дороги,
Сильно воняло наказанным мясом.*****

Лотово мясо сгниёт чуть попозже,
В той же Земле, что и грешников кости,
Дождь моросит – все мы здесь на погосте…
Сам-то ты, местный, Карающий Боже?
_____________________________________

* реальная газетная опечатка
** Мост через р. Усманку между н.п. Боровое и н.п. Сомово
*** Музыкальная тема как бы мимо основной
**** массовое захоронение жертв государственного террора в Усманском бору, неподалёку
*****Пожёг Господь нахуй Содом с Гоморрой, вместе со старичками-пидорками, бабами-пидорасками и дитями-пидорасиками… Хороший грешник – мёртвый грешник… Тут вопрос – что грехом считать? А что - карой? И что (или кого)– богом?


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
47. [MAT] ПрОлет (босхен тун май-3)


  Ванге, Борхесу и всем видящим (дискурсив мой)

и Рэю Чарльзу, раз уж так совпало...

«Мои глаза предшествуют» К. Кастанеда

"Летит по небу самолёт, но он не сядет никуда -
Напрасно думает пилот, что не подействует трава"

П. Мамонов "Цветы на огороде"

От винта! Как всегда, навсегда, улетаю туда,
Где вовек не бывать и откуда никак не вернуться.
Над планетой кружат неприметно случайные блюдца,
Оставляя круги и другие подобья следа.

В серых клочьях тумана над бедной юдолью земной
Не за ними, увы, я лечу на фанерном Фармане.
Золотыми глазами ласкают мой сон марсиане,
Смуглокожие дети, игравшие в детстве со мной.

Мне уже нипочём не забыть их весёлых имён,
Я почти вне себя от звучанья медлительной речи...
Но к чему мне они, эти странные встречи-невстречи?
И сама я смогу разбудить мой непрожитый сон.

Бесконечным тоннелем в трубу покидаю ангар.
Не метла мой биплан, но несёт меня к тем же болотам,
К тем же бледным огням и навечно забитым воротам,
Где унылая тень бережёт мной не принятый дар.

Я из рук своей смерти болотной водички напьюсь.
Ни жива, ни мертва, ни вкусна эта затхлая влага.
Это просто вода - ни во вред мне она, ни во благо...
В ней чужая тоска и давно незнакомая грусть.

Чуть горчит на губах и язык заставляет неметь,
А с последним глотком я теряю присутствие духа.
Не смотри мне в лицо - я седая и злая старуха,
Но в руках у меня семихвостая гибкая плеть.

Хохочу от души, всей моей непроглядной души
На куски рассеку эту чёрную вечную память.
Никогда ничего никому невозможно исправить
На краю всех краёв, в этой Богом забытой глуши.

В этой темной степи так тревожно гудят провода...
Тяжко дышит земля в жуткий час перед самым рассветом.
Улетев в никуда, я когда-нибудь вспомню об этом,
Но вернувшись обратно, забуду уже навсегда

Оцените этот исходник

Спасибо Солу Кейсеру & Э. Кейси - А. Кроули for main-stream

Илоне Авериной - за синхронность и резонанс :)))

Поджарому Бегемоту за информационную поддержку отдельный респект

прОлет - весна (блгр)


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
48. [MAT] Дом проходящего солнца


  Прошло много дней с далёкой поры,
Когда я встречал здесь рассвет.
Вот дом мой, такой же, но окна черны
И в нём никого уже нет.

Я шёл, спотыкаясь, я брёл наугад,
Я сердце в пути не берёг.
Пока был со мною прощальный твой взгляд,
Я не был в пути одинок.

Те грозы утихли, тот пламень угас -
Я вновь у порога стою.
Я отдал бы всё, чтоб ещё один раз
Увидеть улыбку твою.

Но встретил меня пустотою мой дом,
Мой дворик, заросший травой…
На кладбище тихом заброшенный холм –
Приют последний твой.

На пыльном перроне пустой чемодан,
Над городом утренний дым.
А я покидаю мой Нью-Орлеан,
Но сердце останется с ним…

****

Этот псевдоперевод House of the rising sun
был написан мной лет в 14 под сильным впечатлением от этой композиции в исполнении «Лайтиджи Соул» (так на совковой пластинке было написано – по- совковому) и шефского концерта Железнодорожного Техникума в сельском клубе, на котором какие-то продвинутые типы с большой буквы Ы исполнили эту тему по-русски. Но я услышала только последний куплет и то как-то смутно – видно, от культурного шока, и рвала на себе волосы (а подойти спросить постеснялась – они были волосатые, в рваных штанах, гитара у них висела на унитазной цепочке и всё такое…). Эти пацаны у нас картошку помогали колхозникам копать, жили в школьном общежитии и лягушек на костре жарили – они у нас в прудах здоровые, миронами называются. А ещё они (типЫ, а не мироны, конечно же) пели песню Smokie What саn I do? тоже по-русски и про Афганистан. Припев так и звучал – «Афганистан, Афганистан. Письма редко оттуда приходят домой, не одна мать-старушка зальется слезой…» А в куплете было: «Для того я пошёл воевать в ДээРА, чтобы мама в Союзе спокойно спала…» Вот такие парадоксы жизни и идеологии… Из тех, с кем я дружила в детстве, многие прошли через Афган. Все вернулись живы-здоровы. Один, правда, в танке горел – лицо обожжено, но не очень. А второй мой друг - голубятник и лошадник Серёга через год после армии вывалился в пьяной драке вместе с корешем с девятого этажа в студенческой общаге… Мы с ним в детстве лепили из пластилина целые табуны лошадей, собак, голубей, индейцев и бледнолицых. Играли, типа. И голубей водили, обменивались, и лошадей вместе стерегли, и в футбол гоняли с утра до ночи, и вообще были не разлей вода, пока не выросли и не задружили с лицами противоположного пола. После армии я его видела – нормальный такой Серёга – в клубе разносил барабан – играл в ВИА с немудрёным названием «Радуга» (он еще в школе там зажигал). А через год пиздец ему пришёл, дурацкий и глупый. Но не более дурацкий и глупый, чем от пули совершенно незнакомого человека в абсолютно чужой стране.

...And it's been the ruin of many a poor boy
And God I know I'm one...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
49. [MAT] Вздрогнула кошка во сне


  Вздрогнула кошка во сне…
Тихо в безлюдной квартире.
Даже часы на стене
Мерный свой ход прекратили.

Надо же, выдумал кто-то
Этот смешной механизм…
Время не требует счёта,
Если сосчитана жизнь.

Кошка проснётся и будет
Долго орать у двери.
Забеспокоятся люди –
Что там случилось, внутри?

- Свет третьи сутки – недаром…
Кто-то вздохнёт в тишине.
Дверь под могучим ударом
Вздрогнет, как кошка во сне.

Тело на смятой постели,
Змейкой развившийся жгут…
Мухи на скрюченном теле -
Ты против мака не крут…

Жалость ненужное слово -
Ни пожалеть, ни спасти…
Взял твой рюкзак участковый -
Кошку к себе отнести…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
50. [MAT] Последний танец Мэри-Джейн


  У тебя ко мне
Разговоров нет.
То закат в окне,
То в другом рассвет.

Мимо метких глаз
В распоследний раз
Тенью в тень упал
У вспотевших скал.

По сырой траве,
По людской молве
Плыл - не землю рыл
Среди лиц и рыл.

Отводил беду,
Не блудил по льду,
Не нырял в кусты
Нереальности.

Не смотрел в глаза,
Не горел - нельзя.
- Волком бы мне выть,
Если бы не Вы...

...Вот и вой теперь,
Пой в чужую дверь.
Заржавел засов –
Муравей засох.

Где шиповник цвёл,
Вбили в землю кол,
Привязали пса,
Он и скалится…

Расплелась коса,
Дыбом волоса.
Рыбой в небесах
Лыбится лиса.

Липовы леса,
Злая колбаса,
Заворотится,
Разлохматится…

Вот вернулся сон
От семи сосён,
Набежала ржа
На лицо ножа.

И стекла руда
Со стекла туда,
Где под кромкой льда
Зелена вода.

Где сомов стада,
Чешуи слюда,
Ржавый бок блесны
Да русальи сны…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
51. [MAT] Алхимический роман


  Dedicated to Bach

1. Фенечки

памяти феназепама

На бёдрах худых застегнула ремень
И на руки все свои феньки надела.
Шагнула в безветренный пасмурный день,
Как ночью убийца выходит на дело.

Походкой разболтанной, собранной наспех,
Глаза в никуда и улыбки на грош…
Поднимут её на копьё или на смех –
Тебе всё равно – ты не этим живёшь.

- А где её боль? – Высоко-высоко…
- А где её радость? – Не позже, чем в восемь…
В глазах, быстротечнее, чем молоко,
Так часто весна проливается в осень.

А может не я – ты, и ты – не она,
И я не она, и она не случайна?
Но разве здесь есть хоть какая-то тайна,
И вряд ли приемлема эта цена.


2. Колесованные сансарой

транквилизаторный транс

За окошком ветки, белые таблетки…
Доктор не поможет – выручат друзья.
Гонишь вагонетки из бетонной клетки,
А другим – неможно, а иным – нельзя.

Сны в трамвайном парке - мертвецу припарки,
Всей нечистой силе веки не поднять,
Ласковые руки - тасковые глюки?
Я в тебе настолько, что боюсь понять…

Ночь под одеялом нас не раздевала,
Печка остывала, по утрам – мороз.
Я тебя, как воду, пить не уставала,
Ты змеёй зелёной из меня пророс.

Розой распустился аленький цветочек,
Ветки развернулись, выросли шипы,
Ох, колюч татарник, да дурманят ночи,
Жаром дарят очи, а глаза слепы…

Ток идет по венам кайфом откровенным,
Крутится планета на твоей оси
Сердце моё бьётся там, на дне колодца,
Но сказать «люблю», бля, не хватает сил…

3. Другой ангел

реланиум-релаксация

Ангел с лицом фарфоровой куклы,
Сжатые губы – не жди ответа.
Снова распались слова на буквы,
Буквы осыпались в омут лета.

Где-то на дне унылая тина
Тягостных дней, дремотного зноя.
Словно комар, высоко и противно,
Грустное солнце звенит надо мною.

Я прижимаю к лицу ладони -
Твои ли, свои – это всё равно…
Слово – не камень, медленно тонет,
Буквы теряя, идёт на дно.

Слово на ветер – взорвись ответом,
Нас закрутило в тугие кольца,
Нас растащило индейским летом -
Вечных измеников злого солнца…

Тысячи лет мы сплетались телами
Вместе нам жарко, и лёд снаружи.
Светит и греет родное пламя
В мёрзлые ночи вселенской стужи.

Ангел с лицом фарфоровой куклы,
Сжал аж до боли тонкие руки –
Мы ему отдали глупые буквы,
Спрятав надёжно жесты и звуки…

Падает лист в бесконечном полёте.
Мы это видели - он это знает.
Дрожью моей эту Землю колотит,
Жарким дыханьем твоим обжигает.

Мышцей сердечной качает регги
Блюза волна управляет телом –
Кровь разогрелась в безумном беге,
Стали две темы единым целым.

Тема такая, что сердце сжимает,
Тема такая, что пятки жарит.
Танец теней в беспредельном мае –
В ритме Земли – Харе, Кришна, Харе!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
52. [MAT] Кипеж-град


  

Дону Воронежу и Марлону Брандо (по факту) посвящается

Город оранжевых лун-фонарей,
Тёплых дождей чернозёмного лета,
Длинных аллей пирамид-тополей,
Ласковых сумерек, злого рассвета.

Борется ветер с теченьем реки,
Ласточки шустро ныряют в суглинок,
Тащится в гору упаренный инок,
Белые камни, ковыль и сверчки...

То ли холмы разучились молчать -
Слышу их шёпот, но что за наречье?
В этом древнейшем степном междуречье
Слишком уж много могло их звучать...

Скифский язык и хазарский базар,
Выкрики половцев, визг печенегов,
Говор сарматов и вопли татар -
Диких участников диких набегов.

Этим холмам довелось повидать:
Анты, аланы, авары и готы
Бились, как черти, за эти широты,
Чуя всей дикостью здесь благодать.

Видишь, копытами вытоптан бой?
Свист этих стрел - в серпокрылом полёте
Лёгких стрижей в поднебесной охоте -
Встреча судьбы со своей несудьбой.

Мирных славян охранял ото всех
Воин хазарский - «секьюрити» Дона,
В том Святослав не увидел резона
И каганат расколол, как орех.

Только куда же хазарам бежать
С тихого Дона, с Воронежа-речки?
Девкам славянским надели колечки
И пацанов наказали рожать...

Трудно страну из уделов собрать:
Княжьи разборки - обычное дело,
Местные парни сражались умело,
И по контракту ходили на рать.

Вместе с рязанцами выжгли Москву,
Вместе с татарами бились на Калке,
Бродники - так называли братву
С саблями старой хазарской закалки.

В мелких раздорах ослабли князья,
Биться с лавиной дружинами глупо!
А без дружины и вовсе нельзя.
Опыт пришёл - по обугленным трупам.

Орды катились по нашей земле,
Жгли города и посевы топтали.
Но на крови и остывшей золе
Вновь города и хлеба вырастали.

Крепость Онуза (по тюркски - река)
Не обрекалась мечам и пожарам,
Здесь становились на отдых войска
И на пароме катались - не даром.

Был и Батый здесь - спешил на Рязань,
Наши болота засеял аиром.
С местными дело закончилось миром:
«Кровью» живой взял Батый свою дань.

Русскоязычные дети хазар
(доля десятая хановой дани)
Службу несли, как и предки, в охране
И с переправы имели навар.

Русь между тем становилась Святой,
Била кочевников, раны лечила,
Драться готовясь с Ордой Золотой,
Делала стрелы и сабли точила.

Но на Дону и под властью Орды
Жили, как прежде, паромом и рыбой,
Сеяли жито, растили сады
И говорили по-русски спасибо!

Царством Небесным татар завлекли
Странные пастыри Слова Христова,
Верой чужой неизвестной земли
В Бога и Сына и Духа Святого.

За пацанов из Орды Золотой
Бога попы на молебнах просили.
Церкви за этот «грешок» не грозили
Пошлины, дань и татарский постой...

Сыну Бату по сараю их рай,
Но не чинил он препятствий обрядам,
И христианством охваченный край
Жил - не тужил с разной нехристью рядом.

Выгоду видя в военном быту,
Дикое поле росло своей волей,
Русь обижало, кидало Бату
И не гнушалось разбойничьей долей.

Вольные реки Воронеж и Дон
Беглых рабов за своих принимали.
Всем оторваться казаки давали -
Не разбирая имён и племён...

Жалился Грозному кади Юсуп:
Грабят торговцев воронежцы-воры,
Как мне с тобою вести разговоры,
Если отняли последний тулуп!

Дипломатично откликнулся Царь:
Ты приезжай, обеспечим защиту.
Этим ребятам не я Государь...
Дай Бог тулупу быть новому сшиту!

Гнали Кучума казаки в Сибирь,
Турок щипали, послов всевозможных.
В общем, вели себя неосторожно,
Им, что слепцам, нужен был поводырь.

Грозный братву подписал на Казань.
Взяли - и Дон навсегда получили.
Лучше уж служба, чем нехристям дань,
А воевать нас с рожденья учили...

Вольная воля под силу легла,
Сила дала и работу и пашню.
Вставили в пасть жеребцу удила,
Дюже он дикий и больно бесстрашный!

****
После того, как крымский хан Давлет-Гирей в апреле 1571 года сжег дотла Москву, а сбежавшего Грозного похвалялся поймать и привести на аркане в Бахчисарай, царь задумался о реорганизации пограничной службы, представленной до того малочисленными дозорными отрядами, сформированными из вручивших свою судьбу в руки государства донских казаков. На Дону и Воронеже были устроены сторожи и организована система дозорной службы. Уже после смерти Грозного, в 1585 году царем Федором Иоанновичем воеводе Сабурову был дан приказ строить на Воронеже крепость – столицу донского казачества, так как свободолюбивыми и безбашенными потомками неразумных хазар, темных татар, упёртых вятичей, черниговских хитрых хохлов и ещё чёрт его знает кого было трудно управлять из Москвы. На бывшее «Казарское городище» на покрытых лесом берегах реки Воронеж пришли выселенцы из Данкова, Венева, Ряжска, Рязани, мастеровые люди из Шацка, Тулы, Михайлова – стрельцы, пушкари, плотники и их семьи. Быстро и весело, несмотря на возможность сокрушительного татарского налёта, строили они мой город. Далеко не в первый раз… И не в последний…

Но, как говорили гораздо позже донские казаки об особенностях жизни в этих местах, - «Пускай пламя набегов сожжет городки наши; через неделю заплетём новые плетни, набьем их землёй, покроем избы и городок готов; скорее враг устанет сжигать наши жилища, нежели мы возобновлять их». И, как грозят в наших украиндийских деревнях индейскому колорадскому жуку, сажая всё больше индейской картошки: хай вин подавыться! ;)))

Спасибо Алику Мамедовичу Аббасову за интересную и познавательную книгу «Воронеж исторический» (Центрально-Черноземное книжное издательство, 2003 г.)


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
53. [MAT] Песенка про меня


  это не стихи!

Код моей личной библиотеки 117 (сто семнадцать). Нижайше прошу уважаемых мной авторов, каким бы то ни было образом отразивших мой светлый образ и мою же тёмную образину в своём творчестве, разместить в ней (если не в лом и не в падлу) свои шедевры эпиграмматики и эпистолетики. :))) Краас сегодня так растрогал меня своей "глупой воронежской жопкой", что я решила сохранить этот опус на память, в связи с чем и открыла данный Миррорум. Заранее спасибо всем негавнодушным! :)))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
54. [MAT] Обходная молитва


  Пыльные листья, литая ограда,
Дом в глубине одичавшего сада,
Сорванной ставни надcадные скрипы...
Где-то в ветвях отцветающей липы
Совы кричат, как беззубые дети.
Битые стёкла на вздутом паркете,
Крыша разобрана, сгнившие балки
Облюбовали вороны и галки,
Мыши прогрызли ходы в штукатурке,
Ветер по залам гоняет окурки...

Мраморной лестницы скользкие плиты
Мхом и слежавшейся хвоей укрыты.
Двери украдены вместе с замками,
Зеркала нет в развороченной раме.
Я бы лица своего не нашла -
Не отражают мой сон зеркала.
Я отдала бы себя зазеркалью -
Мне не управиться с этой печалью,
С этой холодной и горькой тоской,
Явно чужой... и знакомой такой...

Чьи же глаза наблюдают за мной?
Кто-то - невидим - стоит за спиной
И сквозняком пробирает до дрожи.
Чей же покой мой фантом растревожил?
Или столкнулись случайные тени
В тихом кошмаре чужих сновидений?
Или меня кто-то вызвал из бездны?
Как бы во рту как бы привкус железный,
Кровь заливает пустые глазницы...
Я не хочу себе мёртвой присниться!

Только желание это напрасно -
Сон чёрно-белый становится красным.
Женщины мёртвой забытое имя
Хрипло шепчу я губами чужими.
Боль и отчаянье чувствую кожей -
Кожей чужой, на мою непохожей...
Я - умирала здесь в жарком июле,
Не дожидаясь серебряной пули.
Добрые люди - скажите на милость! –
Руки связали, чтоб в кол не вцепилась.

Ноги стянули пеньковой верёвкой
Веки зашили с изрядной сноровкой,
Рот окровавленный солью набили,
Слово сказали на свежей могиле.
Маком посыпаны холм и ограда –
Мне не восстать из кромешного ада…
Я не приду в их бессмысленный вечер.
Пусть не чадят поминальные свечи,
Если колотится ветер в окно –
Вольному – воля, а мне всё равно…

Ждёт колесо мою мёртвую душу,
Вечный закон я собой не нарушу,
Новый виток намотаю на шею,
Я умирать, слава Богу, умею!
Снова рождение, снова Россия,
Впрочем, меня ни о чём не спросили…
Кинули с неба в шальную тачанку,
С «Льюисом» спарив, как бедную Анку.
Где-то убили и где-то зарыли,
Выпили водки на рыхлой могиле.

Трижды мне в руки оружье давали,
Раза четыре меня убивали.
И, в электричке зарезав весной,
Дали возможность покончить со мной,
Чтоб соскочить с колеса на дорогу,
Тёмным путём уводящую к Богу.
…Жаром дохнул из разбитых окон
Карму сжигающий вечный закон –
В комнату той, что три жизни назад
Очень любила и дом свой, и сад,

Той, что считалась ведьмачкой в селе,
Ночью летала на верной метле,
Ладан бесовский курила в саду
И не любила бывать на виду...
Только зачахла, больная тоской,
Сердце сжимающей тяжкой рукой.
Тот, кто ушёл за литую ограду,
Вытащил душу и сдал её аду,
Тенью растаял в ночной тишине,
Тенью оставшись на южной стене.

Это случилось твоё колдовство –
Ты не хотела лишиться его:
«Если не можешь остаться со мной,
Тень мне оставь, одиноко одной!»
Так и ушёл он куда-то во тьму,
Как на свету быть без тени ему?
Сказано слово – с пути не свернуть…
Тень его камнем упала на грудь,
Ночью душила и с южной стены
Известь крошила в жестокие сны.

Вылилась кровью на влажную простынь
И воплотила в ответы вопросы,
В сон твой предсмертный дымком утекла -
Стала стена, как и прежде, бела.
Хоть схоронили тебя по обряду,
Ночью глухой пробрались за ограду.
Страх укрепил и направила злоба
Кол прямо в сердце соснового гроба.
Хрустнули доски, пробита грудина -
Сильные руки у простолюдина.

Только в гробу не бывает души -
Грустные песни поют камыши,
Бродит туман по угрюмым равнинам,
Ужасы снятся попам и раввинам.
В липком поту на намокшей подушке
Утром проснуться дружку и подружке.
Чтоб не расстаться опять, умирая,
Крепко обняться у самого края,
Серой разбавив кипящую ртуть,
В зеркало серое снами нырнуть,

Но не терять в зазеркалье друг друга,
Спрыгнув с надсадно скрипящего круга,
И на обочине всех пикников
Сжечь два полена в костре из венков -
Големов наших, живущих за нас.
Вспыхнул огонь, потрещал и погас.
По-пионерски его затуши –
Тело истлело за дело души.
Дело закрыто с отбытием срока,
Двери сгорели – прощай, Мритью-лока. ::::)


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
55. [MAT] Книга Б. Исходник.


  Раз на заре приснился мне рассвет -
Туманный лес, жемчужно-серый свет,
По хвое и во мху шуршащий дождь,
Под ним вигвам, и в нём - индейский вождь.

Сат-Ок, а может, Серая Сова?
Орлиный нос, седая голова...
Глаз мага – леденящий сгусток мглы –
Во мне нашёл все пятые углы

И точки зрений, и круги руин,
И треугольник – даже не один...
Такая геометрия души,
Что, блядь, хоть диссертацию пиши!

Он произнёс, исследовав меня:
- Не для тебя подобная хуйня!
Не вижу путь твой, застит кто-то свет,
Но дать могу один простой совет.

Ищи того, чей танец гонит ночь,
Того, кто может в бездну уволочь,
Того, чьё жало мудрыя змеи
Отравит дни и помыслы твои.

Ищи того, чей сон тебя принёс
Из тех времён, что скрыли ил и лёсс.
Кто был любовью или смертью был,
Того, кто помнит всё, но всё забыл...

- Навряд ли встретишь наяву таких,
А если встретишь, на хуя мне псих?
Плясать и гнать умею я сама.
И точно знаю, как сходить с ума.

...И мудрости - аж пухнет голова...
Сижу в дупле, как старая сова,
Фантомной болью мучу рану пня,
И свет слепит, и ночь милее дня...

- Мудра, - расхохотался Чингачгук,
Пеледа, геда, маленькая Мук...
Эх, плётки бы тебе о трёх концах,
Трах-тибидох, трах-бах и тарарах!

Гассан Абдурахман, твою, Хоттаб!
Раб лампы и обманщик глупых баб!
Вигвам исчез, взамен верблюд возник,
И ржёт седобородый озорник.

И хуй с ним, - чурка, что с него возьмёшь...
Пускай разводит Волек ибн Алёш,
Пусть в жопу затолкает свой совет
И весь набор особых, блядь, примет!

Но в лабиринтах следующих снов
Я поняла весь смысл проклятых слов –
И всех времён связующую нить
Мне довелось сквозь пальцы пропустить.

Искать тебя, везде искать тебя –
И жить, губя, и умирать, любя.
И находить, и вновь терять, и в навь,
И в правь, и через Лету влёт и вплавь…

Невероятно лёгкий силуэт
Мелькал в глазах, меняя вид и цвет,
И обжигал несбывшимся огнём,
Но ничего не знала я о нём!

Лишь беспредметно маялась тоской -
Ты кто такой? Ответь, кто ты такой?
Дракон ты, человек или змея –
Мне некуда деваться – я твоя!

Я бьюсь в стекло, как бабочка об лёд,
Я влипла вся в пролитый кем-то мёд,
В сомнительную мягкость вязких лет –
Но нет тебя во сне, и в яви нет…

Покинь меня, танцуй в чужой ночи,
А мной займутся добрые врачи.
Не приходи – ни в глюках, ни в стихах...
Трах-тибидох, трах-бах и тарарах!!!

Старик Хоттабыч или Чингачгук,
Похоже, всё же разомкнули круг,
И ворвалась весёлая пурга
В унылый дом, как в логово врага.

С ума сойдя, я сразу поняла:
Весь этот мир – кривые зеркала,
И в каждом – отражается тюрьма.
А поняла – опять сошла с ума…

И мой мифологический герой
Из диких сказок, дышащих жарой,
Возник в бреду заснеженного дня
И в глубину зеркал сманил меня.

Я даже и подумать не могла,
Что окажусь с той стороны стекла -
В твоих глазах, черней любых чаёв,
В центрах центрОв, в краях иных краёв!

Ты композитор всех моих музЫк,
Мой навсегда раздвоенный язык,
Случайный гость - хозяин всех времён,
Пернатый змей, косматый скорпион.

Ты прёшь, как азиатская трава,
Ты оживляешь мёртвые слова,
Луной гоним, ты сам спешишь за ней –
В сияньи жутком Эльмовых огней.

Ты знаешь всё, что кто-то позабыл,
Ты столько раз себя в себе убил...
Но, как всегда, живее всех живых,
И эффективен, как удар под дых.

Ты чудо с хуем, ёбнутый с небес,
Ты бесом умер, ангелом воскрес.
Ты бешеный и нежный. Я - твоя.
И мне не надо больше ни хуя. :))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
56. [MAT] Светописьмо знакомому фотографу


  Сергею Аркавину

с любовью и уважением

Старинных альбомов улов -
Безмолвный парад мертвецов.
Каких-то пленительных вдов
И чьих-то степенных отцов…

Матроны, старушки, девицы,
Матроски, монокли, петлицы…
Спокойные, милые лица,
Москва, Петербург, заграница…

Красивый старинный альбом,
Ты тих, как родительский дом.
Покой, чистота и уют -
Жильцы в нём вовек не умрут…

Их мир – все оттенки корицы,
Им смерть уже больше не снится,
Зажили от жизни стигматы
И лгут все надгробные даты

Тела их, рассыпавшись в прах,
В картонных живут зеркалах,
В творениях света и тьмы –
Тень лета на стенах зимы.

Чудесна игра серебра
И брома истома добра…
Альбома любая страница,
Любое лицо – плащаница!

Но взгляды живей, чем на ней,
И мёртвые мёртвых живей,
И не было смертного пота,
Лишь магния вспышка - и фото…

И жизнь на картонном листе
Ответ неживой пустоте:
Мы все - фотографии тьмы.
И светописатели – мы.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
57. [MAT] Каларатри на Курукшетре


  «Вот товарищ с востока, он танцует жестоко - ему пара нужна…» А. Макаревич



А на дворе сегодня Кали-Юга,
И в ожерелье из людских голов
На крыше пляшет Шивина подруга…
Дык, мы с ней натворим ещё делов!

Пляши, красотка, высунув язык,
В ладоши хлопай - рук-то отрастила!
Пусть обосрётся тот, кто не привык
К подобным бальным танцам на могилах.

Страшней тебя попробуй, поищи,
Но ты неотразима в этой позе,
Как взмах лихой Давидовой пращи:
Хлоп, камень в лоб – и мир в анабиозе!

Упала мгла на спящие пространства,
Надрывный вой взбесившихся волков…
О, Деви, многолико постоянство
Твоих неповторимых двойников!

Пусть Дурга вызывает страх и ужас
И по повадкам схожа с упырём,
Зато Парвати для детей и мужа
Живой воды бездонный водоём.

Сливаясь с Шивой в вихре электронов,
Магнитной бурей танца на костях
Рвёт Шакти мир, где нет других законов,
Чем смерть и страх в вечерних новостях.

Скачи, трясись, безумная плясунья –
Пугай лохов, забывших о любви,
Пусть в жопу тот язык себе засунет,
Кто злом зовёт движения твои,

Кто жить привык в сетях чужого мненья,
Кто уравнял бумагу, кровь и сталь.
Пусть их тошнит от липкого варенья
С названием мертворожденным мораль.

Себя давно забыли человеки,
Ведомые намереньем благим…
Пляши и дай им шанс, заснув навеки,
Проснуться утром кем-нибудь другим.

*Каларатри – Ночь времени. В этой ипостаси Кали выступает в конце кальпы (порядок, закон, день-и-ночь Брахмы), окутывая мир тьмой и способствуя тем самым его окукливанию…

*Курукшетра - священная равнина между городами Амбала и Дели, место где небеса спускаются на землю и боги приносят жертвы друг другу. Давным давно на этом поле произошло знаменитое махалово братьев Кауравов и Пандавов из-за страсти к игре в кости, известное по эпосу Махабхарата, в результате которого было перебито всё боеспособное мужское население тогдашней Индии, только старики, бабы, да дети малые остались, три Каурава и пять Пандавов, ну и Кришна, понятное дело, не пострадал, да ещё и пари выиграл с перевесом в два очка…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
58. [MAT] Потом


  Ваддарку в подарок

Бьётся сердце, что стекло на ветру.
В лёд одеться, чтоб стекало в жару?
И, не сглазив штукатурку небес,
Перемазать джемом джазовым лес.

Инокони запредельных степей,
В телефоне звон электроцепей,
Зарубежье - план чужих куражей,
Перебежчик в стан волшебных ежей.

Кто он, что он? Где хранит свой гранит?
Колот колом, но ночами не спит,
Ниоткуда возвращается в дождь,
Веря в чудо, чудеса не найдешь.

Гром грохочет в телефонной трубе,
Ворон хочет сневерморить тебе.
Neverever – плачет паззл изо льда…
Just forever – значит всё навсегда.

Синий ветер – вроде понята цель,
Сны о смерти – но депо не тоннель…
Не расскажешь то, что знаешь нутром,
Цепь развяжешь, а потом перетрём.

Если пахнет спелым яблоком зной,
Песней жахни - соловьиной, иной!
Осень – время переходов за край.
О, September - never more Dark, no cry! :::)))

19.08.04


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
59. [MAT] Memento


  Тому, кого нет нигде и никогда не будет...

Отпускает помаленьку -
Ночь осталась в стороне.
Со ступеньки на ступеньку -
Это дело не по мне.

Хлопни дверью - не поможет,
Плюнь в колодец - не спасёт...
Отчего мороз по коже,
Как трамвай в депо, ползёт?

Снова снился смертный ужас,
Мутный ужас февраля,
Воск лица и льдинки в лужах,
Злая мерзлая земля,

Обжигающая жалость,
Духота и жар свечей -
Всё в иной ночи осталось...
Я чужая, он ничей.

Тело мёртвое зарыто,
Боль завязана узлом,
Сна разбитое корыто,
Дом, назначенный на слом.

Сгнили ветхие порожки,
Снегом дверь занесена,
На тесёмке профиль кошки
Из уже другого сна...

1991-2004



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
60. [MAT] Война и Жир


  «Я стою на мосту – денег нет,
Горек запах чужих сигарет.
Над землей, как обычно, луна,
На земле, как обычно, война.
И не ясно вообще ни хрена –
На хрена и луна, и война?»

Ольга Бах, 1992 г.

«Ай-люли, тирлим-бом-бом.
Изнутри кусает гном!»

НОМ «Жир» 1997 г.

Уж небо осенью дышало мне в затылок…
Оса вытаскивает жало, пчёлам – хуже.
На крое звёздном позабыл портной обмылок
И с ним вселился в душу мира лунный ужас.

Маньячка-прачка мылит верные верёвки,
Стирает в пыль людские жалкие пелёнки,
Колышет воду в человечьей упаковке
И светлой памяти засвечивает пленки…

Неплоский диск блестит в руках гипнотизёра -
Бредёт лунатик по карнизу век за веком
Над мерзким месивом войны, борьбы, террора
И видит сны, как был когда-то человеком.

И от тоски, ему оставшейся в наследство
От миллиардов умерщвлённых осознаний,
Он воет псом цепным и впасть мечтает в детство -
В нём раствориться, словно речка в океане…

Цепь не порвётся, и не вырваться из плена -
Волной прилива он заброшен в центрифугу.
Безумной скоростью раздавлено колено,
И мукой смолотый в муку, он мчит по кругу…

Но вот отлив – и на песке рыбёшкой бьётся
Мешок из кожи – мясо, кровь, дерьмо и сопли…
А где душа? Она молчит на дне колодца
И слышит звёзды так, как их не видел Допплер…

Но точных слов об этом чуде нет в природе –
А те, что есть, – уже давно чужими стали…
И вместо музыки – лишь вопли о свободе,
Лишь шорох денежных бумаг и грохот стали…

Мы жизнью общей все повязаны до гроба –
И воду пьём одну, и хлеб один едим мы…
И так стандартны зависть, ненависть и злоба.
И тела боль, и страх души – для всех едины.

Что заставляет мир кипеть кровавой пеной?
Бессмертных нет – но ужас смерти хуже смерти…
Монстр-неорганик из глубин чужой вселенной
Весь мир людей, как куру-гриль, надел на вертел…

Жир наших душ – ему вкуснейшая пожива,
Его смакует он сквозь трубочку рассудка –
На ужин ужас, и всё больше льётся жира
В бездонный мрак непобедимого желудка…

Порой колодец, камень, ножницы, бумага
Мне смертью кажутся и кровь колотит в уши,
И жертвы жертв, все заключенные Землага
Кричат, безмолвные, – спасите наши души!!!

Кто защитит людей от лунного насоса?
К себе домой ушли все боги, землю бросив…
Горит весь мир, в руке дымится папироса
И небом преданным в лицо мне дышит осень…

1997-2004


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
61. [MAT] Я ищу


  Я ищу совершенную тему для новых стихов
В городских переулках, булыжных, кривых, забулдыжных.
По асфальту скольжу, как ничем не смущаемый лыжник -
Ни отсутствием снега, ни смехом каких-то лохов.

Над моей головой шелестит золотая фольга,
Кувыркается день белым турманом в солнечных бликах.
Так упрямо цепляется стеблем за столб повилика,
Что не верится даже в морозы, метели, снега…

Воробьиный джем-сейшен в еще непроглядных кустах,
И цветёт чистотел, полон едким оранжевым соком.
Всполошились грачи - в небе коршун парит одиноко.
Он грачам не судьба, но как хищник внушает им страх…

Бестолковятся дети у ржавых изогнутых труб,
Кот орёт на балконе, оторван от внешнего мира,
Где-то жарят картошку, из «ауди» стонет Земфира,
И пузатый щенок треплет крысы подержанный труп.

Красотища, короче… Но день удивительно свеж,
Терпкий запах листвы, догорающей в мусорной куче,
Слаще крепких сигар и парфюма арабского круче,
Да и воздух осенний сгущённый хоть ложкою ешь!

А вода под мостом мне покажется жидким стеклом.
Замедляется жизнь, чтобы выжить в подлёдной эпохе.
Серый голубь, взлетая, листву разметает крылом,
И почти совершенная тема приходит на вдохе.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
62. [MAT] Septemberъ-04


  В сентиментально-ретроградном сентябре
Звенят задорно озорные зинзиверы,
Искрится солнца соль на лунном топоре
И нелегко сносить давленье атмосферы.

Моя монетка задержалась на ребре –
Опять принять придется к вере полумеры…
Но хмурым утром в хмари хмыкают химеры
И лупят зенки все корзинки во дворе.

И в омут леса за чертями по жаре
Идут путем из лилипутов в гулливеры
Фронтиросъемщики, шальные пионеры
Иных земель в своей подкорке и коре.

Весь мир стремительно шевелится в норе
И рвётся прочь, сметая рамки и барьеры,
В сакраментально-эльдорадном сентябре -
В конце веков или в начале новой эры.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
63. [MAT] Пасхальное (семистрочник)


  For Gabby

Печаль моя была светла,
Светлее не было печали…
Ручьями с крыш вода текла,
Стонала старая ветла
И галки горестно кричали.

Меж тем, рассеивалась мгла
И с кухни пахло куличами.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
64. [MAT] Сергею Аркавину о нём самом


  от зеркала

с благодарностью

Не менестрель, не бард –
Верю в свою звезду.
Птица стремится в март,
Длится балет во льду.

Не трубадур, не скальд -
Дую в свою дуду.
Взорван ростком асфальт,
Сорван балет во льду.

Ни скоморох, ни шут -
В светлом своем саду
Веткой стихи пишу
На предвесеннем льду.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
65. [MAT] Стечение обстоятельств


  "Пароходы в море тонут,
Опускаются на дно.
Им в междупланетный омут
Окунуться не дано.

Сухо шелестит омела,
Тянет вечностью с планет...
...И кому какое дело,
Что меня на свете нет?" (Г.Иванов)

0. Выбор

У смерти различные лица -
Попробуй выбрать одно:
Повеситься, утопиться,
Выброситься в окно,
Зарезаться, отравиться?
А, впрочем, не всё ли равно.

1. Вода

В ледяную воду
Руку окуну.
Тянет на свободу -
Тащит в глубину.
Место всем найдётся
На речном песке,
И на дне колодца,
И в смывном бачке.

А водица льётся
И о берег бьётся
Океан в тоске.

*****

2. Огонь

Тело сгорело, душа отлетела,
Угли бессильно шипят под дождём...
Только не знают в толпе оголтелой
Силы огня, приходящего в дом.

Искра влетит в приоткрытые двери,
И зашкворчит проспиртованный быт.
Приговоренным к превышенной мере
Мстить за невинность свою не претит.

Вихрей оранжевых жаркая стая
Жалкие крохи людские склюёт.
Ведьма, из пепла огнём прорастая,
Всем вам простит обжигающий лёд.

Всех вас излечит от мертвенной скуки -
Братьев своих во Христе и сестёр.
Всех позабудет, чьи потные руки
Хворост и камни бросали в костёр.

Утро дотлело в чаду беспредела,
Тело сгорело, душа отлетела...

3. Воздух

Дышать полной грудью в полёте
И выхаркнуть воздух с ударом,
Случайно столкнувшись с земшаром.

4. Земля

Воду впитает, засыплет огонь,
Выдавит воздух.
Скроет распад, изолирует вонь.
Всё ей не поздно...

Пашня, могила, опора для ног,
Двор постоялый.
Бог-Скарабей свой навозный комок
Катит устало.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
66. [MAT] Позднячковая


  В атмосфере истерика, солнце кидается плазмой,
Нострадамус свистит со страниц переводов хуёвых
Отправляясь в поля на дербан, ум заходит за разумом,
Но не все уже дома – и стружек навалом сосновых.

Ни хуя, всё пройдет, - Соломон обещал однозначно.
Ну не в дверь, так в окно, ведь они существуют в природе.
Если окна забиты, закрыты, зашиты, запатчены,
Крышу нахуй снесём. Соломон не пиздит – всё проходит.

А в полях конопля, чуть прибитая первым морозом,
И менты с топорами, поскольку стволы в три обхвата.
Тело пахнет травой, дело пахнет большим передозом,
Ох, как жизнь хороша! Помирать уже поздно, ребята!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
67. [MAT] Сашеньке Лаэртскому уважуха


  Опять этот ёбаный насморк и курочка-гриля,
И шоу маст го он – продолжается, бля, веселуха.
Спасибо, Лаэртский тебе за присутствие духа,
С тобой не усрешься от страха в стенах Кентервиля.

С тобой обоссышься от смеха в минуту печали -
Попробуй взгрустни-ка под «Дети хоронят коня»!
Едва захандрив, твое «Вымя» в винампе включаю.
И на хуй тоску. Вот, Лаэртский, такая хуйня…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
68. [MAT] Underground Love (Подземный лов)


  Ты меня вцементировал накрепко
В смехотворно-пугающий бред.
Догорает бумажная Африка
Серым пеплом твоих сигарет.

И под взглядом змеи немигающим
Я старею со скоростью сна...
Что ты делаешь - я ведь жива ещё!
Правда, в глотке не песня - блесна…

Вырвать с мясом её, окаянную,
Выдрать с корнем заржавленный крюк -
И, дымя развороченной раною,
Ускользнуть из мучительских рук?

Или снова - металл переваривать,
Растворяя иридий в крови,
Погружаясь в зыбучее марево
Беспощадной твоей внелюбви?

Шепчет ветер, что мука отмучится,
Всё уйдет - и любовь, и тоска…
Я тебе, как и прежде, попутчица,
На дороге под толщей песка.

Этот путь, только мертвыми хоженный,
Приведет нас не в рай, так на край.
Может быть даже то, что не может быть.
Ты не дёргай лесу - выбирай...

перевод с новоегипетского на южнорусский


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
69. [MAT] И ты гуляешь под дождём…


  И ты гуляешь под дождём,
А я сижу в тепле...
На самом деле мы вдвоём
Давно лежим в земле.
С разбитой мраморной плиты
Исчезли имена.
От прошлых жизней мы чисты,
А смерти – грош цена.

Кому табак и шоколад,
А нам – трава и чай.
Однажды нас швырнули в ад,
Но мы вернулись в рай…


Тот сад амброзией зарос
С тех пор, как умер Бог
И старый Змей – послушный пёс -
У ног его издох...

Калитка сорвана с петель
И Пётр сбежал с поста,
Оплёл ограду жадный хмель,
А дальше – пустота...
И нет ни тела, ни души
В заброшенном саду.
Мы были слишком хороши,
Чтоб не попасть в беду.

Нас выгнал прочь ревнивый Бог
В пот, слёзы, кровь и смерть.
Следами наших бедных ног
Пестрит земная твердь.
Мы побывали тут и там -
Нас не за что корить.
Идём домой – зовёт тамтам
Чай пить, траву курить...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
70. [MAT] Ю. Хою


  

«Иду топтать тропу в небо,
Где там хой нас с огнём сыщешь!»

Веня Дркин

Крест дубовый сгорел на могиле твоей,
Говорят, от одной из церковных свечей…
Ты хотел и в аду продолжать этот рок,
Ходят слухи, Юрок, что и это ты смог…

Ты и мёртвый поёшь, ты и мёртвый хорош.
Ты теперь никуда никогда не уйдёшь
От акаций и клёнов родного ВАИ
Где на каждом заборе три буквы твои.

«Только не вставляйте в середину букву У, мать вашу в задницу!» (Юра Хой)



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
71. [MAT] Надвое


  Из тёмных углов появляются светлые тени –
Игра в кошки-мышки куда интересней, чем прятки.
От страха душа убегает стремительно в пятки,
А он, застревая, колотится рыбой в колени.

Распахнуты двери в какое-то смутное завтра,
И некий сквозняк притворяется честным зюйд-вестом.
Сухарь себя помнит бродящим пузырчатым тестом,
Себя переваренным видит несъеденный завтрак.

Туриста подводит незнание местных условий
И жалкая вера в бессмертие жалкой душонки.
Прикинь, для кого-то ты банка болтливой тушёнки,
Приправленной запахом страха и привкусом крови!

А что же душа? Этот сгусток надежд и сомнений,
Способный впустить целый мир в черепную коробку?..
Она утекает в кувшин под сургучную пробку,
И в светлых углах укрываются тёмные тени.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
72. [MAT] БУКЕТ НЕПРАВИЛЬНЫХ СОНЕТОВ


  типа икебана-гербарий, собранная в декабре 1991 года по прихоти или неразумению автора из самых разнообразных образов и слов в психбольнице - от тогдашней как бы несчастной любви, от нечего делать и под массированным воздействием различных психотропных препаратов. Посвящалось одному человекоглюку, но как потом частично выяснилось, некоторая доля стихов, тогда показавшихся невнятными и безотносительными, неожиданно и реалистично отразила несколько позже встретившегося на жизненном пути автора другого человекоглюка, который так, между прочим, и существует в этих двух составляющих как бы единое целое состояниях слитно или раздельно, единовременно и попеременно, а то и так и этак… А я кто рядом с ним и для него – теперь уже не знаю, да это и неважно. Глюки тоже вполне жизнеспособны. Один даже прославился как композитор…

1.

Бессоницей продавленный висок -
Дверь в глубину, где нет ни дна, ни стока,
Где часто боль внезапная жестока
И ей доступен собственный порог.

И, как отличник – завтрашний урок,
Как мусульманин – заповедь пророка,
Я помню боль, но только мало прока
В том знании, когда приходит срок.

Так молча через узкие бойницы
Из осаждённой крепости глядят,
Так я смотрю… И сердцу трудно биться.

В крови какой-то выдохшийся яд…
И ничего увидеть не хотят
Тоской опустошённые глазницы.

2.

Тоской опустошённые глазницы
У дома, обречённого на снос.
От неуместно запоздалых слез
И занавески слиплись, и ресницы.

Предчувствием карающей десницы
Наполнен двор, и даже старый пес,
Который столько стрессов перенёс,
Что хватит на четыре психбольницы.

Да что я? Люд шумит и суетится,
Готовясь к переезду в новый дом
- Как будто из провинции в столицу!

Но, впрочем, я не думаю о том
На лавочке с собакой и котом.
…Я пить хочу, но не хочу напиться.

3.

Я пить хочу, но не хочу напиться…
Есть кайф, не пожелаешь и врагу -
Ты рядом спишь, я сон твой стерегу,
Сижу-молчу нахохлившейся птицей.

Сижу-молчу, боясь пошевелиться…
А знаешь, я, наверное, смогу
Не задыхаться, словно на бегу,
И трубке телефонной не молиться.

Самой бы мне вздремнуть хотя б часок…
- Алмаз, не отличаемый от страза,
Серебряные ложки и чеснок…

О чём ты спишь? Взглянуть хоть краем глаза
И обмереть от жути и экстаза,
В себя стекая, как вода в песок…

4.

В себя стекая, как вода в песок,
Иду ко дну и мучаюсь от жажды.
Надежды утолить её однажды
Ты дать мне, к сожалению, не мог.

А мне и нужен был один глоток –
Из рук твоих нельзя напиться дважды.
И мёд, и горький перец в капле каждой -
Всему начало и всему итог.

К стеклу прилип осиновый листок –
Причина не вина, но знаешь, всё же
Ты так же милосерден, как жесток…

И вновь покой, ненужный мне, тревожит
Твой резкий взгляд, отточенный до дрожи –
И лезвие ножа, и кровосток.

5.

И лезвие ножа, и кровосток
От клюквенного сока оттираю.
Я слишком уж бездарно умираю,
Чтоб вызывать у публики восторг.

На сцене смерть прекрасна – видит Бог!
Эффектно и легко - ходить по краю.
Я в эти игры больше не играю,
Но все солёней и темнее сок…

И занавес спадает багряницей,
И взглядами растащен на клочки..
Спешите сценой казни вдохновиться!

Спектакль окончен - редкие хлопки,
Гвоздь из распухшей вытащен руки…
…И кровь – солоноватая водица.

6.

И кровь – солоноватая водица -
Одним путём течёт из года в год,
То стынет, то огнём под кожей жжёт,
Причудам сердца потакать стремится.

До выбора журавль или синица,
Скорей всего, и дело не дойдёт –
Свободный путь, стремительный полёт
Мне иногда уже не просто снится…

И, может быть, пора угомониться,
И лучше не смотреть поверх голов…
Я не пьяна, но всё во мне двоится.

Действительность уходит в сферу снов…
Сама себе – журавль и птицелов,
Сама себе – читатель и страница.

7.

Сама себе читатель и страница,
Написанная собственной рукой –
Всё наизусть. Но что там за строкой
Мерещится, топорщится, таится?

Меж мной и зазеркальем нет границы,
И где-то меж любовью и тоской
Зрачок змеи приносит тот покой,
В котором мне, как мумии, храниться…

Но вспыхнет светом белый потолок
В том совершенно чокнутом июле,
Где через каждый день пропущен ток.

Я им поражена. Не потому ли
Твои глаза змеиные блеснули
В той книге, что читаю между строк.

8.

В той книге, что читаю между строк,
Я жизнь твою однажды пролистала.
В ней, так сказать, хорошего немало –
Пожалуй, ты к себе излишне строг.

Сломав заборы, выстроил острог.
В нём есть работа, ложка, одеяло.
Желаешь ты достигнуть идеала -
Скорей достигнет запада восток…

Возможно, будет время убедиться,
Что зря ты так суров с самим собой.
Я не сужу – попробуй не сердиться…

Уж лучше прочный быт, чем вечный бой…
Не мне судить – живут своей судьбой
Во мне чужие голоса и лица.

9.

Во мне чужие голоса и лица –
Я чьей-то вечной памятью жива.
«Шизофрения, мать…» – твои слова?
И я с тобой готова согласиться.

В рассветный час, когда уже не спится,
Но голова ещё не голова
И явь и сон разделены едва,
Я помню всё – тот миг мгновенье длится.

Но тяжкий груз трофеев и знамён
Становится увесистее втрое.
Мой бедный мозг не так уж и силён

Чтоб помнить всё - от Ельцина до Трои.
Хотела бы узнать я, кто устроил
Во мне сумбур неведомых времён!

10.

Во мне сумбур неведомых времён…
Как объяснить, что я бывала всюду?
И что, к примеру, поцелуй Иуды
В моём мозгу навек запечатлён?

На тех, кто сединою убелён,
С почтением взирать, конечно, буду.
Я младше их – на сто одну простуду,
Я старше их - на тысячу имён.

Со временем ли я сумела слиться
Иль стала перекрёстком снов и дней,
А, может, сочиняю небылицы?

Но память есть. И что мне делать с ней?
Ведь этот груз тащить мне всё трудней –
Хочу забыть. Но не хочу забыться.

11.

Хочу забыть, но не хочу забыться
И жизнь себе не стану облегчать.
Я научусь смиряться и молчать.
Эх, только научиться бы учиться!

Я стану твёрдой, как стальная спица,
И правильной, хоть ставь на мне печать.
На грубость буду лаской отвечать
И постараюсь, в общем-то, не спиться…

Я, кажется, взяла неверный тон…
А разве есть он – верный путь к забвенью?
И если честно, мне не нужен он.

Я мысль о нём гоню с вечерней тенью.
Ночь, как удар клинком, - одно мгновенье,
Рассвет протяжен - как предсмертный стон.

12.

Рассвет протяжен, как предсмертный стон.
Но день не заколачивает крышку.
Похоже, я вчера хватила лишку
И организм разбит и угнетён.

В костях хрустит и в голове трезвон,
И для спасенья нужно хоть полтишку…
Идти туда, где пьют, ругая Мишку,
За тот указ, что умным не резон.

Какая чушь! Прилечь бы на газон
И обрубиться. Пусть смеётся полис.
Но снег идёт, валяться не сезон…

И этот шум! Поганый мегаполис!
Тащась домой, пока не напоролись,
Я о тебе придумываю сон.

13.

Я о тебе придумываю сон,
В котором ты – не более чем тема,
В стихах не сказ и в прозе не поэма,
Не круассан в груди, но корасон.

Пассат нас утомил, взбодрит муссон,
И пена льнёт к рукам жирнее крема,
А я - нежнее целого гарема -
Спою тебе хоть Хоя, хоть шансон!

Всегда к нулю стремится единица -
Ты спи себе и приходи ко мне.
С астральным телом проще подружиться…

Сидим, болтаем, будто бы во сне.
Но я-то знаю, - мы в том самом дне,
Где нам с тобой не суждено проститься

14.

Где нам с тобой не суждено проститься,
Цветёт и дышит летом сонный луг,
Жужжит пчела, летит тяжелый жук
И жадностью не пахнет чечевица.

Там облаков закатных вереница
На горизонте замыкает круг.
И ветер с юга вновь спешит на юг,
И так легко рукам соединиться.

Я чувствую, что слишком слог высок…
Но это мир, в котором всё возможно –
И ангельский быть должен голосок…

А, может, ложно то, что непреложно?
И то не сон проник в неосторожно
Бессонницей продавленный висок?


****замок-ключ****

Бессоницей продавленный висок,
Тоской опустошённые глазницы…
Я пить хочу, но не хочу напиться,
В себя стекая, как вода в песок.

И лезвие ножа, и кровосток,
И кровь – солоноватая водица.
Сама себе – читатель и страница,
В той книге, что читаю между строк.

Во мне чужие голоса и лица,
Во мне сумбур неведомых времён.
Хочу забыть. Но не хочу забыться.

Рассвет протяжен - как предсмертный стон…
Я о тебе придумываю сон,
Где нам с тобой не суждено проститься.

*********************

ЗЫ: Когда настоящее бьёт под дых, нужно найти в себе силы посмотреть в прошлое, чтобы вспомнить – бывало и похуже…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
73. [MAT] Парашурама (Пуруша у параши)


  По границе между злОм и добрОм
Ом!
Бродит дядя с во-от таким топорОм!
О-ом!!
С ним встречаться по-любОму в облОм –
О-о-ом!!!
Хоть с добрОм к нему приди, хоть со злОм…
О-о-о-ом!!!!

Всё равно в парашу сунет еблОм
И отлюбит телеграфным столбОм.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
74. [MAT] Осенние сонеты


  1.

Они со мной, те дни из октября -
Я их сама из многих выбирала.
Им не узнать ни памяти подвала,
Ни отрывных листов календаря.

Храню секрет, тайком себе даря
Воспоминаний хрупкие кораллы.
Но, как листва опавшая сгорала,
Сгорят они, едва исчезну я.

Моей свечи колеблющийся свет
Не виден всем живущим в тёмных норах…
Кто там спешит мне мудрый дать совет?

Я не нуждаюсь в скользких уговорах.
Но промолчу. Считайте за ответ
Сухой листвы ночной тревожный шорох.

2.

Сухой листвы ночной тревожный шорох
Затих к утру, осыпавшись с листвой.
А если так исчезнет голос твой,
Пойму ли я, насколько мне он дорог?

Обиды нет. И смысла нет в укорах.
Я стала вдруг спокойной и пустой…
И как просить у времени: «Постой!
Не тереби событий новых ворох!»?

Себя легко проверить на излом…
Ты знаешь сам - есть вещи, о которых
Нам говорить, что мучаться с узлом.

Пускай поёт в гитарных переборах
Моя любовь, согретая теплом
И вспыхнувшая разом, будто порох.


3.

И вспыхнувшая разом, будто порох,
Душа, как дым, растает без следа.
Но отразится в зеркале пруда
Кровавый след – зари последний сполох.

В холодном небе, в ледяных просторах
Теперь твой дом, теперь моя беда.
Но сон насквозь прожжёт твоя звезда
Иглою света в самых плотных шторах.

Озябший день к стеклу лицом прижмётся,
Своим дыханьем рамы серебря.
А звёзды днём видны лишь из колодца…

…Зачем всю ночь при свете фонаря
Мечтать о том, что к нам ещё вернётся
Последних дней последняя заря?


4.

Последних дней последняя заря
Пылала нам, невидимая прочим.
И в отблесках её светились ночи
Медовыми тонами янтаря.

И вот опять - колючесть января,
Холодный ад панельных одиночек.
И пишем мы вслепую сотни строчек,
И не найти во тьме поводыря.

Не слышен крик в пространстве онемелом,
Но где-то дышат синие моря,
Пока мой мир раскрашивают белым.

Я помню, как над городом паря,
Взлетая ввысь и вниз бросаясь смело,
Снег падал – и не вовремя, и зря.

5.

Снег падал – и не вовремя, и зря.
Его не ждали с пеньем и свечами.
Невесту оскорблённую в печали
Застал рассвет за чтеньем тропаря.

Послушница, обидою горя,
Венчальной не накинувшая шали,
Не знала, с чем её не обвенчали -
Навряд ли саван лучше стихаря…

И свадебного гимна не споют
Певцы любви, притихшие на хорах,
Ведь ждёт за ним могильный неуют.

Но, зная о подвалах и затворах,
Её глаза смертельной ласки ждут…
Молчи, мой друг, что толку в разговорах.

6.

Молчи, мой друг, что толку в разговорах -
Безгласен мир под снежной пеленой.
Театр опять начнёт сезон весной,
И недостатка нет пока в актёрах.

Замёрзший лес на стылых косогорах,
Но все снега проходят стороной.
А эту пьесу мне играть одной,
Забыв о режиссёрах и суфлёрах…

Не надо драм - не начался сезон.
Я знаю толк в обидах и раздорах.
Молчи и слушай колокольный звон,

Летящий в купол, тающий в притворах -
Судьбы ли голос, снов вселенский фон…
И есть ли смысл в извечных наших спорах?

7.

И есть ли смысл в извечных наших спорах?
Напрасно мы кричим до хрипоты.
Да, наши дни обманчиво пусты,
Как окна проходящих мимо скорых.

Стоят деревья в праздничных уборах,
Белым-белы овраги и мосты.
Чисты листы вселенской пустоты,
Но мёрзлым миром правит мерзкий Молох.

Стерильно-белоснежная больница,
Алее крови грудка снегиря,
И мёртвых дней длиннее вереница.

В невозвратимость двери отворя,
Устала, сплю, мне ничего не снится.
Я знаю всё, о том не говоря.

8.

Я знаю всё, о том не говоря.
И звери Апокалипсиса строго
Глядят в глаза, и вечная дорога
Ведёт меня в чудесные края.

И, крестное знаменье не творя,
Не поминая всуе имя Бога,
Иду по ней с надеждой и тревогой
В высокий сад небесного царя.

Иду по льду… Во сне ли, наяву…
Ты этот знак, как можешь, объясни.
И дай мне знать, что я ещё живу.

Вновь возвратясь к тебе из той страны,
Я дымку сна спокойно разорву.
…Но отчего глаза твои грустны?

9.

...Но отчего глаза твои грустны?
Легко и страшно быть с тобою рядом.
Лишь тень грозы над опустевшим садом,
И ветра тень с восточной стороны...

Дурмана цвет и листья белены -
Что там ещё слывёт смертельным ядом?
Отравленной твоим печальным взглядом
Всех прочих зелий чары не страшны.

Наверно, мне назначено судьбой
Пить, как бальзам, ночей опасных пламя
И называть любовью эту боль.

Я - отраженье между зеркалами.
И надо мной, а, может, над тобой
Повис рассвет, как траурное знамя.

10.


Повис рассвет, как траурное знамя,
Над мёртвым сном угрюмых площадей,
И здания, сожравшие людей,
Причмокивают сытыми дверями.

Портрет дождя, застывший в каждой раме,
Сотрёт бесследно равнодушный день.
И табуны кошмарных лошадей
Умчатся вскачь, асфальт метя хвостами…

Но жирным пеплом лёг на город вечер -
И голоса людские не слышны,
И в тёмных окнах не затеплят свечи…

Мы все зимой разбиты и больны.
Болит в груди, в душе... Лечиться нечем.
И гибнет мир - до будущей весны.

11.

И гибнет мир до будущей весны,
И смотрит солнце сонным рыбьим глазом
На серый пляж, окаменевший разом
Поверхностью неведомой луны.

И лишь рябины живы и красны -
Они не подчиняются приказам,
Живой укор корягам безобразным
Акаций у заснеженной стены.

Мой белый свет холодный и немой.
О, если б мы об этом раньше знали –
Не стал бы в одночасье он тюрьмой…

А что теперь – лишили и связали…
И я молчу, что значит голос мой?
И плачу я - холодными слезами.

12.

И плачу я холодными слезами -
Остывшая осенняя вода
Стекло пруда, а, может, сколок льда
Под прелою листвой в осевшей яме.

От боли потемневшими глазами
Встречаю взгляд, прозрачный, как слюда.
И он слоится, тает без следа
В том зеркале, что мы разбили сами.

И в нём не отражалось больше тело -
Все оболочки стали вдруг тесны,
Но я от них избавиться не смела.

Теперь мосты за нами сожжены
И жизнь костром невидимым сгорела.
Исчезло всё. Остались только сны.


13.

Исчезло всё, остались только сны,
Где взлёт один на тысячу падений,
А лестниц всех истертые ступени
В твой личный мрак мой сон вести должны.

Звенит в ушах от страшной тишины.
И плачу я, обняв твои колени.
Но ты уйдёшь, не оставляя тени,
И снова не признав моей вины.

Моей вины? А в чём моя вина?
Играли мы в какой-то странной драме,
И вот сейчас на сцене я одна.

И сложно поменяться нам ролями…
Прости меня, я думать не должна
О том, чего уже не будет с нами.


14.

О том, чего уже не будет с нами,
Мне снился сон так много лет назад…
Той осени печальный листопад
Распоряжался мыслями и снами.

Мне снился дым над грустными полями
И твой невыносимо нежный взгляд.
К тебе я шла, горел кострами сад,
И листья о пощаде умоляли.

Я гибель приняла бы словно милость,
Свою судьбу за всё благодаря.
Но смерть, маня покоем, только снилась…

И жить легко, себя с собой миря,
Непросто мне, но что бы ни случилось,
Они со мной, те дни из октября.


***************

Они со мной, те дни из октября –
Сухой листвы ночной тревожный шорох,
И, вспыхнувшая разом, будто порох,
Последних дней последняя заря.

Снег падал – и не вовремя, и зря.
Молчи, мой друг, что толку в разговорах.
И есть ли смысл в извечных наших спорах?
Я знаю всё, о том не говоря.

...Но отчего глаза твои грустны?
Повис рассвет, как траурное знамя,
И гибнет мир до будущей весны,

И плачу я холодными слезами…
Исчезло всё. Остались только сны.
О том, чего уже не будет с нами.

1989-1991 гг. в редакции 2004 г


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
75. [MAT] Отзеркальное (маргинально-атипичным авторам Стихии)


  Отзеркальное

Моим любимым маргинально-атипичным авторам Стихии
посвящается

to NoЯ

затуманье средизимье
тепловетер мокроснег
травокурно многодымье
берегов уснувших рек
раз такая кайя раста
голь на выдумки горазда
и душевная короста
наподобие балласта
междуклассовая каста
разномастная родня
и пушиста и клыкаста
и прекрасна и ужаста
и похожа на меня
джа аджайя джаганатха!
кайя айя хэй ахым
в сердце радость
в небо дым
харе дэвла нойя радха!


to ЙоZик

стоп направо три четвертых
перебежками по шпалам
время вывернутых мертвых
что не мало, то навалом
отвечаю чаю чую
но в варенье тонет ложка
помечаю и врачую
вязнет мушка всем немножко
семь фарфоровых тарелок
девять ложек мельхиора
семафор беспечных белок
девелопер сверхобзора
им анафему пропели
имя фэмили спросили
голова моя пропеллер
всей подветренной россии
птеродактиль рукокрылый
стегозаврус амфибрахий
вервольфмейстер уркорылый
типограф титаномахий
мозг скользит по звездной глади
ловит слово маслом смысла
не в пару так на параде
не каллиста так зависла…


to Скунс

из темноты и пустоты
ползут унылые глисты
развесели глистов веслом
и усыпи добром и злом
сглотни соленую слюну
и сни весну

to Dr. Mischael

катрен с вариацией

Древнейшие боги вернулись вперед не ногами,
Хозяев из прошлого плющит с гостями в грядущем,
Но раз механизм этот кем-то когда-то запущен,
(но Ра механизм из та-Кемта пиздато запущен!)
Он будет крутить свой момент. И по полной программе.


to Хаген

сердце на вырост подарили,
дали, не зная, надо - не надо,
спасибо сказал и ухнул в туман
филином обессиленным
сердцем свинцовым
окольцован распальцовками
стянут клятвами
оттолкнувшись пятками
выпрыгивал из тумана нежитью
множил себя отливаясь пулями
а хули вы?
небо в горошек не в клеточку
солнце в кулачке
луна в тряпочке
по миру
семеро
мирных воинов
идут идут
а дорога над ними…
протоптали торопливые
многословными ливнями
залили
ровно ли?
все мы тут
или…

«мы будем тут и только тут
мы узнаем то, что нам знать нельзя
и сделаем то, что нам запрещено»

(«Ноль» в тему)

to VadDark

Город тянет за душу, город кружит около,
Город дышит холодом и теплом сквозит.
Не сбежать от нежного, скрывшись от жестокого,
Стылыми каналами тень его скользит.

Мостики, подмостки ли, невские излучины…
Город держит за сердце царственной рукой,
Шепчет сказки страшные и слова колючие,
Утешает затемно и даёт покой.

Город-преступление, город-наказание,
Ведьминское варево, морок локапал,
Словом заколдованный, рунами израненный,
Город-заклинание, выучил – пропал.

to Гном Леонид

Живет в пещере старый гном,
Хранит бесценный клад,
Ночами ходит с колуном,
Сам чёрт ему не брат.

Вокруг растет чертополох,
Терновник петли вьёт,
Сюда нейдёт дремучий лох
И прочий идиот.

Сидит на камне старый гном
И хлещет добрый эль,
Склонясь над ветхим сундуком,
Заглядывает в щель.

С минуту смотрит в темноту,
Потом, встаёт, ворча,
И вот он снова на посту,
И снят колун с плеча.

Он открывает свой сундук
Вечернею порой
И стаей бабочек на луг
Летит историй рой.

И до утра наш старый гном
По кругу ходит с колуном,
Чтоб ни вернулась ни одна,
Пока сундук стоит без дна.

1 января 2005 года

Всех, кто в МАТе и не в МАТе – С новым годом!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
76. [MAT] Грехи наши особо тяжкие


  С кармой на кармане
По кругам порока…
Встреча с мусорами –
Мрачная морока!

Вот они - с мигалкой…
Заластали, суки!
Угостили палкой,
Заломили руки.

Шьют чужое дело,
Адвокат в запое…
Ох, как надоело
Всякое такое…

Понятые жмутся –
Граждане простые…
А глаза, как блюдца.
Белые. Пустые.

Грех ли мне подкинут,
Почки ли опустят,
Или же невинным,
Взяв бабло, отпустят?

Люди! Не ходите
с кармой на кармане!
Дома карму жгите -
Буддете в нирване. :::)))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
77. [MAT] California Lullaby


  you can check out any time you like
but you can never leave
© Eagles

Их не грели, не жалели, им не пели люлляби -
Люба-Люба всех полюбит-перелюбит-вылюбит…
© Пикник

Сражаясь с судьбой, поняла, что сражаюсь с собой…
Как бросить оружие, насмерть прилипшее к пальцам?
Взять в руки иглу и, склонясь к буколическим пяльцам,
Стеклярусом вышить узор по канве голубой?

Система дала неглубокий, но внутренний сбой…
Отель «Калифорния» рад бесприютным скитальцам.
Хозяйка прощает долги дорогим постояльцам
И, спев колыбельную, будит наутро трубой.

Улыбка добра на её образине рябой,
И речи понятны эстетам и неандертальцам,
И зайцем герои дрожат под одним одеяльцем,
Побудки боясь, до утра вспоминают отбой...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
78. [MAT] Сомнамбулический пасьянс


  Сомнамбулический пасьянс

(прочь от Альмутасима!)

Dedicated to stihija.ru

Любовь моя цвета хаки
Зимой в маскхалат одета.
Но вышли на след собаки
С шерстью лунного цвета.

Их очи горят во мраке
И нюх острее стилета…
А так не хотелось драки
Меж силами тьмы и света!

Но нет - я готова к атаке
И прыгаю вверх с парапета -
Ситар играет сиртаки,
И клацают челюсти где-то.

Весны водяные знаки
Бледнеют на бланке лета,
И тают, как снег, собаки
С шерстью лунного цвета.

Лорке и Борхесу спасибо за информационную поддержку,
negros’у за сайт в целом.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
79. [MAT] Криптометамифоморфозы


  Криптометамифоморфозы

экзерсис для Цицерона

Лакрицей полируя Лакримозу,
Крыл лаком Лао-Цзы литую розу.
Над ним парил пернатый Гавриил
И матом крыл под грохот грозных крыл.

Пока Лотреамон неторопливо
От Мальдорора хорроры кропал,
Граф Диффузор с Евграфом грели пиво -
Сардинами рыгал Сарданапал.

Навуходоносор и Нефертити
Наелись пиццы в «Русском аппетите».
А Хаттусилис хату попалил,
И слил его архангел Михаил.

Меж тем, над кипарисом в старом парке
Летал, роняя слёзы, Азраил,
И Тютчев на капоте иномарки
Писал: «Оратор римский говорил…»

дико извиняюсь перед Георгием Ивановым за последнюю строфу


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
80. [MAT] Охота пуще неволи


  Охота пуще неволи

Жертвам подлёдного лова – рыбам и людям

Снег засыпает рыбаков,
Почти невидимых в тумане,
И засыпает их улов,
И замерзает хлеб в кармане.

А перфорированный лёд
Трещит и гнётся под ногами.
И снег идёт, и клёв идёт,
И смерть идёт за рыбаками.

И рыбаки, и сундуки,
И рюкзаки, и поплавки
Уйдут под лёд на дно реки,
Где караси и окуньки,
Ерши и толстолобики
Съедят их мясо и кишки…

Об этом, взвесив свой улов,
Не вспомнит летний рыболов…

Примечание во избежание возможных вопросов:

Толстолобиков я могла бы сюда не добавлять, тем более, с французским ударением на конец, но в Воронежском водохранилище он в натуре уже несколько лет водятся наряду с амурами – две тонны мальков только в прошлом году запустили для вырастания и очистки водохранки от водорослей. Кроме того, во время написания этого текста мной это слово было услышано два раза (!): 1. в пранке «Маня» с бабкой АТС – так жертва пранкера обзывала его и ему подобных. 2. В песне «Коля, я здесь, камон!» дуэта «Братья Улыбайте». Я не могла противиться знаку свыше, пусть и выраженному в столь явной и недвусмысленной форме. Винамп рандомайз форевер!

Что касается темы произведения… Эти маниаки в гигантских валенках с сундуками и коловоротами (или ледобурами?) появляются на водохранилище чуть раньше первого льда и уходят оттуда весной по воде, аки Джизасы в тулупах. Зрелище, впечатляющее – идут люди, и их отражения в воде колышутся… Воды там поверх льда сантиметров пять, не больше, но выглядит красиво… А сколько их проваливается каждую зиму под лёд и тонет из-за трёх рахитичных окуньков или этих самых толстолобиков… Мне как-то представился памятник погибшим зимним рыболовам - пенопластовый буй в виде рыбака в тулупе, валенках и пр., сидящего на своем сундуке с удочкой - в три натуральные величины, не меньше. Монумент героическим долболёдам. Идут, типа, пароходы – салют рыбаку! Плывут, как бы, русалки – привет рыбаку! А вообще, Дарвиновская премия – покруче нобелевской будет!
Позавчера это строчилось, а сегодня в Яндексе депутат в Финском заливе утонул, катаясь на снегоходе. Жаль, конечно, но вот у Ленина, между прочим, снегохода не было…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
81. [MAT] Перемиррье (lightmare)


  Однажды жизнь с домашним кругом ты разграничить захотел, но поздним вечером над лугом изгнанник рая пролетел. Оставив след инверсионный, огнем горящий в небесах, он рухнул в гуще рощи сонной, в заветных муромских лесах. Дымилась роща до рассвета, и вместе с ней сгорел закат, а ночь, бледна, как спирохета, струила с неба лунный яд.

Привет, размытая Россия, в словах тебя не объяснить, твои в мундирах голубые - у них особенная прыть. Во глубине сибирских руд они устроят страшный суд – но и они, даст Бог, умрут, и пропадет их скорбный труд. И все ж боюсь, что их понты, попытки быть с Землей на ты сотрут прекрасные черты о рашпиль вечной мерзлоты. Ни днем, ни ночью тот ученый, что ходит по цепи кругом, своей наукой увлеченный, себя не чувствует врагом…Пойдет направо – мирный атом, налево – ядерный угар. Землянка ваша в три наката навряд ли выдержит удар…

…Нет, на невидимых дорожках, где перламутр упырей, трамвай на тонких детских ножках бредёт без окон, без дверей… Зачем, проснувшись утром рано, его увидела гитана! С лицом, белее, чем сметана, она глядела из фонтана на тихий дол, на спящий лес, на небо, полное чудес. В нем плыл трамвай и падал бес…Мир дрогнул, вспыхнул и исчез…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
82. [MAT] Сон Леноры


  Много кому посвящается, как по ходу написания выяснилось

У этого дома, как прежде, растет шелковица,
От лип трехсотлетних - два пня у тесовых ворот...
Когда я брожу здесь, то (слышится мне или мнится?)
Две липы шумят, как поддавший в честь праздника сброд.

Сиреневый вздох под распахнутым в полночь окном
Вспугнёт мою дрему, и сон потревоженной птицей
Обрушится в морок над пыльным зелёным сукном,
Взлетит над дубовым столом пожелтевшей страницей.

А капля росы на невинной девичьей реснице
Сверкнёт хладнокровным рубином чистейших кровей,
И жизнь устремится к прочерченной в сердце границе.
В листве шелковицы так сладко поёт соловей…

Но с липы прикормленный ворон ворчит: «Ни хрена!»,
И кровью зари захлебнулась лазурная Ницца.
Ленора не спит – ей не снятся любовь и война.
Но сон, что страшнее всего, и неспящим приснится…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
83. [MAT] Лень Соноры


  всем стихийным поэтам в шутку и всерьёз

в юго-восточных пределах
северо-западный ветер
пишет серебряным мелом
сказки о солнечных детях
мозг отпустив на поруки
руки и ноги попутав
ловят великие глюки
толстых больших лилипутов
камень толкает сизифа
вниз по наклонной катиться
феминизация мифа
маски сменила на лица.
сердца и жопы гибриды
в почве по самые уши
мирно хранят геспериды
у оконечности суши
яблокикиморы-сёстры
цвета испуганной нимфы
всем пастухам коза-ностры
выдадут свежие рифмы
яблок насыплют в котомки
пепин-шафрана с ранетом
пусть после них хоть потомки
не пожалеют об этом
вмиг окружная дорога
взлётно-посадочной станет
встретив пустынного бога
спляшешь таинственный танец
в пьяном угаре сансары
дымный оазис нирваны
девочек зря эмиссары
водят в пустые стаканы
грянули польку ситары
вышел к беременным гуру
следом за ним санитары
тащат в корыте микстуру
лунная зыбка качнётся
выпадет сонный ребёнок
с медным лицом инородца
в чистом батисте пелёнок
примет его брахмапутра
в околоплодные воды
выплеснет на берег утром
в мир всевозможной свободы
фокусы местных факиров
фикусы религиоза
майна и вира эфира
жизни ли тайная доза
рябью подернулась дымка
зеркало сна искривилось
шапка моя невидимка
как наказанье за милость
бред затянувшихся башен
рвёт опустевшие крыши
тот, кто не дышит, не страшен,
страшен не тот, кто не пишет.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
84. [MAT] Мимолётом


  непризнавшимся поэтам

Попробуй быть не тем, кем быть готов,
Кем быть привык, кем быть вовек обязан,
Ты этим «бытиём», как цепью, связан
И пристрастился к прочности оков.

Протоптанной дорогой в небеса
Тянуть свой крест в толпе несущих доски,
Старательно минуя перекрёстки,
Развилки, повороты, чудеса…

А если б Он сказал: «Не понесу!
Тащите, мне и так на нём болтаться…»
Что лошади до взятия препятствий,
Когда она идёт на колбасу?

Но если лошадь сможет уяснить,
Что и седло, и крест – воняют мясом,
Железный повод, как гнилую нить,
Она порвёт и ввысь взлетит Пегасом.

P.S. от Winamp:

«По нехоженым тропам протопали лошади, лошади, неизвестно к какому концу унося седоков» © Высоцкий


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
85. [MAT] Попутное


  Чернецкому Геннадию Владимировичу

с почтением :))

Не беспокой себя по пустякам -
Покой небес для умиротворённых,
А рай земной для мирорастворённых -
Невесть какой, но верный путь к стихам.

&:)


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
86. [MAT] Бой с часами


  С переходом на летнее время
Завершается зимняя спячка -
Хочет в почву отборное семя,
И решения ищет задачка.

Ждёт жокея железное стремя,
О сохе кабыздохи вздыхают,
Радо солнцу остывшее темя,
Кажет зубы зэка вертухаю.

Под дождём добродушное племя
Доедает останки мессии.
Белым быть – непосильное бремя,
Но не в снежно-туманной России.

А моё мимолетное имя
Отзовётся заведомым эхом,
Брызнет млеком вселенское вымя
На дорогу меж воем и смехом.

Обойдёт постороннее пламя -
Завернусь в материнскую плату,
А трофейное трефное знамя -
На портянки удачи солдату!

:::)))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
87. [MAT] Деревенские хроники


  ЧГВ - с улыбкой и приветом,
и одновременно памяти моего земляка Славы Дёгтева, к которому я очень хорошо относилась, не подумайте чего, он бы понял...

Жил в деревне старый дед,
Дал он сам себе обет
Возле каждого куста
Славить Господа Христа.

Жил в деревне дурачок,
Он вертелся, как волчок,
И смеялся, повалясь
В чернозёмнейшую грязь.

Жил в деревне агроном,
Думал только о земном.
У небес просил дождя,
Благ иных от них не ждя.

Жил в деревне землемер –
Нелюдим, угрюм и сер.
С А в руках бродил в полях,
Наводя на зайцев страх.

Жил в деревне тракторист,
Телом чёрен, духом чист.
Утонул он по весне
На стальном своем коне.

Жил в деревне старожил,
Суповой набор из жил,
С козьей ножкой у ворот
Просидел он лет пятьсот.

Жил в деревне мент Степан,
Чисто выбрит, вечно пьян.
Вот загадка всем была -
Как он брился с похмела?

Жил в деревне наркоман,
Раскумарь его дурман!
Участкового сей хам
Не боялся ни на грамм.

Жил в деревне счетовод.
Потерпев восьмой развод,
Он повесился в лесу,
И остыл с соплёй в носу.

Жил в деревне фельдшер Фет,
К сожаленью, не поэт.
Всем одно он назначал -
Пить мочу и кушать кал.

Жил в деревне чёрный маг,
Всем известный, как завмаг.
Силой злата, силой зла
Делал втёмную дела.

Жил в деревне конюх Джон,
Был он засланный шпион,
Но отведав местный кир,
Скинул рацию в сортир.

Жил в деревне скотник Пров,
Он любил любить коров.
И они его, любя,
Допускали до себя.

Жил в деревне свинобой,
В гости звал его любой.
Хоть и гол он, как сокОл.
Но свиней, как Бог, колол!

Жил в деревне ветхий зэк,
Лагерям отдавший век.
Каждый раз, хлебнув винца,
Сукой сраной звал Отца.

Жил в деревне хиппи Стас,
Он овец колхозных пас,
И на флейте им играл
блюз Интернационал.

Жил в деревне домовой
Он не думал головой,
Ночью выл в печной трубе –
По судьбе, не по злобЕ…

Жил в деревне вурдалак,
(а до смерти был кулак…)
Кровь хлестал людскую он,
Как при жизни самогон.

Жил в деревне дух Святой -
Нищий, злой и пропитой.
На гулянках гнал тоску,
Подпевая мужику.

Жил в деревне хлебороб,
Незаметный, как микроб.
Он ночами, что есть сил,
Коноплю в полях косил.

Жил в деревне Бог живой,
Обернувшийся травой.
Кто придёт к нему с душой,
Тот и вырастет большой.

:)))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
88. глухонемое кино


  он не молчаливый он немой © аукцЫон жопа

всемогущие маги магнитных полей
на потеху затеяли бал комаров
на задворках вселенной за свалкой миров
беспризорные ангелы нюхают клей

загорелось нутро у святого бомжа
закипает смолой смертный пот на челе
в небеса за душой бы на грязной земле
бьётся тело которому нечем бежать

апокалипсис now но не будет суда
на трубе теплотрассы архангел залип
не смотрите сюда не ходите туда
там для высших инстанций снимается клип

мирозданье чадит пиротехник мастак
и фанера гудит на ветру перемен
бродят тени детей у обугленных стен
мёртвый хор очевидцев родительских драк

их индиговых глаз не увидит отец
он глядит в пустоту улыбая себя
и ни духом ни сном что искусство любя
где-то там он кому-то устроил пиздец

Ж))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
89. [MAT] Шизаклинание


  седьмым пришёл уйдет восьмым
седым и шёлковым как дым
а мы сидим и мёд едим
и плавим лёд и мир един

без сна мой дон
на дне мой сон
безумье дня
не дли меня
сумевшим знать
решившим мочь
лишь шанс дает
лихая ночь
глухая тварь
из тех времён
где червь есть царь
а жизнь есть стон
луна луна
цвета меняй
храни меня
от дня огня
от ветра вбок
от слов и строк
забывших суть
ведущих в муть
в которой
сложно утонуть
а плыть нельзя
бредя по дну
выть на луну
ее одну
виня не в том
что жизнь есть лом
а в том что
есть один приём
но он укрыт
за далью лет
и отражая солнца свет
сей спутник умножает тьму
но почему
да потому
что так положено ему

ищи тюрьму в своем дому
тащи в дыму свою суму
по миру сердцу и уму
под звуки му.....


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
90. [MAT]считалочка


  66 строк для Alex*а и благодаря ему

опостылела нирвана
вышел будда из тумана
вынул пули из голов
вынул ножик из кармана
спиздил плана у шамана
и пошел доить коров

масло льёт с картины босха
ганга-ганга матка боска
ганджубасная река
раз полоска, два полоска
семь фигур из пчеловоска
станьте возле большака

я не буду делать вуду
воск горячий лить не буду
в чашу полную без дна
я ищу свою посуду
ту, что есть везде и всюду
и всегда ей грош цена

на обочине дороги
на пикник собрались боги
самобранка-дастархан
нынче будет не до йоги
выносите меня ноги
с мёртвой зыби на бархан

сканда пляшет хали-гали
у ганеши хобот в сале
на воде своей реки
шива жарит на мангале
закалённой индрой стали
из баранов шашлыки

дует кришна в флейту пана
дремлет кали у кальяна
солнце воздух и вода
на хуя нужна нирвана
если марья без ивана
то на небе лабуда

молока налейте чуду
не насытишь мясом будду
но упендре самый смак
кормят икрами гаруду
а иуду как зануду
спать отправят натощак

на осиновую ветку
не повесить с тигром клетку
канарейке страшно петь
дайте храбрости таблетку
капля кровушки в пипетку
в серебро добавить медь

бал химических пристрастий
для существ различной масти
из нигредо в небеса
кто тут временные слазьте
нам рубиновое счастье
выпадает как роса

мёртвым сном не спит планета
не умолкнут до рассвета
флейта бонги и дудук
на краю большого лета
огоньками горицвета
разгорелся уч-кудук

не ходите дети к яме
легкой стайкой оригами
пролетают журавли
над коровьими рогами
над весенними лугами
пробудившейся земли.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
91. [MAT] ДМБ-2005


  Напилась дождём земля,
Горько пахнут тополя,
Силой полнится росток,
Пятый выпустив листок.

Мчится поезд сквозь поля,
Едут к дому дембеля,
Хоть в кармане ни рубля,
Есть вино и конопля.

Тело, бодрое вполне,
Радо солнцу и весне,
Не убито на войне,
Не зарыто в целине.

Нет в кармане ни гроша -
Есть бухло и анаша,
Хуй стоит, поёт душа...
Жизнь пиздец как хороша!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
92. [MAT] Давай любить (Вере Арямновой) ;))))


  Давай любить друг друговы стихи,
Давай писать друг другу чепухи,
Светить друг другу ласковым огнём,
Общаться ночью, вспоминая днём
О фейерверках слов и мыслеформ,
Вдыхая с упоеньем хлороформ
Поэзии, что нам дана не зря -
Как путь от фонаря до фонаря,
В кромешной темноте ведёт она.
Не зная брода, не увидишь дна,
От света к свету через вспышки тьмы
Идём бесстрашно по канату мы.

И шире тракта тоненькая нить,
Пока слова умеют говорить. :))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
93. [MAT] детская-вампирская (for Koree Key)


  день вампира тяжкий сон
ночь вампира сладкий стон
жизнь вампира зла добро
смерть вампира серебро
дом вампира ветхий гроб
путь вампира между троп
смех вампира нож в ребро
смерть вампира серебро
гнев вампира страх мышей
плач вампира вдоль ушей
пляс вампира болеро
смерть вампира серебро
боль вампира пустота
соль вампира не проста
ноль вампира не зеро
смерть вампира серебро

спасибо Koree за посылку. ;)))))))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
94. [MAT] Идучи с рати (Cо shitом или на shite)


  «И кружил наши головы запах борьбы…»

В.С. Высоцкий

Герой народный, мститель бесшабашный,
Со злым говном сошёлся в рукопашной.
Преодолев и тошноту, и страх,
Убил и съел он мерзостный котях!

Сим победил врага он своего,
…Но что же нос воротят от него?


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
95. [MAT] Heart of Course (Silver Sin Day)


  "А Синдей собирал серебро,
Благо, за ночь его намело,
И на улице было светло
От того серебра,
Детворе на ура,
И Синдею добро в закрома."

© Веня Д'ркин "Серебряный Синдей"

cердоликовым сердечком
на ладони улеглась
невстречаемая встреча
несвязуемая связь

поутру зазябла речка
жмётся к тёплым берегам
не дрожи в руке сердечко
не достанешься врагам

ты не мясо человечье
и не пламенный мотор
я сердечка бессердечней
не встречала до сих пор

нас с тобой всего лишь двое
на нестынущем песке.
отчего же ты живое
так колотишься в руке

на серебряной цепочке
на блестящем поводке
приведи того кто хочет
быть со мной накоротке

здесь чудесное местечко
тишина и камыши
грейся в пригоршне сердечко
камнем стынуть не спеши

выйдет солнце из наркоза
вякнет выпь из камыша
изумрудные стрекозы
закружатся не спеша

летний день горяч как печка
в этом истина и суть
проскользни змеёй сердечко
в сердоликовую грудь

видишь некто изумрудный
весь в сверкающей росе
улыбаясь многомудро
бродит в лесополосе

он идет на зов природы
сердоликовой души
через луг на огороды
по воде да в камыши

он не весел не печален
он не мал и не велик
тот кого мне обещали
серебро и сердолик

мы теперь друг другу вечность
из двоих срастись одно
канет камнем бессердечность
на невидимое дно


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
96. [MAT] Twilight Dust (Гному Леониду лично в руки)


  «Возникай содружество
Ворона с бойцом,
Укрепляйся мужество
Сталью и свинцом»

Чтоб земля суровая
Кровью истекла,
Чтобы юность новая
Из костей взошла.

Чтобы в этом крохотном
Теле навсегда
Пела наша молодость,
Как весной вода.»

© Э. Багрицкий («Смерть пионерки»)

Разрывают сумерки
Ветхий саван дня -
Разве те, что умерли,
Не достигли дна?
Или сфер над твердию,
Где тоска и лёд?
Дымом их бессмертие
Надо мной плывёт,
Ясенем качается
На сыром ветру…
Персть земную пальцами
В порох разотру,
Измельчу по камушку,
Пыль слюной смочу,
Вылеплю адамушку -
Верить научу…

- Мы с тобой одной земли, - так ему шепну, -
Помнят сушу корабли, а цветы весну,
Прошлый сон хранит душа, пчёлам верен мёд,
Знает время, не спеша, всё, что завтра ждёт.

Станут пылью кровь и плоть, камнем – голова,
Мясорубке не смолоть ритмы и слова,
Будут жить своей судьбой, сгинут ли в веках…
Всё равно, мне быть тобой, бессловесный прах.

Я и ты одной воды, - так скажу ему, -
Дождь не смоет все следы, знаешь, почему?
Из таких, как мы с тобой, вырастет трава,
Ей беречь мою любовь, ритмы и слова…

Разрывают сумерки
Нити бытия,
Может, те, кто умерли,
Снова ты и я?
Дым змеиным именем
Кольца вьёт впотьмах,
Сердце колким инеем
Чуть морозит страх.
Юный серпик месяца
Режет чьи-то сны…
Тесто в ночь не месится
У кривой сосны.
Ну а если вымесил,
Знай - настанет срок
И сорвётся с привязи
Смысл знакомых строк.
Из земного темени
Выглянет росток,
И троллейбус времени
Выйдет на восток.
В клёнах и акациях,
В солнце и росе
Демобилизация
Не таких, как все.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
97. [MAT] Дорожный псалом


  (произносится перед дверями восприятия
не выходя из виндов обязательно вместе с эпиграфом)


When I was back there in seminary school
There was a person
there who put forth the proposition
That you can petition the Lord with prayer
Petition the Lord with prayer
Petition the Lord with prayer…

You cannot petition the Lord with prayer!!!

© J.D.Morrison

упаси меня Джа
от тупого ножа
и от ржавой блесны
сбереги мои сны
от забот и хлопот
покажи поворот
и словам научи
что сияют в ночи
изолируй меня
от мертвящего дня
в первосмех пустоты
где сбываешься ты
защити мою лень
преврати мою тень
в заповедный родник
в переменчивый лик
в отражающий свет
перестук кастаньет
в незнакомую суть
протори санный путь
и меня прокати
с ветерком по пути


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
98. [MAT] Rings of Wings (чернобелый стих)


  сила ночи сила дня одинакова хуйня

© В. Пелевин

стрижи и летучие мыши
встречаются вечером в небе
крылатые быстрые твари
несущие смерть насекомым
попрятались мошки дневные
стрижи прекращают охоту
до завтра охотник и жертва
хоть ночью расстаньтесь друг с другом

но тьму населяют другие
летящие к свету созданья
для мыши летучей пожива
стрижам незнакомая сроду
мелькают ушастые тени
стрижей полуночные души
кошмарные сны насекомых
живущих полуденным светом

и стриж прижимаясь к подруге
провалится в ужас чердачный
забившись в мохнатых веревках
ни пискнуть, ни крикнуть не сможет
крылом заколотит спросонья
пугая стрижиху и деток
но вылетит в утро счастливым
на вольный простор поднебесья

а мыши, вися вверх ногами
в укромном и темном местечке
мечтают о режущем воздух
стрижином пронзительном крике
им снятся слепящее солнце
вода и бездонное небо
такого чудесного цвета
что вряд ли возможно представить

с рассветом встречаются снова
стрижи и летучие мыши
крылатые хищные твари
друг другу сдающие вахту
не помня ни снов ни бессонниц
одним они заняты делом
едят насекомых невинных
в невинном желаньи похавать


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
99. [MAT] Transparent Allusion (pellucid insecticide)


  Жаркий августовский день,
Алый августовский вечер…
Тень находит на плетень,
Еле-еле дышит ветер.

Через форточку смогла
Влезть в жилище ветка клёна…
Между рамами пчела
Погибает утомлённо.

Задолбалась и сдалась -
Не спасут нейрохирурги.
- Ну и стёклышки у вас! -
Как шипел Бездомный в дурке.

Он-то думал, что стекло
Разбивается с размаху,
Но обмякло и стекло
Тело в белую рубаху…

На жаре меж пыльных рам
Долго в стёкла билась пчёлка,
Залетевшая в ашрам,
Как казалось, ненадолго…

Ветка клёна ей не знак,
Не рука и не подмога…
Да и мне уже никак
Не помочь творенью Бога.

Спи, усталая пчела,
Богу пофигу, что homo
Понаделали стекла
На погибель насекомым.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
100. [MAT] адова вода


  омой меня вода живая
домой маня и вызывая
на свет из чёрной темноты
наследство чёртовой черты
из детства мёртвые мечты
спросонья щурятся зевая

вода живых иная влага
мандат на выход из навьлага


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
101. cardan solaire


  за закрытыми дверями
поклонялись солнцу в храме

от него забили ставни
для него сжигали свечи
книги толстые листали
и вели большие речи

а священное светило
всем без разницы светило

грело жгло слепило очи
жизнь и смерть определяло
уходило в сумрак ночи
чтобы всё начать сначала

и росли леса и травы
не для пользы для забавы

рыбы звери птицы люди
населяли мир подсолнух
все присутствовали в чуде
всех качали эти волны

и катилась жизнь яйцом
вслед за богом и отцом

за закрытыми дверями
солнцу жертвовали сердце
и участвовали в драме
как один единоверцы

только солнцу их труды
прямо скажем до пизды

человек ты или зверь
говорлив ты или нем
хочешь знай а хочешь верь
солнце равно светит всем

смрада жертвенных сердец
не унюхает творец

a погаснет бог отец
тут и сказочкам конец


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
102. открытие сезама


  «Тяжелей горы,
Темней полночи
Легла на сердце
Дума чёрная!»

© Алексей Кольцов

«У меня есть ключ, у тебя есть дверь,
У меня есть луч, а у тебя есть щель»

© Иван-Кайф

«И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда…»

© Анна Ахматова

если б не было
лунной небыли
жили-были бы
мы как нелюди
слову верили
танцем думали
сердце слушали
счастье чуяли
если б не было
злата ключика
дверцу семенем
открывали бы
брали-хапали
все сокровища
на разбойников
хуй свой кладучи
и от них с мешком
убегаючи
на своих двоих
да на знании
что бежать с мешком
надо быстро бля!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
103. стрижизненное (баллада)


  стремглав меж тополей
проносятся стрижи
пронзительно визжа
взрезают синеву
всё круче всё смелей
витки и виражи
я вижу жизнь стрижа
и значит я живу

врезается в кирпич
неопытный юнец
а крылья так мягки
и так тверда стена
не плачь дитя не хнычь
ему уже конец
ни боли ни тоски
ему теперь хана

неловкого птенца
унес довольный кот
у жизни нет конца
она к нему идёт

навеяно темами неторопливых бесед с Енотом из ТАЗа, за что спасибо ему, конечно, большое :))))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
104. [MAT] слон в руку


  

рассказ слоновидца

Греховной жаждой утомлён,
Я в наркологии лечился,
И как-то ночью белый слон
В пододеяльник помочился.
Я был, конечно, удивлён -
К чему подобная непруха?
Но, улыбаясь, белый слон
Вернул мне веру в силу духа.
Он рассказал, что был юнцом
И беззаботно бегал в парке,
Но как-то собственным отцом
Был обезглавлен по запарке!
А папа мальчика был Бог -
Конкретный Бог, хоть и мудила.
Решив, что был излишне строг,
Он быстро всё вернул, как было.
Но подгнила уже слегка
отрубленная головёнка,
И папа орган для сынка
Взял у ближайшего слонёнка.

Конечно, мама огорчилась,
Что так нелепо всё случилось,
Вздохнула и дала платок,
Чтоб не пылился хоботок.

Короче, вырос наш ребёнок
С большой слоновьей головой.
(да, кстати, донорский слонёнок
бродил по парку, как живой!)
Был всем пример слоноголовый,
Не то, что братец-скандалист…
Он стал началом эры новой
И вышел в мир - умён и чист.
Стал Богом Мудрости Ганеша
(так звали гостя моего).
У всех, кто так, как я, помешан,
Есть шанс вживую зрить его!
И есть возможность стать мудрее
И выйти прочь из этих стен -
Висящий вряд ли спрыгнет с реи,
Живой же жаждет перемен.
Ганеша сам себе кальян -
Всегда доволен, мудр и весел,
А я несчастен, зол и пьян.
на полседьмого хуй повесил…

Как я забыл, что есть в природе
Трава, ведущая к свободе?!
За этот сон тебе поклон,
Четверорукий полуслон!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
105. мы не мы


  ток на клеммы кто мы где мы
наши звуки не фонемы
наши руки не для скуки
мы умеем делать стуки
мы друг к другу лепим буквы
не выращивая брюквы
не точа деталь в цеху
не варя в печи уху
и другую чепуху
рыльцем в собственном пуху
мы не рыбы хоть и немы
мы мычим не мимо темы
нем герасим не муму
низачем и ни к чему

2 Koree Key :)))

про нас дополнение


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
106. апокалипсихиатрическое


  когда слетятся пчелосемьи пить нектар
прозревший крот пройдет по лугу босиком
и все двенадцать свиноматок на гектар
его встречая завиляют пятачком

когда лисица съест свой выхваленный сыр
и злобный волк ягненка кроткого сожрёт
врага в бою зарубит бравый кирасир
а если вдруг случится всё наоборот

в окне луна ну хорошо что не в дверях
и на дубу сидят два сокола в пальто
котёнок спутал нитки судеб дряхлых прях
теперь сам чёрт не разберёт чего тут кто

шиза зачистила ряды своих бойцов
июльской полночи мистерия к лицу
а с гончих псов нам шлют сигналы и гонцов
отдать гонцовые вчерашнему слепцу


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
107. [MAT] CORE PETITION


  Я играю в слова, словно спичками ушлые дети…
Не горит ничего, что гореть не должно ни хуя…
Из песка моё лего, мандала в заспектровом цвете –
Стоит ветру подуть, оживает бархан бытия.

Стоит ветру запеть, всколыхнётся мираж мирозданья,
А оазис в степи так безвыходно-буднично прост…
Здесь вараны времён назначают друг другу свиданья,
И пространство-змея, как пустышку, мусолит свой хвост.

Испытания жизни в полёте на прочность и дальность
В этом сказочном месте продолжить был каждый бы рад.
Тут волшебные сны незаметно врастают в реальность,
Как живые деревья в решётки чугунных оград,

Но зловещая пыль завивается смерчами в поле,
Жарко дышит в лицо и пугает недетской грозой,
Не сбежать, не укрыться от хлынувшей бешеной воли,
И вскипает земля, орошённая Божьей слезой.

- Хуль ты, Господи, плачешь? Зачем сотворил этот беспонт?
Ты же круче себя, так с хуя тебе что-то творить?
Ведь однажды весь мир наебнётся в безмерную бездну,
И какими слезами ты будешь тогда говорить?

- Богохульствуешь, тварь… – прогремел оглушающий голос, -
Хуй с тобой, богохульствуй, тем более, хуя-то нет…
Не сложился пасьянс, только жалко мне, блядь, каждый волос
На безмозглых телах никогда не увидящих свет!

- Так явись же им, Бог! Пусть они устрашатся и рухнут
На колени и локти - со стуком синхронным голов.
Ты скажи им, в натуре, что эту хуёвую кухню
Могут нахуй закрыть из-за ёбаных в рот поваров!

Конфискуй своей волей запасы всемирной взрывчатки –
Помоги пацанам, ты же Бог, а не ёб твою мать!
Тут от маленькой бомбы остались одни отпечатки,
А с таким арсеналом ну как им весь мир не взорвать?

…Но советов моих собеседник могучий не слышит
И молчит где-то там, где не снята седьмая печать…
А божественный гнев громыхает всё дальше и тише,
И не думаю я, что Он будет наш мир выручать.

* * *

Чернецкому Геннадию Владимировичу не то, чтобы посвящается, но в целом и в частности больщущее спасибо! :))))

Видишь, Генка, на какую ересь богоматерную ты меня вдохновил… :))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
108. Фотосессия


  «сто мгновенных фотографий сделал нам на память гром»

© Борис Пастернак

«Ещё! Ещё! Сетчатка голодна!»

© Осип Мандельштам

«Как белый камень в глубине колодца,
Лежит во мне одно воспоминанье»

© Анна Ахматова

"Но в океане первозданной мглы
Нет голосов и нет травы зелёной,
А только кубы, ромбы, да углы,
Да злые нескончаемые звоны»

© Николай Гумилёв

Резкость наводишь – о, сколько мельчайших деталей
Прятало небо (оно из кругов и квадратов)!
Только что в нём не драконы, а птицы летали,
Только что алый закат стал гламурно салатов.

Тенью узорной скользнуло по краешку глаза
Некое нечто, зрачку подарившее воздух,
Если не сыщешь в себе потаённого лаза
Будешь катить колобком в лабиринтах венозных.

Всякое в голову лезет в такую погоду,
Молнии свищут, как стрелы, у самого уха.
Короб за коробом сыплешь пустую породу
В брошенный шурф, где по-прежнему тихо и сухо.

Если блеснёт незамеченный сослепу камень
Взглядом проводишь его – и достаточно взгляда,
Чтобы полёт к безразлично чернеющей яме
Выжег сетчатку софитом студийного ада.

Августа второго сего года

аудиоподдержка: DEAD CAN DANCE «Into The Labyrinth» (1993)

спасибо всем!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
109. Уфологические шизаписки


  (из истории болезни)

В чёрном небе какие-то проблески –
По поверхности нашего шарика
Шарит луч воровского фонарика –
Это всё марсианские происки!

Или выдумки венерианские…
Дал в соседи Господь нежить разную.
И совсем не вегетарианские
Интересы у братьев по разуму.

Нас исследуют в лаборатории
Пищевых технологий межкосмосных
Под предлогом созданья истории
С долей истины некой лишь в косных снах.

Мы в кровавое дело замешаны
Не по воле своей, а по глупости.
Зря, что ль, дали баранов козлу пасти
И лапши на все уши навешали?

Где вы, гении, нах, человечества?
Где вы, люди, блядь, чести и совести?
Прояснили б нам суть этой повести -
Пожираемым заживо нечистью.

Кто придумал все войны ебучие?
Кто нам дал эти вечные ценности?
От которых болезнью падучею
Мир страдает с неведомой древности.

Мы же жили когда-то, как ландыши,
И не били топориком в темечко.
То-то было счастливое времечко!
Только взяли нас и одомашнили.

Наделили землёй и имуществом,
Научили как следует въёбывать.
Жрать от пуза, бояться жить впроголодь,
И гордиться умом и могуществом.

А за эти возможности дивные,
Как соломинкой пьют наши душеньки,
Им, блядям, тоже хочется кушаньки.
И не то чтоб они агрессивные…

Ведь не изверг хозяин курятника
И не ирод хозяин коровника -
Все кормушки наполнены ровненько,
Всюду чистенько и аккуратненько.

У ленивого – грязь несусветная
И животные полуголодные,
Но не в стойлах – почти что свободные!
Впрочем, мясо у всех одноцветное…

Быть противно продуктом питания -
Кто бы спас нас от рабства покорного?
Пропишите мне, доктор, снотворного,
Прекратите работу сознания!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
110. ОБ ЭТОМ И ТОМ


  to Alex*

...Но что тебе сказать? И как?..

Стремглав душа летит во мрак,
И, задыхаясь, чуть жива,
Всё шепчет страшные слова
О тех, кто знал о тех, кто ждал,
Когда начнётся пышный бал -
Весёлый праздник мёртвых снов -
Но не был к этому готов...
В сумбуре музыки иной
Псов Гончих явно слышен вой,
И за Собачьею Звездой
Летит листва... Молчи. Не пой!
Не пей отравленной воды
Из влажных рук своей беды,
И никому не говори,
С кем выл и плакал до зари,
Кому шептал свой жуткий бред,
Кого на белом свете нет.
И нет во тьме, и никогда
Не будет в сумерках. Стада
Бредут на звёздный водопой.
В кромешной мгле. Молчи. Не пой!
Не то свернется молоко
В коровьем вымени. Легко
Тому, кто мёртв уже давно.
А нам еще не всё равно...
Не всё темно, но всё смешно.
Луна таращится в окно,
И колыбельную поёт
Чеширский кот во весь свой рот.

Собачий вой, кошачий мяв...
Во мрак душа летит стремглав.
И что сказать тебе, мой друг?
На нашу долю калиюг
Хватает, бля, хоть отбавляй.
Кошачий рык, собачий лай...
И твой нечеловечий крик...
И в небе чей-то грозный лик
Глядит на праздник мёртвых снов
Ниспровергателя основ.

при (боюсь что) непосредственном участии Анны Андреевны Ахматовой. :)))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
111. Деревенские хроники-2


  (элементарные лимерики)

Деревенский мужик Никифор
Выходил рано утром во двор.
Изо всех своих сил он корову доил,
Деревенский мужик Никифор.

Деревенский алкаш Никанор
Был пространства и времени вор.
Самогон полюбя, он ограбил себя,
Деревенский алкаш Никанор.

Деревенский дурак Николай
Имитировал радостный лай,
И махал он при том двухметровым хвостом,
Деревенский дурак Николай.

Деревенский шаман Никодим
С детских лет был угрюм-нелюдим.
А дожив до седин, стал совсем невидим
Деревенский шаман Никодим.

Деревенская баба Нинель
Даже летом носила шинель.
И мужские штаны не снимала с войны
Деревенская баба Нинель.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
112. IN THE MEANTIME (тем временем меж тем)


  (предварительный набросок мании величия)

...И стряхнуть страшный морок с уже намозоленной шеи,
И прорваться сквозь невод, сплетённый ослепшей судьбой,
И по минному полю невинных вести за собой,
И укрыть от обстрела в спасительном чреве траншеи.

И пройти по воде, яко посуху, или над нею...
Только так, чтоб вода за тобой каменела мостом.
И, рукой помахав, улететь на коне золотом –
Вот бы было забавно! Но я так пока не умею...

:)


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
113. Перемена участи


  Я шла по битому стеклу
Согласно роли.
Вгоняла в голову иглу,
Не чуя боли.
Развеяв по ветру золу,
Добыла соли.
И перебежками к дуплу –
Менять пароли.
Закину старую метлу
На антресоли,
Навстречу адскому котлу
Лететь нет воли…

В парадном смокинге к столу –
Суп из фасоли...
В сырую парковую мглу
За сукой колли.
С изящной дамой на балу,
С охотой в поле.
И пара валенок в углу –
Добыча моли.
Добра - дающим фору злу.
И лучшей доли.
Виском к холодному стволу
Прижаться, что ли?..

Еноту из Тель-Авивского зоопарка
посвятилось само собой после написания данного опуса
и прочтения Визита Енотовой Дамы. :::))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
114. Сиюминутное


  «О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою»

Александр Блок

* * *

Я плачу во время минуты молчанья
О всех умерщвлённых и всех убиенных,
Таких же, как я, кратковременно бренных,
Вкусивших бессмыслицу встречи-прощанья
На этой планете, летящей по кругу.

Я плачу о тех, кто не снится друг другу...
О всех, не сумевших сдержать обещанья
Вернуться – я плачу в минуту молчанья.

Я плачу о тех, кто заплакать не может,
О всех, кто пока что до смерти не дожил,
О всех, не прошедших ещё расстоянья
Из времени плача в минуту молчанья.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
115. SUPERSUNNY DRIVE


  Не сбежать из этой сказки
Ни в искусство, ни в науку...
Прицепив к грозе салазки,
Дальний путь держи по звуку.
Скрежет жести о булыжник
Или скрип снегов таежных,
Белорукий чернокнижник -
Ты из рода осторожных.
Ты из племени весёлых,
Что веслом вселяют силу
В непокорных новосёлов,
Не сумевших лечь в могилу.
Не за снежной королевой
В отмороженную вечность,
А за вечно юной девой
В конопляную беспечность.
Сани мчатся по Вселенной
Всё быстрее и опасней,
И уже кровавой пеной
Удила рысак окрасил,
И на каждом повороте
Высекает искру полоз,
И на самой верхней ноте
Словно волос, рвётся голос.
Выворачивая с корнем
Остальные части слова,
Ты летишь над миром горним
На хвосте у небылого.
Из ледышек вряд ли сложишь
Что-то путное и в тему.
Из ногтей, волос и кожи
Легче выстроить поэму,
Чем из слов, обтертых ртами
Неспособных к восприятью
Мыслей, пышными цветами
Расцветающих над гатью,
В жадно дышащем болоте
Кем-то выстеленной ровно.
Конь копытами колотит,
Под санями пляшут брёвна.
И заветная поляна
С трёхметровыми кустами -
Здесь живёт Мари Хуана,
Не спалённая ментами,
Недоступная рассудку,
Вне закона и морали.
Без саней по первопутку
Ты добрался бы едва ли
К ней, растущей в диком месте
Жизнерадостной культуре.
Как жених идет к невесте,
Так и ты – к могучей дури.

Эта дурь сильнее воли,
Этот ум древнее боли -
Это лезвие ножа
Милосерднейшего Джа.

14.09.2005


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
116. Индейский зуммер (to ЧГВ (типописьмо))


  В Черноземье индейское лето...
Мини-рынки шумны и богаты –
Зрелый маис, картофель, томаты,
И подсолнечных бабок пикеты.

В неизменном гранёном стакашке
Хочешь - семечки, хочешь - арахис.
И, не помня о жертвенном страхе,
Шоколадки жуют первоклашки.

Бабье лето в Воронежском крае –
В полнолуние полнится дурка,
А в кострах из листвы и окурков,
Как обычно, эпоха сгорает.

Свежим ядом сентябрьской прохлады
Тихий вечер задумчиво дышит.
Но луной освещенные крыши
Неприступны, как гордые Анды.

И кошачьей походкой вприсядку
Не пройти по ребристому скату,
Не поссать у конька воровато,
Подтверждая кошачью повадку.

Ну и ладно, ебись оно в ухо,
Мне и здесь, на балконе, неплохо.
Начадив, догорела эпоха -
Завтра солнечно, жарко и сухо.

Свирину тож, раз он объявился в 18.55.23, с альтернативным названием "Indian Zoomer".

:)))))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
117. pease debts


  Пронзительная четкость осознания
Самим себе навязанной тюрьмы...
О том, что будет, знают все заранее,
Но жизнь живут, как взятую взаймы.

Берешь ее, чужую, ненадолго,
А отдаешь - свою и навсегда...
О, злая злоебучесть чувства долга -
И сердцу жопа, и уму пизда.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
118. Шарманка


  Олегу Блажко, не напрасно и не случайно

«Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя…»

(c) А.С. Пушкин

«Теперь за воздух держись, теперь смотри не растай…»

(с) Пикник

«И не люди, и не боги, а кривых зеркал осколки…»

(c) О.Блажко

У шарманки семь мелодий, семь бесхитростных мотивов. По дворам шарманщик ходит, вертит ручку торопливо. Для бомжей, детей, влюблённых у него одна программа – семь напевов немудрёных. Тех, что в детстве пела мама…

* * *

до

Дар напрасный, дар случайный, чьё-то вещее наследство, переправленное тайно по заросшим тропам детства, ты проносишь незаметно сквозь заставы и таможни суеты ветхозаветной, маеты пустопорожней, меч стеклянный пряча в ножны из берёзового корня, снов усталых не тревожа и бессонницы не помня. А тропа петляет в поле, знать, протоптана по пьяни, и ни воли, ни неволи - всё теряется в тумане.

ре

Те, кто был с тобой не вровень, стали вежливо поодаль - ты отведал свежей крови,тяжела хмельная одурь. Невзначай заденешь взглядом - сердце просится наружу, чтоб испечься в пекле ада, но не стынуть в эту стужу. А в глазах прелестной девы пляшут чёртики свободы - ядовитые посевы дали правильные всходы… Под луной ходить опасно, а под солнцем мало места –горсткой углей в день ненастный стала нежная невеста…

ми

Ни налево, ни направо не свернуть с кривой дороги. Прямо - страх, петля и яма, позади чужие боги скалят зубы, корчат рожи, распальцовкой тычут в спину, но никто из них не может этот мир с тобой покинуть. Всё останется, как было, после жизни, после смерти, даже если сварят мыло из тебя лихие черти, или ангелы замучат переливами свирели… В этом мире было лучше, но листы его сгорели.

фа

Задохнулся южный ветер ядовитым чёрным дымом, и попали дети в сети к мертвецам, плывущим мимо. А в зрачках темней агата только отблески пожара... Улыбаясь виновато, ты
уходишь от удара... Свистнет пуля ошалело, взвизгнет жалобно собака, человеческое тело превратится в сгусток мрака. И, бросая автоматы и своей пугаясь тени, от тебя бегут солдаты генерала сновидений.

соль

Полулюди-полубоги показались из тумана - голы руки, босы ноги, но божественная прана
растекается по травам, наполняя силой стебли… Раз попался звероглавым – ожидай конкретной гребли… На космической галере, в рабство проданный навеки, ты познаешь в полной мере, сколь мудры нечеловеки. Вспомнишь с грустью отчего-то воробьёв в весенней луже… А работа как работа, на Земле бывало хуже…

ля

И опять идет облава на сбежавшего из плена. Вулканическая лава - только высохшая пена, но когда тебя искала огнедышащая масса и почти настигла в скалах, было жарко аж до мяса… Здесь не выжить человеку, но тебе какое дело? Бросив в огненную реку опостылевшее тело, над судьбой своей кипящей взвился ящер рукокрылый - снова стало настоящим всё, что будет, всё, что было.

си

На рассвете плачут дети, просыпаясь, как от боли. Снятся детям злые йети и охота в чистом поле. Словно шёлк, стальные сети рвут не боги и не люди. Но сильней не те, а эти. Плачут йети, люди судят. Пыль летает золотая, оседая под ногами, след преступный заметая за друзьями и врагами - все ушли кривой дорогой, не твоей, но той же самой, в путь, ведущий в гости к богу, но кончающийся ямой.

* * *

…Семь мелодий у шарманки, бессловесных божьих тварей, песен бешеной шаманки в транскосмическом угаре, семь лучей звезды, манящей за собой в дорогу к дому, для души живородящей шанс прислушаться к иному.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
119. На живца


  Гансу Окаянному и Роме Файзуллину

за настоящее

Чернее темноты тропинка в осоке,
Меж сосен и берез, невидимых, но зрячих,
По кочкам и корням ведёт она к реке,
Бурчащей вдалеке, как сто сварливых мачех.

Словам ее не верь, ведь ты ей, как родной,
И ей тебя качать в текучей колыбели.
Так скучно под луной сквозь лес бежать одной,
Беспечных соловьёв выслушивая трели...

...Так спой ей, не стыдись, о том, как все херово,
О том, как меркнет дух и мучается плоть,
Но жизни не избыть, пока трепещет слово,
Как рыба на крючке, как на кресте Господь...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
120. Снотворное


  Или так: однажды утром я проснулась где-то рядом,
Не в своём знакомом теле, а в чужом кошмарном сне.
И в его белесой дымке, притворяющейся адом,
Я бродила ночь за ночью в бесконечно грустном дне.
Неживым воспоминаньем - и с душой, и с телом розно,
Редким проблеском сознанья приютившего меня,
В робе жёлтого тумана, шевелящегося грозно,
Я бродила век за веком в мире тёмного огня.
И горела без остатка, дабы не было соблазна -
Я не птица и не феникс, чтоб из пепла восставать.
Но опять соединялись два крыла крестообразно
Над каким-то бедолагой, занимающим кровать…

Впрочем, начисто сгорая в извивающемся мозге
Обреченного кошмару неизвестно мне за что,
Просыпалась я, и снова – дым… туман… поля… берёзки…
И на всём вселенский ужас, как Башмачкина пальто.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
121. Концы в воду


  «cколь верёвочка ни вейся, а совьёшься ты в петлю»

© Владимир Высоцкий

…и еще один хорей про животных и зверей

Бедный Йорик, бедный Йорик, что ж молчишь ты бедный Йорик? Буря мглою небо кроет, невидимкою луна… Хлеб изгнанника не горек, крест зачеркивает нолик – соли слёз не верит море, мутно небо в бездне дна. Кто на рее гордо реет, под дождем осенним прея, и столпившихся под реей дразнит синим языком? Смерть сегодня чисто бреет, всё быстрее и быстрее, эта бритва не ржавеет, оселок ей не знаком. Не грусти, весёлый Роджер, что ни кожи нет, ни рожи - этот парень был вельможей, но повешен как пират. Он на свете мало пожил, незнаком со страхом Божьим… Мёртв, как пень, а люди всё же с опасением глядят. Чёрный ворон, чёрный ворон, на портянки флаг разорван и воняет, будто ворвань в тухлом трюме корабля. У судьбы акулий норов, жизнь жирна, как сытый боров, а душа – весёлый ворон. Never more – прости, Земля!

:)))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
122. Step by Step…


  1.

(пока от монитора не ослеп)

(с) Шнур

Шаг за шагом, как по нитке, руки вытянуты слепо - снов серебряные слитки и луны кошмарный слепок над пушистой и беспечной человеческой макушкой... Льётся путь кроваво-млечный, и кукует смерть кукушкой, или бьют часы на башне монотонно и щемяще - ничего уже не страшно в этом сне ненастоящем. Ничего вокруг такого, что бы было мне знакомо, даже маленькое слово в этом воздухе не дома... Чьи-то пристальные очи вылупляются из мрака, и на ухо мне пророчит шестикрылая собака, зависая где-то рядом с вертолетным стрекотаньем, что у самой двери ада окажусь я утром ранним. Значит, надо шаг замедлить, чтобы ночь казалась длинной... Раз не знаешь - сон ли, бред ли, укуси себя за спину...

Где-то музыка вздохнула, эхом в пропасть рухнул ветер, тело вздрогнуло от гула на высоком парапете, две звезды в глаза воткнулись, за туман схватились руки - в паутине узких улиц растворились сны и глюки... И проснувшись до рассвета, в трех шагах от всех пророчеств, я опять забуду это, вплоть до следующей ночи. :)

...что же делается с нами в промежутках между снами?

2.

(while from the monitor no get blind)

(с) The Cord

Step by step, as on a thread, hands are extended blindly - silver bars of dreams and dreadful mould of moon above fluffy and careless human top... Pours a way bloody-lacteal, and the death a cuckoo cuckoos, or beat hours on a tower monotonously and plaintively - nothing so terrible in this dream artificial. Nothing around of such, that would be familiar to me, even a small word in this air not at home... Someone's steadfast eyes look at me out of gloom, and on my ear prophesied six-winged dog, hanging somewhere near with chirring of helicopters, that at the door of a hell I shall find myself in the morning early. Means, it is necessary to slow down a step, that night seem long... If you do not know - whether dream, whether delirium, bite at the back yourself...

Somewhere music has sighed, an echo in a precipice the wind has failed, the body has shuddered with a rumble on the high parapet, two stars in eyes were thrust, hands were seized by a fog - in a web of narrow streets dreams and hallucinations were dissolved... And having woken up to dawn, in three steps from all prophecies, I again shall forget it, down to next night.

...What is happens with us in intervals between dreams?

3.

(В то время как от монитора не становятся слепым)

(с) Шнур

Шаг за шагом, как на нити, руки расширены (продлены) вслепую - серебряные бруски мечтаний и ужасной почвы луны выше пушистой и небрежной человеческой вершины... Льют путь, кровавый-млечный, и смерть кукушки кукует, или бьют часы на башне монотонно и печально - ничто столь ужасное в этом искусственном сне. Ничто вокруг такого, который был бы знаком мне, даже маленькое слово в этом воздухе не дома... Чьи-то устойчивые глаза смотрят на меня из мрака, и на моем ухе пророчит шестикрылая собака, вися где-нибудь около с стрекотаньем вертолетов, что у двери ада я найду себя утром рано. Средства, необходимо замедлиться, шаг, что ночью кажется длинным... Если Вы не знаете - ли сон, ли бред, кусайте в заднюю часть себя (самостоятельно).

Где-нибудь музыка вздохнула, эхо в пропасти, ветер терпел неудачу, орган (тело) дрожит с грохотом на высоком парапете, две звезды в глазах толкнули, руки были захвачены туманом - в ткани (сети) узких улиц сны и галлюцинации были распущены... И осознававший рассвет, в трех шагах от всех пророчеств, я снова забуду это, до следующей ночи.

...Что случается с нами в интервалах между снами?


Переведено несколько раз с любезной помощью переводчика X-Translator Platinum туда-обратно до видимого результата.

P.S. от Мишеля Нострадамуса

2.13

Тело без души больше не будет принесено в жертву,
День смерти станет днем рождения,
Божественный дух сделает душу счастливой,
Видя Глагол в его бесконечности.

2.27

Божественным глаголом с Неба будет поражен /ударен/
[Тот,] кто не сможет больше продвигаться вперед.
От отступающего будет скрыт секрет,
Его окружат со всех сторон
/Что будут идти сверху и впереди/.

3.2

Божественный Глагол станет субстанцией /даст субстанции/.
Включит небо, землю, оккультное золото с мистическим молоком.
Тело, душа, дух будут обладать полным могуществом,
Как под его ногами, так и в Небесном чертоге.

Шаг первый написан по следам Веры Ермак, созвучного мне поэта СИ. http://zhurnal.lib.ru/e/ermak_w_g/tenx1.shtml

2 и 3 по следам Мишеля Нострадамуса


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
123. Затмение


  Братьям во Безумии

***

«Не дай мне Бог сойти с ума, -
Нет, легче посох и сума,
Нет, легче труд и глад...»

© А.С. Пушкин

за собой уводит ночь
тех кто с ней уйти не прочь
тех кто слепнет на свету
тихо тащит в темноту
в ней не видно ничего
даже чёрта самого
только лютая тоска
только узкая доска
под ногами скрип да скрип
чтобы ты во тьму не влип

тут и трап тебе и трип

«будет небо будет бой
или будем мы собой»

© А.Введенский

***

С ума сойти ума не надо,
И сила вовсе не нужна.
Шизофрения бродит рядом
Коварных замыслов полна.

И если ты поддашься мысли,
Что ты урод и идиот,
Но должен быть к святым причислен,
А мир не ценит и не ждёт
Твоих заслуг и откровений
И болен он, а ты здоров...
Зовите психодокторов,
Пусть пустят что-нибудь по вене.

Чтоб отключить жучок в мозгу
И показать язык врагу.

Пусть ухмыляется в ответ -
Он в зеркалах…
Он сон и бред…
Его в действительности нет…

Но, боги, не включайте свет!

* * *

У дурдомовских ворот под веселый шум осин водят бесы хоровод, затевают керосин. Вышли бесы на развод, разбирают инвентарь и идут шутить в народ, отчитай их пономарь!

А народу крышу рвёт от несбывшихся надежд. От надуманных забот до дурдомовских одежд
путь ни близок, ни далёк - разгорается сыр бор, если тлеет уголёк, набок валится забор, и безумия огонь пробирает до мозгов и клеймит твою ладонь знаком ёбнутых богов. Но завесой дымовой окружает неспроста – ты останешься живой, не видать тебя с моста...

Шутят бесы, дым столбом, пепел сыплется из глаз, пробивая стенку лбом, высек искру и погас... Белоснежный беспредел ограничен простынёй, ряд фиксированных тел - пострадавшие хуйнёй.
Бесы водят хоровод за решетчатым окном - кто-то верит, кто-то ждёт, кто-то спит спокойным сном. И бездонная дыра над больничной тишиной аж до самого утра притворяется луной.

Снег летит во все концы, ночь нежна, как сытый кот, спят усталые бойцы со своим наоборот.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
124. он тот кто


  трилогика

он снова пришёл разве ждал его кто-то иначе
постель не успела остыть и зажариться хлеб
не дав никому досмотреть до конца передачу
в углу телевизор от слёз сериальных ослеп
он снова пришёл о пришедших вестимо не плачут
и смех уходящему в спину конечно нелеп

грабитель забытых садов и пустых огородов
глухой собеседник пророка пропавшей звезды
последний хранитель реликвии рода уродов
ценитель короткого вздоха и долгой езды
по мирным шершавым ушам благодарных народов
он снова пришёл разве с ним далеко до беды

***

тот не знает наслажденья
тот картошки не едал
нила желтая вода
тота тешила с рожденья
египтянская еда
обходилась без растенья
обожаемого нами
и индейскими жуками

(вариант «гвардейскими» - ихняя колорадская расцветка прямое издевательство над русской военной славой, которая этим регулярным насекомым пофиг, как и невоенная трудовая доблесть)

***

кто шагает громыхая
возле самого двора
знать судьба его лихая
протащила на ура
знать судьба его злодейка
на индейку точит нож
а в кармане не копейка
а до дыр затёртый грош
что он ходит заведённый
чем заведует впотьмах
из души его бездонной
на поверхность рвётся страх
задыхаясь и моргая
выбирается на свет
подожди судьба другая
у него в тебя билет
не спеши с отправкой счастье
тормози удачи миг
перекрёсток парных свастик
не пропустит проводник
пусть разбудит если ночью
пусть махнёт фуражкой вслед
ведь пока что не просрочен
у него в ништяк билет
и багаж почтовым рейсом
уж летит куда-нибудь
и наручниками с кейсом
эту руку не стянуть
не спеши судьба иная
в дальний путь со всех путей
он придёт себя не зная
и уедет без затей
подрастёт щенок за время
даст отмашку байконур
в шоколадном липком креме
нефтяной увязнет бур
с рёвом вверх вспорхнёт гаруда
гаджамукха юркнет в лаз
он уйдёт туда отсюда
как всегда в последний раз


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
125. след в след


  вслед за мной ходить опасно
я иду всё чаще лесом
за каким-то интересом
но каким уже неясно

я брожу в тумане жутком переулков подсознаний не опознанных рассудком изумительных созданий по дороге между делом вскачь проносятся телеги нарисованные мелом на пейотовом побеге мимо вязких удобрений для мозгов застывших в рамках мимо умопостроений раз два три и пешка в дамках три два раз и снова пешка в длинных нардах как родная ни к чему напор и спешка если пешка проходная сверхсекретного завода стратегических деталей где от выхода до входа три октавы на рояле семь ступенек гамма-фона сто будильников звонящих до последнего эона у кроватей буйноспящих

шаг вперед четыре влево и прыжок на рыбном месте справа девственная ева и адам невольник чести улыбаются как будды наблюдая за прыжками непристойной амплитуды с корешками и вершками полон яблок сад колхозный и ужей вполне безвредных едкий дым костров навозных лучший друг соцветий бледных в пору утренних морозов не скукожатся цветочки будет сад и бел и розов и замочат яблок бочки коренастые крестьяне ешь адам питайся ева змей же бесится в стакане аж зеленый весь от гнева

и такое было как-то я винтом в трубу летела не постигнуть в силах факта что сознание без тела осязает чует знает нечто очень неживое потолок в котором дна нет но с тобой мы те же двое столб-спираль густого света нераздельно-неслиянно исчезающая где-то за пределами экрана ты пульсирующей буквой сверху рушился и лился ты сломал как щепку лук мой и с луны в мой сон свалился даже там где гаснет разум и тропа виляет задом шаг за шагом раз за разом мы идем калашным рядом рассекая будто глиссер волны всех диапазонов рассыпая крупный бисер в мелкотравии газонов разрастающихся в джунгли на глазах прохожих мимо раздувает ветер угли без огня не хватишь дыма наполняющего смыслом всю бессмыслицу итога зависая коромыслом над плечом у бога-йога


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
126. Far Water


  «Куда ж нам плыть?»

А.С. Пушкин

«Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят»

А.С. Пушкин тож

Мгновенно действует плацебо –
Освободившись от оков,
Средь бела дня увидишь небо
Без цвета, птиц и облаков.
Добудь ботинки фирмы «Цебо»,
Запрыгни в них и будь таков.

Распорот шов между мирами -
Наружу лезет пустота.
Идут кочевники с дарами
К вигваму Господа Христа,
Плывут сквозь штормы и цунами
С макетом нового креста.

Звезда упала на ладошку -
Прожгла дыру и умерла.
И начал ветер понарошку
Звонить во все колокола.
Учи плясать сороконожку,
Не раздеваясь догола.

Мороз и солнце, страх и ужас -
Тепло бестрепетных сердец
Чуть-чуть сильней, чем эта стужа,
Чуть-чуть живей, чем холодец.
Почти возможно, поднатужась,
Отсрочить собственный конец.

В глуши, во мраке заточенья,
В пустыне чахлой и скупой,
Жуя конфеты и печенья,
Не волком вой, а птицей пой.
Пока подводное теченье
Ведёт твой парусник слепой.

Меж берегов, плывущих мимо
В непогрешимой тишине,
В клубах чарующего дыма,
Держась на нужной глубине,
Он вдаль идёт неотвратимо
Над всем, что ждёт его на дне.

Под ним струя песчаной бури,
За ним ни пены, ни волны,
Его не ждут в прокуратуре,
Хотя, казалось бы, должны.
Пока не признаны де-юре
Галлюцинации и сны.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
127. Рекламный ход


  Христа распяли неспроста
Производители креста –
Пиар товару на века,
Хотя и жалко мужика.

* * *

Сумел воскреснуть? Молодец!
Каков товар, таков купец!

* * *

У вас поп, а у нас приход.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
128. Empty Space


  живым, мертвым и прочим

«Эй, Ленинград, Петербург, Петроградище –
Марсово пастбище, 3имнее кладбище,
0тпрыск России, на мать не похожий,
Бледный, худой, евроглазый прохожий»

© Шевчук (Время)

«Я не могу этот город любить,
Пусть будет сердце из чистого льда,
И то, что зовут они кровью, только вода»

© Шклярский (Харакири)

«Эту песню напевает молодежь:
Ленинград, Ленинснег, Лениндождь,
Ленинград, Лениндождь, Ленинснег.
«Э, закурить найдётся, человек?»

© Шнур (Хлеб)

Скрипка тянула дрожащую ноту -
Помню, я эту мелодию знала.
Окна с трудом подавляли зевоту,
Щурясь на яркую воду канала.

Солнце обманом склонилось на запад,
В Летнем покрылись мурашками музы.
Сырости древней пленительный запах
Бьёт меня током электромедузы.

Ржавит контакты и плавит проводку,
Влажный, горячий и чуть леденящий.
Я здесь, похоже, не первую ходку,
Слишком меня по-знакомому тащит…

Ноги идут по привычным маршрутам,
Сами выводят на нужные точки.
Дышат давно позабытым уютом
Люди-колодцы, дворы-одиночки.

Всюду снуют чёрно-белые кошки,
Призраки ловятся краешком глаза,
Даже в сирене земной неотложки
Отзвук уже неземного экстаза.

Город-фантом, уходящий под воду,
Лунная жуть в ядовитом растворе,
Равные ставки на смерть и свободу -
Вольному - море, безвольному - горе.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
129. Акутагава-сон


  Мне безумие грозило медным пальчиком
И с путей трамвайных скалилось лукаво.
Родилась Годзилла девочкой, не мальчиком,
Но об этом не писал Акутагава.

Перемолотый колёсами зубчатыми,
Ускользнул в небытие от бытовухи,
С отпечатком на испуганной сетчатке
Силуэта невменяемой старухи.

Самурайские суровые обычаи…
Веронал куда приятней харакири.
Смертный грех за типографскими кавычками,
А внутри их – на обрыве «он» и «гири».

Если есть талант пугать себя до ужаса,
Не поможет и бататовая кашка.
В темном море осознанья света лужица
Утонула, как последняя какашка…

Но сияют золотые иероглифы
В небесах над негасимой Хиросимой -
И фантазии, и мифы, и апокрифы
О судьбе людской, никем не выносимой.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
130. The Imperative Prayer


  *всем единственным друзьям*

бесконечность дай мне времени
добрести до той черты
где растает тяжесть бремени
неподвижной суеты
дай мне вечность бесконечности
хоть немного отхлебнуть
чтоб и тело и конечности
ощутили что-нибудь
дай мне солнце прорастания
вверх ствола и вглубь корней
чтобы все мои старания
были легче и сильней
дай мне ветер в харю воздуха
с крепким дымом конопли
так чтоб вздрогнул аж до мозга вдруг
колобок моей земли
дай трава мне вдохновения
научи плести слова
чтоб от этого умения
превращалась голова
из чурбана деревянного
в макинтош без майкрософт
из солдата оловянного
в цифровую лару крофт
и сгорала и тонула лишь
в виртуальности души
неизвестно что придумаешь
но известно что пиши
пальцем в небе леской в проруби
вдоль железа языком
если в море тонут голуби
значит берег далеко
дай мне вырулить из ступора
на дорогу в никуда
где под лозунги из рупора
не тусуются стада
где пустынно и таинственно
и леса вокруг стеной
дай мне руку друг единственный
бог с тобой а ты со мной

ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
131. Archaeological Trochees


  инспирировано Г. Ивановым, О. Мандельштамом, Т. Уайлдером и К.Сатива в первую очередь

продала хорею душу
за мотивчик плясовой
что построю то разрушу
стенобитной головой
что разрушу то построю
без единого гвоздя
роет рогом шлиман трою
дна подкорку бороздя
как большая землеройка
он вгрызается в металл
по планете мчится тройка
шлиман троек повидал
он видал и не такое
в нашей северной глуши
с той поры здесь пьют по трое
удалые алкаши
опрокидывая стопки
грех не на душу берут
вспоминая про раскопки
в тишине сибирских руд
где такие одиссеи
и такой армагеддон
что лохи и фарисеи
отсосут пустой гондон
отсосёт и шлиман воду
из затопленных судов
отпуская на свободу
мифы гор и городов
а слепой великий старец
благосклонно глядя вниз
на ситаре и дутаре
дружно грянет вальс-каприз
шестирукая гитана
семь ножей вонзит в пяту
и ахилл запляшет пьяно
рассекая пустоту
о бессмертная пластмасса
о пурпурная заря
кружка кваса миска мяса
март в капели января
и кружение глаголов
в неуёмной голове
существительных весёлых
хороводы на траве
ангел мэри демон ваня
под гармонь плечом к плечу
пусть кого-то троя манит
я по двое быть хочу
на лугах росой умытых
кувыркаться босиком
о березках и ракитах
петь икая молоком
дуть коктейли трав душевных
резать дерево строки
пусть стада хореев гневных
словно хливкие шорьки
по курятникам окрестным
душат жирных глупых кур
я сижу с улыбкой честной
на раскопках перекур
в голове тепло и сухо
всяких всячин пруд пруди
раз к ученью брюхо глухо
сердце учится в груди
видеть воду слушать сушу
и с мозгами мыслить в такт
чтоб хорею впарить душу
за трофейный артефакт
не на брэнды но на бредни
я меняю суету

что париж важней обедни
догоняешь на лету

ЗЫ: Слово «аэроплан» составлено из греческого слова «аэро» - «воздух» и узбекского «план» - «летать»

(междунар. этимол.)


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
132. The Dreamery


  Г.Иванову за всё, что он сделал со мной

Дом по кровлю занесён,
Дрожь души застряла в теле,
Полудрёма-полусон
Размурлыкались в постели.
Млечный пух летит с небес,
Звёздный лёд звенит в ладони,
Весть весны теряет вес
На безвестном перегоне.
В монотонной темноте
Солнца стук уже не слышен,
Горько ветру-сироте
Плакать сладкой кровью вишен.
Льёт луна лимонный сок,
Щиплет глаз моих моллюски -
Закрываю створки строк,
Ставлю щит от перегрузки.
Кто скребётся в дверь зари?
Что за звуки нынче в небе?
Рано вянут фонари,
Наклоняя тонкий стебель.
Фар оранжевый нектар
Пьёт рассвет с большой дороги,
Книгу снов переверстал
Тот, кто будит в эпилоге.
Тот, кто держит наши сны
В бесконечно длинных пальцах,
Перед кем мы все ясны,
Как младенцы в одеяльцах,
Он уснул, склонив главу
На шагреневые кожи,
Чтобы сниться наяву
Ошарашенным прохожим.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
133. Девятилистник


  1. Спокойное

Променяла любовь на душевный покой –
Надоело болеть, надоело страдать.
Изгнан бес, и с небес снизошла благодать
И схватила за сердце железной рукой.

А иначе оно расползлось бы по швам,
Или сдулось, как шарик, проткнутый иглой,
Или, вспыхнув, осыпалось тёплой золой…
А откуда тогда появляться словам?

Не могла я предвидеть засады такой…
Ни любви, ни стихов - тишина, как в гробу.
На ветру б я вертела такую судьбу!
Как бы сбыть теперь с рук этот душный покой?

2. профессиональное

надо мной ночного неба градиентная заливка
из малинового в черный через несколько оттенков
если ткнуть пипеткой в небо в самой темной его части
а потом немного ниже будет разная раскладка
по цветам в палитре CMYK
(блэк циан маджента йелло блэк конечно оверпринтом)
применяемой в печати полноцветного продукта
офисной полиграфии от визиток до буклетов
на любой достаток вкуса и в приемлемые сроки

3. Passive Attack

Где-то рядом звенят золотые слова,
но молчанье черней серебра.
Не хула пахлава и хвала не халва
Применяющим силу добра.

Самоварного зла позолота сползла
С серебристой обшивки ребра.
Бледный конь с похмела закусил удила -
Я сегодня и зла и храбра.

Зуб змеи источает целительный яд
И добра баррикада бобра.
Заряжаю ружьё и вливаюсь в отряд
Отделяющих штык от пера.

С непокорной строкой в рукопашном бою,
Кровью рифм накормив остриё,
Если время не врёт, на своём настою
И поставлю три точки над ё.

4. мера намерения

вой на новую луну
из окна пустого дома
бойся слушать тишину
без петли крюка и лома
пой тувинским горловым
пей задумчивую воду
и посредством головы
улучшай свою породу
так живи не зная дна
не надеясь на награду
а не то тебе луна
скажет: аффтар, выпей йаду!

5. не совсем еще пиздец

Что за штука, что за шутка, что за странное кино?
Начинается-то жутко, а кончается смешно…

6.

мое собственное

Я люблю это тонкое тело,
Эту смуглую гладкую кожу.
Я до смерти смотреть бы хотела
На твою азиатскую рожу.

И на прочее, собственно, тоже…

7.

право паровоза

Ежевечерние стрекозы
Меж возбуждённых тополей...
Пускать друг другу паровозы -
Что сердцу может быть милей?

Не в кафешопе-фотошопе,
А на балконе, в тихий час,
Когда в многоконечной жопе
Сверкает бесконечный глаз.

От синевы его бездомной
Аж дух захватывает, нах!
И жизнь сквозит печалью тёмной
О несбывающихся снах.

Слова легко бросать на ветер...
О, ветер-ветер, ты могуч,
И свод небес безгрешно светел,
И нет под ним ни стай, ни туч...

И поезд радостно сигналит
Другому поезду в пути,
И остановится едва ли
Покуда есть куда идти...

И есть ещё над чем смеяться,
Кого любить и что курить,
И право-правило паяца
На равных с равным говорить

8.

nebula_rasa

не там не перед теми и не то
он говорил и был раз пять распят
но золото болото долото
краснеют от макушки и до пят
за тех кто знал что он не врёт не им
за тех кто не сумел его распять
в тумане светит град Ерусалим
тем кто шесть раз воскрес погибнув пять

9.

путем всея души

нелёгок путь сквозь облака
густого искреннего дыма
сквозь непрозрачность молока
и корни трав растущих мимо
по шатким выдумкам толпы
непогрешимых жизневедов
к привычной плотности тропы
ведущей в веденье медведов
в чудесный лес в заветный дол
где бродит зверь и скачет птица
где всем готов и дом и стол
и под кустом так сладко спится
где бродят днём чужие сны
а ночью спят родные глюки
и вырастают из сосны
почти невидимые руки
чтоб с ветром в ладушки играть
и щекотать в полете птицу
увидев разум не утрать
не подобает очевидцу
пусть всё что кажется порой
бывает как на самом деле
расчет на первый и второй
не заявляет о разделе
души и тела дня и сна
а бог вокруг возможно рядом
и если внутренность тесна
наружу вывалиться надо
духовной жаждою томим
засохший дух в кольце колодца
а ну давай держись за дым
и вдох на выдох не придется
______________________________________________

1, 2. - во дни сомнений, во дни тягостных раздумий и ударного труда на ниве полиграфии

3, 4, 5 - при содействии присутствия доктора Вад-Дарка и непосредственном участии Малюмы Текете

6 - при непосредственном участии Малюмы Текете в моей жизни

7 - при непосредственном участии лета, балкона, тополей, стрекоз, неба и Джа в материальной его ипостаси

8 - так чё-то музыкой навеяло, посвящается А.А. Блоку в его день рождения, 28 ноября, а также Е.Блаватской и нам, пяторасам (шестирукий семифар не за горами, не за долами, не за синими лесами, где - ищите сами, я вам не с усами)

9 - опять-таки музыкой навеяло: "на каждый выдох найдется вдох - Джа очень добрый Бог!" ("Маркшейдер Кунст")

всем спасибо


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
134. BLACKOUT


  в доме нет ни капли света
комп молчит как в рот воды
страшно жить без интернета
ни туды бля ни сюды
аут сайтов офф по блогам
сеть не ловит рыбака
нет пути ко всем дорогам
нет без света ништяка
что за гадская природа
электрических вещей
им не надо кислорода
им не нужно кислых щей
нет они пасутся в поле
электрических частиц
по своей свободной воле
и по воле третьих лиц
и вот эти суки лица
отнимают людям свет
чтобы им не просветлиться
ни хуя во веки лет


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
135. OVA DIVINE


  где бы взять такие лоты
чтобы мерить пустоту
в ясном небе самолеты
так и гаснут на лету
стонут камни плачут ивы
люди медленно снуют
не участливей счастливых
дети прожитых минут
то идут зигзагом прямо
то сворачивают вбок
неуклонно и упрямо
катят жизни колобок
на него мотают сроки
им укатывают грязь
беспросветно одиноки
несусветно матерясь
и в конце большой дороги
или маленькой в конце
засыпают будто боги
с вечным счастьем на лице

что напишешь в некрологе
о светящемся яйце?

***


Each seed or ovum is like a case formed by Divine Power into which Divine Destiny inserts the future life-history of a plant or a living being.

Каждое семя или бабочек, как в случае сформированных
Божественную державу в котором Божественная судьба
вставляет будущей жизни - история на растение или живое существо.

(Meaning of Destiny), перевод любезно предоставлен гуглем


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
136. EASY EAT


  в путь пустились тараканы
из разбитой головы
дружно звякнули стаканы
за оставшихся в живых
все живут пока живется
катит солнце скарабей
мир сияет и смеется
бей свой лоб или не бей
без понтов или с понтами
превратишься все равно
в населенное глистами
человечное говно
всех нас ждет одно и то же
в страхе вечной темноты
червь могильный тело сгложет
а говно съедят глисты


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
137. не влезай убьет


  сумеречному Черному с любовью и восхищением :)

В заповедном лесу подсознания
много гиблых болотистых мест
там блуждают больные создания
и виновный невинного ест
и сьедает невинный виновного
и блюют они дружно в кустах
много в этом лесу уголовного
много страшного в этих местах
темной ночью а ночи тут вечные
воют волки от страха во сне
и пути в этих дебрях не млечные
ногу сломит здесь черт сатане
и такие кругом откровения
в испареньях пьянее вина
что в лесу подсознания гения
всем не гениям сразу хана


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
138. Simple Sample


  сложились единицы и нули
в пустое но единственное знание
наполовину я дитя земли
а на другую божее создание

руины вер в космической пыли
в глазах отца недоброе сияние
глядишь и дал господь команду пли
и сократил на время расстояние

хули его хвали или моли
меж нами суд опала и изгнание
в неопалимом теле конопли
горит мое бессмертное сознание


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
139. ИСКАМЕНТАФ


  Решила сохранить в качестве самостоятельного малоформатного гипертекста стишки, вызванные обращением к творчеству некоторых прикольных авторов stihija.ru.

Не указываю названий откомментированных мной произведений, потому что иной раз получается, что стих навеян не только ими, но и творчеством автора в целом, или настроением соответствующим, или ключевым словом каким в тексте, или комментарием другого автора, или вообще сам по себе возник, а захотелось пристроить в какое-нибудь уютное местечко. В итоге - всем спасибо, в общем и в частности. :))))

ЗЫ Внесена авторская правка, имею право. ;)))

* * *

Koree Key

из нирваны в сансару обратный билет продают на одной из ближайших планет надоело висеть в пустоте мировой платишь вечностью и в карусель с головой и не помнишь о сделке вертясь в колесе лишь во сне вспоминая как скучно висеть в неподвижной блаженности вечного дня без любви и тоски без тебя и меня

Елене Игнатовой

Земле оставив телеса различной степени сохранности,
Уходим в звездные леса сквозь завихренья и туманности.
Пока земные голоса поют о вечности и данности,
Мы проверяем небеса, не веря их обетованности. :))))

* * *

когда стихи наружу просятся
гудят бормочут и трещат
как можно их разноголосицу
императивно запрещать

они прорубят сублимацию
и выйдут боком не туда
цивилизованную нацию
сметет свирепая орда

зачем ходить вокруг да около
фонтана собственной души
когда слова рычат и окают
хватай их в руки и пиши

* * *

то что вспомнится не исполнится
и не сбудется что забудется
по чужим следам скачет конница
и бредет в уч-кудук верблюдица
что захочется то достанется
что не можется в то не верится
тонет по уши в луже пьяница
сквозь асфальт прорастает деревце

* * *

Пророков нет в Отечестве своем,
Зато поэтов, слава Богу, много,
Камнями бьют стращающего злом,
Творящего добро - опасно трогать. :)))))))

Бу-Ки

перелом алычовой кости
под колесами алчного века
поделом не осталось в горсти
ничего от себя человека

догорят в небесах угольки
сандрильона управится с сажей
и ожог между линий руки
никому ничего не расскажет

2 argared

и рыбка и наживка и крючок
и рыболов и удочка и речка
поэт в себя вмещает дурачок
все то что только выдержит сердечко
сегодня он как рыба из воды
а завтра вдруг гарпун вонзит под кожу
на льду кругами талые следы
он был пешнёй вчера ещё
быть может

Эдуарду Карлову

Я отдалась душою Душанбе,
Теперь по-русски я ни ме ни бе
В ушах Хайяма сладостный язык,
Который знает здесь любой таджик.

Максу Самокишу

проказы троллей хороши
слезы не сдерживая веком
глазами зеркало души
не то не будешь человеком

себя печаль или смеши
осколки льда смещают фокус
кривое зеркало души
не отразит цветуший крокус

а он как царь цветет в грязи
попробуй это отрази

Черному

мои миры растут из почвы
и межпространственной дыры
из электронной лезут почты
ползут из кроличьей норы
они на фазу прутся с массы
и плавя олово сопли
в шершавый зад бетонной трассы
фтыкают кнопки конопли


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
140. Баллада суицида


  "тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца"

(с) АС Пушкин

"Конечно, есть и развлеченья:
Страх бедности, любви мученья,
Искусства сладкий леденец,
Самоубийство, наконец"

(c) Георгий Иванов

"Убей меня, убей себя, ты не изменишь ничего.
У этой сказки нет конца - ты не изменишь ничего"

(с) Агата Кристи

Утопилась девушка в пруду,
Не стерпев позора с юных лет...
Из пизды не выбраться на свет
Страсти недозрелому плоду.

Молодой повеса-офицер
Преферансный долг отдать не смог.
В рот засунул ствол, нажал курок -
Чести и достоинства пример!

Мальчика закрыли на замок,
Запретили с девочкой дружить.
Вскрыл он в ванной вены, чтоб не жить,
Преподнёс родителям урок.

Порешив разделаться с грехом,
Про общак барыга подзабыл.
Вешался и, верьте, волком выл!
Но не стал на зоне петухом.

Бизнесмена бросила жена -
Дескать, на хуй нужен импотент?
Став героем желтопрессных лент,
Он добавил яд в стакан вина.

Кроме боли жизни бабке нет...
Газ открыв, на грязный стол легла.
Свечку б она, дура, не зажгла,
Дом бы простоял еще сто лет.

Зрелый муж шагнул под тепловоз,
Семь детей не в силах прокормить.
Узы брака - тоненькая нить,
Пусть супруга тянет этот воз.

Не понёс дневник пацан домой,
Папа бьёт за двойки, да и так,
Просто потому что он мудак...
Лучше уж апстену головой.

Заебавшись слушать голоса -
Страшные, нелепые слова,
От которых пухнет голова -
Шизофреник рухнул на тесак.

Старый нарк, разбитый и больной,
Накопил бабла на передоз,
Почесавши на прощанье нос,
Убыл он на встречу с Сатаной.

Смысла нет, лишь бабы и коньяк,
Как пиздец, неотвратим рассвет.
Розочкой по горлу, и поэт
Душу продает за просто так...

Закрепив на поясе пластит,
Совершив, как принято, намаз,
Вышел он в толпу народных масс,
Террорист в миру, в раю шахид.

* * *

Правды не узнаешь, рой не рой,
Как Матросов лег на пулемёт -
С криком: "Блядь! Ебучий гололёд!"
Или молча, - всё одно, герой.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
141. ИСКАМЕНТАФ-2


  2 Koree Key

мой маяк в тумане светит путеводною звездой
кто сиянья не заметит тот накроется пиздой

* * *
жгите аффтары мосты
жгите карму суеты
жгите листья в октябре
жгите солнце на заре
жгите в печке антрацит
жгите лету и коцит
жгите глиняный горшок
жгите авторы ишшо

Бу-Ки

господь себя не выдаёт кому попало
свинья не просится в полёт ей неба мало
по тонким струйкам всех ветров гуляет кошка
и не суров могильный ров сквозь муть окошка
тепло как вор залезло в дом украло холод
стекло с лица зеркальным льдом на доски пола
последний катер в эту ночь ушел с причала
господь не может не помочь начать сначала

Роме Файзуллину и Жуже Полонской

замороженная рыба отморозится на кухне
и помазавшись мукою и посыпав раны солью
на растительное масло ляжет боком в сковородку
и изжарится до хруста верхней корочкой румяной
пустит сок из бела тела в луке перце и морковке
и окончит славный подвиг в алчно жаждущем желудке
рыба вкусное созданье и полезное для мозга
разбивайте лед витрины жарьте рыбу во все жабры
пусть во льду лягушки мерзнут и оттаивают в марте
кто без ножки кто без ручки кто на две разрублен части
специальным инструментом рыбаков подледной ловли

Чёрному

господь сегодня не в себе
передознулся пустотой
христос играет на трубе
в тамтам дубасит дух святой
а боготец во всем вокруг
и трубный глас и гулкий стук
смычка упругий волосок
еврейской скрипки голосок
в трубе освенцимской печи
тум-балалайка не молчи

* * *

плачут камни горит балалайка
и любви колокольца звенят
ска и реггей играет джамайка
вне молчания белых ягнят

Чеку

у зверей закон - не суд, а естественный отбор,
Здесь на лапу не берут ни судья, ни прокурор,
Не втирает адвокат, потерпевших не видать,
И никто не виноват - не закон, а благодать.

Дал не зря живым Господь когти, зубы и рога -
Чтоб спасать живую плоть от голодного врага,
Добывать себе еду и вступать за самку в бой,
Не считая за беду поворот судьбы любой.

Здесь и заяц не истец, и ответчиком - не волк.
Так задумал Боготец - видно, видя в этом толк.

Но зверям не повезло -
Человек придумал зло.

Тот, что бьет бельков на мех,
Знать не ведает про грех.

Те, кто платит за меха,
Откупились от греха.

Те, кто носит эти шубы,
Красят кровью злые губы.

Как людьми считать себя,
Божий мир вокруг губя?

И, гордясь своим умом,
Жизнь и смерть считать дерьмом? :)))))

Владимиру Софроненко

души ужей рви пасти крокодилам
дави из медвежат говно и мёд
зато тогда кем-кем а зоофилом
тебя никто не в жисть не назовёт :))))

не подходи ни к трупам ни к могилам
на мертвецов глазеть напрасный труд
зато уверен будь что некрофилом
они тебя вовек не назовут

бывают девки скромные но злые
нимфетские их чары страшный яд
не трогай их а то в педофилии
тебя в одну минуту обвинят

2 Gabby

алкоголю до мудей
что араб что иудей
что иранец что индус
одинаковы на вкус
черт зеленый брат любому
этой жидкостью ведому
правда водка страшный грех
что для этих что для тех
для кого она не грех
тот бухает без помех
в виде дурки и ментов
к ним однако будь готов
врач рабочий хлебороб
против спирта ты микроб
вша блоха личинка тля
и живой лишь смерти для

2 Metatrip

никто не даст нам избавленья
от поеботины такой -
добьемся мы освобожденья,
своею собственной рукой
отринув блядство и бухло -
себе на пользу всем назло

Максу Самокишу

если ноги свободны а руки прибиты
разбегись и взлети как однажды икар
даже если не станешь добычей орбиты
или вместе с гвоздями упаришься в пар
ты не будешь бродить вдалеке от голгофы
не снимая с плечей утомительный груз
лучше в небе висеть уцепившись за строфы
чем гвоздями стращать впечатлительных муз

Елене Игнатовой

Всё вернется однажды к себе,
Станет тем, чем и было вначале,
И слова, что тогда прозвучали,
Станут светом в тоннельной трубе.

Борису Рыжему

Не знавала его я живым и не видела мертвым,
Но слова добрались сквозь разломы небесной коры,
И ударили в мозг, но не гибели запахом спёртым,
А живым ветерком из смертельно опасной дыры.

Тем, кто в небо глядит, не засеять озимыми поле,
Тем, кто ловит ветра, не вязать золотые снопы,
И поэт не жилец, а заложник божественной воли
Подставляющей горло под серп, а любовь под цепы.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
142. каждому своё


  кого-то разводят бандиты
кого-то шмонают менты
кому-то гранитные плиты
кому-то простые кресты

кому-то обыденность скуки
в диванно-футбольном мирке
кому-то приходы и глюки
и космос в чумазой руке

кому-то глобальные думы
о стройном устройстве страны
кому-то ресницы дарумы
и страшные детские сны

кому-то ярмо обязательств
и звон социальных цепей
кому-то игра обстоятельств
и смех фиолетовых фей

и каждый имеет свободу
по фабуле строить сюжет
и право на землю и воду
на воздух и солнечный свет

довольствуйся выбранной долей
иль гни против ветра судьбу
меж волей, дружок, и неволей
нет выбора только в гробу


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
143. негорюи


  навеяно в обратную красным медведем

крашу веки ресницы губы
выхожу на тропу войны
хоть мужчины тупы и грубы
мне они позарез нужны

пусть смеются и тычут в спину
к ихним гадостям я привык
я найду по себе мужчину
а иначе я не мужик

* * *

Я пропил свою квартиру
проебал наскрозь жену
я насрал на честь мундиру
и нассал на старшину

мне отбили на хуй почки
и на свалку увезли
чтоб не пиздил квас из бочки
на глазах родной земли

отобрали суки волю
давят прямо на корню
слава богу алкоголю
он мне нынче за родню

лучше б взяли да простили
дали денег и жилье
я б не жил в подобном стиле
честно слово е-моё

* * *

мы лежим в гамаке
с теплой мышкой в руке
иль хуярим пешком
по дороге с мешком
или пишем слова
или курим трава
все одно заебись
потому что нас два
что прошло навсегда
что уйдет без следа
думать некогда нам
на двоих пополам
есть когда для любви
для друзей и родных
раз родился живи
оставаясь в живых

охуенно, конечно, мудрая мысль, а что делать, реально, кто-нибудь знает точно? :))))))

кто по жизни тянет лямку
кто по жизни тащит крест
кто котомку и панамку
вот такой вот палимпсест

:))))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
144. ИСКАМЕНТАФ-3


  Черному

Винить поэта в том, что он поэт,
Нет смысла, потому что смысла нет.
Сидит он за столом, лежит в гробу,
Его стихи ушли в свою судьбу.
И будет им хула иль похвала
Поэту до пизды, шала-лу-ла...
И по хую, хоть жизнь не по плечу,
А почему, об этом промолчу.

* * *

Ехал чукча на собаках,
Все что видел, то и пел.
Cмерть увидевши, однако,
Спеть о смерти не успел.
Разбежалась вся упряжка,
Перегрызши постромки,
И объев лицо да ляжку -
Жестковаты старики...
Нарты мчатся верхней тундрой
Без собак и без ветрил...
Едет в небо чукча мудрый,
Как архангел Гавриил.

* * *

поэт безгрешен как блоха
он грех сменял на бред стиха
и расплатился за грехи
прибив к себе свои стихи
иль нанизав себя на них
пока не стих последний стих

* * *

охуенная картинка
сальвадорова дали
невъебенная ширинка
исказила лик земли
повылазил хуй на камень
погрозил себе рукой
и исторгнул лютый пламень
из мошонки за щекой

* * *

мухомор и самогон
не доводят до добра,
по раздельности - загон,
по совместности - дыра.
жрите гамбургеры дети -
будет толще жить на свете,
не ходите по грибы -
если разумом слабы,
не курите анаши,
если сердцем алкаши,
пейте пиво, жрите жир
будет прост и ясен мир.

хули меряться хуями
и в пизде искать ответ
плоть съедаема червями
а душа, возможно, нет

* * *

Нас сумасшедших все больше и чаще
Все ж наше место не в гуще но в чаще
Там где сплетаются ветки и пни
Там где нас много когда мы одни
Там где тамтамы лесных сторожей
Там неспроста мы по воле ужей
Там по приказу внимательных сов
Трижды судьбы передернут засов
Там где сбегаются зайцы к костру
Там где осина дрожит на ветру
Там где дыхание дивных болот
И никаких человечьих забот
Там за границей досужей молвы
Космос открыто глядит из травы

* * *

людям свойственно гореть
людям свойственно тонуть
и иначе умереть
нам повсюду добрый путь
очень мягкие тела
очень мрачные дела
гонка жизней и смертей
человеческих детей
по полям благих вестей
и печальных новостей

Араму

Вы когда-нибудь плакали в комнате смеха,
Отражаясь от страшных, как сон, двойников?
Вы когда-нибудь были изнанкою меха
Свежесодранной шкуры своих же стихов?

Попадали ли вы в колесо обозренья,
В то, что катится вниз по наклонной кривой
И искрит, сообразно явлению тренья,
О земную поверхность твоей головой.

А случалось ли вам улетать с карусели
На обрывках цепей в центробежную тьму,
Чтоб зависнуть на лапах рождественской ели
Лунным камнем с ошейника бедной му-му?

Чеку

в слове виннер вино и вина
в слове лузер луга и зерно
не придумал слова сатана
слово людям от бога дано
чтоб огонь возжигая в себе
жечь глаголом сердца дураков
подставляющих ногу судьбе
не стесненную сталью оков
если в лузу не лезут шары
и как целка ломается кий
это просто начало игры
неподвластных рассудку стихий
и не стать победителем в ней
и не стать проигравшим её
раз глаза вырастают у пней
и стихами кричит вороньё

ничего не важней ничего
кроме смерти себя самого
а стихи это суперигра
для терпилы мента и вора
в жизни все только маска и роль
а в стихах каждый гол как король
и стриптиз под лохмотьями строк
видят дети недетям в урок
миру милым не станешь за так
третий глаз не прикроет пятак
разлетаются искры стихов,
жгут солому и палят лохов :)))

Елене Игнатовой

чтобы тебе эта жизнь не являлась содомом
душу держи в чистоте вместе с телом и домом
если однажды Спаситель взойдет на порог
будешь уверен что он не запачкает ног

* * *

Христос воскресе из мертвых
смертию смерть поправ
ждать от жизни курорта
нет у нас данных прав
есть только право смерти
разное и одно
есть письмецо в конверте
большего не дано

Арямновой Верочке:

собирались в кучу глюки
у палаты номер шесть
зря нам связывают руки
будем плов ногами есть
виртуально аморально
неэтично пунктуально
перорально не анально
то цинично то печально
не на слух, так визуально
то прилюдно то приватно
то сюда а то обратно
внебольнично надпалатно
на свои вернувшись круги
глюки кормятся бесплатно
за особые заслуги

за други своя на круги своя вернемся с воем и споем о своем (с)Малюма Текете

Gabby

Поэт любил безусых дам,
Закат в лесу, в жару "Агдам",
Свободу пьяного стиха,
И заливные потроха.

* * *

Когда застукали Поэта
За исполнением минета,
Он написал о том сонет -
Ведь он не пидор, а Поэт.

* * *

печаль печет стихи беспечно
о том, что время быстротечно
и мир готов исчезнуть с глаз
в любой момент в последний раз

* * *
пока дыхание в зобу
еще не сперло
есть шанс схватить свою судьбу
за хвост и горло
и утолить свою печаль
ее гореньем
и вскипятить холодный чай
стихотвореньем

* * *

Выгнал Адама и Еву из сада,
Выбрал овец пожирнее из стада,
Выдал убийце бессмертия знак,
Кто он при этих раскладах? Мудак!

Сделал ребенка замужней девице,
Сына не вынул из римской десницы,
Но на Содом и Гоморру мастак -
Кто он, творящий все это? Мудак!

Как ему верить? И дару его?
Я от таких не беру ничего.
Выбор в руках многорукой Любви -
Если попался, то в них и живи.

* * *

вотще потеющие птички
меняют перья и привычки
на стихотворные отмычки
баяны козам зайцам спички
всем бочкам крепкие затычки
в меду медаль на лапте лычки
птенцам уютные яички
и обналички безналички

Леониду Самойлову

чижык пыжык
не четай книжык
забуть букоф
как сон глюкоф
бухай вотку
яби пелотку
жыви кросива
помрёш щаслива

Евгению Кадыкову

вот впиталась кровь в дорогу
и отстирана рубаха
вот и умер слава Богу
нету страха в горстке праха
ничего теперь не больно
ничего теперь не грустно
лишь козел жует довольно
очень вкусный лист капустный
и козлу грозит могила
и овечке и лошадке
всех сжимает эта сила
превращая в отпечатки
чьих-то пальцев на бумаге
чьих-то губ на манекенах
чьих-то ног во рву-овраге
чьих-то тел на черных стенах
свет горит в конце тоннеля
тот ли свет который нужен
или он рассвет похмелья
для вкусивших чуждый ужин?
а лошадкам и овечкам
и козлам седобородым
сладких снов о жизни вечной
не дождаться от природы
так и сдохнут без понятий
о нирване и о рае
но не адом же пугать их
тем же мясом помирая

Красному Медведю

по дворам расцвел чистотел
стрижей и ласточек прилетел
и глядя на это люди
говорят холодов не будет
все что надо уже расцвело
и теперь нам будет тепло
утки качаются на воде
а это значит весна везде!

* * *

кому какая смерть придёт
откуда ждать косы
покуда лоб еще не лёд
не ссы май френд в трусы*
пока качает сердце кровь
по венам без проблем
себя к бессмертию готовь
потом поймешь зачем
но лучше если ты поймешь
что нет его совсем
не жизнь ест сон а смерть ест ложь
и в мире масса тем
но жизнь не ложь и смерть не сон
и места нет нигде
тому кто в жертву принесен
кругами на воде

*второе лицо здесь (и не только) не обращение к кому бы то ни было, кроме зеркального отражения автора, разумеется, но и просто-напросто риторическая фигура, типо, как у Моррисона, дысыз де енд, май бьютифул френд. :))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
145. секретный сонет


  навеяно Еленой Кушнир и Александром Грином

"И покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный"

О.Э. Мандельштам

скользя по маслу музыки во тьму
прижми струну и отпусти и снова
звук не посадишь в клетку звуколова
касайся не цепляясь ни к чему

концерты на реке и на дому
лягуший хор и соль немого слова
снует уток шлихтуется основа
и ткань течет по сердцу и уму

и кровью обновленные шелка
стремятся подгоняемые бризом
на встречу полонеза с эпикризом
к угрюмым берегам материка

но обернется выигравший призом
а проигравший спрыгнет с челнока


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
146. ИСКАМЕНТАФ-4


  HELLEN

весь мир дурдом а люди пациенты
материал учебной киноленты
для будущих целителей души
в которых верят даже алкаши

***
по северным тропам бредет одиноко
сибирский упитанный кот
мечтая о том как в Сиаме далеком
он знатную кошку ебёт

а кошка сияя сапфировым взглядом
к полуденном жарком бреду
представив красавца мохнатого рядом
полярную лижет звезду

Максу Cамокишу

Из пустого на ощупь неба
Каждый нечто свое берет.
Я - слова, что насущней хлеба
и забавней иных забот.

Евг. Лебедеву

прости господь меня
за то что я свинья
за то что пью и ем
не брезгая ничем
лежу бревном в говне
довольная вполне
не видя божий свет
не зная слова нет
настанет мой черед
и черт за мной придет
не мир неся но меч
а дальше жар и печь
возьми мой скорбный дух
одень в перо и пух
избавь от пятачка
желудка и очка
ведь виновата я
лишь тем что я свинья
за сало и мясцо
в ответе пред Творцом :))))

Борису Булатову

дела нет как клеить ласты
и отбрасывать коньки
отшвырните все балласты
сразу станете легки
смел ты или осторожен
вверх плыви лети на дно
мир обидеть нас не может
если с ним мы заодно

Леониду Самойлову

из засохшего говна
в жопу хочет сатана
нет пути ему обратно
это сцуко неприятно
так и жить ему в говне
жарить грешников в огне
аскарид и нематод
и другой подобный сброд
бог же срет и срет и срет

Черному

все будет ништяк и все было ништяк
хоть будет итак но все будет не так
а как оно будет не знает никто
пока не наденут сосново пальто

***

гормональная природа
человеческого рода
по весне являет всем
всю себя во всей красе
эстроген тестостерон
так и прут наружу вон
не закрыть их на засов
лезут суки из трусов
лезут люди к другу друг
ни хрена себе не вдруг
ими властвует гормон
и весна со всех сторон

***

Техногений Эдисон
В раннем детстве видел сон
Как какой-то лысый дед
Излучает яркий свет
И по плану ГОЭЛРО
Светит в самое нутро
Как последний пидарас
Тычет хуем Тому в глаз
А из хуя хлещет свет
От грядущего привет

Сон забылся да и сбылся
Не о нем в натуре спич
Пиздят лампочки в подъездах
В мавзолее спит Ильич

***

физик жолио-кюри
аж светился изнутри
был за мир между людями
физик жолио-кюри

лирик осип мандельштам
бил в стихи как бьют в тамтам
опустил вождя народов
лирик осип мандельштам

пиздобол нацбол лимонов
ждет поддержки миллионов
только он для миллионов
педик эдичка лимонов

***

а в кармане ни копья ни ножа
все оружие уже съела ржа
и над пропастью в отравленной ржи
люлька бульбы никогда не лежит
в ней качаются челны на волне
и волхвы с волками пляшут вовне
на шарах из нержавеющих бритв
отбивая сногсшибательный ритм
выжимая из металла слезу
для выпариванья в медном тазу
над конфорками надгробной плиты
на могиле неживой суеты

Красному Медведу

отдалась бизнес-вумен электрику
телемастеру и сантехнику
двум охранникам парикмахеру
и какому то мазоху захеру
отдавалась до капли до крошки
на глазах у любимой кошки

Gabby

наливают в черпаки
то вина то яда
как не сдохнуть от тоски
на пороге ада
а хлебнувши из реки
смерти и забвенья
переплавить соль строки
в мёд стихотворенья

Вере Арямновой

из случайных совпадений
обстоятельств и судьбы
из чужих стихотворений
из мольбы и похвальбы
из каких-то завитушек
и развилок на путях
из пустых куриных тушек
из балета на костях
появляются пословно
строчки связанные в сеть
если дышится неровно
то на равных надо петь
все о том же всё о разном
о шелках и потрохах
о прекрасно-безобразном
мире данном нам в стихах

неизвестно кем откуда
неизвестно чем за что
то ли чадо то ли чудо
то в отрепьях то в манто ;))

***

а соль слезы и океана соль одной природы с дурочкой ассоль с ее надеждой верой и тоской от участи рожденной не такой

***

Как верить мимолетным облакам,
Не знающим ни родины ни воли,
Дождями проливающимся в поле
и равнодушным к всяческим замкам?

Молиться на ночь солнцу, чтоб взошло,
Уверенность имея в лунном цикле...
Как верить в то, к чему давно привыкли -
В луну и солнце, в холод и тепло?

Какого бога ищем мы повсюду,
Не зная, кто он, собственно, такой
И верит ли им созданному чуду?

И даст ли нам обещанный покой
Тот, кто заставил верного Иуду
Прильнуть к Христу предательской щекой?

***

с этой жизнью мы связаны чисто случайными связями
с той минуты как нас отделили от матки родной
если б знали что ждет нас наружу бы мы не вылазили
а уютно свернувшись дремали в водице парной

но из мрака на свет нас толкает закон мироздания
из молчания в крик из блаженства в страданья и боль
и случайная жизнь обретает случайные знания
о непрочности связей людских с неслучайной судьбой

смерть кащея в яйце на конце заржавевшей иголки
а бессмертная жизнь икебана из мертвых цветов
и глядят из кустов как живые тряпичные волки
добродушно смеясь во всю ширь нарисованных ртов

*******

всем благодарность и поклон
со всевозможнейших сторон


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
147. ИСКАМЕНТАФ-5


  Черному

беседа дьявола и бога
борьба начала и конца
кому тупик кому дорога
кому улыбка без лица
срывает ветер флаги с башен
и паруса измучал штиль
и бог не добр и черт не страшен
пока не сдал себя в утиль

Koree Key

На коленях стоял пред лицом унитаза,
Говорил с ним о вечном, и эдак, и так...
Он сиял белизной, как китайская ваза,
Но молчал на вопрос: где мой тапок, чувак?

Нос разбит, и болит где-то в области глаза.
Пол обоссан, заблеван, в квартире бардак,
И нестиранным чем-то воняет из таза...
Впрочем, это хуйня... Где мой тапок, чувак??

Я попал в свои брюки с четвертого раза,
Шнуровать же ботинки не вышло никак.
И мозоль прохудилась на пятке, зараза!
Как за пивом идти? Где мой тапок, чувак???

Я вчера еще был в состояньи экстаза,
Я похмелен и слаб, как ошпаренный рак.
И ходить босиком по стеклу и алмазам я не в силах...
Скажи, где мой тапок, чувак????

Красному Медведю

Космонавты не моют посуду,
Не стирают трусы и носки,
Если ж я это делать не буду,
Я в дурдом попаду от тоски. :))))))

* * *

мне нужно то не нужно это
зима говно достало лето
иди ко мне пошла ты на хуй
чего молчишь мозги не трахай
не плачь не смейся стой иди
и лучшей участи не жди

Андрею Сухозадову

Когда ты обосрался в первый раз,
Все умилялись, мыли попку с мылом.
Твой нежный кал приятен был для глаз,
Он, как и ты, был маленьким и милым.

Прошли года... Ты гадил в унитаз
и верил в прочность собственного тыла.
Когда ж ты, пьяный, обдристал палас,
Тебя жена едва не запилила...

Не верь друзьям, коллегам и супруге,
Родным и близким верить не моги!
Их сфинктеры уродские упруги.

Пусть кирпичами какают враги
И рвут очко на части от натуги!
Сри жиже их и жопу береги...

Dymasty

мы ищем в стихах и свое и себя
в своих ли чужих не имеет значенья
то сердце скрепляя то душу скребя
алмазными крючьями против теченья

родной алфавит и любимый язык
помощники в поисках верного слова
мы ищем его постигая азы
плетенья сетей для условного лова

и чувствуя жопой как рыба в воде
живые прикормки наживки насадки
мы ловим себя в непосильном труде
на чистых листах виртуальной тетрадки

серебряной речью струится улов
на жаркое дно ледяной сковородки
удары хвостов плавников и голов
сливаются в ритм устрашающе четкий

и каждый в нем слышит биенье сердец
существ претворяющих ужас в молитву
пока в нашу сеть не попался пиздец
мы ищем мелодию к этому ритму

Андрею Сухозадову

когда не прёт не радует не светит
и мир вокруг ебучее говно
и нету сил плести слова и сети
заткни все дыры и ложись на дно
а хошь не затыкай раз все равно

Елене Игнатовой:

Дай, Джа, тебе не надоесть
И не наскучить никогда.
Ты мне всегда благая весть,
Как солнце воздух и вода.

Длинней веревки наша связь,
Прочней посконного холста...
Ты дал мне силу жить смеясь,
Когда пугает пустота.

Держась за дым твоей травы,
Вдыхая радость и любовь,
Я чищу слово от молвы,
Как от токсинов чистят кровь.

Пеньковой нитью день и нощь
Сшиваю жизни лоскутки
И верю в ласковую мощь
Твоей божественной руки.

Gabby

покуда кровь пульсирует подкожно
любви и счастья жаждет естество
пока мы живы все еще возможно
а может невозможно ничего

* * *

блуждая по снам незнакомым чужими ногами
пытаясь наощупь пробраться сквозь дебри иллюзий
меж двух отморозков с кликухами виннер и лузер
движенья мои повторяющих как попугаи
я прячу себя под живот жизнерадостной музы
с хвостом и рогами

ее смехотворной природой пропитаны травы
и морок ночной обретает конкретные формы
которым достаточно чуть отклониться от нормы
и жалкий отрезок пути от позора до славы
уложится в узкую тропку от кармы до корма
по праву забавы

и вкус молока разогретого в вымени козьем
приводит в себя как разряд переменного тока
сермяжная правда колюча проста и жестока
овчинка пружинит всем телом ударившись оземь
и снится зерну погребенному в поле до срока
зеленая озимь

да бог с ним с успехом довольством и жирным наваром
земля обгрызет до костей утомленную тушку
а душу господь намотает как нить на катушку
чтоб штопать носки на веранде с большим самоваром
и класть на колени работу услышав кукушку
в бору за амбаром

dr Michel

наскальные рисунки на столе
парад алле в дымящейся золе
ремонт реле на ролевом руле
в феноменально врущем феврале
или в июле-ле-ле-ле-ле-ле

Елене Игнатовой

все мы бабы по жизни волшебницы
на кострах нас сжигали не зря
свежесть хлеба зависит от хлебницы
свет живет не внутри фонаря
паранджу не наденешь на облако
не закроешь в курятник стрижа
вот и тащат за косы нас волоком
чтоб отдельно не смели бежать
и приходится стричься аж наголо
и грешить на досуге волшбой
чтобы прятать за рожею наглою
неспособность сражаться с судьбой
что ведет нас под руку горячую
и за волосы тащит на суд
тех кого мы любить предназначены
и кому мы греховный сосуд
и вместилище чертовых хитростей
и безмозглое мясо с пиздой
можно душу из женщины вытрясти
можно вылить ребенка с водой
но пока мы на счастье надеемся
и любовь не упрыгала прочь
мы к ладоням прическами клеимся
чтоб удобнее было волочь

* * *

благодарю за стихи


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
148. ИСКАМЕНТАФ-6


  Gabby

я черен как уголь мама как здешний хлеб
чернее меня лишь ночь да и то едва
белки моих глаз и зубы белы как снег
о нем ты не знаешь мама и ты права

на улице лишний раз не раскроешь рта
и зябнут душа и тело в чужом краю
смерзаются пот и слезы в кусочки льда
но губы пока послушны и я пою

как туша слоновья тяжек чужой язык
груба его шкура мама и кость тверда
задам ему жара ритмом пускай бежит
по венам горячей кровью с небес вода

тамтам мой как cердце мама дубасит в грудь
душа моя зимним ветром ревет в трубе
басовой струной на доли я режу грусть
по острым слоновьим бивням бегу к себе

рыдает мой голос мама но я смеюсь
мороз обжигает глотку как добрый ром
я черен как уголь мама и черный блюз
в крови моей красной алым горит костром

Koree Key

никого не выбирая
ни о ком не сожалея
не взрывая двери рая
не лия в лохань елея
по следам летящих мимо
по зарубкам и приметам
жизнь идет неумолимо
утро крася нежным светом

алым цветом свежей крови
из разорванных артерий
ночь в капкан бизонов ловит
средь цветов душистых прерий
ночь ножом кромсает туши
отделяя плоть от плоти
непокаявшихся душит
непризнавшихся колотит

липнет к пальцам теплой лимфой
ржавит мягкое железо
то ли ритмом то ли рифмой
защититься от пореза
но рассвет зияет раной
и края ее все шире
никакой такой нирваной
и не пахнет в этом мире

только душный запах мяса
и травы веселый дух
корка хлеба кружка кваса
и с жалейкою пастух

***
мы лепили алиби
нам не пели люлляби
для чего стреляли мы
холостыми пулями
от кого мы ныкались
умножая ложь
тьма хоть очи выколи
хрен кого найдешь

Андрею Сухозадову

земля сырая влагою жива
чем грязь жирней тем радостней ростки
из грязи в князи вылезла трава
под грузом зерен гнутся колоски

из праха вышли и во прах уйдем
забыв как жили плача и смеясь
сроднившись с черноземом и дождем
и превратясь в живительную грязь

***

соседу справа видятся кошмары
и он кричит мне в ухо до утра
соседа слева крючит и кумарит
его лицо как черная дыра
по потолку гуляют тараканы
два глюка подметают коридор
вот санитар прошел помыв стаканы
за ним прокрался шестирукий вор
в окне луна деревья в белой вате
все существо объяло вещество
лежмя лежу привязанный к кровати
и дела нет мне блядь ни до чего

Черному

решившись на последний вздох
с судьбой в бирюльки не играй
сойдет на нет сатанобог
да и утащит в адорай

Алексею Бельмасову

вышел Ленин из тумана
вынул ножик из кармана
вышел Сталин из тумана
вынул ножик из кармана
Вышел Брежнев из тумана
вынул ножик из кармана
ищут Ельцина с Хрущевым
от Москвы до Магадана

Простому

привычны для слуха
и реггей и блюз
дыханье и сердцебиение
вибрация духа наполненный пульс
подъем остановка падение
то выдох то вдох
покуда не сдох
и музыка черно-зеленая
плывет надо мной
горячей волной
как слезы и кровь соленая

Njura

И опять этот город встречает меня
Обжигающим ветром горячего дня,
Трупным запахом лета, отпетого всласть.
Как бы в городе этом и мне не пропасть.

Привокзальная площадь в неярких венках
Из увядших цветов и крикливых старух,
И сгорающих листьев возносится прах
К облакам и стрижам, замыкающим круг.

Я готова услышать недобрую весть,
Наготове приличная случаю грусть...
Это лето я знаю почти наизусть,
Но последней строки мне вовек не прочесть.

Он еще не дописан мой странный рассказ,
И уже не забыть, и уже не вернуть
Этих карих блестящих каштановых глаз,
Провожающих день в запредельную муть.

По аллеям всех парков гуляет тоска,
Никого не виня, облетает листва.
Я готова к холодной зиме, но пока
Нежный август горячие шепчет слова.

(комментарий был написан раньше комментируемого на 22 года :))

Красному Медведу и HELLEN

Все просто так и все случайно
То там то тут то вот оно
А может чьей-то воле тайной
Зачем-то все подчинено

Искать реальные причины
Случайной логики вещей
Мне лично точно не по чину
Я лучше съем тарелку щей

и вам того желаю :))))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
149. auto da fe (diptych for Gabby)


  инспирировано стихотворениями Gabby "Тюссо" и "Каста"

* * *

сумасшедшая нищая пьяная
с воспаленными щелками глаз
бродит вера почти безымянная
задевая лохмотьями нас

никогда ни на что не надеется
никому ничего не должна
непорочна как красная девица
ни ментам ни ворам не нужна

засыпает укрывшись газетами
вместе с кланом бездомных собак
и сияет синяк фиолетовый
как сакральный таинственный знак

дай ей мелочи в руку дрожащую
на стакан горячительной лжи
помолись за нее завалящую
всем богам про нее расскажи

про безгрешность ее виноватую
и младенчески-старческий взгляд
и за веру твою бомжеватую
боги щедро тебя наградят

благодатью живого смирения
неразрывного с мертвой тоской
и надеждой на прочность творения
и правами на вечный покой

* * *

Если мне явится Бог ни с того ни с сего -
Я угощу хапкой дури культурной его.
Пусть отдохнёт на диване и чаю попьёт.
Трудно быть Богом - полно всевозможных забот.

Всем он отец (экспертизу бы на ДНК).
Всем он творец (так как хуй заменила рука).
Все от него ожидают больших ништяков,
Кары небесной страшатся во веки веков.

Ждут его слова (а он молчаливей камней).
Ждут его правды (и врут до скончания дней).
Если он явится - вызовут сразу ментов.
Или психбратьев, а к этому он не готов.

Да уж, признаться, и он напартачил чудес...
Всякое было, но умерший всё же воскрес!
Радуга встала над миром из солнца и слёз.
Зря это люди восприняли слишком всерьёз.

Аж до того, чтоб друг друга крушить топором,
Жечь на кострах и поганить гусиным пером.
Славить его, проклиная людей и судьбу,
И обещая всё лучшее только в гробу.

Кто им сказал, что любовь это мерзость и грех?
Кто им сказал, что Земля хороша не для всех?
Кто сочинил этот бред под названьем мораль -
Кто этот гнусный, на бога пеняющий враль?

Боже, не парьтесь, не впился Вам ихний бедлам.
Если уж в гости ходить, то пожалуйте к нам.
Вас здесь накормят, напоят и спать укладут.
Только чего захотите - оно уже тут!

Кто там наврал нам про Вас - разбираться поздняк.
Мы-то ведь знаем, что было всё вовсе не так.
Как оно было, чего уж теперь говорить...
Было да сплыло, и надо ещё покурить.

Дух Ваш святой мы вдыхаем с молитвой о том,
Чтоб благодать разлилась над людьём и скотом,
Солнце б не гасло, и почву питала вода,
Живность рождалась и мёрла - ну всё, как всегда...

Чтобы глаза открывались, закрывшись на раз,
Сердце стучало, где надо, и жидкость лилась.
Как оно будет, когда перестанем дышать,
Хуй его знает... О, Господи, - курим опять?!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
150. terres noires


  Dame souris trotte,
Noire dans le gris du soir,
Dame souris trotte,
Grise dans le noir

Мышь... покатилася мышь
В пыльном поле точкою чернильной...
Мышь... покатилася мышь
По полям чернильным точкой пыльной

(из IMPRESSION FAUSSE, Paul Verlaine в переводе И. Анненского)

по обочинам сна разрушенье и тлен
и надежда прозрачнее юбки путаны
явь распорота ливнем и льется из вен
чернозем консистенции жидкой сметаны

я не помню почем в организме селен
и не верю в доподлинность звента-свентаны
убедительно чавкает ниже колен
чернозем консистенции жидкой сметаны

по земле я тащусь как попавшая в плен
но движенья мои как попало спонтанны
я сдалась на ура получивши взамен
чернозем консистенции жидкой сметаны

обложные дожди крепче каменных стен
корабли на поля не ведут капитаны
интересно а как описал бы верлен
чернозем консистенции жидкой сметаны


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
151. white canvas for Чёрный


  по канве "Поезда на Юг"

будет повесть окончена пьеса дописана
не на пляже так в городе лажи и пафоса
что останется кроме песка золотистого
и лазурной воды с точкой белого паруса

этот лёгкий мазок каплю краски не более
тонкой кистью нанёс маринист непосредственный
чтоб украсить фатальный пейзаж акватории
и напомнить стихи всем знакомые с детства и

устремить наши помыслы к бурной романтике
не заботясь о том есть живой кто под парусом
или мёртвый доевший последние фантики
и допивший мочу из поникшего фаллоса

и неважно в натуре картина ли в офисе
дует ветер в лицо вентилятор ли в задницу
что останется кроме неряшливой описи
ощущений дающих почувствовать разницу

между жаром югов и арктическим холодом
между твёрдымъ и жидким сухим и намоченным
между сытостью тела и чувственным голодом
между первым вторым и последними прочими

белым парусом сны оглушительно хлопают
в наших тихих ушах не привыкших к наивности
волны бьются о борт и ненужные лопасти
обрастают комками таинственной живности

где-то рядом снуют беспокойные айсберги
рыба-меч точит хавальник цепью от якоря
по морям по волнам нас несёт в медном тазике
под полотнищем веры в незримого пахаря

нам дающего путь плугом истины вспаханный
по долинам и взгорьям по бедам и празднествам
если б сами себе мы мозги бы не трахали
понимали б тогда кто ебёт а кто дразнится

а вернувшись в реальность без моря и паруса
в городскую жару и движение адское
в оживлённом салоне бедняги-икаруса
ощущаешь свое положение блядское

среди потных людей с невьебенными сумками
из которых текут угощенья различные
ты ж один как анчар с потаёнными думками
поведенье твоё ни хуя не приличное

у тебя же в глазах треугольник неправильный
в чёрном море мечты о внезапном решении
уравнения каина формулы авеля
и участия господа в их прегрешении

что нам надо вообще в этом мире бушующем
для чего нам дыханье ветров благодатное
то ли в буре покой то ли в замкнутом будущем
то ли парус в крови то ли небо закатное

***

не могу удержаться, помещаю текст песни A-ha "White Canvas", любезно переведенный гуглем:

"Белый Картины"

Рассказы краской
В линии на лице
Недопонимание
И мало ошибок
Возможность начать
Есть все, что он
Вы знаете, если вы
Ваша жизнь тентов
Цветов вы

Следуйте за мной из
Следуйте за мной "круглый
Сделаем дороги как мы идем вместе
Точно так же, как мы планировали
Вы хотите верить в него
Вы знаете, что это правда
Ваша жизнь тентов
Цветов вы

Вы не можете стереть
Слова, высказанные
Просто краска их
Внутри вашей головы
Все, что необходимо
Вы знаете, вы должны сделать
Один скачок веры
Все остальное ляжет на место

Следуйте за мной из
Следуйте за мной "круглый
Давайте сделаем его и вернитесь
Чтобы, когда он начал
Все, что необходимо
Есть один скачок веры
Все остальное ляжет на место

Везде вам когда-либо выходить
Каждый Вы все знаете
Вы можете никогда не найти его
Каждый Вам когда-либо см.
Все хотят быть
Как вы смотрите примет решение
Как вы смотрите решит, что вы видите

Последующие луна
Следуйте солнце
Давайте решать этот раз
Чтобы оставаться с планом
Все, что необходимо - это один скачок веры
Все остальное ляжет на место
Все остальное ляжет на место

Рассказы краской
В рядах твое лицо ...

***

"White Canvas"

Stories are painted
In lines on your face
Misunderstandings
And little mistakes
A chance to start over
Is all that it takes
You know if you do
Your life is a canvas
The colors are you

Follow me out
Follow me 'round
Let's make the road up as we go along
Just as we planned
You want to believe it
You know that it's true
Your life is a canvas
The colors are you

You cannot erase them
The words that were said
Just paint them over
Inside of your head
All that is needed
You know you must make
One leap of faith
Everything else will fall into place

Follow me out
Follow me 'round
Let's make it up and go back
To where it began
All that is needed
Is one leap of faith
Everything else will fall into place

Anywhere you'll ever go
Everyone you'll ever know
You may never find it
Everyone you'll ever see
Anyone you choose to be
How you look will decide
How you look will decide what you see

Follow the moon
Follow the sun
Let's make a deal this time
To stay with the plan
All that is needed is one leap of faith
Everything else will fall into place
Everything else will fall into place

Stories are painted
In the lines of your face...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
152. 5


  (возникло после прочтения "16" Gabby вместе с респектом и благодарностью таковому автору)

В пять мне было плевать на всеобщее счастье
и всеобщая смерть мне была не страшна
я узнала про бога от бабушки Насти
и о том что пред ним я глупа и грешна

я узнала о том что от бога не скрыться
и о том что он добр если сильно не злить
и собаки и люди и кошки и птицы
все мы твари его и не надо шалить

только бога она называла природа
эвфемизм для детей коммунистов-детей
но при этом мужского не женского рода
и со знанием всех мировых новостей

оторвал ли ты мухе поганые лапы
или мерзкую жабу прибил кирпичом
бог узнает о том прежде мамы и папы
и ему не докажешь что ты ни при чём

он накажет тебя сообразно проступку
отрыванием ног или камнем по лбу
если ж палец случайно суёшь в мясорубку
то не жалуйся богу на злую судьбу

вот такая простая концепция бога
мне изложена бабушкой в детстве была
о богах я узнала со временем много
и о формах добра и о принципах зла

но простую идею естественной кармы
и единства и равенства тварей земных
подтверждает реальность семьи и казармы
и сумы и тюрьмы и свиных отбивных

а моя незабвенная бабушка Настя
умерла немучительно мартовским днём
наградил ее бог за страданья и страсти
и за веру в него и за правду о нём


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
153. la musica callada


  Вере Арямновой лично

стих с тремя прекрасными тематическими эпиграфами, пришедшими в голову
во время и после написания оного

La musica callada
La soledad sonora
La cena que recrea у enamora!

(Безмолвная музыка,
Полное звуков уединение,
Трапеза, которая обновляет и исполняет любви!)

(с) Juan de la Cruz

Уж если медь, гранит, земля и море
Не устоят, когда придет им срок,
Как может уцелеть, со смертью споря,
Краса твоя — беспомощный цветок?

Как сохранить дыханье розы алой,
Когда осада тяжкая времен
Незыблемые сокрушает скалы
И рушит бронзу статуй и колонн?

О горькое раздумье!.. Где, какое
Для красоты убежище найти?
Как, маятник остановив рукою,
Цвет времени от времени спасти?..

Надежды нет. Но светлый облик милый
Спасут, быть может, черные чернила!

(с) Вильям Шекспир в переводе Самуила Маршака

Ржавеет золото, и истлевает сталь,
Крошится мрамор. К смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней царственное слово.

(с) Анна Ахматова

Не гусиным пером на бумаге верже
Мы рисуем фигуры судьбы неглиже
Точно в доску вбивая стальную строку
Вышибаем из мозга печаль и тоску

И построив избу поджигаем фитиль
Огнедышащим стилем утюжа утиль
Но любви не дано сгинуть тенью в огне
Ей застрять суждено в негорючей стене

Вот о том как в ту стену колотимся лбом
Мы и пишем красиво как дембель в альбом
От ударов душа неустанно фонит
И безмолвная музыка рушит гранит

(с) Мирра Лукенглас


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
154. cuscinetto a sfera


  анданте типа дантe

основано на реальном сне

энергичным чёрным шаром безграничного сознанья я внедрилась не задаром в сферу полного вниманья и внимала как хотела пропуская мир сквозь тело всем не слышным глазу звукам и не видным уху глюкам

я не рухнула со стула а вовсю спала в кровати только будто ветром вдуло мощный дух в мои объятья да какие там объятья с бесконечной жидкой сферой дух как дунет да подхватит всей бездушной пневмосферой всем
давлением вселенной плющит тащит и таращит и себя не ощущая в смысле тела типа ящик разлетаешься по свету в темноте ничем не спящей и такого кайфа нету чтобы было настоящей всё вокруг внутри и рядом и не рядом как придётся кем-то вылитым снарядом я лечу на дно колодца а стоит колодец колом да на острове буяне где буянят шизоболы дружно меряясь буями мне как телу бестелесну но упругу и прыгучу не такое
интересно чтоб мешаться в эту кучу я не склонно к групповухе ни в каких ее размерах ковырять граблями в ухе неприлично в наших сферах

выражаясь фигурально что орально что анально если б шар такое мог он наверно был бы бог

мне достаточно крутиться и послав чужое нах сладко плавать гладкой птицей в хаосмических волнах но в реале тёмной спальни появилось существо я не видело печальней и зануднее его он качался словно пьяный в полутеле полусна и меня лишил нирваны стала кожа мне тесна из его простите рыла нечто мерзкое текло до того противно было что хоть бей ногой в ебло но слепому неваляшке не отбиться от соплей отрастить бы хоть культяшки сразу б стало веселей и в ответ на смрадный ужас из резиновых боков корни выросли и тужась тяжи тяжкие оков я стянуть сумело с тыла и собрав блевоту в горсть всё назад ему влепило получи незваный гость а сплетя трёх веток тени туго движимой рукой сотворило я знаменье помоги мне кто такой

помогло как не бывало отцепился вурдалак только кайф пообломало был металл остался шлак но зато с постели встала и сходила на дальняк

а потом заснула снова улыбаясь целым ртом от уёбища чудного открестившись не крестом а тремя перстами смерти трёх бессмертных душ своих от которых даже черти убегают на троих я же знала что однажды этот знак сыграет роль и на бис сыграл он дважды каждый раз вводя пароль

вот такая хрень ночная мне устроила проверку для того труба печная чтоб ничто не лезло в дверку но золу из поддувала выгребая кочергой знай она огнём пылала просто сделалась другой и пока ещё не гаснет уголёк в моей печи я живу не там где нас нет обжигая кирпичи (выпекая калачи согревая бок в ночи добела каля мечи и т.д.)

под редакцией Maluma Tekete и с Божьей Пособью :)))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
155. jamais (ЖМ)


  текстовый файл создавая по мере движения
снизу наверх к абсолютно высоким материям
я возрождаюсь из пепла на поле сражения
кровью растений теку по отросшим артериям

крепче держи меня джа в семипалых руках
не отпускай мою душу надолго на волю
воля моя поклоняться зелёному полю
доля моя чисто поле в шишкатых вершках

корни с мицелием в поле сплетаются буквами
в явные строчки неясного предназначения
зря что ли зреет болото зернистыми клюквами
камни на дне упираются против течения

чьи-то стихи мне нашёптаны телом твоим
жарко горящим в железном дырявом гондоне
если слова как и всё обращаются в дым
то что сгорело уже нипочём не утонет

знать невозможно но верю я в силу неверия
в то что случайности с нами случайно случаются
если кино начинает последняя серия
значит стихи никогда ни на чём не кончаются


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
156. cucho mucho


  стихами удобрена я словно жижей навозной
и мне суждено прорасти некультурной травой
и съеденной быть безмятежной коровой колхозной
и выпитой быть с молоком малолетней братвой
и мной унавозится в срок плодородная почва
и вырастут злаки деревья плоды и бобы
и выстрелит строчкой ядрёной зелёная почка
и лучше не сыщешь поэту посмертной судьбы


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
157. накось


  задувает ветер свечу
раздувает пламя костра
чем за что живу заплачу
знает только жизни сестра
радостная девка с косой
в поле выходя босиком
косит злаки вместе с росой
не грустя совсем ни о ком
для того ли зрело зерно
чтобы не взойти по весне
господи аж думать смешно
если стеблю больно как мне
и от страха колос кричит
под косой безмолвно ложась
чтобы ели мы куличи
и при свечке слушали джаз

до прибытья девки с косой
что по углям ходит босой
и входя в окно сквозняком
гасит свечи ловким плевком

Исходники ТУТ


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
158. ИСКАМЕНТАФ-7


  Седьмая серия рифмованных комменариев к частным стихам моих любимых авторов моей любимой Стихии в целом и МАТа в частности, ну и как бы им всем посвящения и благодарения за все их дела и творения. :)))))

Чёрному

говорят что вода море
говорят что насрать в руки
говорят не беда горе
говорят говорят суки

а сказать бы им всем на хуй
я и сам говорю много
во все дыры мозги трахай
не натрахаешь в них бога

говорить не мешки пиздить
слово вылетит хуй словишь
капли кровь на конце кисти
кисти капль на конце крови

а сказать бы им всем глупым
я и сам сочинять мастер
хоть живи хоть ложись трупом
не заполнишь пустой кластер

* * *
если стихи вызывают свое продолжение
и побуждают плести стихотворную сеть
значит туда куда надо случилось движение
петь по-любому забавней чем вовсе не петь

* * *
нормальные люди спокойно живут
ни в дурку не лезут ни в рот не берут
очко телевизора в красном углу
с успехом заменит любую иглу

смотри что покажут бери что дают
и будет достаток здоровье уют
и всё как у всех и всегда что почём
и строится быт к кирпичу кирпичом

пока не охватит по кругу стеной
без всякого доступа к жизни иной
в которой свобода дороже потерь
и ветер гуляет в открытую дверь

и музыка льётся и строки пьянят
и душу спасает целительный яд
от сора иллюзий и пыли забот
о вбросе камней в нечужой огород

* * *
а ну сворачивай к хуям а то пойдешь на корм омарам
кричал весёлый капитан идущий в индию с товаром
да не свети в лицо мудак давай рули живой пока

ты сам рули хотя поздняк сказал смотритель маяка

***
кто на титанике кто на нагльфаре
кто на ковчеге а кто на плоту
все мы уйдем земноводные твари
зря воплотившие жизнь в суету
памяти реки заносит песками
заднего хода врубить не дано
двигай рулем шевели плавниками
или цепляйся когтями за дно
вынесен будешь по воле теченья
в славное море священный байкал
в мир где никак не имеет значенья
что ты нашел и зачем ты искал

***

в гордом горле граммофона
захлебнулось чьё-то соло
то ли треснула пластинка
то ли съехала игла
пара крыльев признак пола
крепкоклювого грифона
чьим хвостом верховный инка
бил о камень зеркала
пляшет чёртик в табакерке
не суёт себя наружу
плещет музыка в стакане
тонет в банке огурец
по какой ни скроен мерке
а затянешь пояс туже
в дальний путь на таракане
ускакал седой пиздец
он придёт за гамма-фоном
на клопе зелёном в доску
будет стол накрыт корытом
будут в небе облака
будут птицы с граммофоном
хором петь пуччини тоску
и о чём-то позабытом
не забудется пока
бродят пальцы клубных монстров
по виниловым дорожкам
сталь заснула под наркозом
в одноразовом шприце
может есть в натуре остров
где не знают цену ложкам
и рога не пилят козам
и за луц дают кц

Dymasty

кайфово биться лбом об стену когда звучит команда пли еще кайфовей резать вену тупой заточкой изнутри но не садиться на измену взрывая мозг на раз два три чтоб укрепить морскую пену союзом неба и земли полупрозрачно бродят звуки в непотопляемых лугах они берутся на поруки и бьются в тесных берегах где мир летит непоправимо пушистым пушечным ядром чужие сны проходят мимо шепча забытый палиндром и ярче солнечного света необъяснимо велика газообразная комета лукаво смотрит с потолка

Koree Key

на заброшенном кладбище вер и надежд
плачет маленький дождик один как никто
не хватило замученным белых одежд
схоронили как есть в сапогах и пальто

не хватило воды не хватило огня
ничего не хватило и срок их истёк
не спасли от беды ни стекло ни броня
ни семилепестковый волшебный цветок

и уходит любовь без оглядки назад
от крестов и гробов и жестокой тоски
стать столбом соляным за единственный взгляд
в недоступное прошлое ей не с руки

ей осталось принять безнадёжность пути
до последнего входа в окно или дверь
и неверной дорогой упрямо идти
напролом по прямой будто бешеный зверь

чтоб упасть на ходу истекая слюной
и бессмысленный взор обратя к небесам
прочно скрытым от глаза незримой стеной
равнодушной до милости к бешеным псам

***

нельзя горе с горой сходиться
и кровь людская не водица
летать бы вверх уметь бы жить
пока судьбы не рвется нить
и не исчезли без следа
и кровь и слёзы и вода

* * *
если знать об этом мире все до капли и до крошки
даже дважды два четыре доведет до неотложки
в многом знании печали а в незнании покой
если песни отзвучали сохрани меня такой

Gabby

вновь небес седые бесы мутят воду на луне скандалисты и повесы бритвой тешатся во сне мимо движутся светила маршем траурных огней ну чего им не хватило чем сильнее тем больней снег кружится снег летает камнем падая на дно до утра свеча не тает остальное все одно дунет ветер прямо в ноздри душу вышибет из глаз жгучим воздухом морозным жадно дышит папуас дым из труб меняет кожу от рассвета до темна я былое не тревожу небылым утолена в этом мире света мало но в тоннеле света нет что согнуло не сломало принимай парад планет день прошел и жизнь проходит мимо окон и дверей ноты всех земных мелодий
позабыть бы поскорей чтоб душа не знала правил и дыша как в первый раз пристрастилась вновь к отраве терпких рифм и горьких фраз

***
прибежали утка да заяц
и снесли кащею яичко
опоздала мышка-норушка
вот и плачет курочка-ряба
уронила мышка лягушку
но не тонет в речке иголка
уцепилась сцуко за мячик
не получит таня игрушку
может вырвет щука иголку
если раком лебедь не станет
и яичко в небе запляшет
и засветит блять и загреет!

tau

пока твоя любовь жива
пусть не с тобой но дышит где-то
пиши красивые слова
благословляя жизни лето

чтоб не обрушилась зима
на крышу тонкую поэта
и не свела тату с ума
и не сжила любовь со света

Вере Арямновой

всё проходит и это пройдёт
и впитается в почву дождём
рану жжёт во спасение йод
всё проходит пока не уйдём

а душа только тем и жива
что до смерти четыре шага
и болит голова на слова
и в печи шерудит кочерга

ещё не последний раз спасибо за стихи, стихийцы!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
159. Модальный дым


  "жги печали, печь Али"
©) МТ (типоэпиграф)

"Все остальное - дым"
© ЭШ (типоэпиграф-2)

...А что касается печали, то не она была в начале.
Печаль возникла из огня, в котором плавится херня. В котором жизнь горит дотла - на дне всеобщего котла. Печаль - реликтовая боль, о том, что было не с тобой, о том, что было не сейчас, но в точный час коснется нас, и будет с нами в свой черёд - то, что живьём живёт, умрёт. Не быть и мёртвому живым. Что к праху - прах, то дыму - дым.

* * *

Печаль от слова печь. На медленном огне
Сжигать живую речь - забава не по мне.
Печаль - пока живой - вытравливает суть,
А суть проста как сеть - вяжи и счастлив будь,
Что можешь сеть плести и можешь быть живым.
И в этом смысл пути. Все остальное - дым.

впервые опубликовано ТУТ


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
160. ибанумшись


  to Иринa Малёвана, special ну и Чёрному тож с Андрюхой Сухозадовым, чиста музыкой навеяло

если вырвалось из плена не вернешь в былые рамки то не локоть что колено то не ферзь что папка в мамки а когда шестерка козырь то и туз сосет отважно а была бы я тверезой на гоп-стоп и то неважно почему глагольных рифмов так боятся стихоплеты потому от нужных ритмов разбегаются койоты все ништяк на самом деле если прут слова в подкорку в теплом теле на пределе бьются нервы в переборку жизнь приходит и уходит а словечки остаются не в природе так в приходе с голубой каемкой блюдца и на этих блядских блюдцах вековечные вопросы не плюются но смеются из бумаги папиросы и несет по всей вселенной добывая мед и сало ай кен си э сайд польено пролетело просвистало эти свисты мне знакомы этот пафос мне не в тему я сижу сегодня дома где-то бродит страус эму но не эмо черно-розов и с таких я посмеялось тыщи тысячев наркозов а кому ж такая малость типо жизни в непонятку типо смерти раз и нехуй вскроешь вены ах в десятку не тебе служить помехой из башки моей несносной лезут бодрые хореи потому что дышишь носом все быстрее и быстрее и кругом такие бредни люди с шариками ходят каждый день как есть последний рагнарёк мля где там Один одноглазый провокатор разменявший жизнь на руны вот включу я свой локатор в общем поиске фортуны и тогда запляшет небо мы без неба жить не можем кто ты есть и чем ты не был ощущаешь чисто кожей поглумись над мною друже йа достойно этой доли сам смотри кому ты нужен береги свои пароли а не то троян ужасный вырвет мозг из бедной жопы и зажжется в небе ясном глаз лазурной антилопы или рог единорога где тут девственнице сладить а у бога есть немного но менты спалили садик набежали в камуфляже шифроваться не забота но она лежит на пляже горько плача отчего-то да и как же тут не плакать если смерть уносит с ветром разведи водичкой слякоть за сто первым километром а когда во сне смеются те кто жил на этом свете как-то сцыкотно и куце испражняться в интернете а куда же мне с такого и еще цветет катальпа не воронеж право слово а ваще тегусигальпа а любовь моя рыдает над каким-то стрёмным телом что давно уж не воняет примирившись с беспределом вот опять глагольны рифмы а куды ж от них деваться за окном теченье лимфы из неведомого блядства и пора уже свернуться типа сывороткой крови но слова же суки льются от любви до нелюбови бум-бум-бокс в моем винампе а за ним джедай йохансон я б порадовалась пампе но отсюда нету шансов да и нахуй эти шансы тихо падает берёза вот надену ржавый панцирь в тишине анабиоза джа ты слышишь этот ужас и чего молчишь собако извини я поднатужусь и вернусь в себя однако но гляди во все глазенки я увертливая слишком дай ногами по печенке и виват ядреным шышкам заебало не на шутку бормотание в мозгу дай мне отдых на минутку а иначе не смогу на меня любимый злится и не верит что люблю циклодол тебе не пицца цигель-цигель ай лю лю ;)))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
161. ибанумшись на всю голову


  невероятно высоко кружат весёлые стрижи
и ослепительно белы ползут по небу облака
гуляют волны по реке играет ветер осокой
останови полет стрелы запомни время на века

теряет ящерица хвост завис в полете хитрый жук
в кустах раздался чей-то хруст блеснула рыба над водой
я наблюдаю чудный мир и этот мир до боли прост
горит костром не грея куст над бесприютной ерундой

над беспросветной чепухой сияет солнце каждый день
коты вопят во все концы о жизни смерти и любви
выходят волки из норы поет частушки Юра Хой
воюют дети и отцы раз дали сети так лови

тащи усталых мертвецов им больше нечего искать
они нашли свой вечный дом клади их в теплую постель
я вижу жизнь какая есть у смерти женское лицо
и рыба ловится с трудом а что ты собственно хотел

молчат как могут облака и лес затих перед грозой
стрижи гоняясь за едой летят как пули в молоко
да мы живем в конце времен но я смеюсь наверняка
была я как-то молодой но это было далеко

мне кубик надобно испечь для ступы с бабою ягой
избушка стань ко мне спиной и вытри соль с куриных ног
ложись-ка милый на совок и полезай скорее в печь
никто не водится со мной пока не стану я другой

а если стану я другой то друг за другом прыг да скок
из улья выпрыгнет пчела и воском выльется медведь
ворона каркнет неспроста и раскаленной кочергой
я выжгу сердце добела чтоб любо было посмотреть

и будет все как в первый раз или в последний может быть
бессонный сон как тать в ночи в окне маячат тополя
смотри любимый на меня не отрывая спящих глаз
но нож об кожу заточи на всякий случай тру-ля-ля


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
162. Forest Thumb


  for Maluma Tekete, saltsa & Mixxx

ни зазора ни позора нет меж небом и землёй
муравей следит трезором за зелёной сладкой тлёй
муравья не путать с вестью научиться не беда
тонкой лестью лютой местью ловят рыбку без труда
день приходит ночь уходит время двигаться вперёд
я при всём честном народе лбом горячим плавлю лёд
на себя дорога тянет улыбаясь чёрным ртом
так и тащит на аркане в неизвестное потом
и за небо зацепиться никакой надежды нет
чьи-то сумрачные лица смотрят с пачки сигарет
и минздрав предупреждает что бессмертным жить нельзя
но пока снежинка тает по щеке слезой скользя
и под папоротник вечный уж ползёт и мышь бежит
буду я как гриб беспечной буду небо сторожить
если хочешь будет чудо если знаешь будет мрак
нам пришедшим ниоткуда в этом мире всё за так
и даётся и поётся звонким голосом щегла
о саму себя колоться учит ловкая игла
бороздят траву коровы крылья хлопают в хвощах

пусть безмолвно и сурово кура плавает во щах


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
163. безбазара


  я знаю чем пахнет воздух в июле и ноябре
я вижу как тают звезды в горячей больной заре
я верю у нас есть время пока мы еще живем
я помню что ногу в стремя ты сунул еще живьем
я слышу как воет ветер пугая слепых волчат
я чую шальные плети на скользких как лед плечах
я чаю с чем выпить чаю и чем уснастить уху
я лаю как лисы лают в холодном как снег меху
я маюсь зачем я в мае когда на дворе январь
я таю в костре сгорая шипя как небожья тварь
я плачу над всеми сразу над каждым грустить легко
я лачу шершавый разум смолою и молоком
я тычу позорным пальцем во всю неживую муть
добыча моя не кальций а сера сурьма и ртуть
живу я подобно тени отравленных сном ветров
и стерты мои колени о войлок и шерсть ковров
откуда слова и песни не мне блядь об этом знать
но так мне жить интересней в три бога и душу мать


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
164. average limits


  Basic instincts, social life
Paradoxes side by side
Don't submit to stupid rules
Be yourself and not a fool
Don't accept average habits
Open your heart and push the limits

(с) Enigma

симптоматично неумение смеяться
над шатким юмором нештатных ситуаций
надсадно плакать над собой святое дело
раз уж беззубые колёсики заело

и чем уютней в тёплом доме атмосфера
тем по душе мне больше участь агасфера
бродить по свету не найдя нигде прикола
какая жёсткая по жизни жизни школа

доколе килька вольно плавает в томате
и спусковой крючок на месте в автомате
щекочет нервы щекотливость людьих судеб
а в наблюдательной палате блюй на блюде

несносных снов сопоставимые моменты
мир изолируют прочнее изоленты
так иллюзорность принимает форму торфа
когда в буране бьётся чёрный зуммер орфа

и раздвигаются границы всех лимитов
пинком в атаку поднимает замполитов
а я смеюсь покуда будет чем смеяться
над ровной горечью устойчивых вибраций

пусть даже волосы шевелятся на коже
боюсь я вдруг что и под ней одно и то же
и кошка смотрит словно бог лишённый крова
и ничего нет в этом взгляде неземного

лишь тёплый ветер и серебряные рыбки
над тихой заводью и мерным скрипом скрипки
в огне небес и в тихом холоде болота
и чё-то грустно и смешно мне от чего-то


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
165. мандельштам-блюз


  Эта область в темноводье -
Хляби хлеба, гроз ведро,
Не дворянское угодье -
Океанское ядро.
Я люблю ее рисунок,
Он на Африку похож.
Дайте свет, - прозрачных лунок
На фанере не сочтешь...

(с) Осип Эмильевич Мандельштам

Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернешь,-
Воронеж - блажь, Воронеж - ворон, нож.

(с)Осип Эмильевич Мандельштам

***

жгут листву на ленинградской
я в дыму иду домой
где-то райский где-то адский
всюду нежный город мой
ай воронеж хер догонишь
а догонишь хрен возьмешь
что уронишь проворонишь
что узнаешь не вернешь
вниз и вверх то холм то яма
частный сектор прёт как газ
веселящий мандельштама
невприкуску про запас
и воронежские ночки
и могучий чернозём
до последней самой точки
он просёк внутри своём
и его литые строчки
льются в сердце серым днём
а уж солнечным подавно
мой щегол смотри сюда
что здесь явно что неявно
боль печаль тоска беда
горе смерть унынье страхи
или крылья с песней всласть
то ли охи то ли ахи
улететь или упасть
в клетке петь зимой морозной
или вмёрзнуть в жёсткий наст
выбирай пока не поздно
сам не схватишь бог не даст
остаются только звуки
горькой музыки земной

а воронежские глюки
по пятам идут за мной


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
166. хз


  и у лилит бывает целлюлит
и бьется ева в схватке рукопашной
лилит порой ужасно ева злит
а еве за лилит бывает страшно

так нас обеих создал боготец
одну себе другую для адама
жизнь двух девиц комедия и драма
но ждет их как и всех один конец

да я никто и звать меня хоть как
я дама баба мама ферзь и дамка
создание с пездой по сути самка
и как и все я выпаду во мрак

я знаю про другую и одну
смеюсь и плачу с ними как родная
когда плыву когда иду ко дну
не ведаю ни плаванья ни дна я

я женщина как принято сказать
осуществляя женское начало
мужской конец ищу себе под стать
чтоб начиная сразу же кончала

мне ясно всё деторожденья тлен
и жар души неоплодотворенной
любви верблюд и зуд земных измен
и дух травы бесстыдно оголённой

я знаю то что знать не суждено
попробуйте взорвать мой мозг беспечный
возможно не она я а оно
но я есть я и это сцуко вечно

без жертвы не разжиться палачу
я выдержала все костер и дыбу
и все могу доколе я хочу
а если не хочу сушите рыбу

сливайте соль мочите сухари
и бейтесь деревянными ножами
эй пацаны вы чё-то налажали
как ни крути и где ни посмотри

вам бить гораздо проще чем любить
играть со смертью воинское дело
но если вам оно не надоело
я постараюсь вить покрепче нить

чтоб вас крутых держать за все дела
когда вы похваляетесь уями
пока вам смерть их не оторвала
попробуйте навек связаться с нами

"бодрячком, поцанчеги, бодрячком" (с) Сява


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
167. путе/ё/вое


  кабы время рассчитать
пространство вымерять
и сложить себе под стать
железный лимерик
чтоб в пяти его строках
как в танке выгореть
обратившись не во прах
в живую изгородь
ой ты песня без ума
лети над пропастью
помогай себе сама
совковой лопастью
не смотри ни вверх ни вниз
башка закружится
ближе к берегу держись
не в утку лужица
не в коня коньки точить
не в небо тужиться
если вставлен в тему чип
замри от ужаса
сделай вид что нет тебя
прикинься веником
не печалясь не скорбя
жалеть то не о ком
влево тоже не стремись
там делать нечего
а направо сразу брысь
по-человечьему
так что милая дерзай
держись за дерево
где-то будет этот край
не все потеряно
а потеряно и что
найдутся копии
может в цирке шапито
а может в опере
над ареной проскользив
по тонкой ниточке
наиграй простой мотив
на медной скрипочке
и спустясь из высока
на миг меж вечностью
прыгни выше потолка
непокалеченной
на ступеньки не ложись
не стой на пандусе
для тебя иная жизнь
найдется в яндексе

на странице www.stihija.ru/mat
так давай лети живей а хули думать


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
168. девочка


  Двум СанькАм типо :))

вино и вата виноваты
и виноват рефрижератор
а также яйцы и говно
лишь в том что жить не все равно
виновны все побойтесь бога
виновны яма и дорога
и стыд и срам со всех концов
и ум безмозглых мудрецов
менты жиды и пидорасы
и разделение на расы
а также морфий и трава
и нехуй тут качать права
не в тему даже атмосфера
и хуй надменный люцифера
и сущеглупая пизда
и глыба тающего льда
падемте ж ниц убоги люди
пред богом мы как хуй на блюде
скукожась ждем его суда
не стой не там иди сюда
нас отрыгнул всеобщий глянец
а кто из нас не был засранец
когда издав свой вещий крик
к груди питательной приник
когда смотрел впервые в небо
когда жевал краюшку хлеба
и не считал себя говном
и видел мир в себе одном

но передернуты затворы
на холостом ходу моторы
и только девочка душа
все так же дышит не спеша


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
169. СтрастнОе


  Сегодня Спасителя сняли с креста,
А завтра его схоронили...
Вися на кресте, он смертельно устал -
Не выспаться даже в могиле.

Ему послезавтра, из гроба восстав,
(Легко ли - попробуйте сами),
Отправиться в путь по знакомым местам,
Пугая людей чудесами.

В солёной воде охладивши ступни,
Взглянув сквозь ладони на небо,
Голодной толпе, что кричала: "Распни!",
Отвесив и рыбы и хлеба...

Идти и идти босиком по траве,
По снегу, песку и щебёнке,
С терновым венцом на седой голове
И в отданной кем-то дублёнке.

По душам по нашим пройтись не спеша,
Босые следы оставляя,
Чтоб чистой и светлой осталась душа
На засранном кладбище рая.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
170. страдательное причастие


  (опыт мартиролога)

расстрелянным нацистами в овраге
прогнившим до костей в родном гулаге
сметённым словно пыль лихим цунами
затоптанным безумными слонами
исчезнувшим в разверзнувшихся недрах
истлевшим в клетке из квадратных метров
раздувшимся утопленникам моря
повесившимся беженцам от горя
насильственно извергнутым из чрева
сварившимся в кисель от перегрева
в степи замёрзшим с верною лошадкой
накормленным отравленной украдкой
не вынесшим душой позорной славы
задушенным в объятьях тети клавы
заеденным клещами и глистами
свернувшим себе шею на татами
расшвырянным по шпалам электричкой
замученным неправедной привычкой
насквозь проткнутым ржавой арматурой
упившимся вонючей политурой
воткнувшим в вену грязную иголку
попавшим в зубы бешеному волку
пожертвованным идолам поганым
разрубленным весёлым ятаганом
свалившимся на землю в самолёте
погибшим на дому и на работе
не выдержавшим собственного веса
не вышедшим из девственного леса
объевшимся на тёщиных поминках
зарезанным на шумных вечеринках
сгоревшим на кострах во имя веры
загнувшимся от гриппа и холеры
скончавшимся от рака или спида
дошедшим до свершенья суицида
растёртым по асфальту автотрассы
инфарктом поражённым возле кассы
растерзанным взъерошенной толпою
усохшим по дороге к водопою
упавшим в незамеченную пропасть
попавшим под крутящуюся лопасть
во время секса крякнувшим бесстыже
отбросившим коньки копыта лыжи
уловленным в силки капканы сети
забаненным навеки в интернете
оплаканным оплёванным забытым
растоптанным раздавленным забитым
дух испустившим с первым детским криком
затерянным в безмерном и безликом
всем жертвам человечьей катастрофы
я с болью посвящаю эти строфы
ну и себе конечно посвящаю
и перед тем как выпить чашку чаю
я выведу мораль на белый свет
задам вопрос и дам себе ответ

***
пустив на холодец свиные кости
или жуя говяжий антрекот
никто и не взгрустнёт о холокосте
никто о геноциде не всплакнёт


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
171. сало вия/дивьи норы


  (homo brutalis & мел пещер)

трип-триптих

то

тело:

каким бы то ни было боком а вырулит вкось
под яростным солнцем вода закипает в горсти
всё рваное напрочь в узлы и узоры срослось
и некуда дальше и незачем больше расти

ещё бы чуток и упёрлось я в небо умом
но небо ко мне повернулось не той стороной
и пёрднуло громом комично похожим на ом
аж я отлетело от той красоты неземной

а в самом-то деле какая тут в сущности суть
лежать на пороге иль в двери долбиться лицом
с дороги кривой ни по чём ни куда мне свернуть
не в тему хуёвые сказки с пиздатым концом

концов никаких не бывает поверьте уж на
начала случаются часто не дайте соврать
под ручку на пару приходят ништяк и хана
так что ж ни с хуя мне на заднице волосы рвать

ведь бедная жопа моя не повинна ни в чём
на оной сижу сквозь неё чем положено сру
она знает чётко где холодно как горячо
я с ней родилось и как правило с ней и помру

но есть же душа на распутье меж явью и сном
там ветер лелеет листву и сжигает кору
высок потолок но паденье свершается дном
и мёртвый мороз убивает живую жару

ссыпается снег на гнездо громогласных грачей
в корнях и ветвях замирают ужи и ежи
и тот кто был чьим-то отныне и вечно ничей
уж если накрыло заткни свой фонтан и лежи

оно же всё ясно бессмертье всего лишь клеймо
оно же всё мутно о смерти не знает никто
и то что смогу я узнаю однажды само
но всем ничего не скажу если будет не то

та

душа:

за мной на песке остаются неясные ямки
круги по воде и белёсые полосы в небе
берёзовой шашке не выйти в дубовые дамки
на всяком углу спотыкаясь о каждую мебель

яволь территория боли распахана страхом
невольно иду босиком по траве как на праздник
но точен точёный топор и единственным махом
моя голова улетает в подставленный тазик

а тушка ногами гребя тупо падает навзничь
и тает на солнце оставив прозрачное место
народ на миру вдохновлённый посмешищем казни
уходит гундося унылые песни протеста

моя же башка в медном тазе начищенном мелом
пускается в путь по придуманным наскоро строчкам
и ей наплевать что там стало с растаявшим телом
пускай его бьёт кто попало по призрачным почкам

а что же душа я однажды спросила зачем-то
возможно себя но скорее какого-то бога
и с места в карьер по пылящим просёлкам та-кемта
моя протянулась как пагуба так и дорога

пинает по ней скарабей вечносущую душу
пока ещё тело по клавишам долбит как дятел
а бренный мой разум ползёт из болота на сушу
и космос глотает вовсю удивляясь некстати

дык что ж удивляться такая уж нынче потеха
быстрей от банального рот по привычке разинешь
всё шире во мне разрастается мира прореха
и низкому старту высокий предшествует финиш

тот

разум:

бред но какой феерический бред
так безупречно заверчен и вязок
что без вопросов находит ответ
в листьях своих прорицательских сказок
разум выносит на поиск души
шустро расставшейся с рухнувшим телом
эй дурачок не боись не спеши
всё триединство находится целым
пусть она мчится в безвестную даль
счастьем искря и сверкая от боли
следуй за ней не паля наблюдай
выучи впрок адреса и пароли
вспомнишь когда-нибудь если нужда
дура душа словно рана сквозная
молча смотри изучай рассуждай
умный не помнит а глупый не знает

тело очнулось обратный отсчёт
разум непросто вернуть из разведки
сделанный в срок беспристрастный отчёт
регенерирует нервные клетки

жди его рапорта время течёт


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
172. тренировочный сонет


  коррекция углов мировоззренья
сквозная хирургия миражей
блиц-криг обсидиановых ножей
целительные травы и коренья

торжественный как яйца фаберже
циничный словно день благодаренья
надетый набекрень венец творенья
утерян на зачётном рубеже

во тьме неоспоримы озаренья
и ветер смерти кажется свежей
труп мухи не меняет вкус варенья

но есть необходимость в тренаже
способности свободного паренья
и вот я это сделала уже


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
173. Herba est ex luce (heel)


  пятОк пЯток

совмещаемые вещи ощущаемо зловещи беспощадно возникая из кромешной пустоты зря ты герда ищещь кая он с кощеем водку хлещет одного не понимая то что вечность это ты

смесь приятного с полезным пахнет чёрным и железным не смеясь попасть в нирвану некрасиво и смешно чем так пахнет жизнь иная что на небе не канает и не канет в зимний вечер всё унылое говно

сколько нас упало наземь отказавшихся от связей распрямивших позвоночник и застывших на снегу я глазею в третий глазик но в него не много влазит а пробить его отвёрткой я простите не могу

потому что больно стрёмно портить плоть холодной сталью и еще такая малость как кармический узор но порой выходит боком чётко видеть третьим оком а душить вишнёвой шалью просто-напросто позор

не излишне кушать вишни в леденящем январе а весной молиться кришне за сараем во дворе и грозой в начале мая надышаться от души чтоб не строя не ломая смерить всё на свой аршин

(навеяно "Охуевшей рыбой" АК-47, спасибо, кореш!)


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
174. inminente testamento


  ты зря меня хоронишь
безглазая беда
занёс мой сон воронеж
в свой сонник навсегда
я буду быть тут вечно
неважно чем и как
не кочергой так свечкой
в родных его руках
районным привиденьем
рисунком на стене
с любым перерожденьем
согласная вполне
всех кто меня любили
оставив на потом
на собственной могиле
я выторчу крестом
вернув планете тушку
спасённую от мук
душа моя старушка
начертит чёткий круг
над городом любимым
до судорог и слёз
я выкашляюсь дымом
нетленных папирос
улягусь тротуаром
под ноги горожан
прогреюсь перегаром
под крышей гаража
а то прибьюсь к воронам
они везде свои
иль вырасту газоном
у зданья облгаи
в шеренге тополиной
заполню пустоту
повисну паутиной
на северном мосту
на корточки присяду
осыплюсь шелухой
завью собой ограду
где дремлет юра хой
со станции отрожка
до хара березай
железная дорожка
приехал вылезай
на сомовской поляне
магическим грибом
на станции углянец
трагическим столбом
стоять не оглянуться
на дом давно чужой
под снегом ветки гнутся
топорщатся ежом
прольюсь ручьём по доскам
знакомого мостка
а в церкви ярым воском
горит моя тоска
когда затушит служка
коптящий фитилёк
душа моя подружка
получит новый срок
и выбравшись наружу
из женского нутра
себя я обнаружу
в воронеже
ура!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
175. JESUS 007


  стылые скалы в предутренней мгле
солнце соплями свисает с небес
грустно и тошно ходить по земле
даже христос не для жизни воскрес
кто-нибудь что-нибудь знает о нём
где он теперь на какой из планет
как он вознесшийся в космос живьём
прожил две тысячи медленных лет
сделано дело разыграна роль
камень отвален пещера пуста
ставь ни на хуй получая зеро
счастье что вовремя сняли с креста
фиг тут помрёшь если служба зовёт
явка провалена шансы к нулю
в роще оливковой ждёт звездолёт
маша не плачь я тебя не люблю
если любить так уж сразу и всех
каждый в отдельности кучка дерьма
людям любовь искушенье и грех
впрочем ты видела это сама
центр недоволен пойми и прости
мне на погоны не светит звезда

бог с тобой милый
удачи в пути
я в тебя верю
прощай навсегда


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
176. Рефлекторное (Страху Ельному с благодарностью за...)


  Не вышвыривай сны из подушки -
Пусть они шебуршат под щекой.
Отличая игру от игрушки,
Обеспечивай векам покой.

Не такой, чтоб лежать себе тихо
И безглазо смотреть в никуда...
Там бредёт одноногое лихо.
Добредёт и до нас - не беда!

Будет всё, но когда оно будет,
Я не знаю и знать не могу.
Объяснить бы весёлому Будде,
Что никто ни за что не в долгу.

Всё оплачено - сразу и всеми.
Льются слёзы, блистает блесна...
Все оплаканы - лечит не время,
А гипноз рефлекторного сна.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
177. 8


  со дня грехопадения адама
и вплоть до настоящего момента
крепка любовь как креповая лента
сильна любовь как силосная яма

печальней чем печёная картошка
тягучей чем мотив бессаме мучо
её попробуй выбросить в окошко
ворвётся через дверь и нахлобучит


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
178. Plug in Woogie (Boogie-Yuga)


  галки и голуби в лужах купаются радостно им
солнцем и брызгами создана радуга и не одна
в небе сияет вовсю неспалимый иерусалим
жаль что мистерия эта лишь мне во всей силе видна
проще под ноги смотреть понимаю но мне всё равно
ноги и сами вполне ощущают ландшафт и рельеф
бродят внутри вместе с кровью такого же цвета вино
ловкий телец негорючий орёл и замедленный лев
с тиши да глади недолго дождаться суровой пурги
ветер со снегом колотятся в сон а в натуре весна
кем бы ты ни был и что бы ты ни было слышь помоги
в жизни не видно ни зги и одежда надежды тесна

***

бог это или не бог только он мне реально помог
тем что не стал помогать ибо нефиг управлюсь сама
я и управилась правда сошла ненамного с ума
и вознесясь приземлилась башкой о текущий порог
резко свернулась в рулон однозначность привычных структур
в поле колхозном кустится развесистой клюквой костёр
как нас выносит кривая земля ослепительных дур
ведь неизбежно презренье прозренья и ветер хитёр
но за окном бодрый зяблик ведёт свой задорный рассказ
как упоительно жить в этой новой и свежей весне
выдернешь пробку из мозга и всё понимаешь на раз
только вот жить без неё и чудней и опасней чем с ней


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
179. Мои Ломы


  Василию Викторовичу Козлову, Сергею Ивановичу Васильеву, Сергею Анатольевичу Безкоровайному и всем, всем, всем - за всё...

мельница медленно мелет порывистый ветер
мёртвые ветки живут как ни в чём ни бывало
знай я что нечто подобное есть на планете
жизнь бы свою начала в этом месте сначала

белые камни суровые стражники поля
дикие песни поёт деревянная птица
счастья быть может и нет но покой есть и воля
знала я с детства и в этом смогла убедиться

странные сущности ткутся из пряжи тумана
светлой печали земной ниоткуда пришедшей
и вынимая свой мир из пустого кармана
делают жизнь изумительной и сумасшедшей

люди они или боги возможно неважно
хочется просто пред ними упасть на колени
этот огонь не погасишь и вовсе не страшно
если вокруг него пляшут унылые тени

рябь по воде отплывает от берега лодка
плеском весла тишину разбивая на части
боги идут и легка их шальная походка
слёзы и смех навсегда в их пленительной власти

чуть шелестят под луной камышовые крыши
и холодна как беда из колодца водица
тот кто не хочет услышать ни слова не слышит
кто не готов умереть ни за что не родится

смерти здесь нет только травы деревья и воздух
мельница вертит созвездия в небе руками
сыплются градом в ладони зелёные звёзды
и превращают себя в неотёсанный камень

в юные ели в терновник в плакучие ивы
в чистый родник и людей совершающих чудо
эти ребята умелы мудры и красивы
я среди них как смогу обязательно буду

чтобы своими руками всё делать как надо
чтобы помочь красоте осознать свою силу
сердце оставила я в нежном сумраке сада
мне без него что живьём закопаться в могилу

синие очи глядят в мою ночь неизменно
надо мне помнить их взор до последнего вздоха
хутор Ломы обозначен на карте вселенной
значит не всё в этом мире настолько уж плохо


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
180. действительный сонет


  О.Э.Мандельштаму и В.Е.Резниченко

вокруг меня клубятся чудеса
боюсь зевать чтоб в рот не залетели
и так душа барахтается в теле
как в бочке мёда жадная оса

меняются местами полюса
сплетаются хвостами параллели
шторма и штили впадины и мели
и белые как саван паруса

но наводя порядок в беспределе
свистит неутомимая коса
в действительности всё на самом деле

в ней тонут корабли горят леса
прядется жизнь из путаной кудели
и яростно смеются небеса


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
181. согревающий сонет


  последнее тепло осенних дней
вбираю как могу озябшим телом
не помня что верней а что трудней
жить между словом или между делом

клеймо судьбы начертанное мелом
билет в театр потерянных теней
попробуй до конца остаться белым
и четким отпечатком на стене

в надежной и удобной западне
под точным и безжалостным прицелом
без веры во вмешательство извне

я делаю разрозненное целым
и грею плоть на южной стороне
и мне пока ещё не надоело


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
182. дыхательное


  вдох и выдох всё пропало
появилось и накрыло
лик возник размыло рыло
было много стало мало
ну и что же если дальше
будет ближе ненамного
ничего что знали раньше
мы не помним слава богу
а того что где-то позже
ровно столько сколько надо
ухватить бы крепче вожжи
да держаться до упада
чтобы вновь на том же месте
налететь на те же грабли
и зависнуть грузом двести
на сосновом дирижабле


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
183. solomost


  я играю в карманные игры с госнарконтролем
не в коня тому карма кто властно желает бабла
у меня ж его нет как и нет ничего кроме воли
той что вдул батя бог и маманя природа дала

я свободу дыханья изъяла из рамок закона
завернула в любовь и заклеила верностью швы
и на корточки сев возле вечнозелёного трона
отдала своё я пахану изумрудной травы

сколько лишних врагов покорил он продуманным слогом
сколько дерзких чудес натворил для людей и племён
был он семкой земной но восстал несгораемым богом
над могильным холмом под которым завис соломон

и вкусил человеческой плоти и прочего праха
прорастая сквозь почву и воду в сердца и мозги
пахнет потом людей из матёрой поскони рубаха
и на масле лампадном сердито шкворчат пироги

а живительный дым изгоняет из тела досаду
я в душе не ебу суть его милосердного зла
и за что и зачем получила саграда награду
ту что вдул батя бог и маманя природа дала

знал как есть соломон обо мне и госнаркоконтроле
он был мудрый мужик между небом надыбавший мост
все пройдет говорил он чего же хотите вы боле
госконтроли и нарки навечно уйдут на погост
а беспечный сорняк будет зреть на удобренном поле
в полный рост

*solomost* - индивидуальный наиболее (перевод любезно предоставлен гуглем)


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
184. palma mater


  какая на хуй дочка
такой в пизду сыночек
какая на хуй точка
такой в пизду кружочек
какая на хуй кружка
такой в пизду паяльник
какая на хуй стружка
такой в пизду начальник
какая на хуй повесть
такой в пизду создатель
какая на хуй совесть
такой в пизду кондратий
какая на хуй жопка
такой в пизду кишечник
какая на хуй тропка
такой в пизду ушедший
и вот хуйня какая
такой пиздец что нахуй
закрыты двери рая
пожизненной рубахой
но вскрыты окна ада
бессмертной palma mater
и прёт корвет сallada
и чист его фарватер


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
185. ИСКАМЕНТАФ-8


  Посвящается замечательным поэтам стихии: Черному, Тихону Осторожнеру, Софье Трэш, Gabby, Koree Key, Александру Старших, Олегу2, Евгению Бушу, Мише Лапинагову и... наверное, еще кому-то. Я, блять, дура, хрен помню в некоторых случаях, кому, когда и что комментировала - нашла вот несколько текстов (c 2008 аж есть) у себя на винте... Чтоб никого не обижать неуказанием имени, решила всё вообще оставить без имён, тем более, что подборка у меня в файле блокнотовском под названием "безымянный". Но в посвящении, тем не менее, указаны именно адресаты комментариев, которых я очень люблю и благодарю за всё, что они творили и творят здесь, на сайте stihija.ru...

***

алхимический брак между телом и духом
из нигредо к рубедо сквозь чайную муть
смотришь прямо в глаза старикам и старухам
постигая нутром их бессмертную суть
кто-то что-то сказал безответному эху
звучно булькнула капля в стакане без дна
чей-то поезд куда-то зачем-то уехал
и таращит свой глаз молодая луна
на пустую постель и несмятую простынь
на остатки обеда и тень у стола
если знаешь ответ но не помнишь вопроса
значит карта твоя как не надо легла

***

опять оперились внахлёст тополя
и зяблик как мент рассвистелся
и паром с утра истекают поля
светя очертания стеллса

зови не зови а весна не придет
до кем-то решенного срока
пока не цветет в чаппарале пейот
и слова не молвит сорока

а небо опять развернулось вовсю
и дразнится синим и белым
и рыбы вернулись на остров хонсю
и радостно какают мелом

такая весна хоть убей хоть прости
цветут одувнчики скопом
и важное что-то теснится в горсти
назло буржуазным европам

***

не о чем жалеть
незачем грустить
свищет птица-плеть
рвётся злая нить
просится в ладонь
семипалый лист
жарко жжёт огонь
сцуко оптимист :)

***

На завтрак хрен на постном масле,
На ужин водка и селёдка...
Обед сожрали - я несчастлив,
И тяжела моя походка.

Пришел бы я пораньше с поля,
Хлебнул бы щец, жевнул бы сала.
Но нет - на то Господня воля...
Эх, дать бы гадам по сусалам!

Пока я рожь косил в леваде,
Жена и сын метали сало...
Они, конечно, не внакладе...

Всё время жрут и всё им мало.
А вот продам всё жито дяде -
Пускай пощёлкают хлебалом!

***

сам по себе хожу с утра до ночи
потом обратно с крыши до угла
хотелось бы чуть ближе и короче
так ведь прилипла к пяткам ночемгла
и бестолковый лупоглазый месяц
не может заглянуть в моё окно
но хаос чердаков дверей и лестниц
я изучил доподлинно давно
и не теряясь в этом смутном мире
хожу-брожу и прыгаю блохой
на раз считаю раз два три четыре
весёлый гениальный и бухой

***

как нехуёво бы было чтоб не забили на мыло не раскрошили бы в пудру толку ль быть добру и мудру если для всех одинаков путь в самый тёмный из мраков только пока не ступили мы на ступеньку к могиле стоит смеяться и плакать спать жрать ебаться и какать быть справедливым и нежным смерть признавать неизбежным а между тем в промежутках думать о скорбном и жутком чтобы избавясь от страха взять и послать её на хуй пусть она блять подождёт хоть и придёт в свой черёд

***

ни выхода ни входа и окно завалено давно и так темно что видишь свет внутри глаза протри руками если только их найдешь в кромешной тьме среди каких-то рож смеющихся и рыщущих вокруг и тишина теперь твой самый друг она шумит в ушах и бьёт по лбу прими свою судьбу лежать в гробу и воспарить невидимо над ним как шестикрылоногий серафим :)))

***

С этакой музой легко, но опасно -
Надо всё время следить за базаром.
Всё ей в тебе по-рентгеновски ясно -
Бог наделил её дьявольским даром.

Ты, бля, ответишь за каждое слово,
Хуй разведешь на гнилые движенья...
Смотрит она, ухмыляясь сурово.
Бойся, братан, её пренебреженья!

Лёд её глаз переплавится в пламя -
Тут уж держись, и подальше. Иначе
Можешь лишиться по жизни удачи
И в выгребной забарахтаться яме...

Впрочем, и нежность сквозит в этом взгляде,
Если без страха ты смотришь ей в очи.
С этой подругой возможно поладить
Если пиздеть не не по делу не хочешь.

***

интересная жизнь у волков
то облава то бьют с вертолёта
непонятно зачем но за что-то
гороскоп что ль у волка таков

полнокровная жизнь у зайчат
если рядом собаки и ружья
так сердца их зайчачьи стучат
никаких метрономов не нужно

я не волк и не заяц увы
я адепт незаконной травы
знал ли бог сотворив нас с травой
что рискует моей головой?

***

я по минному полю бреду
в сердце ландышам некуда бечь
очень холодно нынче в аду
еле теплится чёртова печь
а в раю как назло духота
пот течёт из-под ангельских крыл
нимб носить тяжелее хвоста
светлых ликов не больше чем рыл
и ни здесь и ни тут ни хрена
что бы можно на веру принять
богу жарко замёрз сатана
нет резона на рожу пенять
так что я помаленьку иду
меж воронок от взрывов мозгов
повторяя во сне и в бреду
имена своих главных врагов
страх и ясность и сила и то
что труднее всего побороть
это старость в потёртом пальто
это смерти смеющийся рот

но пока я скорее жива
нет желанья с дороги свернуть
а сверну так продолжат слова
мне судьбой предназначенный путь :)

***

на фоне нищебродства печали и сиротства простые фишки жизни приятны и вкусны когда же есть что хочешь но страхом пахнут ночи и тяжкий груз богатства расплющивает сны не радует картошка с лучком и постным маслом не пьется с наслажденьем парное молоко от суши и омаров бурчит в желудке часто и хочется побегать по лужам босиком

***

sic tranzit транзитом по жизни
народная mundi тропа
ползут по ней gloria-слизни
их топчет поэта стопа

лежат на обочине груды
увядших бумажных венков
висят на осинах иуды
в потёках от смачных плевков

в кюветах гниют помидоры
растут там и сям лопухи
кружат над тропой неверморы
и каркают в уши стихи

шагает поэт-экскватор
земли и камней полон род
и громко ругается матом
топочущий сзади народ

***

я достала пельмени из недр морозильного шкафа
и кастрюлю взяла и воды налила из-под крана
доведя до кипенья ввалила в кастрюлю десяток
отмороженных насмерть изделий из теста и мяса

два влюбленных пельменя никак не хотели расстаться
кипяток их разъял и заставил вариться отдельно
сколько дней и ночей прижимались они дружка к дружке
в ледяном безнадежном пространстве железной машины

а теперь на тарелке под ласковым слоем сметаны
так спокойно лежат будто не было страсти меж ними
я их съем вместе с прочими боже ужасная участь
потому что они для еды предназначены были

***

спой мне песню как синица превратилась в журавля
как сантехнику девица отдалась за три рубля
как змея растила ноги неспособные к ходьбе
как упав с большой дороги слон застрял в печной трубе зная все что было где-то веря в то что будет там спой мне песенку про это трам-парам-парам-там-там

***

что-то небо стало раком
я бы вмазывалась маком
но сегодня не туда
укатилась та звезда
что сияла над поляной
вечно синей вечно пьяной
в окруженьи спелых сосен
было тихо стало восемь
лук возник в руках гитаны
в прах рассыпались стаканы
в середнине января
всё не в тему и зазря
пеплом сыплется заря
на душе календаря
накопились передряги
и беспомощны и наги
встали ангелы вокруг
тело выпало из рук
и ушло по пояс в глину
я не скоро вас покину
потому что тут такое
что не ведает покоя
и не знает про беду
ладно хрен с ним
я пойду...

Всем спасибо и респект!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
186. ремесленный сонет


  редеет туч могучая гряда
густого цвета выморочной крови
на плотной и незыблемой основе
текущей ниоткуда никуда

плывут во тьме незримые стада
не думая о пристани и крове
зерно пока что нежится в полове
и пахнет тиной тёплая вода

до дня надежды веры и любови
не смеют тронуть почву холода
но осень ловит мир на добром слове

и крестный ход крестьянского труда
крестом я вышиваю на покрове
красиво и умело как всегда


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
187. ИСКАМЕНТАФ-9


  ещё одна подборка комментариев к произведениям любимых мной авторов Стихии

Hj и еще одному М., по синхронности и резонансу

чтобы гадать по и-цзин не хватает монет
руки мои заблудились в реальности сна
ветер гудит в голове но её как бы нет
не говоря уж о том что надежда тесна
нежно блесна задрожала в холодной воде
клюнет ли нечто с хвостом и спинным плавником
боги мои подскажите куда я и где
я здесь была вспоминаю но сон не знаком
о повернулось удачно времён колесо
так раскрутилось что аж зарябило в глазах
боги мои этот мир невелик но весом
я никуда не хочу из него вылезать
прыгаю в воду укрыться от жара небес
рядом на леске таращится некая тварь
щурится пристально широколиственный лес
боги мои отмените мне свой календарь

***
смотри я вижу то же что и ты
в преддверии невиданного чуда
мои слова надежды и мечты
приходят никуда из ниоткуда

пусть на осине треплется иуда
глаза его предавшие пусты
я мою пол на кухне ждёт посуда
рукой моей рождённой чистоты

я жду тебя появишься ли ты
очей твоих два чётких изумруда
сверкнут вдруг из кромешной темноты

ты не христос не кришна и не будда
но ты изъял меня из суеты
и прочь унёс как радуга гаруда

***

архангел михаил мне говорил
не помню что но это было важно
под сенью охуительнейших крыл

он выражался матом трёхэтажно
со мной в одну ноздрю кальян курил
и улыбался грозно и вальяжно

я вся своя от бреста до курил
всегда жила и думала отважно
а он на все понты легко забил

и мне сказал люблю...

Не помню кому, по-моему Лёне Самойлову, может, и вообще не откомментировала, но оно есть

пеньковый галстук примерив
надев сосновый пиджак
открою ватные двери
в атласно-плюшевый мрак

Тихону Осторожнеру

золотистый день
чёрная вода
кажется что всё
это навсегда

но уходит день
за усталый лес
солнца тёплый луч
до утра исчез

а с утра тоска
льдом покрылся пруд
рыбы подо льдом
медленно живут

но рыбачка жизнь
как всегда метка
разбивает плоть
хрупкого ледка

пусть под ним вода
холодна как лёд
но она течёт

***
промолчать бы о том что нельзя говорить
не увидеть бы то что не нужно смотреть
но крепка и надёжна незримая нить
и ползёт по песку несплетённая сеть
паутина летит как гагарин смела
неизвестно зачем неизвестно куда
я бы если смогла эту осень взяла
и с собой навсегда унесла в холода
растопырились клёны кровавой листвой
ветер нянчит уснувшие летом слова
я живая и ты если надо живой
а когда ты убитый я тоже мертва
призрак дыма преследует нас по ночам
навевая смешные и страшные сны
если есть корабли значит будет причал
доживём до весны

Чёрному

цветное стало монохромным
затихло время в уголке
всё что казалось мне огромным
свернулось листиком в руке

за шагом шаг за лужей лужа
трава мокра сыра земля
вороны в сером небе кружат
в окне маячат тополя

ещё чуть-чуть и будет белым
всё что цветным казалось мне
я жизнь раскрашиваю мелом
во сне

***

не яблоко падает с ветки но дождь
тебя вопрошает чего же ты ждёшь
написано мел на заборе смотри
а что там внутри

сидит красна девица в синем пальто
хотелось бы знать а вообще она кто
зачем её взгляд так прозрачен и глуп
а вдруг это труп

идёт человек по полям и лесам
а голову кто-то как будда стесал
ему улыбаются вскользь небеса
но где же он сам

и песни поёт беспробудный ямщик
о том как в реке утопают лещи
он в степь укатился его не ищи
свари себе щи

и небо и смерть уместились в горсти
всех тех кого любишь пойми и прости
тебе это небо до смерти мести
удачи в пути

Элизабет

гроза осёдланная нами прошла над миром стороной она не вызвала цунами не остудила летний зной но дух захватывает быстрый полёт над бездной и бедой и гром грохочет словно выстрел и истекает жизнь водой а мы несёмся как придётся за вспышкой света и огня чтобы упасть на дно колодца себя нисколько не виня


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
188. вековечное беспечное


  "Что ж без пользы неволишь
уничтожить следы?
Эти строки всего лишь
подголосок беды"

(с) Бродский

вековечная печь человечества
из печали печёт куличи
отравление травмой не лечится
не помогут ни бог ни врачи
искупление в прорубь ныряющих
в охлаждении тёплой водой
я же здесь я же жив я пока ещё
малоопытный и молодой
в небе звезды сияют без промаха
под ногами блистательный лёд
ничего нет на свете весомого
и никто никуда не уйдет
жизнь останется льдинкою в проруби
ослепительно свежей звездой
ледяные звенящие голуби
умываются нежной бедой
ветер воет в ореховой поросли
разработали русло ручьи
нет на свете печальнее повести
про страдания всех и ничьи

тем не менее более боли той
есть на свете другая стезя
сколько б ни было кровушки пролито
всю её обескровить нельзя

но течёт эта красная речечка
подмывая живой бережок
вековечная печь человечества
из печали печёт пирожок

пирожок на полке
а под полкой волки
к чёрту кривотолки
к богу льда осколки


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
189. ИСКАМЕНТАФ-10


  поднакопилось и сохранилось

спасибо, пацаны... неженская подборка :)


Тихону Осторожнеру

криптография жизни не знаемой многими расшифровывать знаки не стоит труда я неслышно бреду по пустынной дороге и не чешет меня если вдруг не туда а куда же туда вы спросите попробуйте я отвечу улыбкой кивнув головой разместилась с комфортом душа в биороботе он из плоти и крови как будто живой и бредет он по полю покрытому инеем под закатным сияньем октябрьского дня и порой понимаешь что душу-то вынули из других и не тех в том числе и меня но она же вернется промытая космосом как ни в чем ни бывало к рассудку прильнёт просочится сквозь кожу стремительным осмосом чтоб отправить меня в безвозвратный полёт над полями лесами горами и реками красотой поразит и накроет стыдом от того что творится с людьми-человеками в этом мире живущем войной и трудом а вокруг тишина только сердца биение заставляет поверить что жизнь еще тут по дороге несет ветер листья осенние не сегодня так завтра их в кучу сметут и сожгут непременно суровые дворники нежный пепел развеет себя в небесах в воскресенье не вспомнить о будущем вторнике Scio me nihil scire что знахъ то писахъ

* * *

новый год наступает для тех кто считал
дни часы и минуты минувших годов
и опять забивает мозги суета
и опять ты к чему-то еще не готов
мандарины купив не забудь про вино
от шампанского пучит салат надоел
а синицам на ветках всегда всё равно
нет у них ни часов ни просроченных дел
лишь с рассвета заботы о нынешнем дне
и задорные песни без мыслей и слов
и когда я их слушаю глючится мне
что летаю я с ними меж мерзлых стволов
и цепляюсь за ветки и песни пою
желтой грудкой светясь в сером сумраке сна
эту малую жизнь как большую свою
не скорбя ни о чем проживаю до дна

***

а кто ж его знает нужна ли нам эта война
но все от неё мы хватаем надёжно сполна
и боли и страха и прочих ужасных приблуд
кого-то убьют а кого-то столбом отъебут
а кто-то пройдет стороной не оставив следа
но кто-то запомнит шагов его звук навсегда
а кто-то не зная зачем он вообще здесь и где
висит словно снулая рыба в холодной воде
и кто-то летает пока не расплавится воск
и кто-то взрывает застылый в невежестве мозг
нас много живых только мёртвых побольше чуток
и каждый прожил эту жизнь как сумел но не смог

а мы говорим потому что шевелится рот
и зная о том что любой из нас тоже умрёт
пытаемся выжать из жизни экстракт бытия
и эти стихи в ту же речку всё та же струя...

Чёрному

между небом и землёю вода между солнцем и водой тишина и по кромке бледно-серого льда бродит взглядом молодая луна воет ветер как потерянный пёс заблудившийся в снегах и ночах кто-то сердце мне за пазухой нёс но упал и не дождался врача фейерверком вдруг оно взорвалось брызнув алой небывалой волной и со скрипом заворочалась ось повернув ко мне лицом шар земной а в зеленом небе стыла звезда подо льдом струился вечный ручей и о чём-то что нигде никогда выл какой-то волк не здесь и ничей...

***

Я проснулась в чистом небе или поле я не знаю
только помню что мне было удивительно легко
и пошла я вдоль по полю или небу прямо к краю
где стекали вниз туманы облака и молоко

я стояла и смеялась как когда-то в раннем детстве
перед пропастью свободы без надежды и без дна
вспоминая о стаканах тараканах мухоедстве
понимая что стою я не сама и не одна

кто-то был со мною вместе но скрывался где-то рядом
и дышал теплом в затылок и чуть-чуть шуршал листвой
я стояла над обрывом разрастающимся садом
и ловила как радаром еле слышный голос твой

он звучал совсем невнятно заглушаемый шуршаньем
но внезапно жаркий шепот опалил меня огнём
и с тобой проснувшись рядом я забыла утром ранним
то что снилось этой ночью и приглючивалось днем

или небо или поле я в глазах твоих видала
а вокруг со страшной силой осыпался дивный сад
я стояла и внимала будто грохоту обвала
тем словам что я слыхала десять тысяч лет назад

но они звучали глуше мне листвой забило уши
и туманы с облаками зализали мне глаза
я опять проснулась в мире там где дважды два четыре
ох как страшно и забавно в сон обратно вылезать

там уже чернело небо и не видно было поля
и куда ступать не знаю и стоять нельзя никак
только шепот вился змейкой над унылым смехом тролля
и веселой чародейкой я шагнула в мерзкий мрак

но опять себя поймала в мягких складках одеяла
рядом с телом обнимавшим две подушки и меня
за окном синицы пели и услышав эти трели
я проснулась и вернулась в чудо солнечного дня

***

говорят что есть люди для ночи
говорят что есть люди для дня
и друг другу они не родня
и без разницы кто чего хочет
кто-то слепнет от яркого света
кто-то видит во тьме как сова
но не важно ни то и ни это
два пути но дорога одна
дененочь светотьма а меж ними
человечек шагает вперёд
и его немудрёное имя
вместе с ним несомненно умрёт
верил богу боялся ли чёрта
или было всё наоборот
был бракован иль первого сорта
он однажды закроет свой рот
на границе меж тенью и светом
то ли в тундре а то ли в тайге
но пока он не помнит об этом
и шагает в одном сапоге
кто-то скажет случилось бедняге
потерять свой сапог по пути
ну а кто-то решит что бродяге
повезло хоть один да найти

короче, сила яви, сила сна - одинакова война :))

BLA-BLA-BLA

ох вы сени мои сени сени новые как мир в мире жил Сергей Есенин весь зачитанный до дыр в мире жили те и эти умирали все подряд страшно жить на этом свете правду люди говорят воробьи клюют махорку лишь бы было что клевать укатала сивку горка покатилось время вспять а на небе солнце светит жарче чем когда-нибудь а под небом плачут дети и блистает санный путь кто-то влез в петлю навырост кто-то вылез из дыры где собака не порылась там закопаны дары нежный взгляд грубее ночью утро вечера светлей в дополненье к многоточью надавали звездюлей через время тянут сети мертвецы из прошлых лет в их подземном интернете никого живого нет жизнь стекает теплой струйкой в ледяную пустоту накуриться бы мне чуйкой до оскомины во рту и лететь как лист осенний без руля и без ветрил был бы жив Сергей Есенин он бы с нами покурил

***

Как странно... Ничего не изменилось
В том месте, где когда-то я росла.
Деревья стали старше, многих нет,
Но это не внушает мне печали.
Дома ушли по окна в чернозём,
Заборы покосились и свалились...
Канава заросла дурной травой
Шевелится в ней кто-то. Дядя Вася?!
Не изменился старый алканавт -
Все в том же пиджаке и в тех же кедах.
Морщин слегка прибавилось на роже,
Но, кажется, она была такой же,
Когда ему букварь вручали в школе.
Нет, не узнал... Немудрено однако -
Лет двадцать пять меня здесь не бывало.
Но улыбнулся мне в ответ на мой привет
И вновь затих в гигантских лопухах.
Пропали бабки. У ворот на лавках
Сидят другие. Я их помню слабо -
Они моложе были и... другие.
Собак тех нет, которых я кормила.
Возможно, их щенки живые где-то
Гоняют правнуков и правнучек тех кошек,
Что голубей таскали с голубятни.
При всей моей любви к кошачьим тварям,
Хотелось мне их стукнуть о берёзу,
С которой я однажды полетела
И чудом не попала на железки
От трактора, комбайна и косилки,
Которые зачем-то под берёзой
Валялись той весной... Но, слава Богу,
Зависла я на ветке самой толстой,
Живот отбив и потеряв сознанье.
Меня друзья снимали, и по морде
Мне надавали, чтобы отдуплилась.
Короче, всё окончилось удачно.
Зачем залезла? Посмотреть хотелось
На всё вокруг откуда-то повыше,
Чем крыша дома или сельсовета...
И ни хрена меня не отучило
Событие такое от стремленья
Залезть наверх, да так, чтоб дух зашёлся
От высоты и полного обзора
Холмов, лесополос, прудов, оврагов,
Людей, коров, тропинок, огородов
И турманов моих в бездонном небе,
И коршуна, парящего над ними...

Я так орала, что срывала голос,
Свистела и махала палкой с тряпкой.
И пару раз мне это помогало,
Но было и такое, что хватал
Степной разбойник белую голубку.
И сизого чехлатого однажды
Не досчиталась. Может, и сманили...
Хотелось мне в такой финал поверить,
Но несколько помятых сизых перьев
Валялось возле дома и сарая.
На кошкину пирушку не похоже -
Упали с неба, как привет последний...

Когда-нибудь, а, может, никогда,
Я напишу о детстве мемуары...
Мне есть, что вспомнить, есть чем помнить... Время
Идёт своим путём - мне скоро будет
Аж сорок пять - калибр весьма суровый...
Осмыслю я эксперименты детства,
Наивности своей поухмыляюсь,
Взгрустну о несложившихся раскладах...

Но странно... Ничего не изменилось
Как будто бы вчера, глотая слезы,
Смотрела я в безоблачное небо,
Где коршун уносил мою голубку.

Страху Ельному

от зубов твоих острых остался лишь крохотный шрам
я давно не подросток и лопнуло сердце по швам
и не хочется мне зашивать этот бренный мешок
кровь гоняет по венам исправно и то хорошо
а тебя вспоминая я думаю лишь об одном
о сиянии мая с бисквитом и красным вином
и еще о стрекозах над мутной весенней водой
и о том что не поздно быть глупым пока молодой

Gabby

убрать подальше зеркала
а лучше расколоть
сметёт смертельная метла
раздробленную плоть
сметёт и брёвна и бурьян
и рыцарский прикид
и чем был трезв
и чем был пьян
забыт и знаменит
несовершенства идеал
и органичный бред
всё чем ты был
и чем ты стал
непойманный поэт

за амальгамой всех зеркал
за гранью всех преград
лежит лишь высушенный кал
и зреет виноград

сквозь мякоть зёрна без проблем
глядят во все глаза
кто будет всем тот стал ничем
и я всецело за :)

сунь-хо

прошлое настоящее будущее конец
люди зачем вы тащите тяжесть своих сердец
бьется внутри хреновина бодро гоняет кровь
старое знай и новое к смерти свой труп готовь
сердце заткнется вовремя тело остынет враз
то что однажды сорвано вырастет про запас
и повторится заново этот природный фарс
если кому не нравится - сваливайте на Марс

Роме Файзуллину

кое-где иное
кое-что сейчас
жалкое больное
если б не для нас

если бы не верить
если бы не ждать
просто хлопнуть дверью
разломив печать

разорвать все связи
в путанице лент
сунуть ноги в тазик
и залить цемент


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
190. ТНС


  улыбается ласково щерясь собачья звезда
из созвездия пса удивительно яркая сука
вспоминая о том где уже мне не быть никогда
я лечу вслед за ней мимо скорости света и звука
вижу много песка и коричневой мутной воды
полуголых людей и песчаника ровные блоки
звероглавых богов оставляющих в небе следы
недоступных векам и таких же как смерть одиноких
в синем небе над всем нависает сияющий Ра
пот по спинам течет и растут на дрожжах пирамиды
это было когда я не ведала ночи с утра
а проснулась и вот невозможно прекрасные виды
пред глазами меня возникают чудесные сны
смотрят в сердце глаза ослепительно чудного бога
я не верила в зиму всегда ожидая весны
согласитесь со мной это в сущности очень немного
это просто баян куча кнопок ремни и меха
в мной желанных руках совершил своё светлое дело
и не хочется думать о сущности зла и греха
это все бесполезно и мне навсегда надоело
я сижу и молчу мои уши живут за меня
я торчу от того как таращится хава нагила
я люблю тебя вместе с баяном такая хуйня
и пою и дышу вместе с Тайной Неведомой Силы


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
191. ДД


  Посвящается Софье Трэш и всем тем (особенно Роме), кто осчастливил нас своим присутствием в Воронеже, отыграв два отличных концерта, давших заряд позитива надолго. И Мише с баяном, разумеется...

* * *

то ли мимо то ли рядом
всюду бродят дураки
посмотри весёлым взглядом
нам печалька не с руки
всё равно понять не можно
что тут мечется вокруг
наступаешь осторожно
если грабли где-то вдруг
но идёшь куда не зная
смело выпучив глаза
если манит жизнь иная
закрывать глаза нельзя
чётко каркает ворона
перфоратор держит ритм
я сижу как шут у трона
залипая от молитв
посылаемых баяном
в никогда и никуда
это нежное пиано
чудо счастье и беда
за окном собака воет
рассекают высь стрижи
нас с тобой сегодня двое
ты мне сказку расскажи
только музыкой не словом
много слышала я слов
и о старом и о новом
помнишь ваня богослов
всем поведал о кошмаре
что приглючился ему
ох как ты по кнопкам шаришь
вмиг рассеивая тьму
звуком в уши в душу взглядом
проникая на века

мы с тобой сегодня рядом
два весёлых дурака


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
192. к птицам (для сунь-хо special)


  хватает любви и грусти хватает воды и соли
однажды меня отпустит от этой невольной воли
слетелись все птицы в гости в тот парк где под слоем пыли
лежат неживые кости людей что когда-то были
а я на скамейке сидя смотрю как играют дети
эх тех кто когда-то видел не будет уже на свете
под плиткой молчат могилы забытых давно и прочно
меня бы не удивило что тени их бродят ночью
по этим аллеям тёмным где птицы на ветках дремлют
а мне как и прочим стрёмно ложиться в сырую землю
в сухую конечно тоже но кто ж мою тушку спросит
душа же моя чуть позже отыщет дорожку в осень
и будет сидеть на ветке с воронами и грачами
уж лучше чем птичкой в клетке сдыхающей от печали
а ветер меня находит не спрятаться не укрыться
зато при любой погоде я вижу любые лица
я слышу хожу и знаю о том что когда-то будет
пока я тебе родная мы нелюди а не люди
хоть нас накрывает ровно своим омофором небо
ложатся на плечи бревна за черствую корку хлеба
но мы несомненно живы и легок нам этот труд
пока не станцует шива и все как всегда умрут
но вдруг возродившись снова и сидя на всех ветвях
мы будем взирать сурово на эту тщету и прах
нам хватит и хлебной корки и жмени речной воды
мы птицы и все разборки нам похуй и до пизды


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
193. на погост


  и глупая муха что бьется в окно
хоть рядом с ней настежь открытая створка
и глупая девушка парню назло
идущая замуж за злобного орка
они перед богом равны но о том
не знают увы ни одна ни другая
а бог пригласил их в свой маленький дом
в цветущем саду на окраине рая
и девушка с рубленой раной лица
и муха чью жизнь прекратила газета
придут к нему в гости чтоб жить до конца
света


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
194. ИСКАМЕНТАФ-11


  Очередная серия - что сохранилось, то сохранилось...

Спасибо.

Чёрному

зазеркалье скривило презрительно рот
посмотри на себя человекоурод
здесь все так и не так хоть и наоборот
зазеркалье тебе ни за что не соврёт

за спиной тишина впереди пустота
даже смерть в зазеркалье как будто не та
путать левое с правым не стоит труда
здесь давно перепутано всё навсегда

видишь лед не кипит и не тает вода
и нога на песке не оставит следа
если ты пробежишь до реки босиком
и пройдешь по воде божьей силой влеком

но следы на воде остаются навек
сообщая о том что один человек
в зазеркалье проник и остался внутри
ты в глаза его с помощью сна посмотри

там увидишь огонь холоднее воды
и усталую радость от доброй беды
и еще кое-что но об этом молчок
никогда не ходи за собой дурачок

в это странное место где все неспроста
есть в знакомом нам мире попроще места
там привычный уклад и размеренный шаг
и следов на воде не оставить никак

***

Руки мои распустившись ударили в бубен
Звук прокачал атмосферу неслыханным драйвом
Господи как же чудесно покуда мы любим
Господи как же ужасно когда умираем

Впрочем неважно пока не случилось подставы
И не исчезли навек эти крепкие звуки
Я молочу в барабаны пока мои руки
делают то что хотят и по-своему правы

***
Яркий свет глаза слепит
Атмосфера давит мозг
Солнце выползло в зенит
Плавит мозг мой словно воск
Я по улице иду
Сколько разных тем вокруг
Наяву или в бреду
Вижу много ног и рук
Вижу много ртов и глаз
Животов и задних мест
Ну а вдруг на этот раз
Выдаст Бог свинья заест
Или все наоборот
Сдаст свинья и Бог сожрет
Бедный мозг жарой убитый
Увлечен иной орбитой
Улетит за край начал
Где когда-то он кончал
Жизнь другую не мою
Я по улице пою
Абрикосы подбирая
У заборов по пути
Меж дверей чужого рая
Там куда мне не пройти
И не хочется однако
У меня своя стезя
Грустно гавкает собака
Говоря что мне нельзя
Проникать в иные сферы
Бытия не тех кто я
Но размеры атмосферы
И дороги колея
Вдаль ведут и видя сбоку
Лишь заборы и дома
Я иду не видя проку
В том чтоб не сходить с ума
Ах как вкусен абрикос
Что за дверью рая рос
И дорога вместе с песней
Все смешней и интересней

***

до срока умереть не так уж просто
не зная кто тот срок определил
всё время от роддома до погоста
бредя среди родных/чужих могил

сегодня ты не тот уже вчерашний
хоть и живешь печалясь и любя
а с мыслями о смерти жить не страшно
у смерти мысли есть насчет тебя

она придёт когда ей будет надо
забрать твой труп а душу отпустить
в цветенье и покой иного сада
не жди её она уже в пути

иди бреди покуда ходят ноги
на небе солнце в поле ветерок
но рано или поздно на дороге
вы встретитесь в означенный ей срок

и что тогда вы скажете друг другу
останется меж вами навсегда
иди бреди в жару грозу и вьюгу
она придёт и это не беда

***

накроется всё медным тазом ниспосланным богом нам
откроется дверь и архангел задует в трубу
и солнечный рай возвратит себя ранее прогнанным
как тем кто живой так и тем кто пока что в гробу

закончится смерть и начнутся иные движения
а вдруг да и нет кто же может узнать наперёд
когда в зеркалах исчезают как сон отражения
легко догадаться что нечто навстречу грядёт

и что там случится никто не ответит наверное
когда мы закроем привычные к свету глаза
какое оно однозначное иль многомерное
попробуйте если сумеете мне рассказать

пока же весь мир не сошёл на затерянной станции
и лгут зеркала и на кладбищах мир и покой
по жизни я в поезде еду и балуюсь стансами
смотря на всемирный пейзаж со вселенской тоской

Тихону Осторожнеру

Наш приговор однозначен и прост
Словно Солоха на верной метле
Тело оставив родимой земле
Мы долетим до угаснувших звезд

Вылетим резво в печную трубу
И засмеемся над теми кто нас
Спать уложил в неудобном гробу
И схоронил в предназначенный час

В космосе черном меж бедных планет
Мы соберемся и вспомним о том
Как мы любили оставленный дом
Как мы искали негаснущий свет

Вот он держи его крепко за хвост
Не выпускай из утраченных рук
Свет от когда-то сияющих звезд
С ним мы вернемся однажды и вдруг

В мир где когда-то мы жили во сне
Много времен с той поры утекло
Все мы вернемся но кажется мне
Будем как мошки лупиться в стекло

Видя за ним удивительный свет
Лица любимых грустящих о нас
Зря они знают что нас больше нет
Мы возвратимся в свой собственный час

Чтобы погибнуть навеки опять
Тех кто любил нас успев повидать

***

я иду куда не знаю и зачем не вижу чётко
но иду пока идётся через горы и леса
стих звучит поётся песня отбивается чечётка
и в доступном мне пространстве красота и чудеса

а вокруг вскипают страсти и свершаются интриги
люди мечутся и стонут от своих ужасных бед
ну а если присмотреться мы живем в какой-то книге
накатал её однажды невменяемый поэт

расписал по трафарету наслажденья и печали
раскидал по всей планете миллиарды тел и душ
и уже никто не помнит что же было там в начале
а конец непредсказуем и не тему он к тому ж

никому туда не надо но уйти увы придётся
в никуда где нет поэтов книг и прочих ништяков
опуститься в тьму и холод и пропасть внутри колодца
где ни боли ни сомнений ни иных других оков

в этой дырке пропадают все надежды и проблемы
мы приходим и уходим и от кайфа и от бед
пролетая как фанера попадая мимо темы
а поэт допишет книгу и уйдёт за нами вслед

Мише Лапину

смерть это просто отсутствие жизни
ночь это просто отсутствие дня
медленно ползают толстые слизни
быстро грибы вырастают из пня
глупость отсутствие мозга и воли
счастье отсутствие горя и бед
пресность отсутствие перца и соли
юность отсутствие прожитых лет
нежный туман над рекой и в низинах
солнце встает над моей головой
запах росистой травы и бензина
мне помогает остаться живой
страх это просто отсутствие смеха
смех это просто отсутствие лжи
небо с овчинку присутствие меха
если не то по-другому скажи
если все буквы ты знаешь братуха
значит напишешь про всё ни о чём
главное это присутствие духа
слышишь меня отвечаю приём

***

"Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины".

И чувствуя, что время на носу
Торжественно справляет именины,
Точа непоправимую косу.

Мы перед ним беспомощно-невинны,
Как белка перед пулями Дерсу,
Иль куст арчи перед лицом лавины...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
195. on the edge


  я всё время стою на краю
даже если иду или еду
я судьбу отпустила свою
и утратила веру в победу

но зато у меня за спиной
масса глупости зла и уродства
и кошмарной тоски неземной
и земного дурного сиротства

перед взором моим пустота
где возможно любое начало
вариантов концов до черта
и любого другого немало

недвижима как столб соляной
я стою на краю аккуратно
и к любви что пройдет стороной
мне уже не вернуться обратно

я шагну в эту пропасть одна
с парашютом свободы и воли
и достигну последнего дна
без мученья тревоги и боли

а пока я стою на краю
и смотрю в никуда ниоткуда
и весёлые песни пою
в предвкушении жуткого чуда


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
196. [MAT] ...Прибежали в избу дети


  Земной шар промок насквозь. Дождь и ветер против нас, мы против всех, все остановились напротив и пережидают непогоду. Погода -- это когда хорошо. Непогода -- когда грустно. Моя непогода всегда со мной. Душу зонтиком не прикроешь, да и стар он уже, тяжелые капли пробили его насквозь. И душа мокнет вместе с земным шаром. Дождь стучит по крыше. На вопрос "кто там" нет ответа. Автоответчик сгорел от излишнего напряжения в сети. А наши сети опять притащили мертвеца. Мертвец упирался и пытался вырваться.
Ну нет уж, попался в руки к детям -- ни убежать, ни объяснить... Тянут в дом, и Второпях с ними. "Отец, отец, -- кричат, -- жмурца поймали!" А он жмурится застенчиво, ноги вытирает перед дверью.
Ну тут, конечно, стол накрыт, тучный телец зарезан,
отец объятья раскрыл: "Сынок, вернулся..." Или это вовсе не здесь было? Хотя дождь тоже шел. А мертвецов сетями вытаскивают как раз в такую погоду.
Нравится, когда и сверху мокро и снизу мокро? Поневоле в сети полезешь. А дети, они только того и ждут. Тянут, стараются, сопли распустили. Мертвецы, они завсегда тяжелые. Это живые, как шарики,
воздухом наполненные, -- и не летают, и на земле спокойно не лежат. Подпрыгивают, ветром их носит, опять же предметы всякие острые попадаются...
А лопнет шарик -- лежит на сырой земле жалкая тряпочка, и не заштопаешь. Мертвецы же, они спокойные, тихие такие -- в любую погоду. Непогоды для них не бывает. Чего им грустить-то?

А мне чего? И мне это на фиг не нужно. Просто дождь идет. Топ-топ, по крыше, тук-тук... "Кто там?" Сколько можно ждать?

Сети штопают, вода прибывает, в доме генеральная уборка, стекла моют, паутину смахивают. Наши сети круче. Мухи -- чепуха. Паук, ты сынок перед нами!

Маленький одинокий скорпион в пустыне. Песка полный рот, солнце палит, жрать нечего. Последний караван месяц назад доели. А у нас ливень. Вода темная, рябь, поплавки пробковые качаются. Вся деревня на берегу собралась, мокнет под дерюжками, босые ноги
в глине по колено. Старики и дети малые чихают, простудились, бедные... И вот долгожданный крик с косогора "Плывут!!!" Де-ти тя-нут се-ти.
Найдите ошибку, первоклассники. Се-ти тянут дети.
Неправильно! Се-ти тя-нут мерт-ве-ца. Так вот, первоклассники...

Однажды вечером многие решили, что все станет пылью.
Но пошел дождь, и пыль превратилась в комочки грязи.
Грязевой поток промчался по дорогам, сметая потерянные пуговицы и конский навоз. Телега накренилась, лошади испуганно заржали, они почему-то боятся мертвых, трупы повалились в грязь. Их спины омывает ливень, их лица в земле, грязные и кровавые тряпки уносит рыжая бурлящая вода. Поток стекает в реку, а за поворотом деревня, косогор, облепленный пацанами, мужики по колено в воде, качаются поплавки, сети колышутся в грязной воде.

Из деревни медленно уходит обоз, телеги накрыты рваной
мешковиной, лошади шарахаются во все стороны и не слушаются кнута. А дождь идет, и никто не знает, когда он кончится, да никто и не думает об этом. В домах зажигают керосиновые лампы. Ветер уносит тучи в сторону пустыни. Караван выходит в путь вслед за ветром.

Это будет продолжаться слишком долго.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
197. [MAT] Мама, можно я умру?


  А вода темная, жестяная, неровная, а деревья плесенью покрылись. Это от дождя, наверное? Увязая в асфальте, двигаясь без ориентиров - возвращение
описано ранее в 4-м томе Всемирной истории исчезновений. Там, на желтых страницах, выцветшие буквы перемешались втихомолку, а старый библиотекарь, который читал ее в юности, забыл номера страниц и кегли заголовков. Корректор
снял с себя ответственность за поведение текста и исчез с последней страницы, а имя составителя, мужественно оставшееся в одиночестве, прочитал кто-то вслух и несказанно удивился - Фыва Пр.Олдж. Так и осталось. Вслух произнесенное - кто решится исправить? Свидетели слышали и несказанно удивились, но запомнили. Так и будет теперь - Фыва Пр.Олдж.
А внутри никто не решился вслух читать, но прочитал каждый свое и про себя. И ничего не сказал другим. Чтобы был шанс все изменить.

У меня был шанс. В кармане, за подкладкой.
Откуда мне было знать о нем? А вот кому пирожки горячие! А кому холодные! А кому кончились! Налетай, недорого отдам! Недорого возьму. Возьму да и покормлю голубей. Ух, слетелись, залетные, шизокрылые, колченогие. Зима-то кончилась, облезлые... Жрите пирожки с котятами, не все же им вас жрать...

В моей записной книжке есть один телефон. А позвонить не могу. Потому что -- это мой номер. Это я - 6 произвольных цифр, и меня опять нет дома.
Жаль, а то бы поболтали. Хотя мне нечего мне сказать - я и так все это знаю. Как и я...

И вот что было в те запамятные года.

Ветер-ветер перестань
есть хозяйскую герань
Ты попробуй это вкусно
русский письменно и устно
Мне привиделось однажды
будто конь мой вороной
покривился зашатался
раздвоился подо мной
Как у нашего порога
пострадавших очень много
все лежат и матерятся
божьей кары не боятся
От батончика пейота
ночью сдохли два койота
Кастанеда был голодный
проглотил утюг холодный
Точку сборки дон Хуан
положил к себе в карман
а в кармане за подкладкой
жил один мальчишка гадкий
Он не слушал папу с мамой
был разрезан пилорамой
Мамамама злые дети
не дают мне жить на свете
Мама можно я умру?

А вода темная, жестяная, а деревья щурятся на солнце,
а весна полнолуния мягко обволакивает и мешает разговаривать. Кому есть что сказать? Тебе? Мне? А я уже сплю. И мутная вода несет меня, и я еще проснусь
на песчаном пляже у серого камня, нагретого солнцем,
и маленькая бесхвостая ящерица скажет мне несколько слов. И я еще подумаю над тем, что ответить.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
198. [MAT] Чужие сны


  Чужие сны

из неопубликованных произведений Герберта Куэйна

До сих пор -- а прошло уже немало времени -- я не могу найти объяснения тому, что произошло со мной. И мне незачем его искать. Я хочу оставить все так, как есть. Иначе...

Осень была темной и дождливой. А в середине ноября
вдруг ударил мороз. Эта ледяная корка... Когда машину
занесло на повороте, Элен, возможно, еще верила, что
справится с управлением. Лишь когда были мощным ударом
сбиты бетонные столбики ограды и из-под колес ушел асфальт, она заплакала. Так ее и нашли на дне ущелья в невзорвавшейся покореженной железной коробке -- со следами высохших слез на серых щеках.

Боль потери со временем стихла и осталась крошечным
колючим комочком где-то в глубине, откуда порой приходят к нам сны, яркие и страшные своей безысходностью. И вот опять... Я проснулся в уже принявшей знакомые очертания комнате.
Ночь уходила медленно, как воспоминание о только что пережитом кошмаре невозможности что-либо вернуть, исправить, забыть, наконец... Элен сказала мне, или я очень хотел это услышать сам: "Ищи меня, я здесь".
Я искал, честно искал ее, исчезнувшую из пространства сна, я пытался почувствовать ее присутствие в наплывающих псевдосюжетах медленного пробуждения. И только открыв глаза, я вдруг понял, что искать ее надо здесь, а не там. Искать свои воспоминания, чувства, несказанные ей слова? Или она уже воплотилась во что-то, перед чем предстоит мне замереть однажды,
холодея от присутствия вечной тайны жизни -- в дерево,
цветок, камешек на пляже... Я знал почему-то, что я узнаю ее в любом облике, я увижу ее. И что мне делать,
если это произойдет?! Впрочем, все мои мысли в тот момент я объяснил себе потом своим полусонным состоянием и принятыми накануне таблетками снотворного, из-за которых я всегда мыслю как-то иррационально...

Но тревожное ожидание чего-то, чему нет объяснений -- осталось. И Элен ушла из моих снов, и я знал, что мне ее там уже не встретить...

6 февраля -- о, я запомнил этот день -- я бродил по городу, бессознательно повторяя наши давние маршруты, и чувство тревоги и неясной надежды становилось все определенней.

Оно захватило меня целиком. Я ни о чем не думал,
только фоновые необязательные мысли вместе с обрывками глупых песенок, этот постоянный шум, этот бессмысленный внутренний диалог с собой -- побочный эффект мышления. Иногда я ловил себя на том, что вот уже минут пять я повторяю про себя номера домов, мимо которых иду, или, как мантру, произношу первую фразу из любимого мной когда-то блюза "Мне уже никогда не коснуться твоего вчерашнего лица..."

Белое небо падало на меня холодными
мокрыми сгустками. Улица с тесно прижавшимися домишками была почти безлюдна, только впереди шел кто-то, смазанный снегом, как помехами на экране телевизора -- то ли маленькая женщина, то ли мальчик-подросток. Я вдруг понял, что в эту спину в темной куртке смотрю уже довольно долго. Кто-то шел впереди меня по тому же маршруту, который мы всегда выбирали с Элен, сворачивая в неприметные переулки, возвращаясь назад по параллельным улицам, игнорируя возможности пройти кратчайшим путем. У того, кто шел впереди, не было никакой цели, как и у меня,
он не осматривался по сторонам, прикидывая, куда свернуть. Я двигался уже автоматически, не выпуская из виду темное пятно впереди, да я и не видел ничего, кроме маячащей передо мной спины. Оставался один "опасный" перекресток, где мы всегда сворачивали налево к брандмауэру, вдоль которого была
узенькая тропка, выводящая на лестницу, спускающуюся к набережной. Направо был переулок между параллельными улицами, который по каким-то (теперь уже не вспомнить) причинам, мы ни разу не включили в наш маршрут... Небо перевернулось, когда она (а я знал уже, что это она) уверенно повернула налево. Я услышал свой крик, я звал ее, я бежал и стоял, не в силах двинуться с места.
Она повернулась и пошла навстречу. Ее спокойное
лицо вдруг возникло передо мной из снежной сети.
"Вы меня звали?" -- голос так неожиданно ворвался
в мой сумбурный внутренний монолог, что я не сумел осознать смысл сказанного. Я смотрел, не отрываясь,
в ее серые глаза, в которых не было ни тревоги,
ни удивления, а сердце наощупь искало выход из
грудной клетки, ударяя в ребра с упорством обреченного...

...Ее звали Анни. Она сказала мне потом, что ясно услышала свое имя. И не удивилась. "Я ничему
не удивляюсь с некоторых пор, -- говорила она, -- и чему может удивляться человек, потерявший память о себе..." Эта зима для Анни тоже была роковой -- она
попала в страшную аварию на Западном шоссе. Подробностей она не помнила, как не помнила почти ничего о себе и своем прошлом. "У меня не стало его в одночасье", -- грустно улыбалась она. Она уже привыкла к своей семье, дому, с интересом рассматривала семейные фотографии, пытаясь вспомнить
то или иное мгновение, запечатленное на снимке, стараясь из маленьких кусочков воссоздать целое -- себя до аварии, свой мир, свои мысли и желания. Но темно было в прошлом, оно было или стерто, или прикрыто такой плотной завесой, что казалось никогда не существующим. Она привыкла к этому, и рассказы родителей и знакомых о каких-то событиях той
ее жизни принимала на веру, спокойно и отстраненно.
Ей не было дела до своей забытой жизни. Ее мучили сны.
Сначала она надеялась найти в них отголоски исчезнувшего, и, казалось, это вот-вот удастся, но, проснувшись, она сохраняла полное знание о только что увиденном только до тех пор, пока не пыталась вспомнить... И только один сон смогла она запомнить, но он не имел никакого отношения к ее прошлому, поскольку она, по словам родных, никогда не была на побережье. А снилось ей каждый раз одно и то же: пустынный осенний пляж, море, гниющие на берегу водоросли. Это могло быть просто кадрами из какого-нибудь фильма, но Анни чувствовала
каждый раз, что она здесь, в этом пейзаже не наблюдатель...

И эти улицы, которые привели меня к ней, были улицами из сна. Она не знала, что заставляло ее выбирать этот маршрут, почему она была уверена, что последний поворот налево не ведет в тупик. Она так ясно видела эту тропинку в своих снах, она шла по ней, и снег засыпал ее следы...

Не знаю, почему в тот день, увидев незнакомое
лицо, которое в иной ситуации даже в памяти бы не отложилось, я испытал нечто вроде шока узнавания. Я "знал", если это можно назвать знанием, что эта встреча не случайна, что Элен дала мне шанс, которого лишили меня сны, оставшиеся без нее. Я старался не искать объяснений; какие объяснения может дать мне источенный рационализмом разум. Единственное, что я узнал, -- дату, которая стала для Анни отсчетом новой жизни, жизни без прошлого.Как раз в ту ночь Элен последний раз пришла в мой сон.

Я не мог понять одного -- если бесприютный дух Элен
выбрал пристанищем бездыханное тело Анни, то почему... почему в "другой" Анни не было ничего от нее, моей насмешливой, быстрой и легкой Элен. Ничего, кроме обрывков воспоминаний, причем, мне они, эти обрывки, не говорили ничего, как никогда не говорила мне Элен о море. Море не присутствовало в нашей с ней жизни, теперь мне это казалось даже странным, ведь мы зачастую беседовали о самых разных вещах -- в
шутку ли, всерьез... Я не мог понять, я думал об этом; в самые неожиданные моменты ловил себя на том,
что опять пытаюсь как-то объяснить этот "чужой" сон...
Но объяснения не было.

Март просто обрушился на город потоками талой воды, тепла и света. Истошные, будто предсмертные, кошачьи вопли не давали заснуть ночью. Я сидел на подоконнике и курил. Анни, чье присутствие я ощущал спиной,
кажется, спала. А может и нет, я никогда не мог
знать наверняка, спит она или просто лежит с закрытыми глазами. Иногда мне даже казалось, что она не дышит.
Закрывая глаза, она уходила куда-то, в свой (нынешний или тот, прошлый?) мир, и мне не было туда доступа. Она, наверное, всю ночь могла пролежать так, не шевелясь и тихо дыша, ровно, как подобает спящему человеку. Но (и я специально сделал это однажды)
стоило только мне дернуться или вскрикнуть во сне (как бы во сне...), ее рука тут же находила мое плечо и поглаживала его, мягко, как кошачья лапа с втянутыми когтями.

Я сидел на подоконнике и курил. С некоторых пор Анни жила у меня. Она не внесла изменений в мой холостяцкий быт, точнее, они были столь естественными, что я их не замечал. Мой привычный уклад не был нарушен, но приобрел, благодаря ей, смысл. Я шел домой с каким-то особым, неосознанным удовольствием, а не по привычке. Я был рад видеть Анни у себя дома, хотя и в этом не отдавал себе отчета. Море и водоросли после почти месяца напряженных поисков ответа как-то забылись, воспоминания об Элен потеряли свою болезненную остроту. О ней думалось как-то по случаю...
Я, осознав это однажды, был потрясен -- никогда не мог представить, что так скоро отпустит меня эта боль, которой, казалось, нашлось пожизненное место в моем сердце. Но укол совести тоже был тупым, и об этом я больше не думал. Я не думал также, вернее, старался не думать, что все, случившееся со мной, было только прологом драмы или, чего мне никак не хотелось, трагедии. И еще меньше было желание играть в ней главную роль.

Но режиссером был, как выяснилось, вовсе не я.
И остановить развитие действия мне было не под силу...

В середине мая Анни вдруг ушла. Ничего не объяснив,
без всяких видимых причин. Просто я вернулся домой, а ее нет. Я удивился, ждал до глубокой ночи, не спал. Мне и в голову не могло прийти, что она не вернется. Лишь когда городские часы пробили два, я забеспокоился и полез в шкаф, где лежали ее вещи. Она все забрала, но это было незаметно на первый взгляд -- вещей
у нее было мало. Я поразился -- никаких следов ее недавнего присутствия не было. Она ушла, и ничего в моем доме не изменилось, кроме главного -- не было ее.
Я еле дождался утра и отправился к родителям -- больше ей, как я знал, идти было некуда. Дверь открыла заспанная домработница. Родители Анни тоже спали. Я решил не будить их, тем более, что они не одобряли решение дочери жить со мной, и с молчаливого согласия домработницы прошел в комнату Анни.
Она стояла у окна, спиной к двери, и то ли не услышала, то ли не обратила внимания на ее скрип. Я, не боясь напугать, подошел и обнял ее. Она даже не пошевелилась. -- Что случилось, девочка? -- тихо
спросил я.

-- Я должна была уйти, -- так же тихо сказала она, не оборачиваясь. -- Но почему? -- меня задело равнодушие, с которым она произнесла эти слова. Анни не ответила. Зачем-то повторяя вопрос, я понял, что не равнодушие, а... Вдруг она обернулась. Господи, бедная моя девочка... Похоже, эти несколько часов были очень долгими. С таким лицом просыпаются после кошмара, ставшего уже привычным. Я не мог понять,
что произошло. Мне казалось, что все в порядке,
Анни постепенно обживалась в этом мире, у нас с ней,
если можно так сказать, была общая жизнь, общее, хоть
и небольшое прошлое. Чужие сны? А есть ли у нас свои сны? Если в них присутствуют реалии нашей жизни,
знакомые люди и вещи, это еще ничего не значит.
Это лишь малая часть... -- Знаешь, -- прервала
мои сумбурные рассуждения Анни, -- я
не смогу объяснить, почему я ушла, да это и неважно.
Я могу и вернуться, если ты хочешь. Ты видишь,
я пришла в свой дом: все говорят, что это мой дом,
в котором я живу с детства. Я не помню... Мне почему-то кажется... понимаешь, я помню что-то другое.

...Я проснулась однажды, -- помолчав, продолжала она, -- и хотела включить свет. Рука сама потянулась к выключателю, но его не было. Я удивилась... там должен быть такой белый шарик, до него надо дотронуться и свет медленно загорается. Желтый шелковый абажур в листьях бамбука... Я знала это очень хорошо, но... в этом доме, -- она растерянно посмотрела на меня, -- нет такой лампы... Я молчал, да и что я мог сказать... Я видел эту лампу с сенсорным выключателем. Желтый абажур в листьях бамбука. Я видел ее в доме Элен.
Она стояла справа от тахты, на журнальном столике.

-- Я очень хочу вспомнить, но все так перепуталось, -- сказала Анни. -- И еще. Мне кажется, что наша встреча не была случайной, вернее... не знаю, как объяснить... Тогда, в феврале, эти улицы... они снились мне несколько дней подряд, -- я шла все время одним и тем же маршрутом, и не могла обернуться. Я поняла, что надо пройти этот путь наяву, чтобы избавиться от этого сна. Он мучил меня... Понимаешь, там, во сне за моей спиной было что-то очень тревожащее меня, а я не могла оглянуться... И эта тревога каким-то образом
была связана с другим местом, которое, если ты помнишь, мне снилось. -- Пляж? -- почти машинально спросил я. -- Да, и водоросли. Я помню их запах.
И, -- она запнулась, -- мне кажется, я должна найти это место. Не хочу, нет. Должна. И ты тоже, тебе надо быть там.

Я молчал, и мне нечего было сказать.
Я чувствовал, что мы с Анни стоим перед чем-то,
не имеющим ни лица, ни объяснения. Оставить все,
так как есть или... искать? Но что?

Следующий день был обычным, и это настораживало.
Анни вела себя так, будто не было этого ухода и трудного для нее разговора. Вещи вернулись на свое место, и все потекло по-старому. Я не знал, что творится в ее душе, да, честно говоря, и не хотел знать. Меня устраивал сложившийся порядок. А сны... мало ли кому что снится.

И прошло лето. И осень пролетела незаметно.
А в середине ноября после дождей вдруг ударил мороз. Все было как в прошлом году. День 17 ноября, годовщина смерти Элен, был точно таким же. Темный, ветреный. Прохожие падали под окном, скользили по льду машины с зажженными фарами. Я сидел у окна и тупо смотрел на черные ветки тополя. Ветер трепал их, как хотел. И вдруг я ясно, каким-то внутренним взглядом, увидел в этих измученных ветках черные, полусгнившие водоросли. И пляж, пустынный зимний пляж... увидел так, как будто
он был за окном, а море билось в каких-то десятках метров от меня, обдавая соленым холодом. Я содрогнулся и тут же почувствовал спиной взгляд. Анни молча стояла
у двери и смотрела на меня.

-- Мы должны ехать, -- сказала она тихо,
но каждое слово взорвалось во мне, -- сегодня тот день.

Господи, она даже не знала, когда погибла Элен,
я никогда не говорил об этом... Но, и я с ужасом
осознал это, действительно был ТОТ день. И мы должны были ехать. И я ЗНАЛ, куда...

Десять часов по страшному гололеду, в полном молчании.
Когда мы свернули с трассы на песок, было уже темно.
Я никогда не был здесь раньше, но Анни молчала,
и это значило, что я ехал правильно. И вот мой джип
в нескольких десятках метров от невидимого моря. Два круга света на песке, запах гниющих водорослей, соленый ветер. -- Не может быть, -- думал я как-то очень уж спокойно, -- слишком сильный запах в такой мороз...

Анни, не произнося ни слова, повела меня за собой.
Я почти ничего не видел, но шел за ней уверенно,
словно привязанный. И все-таки почти наткнулся
на какие-то мерзлые бревна. Что-то вроде сарая.
Наверное, лодочный. Я ничего не понимал.

Мы наощупь вошли внутрь. В сарае было тепло,
или мне так показалось?.. Я, честно говоря, успел основательно продрогнуть, а необъяснимое, но приятное тепло так разморило меня, что я опустился на какие-то доски и закрыл глаза, даже не заметив этого. По-моему, я засыпаю, успел подумать я и тут же провалился в мягкую пушистую черноту. Об Анни я забыл. Или забылось как-то само...

А потом я услышал голос. Источник его находился во мне, если, конечно, я мог правильно определить, что вне, а что внутри. Но голос звучал, и это был единственный звук в этой мягкой тьме. Я стал слушать, вернее, что-то во мне воспринимало каждое слово.

-- Я знала, что ты придешь. Прости, что твой путь был длиной в год. Эта девушка привела тебя ко мне,
я не ошиблась...

-- Элен? -- Я не услышал своего голоса. Слово
как бы вспыхнуло во мне, и отозвалось такой болью, что
я едва не закричал, если бы знал, чем кричать...

-- Да, дорогой, это я... Не задавай вопросов, я расскажу все сама.

Господи, какие тут могли быть вопросы!..

-- Я, как ты уже, наверное, догадался, не совсем умерла... У меня нет тела, но если бы ты знал, как счастлива я была сначала, поняв, что освободилась от этой неудобной оболочки. Когда ты умрешь, сам поймешь, о чем я... Нам дано лишь сорок дней, чтобы определиться, хотим ли мы жить дальше, или останемся здесь. Не спрашивай, где это "здесь". Это невозможно понять живому человеку. Здесь... Так вот, мы можем
избрать для себя тело только что родившегося младенца.
Но это не всегда подходит. Ты когда-нибудь задумывался, что такое -- душа? Вернее, то, что вы называете душой? Так вот -- это память. Это неточное определение, но я оперирую понятиями, привычными для человека. Ведь человек живет воспоминаниями. Не в том смысле, что взгляд его обращен в прошлое. Даже когда он думает и осмысливает свои дальнейшие поступки,
в нем говорит память многих поколений. Поэтому человек
и живет "по-человечески". Мы вспоминаем
каждый момент жизни, мы запоминаем его, и живем дальше. Способность человека помнить, запоминать,
осмысливать -- безгранична. Но все вспоминаешь
только здесь. Вам, живым, -- не нужно помнить все...
Так вот, душа младенца чиста. У него нет воспоминаний.
И если я, решив жить, заполню этот чистый лист,
я должна смириться с тем, что буду в дальнейшем
оттеснена его собственной памятью, его душой. Я буду
жить в нем, но это будет уже другой человек.
Одна, и главная его сторона создана его жизнью,
другая чьей-то душой, нашедшей это тело...
Они слиты воедино, но пока он живет, земная память -- для него главное. И только умерев однажды, он вспомнит все. Представляешь себе, как это величественно -- душа, в которой слились воедино несколько душ? Ваши
великие люди -- наиболее удачное осуществление
подобного порядка. В них слиты воедино самые сильные
и прекрасные души. Но это похоже на лотерею... Представляешь себе человека, который был в своих прошлых жизнях и убийцей, и художником, и ученым? Если такой коктейль, а я ведь тоже представляю собой коктейль из многих компонентов, неудачно подобран, то получается либо то, что вы зовете плохим человеком, либо серая посредственность...
Когда такой человек умирает, его память,
собранная из многих, уже не носит черного клейма,
а в следующий раз ему, возможно, повезет. Отъявленные злодеи -- смешение самых мерзостных душ. Такое бывает редко, но бывает. Лотерея...

Нам, конечно, все равно. Нам нестрашно быть "плохими" в жизни. Просто так заведено, что человек,
живущий не по земным законам, совершающий несовместимые с моралью (тем, что вы называете моралью), поступки, приходит к самоуничтожению. Каждая его новая жизнь, обремененная злой памятью многих, становится все короче, безвременно завершившихся жизней все больше, и если он с упорством продолжает свои попытки жить среди людей, очередное новое человеческое существо, обремененное столь непосильным грузом, сходит с ума, как вы это называете. Раздвоение личности, бредовые идеи... Слишком легко. Просто все его души не могут обрести гармонию, которая дается здесь. И если оно, это существо, прожив долгую и мучительную жизнь, гибнет от каких-либо причин, то после его смерти измочаленная душа чаще всего остается здесь навеки.

Это не рай, не ад. Здесь нет привычных человеческих понятий. Поэтому многие и остаются здесь навсегда, упустив свой срок. Здесь ни хорошо, ни плохо. Здесь -- иначе...

Но некоторые из нас все же решаются жить. А некоторым из них, в том числе и мне не нравится порядок, при котором нет возможности выбирать. Я слишком человек.
Кроме того, в моей последней жизни были некоторые привязанности, и мне не хотелось терять их так скоро. Мы не можем предотвратить смерть тела, но продолжиться некоторые из нас в силах. К сожалению, я не смогла это сделать сразу, в теле твоей нынешней подруги. Она сильный человек, и то, что еще оставалось в ней после амнезии, могло вытеснить меня. Да, она не помнила событийной стороны своей жизни, но это лишь малая часть ее, как ты мог заметить. Поэтому я дала ей лишь самое важное, ключ, который позволил тебе найти меня. Вы очень серьезно относитесь к своим снам, это правильно. Чужие воспоминания, повторяющиеся в ваших снах, согласись, выглядят не столь пугающе, как воспоминания наяву. Впрочем, я могла бы тебе всего этого не объяснять. Но ты был дорог мне, и я не хочу просить тебя помочь мне без объяснений.

Я не мог шевельнуться. Я не ощущал себя... Мне казалось, что я и этот голос -- одно и то же. Осмысливать сказанное я не мог, не знал, как это делается. Оставалось лишь слушать...

-- Теперь будь внимателен, -- после паузы, которую я,
наконец, смог почувствовать, продолжал голос. -- Ты
должен забрать отсюда Анни и ехать к одному человеку.
Не пытайся понять, почему мной было избрано именно это
место и какое отношение ко мне имеет тот, кто может мне... нам помочь. Он все знает, он ждет вас. Не бойся, Анни ничего не поймет, для нее прошло лишь мгновение. Ты должен сказать ей, что для нее все кончилось, она не будет теперь видеть чужие сны, но для этого необходимо пройти курс лечения.
Это всего лишь два укола. Первый заставит ее забыть все, понимаешь, действительно ВСЕ, а второй -- всего лишь снотворное. Когда она заснет, привези ее сюда, а отсюда ты уйдешь уже со мной", правда, в другом облике. Он ведь тебе нравится? Запомни адрес...

Имя и адрес -- это были последние слова, прозвучавшие во мне. Я очнулся и тут же услышал голос Анни. Она звала меня. Не веря, что смогу это сделать, я все же разлепил одеревеневшие губы и откликнулся.

-- Слушай, здесь ничего не видно, может, зажечь спичку? -- голос был самым обычным, но меня вдруг охватил ужас. Действительно, для нее прошло лишь мгновение, она ничего не почувствовала... Значит, все, что я услышал, было правдой? И мне предстояло вернуть Элен, а ее...

-- Нет, девочка, не надо, нам здесь больше нечего делать. Все теперь будет хорошо... Домой. Надо ехать домой...

Она ничего не спрашивала, мы ехали молча.
Под утро она заснула, и я знал, что она спит.
Впервые за все это время я точно знал, что она спит и видит СВОИ сны. Элен, надеясь на меня, оставила ее, наконец, в покое. Я должен был вернуть Элен... и потерять Анни.

...И я не хотел этого.

Странно, прошло ведь не так уж много времени. Я ведь
так страстно желал этого, я бы отдал все, лишь бы Элен вернулась ко мне. Тогда... Но я не хочу отдавать Анни, ту жизнь, что уже прожита с ней. Ведь я буду помнить это, и никакие уколы не помогут мне забыть... Она стала частью меня, и мне слишком больно.

И в самом ли деле мы хотим, чтобы умершие возвращались? Время не только лучший доктор, оно -- опытный хирург, который отсекает омертвевшие связи с теми, кто уже ушел, и ничего не может срастись. Новая плоть, зажившие раны, закрытая дверь...

Прости, Элен, ты напрасно стучишься в нее... Я не хочу быть жестоким, но ты сама... Анни, бедная моя девочка,
спящая на заднем сиденье... Я с тобой. Я любил Элен, я люблю тебя, но не в моих силах любить вас обеих -- живое тело и мертвую душу. Я слаб... И пусть все остается так как есть, иначе...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
199. [MAT] Волчий овраг


  Николай Недвораев

Волчий овраг

Лежал я как-то в больнице. Руку поранил, да так, что операцию пришлось делать. Через два дня с начала моего пребывания в палате на освободившуюся после выписки соседнюю койку положили мужчину сильно за пятьдесят. Привезли его "по скорой" то ли из Нижнедевицкого, то ли из Верхне-Мамонского района.
Лицо, шея, кисти рук -- в бинтах, правая рука в гипсе. Весь день около него крутились врачи, медсестры. Уколы, капельница часа на два.
Серьезный больной. Всю ночь бредил, метался, несмотря на лошадиную дозу снотворного. Нянечка от него почти до рассвета не отходила. Мне, ясное дело,
не до него было -- руку дергало невыносимо. И то я ему посочувствовал -- бедняге, похоже, еще хуже, чем мне... Часа в три дня он вдруг попросил закурить.
Еле-еле, и голос как из колодца. В палате курить, понятное дело, нельзя, да я и не знал, можно ли ему. Ну да ладно, пока никто не видит, открыл форточку, прикурил, сунул куда-то в бинты. Он затянулся -- и кашлять. Видно, больно стало -- как заорет, и матом, матом...

На следующий день соседу (попросил он называть его Трофимычем) стало получше. Заговорил со мной. Я вкратце объяснил, что со мной случилось. А вот его рассказ я предлагаю вашему вниманию.

Хотел я тогда все это дословно записать, но говорил он с перерывами, трудно было напрягаться, да и матерщины в его рассказе процентов, я думаю, пятьдесят. Поэтому излагаю эту историю "своими словами".

Дом Трофимыча стоял на отшибе. Как раз позади огурешника на 5 соток начинался овраг, поросший кустарником, дальше дорога на СТФ,
лесополоса и за ней поле. До ближайшего двора
ходьбы минут пятнадцать. Село небольшое, все друг друга знают, жили тихо. Где что случится -- через час все население в подробностях знает. Жил Трофимыч с матерью-старухой. Лет ей, может, девяносто, а, может, и все сто. Документы во время войны потеряли,
а она умом поехала, когда ее младшенького мадьяры в колодец бросили, и мало что помнила. А кто еще ее годы считал тогда... Когда восстанавливали,
записали пятым годом. Память-то она потеряла и
заговаривалась частенько, но по хозяйству все делала -- крепкая старушка оказалась. Жили мирно. Трофимыч уходчиком работал, скотину держал -- пару овец, корову и козла. Вот с этого козла все и началось.

Задержался раз Трофимыч на работе. Вернулся затемно.
Осень уже стояла поздняя, грязища, темень. Фонарей на село раз-два и обчелся. Когда к дому подходил, наткнулся на мать. У ворот стояла. За два шага ее не видно было. "Ты что, мать, тут делаешь?" -- спрашивает. "Ой, Васенька, Федька наш пропал. Я ворота забыла закрыть, он скакнул и нету.
Еще светло было. Кабы не случилось чего..." Ну что с козлом может случиться? Кому он, зараза, нужен? Волков и медведей здесь давно нет, а к себе двор его и за сто тыщ никто не уведет -- бодливая скотина и вредная. Плюнул Трофимыч со злости, и домой, в тепло. Завтра сам объявится, паскудник, не искать же его ночью.

Часа в два ночи услыхал Трофимыч странный звук. Проснулся от него, вернее. Вроде собака, но что-то не то. Взвоет коротко, а потом как будто кашель или смех хриплый. Да такой, что мороз по коже.
И мать со своей койки вдруг как завоет... Во сне, наверное. Тоненько так. Трофимыч мужик не из пугливых, но стало ему не по себе.
Мать-то ладно... Во сне что приснится, сам иногда заорешь. А вот то, что на улице... Не собака, но и не человек. Может, волк? Слышал Трофимыч, как волки воют, когда еще пацаном был. Запомнил на всю жизнь, не спутать. Нет, волк не так воет.

Вышел на крыльцо, покурил, послушал. Тихо. Пошел спать.

Утром отправился на работу. Дай-ка, думает, через овраг пройду. Федька-гад с веревкой на шее убежал, может, в кустах запутался.
Да и ночной вой из головы не выходил. Спустился по раскисшей тропинке, вдоль ручья прошел. Никого. Голову направо повернул ("Как будто приказал кто", --удивлялся Трофимыч), и вот тебе: на кусте боярышника висит голова Федькина вся в крови, на веревке. И под кустом кровь. А больше ничего нет. Никаких следов -- ни шерсти, ни костей. Нехорошо стало Трофимычу, тоскливо как-то. Но пошел дальше. Поднялся чуть выше,
в орешник. И вот полянка, а на ней клочья мяса, шерсть, кровь, ветки поломанные валяются. Господи! Что же здесь было?! На мелкие кусочки изодрали козла. А кости необъеденные и раздроблены как топором... И, главное, от куста, где голова висит,
следов никаких. Даже крови нет. Волосы у Трофимыча, как говорится, стали дыбом...

* * *

Назавтра (как раз было воскресенье) Трофимыч отправился к приятелю. Василий Петрович раньше увлекался охотой. На кого придется охотиться, Трофимыч не представлял, но отправились они в овраг вместе с собакой -- гончим кобелем Играем.
Дождя не было, все следы должны сохраниться, на что Трофимыч и надеялся. В овраге пес некоторое время молча бегал по кустам, обнюхал голову несчастного Федьки, спустился к ручью, где проходила тропа, и, ткнувшись носом во влажный чернозем, вдруг попятился, как-то по щенячьи сел, раскидав лапы, и завыл...

Мужики сбежали к тропе, наклонились: на черной земле четко отпечатался след. Волк?!

"Да, Трофимыч, если это волк, то в холке больше метра, -- тихо сказал Василий, -- уж поверь мне..." След действительно был огромен.
Трофимыч даже представить не мог, что такое бывает. И охотнику, по его словам, столь крупные не попадались. Играй же сидел в грязи и тихо скулил. Пришлось брать его за ошейник и тащить домой.

Ночью Трофимыч спал плохо. Раз пять вставал, выходил курить на крыльцо. Под утро заснул, как провалился. И вскочил, как ужаленный, от волчьего воя. На этот раз зверь выл дольше, а в конце опять -- то ли кашель, то ли смех. Трофимыч просто похолодел. И оттого еще, что мать откликнулась, закричала, заголосила. Кинулся к ней, зажег лампу. Мать лежала на спине, руки вцепились в одеяло. Глаза широко открыты, и первый раз в жизни Трофимыч увидел
в них смертельный страх. Обычно замутненные, глаза старухи стали светлее и смотрели мимо Трофимыча так, что он не помня себя бросился на колени, что-то закричал, схватил старуху за руку, пытаясь оторвать ее скрюченные пальцы от одеяла. Она вцепилась в
ткань так, что давно не стриженные твердые ногти вдавились в ладони до крови. Трофимыч звал ее, но она молчала, вздрагивая, и, наверное, не узнавала его. Нечего и говорить, что Трофимыч был напуган всем этим так, что ничего не соображал.
Он не связывал вой в овраге с припадком, но на него навалилась такая тоска... Фельдшер, вытащенный Трофимычем из постели, сделал укол, но конкретно сказать ничего не смог, посоветовал везти в больницу.

До больницы мать не довезли -- умерла. Внезапная остановка сердца -- единственное, что понял Трофимыч из объяснений врача. Причины тот, похоже, не знал и сам. Это все равно, что сказать -- умерла от смерти.

Остался Трофимыч один. Пока мать схоронили, пока то да се, -- не до волков ему было. Тут еще и погода испортилась, дождь, все развезло. Трофимыч конкретно запил. К ночи он был уже в таком состоянии, что хоть в ухо вой, не проснется. И в одну из таких ночей приснился ему какой-то кошмар. Он не помнил,
что снилось, но очнулся на крыльце, в трусах и с топором. Сердце колотилось где-то в горле, руки тряслись. И опять -- надрывающий
душу вой в овраге. Сон как рукой сняло. А хмель, видно, не совсем, иначе не помчался бы Трофимыч в чем был (сапоги только надел) в овраг, размахивая топором. Споткнулся, упал, саданулся обо что-то головой, вроде и сознание потерял... Очухался от холода и боли в затылке. Над ним стоял человек. Темный силуэт на фоне светлеющего неба.
Трофимыч потянулся к топору, но не нащупал его рядом, -- видать отлетел в сторону при падении.

"Трофимыч, ты что ли?" -- услышал он голос, показавшийся ему знакомым.
"Это ж я Сергей, сосед твой".

Сергей жил, по сельским меркам, неподалеку -- рядом с СТФ. Дом его, как и дом Трофимыча, стоял особняком. И человек он был нелюдимый,
жил один. В селе о нем мало что знали. Ничего плохого, но и ничего хорошего сказать не могли. Приехал он в село лет пять назад, откуда-то с Севера. Работал в ремонтной мастерской.
Не пил. По крайней мере, ни с кем из мужиков.

Голова у Трофимыча раскалывалась, в глазах все плыло. Лежать в трусах и майке на сырой и холодной земле тоже, сами понимаете, не очень...
Сергей помог ему подняться, довел до дома. Ничего не спрашивая, помог лечь на кровать. И так же молча ушел.

Только утром, проспавшись наконец, Трофимыч попытался обдумать ситуацию.
Что делал Сергей в столь поздний час в овраге? Что делал он сам -- тоже непонятно.
Ну напился, приснилось что-то. Но топор хватать, кидаться почти голяком в ноябрьскую ночь... Топор, кстати, остался в овраге... Сергей даже не спросил ничего, привел, свалил, как куль, в грязи, в крови...
Стоп! -- подумал Трофимыч, -- откуда кровь? Внимательно исследовал себя: на затылке шишка, голова трещит, но ни ссадины, ни царапины.
А на майке кровь. И на руке. Задумался Трофимыч. Попробовал вспомнить. Ничего хоть как-то объясняющего не вспоминалось.
Взял полотенце, поплевал, стер кровь с руки и тупо уставился на полотенце. След на майке был почти аналогичным. Значит, в крови была рука Сергея... Он случайно вытер ее об майку Трофимыча,
когда поднимал его с земли.

Трофимыч запутался окончательно.

* * *

Несколько ночей он не мог спать. Ходил, курил, вслушивался в темноту за окнами. Кроме монотонного шума дождя -- ничего...

Топор он нашел в ручье на следующее утро после той ночи. Принес домой и спрятал, от греха подальше. Расспрашивать Сергея ни о чем не стал, да тот и не шел на контакт, был задумчив и молчалив как обычно. Где искать разгадку происшедшего -- Трофимыч
не знал. Надеяться же на помощь не приходилось.
Кроме него, судя по всему, никто в селе воя по ночам не слышал. Иначе об этом знали бы уже все -- слухи распространялись моментально.
Следов в овраге он больше не находил, все развезло так, что тропинка превратилась в жижу и мутный ручей разлился по дну оврага.

Но спокойствия не было. Бабы на работе стали замечать, что с Трофимычем что-то не так. Связали это, естественно, со смертью матери, как-никак, столько лет вдвоем прожили, да и старуха,
хоть и не в своем уме, безобидная была, по хозяйству управлялась... Но Трофимыч думал не о матери. Смерть ее он вспоминал, но только в связи с тем, что произошло в овраге. А что там произошло?
Ну вой по ночам, козла задрали, след этот непонятный... Может и Василий ошибся насчет роста, -- когда он в последний раз живого волка видел... Поведение собаки казалось Трофимычу наиболее странным. Кобель бывалый, не одна лиса
на его счету, но почему он так скулил тогда? Как нечистую силу почуял... Стоп, -- подумал Трофимыч, --а если и впрямь нечистая сила?! Бабка в детстве рассказывала ему про оборотней, помнится,
даже говорила, как их распознавать и бороться с ними. Но Трофимыч тогда это как сказку слушал и помнил теперь смутно. Точнее, почти ничего. И сейчас-то усомнился, -- какие оборотни в
конце XX века? Но мысль в голове засела. Рука
Сергея в крови, появление ночью в овраге, его всегдашняя молчаливость и обособленность... Было над чем задуматься. А что если так напрямую и спросить, -- размышлял Трофимыч, -- мол, никому не скажу, хрен с ним, с козлом, мне этот вой жить
спокойно не дает, потому что непонятно все это.
То хоть знать буду, что это ты... Тьфу,
черт, до чего додумался! -- ужаснулся Трофимыч, -- а если и он? Загрызет, как нечего делать, козла-то вон как разметал... По-человечьи с ним нельзя, раз он нежить такая. А если не он... Ну, скажет, свихнулся ты мужик на старости лет, черт-те что мерещится.
На том и порешил сам с собой Трофимыч -- молчать, но приглядываться.

Однако приглядываться долго не пришлось. События развивались со скоростью, которой Трофимыч предвидеть не мог. Неожиданно ударил мороз.
Тут же и потеплело. На обледеневшую в одночасье землю
лег снег, да такой, что дверь дома на треть занесло.
Утром, поработав как следует лопатой, отошел Трофимыч по нужде за сарай и... забыл зачем пришел: на свежем снегу четко отпечатались волчьи следы. И опять поразился Трофимыч их величине.
Что за зверюга такая, -- с ужасом подумал он, не
в силах оторвать взгляда от земли, -- и как же такого уложить? Тут топором, похоже, не справиться... Он стоял,
боясь сдвинуться с места. Противный холодок пробежал по телу, даже кончики пальцев оледенели. И тут услышал, вернее почувствовал Трофимыч чье-то присутствие за своей спиной. Показалось, что горячее дыхание обдало его незащищенную шею.

Резко обернулся. Никого.

На работе ни о чем другом он не думал. Волчьи следы стояли перед глазами. И казалось, что кто-то постоянно рядом с ним, смотрит
и наслаждается его страхом, который теперь не отпускал Трофимыча ни на минуту. Нечего и говорить, что вечером он зашел к бабке Михалихе и купил у нее литр самогонки. Выпил все, почти не закусывая. Стало легче, и Трофимыч осмелел. Сейчас пойду, разберусь с этим волчарой, кто бы он ни был, -- думал он, -- вломлю ему колуном, мало не покажется. Силу в себе Трофимыч чувствовал богатырскую, правда, слабо представлял куда идти и кому вломить. Нарисовалось ему нечто косматое, черное, то ли человек на
четырех лапах, то ли волк на двух. Лицо у волка почему-то было печальное и смахивало на Сергеево, но глаза у него были, как у матери перед смертью -- светлые и пустые. Даже жалко как-то стало Трофимычу зверя. Один он, совсем как я, -- кручинился
Трофимыч, -- бродит по ночам, ищет чего-то... Смерти моей он ищет, -- вдруг вспыхнуло в захмелевшем мозгу, -- козла, Федьку моего, г-гад, сожрал. И меня сожрет, если... Вскочил Трофимыч, кинулся в чулан, вытащил топор, но не тот, спрятанный, а другой, -- колун, тяжеленный и тупой. Напялил, не попадая в рукава, ватник, ноги в валенки, -- и вперед, на волка...

* * *

"Очнулся я утром, -- мрачно сказал Трофимыч, отворачиваясь к стене, -- морда разбита, рука сломана, голова болит страшно.
Дырка в черепе, -- врач сказал. Два ребра тоже, того..."

"Что же случилось, -- нетерпеливо перебил я его, -- а, Трофимыч?!!"

"Да ничего, -- раздраженно откликнулся тот, -- вперся я по пьяни с колуном в клуб, начал махать и орать, что всех перебью, у кого морды волчьи или там хвосты... Ну мне и вломили... дураков пьяных везде хоть отбавляй".

"А оборотень-то, что с ним?" -- не унимался я.

Но Трофимыч ничего не ответил, может, заснул, а, может, притворился, что спит.

Такая вот странная история...

записанная Миррой Лукенглас и Ольгой Бах
со слов Николая Недвораева


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
200. [MAT] Страшная сказка про третий глаз


  Расскажу-ка я вам страшную сказку. На ночь. Даже если вы читаете это днем, не сильно веселитесь. Вечером вы мою сказочку обязательно вспомните. А если не вспомните, то у вас плохая память. Ужасная память.
Стра-а-ашная память! Нет, я вас пока не пугаю. Сказочка, как и присказка, еще впереди. А это я так...

Итак, сказка. Нет, сначала -- присказка. Так полагается. Но присказки у меня нет. А что-нибудь типа "На острове Буяне зимуют россияне" писать не хочется. Тем более, как-то все эти присказки с моей сказкой
не вяжутся. Так что без присказки вполне можно обойтись.

Значит, сказка.

Как бы ее попонятнее начать? Ну вот так, например: У одного мужика воспалился третий глаз. Болит и болит, смотреть и моргать просто невозможно. Долго мужик маялся, потом пошел к врачу. А тот ему и говорит: удалять надо, батенька. А то воспаление, не дай Бог, конечно, на чакры перекинется... Мужик, конечно, в слезы. А ему и плакать больно. Двумя глазами ничего, слезотечение в норме, а третьим никак.
Ну что делать... Вытер мужик видимые и невидимые слезы. Ладно, говорит, согласен. Режь! А как его резать? Мужик и не знает, где этот самый третий лишний
у него находится. Нет, он, конечно, знает, что есть, что болит, что моргать невозможно, а вот ГДЕ болит... А уж врачу и вообще о том знать не положено. Если каждый будет знать, где у меня третий глаз...
хотя, я здесь, разумеется, ни при чем, но это так, для примера. А мужик, он, конечно... Так. Стоп. О чем я?
Ага! Мужик понимает: надо искать. И врач понимает: искать надо. Стали искать. Долго искали. А тут у мужика и чакры что-то пошаливать стали.
Дергать. Причем, нижние дергает, а верхние ноют. Воспаление перекинулось, не иначе... Взмолился мужик не своим голосом: "Отпусти меня обратно в море!"
Это у него уже раздвоение личности началось. Доктор озадачился. У двух личностей-то глаз в два раза больше! И тут его озарение посетило. Просветлел он лицом и ткнул перстом мужику в живот -- вот он, голубчик! Оказывается, у мужика третий глаз аккурат в пупке располагался. Очень удобное место, между прочим. Заглянул просветленный доктор в пупок, а там -- грязи! Мужик-то ни сном, ни духом.
Не знал он, бедолага, что пупок у него такой важный.
Третий глаз-то когда болит -- в натуре не поймешь. То в голову отдает, то в паху чешется.

Загоревал мужик. Если б он знал, так мыл бы пупок мылом в день по три раза! Но что теперь делать. Вырезали ему пупок, искусственный вставили.
Из импортного силикона. Обрадовался мужик, отблагодарил врача, как мог, и ушел.
Приходит домой -- мама родная! Болит! Не то ему доктор удалил. Это ему показалось, что озарение, и не просветлился он вовсе, паскудник, а просто похмелье у него неожиданно кончилось. Врач-алкоголик -- это, дорогие мои, ужасно! Лег мужик на диван,
прикрыл силиконовый протез двумя руками,
попрощался с тараканами и умер... А что ему было делать? Пупка не вернешь, третий глаз ослеп, чакры атрофировались. Да и силикон этот импортный -- дерьмо!

Умер, короче, мужик навсегда. А врач и не узнал. Прожил долгую счастливую жизнь и на дружеских вечеринках рассказывать любил, как он однажды удачно прооперировал третий глаз. Ему все завидовали -- надо же, какой крутой! А он, как мы уже, к сожалению,
знаем, вовсе и не крутой. Алкоголик непросветленный, вот он кто...

Вот такая сказка. Хотя, почему -- сказка? Чистая правда! Я просто не то рассказывать начал. А сказку я в следующий раз расскажу, мне идти пора. В третий глаз капли капать. Что-то он побаливает в последнее время... А у меня глаз-то аж восемь, и каждый второй - третий! Как бы воспаление на чакры не перекинулось...

Мирра Лукенглас & Ольга Бах


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
201. [MAT] На память


  Warning!

Никто никого ни к чему ни в коем случае не призывает.

НА ПАМЯТЬ

В молодости Семен Иванович был заядлым охотником.
Ходил и на зверя и на птицу. Три лося были навечно
занесены в его послужной список, а для нынешнего охотника это немало: выбить лицензию в связи с
отсутствием наличия предмета первобытной мужской страсти -- проблема. А найти и убить -- удача. И ее благородие направляла дуло его двустволки довольно часто. Любил Семен Иванович рассматривать в кругу друзей фотографии, запечатлевшие его на поверженном лосе или кабане, со связкой мертвых уток у пояса,
над разнесенным в клочья зайчишкой (сам Семен Иванович, разумеется, такой снимок делать бы не стал, очень уж неэстетично, но Петя, старый приятель, удружил, да еще и преподнес с дарственной надписью
"Помни, Сеня, Сезон-73!"). Но смутное чувство
неудовлетворенности чем дальше тем сильнее овладевало
Семеном Ивановичем. Человек он был увлеченный, охота для него -- вторая жизнь, а может, и первая, кто знает, и хотелось Семену Ивановичу видеть результаты своей убийственной деятельности более полными, объемными что ли... Ведь фотография -- бумажка,
подверженная воздействию времени не менее, чем человек, и вот уже тот самый первый лось пожелтел
и потерял определенность очертаний -- так, коричневатое пятно под ногой в сапоге, не говоря уже о убиенных в ранней молодости утках. И утки-то те уже съедены, и не вспомнишь, куда твердой тогда рукой влепил смертельный заряд...

Но выход из положения, в котором оказался наш
обстоятельный герой, нашелся сам собой. Вернее, был
подсказан приятелем Семена Ивановича, который после десяти лет безвестного существования нарисовался на
нерадостном фоне старения нашего охотника. Приятель
Недогонов за эти 10 лет освоил профессию таксидермиста, о чем и упомянул в задушевном разговоре за бутылочкой "Зубровки". Выводы делайте сами... Ух как загорелся Семен Иванович идеей воплотить свою мечту в объемные (куда ж объемнее!), шерстистые
и оперенные образы выслеженных и им лично уничтоженных
представителей нашей небогатой фауны. "Вот только лося
мне уже вряд ли завалить, -- единственное, что огорчало Семена Ивановича перед началом открывшейся перед ним дороги, -- годы не те..."

Первое свое чучело Семен Иванович изготовил под
руководством опытного Недогонова из банальнейшей кряквы. Получилось неплохо. "Ты, это, Сеня, талант у тебя, ей-бо, талант, -- убеждал его таксидермист, наливая третий стакан обмывочного напитка, -- мое
первое кривое было и перья обмызганные, а
у тебя-то, гля, как живая!"

Успех окрылил Семена Ивановича, и он просто зубами
вгрызся в хитрую науку набивки чучел из бывших животных. Сколько книг, сколько практических советов специалистов, сколько терзаний насчет оформления, придания живости выпотрошенным трупикам -- об этом знал только он сам.

Тяжело приходилось Семену Ивановичу с
увековеченьем памяти крупных травоядных, которые изредка (тем обиднее!) попадались на его все еще боевом пути. Метраж квартиры не позволял поставить где-нибудь в уголке художественно выполненное
(а в эстетике оформления с годами Семен Иванович достиг определенных высот) чучело косули или -- чем черт не шутит! -- лося. Приходилось делать "бюсты". И они на стенах скромного жилища Семена Ивановича смотрелись совсем неплохо. Созерцание роскошных
оленьих рогов уносило охотника в иные дали и времена. Мрачный каменный замок, огонь в камине, аромат поджаривающегося мяса, изящные борзые,
слоняющиеся по персидским коврам... С годами,
несмотря на свое смертоносное увлечение, Семен Иванович становился все более сентиментальным и мечтательным. Если можно так выразиться, его чучела отличались романтичностью. Нехитрый северный цветок, прижатый лапкой куропатки, как бы застывшей в радостном предчувствии недолгого лета,
большие темные глаза косули, подернутые поволокой страсти... Глаза Семену Ивановичу (вернее, его произведениям) делал знакомый рецидивист-умелец, за свои многочисленные отсидки поднабравшийся мастерства в изготовлении всевозможных поделок и отличавшийся особым вкусом. Любовно выполненные им глаза придавали творениям Семена Ивановича необходимое жизнеподобие и создавали настроение и характер каждого набитого им экземпляра.

Но шло время. И эта на вид простая фраза
заключает в себе грустную истину -- Семен Иванович старел. Руки и глаза его не подводили -- чучела он делал с завидной сноровкой, был по-прежнему меток.
Но ноги, бедные ноги, неоднократно промерзавшие
во время долгих стояний в болотной воде... Короче, охота с некоторых пор для нашего героя была труднодоступным удовольствием.

Кстати сказать, удовольствием, как раньше, она не была уже давно. Единственное, что теперь двигало Семеном Ивановичем (он сам бы удивился, скажи ему кто-нибудь об этом) было желание приобрести сырье для своего нынешнего хобби. Окружавшие его мертвые птицы и животные стали смыслом жизни. На память, -- говорил он себе, ласково поглаживая уши еще теплого зайца, -- ишь какой гладкий, столбиком тебя поставлю, внуки мои на тебя еще посмотрят... Что заяц, -- говорил
он себе за работой, -- не убил бы я его, сдох бы он и сгнил в земле, или сожрали его хищники, косточек не оставили. А теперь вот он, как живой, просто живее всех живых, как памятник самому себе, как... Ленин, -- услужливо подворачивалось на язык. Но мысли эти, как человек старого закала, Семен Иванович от себя гнал, хотя никогда, несмотря на все тогдашние дискуссии в обществе и государстве, не сомневался он в
правильности подобного обращения с телом вождя.
Это же на память, чтоб знали, чтобы полное представление было, -- здраво рассуждал он.

Время же зайцев и уток, тем не менее, кончилось. Ружье отправилось на заслуженный отдых в чулан, а Семен Иванович затосковал. Подвернулся случай -- сделал для кабинета биологии чучела вороны и голубя -- дети принесли, -- но разве сравнишь... Постарался,
конечно, Семен Иванович, но души не вложил, и
удовлетворения никакого. Ходил по дому, стирал
пыль с рогов и мучался бездельем.

Была у Семена Ивановича кошка Маруська. Красивая, лохматая, редкой расцветки -- серо-каштановая, в пятнах. И жена была. Но жена, по причинам, о которых Семен Иванович не задумывался, однажды ушла, да так,
что он этого не заметил и хватился только на третий день. А хватившись, махнул рукой. Кошка же, напротив, осталась. И была единственным живым существом из окружавших Семена Ивановича. Но недолго.
Через полгода после ухода хозяйки она тихо издохла от какой-то своей кошачьей болезни. Семен Иванович понес было ее хоронить, но передумал. На память, -- решил он, и кошка украсила коллекцию неживых животных.
Теща, зашедшая как-то попить чайку и не знавшая о кончине Маруськи, сказала кыс-кыс, не дождалась реакции и была потрясена -- кошка выглядела как никогда живой и довольной. Кстати о теще: Анна Иннокентьевна, несмотря на негуманный поступок дочери,
оставившей скромнейшего Семена Ивановича в обществе недолго прожившей кошки, отношений с зятем не прервала и частенько захаживала побеседовать и помочь по хозяйству. Семен Иванович же относился к своей бывшей родственнице на редкость тепло. Надо сказать, что Семен Иванович женился в свое время на девушке
намного моложе себя и теща была старше его всего на два года. Женщина она была во всех отношениях приятная и даже больше того. Было время, когда Семен испытывал к Анне Иннокентьевне далеко не родственные чувства. Соображения морального характера не дали ему зайти слишком далеко, но чувство, скажем так, восторженной привязанности осталось, по видимому, навсегда. Анна Иннокентьевна, в отличие от дочери, к увлечению зятя относилась с одобрением. Всегда находила добрые слова, могла дать и толковый совет.

Так случилось, а случайность, как известно,
штука закономерная, что пес Анны Иннокентьевны,
французский бульдог Гастон, приказал долго жить, отравившись крысиной приманкой, и скорбящая хозяйка недолго думая решила увековечить память любимца. Семен
Иванович был готов к этому и не подкачал. Между прочим, сам того не замечая, с некоторых пор он смотрел на всех наших братьев меньших, как на потенциальные чучела, и то, что животные почему-то двигались -- бегали, жрали, чесались, выкусывали блох, - представлялось ему несколько неестественным и смущало. Руки мастера стосковались по работе, и постепенно понятия об ограничениях выбора стирались.
Несколько голубей, принесенных соседскими мальчишками,
голова издохшего жеребенка (сами понимаете, не лошади Пржевальского...), четыре кошки, коза, морская свинка, пара безвременно умерших хомячков в трогательном объятьи, крыса. На Семена Ивановича нашел шутливый стих, и крыса в очках, цилиндре и бабочке, опираясь на элегантную тросточку, стояла у него на холодильнике, скаля зубы и пугая все время забывавшую про нее Анну Иннокентьевну. Семен Иванович очень хотел бы раздобыть труп крысиной самки, желательно белой, в отличие от серебристо-серого самца в цилиндре. Анна Иннокентьена,
ознакомившись с его идеей, сначала заплевалась, но потом вдруг согласилась сшить платье и фату для мертвой хвостатой невесты...

Вот так, развлекаясь доступными ему способами, Семен Иванович жил в доме среди чучел и вспоминал о своих охотничьих подвигах. Странно, -- думал он, -- почему люди с таким подозрением относятся к набивке чучел домашних животных? На что уж алкаш Коля, и тот два часа упирался, не хотел, чтоб я у его загнувшейся скотины голову отрезал. На что, спрашивается, ему козья башка? Все равно закапывать. Ведь лыка уже не вяжет (уговоры происходили с привлечением подручных алкогольных средств), а одно твердит -- низ-зя,
грех над скотиною измываться... Вот интересно... И опять не к месту всплывало воспоминание -- Колин рассказ о посещении Мавзолея, в самых ярких красках. Кстати, Коля очень неодобрительно относился к предложениям демократов перезахоронить
Ленина, аргументируя свое несогласие с ними
теми же словами -- ни-ззя, грех. Непоследовательный
человек этот Коля, не разберешь его.

Пока Семен Иванович набивал все, что теперь
попадалось ему под руку, вплоть до мышей, Анна Иннокентьевна лежала в больнице. Собственное сердце, никогда ранее не беспокоившее, уложило крепкую и сильную еще женщину в постель и за пару месяцев сделало то, что не удавалось ни мужу-пьянице, ни трудной советской жизни -- сломило волю, заставило почувствовать себя старухой. С каждым днем ей становилось все хуже. Семен Иванович ходил в больницу, подбадривал и томился предчувствием скорой потери.
После смерти кошки, в свою очередь, теща стала единственным живым существом, с кем Семен Иванович мог общаться, не по делу, а ради самого общения.
И ему предстояло лишиться ее...

...Он тщательно готовился к мероприятию. Избегая
технических подробностей, скажу только, что
возвращался Семен Иванович с кладбища, бережно обхватив сумку, в которой лежала голова Анны Иннокентьевны. Все было сделано аккуратно, никто бы не догадался, что имела место эксгумация, тем более, что труп без головы был снова помещен в гроб и
захоронен соответствующим образом. Какая разница, -- убеждал себя Семен Иванович, -- с головой или без головы, червям на съеденье, -- а мне на память...

Работа закипела. Семен Иванович призвал на помощь свои
обширные познания, накопленные им за эти годы, а они
были весьма разнообразны и включали в себя многочисленные сведения о бальзамировании и мумифицировании людей, почерпнутые попутно,
но крепко въевшиеся в память.

Две недели потребовалось ему, чтобы завершить работу,
но результатами ее полюбоваться он не успел -- за ним пришли.

Дело в том, что бывшая его жена и, соответственно, дочь Анны Иннокентьевны сразу же после похорон уехала
в командировку, а вернувшись, заподозрила неладное.
Видите ли, кустик, который она самолично посадила
в головах у матери, оказался в ногах (был бы Семен Иванович повнимательнее к деталям, как в своем ремесле...), да и подвял к тому же. А при ближайшем рассмотрении выяснилось, что вроде бы и памятник как-то кривовато стоит, и гробничка слишком глубоко вкопана. Уж не ограбили ли покойницу (в гроб легла Анна Иннокентьевна с золотыми зубами)? Ничему не удивляющиеся судмедэксперты вместе с несколько ошалевшими милиционерами сделали вывод: ограбили. Золотые зубы пропали. Вместе с головой...

Характерно, что узнав об этом, пораженная горем дочь
воскликнула: "Это он, он сволочь, чучело набил!", что свидетельствует о качестве женской интуиции и понимании сути характера бывшего супруга.

Ее слова были восприняты с недоверием, но на квартиру
к Семену Ивановичу представители органов правопорядка все же отправились. И не пожалели об этом.

Войдя в комнату, вслед за побледневшим и растерянным
хозяином, оперативники застыли. В углу комнаты,
увешанной и заставленной головами и чучелами мелких и крупных животных, на подставке, обитой черным бархатом, по-королевски горделиво красовалась голова Анны Иннокентьевны, тщательно причесанная, с блестящими серьгами в ушах. Шея покойной тещи была украшена белоснежными елецкими кружевами, выгодно
оттененными бархатом подставки. Румяные губы покойницы
слегка улыбались, а глаза были скрыты элегантными
солнцезащитными очками итальянского производства (проблему аутентичных глаз Семен Иванович решить не успел: друга-рецидивиста просить было как-то неудобно, а на протезы у него выхода не было, по крайней мере, пока). Перед головой, отражаясь в стеклах очков, горела тонкая восковая свечка, и ее колеблющееся пламя оживляло лицо, играя тенями на крыльях носа и в уголках губ. Лицо улыбалось и дышало. Зрелище было столь фантастичным, что присутствующие
живые перестали чувствовать себя таковыми и на
мгновенье перестали дышать и думать. Но долг есть долг. "Макин, сними очки с... объекта, -- запнувшись, зачем-то приказал старший оперуполномоченный,
не в силах оторвать взгляда от огонька, пляшущего в темной бездонной глубине стекла, -- пригласите эту, как ее, для (голос его осел) опознания." Очки с опаской и стараясь не касаться "объекта", снял сержант, совсем еще пацан. Снял, задержал их в руке, и вдруг, уставившись на "потерпевшую", захохотал. Настолько неожиданно, что бывалые стражи порядка вздрогнули. "Макин, прекратить!" -- с отчаяньем крикнул старлей, но сержант, закрывший спиной от остальных голову на постаменте, не отрывая взгляда от увиденного, всхлипывал, и непонятно было, смеется он или плачет... А, когда, захлебнувшись своими странными звуками, он как-то резко дернулся в сторону, вздрогнул и старший. Оленьими, карими, блестящими глазами без белков смотрела на живых мертвая Анна Иннокентьевна -- и на потерпевшую, а тем более на жертву надругательства над трупом вовсе не походила.
"На память, на память хотел", -- раздался в наступившей вдруг после отсмеявшегося Макина тишине тусклый голос. Сжавшийся, постаревший в одночасье Семен Иванович решил наконец объясниться.
"Она же... я... не будет ведь... память", -- бормотал он, и все стояли, не зная, как жить эти ближайшие минуты. И нужно ли...

* * *

В коричневом байковом халате с загадочной надписью ОКПБ 12МО, размашисто намалеванной на спине черной краской, сидит на продавленной кровати Семен Иванович и тоскливым взглядом провожает редких ворон, нелепо машущих крыльями за зарешеченным окном. Глупая птица, суетливая, -- думает он, -- вот если бы головку набок, в клюв сыра кусочек грамм на 100-150, а правую
лапку отставить... И камушков беленьких
на подставку приклеить. Другое дело!

М.Л. и О.Б. - несколько лет назад


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
202. [MAT] readers of the storm


  Исключение из правил, правило, состоящее из исключений. Исключение данного правила из ряда других.
Ряды правил, с немым укором ждущие выполнения.

Выполненное в смешанной технике панно. На нем три розовые рыбки среди фиолетовых водорослей. Легкий ветерок колеблет тонкий шелк, и рыбки застенчиво улыбаются, подмигивая серебряными глазами.
На илистом дне пруда поблескивают серебряные монетки,
залог скорого возвращения меня к этим берегам.
Страдательный залог, прошедшее время, вот его следы на плотном песке, они теряются в пене прибоя. Меня прибило к берегу, пальцы гладят мокрый песок, а мои друзья идут по Алабаме, щуря стальные глаза, и песок засыпает следы. Засыпаю и я, под ласковый шепот прибоя, прислонившись к толстому розовому
боку большой рыбы. Основное правило, не терпящее исключений: руки у человека должны находиться по бокам туловища, параллельно друг другу и друзьям моих друзей. И только тогда я смогу вернуться к этим берегам, найти свои недавние следы, похожие
на вмятины от тел маленьких рыбок, сглаженные прибоем и прошедшим, past in future, временем. Пастозная живопись закатного неба, нечто розовое, золотистое и лимонное. Небо поворачивается широким розовым боком, и первая звезда подмигивает мне, рассыпая серебро по холодным волнам, это плата за мое возвращение сюда,
где только сухой стеклянный песок и сталь, осыпающаяся ржавчиной, оседающей на илистом дне глаз друзей моих друзей, не терпящих исключений из правил, исправленных временем и водой. "Эврика!" -- воскликнул один, "Every..." -- попытался, быть может, сказать другой, но вода сомкнулась, как усталые веки, не впуская дневной свет в свою сокровенную глубину,
не признающую правил.

Пруд, светящийся в глубине старого сада, истерзанного грозой, плотный настил из осыпавшихся влажных листьев,
между настороженных деревьев идут мои друзья, они пришли за мной, еще не зная, что мой счет не оплачен, виза на возвращение не получена, и меня здесь нет. И они, растерянные, ищут мои следы, перешептываясь с удивлением и тревогой, а я наблюдаю за ними из своей глубины, и вода смыкается над моим лицом,
колеблемая легким ветерком, и стеклянные монеты позванивают в кармане человека, уходящего торопливой походкой в сторону Алабамы.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
203. [MAT] За нами остаются сожженные города...


  За нами остаются сожженные города. В нашей памяти зияют черные дыры. Черные кошки нагло шествуют через наши тропы, даже когда мы выбираем другой путь. Мы выбираем другой путь? Нет, это он выбирает нас из многих, толпящихся у его начала, которого нет.
Все происходит с нами. Мы происходим всегда. Каждую ночь мы рождаемся заново и живем в новом мире. И если повезет, умираем, чтобы следующей ночью начать все с нуля. И мир, созданный для нас на эти пять-шесть часов, распадается, разлетается вдребезги,
и потом эти дребезги ложатся незаметными кирпичиками в
постройку нового, иного города -- когда-неизвестно, зачем-непонятно.

Мы приходим друг к другу в гости, мы живем пятичасовую вечность по законам мира, созданного для нас. Но я не знаю, как мне живется и умирается там, в твоем мире, а ты и не догадываешься, как я ищу тебя много-много лет в своем. Ищу и нахожу, и ты совсем такой же, как взаправду, и тоска моя по тебе жжет, сконцентрированная в заданном на эту ночь пространстве, но утром ты не помнишь, что говорил мне у стен моего города этой ночью, когда я нашла тебя после долгих скитаний по окровавленному лесу, в котором были только улыбающиеся мертвые старики,
и никто не видел тебя, а значит, ты жив, ты где-то рядом. Есть, правда, один способ найти тебя, и он прост -- но так трудно проснуться...

Однажды ты вспомнишь, как ты жил в моем сегодняшнем ночном мире. Ты расскажешь мне, где ты был, почему случилось так, что мне сказали: "Его нет..." Ты все объяснишь, ведь ты слышал мой крик
в этом лесу, я звала тебя, ведь ты слышал?

Если бы я могла взять тебя в свои сны... Ты бы не догадался, что живешь в них не по своей воле. А в своих -- разве по своей? Я бы сделала все, чтобы тебе было легко и приятно. Я бы избавила тебя от ночных кошмаров, и заодно -- себя, ведь самый кошмарный мой кошмар -- искать, продираясь сквозь колючие ветки
и падая в пропасти, на дне которых день без тебя... И ты будешь рассказывать мне свои сны, не подозревая, что я знаю все, что случилось с тобой, с нами этой ночью, в мире, созданном для нас. А я ничего не расскажу тебе, я буду лишь понимающе улыбаться,
когда...

Как важно знать, что ты жив... Даже во сне. Я не хочу умирать в твоих снах, и не позволю тебе умирать в моих. Если нет у меня такой власти, хорошо, я буду искать тебя. И найду, даже если мой сон будет слишком длинным, а жизнь... жизнь... жизнь...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
204. [MAT] Невстреча


  Так уж совпало, что Они встречались довольно часто, но непредсказуемо. Вот Он, например, пришел вечером в понедельник в маленькое кафе на углу двух улиц, а Она совершенно случайно проходила мимо него во вторник утром. Приятная и неожиданная встреча. И ничего,
что время свидания пыталось сыграть над ними шутку и не совпало, как этого следовало ожидать. И совершенно неважно, что ее время было отмечено снегом, а его -- мелким дождем. И что его вечером кафе было открыто и полно народу, а ее утром на дверях еще висел замок.
Сотни мелких обстоятельств всегда мешают нам -- и обстоятельства времени и места не исключение из правила. Можно представить себе более удачное свидание... Ну, например, когда Он в воскресенье 3
апреля ждал ее у театрального подъезда. Она же в это время вязала свитер на даче, в нетопленном доме, совсем одна. У нее не было телефона, Она не могла сообщить о том, что не придет, да и, как вы уже поняли, ей просто некуда было звонить, ведь на ее календаре было 14 ноября...

Они все-таки любили друг друга и не устраивали сцен
из-за неумышленных опозданий и несостоявшихся встреч. В следующий раз все будет хорошо, думал Он, засыпая в полтретьего, после встречи с ней на мосту у вокзала. Он все рассчитал: дождь во второй половине дня,
расписание поездов было выучено наизусть, третья ступенька лестницы проломилась еще вчера утром. Они должны были встретиться. Но у нее были свои резоны, чтобы весь этот день бродить по набережной
в другом конце города и считать до 26 567. Эту цифру Она и написала мелом на торце бетонной плиты, а он, через две недели увидел полусмытые дождем знаки и понял, что Она была права. И еще Он подумал о ней с нежностью.

Через пять лет отношения их все еще были ровными и,
можно сказать, счастливыми. Они предусмотрительно отказались от многого, что делает семейную жизнь приятной и необременительной. Но никто из
них ни разу не подал другому повода для раздражения, ревности, неприязни. Никто из них не претендовал на свою исключительную роль в жизни другого.
Никто из них не предъявлял свои права и не требовал от другого выполнения каких-либо обязательств. Он никогда не требовал от нее отказаться от привычки смеяться на похоронах, а Она, в свою очередь, ничего не имела против его зеленого галстука, который Он носил под рубашками любого цвета. Он уважал ее пристрастие
к шоколадным конфетам двухлетней давности, а Она снисходительно посмеивалась над его манерой кормить голубей манной кашей из красной эмалированной кастрюльки, вываливая ее прямо на их сизые спины. Голуби, перемазанные манной кашей, теряли способность ориентироваться на местности и становились легкой добычей котов, которым Она приносила на помойку старые резиновые игрушки для развития у обездоленных животных воображения и хватательного рефлекса...

Так шли годы. Их жизнь не омрачали житейские бури, денег хватало, любовь и уважение, зародившиеся в незапамятные времена, давали свои пресные, но неядовитые плоды. Они прожили долгую
счастливую жизнь и умерли в один день: он скончался от инфаркта в вагоне электрички 23 марта 1998 года, а она тихо умерла во сне, приснившемся ей 1 августа 1999 года. Они ничего не знали о смерти друг друга. И очень хорошо, а то бы эти вести опечалили их. Они ничего
не знали о жизни друг друга. И это хорошо, а разве смогли бы они быть счастливы вместе? Ведь они были слишком разными и совсем не подходили друг другу. Кроме того, время и пространство подчас склонны весьма жестоко шутить над нами...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
205. [MAT] Дом, которого нет


  Домовой переезжал в новый дом в лапте. Нельзя в новом жилье без "хозяина". Он хоть и сердитый и обидчивый, а без него -- страшно. Ну застучит ночью в дымоходе, всех перебудит, так хоть знаешь -- свой,
а мало ли всякой нечисти неприкаянной кругом шляется... Зато и предупредит, если случайно заглушку закроешь -- заволнуется, грохнет чем-нибудь в печи,
аж из поддувала искры столбом. А ведь бывало -- люди целыми семьями угорали. Заснут в тишине, а утром не проснутся... Без защиты трудно.

Я лежу в темной комнате на кровати и слушаю радио. Какой-то радиоспектакль. Грудной женский голос внятно произносит красивые слова. Ему отвечает сочный баритон. О чем они -- я уже не понимаю. Я мечтаю,
уткнувшись лицом в подушку, и мечты мои обрывочны и приятно смутны. Все они начинаются со слов: "А хорошо бы..." Впрочем, мне и так хорошо. Бабушка возится на веранде, гремит кастрюлей и ругается с дедом.
Я знаю, что будет на ужин и причину ссоры. Картошка и махорка. Естественно, на ужин -- картошка. Радиоспектакль в комнате, радиоспектакль на веранде. Развязка наступает одновременно. Дед сбегает в сад, звучит выстрел, раздается театральный женский вопль, падает кастрюля на веранде и бьют часы.

Часы -- в зале. Немецкие, конца тридцатых, с медным маятником. Дед починил, а бабушка недовольна: бой громкий. А мне этот бой часто будет сниться потом, когда умрет дед, дом продадут и часы замолчат, теперь уже навсегда. Все кончается. В уже чужом саду
цветут ли теперь в апреле подснежники, как тогда, сплошь? Синее небо, синяя земля. Сколько раз я видела это потом и не здесь, но...

До сих пор, наверно, пахнет чабрецом и душицей на чердаке, где я рылась в старых вещах. В моем детстве много было игрушек, хороших и разных, но шкатулка "привет с юга", гриф от гитары, старые будильники... И фотографии артистов 40-60 годов: Нинель Мышкова,
Руфина Нифонтова, Всеволод Ларионов. Красивые имена,
красивые кукольные лица. Заочное кино. Однажды я стащила с чердака позеленевшую граммофонную трубу (как только смогла -- такая маленькая была...) Отыскался и граммофон, и иглы, и пластинки -- тяжеленная
стопка. Морилка, лак, суконная ветошь, манипуляции с масленкой -- и заработало! Синее небо, синяя земля, синий платочек. Натоплена печка, постукивает в такт домовой на чердаке, шуршит иголка. Я читаю старые учебники (дед кочегарит в школе, списанные приносит).
История средних веков, как ты скучна будешь через пять лет, в школе! Милый глупый Печорин, хрестоматией причесанный, я тебя знаю давно. Ты жил там, в этом доме, и нам не было скучно.

... Иногда мне кажется, что это был мой единственный дом на земле. Он стоит себе, но это уже не он. Лаптя для домового не нашлось... Да и куда его везти?


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
206. [MAT] Волчий овраг-2


  * * *
Поставить точку в той или иной истории не так просто,
как это кажется на первый взгляд. Счастливый конец
может оказаться началом душераздирающей драмы, а трагическая развязка подчас завязывает новые узелки, и топор -- далеко не лучшее средство, чтобы избавиться от проблемы.

Кстати о топорах: как-то меня нашел по рабочему телефону мой старый знакомец, тот самый Трофимыч, сосед по больничной койке и автор странного повествования, которое я в свое время обработал и превратил в рассказ под банальным названием "Волчий овраг".

История та завершилась для моего героя печально -- он с тяжелыми травмами оказался в больнице. И виной тому был не волк-оборотень, о котором он мне поведал, а сам Трофимыч, алкоголь и суровые мужики-односельчане, уверенные, в отличие от древнего героя и пьяного Трофимыча, что топором проблемы не решишь и узел не разрубишь.

История завершилась, но... вскоре имела продолжение.
Это продолжение с согласия моего героя я и собираюсь представить вашему вниманию.

Необходимо заметить, что рассказ Трофимыча был довольно бессвязен, и восстановить все события в деталях, а также разобраться в том, что происходило непосредственно с нашим героем, удалось только
в результате очень долгих и трудных для меня бесед,
в которых было больше вопросов, чем ответов,
больше попытки понять, чем истинного понимания,
так как все случившееся с Трофимычем не выдерживает критики закоснелого человеческого осознания, той ничтожной его части, которая определяется бытием в нашем крохотном мире -- одном из миров непостижимой Вселенной. И так жаль, что и рассказать об этом можно лишь человеческими словами, также рабски приспособленными к способу существования одного из видов белковых тел, как метко выразился классик...

Но тем не менее, попытка не пытка. И посему:

"Волчий овраг-2"

После больницы вернулся Трофимыч домой. А куда же еще?.. Вошел в стылый пустой дом и остановился в дверях. Почему-то не мог заставить себя шагнуть с порога на серый щелястый пол. Привычная с детства нехитрая обстановка вдруг показалась нелепой,
ненужной и пугала. Причины этого страха Трофимыч понять не мог, да и не старался. Голова была пустой, словно ветер сквозь дырку в черепе выдул все слова и мысли. Страх также внезапно исчез, и Трофимыч забыл о нем. Как ни странно, отсутствие объяснения ситуации вовсе не тревожило Трофимыча. В последнее время он часто ловил себя на том, что все окружающее он воспринимает, не утруждая себя даже самым элементарным анализом происходящего. Так смотрят на мир дети и животные. Его тело привычно совершало свой жизненный цикл, поведение никому не казалось необычным,
а то, что Трофимыч стал еще более молчаливым, легко
принималось односельчанами. Столько человек горя пережил, хорошо хоть умом не тронулся...

А Трофимыч ни о чем таком не размышлял. Он жил, не
размышляя ни о прошлом, ни о будущем. В его мире как бы наступила тишина. Исчезли необязательные суетливые мысли, затих постоянный внутренний монолог, который каждый человек произносит для неведомых слушателей даже во сне. Время не остановилось, но ход его был для
Трофимыча незаметен и необременителен. И меньше всего
Трофимыч задумывался о том, что изменилось в нем и его жизни. Казалось, так было всегда, или не было... Ему было все равно. Каждый день он ходил на работу, как ходит на охоту зверь -- чтобы жить и поддерживать свой организм. Раз уж так сложилось, что одним живым существам надо охотиться, другим искать,
третьим работать -- так и будет, пока мир не перевернется. И ни к чему говорить, что и эти мысли в голову Трофимычу не приходили
никогда. Он просто это знал. И все...

Каждое утро, еще до рассвета, выходил он из дома и по привычной тропинке через овраг, в котором уже таял мартовский снег, шел на ферму. И каждое утро было для него просто утром, а не конкретным утром такого-то числа и такого-то месяца. Где-то под снегом глухо шумела вода, натоптанная тропа петляла меж кустов, морось освежала теплое со сна лицо -- и Трофимыч был частью утра и весны, а вовсе не одиноким пожилым человеком, шагающим в такую мерзкую по человеческим понятиям погоду на работу, которая не приносит ничего кроме усталости и скудного минимума средств на пропитание. Волк, отправляясь на охоту
из теплой норы, не думает, что сегодня, возможно, ему не повезет, что очень уж холодно и он может заболеть, не тоскует при мысли о том, что впереди еще много таких же слякотных дней, а он так устал... Жалость к себе отличает "царя природы" от других живых существ,
а жалость к другим только одна из ее форм.
Трофимыч перестал жалеть себя и других, но никто, как ни странно, не мог обвинить его в черствости. Люди стали ему безразличны, но никому он не отказывал в помощи. Он помогал, не осознавая, что помогает, делает доброе дело. И не делал ничего дурного,
так как перестал знать, как это делается. Не знал и
не делал. Очень просто.

Вечером он приходил с работы, готовил себе еду, если хотел есть, курил на крыльце, неторопливо делал необходимые хозяйственные дела, иногда по привычке читал газеты, к полуночи ложился спать.
Видел сны...

Сны не казались ему необычными. И здесь я позволю себе некоторое пояснение. На мой обычный человеческий взгляд, то, что рассказал мне Трофимыч о своих снах -- довольно странно, но... Дело в том, что бы нам ни снилось, мы не перестаем быть людьми. Мы видим во сне странные вещи, ведем и слышим загадочные разговоры, ведем себя иногда вовсе не так, как наяву. Но проснувшись, мы можем хоть что-то рассказать, описать,
повторить. Если кто-то или я сам бежал во сне,
я говорю - "бежал", потому что действие,
которое я видел во сне, соответствует нашему понятию
о нем и обозначается определенным словом. Даже если мы
во сне летаем, не летая наяву, все-таки можем определить то, что происходило с нами именно словом "летать", так как в принципе знаем, как это делается. А если с нами происходит во сне что-то такое, чего нельзя выразить никакими словами, если во сне мы испытываем чувства, которые никогда не испытывал
человек? Ведь говоря "животный ужас" -- что
мы в самом деле знаем о том, что испытывает животное?.. Что мы вообще знаем о тех, кто не мы, если о себе-то знаем или думаем, что знаем, очень мало...

А Трофимычу снились сны, которые он помнил очень хорошо, но чтобы знать, что ему снилось, надо было бы видеть их самому. Он пробовал объяснить мне не "что", а "как". И мучался от почти полной невозможности сделать это. Но кое-что я все же понял. Это не было снами человека. Возможно, что это не было и снами вообще.

Как-то ночью Трофимыч проснулся от волчьего воя... Вой, как и раньше, обрывался неожиданно и переходил
в глухой то ли смех, то ли кашель. Трофимыч приподнял
голову с подушки, пытаясь определить откуда же доносится беспокоящий звук, и без удивления понял, что источником воя является его собственное горло. Но вот что казалось странным: Трофимыч продолжал выть и одновременно слышал вой как бы со стороны.
Никогда ранее не мог он представить себе,
что его гортань способна издавать подобные звуки. И что-то заставляло его продолжать до тех пор, пока не
запершило в горле и Трофимыч закашлялся.
А затем стало тихо. Так тихо, что Трофимыч
слышал собственное дыхание. Оно не было учащенным.
Дышал он коротко и неглубоко, но не задыхался,
а напротив, чувствовал, что воздуха в его
легкие поступает столько, сколько надо. Трофимыч
решил встать с постели, но понял, что не может это сделать. В полумраке он видел свои руки, но пошевелить
хотя бы пальцем не мог. Было ощущение, будто он
пытается пошевелить чужой рукой, владелец которой
об этом и не догадывается. И в то же время он знал, что рука несомненно его. Парализовало, -- подумал
Трофимыч, -- вот-те раз! Но в то же время знал, что ничего такого не произошло. И сразу же
Трофимыч ощутил потребность встать. Это было похоже на приказ. Он не в силах был его ослушаться, да и сам чувствовал, что это очень важно -- сможет он подняться или нет. Не успев подумать, как же он сможет двигаться, если руки-ноги его не слушаются, Трофимыч вновь не услышал, а ощутил категоричность приказания встать немедленно. И захотел сделать это, не останавливая себя рассуждениями о своем беспомощном положении. Захотел и тут же почувствовал себя стоящим рядом с кроватью. Не удивляясь, Трофимыч приказал себе выйти из комнаты, смутно догадываясь, что и предыдущие приказы себе отдавал он сам, но не мог и не пытался понять каким образом это происходило.

Стоя на пороге, Трофимыч оглянулся. То, что он увидел,
его потрясло: на кровати лежал человек. Опять не успев ни о чем подумать, Трофимыч узнал лежащего -- это
был он сам. Да, несомненно, Трофимыч стоял на
пороге своей с детства знакомой комнаты и одновременно, если такое понятие вообще существует, лежал в своей постели, с которой он только что встал, повинуясь своему же приказу...

Но почему-то думать обо всем этом было некогда.
Какая-то сила гнала нашего героя прочь из дома.
Оставаться здесь было нельзя, может быть, опасно.
Трофимыч знал, почему, но не стал себе объяснять.
И не думал о том, как получилось, что он оказался в чистом поле, судя по всему, далеко от дома.
Усталости не было, дышалось по-прежнему легко. Трофимыч бежал, мчался по подмерзшей за ночь земле (была середина марта, снег уже стаял, но в последние дни ночи стояли морозные). Незнакомое прежде чувство овладело Трофимычем. Это было неизвестное ему, простому советскому колхознику, чувство полной свободы. Что-то похожее он, верно, ощущал в раннем детстве, но с тех пор прошло столько лет...

Не казалось странным, что он, пожилой и не отличающийся крепким здоровьем человек, бежит уже довольно долго и не валится с ног от усталости, а наоборот, мчится все быстрее, плавно и легко, не спотыкаясь об мерзлые комья пахоты.
Не летит над землей, как это бывает во сне,
а чувствует мерзлую твердь всеми четырьмя ногами...

Надо заметить, что Трофимыч не сразу осознал,
что есть что-то необычное в этом ночном беге в почти полной темноте. Его не заботило, что он оказался в поле неодетым (одежда лежала на стуле рядом с кроватью, Трофимыч отметил это, когда смотрел на спящего себя), он не мерз, но чувствовал, что ночь очень холодна. Не пытался понять, как он бежит в темноте, не падая поминутно в канавы и рытвины.
Это он-то, страдающий с детских лет куриной слепотой и уже в сумерках двигающийся наощупь! Он просто несся
по полю, без всякой видимой цели, и наслаждался бегом,
холодом и свободой. Кроме того, он сохранял особое равновесие, недоступное на бегу двуногим. И как-то сразу принял это. Но откуда-то из глубины его сознания мелкими и назойливыми рыбешками всплывали мысли о спящем в доме человеке, который тоже был им, бегущим сейчас в поле. И когда этих неотвязных мыслей стало так много, что они просто заговорили в голос в мозгу Трофимыча, он сдался и замедлил бег. "Кто я, -- в смятении подумал он, -- что я, где, зачем это все?! Слышать свои мысли, после полного молчания внутри, было очень неприятно, но Трофимыч не мог больше. Сила, которая подарила ему часы или мгновения свободы, ушла. Он физически почувствовал, как она покидает его тело вместе с чудесным теплом, согревавшим его во время ночного променада, попытался удержать ее в себе, затосковал и... проснулся.

Страшная тяжесть придавила Трофимыча к постели.
Он опять не мог пошевелиться. Но совсем по другой причине -- нечеловеческая усталость, которую он, знающий что такое непосильный
физический труд, ни с чем не мог сравнить, навалилась так, что Трофимыч закричал. Беззвучно, его сил не хватило бы даже на слабый писк. Похоже было, что его завалили землей, но он почему-то жив.
Хотя, если бы Трофимыча спросили, жив он или мертв,
он вряд ли смог бы ответить однозначно... Пытаясь
шевельнуть хоть чем-нибудь, Трофимыч напряг мышцы и... проснулся снова. Он мог теперь двигаться, но не захотел этого. Полежав некоторое время, не шевелясь и стараясь ни о чем не думать, Трофимыч
незаметно для себя заснул и даже видел какой-то сон,
похожий на обрывки кинопленки. Это уж точно был сон,
и когда Трофимыч проснулся уже окончательно, за окнами светало. Он поднялся и отправился на работу.

Чувствовал себя Трофимыч неплохо, но почему-то побаливали мышцы ног. И рук...

* * *

Весь день, механически занимаясь привычными делами,
Трофимыч думал о прошедшей ночи. Сон, приснившийся ему, а Трофимыч все же склонен был считать происшедшее сном, в памяти сохранился во всех деталях. Ощущение реальности сновидения было настолько ярким и полным, что даже пугало. Сегодняшний день, думалось Трофимычу, был больше похож на сон, чем этот ночной бег по мерзлой земле. И никак не мог он забыть это неизведанное ранее ощущение полной свободы,
свободы существа, слившегося с природой, составляющего с ней единое целое... Вечером, ложась спать, Трофимыч подумал, что неплохо было бы еще раз испытать подобные ощущения. Он закрыл глаза и сосредоточился на воспоминаниях. Хотелось восстановить в памяти каждый комок земли под ногами, линию лесополосы, в темной массе которой, несмотря на темноту, он различал каждое дерево, каждую веточку, безлунное ночное небо, как бы ставшее неизмеримо огромным и одновременно близким и даже родным. И этот холодный воздух... Воздух свободы и счастья... Трофимыч лежал на спине и всматривался в темноту перед глазами. Он вдруг понял, что глаза его открыты, но в темноте не проступают очертания знакомых предметов. Темнота была плоской и абсолютной.
Внезапно где-то на периферии зрения Трофимыч
заметил светлое пятно, очень маленькое, почти точку.
Оно не двигалась, когда он моргал глазами, и он видел
его все время, даже на краткий срок смыкая веки. Пятно
становилась все ярче и, оставаясь такой же маленькой,
приковывала к себе внимание Трофимыча.
Он неожиданно понял, что смотрит на нее не как на внешний объект, а как на что-то внутри себя. Он понял, не пытаясь понять, что в этой точке его ночная свобода, и от осознания этого ему стало так легко и радостно, что он засмеялся. Засмеялся, но голоса своего не услышал... Я сплю, и это сон, -- думал Трофимыч. Внезапно пятнышко уже ослепительного света перед глазами исчезло, но он не переставал следить за ним, даже не удивляясь, как же так -- он его больше не видит, но знает, где оно сейчас... А
оно уже было очагом жара где-то внутри его тела. И жар
постепенно охватывал Трофимыча. Похоже было,
что внутри его растекаются тонкие горячие ручейки.

Стало невероятно трудно дышать. Он понял, что умирает,
но не испугался. Не сделал и никаких попыток пошевелиться, так как почему-то знал, что все равно не сможет этого сделать. Вместо страха пришла уверенность, что так надо, и Трофимыч с неожиданной остротой вспомнил, что похожее с ним уже было в больнице, когда он после очередной капельницы спускался с подушкой по лестнице, сопровождаемый молодой и бестолковой санитаркой.
Она куда-то спешила и не вела его под руку,
а буквально тащила. У Трофимыча сильно
кружилась голова, он почти не видел ступенек и, оступившись, покатился по лестнице. Девушка не смогла его удержать и с ужасом смотрела, как Трофимыч,
не выпуская подушки, считает ступеньки. Но падение
оказалось удачным, если не считать того, что Трофимыч сильно ударился спиной. В момент удара у него
было ощущение, будто из легких вышибли весь воздух.
Стало горячо внутри, раскаленные ручейки поползли в разные стороны, и Трофимыч понял -- конец.
Что-то заставило его смириться с этим, и он обреченно стал ждать, пытаясь все же вдыхать воздух крошечными порциями. Как ни странно, частое и неглубокое дыхание помогло. Легкие как бы расправились. Трофимыч мог
даже поклясться, что слышал своеобразный шорох.
Он сидел у стены, по-прежнему обнимаясь с подушкой,
и смотрел, как медленно-медленно спускается с
лестницы санитарка с лицом, побелевшим от страха.
Никаких повреждений Трофимыч в результате падения не получил, но мир как-то неуловимо изменился. И сейчас
Трофимыч испытывал очень похожие ощущения. Он
решил повторить дыхательные упражнения, которые в
тот раз спасли его, как ему казалось, от неминуемой смерти. И действительно, стало легче. Он лежал в
темноте и не чувствовал своего тела, но знал,
что с ним все в порядке. А дальше было все, как в прошлый раз, но гораздо быстрее, так как Трофимыч теперь знал чего он хочет. Это был несомненно сон, но им почему-то можно было управлять. И Трофимыч был в восторге от этого.

Он сначала пожелал оказаться в поле, но передумал.
Хотелось посмотреть, как выглядит родное село в приснившемся ему сне. И вот он уже бежит по темным спящим улицам. Трофимыч уже не удивлялся тому, что видит все до мельчайших подробностей.
И не казалось необычным его сне все было точно так как
в действительности. Он узнавал знакомые дворы и дома.
Где-то залаяла собака и Трофимыч не раздумывая повернул туда. Пес лаял во дворе приятеля и тезки Трофимыча, Василия Петровича, того самого охотника, с которым они когда-то пытались разгадать тайну Волчьего оврага. Трофимыч остановился у поленницы, так как услышал голос Василия. Он, видимо, вышел по нужде и беззлобно матерился, обращаясь к кобелю. Трофимыч почему-то встревожился. Ему не хотелось, чтобы его кто-нибудь видел. Но ведь это сон...
А на приятеля посмотреть было интересно, и Трофимыч
осторожно толкнул носом, носом калитку. Она была незаперта и распахнулась. На пороге стоял Василий, несмотря на холод, в подштанниках.
Он уже завершил свое дело и собирался уходить.
Но вдруг застыл на месте, глядя прямо на Трофимыча,
и выражение его лица напомнило Трофимычу лицо матери,
в ту ночь перед ее смертью. Трофимыч
хотел приветственно помахать рукой, но тут же вспомнил, что это сон, и видит Василий не его (это было бы, как он думал, невозможно), а что-то другое. Вдруг двор осветился бледным светом. Это вышла из-за тучи луна, и Трофимыч знал, что это луна, но в то же время чувствовал, что это нечто иное, неизвестное ему
в повседневной человеческой жизни, но притягательное и тревожащее. И Трофимыч, не в силах сопротивляться неведомой силе, поднял отяжелевшую голову и завыл. Он выл и одновременно слышал эти нечеловеческие звуки как бы со стороны, а еще он видел, как Василий, что-то бормоча и скуля, как побитая собака, трясущимися руками пытается открыть дверь веранды, а пес, о котором Трофимыч совсем забыл, припал к земле, вздыбив шерсть на загривке, и тоже скулит, закрыв глаза и словно ожидая неминуемого удара. Но все это Трофимыч видел уже почему-то издалека и без интереса.
А потом все завертелось, стало темно и пусто,
снова исчез воздух, потом дыхание восстановилось... Трофимыч проснулся на своей совершенно холодной постели, и долго дрожал, пытаясь согреться, а потом
снова заснул, уже до утра.

Днем доярка Филимонова, соседка Василия Петровича,
пробегая мимо Трофимыча, сообщила ему новость,
которая заставила Трофимыча задуматься. Оказывается, рано утром за Василием Петровичем, по вызову перепуганной жены, приехала "скорая" из Орловки и забрала его в больницу. "Его санитары вяжут, -- рассказывала Филимонова, -- а он одно твердит: "...а
в каждом глазу у него -- смерть. Лунная смерть, серебряный огонь..." Скажи пожалуйста, где он слова-то такие вычитал?!"

Трофимыч отказывался что-либо понимать. Совпадение это или... А что "или", если это сон? А если не сон? Ну и черт с ним, вдруг решил он. Я-то что могу сделать?
"Серебряный огонь" -- надо же!

* * *

Постепенно Трофимыч привык к своему новому положению.
Ночные прогулки становились все продолжительнее. "Оборотень так оборотень, -- смирился
он со своей участью, -- вреда-то никакого..." Единственное, что беспокоило Трофимыча, возможность попасться на глаза еще кому-нибудь.

Выписавшийся из больницы Василий был тих и на внешние
раздражители реагировал тупо. С Трофимычем здоровался,
но каждый раз как-то сжимался и начинал бормотать себе под нос. "Интересно, каким он меня видел, -- думал Трофимыч, -- и знает ли он, что это я?
Если нет, то почему так странно себя ведет, а если знает..." Спросить у Василия, как вы сами понимаете, он не мог. "В этот раз обошлось, -- размышлял
он, -- а вдруг кто, не разобравшись, пальнет из чего-нибудь". В чем "не разобравшись" -- Трофимыч представлял слабо. Свой новый статус он
осознать не пытался. Ночью, и он теперь это понимал,
он становился волком или чем-то вроде того.
Следы от собственных лап он в поле видел, специально ходил смотреть. Когда шел, смутно надеялся, что ничего такого там нет, но найдя на оттаявшей земле отпечатки необычайно крупных волчьих лап, не удивился и даже подумал о себе с уважением.

Почему же Трофимыч ничего не помнил о своих добольничных похождениях в волчьем образе? Этого он не мог объяснить. И почему все так хорошо помнил сейчас?
Видимо, какой-то предохранитель, избавлявший его от воспоминаний, сгорел в результате памятного падения с лестницы...

А весна уже была в разгаре. И появилось в
волчьей жизни Трофимыча одно неудобство,
о котором он и думать стеснялся. Пожилой уже человек,
давно, если так можно выразиться, забывший о
своем мужском естестве, в свои волчьи ночные часы
совершенно явственно о нем вспоминал. Он пробегал
многие километры по весенним лугам и ноздри его раздувались в надежде уловить запах самки. Но, как вы догадываетесь, надежда оставалась надеждой...

Измученный зверь ползал брюхом по влажной земле, катался, как щенок, по новорожденной траве, тер морду лапами и жалобно скулил, а утром было стыдно человеку.

Ночные веси безлюдны, и Трофимыч чувствовал себя вольготно. Собаки при его приближении вели себя странно. Даже самые злобные и крупные псы забивались куда-нибудь подальше и делали вид, что их нет. Лишь однажды Трофимыча встретил яростный лай. Кобелишка был молод и глуп. Трофимычу почему-то не понравился столь нелюбезный прием, и он задушил щенка. Сначала хотел оттащить его подальше, чтобы не вызывать подозрений, но передумал. Собачьи разборки -- дело
обычное, а молодая трава, примятая его телом, утром распрямится и скроет все следы ночной казни... Так оно
и случилось, по крайней мере, разговоров об этом событии Трофимыч не слышал, да они его и не интересовали. Вообще, ставший нелюдимым после смерти матери, он теперь вовсе замкнулся в себе. Нелепость людских поступков впервые в жизни стала очевидной для него. Кроме того, он перестал смотреться в зеркало, так как его внешность почему-то перестала быть привычной и видел он себя другим. И этот другой
ему явно не нравился. Чтобы не бриться, отпустил бороду и стал похож на лешего.

Волчья жизнь не стала для него основной,
но жизнь человеческая стала казаться обременительной и глупой. Что с этим делать, Трофимыч не знал.

Как-то, возвращаясь с работы, встретил он на улице Сергея, того самого, которого он подозревал в необъяснимых тогда вещах.
Сергей был бледен и похудел еще больше. Перебросившись
парой незначащих фраз, Сергей вдруг задал вопрос,
который сразил Трофимыча наповал: "Ну, теперь, волчище старый, ты все понял?"

...Они сидели на бревне у Сергеева дома и разговаривали. "Эх, брат, -- говорил
ему Сергей, глядя с тоской куда-то вдаль, -- беги отсюда, беги. Двойной жизнью долго не проживешь. Ты уже сейчас скорее волк, чем человек, а дальше... Или ты станешь свободным, или, как я, будешь медленно подыхать от тоски среди этих, -- кивнул он головой в сторону проходившей мимо бабы, -- людей". Он так произнес это слово, что Трофимычу стало не по себе.

Сергей раньше был полярной совой. Все, что
с ним было несколько лет назад, когда он работал на севере, было похоже на происходившее с Трофимычем. Но,
почувствовав вкус свободы в ночных полетах над тундрой, Сергей испугался. У него была семья, двое детей, и улететь от них в буквальном смысле оказалось ему не под силу. "Я спать перестал, -- словно жалуясь,
рассказывал он, -- а оно все равно. Что-то включается само собой, думать больше ни о чем не можешь, -- глядь, ты уже летишь, а тушка твоя, живая как бы и здоровая, на кровати спит. И никто ничего не знает". Но больше всего Сергея напугало, когда он, уже расправив белоснежные крылья, вдруг не увидел своего спящего человеческого тела. Утром все было как обычно, жена, слава совиным богам, не проснулась
в этот жуткий момент и ничего не заметила,
но Сергей услышал первый звонок. "И я понял, что надо
с этим кончать. Стал пить, чтобы потерять концентрацию мыслей. Помогло. Не сразу, но помогло. Ты видел пьяную сову когда-нибудь? -- нервно хихикнул Сергей. -- Ощущения же, я тебе скажу, отвратительные. Да
ты и сам небось помнишь, квасил ты тогда неслабо..." Он не верил, что Трофимыч ничего не помнит из своих приключений той осени. "Так вот, -- продолжал свою невеселую повесть Сергей, -- я вновь стал человеком.
Алкоголь и свобода несовместимы..." Но жить
по-прежнему он уже не мог. Все вдруг опротивело -- и работа, и дом, и тундра не с высоты птичьего полета. Семью бросил без жалости. Даже сам себе удивлялся. Дети... Они должны были быть не такими. Он не верил, что эти крикливые голенастые создания с маленькими глазками -- его дети. Его были бы белыми, пушистыми, большеглазыми...

Он уехал с севера. Полярные совы не живут
в Черноземье... Думал забыть, но не получилось. "Я не живу теперь, а вернуть ничего не могу... Я завидую тебе, Трофимыч. Пока еще не поздно, беги... Есть еще заповедники, леса. Зачем тебе это, -- он с презрением ткнул Трофимыча в бок, -- дерьмовый кожаный мешок. Я видел тебя тогда, в овраге. Ты прекрасный зверь, мощный, крупный, шерсть серебристая,
горит в лунном свете. Серебряный огонь..."

Трофимыч молчал, не зная что сказать.
Хотелось еще спросить, узнать, но... о чем?.. И он
не нашел ничего лучшего, чем задать вопрос о той ночи
в овраге, когда Сергей нашел его без сознания
(и видел в образе зверя!?) и испачкал его майку своей кровью. "А, это... -- отмахнулся Сергей. -- Споткнулся я и об твой топор дурацкий руку порезал. Слушай, Трофимыч, -- внезапно развеселился он, -- а ведь ты на себя с топором-то ходил!" Но Трофимычу не было смешно...

Через две недели после этого разговора Сергея
нашли в сарае повешенным. Он, понятное дело, не оставил никакой записки, но Трофимыч знал о причине самоубийства. Знал, но никому не сказал. А что он мог сказать?

...Он выл в поле, далеко от деревни и
полная луна в ту ночь казалась Трофимычу круглым совиным глазом.

Все чаще Трофимыч задумывался над тем,
что сказал ему Сергей перед смертью. "Беги отсюда, -- вспоминал он, -- а куда бежать? Я же не совсем волк, как по волчьи жить -- не знаю. Одному -- тяжело,
а если с другими? Как они ко мне отнесутся?" Представить, что где-то еще есть волколаки, подобные ему, Трофимычу было трудно. Сергей про других сов ничего не говорил. А спросить у него было теперь уже невозможно.

И Трофимыч маялся. Он отчетливо осознавал,
что среди людей жить ему становилось все труднее. Волчья натура проявлялась с некоторых пор неожиданно. Трофимычу приходилось быть осторожным и осмотрительным. А также меньше общаться с людьми. Он не думал, что кто-нибудь
подозревает его, -- люди охотнее верили в
летающие тарелки и инопланетян, чем в
привычных ранее оборотней, леших и домовых. А если
какая-нибудь ветхая старушка заподозрит, -- кто же ей поверит?

Волчья жизнь становилась все интереснее.
Как-то Трофимыч решил поохотиться. Оказывается,
в его родных местах, о чем он раньше и не подозревал,
водилось довольно много зайцев. Съесть придушенного зайчишку Трофимыч не решился, оставил в кустах. Но, вернувшись в человеческий облик, все же сходил за трофеем, думая приготовить дичь по пока еще привычному человеческому рецепту. Но в кустах ничего не нашел. Не было и никаких следов. Опередили... Хотя, кто мог шататься по этим местам, да еще и по кустам шарить? Собаки из села сюда не забегали. Может, чуяли Трофимычев волчий дух, а, может, по другой причине,
неизвестной Трофимычу. Вот загадка... Впрочем, долго
размышлять об этом маленьком происшествии Трофимычу
было некогда и не хотелось. Он неотступно думал
о Сергее и его горьких словах. Но что делать, не знал.
Просто бросить все и бежать? Где его ждут? Строить
планы Трофимыч не стал, но поохотиться еще раз решил,
тем более, что получилось это у него, вопреки ожиданиям, неплохо. Тело волка само знало, что делать, а Трофимыч-человек вроде бы наблюдал со стороны за своими действиями.

Необходимо заметить, что после памятного разговора
с Сергеем Трофимыч, отправляясь на ночную прогулку,
каждый раз смотрел на кровать, где продолжал спать человек с его внешностью. Все было по-прежнему. Кто спит на кровати, Трофимыч уже не знал, и это неподвижное тело в последнее время казалось ему чужим. Откуда же берется его волчье тело, Трофимыч не знал
тоже, а оно, несомненно, существовало,
и были этому веские доказательства.

Но в ту ночь, когда Трофимыч решил повторить
свой охотничий опыт, случилось то, о чем предупреждал его Сергей, -- кровать была пуста... И Трофимыч испытал новое чувство, также незнакомое ему прежде, -- чувство полного освобождения от чего-то,
что никак не ощущалось ранее, но потеря его стала сразу заметна.

И, отбросив прочь сомнения, Трофимыч выскочил во двор.
В эту ночь ему все удавалось легко. Он был полон сил и энергии, чувствовал каждую мышцу своего мощного тела. Воздух, холодивший его нос, как никогда был переполнен волнующими запахами. И охота удалась на славу. Трофимыч с аппетитом сожрал тощего по весне зайца, и через полчаса еще одного. Вкус сырой зайчатины показался ему приятным и привычным. И был гораздо лучше козлятины. Но вот почему в ту свою беспамятную пору Трофимыч запросто, судя по всему, ел сырое мясо, а теперь ему нужно было на это решиться?

Нет, он ничего не помнил, но знал, что все это
было с ним и раньше. "Кто я, все-таки, -- спрашивал неизвестно у кого оборотень, -- человек, ставший волком, или волк, зачем-то всю жизнь бывший и человеком тоже?" Ничего привлекательного
в своей человеческой жизни Трофимыч теперь не находил. Не находил, как помнилось, и раньше, но думать об этом стал только теперь. "Серега, конечно, -- рассуждал он, -- жена, дети. Привязанность, как ни крути. А я что? Бобыль. Только мать... Я же о ней ничего не знал, хоть всю жизнь вместе и прожили. А она, может, она -- знала?" Не находил Трофимыч ответа на этот вопрос.
И почему он был одинок всю жизнь, тоже неясно. Была ведь любовь, была. Да как-то глупо получилось. Поссорились, разошлись, а вспоминал об этом Трофимыч как о эпизоде чьей-то, не его, жизни. Женщина та умерла молодой, и Трофимыч даже имя ее вспомнил с трудом. Та, прошлая жизнь казалась ему теперь просмотренным когда-то фильмом,
довольно скучным и плохо срежиссированным. Настоящим было то, что происходило с ним сейчас. И вроде бы, чего проще, бросить все и бежать в своем истинном облике куда глаза глядят, подальше от людей, с которыми у Трофимыча, как выяснилось, было так мало общего. Но он колебался, сам не зная почему, а время шло, и Трофимыч, как его и предупреждал Сергей, становился все больше волком. Кстати, его интересовал один вопрос: как Сергей устраивался летом,
ведь в тундре полгода нет ночи? И еще была мысль
прогуляться по полям в волчьем облике днем, ведь рано или поздно этому суждено случиться. Но исполнить задумку Трофимычу помешало одно обстоятельство: к нему приехал дальний родственник со стороны матери, и Трофимыч весь день, а то и всю ночь был на виду, поскольку Иван мучился бессонницей и ворочался порой до утра, что-то бормоча себе под нос.
Вскоре Трофимыч ощутил скрытое раздражение, но поделать ничего не мог. А через неделю его так скрутило, что он был готов убить в общем-то
безобидного родича. "А если попробовать, -- терзала его неотступная мысль, -- вдруг он не сообразит, подумает, что приснилось?" Но
была здесь неувязка, -- как мы уже знаем, Трофимыч
с некоторых пор не оставлял своего человеческого тела спящим на постели. "Может, напоить его до отключки, -- тоскливо размышлял Трофимыч, -- а потом..." Но пришлось бы пить и самому, а пьяный волк, как и пьяная сова, по словам Сергея, это не то, что хотелось бы Трофимычу...

Но сил терпеть больше не было, и Трофимыч решился на эксперимент. Ночью, дождавшись, когда пьяный Иван, наконец, перестал ворочаться, Трофимыч, который старался пить мало, насколько это было возможно,
сосредоточился на созерцании волчьего глаза. Это была
уже отработанная техника. То пятно света, которое
он видел вначале, постепенно стало для него глазом, желтым, с большим черным зрачком и бликом ослепительного света. Сначала Трофимыч входил в радужку и как бы растворялся в ней,
переставая ощущать свое тело, потом его неудержимо
закручивало по золотистой спирали и втягивало
в бездонную глубину зрачка, а точка света удерживала
Трофимыча в том состоянии, которого он достигал. Когда уже волчьи легкие Трофимыча наполнились новым воздухом, он почувствовал взгляд Ивана. Тот не спал, и приподнявшись на кровати, завороженно смотрел на Трофимыча. Трофимыч угрожающе зарычал и сделал шаг к кровати. Иван упал на подушку и с головой накрылся одеялом, а Трофимыч повернул к двери.
Никаких последствий недавнего возлияния он не ощущал, кроме некоторой заторможенности в движениях. Уже не думая об струхнувшем свидетеле, он отправился в ночь.

Утром Иван молчал и маялся с похмелья. Все было как обычно, но Трофимыч чувствовал, что это молчание неспроста. Так оно и оказалось. Иван, собираясь в магазин за папиросами, вдруг сказал, не обращаясь собственно ни к кому: "Не думаю, что это был сон..." Хмыкнул, покачал головой и вышел.

Трофимыч остался у стола, не зная что и думать.

* * *

Никаких объяснений по поводу своего заявления Иван не дал, а Трофимыч не знал, как их получить, не вызывая подозрений. Он надеялся, что родственник сам вернется к этому вопросу, что вскоре и произошло.

-- Слушай, Вась, а ты мать свою хорошо знал? -- как бы невзначай поинтересовался он за ужином. -- То есть, -- не понял Трофимыч, -- что значит -- хорошо? -- Ну, что у нее за жизнь раньше была, до того, как... ну, ты понимаешь... -- Вот интересно, -- почти обиделся
Трофимыч, -- откуда же я могу знать, раз она
ничего не рассказывала. Ты же знаешь, что она с войны не в себе. Имя-отчество добрые люди подсказали, когда документы восстанавливали, а память к ней так и не вернулась. Она и про Пашу-то не помнит,
хотя из-за него с ней все произошло. А я мал был, сам знаешь. Мне кажется даже, что она всегда такой была. Я другой ее не помню, -- Трофимыч вдруг насторожился.
А ты что вообще хочешь сказать? -- Я, -- пожал плечами Иван, -- да так, ничего. Просто мне мать рассказывала. Она же с вами жила, после войны уехала, не помнишь разве? Все на ее глазах было.

Для Трофимыча это было новостью. Тетю Агашу он, конечно, помнил, но почему-то не думал, что она была свидетелем случившегося с матерью. Он почувствовал вдруг непреодолимое желание узнать. Но спрашивать не стал -- раз уж сам заговорил, пусть и рассказывает.

-- Ты в курсе, почему немцы брата твоего в колодец швырнули? -- Не немцы, а мадьяры, -- поправил Трофимыч, но поправка не вносила ясности,
так как он об этом событии мало что знал. -- Ну хрен с ними, мадьяры, -- поправился Иван, -- так вот, -- он понизил голос и со значением взглянул на Трофимыча, -- говорили, что мать твоя ведьмой была или что-то вроде того. -- Ну так что ж, -- не понял Трофимыч, -- ты к чему клонишь?

-- А к тому, -- еще тише сказал Иван, -- что у вас это, я чую, наследственное... И насторожился в ожидании вопроса или ответа. Но Трофимыч молчал,
изучая клеенку на столе, и Иван, на свой страх и риск, сделал следующий ход. -- Я тебя видел ночью, -- вдруг выпалил он, -- ну, тогда... Трофимыч не поднимал глаз. Он чувствовал, что Иван на грани срыва, и стоит только ему сделать резкое движение, тот наверняка грохнется в обморок или выскочит в окно. -- Ну и что ты видел? -- стараясь говорить как можно спокойнее, но по-прежнему не поднимая глаз, поинтересовался Трофимыч. Иван, видимо, ожидал другой реакции и как-то сразу сник. -- Да, в общем, ничего особенного, -- смутился он, -- ты на кровати лежал, а потом, хоп, и нету... -- И куда же это я делся? -- также безразлично спросил Трофимыч. -- Испарился что ли? -- Нет, не испарился... В общем, я плохо помню, пьян был... -- словно извиняясь, ответил Иван, но видно было, что он просто не знает, как объяснить. Бедняга умоляюще смотрел на Трофимыча, надеясь, что тот поможет разобраться. Но Трофимыч помогать не собирался. -- Пить меньше надо, -- сказал он, вставая из-за стола, но не поднимая на родственника, как он уже понял, совсем уже
волчьих глаз -- тогда и не будет черт-те что мерещиться. Я рассказывал тебе, как в больницу попал? Так что...

Разговор прервался, но Трофимыч, хоть и всячески демонстрировал безразличие, был ошарашен. Значит, и матушка тоже... Он нутром чувствовал, что с ней было то же самое. Семейка, ничего себе...

Ивана он решил больше на разговоры не вызывать.
Пусть думает, что хочет, тем более, что ему скоро уезжать. И от ночной жизни все же необходимо пока воздержаться, потерпеть. И оба своих решения Трофимыч выполнил. Первое -- легко, так как сообразил, что Иван почти ничего не понял. Свалили на пьянку, ну и хорошо. А вот отказ от волчьей сути даже на краткий срок дался ему с трудом. Назад дороги, похоже, не было...

И здесь я сделаю кое-какие пояснения. Трофимыч в
нашем последнем разговоре пообещал мне, что если соберется бросить все и стать тем, кем он в сущности был, то обязательно даст мне знать. Я не верил, что это произойдет, ведь вообще поверить во все это, согласитесь, сложно. Объявить историю, рассказанную Трофимычем, фантазиями шизофреника,
мешает лишь то обстоятельство, что Трофимыч не шизофреник. А предположить, что он, сельский мужик, начитался Карлоса Кастанеды... Я, впрочем, задал этот дурацкий вопрос, но Трофимыч покрыл всех писателей, в том числе и, разумеется, неизвестного ему Карлоса такими словами, что я понял: он и "Приключений Буратино" не читал. Читатель может поудивляться стилю изложения и заподозрить фальсификацию,
но, повторяю, все это простая литературная обработка, и рассказ нашего героя в естественном виде напечатать мы не в состоянии по цензурным соображениям. Кроме
того, все мной написанное, он читал и почти со всем согласен. Кое-где, и я горжусь этим, я сумел даже проникнуть в его мысли, о чем он и сообщил мне с удивлением, в своей обычной манере.

К тому времени, когда начала публиковаться вторая часть "Волчьего оврага" (а написана она была в начале сентября и повествует о событиях, происходивших весной и летом 1995 года) о Трофимыче ничего не было слышно. Я уже подумывал, не случилось ли чего, но вдруг получил от него письмо. Его я привожу почти полностью, поправив лишь орфографию, так как материться на бумаге Трофимыч стесняется.

"Здравствуйте, Николай. Пишет Вам ваш Василий Трофимович. Извиняюсь, что не писал. Потому что болел. Но сейчас все нормально, можно сказать, здоров. Если помните, я обещал сказать, когда соберусь, как у вас написано "стать тем, что я есть". Это, наверное, будет скоро. Невмоготу мне. Пить не помогает,
(тут я понял, чем болел Трофимыч. авт.) Ничего не помогает. Сергей правду говорил -- затянуло. Так что,
конец моей жизни здесь, а как будет там -- не знаю. Прощайте, извиняюсь, если что не так. Про меня вы все правильно написали. Хоть и не знаю, нужно ли было это делать. А в селе у нас вашу "Ярмарку" не выписывают, и ничего про меня не знают. Это хорошо. Дай вам Бог здоровья. До свиданья. Василий Трофимович."

Он написал "До свиданья" просто машинально, я думаю. Где мы с ним сможем свидеться?

Но я продолжу. Тем более, моих записей осталось чуть-чуть. Скажу только, что после отъезда Ивана Трофимыч жил спокойно, продолжал ночные вылазки
и чувствовал себя прекрасно. Мысль об уходе
прочно укрепилась в его мозгу, но нужно было
решиться окончательно. Как обставить исчезновение,
Трофимыча не особо волновало. Уехал в город и пропал. Может, убили, может, еще что. Кто его искать будет? С волчьей жизнью он освоился. На глаза людям научился не попадаться, несмотря на свои необычайные размеры. Вот еще вопрос, почему Трофимыч, человек среднего роста и среднего телосложения, не обладающий особой физической силой, зверем был могучим и крупным? Не лисой какой-нибудь, не ежом, а волком? Ответа на этот вопрос, сдается мне, я не найду никогда. И не у кого спросить...

Так вот, в последних моих записях я не
нахожу ничего интересного. Просто заметки о
повадках животных, возможно, любопытные зоологу.
Трофимыч сделал свой выбор. Остается пожелать ему удачи... Но это мое пожелание он уже, думаю, не прочтет.

Недавно, как раз тогда, когда, сидя на рабочем месте,
я перечитывал первую часть "Оврага", один мой знакомый из Тамбова, приехавший в Воронеж по делу, зашел в редакцию и забыл на моем столе небольшой кусок
районной газеты (он в нее что-то заворачивал). Я обратил внимание на одну заметку. Вот она. Вернее, ее сохранившаяся часть.

"... ом районе Тамбовской области егерем А.Н.Старковым был обнаружен труп волка очень крупных размеров. Зверь, как сказал егерь, был ранен браконьерами из автомата Калашникова и, истекая кровью, уполз в валежник, где его и нашел Старков. Откуда в наши леса забрел столь крупный экземпляр, остается загадкой. Волк был истощен и, судя по всему, болен. Поразителен,
со слов егеря, и его окрас -- серебристо-серый, почти
белый. Местные краеведы счита..."

Что считают местные краеведы, для меня также остается загадкой, как и название этого органа печати, и место гибели необычного волка... Но сдается мне, что вестей от Трофимыча мы больше не дождемся. Волку трудно жить в наших лесах. Что случилось с Трофимычем, как
он (если это был он) жил, почему дал себя застрелить... Не знаю... И не думаю, что когда-нибудь узнаю. Все истории когда-нибудь заканчиваются. Вот и эта тоже.

КОНЕЦ

Николай Недвораев, Мирра Лукенглас и Ольга Бах






обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
207. [MAT] УЗБЕКСКАЯ АЗБУКА


  WARNING! VERY DANGEROUS! КРАЙНЕ НЕНОРМАТИВНАЯ ЛЕКСИКА!

УЗБЕКСКАЯ АЗБУКА

В дополнение к Хазарскому Словарю и Этрусскому Кодексу

Посвящается Баяну Ширянову, которого хотят посадить за порнографические галлюцинации выдуманного, да к тому же и мертвого, наркомана…

…Не дай Вам Бог услышать русский мат, бессмысленный, но беспощадный…

(А.С. Пушкин после выяснения отношений с болдинскими мужиками)

ЧАС ПЕРВЫЙ

ДОПОТОП

…Ни к кому, в сущности, не обращаясь, кроме отражения в зеркале, решила я скатить с горы еще одну Телегу с Говном - во всех смыслах этого древнего, как Мир Ра, слова.

Пришла пора припасть к источнику всего сущего и срущего на Земле…

А что я имею в виду? Ну, что имею, то и введу – а именно:

ВВЕДЕНИЕ

И был Зной, и был Песок, и не росло в том Песке ни хрена, да и никаких иных растений, как полезных, так и вредных для физического и психического здоровья людей. И поняли люди, что не выжить им в этом Раю – под палящим Солнцем, немилосердно согревающим их иссохшие тела теплом своей жаркой Души. Душно было от этой Неземной Ласки людям, хуёво было им, прямо скажем. И жрать нечего было… И тогда поняли самые умные из них, что Пиздец подкрался незаметно и близок, как никогда, а остальные, хоть и не поняли, но почувствовали его зловонное Дыхание всей своей Глупостью… Вот тогда и взмолились они со всей мочи Богу, которого сами же наскоро и придумали, чтобы было к Кому обратиться. (Все их предыдущие обращения к Солнцу отправились в долгое путешествие – и куча километров их поглотила, и поняли люди, что коннектиться мазы нет – Модем не зухельный, Провайдер фуфельный, Трафик бешеный, да и неизвестно, кто там, на Том Конце - Да. Нет. Отмена. May Be Later?) Вот и решили они мылить Тому, Кто Ближе. И упали они на колени друг к другу и завопили в равнодушное к их проблемам и траблам небо: Эй, Тот, Кто Ближе – отзовись! Небо подумало, затем раздался характерный звук долбящегося об замерзающий под жарким Солнцем Сервер Модема… И прямо под ноги охуевшему Форуму упала Мессага.

Часть !

Мессага, повалявшись вдоволь на песочке и погрев отмороженные в Ближнем Космосе Бока, решил явиться, наконец, Народу. Он встал, отряхнул Его прах с наших ног, оглядел нас всех, застывших в столбняке, сардонически ухмыляясь, и сказал: Ну, я Тот, Кого вы звали? А хрен Его знает – нестройно отозвались не совсем залипшие. Тот огляделся. - А где у вас тут хрен, уважаемые? – поинтересовался Он . - Нету, – уже гораздо слаженнее выдохнула собравшаяся и отлипшая ради такого Мероприятия толпа. - Странно, – сдвинул брови Тот, Кому Дозвонились, - Слово есть, а Хрена нету... А у Кого же я могу выяснить этот, не скрою, весьма интересующий Меня лично, вопрос? - Хрен! Его! Знает! – дружно рявкнул Народ. Тот устало присел на ближайшего к нему гражданина, валявшегося в непристойной позе с полуотгрызенным Шакалами лицом. - Ясно, Блядь, - обратился к Кому-то невидимому, но явно ощущаемому, Тот, Кому Некому Было Ответить. - Все мне, Блядь, ясно. Вы тут вконец от Жары охуели, да от отсутствия Жрачки. Так, дебилы? - Так! – грянул Хор. - Ну, Хуй с Вами! – разрешил Тот. И с ними стал Хуй. - О-о-о! – обрадовался Тот, Кто Смог Это. - Ни Хуя себе! – и Хуй от Тота перешел к людям. - Ну и Хуй с Ним! – решил Тот, когда нескудно оправился от Шока. - Отращу новый, лучше прежнего – Хуй Вам, добрые люди! - И тебе Хуй! – заголосили охуевшие По-Настоящему Люди. И стал у Тота Хуй Новый, еще лучше Прежнего. Так понравился Тот Людям, что для него ни Хуя не жалко! Вышла навстречу Тоту юная девушка и преподнесла ему самое дорогое, что у нее было – 10 рублей 1991 года выпуска. - Ни… - начал было Тот, но вовремя одумался, решив, что Дай Дураку Хуй стеклянный, Он и Его разобъет, и руки порежет… - Пиздатая ты Чувиха! – вот что сказал Тот, Кто Людям по Нраву. И стала Чувиха в натуре Пиздата. - У каждой Женщины должна быть Пизда. (2 раза). Это больше, чем Нет, Это больше, чем Да… У каждой Женщины... подарю БГ, пусть песню напишет, - подумал Тот. - Только он ведь, Собака Страшная, в Простоте Слова не скажет… Яхвемизм какой-нибудь употребит… Ну и Хуй с ним! - наградил Тот и БГ, на всякий Случай. А потом подумал и добавил с сомнением: – И Цой с ним?..

Часть @

…В то время, как Тот предавался Высокой Поэзии, Женщины, рассмотрев подарок Тота благородной Чувихе и прикинув все выгоды от заполучения подобного девайса, окружили Тота плотной толпой и заверещали, давя на Жалость: – И нам Того Же! И нам Того же! Уйдите, бабы, а то ща Пизды получите, мало не покажется! И… получили Бабы Пизды, и стали, собственно, Бабы… И мало им не показалось, когда поняли они, какие ресурсы этот девайс отвлекает… Но поздняк метаться – и Бабы, скромно потупившись не хуже девок, разошлись по темным углам. Тут и Мужики, размахивая новенькими Хуями и позванивая Мудями (бесплатный подарок от фирмы, как поначалу казалось), решили, наконец, увидев, какой Тот Чудила, и себе чего-нибудь выпросить – Хуи же им чисто случайно достались… (А что Хуи? И у Хиппи Хуи…) - Идите в Пизду! – не зная, Что они могут попросить, предложил Мужикам Тот. Мужики развернулись и с удивленными лицами разбежались по темным углам, где уже, как Пауки в Паутине, ждали их Бабы. - А ты – иди в Жопу – хмуро повелел Тот какому-то милому Малчику, старающемуся облобызать край крайней плоти Тота. – Рано тебе еще в Пизду ходить… - А, может, на Хуй? – осмелел Малчик. Ну, как хочешь, - улыбнулся Тот. – У каждого своя Дорога к Свету. Гей! – Тот дал парнишке Шлепка. Шлепок радостно загавкал и помчался впереди улепетывающего со всех ног юнца. Пидорас – услужливо всплыло кверху брюхом в мозгу слово… Не-ет. Это – Греки придумают. И позже. Гораздо позже…

Ну и заебись! – смахнул Тот пот со лба (Солнце-то во время всей этой Мистерии никуда, Блядь, не девалось!).

Часть #

И все заеблось!

Часть $

Когда же все отъеблись друг от друга и, утомленные, но довольные, сползлись к Тоту, он уже сам охуевал от такой Темы. И что дальше делать, не знал… А Люди сползались и сползались, что-то шепча, неясное, но пугающее, и Круг стремился к точке, а на Точке сидел Тот. И точил карандаш. - Щас я вам Закон напишу... – бодро мусолил он «Командирский» (Синий с одной и Красный с другой Стороны).

- На Хуя нам твой Закон… - прошелестели энергетически опустошенные Люди. - И не в Пизду Он нам… И не в Красную Армию… Хлеб – Голодным! Земля – Крестьянам! Небо – Космонавтам! - А Вода? – поинтересовался Тот. - Вода – Кому?

Мне! - мимо пробежал Большой Зеленый Крокодил и плюхнулся в Воду, которая неизвестно откуда вдруг начала разливаться вокруг…

И Было Тому Продолжение…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
208. [MAT] Дневник человека, уставшего бояться


  14 мая 199* года в *ский РОВД пришло письмо, содержащее сообщение о самоубийстве трех человек в квартире по указанному адресу. В конверт был вложен
ключ от квартиры и сберегательная книжка на имя гр-на С.

Из протокола, составленного сотрудниками милиции на месте происшествия: "В однокомнатной квартире, принадлежащей гр-ну С. обнаружены три трупа: гр-на С. и его несовершеннолетних сыновей Константина
и Федора, 9 и 5 лет соответственно". Экспертиза показала, что смерть всех троих наступила от передозировки сильнодействующего препарата (один из барбитуратов). При осмотре помещения был обнаружен дневник гр-на С. , из которого следовало, что данные лица покончили жизнь самоубийством совершенно сознательно и добровольно и материала
для возбуждения уголовного дела нет.

Содержанием же дневника заинтересовались специалисты-психиатры института им. Сербского. Ими были сделаны определенные выводы, которые не представляют интерес для непрофессионалов, но,
по их и нашему мнению, сам дневник дает основания не только для диагноза душевного заболевания,
но и для диагноза социального. Выдержки из него мы представляем вашему вниманию

12 сентября 199* года

Нам опять выдали зарплату телевизорами. Денег нет и не будет. Один я уже договорился продать, а второй оставил -- наш "Рекорд" окончательно сдох. Надо скорректировать цвета. Маша сказала: "Хорошо, что ты работаешь на таком производстве, а не пасту зубную делаешь...". Нет ли в ее словах насмешки?

15 сентября

Маша сегодня утром спросила, что я буду делать,
если она вдруг умрет. Что за глупости лезут в голову?
Я, конечно, сказал, что все это ерунда, но я... Я не знаю... Я, в самом деле, не знаю!

20 октября

Вчера мы хоронили Машу... Я ненавижу тот день,
когда я привез домой этот чертов телевизор... Он взорвался, когда она протирала пыль на подоконнике. Она успела лишь крикнуть детям: "Бегите к Лене!" Соседка вызвала пожарных и скорую... Скорая опоздала совсем на немного. Я не знаю, как мне дальше жить. Эх, Костик, Федька -- остались мы одни...

23 октября

Вышел на работу. Все как в тумане. Я не могу смотреть на эти кинескопы. Они взрываются в моем мозгу, и все заливает красным. Это слишком ярко. Это кровь... Маша... Мне очень больно, Маша.

28 октября

Я ухожу с работы. Не могу своими руками делать орудия
убийства. Конечно, это смешно, но слишком еще свежа рана. Может быть, потом, когда-нибудь. Устраиваюсь в ремонтную мастерскую. Холодильники не взрываются...

1 декабря

В последнее время неважно себя чувствую. В голову лезет всякая ерунда. А вдруг Федя, заигравшись, как-нибудь опрокинет на себя холодильник. Я не буду виноват, ведь его сделал не я...
А если отремонтированный мной холодильник, ну представим такую ситуацию, упадет и придавит маленького ребенка. Кто будет в этом виноват? Я или не я? Нет, конечно, но косвенно... Да я об этом и знать не буду! А если, ведь может быть такая возможность, встречу я однажды одного из своих клиентов и он мне об этом скажет. Кстати, так сказать... Все это глупо, но неотступно. Я не знаю, что делать...

11 января

Я устал бояться за детей. Я не могу
жить под грузом такой ответственности. Я боюсь покупать вещи, вдруг они станут причиной смерти кого-нибудь из детей... Я боюсь покупать Федьке даже мороженое, а вдруг (Господи, как надоело мне это страшное "вдруг"!) он простудится, получит какое-нибудь осложнение и умрет... Я себе этого не прощу!!! Я (иногда такое накатывает) боюсь сам себя.
Я спрятал все острые и режущие. Представил, что вот чищу, я например, картошку, а Федька с Костиком бегают и Федька подскальзывается на шкурке. И на нож.
Даже писать об этом страшно, не то что думать... Я не могу так жить. Я не хочу быть причиной, прямой или косвенной, смерти моих детей... Я не сумасшедший. Они не замечают за мной странностей. Пока, по крайней мере. Я не могу умереть, потому что им без меня придется трудно. Я у них остался один после матери...

18 февраля

Я запретил Костику ходить в школу. Забрал документы якобы в связи с переездом. Это мука -- прослеживать
мысленно весь его путь от дома до школы, представляя,
что может случиться по дороге с девятилетним мальчиком. Если бы я мог бросить работу, чтобы встречать и провожать его...

20 февраля

Вахтером работать поспокойнее. Почти месяц я отдыхал
душой (относительно, конечно) после ремонтной.
Но моя дурная голова... Я представил, что
мимо меня проходит какой-нибудь неожиданно сошедший с
ума рабочий (ведь может такое случиться?!) с
самодельным взрывным устройством (не могу же я обыскивать всех) и гибнет несколько человек. Я не хочу быть причиной! Я ничему не хочу быть причиной. Я боюсь ответственности. Она слишком тяжела. Как я раньше мог быть таким безразличным к судьбам людей? Ведь каждый из них для кого-то, как для меня Маша.
Человек должен умирать естественной смертью, а
не от нелепой (на первый взгляд) случайности.
Автомобили, телевизоры, плохо закрепленные балки,
неисправные самолеты... Ведь этого могло и не быть.
Не купил человек билет в самолет, не досталось ему,
пришел поздно -- а самолет грохнулся... А был бы чуть пособраннее -- накрылся бы вместе с другими. Вот, говорят, курить -- здоровью вредить. И многие умирают от рака легких. Да. Но вот сидел парень
в "шестерке", курил. Рядом "Камаз" с лесом разворачивался. Уронил сигарету, наклонился, а в это время бревно -- крышу снесло напрочь. А не курил бы -- вместе с головой снесло бы. Так только спину поранил стеклом... Я замечаю, что стал "коллекционировать" такие истории... Фатум, судьба, рок... Но ведь можно избежать. Если бы знать, как... Завязывать ли шнурок, когда уже подошел трамвай, или лезть в него изо всех сил? Опаздываешь? А если при выходе на проезжую часть тебе на него наступят? Случайно... Вот, когда пишу, как-то легче становится... Я прочитал, что это называется сублимация. Сублимируюсь, значит...

8 марта

В этот день я всегда дарил Маше цветы. Купил и сегодня. Поставил в ее любимую вазу. Дети в последнее время какие-то вялые. Может быть, от питания. Я не покупаю мясо -- а вдруг там какой-нибудь возбудитель болезни? Яйца, молоко -- из рациона исключил, когда
прочитал в газете о массовых отравлениях сальмонеллой.
Фрукты, овощи -- неизвестно, чем их там удобряют и опыляют. Хлеб. Каша, только на растительном масле.
Варю вегетарианские щи и супы. Варю подолгу, несколько раз кипячу. Невкусно, зато безопасно. Федя вчера
попросил шоколадку. Я прочитал ему статью из журнала "Спрос" об отравлениях импортным шоколадом. По-моему, он на меня обиделся. Как ему объяснить, что я стараюсь ради его блага?

13 марта

Спрятал на антресоли часть электроприборов -- миксер,
кофеварку. Врезал замок в кухонную дверь. Если
что-то варю -- запираюсь, чтобы застраховаться от случайного появления на кухне детей.
Газ -- это вам не шутки. На ночь запираю двери в ванную и туалет. Сонный ребенок может пустить струйку мимо унитаза и подскользнуться на мокром кафеле... Купаются они под моим присмотром. Кран с горячей водой
поворачивать запретил -- вдруг сорвет, а там почти кипяток. Наливаю в ванну теплой воды, и никакого душа -- холодную воду могут отключить в любой момент, польется кипяток, пока закрутишь, да вдруг он еще и сломается в этот момент...

18 апреля

По-моему, дети меня боятся. Я не устаю объяснять
им, что все, что я делаю -- ради их безопасности.
Уходя на работу, я связываю их эластичным бинтом и заклеиваю пластырем рты. Сажаю в чулан, где дверь замаскирована мной (неделя работы!) под стену.
Если в мое отсутствие ворвутся грабители, они могут убить детей от злости, что в доме почти ничего нет... Все вещи, которые могут причинить зло, я продал. Спим мы на полу, едим тоже из одной кастрюли, которую я прячу после еды. Я не знаю, каким образом она может нанести увечье, но прячу на всякий случай, как и ложки. Вилки я выбросил, после того, как прочитал заметку про женщину, проглотившую вилку.

З мая

Сегодня я проснулся с чувством тревоги.
Я как-то рассуждал о естественной смерти. Оказывется, ее нет! Все люди умирают насильственной смертью. Одних убивают пули и автомашины, других вирусы и микробы, третьих тоска. Мы не знаем, сколько может жить человек, и какие условия ему нужны, чтобы жить... вечно. Наш организм не старится сам собой. Его медленно убивает агрессивная окружающая среда -- воздух, которым мы вынуждены дышать, вода, которую приходится пить и которая льется с небес, земля, которая просто напичкана самой разнообразной смертью,
как лавка колониальных товаров. Говорят, стерильность
окружения тоже не спасает. Мы не умираем естественной смертью. Нас рожают одни, а убивает другое. Прав был Тарас Бульба, как это ни смешно. Я, только я,
имею право на смерть своих детей. Легкую, немученическую смерть. Если я им ее не дам -- об этом позаботится кто-то другой или что-то другое. Я хочу, чтобы они умерли, не страдая. Я смогу им объяснить все. Я сам уйду вместе с ними. И мне плевать, как посмотрят на это люди, как посмотрите вы,
читающие этот дневник, потому что я решил -- я оставлю
его, во-первых, как свидетельство нашего добровольного ухода из жизни, во-вторых, как предупреждение всем, у кого есть дети. Я не знаю, нужно ли бояться за них, как это было со мной, или позволить им жить своей жизнью, со всеми ее случайностями, нелепостями, маленькими смертями на каждом шагу... Дать им умереть выбранной кем-то или чем-то смертью. Я в самом деле не знаю. Но я свой крестный путь прошел вместе с ними, и у меня нет больше сил быть ответственным за них и за себя.

Я не могу умереть один. Я не хочу, чтобы они вспоминали обо мне, как о человеке, отказавшемся от них. Возможно, я болен. Может быть, серьезно. Тем лучше. Я просто ускорю процесс. Я порвал с христианством, не оправдывающим самоубийства. Я не убиваю себя и детей. Мы -- не самоубийцы. Мы просто не хотим позволить убить себя кому-то или чему-то.
Они не имеют на это права. Мои родители, единственные,
кто имел право на мою смерть, к сожалению, давно умерли... Простите меня... Нас. Мы уходим. Нас нет и не будет. Это очень легко. Правда...

14 мая

Все, сегодня все. Я не буду рассказывать, как я убедил
детей, но они приняли препарат добровольно. По-моему, тоже устали, как и я. Они умрут легко. Федя уже спит. Костик лежит и смотрит в потолок. Лицо его спокойно.
Я тоже ложусь спать. В милицию я отправил письмо
и ключ от двери. Не хочу напрягать соседей обнаружением наших мертвых тел. Деньги на похороны лежат на моем счете. Сберкнижка тоже отправлена в милицию. Нас похоронят без особых проблем. Ведь обычно похороны -- это бестолковая суета вокруг людей, которым она уже не нужна. Все, я очень хочу спать. Мы чисто вымыты, одеты во все самое лучшее... Прощайте, бедные люди, вам еще предстоит умереть. Вас еще предстоит умертвить, пожалуй, так точнее... Маша, милая, мы одна семья. Мы были...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
209. [MAT] Я глупое маленькое животное...


  Я глупое маленькое животное. Возможно, я отдаленно похоже на крысу. У меня серая пушистая шубка и короткий хвостик... нет, тогда я не похоже на крысу, ведь всем известно, что у крыс длинные голые хвосты. Мой же хвостик мал и пушист. Я очень забавно им подергиваю. У меня круглые черные глазки, напоминающие бусинки. Вообще-то это бусинки похожи на мои глазки, но у вас, людей, приняты подобные сравнения, а мы, животные -- как маленькие, так и большие -- не наделены поэтическим даром. Мои глазки похожи на глазки других особей моего вида и не более того.
Мой мир -- черно-белый. А между этими цветами неисчерпаемое богатство серых тонов. Вполне возможно, что моя шубка и не серая. Откуда мне знать?

Еще у меня есть маленькие, сообразно моим размерам,
лапки с несколькими пальчиками. Я на них бегаю.
Бегаю я довольно быстро, перебирая лапками. Но я не заяц, как вы уже догадались по черным бусинкам моих глазок и способу передвижения. Я ем растительную пищу, но не брезгаю и насекомыми. Среди них попадаются довольно вкусные экземпляры. Особенно я люблю
семена некоторых растений. Я не набиваю ими щеки, как хомяк. Я не хомяк, и не хочу иметь ничего общего с этими самодовольными и дурно пахнущими господами, хотя, как и они, тоже живу в норке.

О, это замечательная норка! Теплая, уютная, с комнаткой, кухонькой и кладовой. Я люблю в ней спать холодными зимними днями. А ночью я обычно гуляю и питаюсь. Зимой очень трудно питаться.
Приходится рыться в снегу и выковыривать оттуда замерзшие семена и насекомых, зачастую наполовину обгрызенных кем-то. Я иногда думаю, что те, кто не успел пообедать, не смогли это сделать потому, что были съедены сами кем-нибудь.

Эти кто-нибудь так и ждут, когда мы замешкаемся или проявим неосторожность. Судя по всему, я еще ни разу не замешкалось и не проявило неосторожность, иначе мои белые косточки давно бы уже валялись где-нибудь в укромном месте.

А я живу уже довольно давно. Эта зима не первая в моей жизни. Может быть, она последняя, а может быть и нет. Откуда мне знать? Мне больше нравится лето. Летом много вкусного и тепло. Я люблю греться на солнышке в каких-нибудь труднодоступных местах.
Не потому, что мне холодно и я мерзну, а потому что приятно. Я зажмуриваю от удовольствия свои черные глазки, но лишь на секундочку, а то те, кто не прочь меня съесть, сразу воспользуются моей оплошностью. А мне так приятно жить -- есть вкусные семена и насекомых, спать, свернувшись клубочком в своей
уютной норке, быстро бегать на своих маленьких лапках,
чистить свою возможно что и не серую шубку.
Этим я мало отличаюсь от вас, людей.

В дальнейшем, я думаю, мне придется обзавестись семьей и потомством. Это наверное, очень радостно, когда вокруг тебя шевелятся и попискивают маленькие животные, похожие на тебя. Если меня не съедят, или я не погибну каким-либо иным образом, я обязательно обзаведусь семьей. Это происходит весной.
Весна вообще хорошее время!

Вы не думайте, что я задаю вам загадку -- дескать, отгадайте, что я за животное. Может быть, меня вообще не существует в природе. К тому же, разве вы слышали, чтобы животные разговаривали? Кроме этих бестолковых птиц-звукоподражателей. Я не птица! Я маленькое глупое животное, и все, что я говорю, вам, скорее всего, послышалось или приглючилось. Попробуйте прочитать
этот текст сначала. Как? То же самое? Ну тогда я не знаю... Видимо, я очень странное животное. А вы?


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
210. [MAT] Я пришел к тебе с приветом...


  Здравствуй, любимая! Я пришел к тебе с приветом!
Я принес тебе цветы. Не спрашивай, где я их взял в этот зимний день. Это было трудно, почти невозможно, но я знаю, что ты любишь цветы, а я люблю тебя. И вот я у твоих ног с букетом первых весенних роз.
Прости, я не сумел сохранить их все. Их было семь. Ты видишь эти семь поникших стеблей, но только на трех из них черные бутоны. Они были красными, любимая! Это мороз. Он, подлый, сорвал с четырех стеблей алые лепестки и они лежат в снегу далеко отсюда
и не могут радовать твой взор. Это мороз заставил почернеть оставшиеся розы. Не ставь их в воду. Они умрут в ней, и я умру вместе с ними, потому что я замерз. Я окоченел, и мне нужно выпить водки, как можно больше водки, чтобы согреться изнутри. Чтобы кровь, почерневшая от мороза, разогрелась, взыграла и побежала по жилам. Чтобы я мог обнять тебя этими обледенелыми сейчас руками... Ты же дашь мне водки?! Ты же не хочешь, чтобы я откинул копыта на твоем пороге, где, между прочим, я лежу до сих пор,
из последних сил протягивая тебе эти три... нет, уже две розы... Любимая, ты своими глазами только что видела ужасную смерть цветка моей любви!.. Ты ведь согреешь меня, ты не хочешь, чтобы моя голова бессильно упала, как этот почерневший бутон?
Почему ты молчишь, любимая? Ты возвышаешься надо мной и сквозняк играет полами твоего фланелевого халата, а когда я из последних сил поднимаю свою заиндевевшую голову, я вижу прямо надо мной изящные отверстия твоих ноздрей, из которых с шумом вырывается пар. Это твое дыхание, любимая! Я узнаю его. Узнала ли ты меня, родная? Ну кто еще, кроме меня, попрется в такую даль, по морозу, чтобы преподнести тебе этот скромный букет?! Это я, любимая! Налей же мне водки, и пусть наши потеплевшие уста слипнутся в поцелуе. Я так ждал этого момента. Я шел, я полз к тебе, и этот букет был -- как знамя, как алый стяг. Мои ботинки остались там, у подъезда, вмерзшие в лед. Я долго не решался войти в этот до боли знакомый подъезд, а жидкость на таком морозе, как правило, очень быстро переходит в
другое агрегатное состояние, то есть лед. Они там, у подъезда, мои ботинки. А я здесь, в обледенелых носках, брюках и пальто. Пальто... Где мое пальто?! Любимая, ты не знаешь, где мое пальто? Ты молчишь... Любимая, а может быть это и не ты? Хотя, какая мне разница... Я дарю тебе эти... этот цветок, а ты мне наливаешь водки. Хорошо? Совсем чуть-чуть. Ведь тебе не жалко немного водки для того, кто полз через весь город, через весь подъезд с этим скромным
букетом из семи стеблей и одного... ну, даже просто из семи стеблей, чтобы в этот праздничный день упасть (упасть?) к твоим ногам в толстых шерстяных носках и страшной клятвой поклясться в своей нерушимой любви к тебе. Любимая! Если я замерзну тут, на этом загаженном полу, тебе будет хотя бы стыдно? Нет, не отвечай... По глазам, если это только глаза, вижу, -- не будет...
Да и какая мне разница, где замерзать. Тем более, что в подъезде довольно тепло и я начинаю отогреваться. Вот сейчас я встану, любимая, и вручу тебе эти в прошлом цветы. А потом гордо посмотрю в твои бессовестные родные глаза и уйду. Я выломаю свои ботинки из лужи, я пойду и напьюсь где-нибудь,
как свинья... И никогда не вернусь к тебе, любимая. Плачь, несчастная, рыдай и рви на себе волосы и фланелевый халат. Эти розы... Пусть они огнем жгут твою память. Прощай... Я любил, я оскорблен,
я покидаю тебя. Увы мне, увы!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
211. [MAT] И не проси меня поступить иначе


  Объясни, что сделать мне с этой осенью, чтобы коснулись моего горячего лица ее золотисто-розовые крылья, чтобы сгорело мое вчерашнее сердце на ее дымном костре, и распустился в груди бледный, как сентябрьское небо, цветок с острым и горьким запахом полыни. Звезда моя в холодном небе, песок мой среди черных камней, любовь моя, время восьмой луны.
Семь -- плавают в стеклянной воде, неслышно шевеля плавниками. Круглые и золотые, как монеты, как знак моего возвращения в осень. Среди дней же выберу лишь один, пусть бьется в ладонях, щекочет осторожные пальцы, я не смахну с него золотую пыльцу,
мне есть, что прошептать ему, а они услышат,
ведь ты расскажешь все, когда я отпущу тебя в ночь.
И вернись, не сейчас, чуть позже, пока еще тепло,
лети на свечу в открытом окне, но прошу, не закрывай глаза, даже если слышишь мой зов. Не лети наугад, ветер колеблет пламя, а твои крылья так нежны...

Кто из нас вернется раньше? Я ли почувствую твое
незримое присутствие где-то рядом -- время благосклонно ко мне, и несколько тысяч лет, как взмах ресниц... Или ты услышишь мой немой крик -- твое имя -- в каждой пылинке, унесенной беспутным ветром.
Севернее меня только осень.

Но прошу, не закрывай глаза!

Я сон, утренний морок, незачем искать меня в складках простыни, вспоминать меня, удивляясь несообразностям и поворотам сюжета. Я не сбудусь. Не стану, как щенок, тыкаться холодным носом в руку. Я не твой сон, просто было ветрено и темно, а окно открыто. Ты никогда, запомни, никогда не увидишь меня наяву, и я не повторюсь в следующее полнолуние, зря ты пьешь снотворное. Это ключ не от моих дверей.

И не ищи того, кому я принадлежу по праву, чтобы уточнить имена и детали. Никто не говорит об этом, все уже случилось, и не ты тому виной. Впрочем, тот, кому мне не довелось присниться, все равно не спал в эту ночь.

Я же просил тебя, не закрывай глаза!

Их имена известны немногим, но те, кто встречался с ними, знают их в лицо. Осень тишины и горького дыма длится лишь миг, но листья ее падают весь год, всю жизнь, они летят на огонь в открытом окне, они разговаривают с теми, кто отчаялся услышать,
на них летопись наших снов, несбывшихся и забытых, они закрывают глаза осени, и только голос ее, одинокий и печальный, поет нам ночь, и ветер уносит его на север. Мы смотрим вслед, но слишком темно, и мы смежаем веки, чтобы слышать сердце. Оно молчит, и я опять не знаю, что сделать мне с этой осенью, чтобы не увидеть,
не услышать, не коснуться ее.

Я закрываю глаза, и не проси меня поступить иначе.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
212. [MAT] В одной старинной рукописи...


  В одной старинной рукописи, в которой не было ничего интересного -- только какие-то хозяйственные записи
какого-то торговца рыбой, исследователи обнаружили стихотворение неизвестного автора: "Тебе, приходящему
во тьме, возвращающему ночные страхи, рождающему чудовищ, Тебе говорю я: Люблю, Желаю, Жду..." Исследователи были поражены не сколько
содержанием стихотворения (в нем нет ничего необычного), а тем, что при внимательном прочтении текст выглядел совершенно иначе.
Он менялся. И привести его в первоначальном виде (таким он был, когда книгу открыли в первый раз) мы можем лишь благодаря хорошей памяти одного молодого ученого, который запомнил его наизусть.

Ученые провели над странной книгой не один месяц. Стихотворение читали беспрерывно. Записывали новые и новые варианты. Иногда это были образчики любовной лирики, причем довольно низкого пошиба.
Изредка в этот малопристойный ряд врывался бредовый вопль несчастного влюбленного, этакого средневекового католического Меджнуна: "Без Тебя я подобен ветру, скитающемуся среди развалин замка, где повсюду враждебный камень и нет знакомых запахов, нет запахов и иных, только тление и смерть напоили меня своим чудесным ароматом. Ветром..." Кстати, это единственный отрывок, явно незаконченный. Все остальные варианты текста магического стихотворения представляют
собой вполне завершенные строфы.

Иногда удивленные эксперты записывали в свои неуклонно толстеющие тетради строки из детской песенки, иногда строфу из бездарной оды в честь какого-то неизвестного исторической науке феодала. Никогда нельзя было предугадать, что появится на странице, когда очумевший от бессонной ночи ученый дочитывал вслух (а другой записывал) последнее слово и поднимал безумный взор к началу стиха. Читать можно было как угодно медленно -- слова оставались на местах. Можно было держать в поле зрения все стихотворение, ничего не менялось.
Но только дочитывалось последнее слово, текст менялся.
Это происходило неуловимо. Эксперты утверждали, что после произнесения последнего слова они автоматически поднимали глаза и текст становился другим, причем у многих из них в этот момент наблюдались расфокусировка зрения и мгновенное потемнение в глазах.
Никаких иных болезненных ощущений никто из экспертов не испытывал.

За три года кропотливой и сводящей в буквальном смысле с ума работы исследователи записали несколько тысяч строф. Некоторые из них удалось объединить в небольшие (3-5 строф) стихотворные отрывки. Правда, многие литературоведы сомневаются, что строфы подобраны
и объединены правильно. Подлинно художественных кусков было, прямо скажем, немного. Не удалось окупить даже расходы на исследование публикацией сборника текстов странного стихотворения. Возможно, если бы
о таинственном появлении этих текстов стало широко известно публике, то сенсационный сборник разошелся бы в два дня. Но ученые самолюбивы, они редко признают существование необъяснимого, и, сочтя трехлетний труд ничего не доказывающим и не объясняющим, зав. лабораторией прекратил эксперимент. Книгу спрятали в сейф, создав необходимые условия для хранения ценной рукописи 12 века, материалы легли в архив.

И ничего в этом странного нет.

1993 г.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
213. [MAT] Смерть ласково коснулась...


  Смерть ласково коснулась плеча человека, но он не внял предупреждению и сел в обреченный самолет. И цветы на его могиле (в которой только несколько кусков изуродованной плоти) -- последние письма любивших его, но то ли нечего им сказать, то ли необходимого словаря нет под мертвой рукой адресата, и вянут алые страницы, и стирает дождь слова прощания.

Любовь ночной бабочкой влетела в окно, но человек подумал, что это просто ночная бабочка, и машинально прихлопнул ее вчетверо сложенной газетой... А на рубчатой клеенке остался след ее крыла -- золотистая пыльца непонятой грусти. И женщина выйдет на своей остановке, а человек посмотрит сквозь нее и не вспомнит, как тосковал он лет десять назад, увидев это лицо во сне и зная наверняка, что не будет встречи.
А вечером бабочка опять влетит в окно. Вчерашняя, с
полупрозрачным покалеченным крылом.

Однажды, закурив в пустой кухне, человек услышал ясный голос: "Ты имеешь право". Папироса погасла, а человек пошел к психиатру, и добрый доктор выписал ему кучу разноцветных таблеток -- от бессонницы и "от нервов". Таблетки помогли, и человек услышал и увидел еще очень много интересных вещей, и к психиатру больше не ходил.
Вскоре, правда, пришли за ним, но не в этом дело.

Маленькому мальчику приснилось, что умерла мама. А когда сон сбылся через сорок лет, из глаз седого мужчины в черном катились слезы насмерть перепуганного шестилетнего ребенка, а на столе лежала не толстая старуха с брюзгливым лицом, у которой под подушкой после смерти нашли припрятанные куски черствого хлеба и недавние письма давно умершей подруге, а молодая красивая женщина в синем шелковом платье -- мама из того, давнего сна...

И еще... В полутемную комнату с балкона, открытого
по случаю дождя, вошел голубь. Он наклонил отливающую
старинной бронзой головку и взглянул на оторопевшего человека ясным янтарным глазком. Странно бесшумно взлетел и устроился на пианино, нахохлившись и прикрыв пленкой глаза. Но когда тихо выскользнувший из комнаты человек вернулся с женой, комната была пуста. Жена, пожав плечами, вышла, а человек торопливо проглотил пару розовых облаток "от нервов" и медленно опустился в кресло. На столе вздрагивало маленькое белое перышко. Взметнулась занавеска, горький тополиный ветер подхватил перышко и... И человек закрыл глаза, и смерть ласково коснулась его плеча. "Спасибо, мне уже доложили", -- подумал он с усмешкой, не глядя припечатывая горячей ладонью купленный сегодня авиабилет.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
214. [MAT] Калипсольная Одиссея


  Посмотри на меня, я не шучу. Я разучилась шутить этой зимой. Все шутки сразу же подхватывал холодный зимний ветер, а когда приносил назад южный, они становились горькой правдой. И этой правды слишком много. Давай лучше отправимся туда, где нет ни правды, ни лжи, где тебя (если только это ты) несет по нескончаемым коридорам, или эти коридоры несет сквозь тебя?
Велюр и бархат. Где мое тело? Оно только что было здесь... Может быть, я умираю. Да, я очень быстро умираю вдоль чего-то длинного и синего. И мне не страшно. Не страшно умирать. Я не знаю, что мне не страшно. Мне никак. Не холодно, не жарко,
не страшно, не интересно... Я знаю все и ничего.
Или это не я? "Я человек?.. Где я нахожусь..." Без вопроса. Это все, что ты однажды успела сказать, а потом стало нечем говорить. Там нет звуков, кроме Ы, там нет ничего привычного, и что такое зима, что весна, что вообще время? Время, милые мои, такая фигня... А еще там нет никого из тех, кого тебе приходится знать в этом мире. Там нет ничего живого и
разумного, и это, как ни странно, не напрягает. Даже музыка... Где музыка? Что такое эта музыка. Только Ы, нескончаемое Ы где-то у тебя во рту. Где твой рот? И великая сияющая кошка с зеленоватыми квадратными глазами, ты уже можешь гладить что-то, что здесь кошка, а там... Там? Покажите мне это там... И вот как
получается. Я это ты, ты это кошка с зелеными глазами, а кошка это мир, который колесо с золотым (что такое золото, а?) ободом и черной, бархатной, стремительно вращающейся вокруг тебя, внутри тебя, поверхностью, а в середине мира -- все. И ничего. Абсолютное все
и абсолютное ничего, которое как раз и все... А еще фиолетовая, светящаяся изнутри девушка (где я могу увидеть таких девушек?!) танцует в прозрачном цилиндре с делениями (что-то знакомое, где я это видела?). А ее лицо... Это не лицо, нет... Это все лица. Лица всех живых и неживых тварей, и мне хочется смеяться от счастья. Я понимаю. Это лицо нимфы Калипсо... Если бы я знала, чем смеяться!.. А теперь я уже возвращаюсь... И появляются имена, открывающие двери (нет таких дверей!), и появляются руки, мысли, фразы. По-моему, я возвращаюсь. Потолок, стены, музыка, лицо рядом. "Эт-то т-ты? А... где же смерть?"


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
215. [MAT] Лолита с Машмета


  Розовое пламя твоих ушей не дает мне покоя ни днем, ни ночью. Диковинные цветы, застенчивые тропические бабочки украсили бока твоего прекрасного черепа... Ты этим слушаешь? В такие изящные раковины должны, по моему мнению, течь дивные стихи, нежные намеки и возвышенные славословия... От слов же, которые тебе приходится слышать в нашем жестоком мире, твои чудесные
уши-цветы могут неминуемо завять, усохнуть, свернуться в трубочки... Но твое лицо всегда бесстрастно, и кажется, что все эти грубые фразы разбиваются о такие хрупкие на вид лепестки мочек, и, не достигнув цели, растворяются в мировом эфире, чтобы переплавиться затем в другие, более приятные слуху слова и молитвы, которые ты всегда встречаешь благосклонным
кивком головы и легкой улыбкой. Я с замиранием сердца
представляю себе мгновенный полет этих слов к твоему мозгу, сквозь эти уникальные природные аппараты, по сравнению с которыми вся звуковоспринимающая аппаратура кажется громоздкой, неуклюжей и несовершенной. Ты внимаешь восторженным хвалам
с улыбкой мраморной статуи, ты опускаешь ресницы,
и брови твои как-то удивленно приподнимаются, наконец,
в глазах вспыхивает огонек, и это знак того, что звуковые колебания тобой восприняты и осмыслены. Но ты смотришь мне в лицо, и вот уже твои глаза опять не выражают ничего, и мне приходится говорить вновь и вновь, чтобы увидеть в твоих очах сигнальные огоньки.
Это очень похоже на то, как в детстве я кричал в колодец, стараясь уловить момент, когда мой голос становится эхом. А сейчас я с детским восторгом наблюдаю, как мои слова входят в тебя через два изящных отверстия в голове и остаются в твоем сознании, уже успокоенные, опознанные и осмысленные тобой. Не возвращай мне их, как колодец или магнитофон. Я не хочу их больше слышать. Они мне не принадлежат. Делай с ними что хочешь -- забудь или отложи в укромный уголок памяти, а можешь сказать их кому-нибудь, только не мне! Не мне, умоляю!
Ничего не говори мне, только молчи и слушай, а если ты все-таки откроешь свой дивный ротик и попытаешься заговорить со мной, то я, клянусь зубом убитого мной аллигатора, который тоже любил поразевать
пасть, задушу тебя, потому что я не выношу твой мерзкий визгливый голос, потому что мне надоело слушать этот несусветный бред, эти чудовищные глупости, которые ты изрекаешь с видом пророчицы,
в конце концов, нельзя же так материться в твои тринадцать лет!..

Так думал постаревший Гумберт Гумберт, беспомощно глядя на свою юную подругу -- Лолиту с Машмета, развалившуюся на переднем сиденье его машины и почесывавшую розовое нежное ушко облезшим лакированным ногтем.

"И чуточку вульгарности", -- горько думал он, -- идиот несчастный!"



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
216. [MAT] УЗБЕКСКАЯ АЗБУКА-2


  WARNING! СНОВА КРАЙНЕ НЕНОРМАТИВНАЯ ЛЕКСИКА!

УЗБЕКСКАЯ АЗБУКА-2

В дополнение к Хазарскому Словарю, Этрусскому Кодексу и Первой части Узбекской Азбуки


ЧАС 2

НЕПОТОП

Часть %

Разинув рты, люди, да и Тот вместе с ними, смотрели, как бурный желто-коричневый поток низвергается прямо с неба! И вот уже все стоят по пояс в пузырящейся жидкости, а Крокодил-то разрезвился - ныряет, хвостом колотит, зубами клацает…

Тот подозрительно принюхался к разбушевавшейся стихии, доходившей ему уже до подмышек и заорал - Все на берег! Это не вода!

А нам похуй – отозвались обрадовавшиеся новым ощущениям люди. И, действительно, уровень вонючей жижи резко снизился. Но выходить из неё никто и не подумал…

Тот, стараясь не прикасаться к себе, вылез на берег, на котором схлынувшая река оставила коричневый осадок консистенции густой сметаны…

Эй, Крокодил, - окликнул Тот совершенно отлетевшую от кайфа рептилию. – А ты-то что? В говне плаваешь, не понял? – А мне похуй, - беззаботно отозвался Крокодил, и желтый поток словно в землю ушел, оставив под брюхом у Крокодила ма-аленькую лужицу… Обломавшийся народ с криками разочарования дружно заскользил по обнажившемуся дну к пляжу. Где и разлегся на песочке.

От состоявшегося наговнения в песке остались только коричневая, жирно поблескивающая под невозмутимым Солнцем, полоса и красный от стыда Крокодил в полном коматозе…

Часть :

Что за хуйня – чесал в затылке ничего не понимаюший Тот. – И кто насрал? Мы – раздался за спиной чуть не обгадившегося от неожиданности Тота мелодичный и печальный голос… Тот обернулся. Прямо на него смотрели два огромных фиолетовых глаза, опушенных длинными белыми ресницами. Мягкие розовые губы что-то непрерывно жевали и с них стекала на песок тягучая зеленоватая слюна. Ну ты Корова! – выдохнул Тот. – Му-у – промычала Корова, кокетливо обмахиваясь большими пушистыми ушами.

ЧАС 3

ТИП-ТОП

Часть ?

Некоторое время озадаченный Тот чесал обосравшуюся красавицу за ушком, пока не раздался многоглоточный то ли радостный, то ли испуганный вопль: Лезет!!!

-Что за херня! – обернулся Тот к народу. Обсохший и покрывшийся коркой народ вовсю плясал на берегу, возбужденно крича и тыча всеми пальцами в сторону бывшего наговнения. Не в лом Тоту было посмотреть на объект всенародного восторга, приправленного в легкой степени сладким ужасом неизвестного. И не пожалел он о том: ибо из коричневой жижи стремительно лезли в небо зеленые ростки… Ух, Блядь, - опять обратился Тот к кому-то невидимому, но ощущаемому. Красота – обосраться! Не надо – в один голос взмолился народ. - На нашем-то ничего не растет... - А откуда вы знаете – не поверил Тот. А хуй его знает, - отозвались люди. Теперь, значит, хуй знает… Хрен, значит, ничего не знает, а хуй, значит, всё знает – рассердился почему-то Тот. - Ну… типа… - разномастно откликнулись самые продвинутые. – А чего ж он молчит? – язвительно прищурился Тот. - А хуй ли ему пиздить-то? – смело пискнуло какое-то существо, из-за корки говна совершенно неидентифицируемое. - И, правда, незачем, - подумав, согласился Тот, Кто Умеет Прикинуть Хуй к Носу. - Пусть писает молча, а то захлебнется. Ну и в пизде не попиздишь – некогда. А когда он в штанах – нехуй пиздить. Отдыхать надо от всего вышеизложенного, а не гнать всякую хуйню… Что-то я запиздился…

Часть *

… Народ безмолвстововал, Тот сам охуевал от своих речей, но ростки в говне становились всё мощнее и мощнее и уже распускались зазубренные листья. Странные вибрации начали сотрясать почву. Говно отваливалось от людских тел скорлупой, небо потемнело - да так, что зги не было бы видно, коли у кого-нибудь имелась бы такая хрень и он захотел бы предъявить ее народу… Тьма ебическая! – прошептал кто-то театральным шепотом так, что еще одна дрожь пошла по всем. Не ебическая, а ебипетская – поправил спокойный до отвращения голос. А вы все тут – ебиптяне, поняли? И некто захохотал так, что не обосравшиеся до той поры люди тотчас обосрались и утешили себя тем, что в темноте ничего не видно, а запах общий… Но всё тайное становится явным… Неожиданно вспыхнул несколько ненатуральный свет, как если бы Луна была раз в десять побольше…

- Ага, Гор Змеиныч Пиздетский, собственной персоной! – почему-то весело сказал Тот, обращаясь к странному типу с птичьей головой и серпом за поясом. Тип нежно обнимал за шею Корову, шепча ей на ушко какие-то веселые непристойности. Хатор только обмахивалась хвостом и хлопала ресницами. Слюна текла с ее губ и прорастала ужасно миленькими белыми цветочками… А весь след ее чудесного появления украсился буйной растительностью самого разнообразного, в том числе, полезного и приятного свойства – Хатор довольно непривередлива в пище и любит оттянуться…

Часть (

- Привет, командор, как жизнь? Прогрессорствуешь? - Гор оторвался от Коровы и обнялся с родным дядькой. – Ну типа. А ты каким ветром к нам? – Ну не ветром… Корова заблудилась, понимаешь, искать пошел, на фашистов наткнулся, расстреляли, суки, думали, сын полка. – Гы, - расплылся Тот в улыбке, - сын мертвяка, блин! – Да, ладно, он ведь брат твой, грех смеяться, - укоризненно посмотрел Гор на дядю. – Да куда уж тут смеяться – развел руками Тот. - Хуйня с ним вышла, хоть жи… ну, это, не помер, хотя бы. - Я эту рыбу ебучую разыщу, блядь! – разволновался Гор. – Она у меня, сука, моржовыми хуями срать будет, она, блядь, вся хуями покроется, как ежик, сука, иголками!

Гор выхватил серп и начал размахивать над головой. Народ, собравшийся было пощелкать ебальниками, с визгом разбежался. – Стой, мститель народный! – Тот перехватил полусинтетическую руку племянника. – Серп у тебя еще будет возможность применить - тут желающих подербанить пятаки хоть отбавляй. Этим-то и займешься. Как протез, кстати, не беспокоит? Гор, поостыв при упоминании про пятаки, со скрипом повращал глазом. – Не, ничего… А зато я ему, суке, всё хозяйство отсёк чисто-начисто, - развеселился сын Усёра – типа этого Кена пластмассового, культурно-массового, блядь! Хохот-клёкот, который исторгла его глотка, народ встретил уже более мужественно, только несколько самых мелких младенцев не удержали свое очко в тонусе, да и то не от страха, а по назревшей необходимости. – Ох, ребята, - вздохнул Тот, - живете вы, как в сериале каком! Он же дядька тебе… Семейка, мать вашу! Гамлетовщина. - Да хорош, дядь! – уже вполне весело откликнулся Гор, снова зависая на своей жене-корове. – Зато не соскучишься. Вечность-то надо как-то проводить. Ты еще скажи, что я коров ебу! Тот только головой покачал. – Это, милый птицебог, ваше дело. Против твоей Хатор я ничего не имею. Идеальная жена. И молоко, и мясо… Только срёт много, на мой взгляд… - Ты эти шуточки насчет мяса оставь, - не меняя тона, пригрозил верный муж, - а срёт в самый раз. Ты глаза-то протри, глянь.

Часть )

За Тотовой спиной колыхалось зеленое море, в котором бегали дети, старики и женщины. Мужчины уже приноравливались что-то жевать, что-то курить, чем-то жопу вытирать. Атмосферу праздника несколько портила вонь человечьих экскрементов, образовавшихся в результате встречи с неведомым, да мертвенно-лунный свет, оформивший прибытие Бога Гора. – Ты дизайн поменяй - посоветовал Тот привалившемуся к теплому боку что-то перманентно жующей Хатор Гору. – А то стрёмно. Как в следственном изоляторе. И воды раздобыть бы не мешало. Всё это шоу с цветущим говном – охуеть как обосраться, но посохнет же всё без дождя, да и воняет сильно, влажная уборка нужна, как минимум. – Ну это не проблема, - вставая и отряхивая с себя сухие ошметки навоза, сказал Гор. - Свет поменяем, но позже, пусть пока будет. А то Ра пожжёт всё нахуй, это он, мудила, может. Сам знаешь. Он, блядь, всё может. За что и люблю! С этими словами Гор взял хворостину в руки, трижды обернулся вокруг себя, грянулся оземь и превратился в светлоголового мальчика лет восьми, в рваной рубашонке и заплатанных джинсах, заправленных в громадные рыжие в темных пятнах сапоги, явно снятые с воина третьего рейха. - Ну, я пошел, - сообщил малюточка басом, - а с водой – сделаем. Маманьке напомню про папин хуй сжёванный – пусть поплачет. И ей легче будет, и вы тут отмоетесь, а то с вами дело иметь в натуре невозможно. Дитя демонически заржало и отправилось за горизонт, подгоняя корову невесть откуда взявшимся черно-белым полосатым жезлом. – Затейник! – улыбнулся Тот. – Вот дикие совершенно создания, а ведь люблю я их, как родных, чесслово!

Часть –

Не прошло и часа, как с неба начали падать крупные, пресные на вкус капли. Стемнело, синюшный свет луны взбодрили оранжевые зигзаги по всему небосклону, со всех сторон раздался низкочастотный грохот разной степени отдаленности звука. Ливень грянул, как Хор небесный, мощными струями хлеща беспорядочно мечущиеся живые организмы и поливая щедрой лейкой растения, безмолвно вопящие в экстазе слияния жизни с абсолютом, что бы эта красивая фраза ни значила. – Вот, сестрёнка, мать её! Уважаю – радовался и удивлялся Тот. – Рыдает в сто ручьев, а посуду колотит. И не только посуду, похоже, - прислушался он к знакомым клекочущим звукам, переходящим то в смех, то в яростный рёв. – Ему и больно, и смешно, отморозок хуев! Но за дождь спасибо, племяш… Тот, наконец, расслабился и просто стоял и смотрел, как вокруг закипает радостная биомасса. Укрывшись от ливня в одном из темных углов, где уже с хихиканьем копошилась какая-то парочка, он достал из широких штанин потрепанный блокнотик, нашел нужную страницу и в графе «спасение, предотвращение, помощь» поставил галочку. Потом подумал и поставил «?» в графе «создание великой цивилизации». Вернувшись на страницу назад, в графе «оккультуривание дикорастущего населения» поставил «+». Почесав за ухом и явно вспомнив что-то неприятное, послюнил карандаш и превратил верхнюю часть крестика в нолик. Получилось красиво. Вот теперь можно и поспать, - уже сонно подумал притомившийся Тот, пряча блокнотик в карман, - одеялко бы какое, прикрыть свои бледные ноги… И одеялко, отброшенное брыкливыми ногами увлеченной друг другом парочки, укрыло его с головой и навеяло сладкие сны, не хуже, чем черный зонт Оле из Лукойла…

Продолжение вполне возможно


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
217. [MAT] Тринадцать букв от кутюр


  В книге, которая несомненно раз и навсегда войдет в золотой фонд всемирной литературы, на одной из страниц, в одном из абзацей и в одном из предложений есть такие слова: "мне очень плохо". Это гениальная фраза! В истории мировой литературы не было еще автора, который сумел бы высказаться так точно и емко, с такой силой. Оцепеневшему читателю остается только догадываться, какие бури бушевали в душе писателя, какая горечь переполняла его великое сердце, когда он взял свой старенький "Паркер" и дрожащей от
нечеловеческого напряжения рукой вывел эти 13 букв (тринадцать, заметьте, дорогие мои!) Я представляю его - непризнанного гения - сидящим за столом, заваленным рукописями (кто из них, черт побери, завален рукописями?! -- проклятая литература!). Его красивая седая голова окружена нимбом табачного дыма. Курит он Gitanes или Gauloises, всенепременно в синей пачке, заметьте. Дымится сигарета, дымится кофе в севрском фарфоре, дремлет под столом мраморный дог, положив свою благородную мраморную голову на носок сафьяновой восточной туфли. И буква за буквой ложится на лист бумаги, чтобы скорее потрясти миллионы читателей во всем мире, заставить юных девушек уронить
не одну горячую бесценную слезу на исчитанную вдоль
и поперек страницу. Эти слова заставляют их бросить своих возлюбленных -- низколобых молодых людей, которых не коснулись откровения Титана, и закончить
свои дни за монастырской стеной, прижимая к груди закапанный воском томик. Согбенный старик возведет к небесам глаза в неизъяснимой муке и пролепечет, как заклинание, как молитву: "Мне очень плохо",
и бессильно упадет седая голова на страницы, и слова
эти вместе с последним вздохом унесутся в беспредельность Вселенной...
Полный сил мужчина впервые над этой книгой поймет,
как пошло и бесцельно жил он все эти годы, не помышляя
о высоком предназначении человека... И губы его произнесут неслышно: мне п....ц! (а именно этот банальный, но окончательный смысл таится в самых что ни на есть банальных словах!) И перекладина турника
с привязанной к ней веревочной лестницей -- объект многолетнего приложения его бездумных мышечных усилий -- предстанет перед его просветленным взором в ином свете... Такова сила слова, дорогие мои!

Поставив точку, писатель грузно поднимается из-за стола, так, чтобы не потревожить собаку (вот оно, истинное благородство!). Бронзовая ручка поворачивается под его гениальными пальцами,
и жена, нервно теребя бриллиантовое колье, порывисто
встает ему навстречу. Она уже знает, ее любящее сердце
почувствовало -- СВЕРШИЛОСЬ... Слеза катится по ее
бледной щеке и теряется в бриллиантах. О, как живо предстает перед моим мысленным взором этот волнующий момент. Он поднимает свои зеленые, недоброй красоты глаза (черт его знает, откуда эта "недобрая красота" -- проклятая литература?), и она, соратница и друг, с усталой, но счастливой улыбкой падает в кресло.

Завтра он, опустошенный, но полный этой опустошенностью, как счастливая родильница, будет сидеть на веранде, потягивать мате, любоваться лазурной лагуной в обществе верной жены и собаки. Здесь мы и оставим его...

Хулио Кортасару - всё же с благодарностью... :)))



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
218. [MAT] Рёбра мира трещат...


  Ребра мира трещат. Космос нежно и настойчиво давит со всех сторон, а бьющееся из последних сил сердце стремится выпрыгнуть из костяной клетки навстречу неизвестной, неласковой силе. Может быть,
на свободе будет лучше? Темная горячая кровь пульсирует в венах, белые и красные шары несутся по туннелям. Этот перманентный кегельбан когда-нибудь завершится. Но выигравших не будет.

Прощай, прощай, и помни обо мне.
Мы встретимся на темной стороне.
Я расскажу о том, что знаю сам.
Как жил, не подчиняясь небесам,
как пел на дне уже заснувших рек,
как белой краской красил белый снег.

Я вспомню ради встречи и о том,
что говорил мне ночью старый гном.
Беззубый, хитроглазый старикан,
последний из подземных могикан.

Он заглянул ко мне на огонек,
и съел и выпил все, что только cмог.
Икал и пукал, свой ведя рассказ,
и ничего не понял я в тот раз.

Но помню, что проснувшись поутру,
он мне сказал: "Встречай свою сестру"
и очень хитро глазом подмигнул.
Икнул, упал и в речке утонул.

Мне жаль его...

А жизни становилось все меньше и меньше. Каждый раз, просыпаясь, ты понимала это. И хотелось спрятаться под одеяло, зажмурить глаза и слушать свое бьющееся сердце. Но задыхаясь от собственного дыхания,
ты высовывала голову, а день только этого и ждал.
Он обрушивался на тебя, и твои слабые ребра трещали под напором жизни, которой становилось все меньше, но кончаться она почему-то не хотела... Приходилось жить, провожая печальным внутренним вздохом каждый ее миг.
Ночью же все было по-другому. Тебе казалось, что жизнь останавливается, пока ты спишь. И ты старалась спать как можно дольше. Но стоило тебе приоткрыть один глаз, мир, скрежеща и воя, начинал движение вокруг и вдоль тебя. Жизнь продолжалась и ее становилось все меньше. А когда она кончилась, ты этого не заметила...

Я каждый день ходил тебя встречать.
Мне просто опостылело молчать.
Теперь тебе рассказывать смогу,
как жил я здесь, на этом берегу.

Здесь никого из тех, кого я знал,
здесь есть дворец, и в нем зеркальный зал.
Когда мне скучно, я туда хожу.
Часами в нем среди себя брожу.

Но я молчу, и все молчат со мной,
хихикая ехидно за спиной.
Они как я, но что-то в них не то.
Вот я -- в костюме. А они -- в пальто.

Один причесан на другой манер,
другой -- похожий, только ликом сер.
Есть и двойник, но я не знаю кто.
Он -- весь как я, но что-то в нем не то...

И я боюсь его...

Ты была удивлена, когда, наконец, открыла глаза. Не было ни кровати, ни спасительного одеяла, ни тяжести наваливающегося дня. Ты впервые вздохнула полной грудью. Жизнь не кончилась. Она просто остановилась... Ты стояла на черном песке берега какой-то реки и к тебе приближалась ветхая лодка с седым мрачным старикашкой на веслах. А на другом берегу
бегал и махал руками какой-то сумасшедший в мешковатом сером костюме. И ты узнала его.

- А ты другая, -- несколько разочарованно протянул он.

- Это ничего, -- радостно сказала она. И они засмеялись, глядя друг на друга.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
219. Ступеньки (footsteps foolgrade diversion)


  Тhis frame has no name.
It will never be the same.

LeveL А) Считалочка

Со ступеньки на ступеньку,
Полегоньку, помаленьку,
Со ступеньки на ступеньку,
Отдохни и снова в путь.
Осторожнее у стенки –
Подгибаются коленки?
Вот перила-параллельки –
Подержаться не забудь.

Поднимайся выше, выше…
Что шуршит под ветхой крышей.
То ли кошки, то ли мыши
С ультраписком пронеслись?
Сердца стук они не слышат –
Не понять летучей мыши,
Для чего влезать на крышу,
Чтобы вмиг сорваться вниз?

Мирра Лукенглас

LeveL Б) из венка неправильных сонетов

Исчезло всё – остались только сны,
Где взлёт один на тысячу падений.
И лестниц всех истёртые ступени
В твой новый дом меня вести должны.

О. Бах


О.Б.Л.М. (past in future)

1/3

down

Для тех, кто знает, нет надежды. Они замерли в ожидании грозы.
А дождь никогда не приходит с востока, как бы ни копились там темные тучи. Три ветра над песчаным пляжем, след на воде, медленно текущей к закату.
Зря я так хорошо помню всё это? Крохотные стеклянные песчинки трутся друг о друга боками, обтачивая лишнее. Пляж из серых шариков, не сохраняющий ничьих следов. Невозможно подойти к воде через полосу зыбучих песков. Смерть таится в совершенстве формы. Бесконечно сыплются круглые маленькие смерти, которым ни к чему умерщвление, нет в нём выгоды, ты не будешь съеден песками, ты просто исчезнешь, и кто-то скажет: бессмысленная, жестокая смерть. Неправда, она ласкова и нежна с тобой, она втягивает тебя в свой круговорот, и ты поддаешься этому ритму, ты сам теперь ритм. Ритм круглых молитв за твою бессмысленную и жестокую жизнь.

Я предупреждаю: ты не выйдешь к свету и воде через полосу зыбучих дней. Дни, одинаковые и стеклянные, шуршат вокруг тебя, в их шёпоте твоя смерть, захвати их горсть в кулак и бросай, бросай, чтоб разлетелись они на мелкие кусочки, чтобы ранили твое лицо острыми краями обломки, и в крови и царапинах
ты выберешься на поверхность и будешь лежать, раскинув руки, и смотреть, как собираются на востоке свинцовые тучи, и будешь летать, раскинув руки, а молнии будут легонько покалывать твои окровавленные пальцы. Над мёртвым пляжем круглых дней.
Это хорошо, и кому, как не тебе, знать об этом. И кто, если не я,
помнит твой взгляд перед грозой. А она уже с нами, она здесь. Слышишь?

Наверное, это свет, но если закрыты глаза...

В одном из домов живёт тот, кто сможет сказать тебе: я жду.
И ты не должна ходить туда, даже если повезёт, и трамвай отправится
по своему маршруту. Он пролетит над замёрзшей рекой по мосту,
разбрасывая зелёные искры, а ты останешься стоять под дождём,
потому что не открылась дверь, которую ты загадала. И ты машешь
платочком уезжающим, так тяжело махать мокрым плачущим платочком,
и кому, как не мне, понятен твой страх, хотя ты и неправа
в своем стремлении избежать этой боли. Я не знаю, когда
всё вернётся на свои места. Может быть, завтра.
Может быть, они уже заняты кем-то, кто ждал грозы,
пересыпая в ладонях круглые песчинки слов, ничего не значащих,
но опасных, каждое из которых есть смерть, как может
стать смертью каждая ступенька лестницы, и ты, когда посмотришь
в её каменное выщербленное лицо, поймёшь, что ничего не случилось.
Но догадаются ли об этом те, кто принесёт цветы на песчаный пляж
и увидит, как исчезают они в глубине, дна которой не видел никто.
Аравийское месиво, крошево...

Я знаю, вы будете спорить с дождём.

Солнце мое, кто сказал тебе, что я вернусь? Я всегда здесь,
и мне некуда возвращаться, мне некуда уходить. Я не помню,
как это делается. Может, кто-нибудь мне расскажет. Но если волосы его не будут пахнуть грозой и дождём, если в глубине его глаз я не увижу колючую ржавчину последнего прощай, я не поверю. И оглохшая черёмуха на морском дне не простит мне моего сомнения. Я здесь, я с тобой? Когда-нибудь я вспомню и об этом.

2/3

up

Все слова рано или поздно кончаются. В воздухе кружится мёртвая пыль,
сталкиваются и прилипают друг к другу заблудившиеся звуки,
новые слова тяжело падают на землю. Иные остаются лежать на поверхности,
среди опавшей листвы и каштанов, иные с шуршанием впитываются в землю,
и их никто никогда не прочтёт. Ветер подхватывает самые лёгкие
из новорожденных, незаконнорожденных, незаконно розданных слов
и треплет, и мотает их в затеянном им безумном хороводе.
Кто-то зовёт вас? Нет, не показалось. Странные мысли приходят в вашу голову?
Не спешите к врачу. Это они, бездомные, уставшие, жалкие и глупые подчас,
ищут прибежища. Не гоните, прошу вас, разделите странные сочетания,
вплетите их в свою речь или спрячьте в памяти, наконец. А иначе они, отвергнутые, озлобленные неприятием, вернутся уже другими, может, мёртвыми пчёлами, ибо продолжает ветер свой дикий бал, и, как стеклышки в калейдоскопе, перемешиваются звуки, мысли, слова, капли, жизни, листья...

А я собираю их в осеннем парке.

Полные карманы приношу домой и вытряхиваю на стол.
Что здесь? Обрывок крыла бабочки-крапивницы, прозрачный, почти бесцветный, труха листьев, деревянные лакированные каштаны, потом, незачем, мама, я больше не буду, след велошины, завтра встретимся, не всё так, как есть, монетка, почерневшая под дождём, осколок стекла, кри-и-и-к безумной старухи, мне страшно,
скоро зима и т.д. В этом т.д. -- все остальное. Мне ли не внести это в свою коллекцию, до самых банальных фраз, до случайного, но такого же банального взгляда, до капли, до листка, до слова, до мысли, до жизни.

И я собираю их в осеннем парке.

...А когда поднимаешься по ступеням наверх, приятно бывает
смотреть вниз. Сладко замирает сердце от ощущения высоты, оттого,
как там, внизу, грязно, темно, мерзко, а здесь простор, ветер и ты -- выше всех. Все внизу -- ма-а-ленькие, не думай о том, что законы перспективы одинаковы для всех, ты наверху. Иначе среди птиц, но птицы мало значат... Они-люди там живут, видя на метр вокруг себя, жалкие, суетливые. А ты видишь их всех, и даже более того.
За тобой преодолённые ступени, и не как-нибудь, не вприпрыжку,
а твёрдой поступью... Но почему так хочется плюнуть кому-нибудь
на беспечную голову или швырнуть чем-нибудь и спрятаться?
Почему такая тоска сжимает сердце при виде бескрайних просторов?
И почему так быстро падаешь вниз...

3/3

aside

Лестница, лестница, лестница... Сто ступенек вверх, девяносто девять вниз.
Противоречия нет: последней ступеньки не переступить никому.
Каменные, стальные, гнилое дерево, ржавые бритвенные лезвия, -- у каждого свои.
Шагом, вприпрыжку, с одышкой, кувырком -- каждый по-своему.
В обход -- по скользкому склону, в тучах золы и пыли, спотыкаясь,
раня ладони об осколки бутылок и обрезки жести. Узкая лестница,
двоим не разминуться. Обхватить друг друга, прижаться крепче,
и в ногу, шёпотом считая шаги... Вверх, до площадки...
Семьдесят восемь, семьдесят девять... А что там, за сотой?
Спускающиеся вниз - с помертвевшими восковыми лицами,
судорожно хватающиеся за перила - ничего не сказали об этом.
Да и спрашивать некогда, восемьдесят пятая, восемьдесят шестая...
Сбоку, на склоне вздрагивает чья-то спина, окровавленные руки
сжимают затылок, босые ступни в засохшей грязи. Очередной идущий
вниз едва не сталкивает вас, покачнувшись на усталых ногах.
Ничего, уже скоро. Бесполезно оглядываться назад: тех,
кто спускается, уже не видно, и никто не идёт следом...
Но думать об этом некогда, девяносто третья, девяносто четвертая.
Неужели когда-то была первая? И что там, перед началом?
Смутно вспоминаются какие-то деревья, снег... или трава... песок...
Что-то темнеет сбоку, на сером склоне, неподвижно и тревожно.
Человек... или животное, трава... песок, девяносто шестая... Никто
не идёт навстречу, только ветер, сухой и горячий... или холодный...
Что-то мешает остановиться, наверное, незачем... или... Об последнюю
ступеньку вы спотыкаетесь разом. Со-о-та-а-я-а-а... Спускаться уже
не надо, вас подхватывает ветер и несёт, как сухие листья,
главное, не потерять друг друга, мы когда-то стояли внизу, была зима,
снег, деревья, лестница, камень, сталь, гнилое дерево, лезвие бритвы,
мы снова у первой ступени, а что стало с теми, кто так
и не переступил сотой наверху, спустившись на неверных, подгибающихся ногах, испугавшись слепящего ветра и бесконечности падения, которого нет, оказывается, нет! Мы снова внизу и не пойдём в обход (мы - ненормальные герои), первая, вторая, третья... Что там было, наверху, было ли... что-то с ветром, кажется... некогда об этом думать, надо считать ступени, десятая, одиннадцатая...
По склону на четвереньках ползет человек, он, наверное, думает,
знает, ему не нужно считать, двадцать вторая, двадцать третья...

80-е-00-е г.г.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
220. [MAT] Сказ о том, как Карл с Зигмундом поссорились


  "Ага!" - сказал Зигмунд.

В. Пелевин

Записано на диктофон со слов Николая Недвораева (в несколько маргинальной компании, где он объяснял, какого хуя не поделили Фрейд с Юнгом. Не знаю, почему эта тема всплыла, начало пропустила)

- А Фрейд, блядь, был пидор старый, причем шибко латентный, поскольку был европейски образованным еврейским интеллигентом, жизненный путь которого начинался в эпоху позднего вегетари… тьфу, викторианства (явления, как ни крути, на тот момент общеевропейского). Да и ещё коку без колы в молодости (если она у него, блядь, была, молодость эта самая ебучая, а не кока, которая у него была всегда, хоть и без колы) идеологично полюблял. Вот. Ну и психику у разных психов, таких же как он, со всякими комплексами, изучал. Ебаться им хочется или нет, спрашивал. А как? А почему? А зачем? Ну и всякую подобную хуету. Эти бройлеры ему всё выкладывали, да ещё и башляли, а кто их срань будет выслушивать бесплатно? Он им как бы и помогал – ну, знаешь как, попиздишь с пацанами – легче и становится. Умный перец был, в общем-то. На бабки нюх. Ну, это у евреев национальное. А жизнь какая? Короче, хуй с ними, с евреями, да и с прочими нациями – мудаков везде полно, не о них речь, то есть не о нас, нахуй, короче. А в том, что он педрила, Фрейд себе даже в страшном сне не признавался, вот какой шифрованный был тип!

Юнг же Карл-Густав пидором не был никаким или был пидором никаким? Но, короче, на этом не зарубался. Даже если и был каким. Его в другие глубины тянуло, туда, где никакого секса, да что там, блядь, секса, и понятия-то никакого о сексе нет. И вообще никаких, нахуй, понятий. Одни распальцовки, за которые хуй его знает кто отвечает. И хуёвины среди всего этого плавают мутные, но как бы невзъебенно базово-центровЫе (ну, по мнению Юнга, ясен пень). Которые он свою всю более или менее сознательную жизнь выудить пытался. (А в результате выловил живого партизана, шутка). А когда ему вставляло, с понтом что-то получаться начинает, он их архетипами обзывал и носился с ними, как Фрейд с либидо, причём, блядь, не своим, в чём основная фишка этого стоумового еврея. Так. Юнг Карл, значит, Густав наш дорогой, в том смысле, что дорого многим обошёлся, змей, мало того, что носился, как конь с яйцами (а так подумать, хуйли ему без яиц носиться, коню тому ебаному?), так он, сучий потрох, всех остальных на свои движняки подписать пытался и преуспел в этом, правда, уже после смерти, ну так оно бывает часто – нормальная практика. Однажды, хуй знает в каком, но каком-то совпавшем по времени с их взаимным существованием, году, спросил молодой, но уже пытливый любитель половить рыбку в мутной воде сознания, Юнг, то есть, у маститого дедушки Фройда, который его чуть ли не за сыночка своего, кореша лепшего и продолжателя святого дела – анализа всего, что в голову взбредёт - держал. А что же он у него спросил? Невинный, в сущности, вопрос задал гуру своему Карл-Густав, - что тот думает о гомосексуализме как о явлении? Причём никаких личных намёков не делал, так, в целях, сугубо прикладных к своим типа научным изысканиям. Дедушка Фрейд, блин, что бы о нём ни говорили и ни думали, учёный был тщательный, методичный и, не при детях будь сказано, скрупулёзный. Начал он в мыслях своих рыться и ТАКОГО там нарыл! Накопал, можно сказать, такого, что прям при любимом ученике впал в истерику, граничащую с эпилепсией и грозящую каталепсией. Друзья (и Юнг, ясен хуй, в том числе) и родичи его кой-как оклемали. Но, видимо, в натуре - кой-как, потому что зарубать деда стало еще круче. Ну да хуй с ним, умер он давно. А вот Юнг от бывшего гуру свалил после этого случая (а вдруг он при его виде теперь так и будет в истерики впадать, ну его нахуй?). И на весь мир объявил, мол, не гуру он мне больше, не гуру! И информацию о своих детских психотравмах Фрейд от Юнга утаил, когда тот, опять-таки чисто по делу поинтересовался. Такие вот они были загадочные, величайшие психонализаторы всех народов и времён, блядь, мир их праху, нахуй.

- Взрывай, хорош пиздеть! :)))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
221. [MAT] Космонавты, вперёд!


  Космонавтам трудно ходить по земле, земное притяжение
за пятки держит. Следует заметить, что вышеупомянутое
явление весьма неприятно действует на нервы, расслабившиеся в безвоздушном пространстве. Они натягиваются, как стальные струны, и редко кто удержится от искушения сыграть на них навязчивые
земные мелодии. Если вы когда-нибудь увидите человека,
безразлично какого пола: мужеского, женского или детского, который идет с видимым напряжением и неудовольствием, -- знайте, перед вами космонавт. Уступите ему дорогу, она и без того трудна...

Сны на орбите. Без сахара. Крошечный шарик в иллюминаторе удаляется с каждым днем, или это оптический обман, и Земля просто-напросто уменьшается, и непроснувшийся космонавт с ужасом думает, что космодром в казахской степи приобрел размеры носового платка, и некуда поставить даже ногу, не то что спускаемый аппарат...

А тень "Челленджера" медленно закрывает лунный диск,
но невидимый дискобол уже размахнулся, и все бицепсы и трицепсы полны силой и здоровьем, и кровь с шумом бежит по жилам, и каждый эритроцит, как наливное яблоко, катится по головокружительным тоннелям, и скромно пробирается по стеночке заблудившийся вирус иммунодефицита. Он здесь не ко двору...

Ах, луна, луна. Как часто... Впрочем, космонавту,
если только он настоящий мастер своего дела, некогда любоваться на твое глупое круглое лицо. Попробуй, луна, покажи ему язык, подмигни в иллюминатор -- идеальную раму для твоего портрета, и мы посмотрим, достоин ли он высокой правительственной награды за свое непоколебимое мужество, женство, детство.
Грустный Президент в Кремле прислушивается к звуку шагов в роскошных коридорах, поглаживая сохранившимися пальцами золотую звезду Героя, и ждет, когда в кабинет весь в цветах и вспышках блицей войдет легкой, но так трудно дающейся ему походкой мужественный, женственный, детственный космонавт, и Президент склонит свой белоснежный чуб на плечо,
припорошенное звездной пылью, и золотая звезда украсит
могучую грудь героя, не подвластную энтропии.

Что-то случилось, что-то должно случиться. Но с кем? Алая луна покачивается в небе, неуклонно приближаясь к съежившейся, обезвоженной земле, и космонавты становятся цепью, держа друг друга за руки и возведя безумные очи к ухмыляющейся от сознания своей безнаказанности луне. И дрожь волной проходит по цепи от Аляски до Огненной земли, и невидимые телеграммы скороговоркой несутся по свету. И нарастает гул, и крепнет, и слышны отдельные слова на разных языках, тихая, но грозная песня накатывается, как цунами, звонкие детские голоса обреченно взмывают
в недоброе небо, и стекло иллюминатора, там, в космосе, покрывается сеткой мелких трещин, и станция "Мир" тяжело вздыхает, как старая лошадь в своей безвоздушной конюшне.

А на Земле наступает тишина... Усталые космонавты,
потирая занемевшие руки, расходятся по домам, тяжело, но уверенно ступая по благодарной им Земле.

Тень "Челленджера" проносится над белокурой детской головой. Ветер. Ночь. Скоро.

Ельцинских времен текст, ЕБНу и посвящается. Забавный он тип! :)))



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
222. [MAT] Из глубины


  И вновь возвращается одна старая, но не забытая мной тема. Я не знаю, где была ты все это время, донья, но ты верно чувствуешь, что пришла пора материализоваться в осеннем воздухе, сгуститься в утреннем тумане, неспешно пройтись с мелким дождем по мокрому асфальту
живущего предчувствием зимы города... Опять я узнаю твои скорбные и нежные черты в зеркале, которое вдруг перестает отражать мое мрачное лицо и затягивается легким желтоватым дымом, отражающимся в нем, и это, наверное, ты, а может быть, я ошибаюсь, может быть, я все еще сплю, ведь так сладок и тревожен утренний сон под теплым одеялом, из под которого не хочется даже высовывать руку, чтобы принять предложенную папиросу. А потом я думаю о тебе, и мне приятно и грустно
вспоминать наши безмолвные беседы у открытого окна,
за которым тихо шелестят уже мертвой листвой каштаны,
отягощенные зелеными колючими плодами, и холодный ароматный воздух...

Сколько сентябрей назад это было?

Ты шла по ночным улицам, и не видели тебя ни осоловевшие девушки в ярко освещенных киосках, ни замерзшие милицейские патрули, ни бродяги, бесцельно скитающиеся в алкогольных пространствах города,
которые так не к месту пересекаются с патрулируемыми переулками. Твои руки в тонких кружевных перчатках, твой черный плащ, твои легкие шаги... Ты знаешь, где искать тех, кто ждет с тобой встречи, и я из их числа. Мое окно открыто, я жду тебя. Мне надо рассказать тебе о многом. И я буду говорить молча, не отрывая взгляда от твоих колец. Я никогда не смотрю в твои глаза, и ты знаешь, почему. Они слишком черны и бездонны, а мне еще рано знать, что там, в этом не отражающем ничего обсидиановом зеркале. Мне достаточно серебра твоих колец и искристого сверкания твоих аметистов, а почему я решила, что это аметисты? Мне никогда не приходилось видеть таких камней. Они холодны и остры, как осенние звезды перед рассветом. Их беспощадный блеск не позволит мне лгать, и я говорю, говорю то, чего не услышать никому, кроме тебя... Ты молчишь, но это ответ. Ты не смотришь, но это взгляд. Ты спокойна и терпелива... пока... А утро вновь затянет твой облик
желтоватым дымом, и я закрою окно. Я увижу мельком
твой силуэт в глубине проходного двора, но заспанные
люди идут, опустив головы, им не увидеть даже тени твоего плаща. И есть еще один, отдавший себя во власть бессоннице, он знает о тебе, но ему нечего рассказать.
Поцелуй его за меня, и если он почувствует легкое касание твоих губ, шепни обо мне...

Сколько сентябрей назад это было?

Ты не затерялась под тяжелым нынешним небом,
тебя не обманули эти холодные дни, ты идешь своей дорогой, и нежно звенят твои кольца, и стелется тенью птицы твой плащ, и ты еще зайдешь ко мне. Мы так давно не виделись... О, донья Соледад, я слишком хорошо помню наши прошлые встречи, и может быть, на этот раз я смогу взглянуть в твои глаза и, взмахом твоих ресниц уловленная, исчезну в их черной глубине, и прижмусь, наконец, лбом и ладонями к обратной стороне зеркала,
и посмотрю твоими глазами, и засмеюсь от счастья,
но смех мой услышишь только ты и никому не расскажешь об этом. А в другом, еще не наступившем сентябре, все будет по-другому...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
223. [MAT] СМЕРТЕЛЬНАЯ СТАРУШКА


  Разбирая утреннюю почту, экстрасенс Евгений Федорович Замуруев обнаружил письмо на нескольких тетрадных листах, которое его весьма заинтересовало и заставило призадуматься.

"Уважаемый господин экстрасенс Замуруев Е.Ф.! Мы, жильцы кв. № 37 (полный адрес прилагается), обращаемся к Вам с последней надеждой, так как все обращения в соответствующие инстанции никаких результатов не дали.
Кратко излагаем суть дела, которое послужило причиной обращения к Вам. В нашей квартире уже двадцать пять лет прописана Козырькова Александра Андреевна, 1915 г.р. Женщина она хорошая, всех наших детей и внуков, можно сказать, вынянчила. Никаких нарушений правил
социалистического общежития за ней не водилось, да и сейчас, когда в стране творится не поймешь что, живет она тихо, за жилплощадь и коммунальные услуги платит аккуратно, вообще человек порядочный. Двадцать три года жила она одиноко, родственников у нее, насколько нам известно, нет, гости к ней не ходили. Это, конечно, странно, но тоже бывает. Мало ли как жизнь сложилась.

Но два года назад начало в нашей квартире происходить что-то странное, и мы думаем, что причиной этого является А. А. Козырькова, но доказать никому ничего не можем. Если считать, что все жильцы нашей
квартиры сошли с ума, как нам заявили в ОВД *ского района, то пусть нам выдадут справки или поместят на лечение, потому что терпеть то, что свалилось нас нас два года назад и продолжается по сей день, мы не в силах. Начнем с того, что 12 сентября 1991 года
к Козырьковой зашел ее, как она сказала, давешний знакомый, которого она не видела уже лет сорок. Адрес он нашел в колонке объявлений. Текст, по его словам был следующий: "Гриша, я тебя жду. Ася". Козырькова удивилась, так как она подобных объявлений никуда не давала, а давала, причем очень давно, только
объявление о продаже книжного шкафа. В какую газету,
вспомнить не смогла. Помнит только, что шкаф у нее купил молодой человек с бородкой, похожий на Троцкого. Он еще вел себя, по словам Козырьковой, очень необычно. Ходил по комнате, потирал руки и все что-то бормотал. Она ничего не поняла, но одну фразу запомнила: "астральная яма" (это ей потом Сережа Агафонов сказал, что именно так это звучит, а не "стиральная яма", на что она, не расслышав и не поняв, даже обиделась). Это все выяснилось уже после, а дело в том, что этот самый Гриша (Поклюев Григорий Никанорович, 1910 г.р) попив чайку с Козырьковой и вспомнив прошлое, присел на диванчик и... умер.
Врач со "скорой" поставил диагноз: обширный
инфаркт миокарда. Труп увезли в морг, а Козырькова слегла с сердцем, видимо, переволновалась.

Во всем этом не было бы ничего необычного, кроме
этого непонятного объявления, но мало ли какие ошибки
в газетах бывают, а может, старичок чего напутал. Но через две недели к Козырьковой в гости зашла ее старая подруга Синекурова Д.Т и, даже не успев попить чаю, повалилась на пол. Врач констатировал инсульт и мгновенную смерть. Мы пытались убедить себя,
что все это случайность. Люди старые, по краю могилы ходят, а смерть, она не выбирает ни места, ни времени. Но, сами понимаете, на душе от этого спокойнее не стало. Такое и один раз перенести тяжело -- смерть, врачи, милиция приходила, им кто-то сообщил,
что в квартире 37 за две недели уже второй посторонний труп. И Козырькова не виновата, и мы не знаем, что делать. Не пускать к ней никого, что ли? Но это, сами понимаете, незаконно. Решили ничего не предпринимать, а сделать вид, что все в порядке, хотя приятного во всем этом мало. А дальше пошло как по конвейеру.
Через месяц, когда мы уже малость успокоились, опять гость и опять труп. Умер ненасильственной смертью... Опять "скорая", опять милиция. Мы к сержанту, займитесь, мол, Козырьковой, что это к ней все
помирать ходят? А он говорит: "Пишите заявление в РОВД, а я никакого криминала в этих случаях не вижу. Естественная смерть. Убийств, самоубийств, доведений до таковых и прочих противоправных действий со стороны гражданки Козырьковой нет. И я вам помочь ничем не могу. Вот если бы она их отравила, тогда другой разговор."

А в РОВД с нашим заявлением нас просто послали.
Вы, что, говорят, с ума сошли? И то же самое повторили. В компетенцию органов мистика, что у вас там творится, не входит. А к гр. Козырьковой у нас претензий нет. Вполне законопослушная старушка.

А нам, уважаемый господин экстрасенс
с этой старушкой стало жить невыносимо. За два года 19 трупов... И она мучается, переживает, люди-то все не чужие. Некоторые -- друзья детства, с другими работала когда-то, даже два ее бывших ухажера у нее на глазах кончились. Она, считай, на корвалоле и живет. Перед нами ей стыдно, из комнаты почти не выходит. А мы от каждого звонка в дверь вздрагиваем. И вот что необъяснимо, господин экстрасенс. Приходят к ней люди,
с которыми она последние двадцать-тридцать лет не общалась. Находят ее какими-то странными способами. То кто-то из ее знакомых случайно встретится, адрес скажет, то в поликлинике ее карточку по ошибке одной старушке выдали. А она читает, глядь, а это Саня Козырькова, в одном бараке в пятидесятом жили.
Как не зайти, раз такой случай. А зашла и все.
Обратно вынесли...

А один старичок, любовь ее первая, телефоном ошибся.
По голосу узнал . Это через шестьдесят с лишним лет!
И адрес-то она ему не сказала, незачем, говорит, тебе заходить, я уж и забыла про тебя. Так он по номеру телефона, который по ошибке набрал, адрес отыскал. Пришел и помер. А некоторые даже сообщить, каким образом их сюда черт занес, не успевали.
И так все два года, уважаемый господин экстрасенс. Хорошо, хоть умирают все они тихо, без всяких там неприятных вещей. Мы уж и этому рады, если можно так сказать.

Мало того, что квартира превратилась непонятно во что,
так еще и слухи по всему району гуляют. Как в музей к нам, конечно, не ходят, боятся, но на улице нас, жильцов этой проклятой квартиры, уже узнают. Незнакомые подходят, сочувствуют. А что нам их сочувствие...

И поменяться невозможно. Никто сюда переезжать не хочет. И за что нам такая кара, уважаемый господин экстрасенс? Помогите пожалуйста, может, здесь и вправду какая яма. Или полтергейст, на худой конец. Батюшка у нас уже был, пришел с кропилом,
а увидел Козырькову, побелел, качнулся и упал. Понятно, не от страха. Он, оказывается уже три инфаркта перенес, бедняга. Мы к Козырьковой -- признавайся, тоже твой знакомец!? А она плачет, бедная: он тридцать лет назад на заводе парторгом
был, а она как раз уборщицей работала в административном корпусе.

Так что, уважаемый господин Замуруев Е.Ф., надеяться нам не на кого, кроме вас. Нам Ваш адрес сообщил человек, которому вы очень помогли. Он на Вас просто молится с тех пор. И мы молиться будем, если поможете. И заплатим, сколько скажете, ничего не жалко,
только бы избавиться от этого кошмара.

С уважением, жильцы квартиры N 37: Петряк А.В., Юхина Т.С, Агафонова И.Д. и их
семьи".

Евгений Федорович Замуруев оторвался от тетрадных листков и закурил. Да, дело, видно, сложное. Он, экстрасенс со стажем, даже не представлял, с чем там нужно бороться. Яма, полтергейст, -- все это чушь собачья. Случайности? Нелепое стечение обстоятельств? 19 трупов, ничего себе стечение! Поймал себя на том, что пытается вспомнить, а не знавал ли он Козырькову раньше. Но тут же отогнал эту мысль. Глупости, никаких Козырьковых он не встречал, память, слава Богу,
хорошая. 36 лет, молодой, здоровый, что с ним может случиться. Тоже мне, чертова бабушка... Но что-то свербило, не давало покоя, цифра 19 тоже не нравилась. Одного для ровного счета не хватает, мрачно думал Замуруев.

Неделя понадобилась экстрасенсу, чтобы покопаться в
специальной литературе, поспрашивать, чего он никогда не любил, у коллег. Но ничего похожего не обнаружил и не выспросил. Похоже, всем этим людям суждено было умереть, -- причины смерти, согласно мнению врачей, самые обыкновенные, но вот почему их влекло именно в эту квартиру, к этой ничем не примечательной старушке? Этого Замуруев объяснить не мог. Поэтому и решил идти. На всякий случай взял с собой биоэнергетическую рамку, хотя использовать ее и не собирался. Он интуитивно чувствовал, что никаких хорошо известных ему, повидавшему виды специалисту, явлений в квартире № 37 он не встретит. Но дальше интуиция давала сбой, и чем он может помочь отчаявшимся людям и этой якобы безвинно страдающей старушке, Замуруев
не представлял.

Часов в десять утра он переступил порог квартиры № 37. А через три часа его вынесли на носилках.

Соседка Козырьковой после рассказала его коллеге Вараксину, которому он предусмотрительно оставил адрес смертельной бабушки, что Замуруев не сразу узнал Козырькову, но, внимательно присмотревшись,
воскликнул: "Баба Шура!" и кинулся обниматься. Они пили чай в ее комнате, разговаривали, причем Замуруев,
судя по всему, чувствовал себя раскованно, пару раз
выходил покурить на площадку, и все ждали, что он уйдет, но он сидел у Козырькровой. И еще ждали, что
он будет что-то делать, ну, рамкой водить, духов вызывать или, наоборот, разгонять, -- что экстрасенсы в таких случаях делают, никто точно не знал. Но Замуруев сидел в комнате за закрытыми дверями, и беседа их с Козырьковой, несомненно, носила неофициальный характер. А потом вдруг стало тихо, и через пару минут в дверях перед истомившимися от привычных дурных предчувствий соседями появилась Козырькова и произнесла: "Вызывайте "скорую", Женечке плохо"...

Врачу осталось только констатировать смерть. Причиной явилась внезапная остановка сердца...

Лицо мертвого Евгения Федоровича, по словам Юхиной,
было как у спящего ребенка -- безмятежно-спокойным,
будто смерть была для него очень приятным и долгожданным событием.

А няня когда-то пятилетнего Жени Замуруева Козырькова
ненадолго пережила своего бывшего воспитанника. Она так же тихо скончалась через пять дней, и квартира № 37 вздохнула спокойно. Хотя сказать с уверенностью, что в ближайшее время в квартире не будет летальных исходов, как вы сами понимаете, нельзя. Жизнь продолжается...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
224. [MAT] С днём маргинала!


  На белой стене -- коричневый паук. На коричневом полу
неплохо бы смотрелся белый. Но в этом доме почему-то таких не водится. Жаль, это нарушает гармонию мира... Она, конечно, не знает границ. Но пограничники несут бессонную службу, они стоят на неизвестных рубежах, они ждут незнакомых нарушителей,
а самое странное, они никогда не знают, с какой стороны зарубежье. У пограничника судьба такая: никого не впускать, никого не выпускать. Для него все нарушители. "Наши" или "чужие" -- без разницы.
Иной раз такие "наши", что лучше бы "чужие". А бывает, что "чужие", а ведут себя, ну точно, как "наши"... Поди разберись...

-- Некогда! Некогда думать! Надо стрелять! А
то "наши" уйдут, а "чужие" проникнут. А если ты был "наш", а теперь лезешь к нам оттуда? Помни -- ты теперь "чужой". Тебя завербовали. Тебя завербовали пауки из ЦРУ! Ты хочешь узнать про нас то, о чем мы и сами догадываемся. А потом рассказать ЦРУ. И они будут думать, как нас облапошить. Как нас облапошить? Пусть ЦРУ думает, а мне думать некогда.
Мне и о ЦРУ думать некогда, а я думаю. День и ночь
только о нем, проклятом, и думаю. Дум, дум, дум -- вот так думаю.

-- Стрелять! Некогда! Некогда стрелять! Некуда и
никогда. Ни туда, ни сюда. Тихо... Сосны, небо, солнце, звезды... Какое солнце, когда звезды? Хрен там! Солнце -- тоже звезда. Звезды, солнце, граница, тихо, стрелять, думать...

-- Некогда! Солнце думать некогда! Я все время думаю о солнце. Солнце ты, думаю, солнце. На кой... нет, это я так про ЦРУ думаю. А тем временем, стрелять надо. А может и не тем, а этим. Время думать некогда. Нет времени, чтобы о нем думать.
Нет денег, которые время... У меня совсем нет денег. Ни в одном кармане... Карманы есть, а денег -- нет!

-- Думать! Где взять денег? Некогда брать! Куда постоянно девается время? Это они, "чужие", крадут время. Их научило ЦРУ. Они крадут у нас время, а потом его убивают. А нам все время некогда! Времени все время остается все меньше. Нам некогда. Некуда жить, потому что будущее время еще не пришло, прошлое кончилось, а настоящее крадут по минуте.
Хоп! не успел оглянуться -- уже час прошел. Куда? Отсюда туда. У нас уже вечер, а у них только утро. Вот куда время девается! День, целый день сперли! Пауки! Они плетут свою паутину, она летит по ветру и уносит с собой время. В ЦРУ не дураки... Дураки не пауки. Все границы -- на замки!

-- Петь! Незачем! Вот!

-- Ну ладно, я пошел. Граница длинная, вдруг проникнет кто-нибудь. Вот отсюда и аж вон дотуда. Я по пейзажу ориентируюсь. Горы -- справа, холмы -- слева. Лес по периметру. Периметр -- граница. Просто? Горы разрушаются, холмы сглаживаются, лес сохнет. Ничего, привыкну. Времени-то еще много. Мне хватит, чтобы добраться живым. Пока я жив -- есть время. А кончится -- умру, наверное... Мне ничего не сказали. Может, дождусь смены. Вон, вон кто-то идет! Не туда и не сюда. По границе идет -- горы справа, холмы слева... И ружье на плече. Это смена! Точно, смена! Ну, я пошел. Я от него, он за мной.
Пока время не кончится. Ать-два!

-- Эй, ты еще здесь?.. Тишина... Я опять не вернулся из боя. :)



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
225. [MAT] Куда же вы?


  Куда же вы, граждане? Не уходите, побудьте со мной еще немного. Ну хоть капельку, чуточку, крошечку. Вот столечко-о-о... О-о-о... как грустно одному! Посидите со мной, подержите меня за руку. Я же
не прошу мне сопли вытирать или там... подгузники менять. Вы мне моральную поддержку окажите, пару слов ласковых, улыбку нежную подарите. Я ведь все верну. С процентами. Скажите, какой я хороший, какой добрый, как вам со мной хорошо было всегда...
Ты девочка, что насупилась, нет у меня шоколадки, там, на столе, потом возьмешь, когда все уйдут, если останется, конечно. Не смотри так, милая, я не кусаюсь. Я теперь добрый. Только вот грустно одному... Не уходите... Не оставляйте меня
с бабками этими скучными, опять они всю ночь будут что-то под нос себе бормотать, страницами засаленными шуршать. Я представлю себе, что это деревья за окнами листьями шуршат, вроде ветер подул, весенний, теплый... Ты знаешь, милая,
мне теперь не нужно глаза открывать, я и так все вижу. Хочу -- вижу, хочу -- нет. Когда плачут -- не вижу. Я же такой сентиментальный, боюсь, сам расплачусь. И чего они, женщины эти, все время плачут? Лучше бы посидели со мной, ну хоть немножко, улыбку мне, пару слов ласковых... А то бабки эти
все время, сами черные какие-то, носы красные, бугристые. Я видел, они за шкафом водку пили. И не закусывали, божьи старушки-то... А потом надо мной нависают, перегаром от них разит, и слова эти, как мухи, липнут. И не слушать не могу, хочу не слушать, а слышу....

Проходи, проходи, что ты стал в дверях. Подойди, не бойся. Много их тут, да они безвредные, не обидят. Садись, дорогой мой, садись, в ногах, сам знаешь, правды нет. Что хмурый такой? Случилось что-то? Как-то ты... все в сторону смотришь... Тебе в тягость со мной тут сидеть, я вижу... Ну ладно, я... Я понимаю, конечно. Скучно со мной... стало. А помнишь, как до утра, бывало, спорили на кухне, чай пили. Кстати, чайку не хочешь? Там на кухне пьют. Котлеты жарят, суетятся, а как совсем уж забегаются, чай пьют. Ты пойди, поздоровайся, родные мои к тебе всегда хорошо относились. Они там, правда, плачут иногда, но ты не обращай внимания -- бабы, глаза на мокром месте.

О, смотри кто пришел! Год его не видел. Как он у меня взял книжку почитать, так до сих пор несет.
Бог с ней, с книжкой, мне уже не почитать... Хорошо, сам пришел. Я тебя рад видеть, проходи, ну хоть постой рядом. Скучно же! Никто со мной поговорить не хочет. У всех свои заботы. Хоть бы музыку включили какую-нибудь. А то бабки эти совсем достали. Бу-бу-бу, себе под нос. Где они их взяли, в каком сундуке откопали? От них смертью пахнет...

Я их не хочу, лучше ты рядом посиди. Ничего, милая, посиди, нельзя же все время плакать. Погладь меня по лицу, я так люблю, когда ты меня гладишь... Руки у тебя совсем холодные, я их почти не чувствую. Ой, нос
какой смешной, красный, как у бабки вон той, справа. Ну вот, опять плачешь. Какие слезы у тебя холодные, я их совсем не чувствую...

Я ничего не чувствую, но все вижу и слышу... Куда вы уходите все время? Не хочу здесь с бабками! Господи, когда же все кончится? Мне скучно. Вот будете сами в гробу лежать, поймете. Попросите тогда -- ну, хоть кто-нибудь, побудьте со мной! А вас и не услышат. Жалко мне вас... Как грустно вам будет тогда... Как мне сейчас. Ну не уходите, пока я еще здесь, не бросайте меня! И бабок, бабок этих черных уберите. От них смертью пахнет...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
226. [MAT] О вредности колбасы для организма


  Один гражданин отправился в магазин за колбасой. Накопил денег на двести граммов "Докторской" и двинулся налегке. Очень ему, бедолаге, колбаски хотелось. Хлеб-то он еще вчера купил. Не ел специально, берег под колбаску. С утра слюной давился в предвкушении. Чайку перед уходом заварил, стол накрыл скатеркой. Пропылесосил, носки под диван затолкал. Приду, думает, с колбасой, сделаю бутерброд, чайку попью в чистоте и порядке. Ништяк, одним словом! А колбасы ему уже давно хотелось. Недели две. Даже во сне видел. Идет он во сне по зеленому лугу,
глядь, из земли веревочка торчит. Потянул он за веревочку, а из земли палка колбасы. И как на грех -- "Докторская". А запах! Проснулся, вся подушка в слюнях, а под носом носки грязные, вчера в темноте бросил под кровать, но не попал. Ну, подумал наш герой, если уж и носки колбасой пахнут, -- решено! Надо брать. Поскрёб по сусекам, собрал мелочь, как раз вышло. Не думайте, что он совсем бедный был. Нет! Просто с зарплаты покупал сразу чай, курево и картошку. А колбаса в потребительскую корзину уже
не помещалась, хотя он ее с детства любил. Ну что делать, терпел. Статьи читал про вредность жиров и мяса, телевизор смотрел. Но что-то не верилось толстенькому дяде с жирными губами, что колбаса -- плохо! Плохая колбаса -- плохо. А хорошая -- хорошо.
А если с чайком и свежим хлебом, да в чистоте и порядке... Никакого вреда, понимаешь, кроме пользы!

И вот пришел он в магазин, зажимая в потном, как это принято, кулаке свои кровные. И подошел он к прилавку, и попросил пышную тетю отрезать ему двести граммов "Докторской". И отрезала она ему кусочек, издевательски предложив порезать. И гордо отказался он, намекнув, что колбаса ему нужна в качестве еды, а не закуски. И отдал он свои денежки другой пышной
тете, а она выдала ему чек. Обмен чека на колбасу состоялся без промедления, и наш гурман отправился домой, бережно неся в пакете двести своих вожделенных граммов.

И переходя улицу в неположенном месте, попал под самосвал...

Может быть, в этом и заключается вредность колбасы для организма? А может вовсе и не в ней дело...

1998 г., дефолт

хармсовщина на дармовщину :)))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
227. Happy Christmas, baby...


  Пухлые розовые ангелы строем идут по лестницам многоэтажек, держа в руках оплывающие восковые свечи. Шорох босых ног по ледяным ступеням, тени мечутся в складках одеяний и между лестничных пролетов, легкий снежок струится в разбитые окна и припудривает площадки, на которых отдыхают пухлые розовые ангелы, слабыми крылышками прикрывая дрожащие огоньки от сквозняка. Белокурый ребенок в ночной рубашке заснул в прихожей у двери, в ожидании родителей,
ему снятся апельсины, бесконечный серпантин кожуры сползает на снег, воздушные шары, оранжевые, как апельсины, они лопаются на языке взрывом китайской хлопушки, и апельсиновый сок пузырится и искрится на губах, и мальчик смеется во сне и хлопает в ладоши.
Ему снится, что родители, наконец, пришли, от них пахнет шампанским и хвоей, они хохочут, тормошат его, сонного, целуют в пухлые щеки, суют наперебой липкие конфеты, и сон сладок, и голуби влетают в открытое окно, роняя на паркет невесомые белые перышки. Мальчик играет, смежая и приоткрывая ресницы, в их трепетании вспыхивают и исчезают радужные, мерцающие огоньки, и это так чудесно, что хочется плакать и кувыркаться. Чьи-то светлые глаза глядят на него, в него, из него, он сам -- эти глаза, и он видит себя свернувшимся на коврике у двери, ключ, поворачивающийся в дверном замке, колеблющийся строй свечей, медленно втекающий в открытую дверь. Он видит пустую площадь,
по которой ветер гоняет обрывки серпантина и еще зеленую хвою, поблескивающее в снегу горлышко разбитой бутылки, одинокого милиционера, постукивающего по окаменевшему голенищу полосатым клоунским жезлом; все его тело сотрясает зябкая предутренняя дрожь, пустой промерзший трамвай, раскачиваясь, набирает ход и летит по мосту над черным льдом в белой сетке трещин, и одинокий воздушный шар катится по льду, не в силах преодолеть притяжения его стеклянной глубины.
И мальчик не видит ничего этого, потому что спит у двери, вздрагивая и поджимая озябшие ноги, и воск капает ему на щеку, холодный, как вода, и застывает матовыми каплями в уголках улыбки. Замерзшие ангелы, закутавшись в крылья, спускаются по лестнице,
тихо переговариваясь между собой. И стучат тысячи топоров, и пахнет смолой, и, вскрикивая шепотом, падают на снег обреченные елки. Happy Christmas, baby...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
228. Пропавшие без вести ждут новостей


  Пропавшие без вести ждут новостей. Зачем мы ищем их, не давая им шанса найти себя? Где они ожидают избавления от мук безвестности? Это не вопросы. Это поиски ответа. Я знаю, где ты сейчас, ты знаешь, с кем я теперь. Наши перемещения в пространстве
и времени фиксируются и носят не совсем случайный характер. А пропавшие без вести? Их пространство -- где-то, их время -- когда-то, а, может быть, никогда. Мы не знаем о них НИЧЕГО. Наши мертвые рядом с нами.
Над ними кресты, как дорожные указатели, их имена и даты незыблемы и неизменны, как названия улиц и номера
домов древних городов, их существование в этом непрочном мире спокойно и размеренно, будущее безоблачно. А то, что называется душой... Говорят, есть души мятежные, бездомные, бездонные. Но их прижизненные тела после смерти не причиняют нам беспокойства, и разве что какой-нибудь закомплексованный принц вздохнет над бренными останками человека, бывшего когда-то ему знакомым...
Над чем вздыхать об участи пропавших без вести, чьи души в нашем сознании еще связаны с телами? Над фотографией, над опавшей листвой, над пропастью во ржи? Думать о них, как о мертвых или как о живых?
Иногда из их мира приходит кто-то, живым или мертвым.
Спросите у найденного, нашедшегося, где он был. Он ответит. И выяснится, что его мир такой же, как наш, просто обстоятельства сложились так, что он не мог быть с нами, знающими его, а был среди чужих, которые вовсе не считали его пропавшим и не подозревали,
что его ищут или уже оплакали и простили... А спросите у мертвого, чье имя так и остается неизвестным, спросите у безымянного "колпака" в психушке, который не помнит ничего о своем прошлом... Амнезия,
так это называется? Или невозможность рассказать
на понятном нам языке, где был он до того, как выпал в наше "здесь" и был подобран на вокзале крепкими санитарами со смирительной рубашкой.

Два потока пытаются слиться в один. Из "здесь" -- пропавшие без вести, из "где-то" -- неопознанные, неузнанные, неизвестные. Они движутся навстречу друг другу. А мы как бы отдельно... Но каждый из нас...
нет, никогда не хотелось об этом думать.

Пропавшие без вести молчат. Пошлем им весть в их "где-то" из нашего "здесь". Беги, муравей, они не перепутают тебя с вестью. Они вернутся или мы пополним их число. Нас осталось немного, нам осталось недолго.
Мы исчезаем, мы растворяемся во времени, нас когда-нибудь забудут и все мы будем вместе. В месте, где неважно, кто мы, когда мы, как нас зовут. Никто не позовет, как бы мы ни старались откликнуться.
И "где-то" и "здесь" поменяются местами. А может быть,
ничего не изменится, и мы опять будем ждать известий от без вести пропавших, а они будут искать нас, и нам не суждено встретиться, потому что мы живем в разных мирах. А время идет, и уходит все дальше от нас,
и пропадает, и мы опять ничего не знаем о нем и друг о друге.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
229. [MAT] С Днём Рождения!


  Август царственным жестом бросает нам под ноги золото.
Не ему оно принадлежит, будет вовсю сорить им сентябрь, накапливать октябрь, и ноябрь спрячет его в свой сундук. До весны. А весной грош ему цена, осеннему золоту...

Восковые розы принесём мы тебе, тёмные-тёмные, как сгустки крови на асфальте. И музыку. Не красна без нее смерть на миру. Кому, как не тебе, знать об этом? Живущим по иным законам -- что смерть? Последний отблеск Звезды по имени Солнце, остающийся навсегда
в открытых глазах. Последний отзвук Музыки, с которой легко и умереть. А нам легко жить. Знаешь, каждую ночь я слышу во сне песню. Каждый раз разную, каждый раз одну и ту же.

И черный город, насквозь простреленный трассирующими пулями воюющих с тьмой, врывается в сны. И земля впитывает кровь, алую, как солнце, и там, внутри, огромный пылающий сгусток кипит вечно и не высыхает,
как на сером асфальте, среди песка и сосен, замерших под бледным небом августа. Твое небо -- другое. В нем носит ветер звездную пыль днем и ночью... Да и нет там ни дней, ни ночей. А мы не думаем об этом, мы ждем дождя или жары, как автобуса на остановке,
буднично перебрасываясь словами о погоде. Мы не помним о вечной войне между Землей и Небом. Мы дети минут. А ты? Где ты, с кем же ты теперь ласковый рассвет встречаешь, и есть ли они там, рассветы? Или же ночь, в которой ты жил. It's time for sleeping...
Уже поздно, все спят... А ты?

А вот знакомый голос поет об автомобиле смерти,
но причем здесь ты? Может быть, это тоже отблеск. И кукушка твоя -- не серая лесная птица (кто ей дал право выдавать нам тайны жизни и смерти?),
твоя -- она знает. И дом твой, не просто квадратные метры, иначе откуда взяться печали... Какие еще нужны слова: Небо, Земля, Огонь, Любовь, Смерть. Это же так просто. Просто об этом говорить, может быть, петь, а вот жить так...

Мальчишка, отгородившийся ото всех кассетой с твоим голосом, потерявший интерес к жизни с твоей смертью, прав ли он? Сотворение кумира? Или отблеск... Сколько их вспыхивает в наших душах, замечаем ли мы? Последним костром догорает эпоха. Одна из искр, один из сполохов.

Поэт-капитан, отряхнув клочья пены с высоких ботфорт,
сказал, надменно глядя в пустоту будущего: "И умру я не на постели, При нотариусе и враче, А в какой-нибудь дикой щели, утонувшей в густом плюще"... Несравненное право -- самому выбирать свою смерть. Или позволить
ей выбрать себя...

Август с царственной печалью улыбается сквозь облака.
Ты все выбрал сам. Это и было твоё право.



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
230. [MAT] Волчья тропа (МАТ-installation)


  1. Детки в клетке

«Эти реки текут в никуда, текут, никуда не впадая… (Наутилус Помпилиус)»

Эта подборка состоит из сочинений по русскому
языку и по жизни малолетних преступников, мотавших несколько лет назад срок на малолетке в г. Боброве. Дальнейшая судьба авторов мне неизвестна. Орфография и пунктуация оставлены без изменений, а текст без комментариев…

***Моя семья***

Алексей О.

Моя бабушка трудо любивая её зовут и фамилия Аксенова Тоня. Она отзывчатая женщина у неё 3-е детей она их воспитала так как надо она не курит и не пьёт она очень ласковая добрая всю свою жизнь проработала на одной работе. Когда был жив дедушка она не так чувствовала трудность и усталость они друг другу помогали а когда дед умер её стало трудно одной справлятся со скотиной и огородом. Когда приходила с работы надо приготовить поисть для себя потом для скотины потом её надо покормить потом надо убрать. И после смерти деда она быстро уставала.

Виктор Л.

Мой дедушка капитан первого ранга был хорошим человеком любил мою бабушку и своих детей и внука у него четыре ордена за боевые заслуги погиб в Севастополе в кабине капитана. Бабушка моя была в плену у фашистких захватчиков копала окопы у неё на спине есть шрамы от фашистких плёток и на руке наколот номер. Я точно непомню.

Сергей З.

Мою бабушку зовут Зинаида Васильевна я нипомню с какого года я только знаю сколько ей лет шесят пять лет она воевала она была мет сестрой. Я месте с ней был маленький она комне всегда относилась хорошо когда она получала пеньсию она мне всегда покупала мороженое и конфет немного. Она нипьёт мы с ней всегда играли в карты или смотрим телевизор или сидим и разговариваем очём нибуть. Вот и всё о бабушке.

Мой дедушка Василий Василевичь. Дедушка служил на войне он был танкистом унего было пять наград он нимного попивал. Но он был всегда добрый ему всего 73 года. Он умер 1993 году. Но он когда выпьет он всегда с бабушкой ниладет он бывает унего когда он запсихует на бабушку кидался дратся. Вот и всё о дедушке.

Сергей К.

моево деда зовут дада Вана уменя дет он напенсии ноработает ему скучна сидет дома годит клудам помогает домастроит домой пригодит пяный клучает телевызер и усыпает умоево деда 8 медалей моево деда по фамилие Гунин зовут дада Вана.

мою бабушку зовут тота Нура мое бабушка воевала 9 медалей мена бабушка любит и я ию люблу мою маму зовут Зина мое мама невоевала отца моего зовут Васа он был больной и яво уволили отак у мена нет отца.

Александр М.

Бабушка Селедкова М.С. Она ввыйну выпола акопы была под Бутурлиновкой там копала акопы. Их везде гоняли и были вплину патом пришли наши и разогнали всех немцев. А патом кончилась война, бабушка приехала домой и вышла замуж патом сын родился отец Селедков В. И. Бабушка вышла замуж за Селедкова Ивана. Ему сровнялось 5 лет бабушка разошлась с дедом Иваном итак отец вырос с бабушкой. Потом женился намоей матире потом она умерла кодародила миня.

Михаил К.

Бабушка уминя живет в деревни ей 62 года ана негде не работает сидит дома есть у неё скотина два огорода два сарая я к ней ездил летом помогал летом она ходит за орехами за ягодами униё есть свои сад вот только уминя нет дедушки он умер когда моей мами было всего 6 месяцев он ехал на лошади ударила гроза и он згорел у моей бабули 5 дитей и она всех опридилила отдала замуж вот ивсе типерь я её уже нивижу три года и она незнает што я сижу и если узнает то я незнаю что будет на верно униё волысы посидеют вот такие дила.

***Мой друг***

Андрей П.

Да у меня был друг я его сильно уважал как брата хороший был парнишка. Как-то раз саблознили его пацаны дышать клей и начал он заниматься етой ерундой потом очень привык, дышал дотакой степени и столько много что из подвала даже и выходить неохота было, и как-то раз дышал и собрались они домой. все стали уходить и моему другу сказали пошли снами ну ему не охото было расставаться с пакетом где находится лак, он сказал что потом сам дойдет домой, и тогда ребята ушли, но самое страшное было тогда когда его через два дня нашли в подвале мёртвого, у него на голове надет был пакет, потом стали расследовать и оказалось что ему одели пакет на голову и завезали, и очень сильно избили паломали рёбра и всё поотбивали, изза это-го он умер. Очень было жалко друга, ну было поздно. Так я потерял своево товарища. Его звали Костик!!!

Денис Е.

История с Жуковой и ее Другом. Это было летом 92 году когда я был на коникулах у родителей в деревне и пуругался и уехал в город и когда поругался с Бабушкой и тогда это случилос. Я шол подороги и зашол к старой знокомой гдета довно я её знал, и попросил её переночеват, и она мне сказала что я могу жит сколько смогу потом, я стал ей помогат потому что она инвалит 2 групи не могла ходит и к ней всегда приходили алкаши я в это время не пил, но бывало только шампанское, ликеры, я из вихонял потому что, каждый вечер она плакала что не может ходит, стал ходит по могозинам и всегда было что поест в холодильнике, но когда я прехожу вечером то в холодильнике нет чево ест. Я в этот ден пошол в столовою и ещо купил что бы поест и снова холодильник полный. Но самое главное это что она очен много пила спертнова я всегда ей запрещал, но она заболела желтухой и положи ее в больницы потом она выздровела и снова заболела желтухой, но уже смертельно потом она скончалась я её не хранил но помог чем смог но меня просили чтобы я подошол к ней но я не подошол потому что она осталась в моей душе живой, потом через 9 дней умер её жених, это наверное судьба такая. Я думаю, что это зависит только от меня. Я себя в этом вену себя что не мог остановить её вэтом. Вот можете судит меня как хотите но я веноват только не подумайте что я её спаевал её на обород запрещал и вобебил из рук но серовно не как я немох остановит но тепер я знаю что тепер я могу остановит любого просто нужно занят его чем небут.

Роман К.

Прихожу к другу его нету дома его сестра скозала что он ушол я догодался куда он пошол и я направился за ним прихожу к старой церкви он тама яму копает я подошол к ниму глижу он выкопал 3 сноряда предложил их взорвать я согласился и мы пошли с ним на речку подороге к реке встретили ищё одного друга и он тоже пошол с нами пришли к реке выкопали ямку развели костёр положили снаряд и убежали в укрытие взрыв раздался через несколько минут этот взрыв был настолько сильным что заложило в ушах мы подошли к воронке костра конечьно же уже не было и мы решили 2 остальные сноряда взорвать но поже. Мы искупались розвели опять костёр обсохли возле него и решили положить ищё и Николай сказал довай положим все два и все трое вошли в согласие подложили веток вкостёр и положили все два сноряда и опять убежали в укрытие ждали ждали взрыванет и Юрий сказал давай я пойду посмотрю мы его не пускали но он решил пойти серовно и когда он подошол к воронке и хотел посмотреть что там с ним произошол взрыв мы так испугались что долго неосмеливались подойти туда но когда мы подошли и увидели его лежащего там вкрови мы понили что он умер и мы не ошиблись вот так я потерял своего друга

Юрий Д.

Был я в бошкире у тётки приехал отудова две недели не ходел гулять потом говорит мне брат чё ты сидиш дома в городе такие девушки но я вышел в город прогулялся но и пошол я в клуб пришёл я в клуб вижу в клубе брата сидит с девушками они там выпевали подошол я к ним подошол я к ним поздоровался с девушками, понравилась адна девчёнка, и я с ним по ближе познакомился с ней звале яво Лена. Я в то время не пил и не курил потом я им по зовидовал но пошол я в город купил вотки курить но всё чё хател то купил, пошол к ним в клуб но девки давайте выпем за наших занкомств, но мы сели и выпели я запенел выпел я немношко стало мне плохо голова кружится я вышел на улицу сел на лавочку потходит комне тот девчёнка она говорит Юрочка што с тобой я йей отвечаю чё ты мне не успел

Но мы гуляли с ней 2 года потом мне посодили. Истал переписыватся.

****День, который я запомню навсегда***

Сергей З.

Я пришол вечером домой посидел нимношко и пришол камне Мишка и попросил меня чтобы я в мести сним пошол к девушкам я согласился и отпросился у матире и порасил денги и я пиределся чистое бельё и пошли покупать сигареты и слаткое и нимношко спиртнова и пошли к девчатами пришли к ним познакомилис.

Сели погаворили осебя и позвала другие девчата сели выпили дастали пубылку я начал открывать и низаметна как я наметился пропкой в глас Вики и разбултал путылку и начал открывать и попал в глас и мне стало стыдно и я покраснел потом я с воим другом и девчатам випили и пошли домой.

Дмитрий Л.

Иду я по улице по тротуару и какаято женщина начала переходить дорогу а в это время из за поворота выежяет камаз и проехал по ней передними колёсами. Ну мне запомнилось не то что по ней проехал камаз а то что этот камаз раздавил ей голову.

Альберт Л.

Когда я пришол домой И вдруг я увидел окола калитки стояли двоя мущин ну я этого не ожыдал потом я подошол к гдому тогда я спросил у мами мама хто ето мама мне ответила што это следоватиль. А потом у меня спросил следоватиль поехоли покажем мне своево друга я непонел. А когда он мне повторил тогда я понел што мне все што меня посадят. А наследущий день мне пришло повеска всуд. И меня сожают. И тогда я увидел што моя мать плачит и тогда я скозал мама я отсежу

Што я делал дома занимался гулубями влису одыхал здивчёнками гулял

Анатолий М.

Пришол я в сельсовет с бабушкой бабушка осталас там явышел на улицу пакурить слышу реской тарможение за углом сельсовета выхожу туда вижу какаето бабушка лежыть на обочене рядом стаяла эта машина волга каторая збила эту бабушку. Вадитель этой машины засуетился через которое время приехала милиция но он водитель этой машины отвёз её в больницу. У нево отняли права завели следцствие и был у нево суд ему дали условное но он ей переломал ноги она осталась инволидом на всю сваю оставшись жизь он вышил из СИЗО и ему одали права!

Андрей Н.

Как я был в Феодосии

Приехал я туда я очинь удивился. Как тама было красиво. Ижил я возли море на пятом итаже и кагда выходил на балкон с зала стаит шикарная гостинница а если выходит на балкон сос пальни то стоит бар и вид море мне так пондравилось. Акогда я попал на пляж тама стояли деревянные мошини и возли них стоит фотограф и мне захотелось сфотографирыватся и я эту мечту зделал потом я ходил на скалы и нирял сних в море одним словом говоря мы купались а после купания я ходил с сестрой и сдвоюродным братом в ресторан и ели тама пельмени с соусам и вечером мы ходили в клуп на дескотеку и тама было полно народу танцывали и пиво пили а потом приехала свадьба мне очень пондравилось я некогда не бвл в таком городе просто красота и я после своего срока поеду апять и надеюсь что и вытот раз мне пондравится и желаю и вам Мирра Марковна туда съездеть прошу поставить мне за это сочинение плусек.

неизвестный пацан

Мой запаменающий день был таким я учился в школе я перво сентебря перешол в третий клас и мы с класом пошли в цирк кагда я зашол в цирк я просто был в не себе я увидел клонов потом лошедей и обезян медведей самое большое мне понравилось когда мы зошли после онтракта то я увидел решотки мы с класом сели вес зал сидел тихо тут заиграла Музыка и появились Тигры все зрители глидели я просто загорелся Самым неожыданный был день


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
231. [MAT] Дык гад ты!-2


  Второй раз ты предал Родину через полгода после призыва в армию, сменяв священную обязанность ещё полтора года голодать и корячиться на тумбочке в сапогах и ружье на психопатию мозаичного круга (!) и свободу оттягиваться в родном городе. Стране нужны герои - пизда рожает дураков…:))))

NEXT



обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
232. [MAT] Шесть этажей зимы


  Опять не работает лифт. Девяносто две ступеньки, потом налево. Звони, а то дверь откроется сама. А вокруг дома бродят белые коровы с цветными лентами на шее. Их печальное мычание далеко разносится в морозном воздухе. Одинокий Будда разговаривает с котами на помойке. "Ом рам" -- важно кивают коты. "Мурр" -- ласково говорит Будда, и этот разговор длится до утра, а утро поднимается по ступенькам все выше и выше, а потом стремительно падает вниз, на еще спящий город, и каждый его глоток есть жизнь, но мы прячемся от утра в трамваях, сбиваясь в кучи, дышащие вчерашним перегаром и настроением, наши биополя принимают причудливые формы, стараясь не соприкасаться.

Белая корова бредет по шпалам впереди трамвая,
помахивая хвостом, и ее неторопливый шаг убаюкивает пассажиров, и день проходит незаметно.

Тихий снег засыпает трамвайные пути, лепестки коровьих следов расцветают на снегу, отмечая маршрут невидимого в сумерках животного. "Аум" -- говорят коты. "Мяу" -- соглашается Будда. На его лысую голову сыплется снег, но в нирване снег не имеет никакого значения, и разговор длится до утра, а утро опять начинает восхождение по ступенькам, и я с ужасом думаю, что будет, когда починят лифт.

Сегодня в мою дверь, то есть в дверь моего дома постучалась белая корова. Она смотрела на меня печальными фиолетовыми глазами, и на ее длинных девичьих ресницах дрожали туманные капли.
Я скормила ей буханку хлеба, повязала на шею красивую шелковую ленту и погладила по костлявому боку. Розовые пушистые губы грустно улыбнулись. "Милки уэй" -- тихо сказала корова. "Молоко и нежность" -- согласилась я,
закрывая дверь.

...По моей улице не ходят трамваи. Какая жалость!

Сегодня в небе не луна, а просто какая-то Moon,
и все городские волки ласково воют в пустых переулках,
и под этот вой засыпают дети, прижимая к себе дрожащих от древнего страха плюшевых зайцев, и мягкие теплые уши щекочут детские щеки. "Му-у-у-н" -- мычат коровы. "Л-л-лайт!" -- вторят им бродячие собаки, а домашние взвизгивают и перебирают лапами во сне, и сливочно-желтая луна медленно катится по шпалам впереди наконец-то заработавшего лифта, и мигает красная лампочка "вызов лифтера". По Задонскому шоссе,
освещаемый фарами попутных машин, в вихре снегопада идет Будда, и следы его босых ног расцветают нежными цветами, аромат которых я вдыхаю сегодня утром, завершая начатый когда-то ночью разговор с котами.

1994, зима во Внутренней Монголии


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
233. [MAT] ХОЙ С НАМИ!


  Памяти Юрия Хоя, а также его уму, сердцу и хую, удачно заменившему совесть, посвящается

Сначала о памяти, чтоб не забыть: склерозом покойный ныне Хой, судя по всему, не страдал. На ум -- как на его наличие, так и на отсутствие -- явно не жаловался. А вот сердце, говорят, того... Отказало во всём... Как бы. Ну и хуй с ним. В смысле, конечно, не натуральный кожаный мужской половой хуй Хоя, который тоже не хуйней страдал, а работал и жил, как надо, а хуй виртуальный, который со всем на свете: всеведущий, всехотящий и всемогущий... Типа огненного лингама Шивы, без конца и начала.

Он-то Хою совесть и заменил. А вы что подумали?

Давайте, кстати, заодно разберемся с совестью -- это что еще за зверь такой? По словам зоологов человеческой души, эта странная тварь обычно спит,
если ее никак не беспокоить. А вот когда проснется -- грызет и мучает, типа зверь алчный, пиявица ненасытная. Еще внутренним голосом ее называют. Вот она бубнит тебе, бубнит, чморит тебя, чморит, а потом силу набирает, превращается в "императивный голос"
(психиатрический термин), и... Кто в петлю головой, кто под поезд ногами... А за что чморит-то? Ну, кого за что... Кого за червонец, что от жены утаил, кого за то, что атомную бомбу сбросил. Ей без разницы, был бы хавчик.

Сама-то она просыпается, в принципе, редко, ее обычно будят. Либо человек сам так себя дергает из-за всякой хуйни, что у нее, бедной, хроническая бессоница, либо окружающие к ней взывают, дабы привести ее в бодрствующее состояние. В этом случае, как правило, она пробуждается в несколько раз злее и так грызть начинает, что совестимый, света белого не взвидя,
начинает творить такое, что та просто охуевает и перестает функционировать.

Людей, совершающих дурные с точки зрения общества поступки и нисколько не страдающих от уколов совести, метко называют бессовестными. А вот за что? Ну за то же самое. Кого за червонец, что от жены утаил, кого за то, что атомную бомбу сбросил.

Интенсивность же переживания, разумеется, может быть совершенно неадекватна тяжести проступка... Даже, напротив, чем больше масштаб преступления, тем
чаще совесть молчит. Особенно, если ей рот деньгами заткнуть. Самой ей они, конечно, ни к чему, но почему-то глушат этот мерзкий голосок, как правило, эффективно.

Вот такая штука -- совесть. "На хуя нам эта дрянь, на природу лучше глянь!", -- так Хой, ясен перец, выразился не по ее поводу, но... Совесть -- приблуда чисто человечья, да и стыд природе неведом.

А стыд что такое? Представляется мне так: стоит человек голый-преголый, бледный-пребледный, тощий и корявый, и холодно ему, и ветрено, и сыро. Вот он и зажимает стратегические места, чтоб не померзли
к ебеням. Стынет, бедный. Ну сами вдумайтесь. Когда-то нашим предкам стыдно не было -- бегали они голяком за мамонтами, хуями трясли. А тут оледенение... Понятное дело, все и закутались. А что хуй, пизду и сиськи
светить нехорошо, это потом кастраты какие-то придумали. Их можно понять -- чужие хуи в полной комплектности наблюдать, как второй раз серпом по яйцам! Да и на баб смотреть -- злость берет...

А что стыдного в том, чтобы жить? Жрать, срать, ссать, пердеть и ебаться -- слова, конечно, грубые, но... В детстве нас учили, что произносить такие слова опять-таки стыдно. Нехороши они...

Во, прикол! Срать не стыдно, а говорить стыдно.

-- Мама, у меня жопа чешется!

-- Сынок, нет в русском языке такого слова!

-- Странно, жопа есть, а слова нет!

Кушать, какать, писить, пукать и... даже, не знаю, какое слово тут подобрать, "тетекаться" разве что -- смысл тот же, а звучит-то не очень...

Почему они существуют в языке рядом? Откуда вырастает совесть? Откель и ноги?

Кушать, какать и писить мы все с рождения умеем, и слова эти для детей придуманы взрослыми, чтобы как-то смягчить брутальную сущность упомянутых реалий. Но малыш-то, и вправду, какает, это взрослый срет, как лошадь! И сказать, что здоровенный дядя, с огромной небритой жопой, какает -- смешно и стыдно! Пусть уж лучше совершает акт дефекации, так торжественнее. И пускает ветры, а не пукает! Так глобальнее.

Но это я уже запиздилась. Вернемся же к Хою и хую, заодно. Но далеко не сразу. Давайте
сначала с глаголами разберемся, прежде чем к существительным переходить.

Ебать друг друга люди начинают гораздо позже, чем кушать, какать, писить и пукать. В детском языке, а языком, понятное дело (и Слава Богу!), ребенок начинает пользоваться несколько раньше, чем хуем, для обозначения этого процесса употребляется,
наряду с общеизвестными "неприличными" взрослыми словами, специальное слово, определяющее половой акт, как чисто физическое и довольно бессмысленное действие -- "тыкаться". Некое детско-ангельское снисхождение к бестолковым забавам взрослых. И в натуре, если посмотреть на секс непредвзятым взглядом, тычемся мы друг в друга все, как слепые котята, в полуметре от помойного ведра...

А Вовочка подсматривает в скважину и говорит потом с возмущением: "И эти люди запрещают
мне ковыряться в носу!".

Но вот Вовочка вступает в пору полового созревания, то есть, говоря по-простому, у него вырастает хуй. И этот великий молчальник и знаток находит способ дать понять одуревшему от гормонального взрыва пареньку, что все кругом только и думают, что об ебле, какие бы они при этом умные лица ни строили, и какие бы высокоморальные слова не говорили. Именно этот диссонанс, вносимый с детства в невинную душу, и порождает столь любимые дедушкой Фрейдом комплексы. Люди, запирающиеся от детей в комнате, чтобы предаться торопливому и беззвучному сексу, но матерящиеся и швыряющие при тех же детях тарелки в головы друг другу, дают однозначное понятие, что нежность -- дело стыдное, а
ненависть, тоже, конечно, нехорошо, но, типа, никуда от нее не денешься -- жизнь такая! И что происходит с нашим Вовочкой, когда подсматривание за ковыряющимися в друг друге родителями в замочную скважину перестает
его удовлетворять? Он старается сам поковыряться в ком-нибудь, но не так, как это делают родители, а так, как об этом ему уже рассказали большие ребята с того двора, так, как показывают по телевизору, как пишут
в эротических изданиях, доступных любому подростку. И он кидается, как выражаются моралисты, "в омут чувственных удовольствий", в котором, как известно, водятся самые всевозможные черти. Познакомившись с каждым из них лично (а в их числе "триппер, СПИД, трихомоноз, сифон и уретрит"), наш Вован,
нагулявшись и отлечившись, женится, заводит детей и домашних животных, зависает на пиве и телевизоре. Хуй свой он может увидеть только в зеркале, и то, если подальше отойдет. С женой тихо потрахивается по ночам, громко ругается днем, а сыну отвешивает подзатыльники за "нехорошие слова"...

Теперь он и сам уверен, что детям ни к чему знать о этой стыдной сфере жизни. Найдя журнал с голыми бабами у сына в столе, бывший секс-маньяк дерет его за
уши, отправляет в магазин, и, лениво рассмотрев сисястых красоток, садится у телевизора с бутылкой пива смотреть, как одиннадцать мужиков обнимаются и
целуются после каждого мяча, забитого в ворота. И вряд ли ему придет в голову мысль о явной сексуальной подоплеке (мяч и ворота) популярной игры, да и, глядя на пену в кружке, он вряд ли будет думать о бабах. Всё, пиздец! И это лучший вариант. Один чувак, не в силах выдержать темп сексуальной жизни, выражающийся в том, что "когда вырасту большой, наебусь до сраки!", аж повесился на депрессняке, естественно наступившем после столь неконтролируемого выброса энергии. Он, по его словам, не хотел жить так, как родители -- ханжи-преподаватели, постоянно внушавшие ему, и довольно аргументированно, надо отдать им должное,
что секс нужен всего лишь для воспроизводства населения, а всякий, кто занимается им для
удовольствия -- развратник и аморальный тип. Но вот однажды мальчик застукал папу со студенткой, пришедшей сдавать зачет. И занимались они тем, чем занимались, явно не для воспроизводства населения, которое в данном случае, как подросток уже понимал,
было явно нежелательным. А признать, что папа обнимал и слюнявил симпатичную девушку, как развратник и аморальный тип, было слишком. Далее было еще смешнее. Наш бедняга умудрился присутствовать при бурном выяснении отношений, связанном как раз с вышеупомянутой студенткой, так как 45-летний папа вообще потерял осторожность и был застукан мамой. В адрес мамы в пылу ссоры были брошены столь серьезные обвинения, что сыном своего папы мальчик стал
считать себя гораздо с меньшей уверенностью. Но понял одно, вернее то же самое, что и наш гипотетический Вовочка: ебутся все, но это почему-то очень стыдно и нехорошо! Это его и погубило.

Зигмунда Фрейда же, хитрого еврея, осознание, что все завязано на ебле, ни хуя не погубило. Он на этом еще и бабки сделал. Ебанутых в мире много, знаете ли.
Сидел дедушка Фройд, выслушивал эротические бредни прыщавых онанистов и климактеричек-истеричек, разбирался в их проблемах и приговаривал: "Хорошо, хорошо... Хорошо, что у меня такого нет!" Но это уже за кадром.

И сами понимаете, что все эти милые граждане, и тогда, и сейчас, обращаясь к врачам-ебатологам (назовем их так), вряд ли напрямую говорили о своих проблемах. Представляете диалог:

-- Доктор, что-то мне не ебется...

-- А что ж такое?

-- Да вот хуй не встает...

-- Вообще?

-- На баб.

-- А на мужиков?

-- Тоже...

-- Девочки-мальчики?

-- Ни хуя...

-- Козочки-телочки?

-- Та же хуйня...

-- Трупы тоже не привлекают?

-- Эх!

-- А дрочить?

-- Нормально...

-- Ну и дрочите, не ебите мозги ни себе, ни людям.

-- А это не стыдно?

-- Ну что вы, батенька, ебстись, когда не хочется, еще стыднее...

Есть еще такое слово -- срам. Ну, с этим понятно. Стыд -- спереди, срам -- сзади. Мертвые его опять же не имут. То есть, не срут. Жопа-то есть, она никуда даже после смерти не девается, а вот срать ей уже невозможно. Если перед смертью не обосрешься, значит, на тот свет с говном уйдешь. Я раньше думала, что значение известной поговорки "Пиздец котенку --
больше срать не будет" -- именно философское, типа "мертвые сраму не имут", а оказалось, пиздец-то ему
пришел как раз за то, что срал... Ну, естественно, где попало.

Неграм в Африке вот ни хуя ни стыдно, ни срамно, и совесть их не грызет. Во-первых, жарко, во-вторых, срать в пустыне можно где хочешь, главное, чтобы львов поблизости не было (за котенков пиздец они враз жопу отгрызут и с говном съедят), а в-третьих, жизнь у них, понимаешь, тяжелая, народу много, жрать нечего,
да чтобы еще и совесть кормить... Ясен перец, и у них хуйня творится. Но они ей занимаются, а
отнюдь не страдают.

-- Вас мучают эротические сны?

-- Почему же мучают?

Ну негры есть негры. А мы, как белые люди... Бремя белого человека -- хуйней страдать и совестью угрызаться.

Вот такая хуйня. А к чему это я? Да вот, вспомнила, как мне один гражданин говорил, что Хоя, ему, видите ли, слушать стыдно. Мата много, да все про секс, бухло, наркотики и бытовое хулиганство. И что, милый? Тебе-то что стыдно? С понтом это ты ебешься с кем-попало, бухаешь, все, что горит, ширяешься всяким
сомнительным дерьмом и крушишь все, что под руку подвернется. Ты-то что заелозил?

Матерные слова тебе слышать стыдно? Да еще и под музыку?

Кстати, чувак этот стеснительный матерился, как дышал. Но в напечатанном виде слово "хуй"(по крайней мере, в 1989 году) повергало его в культурный шок.
А в озвученном Юрием Клинских виде, тем более. В общем, хуй ее знает, человечью психологию. "Все как будто бы святые, а приди к любому в дом, Через каждые два слова каждый ложит матюгом!".

Штирлица, переодетого учителем, я помню, в кино "Доживем до понедельника" аж перекосило
от слова "ложит". А от "хуя" его бы как перекосило! Нервные все, нервозные... Не любят, понимаешь, когда язык загрязняют. Да ладно гнать-то. Его загрязнишь, пожалуй. Это все равно, что в океан ссать. Века канцелярита не погубили, цензура не повредила, даже тотальная неграмотность только на пользу шла живой
речи. А вообще, язык наш русский от всякого дерьма только толще становится. Но это тема для
отдельной телеги.

Вернемся же к Хою, наконец... И, пожалуйста, обратный пример: в написанном виде эта фраза совершенно невинна. А вот произнесите ее вслух. Во-во...

Но тем не менее, вернемся к Хою. Со стыдом и совестью мы разобрались. И на хуй эту заморочь послали. Веди себя правильно, и ни стыдно, ни совестно не будет. А вести себя правильно очень просто - не напрягай никого, и тебя никто не будет. Впрочем, гуру я вам что ли? Сами ебитесь со своей жизнью. Мне сейчас
не до того -- я никак к Хою свою колею не подведу. Почему? Да, блядь, глыба, матерый человечище!

Если, кстати, вспомнить другую глыбу, ту самую, Льва Толстого, то этот человечище всю свою жизнь страдал, так как ебаться очень любил, но считал, что это занятие недостойное, стыдное и напряжное. Куча детей являлась ярким подтверждением его мыслей,
да и Софья Андреевна, постоянными беременностями доведенная до кликушества, ни хуя его представления не опроврегала... Вот такой Левушка был глыбой, с хуем и недремлющей совестью, которые, блядь, не уживаются в одном месте ни хуя! Его отец Сергий палец себе откромсал, чтобы девку глупую не выебать. Жаль не хуй! Сам Толстой себе ничего не пытался отхуячить, слава Богу. Понимал, что если хуя нет, то и совестью не помучаешься как следует... А совестью мучаться
наше зеркало русской революции, любило, едва ли не больше, чем ебаться. Ну и хуй с ним.

Я не знаю, в какой семье вырос Юра Клинских. Скорее всего, в самой обычной, воронежской, пролетарской. И рос среди обычных пацанов, слушая непристойные, совсем как бы не детские анекдоты, частушки,
песни, в которых в детском фольклорном фонде (общем, благодаря совковским детским садикам и
пионерлагерям, для всех регионов нашей когда-то необъятной страны) нет недостатка. Неужели все это придумывают те же самые взрослые, которые и дома, и в школе твердят, что не надо ругаться матом, хватать девок за жопу и рисовать хуй на парте. Хотя, вряд ли этот вопрос так заботил Юрца. Он, скорее всего, ощущал, не сказать, понимал, что те, кто сочиняют анекдоты, частушки и неприличные, но всегда смешные песенки, и те, кто нудно и невесело поучает, что все это не есть хорошо -- разные люди. Слушать
правильные до тошноты и такие же скучные поучения какого-нибудь чмошного типа в обсыпанном перхотью пиджаке, да еще и высказанные мертвым и тусклым языком, ясно, далеко не так интересно, как короткие
и смешные анекдоты, неизвестно кем сочиненные, но в которых мысли выражаются гораздо проще, яснее и
доходчивей. Тем более, слышать от своих распиздяев-ровесников, которым по-любому доверяешь больше, чем важным и скучным взрослым.

Я вообще в бессознательном детстве думала, что дети и взрослые -- два разных вида, как кошки
и собаки. Очень уж они разные. Я никак не могла понять, как из жизнерадостных и напичканных
всяческой информацией (постоянно интенсивно перерабатываемой) детей получаются унылые и туго
соображающие взрослые, ограничивающие навсегда круг своих жизненных интересов работой, телевизором, водкой, жратвой, ремонтами и
прочей хуйней, и всё это -- до охуения. Но твердо знала одно -- такой я не буду никогда. Нахуй, нахуй! Чур меня! Чур!

Вы, блядь, сами над свой жизнью издеваетесь и трете, что судьба такая, обстоятельства там... Хуятельства, а не обстоятельства. Вам оно в детстве надо было -- сериалы эти ебучие, водка эта паленая, стенки эти с коврами?

Хотя, хуй его знает, может, кто в детстве только об этом и мечтал, как засядет он у телевизора "в трениках и майке", с "Толстяком" и "Явой", а хоть бы и у видеопятерки какой-нибудь, в халате из страусовых перьев, с "Хейнекеном" и "Кэмелом". Какая разница, в чем и с чем ты сидишь, главное, что в телевизоре-то говно -- на всех одно. А хуем, в принципе, жопу не испортишь. Хотя, опять же, всякое бывает.

Хой точно взрослым быть не хотел. Насмотрелся, бля... А как им не быть? Есть охуенный выход -- просто не становиться. Но дядя-то вырос, по-любому, с хуем и со всеми делами. И что делать?

Есть еще такое замечательное буферное состояние -- подросток. Не ребенок, не взрослый -- полурослик, типа хоббита. В этом возрасте легко стать чмом, легче, чем когда-нибудь. Попади в толпу бройлерских цыплят черный цыплок или какой-нибудь рыжий, да еще и мельче. Заклюют, нахуй, затопчут. Куры, блядь... У человека же всегда варианты есть -- либо не соваться к бройлерам,
либо таким шустрым быть при черноте своей и рыжести, чтоб у толстожопых под ногами проскакивать, а потом подрасти, да когда их всех на окорока изведут, топтать курей на свободе, мимо плахи кровавой прохаживаючись, одним глазом погядываючи, в полклюва поклевывая, чтоб не разжиреть и квалификацию не потерять, а то враз туда же, под топор. Ну это дела куриные. А вот если хорек в курятник заберется, черненький да маленький... Или если бык вырвется, да по птичьему двору проскачет... Ему и куры-то эти нахуй не нужны, он травоядный. А сколько их после него в говно втоптанных останется?

Впрочем, родился быком, что тебе в курятник лезть? Главное, понять, что ты бык, а не петух.
Еби телок и радуйся жизни. Пока не зарежут.

Хой, ясен хуй, не бройлер, не хорек и не бык. Хотя, в отличие от хорька и бройлера, быка в нем, конечно, много.

Услышала я как-то, летом 90-го года, что ли, очень забойный музон по телевизору, аж выскочила посмотреть, что ж такое? А это в программе "До 16 и старше"
какой-то здоровенный тип, бык-быком, как я сразу и подумала, орет: "Я ядреный, как кабан, у меня есть свой баян..." Во, бля, думаю, что это за "первый парень на весь край" хуячит? А это наши, воронежские - "Сектор газа"!

Музыка мне понравилась немерянным драйвом да и частушки в такой аранжировке я
еще не слышала:

"Меня батька бьеть ухватом,

а маманька бьеть метлой,

Потому что на всю хату

я мочу панк-рок в забой,

Меня девки презирают

за мой выщип шухерной,

На меня в селе все лають,

говорят:"Панк-рок долой!"

Таким черноземом запахло на меня от этого явления в рваных штанах! Рыхлым, жирным, плодородным. И невьебенной жизнерадостностью, с которой в нашей тогдашней так называемой рок-музыке, вышедшей не так давно из "андеграунда", было, прямо говоря, хуево. Одна скорбь мировая, даже если вся обстебанная-обстебанная. В говне, мол, живем, только и
остается, что все
обосрать...

Я не наезжаю, я констатирую. Помните, небось, что за время было? В натуре, в собственном
дерьме однажды страна проснулась, да еще спросонья решила, что это ей кто-то в штаны насрал, и давай искать виновника, сравнивая разные виды говна на вкус, цвет и запах. Баланда, полная фекалий...

А тут, хуяк, и такие дела. Все заебись у чувака, единственное, отсталые селяне развернуться не дают. Так на хуй их! Есть, для кого песни петь.

В 1989 году Юрию Клинских было 25 лет. А его аудитории? По-разному. Это сейчас Хоя
покойного все слушают, как и Цоя, не менее покойного.
Хороший поэт -- мертвый поэт. Слава ему и почет. А я говорю о свежеиспеченном "Секторе",
засветившемся на местном воронежском рок-фестивале и уже очень скоро ставшем бестселлером киосков звукозаписи по всей стране.

Два альбома "Сектора газа" по моей просьбе записал мне 16-летний подросток. Многие другие встречающиеся на моем жизненном пути фанаты Хоя были уж совсем малолетки -- лет от 9, примерно. Хорошие ребята, трудные подростки. Уже понявшие, что ни в семье, ни в школе правды не добьешься, и пытающиеся отыскать эту "правду" везде, где только можно и нельзя. И идущие в этих поисках порой не туда, не так и не с теми. Во тьме... А тут такой фонарь! И не случайно зажегшийся во тьме. Ведь позже Хой открыто обратился именно к малолеткам: "Ребята, я совет вам дам, крутите нас без пап и мам, чтоб не схватить вам по ушам, они такой не любят срам". Не любят, блядь. Потому что живут сами в таком сраме, что смотреть тошно. Мозгоебля и
разводилово...

Так что ж, выходит Юрий Клинских, педагог-самоучка обращался в своем творчестве исключительно к детям? "Хой и дети" -- забавно, да? Взяв на себя роль, так сказать, большого пацана с того двора, который всему научит, обо всем расскажет, да причем, так как оно в натуре есть, а не как меж взрослыми уговорено.

Теперь разрешите поумничать, чисто по делу. У аборигенов Австралии есть такая фишка как
совместное существование двух культовых мифологий: эзотерической и экзотерической.Эзотерическое знание доступно, ясен пень, не всем, а только взрослым мужчинам племени, которые сразу же после инициации посвящаются "крутыми пацанами" во все тонкости сакральных сказок и соответствующих ритуалов. Ни подростки, ни женщины, разумеется ни о чем таком не знают. Одни пока, другие всегда...

А чтоб им скучно не было, для них другие сказки, в которых мужики беззастенчиво прогоняют
наивным соплеменникам всякую хуйню, в которую сами не верят. В принципе, то, что они шифруют, тоже хуйня ничем не краше, но зато они в нее
верят... Что ее и облагораживает в их же собственных глазах. Бабы с детями, конечно, догадываются, что их разводят, но у пиздюков мужского пола хотя бы перспектива есть скорого причастия к тайнам. А бабам, оно, видимо, на хуй не нужно, это знание... Или они от своих мужей шифорованных уже и так все знают, но молчат. Хули пиздить-то? Интересно что бы сделали аборигены с тем "большим пацаном с того двора",
который бы осмелился распиздить сопливым подросткам всю ихнюю эзотерику? Да еще без всякого уважения к святому? Убили бы на хуй! Так что Хою повезло, что он не австралийский абориген. Не был им, по крайней мере, насколько мне известно.

Так что хуй с ними, аборигенами. Пусть шифруют, что хотят, их дело.

Недетские песни пел Хой детям. Одни названия композиций их первых двух альбомов чего стоят: Колхозный панк, Плуги-вуги, Патриот, Наркоман, Банка, Попец, Местные, Утопленник, Пасха, Сектор газа, Сумасшедший труп, Я - мразь, Спокойной ночи, малыши, Самогонщики, Аборт или роды, Ангел секса, Эстрадная песня, Я мочился в ночь, Авто-мат, Подкуп, Дураки, Война.

Вполне, половозрелые, скажем так, темы. Пиздючеству же -- уроки на все темы: как живется колхозникам, алоголикам, наркоманам, патриотам, жертвам вероломной любви, подхалимам, самогонщикам, утопленникам, жителям Машмета и прилегающей клоаки, ссыкунам в кровать, живым дуракам и трупам со съехавшей башней.
Есть, короче, "делать жизнь с кого"... То есть, наоборот, со всей очевидностью, из вышеупомянутых шедевров явствует, что лучше всего из перечисленных персонажей живется на Руси механизаторам, утопленникам и сумасшедшим (в любом агрегатном состоянии).

Механизаторы в изображении Хоя выглядят откровенными байкерами: могучая техника, необъятные просторы неасфальтовых полей, похуизм и черноземный тяжелый драйв. А изюминкой в этом тортике из мазута, грязи и железа является потрясающая словесная конструкция, ловко втиснутая в размер стиха: "Генерального секретаря ЦК КПСС М.Горбачева". Обосраться!

Утопленник, конечно, неприятный тип -- синий, пухлый, с изрезанными ракушками мертвыми руками, да еще и с разрывающейся от тоски грудью. Ходит по дну, мечтает, бабу ищет... Жмурец, так сказать, и русалка. Очень даже пара. Любить-то всем хочется -- мертвым и живым. Тему эту Хой потом разовьет, как раз перед
собственной смертью, в песне "Любовь загробная". Да и то, что трупы бывают грустны и "мечтают о половой ласке", у него сомнений не вызывало уже в "Зловещих мертвецах", 1994 года. Теперь, видно, на практике в этом убеждается, как и обещал. Короче, несмотря на мрачные реалии, песня удивительно романтичная и жизнеутверждающая, как это ни странно. То ли в голосе исполнителя дело, то ли музыкой навевает.

Впрочем, в ней ничего не кажется странным: даже то, что ходит герой нашей лав стори по морскому дну в реке, рвет лилии и кувшинки в болоте. Этакий
обобщенный водоем. Жертвам воды, видимо, все равно, соленая она или пресная...

А дуракам вот реально ништяк, без всяких оговорок. И выражается этот ништяк предельно
откровенно:

"Пусть зовут наш дураками, жрем зато за так,
А те, кто пашет за станками, истинный дурак".

Очень похожий текст пришлось мне слышать от одного из пациентов воспеваемого Юрием Клинских учреждения, куда мне как-то посчастливилось попасть, скажем, в качестве
посетителя. Первую строчку я не услышала из-за шума воды (веселый шизофреник пел, моясь в
душе за закрытой дверью, что свидетельствовало
о его привиллегированном положении), но вторая звучала так: "А кто работал и трудился, тот
давно пиздой накрылся"...

Правда, перебивает просто-таки рекламные куплеты рефрен, как бы ничего общего не имеющий
с основной темой: "Этот стёб меня заёб, но я пою лишь только стёб". Вот вам и ключ к творчеству
Хоя... Типа -- не могу молчать, блядь! А что такое стёб в понимании Хоя? На фене "стебуняла" - портной, стебать - колоть иглой. Для Хоя стёб - удар. Сильный и хлесткий, применяющийся в качестве самозащиты от жизненного стебалова в самых разных его формах -- от некстати разверзающихся над головой героя небес (и голубиной жопы) до титанической битвы добра и зла, начатой когда-то зачем-то, не имеющей никакого смысла
и продолжающейся до тех пор, пока "не подружат бог и сатана". Так вот. Свежее решение, согласитесь. Чисто забить стрелу паханам конкурирующих группировок, перетереть все на спокойняке и закурить трубку мира. В голову ведь хуй кому приходил такой вариант!

А мне вот в голову до хуя чего уже пришло, и телега моя начинает пузыриться и лезть из кастрюли, как хорошо сдобренное дрожжами тесто, или говно из толчка, сдобренное теми же дрожжами, как рассказывают, сильное зрелище! И нюхалище то еще, разумеется. Текст же, что на бумаге, что ан мониторе, слава всем в этом
участвующим, не пахнет, поэтому пусть лезет хоть тесто, хоть говно, хуй с ним. Я что
нанималась связно излагать?

Говорю же, глыба, я ебу! Матерый человечище. Про одно начнешь, сразу куча всего приплетается.

Только что начинала я, как мне казалось, логично выявлять роль Хоя в деле воспитания
подрастающего пиздючества, как уже дошла до суперглобальных вопросов, поднятых не мной, конечно, а Хоем. Поднятых, встряхнутых, заботливо очищенных от всякой налипшей хуйни, а затем поставленных не ребром, но раком и выебанных в самой жесткой и результативной форме. Но об этом, наверное, позже, а пока вернемся уже хуй знает куда, где там, блядь, эти бараны, за станками пашущие.

Ага. Так вот, сумасшедшим живется лучше всего -- и живым, и трупам. Веселее, по крайней
мере, судя по тексту. А, кстсти. За музыку, раз уж речь зашла, говорить специально не буду. Я не музыковед. Говорили, что Хой, дескать, и на гитаре-то играть не умел, только-только научился. И темы песен лабухам своим одним пальцем на пианино наигрывал, чтобы сами чего-нибудь сообразили. Да, наверное, и так было. И альбом последний, чуть не в одно
рыло записанный...

Неважно все это. Главное, результат. А результат такой, что вся страна слушала и подпевала.
Песенки-то простые. Каждому по уху, да по голосу. Бери гитару, снимай аккорды и пой во весь голос. Хочешь, как Хой? Будешь, как Хой!

Но ничего похожего сколь-нибудь отдаленно на оригинал я не слышала никогда. Чтобы петь, как Хой, надо было быть Хоем.

А музыка, что музыка... Охуенная музыка. Моща и компрессия. Я, например, после прослушивания хоевских альбомов мало что могу слушать. Особенно нерусскоязычное и так называемое "тяжелое". Тяжело, в натуре, блядь! Котиков за яйца потянуто немерено, а драйва никакого и организм не реагирует никак. На
музыку же, на мой взгляд, должен реагировать именно организм. Тексты нужно слушать ухом, а музыку -- брюхом. Там, по словам специалистов, заслуживающих доверия, как раз важные энергетические центры расположены. Чакры, типа. У меня вот как живот или
голова заболит, я сразу прыг к звуковоспроизводящему устройству и "Секторок" в него какой-нибудь, ну, к
примеру, "Нажми на газ". Воздействие, оказываемое прослушванием музыкальных произведений
автора-исполнителя Юрия Клинских гораздо благотворнее и безопаснее для организма, нежели общепринятые для лечения подобных недугов средства. Короче, как низами отхуярит все чакры! До зеркального блеска,
блядь!

Вот написала про зеркальный блеск, и заголовок в голову пришел для какой-нибудь еще статьи
о Хое "Юрий Хой как зеркальное отражение русской эволюции и девальвации". Не зеркало типа уже упоминавшегося нами Левушки, ебливой головушки, а именно зеркальное отражение. Стоит в зеркале и скалится, и похуй ему, что перед зеркалом совсем другие дела. Зачем хуйню всякую отражать, если не хочется? Лучше в зеркале жить, смотреть оттуда на нас и лицо свое казать по желанию, а не по физическим законам. Ну, вот, опять запиздилась и свернула с дорожки. А там, блядь, другая! Да не одна.

Но пойдем все-таки по той, что уже притоптана. Дело, значит, воспитания подрастающего поколения.

Не скажу, что Хой на этом поприще подвизался в одиночку. Слава Богу, ситуация в конце 80-х,
наконец-то сложилась так, что активное участие в педагогическом процессе приняли множество прекрасных воспитателей, не по профессии, а по призванию. Вот сейчас, мой WINAMP услужливо предоставил мне возможность вспомнить ну не всех, но многих поименно, начиная с юного тогда и самого вполне подходящего на роль объекта воспитания, Федюни Чистякова, которому по его словам "с детства в голову вбили гвоздей
люди добрые", да так хуево, что он эту
хуйню просек и всех насчет такого варианта предупредил. Вспомним (благо и забывать не
приходилось, так как все эти педагоги вполне живы и деятельны) явного последователя и продолжателя дела Хоя, только совсем уж скоморошьего главаря - Павла Яцыну, лидера команды "Красная Плесень", в честь которого даже звезда названа его поклонииком-астрономом, помашем ручкой гуру желающих срочно поумнеть и просветлиться Б.Б. Гребенщикову, а также тандему Бутусов-Кормильцев, вызвавшему, помнится, возмущение людей среднего возраста душераздирающей песней "Я хочу быть с тобой". Шекспировские нервные и нетерпеливые пиздюки для них, понимаете ли, образец высокой и чистой любви! А
каким-то "рокерам" о жизни и смерти нельзя пиздить. Ведь их же дети слушают! Зачем им так расстраиваться? Потом, в свое время... Вот великого Шекспира прочитают
и катарсис обеспечен. Это настоящий, литературный, правильный катарсис. А кто такой И.Кормильцев? И какое он право имеет подростков до слез доводить своими песнями! А подростки, радостно глотая эти самые
слезы, в один голос: "Я хочу быть с тобой, и я буду с тобой!" С правом на надежду и с верою в любовь... А Шекспир их не трогает. Хуйня, говорят. Подождать не мог этот дурень Ромео, когда все выяснится... Психопат юный...

В Кормильцевском варианте в данной ситуации, в натуре, ждать нечего, все и так ясно, все справки на руках... И все равно -- с верой и надеждой...

Расстраивать детишек, блядь, не надо! Жизнь и так расстроит. Цой вот тоже. Главным воспитательным моментом, я так понимаю, явилась его героическая смерть во сне под колесами рейсового автобуса. Образ
героя "один-против-всех" приобрел в связи с этим печальным фактом окончательную отделку, если можно так
выразиться...

Видела я мальчика, аж в дурдоме оказавшегося из-за пережитой душевной трагедии, в которую
для него вылилась смерть Цоя. Лежал с плеером и плакал. Мать родная померла бы (дура, к слову сказать, редкостная!), так не убивался бы. А тут Учитель, мать его... Ну, поплакал, подлечился... Теперь не плачет. Уже хорошо. Что плакать-то? У Хоя вон на могилке песни поют. И ни хуя не грустные.

Отстучала эти строчки и устыдилась -- зачем же это я на Цоя наехала? Хотя что ему мой наезд,
по сравнению... ну ладно, хорош...

Это все Лаэртский, сука! Наслушалась вчера, как ему в жопу косу ржавую воткнули со всеми вытекающими последствиями, и стало мне "и больно, и смешно". Фаталити и бруталити, как в "Мертвом комбате"...

А за рулем лучше не спать, по-любому...

Вот такая телега выкатилась с моего двора, но катить её дальше - всё труднее и труднее. Нарастает звук,
бэкграунд всё обширнее, мысли расползлись по всей Вселенной. О последнем альбоме Хоя я ещё напишу. Когда-нибудь. Скоро.






обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
234. [MAT] Волчья тропа-2 (МАТ-installation)


  2.Урколак

«Развеет ветер нас. Исчезнет след.
Ты осторожней нас живи. Пусть будет
Твой путь другим. Но помни наш совет:
Взгляни и помолись, а Бог рассудит.

Господь простит, мы знали много бед.
А ты запомни – слишком много судей.
Ты можешь жить, перед тобою свет…
Взгляни и помолись, а Бог рассудит»

(Ф.Вийон «Баллада повешенных»)

«Вышли из нигредо, вроде бы, как ты да я,
И идут по свету, ничего не ведая».

(Пикник)

«Позор и слава в их крови,
Хватает смерти и любви,
Но сколько волка не корми –
Ему всё мало…»

(Би-2)

Подборка стихов умершего года два назад сумасшедшего поэта-бандита-наркомана Хлястика. Мало что знаю о жизни этого человека - родился в 1946 году, провёл бурную молодость, отсиживался за пьяные драки, кражи и т.д., в 1977 году попал в тюрьму по ложному обвинению. Как рецидивисту, ему грозил большой срок, но он был признан невменяемым и помещён на лечение в спецпсихбольницу, которая со временем стала для него практически родным домом. Около десяти лет, в промежутках между пьяными драками с нанесением телесных повреждений разной степени тяжести различным терпилам, Вова в дурдоме занимался исследованием своей и чужой психики, читал запоем книги и складывал слова в стихи, которых, как говорят, у него было не меньше, чем у Пушкина.

Последние двадцать лет жизни жил в уездном городе N, был чем-то вроде наркобарона местной наркомафии, а также советчиком и третейским судьей во многих бандитских разборках этого вольного края, и слыл среди криминальных потомков не менее криминальных по всем понятиям бродников безумным, но мудрым человеком и народным акыном… Милиция его не шевелила, так как все эти двадцать лет он, ширяясь маком, болел раком… Этому растению страшной силы он и вверил свою расхристанную душу, отдав заснувшее однажды навсегда тело земле по христианскому обряду.

Свет

Обругал сгоряча уголовку
В час дознанья за круглым столом
И в полоску ООРА спецовку
Заменил на халат и дурдом.

Отслужил я в душе панихиду
О несбывшихся буднях тайги
И, как блудный страдалец, для виду
Наколол крест на тощей груди.

Ну а дома, под вечер, от скуки
Обо мне слух злорадный прошёл.
«Наконец-то, - шипели старухи,
- Сам Господь ему место нашёл.

Убивались от сердца родные,
Сожалела ехидно жена.
И ползли с языка её злые
В адрес мой, словно змеи, слова.

Ну, а я этим временем тоже
Мысли скользкие вихрем гонял.
Неужели и я, не дай Боже,
Ястребка на кукушку сменял?

Вышло так, что судьба улыбнулась –
Разгадал я коварный секрет
И ко мне вновь «Надежда»* вернулась
Как к слепцу провидения свет…

5.10.83

*Кавычки и заглавная буква в слове «Надежда» из большого уважения к этому понятию. У Хлястика надежда – это не создание иллюзорного будущего в мечтах, а желание и возможность жить дальше, несмотря ни на что. Клеймо сумасшедшего поначалу жжёт… А потом понимаешь, что в натуре «ёбнутым всё можно», как верно поёт Псой Короленко. Но за антиобщественное «могущество» можно и в дурку попасть, да и убить могут более или менее вменяемые. Можно-то всё, но не всё нужно…

Вера. Надя. Люба

И пусть совсем не знает свет,
Что где-то в келье идиот
Сплетает рифмы, как поэт,
И грош за это не берёт.*

Он непонятен вам немного,
Его заботы вам смешны.
Он верит в истинного Бога,
Пред коим все, как есть, грешны.

Он скальду блудному подобен,
Несёт смиренье и покой,
Он хладнокровен и спокоен
И верит в светлую Любовь.

Познав единожды измену,
Он дал обет своей Любви
И предоставил ей на смену
Желанья скромные свои.

Всего их три, во всех – свобода,
Свобода слова и души,
Раскабаление народа
От ненавистных курбаши.

Второе – вера в справедливость,
Во что угодно, хоть в Христа,
Хоть в Сатану, на вашу милость,
Хоть даже в Чёрта без хвоста.

Надежда – третье есть желанье
На вновь рождённый Солнцем день
И на его существованье
С трезвоном птичек и зверей.

И плюс последнее желанье –
Того, за что так льётся кровь:
Плоти усладное страданье,
Неугомонная Любовь.

И вот тогда понятней станет
Вам скальда вечный непокой,
Когда он вам, грустя, подарит
Надежду, Веру и Любовь!

*Брать деньги за стихи автор, видимо, считал большим грехом (об этом свидетельствует и стихотворение «Редактору»), но в дурке за водку и чифир писал заказные стишки по разным поводам, некоторые из которых автором включены в подборку, являясь, по его мнению, стихами, а не «халтуркой на халяву», что говорит о серьёзном отношении автора к своему поэтическому дару, который нельзя разменивать на деньги. Кстати, говоря, коноплю, которая росла у него на огороде «для души», Хлястик в коммерческий оборот не включал, давал симпатичным ему людям (друзьям сына, к примеру) либо накуриться, либо семенами. «Семечки от Хлястика» всегда являлись лучшей рекомендацией качеству сорта и продолжают играть важную роль в славном деле селекции Cannabis ukraindica в Центральном Черноземье и окрест.

Воспоминание

Осенний ветер гонит по бульварам
Опавших клёнов медную листву.
Ещё один день, прожитый обманом,
Из жизни нашей канет в пустоту.

Сгорит звезда заветного желанья,
А вместе с ней несбывшие мечты,
И лишь порой ночной воспоминанья
Нас уведут в далёкий шум весны.

Взойдёт бывалый серп над косогором,
Печальный свет над озером прольёт.
И соловей чарующим тенором
О торжестве земной любви споёт.

И вдруг очнувшись, горько сожалея,
Осудишь всё, чего уж не вернуть,
Просить начнёшь у Господа прощенья,
Кресты ложа на высохшую грудь.

И до утра ворочаясь, покоя
Разбитым старцем будешь ты искать…
Ах, горе, горе, горюшко людское -
Чего ещё под старость ожидать.

4.10.83

Галькина песня

Помню, встретились с тобой
Мы в начале мая.
К нам пришла тогда Любовь
Добрая-простая.

Цвет сирени под окном
Ветерок колышет.
Сердце нежное о злом,
О плохом не слышит.

Говори, не говори,
Как тогда хотелось,
Чтоб о нашей о любви
Песня вечно пелась.

Говорил ты нежно мне
Ласковые речи,
Провожал домой к реке,
Обнимал за плечи.

Целовал, играл косой,
Обещал жениться,
А потом ушёл к другой,
Надо ж так случиться.

Говори, не говори,
Как тогда хотелось,
Чтоб о нашей о любви
Всё же песня спелась.

Много лет с тех пор прошло,
Волосы седые,
Дети наши уж давно
Выросли большие.

Цвет сирени под окном
Ветерок качает.
И о прошлом, о былом
Всё напоминает.

Что ж теперь и говорить…
Только всё ж хотелось,
Чтоб о той моей любви
Песня тоже пелась.

20.10.83 г. Дворянское, яр 154/СПБ 4 отделение (далее то же место действия)

Опровержение

песня

10 лет в дурдомах обитаю я,
Обретаю солидность для важности,
Удостоен я Сербским внимания
За хищенья и прочие гадости.

Обстановка в Столице отличная,
Благодать, тишина непременная,
Одним словом, культура столичная,
Сумасшедшая жизнь современная.

Пол паркетный, усердно надраенный,
Стены в кафель болгарский обложены,
Всяк продукт там добротно поджаренный,
Всяк дурак там на совесть ухоженный.

Зря орали вам в уши про веники,
С потолка про какие-то нолики.
Не такие совсем шизофреники
И другие совсем параноики.

Шизофреники – типы солидные,
По себе друг от друга отличные.
Занимают посты они видные
И довольно порой симпатичные.

Сущеглупые все, осторожные,
Обладают почтительным юмором,
Создают чудеса всевозможные
И наивны, как девочки юные.

По себе они вовсе не жадные,
Накопить ничего не стараются,
В основном, они люди забавные,
Кому как, а мне в общем-то нравятся.

Есть еще дураки всевозможные –
Психопаты, дебилы по стадиям,
Эпилептики с наглыми рожами
И прессованным в точку сознанием.

Психопаты особенно вспыльчивы,
Эпилептики сильно предвзятые,
Оба типа довольно обидчивы,
Откровенно скажу, неприятные.

Повидал я здесь разных соколиков,
Приходилось со всеми общаться.
В штат зачислили нам алкоголиков,
А недавно совсем – тунеядцев.

5.02.84 г. Дворянское, СПБ, 4-е отделение

Сказка века

Песня

Дождь промчался проливной, стало очень весело.
Через речку мост цветной радуга развесила.
Я по мостику пойду, как когда-то в детстве,
В стольный город за реку к сказочной невесте.

На пути в лесу дремучем, прячась меж ветвей,
Меня встретит злопыхучий ненасытный змей.
До хвоста его, паскуду, в клочья изрублю
И его поганой кровью травы упою.

Встречу дальше на пути Ведьму Алексевну,
Попрошу, мол, помоги выкрасть мне царевну!
Превратит она меня в тигра расписного,
Если надо, разорву стражника любого.

Притащу в деревню я сказку свою Любу,
К самогону приучать помаленьку буду.
А потом, чтоб не сгубить своей паве нервы,
Раза три с ней обойду наши свинофермы.

Вот теперь, - скажу, - твоя, Любушка, работа,
Чтоб росла свиньёй свинья, ей нужна забота.
Да к тому ж ещё сейчас свыше есть программа:
Ждут советскую свинью все сыны Ислама.

Дыбанула на меня Любка, как на Йуду,
Грозно топнула ногой – жить свиньёй не буду.
Знать, выходит вроде так, я зазря старался,
С трёхголовым под сосной до издоху дрался.

Подалась она опять в городище стольный,
Не схотела испытать жизни нашей вольной,
Ну, прикинул я мозгой, да чего тут пукать,
Ведь от жизни здесь такой можно и захрюкать…

Дворянское село – кому жить весело!

1983 г.

Бэкграунд этого стихотворения тёмен, обширен и уходит в далекое языческое прошлое, во времена злопыхучего трехглавого и трижды венчанного змея Трояна, которому поклонялись древние славяне. Какая же связь времен прослеживается в этом тексте? Обратимся к специалисту. Колотов Андрей Владимирович в статье
«До фени ли нам феня?» (К проблеме офенского языка) обращает наши взгляды к интересным, но малоизвестным фактам.

«Вероятно, большинство читателей знакомо с системой гадания по картам «Таро». Она возникла в средневековой Европе на основе древнееврейской мистики Каббалы, которая в свою очередь, опиралась на ещё более раннюю оккультную традицию Древнего Египта. Наши игральные карты - это усечённый вариант полной колоды «Таро». Самая первая карта в полной колоде изображает молодого человека, стоящего в саду с поднятой вверх правой рукой, в которой зажат магический жезл. Называется она Маг или волшебник. В современных колодах – иногда – фокусник. Так вот, в колодах Таро, имевших хождение в России до революции, она называлась – Скоморох. В чём здесь дело? А дело в том, что те люди, которые адаптировали карты «Таро» к российским условиям, хорошо знали не только каббалу, но и Русскую оккультную традицию. И они, в частности, знали, кем же являлись скоморохи на самом деле.

Скоморохи были жрецами древнего языческого культа трехглавого крылатого бога Трояна. В Великом Новгороде его почитали под именем Ящера и Велеса. В народном фольклоре он фигурирует под именем Змея Горыныча. Были у него и другие имена.
Поклонение Трояну включало в себя человеческие жертвоприношения и тайные магические обряды, закрытые для посторонних.

Будучи темным божеством, тесно связанным с ложью, хитростью и обманом он, по-видимому, выполнял также функцию покровителя торговцев и воров.
По крайней мере, именно к таким выводам можно придти на основании изучения пантеонов других языческих культур. Например, покровителем торговцев и воров был лукавый древнеримский бог Меркурий и древнегреческий Гермес, с именем которого также связывались некоторые таинства, получившие название герметических. Отсюда, кстати, вошедшее в русский язык слово герметичный, в значении закрытый, изолированный от окружающей среды.

По-видимому, изначально язык скоморохов был языком сакральным, использовался при совершении тех или иных магических обрядов и произнесении заклинаний. А также для сохранения и передачи тайных знаний в ряду поколений.
Гонения на культ Трояна начались при князе Владимире ещё до введения на Руси христианства. Повсеместно его идолы на копищах были повержены и заменены богом громовником Перуном. Перед жрецами культа встала задача выживания в новых, неблагоприятных политических условиях. И решение вскоре было найдено.
В 988 г. происходит крещение Руси, а в 1068 г. встречается в летописи первое упоминание о скоморохах.

Бродили по Руси артелями из нескольких человек, иногда объединялись в ватаги до семидесяти-ста человек, не имели ни собственности, ни семей.

Насколько можно судить, «культурно-развлекательная» деятельность была для них лишь внешним прикрытием. Подлинная суть заключалась в сохранении и приумножении языческой традиции.

Ходили, «правили Мир», занимались колдовством, ведовством, лечили, предсказывали будущее, проводили обряды инициации молодёжи, таинства связанные с бракосочетанием, и многое другое. В составе «труппы» часто имели учёного медведя. Медведь же, священное животное древних славян, был нужен помимо всего прочего, при совершении тех или иных обрядов. Сошлюсь лишь на один. Очень важным считалось, в молодой крестьянской семье рождение ребёнка мужского пола, опора родителям в старости. Для этого, как верили наши предки, молодая мать должна была дотронуться до медведя. Много позже, когда скоморохов уже не стало, с этой же целью женщины клали под подушку игрушечного медведя, керамического или деревянного.

В определённые дни года скоморохи собирались на местах былых копищ, совершали свои обряды и расходились бродяжничать дальше.

Конечно, об этой второй, тайной стороне, деятельности скоморохов знали иерархи православной церкви. Ведь они играли на их «поле», поле духовного воспитания людей. Бог дал попа, а чёрт скомороха - гласит народная мудрость.

Вот почему на протяжении нескольких веков православная церковь последовательно и настойчиво боролась с этим своеобразным явлением.
По мере укрепления христианства на Руси гонения на скоморохов возрастали. И, наконец, в царствование Алексея Михайловича, дважды в 1648 и 1657 г.г. выходят царские указы о запрещении скоморошества. И вновь, как и во времена князя Владимира, встал вопрос, как выживать дальше. Бродить по Руси под видом скоморохов стало опасно, и тогда было решено выбрать новую маскировку, бывшие скоморохи в массовом порядке стали переходить в ряды торговцев-разносчиков, а также переквалифицироваться по другим специальностям, которые были перечислены выше. И, примерно с 1700 г. начинают встречаться первые исторические упоминания об офенях-ходебщиках и их искусственном языке.

Конечно, не все офени были жрецами культа Трояна, внутри офенского мира была более узкая группа людей, называвшая себя мазыками или обзетильниками -обманщиками, от офенского слова обзятить - обмануть.

Офенский язык начинает распространяться среди торговцев и других социальных групп Российского общества. По-видимому, этот процесс стимулировали сами мазыки, это помогало им затеряться в общем массиве носителей языка.
Язык офеней был приспособлен к нуждам торговли. А. Андреев утверждает, что у мазыков был еще более тайный язык, который в свою очередь, не понимали офени.

Кстати, я думаю, что и название офени – крещёные (от офенского офест – крест), коробейники получили именно от мазыков, которые таким образом противопоставляли себя-язычников, остальным коробейникам-христианам.
Когда и при каких обстоятельствах попал офенский язык к уголовникам?
Лично я считаю, что он был языком воров изначально, от времен Трояна, и был таким же непременным атрибутом профессии, как и воровские навыки и воровской инструмент и передавался в роду от отца к сыну, от учителя к ученику.
Можно высказать предположение, что, например, воровские сходки, ныне являющиеся «административно-хозяйственным» мероприятием, изначально носили в значительно большей мере сакрально-мистический характер, и имели своей целью снискать, путем жертвоприношений, благодарности и защиты у тёмного бога.
Такую же глубокую древность должен иметь и пресловутый воровской закон, согласно которому вор не должен был иметь ни постоянной семьи, ни собственности. Воровство для него, было способом существовать, но отнюдь не способом приобретения богатства. Он, если угодно, был бескорыстным служителем хаоса, борьба с которым, как справедливо заметил однажды Фазиль Искандер, есть долг всякого разумного человека (тут, правда, возникает вопрос о разнице между умом и разумом, прим. ред.).

Ближайшей исторической параллелью, наводящей на такие размышления, служит изучение индийских тагов – обманщиков, ещё иначе называемых душителями.
Для тех, кто не знает, краткая историческая справка:

Тагами называли себя представители низших каст доколониальной Индии, объединенные в секту поклонников богини Кали. Бродяжничая мелкими группами, они под теми или иными предлогами присоединялись к караванам купцов. Войдя к ним в доверие, они во время очередной ночёвки, убивали купцов и завладевали их имуществом, тщательно скрывая следы преступления. В определённые дни года собирались все вместе в храмах любимой богини, справляли религиозные обряды, жертвовали десятину на храм и разбредались разбойничать дальше.

Но вернемся к офенскому языку. Офенская торговля, пережив пору своего расцвета, начала медленно угасать со второй половины 19 века. События первой мировой войны, революции и последовавшей затем гражданской войны окончательно подорвали не только офенство, но и разрушили весь, складывавшийся веками, уклад жизни народов России. По-видимому, одним из последних, исторически заметных, событий офенского мира стало невиданное возвышение Г. Е. Распутина, который, судя по многим обстоятельствам его жизни (знание офенского языка, наличие паранормальных способностей, общий тёмно-авантюрный характер его личности и т.д.), был напрямую причастен к древней традиции мазыков. После революции Офенский язык, как массовое явление, перестал существовать.
Что же осталось в Русском языке от этого своеобразного явления? Ну, во-первых, блатная феня, а также офенский язык в чистом виде, носителей которого ещё и до сих пор можно встретить; во-вторых, офенские корни в части русских фамилий, порой весьма и весьма известных.

В-третьих, некоторые офенские слова в языке молодежных и иных тусовок. Клёвый – по офенски означало хороший, ныне используется в том же значении. Лох, изначально мужик. Ныне употребляется в значении простак, простофиля. Неграмотные, тёмные лохи неоднократно противопоставлялись в офенском фольклоре клёвым, хитрым офеням, которых последние нещадно обманывали, например, продавая дрянной товар по цене хорошего и т.д. Стебаться – от офенского стебника – игла. Портной по офенски – стебуняла. Ныне стебаться означает колоть словесно, прикалываться.

В-четвёртых, офенские корни в топонимике некоторых мелких населённых пунктов центральной России.

И, наконец, осталась загадка самого офенского языка. В пору его расцвета филологи сочли его явлением малоинтересным, не заслуживающим глубокого изучения. Факты, ставшие ныне известными, заставляют пересмотреть это мнение. Выскажу осторожное суждение, что кроме заимствованных и искаженных русских, в офенском языке существовал целый пласт слов, уходящих корнями в седую древность, заимствованный от сакрального, магического языка наших далеких предков. Офенский язык (насчитывающий, по мнению лингвистов около 5000 слов, прим. ред.) ещё ждет своего тщательного изучения».

Я могла бы просто дать ссылку (слово-то какое!) на эту статью, но решила привести её в качестве иллюстрации к этому немудрёному на первый взгляд тексту. Отсутствие собственности и привязанности к оной, пренебрежение иными законами, кроме законов собственной группировки, касты, тусовки, разведение простых, добрых и честных граждан на бабки, разборки собственными силами и по своим понятиям – всё это было присуще определённой прослойке людей с древних времён. Какова их цель, что они хотят от судьбы, почему предпочитают вести подобный образ жизни, подумать здесь есть о чём… Почему глупые, злые и нечестные всегда обманывают добрых, умных и честных?! – такое сетование я услышала однажды от дамы, у которой в энный раз вытащили кошелёк из беззаботно распахнутой сумки. Ну, не знаю…

Встреча

Песня о 77 -м годе

Покидаю нынче я шумные пенаты,
Провожают все меня до родимой хаты.
Руку жали мне дружки - бедолаги-ворики,
наркоманы, ширмачи, шерсть и алкоголики.

Оставляю всё я здесь о себе в натуре,
Всякий знает, кто я есть – волк в овечьей шкуре.
Три весёлых января даром не пропали,
Психукушенным меня всё-таки признали.

Пожелал мне доктор мой счастья на дорогу,
Наказал блюсти покой, пить всё понемногу.
Ну а если что-чего, всякие преграды,
Возвращайся в дом родной, будем очень рады!

Сообщили обо мне в город прокурору,
Чтобы встретили путём псих-придурка Вову.
Только нос я на вокзал, мне повис на шею
Участковый и сказал: «Дай, мол, пожалею».

Растерялся впопыхах, стыдно и признаться,
Как мечтал я от него, гада, оторваться!
Но не мог понять никак мой блюститель хмурый,
Сжал меня в своих тисках, словно хищник бурый.

Люд знакомый, что почём – возле нас топтался.
Каждый знать хотел, за что я опять попался.
А потом дошло до них - я невиноватый,
Просто-напросто всего псих придурковатый.

Наконец, и дом родной, дорогая хата.
На порог, и пир горой, всё, как в честь солдата.
Будто пчёлы вокруг пня, мать с отцом летают,
Всякой всячиной меня накормить желают.

Но не долго мне пришлось кайфовать во благе.
Дело* быстренько нашлось, завели бумаги…
Я, конечно, ничего, я со всем согласен.
Что поделать… Боже мой, как же я несчастен.

*А дело ясно какое – выпил, подрался – в дурку, в надёжные руки. И вот как это было:

Безвинный

Сам я парень ничего.
День стоял погожий.
Мне навстречу, ну, того,
Прёт один прохожий.

Я его, ну, невзначай,
В бок неосторожно.
Психанул он, негодяй,
Прямо невозможно.

Обозвал меня он псом,
Хамом неприличным,
А затем ещё козлом,
Гребешком столичным.

Вы подумали, - смолчал?
Хер вы угадали…
Так его я откатал,
Чтобы наших знали.

У меня в таких делах
Жертва не сорвётся.
Бью его ногою в пах,
Пополам он гнётся.

Правой резкий по зубам,
Левой враз по шее,
Чтоб отчёт давал словам,
Кто козёл на деле.

Но на счастье его вдруг
Стражи прибежали.
И чуть тёплого из рук
У меня отняли.

Что поделать теперь тут,
Нечего дивиться.
Не спеша, в опорный пункт
Всем пришлось пройтиться.

Рассудили мирно нас,
Помощь оказали,
Залепили ему глаз,
Руку подвязали.

Документы рассмотрели,
Начат новый том.
И невинного на деле
Отвезли в дурдом.

Вот и думай, что хоти,
Голова на что-то.
И по улицам ходи,
Обходи кого-то.

Ну а если, не дай Бог,
Невзначай, как было,
Рви, как спринтер со всех ног,
А не то – могила.

Ивану Ивановичу П.

Гроза садов и огородов,
Собак и кошек рьяный враг,
Гусар мальчишеских притонов,
Затейник ссор и дерзких драк*.

Характеристика выдана П.И.И. от В.Х.

Памяти 57-60 годов

* И времена меняются, и нравы, но у мальчишек прежние забавы…


Случайная жизнь

Получилось всё как-то случайно:
Две тропинки в дорогу сошлись,
Отплясали весёлую свадьбу
И создали семейную жизнь.

Жили мы, как и все, не тужили,
Обретали уют и покой.
В сердце верность друг к другу хранили,
Одним словом – совет да любовь.

Не жалели в труде свои силы,
Не стеснялись мозоли носить.
Жили мы на виду всех красиво
И любили красиво мы жить.

Двери мы от беды закрывали,
Не бывало порою без ссор.
Худо-бедно, мы всё испытали.
Да, немало прошло уж с тех пор.*

Редактируя свои старые стихи, автор хотел добавить еще:

«Получилось всё как-то случайно.
На тропинки мы вновь разошлись,
Каждый помнит весёлую свадьбу», но не закончил четверостишие и зачеркнул, оставив всё как было…

Любите

1.

Любите безмерно и жадно,
Как книжку любимую - чтец,
Как грязное дело – подлец,
Вы русскую бабу отрадно.

2.

Ног не чувствуешь? А зря!
Для чего ж тогда земля?

3.

Был птенцом - вздыхал устало,
Ну, когда ж, когда ж летать?
Вырос, стал летать, и мало
Стало неба мне опять.

Тому уж быть

Ты был не глуп, почти умён,
Умел грустить и веселиться.
И всё ж я крайне удивлён,
Хотя и нечему дивиться.

Дорог прошёл немало ты,
Нелёгкость ноши измотала.
Хотел уйти ты от судьбы,
Но рок жесток, тебя не стало.

Но всё ж осталось о тебе
В сердцах прискорбно память жить.
Зачем противиться Судьбе –
Что быть должно, тому уж быть.

20.10.83

Ей

Ты не есть торговка телом,
Тех нужда бросает вниз.
О тебе на стенах мелом
Иллюстрирует стрептизм*

Беспардонная наивность?
Глупо будет полагать.
Кто ты есть? Прошу, на милость,
Размалёванная блядь…

*(авт. вариант иностранного слова «стриптиз» при общей русскоязычной грамотности).

Блудному танцору

Когда в коробке бродит хмель
И тело ноет от эстрады,
Сей миг вались скорей в постель –
Нет для души милей услады.

4-е отделение

Облекшись в форму паразита,
Среди убогой нищеты
Цежу сквозь мысленное сито
*Восьмёрки мерзкой суеты.

*восьмёрки вить – кружиться (прим. авт.)
** если бы не было прим. автора, я подумала бы, что «восьмёрка – знак бесконечности… Вечная суета…

Эволюция

Едва расстался он с хвостом,
Гордясь, уселся в кресло чинно.
А много ль* изменилось в том?
Был обезьяна, стал скотина.

*Слова «А много ль» в рукописи выглядит как «Алкоголь». Набрала. Не поняла. Разобрала. Поняла…

Навар (себестоимость)

Христа Иуда за тридцатник
Сдал по дешёвке донельзя!
А что тебе тоски привратник,
Прикинь, накинет за меня?

Уверен я, совсем немного,
Иначе невозможно быть.
Неужто уж дороже бога
Меня, страдальца, можно сбыть.

Пора

Лишён решимости служить
Веленьям сердца необдумным.
А что же надо, чтобы жить?
Совсем немного – быть разумным.*

*если учесть, что это совет сумасшедшего…

Что вам спеть

Что вам спеть, совсем не знаю.
Жизнь настала – манна.
Срок сегодня отбываю
Я в плену обманно.
На правах я каторжанин,
С виду – заключённый.
Знать того, с приветом парень,
Всяких прав лишённый.

Это братцы, ничего, это даже ловко,
Стало быть, оно, того, мозговитый Вовка.
Пусть уж едет за деньгами к ёлкам полушерсть,
Шевелить тайгу рогами им окажут честь.

Ёлка с виду ничего,
А сосна – подруга
Сорок метров сверх того
В аккуратец дура.
Белки-птички в облаках,
То-то, высекаешь.
Вот и думай о деньгах –
Голову сломаешь.

Саdisту (так у автора)

Пропитан садизмом до мозга костей,
В ехидной улыбке оскален.
И, как подобает у хищных зверей,
С намеченной жертвой забавен.

Чужие слова*

Откопал я слова с одного словаря.
Ну и что ж из того получилось?
В чемодан превратилась родная земля,
А что пело, цвело, - всё в нём скрылось.

* «Прости, что не верил глазам своим,
А больше верил словам чужим.
Но молва оказалась слепа,
И мертвы были те слова…» (Федя Чистяков, ровесник сына автора и культовая фигура рок-андеграунда по жизни)

Самокритика

Растёт моё образованье:
За рейдом рейд, ступенька вниз.
Весьма мило обетованье –
Шесть минусов, вот это жизнь.

Ушами где-то, знать, прохлопал,
Родную мать на нет извёл,
По пьянке совесть-девку слопал,
Взамен бесстыдство приобрёл.

В итоге - ясная картина –
Раб обретённого рубля,
Неблагодарная скотина,
Эгоистичная свинья.*

*хотела бы я знать, за что должна быть благодарна человеку скотина, и какие дела на пользу общества могла бы совершить свинья, и так отдающая жизнь и сало людям… Не очень искреннее стихотворение, как на заказ. Или в отмаз от призрака съеденной, как сало, совести…

***

Извёл хихиканьем тоску,
А горе юмором извёл.
Могу по птичьи петь ку-ку!
А ты ревёшь, как тот осёл.*

*С самокритикой покончено… Странная параллель с фразой «Ты ревёшь, как дурной осёл во время случки» (так сказал Бросивший Вызов Смерти Карлосу Кастанеде, когда он, по наущению подлого дона Хуана, в соместном с БВС сновидении орал «ХОЧУ УВИДЕТЬ», вместо того, чтобы просто ткнуть пальцем в интересующий его объект).

В честь дня рожденья, папе

Такого зла подлунный мир не ждал.
Исторгнув крик, пал в обморок отец.
С пизды вампир усатый выползал
С кровавой пеной на губах, подлец!*

*любил Вова своего папу… А сын его рукописи мне подогнал. Он считает своего отца невъебенным лагерным поэтом и любит - как мёртвого, так и живого. Чем только заслужил…

УК РСФСР

Ломает голову бандит.
Ребром проблема в жизни встала.
Он всех статей извёл лимит,
А их в УК у нас немало*.

*есть ещё и внелимитные статьи, к примеру, за изнасилование малолетних. Но они у воров в законе в игноре по умолчанию. С парашей целоваться, оно надо? Кому надо, тот в петухах ходит, а не в ворах…

Полусвоё*

Не зрить, скоты, вам моего бесчестья.
Меня смогли закрыть вы в сумасшедший дом.
Но не закрыть вам моего возмездья,
Настанет час – вы убедитесь в том.*

* Явное подражание Лермонтову, любимцу автора. Кстати, говорили мне, что тот, кто сдал Вову, потом по пьянке башку разбил. Сам.

Совесть

Нас окружает сволочь, мракобесье,
Гнетёт бетона многотонный плен.
В хвале гуляет подлое бесчестье,
С ухмылкой жалкой выцветших сирен.

Здесь подлый раб, в скотину превращаясь,
Готовый честь за пряник обменять.
Змеёй поганой льстиво извиваясь,
Крадётся мысли тайно отсосать.

Здесь нет почтенной правильной дороги,
Здесь сметь нельзя живую радость пить.
Уверен я, что в этих кельях Боги,
Скорей всего, чертями б стали жить.

На редкость есть достойнейшие люди,
С одним и тем же, со своим лицом.
Их не сломали плесневые будни
И совесть их не куплена купцом.

Они душевно, смысленно страдают,
Хотя собой и в сущности юнцы,*
А их ведь тоже где-то ожидают
Родные братья, сёстры и отцы.

И пусть они сегодня вроде тени,
Но души их и помыслы чисты.
Они не станут подло на колени,
Как те за пряник жалкие скоты.

* эти достойные юнцы Советским государством были подтянуты за дезертирство из Советской Армии – шла война в Афганистане…

1982 г.

Mazz 14д*

* не знаю, что это за шифровка, ничего сказать не могу. ;)))

Язык

Язык твой враг – в натуре, несомненно,
Его, как пса, обязан ты держать.
На цепь его, быстрей и непременно,
Иначе вас он может лаем сдать.

Но помни ты, где б ни был, постоянно,
Зачем Господь решил его создать?
Затем, чтоб нам, умнейшим обезьянам,
Свои мыслишки подлые скрывать.*

* мысль изреченная есть ложь. А неизречённая?

Почему я не поэт?

Сам себе не предоставлен,
Чёрту с дьяволом служу.
Суетой мирской разбавлен,
Средь убожества брожу.

Прожигаю с грустью время,
Проклиная белый свет.
Безутешно сожалея,
Почему я не поэт?

Стать бы им… Пожалуй, много
Можно словом передать.
Исцелить слепца любого,
Счастье страждущему дать,

Распотешить идиота.
В рифме сила – не секрет.
Быть поэтом страсть охота!
Почему я не поэт?!*

15.3.1984 г.

*как увязать этот стих с предыдущим? Возможно, так: говорить мы все можем и мысли свои скрывать - тоже… Но чтобы слово стало плотью – нужен Дар. Поэтическое слово не выражение любых мыслей, пришедших в любую, отдельно взятую голову, а ритмичная рифмованная истина из нулевых рук, которая хуярит сквозь тебя потоком, неважно, понимаешь ты сам, что пишешь, или найдутся те, кто поймёт и без тебя, чисто по тексту, - Божий Дар это или малосъедобная яичница всмятку вместе со скорлупой…

Награда

В плену бетона изнывает
Поэта пылкая душа.
Цена на сущность возрастает,
А жизнь не стоит ни гроша.

Расстаться с ней – одно мгновенье.
Единый шаг – и фильм цветной
Затянет вечность без сомненья
Безмолвной мрачной пустотой.

Ну, вот и свёл с судьбою счёты.
Враги, ликуя, радость пьют.
Тебе ж ни горя, ни заботы –
Что был ты здесь, что не был тут…

Родные скромно поминанье
О блудном сыне сотворят,
За все заслуги и старанья
Крестом дубовым наградят.

Портретик твой с фамильным словом
Родитель горестно прибьёт.
Гляди на мир с немым укором,
Как он трепещет и поёт…*

*рано или поздно, так или иначе – всё сбывается… Только вместо родителя – сын портретик прибивал… А мир трепещет и поёт. Нас ещё много, нам ещё долго… Нас еще наградят гробом да оградой…

Редактору

Напечатай, редактор, в газете,
По-земляцки, один мой стишок.
Есть такой у меня на примете,
Его можно черкнуть между строк.

Гонорар за него мне не надо.
Плач души за гроши не купить.
Мне бы было утешно, отрадно
Вам стихи за спасибо дарить.

Ну, так что? По рукам, и заказы
Я от вас всеугодные жду.
Мне довольно от Вас две-три фразы,
Остальные я в мыслях найду.

И не надо, редактор, в газете
Ставить имя моё под стишок.
Лучше автор пусть будет в секрете.
Одним словом, всегда между строк.*

*очень хотел автор увидеть свои слова в печатном виде, пусть по заказу в газете (он так и думал, что в газеты стихи под заказ пишут, да так оно и было, в общем-то), но бесплатно, что в годы совка в государственных печатных изданиях было не принято, словно откупались от поэзии, копейками пусть, но откупались, тридцать сребреников за Логос, по традиции, только не иудам, а христам – типа за явку с повинной в собственные руки… Так вышло, что редактором оказалась я. Получай, Хлястик, между строк!

Родной край

В родном краю нежней кусают мухи,
В пять раз добрей цепные кобели.
Шипят, любя, беззубые старухи.
Поверьте, нет милей родной земли!

Сменил я мест различных очень много,
Но тихий край в душе не покидал.
В бродяжьих снах всегда вдали от дома
Я вновь мальчишкой в детство убегал.

С краюхой хлеба, пятками сверкая,
С братьями мчались в сытые луга,
В отцовской лодке волны рассекая,
Мы бороздили плёсы Битюга.

Весной жукастой звонко за вокзалом
С девьём играли часто в «ручейки».
И всё ж прослыл окрест я хулиганом,
Врагов мои крушили кулаки.

Любил тайком горбушку пхнуть корове,
Гонял в луга зоряночку стеречь,
Ах как жилось вольготно мне в Боброве,
Клянусь всё детство в рифмах уберечь.

И до конца, я знаю, непременно
Душой и телом сроден я с тобой.
Тебе, мой край, я предан неизменно.
Ты стал моею Родиной родной.

Царь и Бог

В моём доме незаперты двери.
Нараспашку удобнее жить.
Заходите быстрее, соседи,
Будем водку пшеничную пить.

По-мужичьи, до дна, одним махом,
Под гитарный шальной перезвон,
Чтобы слёзы текли по рубахам
И гремел без конца «Тихий Дон».

Веселитесь со мной, мои братья!
Мы одна трудовая семья.
В моём доме, рыдая от счастья,
Пляшет горькая доля моя.

Пусть нас баба скупая осудит,
Боголюб плюнет пусть на порог.
До утра Дон греметь тихий будет,
Сам себе нынче царь я и Бог.

Никогда не закрою я двери,
Да и нечего вовсе таить.
Эх вы, люди, людишечки, звери,
Как мне хочется волком завыть.

23.03.84

Я твой сынок

Шевелись, радость-думка шальная,
Стань бывалым солдатиком слог.
Мать-кормилица, Русь голубая,
Не укласть тебя в тысячи строк!

Ну какую свершить мне утеху,
Чем тебя в вьюжный вечер укрыть?
Неужель мне нельзя, человеку,
Тебе шубу такую скроить?

Растворю я души своей дверцы,
Не страшна мне желанная боль.
И пылающим маленьким сердцем
Разожгу небосвод над собой.

И растают извечные льдины,
Побегут молодые ручьи.
Пусть услышат в Нью-Йорке мужчины,
Как в России поют соловьи.

Как над Доном весенние грозы
Мирным громом волнуют эфир,
Как кудрявые девки-берёзы
Напевают про нужный всем мир.

Шевелись, радость-думка шальная,
Стань послушным солдатиком слог,
Русь-голубушка, мамка родная,
Неужель я тебе не сынок?

23.03.84

Крепкие корни

Дама пиковая – чёрная масть,
Вечный промот то и дело.
Нет уж, с пиковой, как пить дать, пропасть.
В пики не верю я смело.

Красная черва – хмельная любовь,
В страсти не знает покоя.
Нынче она веселится с тобой,
Завтра подай ей другое.

Даме крестовой я мог бы отдать
Больше всего предпочтенье,
Но и не стоит того забывать,
Крест он, есть крест, без сомненья.

И остаётся, румянцем в зарю,
Дама бубновая – Дружба.
Всё, кроме денег, я ей отдаю,
А большего мне и не нужно.

Фортуну не жди, - бесконечная дань.
У бубен лишь крепкие корни.
А в общем-то, карты – приличная дрянь…
Поверь - я игрок – и запомни.

(Эхма, и за грош сойдёшь с ума…)

Сон

Видел, мама, я сон пред рассветом.
Ко мне скальд-старичок приходил.
Он сказал мне: «Ты будешь поэтом»
И на память перо подарил.

Улыбнулся задумчиво, скорбно,
Про Отчизну стал тихо читать.
Стало мне так легко и свободно,
Когда Русь он назвал, нашу мать.

Я смотрел, как в лице изменяясь,
Ненавистных ругал он царей.
Тяжким гневом глаза наливались
За закованных в цепи людей.

А когда он закончил, то мило
Руку мне на плечо положил.
И спросил очень строго, ревниво:
«А что ты про Россию сложил?»

Я смущённо ему объясняю,
Что, мол, я-то совсем не поэт,
Просто так лишь бумагу мараю,
Всего-навсего двадцать лишь лет.

Коль простите, попробую, ладно,
Кое-что об Отчизне прочесть.
Может быть и не очень-то складно,
Не прогневайтесь, батюшка-честь.

Совет

Дед сказал мне, зевая от скуки:
«На стихи мне твои наплевать,
У тебя головастые руки,
Как отец, кузнецом бы мог стать».

Пустобрёхов в роду не бывало,
Воз бумаги поди уж извёл.
Говорю тебе дело, и знамо,
Проживёшь ты свой век кобелём.

26.03.84

Философия

Сложновата ты, мать-философия.
Раскусил тебя сразу мой дед.
Что прошло, говорил он, утопия,
А что есть – утопический бред.

Ну какая могёт быть возможность
Безграничность Вселенной познать?
Что ж выходит тогда и бездонность
Можно дном в оконцовке назвать?

А тебе моя вот философия –
Не летай ты, мой внук, в облаках.
А то к старости выйдет утопия –
Гол сокол, да еще в дураках…

15.03.84

Матери

Здравствуй, мама, сегодня я снова
О тебе на бумаге грущу.
В сердце самое тёплое слово,
Чтоб согреть твою старость, ищу.

Вижу, смотришь ты скорбно в окошко,
Где у старых тесовых ворот
В степь февральскую белая кошка
Хлёсткой поземью вечер грызёт.

То проказно шмыгнёт за ограду,
Обветшалый наличник тряхнёт,
То совою рыдая по саду,
Сердце трепетным страхом сожмёт.

Неспокойно тебе, одиноко,
Лишь один собеседник – твой кот –
За тобой по пятам кособоко
Неизменную верность несёт.

Да Каштан иногда, заскучая,
Скрип калитки облает ночной.
Пять курей с петухом охраняя,
Слепо жёсткой трясёт сединой.

Не смотри и не слушай ты вьюгу,
Тюлью снежной окошки зашторь.
Скоро всё образуется к югу
И наполнится дом твой весной.

Забушуют вишнёвой метелью
С пчёльим шумом над речкой сады.
И скворец своей звонкой свирелью
Свет прославит небесной звезды.

И тогда, словно грач запоздалый,
С незавидной котомкой своей
Я ступлю на порог долгожданный,
На порог вечной скорби моей.

К тебе, моя Земля

Гляжу в окно, вокруг чужие сини,
Торчат убого мётлы-тополя.
Хочу домой, в центральный клин России,
На Тихий Дон, к тебе, моя Земля.

Не для меня приволжское раздолье
Ветров лихих – посвисты февраля,
Мне б к ней скорей, о ней грущу я с болью,
На Тихий Дон, к тебе, моя Земля.

О Волге тоже спел бы я с любовью.
В ней Русь началась ветхая моя.
Но я спешу… Куда спешу, не скрою –
На Тихий Дон, к тебе, моя Земля.

Мелькают степи, долы чередою.
Вот поезд стал, взволнован сильно я.
Приехал – стар, со снежной головою,
На Тихий Дон, к тебе, моя Земля.

13.03.84

Лира

Провожу с упоением время,
В три погибели с радостью гнусь.
Одним словом, не знаю безделья,
Как стахановец, в шахте тружусь.

Выправляется медленно лира.
Как заставить могу её петь?
Очень просто – полкружки чифиря,
Чтобы мысль стала хлёсткой, как плеть.

И тогда своенравная дева,
Свист заслышав бича над собой,
Будет петь и плясать озверело,
Даже ухать лохматой совой.

1.03.84

Друг

Добрый мой странник, задумчивый ветер
Уши ласкает берёзовым шумом,
Только сегодня я с грустью заметил,
Что лишь один ты был верным мне другом.

Много дорог мы прошли неразлучно,
Много мы песен сложили с тобой.
Радостных, звонких, печальных и скучных –
Осенью-летом, зимою-весной.

В зимние стужи бросал ты открыто
Снежным упрёком мне вызов в лицо.
Шапку-ушанку лохматил сердито,
Рвал за грудки хулиганом пальто.

Осенью медным листочком кленовым
Путь моих мыслей, шурша, устилал,
И, упиваясь волнующим взором,
Рощи я дивный закат созерцал.

Летом, скрываясь от душного зноя,
В сочность лугов я один уходил,
Там, обнимаясь с бродягой-тобою,
Новые песни в цветах находил.

Ранней весною с зелёного юга
Птицей прилётной ты сон мой будил,
Ласково кудри трепал мне, как другу,
И по ручьям со мной скоро ходил.

Только сегодня я с грустью заметил,
То, что всегда был ты верным мне другом.
Добрый мой странник, задумчивый ветер,
С песней весёлой о звонком и юном.

Матери

Извини меня, милая мама,
Ещё раз чудака извини.
Завлекла меня чёрная дама,
И я вновь оказался в тени.

Нет скитаньям моим оправданья.
Я готов снесть любой приговор.
Дай по совести мне наказанье,
Как судья и как мать-прокурор.

Облачил тебя всю я в седины,
Обокрал твою славную жизнь.
Набросал на тебя я морщины.
Отвернись от меня, отвернись.

Но я знаю, ты это не сможешь,
Будь калекой без рук я и ног,
Всё равно ты, грустя и тревожась,
Ждёшь меня на родимый порог.

А вернусь я, ты всё забываешь –
Горе, муки и слёзы свои.
Обнимаешь меня и ласкаешь,
И мы делим счастливые дни.

А как мало у нас их бывало…
Я их вновь на года обрывал.
Если можешь, прости меня, мама.
Мнится мне, навсегда я пропал.

Круговорот

Расписную надену рубаху,
Промотаюсь всю ночь в кабаках,
И домой возвращаясь, с размаху
Растянусь где-нибудь я впотьмах.

А наутро случайный прохожий
Иль с метлой седоусый старик
Оглядит мою важную рожу
И потреплет за мой воротник.

С божьей помощью стану на ноги,
Со штанов пыль рукой отряхну,
И, виляя по скользкой дороге,
К дому отчему я побреду.

Отыщу под порогом отмычку,
Отопру головастый замок,
И, одетый, как есть, по привычке
Упаду на диван со всех ног.

А под вечер опять я рубаху
Натяну на себя в петухах
И упившись по-новой, с размаху
Растянусь где-нибудь я впотьмах.

4.08.83

Превращение

Прокурил я насквозь свою душу,
Зубы тоже почти изжевал.
Двадцать лет бью без дела баклуши,
Стал не волк я, а просто шакал.

Выхожу иногда на поживу,
А запрос мой не так уж велик,
Потерял я сноровку и силу,
Да и духом немного поник.

Не утрачена только осанка,
Чуть-чего, поднимается шерсть.
Но за это мне выдана справка,
Чем большая оказана честь.

В ней отмечено ясно – вторая
Группа мне экспертизой дана,
И она мне порой помогает
Отстоять свои волчьи права.

А вот тянет к общению, к людям,
Хоть и видишь в руках их дубьё,
Да и слышишь от них: «Мы не будем
Подпускать к себе близко зверьё».

И опять отступаешь в чащобу,
Коротать безутешные дни,
Затаив непомерную злобу,
Зубы точишь, щетинясь, свои.

А ведь помнишь, что был человеком,
Над тетрадкой, натужась, сопел,
В ногу шёл со стремительным веком
И большого от жизни хотел.

Но вот чья-то рука от порога
Тебя в девственный лес увела,
Обняла, приласкала немного,
Но верёвку на шею свила.

То ли волк, то ли пёс одичалый,
Шкуру волчью на теле тащу
На луну завываю ночами,
Свою жертву по лесу ищу.

Лишь порой просишь доброго Бога,
Чтоб он чудо с тобой сотворил,
Хоть на малость, ну хоть на немного
В человека тебя превратил.*

3.07.83

У армян есть поверье, что женщина за грехи может быть наказана оборотничеством. Для этого Бог разводит её отведать упавшую с неба пищу, типа манны небесной (евр. man, по народной этимологии – от man hu, «что это?»). Стоит только ей польститься на халяву, на неё с неба падает волчья шкура, и она носит ее семь лет по ночам, воруя и разрывая детей, пожирая трупы и т.д. Днём она прячет её подальше и ведёт жизнь обычной женщины. Через семь лет, независимо от её поведения, наказание снимается вместе со шкурой. А интересно, память у мардагайл (так их называют) остаётся?

В.Высоцкому

Отпел свои несдержанные песни
Московских шлюх прославленный кумир
О днях безвестных утомлённой Пресни
И сквозанул в неведомый нам мир.

Остались в дисках хриплые напевы
На полушпанский с присвистом жаргон,
И роль чекиста в фуфельной премьере
Загнавших «кошку» в лагерный загон.

В твоих реченьях не было стесненья,
Ты лишь мгновенье в муках пережил,
Тебя глодало скользкое сомненье
И бес неверья тягостный точил.

Но не ушёл ты, нет, не отвернулся,
Нас на холёных не сменил друзей.
Но рок жесток, твой голос захлебнулся
И растворился в шуме пышных дней.

И отвизжала верная гитара,
Утратив рук хозяйских быстроту,
Она теперь, как сабля от гусара
В себе хранит немую теплоту.

Но ты не первый, нет, и не последний,
Россия-мать сынами не бедна.
Пройдут года и снова скромный гений*
Свершит тебе подобные дела.

А я в зелёном рокоте берёзок
Тебя вином креплёным помяну,
Возьму гитару из путёвых досок
И что-нибудь тряхну про старину.

Спою про Дон свой тихо-величавый,
Про серый клин осенних журавлей,
Про путь бродяг – нелёгкий и шершавый,
Про горе наших добрых матерей.

5.03.83

*будущие адепты бесцензурной поэзии Хой, Шнур, Федя Чистяков, Яцына в те времена были ещё детьми и слушали Высоцкого, так же, как и я – на маленьких пластинках и больших бобинах, и пели под гитару, и знали наизусть. Высоцкий был первым рок-музыкантом России («рок» здесь в значении «предсказанная судьба», одного индоевропейского корня с «речь», а не rock – 1. «скала», 2. «качаться, трястись» в англ. языке. Хотя в английском есть ещё и третье значение этого слова – прялка, а это уже ближе к сути явления).

С. Есенину

Москва! Столица. День весенний.
Среди поклонников твоих
Принёс и я, Сергей Есенин,
Привет от наших мест донских.

Прими, Серёжа, без сомненья
Моё почтение тебе.
Всего одно стихотворенье
О повторяющей судьбе.

Как им, не знаю, мне-то вволю
Пришлось «хорошего» хлебнуть,
Перетереть тоску и горе,
Пройти нелёгкий, сложный путь.

Пройти годами испытаний,
Утратить ласку и любовь,
Познать душевный мир страданий
И к ним физическую боль.

И, наконец, дождавшись света,
Нырнуть в людской водоворот,
Бродить с подругой до рассвета,
Сдавать сердечных чувств зачёт.

Ласкать прелестное созданье
В зелёном шорохе весны,
Отдать ей должное вниманье,
Разрушив розовые сны.

И вновь уйти, где всё забыто,
Сцепившись с жёсткою судьбой,
Одевшись в форму паразита,
Тайги угрюмый слушать вой.

Не знаю, кто? Уж ты б, наверно,
Меня, Серёжа, смог понять.
Одна верёвка, несомненно,
Лишь может эту грусть унять.

Посадят иву, крест и столик,
Как подобается, собьют.
И тост промолвит алкоголик,
Что похоронен Вова тут.

Стыдясь, слезу сестра уронит,
Перекрестится строго дед.
И дождь, обрушившись, размоет
Их у могилы свежий след.

5.04.83

Так всё и было, но без верёвки, деда и через 20 лет.

Себе в День Ангела

Всё прощаю я завтра и всем,
Новый год своей жизни встречаю.
Стукнет мне, чудаку, тридцать семь,
В гости близких друзей приглашаю.

Но не будет торжественно торт
Восседать на столе в мою честь,
И мамаши напутственный тост,
Как младенцу мне в обществе весть.

Сядем мы поплотнее друг к другу,
Стрём поставим у самых перил
И запустим по узкому кругу
Обжигающий глотку чифир.

Перекурим, грустя, улыбнёмся,
В двух словах то да сё перетрём,
И по хатам своим разойдёмся,
Всяк собой, не спеша, заживём.

накануне 3 августа 1983 года

Памяти о тебе

Кому? За что? И чем обязан
Я за прошедшее платить,
За то, что 20 лет был связан
И обречён шакалом жить.

Где, от тоски изнемогая,
Ласкал шершавый я бетон,
Клопов и вшей унчтожая,
Надрывных лёгких слушал стон.

Где небо льётся через сито
И солнца луч – редчайший гость,
Где в час еды, как паразиту,
Швырнут обглоданную кость.

Вещам познать здесь можешь цену,
Коль духом твёрд, не хил душой,
А чуть способен на измену,
То станешь непутью, изгой.

Презрен по жизни будешь ближним,
Презервативом до поры,
Сам на себя во всём обижен,
Как змей, от пят до головы.*

Таков удел. Ты – обречённый.
Перед тобою два пути.
Так что, наш милый заключённый,
Смотри, каким тебе идти.

У всех у нас одна дорога,
Одна у всех у нас судьба.
Одна печаль, одна тревога
Железобетонная тюрьма.

Тащи, как надобно мужчине,
Своих забот печальный крест.
Тащи, как я тащу поныне,
Тащи, пока не надоест.

Во всём подобен будь Иисусу,
Ещё Голгофа впереди.
Хоть смерть не всякому по вкусу,
Но ты её, плутовку, жди.

Глядишь, и встретишь незнакомку,
Сверкнёт зловещее дуло,
Просверлит пуля перепонку,
Свершив насильственное зло.

Померкнет миг последний света,
Сомкнутся жадные уста.
Поплачут бабы до рассвета
У свежесбитого креста.

Вот весь конец твоим скитаньям.
И резчик пьяный на плите
На память выведет с стараньем
Скупой автограф о тебе.

12.09.81 г.

* типа Кундалини, грызущего собственный хвост


Неудачникам, как я!

Вам всем поставят памятник огромный
И гений ваш потомки вознесут.
Стихов и песен ваших эскадроны
В музей искусств для важности снесут.

И, может быть, какой-то чтец от скуки
Взрыхлит однажды пыльные труды,
Усмешкой злой одарит ваши муки,
Промчавших лет несбывшие мечты.

10.10.82

Ответ на письмо Людмиле Васильевне

Ты пишешь мне, чтоб я тебе немного
Больничный быт в стихах обрисовал.
И как меня содержат, спецбольного.
Ну что ж, пишу, талант Всевышний дал.

С под стражи я, дружок, освобождённый.
Тюрьма и лагерь больше не по мне.
Поскольку я теперь умалишённый,
Лежу в больнице типа МВД.

Здесь ничего, удобные квартиры.
Моя сейчас под цифрой двадцать пять.
Одна беда, что нету в ней сортира,
Всё остальное будто бы на «пять».

Четыре стенки, пол и потолок,
Квадрат окна в решётчатом узоре.
И чтоб меня никто не уволок,
Циклопка-дверь – с замком и на запоре.

С квартирой всё. А дальше коридор.
На нём с з/ка подобрана охрана.
А с ними мент, ну, то есть, контролёр.
Но очень жаль, что нет телеэкрана.

Зато забор, дружок, пятиметровый,
С центральной вахтой, вышки по углам.
Сигнализация, предзонник двухрядовый
И плюс к всему инспектор ещё там.

Ну вот и всё, чего ж тут, не печалься.
А как живёт сегодня Ваша Честь?
Пиши как есть, пиши, не зазнавайся.
Мне мило всё от Вас, мой друг, прочесть.

20.07.83 г.

Игра

Уж третий день окошко лижет дождик
И белый свет до чёртиков не мил.
Но наш бетонный двухэтажный зонтик
От всех ненастий глухо нас прикрыл.

К нам даже солнце редко ходит в гости,
Чтоб нас, убогих, малость приласкать,
Взглянуть в глаза, пощупать наши кости
И на решётках зайцем поиграть.

Играем мы совсем в другие игры.
Их можно проще схваткою назвать.
Садится каждый кровожадным тигром,
Чтоб шкуру с брата ближнего сорвать.

Сорвать живьём, как с волка на свободе
И о цемент честь лапой раздавить.
А коль фуфло, так при честном народе
Валерку в Машку мигом превратить.

Так и живём, друг друга пожирая,
Хоть быт такой душе совсем не мил.
Но только так – судьба у нас такая.
Да и никто иначе здесь не жил.

А если кто и выйдет снова в люди,
Чтоб кое-как свой скорбный век дожить,
Он тех годов прокуренные будни
Уж никогда не сможет позабыть.

5.11.83

Мой Бог

Не знаю где и чей есть Бог,
А мой при мне сидит в затылке.
Но он на время занемог,
Свихнулся малость от бутылки.

А в целом всё ж он ничего,
В него ещё я дружно верю.
Настанет день и я его
Заветной лирою проверю.

Ему обязан я как есть,
Оброс до чёртиков долгами.
За то, что он, натужась весь,
Кипит заботливо стихами.

Так дай себе, мой добрый Бог,
Благоразумья и веселья.
Великих дум, страстей, тревог,
Заботных дней и вдохновенья!

Причастие

Православная Русская Церковь.
Купол в небе горит золотой.
Никогда, безутешный я, не был
Откровенен доныне с тобой.

Притащил я сегодня сомненье,
Отряхнув пыль с замызганных стоп.
Может, здесь я найду утешенье.
Где тут твой душу знающий поп?*

Привела меня, нет, не случайность -
Горе зельем не смог я залить, -
А спокойная трезвая крайность
Что-нибудь для души попросить.

Нет, прощенья совсем мне не надо –
Слишком много грехов позади.
Мне нужна только светлая Правда,
Чтобы ложь уничтожить в груди.

Расшатала она подсознанье,
Недоверье в душе родила,
Причинила большие страданья,
От мирской суеты увела.

Причасти что ль, служитель, невежду,
Излечи занемогшую грудь.
И всели в мою душу надежду,
Укажи сердцу правильный путь.

Можь, глядишь, и на самом-то деле
Слов славянских святой колорит
Все немощи угрохает в теле
И для праведных дел исцелит.

30.07.83

*поход Хлястика за благодатью в христианский храм, видимо, не дал ощутимых результатов. Его попом стал Pop (англ.), он же Papaver (лат.) - опийный мак, растение, в христианской литературной традиции, растущее на крови распятого Христа. Наличие гвоздей в руках невинно убиенного Господа только усугубляет сходство данной религии с опиумом народа (не для! - нюанс), веществом не менее страшной силы, чем красота. Вряд ли Маркс предвидел победное шествие и печальные последствия героиновой наркомании. Опий для него, скорее всего, был средством, способным утолить душевные страдания ценой полной зависимости страдальца от подобного иллюзорного избавления от не менее иллюзорных мучений. Для Хлястика опий стал Спасом на Крови как от душевного дискомфорта, так и от мук реального физического тела. И за эйфорию избавления от боли он отдал ему свою душу, вместе со всеми страданиями, радостями и стихами. Телом и кровью своего Бога он причащал и всех прихожан, за определённую мзду на содержание храма, конечно.. На пенсию по инвалидности не очень-то проживёшь, а услуги опия и его производных во всём мире тысячи лет пользуются не меньшим спросом, чем услуги похоронных бюро и предприятий общепита.

В греческой мифологии Мак – атрибут Гипноса, божества сна, брата-близнеца бога смерти Танатоса. Гипнос с помощью мака приносит сладкое успокоение. В римской мифологии Церера в поисках Прозерпины странствовала по земле, не находя себе покоя и не в силах остановиться. Тогда боги сделали так, что на пути Цереры во множестве стали расти маки. Собрав букет, богиня заснула. В мифах и фольклоре многих народов мак связывается с кровью убитого человека или дракона. Русская загадка «Всю землю прошёл, красну шапочку нашёл» предполагает две разгадки – мак и гриб (подосиновик, растущий под традиционным деревом самоубийц и истребителей вампиров). На Руси с помощью мака призывали дождь, зёрнами посыпали хлев, хаты, могилы «ходячих мертвецов»... Типа, спите, спокойно, пацаны, всё на контроле… Жизнь после смерти не жизнь. А смерть после мака – не смерть? В алхимической традиции мак, кстати, ассоциируется с третьей (после нигредо и альбедо) стадией рождения философского камня – рубедо (ср. нарк. «рубиться»).

Типа сказка

На следующий день после того, как охотники вспороли пузо волку, бабушка наконец-то умерла от старости, а Красная Шапочка, возвращаясь с похорон бабушки не по лесным дорожкам (хотя волков уже там не было, одни зайцы), а по оживлённой трассе, погибла под колёсами грузовика, управляемого пьяным водителем. А охотники перезарядили ружья и дальше пошли. Работа у них такая.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
235. [MAT] три куска текста


  три куска текста

герметично укупоренное курабье

1.

Жил-был однажды (но не единожды) один человек на свете. Во тьме он тоже жил, и не хуже, но об этом было не принято, хоть и приятно, говорить между врагами. Враги ворожили, но вора не выжили, рожи корчили, но зло не выкорчевали. Добра много загубили, пытаясь до зла добраться, но добрались только до подзола, а там, глядишь, и земля, того, кончилась. Кони топтали, не вытоптали, лоси косили, не выкосили, пришёл серый волчок с красным околышем, мертвецкое коло совершил около, и вырубили радость за рублёвый интерес, не за хуй собачий. Ох, колхозники-колхозники, околица-то где? В болоте уже, ужей женит, поползут чёрные, желтым знаком меченные, яда лишённые, но вонючие, чтоб зря не тревожили и убивать брезговали, руки-то мыть почто лишний раз – вся хиромантия посотрётся, а то ж!

2.

Суй руки в брюки, не хуй пальцы топырить - топором не вырубить, так пулей выпулить, ножом выножить, в иножить отправить, а не стой под стрелой – вылетит, не поймаешь, не поймёшь, своё возьмёшь, а кому остальные-то останки достанутся, вы подумали, крысы подземные, вы подумайте, если оно думается, вам жить, там быть - не мёд пить, говно ложками хавать под строгим присмотром медсестры старшей, старше её только боженька, и то не всегда, а когда луной пахнет.
Роза – её зовут, и ещё всяко, но от других имён во рту кисло, а вам с ней одну утку делить, она неотлучно при тебе – Роза, а кто из вас пациент – ещё бабушка надвое вилами на воде начертала, старая блядьведьма, куда теперь рухнешь, если всё уже рухнуло само на себя и в сон увернулось, а около околицы колокольчикам места нет звенеть, и не по ком звенеть, уговорила роща золотая, и уж не жалит больше никого.

3.

Хлоп-хлоп, кто пришёл? Ушехлоп. А зачем пришёл? Ушами хлопать. Ну хлопай… Хлоп-хлоп. А дальше? Хлоп в ухо, клоп на хуй, и живи, как можешь. А на такие сказки ведутся маленькие-маленькие дедушки с бантиками, ушлые шулеры, да матросня трипперная, сапожник, портной, кто ты будешь такой, говори поскорей, не задерживай честных (умных, добрых) людей. Тпру, приехала кривая - вывезла, родимая, из лесу-полесу, из болота кочкатого, еле от лешего откупились купоросом да супоросом, ан, глядишь, ил, ту, миг - и в вечность, не выходя из штопора, пробили землю наскрозь, я тебе говорю, - наскрозь, нахуй! А внутри пустота – я видел, лично, бля, видел! И Будда зависает - спит или притворяется, хуй его поймёшь, чурка он и в нирване чурка, чур меня, говорю, чур, зачурался и не обосрался, а то перед Буддой стыдно, да и оно ему надо - говно моё всю вечность нюхать? Он же типа в сансару ни ногой, сам себя закатал под асфальт и тащится, как нам с тобой реально и под катком не протащиться… Хотя, если он такой крутой, как бают люди, хули ему моё говно? Он его и не заметит, хоть оно ему на голову упади…Ну, ни хуя же не упало, победил сфинкс сфинктер, что ж теперь горевать, пролетаем мимо. Всё, бля, конец сказки, дальше – как в тумане, только хлопья пепла хлоп-хлоп по ушам, или то не пепел, а порошок из картриджа сыплется, хорошо бы золотых лошадей за копыта цапать, вот что бывает, когда даёшь рукам волю, а голове свободу думать всякую хуйню, а что делать? Жизнь-то нынче дорога…


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
236. [MAT] Боярышник (пополудни)


  Боярышник-3 (пополудни)


-Кроме нас с тобой, никого… Да и мы походу здесь не в тему, – произнёс печальный глуховатый голос, в котором, если очень уж постараться, можно было распознать Гномовы интонации. Голос шел откуда-то снизу и как бы сзади. – Ты кто?! - взвизгнул Гном, да так, что пиздюли и пельмени перестали шевелиться и замерли. – Кто-кто… Клон в пальто, – грустно отозвался голос, – Жопа я твоя. – А хрен же ты раньше молчала, - не нашедшись, как поадекватнее отреагировать на подобную хуйню, - спросил Гном. Вернее, не сказал, а просипел, так как силы его, ясен пень, оставили. Говорящая жопа, да еще в личном владении, – это даже для Гнома было слишком. - Жопой чуют, Гном, - грустно произнесла Жопа. - Для этого она, собственно, предназначена. А ты мной совсем ничего не чуешь. Ты думаешь, раз мной срёшь, так я больше ни на что не гожусь? Ни хуя подобного. Сейчас, - открою тебе не такую уж и великую тайну, - ты, Гном, в положении хуёвей хуёвого… Ты посмотри, что вокруг творится… Жопа сделала трагическую паузу и доверительно прошептала, громко пёрднув (Гном пытался из уважения к говорящей потерпеть, но не смог…): - Ты связался с плохими людьми… Да если бы с людьми… Это отравители, я давно уже раскусила их намерения. Они хотят отравить не твоё тело – это можно и водки палёной налить, стрихнинчику сыпнуть, да мало ли… Нет, эти злоебучие существа хотят отравить твой ум… Жопа помолчала и добавила: – А потом и мой… Вот этого мне никак бы не хотелось… Выпустив переливчатый пук, опять по Гномовой вине, естественно, жопа откашлялась и продолжила: - Они уже добились успеха – тебя ж глючит, как каштанку, блядь, ты только посмотри на эти хуёвины мохнатые! Про мегаклёцки эти вонючие я уж вообще молчу! – Это не хуёвины, а пиздюли, - механически проговорил Гном, в неотравленных участках ума которого зародилась спасительная мысль – бечь как можно дальше. – Мирра, типа, принесла, как обещала… - А мешок ганджубасу она случайно не приносила? - неожиданно живо заинтересовалась Жопа. – Мешок не мешок, а пятулечка есть, - прямо над ухом медленно впадающего в легкий коматоз Гнома прозвучал хриплый низкий голос непонятной возрастной и половой принадлежности. – Не скажу, что бест, так, рабочий вариант, но курнуть можно, вроде прёт… И молочка вдогонку –граммов сто, чтоб не отключиться, чисто полечиться, или двести, чтобы чисто отключиться, без лечева, нах… Кашка тоже в баночке – весла два хватит вполне - в фоновом режиме, без лишних наворотов проколбасит… Аирчику заварить стаканчик, для тонуса. Чего ещё? А… ну псилоцибином залакировать, святое дело - полтишечки хватит сопла продуть, я думаю, на первый раз?

- Жопа, видимо, выбирая и прикидывая, некоторое время молчала, а Гном лежал с закрытыми глазами и старался не привлекать к себе излишнего внимания. – Гном, а Гном, - ласково промурлыкала Жопа через пару минут, - давай молочка хлебнём, а? – Иди в Жопу, мрачно, но быстро отозвался Гном, - Тебе надо, ты и хлебай. - Клизму-то тебе делать будут – язвительно откликнулась Жопа. Мы пока вроде как с тобой одно целое… Я ж не прошу тебя мне паровозы вдувать – не йог ты ни хуя… И никто, блядь, мне не вдует! – скорбь, звучащая в голосе, была невыносима. – Допиздишься, вдуют, – произнёс откуда-то сверху могучий раскатистый баритон. – Телеграфным столбом, нах! – Ну всё, пизда рулём, - внезапно тоненько пропищал у самой Гномовой головы один из замерших в анабиозе пиздюлей, - Малюма пришёл… И не один нихуя… Ща начнётся большой медицинский карнавал! – Это я, весельчак! Позовите меня, я устрою бардак, - дружелюбно и не по-хорошему жизнерадостно пропел голос. - Вудсток помните? Теперь забудьте, нах! Пацаны, заноси аптечку! И веки мне поднимите, блядь, не вижу ни хуя! Послышался топот многочисленных ног и шорох многочисленных век… - Вот теперь заебиссимо! Который тут Гном? Прямо в лицо Гному дохнуло жарким ветром аравийской пустыни, децл припахивающим чесноком и табаком. – Плющится, бля, - нежно прогремел прямо в закрытые Гномовы глаза голос. – Вставай, сука, Колчак приехал! И ротик открой поширше, а очко сожми покрепче, а то я смотрю, что-то оно распизделось у тебя не в меру, как бы кляп ему в говорильник какие злые люди не впихнули. Смех, последовавший за этой фразой, исходил, как показалось Гному, из тысяч глоток, но звучал на пристойном уровне громкости. – Странно, подумал Гном, чувствуя, как в его послушно открытый рот вливается тягучая струя какой-то непонятно чем воняющей дряни, и делая одновременно судорожные попытки проглотить и выплюнуть жидкость. За ней последовали, как понял Гном, какие-то таблетки, всыпалась какая-то труха, проскочила пара комков колючей и жирной слипшейся субстанции, и всё это бедняга был вынужден проглотить и запить отвратительно горькой жидкостью с неожиданно приятным запахом. – И пусть тебя плющит непадеццки! – с отеческой добротой наставительно произнес голос… - А пельменей этих гони нахуй! Скунс, он шутник, конечно, но, бля, перехлёстывает. Ты лучше макароны жри, Вадик хуйни не посоветует. Ну пустырник там, боярышник, зверобой, мать-и-мачеху, душицу, чабрец, коноплю потребляй, бляй-будулай, а трупояденьем заниматься надо аккуратнее, Скунс способен из из любой поеботины пельменей навертеть, чисто по приколу. Отморозок, нах…

Гном открыл непослушные глаза и взглянул наконец на говорившего. И тут же их закрыл, потому что ебало, нависавшее над ним, было сколь прекрасно, столь и ужасно, а лыбилось так, что Гному захотелось залезть в какое-нибудь теплое, влажное и упругое место, прикрепиться плацентой к стенке и, сгруппировавшись, закачаться в теплых окологномных водах на как можно более раннем сроке беременности. Тем более что чувствовал он себя в эти минуты точно так же! Он вспомнил, вспомнил это ощущение всерастворённости во всеобщности всеобъемлющего всесуществования, мягкое усыпляющее покачивание, его волновали вибрации, образующиеся и гаснущие вокруг него от звуков родного гномоподобного голоса… Пёрло, короче, Гнома непадеццки, как и было задумано… Какие, в пизду, макароны, - думал он сонно, непонятно, кстати, каким местом думал, Жопу-то разболтавшуюся тоже пёрло – по слизистой всё идёт, как домой! - А что макароны, - примирительно сказала Мирра, сгустившаяся светлым пятном на тёмном, но уже вспыхивающем хитрыми игривыми огоньками пространстве где-то перед закрытыми веками, а, может, в районе затылка. – Жрать когда хочешь, так и китайский бомж-пакет схаваешь, без майонеза даже, не говоря о макаронах с подливой. Ладно, короче, ты лежи тихо, скажи Малюме спасибо, что он банку калипсола на тумбочке забыл, колбасься себе спокойно. «Не пугайся открытого неба, не пугайся синих растений, не пугайся зелёных медведей, вообще ничего не пугайся», - пропела она бодрым голосом, погладив Гнома по чему-то, показавшемуся ему его же гномьей головой, но, по ощущениям, какой-то пластиковой или резиновой. Меж тем пространство в Гномовой упругой голове расцвечивалось калейдоскопическими узорами, то и дело возникали серебряные пузырьки, тело гудело, как мотор «Белаза», множество странных, а то и вовсе невозможных мыслей возникало в мозгу, который аж жужжал, переваривая новые софты, знакомясь с их возможностями и функциями… - Ну вот и чудненько, - шепнула на ушко Гному уже невидимая Мирра, - Гном Львович, отдыхайте, развлекайтесь, Скунс присмотрит, если что, напоит, накормит, тазик подержит… А мы пойдём с Малюмой макароны с котлетами жрать, иначе остынет всё нахуй. А холодная котлета тот же труп неразогретый. - Ну и хуй бы с вами, - отстранённо подумал Гном, перевернувшись на третий бок и, ловко ухватив целую охапку зазевавшихся пиздюлят, умостил их под головой, невзирая на их возмущенное попискивание и яростное сопротивление. Ткнув в шевелящуюся кучу кулаком, Гном телепатически передал обиженно всхлипывающим пиздюлям приказ петь колыбельную и под ее нечеловеческие звуки ухнул в совершенно неуправляемое сновидение, в котором какой-то гнусно хихикающий старикашка пытался вдуть ему в уворачивающуюся и матерящуюся жопу паровоз – самый что ни на есть натуральный, с трубой, колесами и номером на боку. – Уж лучше бы телеграфный столб, - тоскливо подумал Гном, как о несбывшейся мечте… Но паровоз, слава Богу, был невзаправдашний, и старикашка был понарошечный, хоть и противный, но смешно и глупо было как взаправду, только ещё смешнее и глупее, отчего Гному сделалось глупо и смешно, и он захихикал прямо во сне. За этим приятным занятием и застал его Ваддарк, появившийся в комнате со свежесваренными макаронами в кастрюльке. От макарон валил пар и пахло бензином и силиконовым герметиком. Гнома незамедлительно стошнило прямо в заботливо подставленный Скунсом тазик. «Говорила тебе мама в детстве – не торчи так круто, детка, а то придут ломы с крюками и заберут» - укоряюще произнёс Скунс не своим голосом и вытер гномов онемевший подбородок самым мохнатым из пиздюлей, как всегда вовремя подвернувшимся под руку.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
237. [MAT] Диалоги в сумерках


  - Смотри! Смотри! Ты видишь это пятно?! – вдруг, как укушенный, заорал Андрей. Он распрямился пружиной из позы лотоса, при этом успев стукнуть мирно сидящего рядом Максима коленкой по уху. - Я... звон в ушах слышу, - сдерживаясь, чтобы не взвыть матерно, прошипел Максим, с должным, впрочем, благочестием в интонации. – Да хули мне твой звон! - звонкая затрещина едва не вывела Максима из равновесия, но он подавил бессмысленную ярость и постарался вглядеться в темную массу деревьев неизвестной ему породы напротив их любимой медитаторской лужайки. – Пятно!!! Пятно!!! Максим забеспокоился, слишком уж взволнованно орал его духовный наставник. Впрочем, он был достаточно импульсивен, оправдывая свою несдержанность контролируемой глупостью, которой он занимался в рамках неделания. Максиму иногда казалось, что с контролем у гуру иной раз совсем хуёво, но наставник знал массу всякой заковыристой всячины, занимался чуть ли не десятком разных практик, да и вообще, где другого возьмёшь... и тип он занятный, когда не психует... Недавно смесью цигуна, тенсёгрити и производственной гимнастики собственного приготовления занимался, совмещая серии упражнений с чтением мантр, прослушиванием сутр и разглядыванием янтр. Хвастался потом, что аж геморрой вылез, так в магических пассах и распрямлении кундалини преуспел! Максиму показалось несколько сомнительным это духовное достижение, он хотел пошутить, что змеюка-кундалини не только голову подняла, но и хвост высунула, но гуру Сутапа Гандхарва (так, по словам гуру, его именовал лично Шива, явившийся как-то во время очередного самадхи) не понимал шуток над собой и своими духовными заслугами...

Очередная плюха отвлекла Максима от обдумывания сути своих отношений с учителем, и он краем мозга подумал о том, что Андрей, слава всем Богам, не очень любит чань, предпочитая дзен, а то так и до травматологии недалеко.

Не вижу я ни хрена, - чуть раздраженно откликнулся Максим, - ты меня хрен знает откуда вытащил, мне уже Кали язык показывала... Какое пятно в такой темноте? Глюки у тебя, перемедитировал, походу.

Андрей медленно опустился на траву. - Не видишь? Ты внимательно смотрел?

- Внимательно. Может, у тебя зрение, как у совы, а я только темноту вижу. - Во-во... Темноту. Темноту темнее темного. Помнишь, как у Кастанеды? Про летающие одеяла. - Флаеры – автоматически произнёс Максим и сам испугался звучания своего голоса, настолько механически скрипуче он прозвучал. - Они, суки, воладоресы, - голос Андрея стал спокойнее, он явно расслабился и испытывал желание поговорить. Летают, жрут осознание, понимаешь. Вот, сподобился, увидел. А у тебя личной силы не хватило.

Максима задело пренебрежение учителя. – Может, у тебя просто херня какая-нибудь на сетчатке, вот и пятна. Из лотоса, я так понимаю, можно вылезать? Андрей рассеянно кивнул головой. Вокруг стрекотала какая-то насекомая мелочь, Максиму незнакомая, и дул порывистый тёплый ветер неопределяемого Максимом направления. Сумерки позднего лета были восхитительны, полоса еще светлого лавандового неба между двумя темными массивами деревьев не хотела темнеть, только как бы насыщалась цветом, и медитатор с наслаждением распрямил заржавевшие суставы. Вот оно, на самом деле, распрямление Кундалини, - почти счастливо подумал он. Почти, потому что какая-то неясная жуть затаилась где-то в уголке сознания и готова была в любой момент завыть воздушной тревогой, как только что с ужасом понял начинающий медитатор, еще не отойдя от эйфории, вызванной освобождением из ёбаной асаны (придуманной для пыток хитрыми йогами, подкладывающими под жопы подушку, использование которой духовный вождь бедного Макса напрочь отвергал, видя в том облегчение задачи не в пользу самосовершенствования). Жуть была, никуда не девалась, но Максим отнёс это за счёт неприятности темы, поднятой Сутапой Гандхарвой. Мысль о том, что кто-то или что-то пожирает его энергию прижизненно, казалась ему нелепой, но и пугала иной раз до усрачки, когда он чувствовал, что происходит какая-то нездоровая хуйня – то, что он называл своими демонами и боролся с ними внутри себя, разводя внутренний монолог на диалог, выступая таким образом адвокатом и обвинителем своего "эго" одновременно, таким образом пытаясь найти решение вопроса, сводящееся либо к оправданию себя, либо к наказанию. Практика эта Максиму нравилась, он вычитал ее в книжке «Марихуана» - это упражнение несколько с другими целями там приводилось в качестве некой преамбулы к серии упражнений «как научиться расслабляться без конопли». Максим марихуану не курил ни разу, но с упражнениями ознакомился – они представляли собой краткий курс медитации и были рассчитаны на месяц. Заменяет марихуану или отвлекает от нее медитация, Максим не особенно понял, но в подробности предпочёл не вдаваться, раз и навсегда решив однажды, что психоделики не его путь. Честно говоря, он боялся употребления всего, что лишало его контроля над собой, боялся, скорее, себя в измененном состоянии сознания, не зная, как себя поведут неуправляемое тело и невменяемая душа. У Андрея было какое-то смутное и неудачное психоделическое прошлое, что-то связанное с солутаном, теофедрином или еще какими-то колёсами – Максим случайно нашёл в книге Коэльо, которого гуру определил в Кастанеды для домохозяек, пожелтевшую бумажку с какими-то давними денежно-вещественными подсчетами, где эти вещества упоминались, причем были тщательно и с любовью выписаны, чего нельзя было сказать о цифрах напротив…

Молчание опять нарушил Андрей. – А тебе жить не страшно? Вопрос смутил Максима, раньше Сутапа не задавал таких вопросов. Он вообще Максима мало о чём спрашивал, всё больше вещал, будто отвечая на чьи-то неслышимые вопросы, но обращаясь, тем не менее, к молчаливому Максиму. – Мне умереть страшно, - честно признался Максим. Вдруг раздался какой-то странный звук, от которого у Максима чуть ли не в бувальном смысле оборвалось сердце. - Блядь! – громко донеслось из темноты сзади, и звук повторился. – Блядь! Нахуй! Максим перевел дыхание - это была всего-навсего пластиковая бутылка под пьяной ногой… А вот и наступивший вывалился из кустов лицом вниз в полуметре от Максима. И затих. Двое молча смотрели на чёрную груду в траве. – Вот оно, тёмное пятно, - съязвил Максим. Андрей промолчал, зато пьяный, как пловец, вывернул из травы в сторону Максима давно не бритую харю с выпученными глазами и разинутым ртом. – П-п-п-ятно! – взревел он и упал в траву. Максим нервно рассмеялся. Пьяный поворочался, то ли укладываясь, то ли вставая, определился, довольно ловко встал на четвереньки, опять повернулся в сторону недавних медитаторов и, сморщив нос и вздернув верхнюю губу, как волк, вырычал-выдохнул: - В-ы-ы что, оххх-уели! На этом силы его кончились, он рухнул на уже намятое ложе, но тут же поднялся на колени и локти и неестественно быстро задним ходом отполз туда же, откуда вывалился, и почти без треска и шороха слился с темнотой. Максиму захотелось вскочить и убежать, но ужас, как пишут в романах, сдавил его горло и парализовал конечности. Он не видел в этот момент Сутапу-Андрея, но чувствовал каким-то недоразвитым чувством, что тот ошарашен не меньше. Прошло чуть меньше минуты, в кустах было тихо, Максима начало было приотпускать, но услужливая память подсунула ему картинку пьяной туши, убегающей на четвереньках со скоростью хорошего пешехода, и спазмы ужаса вернулись, но уже в живот. – Это был союзник, - насмешливо, но как-то хрипло произнес Андрей, и Максим заставил себя улыбнуться, рассудив, что настроение воина зависит от него самого, и наскоро пропесочив себя за трусость с обещанием исправить ситуацию с ближайшее время. Он был даже благодарен мужику, прервавшему скользкий разговор на мрачные темы. Андрей с Максимом часто рассуждали о жизни и смерти, но в этих беседах говорилось о жизни и смерти вообще, а не о жизнях и смертях конкретных Максима и Андрея… А Максим смерти боялся, но стыдился в этом признаться Андрею, который, по его словам, боялся не смерти, а растворения его индивидуального и неповторимого сознания, с неотвратимостью которого (растворения, естественно) он и боролся путем духовного самосовершенствования в целях сохранения целостности. Получится у него или нет, Максим вряд ли когда-нибудь узнает, разве что в пропасть его пихнуть, как Кастанеду пихнули, и проверить, превратится ли он в сгусток сознательной энергии, лишенный постылых человечьих оболочек, или остынет на камнях внизу, весь переломанный. Хотя, где будет его душа после физической смерти, этого Максим по-любому не узнает... Да и хуй бы с ним – неожиданно зло подумал Максим. Тут свою жопу спасать надо, чего мне об его-то душе думать! Мысль была настолько же отчетливой, насколько не свойственной Максиму - даже когда демоны одолевали, он старался не думать о себе, пытаясь решать нерешаемые проблемы родичей, друзей, подруг, коллег, которыми они его постоянно заёбывали, пользуясь его кротостью и безотказностью. Потом и обижались, когда он ничем не мог помочь многим из них, так как помочь было нельзя, и об этом все знали с самого начала… В общем, мысли сворачивали на неприятную дорожку, - Максим начинал понимать, что его просто используют. Даже Андрей, впился в него, как паук, обмотал паутиной мантр, коанов и собственного сочинения телег - дикой смеси всех мировых религий, духовных практик и прочего бреда, придуманного человечеством, чтобы научиться расслабляться без марихуаны и напрягаться до вылезания кундалини из жопы. - Опять жопа, - с горечью подумал второй Максим, в легком офигении выслушавший от себя же этот внутренний монолог, в котором, чуял он каким-то развивающимся чувством, была доля правды. Но какая... От этих размышлений его отвлекло другое – почему Андрей так долго молчит, и что они вообще здесь делают? От последнего заданного себе вопроса Максим почему-то опять покрылся внутренними мурашками, и очень маленький ребенок в нем, боявшийся в детстве темноты до истерики, заворочался, раскрыл сонные глазенки во тьму и зажмурился вновь, вернее, это Максим его зажмурил, потому что ему вдруг стало так страшно, как никогда не было, всего-то на миг... Но Максиму этот миг показался невообразимо липким и неотступным. Кроме того, он заметил, что небо над ними было всё таким же лавандовым, хотя прошло уже часа полтора с того момента, как они бросили свои рюкзаки на этой поляне и уселись медитировать, обдуваемые легким порывистым ветерком. Ветерок с тех пор стал сильнее, шум листвы стабилизировался, а сумерки не кончались… - Что я себя пугаю! – возмутился он и повернулся к Андрею, намереваясь предложить ему пойти домой, раз уж с вечерним сатори облом вышел. - Слышь, - сказал он в два голоса и перепуганно заткнулся. Второй же голос, явно принадлежащий пиздюку лет тринадцати, продолжал где-то в кустах – Ну ее нахуй, здесь раскуриваться! Ветер фитиль знаешь какой раздует, неэкономично, еще и снесёт нахуй, так уже было на мосту, помнишь, у Катьки вообще косяк в воду улетел... - Ты ж не Катька, нах, - откликнулся хриплый басок, - и тут не мост, а лес, ты чё не различаешь, блядь, эта, как её, пол и ландшафт. – Куда ж ты сыпешь, - возмущенно перебил его альт, - Да она не сыпется, спрессовалась, и край завернулся. - Блядь! – возопил через несколько секунд тот же голос, - Нахуй, блядь! – Чего такое? – Я в говно наступил. - Поздравляю, нах, – хмыкнул басок и тут же сам завопил: – Блядь!!! – Чего такое? – с интересом тут же откликнулся альт, перестав шоркать об траву ботинком в попытках избавиться от налипшего говна. – Я траву просыпал... - Блядь! Несколько секунд была тишина и какие-то шорохи. – Фу... – раздался из кустов облегченный выдох, - не просыпал, поглючилось, Джа шутит. В кустах затихло. Максим решил все-таки выяснить судьбу Андрея и повернул голову в его сторону. Андрей спал. Привалившись к дереву, свесив руки вдоль туловища и раскинув ноги, как спит очень долго не спавший человек. Максим даже было подумал, что Андрей умер, но испугаться не успел - Андрей пошевелился и чуть изменил положение свесившейся на грудь головы. – Вот тебе и пятна... Будут тут пятна, - Максим успокоился, вид спящего Андрея и шебуршание в кустах накуривающихся детей странным образом приносили умиротворение. Они говорят почти шепотом, - подумалось вдруг ему, - здесь же нет никого, в лесу, чего шифруются? – Как никого? – пришла следующая мысль, - А мы? Но, конечно, вряд ли они о нас знают, ушли бы в другое место, зачем им рядом с людьми раскуриваться? Максим осторожно потянул носом – из кустов шел какой-то запах, слегка похожий на табачный, но приятнее и необычнее. - Вот бы попробовать, – подумал Максим, и тут же внутренний собеседник строго предупредил: - Не вздумай! А если понравится?! Не успел Максим ничего подумать в ответ, как из кустов донесся сдавленный кашель, и альт совсем перешел на шепот. – Слышь, - повторил он, откашлявшись, - пошли отсюда. – Чего такое? – Ничего, – мрачно отозвался альт. - Ничего. Стрёмно здесь что-то. Ветер этот... - А что ветер? – заинтересованно спросил басок. – Дует. – Во, бля, - басок, похоже, был удивлен. – А чего же ему делать-то? Он это, по морю гуляет и кораблик подгоняет. – Вот нехай он по морю гуляет, а кораблик мы спыхтели, и жопой чую, что отсюда надо валить. – На Чую, нах, - весело отозвался, видимо, более опытный товарищ. – Валить, так валить, раз на измену присел, чего себя мучать? Место здесь говняное, это точно, мне, блядь, из своих «камелотов» говно вычищать теперь, хорошо тебе, у тебя подошва гладкая. – Ни хуя не хорошо, - возразил удаляющийся, изрядно повеселевший альт, - скользкая, сука, я, знаешь, как ёбнулся позавчера, когда по насыпи с Петькой к рельсам спускались. – Носит тебя, бля, то на мост, то на насыпь лезешь, а русский лес, нах, тебя не устраивает. – Меня говно на ботинках не устраивает. – А на чём оно тебя устраивает? – На твоей лысине, блядь, - заржал альт уже на приличном расстоянии. Максим заметил, что они почти орут. – Ишь, развеселились, - неодобрительно подумал он. Нижние чакры, блин... Странно, всё-таки, почему они тут шепотом разговаривали? И небо... Не темнеет. А, может, так надо, - решил успокоить себя Максим, - может, на природе время по-другому идет, в смысле, кажется, что по-другому.

Андрей заворочался и что-то пробурчал себе под нос. Максим смотрел на него. Тот дернул рукой, несколько раз сжал и разжал кулак, затем напрягся, что-то прошептал и со счастливой улыбкой обмяк и повалился вбок на траву. Но мгновенно приподнялся, опираясь на локти, и посмотрел на Максима обезумевшим взором. И тут Максим почему-то перевел взгляд правее и выше, чтобы столкнуться взглядом с такими же безумными, да к тому же еще и фосфорецирующими, как ему показалось, глазами. – Людно здесь нынче, - мелькнуло в голове. Максим, как и обещал себе, твердо решил ничего не пугаться, тем более, что пока все его испуги оказывались ложной тревогой. Только воспоминание о стремительно бегающем на четвереньках алкаше вызывало что-то вроде легкой головозубной боли... Это был союзник, так и будем считать. А этот кто?

- Ребята, - шёпотом позвал тип. Он вылез из кустов и в полный рост нарисовался перед оцепеневшими духовными искателями. Длинный парень в полосатой рубахе с капюшоном (явно из секонд-хенда). Да и вообще похож на индейца – черные волосы ниже плеч, подробности лица скрыты сумерками, глаза погасили блеск, но явно черные. Бородатый - значит, не индеец, а типа мексиканец... - Ребята, - второй раз сказал закос под мексиканца. – Зачем вы здесь? – А Вы? – в интонации проснувшегося Андрея звучал металл. – Я? Ну, я, можно сказать, хуй с горы, качусь по миру колобком, вот и сюда занесло ветерком. И вообще, я вопрос первый задал. – А не отвечать можно? – Понял, вычеркиваю, - согласился парень. – Только шли бы вы отсюда. – С чего это вдруг? – поинтересовался Андрей, по-прежнему металлическим, но каким-то тронутым коррозией голосом. – А хуй его знает, - пожал плечами незнакомец. – Я тут грибы собирал, набрал сотку, закинулся, лёг под сосной, уже узоры начал выхватывать, вдруг чую, надо уходить, иначе жопа стрясётся! – Опять жопа, - почти гневно подумал Максим. – Других слов в языке нет, что ли? (остальное он не совсем понял) – И что, стряслась? – иронично вопросил Сутапа. – Пока нет. Дык я и говорю, съёбываться надо, пока жопа не стряслась. – Ну и съёбывайся, - холодно предложил Сутапа, - мы-то тебе что? – Да ничего, - смутился грибник, - чую, пацаны вроде нормальные, надо предупредить... – О стрясении жопы? – развеселился Андрей. – Ладно, иди-иди, мы тут по другим делам. – А... ну тогда ладно... Моё дело сказать, ваше – услышать. Мексиканец развернулся и ломанул в кусты, что-то бормоча на ходу. – Видал, соткой он закинулся, думает – мир ему тайны открыл, - Андрей хмыкнул и покачал головой. – Сейчас и так пойдем, по собственной воле и намерению, а не по указаниям обторчавшихся наркоманов и свихнувшихся алкашей. Союзники сволочи – помнишь, у Булгакова в «Белой Гвардии»? Не знают они, уроды, настоящего кайфа, – почему-то злобно закончил свою тираду Андрей, - а пятно, меж тем, растёт, - он указал рукой куда-то в середину лесополосы, - ты его так и не видишь? – Куда уж мне, - саркастически откликнулся Максим, - всё дело в личной силе... Он хотел было рассказать про подростков с марихуаной, но почему-то не стал.

– Знаешь, давай чуть помедитируем, по минимальной программе, а то что-то у меня мысли вразброд пошли, надо себя в кучу собрать. Вот на пятне сейчас и помедитирую, - обрадовавшись удачной мысли, усаживался в привычную асану Андрей. – А я его не вижу, мне на что медитировать? – Ты что, дурак, - удивился гуру, - представь себе его, чему я тебя учил? – Попробую, вдруг понравится, - проворчал Максим, с неудовольствием принимая ненавистную позу. – А ты представь его точкой и вырасти в сознании. А потом опять сожми в точку. Делов-то! – хохотнул Андрей, умащиваясь поудобнее. – А почему небо всё ещё светлое? – задал, наконец, наболевший вопрос Максим. – А хрен его знает, - расслабленно протянул Андрей. - Ночь света, наверное, началась, лови шанс...

И вот сели они вдвоём, одни на поляне среди незнакомых деревьев, неизвестных насекомых, в потоках движущегося неизвестно откуда неизвестно куда воздуха, и закрыли глаза, чтобы вырастить в своем сознании тёмное пятно из точки и в точку же его вернуть.

И росло пятно, и выросло, и сожрало их обоих. Вместе с кедами и рюкзаками.

Ось така хуйня, малята...


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
238. Роковое рококо (этюд)


  Маркиза грациозно поднялась с кресла, обитого вишнёвым бархатом, и решительной походкой двинулась к окну. Граф невольно сделал за ней несколько шагов… Ах, каким увлекающим был внезапный порыв этой прелестной особы, в которую наш повеса-граф был слегка влюблён. Не настолько, чтобы страдать, но, увы, уже настолько, чтобы волноваться!

И его волнения были небезосновательны, потому что маркиза быстро подошла к окну, изящным движением рук подобрала кринолин, и не успел граф опомниться от сладостных мечтаний, ловко вскочила на мраморный подоконник, показав онемевшему от волнения и восторга графу, застывшему в нескольких метрах от окна, маленькие белые атласные туфельки, розовые чулочки и - о! в это невозможно поверить! - легчайшие кружевные панталоны нежнейшего салатового оттенка, столь модного в этом сезоне… И всё это было надето на такие очаровательные ножки, что граф покачнулся и прикрыл ослепленные глаза рукой…

- А ебись оно всё конём! – вдруг неожиданно взвизгнула маркиза, и когда слегка прихуевший граф отнял руку от лица, то смотреть уже было не на кого… Где-то далеко внизу истошно вопила какая-то старуха.
- Совсем ёбнулась! – подумал граф с сентиментальной грустью.

И он был прав на все сто процентов, подтверждает автор. Так со всем своим кружевным барахлом ёбнулась, что костей хуй соберёшь. А когда-то умная такая девочка была, не ёбнутая, ничего, нормально всё было. И граф тут ни при чём вообще. Она что при нём бы ёбнулась, что без него бы ёбнулась. Ни хуя не сделаешь, когда кукушка улетает, за хвост её ловить поздняк и бесполезняк. Сиди, бля, спокойно и жди, когда вернётся, таблетки ешь, врачей слушайся думай о высоком, и нехуй в окно прыгать, этак, если все попрыгают, кто, бля, работать будет, нахуй?!

- А может ведь и не вернуться, верно?

- И тогда что?

- А ни хуя хорошего, поверь мне на слово! :))))


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
239. и вечный суд, и страшный зов...


  "И я не имею претензий
Ни к веку, ни к тем, кто вокруг".

Анна Ахматова.

1965 год

...Как оказалось, это слово было не последним. И осень эта, надеюсь, не последняя и не окончательная. И подлежит еще обжалованию. Жалко терять, жалобно смотрит солнце, и высокий суд зимы уже собирается в холодной зале, примеряет седые парики и лиловые мантии, шуршит желтыми листками приговора.

Все повторяется. Я, ты, он, она, мир, труд, май, июнь... Не нам судить - нас судят. Кто возьмет на себя смелость выступить обвинителем? Кто возьмет на себя наглость выступить защитником? Где эта самая
скамья подсудимых, подсудных... Под спудом свидетельства очевидцев, ждут своего часа. Я клянусь, что всегда буду говорить правду, только правду, ничего кроме правды. И никогда не скажу всей правды.
Поправьте парик, судья. Я принимаю свою участь. Вы же проявите участие, ибо смягчающие вину обстоятельства - солома, которую подстелил бы, если б знал, где упасть. Вина упавшего. Вина - упавшему. Немного
красного вина, немного... Но осень, господа, время пить чай. Крепко настоянный на желтых листках приговора. Падают листья на шлейф вашей лиловой мантии, судья. Я повторяюсь... Разбегаются от солнца мои тени. Лиловые тени на остывшей земле. Цвета
сегодняшнего дня - золотой и лиловый. Цвета сегодняшнего флага страны, не обозначенной ни на одной карте, не имеющей ни одной партии. Зато в ней есть высокий суд, и ему плевать на ваше гражданство
и подданство, на ваше алиби и пролетарское происхождение. Мудрость и скорбь в глазах судей, весомы и жгуче справедливы их слова. И каждое из них - не последнее. Ввысь уходят белые стены, растворяясь в вечной синеве, ветерок гоняет по паркету зала листы
приговоров, отзвучавших здесь до нас, произносимых вечно и повторяющихся бесконечным эхом в сводах здания.

Своды законов лежат, невостребованные, покрытые серой пушистой пылью. Зачем? Все выучено наизусть, все произнесено не раз. Я слушаю вас, судья.

Но суд удаляется, удаляется... Подсудимые ждут приговора годами, и тихо в зале, и потрескивают рассыхающиеся кресла, и волки, седые волки, зевают в кустах, обнажая лиловое нёбо. Я пою, покачиваясь в такт, тихо пою на отполированной временем скамье.
И песенка эта тянется, тянется... Седые волки надевают мантии, спрятанные в кустах, аккуратно отряхивают их от паутины и листьев. Никто ничего не заметит. Зорко глядит в пустой зал золотой волчий
глаз из-под седого парика. Звучат слова, ничего не значащие слова приговора. А я пою на скамье подсудимых о лиловом и золотом много-много лет
и повторяюсь, повторяюсь...

1995 г.


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
240. МАЛ КИБОРГУ ГРОБИК ЛАМ (МАТ-InstallatioN)


  Автор собранных здесь произведений – Олег «Покер» Барабаш (26.09.1972 г. – 16 (?). 01.1996 г.)
Все они были напечатаны в газетах «Вечерний Воронеж» (64-я колонка) и «Провинциальная Ярмарка» (по ФАКсу) в 1993-1995 гг.


I.

посвящается Ольге Бах

В древние времена жил на свете один человек по имени Абд-ар-Рахам.
И наделил его Аллах дочерью и сыном, и дочь он назвал
Каукаб-ас-Сабах из-за ее красоты и прелести,
а сына он назвал Камар-аз-Заман из-за его великой красоты.
И когда он увидел, какой одарил их Аллах красотой и прелестью,
блеском и соразмерностью, он побоялся для них зла
от глаз смотрящих и языков завистников, и козней коварных,
и ухищрений развратников; и скрывал их от людей в одном доме,
так что никто их не видел, кроме невольницы, которая им служила.

В те же времена жил злой халиф Харун-ар-Рашид, который
страдал тяжелой болезнью бессонницей. Призвал однажды
халиф Мансура, и когда тот явился, приказал привести
Мансуру Джафара, и когда Джафар явился, и они оба
смиренно предстали перед его очами, сказал им: "Напала на меня
бессонница и лишила меня сна, и не знаю я, как избавиться от нее.
Все советы мудрецов я исполнял, но ничего не помогает
мне и, клянусь моими пречистыми дедами, если вы не найдете
способа вернуть мне сон, я велю отрубить вам ваши
неверные головы!" "О, повелитель правоверных, -- отвечал ему Джафар, -- сделаешь
ли ты то, что мы тебе посоветуем?" -- "А что вы мне посоветуете?" -- спросил
халиф Харун-ар-Рашид. "Заряжай, о великий халиф!" -- "Что?!" -- изумился Рашид.
"Заряжай, чурка безмозглая!" -- проорал ему в самое ухо
Джафар. Рашид открыл затвор, вытащил из гнезда бронебойный снаряд
и загнал его в патронник. Затвор с лязгом закрыл ствол пушки.
"Пушка заряжена!" -- доложил Рашид. "Прицел -- восемьсот" -- скомандовал
Джафар. "Прицел готов!" -- доложил Мансур. "Огонь!". Пушка громыхнула,
башню заволокло дымом. "Есть" -- радостно закричал Мансур,
когда дым рассеялся. "Есть-то он есть, -- согласился Рашид, -- да второй
в перелесок ушел, а у нас тяга бортового фрикциона
на соплях держится, с такой тягой нам его не догнать.
Сматываться надо, командир, а то если он с подмогой вернется,
туго нам будет. "Только не ссым, -- ответил Джафар,
прикуривая. -- В уставе такой бой "встречным" называется.
А характерно для него то, что противник сил своих не знает:
разведка ты или головной дозор -- ему то непонятно.
И поэтому главное тут -- не дать ему опомниться".
Джафар загасил окурок и прильнул
к смотровой щели. "Прямое попадание", -- констатировал он,
пристально вглядываясь в разбросанные вокруг воронки
куски тела Каукаб-ас-Сабах-хановой девки. "Теперь бы
Камар-аз-Замана с папашей его Абд-ар-Рахамом не упустить.
Ну да ничего, далеко им не уйти -- там местность пересеченная,
овраги". "А как же моя бессонница?" -- робко спросил
Харун-ар-Рашид. Джафар молча достал пистолет
и выстрелил Рашиду в горло. Кровь залила
бронированный пол кабины. "Спи спокойно, падла, -- сказал
Джафар, пряча пистолет в кобуру, -- тяжело, конечно,
будет без заряжающего, ну да ничего, как-нибудь обойдемся".

1993 г.


II.

неужели это Я? -- подумал Я, глядя на себя... Ja, Ja, -- отвечало Себя, -- это Я.
Кто из Нас Я?

Туча разбила окно, и мелкие капельки воробьев ворвались снаружи
внутрь, воняя марихуаной, и разбили стену... Сквозь разбитость
в стене подуло холодным ветром из воздуха и тучи... Весь пол был залит,
и некоторое количество марихуаны просочилось вниз, к соседям,
послышались их радостные стуки в потолок, отчего потолок сломался,
а у меня сломался пол. И тут, не успел я высморкать подступившие слезы,
как это, раз, того, вдруг, раз, раз, нога вперед, раз, и бежать, куда?,
стой, а я?, я как же?, это... руки мои ногу держать,
раз, стой, отрывать ногу и вторую, хвать, хвать, куда идти
без меня, все шариками покрылось пространство обозримое мне -- я иду.
Мысли мои идут впереди меня и убивают случайных
(случай -- дело тонкое) идущих навстречу мне мыслевладельцев, -- раз, -- говорю
я ноге и другой, -- два, -- значит, не надо это, того,
как делает, туда-туда, вот, мне достаточно хорошо,
можно подумать о любом мысле. Кажется, мы пришли. Лес в поле,
и дома под деревьями на горках из поддомного материала. Тук-тук, -- делает
моя рука и вторая, а затем нога (обе), дверь пытаясь найти,
протиснуться внутрь, туловище машет головой и извивается, -- чпок-чпок, -- раздается, -- у-у, зачем
мы на него это, ходить так далеко сюда, почему,
лучше бы, наверное, не надо, да. Где это находится,
где находится это все, что здесь есть? Папенька мой,
папенька ноги и другой, рук, туловища и т.д. моего прошмыгнул
тихо, как ворона по верхушкам кустов, улыбаясь ягодам и дуплу,
на меня не смотрит, бежать делает вперед, целеустремленно
и осознонаправленно, ноги руками придерживает,
головой смотрит прямо на туловище, и исчез невдалеке, рядом.
Папенька! Забери меня отсюда! А это не папенька.
Гепард -- он и так самое быстрое животное во вселенной,
а внутривенно имеет свойство двигаться со скоростью образования тени,
гепард рвется наружу, и бежит меня с собой,
и все я начинает бежать с гепардом внутри, раз, точно,
только куда это бежать... А хоть бы и куда. Папеньку искать.
Найти папеньку, и РАЗ! Делать с ним все, чего делать нехорошо,
в бумажке написано, земля отрывается от моей ноги,
другой, падает вниз большими кусочками, и исчезает за облаками,
мне становится нечего осознавать и не о чем думать
кроме как окружающей меня пустоты -- стройных клеточек тела гепарда.
Папенька, -- говорим мы (все) и медленно-медленно засыпаем, -- папенька,
гепард потерялся в просторах неба, и небо прокралось мне в вену.
Мне теперь будет совсем хорошо? (чтобы так, это) Будет совсем?


III.

(5=6)

Укажем здесь лишь в общих чертах этот закон, для подробного изложения которого потребовались бы целые тома.

Известно, что на ночной половине земного шара люди
движутся вокруг Солнца быстрее, чем на дневной.
"Выдуйте мыльный пузырь, -- писал по этому поводу
английский ученый Кельвин, -- и смотрите на него: вы можете заниматься этим всю свою жизнь..."; размышляя над этим, великий русский математик Николай Иванович Лобачевский взял числовое тождество: 35+10-45 = 42+12-54 и вынес общие множители левой и правой частей за скобки: 5(7+2-9)=6(7+2-9), затем разделил обе части этого равенства на общий множитель (7+2-9), получилось: 5=6. ...Лобачевский ослеп и вскоре умер.

Многие тела, от которых исходит свет, не являются
сами источниками света -- они только отражают свет,
падающий на них от других источников. Зеркала,
электрические лампочки, парафиновые свечи, кинескопы
черно-белых телевизоров -- вот эти иллюзорные оборотни
фотоновых потоков, эти оптические проститутки,
веками вводившие человечество в заблуждение! Мощным
источником отраженного света является водная поверхность океанов, морей, озер, рек, ручьев, луж, которая, как известно, составляет более 2/3 всей поверхности земного шара. Вода -- вот главный виновник предрассудков! Подсчитано, что воды на Земле содержится 1.500.000.000 кубических километров!
Человек, просто чисто физически, не способен бороться с такой агрессивной армадой совокупляющегося кислорода и водорода!
Первым, кто осознал всю катастрофичность данной ситуации, был гениальный французский математик Эварист Галуа, его тревожные рапорты летели во все концы света, тонули вместе с почтовыми пароходами, насмерть
захлебывались водкой курьеры, тропические ливни
смывали адресатов -- вода стояла на пути у отважного
солдата науки... в возрасте 21 года Галуа был предательски застрелен наемными убийцами из
водяного пистолета: тяжелая водяная капля пробила мужественное сердце...

До сих пор не изобретен вечный двигатель -- в неизобретенном состоянии он был демонтирован на составные части, составные части были захоронены без соблюдения соответствующих мер безопасности, их излучение по сей день продолжает
оказывать свое пагубное воздействие на человека,
поражая Т-лимфоциты, деструктируя деятельность вилочковой железы, ослабляя иммунозащиту организма,
проявляясь в постоянных позывах к потреблению алкоголя, синтезируя в окружающую среду по 5 кубических километров воды в год... Любой девочке понятно, чем это все кончится, ведь вся эта вода моментально становится источником отраженного света, все 5 кубических километров! А, как известно, 5=6...


IV.

Город. Дом. Комната. Комната... В комнате Он и Она
(возможно, что где-то прячется Оно, но Его не видно). (Не видно). Он и Она влюблены друг в друга. Он говорит Ей "Любимая", Она называет Его "Любимый" (Оно - "Любимое"). Любимая на цыпочках тихо подходит к кровати, на которой спит Ее Любимый, и приподнимает
краешек зеленого Одеяла: становится видна обнаженная нога любимого и незначительная часть обнаженного плеча -- Любимый спит.
Любимая полностью срывает зеленое Одеяло, прикрывающее
обнаженное тело спящего Любимого: можно видеть обнаженного Любимого, спящего на кровати -- (зеленое) Одеяло больше не скрывает Его. Любимая долго и задумчиво смотрит прямо в закрытые,
неморгающие глаза Любимого, затем очень тихо,
чтобы не разбудить все еще спящего Любимого, выходит
из комнаты на кухню с зеленым Одеялом в руке, и
осторожно со скрипом прикрывает за Собой кухонную Дверь: через некоторое время с кухни начинают доноситься странные, подозрительные звуки, приглушенные закрытой Дверью, и запах тлеющего зеленого Одеяла. Любимый просыпается,
встает на колени и осматривается затуманенным взором, не открывая глаз: "Холодно", -- задумчиво и долго говорит Любимый, снова ложится на кровать и снова засыпает. Приоткрывается кухонная Дверь, в Дверном проеме лицо Любимой с совершенно безумными закрытыми глазами на лице, Она криво улыбается, за Ее спиной вся кухня в огне. Любимая на цыпочках убегает в другую комнату, стараясь производить как можно меньше шума, чтобы не разбудить Любимого, спящего на кровати; кухонная Дверь начинает дымиться и вскоре загорается,
загорается портьера, идет дым. Любимый просыпается,
переворачивается на бок. "Душно", -- говорит Он не открывая глаз, затем вновь переворачивается, потом переворачивается еще раз, и засыпает... Внезапно просыпается и бормочет невнятно, но с явными интонациями возмущения: "Жарко", -- после чего крепко засыпает; пол горит по всей комнате, кресла полыхают. Где-то очень далеко слышатся тревожные звуки пожарных сирен, затем визг тормозов, грохот переворачивающихся машин -- авария! Любимый, не просыпаясь, сгорает вместе с кроватью, Любимая сгорает, бодрствуя, слышны Ее душераздирающие крики, где-то, вероятно, сгорает Оно (Любимое). Дом сгорает дотла. Огонь перекидывается на близлежащие строения. Город выгорает полностью,
а заодно с ним и соседние города. Все жители сгорают. Все животные сгорают тоже. Замечательно!


V.

Время шло без тормозов... Мальчика, которого я навеки
потерял из виду, звали Время... Следователь попил
воды и добавил: "Едва ли... тогда его звали "Это Я Виноват"... Установка
Тесла предназначена для получения искусственной молнии.
Перельман думал, что физика занимательна,
из мальчика получился следователь, два
раза был тяжело ранен, но не умер, потом все же умер,
веселый, как обязанность. "Покури, лучше будет!" -- сказал он мне,
и время умерло... Все равно, теперь все равно, -- я водил
своими руками как надо, и из-под них выползали
доброжелательные слова, жестокие, грустные мысли,
но я тоже был сердитым человеком, раньше у меня
на руках были часы, а теперь по ним ехал паровоз,
и из-под него выползали раздавленные гости-физики... Пять
месяцев подряд они писали мне письмо, уволили всех
рабочих и уже было принялись встраивать в море моторы,
но кто-то умер, умер, умер... его звали "Это Я Виноват".
Рельсы лежат на земле, рельсы уходят глубоко в небо,
ангелы не дают ордер на обыск мира,
от этого всеобъемлющего стыда умирают следователи,
строятся загадочные поселки, холодные пищевые
продукты падают на кровать лицом вниз, дети насилуют своих сыновей,
она целует его в горло и выпивает его сладкую лимфу -- фу!
Летописцы плачут, подобно Парису, и их слезы, величиной
с красно-зеленое яблоко, падают на колени прекрасным дамам,
которых зовут Венера только потому, что они подвержены
венерическим заболеваниям, летописцы плачут: они
успели записать только один факт его биографии: "Время
стошнило гнойной мочой", и это все... Мгновение -- убежище для
призрака, мгновение -- ласкающая Мессалина, мгновение -- змеи
на жезле Гермеса, рапортующие аэропланы разума,
соленые орлы гармонии, темные потребности сомнений... мгновение
фарширует пироги телефонными трубками и отправляет их
голодным сусликам Индонезии, мгновение морщится
и храпит в зарешеченных руках детства, делает
незнакомых людей солдатами, пьет керосин из баков
взлетающих спутников связи, дает ценные указания
работникам следственных отделов, шаловливо откупоривает
пивные бочки и прячется в подъезд, мгновение рождает
главного героя, главным героем оказывается мальчик,
его увековечивает Луини Бернардино, не подозревающий,
что из мальчика получился следователь, следователь
снимает с трупов часы и разрешает себе думать о смерти,
обнаруживая первые признаки святости, прячется под одеяло, его зовут
Время, он уже никогда не станет майором... Большие города
подняты по тревоге, деньги сгорают в топках инкубаторов,
практичные возлюбленные пытаются оставить следы губной помады
на мертвом лице бывшего мальчика, разнообразие
нашептывает водопроводчикам эротические сказки,
водопроводчики засыпают, забыв повернуть краны,
и во сне уничтожают урожай клубники, на залитых
уксусом мостах стоят круглые гробы, похожие на
серебряные будильники, в них лежит временно мертвое тело,
покрытое тонким слоем следователей. Я Время... Это Я Виноват...


VI.

Уважаемый товарищ председатель и граждане члены чрезвычайной комиссии! От имени всего села нашего, с поручительством, милостиво прошу отпустить на волю незаконно задержанного и посаженного в тюрьму Савина К.Ф.!

Товарища Савина мы все знаем с малолетства,
на наших глазах, можно сказать, рос, и ничего такого
странного или противозаконного мы за ним не замечали.
Тихий был мальчик, в бабки любил играть, рыбу удить... Не мог он, по нашим прикидкам, начальника вашего из города и председателя правления укокошить! Да и видели его в эти часы (когда убийство случалось) у сельпо, пьяного в стернину, -- алиби,
стало быть. Ну и что, что пьяного, зато пахарь он -- лучше не сыщешь, руки золотые, да и лошади его любят... Не мог он, как мы размышляем, председателя с шишкой городской замочить, да там ведь еще взвод верховых в охране шел, тоже всех поубивали,
но Савин не мог. Не поднялась бы у него рука на такое дело, да и человек он по натуре добрый и незлобивый. Раз, правда, случай был, когда разозлился сильно он на николаевских,
что, мол, зерно теперь к ним на мельницу не вози,
и спалил ночью всю Николаевку дотла, одни трубы печные торчат... Бабы, детишки -- все сгорели... Но то за дело было -- понятно, а вот председатель Савину ничего плохого не делал ни в жисть,
знал савинский характер -- чуть что не так -- полное и безоговорочное уничтожение!

Взывая к вашей революционной справедливости,
требуем освободить Савина К.Ф. как честного труженика, героя войны, Георгиевского кавалера всех степеней, самолично уничтожившего за время боевых операций более 150 000 солдат противника, да и пахарь он в селе единственный,
если расстрелять его, то пахать некому будет,
с голодухи подохнем, этакого мы допустить никак не можем, и поэтому в случае невыполнения нашей просьбы по освобождению Савина из-под стражи, в знак нашего
протеста предполагаем предпринять следующие меры:
расстрелять всех, кто в комиссарах и коммунистах
числится, а также семьи их и родню до 4-го колена
(Савин, кстати, тоже в этом списке есть -- у него дед
в подполье правительству вредил), а также для острастки уничтожить 132-й пехотный полк, что в соседней станице расквартирован. Есть, правда, страх у нас один, что Савин, высвободившись, сам всех попереубивает, но тут уже забота ваша -- стягивайте к хутору артиллерию и броневики, хотя Савину что артиллерия, что не артиллерия -- все равно поубивает!.. Поэтому Савина К.Ф. выпустить немедленно!

От имени поселкового общественного совета
записывал писарь Савин К.Ф., и надо вам сказать,
что я уже давно на воле, а на мозги бумагами
этими вам капаю для отвлекающего маневра. Поубиваю! Поубиваю всех как собак!


VII.

+Самка человека состоит из пальцев ног, стопы, голени, икр,
колен, бедра, промежности, больших половых губ, лобковых волос,
малых половых губ, клитора, влагалища, шейки матки, матки,
маточных труб, яичников, ягодиц, анального отверстия,
прямой кишки, верхней и нижней части живота, грудей сосков,
подмышек, поясницы, лопаток, затылка, шеи, плеч, локтей,
предплечий, кистей, ладоней, пальцев рук, ногтей, головы лица,
ушей, волос, носа, рта, глаз, бровей, ресниц, лба, подбородка,
зубов, языка, пищевода, желудка, шеи, трахей,
бронхов, легких, сердца, печени, селезенки, поджелудочной железы,
почек, надпочечников, толстого и тонкого кишечника,
прямой кишки, заканчивающейся анальным отверстием,
и маточных труб, выходящих в матку, которая шейкой
соединена с влагалищем, завершающимся малыми половыми
губами, переходящими в большие половые губы и промежность+

+Устройство самки человека несложно, но предрасполагающе
к осуществлению над ней различных актов, в том числе полового
акта, акта кормления и акта заражения детьми.
Заражение детьми происходит при попадании в
маточно-влагалищную часть организма самки
мужских сперматозоидов, в процессе акта заражения детьми,
или просто полового акта. Акты кормления и другие
равнозначные по смыслосодержанию акты относятся
к разряду жизнеподдерживающих актов, направленных
на поддержание работы организма самки в режиме
антииммунитета к акту заражения детьми+

+Инкубационный период болезни самки, зараженной детьми,
называется беременностью, которая протекает непосредственно
в матке в течение некоторого, порой достаточно длительного
периода времени, что обуславливается эффективностью лечения заболевания.
Большинство случаев заражения детьми, при отсутствии
необходимой терапии, заканчиваются кризисом, именуемым родами,
в результате которых организм самки исторгает чуждые
ему элементы -- детей -- через влагалище в промежность,
и далее в окружающее пространство+

+Считается, что в момент кризиса (родов) и выздоровления
самки человека от заболевания детьми в окружающем
пространстве образуется независимый живой организм,
который порой в точности похож на организм самки,
и следовательно тоже является самкой человека.
Новообразованные самки теряют врожденный иммунитет к заражению детьми
через некоторое время жизнедеятельности,
и подвержены заболеваниям детьми в процессе одного из возможных,
происходящих над ними актов+

+С самками, зараженными детьми следует ограничивать
время общения и время непосредственных контактов,
так как вероятность заражения детьми от больной самки
достаточно велика. Зараженных самок обычно изолируют
от других живых и близких к этому организмов,
и соблюдают карантин до полного или частичного выздоровления.
Живым и близким к этому организмам, случайно или преднамеренно
вошедшим в контакт с самкой, зараженной детьми, или совершившим
над ней какой-нибудь акт, следует по возможности
продезинфицировать все точки соприкосновения с зараженной самкой,
применяя для этого соответствующие медицинские препараты+

!Теперь вы знаете к каким результатам могут привести
контакты с зараженными детьми самками человека,
различные акты с ее организмом, и располагаете
достоверными сведениями для распознавания организма
самки человека среди других живых и близких к этому организмов,
в том числе мужской особи самки человека!


VIII.

"Letter for dr. Poker"

Dedicated to dr. Michael N...

Милая моя, дорогая Саша! Пожалуйста, поскорее приезжай и забери меня отсюда! Срочно!

Это во-первых, а во-вторых: как можно быстрее проинформируй меня о том, где я все-таки нахожусь, любимая моя! Как можно быстрее!

Любимая моя Сашенька! Помнишь ли ты те славные времена, когда ты болела эпилепсией, а я кололся героином, и нам так хорошо было вместе тогда... Как было хорошо!.. Мне, помню, было очень, очень хорошо!.. Очень!.. Да и тебе ведь тоже было очень хорошо, помню даже, что ты каталась по полу, и откусывала себе кончик языка... И когда (помнишь паровоз с вагонами, помнишь?!..), там, на рельсах,
пахнущих пассажирской мочой, на этих холодных,
вонючих рельсах (и шпалах) я взял тебя в первый раз... Как самку... Как дикую свирепую самку!.. А я еще как раз прилично вмазался героином перед этим, а у тебя был один из тех приступов эпилепсии, которой ты тогда болела...

А еще, знаешь, мне приснился сон, про то, как будто мы куда-то очень-очень быстро бежим... И почему-то оба мы голые... И помню, что мне бежать так очень тяжело и напряжно, из чего я во сне делаю вывод, что, наверное, я перед этим хорошенько вкололся героином, вот мне так хреново и трудно бежать... И тебе, вижу, тоже бежать трудно, нелепо это как-то у тебя получается... Наверняка, -- думаю во сне, -- у тебя очередной приступ эпилепсии, вот тебе бежать-то и трудно, так как, по тебе знаю, что во время приступа особо-то как бы и не побегаешь,
а все на полу хочется поваляться, кончик языка
себе пооткусывать... Понял я это, и так мне стало
это нехорошо, что я крикнул громко во сне, -- Стой! Стой! -- кричу, а оно не останавливается, паскуда, так всю ночь и снилось...

К чему бы это?.. Не люблю бегать во сне... Правда, не люблю.... Сашенька...

Последнее время много думаю над тем, я это, или не я... Нет, все же, наверное, не я!.. Подхожу к зеркалу, и точно -- не я!.. Не я отражаюсь!.. Вернее, оно от меня отражается, а я от него -- нет...

Ненаглядная моя!.. Э-э-э... Гм... Как бы это... Короче, я сейчас вдруг понял, что это не я пишу тебе письмо, то есть вообще ничего не пишу, а думаю, фантазия... И тебя на самом деле нет... Игра воображения... Мысли... Все время эти мысли!..А-а-а!... А-А-А!!! Нет! НЕТ!!! Любимая моя, Сашенька, ЗАБЕРИ МЕНЯ ОТСЮДА (сообщи, пожалуйста, как можно быстрее, где я нахожусь -- откуда ты меня забирать
будешь как только возможно скорее)!!!

P.S. Подписи ставить не буду, а то ты догадаешься, что письмо это не мое.


IX.

И никогда не приходит обратно

Откуда эта музыка?... Вы слышите музыку?..
Это хорошо... Закройте ваши глаза... Расслабьте свое тело, так чтобы оно перестало существовать... Пускай замолкнут все эти чужие мысли в вашей голове... Я готовлю вам маленький сюрприз... Полет в абсолютной пустоте...

Смерть держит вас за руку, она говорит,
что у нее есть свои планы относительно вас, она готовит вам маленький сюрприз, и вы забываете о ней...

Картины, состоящие из желанных субстанций... Мальчик
с выколотыми глазами и отрезанным ухом (ты прекрасно знаешь, кто это сделал)... Он умирает, истекая кровью,
и большие желтые мухи уже облепили его раны и пьют свежую кровь...

Ты идешь по улице (это действительно так называется -- "улица"), и смерть держит тебя за руку... Не говори ничего этим, вокруг тебя... Они люди... Что они делают?.. А, кажется, они заняты поиском пищи... Оставим их...

На... это называется... "ПЕРЕДНЕЕСИДЕНИЕАВТОБУСА"...
можно увидеть много интересного... Кто это?.. Не обращай внимания, это человек, он занят поиском пищи... Что он говорит?.. Кажется, он что-то спрашивает... Следи за ним... Следи за мной...
Не обращай внимания...

Я хочу... Почему мои желания не воплощаются так,
как я этого хочу?.. Странно... Неправильно... Так не должно быть... Человек... Что он говорит?.. Не обращай на него внимания... Что он хочет?.. Нет, ваши желания не совпадают... Следи за ним... Сделаем ему маленький сюрприз...

Встает, берется за поручень, стоит, выходит на остановке, идет по улице, сворачивает в арку, наступает на канализационный люк, падает вниз, внизу его жду я и ты... Отрежь ему ухо и выколи глаза... Ему теперь все равно... Мы сделали
ему маленький сюрприз... Возьми человеческое ухо... И глаза... Что ты, кстати, будешь делать с глазами?..

Кругом они -- люди... Их много, сотни, тысячи... Они
хотят не того, чего хочу я... Смотри, они держат
за руки своих самок... Они заняты поиском пищи... Кажется, они едят все... Следи за ними...

Я готовлю вам маленький сюрприз, но это произойдет
не скоро, может быть, сейчас... Вы должны
добывать больше пищи!..Еще больше пищи!..

Вот оно... Следи за ним...

Будет управлять твоей жизнью.


X.

Сказка про дихлофос.

Жили-были дед да баба. Хорошо жили, справно, вот
только детей у них не было. Решили они как-то раз потравить в избе тараканов, навели дихлофосу и все углы отравой этой полили, чтобы паразиты передохли и по ночам не шуршали, сон тревожа. На другой день глядят -- тараканы все кверху лапами валяются -- подохли! Ну тут радость, конечно, какая, пир горой, а тараканов на совок и кошке на съедение. Однако ж ночью все равно что-то в углу шуршит, спать не дает. Взял тогда дед ружье, за печкой сел и давай караулить...

Ночь-заполночь вдруг слышит шорох какой-то, и тень у погреба маячит. -- Бабах! из обоих стволов, упало что-то, да тяжело так -- на таракана не похоже, тараканы вовсе не так падают... Зажгли лампу,
глядят, кошка окровавленная валяется, а через дырки,
пулями проделанные, из нее наружу тараканы выползают...

Что такое?! Полили все дихлофосом, а кошку мертвую собака съела вместе с тараканами. На следующую ночь опять шуршит. Всю ночь не спали, искали, что же это шуршит, да так и не нашли; а наутро дед догадался: "Это ж патроны в ружье шуршат! Ожили патроны, понимаешь!" Полили патроны дихлофосом (сначала хотели собаке скормить, да только сдохла собака; Бог ее знает: то ли от дихлофоса, то ли тараканы ее изнутри сожрали), -- а заночевать решили на сеновале, только какой там, полон сеновал мышей и каждая шуршит почище таракана, так что пришлось и сеновал дихлофосом полить, а потом и керосином, так как мышей дихлофосом не возьмешь, да и керосин-то даже не пронимает, так что сеновал пришлось сжечь начисто, а то шуршат гады, просто спасу никакого нет.

Дней пять жили спокойно, без малейшего шороху,
а на шестую ночь опять: как зашуршит... Ну, тут голову долго ломать не пришлось, быстро определили: это у бабки внутри ребенок завелся и шуршит. Сперва хотели его дихлофосом... Но потом подумали-подумали и решили: втроем-то оно все же веселее!..

И с тех пор стали жить-поживать, добра наживать
и жили долго и счастливо и умерли в один день: дед
с бабкой от старости, а ребенок от дихлофоса - внутриутробная интоксикация это вам не пироги с черникой.


XI.

Сказка про милиционеров.

Все совпадения с реальными лицами и событиями
просьба считать случайными и непреднамеренными

Жили-были четыре милиционера. Снимали вместе квартиру
и были хорошими товарищами. Иногда, когда было положено по графику,
они ходили на дежурство. Все же остальное время, свободное
от боевой вахты, милиционеры пили водку и всячески развлекались
(например, стреляли в подъезде дома холостыми патронами,
арестовывали друг друга в шутку, обыскивали себя
с целью найти незнакомые предметы и т.п.).

Как-то пришло время первому из милиционеров идти на дежурство...
Ушел он, как обычно, и пропал... День его нет, два нет,
три нет, неделю нет, две недели нет, три недели нет,
четыре недели нет, месяц нет, два месяца нет, три месяца нет,
полгода нет, год нет... Обеспокоились другие милиционеры
столь длительным отсутствием товарища -- раньше такого
никогда не случалось, сперва хотели идти его всеми разыскивать,
но потом второй сказал, что ему все равно идти
на боевое дежурство, а заодно он и первого поищет...
Пообещал товарищам быть предельно бдительным и не
поддаваться ни на какие провокации, могущие привести
его к исчезновению... Отправился второй на дежурство, и ни
через день, ни через два, ни через три дня не вернулся.
Месяц прошел, а его все нет. Исчез.

Сильно заволновались двое оставшихся, неисчезнувших милиционера,
хотели идти искать первого, или хотя бы второго,
но, подумав, из осторожности решили остаться дома
и никуда не выходить наружу, даже за водкой посылать соседа...
Приняли все необходимые меры предосторожности,
заколотили все лишние двери, забаррикадировали проходы
и на всякий случай заминировали окрестности... Первым
подорвался почтальон, потом сосед -- некому стало за водкой ходить,
а потом и сам третий милиционер нечаянно (спьяну) на мину наступил...
Ну и разорвало его, конечно, на мелкие кусочки,
на такие мелкие, что четвертый искал, искал -- так и не
нашел ничего такого, что бы хоть отдаленно
третьего напоминало... Хоть бы кусочек погона...

Растерялся четвертый под впечатлением всего случившегося
и не знал, что ему предпринять такого, чтобы хоть
как-то изменить сложившуюся ситуацию... Сначала хотел...
Вдруг видит: прямо по минному полю женщина обнаженная идет, и ничего...

Трахались они, трахались, НО ВОТ ТОЛЬКО БЫЛЫХ ТОВАРИЩЕЙ УЖЕ НЕ ВЕРНУТЬ!..


XII.

Очевидно, необходимы исследования -- физиологические,
биологические, биохимические и другие, чтобы определить построение и устройство подлинного "я". Эмоции заразительны. Ощущения болезненны. Выделения экскрементов периодичны. В виду вышеперечисленного, определение подлинного "я" невозможно.

1916 год. Северное побережье Африки.

В кузове грузовика заперты люди, среди них есть врач,
семья из девяти человек, несколько охотников и другие... Все ловят муху.

1917 год. Северное побережье Африки.

Муха поймана! В России, говорят, беспорядки.
Нечего есть и пить, но это не имеет значения, поскольку есть и пить все равно нечего. Муха поймана!

1918 год. Северное побережье Африки.

Муха поймана! Врач вылечил больного ребенка,
и тот умер от отсутствия воды и пищи. Врач утверждает, что сделал все что мог, но это неважно, так как нечего есть и пить -- голод. Зато поймана муха!..

1919 год. Северное побережье Африки.

Муха съедена! Дожди. Труп умершего ребенка съеден -- врач признал, что тот был совершенно здоров в момент
смерти, и поэтому мясо можно употреблять в пищу, но это неважно, так как несмотря на дожди, все равно совершенно нечего пить. Поймана еще одна муха!

Вероятно, локализация некоего "я" все же наблюдается,
но определить его как подлинное "я" невозможно.
Подлинное "я". Энтропийная насыщенность событий
ставит под вопрос существование какого-либо
объекта вообще -- абсолютное присутствие субъекта
как сущностной подоплеки любых проявлений изначально
трансцендентного события без признаков присутствия
подлинного "я". Чувства неизлечимы. Мышление приводит
к смерти. Определение подлинного "я" невозможно.

1920 год. Северное побережье Африки.

Муха поймана! Определение подлинного "я",
по утверждениям врача, невозможно. Нечего пить, муха съедена!

1921 год. Северное побережье Африки.

Поймано подлинное "я"! Нечего есть и пить,
семья вымерла полностью, их тела были съедены.
Нечего пить. Съедено подлинное "я"! Ночью
врач поймал еще одну муху! Дожди. Муха поймана!


XIII.

Всё зло от баб

Оно, конечно, дюже не гоже об этом гутарить, но коль,
стало быть, такое дело, то тогда зараз все тебе и растолкую... Откель же мне знать, шо оно так-то обернется...

Летом дело было. Я аккурат в курене сидел, погожу, думаю, покеда жинка не вертается с база, и зараз на коня и в степь, а пока суть да дело, съем этих табленток заграничных, что дохтор у меня позабыл, самогонки обпившись. Съел, значит, сколько там, взваром холодным запил, шаровары старые снял, обновку одел и вышел, стало быть, на крыльцо. А таблентки-то в кисет пристроил -- пригодятся еще, глядишь.

А красота такая кругом стоит, что ажник страшно становится! Над хутором кизячный дым пластается, куры в подсолнухах кудахчут, а жинки-то нигде не видать -- запропала жинка куда-то, и коня, наверное, дура, напоить забыла. Съел еще от огорчения
такого еще табленток разноцветных, да и пошел потихонечку на майдан, степью пошел, в обход. Иду, значит, себе, таблентки энти глотаю, суслики в степе посвистывают, по небу облака плывут, вишь ли, разные, а я иду, понимаешь, жинку высматриваю, куды ж она, курва, запропастилась, табленток энтих ужо с пол-кисета съел, и вдруг гляжу, аккурат за пригорком фигура какая-то маячит. Жинка! Я враз таблентки энти проглотил к такой-то матери и на рысях туда.
Прямиком, значит, сзаду зашел, подкрался как лис к тетерке, хвать ее за плечо -- попалась, жалмерка, так ее разэтак! Развертнул ее, стал быть, шоб в зенки ее бесстыжие плюнуть, глядь, ядрена вошь, а энто робот! Стоит дура такая железна, фотоэлементами лупает, на башке антенна крутится, а внутрях моторчики и трансформаторы разные жужжат. Вот сучье вымя! А я ж шашку-то свою в сенцах оставил! Но кубыть дюже не сробел перед бесякой металлической -- хрясть
ее со всей что ни на есть мочи по тому, стал быть,
самому месту, иде у людей, значить, уху быть полагается! Шибко сильно, видать, вдарил, ажник всю руку себе до самых мослов раскурочил -- а ей хоть бы какой сполох случился, -- так нет же,
стоит себе как стояла, ланпочками электрическими сигналит, как фонарь какой на железной дороге, шо в городе, а тут а из-за пригорка-то и остальные роботы наметом прут, и на ходу из лазеров в меня стрельнуть норовят, вражины эдакие, мать их в печенку!
Молодым рысаком до хутора доскакал, и зараз на майдан, так и так, кричу, казаки, роботы на займище! Гутарить
тута недосуг -- на коней и в степь, в один секунд
порубали их всех на металлолом; этого, которого я,
стал быть, вдарил, атаман из обреза снял.

А опосля доктор речь научную сказал, что, мол,
роботы энти от табленток проистекают, и шо с пьянкой,
значить, надо тоже завязывать и прочее. Слухали
мы его, слухали, аккурат до первых кочетов,
а потом порешили мозгоклюя энтого высечь,
шоб оно лутьше понимал природу вещей, так-то,
да и жинку заодно высекли, потому как все зло, оно от баб!..


XIV.

На полу лежит человек. Он, по всей видимости, мертв.
Проходит несколько часов. Открывается входная дверь,
и на пороге появляется второй человек. По всем внешним признакам он жив, но имеет совершенно мертвецкий вид (в отличие от первого -- мертвого, который выглядит как живехонький). Вошедшего зовут Эдель Сулейманов, а лежащего на полу мертвеца -- Орте Галерия.
Проходит несколько часов, во время которых Эдель Сулейманов, совершенно не представляя, что надо делать в подобных случаях, закрывает глаза, пытаясь увидеть какую-нибудь схему дальнейших действий (перед его глазами всплывает образ матери, подмывающей огнетушитель). Эдель Сулейманов в ужасе открывает глаза и нетвердыми шагами идет к креслу. Садится. Некоторое время совершенно ничего не происходит. Темнеет, и вскоре становится совсем темно. Проходит несколько часов. Рассвет освещает комнату,
на полу которой лежит мертвый Орте Галерия, а в кресле сидит, видимо умерший ночью, Эдель Сулейманов, с открытыми глазами. Мертвые выглядят весьма прилично,
не видно никаких признаков гниения или разложения.
Проходит несколько часов. Слышно, как по улице проезжают машины. Неожиданно открывается входная дверь, и на пороге появляется третий человек, с мертвенно бледным лицом. Его зовут Белармино Москера. Белармино Москера осматривает комнату, видит трупы, пытается удержаться на ногах, схватившись за дверную ручку, но падает в обморок прямо на пороге. Проходит несколько часов. Темнеет. Неожиданно дверь распахивается, и в дом врывается, судя по всему, абсолютно пьяный человек, который, спотыкаясь о мертвого Белармино Москера (Белармино Москера умер),
нетвердыми шагами идет к кровати, не замечая ничего вокруг и натыкаясь на мебель. Слышно, как он ворочается, а потом засыпает. Проходит несколько часов. Утро. Теперь можно рассмотреть лежащего на кровати -- Это Педро Кехамо, он мертв. Проходит несколько часов. В дверь входит человек
с пластиковой карточкой на лацкане пиджака; на карточке написано "Сергей Звяльцев старший помощник..." (уголок карточки бликует, невозможно разобрать текст дальше). Сергей Звяльцев осматривает место происшествия, спокойно обходит комнату по периметру, закуривает сигарету, со злостью кидает ее в вазу с цветами и истерично орет: "Я скоро умру! Слышите вы, тупые твари, я скоро умру! Я прямо сейчас умру, черт с ней. со службой!" Сергей Звяльцев оперативно закрывает дверь на замок, отодвинув
в сторону тело Белармино Москера, и садится в углу,
поджав колени к груди. Проходит несколько часов. Сергей Звяльцев мертв. Кто-то уже достаточно долгое время дергает дверную ручку входной двери и громко требует открыть дверь. Судя по голосу, это Франко Шеперман. Скоро Франко Шеперман умрет. Если бы кто-нибудь догадался сменить цветы в вазе и поставить свежие георгины, то в комнате наверняка стало бы гораздо уютнее. Проходит несколько часов.


XV.

...а когда хочется пить, начинаешь потеть, а когда потеешь, становится жарко, становится жарко и хочется пить, пьешь и потеешь, становится жарко, приходится пить, а когда много пьешь, хочется в туалет, в туалете жарко, начинаешь потеть, приходится пить, становится холодно, надеваешь шерстяной свитер, становится жарко, хочется пить, снимаешь шерстяной свитер, становится холодно, надеваешь шерстяной свитер, а он мокрый, хочется потеть, приходится пить, хочется в туалет, перестаешь потеть, хочется пить, снимаешь мокрый шерстяной свитер -- вспотел, становится холодно, кончилась вода, пьешь то, что уже вспотел, становится жарко, приходится идти в туалет, в туалете кончилась вода, становится пить, приходит женщина, вся потная, ей холодно, приходится хотеть, снимаешь с нее мокрое платье, надеваешь шерстяной свитер, хочется выгнать ее в туалет, но кончилась вода, пьешь ее вместе с шерстяным свитером, когда приходит женщина -- хочется пить, вода кончилась, жалко шерстяной свитер, хочется женщину, идешь в туалет, в туалете темно, когда становится жарко и хочется женщину, женщине хочется пить или шерстяной свитер, начинаешь потеть, темно, ищешь женщину, хочется пить, находишь лужу пота -- это женщина, пьешь, и сразу становится холодно, плачешь -- глаза вспотели, свитер кончился, идешь в туалет, в туалете жарко, находишь мокрое платье, хочется пить, темно, вода началась, пьешь, хочется, чтобы все женщины вспотели, становится жарко пить, хочется плакать, почему-то потеешь, надеваешь мокрое платье, оно превращается в лужу пота -- это женщина, приходится пить, а когда хочется пить...


XVI.

Макрофутбол

...Кулиев бьет, не попадает по мячу, снова бьет, снова не попадает, падает, поднимается, выбивает метров на пять -- вне игры... удар от ворот, пас Гешиеву, неточно, мяч попадает в судью на линии, судья падает, -- что же они все так обкурились, все-таки ответственный матч, Зимние Олимпийские игры,
солнце ночью вошло в зенит, трава на поле такая,
что некоторых игроков просто не видно... мяч в игре... Шалимов проходит по правому краю, обводит защитника,
защитник падает -- нарушения правил нет, можно играть, пас Гешиеву, Гешиев бьет по воротам... ай-яй-яй! по своим же воротам бьет! штанга, снова бьет -- снова штанга, падает, мяч уходит за боковую, судья на линии тоже падает, что ж они все-таки так обкурились, такие ответственные игры, и ворота, вы заметили? -- ворота все время туда-сюда... двигаются ворота... из-за
боковой вводят мяч... ГОЛ!.. Нет, показалось... судье на линии оказывают медицинскую помощь, или это полиция... плохо видно... Хашивалиев, по-моему, с мячом, мелькает где-то среди травы, куда, куда он бьет!?!., падает... где же мяч? -- потерялся в траве,

очень высокая трава, да и обкурились все... ищут мяч... судья, наверное, будет добавлять время... нашли мяч? Нет, что-то еще нашли, собрались все, вратарь даже вышел... а-а, похоже, план нашли, вон, видите, -- дымок поднимается... что же они так, ведь от результата этого матча будет зависеть, кто поедет на чемпионат мира по фигурному катанию... извините, катание здесь ни при чем, фигурное, в смысле, катание... да... катание... катание -- оно... катание... А потом, бывает, как шибанет, правда, на самый... Нашли, кажется, мяч!.. Да, полиция нашла мяч, Кулиев пытается отобрать мяч у полиции, падает, опять какая-то заминка... какое же катание по такой траве, все коньки можно пообломать... полиция разрезала мяч, а там план... Кулиев, Кулиев с мячом, отобрал-таки у полиции, падает, бьет в падении, неточно... что же они так обку... Солнце, похоже, заходит, судья прибавил время, наверное, или не стал прибавлять, неясно... зашло солнце -- очень высокая трава, солнце быстро заходит, -- нарушение правил, судья показывает желтую карточку, кому же предупреждение?.. наверное,
Солнцу!.. судья падает... что же они все так обкурились... фигурное катание -- вещь серьезная, чуть больше доза -- и сразу... коньки... ломаются...
трава начинает расти, когда я был маленьким-маленьким-маленьким, не больше спичечной головки, мне мама говорила... Очень темно, сложно говорить... Жена моя, дети, все вышли сегодня на
поле, я думаю, они прячутся внутри Гешиева... что?..


XVII.

Когда-то лето

Пыльное, жаркое лето, со сладострастными глазами
общественного пляжа куда-то подевало деньги из моих карманов, и теперь там лежат руки... Заснул верблюд со своей верблядью в жарком городе Африка, и ты спи, моя сладконогая и быстрогубая Дима... Сладок сон не снимая ботинок...

Простите, а чьи это ботинки?! Там, на дереве, между
упавших сучьев можно разглядеть следы губной помады,
безусловно, оставленные обладательницей этих ботинок,
или какой-нибудь дамой. Что сейчас: лето или ночь?..

Прозрачная мышка моя, куриное ушко мое, давай
с наступлением дня погибнем, как Зоя Космодемьянская,
раздавленная злобным "Челюскиным", как Александр Матросов, закрывший грудью небо "Челленджеру", к чему вновь это утро, с мокрыми от предрассветной мочи розами и пионами, в этом городе, где живут всего трое: двое я и она...

-- Я вас слушаю... Глупые, грязные гвозди!
Как вы посмели звонить без четверти восемь! Счастье мое, заткнись хоть раз, как нормальная ткачиха перед лицом панели! Забери свои... нет, лучше не трогай...грязные, в зеленке руки...

Тебе снилась мельница? НЕТ -- тебе снилось паровое отопление! Закрывай свои раз-два глаза... видишь... половые дирижабли в высоких горах, сминая воздух. .. высоко-высоко в высоких горах... целых
восемь, а может быть больше... С высотой их число растет. И приближается к двенадцати... высоко-высоко и еще выше, и уже кофе не нужен -- они заполняют все небо! Высоко-высоко остались высокие горы -- дирижабль-самка упал... И снова это "что-то" становится таким реальным и неумело близким,
ведь я тут с тобой, а ты там с собой... Хочется что-то
сделать, и я склоняюсь к тому, чтобы закрыть глаза,
ведь если их закрыть, то женщин будет не видно,
только сквозь хитрые щелки покажется там вдалеке... ведро термометров, красные цветы и труп помидора на забитом ложками столе.

Термометры спят, крики раздражения, у меня руки порезаны и все в крови -- это как помидор красным цветом... измеряю метром -- два с четвертью... Не знаю точно, но кажется, ночью чего-то не хватает, обычно -- это сон, вот так и человек: живет-живет, а потом получаются мокрые, орущие дети, так что можешь смело засыпать -- сегодня уже кончилось, а завтра... завтра я расскажу тебе... тебе... то же самое...


XVIII.

Меж пьяных травинок, в женском платье, медленно,
как автобус, ползет женщина, все ближе удаляясь
в солнце, игрушечное солнце из желтой бумаги (половые органы). Она тонко свистит и по-спортивному чихает, искристые ноги ее мохнатятся (Пушкин был похож на обезьяну). Верхняя часть ее туловища похожа на обезьяну, нижняя напоминает Пушкина. Ее лицо пылает зеленым, она раздувает ноздри, и из них струится прозрачный насморк (осторожными прыжками курицы).
Она морщит губы, и они становятся похожи на анус,
анус подмигивает и плачет переваренными капелечками (перловый суп и яблоки). Переползает через телефонный кабель (во всем Архангельске сразу же становится "занято"). Чернозем гноится и потеет, грудь плавно скользит рывками по свежевспаханной каменистой целине (мертвый Пластунский ползет по облакам). Минут через десять проходит полчаса (без шестидесяти двадцать пять
равно двадцать четыре, равно ноль-ноль, равно "завтра"). Над ней пролетает самолет, он летит сам
(во всех самолетах становится "занято"). Она курит папиросу, папироса кровоточит сиреневым туманом, по трахее течет туберкулезная мокрота, превращается в кашель, громко перемешивается с воздухом (тромбоциты флюорографируют "занято"). Осторожно, чтобы не стереть пудру со щек, переваливается через муравейник (муравьи торопливо забегают в ухо и тычутся коллективным разумом в серную пробку). В правую бровь впился клещ (вкусный бабец). Однокрылая птица парит высоко в небе, описывая спиралевидные круги, чей центр является точкой А отрезка АВ, перпендикулярного плоской земле (земля -- плоская). Точка В -- малиновый бугорок
на правой ягодице (укусил ее комар) (бровь) (вкусный бабец) ("занято"). Теплый ветер (потоки воздуха, движущегося из зон высокого атмосферного давления в зоны низкого атмосферного давления, низкого атмосферного давления, потоки воздуха) колышет ее двойной подбородок, аллегорически сдувая с него помет зверя "суслик" (мертвый Бартольев менструально белеет,
вульвируя меж облаков). Овраг (мне налей чаю -- потри спину мне). Гнидастая, вшивая перхоть под ее ногтями, впивающимися в землю, почему-то ставшую перпендикулярной плоскостью по отношению к плоской плоскости земли (земля -- плоская). Плоская земля (земля -- плоская). Пятки ее слабо грязнеются в грязноватой ночной темноте, грязнеется плюсна,
оголенная малая берцовая грязнеется грязно и развратно, разорванные же мускулы грязнеются мускулисто, и грязно сокращаются (...). Станция "Грязи" (параллельное -- грязное-железнодорожное-железо-рельсы-грязнеясь-пропадает
за круглым горизонтом плоской земли). Она ползет
по грязному, плоскому перрону, истекая лимфой (испуганные собаки разбиваются о рельсы падая). Таксофонная будка (собаки живут в будках).
Ее обмороженные пальцы, покрытые волдырями ожогов,
привычно проворачивают диск, набирая нужный номер
(во всем Благовещенске сразу же становится "номер не отвечает"). Длинные, относительно коротких, гудки ("номер не отвечает" относительно "занято"). Все было зря (налей мне на спину чая -- потри мне чай на спине)...

XIX.

Письмо. Это письмо. Тебе пишу я. История. О том, как когда-то, вчера или... Точно вчера. Со мной случилось... Нет! Пусть это лучше случилось с тобой! Случилось с тобой. Выпила одеколона и увидела в небе лицо Фрунзе. У Фрунзе вместо глаз были ногти. Ногти. Раны на незаживающем теле человека. Выпила одеколона... Вхожу. Ты обнимаешь мои ноги ниже и выше колен. Бедра обнимаешь и икры. Противно. Ты скользкая. Пьяная. Женщина. У тебя... Дай-ка я загляну тебе поглубже в рот. Поглубже. Еще поглубже. Еще... Красное!.. Все красное и шевелится!.. С омерзением плюю тебе глубоко в рати закрываю его плотно, как можно плотнее, чтобы не было видно красного... Я не знаю что делать. Тру плечо обнаженной ладонью. Пугающее маленькое насекомое, растопырив крылья, пригинаясь бежит по моему телу, вздрагивая с тупым удивлением человека. Скоро кончится жизнь. Или не кончится никогда. Скорее всего, что не кончится. Никогда. Вечно. Будет продолжаться вечно. Противно. Скользкая, пьяная, с глубоко открытым, красным, шевелящимся ртом. Крылья мои морщинятся и растопыриваются, пригинаясь. Тру крылья обнаженной ладонью с тупым удивлением человека. Одеколон. Хорошо. страшно, а в небе теперь трупы лошадей в опилках явный признак неоканчивающейся жизни. Зачем все это началось... Вошел. Посмотрим за шкафами. Ничего. Слишком много ничего... Пугающее насекомое бежит. тупо растопырившись в разные (или только в одну?..) стороны. Противно. Тру насекомое обнаженной ладонью. Пугающее насекомое превращается в пятнышко, но жизнь его будет продолжаться вечно. С тупым удивлением человека. Оно теперь в небе. Пускай. Все меня бросили. Все бросили. Ты. Бросила. Тварь!.. История. Когда ты с тупым удивлением пугающего меня насекомого, выпив одеколона, обнимала мои ноги выше и ниже колен, а потом ушла. бросила меня, тварь Пряталась всю ночь за шкафами, все то время, пока мои крылья морщинились, а насекомое превращалось в пятнышко под настойчивым трением моей обнаженной ладони, сколько разного я хотел сказать себе в твоем присутствии. Я хотел смотреть на красное глубоко у тебя во рту, не отрывая взгляда в течение часа, двух. Мне было бы приятно. Смотреть. Это приятно. Хорошо. Хорошо, что ты вся такая пьяная, мокрая, скользкая, и что внутри тебя глубоко красное. Хорошо. Ненавижу. Мерзко и противно. Это насекомое, оно меня бросило. И ты бросила. Все меня бросили. Меня. Нет! Пусть это лучше случится с тобой! Тебя бросили. Насекомое тебя БРОСИЛО! Жизнь никогда не кончится. Глубоко во рту всегда будет шевелиться красное. До свидания!


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
241. МАЛ КИБОРГУ ГРОБИК ЛАМ - 2 (MAT-InstallatioN)


  Олег «Покер» Барабаш (1972-1996)


ШаР(повествование диалогом)ФиК


- Ты не видела моего шарфика?
- А ты, в свою очередь, не видел ли моего коврика?
- Я говорю про шарфик…
- Я тоже говорю про шарфик…
- Ты говоришь про коврик…
- Нет, просто я называю шарфик ковриком…
- Мой шарфик ковриком не называй.
- Я говорю о своём коврике. Подразумеваю шарфик. Твой.
- О моём шарфике не говори.
- Я не говорю. Я отвечаю. Ты спрашивал про коврик…
- Не называй мой шарфик ковриком.
- Давай говорить о другом.
- Давай. Даже думать совсем о другом…
- Коврике…
- Шарфике! Моём. Другом.
- Правильно.
- Где он?
- Что?
- Кофемолка.
- Я не понимаю…
- Я сам не понимаю.
- Давай говорить о чём-нибудь не об этом.
- Я и говорю не об этом. Я говорю о другом. Как бессмысленно…
- Почему?
- Потому, что так надо.
- Ты говоришь глупо.
- Я и думаю то, что говорю. А думаю я то, что думается. А думается всем одно и то же. Все думают о жизни.
- Значит, жизнь – это очень глупо.
- Потому, что так надо.
- Я не расслышала, что ты сказал только что…
- Где?
- Что?
- Ну не жизнь же! Шарфик, мой маленький шарфик!..


NFE__________________________________________________


ЖЕНСКИЙ ГОЛОС,
МУЖСКОЙ ГОЛОС (1 РАЗ),
ГОЛОСА ВРАЧЕЙ (возможно, обоего пола)


- Игорь!..
- …
- Игорь!..
- …
- Игорь, говори со мной!..
- …
- Игорь!..
- …
- МЫ ТЕРЯЕМ ЕГО!..
- Игорь!..
- …
- Игорь!..
- …
- Игорь!..
- …
- СКОРЕЕ! ЭЛЕКТРОШОК!..
- Игорь!..
- …
- Игорь!..
- …
- ПРЯМОЙ УКОЛ В СЕРДЦЕ…
- Игорь!..
- …
- Игорь!..
- …
- Игорь! Игорь! Ответь мне! Скажи хоть что-нибудь!!!
- …
- Игорь!..
- …
- ДАВЛЕНИЕ ПАДАЕТ…
- Игорь!..
- …
- Игорь! Игорь, ты слышишь меня?! Это я! Игорь!..
- …
- ПУЛЬС НЕ ПРОСЛУШИВАЕТСЯ, ДЫХАНИЕ ОТСУТСТВУЕТ. ЕЩЁ УКОЛ…
- Игорь!
- …
- Игорь!..
- …
- Игорь, я прошу тебя: не умирай!
- …
- Игорь!..
- …
- ЗРАЧКИ НА СВЕТ НЕ РЕАГИРУЮТ…
- Игорь!!!!!!!!!!!
- И-И-И-Н-Н-НАХУЙ, ДУРА, МНЕ НИШТЯК…


NFE__________________________________________________


АННА (НН)


- Анна!.. Ты беременна?! – Н-нет, дорогой… - Анна!!! Признайся, Анна! Ведь ты беременна?! Да?!! – Да, да, дорогой! Я беременна!.. – Анна! Ты беременна! – Д-да, дорогой!.. – Анна!.. А… Ты… беременна… от меня?.. – Я… - Признайся, скажи правду!.. Скажи, что беременна от меня!.. – Да, да, дорогой, - я беременна!.. Я беременна от тебя… - Анна!!!.. От меня!!!.. Значит – не от «того»!.. Анна!.. Скажи, что не от «того»!.. – Э… - Анна!.. Анна!.. Признайся!.. Скажи правду!.. Пусть горькую, но правду!.. Ты беременна не от «того»?!. – Нет!.. Нет, дорогой!.. Я беременна!.. Беременна от тебя!.. Беременна не от «того»!.. – Анна!!!.. Милая моя Анна!!!.. Ты беременна!!!.. Беременна от меня!!!.. Беременна не от «того»!!!.. Анна!.. – Я не Анна… - Как не Анна?.. Анна!.. Анна!.. Ведь это ты, Анна!!!.. Анна!.. Я узнал тебя – это ты!.. Анна!.. Признайся!.. Скажи, что это ты!.. – Да, дорогой!.. Это я!.. Анна!.. Твоя Анна!.. Анна!.. Я только что съела носки… - Анна!.. Ты беременна, Анна!.. Беременна от меня!.. Тебе нельзя есть носки!.. – Я… - Анна!.. Анна!.. Скажи… а… это были… мои… носки?.. – Н-нет, дорогой, носки… - Анна!.. Анна!.. Ты терзаешь меня, Анна!… Ты мучаешь меня!.. Не лги мне!.. Скажи!.. Ведь это были мои носки?.. Анна!.. – Да!.. Да, дорогой!.. Да!.. Я съела твои носки!.. Я так счастлива, дорогой!.. Я беременна!.. Беременна от тебя!.. А не беременна от «того»!.. Я так счастлива есть твои носки!.. Я так счастлива, что я не съела носки «того», что… - Анна!!!.. Я же не ношу носки!!!.. – Я не Анна!..


NFE__________________________________________________


обсуждение произведения отправить произведение друзьям редактировать произведение (только для автора)
 
  
 
242. Вечная Жена


  Гному-А-Лле, по прочтении «Про курочку» ни с того ни с сего.:))

Жили-были дед и баба. Дед жил в хате, а баба во дворе, потому что каменная она была, здоровенная и в дверь не пролазила. Дед (когда ещё дедом не был) думал было стену разобрать, чтоб энтот монумент, значить, в хату впереть, но передумал - раз уж ни отец, ни дед, ни прадеды до седьмого колена её в дом не перемещали и вокруг ничего не строили, так и ему оно не надо. Хучь и жена, а одно слово - каменная. Стоит и стоит, сиськи развесила, исть не просит, ебаться не пристает, только улыбается загадочной улыбкой, не хужее Жаконты с телевизера, справная баба, дай Бог каждому. Скоко мужиков рода Ермудаевых на ней женилось, а ей хоть бы хны! А как не жениться, если она на ихнем дворе семьсот лет назад вылезла из земли и хуй куда её выкинешь. Пробовали, как не пробовать, страхоидолище такое держать у дома - это ж стыд и срам несусветный! Выволокут, сбросят в овраг - день-два, и лыбится на подворье каменная тётка, только в другом месте - то на огороде взойдёт, а то и прям посреди отхожего места, от сортира одни обломки! Да ещё и несчастье какое-нибудь с кем-нибудь приключается, то ногу глава семейства сломает, то братья меж собой передерутся. Оно понятно, что по пьяни, а как тут не пить, когда такая хуйня средь двора корячится! Но, блядь, пока её не трогаешь, всё нормально - все целые, всё тихо. Ну, помирают иной раз, конечно, дык а кто ж, кроме неё, дуры каменной, бессмертный-то? Попривыкли со временем, и отец семейства того несчастного решил, чтоб уж её, суку, окончательно умаслить, женить на ней старшего сына. А когда старший сын умер, женили на ней младшего - у среднего, к его счастью, жена была к тому времени. Но он недолго радовался - умер младший брат, и решено было женить на ней его племянника, а откуда его брать, как не у среднего, который, пока старший да младший на идолице женаты были, детей настрогал штук девять, и все, как подбор, мальчишки! Так и повелось - женить на бабе кого-нибудь из рода Ермудаевых, кто под руку подвернётся, чтобы ей, значить, почёт и уважение оказать. И оказывали уж, чего греха таить - и шубы дорогие енотовые на плечи вешали, и шали кашемировые на калган её тупорылый накручивали (ненадолго, ясное дело, чисто полюбоваться да богатством похвалиться), и цветочки рядышком посадили. Одно удовольствие стоять в такой позиции! Тимофей Ермудаев, как гласит семейное предание, даже приспособился курям у бабьего подножья бошки рубить, да ихней кровью ей губищи мазать, на манер помады, но его старики приструнили быстро, жертву ей кровью приносить, говорят, грех великий – жить с ней живи, как положено мужу и жене, но курей руби где-нибудь в другом месте, а помады ей купи в сельмаге, там руби роуз дешёвая оттенков семь, а то и больше, с перламутром и блёстками, будет, как Памела Андерсон, только сиськи не силиконовые, а натуральные – чистый базальт, а то и гранит, чем чёрт не шутит.

Вот так и стоит баба каменная по фамилии Ермудаева, а по имени Параша, как её самый старшой Ермудаев в сердцах назвал, когда она посередь толчка вылезла. Легче, блядь, оказалось новый толчок построить в другом месте, чем её, безмозглую, вытаскивать. Да и противно – вся ж в говнище! Первый-то Ермудаев так на ней и женился, из говна взял по благородству своему урождённому, хоть и заставили... Со временем там, конечно, всё позаросло травой да цветами, пахнуть перестало, а с бабы-то нашей, раскрасавицы ископаемой, всё говно ещё сразу дождём смылось, и стояла она вся чистая и весёлая, ну как на ней не жениться? И хуй кто жалел, надо отметить. Такую жену днём с огнём, а ночью с водой не найдёшь, разве только что сама из-под земли вырастет на счастье мужу своему наречённому, всей душой её полюбившему до самой своей смерти, как любили её, каменюку бездушную, до него и после него избранные рода Ермудаевых, респект и увага им за это!


обсуждение произведения